Ночь для любви

Глава 25

Лили жадно смотрела из окна кареты, даже не пытаясь казаться благовоспитанной. Деревня Аппер-Ньюбери выглядела такой знакомой. Вот гостиница, где она высадилась из почтовой кареты, а вот крутая тропинка, ведущая в нижнюю деревню. А здесь...

— Ой! Можно остановить карету? — попросила она.

Герцог Портфри, сидевший напротив, постучал по передней стенке, и карета резко остановилась. Лили опустила окно и выглянула наружу.

— Миссис Фанди! — окликнула она. — Как поживаете? А как ваши детки? О, малютка уже подрос.

Пока Элизабет и герцог обменивались удивленными взглядами, миссис Фанди, отступившая было при виде большой кареты с гербом герцога, широко заулыбалась, внезапно покраснела и сделала неуклюжий реверанс.

— Очень хорошо, миледи, — ответила она. — Как хорошо, что вы снова вернулись.

— Возвращаться всегда хорошо, — согласилась Лили. — Если позволите, я загляну к вам на днях.

Она продолжала лучезарно улыбаться миссис Фанди, пока карета не тронулась снова. Лили напомнила себе, что едет не домой. Ньюбери-Эбби не был ее домом, но она чувствовала себя так, словно это был ее дом. Как и предсказывал отец, она полюбила Ратленд-Парк. Она полюбила и его самого, что было совсем нетрудно. Ей даже понравился их продолжительный визит в Натэлл-Грандж, где она завоевала сердца своего прикованного к постели дедушки и двух тетушек, которые на самом деле тетушками не были: это были Бесси Дойл и сестра ее матери. Лили чувствовала себя счастливой, в ладу со всем миром и самой собой. Ей больше не снились ночные кошмары.

А Ньюбери-Эбби, несмотря на то что она пока не видела ни самого особняка, ни окружавшего его парка, казался ей домом.

— Посмотрите! — воскликнула она, трепеща от восторга, когда карета, въехав в ворота, покатила по обсаженной деревьями аллее. Деревья переливались всеми оттенками красных, желтых и коричневых красок. Часть листвы уже опала и красочным ковром устилала дорогу. — Вы видели что-нибудь более великолепное, чем Англия осенью? Отец? Элизабет?

— Нет, — ответил отец.

— Только Англию в весеннее время, — ответила Элизабет, — но я не стала бы говорить «более великолепное», а сказала бы просто «великолепное».

Была весна, когда Лили впервые приехала сюда. А сейчас была осень — октябрь. Как много произошло за это время. Она вспомнила, как брела по этой аллее вечером, волоча за собой сумку...

Как Невиль и просил ее, она написала ему письмо в начале сентября. Прежде чем написать его, она спросила Элизабет, прилично ли ей писать письмо холостому джентльмену. Элизабет, не моргнув глазом, сразу ответила, что этого не следует делать. Но отец, который присутствовал при их разговоре, напомнил Элизабет, что ведь это Лили, которая привыкла жить не по правилам, и именно в этом ее очарование. И она написала письмо старательным детским почерком. Она училась грамотно писать, но на это требовалось время.

Лили писала, что счастлива со своим отцом, что ей приятна компания Элизабет. Она была в Натэлл-Грандже и познакомилась со своим дедушкой. Она положила цветы на могилу матери. Лили выражала надежду, что леди Килбурн здорова и Лорен с Гвендолайн тоже. Она надеялась, что и Невиль чувствует себя хорошо. Она выражала ему признательность за все.

Невиль ответил ей и пригласил их с отцом приехать в Ньюбери-Эбби в октябре, чтобы отпраздновать пятидесятилетие его матери. Элизабет уже получила такое же приглашение.

И вот они приехали. Приехали в качестве гостей, но Лили чувствовала себя так, словно вернулась домой. Когда показался особняк, Лили взглянула на отца сияющими глазами и увидела, что он понимает ее чувства, хотя и опечален. Но несмотря на свою печаль, он ответил ей улыбкой.

— Отец, — в порыве чувств она взяла его руку. — Спасибо, что согласился приехать сюда. Я так тебя люблю.

— Лили, — сказал он, похлопав ее по руке, — тебе уже двадцать один год, моя дорогая. Ты достаточно взрослая, чтобы сидеть дома с отцом. Я и не ожидаю, что ты пробудешь со мной долго.

Лили поняла намек и немного расстроилась. Улыбка исчезла с ее лица. Она ничего не загадывала на будущее. Прошло несколько месяцев. Многое изменилось в ее жизни, как, возможно, и в его. Он пригласил их из простой любезности. Ведь приглашены и другие гости. Она не должна придавать большого значения тому факту, что он пригласил и ее.

Если она будет почаще повторять себе это, то в конце концов поверит, что все так и есть на самом деле.

Карета остановилась. Большие двойные двери раскрылись, и из дома вышли Гвендолайн, Джозеф, графиня и... Невиль.

Маркиз открыл дверцу кареты и опустил лесенку. Первым вышел герцог и подал Элизабет руку. Графиня обняла ее. Все говорили, перебивая друг друга.

Кто-то заглянул в карету и протянул Лили руку. Все померкло перед ее глазами — исчезли голоса и люди. Он смотрел на нее сияющими глазами. Она растерянно смотрела на него.

— Лили, — сказал он.

— Да? — И внезапно ей стало ясно, что все ее волнения напрасны. — Здравствуй, Невиль.

Он взял ее протянутую руку.

В доме было полно гостей, хотя до приема по случаю юбилея оставался еще один день. За обедом было тесно и шумно. Невиль с удовольствием отметил, что его мать посадила Портфри по правую руку, а Лили по левую. Сам он сидел во главе стола далеко от них. Кроме короткой беседы днем на террасе, у него вряд ли появится еще возможность обмолвиться с ней хоть словом.

Но Невиль и не сожалел об этом. Он довольствовался тем, что наблюдал за Лили, ища перемены, происшедшие с ней за эти несколько месяцев. Он вспомнил, как Элизабет говорила ему, что приобретенные знания и навыки не меняют личность, а только добавляют к тому, что у нее уже было. Это оказалось правдой по отношению к Лили. Она была модной, уверенной в себе и оживленной. Прошло то ужасное чувство неловкости, которое заставляло ее вести себя в женской компании так, словно она язык проглотила, — так было, когда она жила в Ньюбери-Эбби. Сейчас она болтала наравне со всеми и, пожалуй, даже больше других.

Но Лили оставалась Лили. Она была такой, какой ее создала природа, но более свободной, умеющей находить радость в компании и окружающей обстановке. До Невиля долетели обрывки ее разговора, так как она была в центре внимания и на противоположном конце стола часто все замолкали, чтобы послушать ее. Так было и когда Джозеф спросил Лили, каковы ее успехи в чтении.

— Вы попали бы впросак, если бы попросили меня почитать вам. Сейчас я читаю очень хорошо. Правда, Элизабет? Я могу прочитать страницу за полчаса, если никто не отвлекает меня и если там нет длинных слов. И теперь я читаю почти про себя. Что вы скажете на это, Джозеф? — Она весело рассмеялась, и ее смех прокатился вдоль всего стола.

— Скажу, что я бы заснул прежде, чем вы бы дочитали страницу, — ответил Джозеф, зевая и деликатно помахивая пальцами перед ртом.

«Она просто восхитительна», — думал Невиль, с трудом отрывая от нее взгляд, так как ему было необходимо поддерживать беседу с соседями по столу.

«О да, она прежняя Лили», — продолжал думать он. Один из лакеев наклонился к столу рядом с ней, чтобы передвинуть блюдо, она взглянула на него, и ее лицо просияло.

— Мистер Джонс! — воскликнула она. — Как поживаете?

Бедный Джонс чуть не выронил блюдо. Он залился краской и что-то невнятно пробормотал.

— Извините, что смутила вас, — сказала Лили. — Завтра утром я приду на кухню со всеми поболтать. Мне кажется, что я не виделась с вами целую вечность.

Невиль заметил, что мать смотрит на нее с доброй улыбкой.

— Если вы, конечно, не возражаете, мадам. — Лили повернулась к графине. — Я забыла, что не у себя дома. Дома я часто спускалась на кухню, правда, отец? Это самое уютное место в доме, и я всегда нахожу там себе какое-нибудь дело. Отец не возражает.

— Я тоже не возражаю, детка, — ответила графиня, похлопав ее по руке.

— Отцы быстро привыкают, мадам, — сказал герцог Портфри, — что дочери легко обводят их вокруг пальца.

С самого первого момента Невиль заметил, что герцог стал совсем другим человеком. Он весь светился от счастья и не скрывал гордости за свою дочь.

Позже, в гостиной, Лили всех очаровала, поговорив с матерью Невиля и с каждой из его тетушек. Когда унесли поднос с чаем и некоторые из его кузин ушли в музыкальную комнату, чтобы поиграть на фортепиано, Лили подсела к Лорен и, взяв ее за руку, серьезно поговорила с ней о чем-то. Потом к ним подошла Гвен, что-то шепнула Лили на ухо, и они, взявшись за руки, тоже отправились в музыкальную комнату.

Невиль с печалью подумал, что для Лорен это был трудный вечер. Между ними возникла некоторая неловкость, когда он, приехав из Лондона, увидел, что она так и не уехала в Йоркшир. Хотя никто ничего не говорил им, они знали, что соседи шептались за их спинами, намерен ли он предложить руку и сердце леди Лилиан или возобновит свои намерения жениться на Лорен.

Невиль и Лорен знали ответ, хотя он никогда не был облечен в слова. Да и как могло быть иначе? Как он мог сказать ей, что не намерен возобновлять их отношения, не обидев ее? И как могла она сказать ему, что понимает, что между ними ничего не может быть, кроме дружбы, чтобы не намекнуть на их несостоявшуюся свадьбу?

Но как и всегда, она вела себя с достоинством и гордостью. Никто не мог догадаться, что происходило в ее душе.

Он любил Лили так давно, что с этим уже ничего нельзя было поделать. Он пытался жить собственной жизнью и не думать постоянно о ней. Он пытался не быть таким самонадеянным, чтобы верить в ее возвращение к нему.

Но достаточно было одного взгляда на нее, как все рассуждения выскочили у него из головы. Жизнь без Лили не стоит и ломаного гроша. Она для него — солнечный свет, тепло и смех. Она... Она просто его любовь.

Невиль не торопился. Он не будет сразу бросаться к ней с объяснениями. Она приехала с отцом на юбилей. Пусть она пока веселится, но вот завтра или послезавтра...

Все его мысли сосредоточились на том, что произойдет послезавтра. У него не было ни сомнений, ни страха.

Несмотря на поздний час, Лорен и Гвендолайн не отправились немедленно в постели, когда вернулись во вдовий дом. Они задержались в общей комнате, где в камине горел огонь. Эта комната была меньше, но уютнее, чем гостиная.

Прежде чем заговорить, они долго молча смотрели на потрескивающий огонь.

— Ты знаешь, что она сказала мне? — первой прервала молчание Лорен.

— Что? — спросила Гвендолайн, которой вовсе не надо было уточнять, о ком идет речь.

— Она сказала, что понимает мою обиду, — ответила Лорен. — Сказала, что тоже обижалась на меня весной и завидовала моему совершенству, считала меня настоящей леди, гораздо больше подходящей для роли жены Невиля, чем она. Лили сказала мне, что восхищается моей выдержкой, чувством собственного достоинства и моей неподдельной добротой к ней. Она просила меня простить ее за то, что сомневалась во мне.

— Хорошо, что она высказалась так открыто, — сказала Гвендолайн. — Она высказала все, что хотела, ведь так?

— Она... — Лорен закрыла глаза. — Она та самая женщина, которая нужна Невилю. — Ты заметила, как он смотрел на нее весь вечер? Ты видела его глаза?

— А мне она сказала, — продолжала Гвендолайн, — что понимает, как ущемила меня, вторгшись в мою семью в нарушение всех неписаных законов, когда я еще не перестала горевать по Вернону и не приспособилась к жизни без него. Она просила и меня простить ее. Она не угодничала, Лорен. Она говорила искренне. Мне бы хотелось продолжать ненавидеть ее, но я не могу. Она очень милая.

В ответ Лорен только улыбнулась.

— Когда я это говорю, — поспешила добавить Гвен, — то вовсе не хочу...

— Не хочешь сказать, что разлюбила меня? — перебила ее Лорен. — Конечно, нет, Гвен. Почему ты должна разлюбить меня? Если бы она не появилась, мы бы с Невилем поженились, но хорошо, что этого не произошло. Наш брак не был бы основан на любви.

— Что ты такое говоришь? — возмутилась Гвендолайн.

— Это так, — ответила Лорен. — Ты сегодня вечером наверняка почувствовала то же, что чувствовали все. Атмосфера была накалена страстью, которую они испытывают друг к другу. Они созданы друг для друга. Такого никогда не было между мной и Невилем.

— Возможно... — начала было Гвендолайн, но что-то в лице ее кузины, смотревшей на огонь, заставило ее замолчать.

— Ты знаешь, как-то раз я видела их, — продолжала Лорен. — Я видела их у озера рано утром. Они плавали, смеялись и были бесконечно счастливы. Дверь в коттедж была открыта — значит, они провели ночь вместе. Вот какой должна быть любовь, Гвен. Такой, какая у тебя была с мужем.

Гвендолайн крепче вцепилась в ручки кресла, на котором сидела, вздохнула, но ничего не сказала.

— Мне не дано испытать такую любовь, — сказала Лорен.

— Еще испытаешь, — заверила ее Гвендолайн. — Ты молода, красива и...

— Не способна на страсть, — добавила Лорен. — Ты заметила разницу между мной и Лили, Гвен? После неудавшейся свадьбы я могла бы уехать. Я могла уехать домой вместе с дедушкой и начать новую жизнь, но я осталась. И даже потом, когда я решила, что мне все-таки лучше уехать, я осталась. Я боялась что-нибудь пропустить здесь. А Лили, у которой было гораздо меньше оснований уезжать, чем у меня, уехала, чтобы начать новую жизнь, а не цепляться за то, что ее совершенно не удовлетворяло. Я не обладаю таким мужеством, как она.

— Ты устала, — сказала Гвендолайн, — и удручена. Завтра утром все будет выглядеть гораздо лучше.

— Но у меня не хватит мужества на то, чтобы сделать одну вещь, — произнесла Лорен, вставая. Она взяла с каминной полки пастушку из очень дорогого фарфора и, улыбаясь, подержала ее в руках. — Да, я это сделаю.

Она бросила пастушку в камин, где та разлетелась вдребезги.

Основное торжество по случаю юбилея графини намечалось на вечер, но с таким количеством гостей, какое собралось в Ньюбери-Эбби, даже за чаем было тесно и шумно. За окнами был сырой осенний день. Никому не хотелось выходить из дома.

Исключением была Элизабет. Она была рада снова оказаться здесь, повидаться со своими родственниками, отпраздновать семейное торжество. Но еще больше ее радовало то, что должно было произойти событие, о котором она мечтала с самой весны. И хотя гости съехались на юбилей графини, все ясно понимали, что произойдет что-то еще, более значительное. Отношения, существовавшие между Невилем и Лили, отмечались всеми гостями как редкие и необыкновенные.

Однако к искренней радости Элизабет за Невиля и Лили примешивалась некоторая доля горечи.

Она больше не нужна ни Лили, ни... ее отцу.

Элизабет незаметно покинула гостиную, поднялась к себе в комнату, надела теплую накидку, шляпку, перчатки и вышла из дома, чтобы в одиночестве погулять по Саду камней. Было холодно и сыро. Она вспомнила день приезда сюда Лили, день неудавшейся свадьбы Невиля и Лорен. Вспомнила, как Линдон приставал к Лили с расспросами, а она, Элизабет, сердилась на него за это, не зная, что уже тогда он догадывался о правде. Так много времени утекло....

— Вам не помешает моя компания? — раздался голос сзади. — Или вы предпочитаете одиночество?

Он разыскал ее. Улыбаясь, она повернулась к нему. Она собиралась ответить ему, что да, она предпочитает одиночество, но это было бы ложью. Для одиночества у нее вся жизнь впереди. Какой смысл начинать прямо сейчас?

— Линдон, вы ведь немного опечалены? — спросила она. — Вы так мало времени провели с ней.

— Вы намекаете на то, что она покинет меня ради Килбурна? — спросил он. — Да, мало. Последние несколько месяцев были самыми счастливыми в моей жизни. Не хотите ли прогуляться по Тропе рододендронов? Или вам холодно?

Элизабет покачала головой. Она заметила, что он не предложил ей руку, возможно, потому, что она крепко сцепила руки у себя за спиной. Раньше она всегда чувствовала себя рядом с ним очень свободно. Сейчас она была смущена.

— Но я испытываю также и чувство удовлетворения, — сказал он. — Лили будет счастлива, если примет предложение Невиля, а я наконец-то смогу устроить свою жизнь.

— Побывав вместе с Лили на могиле жены, вы убедились, что она ушла безвозвратно, не так ли? Вы, должно быть, очень ее любили.

— Любил, — согласился герцог, — но это было так давно. Я иногда подумывал жениться снова и обзавестись сыном и наследником. Но каждый раз я вспоминал о нашем с Фрэнсис ребенке, который мог оказаться сыном, и мне становилось горько от мысли, что придется выбирать, кто из них станет моим наследником.

— Еще не поздно, Линдон, — через силу сказала графиня, чувствуя на сердце тяжесть и холод, словно ей внутрь проникал дувший им в лицо ветер. — Я говорю о наследнике. В сущности, вам не так уж много лет. Вы чрезвычайно привлекательны. Если вы женитесь на молодой женщине, то сможете иметь несколько детей. Семья скрасит ваше существование, когда уйдет Лили.

— Именно это вы советуете мне сделать, мой друг? — спросил герцог.

— Да, — ответила Элизабет, надеясь, что ее голос звучит твердо и холодно, как ей того хотелось.

Она всегда любила эту тропу, проложенную так, что она выводила гулявших по ней на самую вершину холма, откуда открывался прекрасный вид на особняк, окруженный садом. С другой стороны вдали виднелось море. Она сосредоточила все свое внимание на красоте окружавшей их природы и замолчала.

— Вы считаете себя молодой, Элизабет? — спросил герцог после долгого молчания.

У Элизабет учащенно забилось сердце. Она смотрела на свинцово-серое море, не замечая, что он разомкнул ее руки и взял одну из них в свою.

— Я недостаточно молода, — ответила она. — Мне уже тридцать шесть. Как вы знаете, я добровольно выбрала одиночество. Я не хотела выходить замуж не по любви. А сейчас это для меня уже поздно.

— Вы любите меня? — спросил он.

Герцог не замечал природы, ради которой они и проделали весь этот путь. Он смотрел только на нее. Его вопрос вывел ее из равновесия, сердце сбилось с ритма, едва не лишив ее возможности думать.

— Как очень дорогого друга, — ответила она.

— Мне жаль, Элизабет. Раньше то же самое я мог сказать и о моих чувствах к вам, но сейчас все изменилось. Но наверное, мне не стоит затевать весь этот разговор? Вы ведь не любите меня так, как бы хотели любить мужа?

— Линдон, — прошептала она, — я слишком стара, чтобы подарить вам сына.

— Так ли это? — спросил он, поднося ее руку к губам. — Ведь вам всего тридцать шесть, моя дорогая.

Он тихо рассмеялся и крепче сжал ее руку.

— Линдон, — сказала она жалобно, — будьте разумным. Вы ничем мне не обязаны.

— У меня есть обязательства перед самим собой, — ответил он. — Я хочу жениться на той, которую люблю, Элизабет. Я люблю вас. Вы выйдете за меня замуж?

— О, — выдохнула Элизабет, не зная, что сказать. Герцог же, отогнув перчатку на ее руке, припал губами к запястью. — Вы пожалеете о своем предложении уже через несколько дней после свадьбы Лили, когда вам захочется свободно распоряжаться своей жизнью. И будете рады, что я сказала «нет».

— Значит, вы говорите «нет», моя дорогая? — спросил он с глубокой печалью в голосе. — Посмотрите мне в глаза и скажите, что вы меня не любите и хотите остаться одинокой до конца своих дней. Пожалуйста, посмотрите мне в глаза.

Повернув голову, Элизабет уставилась на его подбородок, затем заглянула в его необычайно голубые глаза. Неужели этот взгляд предназначен ей? Тот самый взгляд, которым Невиль смотрел на Лили и которому она так завидовала? Герцог Портфри продолжал смотреть на нее.

— Обещайте мне, что никогда не пожалеете об этом. — Надежда и ужас слились воедино, отзываясь внутри болью и горечью. — Обещайте мне, что не пожалеете через год или два, если у нас не будет детей. Обещайте мне...

Он поцеловал ей руку.

— Никогда не подозревал, что вы можете нести чепуху, подобную этой, Элизабет, — произнес он.

— Линдон, — сказала она, стараясь не заплакать. Непроизвольно она положила руки ему на плечи. — О, Линдон, вы и вправду...

Он поцеловал ее. Поцелуй был крепким и очень сексуальным. Его язык раздвинул ее дрожавшие губы и глубоко вошел ей в рот. Этот поцелуй был для Элизабет шокирующе интимным. У нее перехватило дыхание и задрожали колени. Чтобы не упасть, она обвила его шею руками. И сама поцеловала его. Ее язык слился с его языком. И она с наслаждением отдалась поцелую.

— Прошу прощения, — промолвил он, поднимая голову. — Я прервал вас. Так что вы хотели сказать?

— У меня такое ощущение, что вы не дадите мне закончить ни одного ответа, если вам не захочется его услышать.

— Вы все быстро схватываете, — ответил он, потершись носом о ее нос. Он покрыл ее лицо и шею быстрыми поцелуями, а затем захватил в рот мочку уха, вызвав у нее стон удовольствия. — Но вы умная женщина и должны понимать, каким образом я собираюсь добиваться послушания.

— Вот уж не думала, что вы можете быть таким глупым, да к тому же еще и бессовестным, Линдон.

Он продолжал целовать ее.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, — сказала Элизабет, закрыв глаза. — Как самого близкого друга и даже больше, чем друга. Если я выйду за тебя замуж, то приложу все силы, чтобы родить тебе сына.

Откинув назад голову, он весело рассмеялся, а затем крепко обнял ее.

— Неужели? — воскликнул он. — Ты провоцируешь меня, моя дорогая. Я подвергну тебя испытанию в первую же брачную ночь, да и во все последующие. Это я тебе обещаю. Может случиться, что это будет повторяться по утрам и даже в дневное время. Когда мы поженимся, Элизабет? Давай как можно скорее. Я сгораю от нетерпения. Мне уже сорок два года. Тебе тридцать шесть. Я хочу провести с тобой каждый день, каждую минуту нашей дальнейшей жизни.

— Не так уж мы и стары, — возразила Элизабет.

— Конечно, нет, — согласился он, целуя ее в губы. — Давай посмотрим, что решат эти дети. Я определенно буду настаивать, чтобы свадьба состоялась в Ратленде. Но мне бы хотелось, чтобы к этому времени у Лили была мачеха, которая помогла бы ей с подготовкой свадьбы.

— Вот мы и пришли к главной цели твоего предложения. Наконец-то ты сказал мне правду...

Он закрыл ее рот долгим поцелуем.

Глава 26

Лили открыла для себя, что в Ньюбери-Эбби что-то изменилось. Когда она последний раз была в имении, оно давило на нее, угнетало, заставляло почувствовать свою незначительность. Сейчас она восхищалась его величием, элегантной легкостью архитектуры. Она чувствовала себя здесь как дома.

За полтора дня своего пребывания здесь Лили сумела поговорить со всеми, включая и прислугу на кухне, где она когда-то утром пила кофе, предварительно почистив картошку. Она получала удовольствие и от компании Невиля, хотя им так и не удалось побыть наедине. Самым интимным для них был момент, когда он заглянул к ней в карету.

Но какое это имеет значение? Можно чувствовать себя наедине с кем-то и в окружении большой толпы. Она выросла в окружении целого полка солдат, их жен и детей и рано познала эту простую истину.

Будучи в компании с другими, они могли беседовать друг с другом. Они смотрели друг на друга и улыбались, не стесняясь посторонних взглядов. Они чувствовали себя наедине друг с другом и понимали, что их время пришло. Теперь у них будет дом, и в этом доме они проживут до конца жизни. Лили была уверена, что не ошибается.

И хотя ничего еще не было облечено в слова, подходящий момент пока не наступил. И они, словно по взаимному согласию, не пытались его приблизить. Они так долго ждали, что могут подождать и еще немного. Подходящий момент придет сам собой, и не стоит торопить его.

В гостиной был свернут ковер. И вечером там танцевали, продолжая праздновать юбилей графини. Леди Уоллстон, тетя Невиля, села за фортепиано. Невиль танцевал сначала с матерью, затем с Гвендолайн, любившей танцевать, несмотря на свою хромоту. Потом он танцевал с Элизабет и Мирандой.

Настала очередь и Лили. Это был заключительный танец вечера — вальс.

— Я эгоист, Лили, — произнес он, улыбаясь. — Я специально приберег вальс для себя.

Лили рассмеялась. Она танцевала с отцом, Джозефом, Ральфом и Хэлом. Она наслаждалась танцами, хорошо зная, что последний танец будет принадлежать Невилю.

— Я знала, что это будет вальс, — сказала она.

— Лили, — он наклонился поближе к ее уху, — ты дочь герцога, обладающая большим состоянием и всеми качествами, присущими настоящей леди из высшего общества.

Глаза Лили искрились смехом.

— Я уже переговорил с Портфри и заручился его согласием. Завтра утром в библиотеке я поговорю с тобой. Твой отец или Элизабет приведут тебя туда и оставят нас одних на пятнадцать минут — больше считается неприличным.

— Правда? — Лили снова рассмеялась. — По твоему голосу и взгляду я чувствую, что у тебя на уме что-то другое. Что?

— За одну только мысль об этом Портфри вызовет меня на дуэль, — ответил он.

— Невиль. — Она склонилась к нему. Такая близость друг к другу на балу могла бы обернуться скандалом, будь они в другом месте. Но их окружали члены семьи, которые смотрели на них с нескрываемым поощрением, хотя и делали вид, что ничего не замечают. — Что у тебя на уме? Хочешь скажу? Ты вспоминаешь долину, ведь так? Озеро с водопадом и коттедж?

Он, улыбаясь, кивнул.

— Завтра утром? — спросила она. — Нет, за это мой отец не вызвал бы тебя на дуэль. Скорее всего ты имеешь в виду сегодняшний вечер.

Продолжая танцевать, они смотрели в глаза друг другу. Лили почувствовала, как у нее защемило в груди и появилась слабость в коленях: момент, которого она ждала, настал. Самый подходящий момент.

— Ты пойдешь туда со мной, Лили?

— Конечно.

— После того как все лягут спать, я постучу в твою дверь.

— Я буду готова.

«Да», — думала Лили, направляясь к себе в комнату, после того как обняла графиню, Элизабет, отца и ради приличия пожелала Невилю спокойной ночи. Да, они поступят правильно, если пойдут в коттедж. Сейчас она стала леди, дочерью герцога, и соблюдала все приличия, предписанные обществом. Но глубоко внутри она была прежней Лили и считала себя замужней женщиной, связанной чем-то большим, чем установленные людьми правила.

С усыпанного звездами неба светила ясная, почти полная луна. Было холодно. Но Лили, державшая Невиля за руку, ощущала только очарование момента. Они быстро миновали конюшни и по тропе, поросшей папоротником, спустились в долину. Несмотря на то что они были уже далеко от дома, они не разговаривали, боясь привлечь чье-нибудь внимание звуком своих голосов. Да в разговоре и не было нужды. Что-то более надежное, чем слова, связывало их воедино.

Пройдя мимо озера с водопадом, они подошли к коттеджу. И здесь их охватило чувство глубокого волнения. Здесь они испытали ни с чем не сравнимое счастье, пока череда событий не разлучила их. Но зачем вспоминать об этом сейчас? Они вернулись туда, где были счастливы и где будут счастливы снова.

Они остановились перед закрытой дверью коттеджа.

— Лили, — Невиль нежно прикоснулся к ее лицу, — прежде чем начать разговор, мы займемся любовью. Согласна? Пусть церковь и государство не признают за нами права сделать то, что мы хотим.

— Я признаю это право, — ответила она. — Ты тоже признаешь. А это для нас главное. Я твоя жена. Ты мой муж.

Так оно и было с того самого момента, когда он женился на ней в Португалии. Уже тогда Лили знала, что он для нее все на свете, что ей больше ничего и не надо. Ни церковь, ни государство не могли помешать им.

— Да, — сказал он, прислоняясь лбом к ее лбу, — ты моя жена.

Невиль открыл дверь, и они вошли в коттедж. Он зажег две свечи. Пока Невиль разжигал огонь в камине, Лили отнесла одну из свечей в спальню. В доме было очень холодно.

— Пока здесь не станет тепло, — сказал он, распахивая свой плащ и закутывая ее, — я согрею тебя своим телом. Потом мы разденемся и ляжем в кровать.

Лили рассмеялась и посмотрела ему в глаза.

— В нашу брачную ночь было очень холодно, — произнесла она.

— О Господи, да, — вспомнил Невиль. — Нас согревали плащи и одеяла, а от пронзительного ветра защищала только палатка.

— Нас согревала страсть, — добавила она.

— Я тогда чуть не раздавил тебя. Я не должен был пугать тебя. Все было бы по-другому, если бы я заранее подумал об этом.

— Это была одна из двух самых прекрасных ночей в моей жизни, — сказала Лили. — Вторая была здесь. Воздух уже нагрелся.

— Но пол твердый.

— Не тверже, чем земля в твоей палатке в Португалии.

Они сняли с постели одеяла и подушки, расстелив на полу свои плащи. Они не стали снимать с себя всю одежду. Пол действительно был жестким и холодным. И воздух в комнате еще не прогрелся, несмотря на потрескивающий в камине огонь.

Но какое значение сейчас могли иметь для них все эти неудобства! Для каждого существовал только другой — теплый, живой, желанный. После ласк и нежных слов Невиль поднял подол ее платья, спустил панталоны и глубоко вошел в нее. Они слились в единое целое, став одним существом с общим сердцем. Они делили общую страсть и удовольствие и были наверху блаженства.

О да, они были женаты.

Лили лежала на твердом полу. Невиль перевернулся на спину, не выпуская ее из своих объятий. Она что-то пробормотала спросонья и еще крепче прижалась к нему.

Огонь весело горел в камине. Должно быть, Невиль ненадолго задремал.

— Наверное, я переломал тебе все кости, — встревожился Невиль.

— Ммм... — Лили вздохнула, затем нежно поцеловала его в губы. — Ты собираешься сделать из меня честную женщину?

— Лили. — Он крепче прижал ее к себе. — Лили, любовь моя. Можно подумать, что ты когда-нибудь была бесчестной. Ты моя жена. Ты можешь тысячу раз сказать «нет», можешь повторять это всю оставшуюся жизнь, но я тебе не поверю.

— Я не собираюсь повторять это тысячу раз, — сказала она. — Я сразу ответила тебе «да». Часом позже я вышла за тебя замуж, и с тех пор считаю себя замужней женщиной, хоть и отказалась весной узаконить наш брак. Я и сейчас не скажу «нет». Я твоя жена и хочу, чтобы все знали об этом: отец, твоя мать — все. Но это будет лишь подтверждением тому, что уже существует между нами.

Невиль поцеловал ее.

— Отец хочет устроить грандиозную свадьбу, но для меня достаточно и того, что было в Португалии. Он хочет, чтобы торжество состоялось в Ратленд-Парке. Мы должны позволить ему сделать то, что он хочет, Невиль. Я им очень дорожу. Я... я люблю его.

— — Моя мать хочет того же самого. Все общество ждет этой свадьбы. Конечно, пойдем им навстречу. Но когда, Лили?

— Когда захотят мой отец и твоя мать, — предложила она.

— Нет, Лили. Лучше решим сами. А что, если на вторую годовщину нашей первой, то есть нашей настоящей, свадьбы? В декабре и в Ратленд-Парке.

— Это было бы великолепно. — Она благодарно улыбнулась ему.

Сейчас все было великолепным. Конечно, такого в дальнейшем может и не быть. Жизнь весьма разнообразна. Но сейчас будущее казалось блестящим, а прошлое...

Ох это прошлое. Прошлое было для Лили мучительным, а Невиль так и не нашел в себе мужества расспросить ее о нем. Но возможно, сейчас это уже не имеет никакого значения. Прошлое лучше оставить в прошлом. Но ведь прошлое может напоминать о себе. Оно может вторгнуться в настоящее и разрушить будущее, если не разрешить сейчас все проблемы, связанные с ним. Прошлое Лили всегда будет мучить Невиля, и ему будет казаться, что она намеренно утаила его.

— О чем ты задумался? — спросила Лили, целуя Невиля. — Почему у тебя такой печальный вид?

— Лили, — начал он, глядя в ее затуманенные глаза, хотя предпочел бы смотреть куда угодно, только не в них. — Расскажи мне о тех месяцах. Ведь тебе есть что рассказать, не так ли? У меня не хватило мужества или силы духа выслушать весной всю твою историю. Боль за тех, кого мы любим, труднее вынести, чем свою собственную, особенно когда ты чувствуешь себя виноватым. Но мне нужно знать. Мне нужно это знать, чтобы между нами не осталось ничего недосказанного. Возможно, и тебе надо облегчить душу. Мне надо помочь тебе, если, конечно, я смогу. Мне необходимо...

— ...прощение? — закончила его мысль Лили. — Ты сделал все, что мог, как для меня, так и для тех солдат, которые погибли в ущелье. Была война. И это отец взял меня с собой в разведку. Он знал, что рискует, и я знала об этом. Ты не должен винить себя. Не должен. Но я все расскажу тебе. Мы вместе пройдем через эту боль. Вместе. И вместе избавимся от нее. Тогда наконец прошлое останется позади.

Даже сейчас Невиль жалел, что затеял этот разговор. У них была такая чудная ночь, и не стоило давать возможность прошлому вторгаться в нее.

— Его звали Мануэль, — начала Лили. Она перевела дыхание и продолжила: — Да, его звали Мануэль. Он был невысоким, хорошо сложенным и пользовался авторитетом. Мануэль руководил отрядом партизан и был фанатичным националистом. Он горячо любил соотечественников и был до предела жесток с врагами. Семь месяцев я была его женщиной. Полагаю, что он любил меня. Он плакал, когда отпускал меня.

Невиль не выпускал Лили из своих объятий, пока она говорила. Закончив свой рассказ, она заплакала. Он плакал вместе с ней.

— Ты не должна винить себя, Лили, — прошептал он ей на ухо. — Я знаю, что ты винишь себя за то, что осталась в живых, одна из всех французских пленных. Ты винишь себя и за то, что позволила этому человеку пользоваться своим телом, чтобы выжить. Послушай, что я скажу тебе, моя любовь: ты должна поверить мне, ты прощена. Я прощаю тебя.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Возможно, мне не надо это говорить, потому что я не вижу твоей вины, Невиль, но я знаю, что тебе хотелось бы это услышать. Я прощаю тебя за то, что не сумел защитить меня, что не отправился на мои поиски, что вернулся в Англию и продолжал жить своей жизнью. Ты прощен.

Невиль привлек ее голову к своей груди и стал легкими движениями пальцев массировать ей затылок. Он задумчиво смотрел на огонь.

«Странная ночь, — думал он. — Почти такая же, как и та, первая, что мы провели вместе, испытывая, с одной стороны, ужас и горе, а с другой — любовь и блаженство физической страсти. Несмотря на все плохое, жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. Пока существует любовь, которая сильнее всяких слов и которая придает смысл всему живому, — жить стоит».

Они правильно поступили, преодолев этой ночью последний барьер, существовавший между ними. Они откровенно признались друг другу, что дорога в эту ночь и в этот коттедж была трудной и долгой. Но, осознав это вместе, они сняли тяжесть со своей души, простили друг друга и вместе обрели мир и любовь.

— Лили! — Невиль поцеловал ее в губы. — Лили...

Она крепко прижалась к нему.

Они занимались любовью неистово, без всяких любовных игр, без единого слова нежности. Это было яростное стремление двух тел достичь самой сути физической любви. И им посчастливилось найти эту суть здесь, в коттедже, рядом с озером и водопадом, где на твердом полу, среди разбросанных одеял и плащей, сливались их тела.

Затем они заснули.

Невиль крепко спал, зарывшись в подушку, когда Лили поднялась, расправила свою одежду, кое-как пригладила волосы и взяла плащ. Она хотела уйти, оставив его одного, но огонь в камине потух, и холод наверняка скоро разбудит его.

— Невиль, — позвала она и не удивилась, что он сразу проснулся и сел — выработанная годами привычка офицера просыпаться по первому зову. — Невиль, нам надо возвращаться домой и привести себя в порядок, чтобы мы могли с невинными лицами предстать перед очами отца, твоей матери и всех остальных. Зачем терять драгоценное время?

Невиль улыбнулся и протянул к ней руки.

— Намек понял...

Лили поцокала языком, дразня его.

— Я имела в виду купание, — сказала она, — хотя вода сейчас очень холодная.

Невиль поморщился.

— Я предлагаю пойти на пляж, — сказала Лили. — Нет, побежать.

— Может, мы лучше займемся любовью? — спросил он, потягиваясь.

— Нет, мы побежим на пляж, — твердо заявила она. — Пробежка тебе не повредит, соня.

— Кто? — спросил он, разразившись смехом.

Но Лили уже ушла, оставив дверь широко открытой, и ей вслед звучало эхо его смеха.

Невиль снова поморщился, вздохнул, бросил долгий взгляд на потухший огонь в камине, вскочил на ноги, собрал свою одежду и пустился в погоню.

Глава 27

Лили не препятствовала желанию герцога Портфри. Он хотел, чтобы свадьба состоялась в Ратленд-Парке. Лили была его дочерью, и он наконец нашел ее и привез в их дом. Именно из этого дома он хотел отдать ее мужчине, которого благословил быть ее мужем.

Но все вопросы организации свадебных торжеств он предоставил решать Лили. Если она захочет собрать у себя весь высший свет, он заставит приехать к ней на свадьбу всех до единого. Но с другой стороны, если она захочет отпраздновать свою свадьбу в интимном кругу, где будут присутствовать только члены семьи и ближайшие друзья, то так тому и быть.

— Весь свет не поместится в церкви, — заметила она.

Это была старинная нормандская церковь, расположенная на холме, возвышавшемся над деревней. К ее сводчатым дверям вела узкая тропинка. Церковь не отличалась вместительностью.

— Как-нибудь втиснутся, — предположил герцог, — если ты действительно этого хочешь.

— А ты правда не будешь возражать, если я ограничусь только родственниками и ближайшими друзьями?

— Конечно, нет. Я знаю, Лили, что эту свадьбу можно считать второй, но я хочу, чтобы она была чем-то особенным. Я хочу, чтобы ты помнила ее всю жизнь.

— Так и будет. — Лили бросилась к нему на шею. — На ней будешь присутствовать ты, Элизабет, вся семья Невиля. Она навсегда останется в моей памяти.

— Тогда устроим свадьбу только для самого узкого круга людей, — сказал герцог. — Именно этого я и хотел.

Однако эта свадьба не была такой интимной, как его собственная свадьба с Элизабет в начале ноября, на которой присутствовали только Лили и его управляющий в качестве свидетелей. Но отсутствие гостей, как потом говорил герцог, не сделало для него и его невесты этот день менее счастливым.

Элизабет, как всегда красивая, элегантная, полная достоинства, сияющая от счастья, которое сделало ее гораздо моложе и окрасило румянцем юности ее щеки, с головой ушла в приготовления к свадьбе своей падчерицы и любимого племянника.

И вот в одно морозное солнечное утро декабря Невиль ждал перед алтарем церкви в Ратленде появления своей невесты. Церковь не была заполнена, но там были все люди, сыгравшие важную роль в жизни Невиля и Лили, за исключением Лорен, которая, несмотря на все уговоры, предпочла остаться дома. На передней скамье сидела мать Невиля, а рядом с ней его дядя и тетя, герцог и герцогиня Анбери. Элизабет, герцогиня Портфри, сидела на скамье через проход от них. В церкви собрались все его дяди, тети и кузины. Приехали и капитан Харрис с женой, а также родственники со стороны семейства Портфри. Даже барон Онслоу встал с постели, чтобы присутствовать на свадьбе внучки.

Джозеф, маркиз Аттингсборо, был шафером Невиля.

В дверях церкви возникло какое-то движение, промелькнуло лицо Гвен, расправлявшей шлейф платья невесты, но самой Лили пока не было видно.

Но вот появился Портфри, безукоризненный в черно-белом с серебром костюме. Под руку с ним шла невеста. Она была в белом платье классического покроя, которое светилось в тусклом свете церковного интерьера, ее короткие светлые кудри были украшены нежными белыми цветами и зелеными листьями.

Вздох восхищения разнесся по церкви.

Но Невиль не видел невесты, одетой с элегантностью и вкусом в дорогое платье. Он видел Лили — Лили в ее вылинявшем голубом ситцевом платье и старом армейском плаще, который оставался велик ей, несмотря на переделку. Лили с босыми ногами, несмотря на декабрьскую стужу, и разметавшимися на ветру волосами, спускавшимися до самой талии.

Его невеста.

Его любовь.

Его жизнь.

Он наблюдал, как она, не спуская с него глаз, идет к нему. И он знал, что в данный момент она не видит своего жениха в малиновом бархатном камзоле с серебряными галунами, в серых бриджах и накрахмаленной белой рубашке. Она видит офицера Девяносто пятого стрелкового полка в запыленном зелено-черном мундире, в грязных сапогах, с короткой прической.

Лили улыбнулась ему, и он почувствовал, что улыбается в ответ. Портфри вложил ее руку в его руку и, отойдя, занял место рядом с Элизабет.

Невиль стоял рядом со своей элегантной невестой, со своей прекрасной Лили.

— Возлюбленные братья и сестры, мы собрались...

Невиль сосредоточил внимание на проповеди, которая соединяла их браком в глазах церкви и государства, в то время как проповедь среди холмов центральной Португалии навеки соединила их сердца.

Холодный ветер встретил их, когда они вышли из церкви. Но это был холод великолепного зимнего дня, когда морозец румянит щеки, искрится в глазах, наполняет мускулы энергией.

— О Боже! — смеясь, воскликнула Лили.

Расписавшись в церковном регистре и шествуя по проходу, расточая улыбки направо и налево родственникам и друзьям, Лили не заметила, как значительная часть паствы, особенно молодежи, исчезла из церкви. Сейчас ей все стало ясно. По обеим сторонам извилистой тропинки с коробками в руках стояли люди.

— Где, черт возьми, они нарвали в декабре столько живых цветов? — спросил Невиль, не в силах удержаться от улыбки.

— В отцовских оранжереях, — догадалась Лили. — Но это уже не цветы. Это лепестки.

Сотни лепестков. Тысячи. Молодые люди осыпали ими невесту с женихом.

— Ну, — сказал Невиль, отыскивая открытую карету, которая должна была доставить их домой к свадебному завтраку, — нам придется разочаровать их. Мы не прошествуем мимо, делая вид, что получаем удовольствие от того, что они осыпают нас бывшими цветами. Давай побежим.

Он крепко схватил Лили за руку, и они побежали вниз по тропе, в то время как молодежь с приветственными криками осыпала их головы лепестками.

— Вот и убежали, — сказал Невиль, когда они, все еще смеясь, добежали до кареты. Он помог Лили сесть и накинул на ее плечи белый, отороченный мехом плащ.

Лили уютно закуталась в плащ, а Невиль, стоя в карете, помахал рукой своим весело настроенным родственникам. Все они обступили карету. Взрослые не могли сдержать слез, а молодежь шумно веселилась. Лили увидела, что графиня плачет, протянула ей руку и поцеловала, когда та подошла ближе. Она поцеловала Элизабет, у которой тоже глаза были на мокром месте, и обняла отца.

Невиль, продолжая стоять в карете, размахнулся, швырнул горсть монет в сторону большой группы деревенских жителей, пришедших посмотреть на свадьбу. Дети бросились поднимать их.

А когда карета тронулась, Лили и Невиль обнаружили, что за ними тянется хвост из ленточек, бантиков и колокольчиков.

— Можно подумать, — сказал Невиль, усаживаясь рядом с Лили, — что моим кузинам и кузенам просто больше нечего делать.

— У тебя лепесток на носу, — засмеялась Лили, протягивая руку, чтобы снять его.

Но Невиль перехватил ее руку и поднес к губам. Лицо его стало серьезным. Лили смотрела в его глаза сияющим взглядом.

— Лили, — сказал он. — Моя жена. Моя графиня.

— Да, — ответила она, погладив его по щеке. Они свернули на дорогу к дому. Церковь, гости и деревенские жители исчезли из виду. — За последние два года в моей жизни было столько перемен, что я не знала, кем мне следует себя считать.

— Я знаю, — сказал он, обнимая ее. — А теперь, Лили, ты нашла себя наконец? Кто ты сейчас, Лили?

— Я Лили Дойл, — ответила она, — и леди Фрэнсис Лилиан Монтегью, и леди Уайатт, графиня Килбурн. Я сочетаю в себе три личности.

— Все это довольно запутанно, — сказал Невиль.

Лили посмотрела на него сияющим взглядом и покачала головой.

— Во мне живут все те люди, которыми я была, и весь тот опыт, который я накопила за свою жизнь. Я не собираюсь делать никакого выбора. Я не собираюсь отказываться от одного образа в пользу другого. Но все же я осталась прежней. По натуре я Лили и, насколько мне известно, твоя жена.

— Да, — подтвердил он, целуя ей руку, — ты совершенно точно определила, кто ты есть на самом деле. Ты Лили. Женщина, которую я люблю. Я действительно люблю тебя, Лили.

— Я знаю, — ответила она, положив голову ему на грудь. — Ты любишь меня и поэтому дал мне возможность самой определиться, кто я такая.

— И после этого ты вернулась ко мне.

— Да, — ответила она. — Я сама так решила, Невиль. Я хотела быть свободной и самостоятельно сделать выбор. Но я люблю тебя и любила всегда. Я полюбила тебя с того самого момента, как увидела. С тех пор ты стал моим героем. Ты стал мне другом, а потом и моей любовью. Но только сейчас мы встретились как равные и полюбили как равные.

— Я не говорил тебе, что из тебя получилась прекрасная невеста?

— За это ты должен благодарить Элизабет. Это она убедила меня, что белое платье идет мне больше других и что я буду лучше выглядеть с венком из цветов на голове, чем в шляпке с вуалью.

— А для меня ты лучше всего выглядишь в голубом ситцевом платье, старом армейском плаще и с распущенными волосами без единой заколки в них.

— Очень мило с твоей стороны, — ответила Лили, слегка обидевшись. — А ты никогда не выглядел более красивым, чем в своей потертой форме пехотного офицера. Невиль, как нам повезло, что в нашей памяти сохранятся две такие прекрасные свадьбы.

— Боже! — внезапно воскликнул он, глядя в сторону дома.

— О Господи! — воскликнула Лили, повернув голову.

Все слуги Ратленд-Парка собрались на террасе. Они выстроились в две шеренги, чтобы приветствовать новобрачных.

Невиль обнял Лили за плечи и заглянул ей в лицо. Она посмотрела ему в глаза. И оба поняли, что уединению пришел конец. По крайней мере в данный момент.

— Это все только до ночи, моя любовь, — сказал Невиль.

— Да, — ответила она, — только до ночи.

Они повернули к слугам сияющие лица, и на них обрушился дождь лепестков.