Намик Гасанов был очень расстроен. Он сидел в кабинете Горина за столом, барабанил пальцами по пепельнице и бубнил:
— Во всем оказался виноват я. Это же неправильно, товарищ подполковник. Говорят, ты отвечал за организацию матча и не обеспечил. Что я мог сделать? Проверять каждую бутылку?
— Наверное, ответственный за матч должен проверять все.
— Вот видите, и вы говорите, как все. А что я мог сделать? Все в последний момент. Этого нет, того нет. Э-э, да что говорить. А я виноват.
— Да, не повезло вам. — Горин усмехнулся. — Но расскажите мне подробней обо всех передвижениях команды боксеров. Начните с их приезда.
— Да, да, хорошо, — заторопился Гасанов. — Значит, они приехали в субботу утром. Я их встречал в аэропорту. Привез в гостиницу. Вечером они тренировались во Дворце спорта. В воскресенье утром тоже провели разминку. А после матча должен был быть прием. Но все сорвалось. В понедельник они должны были вылететь в Ташкент на последний матч турне. Да, теперь, видно, и он сорвется. Тут я вам принес фотографии. — Гасанов достал из папки черный пакет. — Наш фотограф снимал боксеров в аэропорту и в автобусе. Может, вам они пригодятся. На всякий случай.
— Спасибо. Это интересно. — Горин разложил фотографии на столе.
— Вот это — приезд. — Гасанов сделал ладонью круг над снимками. — Это мы все у трапа. Вот Бауэрс. Вот Эндоссе. Это — я, а вот Адигезалов — корреспондент из «Спорта». Он их тоже встречал. А здесь мы садимся в автобусы. — Гасанов отделил фотографии от других. — И здесь Бауэрс. Видите. А вот его секундант Мюллер, доктор ван Рейхен, Эндоссе.
— А это кто? — подполковник ткнул пальцем в едва заметное на заднем плане лицо.
— Это? — Гасанов вгляделся в снимок. — Это отец Ахундова. Нашего боксера. — Что он там делает? Я его и не заметил.
Подполковник сгреб фотографии со стола.
— Там еще съемка на экскурсии.
— Я все внимательно посмотрю. — Подполковник запер пакет в стол. — А вы мне лучше расскажите, зачем вы приходили в номер к Бауэрсу после того, как команда вселилась в гостиницу?
— Я приходил к Бауэрсу? — Гасанов поднял глаза на подполковника. Наткнулся на жесткий взгляд. — Ах да! Когда он вселился. Зашел узнать, как он устроился.
— Зашли только к Бауэрсу? А почему выбрали именно его? Почему не Эндоссе? Вы, наверное, хорошо знакомы с Баэурсом?
— Совсем я с ним не знаком. И никогда раньше не виделся, — испугался Гасанов.
— Но почему тогда зашли именно к нему? К незнакомому человеку, сразу после того, как он вошел в свой номер? — Горин сложил руки на столе. — Намик Алиевич, я хочу, чтобы вы поняли: дело слишком серьезное. Речь идет об убийстве, и потому за каждое неверное слово, сказанное вами, придется отвечать. Я прошу вас: не вводите меня в заблуждение.
— Я не ввожу, — вставил Гасанов.
— Если вы действительно непричастны к убийству, расскажите мне всю правду. Ну, а если вам есть чего бояться…
— Мне нечего бояться, — выпалил Гасанов. — Я был у него, товарищ подполковник, по делу, не имеющему никакого отношения к убийству.
— Позвольте мне определить, что имеет, а что не имеет отношения к убийству. Я повторяю вопрос: зачем вы были в номере у Бауэрса?
— Я отвечу, — покорно кивнул Гасанов. — Я вам все расскажу. Но только с самого начала. Две недели назад ко мне пришел отец Ахундова. «Намик, — сказал он мне, — мой мальчик будет выступать за сборную СССР. Я рад, что дожил до такого события, что наша семья дала республике такого боксера. Но это счастье не должно уплыть из наших рук. Ты понимаешь, как важно, чтобы мальчик закрепился в сборной. Но для этого нужна победа, и только победа».
— Это действительно так?
— Да. Ахундов в своем весе далеко не сильнейший в стране. Но у чемпиона СССР Логинова травма. Он на первенство Европы не поедет. Вторая перчатка — ленинградец Денисов дрался с Бауэрсом в прошлый понедельник за сборную России. Денисов проиграл, причем довольно легко, так что победа над Бауэрсом могла открыть Ахундову путь на первенство Европы. Так вот, Ахундов-старший просил меня помочь его сыну победить Бауэрса. Ни больше ни меньше.
— Помочь победить? Но чем?
— Уговорить Бауэрса проиграть бой.
— Уговорить или купить?
— Да какая разница, — отмахнулся Гасанов, но, заметив тяжелый взгляд подполковник, буркнул: — Если понадобится, то и купить.
— На чьи деньги?
— Ахундова, разумеется. Он оставил мне три тысячи. Сказал, что я могут тратить деньги по своему усмотрению, лишь бы сын выиграл.
— Вы взялись за эту сделку?
— Я, конечно, понимал, что это не тот путь, что Бауэрс на эти деньги и не взглянет, но, знаете, в интересах республики… — Гасанов замялся.
— Вряд ли интересы республики состоят в том, чтобы ее граждане совершали подобное. Лучше проиграть в честном бою, чем вот так… На мой взгляд, конечно. Ваша-то сделка, судя по всему, увенчалась успехом.
— Представьте себе, нет. Бауэрс выслушал меня спокойно и также спокойно отказал. Он заявил, что никогда в жизни не участвовал в махинациях и не собирается менять свои привычки. И попросил, чтобы я покинул номер.
— Вы его уговаривали?
— Немного. Но понял, что это бесполезно. Когда я заговорил о деньгах, он расхохотался и сказал, что достаточно богат для того, чтобы оставаться честным человеком. С тем я и ушел.
— На каком языке вы говорили?
— На английском. Понимали друг друга неплохо.
— Вы сообщили Ахундову о неудаче?
— Конечно. В тот же вечер. И деньги вернул.
— Больше он ни к кому не обращался с просьбой о помощи?
— Не знаю. Может, к кому-нибудь и ходил. Он старикан дошлый. Если что решил — разобьется, но сделает.
— Намик Алиевич, не показался ли вам нокаут Бауэрса странным?
— Странным? Что значит странным? Получил удар, упал и не смог подняться. Вот вам и нокаут. В чем же тут странность?
— Скажу вам откровенно. Кое-кому из специалистов показалось, что Бауэрс имитировал нокаут, упал нарочно.
— Что? — взвился Гасанов. — Нарочно? Что это за специалисты рассказали вам такую сказку? Ничего себе нарочно. Да Ахундов прошил его апперкотом. Нет, нет, товарищ подполковник. Это был настоящий нокаутирующий удар. Эти ваши специалисты, вы меня извините, не специалисты, а простофили.
— Я понял, понял, Намик Алиевич. Не стоит принимать это так близко к сердцу. — Жестом подполковник усадил Гасанова на место. — Вспомните-ка лучше, когда вы сидели в судейской и вошел Джавадов, была ли у него в руках сумка?
— Не помню я его сумку. Мне было не до нее. Я готовил документы для судьи-информатора. И вообще там был десяток разных сумок, а в дверь кто-нибудь заглядывал каждые две минуты. Так что ничего я не знаю.
— Не знаете так не знаете, — покорно согласился подполковник и закончил допрос.
Когда зазвонил телефон, капитан Шахбеков, сидя за столом, размышлял над тем, хочет ли он есть. Выслушав четыре долгих звонка, капитан снял трубку.
— Слушаю.
— Мне товарища Шахбекова.
Незнакомый женский голос был чуть хриплым, как бывает у заядлых курильщиц.
— Это я. Здравствуйте, — вздохнул капитан. — Кто со мной говорит.
— Это Королева. Помните, из «Интуриста». Вы мне оставили номер телефона и попросили звонить, если что-нибудь произойдет.
— Да, да. Нина… — Капитан не мог вспомнить отчество Королевой, но решил не акцентировать на этом внимание. — Спасибо, что не забыли. Что у вас случилось?
— Ничего особенного. Просто сейчас какой-то человек принес на четвертый этаж коробку и попросил передать ее Эндоссе. Он хотел сам передать, но Эндоссе не было. Тогда он оставил коробку дежурной по этажу и ушел. Дежурная сообщила администратору, а он попросил меня позвонить вам. Мы думали, может, это будет вам интересно.
— Конечно, конечно, — затряс головой Шахбеков. — А что за коробка? Деревянная?
— Картонная.
— Она запечатана?
— Крышка заклеена изоляционной лентой.
— Большая коробка?
— Чуть меньше, чем от цветного телевизора.
— Ого, — невольно присвистнул капитан. — А Эндоссе не вернулся?
— Пока нет. Только что нам делать, если он придет? Передать посылку?
— Не надо. — Шахбеков принял решение. — Пусть коробку спустят на первый этаж администратору. Если Эндоссе придет, не говорите ему о коробке ничего. Я лечу к вам. Ждите.
И капитан бросил трубку.