Ночной зверёк

7 глава

Проспала Амти не больше двух часов и голова раскалывалась, а в глаза будто бы песок насыпали. Рядом зашевелилась Эли, она прижалась к Амти поближе, зашептала:

— Пойдем проверим Аштара? Он наверняка проснулся!

И Амти поняла — одной ей идти страшно. Эли, наверняка, представляла, что Аштар там уже мертвый лежит, бледный, жуткий и одна только алая кровь напоминает о том, что когда-то он был живым.

Амти тоже это представила, испытав странное, сложноопределимое ощущение. От легкости, которой ее одарила вчера госпожа Шэа не осталось и следа. Теперь Амти думала, а что если она хочет сделать другой, неправильный выбор, что если когда-то сделает его.

— Ты опять думаешь о своей жалкой жизни? — спросила Эли. Она взяла очки и надела их на Амти, а потом встала с кровати и потянула Амти за собой. Шайху перевернулся на другой бок, зевнул, но не проснулся.

Неселим спал на раскладушке в обнимку со своей биохимией. На кровати, получившейся из кресла, улыбался во сне Мелькарт. Наверное, подумала Амти, допрашивает кого-нибудь.

Госпожи Шэа в гостиной не было. Амти и Эли прошли мимо комнат. За одной из дверей слышался смех Маарни и голоса Мескете и Адрамаута. Амти не стала прислушиваться. Они с Эли замерли перед второй дверью, переглянулись, а потом Амти вошла первой. Аштар лежал неподвижно и на секунду Амти подумала, что страх Эли сбылся, но потом он открыл один глаз, уставился на них.

— Аштар? — неловко позвала Эли.

— Ммм?

А потом Эли зашипела, взвизгнула, как злая кошка:

— Ты что идиот?! Как ты нас всех напугал! Дебил! Придурок! Ненавижу тебя, Аштар!

А потом, буквально в один прыжок, она оказалась рядом с Аштаром, прижалась к нему. Амти подумала, что Аштару должно было быть больно, любому нормальному человеку, получившему такую рану, было бы больно, если бы на него так накинулись и так прижались. Аштару — не было, он даже не поморщился.

Амти вдруг вспомнила голову Кошки, которую он отсек. Его сила была намного больше человеческой, и это Амти немного пугало.

Эли что-то шептала Аштару, а Амти чувствовала себя чужой. Вроде как она нужна была только для того, чтобы открыть дверь, а теперь мешала. Поэтому она сказала громче, чем нужно было:

— П-привет!

— Привет, котеночек. Ты пришла меня проведать?

— Ну, да. Вообще-то мы все очень за тебя волновались.

Слово «все» Амти постаралась выделить отдельно, но, видимо, получилось скорее смешно, чем внушительно. Аштар и Эли засмеялись. Он поманил ее рукой, приглашая.

— Иди к нам, котеночек, мы не кусаемся. По крайней мере, я сейчас не в форме.

Некоторое время они валялись молча, и Амти чувствовала радость от того, что они рядом, от их тепла.

— Уют норы, — сказала Эли.

— Фу, сестричка. Звучит пошло и как-то безумно.

— Фу, — согласилась Амти, но больше потому, что залюбовалась на Аштара.

— Тупые вы, — сказала Эли добродушно. — Как думаете, что с нами теперь будет?

Амти помолчала, Аштар тоже не спешил отвечать. Теперь у них не было дома, все стало зыбким, и Амти ни в чем не могла быть уверена.

— Умрем? — предположил Аштар.

Амти потянулась, а потом сказала вдруг, именно потому, что подумала, вдруг они и вправду умрут:

— Ты был героем. И спас нас. Спасибо тебе. По-моему, ужасно здорово, что ты… ну такой смелый и сильный.

Эли замолчала, лицо ее приобрело хитрое выражение, но Амти решила не обращать на нее внимания. Она продолжила:

— И я очень ценю тебя. И здорово, что ты жив. Мы все волновались.

А потом, повинуясь все тому же предчувствию их неминуемой гибели, Амти подалась к нему и поцеловала его в губы. Губы у Аштара были неожиданно холодными, но почти тут же Амти почувствовала его зубы — он улыбнулся.

— Котеночек! — сказал Аштар, мягко отстраняя ее. — Ты сегодня прекрасная дама, а я твой рыцарь?

Амти густо покраснела, сложила руки на груди, не зная, что сказать. Эли хихикнула.

— Это очень приятно, — сказал Аштар. Он коснулся пальцами своих губ, задумчиво, будто не совсем понял, что произошло. — Но я рыцарь, которому больше по душе другие рыцари.

— Ммм, — неразборчиво протянула Амти. — Угу.

— Но ты очень милая, котеночек!

Амти открыла и закрыла рот, потом кивнула и поправила очки.

— Ну, да. Спасибо.

Больше всего ей хотелось, чтобы сейчас сюда ворвались Псы и закончили ее позор. Но вместо Псов Мира, что вероятнее всего было к лучшему, в комнату заглянул Адрамаут:

— Малыши, собрание и скудный завтрак через пять минут. Аштар, как ты?

— Думаю, что смогу прогуляться до кухни. Еще смогу танцевать, на случай если мы отправляемся в клуб.

Адрамаут помолчал, потом улыбнулся еще шире:

— Исключу тебя из голосования.

Амти резко встала, сказала:

— Надо подготовиться к завтраку.

— Ты же не обижаешься? — спросил Аштар помедлив. Нет, Амти не обижалась. Она даже не особенно понимала, что чувствует по этому поводу. Может быть, это что-то даже не было таким ужасным, каким рисовалось ей в первые секунды ее позора.

Через пять минут все были в сборе. Госпожа Шэа приготовила на завтрак овсянку, и Адрамаут сказал ей:

— Спасибо, мама, вы очень добры.

— Надеюсь, это не сарказм, Адрамаут, — сказала госпожа Шэа. Она держала за руку Маарни, и глаза у Маарни были грустные. Адрамаут и Мескете смотрели на нее виновато, а еще так, как будто и на минуту не хотели оставлять дочь.

— Мы прогуляемся, — сказала госпожа Шэа. — Проведаем больных и занесем продуктов неимущим. Никому не открывайте, не делайте глупостей и не берите спички.

Амти подумала, что чувство юмора у матери Мескете такое же, как у самой Мескете.

Госпожа Шэа и Маарни ушли, и они остались одни. Амти безынициативно ковыряла ложкой в тарелке с овсянкой. Перед ней сидел Мелькарт, вид у которого был такой, будто он с большей охотой съел бы лед из холодильника.

Ему и Шайху без сомнения пригодился бы рассол, но гостеприимство госпожи Шэа тоже имело свои пределы.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Адрамаут сказал:

— Итак.

И будто бы все, о чем они пытались не думать разом предстало у них перед глазами. Будто в одном этом простом слове было заключено то, что они так надеялись забыть.

— Надеюсь, — сказал Адрамаут. — Все понимают, что идти нам, по крайней мере пока, некуда. Кроме того, теперь нас прицельно ищут Псы Мира. Мы оказались не в то время и не в том месте, и теперь нам придется как-то с этим жить. Это с одной стороны. С другой стороны — судя по тому, что говорят по телевизору и что рассказали нам Амти, Эли и Неселим, Инкарни Двора готовятся к ритуальному празднику. Они приносят жертвы во имя Царицы, а это значит, что Царица собирается спуститься по Лестнице Вниз еще раз в День Темноты. Времени у нас меньше, чем мы рассчитывали, около месяца. Если мы когда-то и могли бы остановить Царицу, то сейчас самое время.

— А остановить Шацара? — спросила Амти.

— Мы не можем остановить Шацара. У нас нет инструментов, ресурсов и доступа, — сказала Мескете. — Но мы можем делать то, на что способны. Однажды мы уже были во Дворе. И мы способны провести туда вас.

— Во Двор?! — спросил Шайху. — Стоп-стоп-стоп, это то чудовищное место, откуда вы пришли и куда не хотите возвращаться?

— Не хотим, — сказал Адрамаут.

— Но еще меньше вы хотите подвергать опасности свою дочурку, когда за вами охотятся Псы, — сказал Мелькарт. Он улыбнулся, обнажив зубы. Он говорил безо всякого злорадства, в обычной своей, издевательской правда, манере. Констатировал факт.

— Это тоже правда, — развел руками Адрамаут. — Но правда и в том, что если бы мы могли предложить вам что-то безопаснее после того, что случилось вчера в торговом центре, мы бы предложили.

Неселим спросил:

— А где гарантия, что во Дворе нас не убьют сразу же?

Мескете хмыкнула:

— Нет гарантии, что там не убьют нас. Но мы постараемся. Вам волноваться не о чем. Мы все Инкарни, Неселим. Двор принадлежит вам, в отличии от Государства. Это наш дом, признаем мы это или нет. И там рады любому Инкарни.

— Важное замечание: все это касается уточнения «сразу же».

— Спасибо, Адрамаут.

Мелькарт хрипло засмеялся. Он сказал:

— Я был там, надо сказать. И сполна оценил местное гостеприимство.

Он снова засмеялся, словно во всем этом крылась какая-то шутка, а потом пошел к холодильнику и взял водку. Открыв крышку, он глотнул прямо из горла.

Снова повисла непроницаемая, липкая и густая, как туман, тишина. Амти вздохнула, и вздох ее показался ей таким громким, что она сказала:

— Извините. То есть, я вот совсем не против. Не потому что я очень во Двор хочу. Просто я устала. Ну, прятаться. Нам негде жить, может быть здорово было бы отправиться… в командировку.

Эли хихикнула:

— Какая ты тактичная.

Адрамаут подмигнул ей, а Мескете не изменилась в лице. Она сказала:

— По сути, верно. Мы скрываемся от Псов. Там, во Дворе, мы с Адрамаутом могли бы сделать то единственное, что Государство может заметить. Мы могли бы убить Царицу, о которой так трепали языками Инкарни Двора во время терактов. Если у нас получится, мы могли бы рассказать об этом здесь, скажем, взломав эфир.

— Типа как «мы спасители мира, не убивайте пожалуйста нас и нам подобных»? — спросил Аштар.

— Вроде того. Мы могли бы доказать, что хотим жить в этом мире не меньше всех остальных, — сказал Адрамаут. — Мы с Мескете не будем заставлять вас участвовать. В случае, если у нас не получится, вряд ли можно будет просить экстрадиции обратно в Государство. Но вы просто спрячетесь во Дворе вместе с нами. И если нам повезет, мы все вместе вернемся…

Он помолчал, а потом сказал как-то неуверенно, будто это слово не совсем подходило:

— Домой.

— Стоп, — сказала Эли. — А как мы вообще убьем Царицу?

— Мы, — сказала Мескете.

— Я и говорю: мы. Мы ведь команда или вроде того. Вы же сами так всегда говорили.

Адрамаут и Мескете переглянулись, а потом Адрамаут сказал:

— У нас есть идеи по этому поводу. Но пока мы вам их не скажем. Неужели вы думаете что во Дворе нет Инкарни, способных читать мысли? И скорее всего вы встретитесь с ними до того, как Царица предоставит вам полную свободу пребывания. Мы с Мескете вполне умеем скрывать свои мысли…

Амти подумала, что наверняка научились делать это в постели с Царицей, Мелькарт поймал ее взгляд, хмыкнул, оскалив зубы.

— Но когда придет время, поверьте, мы все вам расскажем, — продолжил Адрамаут. — А теперь давайте сделаем вид, что у нас демократия и проголосуем! Кто за то, чтобы отправиться во Двор и попытаться совершить покушение на Царицу абсолютного зла — поднимите руки.

Амти подняла руку, как и Эли с Аштаром. Неселим помолчал, потом сказал:

— Воздержусь. Пока что.

Шайху поднял руку, сказал:

— Ну, по крайней мере там, наверное, веселее, чем в деревне.

— Это да, малыш, — сказал Адрамаут. — Ты и не представляешь, насколько.

Мелькарт долго молчал, в какой-то момент Амти показалось, будто он завис, как картинка на телеэкране, когда неожиданно обрывается эфир. Потом он поднял руку и немедленно отсалютовал. А потом немедленно выпил.

Мескете сказала:

— Но для видимости демократии нужен и альтернативный вариант. Кто за то, чтобы уйти в леса, когда сюда приедут Псы и мерзнуть там, пока Царица не уничтожит мир?

Неселим сказал, понимая, что последние слова были обращены именно к нему:

— Это ангажированный вариант, ты ведь и сама это понимаешь. Но хорошо, Двор так Двор.

Амти подумала, что испытывает странное возбуждение от одной мысли о Дворе. Ей вдруг показалось, что отчасти все причины, по которым они сбегают есть лишь только верхний слой, некие рациональные доводы, которые только оправдывают их тайное и сильное влечение к месту, которое можно назвать домом всех Инкарни.

Амти чувствовала, что Мескете и Адрамаут, будто переломавшиеся наркоманы, хотят и не хотят снова испытать что-то, что может дать Двор. Так же и сама Амти — она видела ужасные вещи, но ей хотелось снова вдохнуть воздух мира абсолютной тьмы.

Амти была уверена, что Эли и Аштар, которые и не были там никогда, чувствуют позыв отправиться туда на уровне почти неизъяснимом. Наверное, так рыба движется на нерест или птицы улетают на юг.

В одном Мескете и Адрамаут были правы: это лишь вопрос времени, когда Псы найдут их. Сейчас, когда Инкарни Двора совершили теракты, они прочешут каждый дом, лишь бы найти кого-то, на кого можно спустить народный гнев.

Когда людям больно и страшно, им все равно, кого за это наказать.

Госпожа Шэа и Маарни вернулись, Мескете сказала:

— Мама! Ты могла бы достать нам зеркала? Мы дадим тебе деньги, но нам нужно хотя бы три.

— Зачем вам зеркала, мамочка?

— Чтобы отправиться в путешествие, милая. По работе. Но мы вернемся к тебе, как только сможем.

Госпожа Шэа подумала, а потом сказала:

— Здесь у меня есть хорошие друзья. Если нужно, мне не откажут. Пока вы тихонько посидите в погребе, я попрошу соседа помочь мне принести их.

И Амти подумала, как это неправильно, что она не отговаривает собственную дочь. Амти непременно бы отговаривала. Перфекти, судя по госпоже Шэа, не были хорошими, хотя были добрыми, по крайней мере не были хорошими в том смысле, в котором это слово понимала Амти.

Чего-то в госпоже Шэа не хватало.

Впрочем, сказал внутренний голос, кто бы говорил.

В погребе они сидели довольно долго, Амти все время чихала от запаха пыли, а их с Эли компания — банки соленых огурцов, постоянно норовили упасть от любого резкого движения. В погребе они решили поиграть в слова, и Амти мало того, что все время доставались слова на букву «я», так еще и Мелькарт всегда говорил за нее и требовал зачесть это как подсказку.

Потом решили поиграть в «правду или вызов», но Эли все время задавала вопросы про секс и Неселим отказался играть.

Амти казалось, что снаружи, над ними проплывают года.

— А что если мы уже мертвы и это и есть загробный мир? — спросила Амти.

— Ой, заткнись, — сказал Шайху.

В целом им было не привыкать сидеть целыми днями под землей, но сейчас какое-то невероятное возбуждение охватывало Амти, делая ее пребывание здесь невыносимым. Похожее ощущение, судя по всему, было и у остальных.

В конце концов, Амти услышала тихие шаги Маарни. Она показала что-то жестами, Адрамаут засмеялся.

— Все готово, — сказала Мескете. — Бери оружие, Мелькарт.

— Ты уверена, что во Дворе… — начал Неселим.

— У нас во Дворе есть такая демократическая свобода, как право на ношение оружия, — сказал Адрамаут. — И еще одна: право его применять. Поэтому, вот, возьми дробовик и поднимайся.

Госпожа Шэа поставила зеркала в своей комнате. Шторы были задернуты, четыре зеркала в человеческий рост стояли в ряд. Одно из них, с каркасом из цветов, в которых притаились поющие птички, явно пребывало здесь всегда. Не то чтобы они занимали всю стену, как требовалось в списке покупок, но это было лучше, чем ничего. Госпожа Шэа спросила:

— Достаточно, Мескете?

— Думаю, сойдет. Деньги мы оставляем тебе, оружие мы забрали, а машины оставили достаточно далеко. У тебя не должно быть проблем, мама.

Мескете взяла за руку Маарни, они с Адрамаутом вывели ее из комнаты. Конечно, им хотелось попрощаться. Госпожа Шэа как ни в чем не бывало начала вытирать зеркало.

И Амти отчего-то захотелось ее поддеть. Она спросила:

— А что если Маарни будет Инкарни, как ее отец и мать?

Эли толкнула Амти локтем в бок, так что с Амти едва очки не слетели. Мелькарт хмыкнул, потом засвистел какую-то причудливую песенку.

— Амти! — сказал Неселим укоризненно, а Аштар и Шайху переглянулись. Госпожа Шэа обернулась посмотреть на нее. Глаза ее, казалось, светились в темноте. Вчера Амти этого не заметила, но сейчас видела очень ясно. Ее зрачки были золотистыми. Легкий отлив, едва заметный, и все же он был.

— У нее всегда останется выбор. Даже если он будет не так прост. В конце концов, каждый из нас волен выбирать. Может быть, это все, что у нас есть.

Вернулись Адрамаут и Мескете. Амти еще раз удивилась, как же Маарни похожа на Адрамаута, и подумала, что теперь легче могла бы представить его человеком, восстановив его облик по его дочери. Амти еще увидела, как Мескете и Адрамаут по очереди целуют Маарни — в висок и в нос. И услышала сдавленное:

— Я люблю тебя, — которое выдавила из себя Мескете. И нежное, болезненное:

— Не скучай без нас, ящерка и учи язык жестов. Однажды мы заберем тебя и будем жить, как настоящая семья.

В том, что сказал Адрамаут была правда, которую, наверное, никому не захотелось бы признавать. Время проходило, а их дочка росла без родителей. И этого времени нельзя было вернуть никак и никогда. Каждый день, который они теряли, безвозвратно исчезал и никогда его уже не вернешь.

Они простились с госпожой Шэа, сердечно ее поблагодарив. Одна только Амти отчего-то все еще злилась на нее. На прощание госпожа Шэа улыбнулась ей и подмигнула. Потом госпожа Шэа увела Маарни, и Амти увидела, что Маарни шмыгает носом, готовая заплакать. Адрамаут сказал:

— Мелькарт и Амти, вы будете предпоследними, вы уже ходили во Двор. Первым буду я, чтобы присмотреть за остальными там, а последней Мескете.

Мелькарт жестом показал Амти, что следит за ней.

— Только попробуй сбежать.

— Я и не собиралась, отстань!

— Вы должны понимать, — сказала Мескете. — Что вам нужно почти умереть, чтобы вы первый раз попасть во Двор. И я не хотела бы, чтобы вы забрызгали кровью мамину комнату. Поэтому, ложитесь.

Мескете прошла мимо лежавших Эли, Аштара, Неселима и Шайху. Она указала Адрамауту на Эли и Аштара. Адрамаут кивнул. Он подошел к Эли, сел рядом с ней.

— Не бойся слишком сильно, хорошо? Хотя не скажу, что страшно не будет.

Амти видела, как редкие лучи света, проникающие в темноту сквозь задернутые шторы, ловятся в отражение зеркал. Было в этом что-то жутковатое. Как будто так же легко сюда поймались бы их души.

А потом Адрамаут сжал руки у Эли на горле, она дернулась, пытаясь вдохнуть. Амти зажмурилась, она хотела смотреть на это и не хотела одновременно, она слышала хрипы, вырывающиеся из горла Эли и хотела увидеть, как она борется за жизнь, будет ли это смешно или возбуждающе. Но Амти не открывала глаза, чувствуя, как где-то у нее внутри нарастает возбуждение непонятной ей природы, которое тут же испугало ее.

Когда Амти открыла глаза, Эли уже лежала без сознания. С Аштаром Адрамаут обходился менее бережно. Амти увидела, что на лице у Аштара нет страха. На губах у него играла легкая улыбка даже тогда, когда он стал терять сознание. Адрамаут взял на руки Эли, и в этом было что-то красивое. Как чудовище со своей жертвой, подумала Амти. Он кивнул Мелькарту, который помог оттащить Аштара. На плече у Адрамаута висела сумка с оружием, вторую доверили Мелькарту. Зеркало, когда Адрамаут сделал шаг к нему снова стало как вода. Оно блеснуло, по нему пошли темные волны. Адрамаут прошел туда вместе с Эли, а Мелькарт толкнул, надо сказать довольно грубо, Аштара. Амти вдруг показалось, что оттого что их здесь так много происходит что-то особенное. Ей казалось, что теперь свет тонул в зеркалах. И что раздвинь Амти сейчас шторы, эти зеркала поглотят без возврата солнечный свет. Мескете прошлась между Шайху и Неселимом, а потом надавила ногой Шайху на грудь. Он заорал, но Мескете резко ударила, так что внутри что-то хрустнуло. Шайху дернулся и затих. Удар был выполнен профессионально, будто ей не раз приходилось это делать.

— Может быть не надо, Мескете? — спросил Неселим. Мескете ударила его ногой по голове, прямо в висок. Амти даже не успела зажмуриться, а может и не захотела, почувствовав непреодолимый интерес. Мескете надо было делать все быстро, чтобы они не успели умереть, но все же с Неселимом она была довольно груба.

Мескете сама взвалила на себя Шайху, и Амти впервые заметила, что она довольно хрупкая. Она вытолкнула Шайху в зеркало, так же Мелькарт поступил с Неселимом. Мескете кивнула Амти и Мелькарту на зеркала. Амти заметила, что они почернели. Два из них пошли трещинами.

— Ими пользоваться нельзя, — сказала Мескете. — Если хотите остаться целыми. Одного зеркала хватает ненадолго. Именно поэтому Инкарни Двора не совершают масштабных рейдов.

Мелькарт постоял перед зеркалом, выругался, а потом шагнул внутрь, как ныряют в холодную воду. Амти не знала, получится ли у нее. Она все время боялась случайно провалиться туда, оттого не подходила к зеркалам. Но теперь она боялась, что у нее ничего не получится и…

Ее размышления прервал голос Мескете:

— Сосредоточься на том, чтобы не разбить себе башку, Амти.

А потом Амти получила пинок такой силы, что думала только о том, как бы попасть во Двор, а не в больницу, и как бы осколки не попали ей в глаза, если зеркало разобьется.

И получилось, все получилось. Амти шагнула сквозь зеркало, почувствовала легкое сопротивление холодной воды и вдохнула воздух, которого ей так не хватало в Государстве.

Еще не открыв глаза, Амти поняла — она во Дворе.