Глава 15


Доспех был без наплечника. Поэтому Зафира могла удобно поместить голову на плечо спасителя. Граф Дебиан, правда, немного повертел головой — но примирился с нежными объятиями. Зафира была так рада спасению, что, не будь на Дебиане кирасы из толстой проклепанной кожи, пожалуй, он бы и дышать не смог.

Девушка вспоминала прочитанные рыцарские романы. Сейчас она не вспоминала ни пыльной вершины столба, откуда ее не так давно спасли, ни длинного скучного пути, в котором не было где показать красивое платье или проявить милосердие к поверженному в поединке рыцарю… Ну, казнь Жабовара видели… Это же не то!

И даже то, что Дебиан служитель Дьявола, девушку нисколько не беспокоило. Зато настоящий рыцарь! Пусть не такой могучий, как отец — но благородный без сомнения. А отец, кстати, рыцарские романы терпеть не мог. И почему не пожег все, Зафира сама не понимала. Впрочем, сейчас с ней происходило то самое романтическое путешествие, о котором она грезила с первого прочитанного романа. Тут Зафира подумала: если отец ее часто испытывал в походах такой же восторг, то что ему книжки? Может, потому и не любит печатное слово…

О книжках северная красавица думала краем. Главное: вот у нее в охапке настоящий рыцарь! И зачем она, дура, от него столько бегала? Даже сам Дьявол ничего не сделал ее бессмертной душе. А уж чернокнижник ей и подавно не страшен. Зато в остальном граф Дебиан не имеет ни единого изъяна! И батюшка тоже рад будет — ведь он же этого хотел с самого начала.

Так что Зафира безмятежно покачивалась в седле позади своего спасителя и даже замурлыкала песенку. Граф не отклонился, слушал — девушка сочла это добрым предзнаменованием.

Тем временем каменные столбы вокруг делались все ниже, реже, пока не сошли на нет. Появилась трава — сперва чахлая, а потом все гуще и гуще. Хотя цвет ее оставался выгоревшим, рыжим, ржавым — но заросли по обе стороны дороги поднимались все выше. Когда около полудня остановились на привал, Зафира даже разыскала в траве несколько блеклых голубых цветов — до того хилых, что даже срывать пожалела.

Тут Зафира внимательно разглядела спасителей. Было их десятка полтора — все на гнедых лошадях, хорошо откормленных и ухоженных, с мощными ногами, широкими копытами — порода под закованного в броню всадника. Вились гривы — длинные, ни разу не стриженные, зато тщательно вычесанные. Широко раздувались ноздри; и даже выражение конских морд казалось девушке уверенным. И сами кони выглядели воплощением надежности.

Всадники коням не уступали нисколько: маленький отряд двигался как единое целое, каждый понимал свое место и в походе и на привале. Без команды кто-то пошел за хворостом, кто-то составил копья в пирамиды, несколько человек встали на страже, оглядывая округу.

Тут Зафира поняла, откуда ощущение надежности. Все воины были одеты аккуратно и добротно — хотя и неброско. Насколько баронская дочь могла понимать в оружии, оно также было новым и хорошего качества. Батюшка, помнится, рассказывал, как отличить. Каждый всадник вез при седле большой арбалет для охоты на Песчаных — против человека, даже в броне, такая мощь не требовалась. И такие болты — почти дротики — не требовались тоже. Кроме колчана дротиков к арбалетам, всадники везли при седлах прямые мечи под двуручный хват, литые остроконечные шлемы. На себе все имели только кованые толстые кирасы с прилагающимися деталями: наплечниками, налокотниками. Чтобы доспехи не нагревались солнцем, воины набрасывали одинаковые светлые накидки с вышитым графским гербом.

Зафира ходила по биваку, разглядывая коней и людей, отчего те смущенно глотали привычные ругательства. Усатый стерег каждый ее шаг и ворчал — опасно, негоже далеко отходить. Но хотя бы уже не называл простолюдинкой. В конце концов, ворчание Пафнутия графу наскучило, и Дебиан сказал:

— После обеда поедем в ближайшую часовню с сохранившимся алтарем. Сам увидишь, что моя нареченая говорит правду!

И добавил голосом ниже:

— Разве ты ее портрета не видел? Описания тебе мало?

Морж намотал усы на локоть, крякнул, и согласился.

Так что, снявшись с бивака, отряд свернул к югу, на неторную тропинку, ведущую к темной подушке леса на горизонте. Тут Зафира увидела уже настоящие деревья, свежую зеленую траву. И, на опушке — искомую часовенку, судя по выросшему на пороге грибу, давно заброшенную.

Тем не менее, часовня была строением древних, как и та дорога, на которой Константа объясняла Юрию про ежиного короля. Так что дверь открылась. Внутри часовни замерцал огонек: не будь место свято, сказали бы, что колдовской. В его неровном золотистом свете показался гладкий, белый, чистый алтарь — как будто духи тщательно вытерли с него пыль к приходу гостей.

Гости чинно выстроились на две стороны. Зафира, хорошо помня ритуал, поклонилась алтарю от порога, прошествовала между рыцарями и торжественно возложила левую ладонь на алтарь. Под невысоким сводом часовни гулко прозвенело и раздался чистый голос, ни мужской, ни женский — понятно, что ангельский, часовня же:

— Зафира из семьи Ансат, ветви северных Рысков, отец — барон Симеон Рыск, известий о смерти не имеется. Мать — Клавдия Рыск, урожденная Монморанси, умерла родами в год черной россомахи. Полных лет семнадцать!

Зафира фыркнула и убрала руку с алтаря: возраст можно было и не называть! Но таков ритуал.

Все мужчины опустились на колено, приветствуя и заодно извиняясь этим жестом за выказанное недоверие. Пафнутий гулко выдохнул, полез рукой под кирасу. Спустся некоторое время, под удивленными взглядами остальных, извлек мешочек. Развязал и протянул два колечка с синими камнями:

— Госпожа баронесса, примите мои глубочайшие извинения. А заодно и подарок к обручению.

И выстрелил глазами в Дебиана: чего время теряешь? Вот тебе и девушка и алтарь!

Граф непонятно и слабо улыбнулся, однако же сбежать не попробовал. Зафира предпочла отнести это на счет своей привлекательности (хотя, конечно, в походных условиях…) — чем на счет того, что единственную дорогу к бегству морж загородил собственным телом. Ну, а что до привлекательности, так на свадьбе она развернется! Зафира вспомнила оставшееся в тележке синее платье и вздохнула: а как там без нее Константа?

Но тут же и позабыла о камеристке. Потому как Дебиан — уже стоя на колене, как положено — протягивал ей этот самый обручальный перстень.

Руки с надетыми кольцами соединились над алтарем; ангельский глас провозгласил:

— Сим зафиксировано обручение Дебиана графа Третеваля, седьмого этого имени, с Зафирой, баронессой Рыск, в год сиреневой капибары, в предпоследний день лета!

— Горько! — во всю силу легких тонко намекнул Пафнутий. Воины попроще закричали:

— Давайте уже целуйтесь!

— Да поедем, а то скоро солнце сядет, — озабоченно произнес коновод, заглянувший в дверь из любопытства.

Ну что, поцеловались. И до вечера Зафира плыла, как в тумане. Грех вспоминать, но от Дьявола, оказывается, и толк был: целоваться научил.

Затем все взгромоздились на чуточку отдохнувших коней, вернулись на проезжий тракт, по которому и поскакали к Третевалю. Лес остался правее и далеко, на самом краю окоема. Спустился густой южный мрак; над головами повисли громадные звезды — это было даже лучше, чем в романах!

Дорога бежала пыльным сухим плоскогорьем; вокруг шуршали ласточки, падая в норки на глиняных откосах и тотчас же взлетая из них к звездам. Или это были летучие мыши? Для ласточек самое время закат, после для них уже поздновато. А вот у мышей самая охота… Но Зафира даже не стала прикрывать волосы ладонью: ее защитник был рядом и она ничего не боялась. Конь двигался шагом, седло раскачивалось в четком ритме — видимо, дорога была прочнее и тверже глины. Девушка поймала себя на том, что слышит копыта только одного коня — и тут же поняла, что на самом деле все кони ступают согласованно, одновременно. Как будто их специально учили! С другой стороны, если это личная дружина графа, его копье — не в смысле пика, а в смысле отряд — то ничего удивительного. Лучшие воины везде чем-то да выделяются. Эти вот — коней выучили ходить в ногу. А у батюшки зато стрелки — белку в глаз снимут со ста шагов, по ночному лесу пройдут, как по ровному. Внезапно девушка поняла, что скучает по отцу, и что будет рада его снова увидеть. Небось, при муже ее ремнем драть не посмеет!

Плывущая в мечтах Зафира не сообразила, отчего кавалькада вдруг остановилась.

Между тем воины встревожились — а Дебиан, с подобающим почетом пересадив Зафиру на седло лошади оруженосца, сейчас сосредоточенно облачался к бою. Пафнутий, выехав холм слева от дороги, всматривался вперед — туда, где уже мерцали огни Третеваля. Забеспокоившись тоже, Зафира подогнала смирную лошадку ближе к моржу и, привстав на стременах (хорошо, что путешествуя в караване, научилась носить штаны под платье), увидела впереди на стенах крепости до боли знакомое мельтешение огоньков. Крепость Рысков в осаде Песчаных со стороны выглядела точно так же!

— Песчаные, — кивнул Пафнутий. И кто-то из воинов, подавив ругательство, выплюнул:

— Вот без кого мы точно не скучали.

Подъехал и граф, долго смотрел вперед. Дорога там спускалась в обширную плодоносную долину, над которой властвовал Третеваль, и которая кормила весь город.

— И принесло же их сволочей, к урожаю…

— А много их, много. Вся долина в панцирях.

Зафира посмотрела тоже. Почти как с того столба: песчаный слабо-слабо светились в темноте, переползая с места на место. Испугаться она пока что не успела: и далеко было до врага, и волна счастья, накрывшаяя ее с утренним спасением, не спадала.

— Хрен мы теперь дожынки отпразднуем, — буркнул Пафнутий. — Как бы зерно зимой покупать не пришлось.

— Это если только у нас так. А если везде?

— Надо в крепость. Там почтовые голуби, там новости.

— Сквозь этих? Мало нас!

— А вызвать подмогу из крепости?

— Да стопчут их и вся недолга.

— По панцирям проскакать, — хмыкнул невидимый в темноте воин.

— Не выйдет, мы в броне, кони в броне…

И тут подъехал уже снаряженный Дебиан. Звезды отражались в полированных наплечниках. Рыцарь поднял забрало, щелкнул фиксатором и снова всех спас:

— Дождемся грозы, они от ливня попрячутся. И спокойно проедем.

— Точно! — Пафнутий от радости гулко стукнул кулаком по закованной груди:

— Гроза обязательно будет! Сегодня же ночь святой Беос!

Загрузка...