Ночью, при луне...

Глава 6

Все тело Сары обдало жаром, и если бы она была в состоянии оторвать взгляд от голого лорда Лэнгстона, то, наверное, взглянула бы вниз, чтобы проверить, не вспыхнула ли на ней юбка. Она приросла к полу, словно вековой вяз к земле, и едва дышала, чтобы не запотели стекла очков, боясь упустить вид голого лорда Лэнгстона, поднявшего одну мускулистую ногу, чтобы перелезть через край ванны.

К сожалению, именно этот момент выбрал, чтобы снова прорезаться, ее внутренний голос.

«Немедленно прекрати это недостойное подглядывание! – потребовал он. – Сию же минуту отведи взгляд и дай этому бедняге возможность побыть в одиночестве, как он того заслуживает».

Сара же пришла к выводу, что если бедняга чего и заслуживает, так это бурных аплодисментов. Он поднял другую ногу, и она наклонила голову, чтобы как можно лучше все разглядеть. Горячая волна вновь прокатилась по ее телу. Силы небесные! Создавая лорда Лэнгстона, природа и впрямь не поскупилась. Во всех местах.

Ее внутренний голос хотел было снова заговорить, но она отмахнулась от него, как от назойливо жужжащего насекомого. Потому что она просто не могла не смотреть. Как еще она сможет узнать, когда он закончит принимать ванну, чтобы выбрать подходящий момент и убежать? К тому же она была в некотором роде ученым. Правда, она специализировалась в садоводстве, а не в анатомии, но ей, как и любому ученому, была присуща жажда знаний.

«Да, но вспомни, как плохо закончилась для доктора Франкенштейна его жажда знаний», – коварно напомнил внутренний голос.

Какой вздор! Все получилось бы много лучше, если бы существо, созданное доктором Франкенштейном, хоть чем-то напоминало лорда Лэнгстона. Окинув взглядом его фигуру, она едва подавила восхищенный вздох.

Гораздо лучше.

Она неожиданно становилась большим знатоком анатомии мужского тела.

Он медленно опустился в дымящуюся воду и, откинув голову на изогнутый подголовник, вздохнул и закрыл глаза.

Сара заметила, что для его высокого роста ванна была коротковата, ноги пришлось чуть согнуть, и колени выглядывали из-под воды. Хотя черты его лица несколько расслабились, она все же заметила признаки напряжения возле рта и закрытых глаз. Интересно, что тревожило его так сильно, что он не мог расслабиться даже в такой момент?

Она заметила, что прядь темных волос упала ему на лоб, и ей нестерпимо захотелось водворить ее на место. Интересно, они действительно такие шелковистые, какими кажутся? Позволив разыграться воображению, она представила себе, как подходит к нему. Опускается на колени рядом с ванной. Проводит пальцами по волосам, потом по лицу. Запоминает текстуру кожи. Форму его губ…

Как будто маня ее, его губы слегка приоткрылись, привлекая внимание к его рту. Несмотря на все свои старания игнорировать такие вещи – что толку восхищаться тем, чего никогда не сможешь иметь? – ее всегда особенно привлекали мужские губы. А у этого мужчины губы были действительно восхитительны. Красивой формы и соблазнительно полные. Как им, интересно, удается выглядеть такими твердыми и такими нежными одновременно?

Она снова представила себя на коленях перед ванной, но на сей раз обвела кончиками пальцев его рот и прикоснулась губами к его губам. Глаза у нее закрылись, и она даже дышать перестала. Интересно, что ощущаешь, когда прикасаешься губами к его рту? И какова на ощупь его кожа? Грубая? Гладкая?

Ее снова словно обдало жаром, который сосредоточился где-то внизу живота. Она узнала это ощущение. Такое случилось, когда она лежала одна в постели в темноте и прислушивалась к тайным позывам своего тела. Она чуть изменила положение, сжав бедра, но от этого легче не стало, а, наоборот, лишь усилились жар и пульсация.

Она открыла глаза и еще крепче ухватилась за бархатную штору, когда он протянул руку и взял большой кусок мыла из фаянсовой мыльницы, стоявшей на столике возле ванны. Ошеломленная, она наблюдала, как он намыливает влажную кожу: шею, предплечья, грудь. Потом руки скрылись под водой, очевидно, чтобы намылить нижнюю часть тела, и она обругала ванну за то, что та не прозрачная. Надеясь, что будет лучше видно, она приподнялась на цыпочки. Но это, черт возьми, не помогло.

Закончив намыливать тело, лорд Лэнгстон снова положил мыло в мыльницу и соскользнул под воду, чтобы ополоснуться, совсем скрывшись из виду. Едва успела она перевести дух, как он появился опять, провел руками по влажному лицу и встал на ноги.

Она была уверена, что ничто не может выглядеть более безупречным, чем голый лорд Лэнгстон. Но она ошиблась. Еще безупречнее выглядел голый и мокрый лорд Лэнгстон.

Вода ручейками сбегала по его телу, оставляя серебристые дорожки, поблескивающие в пламени камина. Она даже растерялась и не знала, на что смотреть. С чего начать, когда глазам открылось такое великолепие? Он поднял руки, запрокинул голову и медленно загладил назад упавшие на лицо волосы.

Картина была настолько захватывающей, настолько… возбуждающей, что у нее подкосились ноги. Ей даже пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Это было неожиданно и вызвало у нее раздражение, потому что она, по собственному мнению, не принадлежала к числу женщин, которые падают в обморок. Не отведя от него взгляда, она сделала маленький шажок назад.

Под ее ногой скрипнула половица.

Сара замерла. Казалось, этот звук и громкие удары ее сердца словно эхо прокатились по комнате. Она внимательно вгляделась в лицо лорда Лэнгстона, но он явно ничего не заметил, поскольку не насторожился и не прекратил свои омовения.

Слава Богу. Было бы унизительно, если бы он поймал ее в своей спальне, когда она любуется его наготой. Хотя кто бы смог упрекнуть ее в том, что она это делает? При одной мысли о том, что он может обнаружить ее, у нее замерло сердце. Она осторожно передвинула ногу со скрипучей половицы и почувствовала облегчение, когда никакого звука не последовало.

Она увидела, как он быстро вытер тело большим банным полотенцем и сунул руки в рукава темно-синего халата. Часть ее существа с облегчением вздохнула, потому что он прикрыл свое тело и теперь, наверное, уйдет в гардеробную, дав ей возможность незаметно сбежать. Но другая, причем большая, ее часть сокрушалась по поводу того, что ее лишили возможности наслаждаться столь великолепным зрелищем. Откровенно говоря, ей не терпелось взяться за этюдники запечатлеть то, что она видела, на бумаге, хотя она была абсолютно уверена в том, что проживи она хоть сто лет, она и тогда не забудет, как он выглядел. Наверное, ей следовало бы чувствовать смущение от того, что столь бесцеремонно разглядывала его, но она лишь испытывала сожаление, что не захватила с собой телескоп.

Или веер. Потому что, видит Бог, здесь было невыносимо жарко!

Завязав пояс халата, он направился в противоположный от нее конец комнаты. Она надеялась, что он скроется за дверью, которая вела в гардеробную, но услышала звук выдвигаемого ящика, а потом лорд Лэнгстон вновь появился из тени и направился к письменному столу. Стол находился не более чем в пяти футах от того места, где она пряталась.

Черт возьми, что он намерен делать? Если продолжится невезение, которое преследует ее весь вечер, то он, возможно, сядет писать письмо. Какая досада! Ну что бы ему просто пойти в гардеробную, чтобы одеться, как на его месте поступил бы каждый человек, одетый в халат на голое тело? И она считала его идеальным? Видно, она совсем свихнулась. Он обычный простофиля, который не дал ей спокойно уйти, отвлекая своей наготой. И даже не соблаговолил ее прикрыть.

Он подошел к письменному столу, и она молила Бога, чтобы он не уселся писать какое-нибудь длинное послание.

Видно, ее мольбы были услышаны. Вместо того чтобы усесться за стол, он быстро повернулся и отдернул штору.

Она и охнуть не успела, как мускулистая рука пригвоздила ее к стене, отчего очки у нее съехали на сторону. Почувствовав прикосновение холодного металла к горлу, она успела разглядеть серебряное лезвие ножа.

Она была так ошеломлена, что не могла двигаться. В его глазах промелькнуло удивление, потом он прищурился и сказал холодным тоном, совершенно не соответствовавшим жару, исходившему от его тела:

– Мисс Мурхаус, позвольте узнать, что вы здесь делаете за оконной шторой?

Сара, несмотря на испуг, возмутилась и ответила ему сердитым взглядом:

– Позвольте узнать, по какому праву вы приставили нож к моему горлу?

– Боюсь, что именно так обращаются с теми, кто незаконно вторгается в чужие владения. Вам следует знать это, если вы и впредь планируете вламываться в комнаты других людей.

– Я не вламывалась. Дверь была не заперта. А теперь, если не возражаете, не держите меня и уберите этот нож.

– Значит, вы шпионили за мной? – сказал он, пристально вглядываясь в ее лицо.

– Я не шпионила, – сказала она, чувствуя, что краснеет, – а ждала удобного случая, чтобы незаметно выйти из комнаты.

Это было правдой. Однако она не могла отрицать, что и в его обвинении была крошечная доля правды. Но ведь если мужчина не желает, чтобы женщины на него смотрели, ему не надо снимать с себя одежду, а следует, возможно, добавить к своей внешности какой-нибудь отталкивающий штрих. Позволить себе немного растолстеть, например. Или надеть какую-нибудь ужасную маску.

– Вы вооружены? – спросил он.

– Вооружена? Бог с вами, конечно, нет.

Он подошел ближе. Их разделяли теперь всего какие-нибудь несколько дюймов. Почувствовав тепло его тела, она резко втянула воздух, а с ним и исходящий от него запах чистоты. На ее ключицу упала с его мокрых волос капелька воды и, щекоча кожу, побежала вниз, пока не впиталась в ткань платья.

Он взглянул вниз, потом снова встретился с ней взглядом.

– Вы что-то держите в руках.

Она и забыла, что вцепилась в мягкую ткань его сорочки.

– Это всего лишь сорочка.

Он приподнял бровь:

– Что за сорочка?

Силы небесные, когда он так близко, невозможно ни дышать, ни думать. И не потому, что к ее горлу все еще приставлено лезвие ножа, а потому, что от его наготы ее отделяет всего лишь тонкая ткань его халата.

Она судорожно глотнула, облизнула пересохшие губы и сказала, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

– Я скажу вам, что это за сорочка, как только вы отпустите меня и уберете нож.

Он помедлил еще несколько секунд, и она выдержала его пытливый взгляд, хотя сделать это было непросто, потому что очки, рискуя свалиться, болтались на самом кончике ее носа. Даже на расстоянии одного фута, разделявшего теперь их лица, она видела его не вполне отчетливо. Несмотря на это, по выражению его лица было ясно, что ее появление в его спальне кажется ему в высшей степени подозрительным.

Не отводя от нее взгляд, он опустил руку, и она смогла вздохнуть свободно. Потом он положил нож на краешек письменного стола, но так, чтобы, если потребуется, он был под рукой. Она прижала пальцы к тому месту на горле, где только что находилось лезвие ножа, вздрогнула, а потом раздраженно воскликнула:

– Вы могли перерезать мне горло!

– Вам повезло, что я этого не сделал.

– Что вы за человек, если угрожаете таким образом своим гостям?

– Что вы за женщина, если прячетесь за шторами и подглядываете за мужчинами, когда те принимают ванну?

Проклятие, а ведь он прав! Хотя признаваться ему в этом она не имела намерения. Тем более что прятаться за шторой ей пришлось исключительно по его вине. Вскинув подбородок, она высокомерно заявила:

– Неужели вы считаете, что я представляю для вас какую-то физическую угрозу, милорд?

– Я не знаю, чему и верить, мисс Мурхаус. К тому же, как я заметил, вы уклоняетесь от ответа на мой вопрос о том, что за женщина может прятаться за шторами и подглядывать за мужчинами, когда те принимают ванну.

– Вы тоже не ответили на мой вопрос о том, что вы за человек, если угрожаете ножом своим гостям.

У него вытянулось лицо, и она почувствовала удовлетворение. Ну что ж, так ему и надо. Он отступил на шаг и, сложив на груди руки, окинул ее ледяным взглядом:

– Я жду ваших объяснений.

Она поправила очки, вздохнула, чтобы собраться с духом, но тут почувствовала его запах, вызвавший в памяти эпизод, когда он абсолютно голый и мокрый поправлял на голове волосы, и утратила дар речи.

Поскольку она продолжала молчать, он продолжил:

– Я жду ваших объяснений относительно сорочки. Вы хотели отдать ее мне? Или… – он неожиданно прижал обе руки к стене по обе стороны ее головы, так что она оказалась словно в клетке, – или вы пробрались в мою комнату, чтобы подсмотреть, как я принимаю ванну?

Возмущение вывело ее из оцепенения.

– Что за непристойное предположение, милорд! Сорочка вовсе не предназначена в подарок. – Она подняла сорочку и помахала ею возле его носа. – По правде говоря, это ваша сорочка.

– Вот как? Любопытно, что именно вы упрекаете меня и непристойности, хотя сами тайком пробрались в мою комнату, подглядывали за мной, когда я принимал ванну, а кроме того, попытались украсть предмет моей одежды.

– Всего лишь вашу сорочку.

– Не придирайтесь к мелочам, мисс Мурхаус.

– Пусть я отличаюсь педантизмом, зато у вас настоящий талант делать необоснованные утверждения: вы утверждаете, например, что я украла сорочку, тогда как я ее всего лишь позаимствовала.

– Для каких же, интересно, целей?

– Игра… «отыщи хозяина». Это придумали я и остальные леди. Невинное развлечение – и ничего больше.

– Понятно. Значит, вы планировали вернуть мою сорочку?

– Разумеется.

– Когда? Во время моего следующего купания?

«Да, если я окажусь самой везучей женщиной на земле». Поморгав, она прогнала из памяти его образ в обнаженном виде. Вернее, попыталась это сделать. Но безуспешно.

– Конечно, нет. Я планировала вернуть ее тогда, когда вас не будет в спальне. Сейчас это тоже предполагалось. Уж будьте уверены, что если бы вы остались в малой гостиной, где вам и следовало находиться, этой неприятности не произошло бы.

– Вы говорите это так, как будто в том, что вы прятались здесь за шторой и подглядывали за мной, виноват я.

– Именно это я и имею в виду.

Мэтью в полном замешательстве смотрел на нее некоторое время пытливым взглядом. Однако его озадачила не только ее возмутительная логика. Нет, он не мог понять, почему эта перепалка вызывает у него такое приятное возбуждение. И почему он продолжает стоять так близко от нее, не давая ей уйти. Почему ему безумно хочется подойти еще ближе. И почему она не требует, чтобы он отошел от нее.

Он молил Бога, чтобы она это сделала. И очень хотел бы сам отодвинуться подальше. Хотел бы не испытывать этого безумного желания прикоснуться к ней.

Это и впрямь было безумием. Учитывая ее заурядную внешность, простенькое платье, очки с толстыми стеклами и крайнюю прямолинейность, она совсем не относилась к тому типу женщин, которые обычно его привлекали. Тем не менее он стоял здесь, и сердце его бешено колотилось от одной лишь ее близости. И нечего было лгать самому себе: ведь еще сидя в ванне, до того как он обнаружил ее за шторой, он думал о ней. Об этих глазах медового цвета, которые буквально заворожили его. Он представлял себе, как она подходит, прикасается к нему, целует его. А теперь – вот она, перед ним!

Но почему она здесь? Правду ли она говорит об игре «отыщи хозяина»? Или она совсем не такая, какой кажется? Она выглядит невинной, однако в мельчайших анатомических подробностях рисует голых мужчин. Может быть, и его изображения добавятся к ее коллекции? При этой мысли он так возбудился, что разозлился на самого себя.

Он сделал глубокий вдох и уловил едва ощутимый аромат цветов. Он наклонился к ней, чтобы лучше почувствовать аромат, и разозлился еще больше.

Его взгляд упал на ее волосы, и он представил себе, как она пытается привести в порядок эти кудряшки. Ему очень захотелось освободить их от шпилек и позволить каскадом упасть на плечи. Потом он перевел взгляд на ее лицо, неправильные черты которого неизвестно почему так сильно завладели его вниманием. Ее губы… эти пухленькие губки были бы более уместны на лице куртизанки, чем старой девы. Они, казалось, заманивали его, как пение сирены. А эти огромные глаза, увеличенные толстыми стеклами очков… в них виднелось что-то похожее на вызов. Мисс Мурхаус была, казалось, возмутительно спокойна, тогда как он был, напротив, возмутительно неспокоен.

Он стиснул зубы. Нет, черт возьми, так дело не пойдет. Здравый смысл подсказывал ему, что пора выдворить эту возмутительницу спокойствия из своей спальни.

К сожалению, здравый смысл, кажется, больше не владел ситуацией, и он, вместо того чтобы выдворить ее, придвинулся к ней чуть ближе. И обрадовался, заметив промелькнувший в ее глазах страх. Отлично. Значит, она была не такой спокойной, какой хотела казаться.

– С вашей стороны было большой дерзостью свалить на меня всю вину за то, что вы подглядывали за мной, мисс Мурхаус. Но позвольте дать вам один совет: в следующий раз, когда вы решите что-нибудь украсть, постарайтесь, чтобы под ногами не скрипели половицы.

Его очень обрадовало возмущение, вспыхнувшее в ее глазах.

– Я ничего не крала, милорд.

– Значит, вы просто хотели посмотреть на меня в обнаженном виде?

– Боюсь, что я не смогла избежать этого.

– Большинство молодых незамужних женщин упали бы в обморок, если бы такое случилось.

– Во-первых, я не вчера закончила школу, милорд, а во-вторых, я не подвержена обморокам.

– Тем более что все это вы уже видели раньше.

– Простите, не поняла, – сказала она, поморгав.

– Я имею в виду вашего друга Франклина. Судя по рисунку, где вы его изобразили, вы видели его голым. – Говоря это, он испытал какое-то неприятное чувство, очень похожее на ревность.

– Ах это! Гм-м… да.

– Это случилось в обстоятельствах, аналогичных нынешним? Вы видели Франклина голым, когда пытались украсть – простите! – позаимствовать его сорочку? Или обстоятельства были более… интимного свойства?

Поскольку она молчала, он придвинулся к ней еще ближе, так что их тела находились на расстоянии не более двух футов друг от друга. Грудь ее вздымалась и опускалась от учащенного дыхания, и она крепко прижимала к себе его сорочку. То, как она делает это, показалось ему очень интимным. И невероятно возбуждало его. Пропади все пропадом, ведь это она его невероятно возбуждает. Он этого не понимал, и ему это не нравилось. Но отрицать этого он не мог. Как не мог отрицать того, что по непонятной причине ему безумно хочется прикоснуться к ней. Не мог он также игнорировать противоречащее здравому смыслу желание вычеркнуть из ее памяти все мысли об этом Франклине.

Если судить по рисунку, они с этим Франклином были более чем просто друзьями, однако она излучала невинность, в корне противоречащую интимному характеру этого рисунка. Эта головоломка не давала ему покоя. Он был твердо намерен ее разгадать.

– Думаю, что ваша матушка не одобрила бы игру «отыщи хозяина», – вкрадчивым тоном сказал он.

Высунув на мгновение кончик розового языка, она облизнула пересохшие губы, и он поймал себя на том, что ему очень хочется, чтобы она повторила это движение.

– Уверяю вас, ей это было бы абсолютно безразлично. Моя мать не обратила бы внимания, если бы я пробежала голой через кухню.

Он представил себе ее голой на кухне – на своей кухне, – и ему стало жарко. Он даже утратил дар речи, и ему пришлось откашляться, прежде чем начать говорить.

– Простите, не понял.

– Извините, милорд. Иногда я забываюсь и говорю то, что думаю, а также произношу всякие неподобающие слова вроде «голый». Простите, если я оскорбила ваши нежные чувства.

Он нахмурил брови:

– Уверяю вас, мои чувства не такие уж нежные. А вот вы, кажется, придаете слишком большое значение всему, что подпадает под категорию «голый».

– Неправда…

Она не смогла продолжать и лишь тихо охнула, когда он, оторвав от стены одну руку, взял пальцами выбившуюся прядь ее волос. Она застыла на месте, не в силах сопротивляться, когда его вторая рука медленно вынула из волос шпильки, позволив им с тихим звяканьем упасть на пол. Она и не подумала остановить его, а лишь смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых отражались ошеломленность и удивление, как будто она не могла поверить, что он прикасается к ней, и не понимала, почему он это делает.

Он почувствовал, как она дрожит и как участилось ее дыхание, и обрадовался тому, что она, как видно, разделяет это чувство, которое его охватило… как бы оно ни называлось.

С каждой шпилькой, которую он извлекал из ее волос, все больше кудрявых прядей, освобождаясь, падало на плечи и опускалось до талии. От них пахло цветами, и он с наслаждением вдыхал этот аромат. Закончив, он провел пальцами по блестящим волосам и, прикоснувшись к очкам, спросил:

– Можно? – Не дав ей возможности ответить, он осторожно снял с нее очки и пристально посмотрел на нее. – Вы похожи на картину Боттичелли, – прошептал он.

– Едва ли, – с недоверием откликнулась она. – Он писал Венеру.

– Да. Но если бы вы были обнаженной, то посрамили бы даже Венеру.

– Вам нужно носить очки.

– Уверяю вас, очки мне не нужны.

– Теперь, кажется, вас занимает все, что подпадает под категорию «обнаженный».

Он медленно обвел взглядом ее тело, представив себе пышную грудь и длинные ноги, угадывавшиеся под скромным платьем.

– Видимо, так, – тихо согласился он и провел пальцем по ее нежной щеке. Кожа у нее напоминала теплый бархат. – Для Венеры, знаете ли, обнаженность была естественным состоянием.

Ее губы раскрылись, и она издала тихий вздох, явно символизирующий удовольствие. Ему захотелось немедленно узнать, какие еще эротические звуки она может издавать.

Она медленно кивнула:

– Да. Я знаю также, что она ассоциируется с любовью и красотой. Я довольно много знаю о любви, однако понятие красоты ни в коей мере не относится ко мне.

Он взял в руки пригоршню шелковистых кудряшек и медленно пропустил их сквозь пальцы.

– Позвольте не согласиться с вами. У вас красивые волосы.

Вместо того чтобы обрадоваться комплименту, она взглянула на него, словно он сбежал из Бедлама.

– Нет, вам непременно нужно носить очки.

Он покачал головой и обернул вокруг кулака мягкие пряди. Поднеся к лицу ее волосы, он глубоко втянул в себя воздух.

– Вы великолепно пахнете. Словно сад в лучах солнца. А ваши глаза… – Он заглянул в их золотисто-карие глубины и снова пожалел, что в комнате мало света.

– Они цвета грязи, – решительно заявила она.

– Они цвета меда, окруженного шоколадом, – поправил он ее. – Неужели вам никто никогда не говорил, как прекрасны ваши глаза?

– Никогда, – сказала она.

– Даже ваш друг Франклин?

Она чуть помедлила, потом сказала:

– Даже он.

Мэтью тут же решил, что этот парень, как видно, полный идиот.

– Считайте, что вам это сказали, – заявил он и перепел взгляд на ее рот: – А ваши губы? Они… просто потрясающие.

Она долго молчала и просто смотрела на него с непроницаемым выражением лица. Потом ее нижняя губка дрогнула и в глазах появилось что-то, похожее на разочарование или даже обиду. И хотя она вздернула подбородок, он почувствовал, что прежнего задора у нее уже не было.

– Прошу вас, прекратите эти игры, милорд, – тихо сказала она. – Простите, что я вторглась сюда и нарушила наше уединение. Я не хотела этого делать. А теперь, извините… – Она протянула ему сорочку.

Он почувствовал, что от него снова хотят отделаться, как это уже было однажды в саду. Однако обида, промелькнувшая в ее глазах, вызвала у него какое-то незнакомое чувство. Она явно считала, что он с ней шутит. Но хотя ему очень хотелось бы, чтобы так оно и было, дело обстояло совсем по-иному.

– Можете взять эту сорочку, мисс Мурхаус. Я не могу допустить, чтобы из-за этого вы проиграли игру.

– Спасибо. Я позабочусь о том, чтобы вернуть ее. – Она искоса взглянула на очки, которые он держал в руке. – А теперь, если вы вернете мне очки, я сразу же уйду.

Именно такого развития событий требовал здравый смысл. Но все остальное в нем категорически настаивало на том, чтобы она осталась. И чтобы он смог узнать, действительно ли она такая мягкая, какой кажется. И такая великолепная на вкус, какой кажется. Ему так хотелось удовлетворить свое любопытство.

Не отводя от нее взгляда, он положил ее очки на письменный стол рядом с ножом. Она удивленно взглянула на него.

– Зачем вы положили на стол мои очки? – спросила она. – Боюсь, что я не могу обходиться без них, милорд. Даже на таком близком расстоянии… – она жестом указала на разделявшие их два фута, – я вижу вас неотчетливо.

– В таком случае я, пожалуй, подойду поближе. – Он шагнул к ней. – Так лучше?

Она судорожно глотнула воздух.

– Гм-м… по правде говоря, мне немного… тесно. Если вы что-то хотите…

– Хочу! – Он перевел взгляд на ее губы. И едва подавил стон. Она была так прелестна. Но поцеловать ее было невозможно. – Я хочу поцеловать вас.

Она нахмурила брови:

– Вы шутите.

– Ничуть.

– Не смешите меня.

– И не думаю.

– Сегодня утром вы не могли вспомнить мое имя.

– Теперь я помню ваше имя. – Его взгляд снова остановился на ее губах. – Мисс Сара Мурхаус.

– В таком случае вы, должно быть, пьяны.

– Нет. А вы?

– Разумеется, нет. Мне просто…

– Вам, как и мне, просто любопытно, как это произойдет? – Он взял в ладони ее лицо и провел подушечкой большого пальца по пухленькой нижней губе. Она едва слышно, застонала, еще сильнее подогрев его желание.

– Любопытство, как известно…

– …до добра не доведет. Я это знаю. – Он придвинулся еще ближе, так что его тело теперь слегка прикасалось к ней от груди до колена. – Но это к нам не относится.

– Я не могу придумать ни одного разумного объяснения тому, что вам вдруг захотелось поцеловать меня.

Наклонившись так, что его губы почти прикасались к ее губам, он прошептал:

– Не беспокойтесь. Я могу придумать такое количество объяснений, что хватит для нас обоих.

Он нежно провел губами по ее губам – разок, потом еще и еще. Вздохнув, она раскрыла губы, и он, воспользовавшись этим приглашением, поцеловал ее крепче.

И тут же потерял голову от пьянящего цветочного аромата, исходившего от нее. Опустив руку, он обхватил ее ягодицы и еще крепче прижал к себе. Он не ошибся, ее тело действительно было таким мягким на ощупь, как он ожидал. Таким теплым и гибким… И на вкус она была просто великолепна. А он давно не обнимал женщину. Не целовал женщину. Чертовски давно.

Он углубил поцелуй, исследуя языком бархатистый жар ее рта. Помедлив несколько секунд, она издала низкий стон, губки ее раскрылись еще шире, а язык прикоснулся к его языку. И вдруг все изменилось. Поцелуй стал горячим, требовательным. Его охватило неприкрытое вожделение. Ему хотелось большего…

Не прерывая поцелуя, он придвинулся еще ближе и, прижав ее к стене нижней частью своего тела, втиснул колено между ее ногами. Возможно, ему удалось бы сохранить хотя бы немного контроля над своими действиями, если бы она оставалась пассивной, но не тут-то было: она обвила руками его шею, приподнялась на цыпочки и прижалась к нему еще плотнее.

Его тело немедленно отреагировало на это, и он, застонав, потерся об нее, прижавшись своим твердым естеством к ее мягкой плоти.

От удовольствия он потерял всякое ощущение времени и места. Один поцелуй переходил в следующий. Поцелуи становились все более требовательными. Скользнув по изгибу ягодиц, его руки поднялись выше и принялись обследовать округлости грудей. Она безвольно запрокинула голову, и его губы сразу же проделали поцелуями дорожку по душистому изгибу ее горла, а язык прикоснулся к тому месту, где бешено бился пульс. Она запустила пальцы в его влажные волосы. Эротичные постанывания, которые она издавала, лишали его последних крох самообладания. Его эрекция достигла предельного напряжения, и он еще крепче прижал ее телом к стене.

«Остановись…» Надо как-то прекратить это безумие, иначе он подхватит ее на руки, унесет в постель и даст волю этому чертову огню, который она разожгла. Но он почему-то не мог этого сделать. Правда, совершенно забыл, по какой причине.

«Ты ищешь себе жену, – услужливо подсказал внутренний голос. – А эта женщина, поскольку она не является богатой наследницей, не подходит для этой роли».

Все верно. Для этой роли подходила ее самая близкая подруга. А кроме того, он не вполне доверял этой женщине, хотя по каким причинам это было, он сейчас не помнил. Но даже одурманенный страстью он знал, что такие причины существуют. А значит, вся эта интерлюдия – опасная затея. Во всех смыслах. Но черт возьми, она была так великолепна и на ощупь, и на вкус! Давно уж он подобного не испытывал. Он понимал, что надо остановиться… но не мог этого сделать.

Схватив ее за запястья, он сунул ее руку под свой халат и провел ладонью погодой груди. Застонав от наслаждения, он снова провел ее рукой по груди. Она робко, медленно повторила это движение по собственной инициативе, и тут вдруг до его затуманенного страстью сознания донесся низкий, глубокий звук… что-то вроде собачьего «гав!».

Силы небесные! Ценой геркулесовых усилий ему удалось поднять голову. Он замер, увидев, в каком она состоянии. Она была безумно возбуждена, и ее сознание, судя по всему, было так же, как у него, затуманено страстью. Судорожное дыхание вырывалось из пухленьких влажных губок, глаза были полузакрыты. Он повернул голову и бросил на Дэнфорта такой злющий взгляд, от которого это животное должно бы было, поджав хвост между ног, опрометью выскочить вон из комнаты. Но Дэнфорт переводил взгляд с него на мисс Мурхаус, как будто размышляя: «Так-так, что это у нас тут происходит?»

С обожанием посмотрев на мисс Мурхаус, Дэнфорт облизнулся и еще разок гавкнул. Потом животное буквально ухмыльнулось, решительно оттолкнуло Мэтью мордой и, Вклинившись между ним и мисс Мурхаус, уселось прямо на босую ногу Мэтью.

Тысяча чертей!

Он вновь перевел взгляд на мисс Мурхаус. Она смотрела на него в полуобморочном состоянии, очень похожем на то, в котором пребывал он сам. Ее рука все еще покоилась на его груди как раз над его сердцем, которое отбивало такой бешеный ритм, как будто он только что пробежался до Шотландии и обратно.

– Силы небесные, – сказала она хриплым голосом.

Если бы он не утратил дара речи, то произнес бы, видимо, то же самое, хотя звучало бы это несколько по-другому: «Тысяча чертей, что это только что произошло?»

– Не понимаю, что случилось, – прошептала она. – Я никогда не подозревала… я не могла себе представить даже в самых диких фантазиях… – Она глубоко вздохнула, вспомнив о неожиданном удовольствии, и ее теплое дыхание коснулось его кожи. – Кто бы мог подумать?

Он нахмурил лоб. Она говорила так, как будто никогда раньше не целовалась. Не может быть, чтобы женщина, которая рисует голого мужчину, была нецелованной. Однако в ней и впрямь было что-то необычайно невинное. И ее реакция на него, хотя она была, несомненно, страстной, говорила об отсутствии опыта. Неужели он у нее первый?

Прежде чем он обрел голос, чтобы расспросить ее, она поморгала и, оторвавшись от стены, искоса взглянула в сторону Дэнфорта:

– Догадываюсь, что это коричневое пятно со смутными очертаниями – Дэнфорт?

Услышав свое имя, Дэнфорт еще раз с довольным видом гавкнул и принялся подметать хвостом паркетный пол. Мэтью прочистил горло.

– Боюсь, что это оно и есть.

– Как он сюда вошел?

– Он умеет открывать двери. – Мэтью сердито взглянул на своего любимца. – Я сам его научил. – И сейчас он очень сожалел об этом. Проклятый пес был слишком умен, чтобы это пошло ему на пользу. К тому же он большой умелец выбирать самое неподходящее время.

А может быть, наоборот, время было выбрано идеально? Здравый смысл подсказывал ему, что Дэнфорт, пожалуй, спас положение. Он остановил то, чему не следовало бы даже начинаться. Однако его возбужденное тело было категорически не согласно с ним. А при одном взгляде на влажные губки и распущенные волосы мисс Мурхаус ему безумно захотелось снова схватить ее в свои объятия.

Едва она убрала руку с его груди, как ему сразу же стало не хватать ее прикосновения. Она откинула с лица волосы.

– Наверное, мне надо сказать что-то, только я не знаю, что именно.

Она сказала это без ложной скромности и так простодушно, что он не смог удержаться, чтобы не заложить за ухо упавшую на ее лицо прядь.

– Вы… великолепны.

Она кивнула с серьезным выражением лица:

– Да, наверное, именно это следует сказать: вы великолепны.

Он усмехнулся:

– Спасибо. Но я имел в виду, что великолепны вы.

Она в явном замешательстве некоторое время смотрела на него. Потом покачала головой:

– Ко мне это не относится. Я это знаю. И то, что произошло, не должно было произойти. И мне не следовало находиться в вашей спальне, и нам не следовало…

– Целоваться? – подсказал он, когда она, замявшись, не договорила фразу.

– Целоваться, – повторила она хриплым шепотом. Пошарив рукой на столе, она нащупала свои очки и, водрузив их на нос, взглянула на него. В ее глазах не осталось и следа возбуждения и страстного желания. Их сменило холодное самообладание, что ему вовсе не нравилось. – Прошу прощения, милорд. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я… – она нахмурила брови, потом решительно продолжила: – не веду себя подобным образом. Думаю, что нам следует попытаться забыть о том, что произошло.

– Вы сможете это сделать?

– Да. А вы?

– Думаю, что вы правы и нам следует попытаться. Однако мне кажется, что нам это не удастся.

– Вздор. Человек может сделать все, что твердо решит сделать. А теперь я должна идти. – Она отступила от него на шаг и наклонилась, чтобы поднять упавшую сорочку. Дэнфорт сидел на рукаве, и ей пришлось приложить усилия, чтобы вытащить ткань из-под его зада. Потом женщина, которая несколько мгновений тому назад дрожала в его объятиях, пересекла спальню и, даже не оглянувшись, ушла, тихо закрыв за собой дверь.

Он некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь, потом взъерошил пальцами волосы и вытащил ногу из-под зада Дэнфорта. Может быть, мисс Мурхаус и забудет об этом поцелуе, но он не забудет никогда. Он это знал.

Вопрос заключался в том, что ему с этим делать. И что делать с ней. Он не имел понятия. Но он не забыл о том, что она видела его голым, а его всегда учили, что справедливость требует расплатиться той же монетой.

И что вообще теперь будет?

Разумеется, он отлично знал, что ему хотелось бы сделать.

Гм-м… По-видимому, для того чтобы получить возможность ответить на многочисленные вопросы относительно мисс Мурхаус, ему придется долго думать. И ему вдруг показалось, что это не составит труда, потому что думать о ней он все равно будет.