Ночные кошмары

Волк, пуля и мотылек

МЕНЬШЕ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК, больше чем волк… Он бежал.

Больше чем человек, меньше чем волк, он с восторженным воем бежал по лесу.

Он помнил себя человеком не больше, чем волком, Только вот когда он снова станет человеком?

Всякий раз, как завывающий ветер ненадолго разрывал грозовые тучи, в небе появлялась полная июльская луна. Ему казалось, хотя в этом он был неуверен, что его вой творит магию, разрывавшую облака. Но он понятия не имел о магии. Ему не хватало слов и Самого Главного Слова…

Сверкнула молния, белая, как коровий жир. Гром, похожий на предсмертный крик быка, оглушил. Но будучи волком, он не думал об этих сравнениях. Верхушки деревьев плясали под хлесткими порывами ветра и казались ему живыми. Он чувствовал, что гром и молния порождения оргазмов самой земли, запертой с безумной луной, хотя эти ощущения не имели никакой связи с человеческими мыслями и образами. Будучи волком, он не находил слов, чтобы выразить свои чувства. Слова людей никогда не могли передать волчьих чувств.

Он бежал и бежал.

Там, где человек увидел бы деревья, кусты и валуны, он видел существ, которые не имели имен и не были связаны ни словом, ни мыслью. В его сознании они не имели вида или рода, но были индивидуальностями.

Растительность и валуны, мимо которых он пробегал, двигались, слегка меняя форму с каждым его прыжком. Казалось, у них своя жизнь и они тоже двигаются, но как-то по-особому. Возможно, так оно и было. Волк мог знать то, чего не мог знать человек. Человек знал то, чего не мог знать волк. Хотя они жили в одном и том же физическом теле, они жили в разных ментально-эмоциональных континуумах.

«А» — вовсе не «а». Не «а» оно, не «а».

Поэтому они никогда не встретятся. Не в мире разума. Но оборотни… Кто они?

«А» плюс «а» не превращает «а» в «б»?

Он бежал и бежал.

Дождь шел ниоткуда. Волк не знал, что он идет сверху…

Его природа изменилась, когда он ударился о землю и вода брызнула на его мех, попала в глаза, залила нос. Капли дождя стали чем-то другим, просто влагой. У волка не было названия для сырости. Влага была живым существом. Она притупляла его зрение и обоняние. Но ветер донес до него запах испуганного молнией скота прежде, чем дождь поглотил тысячи миллиардов молекул запаха, проносящихся мимо.

Волк перелетел через проволочную изгородь и оказался среди скота. После он проделал огромную работу. Полуоглохший фермер, его полуоглохшая жена и их обкуренные сыновья в доме в ста футах от загона не слышали громких криков страха скота. Гром, молния и грохот телевизора заглушали шум с пастбища.

Волк ел спокойно.

— НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ, чтобы человек так быстро набирал вес или терял его, — заметил шериф Игер. — Мне кажется, что ты мчишься по кругу, словно сливовый сок в перегонном кубе. Ты набираешь двадцать или больше фунтов в месяц. А потом, когда наступает полнолуние, ты теряешь все в одночасье. Как ты это делаешь? Почему?

— Если бы ты ел, а не спрашивал, ты давно был бы толстым, — фыркнул доктор Варглик.

Во время медосмотра бледно-голубые, но живые глаза шерифа не отрывались от огромной волчьей шкуры, натянутой на противоположной стене кабинета. У шкуры не было ни ног, ни головы, но пушистый хвост присутствовал.

— Неестественно выглядит, — не сводя взгляда со шкуры, заметил Игер.

— Ты о чем? А, волчья шкура? Она не искусственная.

— Нет, я имею в виду невероятные изменения твоего веса. Это неестественно.

— Все в природе естественно.

Доктор снял с руки Игера надувную резиновую манжету.

— Сто двадцать на восемьдесят. Тридцать шесть лет, а давление у тебя подростковое. А теперь можешь убираться со стола… Спусти штаны.

Варглик достал из настенного дозатора латексную перчатку. Шериф, в отличие от большинства мужчин во время этого осмотра, не стонал, не морщился и не жаловался. Он был стоиком.

— Доктор, вы все еще не ответили на мой вопрос.

«Этот сукин сын начинает что-то подозревать, — подумал Варглик. — Может быть, он что-то знает. Но он также должен думать, что сходит с ума, если искренне верит, что то, на что он не так тонко намекает, правда.

Доктор убрал палец. Он сказал:

— Все в порядке. Поздравления. Округ будет доволен еще год.

— Я не хочу быть назойливым или слишком любопытным, — никак не успокаивался шериф Игер. — Отнеси это на счет научного любопытства. Я спросил тебя…

— Я не знаю, почему я так феноменально быстро теряю и набираю вес, — вздохнул Варглик. — Никогда не слышал о подобном случае у совершенно здорового человека.

Настенное зеркало поймало его и Игера в ртутном свете. Оба были тридцати шести футов двух дюймов ростом, худощавые, поджарые и весили по сто восемьдесят фунтов. Оба жили в Вагнере (население пять тысяч, за исключением туристического сезона), расположенном вдоль южного берега озера Вирджиния, округ Рейнольдс, штат Арканзас. Игер имел степень магистра и служил в лесном хозяйстве, но через несколько лет стал полицейским, а затем шерифом. Варглик был доктором медицины из Йеля и доктором биохимии из Стэнфорда. После нескольких лет практики на Манхэттене он отказался от блестящей и богатой карьеры, чтобы приехать в эту сельскую местность.

Как и большинство людей, знавших об этом, Игер недоумевал, почему Варглик покинул Парк-авеню. Разница между Игером и остальными состояла в том, что он проверял или перепроверял прошлое доктора.

Несмотря на то что у них было много общего, они были очень далеки друг от друга. Варглик был добычей, Игер — охотником.

«Если только, — подумал Варглик, — я не смогу изменить ситуацию». Но тогда «а» и «не-а» поменялись ролями?

Доктор снял перчатки и вымыл руки. Шериф стоял перед волчьей шкурой и пристально разглядывал ее.

— Действительно вещь, — заметил он. Выражение его лица было странным и непонятным. — Где ты его застрелил?

— Не знаю, — ответил Варглик. — Это что-то вроде семейной реликвии. Мой шведский дед передал ее мне. Моя мать — финка хотела избавиться от нее, не знаю почему, но мой отец, он родился в Швеции, но вырос в верхнем Нью-Йорке, не позволил ей.

— Думал, ты повесишь его на стену над камином в своем доме.

— Там ее никто увидит. Здесь мои пациенты могут лицезреть ее, пока я их осматриваю. Еще одна тема для беседы.

Шериф тихонько присвистнул.

— Она весит не меньше ста восьмидесяти. Чертовски большой волк!

Доктор улыбнулся.

— Примерно такой же большой, как волк, который терроризирует округ. Но что волку делать в Озарках? Здесь его не было уже лет пятьдесят, а то и больше.

Игер медленно повернулся. Он улыбался довольно самодовольно и без всякой причины. Разве что… Сердце Варглика вдруг забилось сильнее. Ему не следовало быть таким смелым. Почему он упомянул волка? Зачем переводить разговор на это? Но почему бы и нет?

— Это волк… Все верно! Не знаю, как он сюда попал, но это не собака!

— Хорошо, — подытожил Варглик. — Но лучше бы его поскорее поймали! Скот, овцы и собаки — достаточно плохо! Но двое детей!

Шериф вздрогнул.

— Съедены!

— Мы его поймаем, хотя он чертовски неуловим! — заверил шериф. — Завтра утром большая часть окружной полиции, тридцать полицейских штата и двести гражданских добровольцев будут бить по кустам. Мы не остановимся, пока не затравим его! — Игер помолчал, искоса взглянул на шкуру, потом повернулся к Варглику. — Охота не прекратится ни днем, ни ночью, пока мы не поймаем его!

— Даже туристы начинают бояться, — поддакнул Варглик. — Плохо для бизнеса.

Шериф снова повернулся к шкуре.

— Ты уверен, что эта шкура не искусственная? Ты меня не обманываешь?

— Зачем мне это делать?

— Точно не знаю. Минуту назад, когда я смотрел на него, мне вдруг показалось, что она светится. Мне показалось, что мои глаза играют со мной злую шутку. От нее исходит свет, очень тусклый, но вполне определенный. Я…

— Ага!

Игер слегка подпрыгнул. Он сказал: «Ага?»

Варглик улыбался так, словно пытался что-то за этим скрыть. Его зеркальное отражение показывало это слишком ясно. Он разгладил морщины на лице.

— Извини. Я думал о результатах эксперимента, который недавно провел в лаборатории. Я получил результаты, которые меня озадачили. Прошу прощения за то, что не уделил тебе должного внимания. Это невежливо.

Игер поднял брови. Он так же, как и доктор, понимал, что объяснение с доктором может завести их слишком далеко. Но он ничего не сказал. Он надел шляпу и направился к двери. В дверях появилась Хиби, секретарша и медсестра Варглика.

— Вам звонят, шериф.

Игер вышел в приемную. Варглик последовал за ним к двери кабинета и прислушался. Очевидно, волк добрался до скота Фреда Бенджера прошлой ночью и убил четверых и искалечил пятерых бычков. Дети Бенджеров ничего не слышали, а родители не заметили резни, пока не вернулись из города с покупками. Из вопросов Игера и его ответов Варглик сделал вывод, что оба сына должны были загнать скот в сарай вечером перед дойкой. Но они уснули — вырубились, если быть ближе к истине, — еще до того, как началась буря. В трубке раздавались угрозы Бенджера убить сыновей. Но он, как и все в округе, знал, что они сидят на наркотиках и им нельзя доверять.

— Сейчас приеду, — пообещал шериф. — Не ходите по пастбищу и не путайся следы.

Он повесил трубку и выскочил из кабинета.

— Ублюдок знает! — пробормотал Варглик. — Или он думает, что знает. Но он, должно быть, тоже испытывает большие сомнения. Он очень рассудителен, ни капельки не суеверен. Он изо всех сил пытается поверить в это, как и я когда-то.

В течение многих лет, как в его манхэттенском офисе, так и в офисе в Озарке, волчья шкура висела так, чтобы его пациенты могли видеть ее, а он мог наблюдать за их реакцией. Игер первым заметил свечение! Во всяком случае, первый, кто сказал об этом. Только один тип людей мог видеть свет. Отец называл такого человека кваллульфом. Вечерний волк. Мать назовет его Ихмиссуси. Человек-волк.

Варглик вышел в приемную и сказал Хибе, что завтракает у себя в кабинете. Хиби исчезла. Ровно в двенадцать она сбежала, как дневная Золушка, убегающая с бала, включив автоответчик и пообещав вернуться в час. Если он обедал дома, то должен был следить за входящими звонками. Сегодня он позволит машине сделать всю работу за него.

В своем личном кабинете он сел и открыл коробку с тремя сэндвичами с говядиной, двумя порциями картофеля фри, огромным салатом, тремя бутылками пива и банкой меда. С огромным куском сандвича во рту Варглик вскрыл конверт в коричневой обложке, пришедший с сегодняшней почтой. Утром Хиби, следуя его распоряжениям, отложила его в сторону, не открывая. Конечно, ей должно быть интересно, что содержится в конверте, который приходит каждые четыре месяца. Наверное, она думала, что это какой-нибудь порножурнал для извращенцев, «Хастлер» или «Пикантные истории онанистов», или еженедельник некрофилов с обновленным списком легкодоступных книг, посвященных всевозможным извращениям, фото из моргов и фотопортрет с прелестным женским трупом этого месяца.

Глянцевый бумажный журнал, который он вытащил, был ВАО, издание очень ограниченного распространения. Откуда редакторы Всемирной ассоциации оборотней узнали о нем? В ответ на его запрос в ВАО последовала загадочная записка. «У нас есть способы все знать.

Журнал, хотя и на английском, издавался и рассылался по почте из Хельсинки (Финляндия). Небольшой раздел был посвящен статьям о проблемах азиатских тигров-оборотней, африканских крокодилов-оборотней, южноамериканских ягуаров-оборотней, аляскинских и канадских медведей-оборотней и горных львов. В одной статье о вымирании японских лис-оборотней был сделан вывод, что перенаселение, загрязнение окружающей среды и, как следствие, потеря лесных площадей привели этот вид к гибели. Последняя строчка статьи была мрачной. Ситуация в Японии может повториться и у нас.

Другой журналист, под явно ложной подписью Лона Чейни III, привел результаты своего опроса по почте. Его интересовали сексуальные привычки оборотней. Выборка показала, что 38,3 % мужчин и женщин-ликантропов бессознательно находились под влиянием фаз луны. В своей человеческой фазе они предпочитали, чтобы самка стояла на четвереньках, а самец использовал ее задний подход. Кроме того, они часто выли и визжали во время секса. Это привело к травмам у 26,8 % партнеров не-ликантропа.

Одна из самых интересных статей предполагала, что гены ликантропии рецессивны. Таким образом, оборотень мог родиться только у родителей, у каждого из которых были рецессивные гены. Но сын или дочь должны были быть укушены оборотнем, прежде чем наследственность проявилась. Или же отпрыск должен был получить шкуру, снятую с мертвого оборотня. Отсюда и крайняя редкость ликантропов…

Проглотив всю твердую пишу, с набитым желудком, но все еще чувствуя голод, Варглик ложкой отправил мед из банки в рот, читая колонку личных данных.

ВМ, холост, 39 лет, красивый, жизнерадостный, состоятельный колл. град, любит Моцарта, старые фильмы, долгие вечерние прогулки, ищет молодую, милую, колл. град, полиморфно-извращенный ВФ. Дети без проблем. Фото по запросу. Напишите в ВАО.

Джейн, вернись домой. Я люблю тебя. Все прощено. Вы можете использовать кошачий мусорный ящик.

Эрнст.

Журнальные статьи были серьезными научными работами. Но, конечно же, большую часть личной колонки составляли сотрудники ВАО. Может быть, чтобы облегчить их жизнь. В конце концов, быть ликантропом совсем не весело. Он должен знать.

Прочитав журнал, он сунул его в измельчитель. Это ранило его библиофильскую душу, но призывы издателя к своим подписчикам уничтожить номер после прочтения имели смысл. С другой стороны, издатель мог держать в тайном хранилище несколько экземпляров каждого выпуска, зная, что они могут стать весьма ценными коллекционными предметами. Его сомнения в их намерениях, вероятно, были необоснованными. Но быть ликантропом, вроде обитателя Большого Яблока, делало человека прямо-таки параноиком. У Варглика была двойная причина знать, что лучше быть подозрительным, чем сожалеть.

И еще лучше всегда перестраховаться. Но ликантроп отбрасывал всякую осторожность, когда всходила полная луна. Это было вчера. Но это не имело значения. Две ночи до и после полной луны оказывали почти такое же сильное влияние. Варглик был так же беспомощен против захватившего его процесса — скоро он превратится в вспышку — как Луна, которая не в силах покинуть свою орбиту.

Не в силах бороться с процессом перемен, даже не зная, как это сделать, он однажды попытался запереть себя в клетку во время метаморфозы. Когда его время приблизилось, он заперся в комнате без окон в своем доме в Вестчестере с говяжьим боком в качестве подпитки для повторного превращения обратно в человека. Затем он вставил ключ в замок так, что тот упал на бумагу в прихожей, прямо за дверью. Как только он почувствовал начало перемены, дрожь пробежала по его телу, еще более сладостная и сильная, чем сексуальное возбуждение, он разбил мебель, откусил дверную ручку и завыл так, что разбудил бы всю округу, если бы его дом не был изолирован.

Он не помнил своих мук во время отчаянных попыток вырваться на свободу. Но разгромленная комната и раны на руках, ногах и ягодицах в тех местах, где он укусил себя, были столь же убедительным доказательством, как если бы он записал драму на пленку. Очнувшись человеком, он был так измучен и слаб от потери крови, что едва смог протащить под дверью бумажку с ключом.

Каким-то образом он встал, отпер дверь, оделся, разрезал и разорвал одежду на ранах и позвонил знакомому врачу — своему коллеге, чтобы тот приехал к нему домой, осмотреть его. Доктор явно не поверил его рассказу о том, что на него напала большая собака, когда он гулял в лесу, но ничего не сказал.

Поскольку полиция не смогла найти собаку, Варглику пришлось сделать несколько болезненных уколов от бешенства.

Это была его первая и последняя попытка посадить себя в клетку.

Прилежный и опытный детектив, шериф наверняка узнал бы о том, что пострадавший сочинил историю о нападении. Но нескольких телефонных звонков или писем в Нью-Йорк оказалось достаточно, чтобы замять все дело. Он также узнал бы о собаках и лошадях, убитых в этом районе, хотя места убийств находились в двадцати милях от дома Варглика. Игер наверняка узнал бы об убийстве двух туристов и двух влюбленных в лесу. Полиция подозревала, что убийца был человеком, который разделал всех четверых так, чтобы они выглядели убитыми и частично съеденными дикими собаками. Игер склонялся к мысли, что убийца не был ни человеком, ни собакой.

— Он, должно быть, с ума сходит, если верит в это, — пробормотал Варглик. — Добро пожаловать в дурдом, шериф.

Что бы ни делал Игер, во что бы он ни верил и что бы ни собирался сделать, Варглик ничего не мог поделать со своим вторым я. Единственное, что Варглик мог контролировать, так это заранее выбрать место, где будет находиться, когда произойдет неизбежное.

В шесть вечера Варглик вышел из кабинета. Свернутая волчья шкура лежала в кейсе, который он нес. Он подождал в своем доме, съев огромный ужин, а затем жевал картофельные чипсы, до 10:30 вечера. Затем он поехал на своей машине через город, высматривая, чтобы не было слежки, используя окольные пути, останавливаясь время от времени, чтобы проверить, нет ли возможных преследователей. Через полчаса он оказался на проселочной дороге в дикой глубинке, к северу от округа Рейнольдс. Через десять минут он свернул на боковую дорогу и остановил машину в тени дубовой рощи. Единственными звуками кроме его учащенного дыхания были пронзительные крик саранчи и кваканье лягушек на соседнем болоте. А потом — вой москитов, налетевших на него.

Там Варглик торопливо открыл багажник, достал шкуру, снял одежду и положил шкуру на переднее сиденье. Его дыхание резало нос. Он тяжело дышал. Его тело, казалось, горело изнутри. Лихорадка метаморфозы приближалась к своему пику.

Волчья шкура висела у него на плечах, когда он вышел из тени и встал в потоке лунного света. Хотя он и не держал шкуру, она, как живое существо, прилипла к его спине.

Лучи лунного света, бледные, как стрелы, пронзили его. Его кровь глухо стучала. Большая артерия на шее Варглика билась, как лиса, попавшая в мешок. Он пошатнулся, упал в облаке сверкающего серебристого дыма. Волосы на его голове и шее встали дыбом, кудрявые волосы на лобке выпрямились. Необычайно приятное ощущение пронзило его. Он раздулся, как горловой мешок болотной лягушки-быка. Из носа у него потекло, жидкость сочилась по губам, которые раздувались.

Без его воли, его руки поднялись и выпрямились. Его ноги раздвинулись, как будто кровь проступила сквозь кожу. Его кишечник сжался и выжал испражнения со странным звуком сердитого плевка кошки. Он опустошил свой мочевой пузырь, описав струей мощную дугу. Затем его пенис стал огромным и поднялся к Луне, почти касаясь живота, и Варглик-волк пронзительно завыл.

Глубоко взвыв, он тяжело упал навзничь на землю. Волчья шкура все еще липла к нему, как гигантская кровососущая летучая мышь. Он почувствовал, как силы наполняют его, текут через него как волны осциллографа с пилообразным верхом, сначала хаотичные, а затем организующиеся в параллельные, но изогнутые линии. Из-за них тело его вибрировало. Ему даже пришлось глубоко вцепиться в грязь вытянутыми руками, чтобы не соскользнуть с поверхности планеты.

Он выплескивал свою сперму снова и снова, как будто спаривался с самой Матерью-Землей. Его человеческие сперматозоиды исчезли, а железы уже изливали в протоки волчью жидкость.

После этого он потерял последнее от человека, что в нем еще оставалось.

Только Луна видела, как его волосы и кожа таяли, пока он не стал похож на массу желе, которая превратилась в человеческую фигуру. Примерно через минуту желе задрожало и продолжало дрожать еще некоторое время. Оно сияло бледное и полутвердое, как лимонное желе. Словно он стал каким-нибудь первобытным слизняком, выползшим из-под земли и умирающим.

Но он жил. Яростные метаболические пожары в этом желе уже поглотили часть жира, который Варглик так быстро накопил. Огонь съедал все это, а затем атаковал часть нормального жира, прежде чем процесс был завершен. На заре осознания Варгликом того, что он является наследником, он попытался сесть на диету. Он рассудил, что если ему не хватает жира, то ему не хватает энергии, необходимой для осуществления метаморфозы. Но спящий в нем волк победил его. Варглик не мог перестать есть огромное количество пищи, как не мог перестать потеть.

Желе темнело, меняя форму. Руки и ноги сжались. Голова стала длинной и узкой, а новообразованные зубы блестели, как стальные копья. Ягодицы уменьшились, и из зарождающегося позвоночника, теперь темной линии в массе, вытянулось щупальце. Оно стало хвостом, сначала гладким, потом волосатым. Стали формироваться голова, туловище, ноги и руки. Поначалу клетки стали меняться по мере того, как тело трансформировалось магнитными линиями, генерируемыми в нем волком.

Волк не приходил в сознание, пока изменение не завершилось. Волчья шкура стала живой частью живого желе, а затем и нового создания. Тот, кто упал на землю как двуногое, поднялся как четвероногое. Варглик встряхнулся, словно только что вынырнул из воды.

Он сел на мохнатые задние лапы и завыл. Затем он принялся рыскать вокруг, принюхиваясь к фекалиям и жидкостям. Он осмотрел машину, несмотря на омерзительную и всепоглощающую вонь бензина и масла.

Мгновение спустя Варглик уже бежал через лес. Он бежал и бежал. Он мчался через мир, в котором не было времени. Он видел кусты, деревья и скалы, мимо которых проносился, и это были живые существа, которые двигались. Он видел луну как шар, которого до этого не существовало. Он не имел понятия о неизменной Луне, скользящая над Землей по своей орбите. Это было что-то новое. Она родилась вместе с ним.

Но волк знал, чего хочет. Плоть и кровь. И, будучи оборотнем, он жаждал человеческой плоти больше всего на свете. Однако, как и все двуногие и четвероногие существа, он ел все, что мог. Там он перепрыгнул через забор, схватил за горло лающую сторожевую собаку и перенес ее через забор в лес, где убил и съел. Но этого было недостаточно. Ему нужно было больше добычи, чтобы истощить свои нервы экстазом и наполнить свой живот топливом для превращения обратно в человека. Он бежал, пока не добрался до пастбища, на котором паслись лошади. Они спали. Волк убил кобылу, выпотрошил ее и принялся рвать плоть, пока разбуженные фермеры не набросились на него с фонариками и ружьями.

Затем, сделав широкий круг по лесу, он пересек залитый лунным светом луг, потому что оттуда до него донесся овечий запах. Когда он приблизился к опушке леса, он почувствовал запах овец, мяса, которого он больше всего жаждал. Из темноты деревьев вышел человек. Луна осветила ствол винтовки. Он поднял оружие, когда волк с рычанием прыгнул на него.

ШЕРИФ ИГЕР НЕ присоединился к охоте к северу от фермы Бенджера. Вместо этого, разгадав все уловки своей жертвы, обнаружил след, отправился за Варгликом в дубовую рошу. Он сидел в машине у дороги, пока

волчий вой не подсказал ему, что случилось то, чего он ожидал. Через десять минут он вышел из машины и осторожно приблизился к роще. Он как раз успел заметить пушистый хвост, исчезающий в темном лесу.

Посветив фонариком, он пошел по следам на мокрой земле. Через некоторое время он услышал отдаленные выстрелы. Определив, с какой стороны они идут, шериф срезал путь, отправившись через лес. Еще до того, как он добрался до луга, он увидел огромного волка, скачущего по лугу. Шериф подождал, пока зверь будет почти готов броситься в лес, и вышел. Его винтовочные патроны были не серебряными. Утверждение «Серебро — смертельно для оборотней» — полная чушь. Высокоскоростная свинцовая пуля 30-го калибра убила бы любое животное, включая человека, весом в сто восемьдесят фунтов. Оборотень может оказаться существом сверхъестественного происхождения, но он подчинялся тем же законам физики и химии, что и любое другое животное.

Пуля вошла в зияющую пасть зверя, отскочила от неба, вонзилась в горло и вошла под углом в печень. Волк был мертв, как и Варглик. Также не было обратного превращения в человеческое тело, как показано во многих фильмах. Существо было мертво, и принцип трансформации не мог действовать на клетки. Волк остался волком.

Игеру не нужны были ни вопросы, ни огласка. Шериф освежевал труп, вырыл могилу и похоронил волка. В процессе повторной метаморфозы кожа отвалилась бы, предположил он, отделившись от тела и других частей кожи. Но теперь она оставалась целой, процесс изменения остался в тайне.

ТЕПЕРЬ ШКУРА ВИСЕЛА над камином в доме шерифа. С каждой ночью ее свет, казалось, становился все ярче. Шериф подумывал о том, чтобы уничтожить ее. Он знал, или думал, что знает, что сделает в ближайшее время, если шкура останется в поле его зрения или в пределах досягаемости его руки… Он должен сжечь ее, иначе…

Голодный волк попытается добраться до мяса, даже если увидит ловушку. Железные опилки устремятся к магниту, что бы ни случилось. Мотылек не погасит пламя, но полетит на свет…

Призрак из канализации

Никто не идеален

РУДОЛЬФ ИСКУПИТЕЛЬ ТОЛЬКО что закончил сосать мою кровь. Мой мозг пылал, словно в голове включили электрическую лампу, а клитор пульсировал.

Я хотела умолять его продолжать сосать, но девушка в очереди позади меня закричала:

— Давай, сука!

Гремели барабаны, ревели горны. Публика, заполнившая концертный зал, вопила во все горло.

Телохранители Рудольфа, стоявшие под сценой и за кулисами, должно быть, стали еще более бдительными. Год назад убийца застрелил Рудольфа во время этого ритуала. Три месяца спустя произошло то же самое.

Ошеломленная, на подгибающихся коленях, я направилась к ступеням, ведущим вниз со сцены. Но он крикнул:

— Ты та, кого я искал много лет! Мне кажется, я люблю тебя!

Я была одновременно взволнована и удивлена. Вы ожидаете, что такие нежные слова вам будут шептать в спальне, где единственные посторонние звуки — ваше тяжелое дыхание и скрип пружин кровати… Как говориться: «Ухаживали, трахались, судились… так что стены тряслись». Но я не собирался спорить с этим утверждением.

Кровь стекала в уголке его рта. Он улыбнулся, показывая красные стальные клыки, прикрепленные к его настоящим клыкам. Его глаза сверкнули. Действительно, он «зажигал». А виной тому, как я узнала позже, его привязанность к новому чуду химии «Путь Бога». Он делает ваши глаза похожими на открытые двери в ад, хотя некоторые утверждают, что он широко распахивает врата в рай. Что бы он ни делал, он наверняка превосходит героин, крэк иже с ними. Хотя, как я вскоре обнаружила, Рудольф он их всех переплюнул.

Но Рудольф-то не замешан во всем этом дерьме по той же причине, по которой большинство людей замешаны. То есть он принимает эту гадость, чтобы чувствовать себя нормально, чтобы чувствовать себя человеком. Что и я принимаю «Путь Бога» по той же причине. Философией я никогда не увлекалась. Какое мне дело до гуру и махариши, до кармы и мантр — все они фальшивки. Какое мне дело до того, была ли у Иммануила Канта любовница?

— Приходи ко мне в полночь! — крикнул он.

— Я не любовница на одну ночь! — крикнула я в ответ.

Я лгала, и он это знал. Но он схватил следующую девушку, откинул ее голову назад, обхватил ее грудь левой рукой и укусил в шею. Снова ударили барабаны, и толпа завизжала, как потерянные души, внезапно увидевшие надежду. У девушки случился оргазм или она притворялась, так часто бывает ныне. Но мужчинам все равно. Ты — это то, чем ты притворяешься, как однажды сказал мой друг.

Однако я точно не притворялась. Так что, возможно, девка на сцене чувствовала тот же восхитительный холодный огонь, который загорелся в пальцах моих ног и взмыл вверх по моему телу. Я онемела от экстаза, с которым даже эффект «Пути Бога» не мог сравнится.

Рудольф отпустил девушку и схватил прыщавого мальчишку. Юноша мог и не быть натуралом или геем, но сиял от восторга. Отчасти религиозный, отчасти сексуальный экстаз. Разве есть какая-то разница, как бы мне ни было неприятно это говорить? Конечно, нет никакой разницы, когда Искупитель принимает тебя в Благословенное Тело… Нет никакой разницы, мужчина ты или женщина, когда ты принимаешь посвящение и причастие одновременно. Только это обратное причастие, потому что Рудольф, священник в данном случае и претендующий на роль Божьего Наместника, пьет вино вашего организма — вашу кровь. Но ты получаешь немного его святой слюны…

На ступеньках девушка распылила бактерицид на рану на моей шее и наложила на ранку пластырь. Взяв билет, я подписал бланк, освобождающий Рудольфа Искупителя от ответственности за любые инфекции или эмоциональный стресс, предположительно вызванные укусом в шею. Рудольф не боялся заразиться СПИДом или еще чем-нибудь. Он утверждал, что вампиры не затронуты человеческими болезнями.

Волновалась ли я? Да! Но даже когда я, как говорится, дымилась под шелком, мне было интересно, действительно ли Рудольф имел в виду то, что сказал. Если он думал, что я буду готова потушить его огонь и отдаться ему в любое время в любом месте, пока не исчезнет прежний трепет, он был прав. Но если он думал, что будет продолжать качать из меня кровь, как фермер, доящий корову, то он ошибался. Я не могу позволить себе потерять большую часть моего драгоценного гемоглобина. У меня достаточно проблем с анемией и псевдогепатитом. «Путь Бога» не только подогревает твою кровь. Он настоящий яд для печени. Но оно того стоит.

Почему он выбрал именно меня? Не хочу отступать, признав, что у меня великолепные ноги и большие, торчащие в стороны силиконовые сиськи…

Когда-то я думала, что лицо Тейлор сделает меня кинозвездой. Никто никогда не говорил мне, что для того, чтобы попасть на вершину, нужно обладать хотя бы умеренно хорошими актерскими способностями. Я была по-настоящему невинна, а может быть, просто обкуренный лузер. Слишком глупа, чтобы знать, что продюсеры и режиссеры пообещают тебе все что угодно, если смогут залезть тебе под юбку.

Во всяком случае, я была не единственной богиней в этой толпе, и он, должно быть, трахнул много божественных девиц. Так почему же я? Видел ли он что-то, что выделяло меня, как помешанную на сексе тараканиху, занимающуюся любовью с орехом в банке, полной других орехов?

Но я все узнаю, когда, доберусь до его квартиры. И где он там живет? Поэтому я была удивлена и обрадована, когда один человек сунул мне записку и сказал:

— От Искупителя.

Я развернула ее. На ней было отпечатанное сообщение. Вероятно, он не был уверен, что я умею читать написанное от руки. Печать означала, что он, должно быть, видел меня до начала ритуала, глядя на телеэкран, сканирующий толпу. Он все еще сосал кровь у посвященных и был слишком занят, чтобы тратить время на то, чтобы самостоятельно передать мне сообщение.

В записке говорилось, что водитель желтого лимузина заберет меня, когда церемония закончится.

Вот это действительно заставило меня почувствовать себя особенной! Или он делал так на каждом шоу, выбирал какую-нибудь красотку, у которой мозги в заднице, которая выглядела так, словно она уже впала в немилость Судьбе и вот-вот упадет в его постель? Насколько мне было известно, за этот вечер целая толпа фанаток получила такие же записки, как и я. Каждому было сказано прийти в разное время. Так что, когда мое время истечет, я получу пинок под зад.

Слава, слава, слава! Даже если девушку вышвырнут без благодарности после часа, проведенного с Рудольфом, она не должна злиться. Не за что. Тебе повезло, ты стала одной из Избранных. Теперь у тебя не только есть чем похвастаться, но и осталось что-то еще, кроме его спермы. Это был крошечный кусочек Царства Искупителя, пришедший в вас, — вечное благословение, непоколебимая уверенность, что вы были одна из Избранных, и вам будет дарована вечная жизнь на Новой Земле.

Его последователи знали это: когда Рудольф выкупил Старую Землю, они стали бессмертными… Они действительно будут жить вечно, телом и душой. Более того, женщины, с которыми он спал, занимали особое место в небесном особняке. Как будто Рудольф расплатился с тобой за то, что ты с ним трахалась, но не деньгами, а нимбом святой. Блажена через кровавое причастие. Канонизирована через пенис.

После того, что казалось невыносимым ожиданием, потому что я хотела быть с Искупителем прямо сейчас, начался заключительный ритуал. Рудольфа подняли музыканты Кровавого Причастия. Его руки и ноги были прибиты к распятию, образованному комбинацией креста, звезды Давида, полумесяца и свастики. Последний символ получил много нареканий от неверующих, но Рудольф сказал, что это древний буддийский символ, правша по форме и этим отличается от левой свастики, которую опозорили нацисты…

Кровь текла из его рук и ног, и оркестр, за исключением барабанщика, отбивающего ритм, слизывал кровь, стекающую по древку Священной Мантры. Затем они выковыряли гвозди из Мантры и перенесли Рудольфа к гробу, положили его в него и закрыли крышку.

При этом звучали стенания. Многие в толпе били себя кулаками в грудь. Музыканты вернулись к своим инструментам и сыграли несколько тактов из композиции «Кровь — это Жизнь». Это звучало как сплав кузнечного дела древних языческих божеств и ангелов, работающих в небесной оружейной, как будто группа ковала оружие для Сумерек Богов и Армагеддона, вместе взятых. От этого ритма начинало казаться, что конец света не за горами.

По крайней мере, так написал музыкальный критик. В кои-то веки он не был полным дерьмом.

Затем, после долгой паузы, во время которой толпа затихла, оркестр загремел:

— Встань, Встань И Сияй, Свет Мира!

Крышка гроба медленно поднялась. Потом Рудольф сел и подпрыгнул. Я имею в виду, выпрыгнул из гроба из сидячего положения и приземлился на ноги, улыбаясь, широко раскинув руки.

Толпа взревела, все двести тысяч. Их голоса звучали так, словно это и не толпа была вовсе, а колоссальный лев. И его гигантская глотка породила звук, который не просто потряс стены храма, а покачнул столпы самого космоса.

Я действительно чувствовала себя возвышенной, ощущало прекрасное безумие радости. Я не хотела этого чувствовать. Но я не могла игнорировать вспышку эмоций, вырвавшихся из всех этих людей. И я тоже присоединилась к ним. Никто не совершенен.

Рудольф стоял на сцене, все еще с поднятыми руками, раны на руках и ногах начали закрываться, как ночные клубы после чеырех утра, А затем толпа стала расходиться, распевая «Восстань!» Сильно потрясенная, хотя и молчаливая, я медленно вышла вместе с певцами.

В Лос-Анджелесе было одиннадцать часов вечера, но огни за пределами зала сделали улицы почти таким же светлыми, как в свободный от смога полдень. Большая толпа антиискупителей ждала нас. Он хотел съесть нас, как львы, поджидающие христиан. В данном случае все было как раз наоборот. Собственно, люди там были христиане разных сект и иудеи, мусульмане, индуисты, буддисты и даже некоторые неовудуисты. Но весельчаки, они же буквалисты или святые ролики, были самыми многочисленными и самыми опасными. Если бы не армия копов, фанатики попытались бы проломить нам головы символами своей веры.

— Отмщение мое, говорит Господь!

Но эти люди были Божьими посланниками, и они не были готовы осуществить Его план. Если кому-то и придется подставить щеку, то только не им. Но, как я уже говорила, никто не совершенен.

Объективный человек — разве такие вообще существуют? — мог бы сказать, что у этих фанатиков достаточно причин, чтобы злиться. Вот Рудольф Искупитель утверждает, что он настоящий вампир, но в то же время Спаситель, помазанный Создателем, чтобы снова сделать Землю зеленой и решить большинство ее проблем. И у него есть пара миллионов учеников, которые поцеловали бы больше, чем его задницу, если бы он попросил их. Тогда этот кровососущий похотливый богохульствующий подонок-наркоман, который выставляет свои желтые шары и фиолетовый член во время своих ритуалов, утверждает, что он единственный истинный спаситель мира. Разве это не слишком много даже в этой стране свободы слова?

В списке людей, которые должны быть убиты, Рудольф занимает первое место. Его ненавидит больше людей, чем президента США или нынешних злодеев из мыльных опер. Он был застрелен, а также ранен во время взрыва бомбы. И все же через несколько минут после покушения его раны зажили. Значит, он настоящий вампир?

На самом деле, если то, что утверждают его враги, правда, Рудольф должен быть демоном, прилетевшим первым классом из ада, передовым агентом Антихриста. А может, он и сам Антихрист. В таком случае, согласно верованиям и логике фанатиков, убить его не грех. Это даже не убийство. Поэтому в следующий раз убийца должен использовать крупнокалиберный дробовик или бомбу побольше. Как насчет противотанковой ракеты?

Находиться в сотне ярдов от Рудольфа было опасно, но сотни тысяч поклонников шли на этот риск. И вот я сделала то же самое. Это дает вам представление о харизме Рудольфа.

Все в гигантской толпе, выходящей из зала, были прокляты и обруганы демонстрантами. Бумажный мешок с человеческим дерьмом пролетел мимо моего плеча и плюхнулся на девушку позади меня. Крики: «Антихрист!», «Проклятый дьявол-кровопийца!» и многие другие, некоторые непристойные, все горячие от ненависти, поднимались, как горящая бумага на сильном ветру. Повсюду развевались вывески.

ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ПОЗВОЛЯТЬ ВЕДЬМЕ ЖИТЬ САТАНА НА СВОБОДЕ, ЕГО ЗОВУТ РУДОЛЬФ

ЕГО НОМЕР 666

Одно знамение, «ДЕНЬ СУДА ОТДЕЛИТ ОВЕЦ ОТ ВОЛКОВ», явило больше, чем религиозный пыл его создателя.

Как раз перед тем, как желтый лимузин подъехал к тротуару, я увидела большое, напоминающее тыкву лицо Джорджа Рекингема и его морковный нос. Он был в первом ряду демонстрантов, который извивался, как раненая змея, когда фанаты пытались прорваться сквозь двойную линию потеющих полицейских. Он помахал мне рукой и что-то крикнул. Я покачала головой, показывая, что не слышу. Тогда он поднял руку, большой и указательный пальцы которой образовали букву «О». Но я могла читать по его губам, меня этому учили.

— Ты сделала первый шаг и второй. Да благословит тебя Господь и укажет тебе праведный путь, чтобы сделать третий шаг.

Он имел в виду, что первым шагом было избавление от наркотиков, чего я никогда бы не сделала бы без его любящей помощи. Я не думаю, что в аду есть что-то хуже, хотя Джордж с этим не согласился бы, но сам он никогда не проходил через огонь. Вторым шагом было примирение с самим собой. Третий шаг был тем, против чего он возражал. Он сказал, что для моей души слишком опасно продолжать общаться с наркоманами (для него это не означало «химических иждивенцев»). И моя душа была в величайшей опасности, если я «подружусь» (еще один эвфемизм) с Антихристом.

Он подозревал, что я тоже стану много трахаться, как и до встречи с ним. Никаких ему «сексуальных отношений». Он сказал все как есть. Что ж, я это знала. Но я ни за что не откажусь от этого. Вагина, забитая пылью и паутиной, не соответствует замыслу Создателя, не для того Он ее сотворил.

Он был из фанди. Только никому не рассказывайте. У них есть правые крылья, и левые крылья, и середняки, и дальние обитатели окраин. Даже если все настаивают на том, что Хорошую Книгу следует понимать буквально, они во многом расходятся в толковании буквы и духа. Но у них есть одна общая черта. Вера в Бога движет ими всеми, как касторовое масло движет содержимое кишечника. Они не могут бороться с этим.

То же самое можно было сказать и о последователях Рудольфа…

Я улыбнулась и помахала Джорджу, а затем села в лимузин, и он медленно нырнул в поток машин. Как водитель вычислил меня из толпы? «Лучше не спрашивай», — сказал я себе. Если тут и была замешана черная магия, я не хотела этого знать.

Меня отвезли в новый многоквартирный дом на Уилшир в Вествуде. Я должна был пройти через систему безопасности с сотней электронных глаз, через батальон охранников, которые обыскали меня, возможно более тщательно, чем следовало. Я миновала один бог знает сколько датчиков, прежде чем я вышла из лифта в пентхаус. Наверно, мне в лифте сделали рентген.

Я оказалась одна в комнатах, демонстрирующих убогую роскошь или роскошное убожество. Но мое внимание привлек большой герб над камином. Я видела его фотографии по телевизору и в газетах. Это был герб шотландского благородного рода Рутвенов, от которого происходил Рудольф. Какой-то безымянный человек начертал его в подарок Рудольфу. Но там, где на первоначальных гербах были изображены баран и козел, поддерживающие боковые стороны щита, даритель нарисовал огромный шприц для подкожных инъекций. Это была шутливая дань уважения хорошо известной привычке Рудольфа к наркотикам.

Еще одним предметом, который вряд ли можно найти в квартире вампира, было огромное распятие на стене. Это меня не удивило, потому что Рудольф смеялся над этим во время ток-шоу.

— Кресты на нас не действуют, — заявлял он. — Это просто фольклор без крупицы правды. Вампиры, знаете ли, существовали уже в каменном веке, задолго до появления христианства. Фильмы раскрутили фольклор, так что все думают, что распятия пугают нас до чертиков. То же самое со святой водой. Черт, я храню в своей квартире святую воду в бутылках! Я пью эту дрянь только для того, чтобы доказать, какая это чушь!..

Комнаты недавно не убирали, и воздух в них был густым от нескольких токов дерьма, вонявших еще хуже. Пепельницы были завалены окурками сигарет и марихуаны, а на столах, стульях и полу валялись иглы и шприцы, многие из которых были использованными, пластиковые пакеты с белым или малиновым порошком и контейнеры для рецептов, содержимое которых, как я догадался, было получено без рецепта. То тут, то там башнями возвышались кальяны.

Это был эротический сон нарка, но Рудольф, казалось, не беспокоился о том, что его поймают. На свои деньги он мог бы купить несколько правительственных агентств, а также полицию штата и местную полицию. Вероятно, так оно и было.

Меня удивило, что стол накрыт на двоих. На нем стояло несколько накрытых тарелок, все серебряные. Через пятнадцать минут в квартиру вошли несколько телохранителей и быстро проверили все комнаты с помощью электронных детекторов. Когда Рудольф вошел, ушли. Его рыжие волосы струились по плечам, делая его похожим на шведского гуру. Но лицо его было чисто выбрито, и на нем был деловой костюм. Боже, ради бога!

— Ну, Полли, как тебе обстановка? — он произнес это глубоким сочным баритоном, которого достаточно, чтобы любая из дочерей Евы, какой бы пуританской она ни была, огляделась вокруг в поисках дерева с афродизиакальными яблоками и мягкого ложа, на котором можно было расслабится и полакомиться плодами.

— Декор? — удивилась я. — Воздержусь от комментариев. Я не судья для дурного вкуса.

Он рассмеялся, и его темно-синие глаза сверкнули. Он был похож на Дракулу примерно так же, как волк на питбуля.

— Ты честная, никакой не отстой. Давай поедим.

— Что? — поинтересовалась я.

Он снова рассмеялся и жестом указал на стол. Когда я садилась, он подвинул мне стул, как будто я была рок-звездой, а он — метрдотелем, настоящим джентльменом.

— Это — вся еда? Я думала…

— Эй! — вздохнул он, садясь. — Это суеверная чушь. Это причинно-следственная вселенная, состоящая из энергии, входящей и выходящей и определенного количества экскрементов. Вампир не может питаться только кровью. Если только вы не летучая мышь, а ее масса не требует относительно большого количества пищи. Мне, как и тебе, нужна сбалансированная диета. Но мне нужно определенное количество крови, чтобы удовлетворить жизненно важную биологическую потребность. Я дважды пытался бросить курить, один раз в 1757-м и один раз в 1888 году. Я чуть не умер. Я имею в виду, действительно чуть не умер.

— Ты определенно не выглядишь на свой возраст, — заметила я, чувствуя себя глупо. Мне хотелось быть остроумной, произвести на него впечатление. Это потому, что я вдруг, против своей воли, влюбилась в него. Именно так. Такое случается, хотя это был первый раз, когда я влюбилась после нескольких минут знакомства. Но я не была так счастлив, как вы могли бы подумать. Каждый раз, когда я глубоко увлекалась мужчиной, все заканчивалось эмоциональным крушением поезда, самолетом в тумане, разбивающимся о горный склон. Я знала, я знала… О боже…

Я знала, знала, что из этой любви ничего не выйдет! На самом деле будет только хуже! Я действительно знала!

Но какого черта! «Фильтруй базар!» — вот мой девиз. Сливайте плохие вещи каждый день и держите хорошие воспоминания близко к сердцу. Что за тошнотворное положение! Но это то, что я есть, от этого никуда не денешься.

Мы набросились на пищу, как стервятники, а потом мы отправились в спальню. Никакого гроба в ней не было. Это еще одно суеверие. Вампирам не обязательно спать в гробу, хотя иногда это хорошее укрытие. И еще… Вампиры могут выходить днем, но не любят. Днем они быстро устают, становятся нервными и раздражительными, как заядлый курильщик, пытающийся избавиться от своей привычки.

Теперь вы можете понять, что я действительно верила, что Рудольф был тем, за кого себя выдавал. Я и раньше в это верила, но не совсем, не глубоко-глубоко внутри. Для меня это не имело никакого значения. Я любила его тогда и была совершенно без ума от него еще до того, как закончилась эта долгая ночь.

Я не сразу легла с ним в постель. Он нежился, готовый к встрече со мной, ожидая, когда я, саморазрушающаяся бабочка, сяду на его булавку. Но мой взгляд привлекла небольшая картина в рамке на столе. Я не пыталась дразнить Рудольфа, оттягивая важный момент, чтобы еще больше возбудить его. Я только что пережила небольшое потрясение. Женщина на картине была одета в одежду восемнадцатого века. Она выглядела почти в точности как я!

— Моя мать, — сказал он. — Умерла в 1798 году.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

— Ты выбрал меня, потому что я похожа на нее? У тебя Эдипов комплекс?

Он кивнул.

— За триста восемьдесят три года я был глубоко влюблен семь раз. Каждая из них была похожа на мою мать. Но я не извиняюсь. Никто не совершенен.

— Ах ты, сукин сын! — сказала я. — Я-то думала, ты выбрал меня, потому что с первого взгляда ты понял, что я родственная душа!

— Так и есть, — согласился он.

— Эй, у меня может быть лицо твоей матери! Но как насчет моей личности? Тебе может не понравиться, когда ты узнаешь меня получше. А как насчет всех остальных? У них был характер твоей матери?

— У всех до единой, — ухмыльнулся он. — И все же у каждой была своя индивидуальность. Но это не имело значения. Моя мать, бедная красавица, страдала множественной личностью. Всего, по-моему, около тридцати трех. Она умерла запертая в комнате в моем замке, когда мне было сорок шесть. Но я полюбил каждую из ее личностей после того, как перестал путаться, хотя трое из них были убийцами. Так что, как видишь, не будет никаких проблем с подбором одной из ее персон для тебя. Иди сюда.

Хотя я была очень зла на то, что стала просто гребаной заменой матери, я все равно забралась в постель. Прежде чем рассвело, я уже почти успокоилась. Рудольф был изношен, как и я. Температура его тела не была нечеловечески низкой, как говорят все истории о вампирах. Но его сперма оказалась шокирующе холодной, и не важно, была ли она у меня во рту или в анусе. Меня не зря называют полиморфноизвращенной Полли. Она была как наэлектризованные сосульки — ощущения, которых у меня никогда не было раньше и за которые я бы умерла снова. Снова, и снова, и снова…

Мы разговаривали, и я много о нем узнала. Его много раз кусала женщина-вампирша, которую он любил, когда ему был тридцать один год. Вопреки фольклору, один укус вампира не мог превратить нормального человека в навязчивого кровососа. Смена происходила только после непрерывной серии ночных кормлений. Вот почему тысячи юношей, которых Рандольф укусил только один раз во время ритуалов, не стали вампирами.

Он называл себя Искупителем, чтобы организовать молодежь в группы, которые будут посвящены превращению этой планеты в настоящую Зеленую Землю. Сначала он не собирался становиться религиозным лидером, но враги подтолкнули его к этому. Он сказал мне, что не был ни Антихристом, ни демоном из ада. Он не убедил меня в этом, хотя я и не стала спорить. Он употреблял наркотики уже двести лет, но они не причинили ему ни малейшего вреда. Еще одна причина верить, что он не совсем человек. Его мотив для проведения кровавого причастия был отчасти эгоистичен, отчасти гуманен. Высосав всю кровь из детей во время церемонии, он утолил свой голод, и ему не пришлось никого убивать.

Днем он не умирал. Он просто впадал в своего рода спячку. Его сердце замедлялось, но не переставало биться. Это было доказано научно.

— Если мое сердце остановилось бы полностью, как бы оно забилось снова? — удивился он…

КОГДА РАССВЕЛО, ПОКА я наблюдала, он погрузился в сон, который был не совсем сном мертвеца. Хотя меня трясло от усталости и страха и все тело болело, я встала с постели и быстро прошла на кухню. Я нашла отвертку и вошла в большую гостиную. С помощью отвертки я выломала один из огромных шприцев, приклеенных к гербу. Затем я смешала святую воду (это не повредит) из одной из бутылок Рэндольфа с лошадиной порцией героина. Я наполнил шприц.

Жидкость была такой густой, что я не была уверена, что она не забьет твердую иглу. Я нажала на поршень достаточно, чтобы выпустить тонкую струю. Затем я отнесла шприц в спальню. Я бы предпочла молоток и заостренный деревянный кол, но мне нужно было работать с подручными материалами. Не думаю, что шприц и игла должны были быть сделаны из дерева, но лучше не рисковать. Те, кто послал меня, убедились, что шприцы сработают, прежде чем отправить герб вместе с письмом от якобы ревностного ученика Рудольфу…

Рудольф лежал навзничь на кровати, обнаженный и неприкрытый. Его руки были сложены на груди, как будто он был похоронен. Я положила руку ему на грудь, которая уже остывала. Я плакала, мои слезы падали ему на грудь. Думала, что не почувствую ничего, кроме неистовой радости, когда сделаю это. Но я, конечно, не предвидела, что полюблю его.

Я говорила себе, что дьявол — самое соблазнительное существо на свете. И мое начальство предупреждало меня, что его обаяние огромно. Я должна была думать только о своем долге перед Богом и Его душами. Все, что я должна была сделать: добраться до него и выполнить приказ. А потом я буду оправдана и прощена. Однако мне придется навсегда отказаться от блуда после того, как я выполню эту миссию. Я устно согласилась на это, но сделала оговорку. Я не собиралась сдаваться. Меня ждал рай на Земле, и я, конечно, ожидала этого. Но, с другой стороны, было маловероятно, что я проживу достаточно долго, чтобы еще кого-нибудь трахнуть. В таком случае мне не придется грешить снова.

Я вставила острие деревянной иглы между двумя ребрами, как меня учили, поколебалась мгновение, затем опустила поршень вниз. Рудольф открыл глаза, но не сказал ни слова. Думаю, это был просто рефлекс. Надеюсь, так оно и было. Во всяком случае, теперь в его сердце было достаточно яда, чтобы проехать весь путь в ад.

Мне сказали, что, возможно, деревянного кола деревянной иглы и инъекции героина будет недостаточно, чтобы убить его. В конце концов, его тело могло восстанавливаться дьявольски быстро. Мне было приказано на всякий случай отрубить ему голову. Но я не могла заставить себя.

Плача, я подняла трубку. Я звонила не Джорджу Рекингему. Он провел меня через холодную ломку, а затем привел к спасению. Но он считал, что убийство — это всегда грех. Вот почему он оставил Воинов Иеговы и почему убеждал меня бросить их. Я пожалела, что не послушалась его.

Я позвонил генералу Воинов. Он так быстро снял трубку. Должно быть, прождал всю ночь.

— Все прошло по плану, — объявила я. — Дело сделано!

— Благослови тебя Господь, Полли! Вы будете сидеть по правую руку Бога!

— И очень скоро, — вздохнула я. — Я не смогу выбраться отсюда, не попавшись. И я просто не могу покончить с собой, чтобы они не смогли допросить меня. Я поклялась, но я трусиха. Мне жаль. Я не могу этого сделать. Я просто хочу, чтобы вы придумали, как вытащить меня отсюда в целости и сохранности.

— Никто не совершенен, — сказал он и повесил трубку…

Зло, будь добром

Герру профессору доктору Вальдману, Университет Ингольштадта, Великое герцогство Бавария 7 октября 1784 г.

МОЙ УВАЖАЕМЫЙ И ДОСТОЙНЫЙ КОЛЛЕГА!

Это письмо от того, кого вы, должно быть, давно считали умершим и погребенным. Я, герр профессор доктор Кремпе, ваш коллега на протяжении многих лет, не мертв, как вы думали. Потерпите немного. Не отвергайте это письмо как плод безумного воображения. Прочтите его до конца и хорошенько обдумайте, что здесь написано.

Хотя я диктую это письмо, руки, которые пишут это письмо, огромные и неуклюжие, не мои собственные маленькие и артистичные. Более того, они замерзают, как и чернила в горшочке. В этом Богом забытом ледяном краю не хватает письменных принадлежностей. Очень ограниченные средства, доступные мне, были привезены с обледеневшего корабля. Поэтому я не могу подробно рассказать о том, что произошло со мной с тех пор, как меня опустили в могилу.

Да, это, в переносном смысле, голос того, кого все считают мертвым. Это будет шоком и вызовом как здравому смыслу, так и логике. Только профессор натурфилософии сможет поверить этому рассказу.

Я говорю «возможно», потому что даже вам, самому непредубежденному и либеральному человеку, которого я знаю, будет трудно поверить в это…

Я повторяю, пожалуйста, не уничтожайте это письмо, даже если вы сочтете, что оно и мошенническое, и написано маньяком. Одна вещь, которая заставит вас поверить, что это безумная шутка, — это почерк. Вы сравните его с образцами моего почерка, которые находятся в ваших папках, и увидите, что письмо писал не я.

Это не я. И все же это так. Пожалуйста, продолжайте читать. Я объясню, хотя, возможно, и не удовлетворю вас.

Я отправлю письмо с туземцем на лыжах с этого убогого русского форпоста к востоку от Архангельска. Очень сомневаюсь, что оно когда-нибудь дойдет до вас. Тем не менее вы единственный человек, который может подумать, что моя история может оказаться реальностью. Я не могу отослать его жене. Она ничего не поймет, она сочтет это жестокой шуткой, если ей объяснят.

Более того, она, вероятно, снова вышла замуж. Должен признаться, что мы, мягко говоря, никогда не заботились друг о друге. Так что скандал устраивать не стоит — держите известие о том что я жив, при себе.

Но вернемся к моему рассказу! Сдерживайте свое чувство неверия, пока не прочтете мое послание целиком. Возможно, тогда… Но нет, я сомневаюсь, что вы когда-нибудь получите его…

Первый удар молнии парализовал меня. Это произошло, как вы знаете, в сентябре 1780 года на территории нашего великого университета.

Второй удар молнии в ноябре, о котором вы ничего не знаете, освободил меня.

И все же, во многих смыслах, вторая молния заточила меня в тюрьму гораздо худшую, чем первая. Я мог ходить и говорить после удара адской энергии с небес.

В то же время я не мог ни ходить, ни говорить… Другое существо ходило и говорило за меня, хотя я не хотел, чтобы оно поступало так, как он поступало.

Вы, без сомнения, спрашиваете себя: какой второй удар молнии? Будьте терпеливы. Я все объясню…

В течение многих недель после того, как первый удар молнии мумифицировал меня, я был верен своей жене, медсестрам и лучшим врачам Ингольштадта. Но все врачи оказались шарлатанами. Они могли бы сделать несколько простых тестов, чтобы установить, был ли я в сознании, несмотря на то что я не мог пошевелить ни одним мускулом. Но в своем невежестве и высокомерии они предположили, что я в коме. И, чтобы попытаться вылечить меня, они пустили мне кровь. Таким образом, они убедились в своих предположениях, а я потерял сознание от потери крови и, пока мое тело не восстановило потерянную жидкость, находился в царстве грез!

Пусть они все отправятся к черту! И пусть их парализует так, чтобы они не могли даже веками шевелить, когда услышат, как их жены, родственники, няньки и врачи-шарлатаны говорят о них, как будто они уже в гробу! Это состояние, вы, глупые, безмозглые и напыщенные практикующие коллеги, приносящие смерть тем, кого Природа могла бы исцелить, заставило бы вас болезненно осознать, что на самом деле думают о вас ваши якобы заботливые няньки, любящие жены и слуги!

Я испытал больше мук, чем ожидают в аду самых жестоких и самых беспощадных убийц, калек, людоедов, богохульников, масонов, врачей, адвокатов, банкиров и содомитов! Вы отправитесь в ад, обреченные на это! Но там мало что узнаешь о настоящей боли! Пытки проклятых мертвецов бледнеют рядом с пытками невинных, которые должны жить в аду полностью парализованных!

Я, герр профессор доктор Кремпе, дважды мертвый, хотя и не совсем мертвый, вернулся из двух могил, чтобы написать это! И все же не моя рука двигает перо!

Всем своим вторым адом я обязан моему ученику по натурфилософии, вечно вопиющему, высокомерному и морально беспринципному Виктору Франкенштейну. Я знал, каково его личное мнение обо мне, потому что другой студент сообщил мне об этом. Франкенштейн — самодовольный, эгоцентричный, совершенно безответственный и совершенно испорченный младенец в мужском теле, этот властный и совершенно сопливый студент, сказал, что я низенький и приземистый, а отвратительность моего хриплого голоса превосходит только мое лицо. Кроме того, он сказал моему информатору, что только милость Божья удержала мою глупость от того, чтобы стать роковой для меня. Услышав это от моего информатора в тот мрачный октябрьский вечер, я пришел в такую ярость, что, не обращая внимания на холод и проливной дождь, а также на грозу ночного неба, рискнул отправиться пешком, чтобы встретиться лицом к лицу с негодяем клеветником в его собственной квартире. И я был поражен молнией по пути в апартаменты Франкенштейна, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Есть ли в мире справедливость? Есть ли Бог, Который верит в справедливость?

Позже я смог отомстить ему, хотя это было сделано через очень странного викария. Что не удовлетворило меня, должен признаться, так это моя месть. НАША месть, я бы сказал. Вы скоро поймете, что я имею в виду под НАШЕЙ! Ничто из того, что можно было бы сделать с Франкенштейном на земле или в аду, не превратило бы огонь в моей груди в сладость и свет. За что, казалось бы, нехристианское утверждение я полностью оправдан.

Однако, согласно слову Божьему, напечатанному в Библии, я должен прощать даже своего злейшего врага. Иначе я тоже попаду в ад. Стоит ли оно того? Я часто размышляю над этим вопросом. Мои главные мысли вращаются вокруг одного из возможных решений моей дилеммы. Неужели Франкенштейн совершил непростительный грех? Конкретный грех, который он совершил, определенно не указан в Священной Книге. Это уникальное преступление против Бога, я полагаю, также сделало бы его грех первородным грехом. Таким образом, есть еще два серьезных вопроса, которые должны волновать богословов, и Бог знает, что у них есть ответить. Могут ли существовать два непростительных греха? То есть два первородных греха?

К сожалению, или к счастью, им не придется заниматься этими вопросами. Никто никогда не узнает о паре грехов, если этот рассказ не дойдет до цивилизованного мира. Или если кто-то другой не напишет книгу о чудовищном Франкенштейне и его чудовищном творении. Но это кажется очень маловероятным. И если бы такая книга была написана, то, вероятно, была бы напечатана как романтическая повесть, вымысел. Кто из непросвещенной публики, невежественных масс поверил бы подобному рассказу, если бы он был представлен как факт? Если уж на то пошло, какой ученый человек поверит в это?..

Настал день, когда я умер. То есть гнойные мошенники, сопровождавшие меня, объявили меня мертвым. Вы можете себе представить, что я пережил! Хотя картина, нарисованная воображением, должна стать лишь тенью настоящего ужаса. Вот как я себя чувствовал! Япытался протестовать, громко кричать, что я еще жив! Я так яростно боролся с собой, хотя и тщетно, что просто диву даешься, как у меня не случился настоящий инсульт! Меня отвезли в похоронное бюро, где меня обмыли, одели в мой лучший костюм и непристойно пошутили о размерах моих гениталий. В конце концов мне все-таки удалось пошевелить веками. Эти пьяные бездари так этого и не заметили! Потом, лежа в постели и слушая комментарии обо мне от этих лицемеров, моей жены и родственников, я еще раз попытался моргнуть. Но на этот раз у меня ничего не вышло.

К счастью для меня, практика бальзамирования тела среди английских богачей еще не стала популярной в Ингольштадте. Даже если бы это было так, моя жена не позволила бы этого из-за расходов. В результате я выжил, хотя, честно говоря, хотел бы, чтобы все было иначе. Я обезвоживался, конечно. Настоящий ад на земле…

Мой дорогой коллега, запишите в своем завещании, чтобы вам вонзили нож в сердце, прежде чем вы будете похоронены! Убедитесь, что вы действительно мертвы, прежде чем быть похороненным!..

Похороны состоялись… Без сомнения, вы там были… Гроб закрыли. Сразу же после этого меня поместили в родовой склеп. Я ожидал, что умру быстро, хотя и ужасно, когда воздух в моем гробу иссякнет. Но мое очень поверхностное дыхание заставляло кислород задерживаться дольше. И вот, когда я уже был готов умереть, крышку гроба подняли.

Вы, должно быть, уже догадались из моих предыдущих замечаний, чье лицо я увидел при свете факела в его руке. Молодой Виктор Франкенштейн, конечно!

С ним были два грязных парня, которых он нанял себе в помощники. Они вытащили меня из гроба, завернули в промасленную тряпку с кусками льда и уложили в повозку. При ярком дневном свете! Но моя могила находилась в отдаленной части кладбища, и все равно Виктор отчаянно торопился…

Когда ткань была развернута, я оказался в грязной и захламленной комнате. Я предположил, что это квартира Виктора за пределами кампуса. Она выглядела как типичная комната дегенерата-студента, если не считать огромного количества дорогостоящего научного оборудования. Обычную вонь немытого тела и пустого ночного горшка заглушал запах разлагающейся плоти. Не могу вдаваться в подробности того, что последовало за этим, из-за ограниченного запаса бумаги и убогого почерка существа, которое пишет это. Его руки становятся все холоднее и холоднее, так что я должен торопиться. Я должен максимально сжать этот невероятный рассказ.

Короче говоря, Франкенштейн осмелился поверить, что он может создать искусственного человека из мертвых костей и тканей и дать этому существу жизнь! Он сделает во второй раз то, что Бог сделал в первый! Человек сотворенный станет творцом! Его существо не было видно, так как оно лежало в деревянном ящике, наполненном льдом и каким-то консервантом, который он обнаружил благодаря своим химическим исследованиям.

Я верил и до сих пор верю, что этот отпрыск аристократической семьи был верхом высокомерия, глупости и эгоизма. Но Бог по какой-то неизвестной причине наделил это отвратительное существо гением сатаны. Юноша знал, что делает, или же он натолкнулся на успех. Вероятно, последнее. Да, успех!

Он поместил меня в ящик, наполненный льдом, обрызгал каким-то веществом, которое я не могу определить, а затем приступил к распиливанию моего черепа. Я потерял сознание от ужаса и боли, хотя порез оказался не таким болезненным, как я ожидал.

Что случилось, когда у меня началось кровотечение, я не знаю. Могу только предполагать, что он знал тогда,

что я все еще жив. Но вместо того, чтобы попытаться оживить меня, он продолжал свою богохульную и убийственную работу. Я знал, что он презирает меня, но не понимал всей глубины его ненависти ко мне и его безжалостного и бессовестного стремления к цели, которую только безумец может желать или пытаться достичь.

Я проснулся поздно ночью. Энергия молнии, которую он извлек из грозовых туч при помощи громоотвода, оживила тело, в котором я очутился. Его тело жило, как и мозг.

Однако этот мозг был моим!

Как этот глупый неопытный студент сумел соединить энцефалические нервы, выше моего понимания. Я бы не стал этого делать, несмотря на мои глубокие познания в анатомии.

Хотя я хорошо известен своим знанием языка, у меня нет слов, чтобы описать ощущения от того, что я всего лишь мозг, установленный в чужом теле. И каком теле! Как я узнал позже, рукотворный голем был восьми футов ростом и представлял собой разрозненное собрание человеческих и животных частей. Как говорят рабочие: строили с нуля.

Конечно, в момент пробуждения я не знал, что нахожусь не в своей плотской оболочке. Но мне не потребовалось много времени, чтобы понять истинное положение вещей, когда чудо подняло мои руки. МОИ руки! Они принадлежали великану, но должны были принадлежать мне! Медленно и неуклюже я поднялся из-за огромного стола, на котором сидел. Нет, не я, он. Его усадили в кресло еще до того, как Франкенштейн спустил с неба пылающую жизненную энергию. Я осознавал не только свое тело, но и ощущал все, что чувствует существо. Это было очень запутанно и продолжалось еще некоторое время, прежде чем я смог приспособиться к неестественной ситуации.

Я сказал, что его ощущения были также и моими. Его мысли, слабые и хаотичные, вначале были восприняты мною. Интегрированы мной — было бы лучше сказать. И, пожалуй, не стоит описывать мысли как таковые. У чудовища не было языка, а значит, и слов, чтобы думать. Он действительно обладал способностью использовать ментальные команды… Полагаю, даже у собаки есть такая способность. Но его эмоции были вполне человеческими. У него не было запаса образов в мозгу, который был настоящей табулярой. Все, что он впервые увидел, понюхал, потрогал и услышал, было для него новым и непонятным. Даже в первый раз, когда он ощутил урчание в кишечнике, он был удивлен и испуган, и, если вы простите ему нескромность, его утренняя эрекция беспокоила его почти так же, как и меня.

Как мы были связаны? Во-первых, почему его мозг оказался пустым, когда он был возвращен к жизни? На самом деле это был мой мозг, но отныне я буду называть ту часть моего мозга, которую он использовал, своим собственным мозгом. Его собственный мозг при оживлении должен был вместить все, чем он обладал до смерти. Но этого не произошло. Что-то, шок или какой-то неизвестный биологический или даже духовный механизм начисто стер все его содержимое. Или затолкал его так глубоко, что существо не имело к нему доступа.

Если часть мозга была вычищена начисто, почему часть осталась нетронутой? Почему мое сознание было загнано в угол или, так сказать, под церебральный ковер? У меня нет объяснения этому феномену. Процесс творения должен был иной, чем у Бога, создающего Адама, а как у Бог, возвращающий Адама к жизни.

Однако наша ментальная связь была односторонней. Я знал обо всем, что он чувствовал и думал. Он совершенно не осознавал, что какая-то его часть — это не он. Я не мог общаться с ним, хотя и пытался послать ему какой-то мысленный сигнал. Я был пассажиром в экипаже, кучер которого ничего не знал ни о лошадях, ни о дороге, по которой ехал, ни о том, почему держал вожжи. В отличие от пассажира, который мог хотя бы выпрыгнуть из машины, я ничего не мог поделать со своим бедственным положением. Я был еще более беспомощен и расстроен, чем он, когда меня парализовал первый удар молнии. Я был также более напуган и отчаялся, чем когда находился в «коме». Это была неестественная и неслыханная ситуация. Но это было уникально.

Я видел глазами чудовища. Видел, кстати, лучше, чем раньше. Хотя Франкенштейн сильно подпортил глаза, так же, как он испортил все остальное, хотя он хотел сделать совершенное человеческое существо. Почему, во имя Бога и всех Его ангелов, Франкенштейн построил восьмифутового человека? Было ли это его представление о существе, которое не будет выделяться в толпе?

Как я уже сказал, я видел глазами это богохульного создания. Хотя они нуждались в очках для чтения, их недостатки не были ответственны за остроту моего зрения. Я видел все так, словно смотрел в большой телескоп — все вокруг как бы уменьшилось в размерах. В то же время получаемые мной изображения выглядели так, словно большой конец телескопа был погружен прямо под поверхность пруда с чистой водой. Движение лучей света через стеклянную призму и жидкость создавало своеобразную и несколько размытую картину.

Это искажение распространялось и на мой слух. Таким образом, строение глаз не было причиной этого раздражающего явления. Должно быть, виновато строение мозга или неправильная связь между ним и мной, которая мешала реальному восприятию окружающего мира. Или, может быть, именно так существо видело и слышало.

Великий Боже! Как же мне успеть обо всем рассказать? Я знаю, что мое время и количество бумаги ограничены. То ли я умру, то ли бумага закончится. И все же я, как человек, всегда отличавшийся ясностью, краткостью и абсолютной уместностью темы лекций для апатичных и тупоголовых студентов нашего университета, стал глуп и болтлив, как любой из сотни пассажиров «Корабля дураков» Себастьяна Бранта. Простите меня. Мне нужно рассказать как можно больше, чтобы вы поняли историю Франкенштейна, его чудовища и меня.

Только что чудовище, несмотря на мои ментальные побуждения, запиналось в копировании моего послания. Не холод в этой лачуге способствует его слабости. Это ледяной палец смерти прикасается к нему и, следовательно, ко мне. Надо торопиться, время подгоняет. Однако, как вы должны понимать, вы бы не читали эти строки, если бы я не сумел снова активизировать чудовище и заставить его продолжать исполнять задачу, которую я поставил перед ним…

Он буквально разваливается на части. Я уверен, что это случилось бы давным-давно, если бы Франкенштейн, эта несчастная комбинация дурака и гения, не ввел в него какое-то химическое вещество, чтобы его органы, собранные от разных людей и даже разных видов, не отторгали друг друга. Однако химические вещества, используемые для этого, утратили свою силу.

Вчера у него отвалилось правое ухо. Накануне его левая нога распухла и почернела. Неделю назад он выблевал все мясо белого медведя и тюлений жир, которые давно стали основными ингредиентами нашей диеты. С тех пор он не мог держать в себе много пищи. Большая часть его зубов сгнила.

Будем надеяться, что я смогу продолжать давить на него, пока он не передаст это письмо посыльному.

Этот безнадежно безответственный Франкенштейн был так напуган, когда его творение ожило, что убежал, оставив чудовище, невинного, как младенец, и столь же полного потенциального добра и зла.

Мне ничего не оставалось, как вместе с чудовищем попытаться осознать окружающий мир. Все мы, конечно, не, взирая на наши желания, попали в эту суровую и равнодушную вселенную. Но у большинства детей был кто-то, кто заботился об их потребностях, любил их и воспитывал. Это существо было единственным в своем роде, и оно было человеком, самым несчастным ребенком из всех. Хотя поначалу я испытывал к нему отвращение, со временем я стал ему сочувствовать, даже отождествлять себя с ним. Почему нет? Разве он — не я, и разве я не он?..

Попробуем еще быстрее. Его смерть приближается, поэтому нужно поскорее закончить это письмо.

Нет времени на подробности, как бы они ни требовали освещения и объяснения.

Существо (то есть я) бежало из Ингольштадта в близлежащие горные леса. Он многое узнал о себе, о мире и людях в этой области. Он жаждал признания и любви. Он не получил ни того, ни другого. Он научился добывать и использовать огонь. Он отправился в деревню и был ранен — люди бросали в него камнями. Он укрылся в неиспользуемой части коттеджа и шпионил за его обитателями, когда-то богатыми французскими аристократами, изгнанными и ныне живущими в нищете.

Подслушивая он научился говорить по-французски. Отчасти это была моя вина. К тому времени я успел послать ему несколько сообщений, о которых он даже не подозревал. Это не были команды, которым он подчинялся, или что-то еще, что заставляло его осознавать мое присутствие, но информация, хранящаяся в моем мозгу, включая отличное знание французского.

Кстати, я обнаружил новые детали электрических, химических и нейронных структур мозга. Увы! У меня нет времени поделиться этой невероятно важной информацией, которая перенесла бы наши знания о мозге на ту высокую ступень, которой, как я полагаю, будут наслаждаться граждане двадцатого века. Но я не могу удержаться, чтобы не сообщить вам, что древовидные сплетения нервов доставляют удовольствие исследователю. Мои путешествия вверх и вниз по его стволам, ветвям и сучьям были единственной радостью, которую я испытал во время моего заключения в тюрьме — в теле чудовища. Я был в некотором смысле большой обезьяной, перепрыгивающей с ветки на ветку в упорядоченных джунглях нервной системы, зверем, обучающемся на ходу. Я обнаружил, что спланхический нерв на самом деле состоит из трех нервов и все они контролируют висцеральные функции различными способами. Я называю их Великими и Меньшими.

Существо… У него никогда не было имени, этот недостаток сильно подавил его самооценку, но усилил его ярость и жажду мести. Вы не представляете, что делает с человеком безымянность. Так вот существо показало… раскрылось перед обитателями коттеджа. Он ожидал сочувствия, но получил отвращение и ужас. Люди разбежались. Тогда он сжег коттедж, а потом бесцельно бродил по окрестностям. Он спас тонущую девушку и за свой героический поступок был ранен из ружья. Такая неблагодарность, конечно, усилила его боль и гнев. Затем он приехал в Женеву, родной город Франкенштейна.

Здесь он убил брата Виктора, маленького Уильяма. Когда он это делал, я мысленно кричал, требуя остановиться, если можно говорить о том, что безгласное существо кричит.

Бесполезно. Руки чудовища — мои руки — задушили младенца.

Созданное человеком существо встретилось со своим создателем и заставило его пообещать сделать для него женщину. Виктор отправился на Оркнейские острова и сделал, как обещал. Но, испытывая отвращение, Виктор уничтожил самку, которая была такой же огромной и уродливой, как и ее самец.

Калейдоскоп ужасов! Безумное существо убило Генри Клерваля, лучшего друга Виктора, изнасиловало и убило невесту Виктора в их первую брачную ночь. После этого отвратительного поступка чудовище объявило, что отныне станет служить добру. Он был искренен, когда говорил это. Но эти слова не принадлежали ему по происхождению, даже если они принадлежали ему по духу. Это был парафраз дерзкого заявления сатаны из «Потерянного рая» Мильтона: «Зло, будь добром».

Да, чудовище прочло этот благородный труд. В этой книге, как вы знаете, содержатся одни из величайших стихотворных строк. Однако есть сухие отрывки, которые растягиваются до невыносимой длины. Читатель ощущает себя иссохшим путешественником, заблудившимся в Сахаре пятистопного ямба.

Я был невольным актером в трагедии, которая была реальной, а не мильтоновской. Вы не можете себе представить, какие муки и стыд я испытывал, когда чудовище надругалось и убило Элизабет — невесту Франкенштейна. И все же, должен признаться, я тоже разделял экстаз его оргазма, хотя вскоре после того, как меня «пересадили», я возненавидел себя.

Франкенштейн, после того как его посадили в тюрьму окончательно сошел с ума. Когда чудовище убило отца, Виктор начал выслеживать свое творение, чтобы уничтожить его. После долгих скитаний Франкенштейн и его существо оказались в Арктике, путешествуя на собачьих упряжках. Виктору было очень плохо, но он нашел убежище на ледяном корабле. Рассказав свою историю англичанину на борту судна, он умер.

Тем временем ледяной покров распался. Проход в теплые края был открыт. Но чудовище поднялось на борт сразу после смерти своего создателя. К тому времени его уже мучили угрызения совести, возможно, потому, что он смутно ощущал мою реакцию на его сатанинские поступки, хотя я так же, как и он, жаждал убить Виктора, и это странным образом заставило чудовище раскаяться.

Я не думаю, что у него было достаточно оснований решиться на самоубийство. Из них двоих он был гораздо более ранен. Чего ожидал Франкенштейн? Что это существо, как истинный христианин, подставит другую щеку? Искусственное создание не познало христианство. Да и простил бы наш Господь такое великое зло?

На самом деле, то, что у чудовища была такая нежная и высоконравственная совесть, говорит о его врожденной доброте.

А может быть, мои страдания к тому времени уже воздействовали на него, какими бы слабыми они ни были. Я пытался заставить чудовище покончить с собой, ради него же самого и, должен признаться, ради себя. Какую жалкую жизнь я вел! Голодать и мерзнуть вместе с ним, страдать вместе с ним, страдать от ярости и желания отомстить вместе с ним. Мне нужно было растоптать наши жизни — вообще-то, прервать мое одинокое существование…

Один из непростительных грехов — самоубийство. Но я убивал себя не прямым действием. Безымянное и жалкое неестественное существо сделает это. Мои руки были чистыми, его — грязными. Но ему не придется гореть в аду за этот поступок. У него не было души. И я не сгорю. Однажды я умер и должен был попасть на Небеса. Вместо этого Франкенштейн, отвратительное воплощение архидемона, вернул меня к жизни. За это богохульное преступление Франкенштейн будет вечно существовать после смерти как тень на огненной равнине. Пески в седьмом круге ада. Там на него обрушится вечный огненный дождь. Там, по словам великого итальянского поэта Данте, находятся богохульники и содомиты, насильники против Бога, каковым, несомненно, и был Франкенштейн. Есть также ростовщики, то есть насильники искусства. Он нарушил Божье искусство, создав чудовище. Трижды проклятый, трижды замученный!

Его чудовище, наконец, простило его, но я не могу этого сделать. Таким образом, чудовище было более христианином, чем я. Теологический и философский вопрос для вас, коллега. Означает ли это, что Бог наделил чудовище душой? Если да, то кому принадлежит мозг этой души? Мой мозг — это его мозг, и всегда два будут одним. Последствия этого ошеломляют. Колледж Св. Акиназы мог бы рассматривать этот вопрос целую вечность.

Так продолжим. Существо заявило англичанину на корабле, где умер Франкенштейн, что оно устроит погребальный костер и будет лежать на нем, пока его отвратительное тело не сгорит дотла. Конечно, вы решите, что это смешно.

Где, в этой арктической пустыне, он мог найти хоть одну ветку для топлива?

Затем он сел на большой кусок льда и поплыл. Когда ледяной остров не причалил к берегу, мне наконец удалось связаться с другой частью моего мозга. Это была односторонняя связь, то есть я мог передать ему некоторые из моих мыслей внушений или команд, хотя он не знал ни о моем присутствии, ни о команде. Не знаю, как мне это удалось. Я думаю, что именно его слабеющее здоровье, его разлагающаяся плоть позволили мне преодолеть все существовавшие ранее препятствия.

Он… Мы бродили по заснеженной и покрытой льдом земле, пока не вышли к этому отдаленному аванпосту, населенному несколькими несчастными туземцами. Нам дали пишу, отвратительную, но питательную, и приют, едва ли достойный этого названия. Теперь я мог передавать свои команды, хотя они искажались, как будто телом манипулировал пьяный семафорист. Без сомнения, это было из-за быстро разлагающегося тела, в том числе нервной системы чудовищ. Конечно, это повлияло на меня, и мои передачи тоже могли быть ошибочными.

Главная проблема заключается в том, что чем слабее и неорганизованнее становился мозг существа, тем легче мне воздействовать на него, но само устранение ментальных препятствий снижает эффективность чудовища в выполнении моих посланий.

Выражаясь проще, вы платите за то, что получаете. Кроме того, чем дальше вы продвигаетесь в решении проблемы, тем больше проблем вы встречаете…

Теперь я уже не вижу, насколько разборчив почерк. Объекты, которые я наблюдаю его глазами, становятся все меньше и меньше. И водянистая завеса теперь, кажется, содержит в себе кружащиеся частицы. Их становится все больше….

Фервейл… Вот и все… Собачья любовь… Франкеншт… Пес… Приблудный пес… Боже… Спаси меня Боже… И прости… Прости за то, что я человек был чудовищем… Боже… Боже… Спаси меня…