Новая космическая опера. Антология

Глава 1 (2391 н. э.)

Хвост окоченел от холода. И никаких идей, куда теперь податься.

Коротышка-Сын Чиир-Нига распушил мех, чтобы хоть как-то согреться. В шлюзовом отсеке он слишком спешил и не подобрал более подходящей для прогулок экипировки. Скафандр оказался велик и годился только для кратковременных вылазок. Смерть от переохлаждения обеспечена, хотя кислородная маска и блоки питания будут работать еще бесконечно долго.

Лучи огромного красного солнца окрашивали бледным румянцем снежные пики гор. Тускло-розовый свет его разливался над теснившими друг друга городскими постройками. Их бесформенный массив, горбясь, спускался во мрак долины. Обстановка требовала защитных очков, чтобы различать тени, но очков у Коротышки-Сына не было. Бежать в горы? Острые, словно клыки, вершины, попиравшие небосвод, принадлежали гряде Торжества Обетованного. Название было дано еще воинами-первооткрывателями Хссина, но то был край смерти.

Мертвенный, под стать Р'хшссире, кровянистый блеск снежных пиков делал почти невидимыми звезды на горизонте. Но выше небо наливалось темно-лиловым и, даже затянутое перистыми облаками, давало, кажется, больше света, чем жалкое подобие солнца.

Едва появлялся свет — приходило тепло. Но чтобы ощутить его в полной мере, следовало выбраться на открытое место в самый разгар дня, когда Р'хшссира, похожий на раскаленный докрасна диск, заполнял собою почти весь небосвод. Впрочем, тому, у кого вот-вот окончательно отмерзнет хвост, достаточно было бы и самой малой толики живительного тепла, способной проникнуть сквозь защитную броню скафандра.

Коротышка-Сын Чиир-Нига подставил солнцу спину, и хвост сам собой потянулся к теплым лучам.

Предки-воители посмеивались над природой Хссина. Планета это, в самом деле, или луна какая? Ни один кзин не смог бы с уверенностью утверждать, был ли Р'хшссира — злосчастное светило — древней звездой или только слабым, как детеныш, небесным скитальцем при спутнике. Ибо для звезды Р'хшссира был слишком холоден и мал; водородные запасы его давно себя исчерпали, и он сжался, достигнув плотности тяжелых металлов. Впрочем, Хссин все еще купался в волнах теплого кровавого света этого погруженного в спячку звездного монстра с вялым метаболизмом.

Монстр не совершал оборотов вокруг оси и вообще не проявлял никакой активности. Магнитное поле у него отсутствовало. Он спал, и верный раб-спутник Хссин охранял покой своего господина в непосредственной близости.

Коротышке-Сыну не одолеть пути через горы. Придется вернуться в город, из которого он так отчаянно бежал. Он взглянул на созвездие, на пять далеких гигантов, цепью пересекавших гладь Небесной Реки. Раз уж нет места, где он может укрыться, так пусть Клыкастый-Бог-У-Небесного-Водопоя заберет его к звездам.

Для кзинского Патриархата Хссин являлся передовой военной базой. Ландшафт безжизненного спутника и атмосфера полноценной планеты. Атмосфера, правда, низкой плотности, неустойчивая, с изрядным количеством ядовитых примесей, порой бурная настолько, насколько смирной была поверхность Р'хшссиры. Температура едва удерживалась на отметке, делающей Хссин пригодным для жизни. Ничего сколько-нибудь съедобного и достойного охоты не обитало на здешних горных склонах и в долинах, усыпанных обломками камней и усеянных ледяными осколками. Кзинти, населяющие Хссин, ловили сочувственные взгляды кзинти, бывавших здесь «проездом», на пути к более завидной участи и великой славе.

«Тех кзинти, — подумал Коротышка-Сын с горечью, — что высмеивали и мучили верных подданных Патриархата, а ведь на героизме последних этот жалкий уголок Вселенной и держится». Его терзала зависть к воителям, их великой доле и самкам-плутовкам, их великолепным кораблям, отделанным деревом, кожей и дорогими тканями. Он глубоко презирал их лицемерное нытье о тяготах скитаний в космосе. И открыто ненавидел их сыновей, для которых он был чем-то вроде игрушки. И помалкивал о дерзких помыслах насчет невинности их пушистых дочерей.

Коротышка-Сын Чиир-Нига отлично знал, куда держали путь эти блистательные воины. Ярчайшая звезда на небосклоне Хссина — вот веха, что удлиняла дорогу и заставляла подолгу торчать на унылых военных базах. При каждом взгляде на звезду он вспоминал не ее кзинское имя Ка'аши, а почему-то предпочитал труднопроизносимое альфа Центавра из языка инопланетян. Странно звучит. И что, интересно, значит?

Старый вояка однажды рассказал ему, что пришельцы-приматы будто бы назвали эту звезду в честь зверя, который наполовину был приматом, наполовину травоядным. Четыре копыта и две руки. Одно только название заставляло Коротышку-Сына трепетать в мечтаниях об охоте на диковинную тварь! Пасть наполнялась слюной, едва он пытался представить себе болтливое существо с шестью конечностями и мясистым крупом.

Но сейчас именно он выступал в роли добычи!

Коротышка-Сын считал себя аномалией, выродком, ошибкой природы — другими словами, единственным кзином во всем Патриархате, испытывающим страх. Может, другие тоже боялись, но не бежали, по крайней мере.

Что делает на поверхности котенок-кзин, который так торопился покинуть шлюз, что забыл надеть термокостюм? И баллон с кислородом он забыл тоже. Дыхательная маска с бурчанием перерабатывала атмосферный углекислый газ, а мех был совсем слабой защитой от холода. Хвост онемел окончательно. Коротышка-Сын напомнил себе, что Герои вроде него кончили плохо. А он тут совсем один. И даже матери не было рядом, уж она бы его спасла.

«Я просто грызун», — подумал Коротышка-Сын, используя крайне грубое слово из Наречия Героев, обозначавшее суетливого зверька, слишком мелкого, чтобы обладать честью и отвагой охотника. Ни одному кзину он не признается, что называл себя грызуном. Тем не менее ему страстно хотелось знать, отчего другие не боятся смерти.

Водящий-За-Нос и Гнусный-Оскал — такие прозвища Коротышка-Сын дал приятелям — затеяли на него охоту; они непременно найдут и прикончат его. Ради забавы. Отец частенько устраивал подобные игры, не особенно заботясь о возрасте и физической подготовке сыновей. Его вряд ли беспокоило, что отпрыск погибнет нелепой, глупой смертью. Одной проблемой меньше. У отца и владыки Коротышки было громкое, благородное имя и достаточно сыновей, чтобы добыть еще больше славы этому имени. Они и сами достигнут высот и сколотят состояние на рабах-приматах.

Старый вояка говорил, что людей в их мире бесчисленные мириады. Целые стада в миллиарды голов. Настоящий заповедник! Ты можешь убивать их тысячами, и пусть столы на пиру ломятся от этой добычи — все равно рабов-приматов с избытком хватит, чтобы сделать тебя самым богатым на свете! Сын Чиир-Нига зажал лысый хвост между лапами, чтобы обогреть, и, сотрясаясь от холода, отыскал на небе Солнце Людей, расположенное в правой части небосклона под углом к двойной звезде, согревавшей Дивную Твердь. Прямо у края Занесенного Кинжала. Далекий красный гигант в непосредственной близости от Крови Жертвы. Люди-приматы звали его Мирахом или просто бетой Андромеды. Их язык был богат на запоминающиеся благозвучные слоги.

Коротышку-Сына охватывал благоговейный страх, когда он вспоминал, что живет на окраине владений кзинов. Говорили, на центральных планетах Патриархата взглянешь на небо и не увидишь ни одной не завоеванной звезды. Но небо над Хссином… Это были непознанные просторы, благодатные пажити, на которых паслись тучные стада! Горы сочного мяса приматов!

Жаль, что пара развоевавшихся котят убьет его раньше, чем он получит шанс впиться клыками в человеческую плоть. Злая доля! Он выпустил когти и втянул их обратно.

Проблема действительно серьезная. До тех пор пока он остается снаружи, у него есть шанс сохранить шкуру целой. Но Водящий-За-Нос — настоящий стратег, будущий военачальник. Неслучайно по наказу отца он примкнул к рядам новобранцев, отправляющихся к Дивной Тверди для четвертого похода на Мир Людей. Наверняка все пути в город уже охраняют два октала подхалимов из свиты Водящего-За-Нос с острыми кинжалами-втцай наготове.

«Ждут меня, чтобы отрезать уши…»

Впрочем, база ведь огромна. Завоевательный поход на Дивную Твердь начинался отсюда. С тех пор поселение разрослось впятеро, и, когда новости о готовящемся штурме человеческого мира достигли самых дальних уголков Патриархата, к Хссину хлынул настоящий поток кораблей. Требовались новые постройки, системы жизнеобеспечения, туннели, внешние посадочные платформы; все это возводилось и строилось спешно и в беспорядке. Так что тут было где спрятаться.

Молодой кзин еле передвигал ноги, пока брел к лабиринту городских стен вдоль свежих, то и дело пересекавших путь раскопов. Определенно он не был готов к подобной отчаянной экспедиции. И слишком замерз, чтобы идти дальше. Неожиданное решение пришло, когда лапы почти онемели от холода. Впереди показался загон — обширный комплекс куполов и подземных пещер, предназначенных для разведения рабов-джотоков и охоты на них. Коротышка решил повернуть назад. Замерзнешь насмерть, прежде чем обойдешь пастбище.

Покончить с этим одним махом — и дело с концом. Вернуться к главному входу, — там его, конечно, схватят… Будет драка, и его убьют или безнадежно покалечат. Но, может, удастся удивить своих обидчиков приступом ужасающей ярости и даже прикончить одного прежде, чем из самого выбьют дух? Он чуть не оскалился гордо, но с гневом одернул себя: поубавь-ка прыти. Кстати, с прыгучестью тоже все беспросветно плохо… Так не все ли равно, когда наступит час расправы? Не сегодня, так завтра его найдут и растерзают — подчистят кровь расы.

Тут-то Коротышка-Сын и вспомнил, что котятам-кзинам без сопровождения запрещена охота на территории загона джотоков. Сюда Водящий-За-Нос со своей сворой пробраться не сможет. Разумеется, то же касалось и самого Коротышки, но он отделается лишь жестоким наказанием, если попадется на глаза взрослым. Убивать его не станут.

Окон тут не было, и стены были толстыми, со встроенным механизмом самовосстановления на случай повреждений. Коротышка вскарабкался по стене, по пути представляя, что участвует в секретной миссии по захвату человеческого форта. В каждом углу и по уступам он расставил невидимые лучевые винтовки, а потом разом направил смертоносный свет на гнусных приматов. К моменту, как он сумел разглядеть центральный погрузочный двор, достаточно большой, чтобы в нем могли поместиться двадцать барж, от его лап уже пали окталы и окталы безволосых тварей. Посадочные площадки лежали в тени, и Коротышка уже продумал план решающего штурма Мира Людей.

Смерть всем людям-приматам! А потом можно поохотиться на жирафов.

Неподалеку располагались грузоподъемники, доставляющие баржи вниз, к городу. Можно было бы попробовать взломать их пассажирские шлюзы. Впрочем, грузовой отсек вскрыть легче. Изнутри загон запирался на солидные замки, поскольку джотоки отличались сообразительностью и даже коварством. Снаружи препятствий подобной сложности не было, как не было в них нужды, — кзин не станет взламывать замки и проникать на запретную территорию без веских причин.

У Коротышки-Сына не было при себе ни ключей, ни прочих приспособлений для доступа, но в скафандре имелся набор инструментов первой необходимости, да и механизмы его всегда интересовали — ему доставляло удовольствие разбирать их, пока устройство и работа не становились для него понятными. Коротышка спрыгнул во двор, на окоченевшие, потерявшие чувствительность лапы. Пальцы превратились в ледышки, и, кажется, прошла целая вечность, прежде чем поддалась дверь грузового отсека. Глупый механизм. Заставь самку сделать замок — у нее щеколда выйдет лучше! Черная стена скользнула в сторону. Коротышка вошел в грузовой отсек в вихре конденсата. Внешняя дверь вновь закрылась, и тогда заработали очистители — профильтровали азот, избавились от остатков углекислого газа и впрыснули кислорода. За считаные секунды Коротышка обесточил сигнализацию. Как у любого кзина, готовность к бою в любой момент являлась основным инстинктом, так что перед выходом в загон он напрягся, ожидая броска джотока о пяти конечностях или сердитого смотрителя и даже кого-нибудь из приспешников Водящего-За-Нос.

Но он обнаружил только троих малышей-джотоков, размером с его ладонь; они ползали вблизи от погрузочного двора, определенно сконфуженные каменным полом. Коротышка раздавил их ботинком и вышел через лабиринт матовых стеклянных стен на поросшую зеленью биокологическую территорию — здесь высились деревья и журчал ручей. Сняв дыхательную маску, он почуял прелый запах дождевого леса, ароматы гниющей листвы и отдаленного водоема с покрытыми растительностью берегами. Некоторые запахи ему так и не удалось распознать.

Глава 2 (2391 н. э.)

По телу Коротышки-Сына Чиир-Нига бежала приятная дрожь. Наконец-то тепло. Он убрал дыхательную маску и еще непослушными пальцами принялся чехлить инструменты, но уронил один из них. Мысль о том, что придется поднимать, вызвала в нем смешанное чувство страха и раздражения — он тихо зарычал. Очень не хотелось привлекать к себе внимания. Он огляделся и приметил густой кустарник рядом с группой деревьев, где можно было бы спрятаться, не оставляя на земле следов. На случай нападения.

Коротышка стянул ботинки и начал растирать окоченевшие лапы. Еще один детеныш-джоток пытался взобраться на ствол молодого дерева, не очень успешно, надо сказать. Три веретенообразные лапки висели без дела, тогда как остальные две, каждая с парой суставов, упирались в землю. Этого Коротышка убивать не стал — его воинственная ярость утихла. «Безмозглый пожиратель листьев. Станешь безмозглым рабом, когда вырастешь». Ветка была слишком гладкой. Пальчикам малыша, с еще мягкими косточками, требовалась поверхность погрубее, чтобы зацепиться как следует. Вокруг обнаружились и другие джотоки. Вероятно, приползли сюда от водоема.

Зашуршали листья, и Коротышка быстро взглянул вверх, исследуя ветви. Лампы, имитирующие тропическое солнце, с трудом справлялись со своей задачей: их было достаточно много, но теней они давали мало. Надо остерегаться этих джотоков. Они умнеют с возрастом. И становятся гораздо крупнее. В каждой из пяти конечностей у них находился мозг — достаточно для развития хитроумия, — и во время сна по меньшей мере один мозг оставался активным.

Впрочем, это не слишком пугало Коротышку. Джотоки бежали при малейшем признаке опасности, а на диких особей кзины регулярно охотились. Дай им возможность бежать, и они побегут. Но говорили, что, пока они прячутся, они не боятся ничего. Как бы там ни было, осторожность не помешает. На охоте отец Полосатого-Сына Хромфи умер мгновенно, когда дикий джоток спрыгнул на него. В умении прятаться джотокам не было равных. Даже чутье тут не поможет: кожные железы джотоков выделяли секрет, имитирующий запахи леса.

Что же теперь? Прежде всего — отдохнуть. Добыть немного пищи и набить брюхо. Даже если придется заняться браконьерством. Коротышка умирал от голоду. Окружающие запахи возбуждали в нем природную ярость и жажду охоты, но он не собирался ловить джотоков без надлежащей подготовки. Сгодится любое другое мелкое животное. В конце концов, эти обширные угодья из пещер и куполов были созданы для охоты. Охота! Лучшее, чем Коротышка когда-либо занимался на Хссине. Гораздо лучше, чем покупать для отца на рынке запуганных ватаков в клетках и потом тащить на закорках до самого дому.

Двумя уровнями ниже он нашел змею длиной с его лапу. Ну и дурака он свалял, решив поохотиться на нее! Охота радовала кзинов в любых условиях, но по природе своей они не были созданы для охоты в лесу, и ползающие по стволам деревьев пресмыкающиеся не являлись их естественной добычей. Тем не менее как закуска змея сгодилась, а ее кровь имела любопытный привкус. Кости, правда, слишком хрустели.

Надо подумать о том, как отсюда выбраться, даже если делать это не очень хочется. Задержись он здесь, его обязательно найдет кто-то из взрослых и тогда несдобровать; уйди — прикончат преследователи. Искать помощи у отца бесполезно. Если братья еще оставались союзниками Коротышки, несмотря на насмешки и унижения, то отец просто бросит младшего сына на растерзание мучителям, чтобы сделать из него настоящего воина. Как наяву, прозвучал в его голове голос родителя, поучающего на высокопарном Наречии Героев: «Всякую игру используй, дабы умножать свои навыки».

Меж двух гнилых стволов, поросших крошечными цветами на черных пятнах плесени, Коротышка обнаружил гриб величиной с собственную голову. Принюхался, любопытствуя. Уловил запах какого-то зверька. Глянул вверх и увидел дикого джотока, притаившегося на лампе, растопырив локти. Джоток разглядывал Коротышку покрытым защитной мембраной глазом, свесившимся из-под лопатки. Глаза на остальных конечностях были втянуты — вероятно, спали.

Тогда сквозь заросли тростника Коротышка направился к водоему в надежде поймать рыбу. Но тут плескались только конечности джотоков, первичные формы размером с палец, бледно-розового цвета. Каждая конечность являлась самостоятельным существом, а когда наступало время выходить на сушу, они образовывали колонии по пять. «Головастики» имели по глазу в защитной мембране и изящные плавнички вместо пальцев.

Что за развлечение бродить по пруду? Коротышке-Сыну больше пристало размышлять о потешных битвах-играх. И одному ему тут находиться точно не следовало. У него, если подумать, вообще должна быть целая команда за спиной. Или, по меньшей мере, он мог бы быть частью команды во главе с толковым командиром. Ну и плевать на такие развлечения. Возможно, это последний день его жизни. Отец позабыл, что игры со сверстниками не отличаются честностью. Котята испытывали друг друга — по всем правилам кодекса чести во избежание смертельных случаев. А потом случалось то, на что правила не распространялись.

Советом решили, кому быть самым слабым. С того дня Коротышку заклеймили смертником и начали на него охоту. Даже те, кто еще питался материнским молоком, старались поучаствовать в травле. Никаких шансов на спасение. Отныне ни одно проявление храбрости не являлось достаточным. Совет решил: «смерть». Коротышка понимал. И похоже, сам же помог врагам загнать себя в ловушку и теперь будет растерзан на части восьмью «гончими». Идеальное количество для быстрого исполнения приказа Водящего-За-Нос.

Смерть. Стоя по щиколотки в воде, он нашел три конечности джотоков, соединенные в колонию. Их тонкие, словно ниточки, головные щупальца трепетали, рассылая призывные химические сигналы для еще двоих. На данной стадии развития джотоки были абсолютно беспомощны, не могли ускользнуть или выползти на сушу в поисках укрытия. Коротышка разъединил колонию, с интересом разглядывая, как устроена голова. Показалась кровь, поскольку кровеносная система уже функционировала. Содержимое головы вытекло наружу. Когда любопытство котенка-кзина было удовлетворено, он засунул конечности джотоков одну за другой в рот.

Глава 3 (2391 н. э.)

— Жрешь мой труд! — послышался грубый окрик с берега.

Коротышка-Сын Чиир-Нига как раз вспоминал глупую прибаутку-колыбельную, которую отец порой напевал сыновьям, измотанным после возни и шумных игр.

Коротышкой снова овладел страх, но он покорно обернулся на окрик:

— Почтенный Смотритель-Джотоков! — И шлепнул себя по носу, давая понять, что провинился и ждет наказания, а внутренне съежился, ожидая сокрушительного удара когтистой лапы.

Застигнутый в тростнике, он даже не мог опрокинуться на спину и продемонстрировать горло. Его поза оставалась слишком вызывающей, но в воде он ничего не мог поделать. Огромный, покрытый шрамами кзин не улыбался, но, по крайней мере, еще не накинулся с побоями.

— Я наслаждался ароматами этого благословенного загона, — ляпнул Коротышка, не думая.

— И заодно поедал джотоков, что запрещено! — А вот голос как раз «улыбчивый» — дурной знак.

— Только крошечных! — снова выпалил котенок, поздно сообразив, что совершает большую ошибку.

— Ах, маленьких, гр-р? Значит, величина врага равна твоим воинским навыкам?

«Я покойник», — подумал Коротышка.

— Мои жалкие воинские навыки жаждут внимания такого прославленного и покрытого боевыми шрамами Героя, как ты!

Может, лесть спасет…

Правое ухо огромного клыкастого кзина и остаток левого в удивлении поднялись.

— Я не участник войн. А шрамы свои заработал в детских играх, где не слишком себя проявил, иначе не было бы шрамов. Вон из моего тростника! Живо!

«Так он догадался, что со мной приключилось!» Коротышка удивился и поспешил выполнить приказ.

— Я должен сообщить твоему отцу об этой провинности.

— Да! — немедля согласился Коротышка, радуясь, что физическая расправа отложена; если так, то лучше быть наказанным этим рыжим великаном, чем отцом.

Он последовал за Смотрителем, стараясь успевать за его широким шагом.

Они пересекли болото, и начался подъем сквозь дендрарий со множественными поворотами. В ветвях деревьев гомонили джотоки. Потом показалась скала, и Смотритель остановился. Здесь еще видны были следы взрывных работ. С уступа свисали гроздья цветущих растений, и среди каменистых осыпей отвоевывали себе место низкорослые деревья. Дверь вела в привычное для глаза кзина жилье, напоминающее военное укрепление: вырубленное в камне, стены увешаны шкурами.

Их встретил молчаливый раб-джоток в желтой кружевной ливрее. Передвигался он неспешно, на ладонях первичных конечностей, освобождая, таким образом, остальные. Когда джотоки бегут, а бегут они быстро, они используют запястные ладони, а остальные пятипалые конечности сцепляют в клубок.

Посреди комнаты, открывшейся за холлом, стояла копия древних кзинских доспехов, выкованных рабами-джотоками. Керамическое клеймо, разумеется, сообщало, что вещь произведена на кзинской мануфактуре.

Напоминание о месте раба-джотока, который ежедневно сдувает пыль с этих доспехов, подумал Коротышка-Сын, хотя рабы не знают своей истории. Этому разодетому в желтое щеголю даже невдомек, что у его народа когда-то были дом и родная звезда. И что его сородичи были достаточно глупы, чтобы нанять легионеров вести войну вместо них.

Смотритель развалился на широкой кушетке. Он не предложил котенку сесть, поэтому молодой кзин, поняв намек, насторожился, уважительно подняв уши, готовый внимать любому мудрому или благожелательному слову, которое только произнесет рыжий гигант.

— Отец вряд ли обрадуется твоей проделке, юнец! — прогромыхал тот.

— Вряд ли, Смотритель.

— Придется ему растолковать тебе, что к чему!

— Да, Смотритель.

— Котята быстро учатся помалкивать там, где надо бы сказать правду. Жду правдивой истории без всяких умолчаний, чтобы не пришлось из тебя ничего выколачивать.

— Мой язык повинуется тебе.

Великан вновь изумленно пошевелил ушами.

— Можешь сесть и отдохнуть. — Он повернул огромную голову к ожидающему распоряжений рабу. — Слуга Первый, желаю промочить горло! Принеси-ка граши-землероек да иридиевые чаши!

Возвышающаяся над конечностями, под покровами которых располагался кишечник, бородавчатая голова раба не выражала ровным счетом ничего. Скрытый в складках рот издал какой-то звук в знак того, что Слуга Первый уяснил требование. Один глаз его смотрел на хозяина, другой уставился на Коротышку. Остальные три бесцельно вращались.

В другой ситуации Коротышка-Сын ни за что бы не осмелился сесть и расслабиться, но ведь ему приказали это сделать! Так что он сел, но при этом постарался не терять бдительности. Похоже, Смотритель не испытывал к нему особой неприязни, несмотря на строгость в голосе. Любопытно, почему? Все это подозрительно. Коротышка перебирал в голове все возможные причины, о каких только мог помыслить.

Вернулся раб, на этот раз на трех локтях, двумя свободными конечностями толкая перед собой черную лакированную тележку с парой узких, высоких жертвенных чаш из керамики, инкрустированных иридиевыми пластинами и вставленных в резные деревянные держатели. Коротышка почуял умопомрачительный запах баснословно дорогих иноземных специй, добавленных в соус. Это плохо вяжется с ожидаемой взбучкой.

Второй раб, в голубой ливрее, вынес извивающихся, слабо попискивающих граши-землероек и протянул одного зверька Слуге Первому. Быстрым, отточенным движением землеройки были обезглавлены, и свежая кровь хлынула в чаши, смешиваясь с подливкой. Джотоки надавливали на тушки, помогая слабеющим сердцам проталкивать кровь. После рабы продемонстрировали всю утонченность своего мастерства, ловко разделав землероек и удалив внутренности, лапки и прочие несъедобные части. Тушки были помещены в чаши шейками вниз, рабы поклонились и бесшумно вышли.

Все это время Смотритель хранил молчание. Потом взял один из коктейлей и подвинул Коротышке другой.

Землеройку он отправил в рот очень аккуратно, помял меж зубов, не используя клыков, и опустил обратно в чашу, чтобы мясо пропиталось соусом. Коротышка внимательно наблюдал. На его взгляд, кусочком плоти в иридиевой чаше можно было разве что раздразнить аппетит перед плотным обедом, но обижать гостеприимного хозяина вовсе не хотелось, так что он жевал крошечную землеройку долго, откусывая по чуть-чуть, то и дело возвращая мясо в чашу. Он слишком волновался, чтобы в полной мере оценить вкус и насладиться яством.

— Ты очень храбр, раз держишь джотоков в прислуге. — Коротышка решил начать вежливую беседу.

Его отец на дух не переносил пятилапых тварей, считая их гнусными предателями, годными лишь для шахт и фабрик

— Брось. Есть ведь кое-какие правила для воспитания джотока. Сделаешь все верно — не найдешь более преданного раба во Вселенной. Знающий кзин выигрывает битвы. Суматошный лишается жизни. Так гласит поговорка, но не многие прислушиваются. Если у кзина проблемы с рабом-джотоком, значит, плохой он воспитатель. Впрочем, меня тебе слушать не следует. Ты молод и горяч; таким некогда слушать стариков вроде меня.

— И в самом деле, я слишком тороплив порой, и чаша мудрости моей скудна, а ты так щедро ее пополняешь. Так что я способен умерить свой пыл, чтобы не опережать твоей поступи. Великое благо идти по совершенным следам.

Ухо вновь поднялось.

— Похоже, учить лести тебя не придется. Тут ты преуспел. Твоя история, умник!

Коротышка-Сын почти уверился, что ему повезло. Он догадался, что старый кзин, которому не удалось сделать себе имени и которому запрещалось держать гарем, жил в счастливом неведении о «радостях» отцовства. Ему было невдомек, как много хлопот способны доставить котята, взрослые сыновья или капризные самки. Ему страстно хотелось иметь сына Все просто.

А Коротышке-Сыну Чиир-Нига отчаянно требовался защитник и покровитель.

Деликатная ситуация. Смотрителю наверняка хотелось, чтобы сын его был прославленным воином, Коротышке же таким никогда не бывать, сколько ни мечтай. Разумеется, он не мог наплести ворох всякой всячины про свои подвиги — лгут лишь рабы и приматы, — но если он расскажет правду…

— У нас, безмозглых котят, заведено играть в игры, — начал он осторожно.

— Да, я помню, — отозвался старый кзин угрюмо.

— Сегодня я потерпел неудачу. Семеро натренированных воинов выступили против меня.

— Нет, не так. Семеро сопляков, без капли терпения, с мозгами преджотока, напали на тебя, — фыркнул Смотритель.

Это было откровенным оскорблением товарищей Коротышки. Преджоток не умнее самки — в лучшем случае мелкого животного — и обретает рассудок лишь к моменту перехода во взрослую стадию.

— В иных случаях сила неразумной плоти весьма эффективна, — осмелился возразить котенок. — Были времена, когда незрелый джоток убивал взрослого кзина-охотника.

Смотритель оскалился так, что у Коротышки зашлось в страхе сердце, хотя взгляд у старого кзина был почему-то рассеянным, отстраненным.

— Однажды со мной случилось нечто подобное. Тоже свора котят, тоже остался и принял бой. И меня не убили. Только половину уха нацепили на трофейный пояс.

Смотритель перестал скалиться и дернул куцым остатком левого уха.

Что тут скажешь? Коротышка решил вспомнить историю военных завоеваний Патриархата:

— В записях говорится, что великий Ханаш-Гррш при битве у Меховой Туманности вынужден быть отступить перед атаковавшим его подразделения флотом джотоков.

— Хочешь намекнуть, что он сбежал от обидчиков?

— Дней прошло всего три октала, и Ханаш-Гррш разбил флот джотоков! — выступил в защиту героя Коротышка.

— Ты забыл, что с ним было шесть окталов бывалых воинов. А ты, полагаю, действовал в одиночку. Если и впрямь тебя окружили семеро взбесившихся сопляков, как ты сбежал?

Что-то не нравится Коротышке такой разговор.

— Через шлюз, — был вынужден признаться он. — Они считали, что на поверхности невозможно сражаться, и не охраняли выходы.

— Не совсем так. Ты их просто озадачил. Они не думали, что ты побежишь. Кзин не пожертвует своим честным именем ради спасения шкуры. Даже меня ты удивил. Так что можешь не объяснять, зачем ты притащился в загон, ведь сюда они не сунутся и искать тут не станут.

— Я наберусь сил и поражу их в другой раз! — почти прорычал Коротышка вызывающе.

— Да вряд ли. Знакомы мне эти игры. Тебя ведь пометили, ты смертник. Они учуют твою трусость, как чую ее я.

Коротышка был уязвлен до глубины души:

— Я мог бы остаться при тебе и стать твоим слугой. Я разбираюсь в механизмах.

— Нет. Ты жесток с моими джотоками. Трусость всегда, всегда делает кзина жестоким. Не могу покрывать труса. Пусть отец с тобой разбирается.

Смотритель с сожалением отвел взгляд.

«Не видать мне защитника как своих ушей, — подумал Коротышка. — Притаиться в загоне до лучших времен не удастся».

— Отец жестоко накажет меня.

— Думаю, жалеть не станет.

— Лучше бы ты меня наказал, старейший. Смотритель легко похлопал котенка по щеке, словно брата Потом позвал Слугу Первого, тот поспешно прошлепал на пяти ладонях, один глаз вперив в хозяина, другими оглядывая тележку с чашами. Смотритель пошептался немного с джотоком, после чего раб уставился на Коротышку. Вышел и вернулся уже с тонким полированным прутом.

— Следы от ударов впечатлят твоего отца, — прорычал Смотритель, — но вреда тебе не причинят, а боль пройдет через несколько дней. Трех ударов будет достаточно. Идет?

Коротышка готов был вынести теперь что угодно, зная, что убит не будет.

— Да, доблестный воин.

Раз! Два! Три!

Странное дело, котенок совсем не испугался, пока рыжий гигант хлестал его.

— Из тебя бы вышел прекрасный отец, — все еще надеясь на покровительство, произнес Коротышка.

— Мы этого никогда не узнаем. Домой я тебя доставлю, чтобы по пути на тебя не напали. Объясню, что к чему, и постараюсь убедить преподать тебе еще один урок воинской храбрости в виде исключения. Слушай отца. Не свои эмоции. От этого будет зависеть твоя жизнь.

— Ты верно говоришь, Смотритель.

— Сам-то я едва ли смогу научить тебя технике боя, твоему отцу по этой части я и в подметки не гожусь. Правда, знаю один прием, который однажды спас мне жизнь. Скажи-ка, как у тебя с прыжками? Туговато, наверное?

Не то слово.

— Недавно я обнаружил, что, когда вокруг скалятся семеро, прыгать неимоверно трудно.

— Вся суть приема в задержке атаки. Делать это умышленно — одно, но по подсказке страха — ничуть не хуже. Никто меня не учил. Случайно вышло, и напавший на меня был убит. После я потратил месяцы, доводя до автоматизма последовательность движений, чтобы повторить при надобности. По сути, это единственный боевой прием, которым я владею. Идем.

Великан провел Коротышку по каменным туннелям на крытую арену, использовавшуюся для обучения джотоков. Октал и четверо рабов оттачивали тут сноровку в игре с мячом. Хозяин приказал им убраться на боковую линию, где они и сбились в комок из длинных конечностей.

Смотритель повернулся к Коротышке спиной и согнулся:

— Теперь прыгни на меня!

Страх вновь парализовал члены котенка. Смотритель взревел:

— Это не всерьез! Прыгай!

Коротышка кинулся на гиганта с жалкой надеждой, что поразит того силой и грацией прыжка.

Огромный кзин отшагнул в сторону, развернулся и вдруг выбросил лапу вперед. Коротышка понял, что промахивается, его лапы помимо воли растопырились, пытаясь одновременно и скорректировать траекторию прыжка, и помочь увернуться от кинжальных когтей. Он с размаху хлопнулся на землю, словно безмозглая туша. Как же это вышло?

Над ним склонилась оскаленная морда. Попытавшись встать, Коротышка повернул голову и увидел целое скопление глаз под защитными пленками, разглядывающих его из-под нагромождения пятипалых конечностей. Скрытые в складках плоти ротовые щели откровенно хихикали.

Как бы между прочим Смотритель заметил: — Если бы я выпустил когти, ты бы валялся тут с распоротым брюхом, изрядно удивленный. Я тоже очень удивлялся, когда стоял вот так над своей первой жертвой. Поднимайся. Теперь прыгать буду я, надо же показать тебе, как правильно двигаться.

Глава 4 (2391–2392 н. э.)

Согласно заведенным на Хссине порядкам, Чиир-Ниг обязан отказать в приеме безымянному Смотрителю-Джотоков, но необычность прецедента снимала ограничения. Воистину не найти лучшего способа проникнуть в жилище благородного обладателя имени, чем временно взять на себя роль отца и тем самым защитить репутацию родителя провинившегося котенка. Поскольку Смотритель проявил завидное благоразумие во всей этой ситуации с вторжением в загон, избавив Чиир-Нига от публичного осмеяния и издевок, и обошелся с Коротышкой со всей добротой и необходимой строгостью, он был с почтением встречен, ему даже предложили сесть в просторной приемной комнате.

Здесь прислуживали неловкие рабы-кдатлино, и две жены Чиир-Нига возлежали на меховых покрывалах подле меняющего цвет инфракрасного обогревателя. Чиир-Ниг воспользовался случаем и излил гостю душу, выразив все свое недовольство и огромное разочарование по поводу неумения Коротышки пользоваться элементарными приемами самозащиты. Щедро потчуя Смотрителя свежими конечностями джотоков и рыбой и подкармливая с собственной тарелки младшую жену, Чиир-Ниг разразился целой тирадой, сначала яростно, после потише, разглагольствуя об отсутствии у подрастающего поколения какой-либо самодисциплины.

Незаметно в комнату проскользнула мать Коротышки. Чувствуя недовольство хозяина дома, грациозная Хамарр прошлась по комнате, потягивая носом воздух. Почуяв раны на спине своего котенка, взглянула на двоих самцов и Коротышку, игнорируя рабов. Низким тихим рычанием согнала с места одну из жен повелителя. Затем, отвлекая его от разговора, потерлась носом о щеку в знак того, что очень беспокоится за сына. Супруг лениво почесал ее затылок: для беспокойства нет причин. Мать яростно охраняла младшего из своего помета от его же братьев и драчливых сестер и особенно от отпрысков других самок, ведь у Чиир-Нига было слишком много сыновей, чтобы выбирать любимчиков.

Отчаявшись заполучить внимание своего именованного повелителя, Хамарр обратилась к сыну, потеревшись о его голову. Игриво принялась выманивать Коротышку из комнаты, препятствуя любой его попытке вернуться, заставляя следовать за собой, оставаться с ней.

Чиир-Ниг наблюдал за происходящим, с удивлением подняв уши. Сыну, похоже, хотелось остаться, пока обсуждались его персона и судьба, но кзины любят потакать своим самкам. Эти слабые существа способны так трогательно нарушать порядки!

— Иди поиграй с Хамарр, — махнул лапой Чиир-Ниг, отпуская сына, — видишь, ей скучно, развлеки ее.

Разговор перешел к проделкам юности, когда база на Хссине только-только обживалась. Чиир-Ниг то и дело выражал благодарность гостю за доставленного домой сына, а Смотритель напоминал о необходимости интенсивной и жесткой тренировки важнейших навыков ведения боя.

Мать вела сына в зону отдыха, то подталкивая сзади, то забегая вперед, постоянно оборачиваясь к нему — настороженная и молчаливая, — балансируя между шутливым нападением и бегством. Добравшись до места, она прогнала остальных кзинррет рычанием и угрозами и заставила Коротышку лечь, чтобы обнюхать и вылизать его раны. Она смотрела на сына умоляющими глазами, в которых стоял молчаливый вопрос, хотя ответа она все равно не смогла бы понять.

Ее беспокоила вялость котенка. Другие ее сыновья такими не были. Легким толчком Хамарр заставила Коротышку подняться, снова завела свою игру, попыталась взбодрить его неожиданным, но просчитанным и безопасным ударом. Она демонстрировала клыки, навострив при этом уши. Потом вышла столь стремительно, что котенку пришлось побежать за нею, но едва он приблизился к матери, как она вновь ударила его так, что у Коротышки клацнули челюсти. Ему доставляли удовольствие подобные игры, но он уже превзошел мать в размерах, так что боялся причинить ей боль. Тем не менее Хамарр понуждала сына к борьбе, накидывалась на него до тех пор, пока жажда боя не разгорелась в нем дикой страстью. Ему даже удалось ответить ей ударом достаточной силы.

На ночь Хамарр отказалась оставить Коротышку одного; она не вернулась в свои покои, а улеглась возле сына, время от времени поднимаясь, чтобы заботливо облизать следы от прута на его спине.

Она помнила, какими жадными были другие сыновья, пока питались ее молоком, как ей приходилось расталкивать и отгонять их, уже насытившихся, от сосков, чтобы самый младший не умер с голоду. Он был странным детенышем, она не понимала его.

Отец, послушный долгу, провел с братьями Коротышки положенные беседы, и те, по доброте душевной, устроили для младшего уроки воинского мастерства. Это был их шанс продемонстрировать собственные умения, и в своих безжалостных играх они вскоре обнаружили: Коротышка их требованиям не отвечает. Они осыпали его ударами, подстрекая к яростным выпадам, тискали, избивали, и все это во имя добродетельной цели — сделать из брата настоящего воина.

Коротышка едва дышал после подобных уроков. Он уже смирился со своей участью, понимая, что драка один на один с кем-то из братьев вовсе не подготовит его ко встрече с целой сворой воинствующих котят, жаждущих срезать ему уши и убить. Единственным эффективным средством оставался только трюк, который ему недавно продемонстрировал старый рыжий великан.

Какое-то время Коротышке все же удавалось избегать участия в играх: пригодился интерес к устройству механизмов. Отец отправил его подмастерьем на верфи собирать гравитационные двигатели для Патрульных Охотников. Многие окталы этих двигателей отправлялись к Дивной Тверди. Коротышке пришлось работать бок о бок с рабами-джотоками, кое-кто из них даже преподал ему уроки мудрости.

Зркрри-Диспетчер однажды сказал: «Рабы выполнят за тебя тяжелую работу. Пользуйся этим, но никогда не показывай им, что не знаешь или не умеешь то, что знают и умеют они. Это конец. Я не признаю тебя компетентным работником до тех пор, пока не увижу, что ты способен заменить любого из рабов».

Ничего нового в двигателях, что они собирали, не было: чертежам насчитывалось уже четыре сотни лет. Патриархат провел стандартизацию один раз и навсегда, так что не имело никакого значения место, где был собран двигатель: он мог использоваться на любой другой базе. Только так и можно было управлять Империей. Кораблю ремонт требовался даже в сотне световых лет от родной верфи, и зависимость от изготовленных там запчастей могла стоить жизни экипажу.

Стоило в какой-нибудь ведомственной лаборатории Адмиралтейства Патриархата появиться нововведению, как его производство тут же замораживалось. Разумеется, Герои, на деятельности которых подобные правила сказывались особенно тяжело, роптали и предпочитали заведенный порядок игнорировать. Но с подобным нарушением субординации также научились бороться, списывая с корабля незапатентованное оборудование и заменяя его стандартизированным, ссылаясь при этом на трудности производства запчастей по новым чертежам.

Собирать двигатели — труд нелегкий. В мастерской темно и душно: условия, пригодные скорее для джотоков, чем для кзинов. Коротышке отвели персональный рабочий стол рядом с надстройкой, окружавшей собираемый или перебираемый двигатель. Этот стол никто никогда не приводил в порядок, и даже после уборки края и пазы пачкали Коротышке лапы.

Надстройку, похоже, смонтировали джотоки. Они перебирались с одной платформы на другую, как по ветвям деревьев, но под весом кзина конструкция дрожала, не вызывая у Коротышки никакого желания использовать свои навыки скалолаза: у него попросту от страха дрожали колени. Посмотреть вниз было сущей пыткой. Напарник-джоток глядел на него терпеливо, одновременно держа в поле зрения поручни и камеры наблюдения.

Язык, который Коротышке пришлось учить, сводил его с ума Донельзя искаженное Наречие Героев, отличавшееся отсутствием шипящих и рычащих звуков, текучестью и чириканьем. Что еще хуже — выразительность языка кзинов бесследно исчезла: никаких смачных словечек, никаких военных идиом, никакого искусства лести. В сухом остатке — набор рубленых фраз, чтобы описать, указать, предупредить. С подобным лексическим запасом не только раб не сможет сформировать мысль о побеге, но и кзин растеряет всякую способность свободно изъясняться.

Тем не менее, усвоив местный говор, Коротышка впервые обрел власть. Стоило ему задать вопрос любому из джотоков, как тот бросал работу и очень старательно объяснял все, что котенку требовалось. И никаких издевок. Никаких унижений. Никаких наставлений, мол, воину это знать не обязательно. Ему не приходилось сдабривать фразы солидным объемом лести или переживать, что его любознательность кого-то оскорбит. Он просто получал ответы. Если скалился — ответы быстрые.

И так увлекли его искусство строить корабли и азы гравитационной науки, математика и чертежи, что Коротышка совсем позабыл про игры, в которые обязаны играть юные воины, забыл, что за стенами верфи на него все еще ведется охота. Они почти отыскали его. Как-то он отправился в магазинчик неподалеку, помышляя только о вкусе ватаков, которых собирался купить на обед, и вдруг заметил одного из команды Водящего-За-Нос. Тот присматривался, выжидал, будто бы просто так околачиваясь возле пустых ящиков рядом с мясной лавкой.

Коротышка замер. Страх гнал его во мрак душной мастерской, за маленький пыльный рабочий стол. Он растерял всю способность мыслить. Нельзя здесь быть. Но и уйти нельзя. Он решил пойти в обход — на террасе над рабочей частью раскинулся небольшой сад с высокой зеленой травой специально для отдыха. В этот час он был пуст, но в зарослях можно было спрятаться и наблюдать за лавкой, а также за гигантскими грузоподъемниками, соединяющими с поверхностью. Так что Коротышка затаился в лучах искусственного солнца, подавляя урчания пустого желудка, и ждал, ждал, пока враг не отправился восвояси. Теперь, к великому стыду, можно было уносить лапы домой.

Зато вместе с рабочими-джотоками его послали в космос устанавливать двигатели на Патрульном Охотнике, недавно вернувшемся из рейда к Кзррошу и теперь держащем путь на Дивную Твердь, чтобы присоединиться к боевой армаде, идущей в поход на приматов. Впервые в своей жизни K°ротышка увидел Охотника целиком. Ничего подобного не знал он прежде. Внушительный скафандр для работы в открытом космосе, салазки для траления, громоздкие герметичные «доспехи» джотоков, вытянувшиеся в одну длинную металлическую цепочку…

Сферический боевой корабль принадлежал к классу самых маленьких кзинских военных судов. Главный раб из команды Коротышки указал на крейсер вдали, красную точку, двигавшуюся в свете Р'хшссиры. Но этот Охотник вблизи казался гораздо более внушительным и грозным, утыканный боевыми турелями, сенсорными щитами, куполами командной палубы, соплами и спасательными шлюпами по бортам. Да, сейчас он был беззащитен — старый двигатель демонтировали, а новый находился на ремонтном шаттле Коротышки.

Внизу поворачивался Хссин, кровавый сгусток, похожий на тот далекий боевой крейсер. Но более реальный. Именно с Хссина уходили корабли, завоевавшие когда-то Дивную Твердь. И сюда по-прежнему прибывали все, кто жил ради битвы: новости о четвертом походе на приматов вместе с волнами света достигали самых дальних уголков Империи. Такова была манера кзинов вести войны. Подкрепление продолжало подходить в течение поколений после того, как битва была выиграна. Порой эти силы требовались, порой в них не было нужды. В нынешней ситуации припозднившиеся воители пришлись, как никогда, кстати, ведь в незавоеванных системах до сих пор хозяйничали мартышки.

Окруженный сияющими звездами, устанавливая гравитационный двигатель на борт смертоносного Охотника, Коротышка впервые подумал о том, что мог бы присоединиться к армаде, готовящейся штурмовать человеческие владения. Его власть над небольшой группой рабов вдруг заставила желать большего, соблазнила званием настоящего воина. И Коротышке пришлось по душе это звание. Стоя в магнитных ботинках на обшивке корабля, его корабля, он представлял, как разбивает флот людей.

Но в тот же день, как он вернулся с орбиты, Коротышка обнаружил, что наблюдатель из своры Водящего-За-Нос тут как тут, на своем посту, терпеливо ждет у мясной лавки, ждет его. А он-то решил, что величие космоса переменило его… Ему была дана сила путешествовать среди звезд на великолепном корабле, полном добычи, поигрывая чудовищным гравидвигателем в собственных лапах! Ну неужели не нашлось в той благословенной высоте силы избавиться от трусости?! Стать воином?

Ведь одного взгляда на наблюдателя хватило, чтобы накатила волна такого страха, какого Коротышка еще не знал. Они его нашли. Страх! Чудесный образ, который он принес с собой из космоса, тут же потускнел и исчез. Он не был кзином, способным взвалить на свои плечи заботу о гигантском космическом корабле, — он всего лишь насекомое, перекатывающее песчинку. Как теперь спасти свою шкуру?

Снова он помчался во двор и забрался на крышу-террасу. Все, что он мог поделать. Завтра он придумает план получше. Какое жалкое чувство. Он отступил от края, в самую гущу зарослей. Почему они не оставят его в покое?

Лишь когда трава зашевелилась, он осознал свою фатальную ошибку. Сначала показался только один кзин, в рубашке и эполетах, как у всех молодых воинов Хссина. Но остальные тоже были здесь; Коротышка чуял их напряжение. Он медленно попятился к двери, и дорогу ему преградил котенок в коричневую полоску, тот самый наблюдатель. Справа вышел из засады третий. Убежать ему не дал четвертый. Двое других охраняли дальние выходы. Он попался в ловушку, расставленную шестью кзинами, давно охотящимися за его ушами.

— Теперь тебе придется драться! — прорычал Водящий-За-Нос, пригнулся и приготовился к прыжку.

Глава 5 (2392 н. э.)

Было понятно, что с крыши не спрыгнуть, — слишком высоко, и этот путь отрезан. В искусственное небо уходили опоры двух гигантских грузоподъемников, но до них еще дальше. Отчего кзины не летают?

Никогда Коротышку не охватывала такая ярость. Его губы, обнажая клыки, задрались в отчаянном оскале с такой силой, что казалось, эта маска застынет навсегда. Он выпустил когти. Бедренные мышцы напряглись для прыжка; он разорвет мучителя на части со всей ненавистью, на какую способен. Дыхание участилось. И только страх держал его на месте.

— Мы наслышаны о твоих подвигах в загоне джотоков! — съязвил Водящий-За-Нос, даже не скрывая улыбки.

Сквозь пелену почти бесконтрольной ярости Коротышка припоминал слова Смотрителя о том, каким полезным может оказаться страх и как следует действовать. Ждать прыжка преследователя. Скользнуть в сторону, развернуться и пустить в ход лапы. Внезапно он обнаружил, что не контролирует подушечки пальцев, — он не мог втянуть когти.

— Видать, отец твой был ватаком! — прорычал еще один, державшийся поодаль.

— Драться этого беззубого котенка мать учила!

Водящий-За-Нос даже расслабился, чувствуя, что Коротышке не хватит духу для драки. Это раззадоривало. Не стоит спешить. Водящий-За-Нос приказал приятелям не двигаться. Он сам ссечет эти трусливые уши.

— Ты что-то скрючился, как з'анья на столе перед тем, как ею закусят. От тебя несет страхом, з'анья!

Коротышка зарычал.

— О, да мы побеспокоили тебя! Ты же собирался пощипать травки. Не обращай на нас внимания в таком случае! — Водящего-За-Нос распирало от гордости за свое остроумие.

— Трава годится только для двойного желудка, — встрял Скрытый-Оскал.

«Прыгай! И я вырву твою поганую глотку!» Голова Коротышки горела от мыслей, но он не мог ничего ответить. Он ненавидел их за унижения, за издевательства, за гнусную манеру играть с жертвой, перед тем как убить. Сухие губы прилипли к клыкам. Стылая маска ярости и страха.

— Ну и мерзкий же ты трус! — Водящий-За-Нос приготовился к прыжку, одному-единственному, чтобы вырвать жизнь из тела жертвы. — Воняешь, как жирный пожиратель травы.

Настойчивое молчание Коротышки спровоцировало его на последнюю, уничтожающую издевку. Задумка ему так понравилась, что даже кончик его розового хвоста задергался из стороны в сторону от предвкушения.

— Заключим-ка сделку. Будешь травоядным. Жри траву, и я сохраню тебе жизнь. Или дерись как Герой, и умрешь во славе.

Если бы Водящий-За-Нос прыгнул после этих слов, Коротышка распахал бы ему горло когтями, но тот все растягивал удовольствие, наблюдая за мучениями жертвы, ожидал ответа, а безмерная самонадеянность не позволяла начать драку, ведь та быстро окончится, а значит, и веселье вместе с нею. Пока шла потеха, основной заботой было только сохранять готовность к прыжку. Такая передышка позволила сыну Чиир-Нига принять судьбоносное решение.

Итак, сделка: жевать траву и жить или стать Героем и умереть.

Слово чести не позволило бы Водящему-За-Нос нарушить уговор.

Тот был слишком глуп, чтобы понять: он предложил Коротышке выбор между жизнью и смертью. Для него самого никакого выбора между травой и честью вообще не существовало. Он был абсолютно уверен, что загнал жертву в угол.

Дрожа, исполненный отвращения к самому себе, Коротышка опустился на колени и принялся клыками рвать высокие зеленые стебли — и потом жевал, старательно, зубами, которые были не приспособлены для такой еды. Проглотать он этот жесткий комок не смог бы, но жевал и жевал, пуская зеленую слюну.

Шестеро кзинов остолбенели. Уши стояли торчком, выражая крайнее изумление, но не изумление эти котята чувствовали. На самом деле они не могли поверить в то, что видят. Только теперь Водящий-За-Hoc понял, что не снискать ему славы, если он прикончит сопливого труса, жующего траву у него на глазах. И что еще хуже, его самого заклеймят позором. Сочтут недостойным считаться кзином до самой смерти, если он нарушит слово. Уши Коротышки теперь бесполезны.

С того дня прозвище Поедатель-Травы само закрепилось за «травоядным» кзином. Об истории на базе узнали все, и довольно быстро. Новость разлетелась, как огонь по сухой траве. Дом Чиир-Нига отказался от младшего отпрыска. Военные верфи более не доверяли ему и отстранили от сборки гравитационных двигателей.

Ему негде было спать, есть, не с кем было поговорить, никто не хотел с ним работать. Какое-то время он скитался по углам и крышам, жил в туннелях, охотился на редких грызунов. Соблюдать чистоту стало крайне трудно. Однажды он совершил ошибку и напал на телепата. Он даже пытался питаться кореньями, чтобы усмирить голод, но в желудке они выделяли газ и вызывали несварение. Он попрошайничал — и проходящие мимо кзины делали вид, что его не существует. Как-то Коротышка украл целую клетку с ватаками, выставленными на свежий воздух. Наказание за это — смерть. Но он представил дело так, будто эти ватаки сбежали.

Все только и ждали, что он поднимется на поверхность Хссина и там сгинет среди мерзлых скал. Но у него не было даже скафандра. Тогда он выпросил скафандр — о да, тут его мольбы были услышаны. Но Коротышка не ушел в горы, а вернулся в загон джотоков, по большей части потому, что хотел искупаться. Отмокать в воде — не самый лучший для кзина способ вымыться, но делать нечего. Потом он потратил целый день на то, чтобы высохнуть и привести мех в порядок. И раз уж никто не собирался его отсюда вышвыривать, Коротышка не видел причин уходить из загона.

На этот раз он был более осмотрителен. Теперь он знал, как прятаться, разбирался в характере джотоков и не бродил вблизи охотничьих троп. Он выслеживал диких джотоков в листве, а они крались за ним, когда Коротышка их не видел. За неимением других развлечений он изучал их анатомию: легкие, расположенные во внутренней лапе, кормящей сердце, мозг, кора которого огибала это сердце, зубы, перетиравшие листья… Как следует наточенные, они служили отличными наконечниками для копий.

Поедатель-Травы построил три убежища. Он представлял себя первобытным кзином, живущим в эпоху, не знающую железа и пороха, занятым расширением и защитой территории. Если верить Хранителям, в ту пору отцы частенько сжирали собственных отпрысков, ревниво охраняя единоличную власть. Нынче мало что изменилось, думал Поедатель-Травы. Кзинррет прятали своих котят и яростно защищали их жизни. Именно у матери искали спасения детеныши. С нежностью вспоминая Хамарр, он понимал: если бы не она, он бы давно был мертв.

Как-то утром, едва свет проник сквозь листву, приобретая зеленые и желтые оттенки, Поедатель-Травы навострил уши, прислушиваясь, не ведут ли где группы кзинов охоту, но раздавался лишь стрекот насекомых да неподалеку упала ветка. Широкие листья выгибались, чтобы избавиться от накопившейся воды. Прыгая меж крон, кудахтал фриг, заметный лишь благодаря красным полосам на спине.

Поедатель-Травы принюхался и не почуял ни одного кзина, но он точно знал, что поблизости кто-то есть. Джотока, с его способностями аромамимикрии, учуять невозможно, но лес полон подсказок Поведя носом, котенок распознал характерный аромат сочного содержимого разрушенных растительных клеток, сахара, кислоты, какого-то пряного вещества, кожуры брызгохлопа. Наверху лакомился фруктами джоток.

Да, вот он, во всей красе, примостился на скалистом выступе, глядит вниз, одной лапой обхватив ствол дерева, готовый исчезнуть в густой кроне, умчаться без оглядки, если потребуется. Может получиться неплохой обед. Но джоток — добыча не из легких. Лучше не обращать на него внимания. Вернее, только сделать вид.

Поедатель-Травы выбрал дерево, увитое лозами брызгохлопа, и потряс ветку, чтобы добыть немного сочных плодов. Кожура у брызгохлопа плотная, толстая, но для моляров джотока все равно что хрупкое семечко. Кзин выложил плоды на пень и отошел на безопасное расстояние, надеясь, что природное любопытство животного возобладает над осторожностью.

Поедатель-Травы не был уверен, что план сработает. Эти пять конечностей наверху уже обрели взрослую, неуклюжую форму, но кожные покровы отличались блеском, свойственным только юным особям. Возможно, животное еще не развило достаточных умственных способностей, а может быть, достигло возраста, когда джотоки становятся крайне опасными и почти неуловимыми, проявляя чудеса сообразительности и хитроумия.

Слопав все фрукты на пне, добыча и не подумала двинуться с места. Вместо этого джоток уселся на рот, растопырив локти и разглядывая Поедателя-Травы. Стоило котенку шагнуть навстречу, как зверь пятился, отвернуться — тот крался следом. Странное поведение для дикой особи… На следующее утро любитель брызгохлопа тоже пришел, на сей раз расположившись гораздо ближе и внимательно наблюдая из листвы за действиями юного кзина.

Котенок снова разложил на пне угощение:

— Немного фруктов, Длиннолап. Эй! Длиннолап! Когда он удалился на положенное расстояние, джоток

ринулся вниз и с жадностью набросился на лакомство, запихивая плоды в странно жующий рот-карман. Двумя глазами он следил за Поедателем-Травы, остальные не сводил с фруктов и окрестностей. А после пира…

— Длинно… лап, — выдала легочная щель одной из конечностей.

— Длиннолап, — отозвалась другая. Потрясенный, юный кзин навострил веерообразные уши.

Это слово он часто использовал, пока общался с рабами-джотоками на верфи. Их мелодичные голоса удивительно точно имитируют шипящие и гортанные звуки Наречия Героев. Лапы принялись играть со словами, пустившись в рифмованную перекличку друг с другом:

— Длинно… лап. Длиннолап. Длинно-Длинно-Длиннолап. Лап… лап… лап… лап!

Существо щебетало, довольное демонстрацией «таланта», потом передразнило пару насекомых и замолчало, ожидая ответа желто-рыжего кзина.

— Иди сюда, Длиннолап, — произнес тот как можно более ласковым голосом. — Тупое животное, я хочу тебя съесть.

— Хочу съесть, хочу съесть, — отозвался джоток.

Как похоже! Выходит, ему попался джоток переходной стадии. Смотритель рассказывал, что, если прикормить животное в таком возрасте, оно увяжется за тобой и станет повторять все, что ни скажешь. До чего же странные эти джотоки. Детей никто не растил, у них не принято было держать дома, ни тебе отцов-владык, ни матерей, ни братьев-мучителей, ни наставников, ни правил поведения, ни игрушек, ни обучающих игр для будущих воинов. Джотоки просто росли в лесу, а если взрослой особи хотелось завести семью, она просто углублялась в чащу, находила здоровое молодое животное и уводила с собой. Джоток в переходной стадии «запрограммирован» привыкать к любому, кто приручит его. К несчастью для этой расы, сознание, развившееся на планете, где джотоки являлись единственными представителями разумной жизни, в такое время не способно отличить взрослого джотока от взрослого кзина Любое разумное существо сгодится на роль родителя. Потому из них и выходили превосходные рабы.

В течение последующих дней Длиннолап околачивался поблизости, казалось растеряв весь страх перед новоиспеченным родителем-кзином. Внезапно обнаружилось, что словарный запас джотока превышает количество его конечностей. Поедатель-Травы припомнил себя в совсем юном возрасте: он постиг азы Наречия Героев за гораздо больший срок.

После того как джоток, изучив гастрономические пристрастия кзина, принес ему на обед грызуна, Поедатель-Травы начал размышлять над тем, чему еще удастся обучить создание. Сможет ли оно пользоваться различными предметами? Поедатель-Травы соорудил копье из ножа и ветки и вручил Длиннолапу:

— На, попробуй.

— На, попробуй, — эхом отозвался джоток.

Первая попытка не оказалась удачной. Джоток испуганно запричитал, но нож кзину не вернул. Попытки совладать с предметом заняли остаток дня, и к вечеру джоток был собой весьма доволен. Короткое копье оказалось еще и острым.

Юному кзину начинал нравиться этот абсурдный союз. Он стал замечать, что ему доставляет удовольствие взбираться, пусть не без труда, на деревья и рыскать по прогибающимся под его весом веткам в поисках лакомого кусочка для Длиннолапа, пока тот ловил для «родителя» грызунов. Поедатель-Травы оставил всякие помыслы о джотоке как о еде и даже как о безмозглом животном. А больше всего его радовал тот факт, что Длиннолап никогда не спал, на случай опасности.

А опасностей было хоть отбавляй. Дикие сородичи Длиннолапа, давно миновавшие переходную стадию, во время которой никому не случилось их приручить или поймать, представляли собой поистине свирепых животных, не способных к существованию в социуме, ревностно охраняющих границы подвластных территорий и выходящих на охоту по ночам, когда им не было равных. Они не пользовались языком и растеряли все способности к обучению, но проявляли чудеса смекалки, изобретая различные приспособления для осуществления изощренной мести тем, кто вторгался в их владения. Они четко уяснили, что кзины — их враги. Джотоки отступали, только чтобы заманить в ловушку. Они ставили капканы и вели коварные игры с добычей, помышлявшей себя охотником.

Однако наибольшую опасность представляли группы выходивших на охоту кзинов.

Длиннолап не раз поражал Поедателя-Травы тем, как хорошо знает загон: при первой же опасности он очень быстро уводил юного кзина в более спокойное место. Молодой джоток оказался невероятно полезным компаньоном.

Глава 6 (2392 н. э.)

Пальцы потянули его за мех. Поедатель-Травы не возражал: джотока обескураживал и приводил в восторг его пушистый покров. Пальцы потянули сильнее, заставили кзина открыть глаза.

— Охотники, охотники, охотники, — зашептали, перебивая друг друга, «руки».

Кзин беззвучно вскочил. Вскоре стало очевидным, что их выследили со всем знанием дела. Пришлось поспешно. спускаться в туннели, идти погруженными в густую тень болотами, карабкаться по иссеченным зарядами бластеров скалистым выступам, ползти по расщелинам к верхушкам деревьев уровнем ниже. В основом вел Длиннолап. Но погоню это надолго не задержит. В отчаянии юный кзин пытался определить количество обнаруживших их охотников, нюхал воздух, посылая время от времени осторожного джотока разведать обстановку.

Без спешки, но неумолимо трое взрослых джотоков на деревьях и один кзин на земле сжимали вокруг них кольцо.

Решив отступить, Поедатель-Травы и Длиннолап совершили ошибку. С трех сторон их окружили пятилапые преследователи, и, куда бы ни решили повернуть беглецы, джотоки двигались точно за ними. Попались. В листве мелькнула желтая ливрея. Так вот кто на них охотится!

— Длиннолап, стой. Нам не спастись.

Его раб не совсем понимал почему. «Руки» дрогнули, и создание рванулось было вперед на трех запястьях, раскачиваясь от страха, но Поедатель-Травы остался ждать смертельного прыжка, в то же время отчаянно припоминая все льстивые фразы, которые могли бы сейчас пригодиться. Вскоре из пролеска вышел великан-кзин, возраст которого выдавала тяжелая походка.

— А, это ты, — сказал он.

— Мне некуда было идти, благородный воин, — мрачно ответил котенок.

Смотритель проигнорировал его слова:

— Ты больше не носишь имени дома своего отца, как к тебе обращаться?

— Поедатель-Травы. — Тон изгоя стал вызывающим.

— Неподходящее прозвище, — проворчал гигант, — имя должно соответствовать правдивому положению вещей. Ты что, ел траву? Вряд ли. Вот моих джотоков ты лопал, еще как, да всякую теплокровную мелочь. Пожиратель-Свирепых-Джотоков звучало бы лучше.

Он перевел взгляд на испуганного Длиннолапа.

— Бежать! — пискнула одна конечность.

— Сейчас же! — отозвалась другая, но джоток все же с места не сдвинулся.

Старый кзин осторожно нагнулся и очень аккуратным движением освободил глаз молодого джотока от защитной складки, изучая слизистые покровы. Потом осмотрел ладонь и пальцы одной из «рук».

— Ну надо же, и возраст подходящий. Ты получишь самого послушного в мире раба, если обучишь его так, как я тебе скажу. Ты ведь не пытался его прогнать, не запугивал?

— Почтенный старец, я получил небольшой опыт общения с рабами-джотоками, пока работал на верфи. Я использую верные слова. Скорее Длиннолап нашел меня, а не я выследил его.

— Дадим-ка мы тебе новое имя. Наставник-Рабов. По названию достойного ремесла. Как тебе?

— Гораздо лучше, чем Поедатель-Травы.

— Не смей упоминать при мне этой жалкой клички! — рявкнул Смотритель. — Я задал вопрос цивилизованному кзину! Отвечай! Устроит тебя это имя?

— Наставник-Рабов к твоим услугам, благородный одноухий! — Помявшись, юный кзин добавил: — Могу я предположить, что мне предлагают работу?

— Работу? Заводчик рабов вроде меня? Пожалуй, я готов предоставить тебе жилище и кормить досыта, если будешь беспрекословно выполнять мои поручения.

— Я готов служить воину, если он истинный лидер!

— Недурно сказано для рецидивиста. — Старый кзин дернул ушами. — Разумеется, тебе опасно тут разгуливать, но я позабочусь о том, чтобы ты не сидел без дела и не мозолил никому глаза. Так что у нас обоюдные интересы. Ты вообще меня слушаешь? У тебя уши парализовало?

— Тот глух, кто в бегах.

— Тогда вот тебе интересные новости. С потоком света пришло известие, что к Хссину направилась небольшая флотилия под предводительством Верховного Командора кзинского Адмиралтейства Чуут-Риита. Он заберет здесь все, что сможет, всех Героев без остатка, и последний боевой корабль присвоит, и про рабов-джотоков не забудет. Всех заберет, каких только мы сможем предложить. Еще бы, ведь его новый поход на людей-приматов благословил сам Патриарх. Я получил кое-какие указания и должен исполнить их в срок. Кто знает, как Чуут-Риит расправляется с теми, кто не исполняет его приказов? Честно говоря, я этого знать не желаю. Так что у меня работы по горло, и лишние руки не помешают. Никто не скажет и слова поперек, если я возьму тебя в работники. Что же до высоконравственных лицемеров, которые желают тебе сгинуть, лишь бы смыть позор с лица расы, то один только отзвук голоса отдающего приказы Чуут-Риита хорошенько пригладит мех этих напыщенных пожирателей котят.

— Чуут-Риит?

— Похоже, член Правящей Семьи. Больше нам ничего знать не положено.

— И он направляется сюда?

— Сказать по чести, родственники Патриарха наши отдаленные края визитами не балуют, и нам от того только выгода, но новости о контакте с приматами просочились вглубь Империи и заразили наших благословенных Героев лихорадкой Далекого Путешествия. Семьи Ка'аши, — он назвал Дивную Твердь кзинским именем, — будут крайне недовольны

— Недовольны вниманием Патриархата?

— Юный кзин, многие поколения наш отдаленный участок Империи привлекал лишь авантюристов, выгнанных из родных мест ревнивыми отцами, долгами, желанием быть там, где не достанет тяжкая длань власти. Их подхлестывала спесь или, как в моем случае, трусость. Герои с ободранным мехом. Кто еще вытерпит перелет в вонючих трюмах длиною в годы? Дивная Твердь стала даром Клыкастого Бога. С чего еще этим Героям валиться на спину и демонстрировать глотки тому, у кого и без них горы богатства? Боевая ярость заставит их наброситься на Чуут-Риита, но, если тот докажет свою состоятельность, они подчинятся. А состоятельность свою он, будь уверен, докажет. Ты историю знаешь?

— Я слушал Хранителей.

— Да что Хранители! Вот Многоголосье… Прошлым вечером я просматривал на сканере историю дома Риитов. Они чуют победу заранее, берут что хотят, спокойно, без спешки, озаряемые лучами священных звезд. А потом, как ярмо, вешают эту победу на шею победителю. Рииты настоящие охотники на успешных походных командоров. Подчиняешься им, и можешь рассчитывать на солидную долю добычи.

— А если нет?

— Тогда они начнут забирать наших дочерей. В воздухе запахнет жареным, и шерсть взмокнет от страха.

— Я видел много дуэлей.

— Не сомневаюсь, и раз уж ты стал свидетелем жестоких драк и увечий — кстати, умный будет наблюдать за ними из-за толстых стен, — то имей в виду, что только дураки пытаются очистить кровь расы от собственных же идиотов, бросая вызов семье Патриарха. Потому что это семья Патриарха, а не какого-нибудь выскочки, выбившегося за счет боевых заслуг. Ну как, согласен мне помочь?

— Я готов начать хоть сейчас, мудрый и милосердный Герой! Я не подведу, не ошибусь!

— О, ты ошибешься, и не раз, самонадеянный котенок! И в наказание я стану колотить тебя так, чтобы мозги встали на место, но при этом ты не повредился умом! Прежде всего успокой своего раба. Очень важно на данной стадии развития научить его не бояться. Он должен понимать, что волен уходить и приходить, когда ему вздумается, впрочем, вижу, он к тебе сильно привязался и уже не бросит. Кстати, он должен идти именно за тобой. Все время следи, чтобы он находился ближе к тебе, а не ко мне. Это понятно?

— Да, почтенный учитель.

— Посмотрим, как ты справишься. Что бы я ни делал, все время держи своего джотока поблизости! Твое обучение начинается.

Смотритель издал громкое «р-роур-р», и его рабы тут же спрыгнули с деревьев и повели хозяина с компаньоном обратно через загон.

По пути Наставник-Рабов все думал о загадочном Чуут-Риите и его армаде. Представитель легендарного Патриархата прибудет на Хссин! Поскольку оснащенные поляризаторами двигатели не развивали скорости света, то путешествие займет мучительные для ожидания годы, но Наставник-Рабов видел в этом и хорошую сторону: он успеет подготовиться к визиту Верховного Командора-Завоевателя!

Он будет воспитывать рабов для дома Патриарха!

Эта мысль заставила его оглянуться на Длиннолапа, который семенил за ним, послушный, словно примат на цепи. Молодой кзин похлопал ободряюще по бородавчатой макушке джотока и бросил палку, чтобы тот принес, — бросил подальше от рыжего гиганта.

Впрочем, заставить себя думать о рабах в такой момент было трудновато. На самом деле мысли Наставника-Рабов стремились к командному мостику Патрульного Охотника, следующего за крейсером Чуут-Риита сквозь звездные россыпи в поисках добычи. В душе он выкрикивал бесконечные приветствия этому Герою, чье чудесное послание сквозь космос и время спасло ему жизнь. Это казалось знамением: Чуут-Риит виделся юному кзину тем светом, который приведет его однажды к доблести и славе.

Добравшись до места, Смотритель пометил щеку Наставника-Рабов черной татуировкой, чтобы рисунок был виден сквозь светлый мех, а потом приказал рабам принести тунику в пурпурных и лиловых разводах, отдаленно напоминающую стиль В'ккая, непопулярный на Хссине. Конечно, предпринятые меры внешности котенка не изменили, но заставили бы каждого местного кзина при виде изгоя обращаться к нему не иначе как Наставник-Рабов и даже в мыслях не упоминать прозвище Поедатель-Травы.

Старый кзин предостерег ученика от разговоров о неприятном инциденте в прошлом. Кзину могло стоить жизни необдуманное решение обсудить повороты судьбы соотечественника, да еще и сменившего прозвище, если только тот сам не пожелает поделиться воспоминаниями.

— Однажды и ты обзаведешься целой армией рабов, которые будут работать на других, а верны останутся лишь тебе. Одно твое имя — Наставник-Рабов — будет достаточным аргументом, чтобы тебя боялись окружающие. Следи за внешним видом, представь, что вне загона нет никакой чести и благородства, держи собственное слово крепко, а рабов — поблизости.

Наставнику-Рабов показали его скромное жилье, а потом устроили экскурсию по жилым корпусам для джотоков: шесты и платформы под куполами. Уровнем ниже, под землей, располагались симуляторы для тренировки рабов.

— А для чего Чуут-Рииту такое количество джотоков? В большинстве домов на Хссине считается опасным держать их в качестве прислуги.

— Полагаю, командор ценит их как механиков.

— Да уж, они отлично управляются с инструментами! На верфи мне было приказано выучиться всему, что умели джотоки, но, должен признаться, я терпел неудачу каждый раз, когда мне не хватало лишних трех конечностей! Только подумать, три октала пальцев плюс один, это не шутки!

— Не забывай, что именно джотоки изобрели гравитационный поляризатор, в то время как мы учились искру из камня высекать. Они нанимали нас только за наше умение вести войны, но никак не за талант инженера.

— Значит, правда, что джотоки когда-то правили нами?

— Они командовали кораблями, на которых мы впервые вышли в космос. Но порядок возникает из хаоса. Растительность существует, чтобы разрушать камень, травоядные — чтобы поедать траву, а хищники — чтобы питаться ими. Разум дан самцам, чтобы повелевать самками. Таков природный порядок вещей, поэтому воины стоят ступенью выше простых механиков.

— А мудрость, дарованная годами, выше неумелой юности. Я правильно понял?

— Что ж, начал ты плоховато, но все еще можешь дожить до тех дней, когда шерсть будет выпадать просто так, не сменяясь на новую, если только твой льстивый язык не сыграет с тобой какую-нибудь очень злую шутку.

Глава 7 (2392 н. э.)

Длиннолап совершенно смутился, оказавшись в помещениях, куда «желтый» привел его. Пугало скорее отсутствие деревьев, а не то, что раздвигающиеся пластины вели в ограниченное пространство. Как же его рот будет есть, если вокруг нет листьев? Этому была посвящена первая в его жизни серьезная дискуссия между «руками». Глаза отчаянно вращались в поисках зелени, и каждый немым взглядом спрашивал у другого, не удалось ли чего отыскать. Сами «руки» переживали еще больше.

И в этом странном мире было так много желто-рыжих плотоядных… Длиннолап встревожился не на шутку. Он не знал, отчего его собственный «желтый» не вызывал в нем страха, разве что всякое волнение исчезало бесследно, когда они были вместе. А потом случилось нечто крайне любопытное.

Сами для себя «руки» решили звать их собственного представителя плотоядных Мягким-Желтым, причем это было лишь слово-образ, светлый невербальный набросок, только для использования самим Длиннолапом. Мягкий-Желтый был для него светом Вселенной, льющимся сквозь паутину зеленых крон. Самым лучшим, самым совершенным образом в том лесу, где проходила юность джотока. Его спутник, кажется, имел и произносимое имя, но Длиннолап до сих пор не мог уяснить правил. Иногда он обращался к пушистому созданию «Герой», иногда «Воин», порой «Кзин». Когда джоток произносил «Поедатель-Травы» и «Беззубый», рядом с «желтым» становилось небезопасно. Имена менялись по нескольку раз на дню. Проще уж звать его про себя «Мягкий-Желтый».

Пушистый Мягкий-Желтый частенько заводил игру с низкочастотными звуками, столь увлекательную, что Длиннолап готов был забавляться бесконечно. Если звуковой орган Мягкого-Желтого вдруг прекращал издавать звуки (казалось, этот орган находится глубоко в его пасти, чтобы он не смог сжевать его), Длиннолап принимался мурлыкать, урчать, щебетать, лишь бы заставить спутника возобновить потеху. Когда же он пытался заставить одну свою легочную щель умолкнуть, другая старательно нарушала тишину. Большая «рука», между прочим, оказывалась куда настойчивее Тонкой.

У игры существовали особые правила Каждое изображение вокруг имело звук-обозначение, известное только Мягкому-Желтому. Длиннолапу предстояло отгадать. Поскольку разнообразие изображений не имело границ, подбор комбинаций звуков к каждому оказывался бесконечно интересным занятием. Если Длиннолапу удавалось справиться с задачей, это побуждало Мягкого-Желтого выдать новую партию звуков или, что еще лучше, использовать сами слова как вспомогательные инструменты для исследования других, новых слов. Джоток мог болтать без умолку. Какое легкое первым составит правильную комбинацию звуков? Порой случалось, что все сразу. И все же Короткая «рука» чаще остальных в таких состязаниях выходила победительницей. Наверное, именно ей досталась роль главной болтуньи. Когда она дремала, Длиннолап обычно бывал молчалив.

В этом мире, где не росло деревьев, жили новые образы и много новых слов.

— Листья, — сказала Короткая «рука».

— Листья, листья, листья, — повторила Тонкая, потому что ни одного не нашла.

— Ты проголодался, да? — спросил Мягкий-Желтый, выходя из пещеры через… подъемник?

— Дверь, дверь, дверь, — поправила Короткая.

Когда же Длиннолап направился следом, то никакой двери не обнаружил. Тревога!

Но Мягкий-Желтый вскоре вернулся с контейнером из травы, полным свежих листьев. Большая подыскивала верные слова, чтобы описать то, что видела, исследуя сплетение травянистых стеблей, уложенных в каком-то непостижимом порядке. Глаза никогда подобного не видели.

— Листья на травяном полу, — произнесла Короткая, вдруг понимая, что плоское «пол» не самым лучшим образом сочетается с полым контейнером.

Это корзина, а не пол. Я принес ее оттуда, где живут рабы. Скажи «корзина».

— Корзина. Корзина Корзина из травы. Травяная корзина

— И не разделяй на слоги! Тебе никогда не надоедает, да?

Длиннолап двумя конечностями поднял корзину и высыпал листья на пол. Сел на них ртом, растопырив локти, и принялся жевать.

— Хорошо! — воскликнул он всеми «руками» сразу.

— У меня трясутся уши, когда я смотрю, как ты усаживаешься, чтобы поесть.

— У меня трясутся уши, когда я смотрю, как ты усаживаешься по нужде. Один рот лучше, чем два.

— Длиннолап, твои уши не трясутся. Они у тебя в запястьях.

— Трясутся? Трясутся? — Большая приподнялась так, чтобы ее глаз смог хорошенько рассмотреть резонансные раковины на запястьях, анализирующие звуки.

Наставник-Рабов встряхнул ушами для наглядности. Он был невероятно удивлен:

— Так я делаю, когда шучу. А как я узнаю, когда ты захочешь пошутить?

— Пошутить?

— О, в другой раз!

Наставнику-Рабов требовался сон, так что Длиннолап взобрался под потолок и, повиснув на специальном крюке, сам погрузился в дремоту. Бодрствовала лишь Пятнистая «рука», наблюдавшая за входной дверью. Ей было о чем потолковать, но приходилось терпеливо ждать, пока остальные проснутся.

Мыслительные способности без перекрестных вопросов-ответов между «руками» притуплялись. Но вопросы и сами по себе были интересной вещью. Что случилось в лесу? Почему отсутствие деревьев делает полы плоскими? Что такое стекло? Как что-то невидимое может сопротивляться нажатию «руки»? А как Р'хшссира цепляется за потолок? А на всех планетах есть разноцветные лампы?

К утру, когда Мягкий-Желтый привел Длиннолапа в пещеру, полную странных форм и изгибов, заключавших в себе множество глаз и конечностей, вопросов накопилось еще больше. Гигантский кзин находился тут же, от него пахло свежей плотью поедателя листьев. Жуть.

— Просто так в симулятор его не затащишь. Джотоки впадают в панику, когда их лапы несвободны, а его словарный запас недостаточно велик, так что придется потрудиться над объяснением. Сделаем ему инъекцию тразина. И прежде позволим посмотреть, как другой джоток выходит из тренажера невредимым.

Длиннолап старался держаться к Мягкому-Желтому как можно ближе. Его подвели к другому поедателю листьев, такому же, как он сам, подвешенному в воздухе. «Руки» того были заключены в толстые рукава. И какие-то лозы свисали из чехлов над его глазами. Конечности сгибались, будто он куда-то бежал или прыгал с дерева на дерево, но сам он оставался на месте. Ужасно.

Потом большой кзин освободил глаза джотока. Снял рукава. Пока длилась процедура, три мозга Длиннолапа одновременно заключили, что он станет следующим. «Руки» решили отшагнуть, но не смогли даже пошевелиться.

— Тразин тебе не навредит. Растворится в крови.

Он даже не мог сопротивляться, пока ему надевали рукава. Под действием паралитического препарата глаза почти закрыла защитная пленка, но рыжий гигант вынул их по одному и вложил в. чехольные пазухи. Слеп и недвижен. Это наступила смерть, которой он стерегся всю сознательную жизнь?

Бежать, бежать! Но прежде чем он даже подумал о побеге… его вернули в лес. Каждая деталь отличалась удивительной четкостью и отсутствием запаха. Длиннолап будто бы не преодолевал стен и не выходил в дверь… Неужели после смерти попадают в непахнущий лес? Он все еще не мог пошевелиться, но «руки» крепко ухватились за ветви, чтобы избежать падения. Вокруг не было ни одного кзина Когда шок прошел, Длиннолап воспользовался случаем и помчался прочь. Он почти летел, перескакивая с дерева на дерево, едва касаясь веток.

Пейзаж был незнаком, и Длиннолап терялся без привычных ароматов-подсказок. Деревья казались слишком высокими. Вскарабкавшись так высоко, как только мог, он не обнаружил там потолочных ламп, только парящие скопища белого мха. Ни одного узнаваемого ориентира; то, что видели глаза и ощущала кожа, шло вразрез со сверхтонким чутьем. Назад повернуть не было никакой возможности, потому что окружение тут же меняло свой облик, едва пропадало из поля зрения. Получалось, что впереди лежала та же неизвестность, что и сзади. Неправильно.

Сквозь заросли мелькнуло озеро, гораздо больше любого водоема из когда-либо виденных Длиннолапом и столь насыщенного цвета, что терялось всякое впечатление естественности. Джоток последовал по широким ветвям, простертым над берегом, испугавшись, что если отвернется, то озеро исчезнет. Взобравшись повыше, замер.

Дерево вдруг раскрыло легочную щель и произнесло:

— Я дерево.

Задрожав от страха, Длиннолап перепрыгнул на соседний ствол.

— Великолепный прыжок, — пискнула птица, усевшаяся рядом.

Изумленный, он переводил три взгляда с дерева на птицу и обратно. «Сколько же миров здесь на самом деле?» — спросила вдруг Пятнистая «рука» в отчаянии. Но время шло, и Длиннолап начал привыкать. Странный лес преподавал ему уроки речи с теми же словами-кодами, что и Мягкий-Желтый. Говорили камни. Говорили коряги и пни. Животные тоже проявляли чудеса болтливости. Что совершенно сбивало с толку.

Ничего нельзя было предугадать. А потерять эту способность — значит подвергнуть себя опасности. Спрятаться и поразмыслить над последствиями.

Легкомысленная «рука» сорвала гроздь ягод вместе с листьями и запихнула в рот, чтобы утолить голод. И тут Длиннолап обнаружил, что жевать нечего. Шок.

Похоже, даже с едой в этом лесу проблемы. Слишком много проблем.

— Съешь меня, — сказал лист.

Джоток послушался. Только резкий вкус. Нечего жевать.

— Горький, — заявил лист, чудесным образом выросший на том же месте, откуда был только что сорван. — Съешь еще раз.

Вкус тростника, даже плодовых семян. Жевать нечего.

— Сладкий, — не унимался бессмертный лист. — Еще раз.

Ну, все. Где же Мягкий-Желтый?

— Наставник-Рабов! — жалостливо позвал он.

Призыв спровоцировал немедленные сумерки, сгущавшиеся слишком стремительно. Стало темнее, чем в самой темной пещере.

Неторопливо возник образ Мягкого-Желтого, словно загорелась лампа ранним утром, не испускавшая ни луча света. Изображение хищника подрагивало, слишком насыщенное и резкое. Пушистая конечность коснулась глаза Большой «руки».

Длиннолап внезапно оказался там, откуда начал. К одному глазу таинственным образом вернулась способность видеть. Пещера, машины, великан-кзин и Мягкий-Желтый привычного цвета. Длиннолап подпрыгнул, чтобы рассмотреть глаз Большой «руки».

Тугие рукава совсем лишили его чувствительности. Паника. Смерть… Длиннолап яростно забился в путах.

Гигант-кзин отпрянул, а Мягкий-Желтый ловко вернул глаза джотока на место и расстегнул рукава. Длиннолап отбежал в угол, вне себя от ярости, и только Пятнистая продолжала следить за большим желтым обманщиком.

— Шутка, — сказал Наставник-Рабов.

— У тебя мозги там, где твой кишечник! — буркнул Длиннолап, который уже усвоил кое-что из уроков анатомии. — Шутка! — добавил он, впрочем не желая обидеть хищника.

Но на весь остаток дня он погрузился в угрюмое молчание. Ночью, когда Мягкий-Желтый спал, пять мыслительных центров принялись размышлять над тем, где они сегодня побывали. Происходящее Длиннолапу совсем не нравилось: слишком подозрительно и опасно. Прячься, молили все его инстинкты, но, странное дело, любопытство с легкостью заглушало эти вопли! Говорящие деревья! Ходить сквозь стены! По миру на каждый глаз! Что за невидаль!

Едва заметив, что Мягкий-Желтый проснулся, Длиннолап потребовал отвести себя к двери.

— Еще шуток, — попросил он.

Второй урок в странном лесу был посвящен числам и их визуальным символам. После занятий потрясенный Длиннолап принялся считать все, что видел. Диапазон между числом «три» и «много» можно делить бесконечно на отдельные части различной величины. И какое бы число ему ни казалось самым большим, всегда находилась величина внушительнее. Он считал кзинов, лампы, листья, которые отправлял в рот, потому что Пятнистая желала знать, сколько листьев ему требуется, чтобы почувствовать себя сытым.

В лесу без запаха существовало несколько типов миров. Когда сознание уставало от одного, картинка тут же менялась. Были миры, где Длиннолап обучался математике, искусству управлять машинами и правильному обращению к хозяевам-кзинам. Еще миры игр, царства лесов и подземелий, где законы природы изменялись причудливым образом, порой пугающим, порой забавным. Если игры утомляли — возникало исполненное успокаивающих мелодий измененное гравитационное поле. Когда же и гармоничные напевы начинали навевать скуку, вновь возникало пространство, предназначенное для активной игры. Сущее удовольствие.

Длиннолап постепенно терял чувство времени. С Мягким-Желтым он виделся все реже, но зато их разговоры становились все насыщеннее. Наставник-Рабов обнаружил, что Смотритель весьма и весьма суровый начальник, тогда как друг-джоток обучал его геометрии и устройству механизмов. Как-то раз им не удалось разобрать машину, поскольку раб еще не дошел до соответствующего раздела в своих занятиях. За это оба были наказаны и отправлены соскребать грязь с полов.

Лучшие дни проходили за охотой. Длиннолап носил униформу, отличавшую рабов Мягкого-Желтого, кружевную, в зелено-красную полоску. Они бродили по загону в поисках новых рабов, но, по сути, просто отдыхали, не обремененные приказом о возвращении в определенный срок. На взгляд Длиннолапа, знакомые с детства заросли, тенистые озерца и скалистые уступы были куда приятнее, чем сменявшие друг друга леса тренировочной машины. Свежий запах листвы, деревья, которые не говорят. На потолке, как и положено, лампы, а пещеры ведут лишь на уровень ниже.

Длиннолап выслеживал добычу, зная, где молодые джотоки собираются в больших количествах. После Наставник-Рабов выманивал их, пока его верный раб и друг прятался в засаде. Не всегда охота завершалась успешно. Обнаруженный джоток мог оказаться достаточно взрослым, но лишенным любопытства. Такого следовало немедленно отпустить. Или же особь оказывалась необратимо одичавшей, годной лишь на обеденный стол. У диких джотоков способность к вербальному общению была принесена в жертву изощренному хитроумию.

Лучших из пойманных джотоков Наставник-Рабов оставлял себе. Трое образовали его личную свиту: Длиннолап, Шутник и Ползун. Они прекрасно разбирались в математике, различных устройствах и сервисе гравидвигателей. Но помимо этого, неизменно сопровождали Мягкого-Желтого на охоте. От их чуткого внимания не ускользнуло, что их кзин нажил себе врагов среди остальных, и они тайком обсуждали друг с другом, как помочь хозяину избежать опасности. Незаметно из рабов они превратились в его телохранителей — силу, неусыпно следящую за тем, что творилось у Наставника за спиной.

Глава 8 (2396 н. э.)

С каждым днем армада была все ближе. Но в порядках Патриархата не было места бездумной спешке.

Когда крейсер «Победа при Ш'Ро» вышел на орбиту Хссина, он не выслал вперед ни свиты, ни дипломатов, но, следуя приказу Патриарха, со всем присущим ему имперским величием возглавил Орбитальное Командование. Траат-Адмирал выполнял обязанности Чрезвычайного-Воина-Посла и посредника между Чуут-Риитом и местными властями. Адмиралу были даны четкие предписания при первом же контакте с хссинскими кзинти занять главенствующие позиции. Его предупредили, что население базы отличается яростным, но послушным воле Патриархата нравом.

Траат-Адмирал, родом из центра Империи, привык к формализму и жесткой субординации, но здесь, на окраинах, жила менее дисциплинированная порода кзинти, славящаяся особой драчливостью и ревниво оберегающая трофеи. Прояви посланник Патриарха хоть толику неуверенности, и его, оставив все церемонии, перестанут слушать и даже просто замечать. А Патриарх находился от Хссина в тридцати годах, если путешествовать лучом света, и в сорока — если кораблем.

Местный флот вполне мог ответить агрессией. Воины-Завоеватели Хссина являлись братьями Воинов-Завоевателей Дивной Тверди. Но они вправе были проигнорировать или даже атаковать «Победу при Ш'Ро», — в конце концов, это лишь корабль авангарда, напичканный электроникой, но не слишком мощно вооруженный. Отважится ли Правящий Дом Касрисс-Ас выразить столь вопиющее презрение, зная, кто идет следом за Траат-Адмиралом?

Ничего подобного не произошло. Скрепя сердце, местные без боя отдали орбитальное пространство.

С того момента с промежутком в четыре часа в систему Р'хшссиры начали прибывать корабли. То были пассажирские паромы с утомленными долгим перелетом воинами на борту, боевые машины, вспомогательный транспорт — все, что только смог собрать Чуут-Риит увещеваниями или силой со всех пяти имперских систем. Ни один из кораблей не пошел на посадку, так что вокруг Р'хшссиры со временем образовалось плотное транспортное кольцо. То была политика Траат-Адмирала: устрашать на расстоянии.

Сам Чуут-Риит прибыл на флагмане и произвел настоящий фурор своим появлением. Он командовал сногсшибательным сферическим дредноутом класса «Имперский кинжал», самым крупным кораблем из когда-либо виденных неискушенными дикарями Хссина. Грозная, перегруженная боевой техникой машина, абсолютно новый за многие сотни лет дизайн. О, эти авантюристы, живущие на выселках, изойдут на лесть и переломают хвосты, изо всех сил виляя ими, и Чуут-Риит знает, как этим воспользоваться.

Потребовалось шесть дней, чтобы гравитационное поле «Рвущего глотки» снизило скорость с шести восьмых скорости света до скорости обращения Р'хшссиры. Чуут-Риит проходил процедуры по восстановлению после гибернации: массаж, боевые симуляторы, активные развлечения с фаворитками. Ни на тонусе мышц, ни на быстроте реакции ги-бернация благотворно не сказывалась. Поэтому он никогда не пренебрегал возможностью как можно быстрее восстановить физическую форму.

Большинство конфликтных ситуаций Чуут-Риит привык разрешать безупречной логикой, вводившей в ступор его противников, но, если логика не помогала, он тщательно искал любой другой разумный выход, прежде чем впасть в ужасающую ярость, способную утихомирить оппозицию одним лишь предчувствием этого кошмара. Все же безупречный тонус тела он ценил крайне высоко, особенно когда необходимо было вывести из игры невменяемого врага.

В тесной комнате для тренировок, прилегавшей к жилой каюте, находился голографический имитатор саванны. Над датчиком имитатора висели современный импульсный лазер и древний арбалет. Пол укрывала шкура кдатлино: старый трофей с его первой охоты в качестве вассала Правящего Дома. В те дни, когда силы было больше, чем ума, он доказал Патриарху безграничную верность. Тот был еще слишком молод, чтобы рассчитывать на долгую жизнь, но выжить удалось, а Чуут-Риит стал его карающей десницей, мечом, вынутым из ножен; после были бесчисленные годы среди звезд и гибернация, заставившая задуматься о возрасте.

Он не был стар, но, когда глас величественной гордости поутих, он наконец ощутил тяжесть прожитых лет. Он помнил вещи, о которых его подчиненные знали лишь по искаженным легендам да лживой писанине. Эти котята полагали, что Войны Асанти — это одна битва, и ничего не знали об измене Гроом-Кора. Они наивно мурлыкали о Долгом Мире, уверенные, что войн прежде не существовало. Неразделенные воспоминания делают кзина бесконечно, бесконечно старым.

Но пожалуй, арбалет Риит несравненно старше. Чуут-Риит нацепил на переносицу электронные очки и взглянул на оружие: легкий сплав — работа джотоков, ковка кзинских умельцев; инкрустация лазурным ракушником от ювелира-самоучки… Кожаные ремни заменили на новые, но в остальном это был оригинал.

Дед рассказывал, что этот арбалет был орудием судьбы, взятым в глубокий космос предком-основателем рода Риит, наемником, рекрутированным для участия в одной из войн. Фамильная ценность напоминала о самом легендарном Патриархе дома Риит, но, пожалуй, реальность была куда менее романтичной: вероятно, он был просто егерем в отдаленном заказнике, опозорившим собственный дом (а может даже, поставившим жизни домашних под угрозу), принеся обет верности язычникам-джотокам.

Паукообразные монстры прибыли, вооружившись богатством и магией. В их арсенале имелись огненные мечи и гравитационные машины, они рассчитывали обзавестись армией легионеров, которые завоют для них звездную империю, будут сражаться и умирать вместо них. После осады замка Патриарха и его позорного падения джотоки скупали населяющих удаленный уголок космоса жалких тварей в неограниченных количествах.

Арбалет и послание (начертанное, как снисходительно выражаются компетентные историки, «несведущей» рукой) — единственное, что осталось от предка. Послание являлось великолепной попыткой рассказать кзину-отцу, что такое на самом деле звезды, ведь тот был уверен, что это души Великих Героев, вмурованные в Купол Жилища Клыкастого Бога.

Медальон Риит, вставленный в рукоять арбалета, считался семейным клеймом с незапамятных времен. Согласно расхожему мнению, узор являлся стилизованным изображением оскала плотоядного, но скрупулезное историческое расследование Чуут-Риита показало, что это наплечная эмблема, даруемая джотоками их элитным кзинам-воинам. Основой для узора послужил резной лист. Вязь из точек и запятых по краям медальона, впрочем, имела позднее, кзинское происхождение и гласила: «Из наемников в повелители».

Самая отвратительная точка зрения, с которой Чуут-Рииту когда-либо приходилось сталкиваться, была озвучена, пока он нанимал рекрутов для своего похода на Ч'Аа-кине. «Если лучшие из приматов так самоотверженно дерутся, нам стоит нанять их вести битвы за нас, чтобы вместо благородных кзинов гибли люди-легионеры! Настало время, что зовется Долгим Миром, оно создано нашим трудом! Хозяин только тогда хозяин, когда способен оплатить жизнь себе и смерть собственным слугам». Так высказался щеголь, который никогда не осмелится бросить вызов отцу-повелителю; разумеется, он владеет множеством джо-токов-рабов, принадлежащих его дому, но он никогда не видел опаленных лесных миров пятилапых существ, разграбленных преданными рыжими наемниками.

Чуут-Риит слыл одинаково способным математиком и историком. Он старательно изучал становление Империи джотоков. Размером она едва ли превышала восьмую часть нынешнего кзинского Патриархата, но до сих пор на ее примере было чему поучиться. Как удалось, при наличии одного лишь коммерческого флота, наладить мощное материально-техническое подспорье для войн на огромных межзвездных расстояниях?

Прежде джотоки были поистине гениями военной тактики.

Древние полководцы-кзины, водившие в бой смертоносные корабли, старательно снабжаемые джотоками всем необходимым, на деле оказались заядлыми мародерами — сам язык их учителей был уничтожен, забыт даже выжившими джотоками. Не осталось ничего, кроме задумчивых лесов и туманных озер. В своих исследованиях Чуут-Рииту пришлось положиться на кзинские тексты, созданные теми, кто никогда не знал пятисторонней грамматики джотоков. Только теория очередности, анализ временных соответствий и прогнозирование, детальное изучение коннотативных единиц позволили вычленить в разрозненных историях и заметках крупицы военной мудрости джотоков.

Судя по всему, даже когда кзины-наемники еще оставались стратегически неумелыми, джотокам удавалось выигрывать любую битву; так продолжалось до тех пор, пока корпус кзинских подразделений не стал главным оплотом военной системы джотоков. Без сомнений, пятилапые гегемоны отдавали предпочтение торговому развитию. Почему? Для Чуут-Риита данный факт оставался неразрешимой загадкой, и в архивах кзинов вряд ли нашлись бы записи, способные приоткрыть эту тайну. А для того чтобы обследовать все уголки разрушенной Империи джотоков, потребовалась бы не одна жизнь…

Но довольно грез. Ему есть чем заняться перед высадкой на Хссин.

К Дивной Тверди армада была сейчас ближе, чем когда-либо прежде. Двойное сияние альфы Центавра, такое яркое среди россыпи звезд над Р'хшссирой… Лучезарная звезда человеческого космоса, несметное сокровище в созвездии, которое кзины звали Водной Птицей. В архивах Хссина должна была содержаться вся возможная информация о войнах между человечеством и расой Героев, даже если новости доходили с запозданием в несколько лет. Поэтому Чуут-Риит запросил по этой теме все, что только смогло бы предоставить центральное командование Хссина.

Бегло просмотрев полученную кипу документов, он взялся за список служащих департамента разведки. Подчеркнул пять имен, от главы департамента до начальника отдела следопытов, после связался с ними лично, сравнил информацию, полученную от каждого. Он должен был быть уверен, что владеет ситуацией целиком и получает доступ ко всему, что ему может потребоваться. Оставался учтивым, настойчивым, непоколебимым, конкретным в расспросах, умеющим отблагодарить. Таков был рецепт надежного сотрудничества.

Он щелкнул кнопкой связи:

— Гис-Капитан, распорядитесь, чтобы меня никто не беспокоил.

Юная кзинррет, Хаша, просунула голову в овальный проем. В огромных янтарных глазах немой вопрос. Она чувствовала, что хозяин занят, проверяла, к месту ли сейчас ее присутствие. Чуут-Риит нежно промурлыкал на Наречии Самок пару слов, позволяя ей войти. Она не станет мешать.

— Мой Герой, — отозвалась она по привычке и грациозно скользнула внутрь, присела рядом, позволяя похлопывать себя по затылку, пока Чуут-Рит, брюзжа и ворча, усваивал информацию, получаемую с голографического экрана, в своих очках.

Хаша была безупречно воспитана и хранила молчание, но все же ненавязчиво поигрывала хвостом с Чуут-Риитом.

Он прибыл к Хссину не по прямому приказу Патриарха. Для таких мелочей не оставалось времени из-за срочности ситуации. Принимая во внимание неспешность лучей света, тревога Владыки по поводу творящегося на окраинах его государства вот уже тридцать лет назад потеряла свою актуальность. По этой причине Чуут-Риит получил только самые общие указания и принимал решения без участия консультантов из Правящего Дома. По сути, он и был странствующим Патриархом. Когда ты подданный Империи, которую не проедешь и поперек за целую жизнь, твои полномочия как боевого командора обретают весьма расплывчатые границы. Такие, как он, делали, что считали нужным, и рапортовали, когда появлялась возможность. Однажды принеся Патриархату обет верности, они считали делом чести неуклонно следовать выбранному пути или учили этому собственных отпрысков.

Чуут-Риит отправился к отдаленным границам Империи из-за электромагнитного толчка. Слухи. Странные сигналы. Он выступил с орбиты В'ккая, располагая лишь немногими намеками, подобными слабым следам на охоте, однако нос его будто чуял ароматы ветров далеких планет. Новая разумная жизнь?

Четырьмя годами ближе, на Ч'Аакине, он понял, что чутье его не подвело. Заброшенный маленький форт на самой границе космоса кзинов захватил армаду язычников, а после штурмом взял один из их миров. Всеядные животные, прежде лазившие по деревьям, с десятью пальцами. Значимая победа. Кто мог знать, что планетарная система с двойной звездой так густо населена?

Чуут-Риит прекрасно осознавал, что такое событие повлечет за собой бесконечный шлейф последствий и не все они окажутся положительными. Несвоевременно проявившая себя воинская мощь на границах — это всегда большие возможности и всегда открытый путь к катастрофе.

Группы Следопытов на Ч'Аакине предоставили Чуут-Рииту свое прочтение световых волн. Он потратил день на разбор тех документов. Захватчики Дивной Тверди в самом деле оказались беспечными Героями, но ему это уже было известно. Что его заинтересовало гораздо больше, так это природная стойкость людей-приматов. Подробности той кампании потрясли его.

В своем журнале он записал предположение, вернее, прогноз, уже четырнадцатилетней давности. Чуут-Риит взял на себя смелость полагать, что воины Хссина заселят Дивную Твердь, станут Кзинами Тверди, а после потеряют покой и совершат очередной безрассудный штурм-бросок на владения людей — ослепленные успехом пятилетней давности. И потерпят неудачу. Действия на Дивной Тверди показали, что их знание логистики далеко от совершенства.

Годы шли. Чуут-Риит провел их в состоянии гибернации, сменявшейся короткими периодами бодрствования, когда шло пополнение его армады. Чем ближе к альфе Центавра, тем отчетливее становился запах, когда-то завладевший его помыслами.

Теперь, на орбите Хссина, он был совсем близок к добыче.

Первое. Ему доподлинно известно, что попытка Первой флотилии проникнуть в систему людей обернулась катастрофой. Как он и предполагал, впрочем еще задолго до того, как флотилия была собрана.

Второе. Ему доподлинно известны численность и точная дислокация Второй флотилии. Эта информация была получена, когда армада проходила орбиту бедствующего Клыка. Ознакомившись с отчетами Первой флотилии о положении дел в системе язычников, Чуут-Риит справедливо предрек неудачу второй кампании.

В данный момент ему было крайне интересно знать, оправдается ли это предположение. Он углубился в архивы Хссина. Возможно, эти провинциальные кзинти безоглядно храбры, но стратеги из них никудышные — растяпы, только и знающие, что драть глотку. Победа, пусть и неожиданная, была бы, впрочем, весьма кстати, хотя значительно осложнила бы миссию Чуут-Риита: победители с меньшей охотой согласились бы принять помощь Патриархата, чем проигравшие.

Ах вот. Тихо рыча, он вызвал на экран виртуальных очков недавно поступившие в архивы данные.

Чуут-Риита совсем не удивили известия о провале кампании Второй флотилии. Детали, вот что, как и прежде, поражало. Он даже выпустил когти от волнения и пришел в такую ярость, что готов был разорвать на части военачальников, уже и без того поплатившихся головами за свою некомпетентность. Почему не отдан приказ разбить лазерные батареи внутренних планет с нижней позиции? Несколько часов ушло на подробные вычисления, но способность что-либо понимать окончательно исчезла. Третья флотилия, так старательно готовившаяся к походу, уже на подступах к человеческому Солнцу — и тоже обречена. Срочно спасать Патриархат от этих горе-Героев!

Новости, пусть и подобные остывшей туше по сроку давности, подхлестнули Чуут-Риита к активным действиям. У Хссина нельзя задерживаться.

Верно рассчитав время, армада выйдет к альфе Центавра как раз перед объявлением сбора неизбежной Четвертой флотилии. Это давало Чуут-Рииту возможность присвоить эту самую Четвертую флотилию со всеми потрохами плюс подчинить себе горько обиженных врагов, которых он наживет на Дивной Тверди, и каждого сорвиголову, изголодавшегося по боевым кличам и кровавой сече. Величина расходов определяется величиной запросов. И все это — лишь необходимые расходы.

Но лучших из Героев он рассчитывал придержать для более тщательной подготовки, чтобы вышколить истинных, совершенных воинов. Злосчастным людям-приматам, судьба которых — рабство, придется подождать Пятой флотилии, прежде чем они сразятся наконец с профессиональной кзинской армией.

Глава 9 (2396 н. э.)

Что за восторг! Свершилось!

Рекруты — это не просто нанятые добровольцы; это избранные Герои для армады, держащей путь на Дивную Твердь. Конкуренция витала в воздухе, да такая, что не справлялись кондиционеры Воители даже пахли иначе. Они то и дело кусали друг друга и толкались. Они кичились своими умениями и количеством приматов, которыми будут владеть, когда окажутся в возрасте своих отцов. Изобретали новые, изощренные оскорбления.

— Мой близорукий Герой! — воскликнул молодой кзин, обращаясь к подслеповатому другу за обедом, в перерыве между отборочными состязаниями. — Ты говорил, будто видишь себя хозяином поместья в Африке? Охотником на слонов? А выбрал ты слонов в качестве добычи за ярость или потому, что их легко заметить?

— А ты, пожалуй, только пристрелить монстра с бивнями и сможешь, да и то сидя высоко на дереве, которое тот будет раскачивать в бешенстве! — отвечал близорукий, отчаянно выглядывая обидчика и не будучи уверенным, что смотрит в правильном направлении.

Балагур тем временем обратился к другим участникам состязаний, шумно поедающим «руки» джотоков.

— Позвольте представить вам, благородные Герои, знаменитую сагу о моем спотыкающемся друге, что слишком высок, чтобы увидеть собственные лапы! — прогромыхал он зычным голосом, нарочно спотыкаясь, беспрестанно подрагивая ушами и добродушно рыча.

— Смотри не навернись, пока не предскажешь моей доли!

— О, ты пройдешь сквозь самые жестокие схватки невредимым! У тебя есть скорость и храбрость, компенсирующие слабые глаза! Ты превратишь вражеские корабли в обломки и выпустишь лопающиеся безволосые трупы наружу, болтаться в вакууме! Уж нам известно, что твоя удача слепа и ума у тебя — как у крота! Нетвердой походкой ты обойдешь все мины. Запрыгнешь на гравиплатформу и окажешься в Африке, чтобы положить батальонов без счету, освещая себе путь сигнальными ракетами!

Повествователь сплюнул, довольный собственным красноречием, и замурлыкал в ответ на похвалу.

— Давай побыстрей с зачином, — ухмыльнулся близорукий кзин, — хочу услышать про день, когда засияет звезда моей славы!

— А, это, гр-р. Ты видишь, как впереди маячит серая слоновья туша Крадешься. Кидаешься со всей силы! Но со всего размаху влетаешь лбом в серую каменную глыбу! Один — ноль в пользу глыбы. Птички и звездочки вокруг твоей гривы! Твари в униформе с нашивками ОНКФ выбираются из укрытия, пользуясь твоим временным бездействием. К несчастью, они догадались освежевать тебя, и вот ты, Завоеватель Мира Людей, хорошенько выдубленный, растянулся на полу чьего-то африканского бунгало, и твой мех приятно щекочет ступни презренных мартышек!

Рассказ вызвал настоящий взрыв аплодисментов и одобрительного рыка. В воздух полетели кости джотоков.

Наставнику-Рабов было очень неуютно в этой толпе — слишком много знакомых, врагов из прежних времен. Он пришел только потому, что отчаянно жаждал стать наемником, желал следовать к славе за Чуут-Риитом. Вся отвага, на которую он был способен, была потрачена на то, чтобы прийти сюда. Он никак не мог осмелиться принять участие в турнире, хотя когти у присутствующих были втянуты и никто не посмеет напасть на него за пределами испытательной арены. Но никогда за эти годы ожидания высокопоставленного спасителя ему и в голову не приходило, что придется силой добывать привилегию следовать по его стопам!

«Мне конец», — подумал Наставник-Рабов. Он бы задержался здесь подольше, пытаясь перебороть страх, но заметил Водящего-За-Нос, проталкивавшегося сквозь толпу.

Так что Мягкому-Желтому оставалось только одно: на автокаре туннелем он добрался до загона, чтобы вернуться к своим обязанностям. Не важно. Хссин опустеет после отбытия армады. Не останется ни одного врага. Так все и кончится.

Смотритель нашел ученика под куполом недалеко от главного входа и поспешил поприветствовать его слишком воодушевленно. Хссин в самом деле охватила лихорадка, которой даже суровый гигант не мог противиться! Великан не остановился, как обычно, а вплотную подлетел к Наставнику и так встряхнул его, что чуть не свалил на землю.

— Только взгляни! — прорычал он, показывая золотую карту достоинства. — Благодарность Чуут-Риита за рабов! Несколько наших рабочих групп провели осмотр тех его кораблей, что оснащены гравитационными поляризаторами! Он был очень доволен. Безделушка, конечно, но у нас теперь есть достоинство!

Наставник почти с нежностью взял старого кзина под лапу и повел мимо деревьев, по шелковистому травяному ковру на прогулку. Разговоры были ни к чему, но все же учитель и ученик обменялись мурлыканьем. Про работу они не вспоминали весь остаток дня. Рыжий великан суетился, принес из запасов газированную воду, сочные, толстые куски мяса Потом принялся вспоминать лучшие моменты своей жизни. Наставник с удовольствием слушал знакомые истории.

На следующий день суматоха продолжилась. Касрисс-Ас, Патриарх Хссина, в жизни не обмолвившийся со Смотрителем и словом, общавшийся с ним при необходимости через посредников, самолично позвонил в загон. Выяснилось, что Чуут-Риит крайне заинтересовался быстротой реакции людей-приматов и прочими физическими характеристиками, поэтому приобрел пару людей-рабов у правителя Хссина, чтобы поохотиться на них. Их немедленно доставят в загон, потому что это единственное крупное охотничье угодье на планете.

— Они дурная добыча, — ворчал Касрисс-Ас, — бестолковые пропорции. Слабые твари. Бегают медленно. На деревья лазят невысоко и неумело. Впрочем, вкусны, тут ничего не скажешь. — Угрюмо добавил: — Держал их для собственного зверинца.

— Благородный Герой, какой срок нам отведен, чтобы устроить все должным образом?

— Он даже не дал мне точных указаний! — пожаловался местный Патриарх. — А ведь месяцы уходят, чтобы привести людей в хоть какую-то форму! Другими словами, может, ваш котенок, не знаю, расшевелит их, что ли? Сделает хоть что-нибудь, научит чему за один день? Что угодно, лишь бы охота вышла интересной! Я в полной растерянности. У меня столько неотложных дел. Прошу, позаботьтесь обо всем. Честь Хссина зависит от вашей компетентности.

Едва сеанс связи окончился, Смотритель достал справочник — не капсулу со сжатой информацией и не сенсорный самописец, а тонкую, богато иллюстрированную книгу. Волоконная бумага высшего сорта отличалась чудесным оттенком и ароматом. Переплет был кожаный, из шкуры джотока.

— Прочти и запомни все, что сможешь!

Самое популярное среди кзинов пособие но расе людей.

Появление Гуэм-Сержанта с двумя помощниками заставило джотоков спешно разбежаться по жилым секциям. Наставник-Рабов, листая книгу, заметил троих воинственного вида кзинов, столь огромных, что дверной проем они миновали по одному, предварительно втолкнув двух беспомощных тварей. Даже объединив усилия, эти безволосые двуногие вряд ли смогли бы одолеть даже самого слабого охранника. Мартышки выглядели куда менее устрашающе, чем на картинках, и пахли вовсе не нектаром. Запах гораздо более отчетливый. Запах страха.

Наставник попытался применить на практике то, что удалось узнать из справочника. Вот этот, без волос на морде, — это молодой самец? Наставник пристально оглядел примата. Да, скорее всего. У человека с волосатой мордой больше складок на коже цвета кзинского хвоста и даже есть морщинки — признак возраста. От этого запах страха шел более стойкий. Наверное, поэтому его гениталии втянуты.

— Аурргх, — сказал Гуэм-Сержант. — Диковинный товар. Наставник вспомнил, что должен отпустить сержанта.

Быстрый знак лапой о выполненном договоре, и воины-кзины покинули его, один за другим.

Оставшись наедине с убогими рабами, Наставник вдруг почуял, как поднимается его собственный страх, как хочется обнажить клыки в оскале. Но странная симпатия, почти сострадание прибавилось к страху: не было никакой нужды издеваться над обреченными животными, и без того запуганными до смерти. Поэтому Наставник подавил хищную улыбку, стараясь казаться беспристрастным, насколько это было возможно в данной ситуации.

— Для вас есть стойло! — прошипел он и плюнул, но люди ничего не поняли.

— По-моему, он хочет, чтобы мы пошли за ним, — произнес бородатый двуногий.

— Мы можем остаться?

— Не глупи, Маруша.

Наставник провел их коридорами к стойлу:

— Здесь вы будете спать и справлять нужду до начала охоты. Я прикажу, чтобы о вас позаботились. — Плевки сменялись атональными переливами и отрывистым, колючим урчанием Наречия Героев.

— Кажется, нас понизили в должности.

— Что случилось? Только взгляните на эту конуру! Я думала, мы устраивали Капитана Кумквата!

— Навели эти кошачьи крысы переполоху. Думаю, нас продали.

— Опять вы с этой теорией… Не на самом же деле мы рабы?

— Откуда же мне знать, Маруша. Не больше твоего понимаю. Пойду разузнаю, не найдется ли еды. А то этот здоровый желтый рефери просто так, смотрю, прохлаждается, а мяча не видит. — Человек потыкал пальцами в рот.

— Длиннолап, принеси еды рабам. Джоток торопливо вбежал в стойло:

— Почтенный кзин, чем их кормить?

— Во имя солнечного пламени, что это еще за чертовщина?! — вскричала Маруша.

— Уже видел таких мельком и одного вблизи. В машинном отделении. Похоже, у кзинов они на лучшем счету, чем мы с тобой.

Наставник-Рабов отчаянно листал книжицу. В этих трухлявых справочниках никогда не найдешь того, что тебе в данный момент требуется!

— Всеядные! — щелкнул он с шипением. Вот и все подробности. Что ж…

— Попробуй всего по чуть-чуть. Воду тоже. Длиннолап вернулся с целым ассорти теплых, сырых кусков мяса, нанизанных на вертел, полной листьев чашей и соусником с подливкой к зелени.

Взрослый человек обнюхал мясо, но листья попробовал первыми:

— Вроде эвкалипта. Даже по форме напоминают. — Он сплюнул и с кислой миной надкусил мясо. — Придется учить их готовить.

— Оно сырое? Черт побери!

— И жесткое.

Наставник-Рабов крайне удивился, что рабов особенно не привлекли ни мясо, ни листья.

— Что-нибудь из одежды нельзя у них выпросить? — Маруша захныкала.

— Вряд ли найдутся наши размеры. Может, что-нибудь в желтую полоску с пятью рукавами?

Наставника одолевали вопросы, но приходилось спрашивать самого себя, поскольку к этим двум обращаться бесполезно. Он оглядел подошвы их ног, аккуратно провел когтем по коже и пришел к выводу, что она слишком нежная. Каким транспортом их доставили с Дивной Тверди? Может быть, за двухгодичный перелет к Хссину в гибернаторе их кожа на подошвах так размягчилась? Одно ясно: с такими конечностями охота получится позорно короткой!

Задача: снабдить рабов импровизированной обувью. Смотритель был бережлив до умопомешательства, поэтому в его закромах имелась кожа любых сортов, размягченная старательным жеванием джотоков.

Но как же безволосые тела? Никакой защиты от холода, жары, ветвей и колючек. И толщина кожи не ахти какая, не то что у джотока. Наставник лишь легко провел когтями по спине одного человека, когда тот вздрогнул от боли и издал звуки, мало напоминающие тональность неспешной светской беседы. Может, их вытащили из защитных раковин? Или в самом деле Мир Людей — твердь сущего блаженства?

Задача: снабдить рабов подобием штанов. Учитывая хрупкое строение их тел, могут и военные доспехи потребоваться.

Утром, едва вспыхнули лампы, Наставник отвел людей в лес — в компании верных Длиннолапа, Шутника и Ползуна. Кзин постарался показать им как можно больше укромных пещер и расщелин, куда и как бежать, как прятаться и путать след, чем натирать кожу, чтобы сбить запах. После неудачных и озадачивающих попыток объясниться Наставник пришел к выводу, что люди изначально не понимают, что были выбраны объектами охоты. Их умственные способности на грани идиотизма?

Какое-то время Наставника прельщала мысль, что эти две особи женского пола. В конце концов, о человеческой анатомии ему мало известно. Он старательно выговаривал целые фразы, представленные в справочнике, — все без толку. Люди вели себя, словно неразумные котята, — поднимали головы, внимательно прислушиваясь. Сосредоточенность и ноль осмысленности. Определенно самки.

Но ведь между собой они переговаривались! Была ли то безмозглая трескотня? Но некоторые звуки будто бы… обладали смысловым наполнением. «Нетакбыстро!» призывало снизить скорость реакции. «Дайтепередохнуть!» — капризный окрик, сигнал о слабости. «Эйболван» или «Толстомордый» — обращение к Наставнику, при этом взгляд с уважением опущен вниз.

Ближе к ночи молодой кзин решился на эксперимент. Используя справочник, с большим трудом он скопировал и составил письменные фразы для людей.

— Святая Мать-Земля, он говорит, что завтра на нас устроят охоту!

Кожные покровы лица молодой особи резко побледнели. Старшая особь обернулась к Наставнику:

— Парень, ей всего пятнадцать!

Поняли! Кзин почуял внезапную волну их страха. Могут читать! Ах нет, это самцы. Бесспорно.

Глава 10 (2396 н. э.)

Перед рассветом Наставник-Рабов отвел людей в одну из пещер. На этот раз к его наставлениям они прислушивались куда более внимательно, особенно к тому, что касалось передвижения украдкой и обманных маневров. Поразительный скачок в умственных способностях! Существенное замечание: активная мотивация усиливает способность людей к обучению. Любопытно.

А вот у джотоков уровень интеллекта зависел от количества гормонов, особенно интенсивно выделяемых во время роста. К переходной стадии все они уже становились гениями. И тогда держись — жажда учиться у них неуемная! Позже, когда масса мозга обретала стабильные показатели, джотоки стремительно теряли способность к обучению и усвоению нового материала. Зрелый джоток обладал всеми умениями, приобретенными в переходном возрасте, однако новую информацию воспринимал туго и новым манипуляциям обучался крайне тяжело. Мотивация играла незначительную роль.

Интересно, мотиватор также выделял в человеческий организм особый гормон интеллекта? Кзин получил бы в свое распоряжение послушный и полезный инструмент, научись он использовать этот гормон по назначению. Пожалуй, можно было бы блокировать мотиватор специальным химическим шунтом. Владелец смог бы устанавливать желаемую скорость усвоения навыков для своего раба-человека, выбирать тип поведения и отключать способность мартышки видоизменять это поведение по собственному желанию. «Ментальная сборка» на любой вкус. Исполнительный раб. Ни цепей, ни угроз. Очень экономично.

Наблюдая за людьми, Наставник в мыслях составлял каталог мотиваторов. Без сомнения, мартышки были способны резко изменять поведение при наличии смертельной опасности. «Прямо как я», — подумал Наставник, помогая особи Маруше прокладывать ложный след сквозь топь.

Но, разумеется, они совершенно другие. Вряд ли у них существует идеология чести и понятие доблести.

Порой жизнь не значит ничего. Наставника вдруг охватило негодование по поводу предстоящей охоты. Раб ценен, пока он жив. Кто сказал однажды: «изучай врага»? Что же ценного в груде обглоданных, окровавленных костей?

Было еще темно, когда Наставник отпустил «добычу» в лабиринт пещер, который Длиннолап звал Местом Многих Путей. Грустно. Хотя бы лишних десять дней, чтобы укрепить их мышцы, узнать получше их язык, обучить другим маневрам…

— Длиннолап, — обратился Наставник к джотоку, когда люди ушли достаточно далеко, чтобы не слышать его речи, — как лучшему своему охотнику, я дам тебе особое поручение. Кто еще так же хорошо знает эти заросли, пещеры и озера?

— Только Клыкастый Бог, — отвечал джоток, следуя обычному их ритуалу общения.

— На охоте ты выступаешь в роли моего разведчика, но это только официально.

— Я весь внимание.

— Мартышки не протянут до вечера без посторонней помощи. Будешь вести их, не меня. Появляйся время от времени, для отвода глаз, но веди людей. Помогай им, но ни в коем случае не сообщай мне о своих действиях! Я не хочу и не должен знать.

— Как хозяин пожелает.

С первыми лучами рассветных ламп под главным куполом загона начали собираться участники охоты. Четверо опытных кзинов-охотников несли сверкающие узкие стяги с цветами дома Касрисс-Аса. У Наставника-Рабов своих цветов не было, но Патриарх Хссина великодушно позволил ему облачиться в доспехи своего дома. На почтительном расстоянии держались трое разведчиков-джотоков в зеленых и красных полосатых ливреях, готовые исполнить приказ по первому зову.

Облачение свиты Чуут-Риита отличалось меньшей формальностью и большей элегантностью. Сам командор надел кожаные доспехи бледно-лазурного цвета, по моде, предшествующей его долгому перелету. Он отдал приказ не использовать ни оружия, ни ловчего снаряжения и сам явился невооруженным. С собою он пригласил лишь Траат-Адмирала и юного рекрута, Посланника-Хссина, гордого своей новой кличкой.

Появление последнего повергло Наставника-Рабов в настоящий шок. А после в тяжелую ярость, которую он вынужден был скрыть. Он глядел прямо перед собой и никак не мог понять: как его врагу удалось так возвыситься?! Какое упорство, достойное паразита, жрущего мех! А Чуут-Риита он тоже за нос водить станет?!

Посланник-Хссина, как бы его прежде ни звали, хитроумием и манерами никогда не отличался. И безразличия проявлять не стал. Не стыдясь Чуут-Риита и без лишних прелюдий, он осклабился и рявкнул:

— Не доживешь до вечера, Трус-Трусов.

— Что такое? — снисходительно полюбопытствовал Чуут-Риит.

— Это животное не достойно зваться Героем-Завоевателем.

Уши командора насмешливо прянули.

— Полагаю, подобные вопросы уместнее решать на турнирной арене.

— О, трусливая тварь не доберется ни до одного турнирного кольца. Я вызову его на бой здесь.

— Понимаю. — В голосе Чуут-Риита не было ни тени гнева или раздражения. Довольно сухо он обратился к Наставнику: — Посланник-Хссина занимается подбором воинов для моей Четвертой флотилии, поэтому давние знакомства стали для него серьезным подспорьем.

Он умолк в ожидании ответа, возможно удивленный, что Наставник-Рабов никак не отреагировал на брошенный вызов.

— О Глас Патриарха, я всего лишь ваш помощник на охоте, — отвечал тот сдержанно.

— Прекрасно. — Чуут-Риит едва удостоил взглядом Посланника-Хссина, обратившись к остальным. Очевидно, ему не хотелось касаться местных стычек и склок, о которых он не знал ровным счетом ничего. — Я здесь для неспешной охоты, не для убийства на скорую лапу. Бросаться и преследовать. Кидаться и отступать. Хочу игры. Добычу держать живой до сумерек. Да, мое воображение взволновано тем, что предстоит впервые вкусить человеческой плоти, но куда больше меня интересуют возможности врага под натиском атаки. Никакого оружия, никакого снаряжения. Таковы правила.

Остальные про себя добавили еще одно, неозвученное условие. Игра с добычей приносит удовольствие, но возможность ее умертвить останется за Чуут-Риитом.

Стяги расставили по кругу. Не производя ни звука, охотники углубились в чащу под сводами куполов. Чуут-Риит ослабил перевязи доспехов и бросил в сторону Наставника последний, неопределенный взгляд:

— Итак, охотник стал добычей. — И скрылся с глаз.

Из густой кроны спрыгнул Длиннолап:

— Посланник-Хссина угрожал тебе смертельной расправой.

— У него ничего не выйдет. Только ты знаешь загон лучше меня. Он горазд лишь по крышам скакать. Городской кзин.

Бесчестье…

— Я Мягкий-Желтый, помнишь? Кто мерцает среди листвы, словно свет лампы. Я запутаю след, он будет бродить кругами.

Но план был совсем иным: сбить Водящего-За-Нос со следа людей. Все, что Наставник мог для них сделать: устранить одного из охотников.

Еще до полудня добыча была дважды загнана в ловушку и отпущена. Слуги Смотрителя расставили на поляне складные столы с легкой закуской для гостей, вдоль которых прохаживался Чуут-Риит, размышляя вслух над тактикой сегодняшней охоты.

— Довольно необычно, — сделал он заключение. Судя по всему, он был доволен.

Посланнику-Хссина удалось подкинуть несколько листьев к мясу Наставника-Рабов. Патриарх Касрисс-Ас воспользовался случаем для попытки втереться в доверие Чуут-Риита, а также обсудить текстильную промышленность с Траат-Адмиралом. В отличие от большинства соплеменников, он не поддался горячке дальнего похода, предпочитая остаться на Хссине.

Столы вновь собраны и унесены прочь ловкими, даже юркими джотоками. Чуут-Риит любезно согласился продолжить охоту. Как бы ни были стары его глаза, нюх оставался острым, ни на миг не упуская следа, и сам командор наперед знал, что предпримут затравленные звери о двух ногах в следующий момент.

— На сей раз раним их, посмотрим, как они справляются с увечьями.

Когда Чуут-Риит улыбнулся, оглядев формацию застывшей лавы, и после двинулся влево, вместо того чтобы избрать противоположное направление, под мехом у Наставника пробежали мурашки тайной радости. Прошлым вечером он не мог сказать с уверенностью, что звери-люди усвоили урок спутанного следа и ложного направления.

Оказалось, великолепно усвоили. Сам Наставник научился этому трюку (не без труда, надо сказать) у старого коварного джотока, который, возможно, до сих пор наслаждается свободой среди густых крон и сейчас наблюдает сверху. Трюк, безукоризненно срабатывавший против кзинов.

Наставник шел по истинному следу, делая вид, что лишь небрежно исследует перекрестья запахов. Он знал, куда люди направились: широкий, укрытый скалистыми наростами уступ вдоль пещерной стены, который выглядел как настоящая ловушка. За ним открывалось замечательное для успешного бегства распутье, но любого, кто не был достаточно знаком с ландшафтом загона, уступ вел лишь к верной смерти. Добыча избежала ловушки, и охотники ее избежали, поскольку даже не сомневались, что люди эту задачу решат. Поэтому Наставник не слишком торопился, возможно, чтобы вывести к этому тупику другого охотника. Люди должны передохнуть, они устали от травли. Наставник помочился. Моча пахла цветами, напомнившими ему о матери.

Зашелестели листья, и сверху спрыгнул Длиннолап, принес новости. Добыча в безопасности, но полностью измотана, свалилась без сил.

Были и другие известия. Водящий-За-Нос срезал путь, обошел кругом, чтобы выйти прямо на Наставника.

— Где Шутник и Ползун?

— Выполняют мой приказ.

— Нужна приманка. Что посоветуешь?

— Иди на тройной холм, он увидит тебя отсюда, с другого склона. Потом прыгай через Шумящую Расщелину к Озерам. Ему придется идти следом, так что будешь знать, где он, но ты на шаг впереди, и он не поймет, где искать.

— Неплохо звучит.

Тот, кто тренировал рабов, вдруг превратился в Мягкого-Желтого, полуджотока, неслышно скользящего среди деревьев тайными тропками, известными лишь ему одному. Он вышел к холму с тремя гигантскими деревьями на вершине, которые разрослись благодаря изгибу потолка. Холм вырос из отвалов породы, осевшей, пока копали загон, и теперь его поддерживало изрезанное скопление скальных арок. Пока Наставник карабкался вверх, он осматривал заросли: не мелькнет ли красно-рыжая шкура.

Беда всегда приходит неожиданно. Врага он встретил. Но не там, где рассчитывал. На расстоянии пять кзинов, прямо перед собой, с этой неизменной усмешкой-оскалом.

Оба немедленно пригнулись для прыжка.

В голове Наставника зароились мысли. Что произошло? Неужели выдал легкий ветерок? В критические моменты у него есть склонность дуть не в том направлении… Враг почуял, куда идет Наставник? Или просто терпеливо ждал?

Он быстро оценил ситуацию. О существовании Шумящей Расщелины Водящий-За-Нос не догадывался, иначе отрезал бы этот путь к отступлению. Лишь бы оттеснить противника вниз на несколько шагов по склону…

— Тут нет травы, чтобы нажраться, Гадящий-Непереваренной-Соломой.

— Ты поклялся при свидетелях, что оставишь мне жизнь.

— Когда это было! У нас много жизней и одна смерть. Ты свой жизненный лимит уже превысил. Сегодня я поклялся, что прикончу тебя.

Чуут-Риит говаривал о ценности неожиданных тактических решений. Наставник прыгнул, не скалясь, без звука, и Водящий-За-Нос едва успел отпрянуть. Одновременно, скорее инстинктивно, чем рассчитанно, он нанес удар, точный, разящий, по правой лапе Наставника. Они сцепились, покатились по земле, сломав дерево, прежде чем вскочили на задние лапы. Кровь хлынула из рассеченной конечности Наставника. Трус оказался по правую сторону от Шумящей Расщелины. Неверный путь.

Бежать вперед нельзя. И спину не прикрыть.

Пять боевых кзинских кличей внезапно разрезали воздух, четыре «руки» обхватили голову кзина-врага, а пятая принялась рвать ему ноздри. Так же внезапно, как и появился, Длиннолап отпрыгнул от кзина на безопасное расстояние. Побежал прочь, оборачиваясь. Игра Приманка. Плотоядный мог догнать его, но джоток взберется на любое дерево стремительнее, чем любой хищник.

— Раб, напавший на кзина, — это уже мясо! — рявкнул Водящий-За-Нос, чувствуя, как кровь течет в горло. — Я прибью тебя позже!

— Есть еще двое, — заметил Длиннолап.

Глаза кзина скользнули по верхушкам деревьев в поисках остальных пятилапых. Никого. Обернувшись к добыче, он и ее не нашел на прежнем месте. Досадно. Трус и его раб исчезли. Не важно. Кровь укажет путь.

Наставник-Рабов большими прыжками мчался по Шумящей Расщелине, натыкаясь на острые камни, оставляя четкий кровавый след. Он не чувствовал боли. Он бежал. И даже не думал путать след. Какой смысл? Посланник-Хссина, или Водящий-За-Нос, или Второй-Сын-Ктродни, или как там его еще звали, будет гнать его хоть на край Патриархата с клыками наголо.

Красно-зеленая ливрея. Шутник. Спрыгнул откуда-то сверху:

— За мной!

Он помчался вперед, избирая путь только по одним лишь ему известным соображениям. Нет большего унижения, чем позволить рабу вести себя!

— Иди к воде. — И Шутник вновь исчез в кронах. Гонимый страхом, без оглядки, позабыв все на свете,

Наставник выбежал к озерам, совершенно обессилев и не сомневаясь, что Водящий-За-Нос скоро сюда доберется. Лапа ныла невыносимо. Большего позора и представить нельзя. Но конечно, даже здесь есть над чем посмеяться. Из него вышла отличная приманка.

Ну и чем его жалкая персона лучше мартышек?

С трудом Наставник дотащился обратно к уступу, где прятались люди. Но на месте их уже не было. Зато обнаружился довольный Чуут-Риит, взявший небольшую передышку и занятый тем, что состязался в поэзии с Траат-Адмиралом, безнадежно проигрывавшим.

— А где остальные? — промурлыкал командор. — Или полуденный сон в традициях Хссина? — Он взглянул на покалеченную лапу Наставника. — Вижу, мой добродетельный Посланник не сумел лишить вас удовольствия продолжить охоту. — Он приблизился и осмотрел рану. — Видел и хуже. — С этими словами командор принялся ее обрабатывать.

Только тогда Наставник осознал, в каком пребывает шоке, если стоит столбом, позволяя одному из величайших полководцев Патриархата хлопотать над жалким укусом.

— Я в порядке, господин. Мы вернулись на след добычи?

— Один ранен. Набросился на меня, чтобы дать сбежать другому. Я отпустил обоих, но так, чтобы их пути не пересекались. Сможем убить по одному. Вы ведь хссинец. Должны знать повадки мартышек лучше меня. Говорят, толпой они дерутся крайне отчаянно. А знаете ли вы что-либо о том, как они ведут себя в поединке?

— Эти люди — первые, которых мне довелось увидеть, господин.

— Да, редкая порода. Любопытные создания. Наставник-Рабов способен предположить, что за рабы из них получаются?

— У меня есть предположение, что они поддаются биохимическому контролю. Необходимо большое количество образцов, чтобы путем эксперимента подтвердить или опровергнуть эту догадку.

— Разумеется. Полагаю, стоит взять вас к альфе Центавра. На Дивной Тверди приматов достаточно.

— О великий, у меня нет профессиональной подготовки. Посланник-Хссина может рассказать почему.

— Посланник-Хссина мне уже ничего не расскажет! Он мертв. Найден недалеко отсюда разведчиком Касрисс-Аса, шедшим по следу кзинской крови.

Чуут-Риит многозначительно посмотрел на раненую лапу.

У Наставника-Рабов отнялся язык. Его враг… мертв?!

— Переломанные лапы, каменный осколок пробил череп и глаз, — произнес Траат-Адмирал.

В мозг с нарастающим, воем падающей бомбы пришло осознание, что случилось и кто в этом повинен.

— Он сломал лапы, когда на полной скорости угодил в проволочную ловушку, прикрытую травой. Проволоку натянули как раз над следом вашей крови. Осколок закопали в землю так, чтобы он пропорол любого несчастного, которому случится на него упасть. Посланник упал мимо, но его голову позже подняли и насадили на осколок. Сквозь глаз.

— Ужасная смерть, ваше превосходительство.

— Я бы отвел вас туда, но уже смеркается, и наша добыча может ускользнуть от нас, согласно моим же милосердным правилам. А мы уже проголодались. Давайте упростим задачу. Вы согласны, что Посланник был убит?

— Да, господин. — Наставник старался отогнать мучительные видения разрубленных на части троих джотоков, включая Длиннолапа.

— Поскольку Посланник-Хссина являлся моим подчиненным, предоставляю вам возможность вынести приговор. Проясним обстоятельства. Посланник-Хссина решил значительно расширить арену отборочного турнира, чтобы вызвать вас на состязание помимо вашей воли. Правила турнира запрещают выпускать когти, он эти правила проигнорировал. Ваши раны тому свидетельство. Посему нет ничьей вины, кроме его собственной, в том, что он поплатился жизнью за подобное пренебрежение принятыми порядками.

— Но он не был убит в поединке, — заметил Траат-Адмирал, — его заманили в ловушку.

— Не спешите, Траат. Мы рассматриваем, по сути, вопрос военного порядка. Если некто остается сражаться, зная, что будет убит, — о да, здесь речь о доблести, поправшей смерть. Но что, если тот же некто путает след и заманивает врага в ловушку, где противник окажется повержен? Имеем ли мы право звать подобную победу бесчестьем? На мой взгляд, в данном случае мы сталкиваемся с противоречием. Если верная смерть поможет обрести честь, значит ли это, что победа запятнает позором? О друг мой, избавьте нас от подобных логических выводов!

«Он считает, я это сделал! Не может даже представить, чтобы рабы подняли „руки“ на кзина. Да и я, признаться, тоже…»

— Считаю справедливым заявить, что турнирная схватка прошла честно и с честью выиграна. Посланник-Хссина не счел нужным предупредить нашего Героя о нововведениях в турнирном уставе. Наставник-Рабов ответил ему собственным видением порядка ведения боя, также не оповещая о принятом решении ныне погибшего воина Вижу в этом закономерный баланс.

Истина всегда остается скрытой. Наставник отчаянно пытался найти в себе хоть каплю смелости, чтобы рассказать правду.

Игнорируя его бессвязный слабый лепет, Чуут-Риит продолжил свои безупречные рассуждения:

— Да, здесь угадывается баланс. Но, мой юный Герой, ваши действия нанесли мне известный урон, и вы должны возместить его. Я лишился воина для Четвертой флотилии. Поскольку вы честно выиграли поединок, то обязаны поступить ко мне на службу. Вы поступаете под командование Траат-Адмирала, который создает для меня элитную армию, так называемую Пятую флотилию. — Командор кивнул Адмиралу. — Разве этот юный кзин не обладает необходимыми качествами?

Еще долго после этого разговора совершенно смущенный Наставник продолжал размышлять над последствиями расправы, учиненной его рабами. Охота отошла на задний план. К счастью, интерес остальных к ней также временно ослаб. Длиннолап не появлялся, прятался, вероятно. Должен ли он наказать верного джотока? Должен ли привести рабов, представляющих серьезную опасность, на суд к Чуут-Рииту? Да, пожалуй, именно это он и должен сделать. Трус внутри его содрогнулся.

Со стороны Шумящей Расщелины показался Касрисс-Ас:

— Я приказал убрать тело. Поскольку нас теперь меньше, предлагаю немедленно возобновить травлю, иначе добыча уйдет.

— Ваша лапа неважно выглядит, — заметил Командор отеческим тоном. — Нет нужды сопровождать нас. Будет еще случай.

— Эта охота — моя обязанность.

Но случая быть полезным так и не выпало. Раненую взрослую особь выследили и убили первой. И прежде чем погас свет ламп, второй человек, младший, был загнан в угол. Яростные вопли сменились отчаянным криком, прежде чем Чуут-Риит разорвал животное пополам. Наставник присоединился к вечернему пиру, когда подошла его очередь глодать тушу. А что еще он мог сделать? По крайней мере, мясо оказалось восхитительным.

Половину ночи он провел в лесу, бродя без цели.

Потом обнаружил своих джотоков, съежившихся от страха в стойлах. Как заговорить с ними о совершенном преступлении? Должен ли он убить их за подобную провинность? Или поговорить прежде со Смотрителем? Но стоило припомнить наставления гиганта о верном воспитании джотока, за которое сполна воздастся безграничной преданностью, и кровь стыла в жилах. Неужели такую преданность старый кзин имел в виду? Способность к убийству? Неужели Смотритель знал об этом и не сказал?

Длиннолап сжался в комок, спрятал голову глубоко под локтями, молчаливо и осторожно поглядывая из-под защитных пленок. Как хозяину трех личных рабов, Наставнику следовало сказать хоть что-то.

Но как он мог хотя бы заговорить о случившемся? Это ведь сущий кошмар!

— Я зол! — Клыки обнажились в оскале. — Ты ослушался моего приказа! Лично тебе я дал задание охранять людей, а что ты сделал вместо этого?! Ты охранял меня! Приматы убиты! Я могу о себе позаботиться! Я воин! Герой! Не смей идти поперек воли Героя! Обязан подчиняться!

Данный вопрос был поднят в первый и в последний раз.

Глава 11 (2399–2401 н. э.)

Военные корабли Патриархата были громоздкими и тесными. Субсветовые линии снабжения не предназначены для масштабов межзвездной Империи. Все необходимое в военном походе, до самых мелочей, должно быть учтено командиром департамента снабжения и погружено на борт. Припасы требуют места Водород требует места Очистители оплетают корабль сетью труб. Требуют места капсулы-гибернаторы. Машинные отделения тоже. А гравитационные двигатели и их заслоны занимают половину корабельного пространства.

Ни один кзин с окраины, привыкший рычать со всей дури посреди саванны, не способен создать или хотя бы представить вызывающие клаустрофобию тесные коридоры, громоздкие трубопроводы, крошечные каюты, где даже потолки приспособлены под хранение необходимых вещей и оборудования. Тем не менее давным-давно кзинти-наемники попали в этот Ад-В-Небесах за грех нетерпения.

От Р'хшссиры до альфы Центавра свет путешествует два с половиной года. То же расстояние флот кзинов покрывает за три с лишним. Флагман Чуут-Риита, с тех пор как командор узнал о существовании расы приматов, потратил семнадцать лет, чтобы достичь двойной звезды человечества.

Подобные путешествия изматывали. Без гибернационных капсул обидчивые и скорые на расправу воители растеряли бы все жалкие крупицы терпения, останься они бодрствовать на всем протяжении межзвездного перелета. Наставнику-Рабов все это было незнакомо. Он сам решил остаться на корабельном дежурстве. Всю жизнь он, по сути, был прикован к безжизненной скале, крутившейся вокруг умиравшей звезды. Как же мог он пропустить такое приключение, погрузившись в длительный сон!

Готовясь к полету на Дивную Твердь, он жадно глотал саги кзинских сказителей одну за другой. В конце концов, его раса была рождена на одной из планет. Скитаться по родным землям, вдыхая запахи, приносимые ветрами, — вот чего на самом деле жаждал любой кзин в глубине души. Не потому ли привлекала кзинов Дивная Твердь, что так походила на колыбель их собственной породы?

Листая страницы трагедии «Военачальник Чми у Морских Столбов», где описывалось отцеубийство, Наставник буквально ощущал, как мех напитывается тяжелой морской влагой после шторма у Столбов. Когда Герой ослеплял себя, раскаиваясь в содеянном, Наставник даже прервал чтение — ему хотелось увидеть родной мир кзинов воочию, прежде чем обрести себя.

Саг было много. Наставник представлял себя членом прайда Рргира в горах Лунного Ловца Слышал вой метелей, чуял теплый пар дыхания в морозном военном лагере посреди долины Рунгн.

Были еще и героические поэмы. Он слушал урчащие, насыщенные, впечатляющие густыми переливами звуки «Поэм Восьми Странствий», а после повторял вслух, фантазируя о равнинах, лоснящихся зеленью, о зимних вьюгах, с их ледяными клыками, способными превратить мех Патриарха в подобие царственных седин.

В сагах всегда говорилось о ветрах. Верных спутниках любого охотника. Ветрах смерти. Завывающих ветрах. Пахнущих травой. Морской солью. Ветрах, несущих бесчисленные послания. Ветрах, зовущих мчаться следом.

На Дивной Тверди тоже дуют ветра, думал Наставник.

Очень скоро он обнаружил, что замкнутое пространство военного корабля забито запахами, что было невыносимо. Ветра, создаваемые механизмами, не справлялись с этим застоем. Кстати, диета на мясных галетах не выдерживала никакой критики, тут даже юмор не спасал. Наставник все чаще рычал. Его терпение стремительно испарялось. И однажды он подробно прошелся по всем недостаткам оснастки судна

Одному из воителей этой тирады хватило с лихвой, чтобы покончить с собственным терпением. Он схватил Наставника за ворот мундира и с силой подтолкнул к переборке:

— Дай моим ушам насладиться как следует твоими идиотскими оскорблениями! Я здесь, чтобы вдохновить тебя на красноречие! Требую еще!!!

В итоге вмешался вахтенный офицер и определил обоих в трюм, где их обработали антифризом и погрузили в гибернацию вместе с пятью сотнями других отбывающих наказание воителей.

У каждого путешествия есть конечная точка. Трюм разгрузили, пришвартовавшись к закопченной Крепости Аарку, совершавшей обороты вокруг альфы Центавра Б, и, когда Наставник очнулся, он не мог понять, что его вообще побудило покинуть родной Хссин. В диаметре протяженность Аарку составляла жалкие девять сотен километров, и крепость даже не могла похвастаться наличием такого удобства, как атмосфера, пусть и загрязненная. Сам форт был заложен поколение спустя после вторжения, а потом брошен недостроенным. «Стратегическая позиция», задуманная адмиралом, который тут жить не собирался.

Альфа Центавра Б могла бы стать внешней планетой, будь ее масса в тысячу раз меньше. Вместо этого сценарий эволюции небесного тела оказался иным: массивная, оранжевая, как моча, звезда, в три четверти веса альфы А и в четверть яркости того же двойника. Период обращения друг вокруг друга составлял восемь лег, сближение на восемьдесят восемь световых минут, удаление на двести восемьдесят.

Двойники разрушили внешние планеты друг друга, осталась лишь Дивная Твердь на орбите альфы А, три сверхплотные внутренние планеты да цепь скальных обломков, называемая Внутренним Червем, там же. Кольцо булыжников, окружавшее альфу Б, включало в себя десять крупных астероидов. Между звездами покачивалась на волнах радиопомех груда Змеиного Клубка, пленница замысловатого танца взаимовлияющих колебаний двух звезд, псевдотройных орбит, орбит с крутым углом уклона и прочих экзотических производных сосуществования гигантских двойников. В Клубке имелись огромные дыры, не заполненные астероидами, поскольку ни один не мог там удержаться, не будучи притянутым орбитой одной звезды, а потом откинутым к другой.

Чтобы разглядеть Дивную Твердь, на которой Наставнику-Рабов предстояло приступить к непосредственному выполнению обязанностей, он настроил электронный телескоп Аарку и выставил заслон, чтобы нейтрализовать сияние альфы А. Казалось, подразделение Наставника находится в такой дали от лесов, равнин и гор желанной планеты, насколько это вообще возможно. Мечты Наставника мчаться по залитой настоящим солнечным светом поверхности планеты под настоящим, открытым небом крошились в прах.

Но война есть война. Каждому воину отведено свое место, и каждого ждет своя битва. Фаталистически настроенные спутники Наставника говорили, что даже камни вокруг альфы Б имеют ряд четких обязанностей. В его же обязанности входило снабжение рабами машинных отделений Четвертой флотилии.

Условия в поспешно обустроенной секции для рабов были поистине невыносимыми. Похоже, он надолго застрял тут с дурно пахнущими клетками, с плетенными из проволоки манежиками для малышей-джотоков, ползающих везде и всюду, по стенам, по собратьям, страдающих от тесноты и запаха, выветрить который не представлялось возможным. Хссин сам казался уже Дивной Твердью.

Койка на борту одного из кораблей Четвертой флотилии вдруг потеряла свою привлекательность. Наставник начал грезить о Мире Людей. Если он не может достичь Дивной Тверди, то, может, нацелиться сразу на Землю? Почему нет? Там тоже есть открытое небо и ветра. Согласно архивным сведениям Дивной Тверди, имена у последних — завораживающие. Норд-ост. Ледяные бриса в Андах. Пассаты. Сухой чинук, царствующий в Скалистых горах, переносящий влажные массы с одних склонов на другие. Средиземноморский сирокко. Смерч. Буря.

Теперь у Наставника появился личный интерес к судьбе Четвертой флотилии. Согласитесь, очень трудно оставаться в центре политических событий, когда весь день ты проводишь, скрючившись возле яслей преджотоков. Но он пристально следил за ходом дуэлей Чуут-Риита и искренне радовался его победам. Местные кзины оказались крайне несговорчивы в вопросе экономической поддержки нового похода. Они разразились истеричными хвальбами о яростном штурме Солнечной системы Третьей флотилией, хотя та битва уже давно была выиграна или проиграна.

Чуут-Риит оставался непреклонен. Это политика Патриархата, разъяснял он Героям, чтобы флот-резерв шел на подмогу боевому массиву, независимо от исхода сражений. Это единственный способ вести слишком зависящую от расстояний и времени межзвездную священную войну. Гораздо лучше послать дорогостоящее подкрепление к полям битв, уже завоеванным годы назад, чем пламенный привет с бравурным «Мы верим в победу!» тем, кто, может быть, томится в позорном плену. Недаром кзинская поговорка гласит: «Не считай пальцы на лапах, если когти втянуты».

Орбита альфы Центавра Б стала излюбленным местом для военных учений Четвертой флотилии. В результате Наставник завел знакомство с уймой полных энтузиазма капитанов, испытывавших гравитационные поляризаторы далеко за пределами их возможностей, отчего двигателям требовался срочный ремонт. Молодой кзин нравился капитанам, поскольку его команда в совершенстве владела своим ремеслом. Кроме того, он подавал великолепно сервированное мясо джотоков, так что невозможно было пройти мимо.

Особенно сдружился с Наставником Ссис-Капитан, в котором горел тот же алчный интерес к Земле. Именно капитан познакомил Наставника с игрой в карты. Оказывается, мартышки очень любили забавляться с пластиковыми карточками различной символики. Четыре масти, по окталу и пять карт в каждой. Капитан не прекращал трясти ушами, пока Длиннолап, посиживая на ротовой щели, тасовал карты пятью «руками», половину колоды по часовой стрелке, половину — против. Капитан не любил играть в покер с Длиннолапом. Тот забирал весь барыш.

Как-то раз, вернувшись с маневров у звезды А, Ссис-Капитан принес с собой добытые на Дивной Тверди музыкальные инструменты, так что получился небольшой ансамбль, звучание которого, впрочем, мелодичностью не отличалось. Ползун управлялся тремя «руками» с двенадцатью банджо, Длиннолап стучал по барабанам и дул в гармонику всеми пятью легочными щелями, а Шутник присвоил ксилофон с тарелками. Сам Наставник-Рабов пытался воспроизвести мелодии героических сказаний на казу.

— Ах вы, звери! Не хватает вас в команде «Крови Жертвы»! Как вам перспектива отправиться за честью и славой на борту моего корабля? Готов обменяться с вами клятвами верности и долга! Мы еще сыграем победный марш, когда пройдем под Триумфальной аркой в Берлине!

— Триумфальная арка в Москве, — заявил Наставник тоном праведника.

— Да нет же, друг мой. Красные мартышки были захвачены на первых же этапах. Ясно помню, что Триумфальную арку приматы-французы воздвигли в Берлине, чтобы почтить своего кайзера. Гитлер, Верховный французский Командор-Завоеватель, прошел под ней маршем во главе всей своей армии после того, как разбил гуннов. Я видел оттиски дагеротипа!

В другой раз Ссис-Капитан тайком доставил кзинррет, спрятанную в старый кожух из-под поляризатора. Красавица с великолепным красным отливом меха, загорелым носом, правда весьма недовольная перелетом и угрюмо, с сомнением разглядывающая друзей.

— Гриинх, поприветствуй своего нового хозяина.

— Мой Герой, — промурлыкала самка. Наставник был в ужасе:

— Ты украл жену благородного Героя? Или вообще его дочь?

Ссис-Капитан захлопал ушами, а глотка издала насмешливый рык.

— Он сам отдал ее! Лишь бы избавиться. Она ведь маленький кошмар. Плюется и шипит на остальных жен, даже дерется с ними! Загнала фаворитку в лес, ее потом едва нашли. Дочерей хозяина нещадно колотила, а сыновей все время старалась скинуть с моста!

— Что за мать для великого бойца!

— С этим ничего не вышло. Ее котят перебили в играх. Сумасшествие. Хозяин пытался силой с ней справиться, но без толку, а убить не решился. Думаю, как раз по нам задачка.

— Как считаешь, человеческие самки столько же хлопот доставляют?

— Что ты! С ними вообще беда! Они крайне умны, даже дверь свою запереть могут!

Грациозная Гриинх шагнула из кожуха, надменно оглядывая свое новое жилище и осторожно принюхиваясь. Вдвое меньше самца-кзина, она, пожалуй, настолько же превосходила его в расторопности. Ловко схватив маленького джотока, выбравшегося из проволочного манежа, одним махом проглотила пять его лапок и пристально поглядела на зловонную корзину, определенно желая полакомиться еще.

— Ты заберешь ее на «Кровь Жертвы»?

— Запрещено уставом. Она должна остаться у тебя.

— Это также карается. — Наставник почувствовал, как в нем закипает злость.

— Гр-р, но у тебя же найдется укромный угол, замок с ключом?

— Но как я запру на замок ее феромоны?!

— И не надо, в том вся прелесть.

— Что, позволить этому маленькому шипящему кошмару гулять где вздумается?!

— Не волнуйся. Она любит самцов. Просто не переносит других самок. Организуй ей место, дай пару безделушек… У нас довольно развлечений, чтобы сделать ее счастливой. Пусть согреет твои лапы. А как иначе? Нам просто необходимо расслабляться. Карты, музыка, военные истории, ч'раоул…[13] Или, думаешь, явится хранитель и затянет проповедь о Единственном Истинном Пути Чести и сущности Клыкастого Бога?

Наставник-Рабов пораскинул мозгами и решил уступить, — подумаешь, какая мелочь. Подобные дружеские узы были для него в новинку и крайне радовали его. О да; он бы хотел завоевать Землю бок о бок с этим славным воином и стать владельцем огромных охотничьих угодий на Амазонке рядом с Францией, и чтобы толпы розовых бесхвостых рабов присматривали за его животными. Но, разумеется, Длиннолап навсегда останется его лучшим рабом.

В течение двух лет Верховный Командор-Завоеватель Чуут-Риит вел ожесточенную борьбу с местными политиканами. Сущая западня. Потом на волнах света прибыли первые новости со стороны Солнца Людей. Опоздание в четыре и три десятых года. Кзины одержали неожиданную победу в первой стычке. Третья флотилия разворачивает позиции для крупной битвы.

Кзины Дивной Тверди позабыли обо всем остальном тут же. Даже Чуут-Риит сбавил натиск. Противостояние захлебнулось в сообщениях радиооператоров, паривших в космосе на огромной антенне, нацеленной на Солнце Людей и ставших истинными героями момента.

Впрочем, хорошие новости скоро кончились.

Не прошло и месяца, как стала ясна вся катастрофичность положения Третьей флотилии. Наставник-Рабов копил ярость для людей-приматов. Окружающие сделались угрюмыми и молчаливыми. И положение дел Чуут-Риита коренным образом изменилось. Больше никто не возражал, чтобы он занял пост губернатора альфы Центавра Никто не был против его требований к снаряжению Четвертой флотилии, никто не оспаривал дату выступления в поход.

Наставник подал заявление с требованием о переводе на «Кровь Жертвы».

Глава 12 (2402 н. э.)

Ссис-Капитан явился в Крепость Аарку в новой форме, немного не соответствующей предписанной уставом. Нарядный камзол переливался слишком насыщенными оттенками лилового и был богато украшен самоцветами. Звезды на эполетах — из нефрита, добытого в шахтах Гряды Йотунов на Дивной Тверди. Восьмиконечная звезда капитана — из настоящего алмаза. Рукава-воланы «три четверти» сшиты из сатина, на котором спят только любимые кзинррет. Кожаные манжеты и чехол для хронометра были сшиты из высшего качества кз'иркт[14] — смуглых кож каторжников Дивной Тверди, тщательно проверенных на отсутствие шрамов от плетей и прочих дефектов.

— Впечатляет! — заметил Наставник-Рабов.

— Я решил, что у тебя должно быть звание! — Ссис махнул кончиком хвоста вперед-назад, довольный успешной демонстрацией наряда.

— Гр-р. А как же те, кто поклялся максимально усложнить мою участь?

— Хахарргх! У меня с собой все необходимые бумаги, которые максимально упростят ее, включая рекомендательные письма — Ссис даже замурлыкал. — Плюс пропуск на Дивную Твердь! Я кругами не хожу, предпочитаю бросаться сразу. Им придется отдать тебя мне. Я же без твоей помощи никак не управлюсь!

— Друг, путешествие на Дивную Твердь — это уже слишком много!

— Нет, с тех пор, как ты стал моим личным канониром! — Изысканно одетый капитан закинул вдруг свою косматую голову и, широко оскалившись, шипением, свистом и воем изобразил звуки боевой стрельбы. — По пути немного подправим формы некоторых астероидов. Отличная забава!

Наставник решил, что оставит Длиннолапа за главного, поэтому взял своего любимого раба для осмотра мастерской. Гигантский генератор поля был подвешен на волнах гравитационного излучения Аарку, пока двое джотоков меняли его многослойные пластины-плоскости.

Длиннолап торжественно вытянулся на четырех «руках», а пятой указывал подчиненным, что делать.

— Этот блок будет готов к тестированию через два дня, — доложила Тонкая.

— Я польщен твоим доверием, доблестный хозяин, — перебила Короткая; она взяла контроль над тремя глазами и изучала информационные консоли. — Не волнуйся за качество работ. К концу дня мы ожидаем очередной блок для диагностики и реконструкции. Каковы будут приказания насчет ювенильных особей?

Наставник-Рабов готов был доверить Длиннолапу все, кроме джотоков переходной стадии.

— Следи за работой систем жизнеобеспечения. Вовремя меняй фильтры.

Никак нельзя допускать, чтобы молодое существо с пятью «руками» и пятью любознательными мозговыми центрами привязалось к взрослому животному.

— Третий-Учитель-Рабов тебя заменит. Твоя главная задача — управлять мастерской.

— Ты отправляешься к Дивной Тверди? Команда проверила двигатели «Крови Жертвы» от кончиков пальцев до локтей. Жужжат. Скажи Ссис-Капитану не злоупотреблять возможностями корабля, беречь поляризаторы.

Гравитационные поляризаторы — наиважнейшая из основ Патриархата и залог военного превосходства. В состоянии покоя этот агрегат создавал искусственную гравитацию, но куда более важную функцию он выполнял как реакционно-инертный космодвигатель, позволяющий кораблям разгоняться в свободном падении: единицы g для громоздких грузовозов и до шестидесяти, а то и семидесяти g для скоростных военных судов.

Тридцать пять лет назад данное изобретение совершенно обескуражило защитников Дивной Тверди. Во время штурма корабли кзинов проявили чудеса быстроходности и маневренности, при этом, похоже, в двигателях не происходило никакой термодинамической реакции, поскольку не наблюдалось продуктов сгорания, и судам не требовалась дозаправка после маневров, опустошивших бы цистерну с горючим человеческого корабля-«горелки». Против кзинов действовала тактика изматывания: их можно было дразнить и провоцировать, словно быков на арене Старой Испании. Их корабли прекрасно горели после попадания снаряда, но их невозможно было догнать. Похоже, законы физики на них не распространялись.

Четыре года спустя, после тех месяцев сущего кошмара, разоренные войной профессора Мюнхенского Схолариума собрались в кафе на Карл-Жорж-авеню в Старом Мюнхене, чтобы за рюмочкой-другой шнапса рассчитать уравнения и поделиться друг с другом догадками, учитывая все возможные, пусть и абсурдные, допущения. Пусть на университетское имущество наложен арест, но ведь расчеты и логические построения совершенно бесплатны! На ночное небо взошла альфа Центавра Б, тусклая, но куда ярче уличных фонарей Дивной Тверди; каждая новая гипотеза о природе кзинских технологий распространялась среди тротуарных столиков подобно эпидемии до самого заката второго двойника, когда ночная жизнь Мюнхена завершается.

Предположив, что реакционно-инертный двигатель действительно существует, они сделали первый робкий шаг к постижению истины, и к моменту, когда Чуут-Риит прибыл сюда, в систему Центавра, вершить и править, их догадка имела под собой солидное теоретическое основание. Человеческий разум, в отличие от кзинского, одержим возможностью разрешать противоречия между видимым и тем, что принимается за таковое.

Реакционно-инертный корабль не мог сохранить возникающего импульса; уравнения гравитационного поля, лежавшие в основе чертежей поляризаторов, способствовали возбуждению минусовой кривизны в пространстве — необходимого для работы любого реакционно-инертного двигателя обстоятельства. Обычные логические умозаключения на тему импульса обречены на провал, если учитывают минусовую кривизну. Но уравнения с сохраненным импульсом противоречий не содержали.

На борту «Крови Жертвы» Наставнику-Рабов выделили каюту канонира. Его снабдили инфоскопами, так что перед глазами скакали диаграммы, из которых он мог почерпнуть все, что ему необходимо было знать о стрельбе и снарядах. В перерывах между занятиями у него появлялась возможность потренироваться в беге на симуляторе, благо в «виртуальные очки» был загружен обширный запас всевозможных препятствий и опасностей. Подобная гормональная встряска буквально «натаскивала» на врага, пусть его корабли и оставались пока что лишь спрограммированными призраками.

Охотничья связка из пяти сферических судов дрейфовала в отправном квадранте. Эфир заполнили переговоры капитанов, готовящихся к перелету в три световых часа от альфы Б к альфе А, отдаленному аналогу перелета от Юпитера к Миру Людей. Змеиный Клубок должен исполнить роль двойника скопления астероидов в человеческой системе, хотя превосходил Солнечный Пояс по размерам и плотности в сотни раз.

Благодаря этой-то высокой плотности Клубка учебной команде было позволено сбивать астероиды в таких количествах, в каких пожелается, без опасения нарушить законы притяжения внутри Пояса. Особой целью оставались астероиды, подходящие по размеру для размещения защитного вооружения, которым активно пользовались люди на северных и южных подступах к своей планете.

При максимальном ускорении «Кровь Жертвы» могла преодолеть расстояние между альфой Б и альфой А за два дня, разогнавшись до одной десятой скорости света, однако такое практиковалось редко из-за особенностей системы Центавра, снижавших мощность энергетических полей.

Поляризатор высокоскоростного кзинского двигателя использовал природный механизм защиты корабля от газовых скоплений или микрометеоритов. Опасные частицы, попадая в поле поляризатора, немедленно ускорялись до критических показателей, на что корабль отвечал движением назад. Одновременно энергетическое поле превращалось в добавочную массу. Размер частиц значения не имел — неравные массы ускорялись одинаково и без помощи гравитационного поля.

К несчастью, проникавшие в область поляризатора атомы оказывали слабое электромагнитное воздействие, трансформирующее энергетическое поле в радиационный фон. Внутри планетарной системы это могло стать серьезной проблемой, если от корабля потребуется высокая скорость. Ну а при перелетах от одной звезды к другой, где высокие скорости просто необходимы, кзины, чтобы не погибнуть от «голубого сияния», выходили лишь на восемьдесят процентов от скорости света, да и то при нормальной плотности межзвездного газа.

Пока поляризатор работал над ускорением, он превращал массу в энергию, в обратном случае — ту же энергию он переводил в массу. Количество потребляемой энергии меньше зависело от размеров корабля, чем в случае с кораблем-«горелкой». Мощность требовалась лишь для того, чтобы компенсировать потери от воздействия окружающего пространства.

Охотничья связка отрабатывала стандартные маневры. Выйти над Змеиным Клубком, идти вниз под углом на умеренной скорости, расстреливая астероиды. Группа нападающих и группа защищавшихся затеяли перепалку в эфире, пока шел подробный разбор сценария учений. Но то были шутливые оскорбления — когда кзин серьезен, он дополняет ругательства шипением и плевками. Ссис-Капитан получал огромное удовольствие, называя противников бабуинами, поскольку тем было приказано «думать, как приматы». В ответ его любезно именовали «Завтрак-Кшата» в честь травоядного, в рацион которого, как известно, входят отходы жизнедеятельности.

Клубок они пересекли не за два, а за двенадцать дней, сохраняя патрульный статус, со сканерами, активно прочесывающими окрестности. У индустриальной Тиамат они перехватили заглушаемые помехами радиосигналы: какие-то инструкции для одинокого горняка в его «горелке», запрос о ремонте, о срочной медицинской помощи… Мониторы систематически выдавали сигналы о доплеровских смещениях.

Как-то на экранах слежения мелькнула скудная россыпь огоньков. Человеческие суда. Где-то там, среди астероидов, еще сохранялись остатки разбитого флота приматов; они выжидали, планировали месть, но с борта «Крови Жертвы» не засекли ни одного корабля. От злосчастных тварей неудобств теперь не больше, чем от клещей, но попадись они учебной команде — была бы отличная цель для тренировки. За неимением же лучшего Героям оставалось только дробить в пыль бесхозные булыжники.

К моменту, когда его взору предстал подернутый вязью циклонов шар Дивной Тверди, Наставник-Рабов сделался опытным канониром. Но политиком пока еще оставался весьма слабым.

Глава 13 (2402 н. э.)

В самом элементарном исполнении гравитационный поляризатор просто парил. Толчок для направления массы — и энергия наполняла гравитационное поле, что заставляло поляризатор подниматься. Толчок в обратном направлении — поле теряло энергию и поляризатор опускался.

Платформы-шаттлы, осуществлявшие перевозки груза и пассажиров в пределах силы тяготения Дивной Тверди, являлись прямыми потомками того первого примитивного механизма При спуске электромагнитным воздействием вызывался эффект «сочащегося поля» — заряжались аккумуляторы молекулярного искажения. Взлет же контролировался «подпиткой» гравитационного поля теми же аккумуляторами. Ускорение в горизонтальном положении обеспечивало воздействие торсионного поля, разгонявшего и тормозившего вращение Дивной Тверди.

Подобный цикл был весьма эффективен, разделяя энергию между электромагнитным гравитационным взаимодействием и приливным трением. Покидая при спуске орбиту Дивной Тверди, поляризатор шаттла нагревался всего на несколько градусов.

Мюнхенпорт оказался весьма гнетущим вступлением к ожидавшейся фантастической картине благосостояния, о которой Наставник-Рабов слушал рассказы всю свою жизнь. Космодромом это место можно было назвать лишь с большим натягом. Они приземлились на открытом поле, окруженном недавно построенными длинными зданиями, прямоугольными и уродливыми. Их строили пленные. Коренные жители Дивной Тверди звали это место «himmelfahrt»[15] — из-за веры людей в человека, который однажды вознесся к небесам, и потому что во время строительства их тут погибло очень много, и все они, видимо, отправились в рай.

Приводило в ужас число вольных приматов, выстроившихся в линию со всем их скарбом. Очередь-давка, металлодетекторы, споры с кзинами-служащими. Почти все они пытались найти работу на военных заводах Змеиного Клубка. Крайняя нужда толкала их на это, они готовы были делать оружие, которое будет пущено в ход на подступах к их родной системе. От мартышек разило немытыми телами и нищетой, странной сладко-кислой смесью машинно-синтетического запаха их строений и остаточного следа озона их убогих электрических автомобилей.

Ссис-Капитан, похоже, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он нанял пару приматов-носильщиков и аэромобиль. Свежий, прохладный воздух внутри машины принес облегчение.

— Поедем в старый город. Там лучше, есть на что посмотреть, — сказал капитан.

Герою, рожденному на окраинном, негостеприимном аванпосте возле умирающей звезды, Мюнхен казался слишком странным для города. Это город?! Черепичные крыши, похоже, не могли похвастаться воздухонепроницаемостью, и многие окна были распахнуты настежь. Некоторые дома буквально утопали в зелени, бросающей густую тень на тротуары. Просторная синяя гладь Дуная пересекала парки, где росли пальмы и цвела плюмерия. А для чего вот этот стальной шпиль на крыше собора Святого Иоакима?

Ссис-Капитан нашел для них комнату в старом четырехэтажном кирпичном особняке. Для удобства кзинов все дверные проемы были значительно расширены и увеличены. Багаж приняла старая самка-примат. От тяжести поклажи ее немилосердно шатало; в конце концов она опустила ношу на землю и, отдышавшись, перенесла вещи по частям.

— А она сгодится для фабрики клея, — прокомментировал капитан, размерами превосходящий старуху втрое.

— Это самка? Но ведь она получала от тебя распоряжения!

— Еще бы.

Наставник оглядел служанку. Тупые люди-самцы — еще куда ни шло, но самки, способные понять целые предложения?! Он представил, как его мать вдруг начала выражаться законченными, сложными фразами. Наставник часто говорил с нею, и порой… порой даже казалось, что она его слушает, — такими круглыми становились ее глаза. Отличный фокус. Кзинррет всегда должна создавать впечатление, что умна и сообразительна. Однажды, будучи еще совсем юным котенком, младший сын Хамарр настолько поддался этой иллюзии, что принес книжку с приключениями, чтобы мать почитала ему на ночь. Та, недолго думая, разорвала книжицу в клочки.

Но довольно чудес. Они отпустили аэромобиль, разобрали вещи и остаток пути к Адмиралтейству проделали пешком.

Наставник-Рабов, которому вблизи довелось увидеть лишь двоих приматов, вдруг оказался посреди города, буквально кишевшего ими. Ссис-Капитан не обращал на них никакого внимания, словно этой прорвы мартышек вовсе не существовало. Все приматы носили одежду — очередной факт, поразивший Наставника. Но вроде бы эти люди не принадлежали ни к одному военному рангу… А ведь во время охоты на людей в загоне молодой кзин решил, что приматы ходят нагишом.

Адмиралтейство привыкло получать все, что ему вздумается. Во время оккупации Дивной Тверди ему понадобился замок наместника. Готические арки, массивный каменный фундамент… Со стороны главного фасада — мощеная площадь Грюндерплац.[16] Победоносные Герои не стали утруждать себя такой задачей, как снос бронзового мемориала в честь восемнадцати Основателей. Вероятно, потому, что замок в данном архитектурном ансамбле доминировал со всей очевидностью, а в нем теперь жили кзинти. С верхних этажей памятник напоминал кучку жалких рабов, измотанных непосильным трудом.

Военная логистика — занятие не для слабонервных. Последние месяцы подготовки Четвертой флотилии к походу стали сущим кошмаром для тех чиновников, в чьи обязанности входили расчет издержек, управление средствами и обеспечение всем необходимым, что только может понадобиться в пути Завоевателям. Наставника-Рабов принял изможденный офицер, то и дело стукавшийся макушкой о притолоку годного лишь для человека дверного проема, пока бегал из кабинета в кабинет в поисках необходимых документов. Он никак не мог вспомнить, в какой именно компьютер загрузил их. В конце концов, придя в полное отчаяние, офицер сложил уши, извиняясь, и сообщил, что с величайшей радостью поможет Наставнику завтра утром, если тот будет столь любезен зайти еще раз.

Друзья вернулись в старый особняк. На лестнице им повстречался высокомерный кзин, придерживающий на поводке двух пушистых самок. Кзинррет в городе могли быть весьма опасны. У них обнаруживалась склонность плеваться на любой источник дурного запаха, поэтому самцы-приматы, с их неизменным спиртным дыханием, являлись в этом смысле излюбленными жертвами. Что тут скажешь, ведь кзинррет не отступили бы и перед огромным взрослым самцом, решив, что жизни котят в опасности.

— Одной разумностью эмоций самок не сдержать, — объяснил хозяин пары. — Спокойной ночи. Услышите шум из покоев кзина в конце коридора, не обращайте внимания: это он спит и во сне борется с призраками.

На следующее утро, вернувшись в Адмиралтейство, Наставник обнаружил разительные перемены в местных настроениях. Вчерашний клерк его принять отказался, а когда посетитель решился вежливо настоять на своем, другой офицер выглянул из соседнего кабинета:

— Вы не отвечаете требованиям Четвертой флотилии, а ваша должность из списка необходимых вычеркнута.

— Но рекомендательные письма…

Огромный рыжий офицер в желтых пятнах угрожающе зашипел. Наставник тут же понял намек, отсалютовал, махнув когтями перед мордой, и спешно ретировался.

Вечером вместе с Ссис-Капитаном они отправились пропустить стаканчик-другой в одном из заведений неподалеку от Грюндерплац. Оно называлось «Лунный свет», и других посетителей-кзинов здесь не было. Официантка едва держалась на ногах от страха, но нашла в себе силы принять заказ, заговорив по-немецки:

— Добрый день, благородные Герои. — Ее откровенно трясло. — Что-нибудь выбрали?

Посетители с заказом медлили, и девушка решила, что попросят популярный среди здешних кзинов бурбон с молоком.

— Я… мне… хотеть… кока-кола. — Наставник старательно сворачивал язык за зубами, чтобы речь как можно больше походила на человеческую.

Ссис-Капитан немедленно выдал трель из мяуканий и плевков: он добродушно посмеивался над лингвистическими талантами друга.

— Здесь воняет, как в клетке ватака. — Это относилось к влажному запаху страха безволосых животных. — Милая планетка, гр-р? — Капитан мотнул гривой в сторону официантки, игриво пихая Наставника в бок — Заберу одну такую тереть мне спину в моем европейском имении. — Заглянул в разговорник и добавил: — Мне виски «Кентукки» с молоком.

И друзья вернулись к делам.

— Итак, злая слава идет впереди тебя, враги позаботились. Придется выбрать другой путь. Который, кстати, лежит прямиком в элитные ложи.

Ссис-Капитана пригласили на базу в Гернинге, в отдаленной северной провинции Шкогарна.

— Моему другу Разведчику-Аналитику там очень нравится. Огромные лесные угодья, где нет ни людей, ни зажравшихся Патриархов, оплывших в довольстве и богатстве на собственных землях, для которых мы все равно что одноглазые разбойники, только и думающие, как умыкнуть их гарем.

Капитан пошевелил ушами в знак того, что знает, о чем толкует, и растопырил ноздри: есть и о базе кое-то интересное.

— Чуут-Риит учредил станцию в Гернинге спустя месяц, как стал губернатором. Все офицеры там — его верные соратники. Полезные знакомства.

Но едва капитан подался вперед, чтобы поведать другу особенно ценную информацию, как стул под ним — совершенно внезапно — подломился и потерявший равновесие кзин опрокинул на себя «молочный виски». О, великолепный камзол! И пышная грива…

Капитан медленно выпрямился, яростно скалясь. Макушка его коснулась потолка, а у бармена душа ушла в пятки, когда этот монстр грозно зарычал, глядя в его сторону. Остальной персонал, которому и без того было не по себе, от ужаса даже перестал дрожать. Официантка со спокойным видом вытерла руки, чинно прошлась до двери, как будто собралась выйти по делам, — и там рванула наутек.

Вот и пример, как гормоны управляют разумом, подумал Наставник, сравнивая поведение людей и Ссиса. Насколько разнились ярость и страх? Ему хорошо известно: капитана лучше не трогать, пока тот в ярости. И хотя Наставнику едва удавалось сдержать смех, он старался дергать хвостом не слишком заметно — иначе ярость друга обрушится и на него самого. Единственный выход — воззвать к тщеславию последнего, столь же большому, как и он сам.

— Нужно срочно очистить твой камзол, пока молоко не высохло. Идем.

Старательно сдерживая насмешливый оскал, Наставник отсалютовал стаканом бармену. Пусть уже расслабится эта несчастная животина.

— Ваше здоровье! — рявкнул он, довольный прогрессом в овладении звуками человеческой речи.

Ссис-Капитан все же задержался. Он выместил злость на стуле, разнеся его в щепки и столь самозабвенно орудуя когтями и клыками, словно это был военный крейсер Объединенных Наций.

Глава 14 (2402 н. э.)

Во время перелета к базе друзья миновали особняк Нордбо и прилегающие к нему земли в Коршнессе — огромные угодья, огражденные от остального мира холмом и дремучим лесом вдоль береговой линии. Разветвленная цепь дорог, ведущих к Коршнессу, отчетливо демонстрировала кто является действительным хозяином Гернинга.

Аэромобиль, снабженный легкой броней, нес двух друзей-Героев над лесистыми холмами, минуя раскопы для новых кзинских построек. Был еще только полдень, но горизонт уже расцветили кровавые оттенки заката, и там, укрытая облаками, садилась альфа Б. Море отличалось удивительной голубизной; прибрежные же воды, наполнявшие кратеры или лагуны вокруг островов, были окрашены в нежные зеленоватые тона

Подобные кратеры были разбросаны по лику Дивной Тверди в огромных количествах. Близость Змеиного Клубка была причиной частых метеоритных атак, так что по ночам небо буквально пылало звездным дождем. Удары исполинской силы, случавшиеся раз в несколько миллионов лет, привили жизни Дивной Тверди стойкую способность к адаптации. Флот, защищавший планету от Героев-Завоевателей, состоял в основном из подразделений Метеоритной гвардии.

Базу Гернинг построил кзин, обожавший охоту. Идея же приспособить данный комплекс под станцию, сканировавшую высокие слои атмосферы и орбитальное пространство на предмет наличия вражеских судов, казалась лишь удобным «послесловием», припозднившейся догадкой. Просто один сообразительный кзин положил на эти земли глаз и в ожидании заветного момента, когда доблесть и героизм добудут ему право на полное имя, без лишнего шума выполнял для Чуут-Риита тихую, непыльную работу.

Разведчик-Аналитик был местным провинциалом, что придавало ему сходство с хссинскими соотечественниками, хотя он никогда не бывал в системе Р'хшссиры. Он утолил любопытство Наставника, поведав много интересного о планетах Патриархов. Ссис-Капитана подобные разговоры только раздражали; большинство миров он пропускал, находясь в гибернации, поэтому то и дело пытался прервать обсуждение и перевести его на более веселые темы.

Например, шутки: «Как заставить человека прекратить носиться по кругу? Прижать когтем одну его ногу к полу».

Зоология: «Интересно, здешний тигропард быстрее кзинского кррач-шеррека? Или только умнее?»

Что Ссис обожал больше, чем выслеживать добычу в лесу? Только посиживать, развалившись, в охотничьем домике на резных бревнах и потягивать простоквашу. Все политические интриги плелись в охотничьих домиках.

Вместе с Наставником они пытались угадать, кем же является тот властный кзин, «кто метит границы здешних территорий», перебирали все благородные и весомые имена, обладатели которых теоретически могли бы здесь безраздельно править. Должно быть, это Йао-Капитан.

Хотя он мало подходил на роль хозяина Гернинга. Ростом и весом не вышел, комплекция вроде той, что у Наставника. Другими словами, не был рожден для побед в яростных схватках, однако отличался завидным складом ума — и, надо добавить, исключительной энергичностью, — так что мог дать фору любому самому отчаянному верзиле-бойцу.

Впрочем, поразило друзей не это. А безграничное тщеславие Йао-Капитана.

Наставник-Рабов вежливо принюхивался неподалеку, когда его пригласили разделить только что убитую добычу. Ею оказалось лесное травоядное, обезглавленное, с надрезами на туше, чтобы легче было рвать мясо. Кровь все еще стекала по специальным желобкам на столе и через узкий носик — в большую чашу. Аромат ее кружил голову. На сервировочном столике стояли темно-зеленые бутыли с аквавитом,[17] готовым для смешивания с кровью.

Из разговоров Наставник узнал, что аквавит попал в Гернинг в качестве возмещения за неуплату налогов, а дочь винокура вообще продали на фабрику рабов в Вальбурге. Наместники-люди, иначе герренманны, решили бы подобный вопрос другим путем, но кзины нарочно «прочесывали» поместья и деревни, когда им казалось, что налоги платятся неохотно, и быстро находили наипростейший и самый верный путь, чтобы вызвать в налогоплательщиках горячее желание поскорее расстаться с деньгами. В конце концов, ставки были умеренными.

От мирских забот отошли, когда явился сам Йао-Капитан, чтобы оторвать полагавшийся ему кусок мяса. Он тут же принял участие в обсуждении и со всем энтузиазмом занял доминирующую позицию. Подкинул жару в вялый спор на тему «Логистика — основа победы в войне». Спровоцировал несколько оскорблений и парировал их изумительными по остроумию выпадами, колкими, но разряжающими обстановку. Когда же потеха ему наскучила, он привлек общее внимание рассказом о приключении.

Для Йао-Капитана приключение тесно связано с астрономией. Полагавшийся ему кусок вырезки лежал, позабытый, а сам капитан активно фырчал и плевался на Наречии Героев, подражая горячке боя. Узнать, открыть звезды! Ходили слухи о странных созданиях, населявших глубины космоса, о древних империях, размещавших боевые батареи на ледяных панцирях комет задолго до того, как первые звезды вспыхнули светом жизни. Гр-рок! Слухи! Невидимые следы! Звездные сеянцы, пустившие корни на самых окраинах галактики! Где начался их путь? И где закончился? Тайны! А те лунные кратеры, укрытые тенью планет, что оборачиваются вокруг красных карликов? Кратеры и пещеры столь древние, что, вероятно, их создали лучи, однажды разделившие свет и хаос? Богатство! Слава!

Пауза, чтобы дать умам переварить монолог. Йао громко чавкал, принявшись вновь за вырезку. После ушел, внезапно вспомнив о важном деле, к исполнению которого, никто не сомневался, он приступит со всем присущим ему пылом.

Разговор моментально вернулся к сальным шуточкам о кзинррет, к тому, кто и какое недавно получил имя, к доблестной дуэли между Ремонтником-Электронных-Систем и Строителем-Стен, к спорам о вчерашних учениях, к обсуждению вкусов содержимого пищевых пакетов из походного пайка. И наконец, болтливые языки принялись с блаженством облизывать самую бестолковую, но заветную кость — военные состязания. Кто первым выйдет к Солнцу Людей?

За дни, проведенные на совместной охоте, Наставник и Разведчик-Аналитик крепко сдружились. Они выходили на заре и порой не брали с собой Ссиса. Разведчик охотился в этих лесах со дня открытия базы, знал все запахи и тропы. Знал, где водопой, а где можно наткнуться на тигропарда, выслеживающего собственную добычу.

Ароматы Дивной Тверди, просторы, открытое небо, вечера на берегу моря — все это доставляло Наставнику безграничную радость, он чувствовал себя счастливым. Он и сам был охотником когда-то; ежедневные походы вглубь загона для выбраковки диких джотоков или для добычи переходных особей, для замера уровня соли в болотных водах, где среди тростника плавали джотоки-личинки… Тогда он считал, что загон — это спасительный уголок свободы, вдали от городской тесноты и опасностей, но здесь… Дивная Твердь покорила его сердце!

Как-то охота завела их слишком далеко в лес, к самим границам Коршнесса. С вершины холма Наставник вдруг увидел Йао-Капитана, помогавшего самцу-примату и его ребенку: они убирали поваленное дерево с дороги. Молодой кзин поспешил на помощь капитану. Своеобразное политическое взаимодействие — абориген и доблестный офицер только доказывали его выгодность. Но зачем же капитан сам взялся помогать, когда вокруг довольно рабов и техники?

— Р-р-р, помощь нам потребуется, — промурлыкал Йао крошечному детенышу, пытавшемуся поднять дерево по центру.

Наставник признал в самце-примате главу аборигенов. Он пока не научился отличать одну мартышку от другой, но этот человек был не по меркам своего рода высок, с безобразным крючковатым носом. Какая несправедливость — у него имелось имя, причем доставшееся просто так, при рождении: Питер Нордбо. Что поделать, мартышкам не понять ценности имени.

— Ты большой, — заявил сын герренманна новому кзину. — Как тебя зовут?

Наставник-Рабов с трудом разбирал язык этих животных и осознавал, что ребенок не поймет ничего в ответ. Да и слов он еще недостаточно выучил, чтобы перевести собственное прозвище. Впрочем, имя, которое дал ему Длиннолап, переводу вполне поддавалось.

— Мягкий-Желтый, — ответил он. Эти два слова ему были известны. И чопорно добавил: — Ты Коротышка-Сын Нордбо.

Мальчик почесал ухо:

— Иб Нордбо, благородный Желтый. — Потом изо всех своих трехлетних сил надавил спиной на ствол и крикнул: — Толкай!

Когда два кзина оттащили дерево к овражку у дороги, следуя указаниям людей-вассалов, ребенок нашел гнездо случайно потревоженных листохапов, крошечных чешуйчатых насекомых, в горьком отчаянии снующих вокруг своего хрупкого жилища. Иб Нордбо, кажется напрочь лишенный страха перед кзинами, схватил Наставника за лапу и подтащил к гнезду, где заставил выслушать самую подробную лекцию о социальном укладе и повадках листохапов, на какую только способен исключительно серьезный представитель человеческой расы трехлетнего возраста.

Питер Нордбо с тревогой наблюдал за этой картиной, однако Йао, урча, заверил вассала, что бояться нечего.

Наставник внимательно слушал все, что говорил ему мальчик, даже кое-что понимал. Невероятно. Встречавшиеся до сих пор люди-приматы отличались дурным воспитанием и как рабы были никуда не годны. Но этот малыш… Похоже, изучая психологию животных посредством активной коммуникации с детенышами, можно значительно улучшить качество их разведения и содержания.

Мягкий-Желтый протянул веточку, и листохап тут же на нее взобрался, покачивая длинными передними лапками. Иб рассмеялся:

— Им нравятся розы. Кормил их лепестками роз. Правда, им делается плохо.

Мальчик вскочил и, шатаясь, прошелся вокруг Наставника, изображая опьяненного запахом цветка листохапа.

— На Кзине есть листохапы?

— Никогда… быть… дома кзинов. — Мягкий-Желтый изо всех сил старался говорить правильно.

— Я полечу на Кзин. — Иб ткнул себя в грудь. — Скажу Патриарху быть добрее.

Питер Нордбо облизал пересохшие губы. Поспешно взял на руки сына, болтливостью, видимо, пошедшего в мать Хильду.

— Мамочка ждет тебя у кроватки.

— Нет! — заупрямился мальчуган.

— Господин, — пустился в извинения Нордбо, — он еще слишком мал, чтобы понимать, как следует себя вести.

А вот у кзинти слабость к сыновьям, которые с малолетства демонстрируют свой норов. Йао благодушно тряхнул гривой:

— Если когда-нибудь окажусь на родной планете кзинов, то непременно передам послание katzchen[18] Патриарху, со всем почтением.

В охотничий дом капитан вернулся лишь несколькими днями позже и, вопреки всем приличиям, привел с собой герренманна. Они уселись за какую-то доску и погрузились в одну из человеческих игр. Уставший от флотских сплетен Наставник-Рабов пытался разобраться в правилах и логике новой забавы. Доска была квадратная, октал на октал, с расставленными на ней фигурами. Игра шла довольно вяло, минимум действия. Фигуры оставались на своих местах порой многие минуты до следующего хода. Передвижение их определенным образом давало небольшое преимущество. Время от времени некоторые фигуры, очень аккуратно, убирали с доски насовсем.

Йао, судя по всему, пребывал от игры в совершенном восторге. Казалось, для него существуют только доска и фигуры. Он задавал вопросы отрывисто, резко, порой с досады отвешивал вассалу оплеуху, порой самодовольно урчал, если удавалось захватить фигуру.

Но игра требовала усидчивости, и эта ее особенность не могла нравиться Йао, который, как и всякий кзин, терпением не блистал. Если примат Нордбо подолгу раздумывал над следующим шагом, то капитан предпочитал ходить быстро, почти бездумно, подчиняясь азарту. И если ответного хода не следовало тут же, Йао вскакивал, возвышаясь над крохотным герренманном, словно башня, и пускался в жаркие разъяснения, куда тому следует немедленно поставить одну из фигур.

— Ваш слон доставит мне слишком много хлопот, если вы пойдете конем. Пожалуй, похожу пешкой. Полагаю, в этом есть преимущество.

— Да разве мартышки способны выигрывать войны?! Вас же на кусочки разнесет, пока вы решаете, в каком окопе отсидеться!

Йао резко обернулся к Наставнику:

— Вы наблюдали. А суть этой тягомотины уловили?

— Игра для меня слишком медленная. Жду более активных действий по дороге к человеческому Солнцу.

— Мыслите вы заурядно. Пять с половиной лет в гибернации это, по-вашему, активные действия?

Йао-Капитан разразился добродушным рыком:

— Вас уже определили на какой-нибудь корабль? Чуут-Риит всегда выбирает Героев, жаждущих поскорее опалить себе хвосты!

— Есть корабль, но Адмиралтейство не торопится с распределением.

— Гр-р, ну это же легко исправить. Скажу вам, кто поможет.

Похоже, Йао-Капитан везде чувствовал себя как дома и мог найти общий язык с любым. Когда с инспекцией пожаловал Траат-Адмирал, капитан пригласил его на охоту и развлекал важного гостя без устали. Проявил себя душой компании. В день отлета адмирала Ссис спрятался в зарослях и, когда Траат садился в аэромобиль, выскочил, чтобы энергично отсалютовать тому на прощание.

Поистине великий день. Прохладный морской бриз шевелил мех, приятно освежая разгоряченные тела. Ссис пребывал в великолепном расположении духа, ему хотелось отпраздновать столь знаменательное событие. Он возбужденно тараторил о том, какие перспективы им открывает знакомство с Йао, уже считал будущих сыновей. Друзья забрели к северному ручью, где скакали по валунам вверх по течению. Ссис перепрыгивал с камня на камень очень аккуратно, чтобы не замочить лап, Наставник же спокойно переходил вброд там, где это было возможно.

— Шис-с-с-с! — шикнул вдруг капитан. — Чую запах.

Они неслышно переползли по сваленному молнией дереву. Сквозь гибкий подлесок обогнули холм. В листве мелькнуло белое пятно. Вот он. Человек-примат. Детеныш с копьем. Заметил кзинов и бросился бежать. Небрежным прыжком преградив ему путь, Ссис оттолкнул ребенка к Наставнику. Мальчик бросился в сторону, но капитан вновь прыгнул прямо перед ним, обежав со стороны скалистых обломков. Осклабился. Детеныш повернул назад. Тщетно. Обычный кзинский прыжок был ужасен в условиях слабой гравитации. Ссис не давал примату шанса, не калечил, не приближался, но не позволял уйти. Забавлялся с добычей.

Перед глазами Наставника вдруг возникли те два жалких человека, которых он пытался спасти во время охоты Чуут-Риита. Он замер, окаменев от страха — не за себя, за несчастное животное. Ссис ведь только развлекался, но откуда детенышу знать об этом? Наставник взмахнул лапой, силясь придумать предлог для рыка, который бы отвлек капитана.

Но вдруг испуганный и доведенный до отчаяния детеныш угрожающе выставил копье и крикнул:

— Die Zeit ist ит! Ratekatze![19]

Ссис выбил орудие выпущенными когтями, но вместо того, чтобы броситься прочь, маленький звереныш с голыми руками кинулся на кзина. От столкновения с исполинской тушей прыгнувшего в ответ капитана тело ребенка отлетело в сторону, словно тряпичная кукла. Лица у него больше не было.

— Никакого чувства юмора, — пожаловался Ссис, перевернув труп на спину.

Наставник беспомощно опустил лапу. Насколько хрупкими были эти создания! Он склонился над жалким тельцем, со слабой надеждой, что человечек еще жив. Крепкий запах крови пробудил голод.

— Он мертв!

Ничего не поделать. Они разорвали одежду, а потом и тело. После трапезы остались окровавленные кости, недоеденная плоть, разбитый и вылизанный начисто череп.

На следующий день на базу кзинов явился мрачный герренманн, отчаянно пытавшийся сохранить самообладание и надлежащие рамки приличия, хотя ярость так и рвалась наружу. Йао встретил его, сперва не обратив внимания на настроение Нордбо. Заметив же, сам пришел в неистовство. Бунт? Герренманн объяснил. Гернинг — городок маленький. Если на горожан охотятся, то кто будет платить налоги?

— Я верно служу вам и исправно снабжаю базу. Но как, скажите, соберу я дань, если творится такое?!

— Я проведу расследование. — Йао включил коммуникатор. — Сержант-Архива, узнайте, кто вчера выходил на охоту.

Позже Ссис-Капитана и Наставника потребовали в кабинет Йао. Сесть он им не позволил, оставив стоять смирно. Клыки то и дело гневно обнажались.

— Вас приняли здесь как желанных гостей! — ревел он, ясно давая понять, что гости эти таковыми больше не являются. — Я позволил вам свободно передвигаться по базе. Вы привыкли к тесным казарменным застенкам, а я испытываю симпатию к тем, кто стойко исполняет свой долг, несмотря ни на что. Но у вас нет никакого права убивать моих налогоплательщиков! Как нет никакой причины. В моих лесах запрещена охота на низших животных.

Йао с презрением размахивал хвостом.

— Неужели вы решили, что лучший способ доказать свое геройство — это запороть беззащитного детеныша? Видимо, следующий шаг — грудные котята!

Он умолк и вернулся к бумагам. Провинившиеся молча ожидали приговора. Наконец Йао протянул Ссису документы:

— Вас отзывают на корабль, немедленно. Я позаботился о том, чтобы вы больше никогда не ступали на поверхность Дивной Тверди. Устроите сафари на планете людей. Слышал, там налогоплательщиков в избытке.

Для Наставника он приготовил речь еще хуже:

— Вы меня также разочаровали. Вы, словно жаба, слонялись по базе, пытаясь выбить место в Четвертой флотилии, ползали слизняком перед теми, кто занимается ее кадровым обеспечением. Выдающееся малодушие. Думаю, одно ваше присутствие на борту военного корабля подвергнет жизни Героев опасности. Следуя моим рекомендациям, вас требуют назад, в Крепость Аарку. Немедленно.

Глава 15 (2402–2403 н. э.)

Когда начали собирать конвой для Четвертой флотилии, опустошая систему Центавра, забирая всех до последнего рабов, Героев и военную технику, Крепость Аарку превратилась в гробницу, насквозь пропитанную вонью из клетей джотоков.

После Дивной Тверди Аарку была сущим казематом.

Наставника ожидал еще один мучительный год у альфы Б. Он изо всех сил старался сделать счастливой кзинррет, которая досталась ему контрабандой, но та тосковала без лихих Героев, державших теперь путь к человеческому Солнцу, сделалась угрюмой и капризной. В войне она ничего не смыслила Только осознавала, что ее бросили. Покинули. Оставили без внимания. Она призывно терлась о Наставника, пока тот работал. Он мягко отказывал, и самка мстила, выслеживая его личных рабов; одного чуть не убила. На помощь пришел Длиннолап, и было решено поместить кзинррет в гибернатор. Будить, если только Наставник по ней соскучится.

Через несколько месяцев после отбытия Четвертой флотилии к альфе Центавра потянулись жалкие остатки Третьей. Ангары Аарку вновь были забиты. Поляризаторы, слишком долго работавшие на пределе возможностей, требовали незамедлительного полного осмотра и ремонта. Однако куда серьезнее дело обстояло с боевыми повреждениями корабельных корпусов, слишком тяжелыми, чтобы обойтись простым латанием вдали от родных верфей.

Наставник лично осматривал один из таких потрепанных скитальцев. Из сорока кзинов команды выжило только восемь, которые и вели теперь судно домой. Трое умирали от полученных ран. «Злопамятный» едва держался на ходу после сильного внутреннего взрыва. Командная рубка в трех местах пробита рентгеновскими импульсами. В одном из отсеков лежал высушенный труп кзина, оказавшегося во время боя рядом с пробоиной в корпусе. В главной орудийной башне трое канониров намертво примерзли к пушкам. Трофея из такого корабля не получится.

Впечатлений достаточно, чтобы кровь застыла в жилах. Наставник вспомнил, как отчаянно боится смерти. Как же Ссису удалось усыпить его бдительность мечтами о доблести и героизме?

Затем, как гром среди ясного неба, пришел приказ об освобождении Наставника от его обязанностей в Аарку.

Отпрыск некой благородной фамилии провинился перед Чуут-Риитом и в наказание был сослан в Крепость. Но хотя Наставнику позволили взять троих личных рабов, новая должность особой привлекательностью, похоже, не отличалась: согласно документам, молодой кзин должен был приступить к долгосрочной службе не на Дивной Тверди и даже не на Тиамат, а где-то в глубинах космоса. Еще один смертельный тупик, как раз для труса? Однако на предписании стояла печать Пятой флотилии.

Утлое суденышко, прибывшее за ним, было одним сплошным гипердвигателем, без малейшего намека на бронированную обшивку или какое-никакое оружие на борту. Оно звалось «Цтиргор», в честь длинноногого травоядного, чьи выдающиеся способности бегуна оставались единственным способом защиты от хищников. Расстояние в два световых дня «Цтиргор» преодолел за шесть обычных, развив скорость в треть скорости света при ускорении в семидесят кзинских g. Альфа Центавра очень быстро из пары огромных светил превратилась в двойную сияющую точку в созвездии Андромеды.

Корабль плавно заходил в док. В лучах звездного света огромный корпус связного военного крейсера выглядел карликом по сравнению с его же развернутой гигантской антенной. Каркас трансмиттера, переливающийся всеми цветами радуги, казалось, заполнял собою все пространство. На расстоянии нельзя было даже предположить его истинных размеров — в космосе бинокулярное зрение воспринимает предметы искаженно.

Исполинская антенна была направлена в сторону человеческого Солнца, принимая также помехи из созвездия, которое люди звали Кассиопеей, а кзины — Клыкастым-Богом-У-Небесного-Водопоя. Солнце-Прародитель, соответственно, лежало в созвездии Полководца Приматы — от природы не воины — называли то скопление в честь свирепого медведя.

Странно, думал Наставник-Рабов, как мало меняется картина на звездном небе Патриархата. Самые яркие звезды, конечно, слишком далеки, чтобы их было видно, когда перелетаешь из одной части Империи в другую. Звезды Клыкастого Бога, все как на подбор, гиганты. Ярчайшая — красная, остальные — белые, массивные создания сплошь из тяжелых металлов.

На платформе для шаттлов его встречал Старший-Сержант, державшийся подчеркнуто строго. Он узнал Наставника по трем рабам-джотокам:

— Грраф-Хромфи ждет вас незамедлительно. Младший-Сержант позаботится о рабах. Добро пожаловать на борт.

Наставник почти скучал по своей кзинррет. Он ведь продал ее на рынке, кишевшем жуликами и ловкачами. Слишком быстро, правда, так что выручка оказалась не особенно велика.

На борту крейсера присутствовала легкая искусственная гравитация, достаточная для того, чтобы в воздухе не клубилась пыль и не болтались незакрепленные предметы. По проходам можно было передвигаться беспрепятственно. Обстановка мало отличалась от условий в Аарку, но по пути к Гррафу-Хромфи Наставник все же отметил, что тот установил строгую дисциплину на своем корабле: здесь пахло безукоризненной чистотой.

В командном отсеке Сержант отсалютовал четким движением лапы и отбыл. Наставник махнул когтями перед мордой самым щегольским, по его мнению, образом. Движение самого же Гррафа-Хромфи были легкими и быстрыми — и кожу на хвосте котенка не повредили бы. На нем красовался видавший виды камзол, который Грраф, видимо, чинил самолично, однако пах кзин как исключительно суровый начальник.

— Вряд ли на борту «Уха Шеррека» вы столкнетесь с теми же дикими нравами, к которым привыкли. Однако список обязанностей и правил вы найдете довольно интересным. Вы, кажется, держите при себе кзинррет, вопреки наличествующим уставам?

— Никак нет, господин!

— Полагаю, вы уяснили, что сквозь пальцы на подобное нарушение здесь никто смотреть не станет.

— Так точно, господин!

— Я ознакомился с вашим личным делом, Поедатель-Травы.

Хромфи вновь взгромоздил инфоскопы на нос, что не мешало ему сквозь столбцы ползущих по экрану данных наблюдать за реакцией Наставника. Тот внезапно напрягся, уши прижались к скулам, и мех на щеках перестал топорщиться.

— Да, юный Герой, мне все известно. Вольно!

— Мое малодушие позорит меня, великий полководец! Страстно ищу возможности вернуть честь, вступив в ряды Четвертой флотилии!

— Похоже, вы считаете, что кампания будет более успешна при наличии трусов на передовых позициях?

— Никак нет, господин!

— В данный момент я просматриваю отчет о недавно состоявшемся разговоре, в котором вы приняли активное участие. Вы как раз жаловались, что прежние враги с Хссина свели на нет все ваши попытки присоединиться к Четвертой флотилии, рассказывая тут и там о вашей легендарной трусости.

Наставник лихорадочно силился припомнить, когда это он сболтнул лишнее. Будь проклят его язык!

— Признаю, что такой разговор был, господин.

— И это правильно, поскольку у меня имеется соответствующая аудиозапись. Вы говорили правду: у вас действительно есть враги, это подтверждают собранные мною данные. Они действительно делали крайне нелестные заявления насчет вашей храбрости, но лишь на Хссине. Сейчас кзины, действия которых вы восприняли так близко к сердцу, уже вас и не помнят. Вы окончательно разочаровали тех, кто хотел даровать вам назначение на «Кровь Жертвы». Однако ваша кандидатура была одобрена на всех уровнях, даже теми, у кого к вам имелись претензии. «Враг», о котором вы так сокрушались, — это сам Чуут-Риит.

— В таком случае позор мне!

— Может, стоит напомнить, какие слова вы употребляли по отношению к недоброжелателю? Особенно мне нравится один оборот. Как это… Ах да — «он говорит анальным отверстием и справляет нужду через рот».

— Я совершил ужасную ошибку!

— Сболтнули чушь, не так ли? Гр-р, и понесете за это надлежащего наказания. Вы поступили под мое начало по приказу Чуут-Риита Поверьте, этого довольно, чтобы искупить любой грех. Я делаю Героев из котят. Вам придется облегчить мне участь и взяться за кое-какую работу.

— Готов исполнить любой ваш приказ!

— Прекрасно. — Грраф-Хромфи вынул из кобуры старинный кремневый пистолет и поднял инфоскопы на лоб. — Предпочитаю это вместо втцай-кинжала, — произнес он с иронией. — Дает несколько октентур преимущества над противником. Чувствую себя более современным.

Поскольку пистолет мог стрелять лишь одной пулей за один заряд, на его стволе имелись тяжелые, с легкостью дробящие кости шишки. Так что он мог служить чем-то вроде палицы.

— Разберите и вычистите, пока мы беседуем. — Хромфи протянул Наставнику чехол с инструментами.

— Слушаюсь, господин!

— За прошедшие три года Чуут-Риит собрал не одну, а две флотилии. Четвертая отлично экипирована и будет использована для массированной атаки. Пятая, почетным членом которой вы только что стали по личному приказу Чуут-Риита, задумана как элитное подразделение. Это ценное зерно, посеянное в начале четвертого похода. Пятая флотилия должна в кратчайшие сроки войти в полную боевую готовность. Подбираются лишь те, кто способен так же быстро усваивать требования и выполнять приказы, как и бегать. Расхлябанного сборища вроде Четвертой флотилии не будет. Любые нарушения субординации и дисциплины станут жестоко караться.

— Уже чувствую, как во мне растет страсть к послушанию, великий!

— Вопросы?

— Будем ли мы участвовать в битвах, о мудрейший? Или Пятая флотилия — это только резерв? — На какой-то миг Наставник от волнения даже прекратил полировать церемониальный пистолет.

— Возьмем пример. Ваш нахальный приятель, Ссис-Капитан, он ведь берет все, что хочет, и делает что вздумается. Появилась идея, он действует. Чешутся уши, он действует. Им правят гормоны, он ни перед чем не остановится. Если ему взбредет в голову, чтобы на командном мостике распоряжалась кзинррет, там она и окажется, пушистая и мурлычащая.

Наставник навострил уши в напряженном внимании, продолжая чистить пистолет. Он представил, как его бывшая кзинррет командует «Кровью Жертвы».

— Я прав относительно вашего друга?

— Гр-р, абсолютно!

— Так вот. Ему ни разу не приходилось вести корабль в бой. Вот впереди вражеская позиция. Он идет и берет ее, не так ли?

— У него храбрая команда. И бесконечно преданная.

— И сколько же он продержится в бою? Восьмую часть дня? Две восьмых, если повезет! А то и вовсе не увидит ни одной мартышки, прежде чем вместе со своей командой превратится в жаркое в развороченном корабле! Чуут-Риит со знанием дела набрал в Четвертую флотилию подобных молодцов. Если они выживут, то чему-нибудь обязательно научатся. А уж если им удастся убить нескольких приматов… Но это вряд ли. Чего, например, вы, варвары с имперских выселок, достигли? Горлопаны и сорвиголовы Хссина? Пограничные попрошайки? Лишь крови и тщеты!

Хромфи так разгорячился, что, казалось, вот-вот раздерет когтями в клочья свою командную панель.

— Гр-р, вероятно, вы, дикое сборище, переняли манеру приматов вести бой на свой собственный лад. Один поход — один флот. И проблемы ваши даже жалкая мартышка решить в состоянии. А следующий ваш шаг, гнусные мусорщики, — нанять людей-легионеров вести войну за вас. Чего ж зря тратить таланты рабов? Пустите их на борт, пусть командуют вашими кораблями!

— Господин, вы говорите о моем отце, не обо мне.

— Гр-р, а вы будто отличаетесь?

— Я высоко чту огнестрельное оружие. Это прекрасный пистолет, господин. Полагаю, я смогу собрать его.

— Добыл его на В'ккае. Там Чуут-Риит нашел меня. Оба мы устали и болтались по рыночной площади, слушали сплетни, искали развлечений. У старого ветерана купил пистолет, он крайне нуждался в золоте. Чууту оружие тоже приглянулось. Риит ведь страстный коллекционер этих штук докосмической эры. Он поклялся, что примет меня в собственный эскорт, дабы быть спокойным за судьбу этого пистолета. Видите клеймо Кай? Знаменитый оружейный дом, официальный поставщик двора Риитов.

— Четвертая флотилия наверняка покроет себя славой, возглавляемая таким великим коллекционером, как Чуут-Риит.

— Предпочитаете кружить вокруг да около? Ваша лесть любопытства не укроет. Позвольте, буду прямолинеен, благо мой пост это позволяет. Не Чуут-Риит ведет Четвертую флотилию. Он в паре световых дней отсюда, во дворце на Дивной Тверди. Вы даже представить себе не можете, с какими трудностями ему пришлись столкнуться, пока он пытался превратить Четвертую флотилию хоть в какое-то подобие дисциплинированной армии. Каждый провинциальный сопливец мнит себя Звездным Адмиралом, не меньше, достаточно взрослым для того, чтобы попытать счастья на неизведанных рубежах. Так что, юный кзин, Четвертая флотилия — это флотилия адмиралов!

Хромфи вновь говорил взволнованно:

— И позвольте заметить еще вот что. Именно Чуут-Риит поведет в поход Пятую флотилию к человеческому Солнцу. Это его личная армада На нее он возлагает все свои надежды. Но мы не выступим в путь до тех пор, пока он не будет уверен, что и вы, и я готовы. Я готов. Вы нет.

— Приказывайте хоть сейчас! — Наставник горел желанием внимать и исполнять.

— Гр-р, успеется. Прежде закончим с пистолетом. Он всегда должен быть готов к выстрелу, так что проверим кремень. — Хромфи оглядел оружие и вернул Наставнику. — Путешествовать на «Цтиргоре», вероятно, довольно утомительно. Вам стоит отдохнуть. После побудки доложитесь Дежурному-Сержанту. У нас еще будет время поговорить. Чем еще заняться, как не тренировкой Наречия Героев? Над нами небеса, под нами россыпи звезд. А впереди годы подготовки. Главный долг межзвездного воина — ждать.

— Вы отпускаете меня, Грраф-Хромфи, господин?

— Только не на этом корабле. Не надейтесь, что ваша участь станет легче. Разумеется, вы немедленно возьмете на себя обязанности по техническому уходу и содержанию корабля. Однако будет и множество других заданий, а также вещей, которым вам придется научиться, помимо чистки старинных пистолетов. Расшифровывать радиосигналы и протоколы связи. Учиться стратегии межзвездной войны. Кроме того, пройдете полный курс боевой подготовки прямо на борту «Уха Шеррека». А чтобы жизнь вам не казалась сладкой, будете учить всему, что растолкую вам я, моих сыновей. Увы, занятие неблагодарное и крайне хлопотное, и я очень нуждаюсь в помощнике.

— Это все, господин?

— Мне почудились нотки сарказма в вашем шипении. Нет, это не все. Это только начало.

— Жажду скорее приступить к обучению. Под конец и у меня появится убежденность, что я — Звездный Адмирал. Большего хссинскому варвару и желать нельзя.

— Когти вдоль морды и марш отсюда, Поедатель-Травы!

Наставник даже не оскорбился, поскольку Хромфи откровенно мурлыкал. Ну и каков же итог? Этот старый кзинский боевой топор вселял в Наставника благоговейный ужас. Но не малодушный страх.

Глава 16 (2403–2404 н. э.)

Новобранцев здесь звали не иначе как «беззубыми», и для них полагался обязательный семинар-класс, который вел сам Хромфи. Главным учебным пособием по изучению рукописей, моделированию различных боевых ситуаций, составлению таблиц и диаграмм оставался многотомный «Трактат о военном искусстве» Чуут-Риита. В основе же лекций Гррафа лежал особенно эффективный принцип:

«Думай, прежде чем прыгать!» И поверьте, у него имелась сотня разнообразных способов донести данный принцип до адресата — на случай трудностей в понимании.

Кроме того, это простое правило служило прекрасным способом предостеречь от фатальных ошибок. В день, когда от Чуут-Риита поступили последние известия о судьбе Третьей флотилии, Хромфи подробно разъяснил причины поражения ученикам.

На экране были изображены позиции Кгисс-Полковника, оставшиеся без подкрепления, поскольку пылкие воители правого фланга стремглав кинулись в погоню за внезапно появившимися кораблями неприятеля. Хромфи тыкал указкой в данные о результатах этой погони. Подробный анализ подтвердил, что два человеческих корабля-«горел-ки» были всего лишь приманкой для доблестных, но нетерпеливых Героев.

И таких примеров было множество. Один за другим Грраф выводил на экран неутешительные данные. Корабли снабжения вышли к Церере, когда там не осталось ни одного действующего военного судна. Поэтому никто не собирался объединять усилия, чтобы защитить вновь прибывшие грузовые баржи. Лучших условий для бойни не придумать. Вопреки приказам, Вторая ремонтная двинулась вглубь Солнечной системы, где обнаружила и с энтузиазмом атаковала перспективную цель. Но за неимением необходимого вооружения не смогла дать отпор основной вражеской лазерной батарее и понесла такой урон, что лишилась способности обеспечить ремонтом эскадрилью «Рык воздаяния», то есть выполнить свою первостепенную задачу. А без поддержки истребителей крейсер «Победа при Туманности Меча» был уничтожен камикадзе из эскадры «Дротиков».

— Так что думайте, прежде чем прыгать. — Хромфи советовал то же самое Героям, павшим в тех битвах. Глас убитого горем отца, которому доставили тело слишком самонадеянного сына.

Наставник припомнил, как пылко стремился попасть в Четвертую флотилию. А потом тех замороженных канониров в орудийной башне. Плоть, которой не успели отдать последние почести, мумифицировал космос, пока длилось долгое, позорное путешествие домой. Перед глазами плыли картины, потрясающие до глубины души. Смертельный оскал оплавленных лазерами лиц. Превращенный в черный пепел мех возле того, что прежде было лапами. Наверное, и те канониры в свое время мечтали о толпах рабов в цветастых ливреях, о бунгало в пампасах Центральной Франции или в английских степях. Впервые Наставник почувствовал, что ему вполне достаточно собственных, простых, совсем не экзотичных рабов-джотоков.

Порой, когда Хромфи пребывал в дурном расположении духа, он прибегал к практическим занятиям, чтобы на наглядном примере продемонстрировать справедливость его девиза. Тогда ученики собирались на тренировочной арене, и камеры фиксировали все, что там происходило. Ни одному молодому кзину не удавалось довести атаку на учителя до конца. Он всегда провоцировал их на фатальные ошибки, после чего останавливал бой для разбора промахов. Запись-голограмма шла в медленном повторе, пока Хромфи орудовал указкой, едко комментируя неудачи недавнего противника

— Начав атаку отсюда, он дал мне слишком много времени для ответного действия. Обратите внимание на то, как я передвигаю задние лапы. А противник уже не может сменить своей траектории. Вот — внимание на мои лапы — я готовлюсь к прыжку, — указка резко ушла вверх, — в то время как передней лапой я собираюсь перехватить его запястье! Хватаю, и все, что теперь остается, — это повернуть противника вокруг оси, чтобы выбить почву из-под задних лап. Тремя секундами позже он мертв.

Хромфи отвесил оплеуху герою разбора, когда голограмма свернулась.

— Теперь ясно? Думайте, думайте, прежде чем прыгать! А не то ваши мозги так и останутся на уровне нервных узлов стондата![20]

Кроме того, в запасе у Гррафа имелось достаточное количество сухих риторических формул, чтобы как следует вбить в безмозглые черепные коробки учеников простую, но спасительную суть его закона.

Крейсер «Ухо Шеррека» — флагман Третьего Черного Прайда, крупного подразделения Пятой флотилии. Что такое Черный Прайд? «Черный незаметен в космическом пространстве», — наставлял Хромфи, почесывая нос когтем. Ох, верный признак того, что впереди долгий, подробный разбор последствий, какими чревато любое бездумное действие. Да, он будет повторять это снова и снова Воители, выигрывающие битвы, всегда предвидят последствия. Их носы всегда чуют вонь катастрофы, к которой обязательно приводит опрометчивость.

Наставника-Рабов поражала детальность и продуманность долгосрочного плана Чуут-Риита. Два замаскированных экспериментальных Черных Прайда были отправлены с Четвертой флотилией к Солнцу Людей. Им приказано занять удобную для оценки происходящего позицию у орбиты Нептуна. Даже в случае героического поражения армады два подразделения уцелеют, незамеченные. Электромагнитный мониторинг деятельности приматов, подробное картографирование их системы, масштабные снимки планет, астероидных поясов… Такова задача. Последствия — тщательно продуманный и подготовленный массированный штурм, рассчитанный только на победу.

Кзины располагали системами обнаружения крупных защитных установок людей. Грраф-Хромфи продемонстрировал ученикам возможности «Уха Шеррека» на примере снимков заходящих в доки Тиамат кораблей и фотографий мюнхенских улиц, смазанных, но для специалиста вполне информативных. А данные съемки термоядерной станции Вахсамкайта на Дивной Тверди представил в двадцати различных вариантах сканирования, от гамма-коэффициента до сверхнизких частот.

Думать, прежде чем прыгать.

Прежде чем элитная флотилия Чуут-Риита перейдет в атаку, пять Черных Прайдов займут кольцевую позицию в человеческой системе на достаточном для наблюдения расстоянии, но в полной недосягаемости, даже если их обнаружит патруль кораблей-«горелок». Каждое подразделение — полноценная военная база, обеспечивающая ремонтом, медицинской помощью и боеприпасами. И отдельный разведывательный центр.

Хромфи отметил два основных промаха предыдущей кампании: снабжение флота за счет мародерства и боевых трофеев и отсутствие системы снабжения долгосрочного похода как таковой.

Черные Прайды созданы именно с целью обеспечить армаду всем необходимым на месте. Отдельно взятый Черный Прайд включает: связной крейсер, подобный «Уху Шеррека»; транспортер, несущий эскадрильи боевых кораблей; комплексный производственный корабль-верфь плюс самоходный док, где производится срочный ремонт и выпуск любых деталей за несколько часов; четыре «быстрохода» для срочной горной разработки на кометах, баржу-склад, лазарет. Антенну собирают и разворачивают роботы-техники по прибытии на место. Прочие расходные модули будут собираться по необходимости в случае, если кампания затянется.

Центром снабжения станет альфа Центавра. В течение шести лет Дивная Твердь и заводы Змеиного Клубка будут ежемесячно направлять эшелоны с припасами и гибернированными воителями к человеческому Солнцу. Для битвы или оккупации — не важно.

Но разве способны скучные лекции и диаграммы научить уму-разуму юнца, воодушевленного победами в драках с другими котятами? Гррафу-Хромфи приходилось привлекать беспечных учеников к исполнению особых обязанностей, вполголоса повторяя без устали: «Думайте, прежде чем прыгать». И кончик его хвоста безмятежно покачивался из стороны в сторону. Задания всегда были с подвохом, ловушкой для чересчур торопливых. Исполнять — значит учиться. Игры со смертью вынуждают думать.

Хромфи свалил на Наставника-Рабов образование своих сыновей. Те не пылали жаждой знаний. Но общение с ними — великолепный способ научиться избегать смертельно опасных шалостей. Однажды урок закончился убийством одного из котят. И командор «Уха Шеррека» не наложил на Наставника дисциплинарного взыскания. Первый трофей для пояса Героя.

В течение следующих нескольких лет основной обязанностью Наставника оставалась тренировка джотоков для Прайдов. Из Крепости Аарку переслали клети с ювенильными особями. Все они прошли переходную стадию, зафиксировав образ Наставника как родительский. После он познакомил их с симуляторами.

Невозможно было остаться равнодушным к этим созданиям. Он не имел права рассказывать им об истории их расы или военных достижениях, но их любознательность всегда провоцировала его на опасные пограничные обсуждения. Одного из подопечных он как-то обнаружил в неположенном месте, уморительно скачущим на локтях. Плечевой глаз с интересом следил за ползущим по стене насекомым.

Другой заметил появление Наставника:

— Хозяин, что это?

— Насекомое. Вероятно, с Дивной Тверди. Не может понять, как сюда попало.

— Живое или механическое?

— Органическое, как ты и я.

Пришлось объяснять разницу между репродуктивным циклом живых организмов и конвейерным производством на заводе.

После джоток пожелал узнать, создаются ли машины в воображении.

— Конечно.

— Нами? — Он имел в виду разумную жизнь, включая и кзинти.

— Да!

Джоток почесал ротовую щель, размышляя над тем, что за разум создал подробный чертеж агрегата типа «кзин». Они вернулись в питомник; Мягкий-Желтый аккуратно нес зеленое насекомое в лапе. А после прочел подробную лекцию об эволюции видов многочисленной аудитории своих подопечных.

— А как возникли мы?

Ну вот, пожалуйста, прямой вопрос по запретной теме.

В следующий раз, играя с Длиннолапом в карты, они разговорились о поместье, которым обзаведутся после завоевания Мира Людей. Джотока интересовали леса Земли.

— Любопытно, насколько они отличаются от хссинских? — размышлял Наставник. Где-то у него тут был трефовый туз…

— Завоеватели выжгут их дотла?

Хоть стой, хоть падай. Вот и военной стратегией уже интересуются! Разговоры всегда, так или иначе, подходили вплотную к запрещенной информации. Не важно, на какие уловки шел один, чтобы избежать неприятностей. Другой всегда задавал вопрос прямо в лоб и только по существу.

Глава 17 (2404–2409 н. э.)

Годы шли, Хромфи тщательно укреплял вверенное ему подразделение. Переполненные верфи Змеиного Клубка работали на пределе возможностей. Мало-помалу Третий Черный Прайд обзаводился необходимыми для полного комплекта кораблями и техникой. Грраф командовал так, как если бы уже занял стратегическую позицию у человеческого Солнца Может, его Герои, шутки ради, и вели скрытое наблюдение за Адмиралтейством Дивной Тверди, но перебиваемые шумами сообщения об успехах Четвертой флотилии слушали со всей серьезностью.

С тех пор как у Прайда появился самоходный док, обязанности Наставника-Рабов значительно расширились. Рабочим бригадам приматов в таком серьезном деле, как техническое обслуживание корабля и боевых систем, Хромфи не доверял. Его собственный персонал проверял все досконально, при необходимости перебирая блоки заново, до полного соответствия жестким требованиям командора. Подобный рабочий режим оказался слишком изматывающим. Приходилось углубляться в тонкости судостроения. Поэтому Наставник нашел другой способ: обучил большее количество джотоков мастерству ремонта и переборки механизмов, так что со всем управлялись рабы.

Случалось, впрочем, что работы не было. Тогда он писал отчеты или резался в карты с Длиннолапом. И не забывал нюхать воздух на предмет опасности. Во время одного такого затишья он взял да научился управлять «Рыком воздаяния». Оказалось, это гораздо безопаснее, чем помышлять о гареме Хромфи. Кстати, мысли о толпах прекрасных кзинррет стали посещать его гораздо чаще. Порой он вспоминал свое детство в доме Чиир-Нига, голову матери на коленях. Наставник уже раскаялся, что продал неутомимую демоницу Гриинх.

Естественное желание для кзина — обзавестись большим количеством домочадцев и жилищем-крепостью. Но Наставник никак не мог взять в толк, с чего это ему самому хочется иметь сыновей? Уж точно не оттого, что приходится учить ужасных котят Хромфи. Трус не имеет права давать жизнь потомству; это опозорит Патриархат. Но все же ему ужасно хотелось иметь котят. Поэтому Наставник представлял, что рабы-джотоки — это его дети, раз уж из переходной стадии они выходили, абсолютно уверенные, что он — их родитель.

Однажды сыновья вызывают отцов на поединок. Многочисленные дети-джотоки делали, по сути, то же самое, только иначе. Неутолимое любопытство подопечных требовало от Наставника постоянно расширять кругозор. И вроде бы не горел он желанием и любознательностью особенной не отличался… И вопросы задавал только конкретные, и то только сведущим, опытным кзинам многими рангами выше. Но его невероятно раздражало, если не находилось ответа на глупые расспросы джотоков вроде: «А каков минимально допустимый размер Вселенной?» Ну и как прикажете отвечать? Никому и в голову не придет таким интересоваться!

А все Длиннолап виноват, однажды рассказавший юным подмастерьям о черном карлике Р'хшссире. О том, что звезда будет сжиматься бесконечно, не используя водородных запасов, поскольку обладает лишь семью восьмыми массы, необходимой для термоядерной реакции. Тем не менее Р'хшссира не лишится конечного радиуса, хотя всякое давление себя уже исчерпало.

Длиннолап вместе с Ползуном обучали механике гравитационных поляризаторов четырех юных джотоков. В сумме это двадцать невероятно любопытных мозговых центров, по пять на каждого. Чтобы перебрать и настроить поляризатор, не требовалось в совершенстве знать единую теорию поля, но разве это останавливало гиперактивных ювенилов переходной стадии?

«Жуткая четверка» в перерывах между работой провела приблизительные расчеты минимального, взятого за функцию массы диаметра белого карлика. Они не совершили открытия — их умственные способности этого еще не позволяли, но они действительно определили критические массу и размер, необходимые для жизни нейтронной звезды.

С образованиями, крупными настолько, что их сжатие происходило бы за световым барьером, пришлось повозиться. Прежде чем приступить к вычислениям их параметров, один мозг заразил остальные крайне важным вопросом: «Если Вселенная подвергнется коллапсу, то каков будет минимальный конечный диаметр?»

Мягкий-Желтый попытался ответить так, как ответил бы любой кзин:

— Вселенная расширяется.

Но четверка, возопив в двадцать легочных щелей, не желала довольствоваться малым. Настройка поляризаторов — это сухая практика. А тут вопрос для радости ума! Что, если Вселенная все-таки сжимается?

Следовало и данные о природе гравитации сделать недоступными. Да еще и поляризаторы из себя все такие изящные! А вот бы снабдить их масляными факелами да формой, как у деревянных головоломок В'ккая. Чтобы джотоки из сил выбились такое строить и было им не до полетов буйной фантазии!

Но нет! Стоило только опрометчиво упомянуть, что поляризатор использует отрицательные искривления космического пространства, как четверка тут же пустилась в лихорадочные вычисления. Только спятивших рабов еще не хватало! «А чем отличается отрицательное искривление от положительного? Если положительное искривление в порядке вещей и это значит, что все притягивает все остальное, почему не сворачивается Вселенная? Когда она начнет сворачиваться? А если она свернется, насколько маленькой она станет? Скажи нам, Мягкий-Желтый!»

Слава Клыкастому Богу, что Длиннолап и Ползун давно миновали стадию, когда волнуют подобные вещи. Тем не менее пришлось пожертвовать интереснейшей карточной игрой ради подробного изучения волновавшего «четверку» вопроса. Интерактивный справочник-накопитель неожиданно оказался бесполезен. Он несколько раз просил переформулировать требование, а после выдал ответ из области азов элементарной астрофизики. А именно теорему Исчислений-Шткаа-Касательно-Ш'рол.

Шткаа был из тех деятелей просвещения, кто, ратуя за свое дело, буквально кровью мучеников записывал формулы и вычисления. Учитывая, какие выдающиеся плоды принесло его служение науке, его имя было полностью обелено. С помощью накопителя Наставник ознакомился с разнообразными граничными значениями уравнений Шткаа. Затем вызвал на экран расшифровку терминов, с которыми никогда не сталкивался: ведь единая теория поля относится к сакральной области науки со специфическим набором шипящих и рычащих, да к тому же Наречие Героев претерпело значительные изменения со времен Шткаа. В случаях, когда достойные определения отсутствовали, приходилось углубляться в другие уравнения, прежде чем становился понятным смысл умозаключений математика. А тремя днями позже…

В целом, теорема Шткаа звучала довольно просто. «Вселенная не способна свернуться дальше нижнего информационного уровня». Но ведь нижний информационный уровень призывал учитывать «принцип неопределенности» величины температуры, при которой «все частицы сворачивающейся Вселенной имеют равные возможности находиться где угодно в виде раскаленного болида». Ох, даже шерсть на загривке дыбом от напряжения! Ну хорошо, принцип учтем. Тогда… Частицы способны миновать минимальный радиус.

Умно!

Наставник-Рабов старательно и со всей ответственностью проинформировал об этом четырех «сыновей». Он привел уравнения единой теории поля, избегая любопытных подробностей. Удовлетворенно прянул ушами, ведь «принцип неопределенности» автоматически сводил на нет любые сомнения!

Если вам известна скорость частицы, то вы не сможете определить ее местоположение. До сих пор ли она приближается к центральной точке или миновала пограничный рубеж? Вычислив ее позицию, вы тут же теряете возможность определить скорость. Устремлена наружу или внутрь? Таким образом, информация о том, расширяется или сжимается Вселенная, незамедлительно оказывается в области непостижимого.

Дело сделано! Вот вам минимальный радиус Вселенной. Спасибо Исчислениям-Шткаа-Касательно-Ш'рол. Но «четверке» о теореме — ни слова.

Если на тебя устремлены сразу три глаза джотока — о, ты преуспел в умении завладевать его вниманием. Но если смотрят все пять глаз — ты просто гений. Большерот, полный восхищения, тут же сбегал за чашей с граши-землеройками, а другие джотоки принялись благоговейно расчесывать мех Наставника. Отчего котята кзинов не способны на такие проявления чувств?

Только сейчас он начал осознавать, насколько преуспел в воспитании рабов. Едва джоток обзаводится разумом, он готов привязаться к любому, кто сообщает ему элементарные вербальные коды. Наставник наблюдал однажды, как ювенил переходной стадии пытался быть сыном говорящему компьютеру. Этот момент перехода-привыкания был самым ответственным и критическим. Но не решающим. Джоток, как любое живое существо, страстно нуждался в родителе. И вам следовало быть им, если вы задались целью вырастить верного, адекватного раба.

С пониманием пришло странное, незнакомое до сей поры смущение. Наставник не мог быть настоящим отцом джотокам, потому что был не в состоянии обучить их навыкам боя. Они ведь травоядные, не Герои. Воистину лишь трус может стать отцом для тех, кто никогда не научится драться.

Помнил ли Наставник об убийстве Водящего-За-Нос? Вероятно. Но только как о необъяснимом отклонении.

В целом, ему нравилось его занятие, отчасти потому, что держало подальше от драк. Он научился искусно лавировать, избегая дуэлей. Предпочитал быть исполнительным: старым воинам подобострастие нравилось — есть кому поручать задания, — но юные Герои воспринимали равнодушного к боевым потехам соратника как потенциальную жертву.

У того, кому не нужны неприятности, выход один: завоевать уважение на тренировочной арене. Грраф-Хромфи вызывал Наставника на поединок чаще остальных, что только было тому на лапу. Гордым воинам Третьего Черного Прайда, преклонявшимся перед командором, и в голову бы не пришло, что Хромфи никогда не позволит себе покалечить или унизить Наставника, что старый кзин старается выпестовать достойного учителя для собственных сыновей. Он натаскивал его как полномочного заместителя в суровом деле воспитания помета и выбраковки безнадежно слабых котят. Самому Хромфи для этого не хватало ни духу, ни времени.

Едва почуяв страх Наставника, какой-нибудь воитель был вынужден себя сдерживать, ведь у того на поясе висело ухо сына командора, да и тело сплошь покрывали ссадины и раны — последствия жарких учебных дискуссий с подопечными котятами. Шрамы, по сути, являлись орденами, которыми Наставник ужасно гордился, какую бы боль ни приходилось терпеть. Ведь они заставляли остальных держать недовольство и раздражение при себе.

Все же, несмотря на большой прогресс в развитии боевых навыков, Наставник предпочитал уединение. Многими годами позже на охоту в саваннах родной планеты кзинов он будет выходить один, без компаньонов и сопровождения.

Глава 18 (2410–2413 н. э.)

Об уединении, увы, можно забыть, едва ты становишься частью грозной военной машины, и не важно, насколько далеко тебя командировали для несения службы. Наставник мог сколько угодно прятаться за своей работой — начальство всегда находило его, поскольку он оказался незаменим. В свое время с инспекцией пожаловал и Чуут-Риит.

Черные Прайды являлись основой, костяком Пятой флотилии, поэтому Верховный Командор-Завоеватель полагал особенно важным пристально следить за развитием подразделений. Согласно кзинской поговорке, всегда «оборачивай хвост вокруг новостей». Пока офицеры его свиты с мостков осматривали трюмы-мастерские самоходного дока «Гнездящаяся самка косоклыка» и разобранный «Рык воздаяния», Чуут-Риит обернулся к Наставнику:

— Припоминаю наш разговор во время хссинской охоты.

— Я тогда был слишком молод, господин. Пустота в голове и буйство гормонов.

— Но вы блеснули талантами прекрасного стратега. У вас дар к хитроумным маневрам и продуманным атакам, — отозвался Риит учтиво. — Позвольте освежу вашу память о том, что меня столь заинтриговало. У вас, похоже, есть теория о биохимическом контроле над рабами-приматами. Кажется, вы упоминали некий барьерный механизм, отвечающий за скорость их обучения, способный блокировать эти возможности, едва рабы достигают требуемого уровня интеллекта.

— Да, господин, я раздумывал об этом, но никогда не проводил экспериментов. Ментальная физиология может выкидывать странные шутки. Потерян след — потеряна добыча. Как вывести породу на новый стандарт качества без наличия необходимых признаков у самок?

— Я дам вам новое имя, если преуспеете в данном начинании.

— Господин!

— Приматы с огромным трудом поддаются одомашниванию. Полагаю, на Земле, где популяция огромна, мы столкнемся с этой проблемой в исполинских масштабах. Охотиться на тех, кто не пригоден к рабству, не слишком эффективный способ ее решить. Дикий примат — хитроумное создание, он может притвориться смиренным слугой. И убивает, не раздумывая. Последний случай с перебитыми кзинррет и их котятами напомнил мне о вашем предположении. Если вы располагаете временем, чтобы заняться данным вопросом, я пришлю вам столько животных для экспериментов, сколько вы сочтете необходимым. Мне бы хотелось, чтобы результаты исследований нашли применение в кампании Пятой флотилии.

— Готов приступить к выполнению задания!

— У вас здесь хватит места?

— Я переставлю клетки.

— Хорошо.

В отсеке для боеприпасов, пустующем до начала военной миссии, у Наставника громоздились горы пустых клеток. Слишком маленькие по кзинским меркам, они были достаточно велики для людей, а для их детенышей и вовсе просторны. Когда прибыла первая партия приматов, он установил четкий режим. Животные получали пять восьмых воды и пищи за то, что содержали в чистоте свои клетки. Остальное — за попытки общаться и сотрудничать. Прекрасный стимул сменить настроение тем, кто хранил упрямое молчание и на контакт идти отказывался.

Вместе с партией оказавшихся очень шумными приматов доставили и самого лучшего медицинского робота человеческой сборки, какого только поверенные Чуут-Риита смогли разыскать. К нему прилагалась инструкция на немецком, английском и японском языках. А в память были загружены исчерпывающие сведения о человеческой биохимии, хотя и с трудом поддающиеся чтению. Медробот также позволял восстанавливать животных, поврежденных во время экспериментов.

Сперва Наставник загрузил в блок памяти экзотического робота программу, которая перевела сведения по человеческой биохимии в кзинские символы. После перенес полученную информацию в свой справочник-накопитель и добавил к общей модели строения мозга известных инопланетных рас. Удивительно, но некоторые нейромедиаторы[21] приматов отличались от кзинских лишь формой. Впрочем, именно форма помогла Наставнику наконец понять, почему рефлексы Героев гораздо быстрее человеческих.

Через несколько недель пришла пора первого эксперимента. У Длиннолапа обнаружились удивительные способности к хирургии. Результатом его пробной попытки вскрыть человеческий череп стала обширная гангрена, устраненная медроботом. Вторая попытка увенчалась бесспорным успехом. Самку человека разместили в удобном операционном кресле, зафиксировав конечности и голову, чтобы она не навредила самое себе. Потом сняли верх черепной коробки, обнажив мозг.

Жалея подопытную, Наставник повысил температуру в помещении. На ее руке он поставил клеймо из опознавательных запятых и точек, чтобы не спутать с остальными. Сверхтонкие зонды, помещенные в мозговое вещество, осуществляли замеры химической активности нейромедиаторов, составляли схемы расположения невральных узлов, ответственных за сенсорный вход, контролировали скорость кровотока, отслеживали изменения нейроактивности, пока продолжались эксперименты с выключением и включением основных рефлексов и эмоций. Наставнику требовался наглядный пример строения мозговых структур, о которых он столько читал.

Пока продолжалось исследование, он с волнением расхаживал вокруг операционного кресла. Ему вовсе не хотелось, чтобы самка умерла от шока, прежде чем он добьется четкой схемы иннервации человеческого поведения. Поэтому он приготовил для нее мороженое из зубатки в качестве компенсации за неудобства.

Целью было выяснить, как полностью исключить из ее ментальной системы любознательность и пытливость и повысить эффективность репродуктивной функции. А вот о наиболее выгодном применении самцов еще стоит поразмыслить. Рабочая сила и деликатес — разные вещи. В зависимости от цели меняется и стратегия разведения.

Годы шли, ничего из ряда вон выходящего не происходило. Сплошная трудовая рутина. Эксперименты на животных. Изучение биохимии. Дешифровка нейронных карт. Уход за поляризаторами. Мастер-классы боевой акробатики в награду за качественно и быстро выполненный ремонт. Очередная драка с одним из сыновей Хромфи. Летальный исход. Новое ухо на поясе Героя. Лекции по военной стратегии. Волнующий эпизод с одной из дочерей-недотрог Гррафа. К счастью, в темноте и без свидетелей. Канонирская практика. Новая партия джотоков-ювенилов. Новые зубодробительные вопросы. Следующий уровень экспериментов с человеческим мозгом.

Исследования начали приносить результаты, когда Наставник расшифровал коды подавления и стимуляции роста нейронов. Оказалось весьма полезным знать, в каком состоянии человеческие нервные клетки «принимают решение» о делении. После пришло осознание, что дендритный рост поддается контролю.

Лишь однажды, и это послужило Наставнику хорошим уроком, во время эксперимента он расплатился сполна за свою кзинскую нетерпеливость. Он слишком увлекся тщеславной идеей поразить соотечественников созданным лично рабом-гением, что привело к излишку нейронных соединений в мозгу подопытного самца. Результат — гибель животного. Досадно.

Утомительную рутину изредка сменяли вспышки всеобщего ажиотажа. К примеру, пожаловавший с визитом Йао-Капитан настолько заразил остальных собственным задором, что Прайд без колебаний развернул гигантскую антенну на многие градусы от человеческого Солнца: капитану вдруг срочно понадобилось исследовать подозрительный источник гамма-излучения.

Впрочем, яркие впечатления не длятся бесконечно. Глядишь, прежняя подруга-скука вот она, тут как тут. Да, Наставник достиг весомых успехов в исследованиях, несмотря на их раздражающе медленный темп, но что за нудное занятие! Да, он набрался завидного опыта, позволявшего проводить большое количество сложных, комплексных операций на человеческом мозге, прежде чем наступала смерть испытуемого, но изощренные детали процесса выматывали его, доводя буквально до бешенства Он уже не был уверен, что решился бы довести начатое до конца, не пообещай Чуут-Риит новое имя.

Благодарю тебя, Клыкастый Бог, за толики радости посреди бесконечной саванны уныния!

Во время второго отпуска ему удалось договориться с сиротским приютом на Дивной Тверди, чтобы без риска восполнять число подопытных приматов. Кража рабочих с военных заводов сулила смертельную дуэль, а тюремные заключенные были слишком востребованы как добыча для охотничьих утех.

Рабы-джотоки держали его мысли в постоянном напряжении. На излюбленное развлечение — карты времени совсем не оставалось. Один из джотоков создал математическую теорию, аналогов которой не нашлось бы ни в одном справочнике-накопителе. Другой добился исключительных результатов в обучении людей, управляя их болевыми порогами, что, надо сказать, прояснило довольно внушительный список загадочных моментов в функционировании человеческого мозга. Наставник и подумать боялся, каково бы пришлось ему, не будь поблизости верных и бесконечно любопытных помощников, значительно облегчавших его труд. Порой стоило лишь задать вопрос, и джоток со всей увлеченностью пускался в исследования и возвращался уже с готовым ответом. Что и говорить, раса пятил алых травоядных куда терпеливее кзинов.

Прошло десять лет с тех пор, как Наставника перевели в Третий Прайд, когда исполинский ресивер начал принимать сигналы о масштабных сражениях в человеческой системе. Битвы, сообщения о которых так разгорячили кровь обитателей системы альфы Центавра, отгремели вот уже четыре года тому назад. Но и теперь прием посланий о результатах сражения занял целый месяц, поскольку сигнал шел вместе со световыми волнами.

Четвертый и Пятый Прайды на своих отдаленных позициях тоже получали известия. Третий оставался на подступах к альфе Центавра как замыкающий тыловой хвост. Прайды лихорадочно сравнивали сигналы и обменивались недостающими обрывками, но их разделяли расстояния в световые дни, так что на сопоставление и окончательное формирование посланий уходило уйма времени.

Гррафа-Хромфи новости, кажется, нисколько не удивляли. Он стоически держался, не позволяя боевой ярости вырваться наружу. Совершенно обратное творилось с Наставником.

«Кровь Жертвы» была уничтожена на одиннадцатый день сражения — сожжена дотла. Смертельно уставший, но жадно ловивший каждую сводку, Наставник был оглушен известием о смерти лучшего друга. Четыре года назад! Словно шепот предков. Словно сам он прожил незаслуженные четыре года жизни. «Я жалкий призрак», — так он думал, тут же обвиняя себя в инфантильности. Ему было невыносимо грустно. А после истинно кзинская злость завладела им. Он жаждал боя, крови. Но не с кем было сражаться. Жаждал украсить пояс ушами приматов. Но сейчас именно приматы хвастались ушами Ссиса как экзотичным трофеем.

Что-то в природе людей по-прежнему ускользало от его понимания. К клеткам Наставник вернулся в самом скверном расположении духа.

— Эй, доктор Моро! — глумилась самка с длинными черными волосами. — Когда приштопаешь мне волчью башку?

— Звельда! Вычистить клегку! — рявкнул он с акцентом. Всего-то элементарный уход за всасывающей насадкой.

— Подойди поближе, я швырну тебе дерьмо в морду! Губы Наставника вздернулись над клыками.

— Осторожнее, я не в настроении!

— Какие новости! Мне-то что? Давай прикончи меня! Он замурлыкал, чтобы скрыть раздражение:

— Лучше вычисти клетку, и я дам тебе мороженого. Она завыла:

— Ты так часто копаешься у меня в голове, что я уже ничего не соображаю! Мороженое! Ты хоть что-нибудь понимаешь? Открой клетку, и я тебя убью! Знаешь, что происходит с женщиной, которой вырезают мозги? Все эмоции наружу! Она теряет контроль! Становится животным! — Самка схватилась за прутья и зарычала, заскрежетала зубами.

Дети-сироты в соседних клетках принялись плакать. Но с ними проще сладить, чем со взрослыми особями, пусть и не военными.

Итак, очередной провал. Она пребывала в ясном рассудке, и единственным очевидным результатом экспериментальной работы с нею стала ярость, неугасимая и едва ли поддающаяся контролю. Эти человеческие самки цеплялись за свой разум как за спасительную щепку даже после радикального хирургического вмешательства. А когда Наставнику удавалось полностью избавить подопытных от каких-либо признаков интеллекта, те демонстрировали тяжелую, потрясающую своим уродством поведенческую аномалию.

Однажды он попытался исключить из ментальной картины любопытство, но женщина впала в крайний идиотизм и без конца задавала вопросы, совершенно безразличная к ответам. В результате другого эксперимента самка обзавелась исключительной рассудительностью, полностью лишившись здравого смысла. Обратившись к биохимии, Наставник сосредоточился на способностях к обучению, но это привело лишь к развитию апатии у приматов, и тогда кзин обнаружил, что апатия и лень имеют много общего. Апатия вела к снижению интеллекта и всех остальных жизненно важных функций тоже. Стремление к познанию окружающего мира, с другой стороны, интеллект развивало, но смогут ли кзины получить от этого хоть какую-то пользу?

По-прежнему ускользал некий ключевой момент.

— Тебе же нравится мороженое. — Он твердо решил держаться, надеясь, что Звельда опомнится и приберет в клетке.

— Лучше втяни мое дерьмо через нос!

Разве это заявление разумного существа? Тупик. Он ведь мог доставить ей радость. Мороженое — награда за проявленное усердие. Но похоже, стимул больше не являлся действенным. Может быть, самка перестала понимать, что такое мороженое? Может быть, эмоции справятся там, где отказывается работать разум? Кзинррет всегда отзывались на проявление чувств. Но что способно доставить Звельде счастье, с тех пор как она впала в эту бесконечную ярость и даже слышать Наставника не может? Победа? Может быть.

Победа вызывает бурю радостных переживаний, заставляет мурлыкать без остановки. Кзины и похожие расы наслаждались вкусом победы.

— Прямо сейчас животные твоего вида совершенно счастливы, а я скорблю, — начал Наставник.

— Счастливы?! — насмешливо взвизгнула Звельда. — Дай ткну тебе пальцем в глаз! Вот тогда буду писать от радости! — Она дернула прутья решетки, зарычав по-немецки: — Чертов вонючий кошак! От тебя несет! Ссаный кошак! Иди помойся!

Наставник попытался успокаивающе погладить Звельду, но та только изо всех сил ударила его по пальцам.

Поразительные перемены. Когда эту самку доставили, она была тихой и скромной, с готовностью отвечала на проявления ласки. Наставник даже решил на радостях, что в ее случае понадобится лишь незначительная коррекция. Но, судя по всему, хирургические опыты сняли всякий интеллектуальный контроль над дикими инстинктами. Головоломка. Скрепя сердце он удалил свою недавно созданную теорию о ключевых механизмах работы головного мозга человека.

Интересно, насколько пострадала способность Звельды оперировать абстрактными понятиями? Она ведь не смогла выстроить связь между победой и удовольствием.

Стараясь выговаривать слова на языке приматов с таким усердием, с каким не общался даже с матерью, Наставник попытался еще раз:

— Приматы уничтожили наш флот на подступах к Солнцу. Доблестные воины погибли ужасной смертью. Поэтому ты счастлива, а я в глубоком горе.

— Солнце?! — Звельда забилась в истерике, зашлась воем. Еще одна странная деформация. — Наши выпрут вас вон… — Тело сотрясалось от плача. — Вы, поганые шлюшки собственных отцов… — Речь прерывали всхлипы. — Вы у Солнца?

— Мы пошлем другой флот.

Похоже, урон мозговым центрам самки был нанесен куда больший, чем предполагалось. Кажется, все эмоции проявили себя разом, в полном беспорядке. По щекам женщины бежали ручьи горьких слез, но ее зубы были обнажены — проявление почти кзинской ярости. Некий древний, бессознательный инстинкт пробивался сквозь заслон ментальных надстроек.

— Убить! Убить! Убить! — визжала Звельда, похоже исполненная радости и счастья.

Грохотали прутья клетки, плакали дети.

Пришлось применить транквилизатор, а позже попытаться исправить ошибку, восстановив нервные клетки в тех областях, откуда они были удалены. Это не сработало. Звельда оказалась в коме. Благодаря медроботу жизнь еще теплилась в ней, но она не отзывалась ни на один внешний стимул, не могла следить за собой или самостоятельно кормиться. Пришлось раздать мясо сыновьям Хромфи за хорошее поведение. Правда, голову Звельды Наставник сохранил: нарезал слоями мозг и занес схему расположения нервных структур в свой справочник-накопитель, надеясь, что придет день, когда он наконец поймет, где же так грубо просчитался.

Кроме того, он не смог удержаться и срезал одно ухо самки как трофей. После катастрофического поражения Четвертой флотилии ему требовалось ухо примата на

поясе.

Все чаще он думал о матери. Раньше он воспринимал ее как совершенно неразумное создание. Любая идиома в Наречии Героев обязательно имела отношение к умственным способностям кзинррет, если речь шла о глупости. Когда один кзин говорит другому: «Ты просто кзинррет», это значило: «Ты безмозглый идиот!»

И все же… Попытка воспроизвести эту легендарную глупость у самок приматов привела лишь к исключительной поведенческой аномалии.

Со всей накопившейся яростью, вызванной поражением кзинской армады, Наставник двинулся на штурм неразрешимой, казалось, проблемы, что буквально терзала его. И все время вспоминал мать. То, как часто она спасала ему жизнь.

Ошибки, допущенные во время исследований, обескураживали. Пришлось углубиться в подробное изучение самого понятия «интеллект». Похоже, всякий раз, когда кзинррет опасалась за жизнь своего котенка или отчаянно его защишала, она действовала, не просто повинуясь бессознательному инстинкту. Чтобы делать то, что она делала, наличие разума просто необходимо.

Но ведь это невозможно. Вновь Наставник припомнил трогательный эпизод, когда грациозная Хамарр самозабвенно сжевала книжку.

Прекрасные души даровал Клыкастый Бог первым кзинррет. Но в решающей Битве Голодных Лет они предали Бога и своих самцов, оставшихся верными служителями. Бог отнял у самок души, а их тела отдал во владение самцам, чтобы раса процветала. Так говорили легенды, предания о событиях, случившихся до зарождения науки или письменности. Но что же тогда произошло в действительности? Что потеряли первые кзинррет при Битве Голодных Лет, если не собственный разум?

Любовь Наставника к матери была очевидным, не подлежащим сомнению фактом, какой бы Хамарр ни была. Но какой же она была на самом деле — наука молчала. Хамарр редко говорила, а когда говорила, пользовалась лишь элементарным Наречием Самок, ограниченным восьмью окталами слов. Разве можно считать животное разумным, если оно даже разговаривать толком не способно?

Глава 19 (2414–2419 н. э.)

— Что же мы медлим! — Наставник угрюмо привалился к овальному проему переборки, пытаясь совладать с гневом. В условиях слабой гравитации приходилось держаться за поручни.

Его рык прервал трескотню джотоков, и те поспешили заняться делами, чтобы порадовать хозяина. Некоторые удалились в спальные ящики и там затаились.

Наставник изнывал от желания отправиться к человеческому Солнцу с карательным рейдом. Десять лет ожидания и строительства! Наступила пора возмездия! Гормоны требовали вымещения героизма на толпах разъяренных врагов. Он старательно, послушно ждал, ждал, ждал, а лучшего применения клыкам все не находилось, кроме как грызть точильный кусок выдубленной кожи в крошечной каюте.

Он маялся. Одолело беспокойство. Кровь кипела, отчаянно требовала действий…

Однако у неумолимого, непреклонного, сохраняющего спокойствие Чуут-Риита, видимо, имелись собственные взгляды на сложившуюся ситуацию. Ожидание на самом деле не ожидание, заявлял он. Ожидание — это план. Масштабы поражения, похоже, нисколько не сказались на его способности трезво и здраво рассуждать. Да не лишится Клыкастый Бог терпения, глядя на подобное бездействие!

На одной из лекций Грраф-Хромфи сообщил, что Адмиралтейство Дивной Тверди производит переоценку ведущей стратегии. Чуут-Риит со всем цинизмом ожидал поражения Четвертой флотилии, но также рассчитывал, что нападение кзинов посеет панику среди людей и серьезно ослабит их военную мощь. Ныне Чуут-Риит требовал еще несколько лет приготовлений. Центаврианскую промышленность необходимо было вывести на уровень, когда она сможет обеспечить бесперебойное межзвездное снабжение армады. Кроме того, Верховный Командор ожидал, что за это время подрастет свежее пополнение для рядов Героев, которые отправятся в поход.

Третий Прайд продолжал разведку Солнечной системы, получая сигналы через далекие антенны Первого и Второго. Они оставались возле Нептуна, до сих пор не обнаруженные, как и четыре с небольшим года назад. Вели неусыпное дежурство, следили за Солнцем Людей — всего лишь самой яркой точкой среди россыпей звезд.

Сигналы шли с помехами; их пропускали через фильтры и анализировали специалисты разведки альфы Центавра. Размытые снимки базы ОНКФ на Гибралтаре. Нечто напоминающее флот, курсирующий в астероидном поясе. Новые точки на поверхности Меркурия. Следы поисковых спутников, сканирующих космическое пространство. Обрывки переговоров на гражданских радиоволнах, позволяющие судить о нравах человеческой цивилизации. Все более подробные карты земных городов.

Наставник обычно лишь бегло просматривал подобные снимки. Их было слишком много. Один из самых первых, грубый и единственный в своем роде, зафиксировал сборку некоего аппарата среди астероидов. Судя по масштабным меткам, он был огромен, но с массой, обратно пропорциональной величине. Большую часть конструкции составляла хрупкая магнетическая воронка: обычный человеческий «поршень-ковш». Гражданское судно. Посмотреть и забыть. Наверное, подготовка дипломатической миссии к одному из местных союзов.

Несколько месяцев спустя случилась новая вспышка беспокойства: теперь «поршень» был оснащен внушительными водородными цистернами и, собственно, взял курс на альфу Центавра! С какой, скажите, целью?! Наставник обратил внимание на переполох только потому, что Грраф-Хромфи воспользовался случаем и устроил лекцию на тему человеческих технологий. В течение следующих пяти лет он и не вспоминал об этом эпизоде. Едва покинув лекторий, тут же о нем забыл. Дел хватало: заболел джоток и сулила безнадежный проигрыш жаркая карточная схватка с Длиннолапом.

За эти пять лет новая флотилия выросла вдвое. Благодатная почва для семян раздора, охватившего вассалов Дивной Тверди. О подобных масштабах не помышлял даже Чуут-Риит, пока эти семена сеял. Вспышки боевой ярости, распри и стычки всегда там, где требуются сверхусилия, и среди рабов, и среди самих Героев. Долгий Мир требует серьезных жертв. Таков порядок. Мир невозможен без войны, ему предшествующей.

Наставник-Рабов открыл золотоносную жилу. И она приносила не деньги, а выгодные связи и расположение. Его рабы-джотоки поражали своими умениями в ремонтном мастерстве. С ними никто не мог сравниться. Так что дело оставалось за малым.

— Кр-Капитан, теперь ваш «Окорщик» в полном порядке. Но если позволите, могу предложить кое-какие модификации, которые только улучшат ходовые качества.

Освобождая от пут запуганную з'анью, которой предстояло стать их обедом, Наставник сделал паузу, давая собеседнику время поразмыслить над его предложением. Нестандартные изменения запрещались. Кр-Капитан оторвал кусок мяса под мучительный вопль животного. Если ответа не последует, Наставник больше не поднимет вопроса о внеуставных модификациях.

— Согласен на любые предложения. — Рот и клыки капитана были измазаны кровью.

— Разумеется, любое изменение обратимо.

— Отличный способ одурачить дерганых бюрократов.

— И очень эффективный, если в критических обстоятельствах нестандартные запчасти вдруг окажутся недоступны.

— Когда вы сможете приступить к работе?

Чтобы избежать хаоса в поставке снаряжения, стандартизация была проведена единожды и навсегда еще на заре Патриархата. Все улучшения, по директивным предписаниям, назначались только на центральной планете кзинов. Но в империи досветовых скоростей, диаметр которой составляет шестьдесят световых лет, новые стандарты распространяются медленно.

Поэтому все гениальные замыслы, порожденные нуждой на каком-нибудь местном поле боя, были обречены пылиться в виде пробных чертежей. Ведь сначала нововведение должно быть одобрено на столичной планете. После протестировано чиновниками, которые помышляли о себе как о главной вехе любой модернизации и гордились своим ограниченным числом. Если идея выдерживала все испытания, то ей предстоял долгий путь в десять, а то и пятнадцать поколений, прежде чем новый стандарт утверждался Верховным Адмиралтейством, и не потому, что там сплошь дряхлые тугодумы, а потому, что скорость прохождения света от звезды до звезды была слишком невелика.

Тем не менее многие рожденные в битвах идеи все еще дремали в разрозненных архивных уголках интерактивной сети справочников-накопителей. Чтобы найти их, требовались недюжинные усилия и цепкий ум для понимания, что именно требуется, и основательная инженерная подготовка — для осознания, что является возможным, а что нет. Фанатично преданные техники-джотоки также приветствовались.

«Окорщик мартышек» был штурмовиком-разведчиком с экипажем из троих кзинов. Он находился на довольно солидном расстоянии от «Уха Шеррека», на испытаниях нелегального оборудования, когда пришло срочное сообщение: «Окорщик. Окорщик. Окорщик. Запись. Запись. Запись». Кр-Капитан, сидевший у дельтаобразной консоли управления, включил записывающее устройство трансмиттера. Наставник-Рабов в это время разбирался с детектором, а Длиннолап неуклюже расположился в кресле стрелка, таращась на приборы. Он должен их чинить, а не соображать, как с ними управляться.

Была сообщена позиция, как раз на прямой линии между человеческим Солнцем и альфой Центавра, на окружности альфы А в точке тридцать градусов к северо-востоку от базовой долготы, идущей через звезду кзинов.

Если «Окорщик» не успеет осуществить перехват за сорок семь часов, корабль людей ускользнет.

Взволнованный, Кр-Капитан поспешно развернул внешнюю антенну в сторону «Уха Шеррека»: «Подтверждаю. Подтверждаю. Перехват осуществить. Подтверждаю. Подтверждаю. Выхожу на позицию». Он выключил комлинк — слишком велико расстояние, чтобы поддерживать связь, — снял инфоскопы и окинул взглядом звездное пространство, пока разворачивал штурмовик к линии, соединявшей человеческое Солнце и альфу А, теперь разъединенные лишь семью градусами.

— Мы почти на месте. Аж шерсть дыбом. Надеюсь, ваш усовершенствованный поляризатор все же выдаст ускорение в квадратный октал. Что за стондат этот «поршень»!

— Эй, две ракеты! — выдала Короткая рука Длиннолапа, ознакомившись с инструкцией по комплектации корабля.

— Ракеты-зонды, — рыча, отозвался Кр-Капитан, недовольно свешивая язык, — для разведывательных целей!

Наставник неожиданно вспомнил лекцию Хромфи пятилетней давности.

— Я знаю, что такое «поршень».

— Прекрасно. Можем уничтожить? Мы ведь безоружны. Штурмовик достиг ускорения шестьдесят три кзинских

g, хотя пройдут еще часы, прежде чем альфа Центавра поползет по небосводу. Кр-Капитан занялся вычислением орбит на дисплее. Штурмовик пересечет путь полета человеческого корабля под углом девяносто градусов.

— Времени у нас достаточно, чтобы сбросить скорость и затормозить прямо у них перед носом. Останавливаться или облететь на бреющем?

Все, чему учил Хромфи, внезапно всплыло в голове Наставника. Думай, прежде чем прыгать.

— Остановимся, если сможем. Должны попытаться. При нашем векторе скорости нельзя пересекать линию следования под подобным углом.

Видавший виды лекторий на «Ухе Шеррека». Запах бериллиумовых макетов и старого меха. Примесь влажного аромата водорослей. Лекторий пять лет назад. Хромфи, все тот же невозмутимый тиран с всклокоченной гривой. Голограмма «поршневого ковша» плавает с одной стороны, а с другой своей шамбуковой указкой с наконечником из резца косоклыка в нее тычет Грраф, а потом — в животы особенно невнимательных слушателей.

— Нам неизвестны их цели, — прозвучал голос из прошлого. — Может, просто принюхиваются по нашим окраинам. Совершенно очевидно, что боевой мощи для полноценной атаки им не хватит.

Наставник прикидывал в уме: до сих пор ли это так? Но ни к какому выводу не пришел.

— Отбиться они не смогут.

«Да, — думал Наставник, — единственная их защита — скорость. Побегут, как бесклыкие травоядные».

— Самый любопытное, что Космический Флот Объединенных Наций по-прежнему не нашел возможности изобрести гравитационный поляризатор. Равно как и четыре года назад. С другой стороны, люди бы не тратили средства на столь громоздкий, но медлительный корабль. Вот эта магнетическая воронка реактивного двигателя предназначена для сбора водородных соединений из космического пространства. Кто-нибудь из присутствующих способен назвать главный минус данного агрегата?

В лектории воцарилась тишина. Подобная сегодняшней тишине на пути к точке перехвата сквозь безмолвный космос.

Наставник припомнил, как заявил, подтрунивая:

— Спросите у Длиннозубого. Он знает. Длиннозубый-Сын Гррафа-Хромфи вздрогнул от неожиданности: его вырвали из мира грез.

— Почтенный патриарх, «поршневой ковш» слишком медлителен.

— Его ускорение слишком незначительно, — поправил отец. — Почему же?

Длиннозуб смерил Наставника испепеляющим взглядом за то, что тот втравил его в обсуждение.

— Недостаточно запасов водорода.

— Насколько?

— Господин! Я не знаю.

— Наставник-Рабов?

— Прошу, примите мои извинения, если я не прав. Отсюда до человеческого Солнца плотность водородных скоплений достигает от одного квадратного октала до четырех квадратных окталов водородных единиц на горсть космического пространства.

Хромфи проткнул голограмму наконечником указки прямо перед мордой Наставника. Желоб магнетической воронки был увешан связками круглых цистерн.

— Им требуются вот эти огромные водородные баки, чтобы поддерживать работу реактивных двигателей, поскольку на низких скоростях много водорода не соберешь. Баки будут отброшены, едва корабль достигнет достаточной для сбора нужного объема водорода скорости. — Тут Хромфи насмешливо осклабился. — На высоких скоростях им тоже несладко, несмотря на то, что магнетический коллектор едва ли не того же размера, что личные охотничьи угодья Патриарха. Их максимальная скорость — четверть световой, и то лишь при наличии прямоточного реактивного двигателя. Более сложные конструкции обречены на весьма серьезный барьер релятивистского эффекта. Сомневаюсь, что им удастся превысить скорость вполовину световой.

И ты был не прав… «Окорщик» шел на перехват корабля приматов, приближавшегося почти со скоростью света.

— На действительно высоких скоростях им придется решить задачу утилизации протонных космических лучей. Неприятная диета, скажу я вам. — Грраф задорно прянул ушами, добавив, что таковой она покажется всем травоядным.

…Да, только приматы как-то выкрутились и даже преуспели, перейдя на этот грозящий летальным исходом рацион.

— Таковы технические детали, и, полагаю, детали несложные. «Поршневые ковши» весьма примитивное решение для космоплавания, поэтому мы не используем их да и с подробными чертежами незнакомы. Основная проблема не в создании, а в самой идее. Магнетическая воронка не способна на существенное ускорение по причине огромного потребления топлива и потому, что реактивные двигатели производят инерционное ускорение. Для чего создавать водородный заборник, если максимум, что он может выдать, это одна g инерционного ускорения?

Но как же пять g… Год за годом…

Хромфи не упомянул то, что знали все: кзинский штурмовик с парящим в кабине пилотом достигает ускорения шестьдесят единиц гравитации. Выход на максимальную скорость займет пять дней.

— Сколько времени потребуется этому забавному «ковшу», чтобы достичь шести восьмых скорости света?

— Шесть месяцев? — рискнул предположить откровенно скучавший офицер. Рискнул прежде, чем подумал.

— Более восьмидесяти лет, и большую часть времени он проведет на низких скоростях. А когда достигнет альфы Центавра?

— Ко времени, когда Пятая флотилия оккупирует Землю, — заявил Длиннозубый с усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего несчастным мартышкам.

Но они уже здесь, а Пятая флотилия даже не выступила в путь…

— Весьма справедливо подвергнуть расчетам возможности этого корабля. Потому что это снимок четырехлетней давности.

Им понадобилось всего девять с небольшим лет, чтобы добраться сюда…

— Да, воронка уже миновала позиции и Первого, и Второго Прайдов. Но все это время (сообщениям от передовых Прайдов понадобилось четыре и три десятых года на путешествие к альфе Центавра) люди будут еще слишком близки к своей системе, то есть в самом начале пути. Не думаю, что стоит рассматривать эту экспедицию как угрозу нашей безопасности. Робот-разведчик следит за «ковшом», это наш долг, но сомневаюсь, что мы когда-либо еще услышим о нем снова. Еще на подступах к альфе Центавра люди потеряют ускорение и отправятся болтаться по бескрайним просторам космоса. До нас так и не добравшись.

Итак, даже Грраф-Хромфи способен на фатальную ошибку.

Наставник-Рабов провел необходимые вычисления в справочнике-накопителе детектора. Робот-разведчик обнаружил след «ковша» двести световых дней назад. По-прежнему на годы раньше, чем предполагалось. Это означало, что максимальная скорость корабля гораздо выше той, которую полагали возможной кзинские инженеры.

Кр-Капитан закончил с расчетом траекторий и включил автопилот. Выход к нужной точке через двадцать три часа.

— Приказано применить творческий подход.

Он имел в виду, что на штурмовике отсутствовали боеприпасы как таковые.

— Самый лучший младший механик во Вселенной сейчас радом со мной, — ответил Наставник.

— И как же мы покончим с этой летающей дрянью?

— Может, и не придется. Хромфи говорил, что приматы не могут выжить при таких скоростях. Бомбардировка космическими частицами.

— О, ну тогда пожалуй старикану ухо, — отозвался капитан с сарказмом. — Зачем нам вступать в бой, если мартышки уже трупы! Отличная идея, только как бы они не повыскакивали из погребального костра! — Он разразился плевками и рычанием. — Примем за данность, что у них есть гравитационный щит и они все еще живы!

— Гравитационный щит — это то же самое, что и гравитационный поляризатор. В таком случае им бы не понадобился «поршневой ковш».

— Что еще за ковш?

— Магнетическая воронка, такой черпак, который собирает водород прямо из космического пространства и перерабатывает его в гелий, необходимый для термоядерной реакции в двигателе.

— И что, мартышки бросятся к амбразурам и забросают нас стрелами? — Капитан насмешливо хлопнул ушами.

— Вероятно, магнитное поле их защищает, — предположил Длиннолап одновременно двумя «руками».

— Раб! Заткнуться! — рявкнул Кр.

— Он играет в карты? — прошептала одна «рука» в опущенное ухо Наставника.

— Смотри не слопай кресло, на котором сидишь, Длиннолап. Мне скоро потребуется вся твоя смекалка.

Обиженный, Длиннолап плюхнулся обратно на рот и пустился в ворчливое бормотание с самим собой на тему, какой он замечательный стрелок. Возник горячий спор между конечностями: какая будет главной в управлении ракетами-зондами?

— Полет заканчивается прямо за звездой А, — заметил Наставник. — Приматы будут уже мертвы. На таких расстояниях звездный ветер особенно жесток. Он разорвет их на части, подобно клыкам твоего отца.

Кр-Капитана эти рассуждения, похоже, убедили слабо, так что Наставник решил использовать аналогию с виртуальным приключением из симулятора, которое они проходили вместе:

— Это все равно что ураганный ветер, рвущий паруса.

Кр недовольно обнажил клыки. Ему не нравилось вспоминать о том виртуальном жутком мире, сплошь укрытом водой. Пятеро Героев, севших на мель во время сражения, на шлюпке улепетывают, что есть сил, от приближающегося тайфуна. До сих пор Кр не мог прийти в себя от пережитого кошмара.

— Дважды не повторяю! Будем действовать, исходя из предположения, что мартышки живы, ты, жалкий паразит, пожирающий плоть дохлого стондата!

— Как прикажешь, отважный Герой!

— Так как мы их прикончим? Это была твоя идея забрать лучевую пушку на испытания!

Мысль о том, что на борту отсутствует оружие, приводила Кр-Капитана в ярость. Даже жалкой ядерной ракеты нет!

— Мне обшивку кинжалом-втцай ковырять, пока они мимо пролетать будут?!

— Боевая кушетка крайне неудобна, уважаемый Герой, — буркнула Короткая «рука».

Общение с самим собой невероятно обогащало новыми идеями. К такому выводу пришел Длиннолап и немедленно добавил:

— Бросим в них кушеткой!

— Молчать! — взревел Кр.

Наставник озирался вокруг в поисках предметов, которые можно было бы пустить в ход.

— Нам бы пригодился золотой песок, но твой доблестный втцай и в одиночку справится даже с самым могучим кораблем приматов!

Длиннолап выдал великолепную имитацию кзинского шипения, подражая глубокому вдоху.

— Мы оставим нашего доблестного Героя на пути корабля, потрясать своим втцай. Он прыгнет, — заявила Короткая.

— И ударит кинжалом! — выкрикнула Пятнистая, и все пять конечностей хором принялись изображать боевые кзинские рычания и плевки.

Тонкая пафосно, нараспев завершила повествование:

— В тот же миг вражеский корабль расщепило на мелкие частицы в пламени великого позора! И еще долго после боя Кр-Герой излучал пурпурное сияние, польщенный официальной похвалой Патриарха!

Быстрая «рука» ухватилась за поручень на спинке кресла Наставника на случай, если тому придется защищать Длиннолапа.

Обнажив клыки, Кр-Капитан оглядел своего кзина-компаньона, скорее желто-рыжего, чем рыже-красного:

— Где ты откопал этот мясной пятиугольник?

— Мы вместе с самого Хссина. Он действительно великолепный механик.

— Ну что ж, полагаю, мы пришли к согласию, — проворчал Кр. — Некий массивный объект покинет этот борт.

— Можно обойтись и меньшим весом. Если распылить на пути приматов частицы золота, каждая крупинка обзаведется энергетическим потенциалом среднего ядерного взрыва, — заметил Наставник.

Кр-Капитан не поверил. Кзины не привыкли к боевым маневрам на релятивистских скоростях. Но, проведя необходимые вычисления, он пришел в сущий восторг:

— Немного пыли — и настоящий ядерный гриб! Здорово.

— Не все так просто, — простонала Большая «рука». Длиннолап посовещался сам с собой.

— Дело тут не в высокоскоростном кинетическом импульсе, — констатировала реально смотревшая на веши Быстрая.

— Мы стоим на грани неизведанного, где интуиция теряет всякое практическое применение, — заключила Короткая, отличавшаяся широким кругозором.

На релятивистских скоростях кинетический импульс превращается в ливень космического излучения.

Уже невооруженным глазом можно было наблюдать, как альфа Центавра ползет по небосклону в сторону Солнца Людей. Сквозь усиленное поле поляризатора свет звезд казался неестественным. «Доблестный стрелок» Длиннолап занялся нехитрым делом: снял камеры с ракет-зондов. Затем соорудил из подручных средств пару боеголовок: в ход пошли баллоны с кислородом, половина питьевых запасов и несколько граммов карбида вольфрама в виде шлифовального порошка из собственного набора инструментов.

«Окорщик мартышек» нес на борту большое количество всевозможных сенсоров. За семнадцать часов до выхода к точке назначения пошли сигналы о приближающемся «ковше», чья кажущаяся скорость сейчас составляла сто двадцать световых. После электронного увеличения было получено изображение в перспективе. Но «ковша» на нем не было. Экипаж штурмовика был повергнут в шок. Наставник предположил, что приматы просто сгорели, проходя слишком близко от альфы А, но, когда бортовой накопитель повернул изображение под другим углом, обнаружилось, что воронка просто свернулась, так что ее магнитное поле теперь выполняло лишь функцию защиты экипажа. Войдя в зону притяжения альфы Центавра приматы всего лишь «свернули паруса»!

Выйдя к точке перехвата, «Окорщик» навел и выпустил ракеты-зонды навстречу кораблю ОНКФ, уже заслонившему человеческое Солнце. Боеголовки должны были рассеять убийственную взвесь кислорода и оледенелого вольфрама. Затем штурмовик помчался по траектории полета «ковша», сливая гелиевый охладитель, запасы азота, аргона и, для пущего эффекта, опустошив баночку гигиенической пудры, которую Кр-Капитан использовал для ухода за шерстью. На полной скорости штурмовик развернулся и, притормозив, взял в сторону; для безопасного обзора происходящего. Наставник настраивал уцелевшие камеры.

— Они же запросто обогнут взвесь! — с сомнением буркнул Кр-Капитан, настоящий эксперт по маневрированию на сумасшедших ускорениях шестьдесят g.

— Они ничего не видят. Курс отслеживают лазеры. Даже крошечный зазор толщиной в кзинский ус спровоцирует огромное боковое давление. У них нет технологий для его компенсации. Они обречены!

Теперь Героям оставалось лишь ждать. Величайший долг воина. Уметь ждать.

Полчаса спустя безымянный «ковш», чья миссия до сих пор оставалась загадкой, пронесся мимо столь стремительно, что наблюдатели даже не успели осмыслить происшедшего.

Первая ракета прошла мимо цели.

Вторая задела край воронки, превратившись в ядерное облако, в ионного джинна, который обрушил огненный кулак на «ковш», но промахнулся. Слишком поздно, слишком медленно.

Корабль приматов принялся утюжить взвесь-ловушку. Магнитное поле сотрясали перегрузки, оно оказалось бессильно перед россыпью частиц и сгустками кислорода. Сверхпроводники перегрелись. Электрическое сопротивление начало плавить обшивку корабля…

Тем временем водород и кислород, вольфрам, гелий, азот и аргон, даже пудра Кр-Капитана превращались в крошечные сверхплотные атомные снаряды, проникавшие всюду: сквозь перегородки, по воздуху, по системам жизнеобеспечения, оседали внутри инструментов, в белковых соединениях, в фузионном двигателе, утяжеляли свинцово-вольфрамовые радиационные щиты… Любое доступное для атома пространство смертельная масса заполняла немедленно. И более не выходила наружу, оставляя после себя лишь ионный след.

Отдельный пучок космических лучей ударил в массивный сердечник «ковша», рассеивая, кроша его на мелкие фрагменты. Мезоны вспыхнули гамма-лучами и дали рождение мюонам. Мюоны прожили недолгую ленивую жизнь и погибли. Возникли позитроны. Рождалось в муках антивещество. Частицы сердечника брызнули в стороны, отчаявшись вернуть равновесие. Нейтроны ринулись в космическое пространство.

Но борта разрушала именно энергия базовых электронов. Корабль был беззащитен перед атомной бомбардировкой, но для электронов оставался непроницаем. Однако при столкновении последних с обшивкой их кинетическая энергия тут же преобразовывалась в тепло.

Вспыхнуло яркое пламя, впрочем, его погасила почти световая скорость корабля. Доплеровское излучение вошло в красный спектр. От двигателя не осталось ничего. Но инерция безжалостна. То, что двигалось, продолжало двигаться.

Отныне корабль ОНКФ был обречен на бесконечное путешествие по Вселенной в виде плотной связки космических лучей, постепенно разваливаясь на части под воздействием межзвездного эфира, газовых скоплений и частиц космического мусора. Миллионы лет спустя в какой-нибудь отдаленной галактике ученые отметят любопытное увеличение плотности потоков элементарных частиц в непримечательном квадранте ночного неба. И создадут теорию о высокой концентрации металлов в космических лучах.

Вернувшись на «Ухо Шеррека», экипаж «Окорщика» узнал о цели человеческого корабля: бомбардировка. «Ковш» выстрелил с огромного расстояния. Каждая релятивистская «дробина» несла ядерный заряд.

Иными словами, удар был запланирован. А точность приматов-канониров приводила в ужас. Арктические зоны были изрешечены, и только чудом обошлось без жертв: в этих регионах никто не жил. Удар по кзинской базе привел к гибели четырех тысяч Героев. Огромные потери понесли рабы-люди, из которых лишь пять процентов имели отношение к военной структуре кзинов. Промах пришелся по океану, вздыбив приливную волну, смывшую четыре прибрежных города.

Кр-Капитан рвал и метал:

— Почему мы не засекли их прежде, чем они атаковали?! Увы, воинам не стоит забывать о переменчивости фортуны. Только Черные Прайды располагали оборудованием для дальних разведывательных операций. «Ухо тигропарда» Четвертого Прайда и «Нос Патриарха» Пятого заметили электромагнитный след «ковша» прежде остальных. Но оба корабля находились в двух световых днях пути от трассы следования вражеского корабля. Сообщения, обычно посылаемые в световых волнах, не успели бы достичь альфы Центавра и предупредить об угрозе, и даже самые быстрые истребители не смогли бы перехватить корабль приматов. «Ковш» был тут как тут почти сразу же после обнаружения его электромагнитного следа.

Крейсер Хромфи, пусть и заслоненный альфой Центавра, с бомбардировщиком ОНКФ разделяли только восемь световых часов. Но даже в этом случае перехват представлялся практически невозможным, если бы не счастливая случайность в виде «Окорщика», проводившего испытания оборудования неподалеку от пути следования людей.

Грраф провел лекцию по разбору ошибок. Думайте, прежде чем прыгать. Врага не стоит недооценивать. Хромфи был крайне зол на самого себя, поскольку полагал, что половина скорости света — это максимум возможностей человеческих «ковшей». Ярость настолько переполняла его, что он провел целый день на тренировочной арене, чтобы дать себе разрядку, принимая все вызовы без исключения.

Лишь несколько месяцев спустя выяснилась и тайная цель бомбардировщика. Когда был предательски убит Верховный Командор-Завоеватель.

Глава 20 (2420 н. э.)

Второй-Дежурный-Офицер немедленно вызвал Хромфи, выдернув того из тревожного сна. Грраф не превращал жизнь подчиненных в сущий кошмар, если они осмеливались потревожить его покой. Герой на посту обязан разбудить мертвого, если от этого зависит судьба Патриархата. Командор Третьего Прайда явился на мостик взъерошенный, в одних тапочках, ворчливый, но не злой.

К расшифровке приступили сразу. Небольшой объект возник из ниоткуда в области Р'айи в Гареме-Клыкастого-Бога — в Плеядах. Всего в нескольких световых часах пути. Исключительно аномальный пульс гравитации. Забили тревогу. Объект нес в себе источник нейтрино. Новая головоломка.

Комплектация Третьего Прайда была на стадии завершения. Командор Хромфи приказал снарядить разведывательную группу. Если загадочное излучение исходит от небольшого судна, он желал, чтобы его захватили и доставили для исследования. Быстро. И невредимым.

Для миссии он отобрал тех, кому мог доверять: старого, убеленного сединами воина, пилотировавшего истребители, еще когда Чуут-Риит был котенком; угрюмого варвара с Хссина, обожавшего выковыривать мясо из зубов и старательно почесывающего макушку, прежде чем прыгать, и своего самого многообещающего сына.

Так что их тоже разбудили раньше времени. Каждый поспешно нацепил на переносицу инфоскопы, чтобы ознакомиться с указаниями.

— Неприятеля обезоружить. Не уничтожать! — рычал Хромфи. — И покуда вы еще слушаете, предупрежу. — Он перешел к угрожающим звукам Наречия Героев, что заставило слушавших трепетать в предвкушении. — Приборы показывают, что корабль появился из ниоткуда. Приборы легко обмануть. И лучшие кзинские умы ошибаются, как ни прискорбно. Тем не менее, пусть и звучит абсурдно, будьте готовы, что в случае опасности объект исчезнет так же неожиданно, как и появился. Поэтому нападайте немедля! Выводите из строя как можно скорее! Пленных брать! Если корабль беспилотный, доставить компьютер для изучения!

После Хромфи связался с командным центром эскадрильи истребителей — убедиться, что те обеспечат поддержку. Он хотел учесть все, что только можно.

От аппарата пришельцев, маячившего на экранах, буквально несло чужеродностью. На границах Патриархата такие инциденты особенно опасны. Но как свести загадочные события в единое целое? Припомнились деревянные головоломки Жрецов Загадок В'ккая. Восьмью разными способами соединялись части головоломки, и только один был верным.

Между тем решения принимались задолго до того, как укладывались должным образом разрозненные части загадки.

Как сумел этот невероятно быстрый «ковш» высадить шпионов? При этом, похоже, не прибегнув ни к одной из известных тактик торможения. При скорости на грани световой любой спускаемый аппарат приобретет потенциал бомбы, способной превратить в пыль целый континент. К тому же невозможно пропустить его энергетический след. И как лазутчики сумели пройти охрану Чуут-Риита и блокировать двери яслей, так что Верховный Командор оказался бессилен помочь пищащим от голода котятам? Магия? Разумеется, нет.

И вот теперь неопознанный корабль, испускающий уникальный гравитационный импульс. Может быть, «ковш» не высаживал десант? И на горизонте появился новый игрок? Хромфи вспомнил визит Йао-Капитана, его заразительную настойчивость… Антенну тогда развернули в сторону возможного искусственного объекта «пришельцев». Еще один кусок головоломки, торчащий не на своем месте.

Злые времена! После отбытия трех истребителей Хромфи обратился к другим проблемам, верный главному долгу воителя — терпеливому ожиданию…

…неприятностей, способных заставить Гррафа-Хромфи направить Третий Прайд прямиком к человеческому Солнцу, и пусть эта безмозглая свора на Дивной Тверди захлебнется в собственной крови! Окталы благородных кзинов, роптавшие под началом выскочки Чуут-Риита, воспользовались убийством как поводом узурпировать власть. Клыки Траат-Адмирала без устали трудились в горячих дуэлях. Политический хаос.

К несчастью, провинциалы мало смыслили в вопросах чести! Они считали дуэли и власть проявлениями доблести. Смерть расценивали как шанс. И даже не слышали о верности после смерти. Об истинном проявлении чести.

Оставить их рвать друг друга на части — идея привлекательная, соблазнительная, но бессмысленная. Пятая флотилия нуждалась в Дивной Тверди как источнике снабжения. Хссин для этой цели не годился. Во-первых, расстояние, во-вторых, аборигены, которые на крови поклялись в верности центаврианским Героям.

В целом, «ковш» не нанес большого урона, но в результате сотни преданных рабов почти взбунтовались. Откровенное неповиновение распространялось подобно чуме, с тех пор как ожесточенные схватки в кругах кзинской элиты стали достоянием общественности. Дикие особи осмелились на атаку базы Гернинга из космоса и даже вывели из строя на три дня ее сенсоры, что позволило переслать боеприпасы и продовольствие группе мятежников.

Грраф-Хромфи пребывал в дурном настроении после дипломатического визита на Дивную Твердь. Сначала он побеседовал с наиболее фанатичными из тех, кто пошел на предательство ради власти. Хладнокровно позволил им пуститься в обвинения и претензии, в справедливости которых они не сомневались, потом вызвал на поединок за клевету и прикончил. После трех демонстраций истинной сути чести остальные осознали всю важность аккуратного и взвешенного оперирования фактами и выводами. Алчущие власти всегда совершают одну и ту же ошибку: на ложных логических умозаключениях они создают собственную истину, которую и отстаивают на публике со всей яростью.

В овальном проеме перегородки командного центра появился Второй-Дежурный-Офицер:

— Господин! Не уделите мне внимание еще раз? Хромфи поднял голову. Дежурный тут же резко махнул лапой перед мордой.

— Вид у вас, будто вы собственного отца повалили в рукопашной. Нашли что-нибудь еще? Только не говорите, что новый неопознанный объект.

— Нет, господин, не в этой системе. Но есть кое-что, на что вам необходимо взглянуть, господин, если соблаговолите. Позвольте воспользоваться вашим накопителем?

Не дожидаясь ответа, офицер включил настенную панель и задал команду поисковому детекторному кристаллу. На экране возникла телеметрическая сетка.

— Эти странные сигналы нам пересылает из человеческой системы Второй Прайд для расшифровки и анализа. Уже три месяца, как сигнал идет, то прерываясь, то вновь возникая. До сих пор нет уверенности, что это не помехи и не сбой в работе оборудования.

— Что-то есть за этими шумами?

— Да, господин. Тот же алгоритм, что и у нашего загадочного гостя. Я провел сравнение. Семь восьмых уровня достоверности. Великолепный показатель, учитывая, что сигналы перебивают мощные помехи. На «Носу Патриарха» те же данные, но только в большем диапазоне.

— И четырехлетней давности, — буркнул Хромфи. — Не будем забывать о световом промежутке. За пять лет многое меняется. Наша флотилия увеличилась вдвое. Кто знает, чем они там занимались у своего Солнца.

— Как вы думаете, что это, господин?

— Разведчик.

— Неужели они нашли способ путешествовать со скоростью света?

— Придется выяснить. Все подразделения в боевой готовности?

— Так точно, господин!

Теперь Грраф не на шутку взволновался. Прибыл ли этот корабль из человеческой системы? Он включил гравитацию на полную мощность, чтобы побродить по мостику. Внезапно вызвал Наставника:

— Вы, кажется, разбираетесь в каракулях этих чокнутых математиков, не так ли? Во всех этих таинственных уравнениях по общей теории поля?

Виртуальный образ Наставника повис в воздухе, словно призрак.

— Так точно, господин, я прибег к подобной пытке над собой. Желаете знать мое мнение об этом импульсе?

— Что может означать столь внезапное появление определенной массы?

— Вы предполагаете, что импульс свидетельствует о материализации объекта из пустоты?

— Да.

— Никак невозможно, господин. Мое мнение…

— Да любитесь вы со стондатом! Ваше мнение меня не интересует, Поедатель-Травы! Я спросил, что это значит!

— Не желаю злить вас, поэтому скажу то, что вы хотите услышать. Любая масса, миновавшая барьер скорости света, появится в наблюдаемой точке будто из ничего.

— Но наш объект не движется на релятивистских скоростях.

— Световой барьер вполне может быть неизменной величиной. Позвольте напомнить о работе Ссркикна-Обманщика «Горизонт событий как…»

— Да, да, да. Разве может некая масса миновать горизонт событий?

— Но ведь материя выплескивается черной дырой постоянно. Правда, никакой информации с собой не несет. Корабль на скорости свыше световой изжарит собственный экипаж до шкварок. И тогда вам ни за что не понять, кто это и откуда, не говоря уж о цели полета.

— Думаете, есть более простое объяснение импульсу?

— Несомненно, но мое мнение ничего не значит, командор!

— Через несколько дней я смогу передать вам этот корабль для изучения, если с нами не вздумают играть в прятки или, еще хуже, не заберут для какого-нибудь зоопарка! Полагаю, это человеческий корабль. Мне нужны пленные. Во время атаки они могут получить ранения. Вы наш ветеринар. Берите «Цтиргор» и медробота, подаренного Чуут-Риитом, следуйте за атакующими. Сами в бой не лезьте. Ваша задача — лечить раненых приматов.

Хромфи отключил и снял инфоскопы. Уши его были прижаты к черепу, губы вздернуты над клыками. Он ненавидел ждать!

Глава 21 (2420 н. э.)

Корабль Космического Флота Объединенных Наций «Акула» материализовался в радиусе триста тридцать пятой астрономической единицы, в пятидесяти миллиардах кломов[22] от альфы Центавра — на позиции, позволявшей оставаться незамеченным для кзинских установок, «прочесывающих» Солнечную систему. Несмотря на безопасное расстояние, лейтенант ОНКФ Нора Аргаментайн была крайне взволнована: еще бы, ее первый боевой рейд. У нее имелись особые причины для мести.

— Вроде бы все в порядке, Чарли. Все чисто, — сказала она. Детекторы светились зеленым.

Капитаном был Чарли. Пракит — механиком гипердрайва. Двое других в тесном грузовом отсеке к команде отношения не имели. У тех особое задание: выяснить судьбу «Ямамото». Тихие, молчаливые, они спустятся на своей крошечной ракете, из тех, которых кзины называют «горелками», когда сближение окажется возможным. Они убьют Чуут-Риита, если капитан Матиесон и лейтенант Рейнс со своей задачей не справились. Убийцы-профессионалы.

Нора включила телескоп, так что теперь они наблюдали Дивную Твердь. Релятивистские дробины «Ямамото» должны были оставить заметные следы на поверхности, но, вероятно, с такого расстояния незаметные. Надо будет подойти ближе.

Аргаментайн не была уверена, что «Ямамото» миновал альфу Центавра. Вполне возможно, что он оказался в адской ловушке, опутанный клочьями межзвездного газа, или отказало магнитное поле, или танью знает что еще могло приключиться. Время прибытия «ковша» к точке назначения поддается лишь приблизительному прогнозу. Рейнс и Матиесон были бы потрясены достижениями технологического прогресса по сравнению с две тысячи четыреста девятым годом. И Дивную Твердь могли бы освободить от оккупантов прежде, чем «ковш» вышел на ее орбиту!

Пракит ковырялся в блоках гипердрайва, подготавливая его к очередному прыжку. Места было мало, Нора не смогла бы ему толком помочь, поэтому просто повернулась и обнадеживающе постучала по шлему техника, широко улыбнувшись, ведь он так насупился.

— Что, достается тебе от Бетси?

— Да нет, просто чудо-малышка. Если кормить ее каждые четыре часа и покачивать на коленях, она ведет себя паинькой.

Бетси была новым изобретением Крашлэнда и его гордостью. Удача приобрела у космических бродяг технологию сверхсветовых полетов и начала поставку гипердвигателей на два года раньше Земли, прочно обосновавшись в этом сегменте рынка. Качество продукции из системы Проциона значительно превышало качество земных аналогов — сколько бы планета-колыбель ни кичилась инженерным превосходством, — поэтому в Космическом Флоте Объединенных Наций велось сражение за каждую новую партию оборудования из Крашлэнда.

Данная модель была способна переключаться между релятивистским и квантовым режимами за полчаса, при безупречных настройках. Когда же настройки безупречностью не блистали и все усилия Пракита по переводу гиперколебаний атомов в нужную фазу оказывались тщетны, Бетси дрожала и хныкала, и, глядя на нее, вы словно чувствовали, как у вас от страха сетчатка отслаивается от глазных яблок. Пракит, впрочем, впечатлительностью не отличался.

«Притомилась, вот и скуксилась», — сказал бы он.

— Эй, там, внизу, если ноги затекли, суйте их сюда! — рассмеялась Нора, повернувшись к люку, соединяющему корабль с ракетой «агентов особого назначения».

Аргаментайн была покладистой женщиной, ей нравилось заботиться о «своих» мужчинах, пусть это и не принято среди военных офицеров. Отца убили в битве при Церере во время Четвертого Кзинского Вторжения. Тогда она была еще подростком и тогда же лишилась способности любить или ненавидеть со всей силой.

— У нас тут места и для тебя хватит! — нагло соврал один.

— Мы все еще тут! Все еще тут! — откликнулся второй. Нора сдобрила пару крекеров из сухого пайка темными

кусочками камамбера и отправила угощение в «дыру».

— Не крошите в постель!

Больше суток с короткими перерывами на сон они с Чарли провели за расшифровкой снимков и сканированием космического пространства на пятьдесят астрономических единиц вперед. Какое-то время Нора остолбенело разглядывала Змеиный Клубок через электронную лупу.

— Боже, Чарли, только взгляни на их астероидный пояс!

Особенной спешки сейчас не требовалось: задач первостепенной важности не наблюдалось. Корабль продвигался крайне осторожно. Одолеть пятьдесят астрономических единиц они смогли бы и за двадцать минут, однако очень не хотелось угодить прямиком в рассадник кзинов, особенно когда для следующего прыжка тебе нужны полчаса подготовки.

Порой ей снились кошмары. Подростком, живя на ферме в Айове, она мечтала оказаться в кресле пилота и по вечерам, когда сквозь кроны деревьев виднелись яркие звезды, представляла, как расстреливает полосатых монстров в упор и спасает отца. Где он был? Что делал? И был ли невредим? Своеобразный сумеречный ритуал — убийство кзинов.

Чарли разбудил ее, мягко тронув за плечо:

— Гости пожаловали. На восемь часов. Двадцать градусов вверх. Пракит, уводи нас отсюда к танью собачьему!

Сон как рукой сняло, и лейтенант поспешно вывела на экран текущие данные. Сделала запрос — компьютер выдал свежую порцию графиков.

— Идут быстро. Доплеровский детектор фиксирует торможение в шестьдесят четыре g. Три истребителя. Судя по эмблемам, «Рыки воздаяния». Такой же подбил отца.

— Сколько у нас времени? — Голос Чарли звенел как сталь. Лишняя болтовня только раздражала.

— Тише, Чарли. Это другая война. От нас не зависит исход решающей битвы. Они в нескольких часах отсюда, и нам ни за что их не нагнать, сам знаешь.

У отца не было никаких шансов против кзинских истребителей.

— Есть время для кофе и круассанов.

Но сама Нора нервно крутила в пальцах локон кудрявых волос.

— С младшей сестренкой у нас была забава в детстве. Я позволяла почти поймать себя и потом вдруг исчезала. — Она улыбнулась Пракиту. — Как дела?

— Да работаю, работаю, — проворчал тот.

Фазовый переключатель набирал мощность, пока механик отсчитывал время. Воцарилось напряженное молчание. Исход сражения зависел от пары мгновений.

— Мы любим тебя, Бетси, — не выдержав гнета тишины, произнесла Нора.

— Замолчи. Дай Пракиту работать.

Внезапно гипердрайв завибрировал, но через три секунды вновь затих. Пракит выругался:

— Она просто перезагружается.

— Времени навалом, — добавила лейтенант.

— Дайте еще пять минут на настройку, чтобы Бетси больше не рыгала.

Чарли уже просчитывал стратегию защиты. Он развернул «Акулу» ступенями ракетного двигателя к «Рыкам».

— Без толку, — заметила Нора. — Эти черти слишком ловкие, они легко увернутся от любого препятствия.

Чарли крикнул в люк:

— Нас атакуют! Готовьтесь запустить двигатель ракеты. Когда крикну «огонь», включайте!

— Нас здесь уже не будет! — вмешался Пракит.

В этот раз, пока фазовый переключатель готовился к смене режимов, никто тишины не нарушал. Нора не сводила глаз с Бетси, хотя уже и чувствовала, как сетчатка потихоньку начинает «отслаиваться». Заводись! Прошу! Но «Акула» оставалась недвижима. Подозрительно. Слишком долго.

Бетси вздрогнула и замерла.

— Придется перебрать! — рявкнул Пракит.

— А чем ты целый день был занят?! — огрызнулся Чарли. — Время? — обратился он к Норе.

Сколько времени оставалось жить?

— Они по-прежнему снижают скорость. Вероятно, идут на абордаж. Если мы нужны живьем — у Бетси есть время. Если нет, считай, мы жаркое.

— Загерметизировать костюмы, — приказал Чарли, что значило надеть перчатки и шлемы. Скафандров они не снимали.

— Нет! — вскричал Пракит. — Не могу в этих доспехах работать! Заведу ее вручную. Дел-то на пару минут. Уже такое было. Проводники почему-то нагрели стены.

Пошел третий молчаливый отсчет.

— Короткий прыжок сможем сделать? — Чарли хватался за соломинку.

— Сейчас не сработает. Не отвлекай.

Они ждали. Снова. Пока капитан не решил, что ждать бессмысленно:

— Внимание. Экипаж. Я активирую самоликвидатор. Если им удастся выйти в гиперпространство, каждый

знает, как дезактивировать бомбу. Если нет… Они ждали. Кзины приближались.

— Там, внизу. Готовьте ракету. — Чарли обернулся к Норе. — Попрактикуемся в наведении задницы на вражеские позиции.

— Двое на подходе. Один идет на перехват, второй по касательной. Прикрывает.

Нора накрутила локон на палец, потом обнаружила, что для исполнения воинских обязанностей ей требуются обе руки.

— А третий?

— Болтается сзади. Присматривается. Но сможет атаковать или состыковаться.

— Повиляем задницей между ведущими истребителями. «Акула» начала раскачиваться. Амплитуду четко контролировал бортовой компьютер.

Они ждали.

— Похоже, все в порядке, — известил Пракит, с ноткой облегчения в голосе.

— Огонь! — крикнул Чарли ракетчикам.

Столб пламени обрушился прямо на нерешительного кзина, тогда как «Рыки» легко увернулись. Отсчет продолжался.

Ракету сорвало, что вызвало крен «Акулы». «Горелка» закрутилась вокруг оси и вспыхнула. В следующее мгновение удар сотряс кабину. Пракита, так и не надевшего шлем, утянуло в космос, но лейтенант этого уже не видела. Ее собственное забрало сделалось темным, чтобы защитить лицо от безжалостного сияния, пока яростный актинический свет испепелял не погруженную в тень часть униформы. Нора уже чувствовала дыхание смерти, но в последние мгновения увидела не роковую битву отца, до сих пор не покидавшую ее мыслей, а младшую трехлетнюю сестру, бегущую навстречу в кружевных штанишках…

Хссинский дикарь сгорел мгновенно. Второй «Рык воздаяния» сбросил скорость до долей g и прижался бортом к обшивке вражеского корабля. Старый воин спрыгнул в люк с рюкзаком за спиной. Он знал, что ищет, но потратил секунды, каждая из которых была бесценна, чтобы обнаружить искомое. Затем снял рюкзак: его электрогравитационные вибраторы впились в обшивку и с ускорением двести тридцать g унеслись прочь, увлекая за собой кусок «Акулы». Облаченный в доспехи канонир вплыл в кабину с двумя воздушными мешками и в условиях крайней тесноты, экономя движения, вместе со старым Героем запихнули два тела в контейнеры. После согнулись, ожидая взрыва.

Через забрало шлема сверкнул оскал. «Может, ускорение вывело из строя детонатор».

Но нет. Яркая вспышка озарила брюхо «Рыка» и останки «Акулы».

Двигатель оказался невредим. Надо отдать должное хссинскому варвару: стрелял он метко! Пока старый воитель исследовал трофеи, сын Хромфи приблизился вплотную. Ветеран просигналил лапами:

Ответ:

«Цтиргор» подошел под углом и пристыковался к истребителю старого Героя. С борта быстроходного кораблика было снято все, что можно, чтобы хватило места для медробота. Мешки с телами немедленно переправили вниз и открыли. Месиво. Наставник оказался перед выбором. В медроботе места хватило бы только для одного пленного. Он выбрал самца, потому что тот… Тот был самцом. Но потом пришлось передумать: примат оказался мертв. Рана на шее запеклась сваренной космическим излучением кровью. Спина обуглилась до самых костей. Ну что ж, сгодится и самка, — в конце концов, человеческие самки существа разумные, и пытками можно вытянуть нужную информацию.

Не было уверенности, что медробот спасет ее. Наставник клыками сорвал остатки зеленой униформы. Разрезал, а потом, как кожуру, стащил герметичный костюм. Кусочки поврежденной, обгорелой плоти сошли следом. Запинка на предмете туалета, прикрывающем молочные железы. Пришлось повозиться, проявляя чудеса изобретательности, чтобы расстегнуть застежки. Тщетно. Обозлившись, Наставник просто сорвал его. С остальным проблем не возникло.

Очнувшись от мрачного забытья, лейтенант Аргаментайн страшно обрадовалась тому, что хотя бы понимает, где находится: в капсуле медробота. Она ощущала вокруг студенистую массу, и если двинуться чуть вправо, натыкаешься на иглы. Но где же находится сам медробот?

В памяти всплывали разрозненные, смутные картины. Пробиваясь сквозь пелену беспамятства, Нора увидела кукурузные початки, запекавшиеся на костре прямо в листьях. Непорядок. Слишком далеко в прошлом. Едва сводящий концы с концами человек в красной рубахе продает коровий навоз. Черт побери! А что вчера-то было?! Что происходит?!

Новое усилие вспомнить, ухватиться за ниточку событий… Но нет. Забыла. Генерал Фрай! Вспышка! Вот он ключ! Торжество внезапного осознания. И вновь все кануло в темноту. Единственное, что она смогла припомнить о генерале Фрае, — это как парочку застукал в одном гамаке полковник, а потом, потешаясь, крутил и крутил их в плетеной ловушке.

Да нет же! Вот оно! Нора даже всхлипнула от облегчения. Она в госпитале на Гибралтаре, а «Акула» потерпела неудачу на пути к альфе Центавра. И снова ее затянул в свои объятия вязкий бред. Она отчаянно пыталась объяснить младшей сестренке, что с нею все хорошо, а когда вновь очнулась, разговорилась с Фраем. Впрочем, Нора не была уверена, что этот разговор не игра воображения. Все убеждала его отпустить ее драться с кзинами…

Наконец бред оставил ее. Медробот выглядел более реальным. Она чувствовала, что идет на поправку. Спала крепко. Понимала, что жизнь уже в безопасности. Скоро камеру откроют и поговорят с ней. Генерал Фрай ее любит, и, конечно, она увидит его первым, увидит нежный взгляд обычно суровых глаз. А может, нет. Может, капсулу откроет медсестра

Она ошиблась. Это был кзин. Смотрел на нее, огромный, волосатый, с клыками, как у волка из «Красной Шапочки». Первый кзин в ее жизни. Она все еще ничего не помнила.

— Sprechen Sie Deutsch? — заговорил крысокот. — Ich spreche niht sehr gut.[23]

А что, кзины оккупировали Германию? Неужели едва «Акула» отбыла, началось Пятое Вторжение? Нора была уверена, что находится дома, в Солнечной системе.

Желто-рыжий монстр принялся щелкать портативным переводчиком, произносившим одну и ту же фразу на различных человеческих языках. Наконец выбрал нужный:

— На каком языке вы говорите?

— На английском.

— Мой английский тоже неважный, — прошипел, плюясь, кзин. — Может, машина помочь. Я учу английский. Вы учить?

— Томас Алва Эдисон! — воскликнула Нора в совершенном изумлении.

— Мозговая травма, — прорычал великан. — Я благопристойный и опытный ветеринар. Опыт с мозгами самок. — Его уши горделиво топорщились. — Много экспериментов. Лечить всех животных.

Он поднял спинку капсулы, чтобы Нора оказалась в сидячем положении, и протянул ей креманку и ложку. Лейтенант вдруг поняла, что страшно проголодалась. Кзин продолжал бессмысленную болтовню:

— Прошу, будь благопристойным рабом и чисти клетку. Нора зачерпнула полную ложку лакомства и отправила в рот.

То было ванильное мороженое с кусочками рыбы.

Глава 22 (2420 н. э.)

Пока лейтенант восстанавливала силы в медроботе, Хрит-Старший-Офицер вел док «Гнездящаяся самка косоклыка» за останками загадочного корабля-разведчика. Максимальное ускорение свободного падения дока составляло десять g, поэтому времени, чтобы прибыть на место, у него ушло гораздо больше, чем у боевой тройки. После того как корпус «Акулы» втянули в ремонтный ангар, Наставник-Рабов и его джотоки приступили к тщательному осмотру судна

Строение двигателя не поддавалось осмыслению. Но Наставник и не ожидал, что будет легко. Первой задачей был разбор рабочих узлов и выяснение возможностей. Второй — пригодность для создания аналогов и серийного производства А после, удовольствия ради, можно было бы воссоздать картину принципа действия с помощью команды физиков.

Длиннолап провел первичную оценку деталей, определенно относящихся к гравитационным вращателям. Это лишь подтвердило подозрения Наставника, что мартышки научились строить сложнейшие гравитационные поляризаторы, позволявшие путешествовать на скорости, близкой к световой, и каким-то образом избегать воздействия смертелыю опасного «голубого сияния», пагубно сказывавшегося на любых кзинских двигателях.

Тогда все и по времени сходилось. Странные импульсы были засечены сенсорами «Носа Патриарха» пять лет назад. Все походило на серию тестов нового аппарата. А после, четыре и три десятых года спустя, испытательный корабль прибыл с разведывательной миссией. Все просто. Опасения Гррафа-Хромфи о технологиях, позволяюпшх миновать барьер скорости света, так и остались опасениями.

Несведущие в науке, вроде командора «Уха Шеррека», хотя и предостерегают остальных, сами склонны делать выводы прежде, чем хорошенько все взвесят. Сплетни о древней погибшей цивилизации, исследовавшей галактику еще до рождения самых ярких звезд, стали благодатной почвой для фантазий о сверхсветовых путешествиях.

Только пусти слух, что в сорока световых годах отсюда, на одной из обгрызенных метеоритами лун возле какого-нибудь красного гиганта, сохранились артефакты загадочной расы, и толпы кзинов ломанутся в поход, потратят жизнь на бесплодные поиски химеры. Чем древнее империя, тем притягательнее легенды, что ее сопровождают. Чем дольше империя лежит в руинах, тем внушительнее высоты, которых она, должно быть, достигла. В Наречии Героев для подобных фантазий имелось одно короткое слово: густой-лес-где-листья-пахнут-мясом. Всегда находились кзинти, предпочитавшие охотиться именно в этих зарослях.

Наставник обошел клетки, накормил проголодавшихся детенышей-приматов. Экспериментальная программа была безжалостно прервана недавними событиями, но животных следует кормить, несмотря ни на что. Смертельно уставший, он поплелся в тесную каюту, отталкивая Длиннолапа, которому хотелось поиграть в карты.

Он обвалялся в тальке, чтобы избавиться от грязи и запаха. Тщательно втер пудру в мех и завершил «душ» вакуумным массажером. Какое облегчение! Подоткнул под голову жесткую подушку и растянулся на койке. Ну а теперь пощекотать нервы увлекательным виртуальным приключением, чтобы забыться! Он нацепил инфоскопы на нос, слегка сбрызнув их маслом.

Удастся ли обнаружить, что такого вычитал Грраф-Хромфи, коль поддался этим «сверхсветовым предрассудкам»? Просматриваемые командором файлы были закрыты для доступа, что только усилило зуд любопытства. Наставник отдал голосовую команду: «Быстрее света», после, подумав: «Древние империи». Заранее готовясь к тысячам тематических статей, он просто приказал занести их в список отложенных и обратился к другой области: «Боевые приключения». А для полного набора — «Привлекательные самки». Ибо за эти годы даже позабыл, как кзинррет пахнут.

Приключение, которое он выбрал, оказалось дурной поделкой под названием «Прайд Героев жестоким штормом проносится по землям за границами Патриархата». Они сражались с гигантскими червями, загнавшими их в кристаллические руины цивилизации, зародившейся во Взрыве Творения, столь древней, что она погибла задолго до образования первых галактик. Главный червь уже готовился к нападению, желая отомстить за павших собратьев, как Герои попали в кристальную комнату, где и обнаружили великолепно сохранившееся устройство для мгновенного перемещения, угрожающе засиявшее, едва его коснулась лапа кзина.

Не удержавшись, Герои поддались искушению и были транспортированы в самый центр галактики, в темный, мерзлый мир, охраняемый гигантами. Великаны берегли Вселенную от существ, один вид которых убивал любого, кто на них смотрел, — столь прекрасны они были. Миновав трупы охраны, Герои углубились в мрачный лес и у поразительного по красоте водопоя обнаружили стройных, похожих на кзинррет самок. Тут кзины бросились друг на друга, в воздух полетели клочья меха, заклацали челюсти. Выжил сильнейший. Он-то и увел доставшийся ему великолепный гарем обратно в кристаллические развалины, где жил долго и счастливо, выходя на охоту в заливные луга, окружавшие его дворец.

Наутро Наставник начал осторожные расспросы самки-лейтенанта по поводу корабля. Для более радикальных мер и пыток она была еще слишком слаба. Нора повторяла только свое имя и ранг. Странный обычай. Обнаружилось, что она крайне привязана к образу младшей сестры, буквально зациклена, так что Наставник решил осмотреть ее личные вещи. Так и случилось, что его вниманием завладели пестрые иллюстрации брошюрки с комиксами. Датой выпуска числился январь две тысячи четыреста двадцатого года н. э. — то есть Наказания Эры. Приматы в пурпурных накидках дрались с разъяренным красным кзином, защищавшим стены захваченного монастыря Элвиса Пресли. Возле кулаков мартышек было написано: «Бум!», «Бац!» и «Ба-бах!»

Кое-что заставило его свериться с данными разведки в накопителе. Наставник не запоминал мелочей, но хронология приматов была хорошо известна благодаря своей экзотичности. Время отсчитывал ось от событий, когда мартышки казнили троих преступников на холме Голгофа, пригвоздив к стволам деревьев Отца, Сына и Деда, чтобы стервятники (птицы-падальщики) выклевали у каждого печень.

Таким образом, недавние события, за которыми наблюдали Первый и Второй Прайды» могли быть помечены датой «ноябрь две тысячи четыреста пятнадцатого года Наказания Эры». По непреложным законам физики любое событие в Солнечной системе, происшедшее позже, для альфы Центавра оставалось невозможным будущим, идущим вразрез с логикой принципа причинности.

Наставника заинтересовал закон об авторских правах в Мире Людей. Существовал ли на их планете пятилетний льготный период, допускавший плагиат, по истечении которого и могли вступать в силу авторские права? Джотоки между тем разобрали оплавленный блок управления. Все детали были промаркированы клеймом «Удача». Вы могли попасть в затруднительное положение, если не знали, что Удача — это колония приматов в одиннадцати с лишним световых годах от Земли и в тринадцати от альфы Центавра. Ну и о какой прибыли могла бы идти речь, если бы детали на планету-колыбель мартышки поставляли на «ковшах» или «тихоходах»?

Что ж, настало время для замаскированного под ненавязчивую беседу допроса самки-лейтенанта. Поэтому Наставник просмотрел копии отчетов Первого и Второго Прайдов на предмет невоенной тематики, которая бы помогла вывести женщину на разговор. Длиннолап существенно помог. Он обнаружил, что самке понравились сладкие ягоды, которые обычно добавлялись пятилапым рабам к порции листьев.

Наставник появился с креманкой мороженого, усыпанного ягодами. Нора все еще мучилась от высокой температуры и последствий сотрясения мозга, но уже могла в течение часа находиться вне восстановительной капсулы, разумеется посаженная на цепь.

— Мехоликий, когда форма вернется из чистки?

В ответ на высокомерие в ее голосе Наставник дернул губой, демонстрируя клыки, хотя и был совершенно спокоен. Принято стоически сносить оскорбления от кзинррет! Но он был смущен, поскольку не совсем понимал, как в таких ситуациях обходиться с разумными самками приматов. Оскал был только рефлексом.

— Понимаю. Ничего. Сэр! Со всем смирением я прошу дать мне любую другую, самую скромную одежду. Готова целовать вам ноги, если вы выполните мою просьбу.

Он надел инфоскопы и обратился к английскому вокодеру, плюясь и чередуя рычащие с шипящими.

— Я могу изменить схему биохимического контроля гормональной системы, чтобы твое тело покрылось шерстью, — произнес вежливый, деликатный голос электронного переводчика. И снова грубый:

— Темно-рыжие волосы, золотой отлив. Твоя голова. Наставник ненавидел переводчики. Но вынужден был признать свое поражение и позволил машине завершить его мысль.

— Мех вырастет густой и красивый. Я провел достаточное количество экспериментов, так что могу гарантировать успешный результат.

«Еще бы, при девяноста восьми процентах генов шимпанзе», — подумала Нора в смятении.

— Сэр! Мне кажется, та ваша пятирукая швейная машинка способна прострочить пару кусков зеленой ткани для меня, это займет совсем немного времени! Она ведь носит одежду. Почему не могу я? Прошу вас!

Устрашающий желто-рыжий великан, нечто среднее между баскетбольным центровым и блокирующим футбольным полузащитником, не понимал ни слова, но вежливо выслушал последовавший перевод, напоминающий визг и шипение сцепившихся кошек.

Поднял глаза, сообразив, чего хочет Нора.

— Да. Ливрея. Дам красно-зеленые подтяжки для… — он сверился с вокодером, — для локтей и коленей. Годится?

— Пожалуй, я съела бы еще мороженого, — простонала Нора.

Она уже обсудила с Длиннолапом наличие рыбы в лакомстве, и тот пообещал исправить промах. Он уже протягивал ей позолоченную чашу с ванильным мороженым в пурпурных точках. Стянул пару ягод, не удержавшись. Аргаментайн не возражала. Просто молча ела, порой нервно накручивая на палец прядь волос.

— Длиннолап петь «горячую десятку» две тысячи четыреста пятнадцатого года от казнь Христовой Банда. На английском говорю. Не пою. А теперь первое место Горячего Часа!

А что еще Наставник мог сказать? Он повторял слово в слово то, что слышал в записях человеческого радиовещания.

Облаченное в красно-зеленую ливрею существо, по сути настоящий квинтет, принялось петь перед нагой военно-пленной, прикованной к переборке цепями и поедающей мороженое где-то в недрах военного корабля. Она не догадывалась, что ведется косвенный допрос, что лишь из уважения к ее неокрепшему здоровью не применяются жестокие пытки. Что ответы крайне важны для кзина. Была ли она ясновидящей? Могла ли предсказывать будущее? Не расскажет ли она Наставнику-Рабов о событиях между две тысячи четыреста пятнадцатым и двадцатым годами, о которых разведка еще физически не могла предоставить никаких данных?

Пять голосов, конечно, не были человеческими, но искусно владели законами гармонического ряда, и каждое слово произносилось с завидной четкостью, хотя подобного акцента Нора в жизни своей не слышала.

Настоящий хит ее выпускного школьного года, когда двухгодичный курс в Военной академии значился лишь в детских мечтах. Захотелось плакать. Она сопротивлялась эмоциям, но это только усилило рыдания, едва слезы покатились по щекам. Чарли погиб. Погиб Пракит. Те молодцы в трюме, горящие желанием исполнить поручение и убить высокородного кзина, сгорели заживо. Миссия провалена. Память отца опозорена. И никаких идей, что делать с монстром семи футов роста, обхаживающим ее на пару с пятируким клоуном-хористом.

— Люди плачут, когда мороженое особенно вкусное, — соврала Нора, шмыгнув носом.

— Ягоды, тьфу, — отозвался Наставник.

— Надо меньше думать, — пробормотала Нора, размазывая слезы по лицу.

— Можно исправить, я делал эксперименты.

— Откуда вы знаете эти песни?

— Приматы не отключают радио.

— Вы здесь слушаете наше радио?!

— В час, который прошел, я смотрел человеческий голо «Пламя славы».

Нора перестала плакать и надменно рассмеялась:

— О да, кзинов там мочат пачками. Вы, гады, убили моего отца! А тот голо получил награду в номинации за лучшую постановку. Дух людей вам никогда не сломить!

Получил награду. Она все же предсказывала будущее. В ноябре две тысячи пятнадцатого «Пламя славы» был еще только представлен в списке номинантов на одну из шестнадцати наград.

— Плохая постановка, — хмыкнул Наставник. — Приматы в костюмах кзинов. Слишком медлительны. Неверные эмоции. Тошнит.

Но пусть лейтенант выговорится, даст волю своему гневу. Пока она злится, она прыгает, прежде чем думает. Еще трижды она предсказывала будущее.

Наставник уверился в своей правоте.

Он тут же сообщил о подозрениях Гррафу-Хромфи, несмотря на слишком большой для разговора временной интервал между «Гнездящейся самкой косоклыка» и флагманским крейсером Третьего Прайда.

Старого учителя новости порадовали. В обратном сообщении значилось:

В просторном ангаре самоходного дока Наставник следил, как джотоки разрезают на части останки «Акулы».

Как это жалкое творение, теряющееся среди теней, сумело вернуть страх, от которого Наставник, казалось, избавился навсегда? Он прошелся по периметру мостков, рассматривая с высоты инопланетный звездолет, стараясь не выходить за границы локального гравиполя. Гормоны требовали удариться в панику. От Героя, жаждущего поставить на колени все человечество, остался жалкий котенок. Позабыты были сафари на слонах, вереницы рабов, несущих багаж и палатки, померкли образы шикарных кзинррет в паланкинах.

Днем он вернулся к лейтенанту Аргаментайн, поднял крышку медробота, разбудил самку и задал прямой вопрос:

— Вы пришли сюда быстрее света! — Это прозвучало как обвинение.

Она улыбнулась, не обнажая зубов. На бесшерстных щеках показались ямочки.

— Я в этом мало понимаю.

Ответ поверг кзина в ужас, и он ушел.

С такими технологиями приматы захватят Патриархат без усилий, ковыряясь в зубах после обеда Каждая кзинская система являла собой обособленное сообщество, существовавшее само по себе, обреченное на поражение, ибо звать на помощь и тем более ждать ее скорого прибытия бесполезно. Все разговоры о героизме… Это только пыль в глаза. Напыщенная болтовня. Если уж слепыш-младенец мог убить отца, то в условиях подобной противоестественности… Бежать! Пятая флотилия должна спасаться! Исчезнуть! Затаиться!

Ослушаться приказа — подписать себе смертный приговор. Этот принцип лежал в основе воспитания воинов. Но инстинктивно они были склонны отдавать себе другие приказы. Командир мог находиться в паре световых часов от места перестрелки, но исход боя все равно решали считаные мгновения. Стратегический центр на позициях в двух световых днях пути мало помогал в битвах, приносящих победу или поражение за несколько часов. Патриарх, владычествующий даже на отдаленных границах, отдавал приказ лишь единожды. После Герои действовали по ситуации, наказывая сыновьям наказать своим сыновьям отрапортовать, что миссия завершена.

Патриарх требовал повиновения, но кара Императора Света настигала каждого, кто сам себе не командир штаба

Внутренний командир штаба Наставника приказывал оставить позиции. «Как я могу быть таким трусом?» Он уже думал, что победил свое малодушие. Столько усилий! В отчаянии он припомнил слова Гррафа-Хромфи, брошенные им невзначай: «Бежать от исполнения долга — это трусость, но спасаться, помня о необходимости выполнить долг, — так поступит только Герой!» Командор и не догадывался, сколь глубокая мудрость заключалась в этой фразе; он словно обронил семечко, которое позже взошло на благодатной почве разума Наставника. Может быть, Хромфи не сочтет бегство в сложившейся ситуации таким уж преступлением? От мысли, что у него может появиться союзник, Наставнику дышалось легче.

Еще дед клялся: куда бы он ни бежал, всегда помнил о долге. Оказавшись в передряге, он победил страх, только когда на него напала собственная добыча.

Коротышка-Сын Чиир-Нига выбрался на поверхность Хссина лишь потому, что больше негде было спрятаться. У каждого входа в город поджидали враги.

Маленький двигатель среди обломков человеческого кораблика оказался вдруг единственной ценной вещью на весь Патриархат. На его защиту Пятая флотилия должна встать горой. И если сотни тысяч Героев при этом сложат головы, даже тогда жертва не будет достаточной. Да, он мог бежать, но ничего геройского в бегстве без двигателя нет.

Ко времени, когда док вернулся в Третий Прайд, лейтенант Аргаментайн была готова к переселению в клетку. Впрочем, ягоды в мороженом не очень помогали. Самка сделалась раздражительной, едва оказалась в отсеке с людьми-рабами, а потом и вовсе впала в ярость, увидев детей-сирот, хотя только трое остались без еды, да и клетка у них была просторная…

— Чудовище! Это же дети! Просто дети!!!

Она ринулась на кзина. Чтобы защититься, ему пришлось схватить ее за плечи и поднять. Мало помогло: удары были точные и продуманные. В конце концов, Нора ведь прошла курс полной боевой подготовки! Он оттолкнул ее в сторону. Бешеная кзинррет! Разве он пожирает ее котят у нее на глазах?!

Чтобы утихомирить разбушевавшуюся самку, Наставник поступил, как и полагается любому самцу: отдал ей детенышей, поместил всех в общую клетку и оставил в покое.

Любопытно, как быстро она успокоилась. Позабыла о ссадинах и переключила все внимание на подопытных малышей. Наставнику это понравилось. Прекрасная особь для разведения породы. Клетка для всего выводка оказалась тесноватой, но он ничего не успел с этим сделать, поскольку его отвлек срочный вызов.

У кзинов есть поговорка «Беда не тычет пальцем, а бьет лапой наотмашь».

Операторы сенсоров засекли еще три вспышки гравитационного пульса со всеми признаками сверхсветового движения, но на дистанции, слишком отдаленной для перехвата. Сообщалось также о появлении флота приматов-варваров в районе Змеиного Клубка. Грраф-Хромфи задал прямой вопрос: «Может ли человеческая система использовать сверхсветовую технологию в переправке боеприпасов для флота мятежников?»

Позже от Траат-Адмирала пришли тревожные, не сулящие ничего хорошего распоряжения, спровоцированные событиями уже двухдневной давности.

Хромфи собрал срочную инфоскоп-конференцию для всех офицеров Третьего Прайда. Он не требовал, чтобы они прибыли в лекторий. Не требовал даже безоговорочного кворума. Ко времени, как подключился Наставник, горячее обсуждение было в самом разгаре, и, хотя он не мог ощутить запахов, он почти воочию наблюдал, как колышется в воздухе тяжелая волна агрессии. Едва нацепив инфоскопы, Наставник столкнулся с пятью воителями, оскалившимися друг на друга и готовыми вот-вот сцепиться.

Машинально он выпустил когти, хотя рядом никого не было.

Ко всеобщему удивлению, Хромфи не стал анализировать атаку людей, воодушевленных новыми возможностями. Он будто сошел с ума. Пустился в напыщенные, пафосные речи о мифических воителях, восставших из пелены забвения и атакующих Пятую флотилию со стороны Змеиного Клубка. Громыхал о сверхспособностях кзинского разума и сверхтехнологиях. Неистовствовал по поводу предателей с Дивной Тверди. Рычал о временах странного «циклопического террора». И призывал Героев быть отважными в последней битве.

Он уже отдал приказ о передислокации всего Третьего Прайда на боевые позиции у альфы Центавра. Командор вел своих воинов на подмогу Траат-Адмиралу. Пока Наставник в совершенном смятении внимал Хромфи, Хрит-Старший-Офицер отдал приказ направить «Гнездящуюся самку косоклыка» к звезде. Не такой стратегии обучал их Чуут-Риит.

Они едва не прыгнули, не задумываясь о последствиях. Ярость сделала их безумцами.

Наставник тоже не думал. Просто сорвал инфоскопы и бросился в ангар, где приказал немедленно спустить «Цтиргор» с верхних стапелей. Длиннолап и Шутник вскарабкались по мосткам и освободили корабль, подтралив к шлюзу.

— Вы взволнованы, хозяин!

— Старый вонючий колтун собрался всех нас прикончить! Хочет, чтобы и ты, и я погибли! Собрался с лихвой выплатить Патриарху долг!

Длиннолап замер, поверженный в ужас яростью Мягкого-Желтого.

Наставник-Рабов пересек все небо, чтобы оказаться на «Ухе Шеррека», теперь бросавшем гигантскую антенну посреди мрачного безмолвия — свою антенну! Свою силу! Стиснув зубы, он проверял комлинк на «Цтиргоре».

Зачем Хромфи так поступал? Думай, прежде чем прыгать. Выбрал ли командор такой девиз, потому что в глубине души всегда помнил о собственной горячности, о том, что его рефлексы куда быстрее мыслей? Не одергивал ли он себя все эти годы от бездумных действий, каждый раз заставляя вспомнить нехитрое правило?

Офицер связи хорошо знал Наставника, знал о его теплых отношениях с Гррафом и все же до последнего пытался отговорить от затеи. Наставник остался непреклонен, но когда Хромфи узнал, где он, то немедленно вызвал в командный центр:

— У меня к вам вопрос насчет военнопленной. Вы не замечали, что она ведет себя, будто загипнотизированный раб?

— Никак нет, господин! Она колотит меня со всей яростью.

Глаза Хромфи светились безумным светом.

— Этим утром вы почуяли зов долга, это священное откровение, призывающее вас подчиниться и исполнить предназначение?

— Вы о будильнике?

— О Рабовладельцах! О расе зеленых чешуйчатых монстров-циклопов!

— Господин! Я здесь, потому что сверхсветовой двигатель — это единственное, что у нас есть!

— В самом деле? И что дальше? — рявкнул Грраф. Наставник пришел в бешенство. Неужели это ископаемое не понимает?!

— Мы бросаемся в атаку без малейшей мысли в голове! Думай, прежде чем прыгать! Помните?! Мы должны доставить двигатель на центральную планету!

Командор тут же оскалился и угрожающе, знакомо пригнулся.

— Вздумал насмехаться! — пророкотал он. — Кидаешься моими собственными словами, ты, сопляк, зарезавший отца!

Забеспокоившись, обернулся Второй-Офицер: не пора ли прийти на выручку командору? Хромфи был страшен.

— Жалкий котенок, ты все пропустил мимо ушей! Да что ты знаешь о древних империях, оружии и войне?! Ничего!!!

Наставник уже пожалел о своей дерзости и принял как можно более безобидную позу:

— Я никогда не разбирался в мифологии так хорошо, как вы, великий.

— В мифологии?! — горестно воскликнул разъяренный Грраф. — Триста двадцать лет назад безмозглые мартышки нашли и пробудили одного из этих одноглазых монстров! По-твоему, это мифология?!

— Я только рад, что мой лорд интересуется полками с древними сказаниями в мюнхенской библиотеке.

«Зачем я дразню его?»

Наставника пугал ужасающий приступ гнева, который он спровоцировал. Командор был столь же зол, сколь и безрассуден.

Он наматывал круги, смертельно опасный, извергая громовые звуки:

— Они наткнулись на этот кошмар и освободили монстра из животного любопытства, но он завладел их умами, сделал все человечество послушными вассалами! Они оказались под гипнозом, но мартышки — существа взбалмошные и везучие. Заманили циклопа обратно в капсулу и включили режим стаза. И что же сделали потом? Поместили в музей. Остолопы! Назвали Морской статуей!

Хромфи резко отвернулся и плюхнулся в кресло, разразившись яростным рыком и плевками над панелью управления. Потом, успокоившись, вновь заговорил:

— Вот вы твердите об этом сверхсветовом двигателе. Откуда, по-вашему, он взялся? Вы видели технику приматов. Уничтожили тот жалкий «ковш». Оснащали поляризаторами их «горелки». Разве могут эти существа создать что-нибудь действительно грандиозное? Открыть рецепт путешествий за световым барьером? Нет. Но, исследовав артефакты на планетах собственной системы, мартышки пришли к выводу, что Рабовладельцы знают секрет сверхсветовой скорости. Это вроде головоломки В'ккая. Но на этот раз я способен уложить все части верно. Приматы вновь пробудили Морскую статую, их единственный шанс противостоять Патриархату. Древний монстр помог построить сверхсветовые звездолеты. И теперь он здесь, в Змеином Клубке. Я чую его мысли, и мои Герои чуют. Потому что этот разум поставит на колени нашу расу! Если бы вы поменьше спали, то поняли бы, о чем я!

Потрясающая способность убеждать. Способность страшная. Но не глупо ли верить в истории, рассказанные пять поколений назад представителем расы, почитающей за честь врать при любом удобном случае?! Один глаз и зеленая чешуя! Да неужели!

— Господин! Я здесь, чтобы просить позволения доставить человеческий двигатель на столичную планету.

Хромфи грузно поднялся, подошел к Наставнику вплотную. Нос его утыкался тому в лоб, да и в плечах старый кзин был гораздо шире.

— Прошение отклонено. Думаете, удастся вам куда-нибудь вообще попасть, если мы не остановим угрозу? Он одной лишь мыслью сдернет вас с небосклона и бросит, хныкающего, в прах.

Страх всепоглощающ. Никогда прежде Наставник не бросал вызова. Никому. Ни отцу Чиир-Нигу, ни Водящему-За-Нос, ни Смотрителю-Джотоков, ни другу Ссис-Капитану. Всюду он демонстрировал покладистый, мягкий нрав. Исполнял любые приказы Хромфи и офицеров рангом выше. И сейчас был склонен именно лестью заставить командора дать добро.

— Господин! В своей безграничной мудрости вы призывали думать, прежде чем прыгать…

Грраф ударил когтями в грудь нахального кзина, пропоров до мяса камзол:

— Думаешь, позволю тебе смыться, когда остальные отправляются на верную смерть, Пожиратель-Травы?! Только Герои, готовые сложить головы в сече, имеют право браться за подобные миссии! — Командор сделал знак двоим охранникам. — Не могу прикончить этого труса. Доставьте его назад на «Самку» и закройте в гибернаторе. Он погибнет с остальными. Но если мы выживем… Тогда я с ним сам разберусь.

Лорд-командор обнаружил, что запах презренного страха, разлитый на мостике, невероятно стоек.

Глава 23 (2420 н. э.)

Длиннолапа чуть не разорвал на части спор между «руками». Корабль больше не был надежным пристанищем. Мягкий-Желтый в опасности. Мягкий-Желтый в гибернации. Кзинские воины думают, когда лучше перерезать горло презренному трусу. Они запихнули Наставника в капсулу гибернатора очень грубо. После битвы они разбудят его и выпотрошат. Шутник слышал сам, пока менял накладки гравитационных проходов. Горе переполняло Длиннолапа до самых кончиков пальцев. Больше никаких игр в карты. Никакого ухода за великолепной желтой шерстью…

Необъяснимое чувство заброшенности.

Непосредственно на Мягком-Желтом было «зафиксировано» сознание четырнадцати джотоков. В отсеке рабов эти четырнадцать всегда держались особняком, избегали общения даже с джотоками, привязанными к другим кзинам. Образовав кружок из переплетенных рук, они переговаривались и оплакивали хозяина, передавали идеи из одного мозга в другой. Они должны спасти Мягкого-Желтого. Но эта мысль только порождала волну тревоги и боли, ведь они не могли ему помочь. Потерянные и раздавленные горем, они быстро покончили с работой и уединились в углу отсека, чтобы предаться отчаянию.

Длиннолап помнил, что биологические часы сейчас велят зверям-приматам ложиться спать, и, пока он обходил клетки, ему вспомнились другие тревожные времена, в другом мире. Тогда все было проще. Тогда жизни Мягкого-Желтого угрожал лишь один кзин, а не битком набитый кзинами корабль. Чудесные небеса родины Длиннолапа, свет ламп… Деревья, болота, пещеры, заботливо опекавшие растущего детеныша, будто живые и способные прийти на помощь, когда ему потребовалось воспользоваться преимуществом узкой расщелины между холмистыми насыпями… Сама земля помогла Длиннолапу убить того опасного кзина.

Теперь вокруг только холодные коридоры корабля, трубопроводы, змеящиеся линии электроснабжения, мостки и грозная охрана. Та история с убийством Героя ради спасения жизни хозяина стала самым жутким кошмаром в жизни Длиннолапа. Избавиться от всей команды крейсера… Да это же немыслимо. От страха «руки» готовы были бежать кто куда.

Тем не менее именно подобный план занимал все мысли верного джотока.

Лейтенант Аргаментайн с огорчением поняла, что «спокойным временам» пришел конец. Тот эксцентричный кзин, Мягкий-Желтый, как его звали пятирукие создания, всюду сновавшие за ним по пятам, куда-то исчез, и его заменил другой, темно-рыжий, неразговорчивый и гораздо более массивный. Похоже, он только и знал, что вести допросы. Он грубо вытаскивал Нору из клетки, правда никогда не причиняя ей боли. В передвижной кабине они добирались до тесной камеры пыток. Там кзин допрашивал ее. А потом возвращал в клетку и не вспоминал о ней до следующего допроса.

Пока Нора росла, ей приходилось общаться с тяжелыми людьми, включая отца, так что она в совершенстве владела искусством находить подход к особо нелюдимым, но этот кзин оказался крепким орешком. Инопланетянин был инопланетным до мозга костей. Ненавидел болтовню, даже легкие беседы ни о чем его раздражали. Состояние здоровья животных в клетках его не волновало, к нуждам детей он оставался глух. Его интересовали только ответы и приводили в ярость ответы уклончивые.

Не получая от Норы нужной информации, он прибегал к пыткам. Увечьям предпочитал болевую стимуляцию. Но не создавалось впечатления, что монстру пытки доставляют удовольствие. Его отличала сверхъестественная чувствительность. Не телепат ли? Если Нора не знала ответов, кзин тут же переходил к другому вопросу. Но если Нора просто не хотела отвечать, великан становился исключительно настойчив.

Тщетно она пыталась понять мотивы мучителя. Его интересовали самые неожиданные вещи.

— Морская статуя в Музее сравнительной этнографии Объединенных Наций. Вы знать?

Конечно знать! Но, как далекого от мира фантазий человека, ее никогда особенно не интересовала история об одноглазом зеленом монстре внутри, замороженном в стазисе. История, между прочим, трехсотлетней давности! Снова пытка.

Перемещали ли Морскую статую?

Не доставили ли к альфе Центавра?

Источник секрета сверхсветовых полетов в Морской статуе?

Не являются ли офицеры ОНКФ загипнотизированными невольниками?

Невероятно, какие извращенные формы паранойи порождает война, смешивая воедино откровенное вранье, дезинформацию, превратно понятые приказы руководства и скудные возможности нормального общения. Плюс убогие познания в области культурной специфики. А ведь это ключевой момент!

После пыток Нора едва помнила себя от боли, и дети это видели. Как всегда, они просто обняли ее. Неестественно молчаливые, сами слишком измученные, чтобы дать больше. Потом принесли еду.

— Ты поздно, мы умираем с голоду, — сказала Аргаментайн. Она даже не могла разобрать, кто из пятируких пришел.

Трое детишек молча обступили Длиннолапа, пока тот кормил их. Но ведь это не единственная его функция! Нора знала, что он главный техник-лаборант там, где люди просто подопытные животные. Ей никак не удавалось понять эмоции Длиннолапа У него ведь не было лица. Пятнистый рот-брюшко там, где должна быть физиономия. Глаза и лапы отличались выразительностью, но как постичь язык этой «мимики»?

— Бобовое пюре с костями кзинов, — произнес переводчик Длиннолапа и выдал извиняющуюся трель.

Короткая «рука» заподозрила неисправность вокодера и сама перевела на английский:

— Не кости кзинов! Бросать в дрожь. Нет. В массу — кости и мозг, в форма крекера. Пропечь. Походный рацион кзинов. Не кости кзинов! Кзины не каннибалы, кроме с котята и злые отцы.

Пятнистая затараторила, перебивая, возмущенная безобразной грамматикой Короткой.

— Может, задержишься для урока английского? — предложила Нора.

Удивительно, но ей не хотелось, чтобы «паук» уходил. Пытка вытрясла из нее все силы.

— Нет. Должен идти. Мягкий-Желтый в беда, — печально ответил Длиннолап.

— Плохо, плохо, плохо, — подтвердили друг за другом три «руки».

— Он давно не заходил. — Нора не могла решить, кто был хуже: Рыжий или Мягкий-Желтый.

Повисла пауза, пока вокодер обрабатывал фразы.

— Мы все обречены на смерть, — донеслось из его динамика.

— Большая битва, — поддакнула Тонкая.

— Корабли отозваны к альфе Центавра, — нараспев добавила Большая.

Нора решила разузнать кое-что и для себя:

— Почему они интересуются рабами тринтунов?

— Что это? — Длиннолап проконсультировался с вокодером, но в памяти машины такого слова не значилось.

— Одноглазые чешуйчатые монстры, способные поработить разум. Они все погибли в войне с тнуктипунами миллиарды лет назад. Мне недавно существенно освежили память, — уныло проговорила Нора.

— Кзины волнуются о свободе воли, — ответил Длиннолап. — Все время волнуются. Фетиш воина. Всегда под контролем. Ты не чувствовать волны вмешательства? Я идти на кухню и варить Мягкому-Желтому суп. Потом думать: зачем это делаю? Приятное чувство служить другому. Кзины не такие.

Нора вдруг вспомнила странный, всепоглощающий порыв несколько дней назад. Преданность. Нестерпимое желание помогать кому-нибудь. Она тогда решила, что не обошлось без специфических добавок в еду, чтобы развязать ей язык.

— Что, поблизости болтается Рабовладелец?

— Болтался. Большой взрыв, час назад здесь, несколько дней назад там. Не знаю, что сегодня происходит. Завтра узнать. Все обречены.

— Ты раб?

Было любопытно узнать, что ответит создание. Вокодер почему-то не смог перевести это слово, а Нора в попытках объяснить не преуспела. Ближайшим понятием, которое Длиннолап смог осмыслить, стало «друг». Вернее, «единственный друг».

Рыжий мучитель не появлялся. Зато посетила делегация из четырех джотоков. Что-то беспокойное, болезненное было в их движениях. Нора не могла остановиться. Ей хотелось понимать эмоции «брюхоликих», которые имели привычку садиться прямо на рот, хотя она понимала, что лицами природа их не наделила. Плечевые глаза таращились на нее. От нее чего-то хотели. Ей даже предложили собственные припасы: листья, которые пахли, как греческая долмадакия, и витые стебли. Джотоки вели себя, словно совершали некий ритуал. Следующим подарком оказались зеленые и красные подвязки для коленей и локтей.

Так ведь это сделка!

— Да? — спросила Нора мягко, соображая, какую выгоду может принести ее догадка.

— Наш хозяин хотел избежать битвы, — протянул переводчик, тщательно перепрограммированный.

— Любопытная идея, — осторожно отозвалась Нора.

Четверо посовещались между собой, и плюющиеся звуки напоминали неказистую версию Наречия Героев. Наконец снова заговорил вокодер:

— Твоя раса и кзинти враги.

— Может, однажды… Переводчик не слушал:

— Люди убивают кзинти. Кзинти убивают людей. Разве не так?

— Это война.

— Ты военный человек, — перебил медлительный вокодер Длиннолап. — Твое мороженое — это убивать кзина. Я понимать человечество.

Ни черта подобного. Лейтенант принялась крутить локон.

— Надо работать бок о бок. Как много лап.

Похоже, они задумали бунт… И о ее возможностях самого преувеличенного мнения. Голая женщина в разноцветных подвязках… Страшнее угрозы не придумать!

— О, змею лишили ядовитых зубов. И вообще-то, если заметил, я сижу за решеткой.

Длиннолап открыл клетку и тут же захлопнул.

— Сделка, — произнес он. — Сделаем обмен.

Голоса его «рук» дрожали, и дрожали сами «руки». Он был до смерти напуган. Создавалось впечатление, что он вот-вот бросится наутек.

— Чем же я могу помочь?

— Ты убьешь всех кзинов, кроме одного. Мы освободим Мягкий-Желтый. Сделка? Мягкий-Желтый жить.

— Я тоже хочу, чтобы он жил, — соврала Нора. Четверка как-то облегченно обмякла.

— Но с чего вы взяли, что я смогу перебить весь корабельный состав?

— Яростные воители-приматы уничтожать кзинов. Мы знаем. Мартышки разбивать корабли Героев. Мы чиним. Соскребаем кзины со стен.

«Неужели они думают, что, если выпустят меня, я не найду себе занятия получше, чем бегать нагишом по военному крейсеру и убивать врагов?! Будто у меня есть шанс завалить хотя бы одного из этих бегемотов!» От ее глаз не ускользнуло, что у Рыжего на поясе два аккуратных ряда человеческих ушей.

— Мягкий-Желтый жить. Сделка? — повторил Длиннолап.

Ну с чего эти «пауки» так привязаны к желтому кзину? Чем он от других-то отличался? Его имя переводилось приблизительно как Надзиратель Примитивных, или Животновод. Может, контроль осуществлялся химически? Или кзин разбирался в гипнозе и измененных состояниях сознания? Не важно. Преданность не поддается логике. Нора вспомнила, как накинулась на Мягкого-Желтого, готовая умереть, когда увидела, как он был жесток с детьми. Длиннолап тогда наблюдал за нею четырьмя глазами. Если бы хозяину угрожала смерть, джоток бы прикончил ее, не раздумывая.

Сделка странная. Но если она спасет Животновода (из темницы?), то заслужит расположение пятируких рабов.

Стоит ли соглашаться? Опасность слишком велика, если у тебя наивные союзники. Или они только кажутся наивными? На что они действительно способны? А на что была способна сама Нора? Разве есть у нее оружие? Никакого. В голове вертелась формула паралитического газа, убивающего кзинов и безопасного для людей, но даже при необходимом оборудовании она бы не сумела его приготовить. Не знала рецепта. Что тут скажешь. Такого подготовка на Гибралтаре не учитывала.

Нет. Затея гиблая с самого начала. И единственный шанс.

— Я не выстою в рукопашной с кзином, — сказала Нора. Пусть выкладывают свои карты!

— У тебя разум воина. У нас «руки». Корабль знаем до мелочь.

С тех пор ее стали кормить чаще. Потом переселили в новую вычищенную клетку, где на полу Аргаментайн обнаружила схему корабля. Нору удивляло, что джотоки сами закрывали и открывали клетки. Им доверяли. Или доверял лишь Мягкий-Желтый, а в горячке боя на перераспределение обязанностей у кзинов не было времени?

Почему он впал в немилость?

Пятирукие союзники оказались коварными интриганами. У них имелся молекулярный аварийный трос. Если его натянуть над полом, кзины могли попрощаться с нижними конечностями. Они знали, как превратить плитку гравитационного настила в поле-ловушку с силой тяжести шесть g.

Но когда Нора приступила к разработке совместного плана, она поняла, зачем понадобилась джотокам. Чем они не могли похвастаться, так это умением стратегически мыслить. Битва всегда предполагает взрыв активности, массу поручений и полный информационный хаос. Опытный командир способен предугадать последствия и выбрать верную тактику.

Нора может создать подробный план. Но как насчет исполнительности джотоков? Способен раб следовать приказам? Боже, хотелось бы верить.

Некоторые вещи лейтенант просто не смогла бы проконтролировать. Человеческий гиперфлот уже развязал битву у альфы Центавра. Это Нора знала. Но вытянуть джокера можно в любой момент: свои же могли превратить ее в горсть пепла прежде, чем заговорщики начнут действовать. С другой стороны, «Гнездящаяся самка косоклыка» — это главный тихоход Третьего Прайда и достигнет места нового назначения на много дней позже основного состава. Если удастся совершить задуманное до того, у них появится неплохой шанс выжить. Расторопность — главное условие их успеха

Нора Аргаментайн не питала радужных надежд по поводу собственной судьбы во время мятежа. Так что стратегию подчинила основной цели: уничтожению как можно большего числа кзинов. Да-да. Как можно больше должно погибнуть, прежде чем настанет неизбежный провал ее личного плана Работала она скрупулезно, досконально изучая всю информацию, которую ей поставляли джотоки. Она составила список всех кзинов, находившихся на борту «Самки». Мягкий-Желтый числился последним. С ним можно было покончить, наполнив гибернатор жидким азотом, но сначала получить максимум выгоды от союза с джотоками.

Они могли изготовить паралитический газ. Сначала их способности изумляли Нору, но потом она вспомнила, что желтый кзин делал с детьми. Кажется, ему был жалован своеобразный «грант на медицинские исследования» в области человеческой физиологии. Нет уж. Маньяка она щадить не станет.

Умницы-джотоки даже собрали некое подобие ручного оружия. Они отличались настоящей, праведной любовью космонавтов к высокоскоростным частицам и сверхмощным режущим предметам. В результате Норе представили ускоритель травматических дробин. Выстрел мог спровоцировать внутреннее кровотечение у кзина, но не навредил бы переборкам корабельного корпуса.

Мастерская «Самки» была превосходно оборудована для межзвездной войны. К месту битвы силы не подтягивались частями, а выходили полностью укомплектованными. Так что при необходимости обеспечивался незамедлительный, срочный ремонт и изготавливались нужные детали. Для Норы подобная опрометчивость оставалась необъяснимой: доверять столь важный аспект рабам?! Но ведь она не была кзином.

Начали с жилого отсека. Воздушные вентили не были оснащены сигнализацией. Газ наполнил помещения, постоял и был вымыт водными струями. Вентили кто-то ослабил. Убитый газом кзин выглядит как спящий. Только не дышит.

Свободные от работы джотоки заняли заранее оговоренные позиции. Командный центр погрузился в облака смертельного газа. Хрит-Старший-Офицер обнаружил, что с ним творится неладное, и в тот же момент его нервная система отказала: он даже не смог подать сигнал тревоги о газовой атаке. Это сделал кзин, находившийся от воздухоочистителя дальше остальных. Прежде чем умер.

Те, кто еще оставался в живых, бросились за доспехами — разбуженные, встревоженные, но готовые к схватке. Они привыкли подчиняться приказам и получили желаемое: «Боевая тревога!» Фатальная ошибка. «К транспортным площадкам!» — так было бы куда разумнее. Могла бы сработать и «Пробоина в системе герметичности!» Даже «Покинуть борт!» дало бы кзинам спасительный шанс: они бы сбились в толпу в эвакуационном узле, а толпа кзинов — это страшная сила. Но «Боевая тревога!» просто заставила их послушно броситься врассыпную по заученным маршрутам, по знакомым коридорам… Прямиком в гравитационные ловушки. Джоток, спрятавшийся в стоявшем на стапелях «Цтиргоре», одним выстрелом снял Героя, бегущего через ангар.

Лейтенант Аргаментайн руководила мятежниками из тесного чулана с униформой, временно помещенного в главный коммуникационный узел «Самки». Наконец-то она разжилась брюками и рубашкой, перешитыми по ее приказу джотоками. Плюс кислородной маской, подогнанной под размер. Операция была в самом разгаре, когда отряд кзинов отбил захваченный командный центр и уничтожил всех рабов, там находившихся. Связь прервалась.

Теперь они могли вычислить ее собственное местоположение.

Срочно убираться! С импровизированным ускорителем наперевес Нора спрыгнула в г-образный коридор. Держа оружие на изготовку, она огляделась и поняла, что здесь и погибнет. Что подумают дети, когда очнутся от успокоительного? Должно быть, она совсем спятила, раз захотела умереть в своей клетке!

Внезапно по коридору просвистела стрела арбалетного электрошокера, обнаруживая Героев группы зачистки. Без толку, выходит, она прикрывалась ускорителем. Стрела угодила Норе в спину, вероятно срикошетив от стены. Раны не было, только пальцы онемели так, что она едва держала оружие в руках, пока стреляла по ведущему кзину, по прикрывающему и, для острастки, по полосатому монстру в тупиковой ветке, где они, видимо, и прятались. Потом выстрелы стихли. Нора почти оглохла, а парализованные ноги отказывались двигаться. Обездвиженный кзин проплыл по коридору прямо на нее. Потом лейтенант почувствовала россыпь ударов по стенам.

Когда совсем девчонкой Нора постигала науку войны, в голове ее оседали интересные факты и истории. И теперь она вспоминала отрывок из письма одного француза, оказавшегося в госпитале Реймса: он пролежал четыре дня в осыпавшейся траншее под трупами собственных восьми товарищей. Дело было в двадцатом веке.

Долг солдата — ждать. И пока он ждет, парализованный, жизнь идет своим чередом. Из-за угла показались трое джотока, тараторящих на своем псевдонаречии Героев. Ловко переворачивая кзинов, они стянули с них шлемы и перерезали глотки. Потом освободили трупы от оружия и сложили аккуратной стопкой рядом с Норой. Перезарядили ускоритель и подвесили лейтенанта в верном положении. Двое рабов ушли, а третий задержался, чтобы вколоть «командиру» антидот, эффективный, правда, только для кзинов. Поправили Норе брюки и оставили одну.

Долг солдата ждать, пусть он и парит в крови врага, словно замоченная простыня. Пальцы недвижны… Святые угодники, пусть вернется чувствительность, когда появится шанс убить еще одного кзина!

Отца спалили заживо.

Наконец появился Длиннолап, отчаянно спорящий сам с собой о том, как помочь Норе. В результате трое джотоков аккуратно перенесли ее в отсек рабов, чтобы вымыть. Она могла только мямлить и по-младенчески «гулить». Поэтому молча слушала историю их невероятной победы. И пусть не могла выразить радость словами, но глаза ее лучились.

Видел бы это генерал Фрай! Жуткие пятирукие рабы заботливо моют голую самку приматов!

Длиннолап разделил ее локоны на пряди, нежно расчесал их золотистую массу, встряхнул, распушил, добавил протеинов для объема. О да, он умел управляться с мехом!

— Выж… Мягкий… Желтый… выжил?

— Спать как котенок.

Нора усмехнулась про себя. Остался только один! Получасом позже, когда способность говорить вернулась, она предложила разбудить желтого кзина.

Длиннолап колебался. Остальные джотоки тут же сникли, устрашившись.

— Не сейчас. Сначала очистить корабль. Кровь! Вмятины! Жуть! Хаос!

Большая «рука» угрюмо добавила:

— Он не должен узнать. Пятнистая вздрогнула:

— Ярость, если рассказать…

— Соври кзину — и попадешь на пыточный стол, — понимающе кивнула Нора.

— Бунта не было! — категорично заявил Длиннолап. — Все как было.

Джотоки отлично разбирались в штурманском деле. К началу мятежа поляризатор «Самки» работал на холостом ходу, разогнавшись до четверти световой. И торможение в планы бунтовщиков не входило. Они лишь задали новый курс. Глубоко в космос.

Избавиться от трупов кзинов было поручено специальной группе. Тела были сброшены в поле поляризатора.

Энергия двигателя жестоко расщепила их и тут же привела частицы в равновесие. Другие команды чистили, отскребали и чинили. Длиннолап убил всех, кто не участвовал в мятеже, мясо оставил на хранение для Мягкого-Желтого.

Впервые за тысячу лет древние покорители варварского рода Героев вновь командовали собственным кораблем.

Глава 24 (2420 н. э.)

Гибернация притупляет мысли, гасит ярость. Но после пробуждения память нисколько не страдает. Поэтому Мягкий-Желтый совершенно растерялся, когда, очнувшись, не обнаружил себя сцепившимся с Гррафом-Хромфи. Похоже, вместо бесславной гибели его ожидала иная участь: стать хозяином опустевшего, неуклюжего самоходного дока, бороздящего глубины кзинского космоса. Как минимум у него должны быть штурман и команда.

Сначала Наставник-Рабов решил, что Хромфи, под воздействием неожиданного всплеска гормонов, изменил точку зрения и позволил Мягкому-Желтому осуществить задуманное. Единственно возможный логический вывод. На борту царил безукоризненный порядок. И «Акула» до сих пор лежала в ангаре — первое, что Наставник проверил.

Но командор, который и ухода за мехом джотоку не доверит, не мог оставить на пятилапых рабов управление целым кораблем! Что-то случилось. Однако на догадки времени не было. Командование судном было для Наставника в новинку; возникло множество неотложных дел, требующих внимания. И все же он стал подмечать мелочи.

Протоколы приказов исчезли. Электронный корабельный журнал подозрительно чист. Командный передатчик разбит. Когда джотокам был отдан приказ взять управление кораблем на себя? Он даже информации об итогах битвы раздобыть не мог. Последнее, что он слышал, было сущим кошмаром: частый импульс приближающихся сверхсветовых звездолетов ОНКФ, Хромфи рычит во всю глотку о мифологических одноглазых монстрах, мастерах гипноза, о том, что человеческие агрессоры прихватили с собой и циклопа, а Пятая флотилия отправляется на подмогу кзинским защитникам системы альфы Центавра, на верную смерть.

Теперь же об этом никто и слова не обронил. От кзинов не осталось даже запаха. Ни намека на высшее руководство. Полный разрыв с реальностью.

У всей этой пасторальной тишины — ни шума битвы, ни сигналов тревоги — и безмятежности должен быть хозяин. Но его джотоки, управлявшие доком в нарушение всех норм Адмиралтейства и субординации, были бесконечно напуганы. Вот что было самым подозрительным.

Рабы Наставника лгать бы не стали. Если бы Хромфи оказался в безвыходном положении и отдал приказ вести «Самку» к столичной планете, джотоки бы так и сказали, и были бы крайне горды доверием командора. Но те только суетливо бегали вокруг, стремясь угодить и изобретая приказы, которые потом выполняли со всем рвением… И помалкивали.

Наверное, боялись, что их покладистый Мягкий-Желтый перебьет всех до единого. В каждом из пяти сердец джотока живет неуемный страх перед Клыкастым Богом. Но допрашивать рабов Наставник бы не решился. Разумеется, вранья бы он не потерпел, но порой правды лучше не знать. Он никогда, никогда бы не стал допрашивать Длиннолапа, Шутника и Ползуна о Водящем-За-Нос. Эта тема навсегда останется под запретом.

Убийство из бесконечной преданности.

Помнится, еще Смотритель-Джотоков, перебрав контрабандной крови стондата, несвязно бубнил о преданности джотоков так, словно это был великий грех. Истории об их коварстве были правдивы на все сто, но Наставник предпочитал списывать подобные проявления агрессии на счет неумелого воспитания рабов. Неужели мотив был иным? И кровожадная горячка — это то, чем чревата прочная «фиксация»?

Наставник исследовал все уголки корабля на предмет улик и не нашел ничего, что свидетельствовало бы о массовом избиении кзинов. Нет, нет. Подозревать глупо! Его джотоки послушны. Лучше не найти. Может, они способны на убийство из благих намерений… Но только не мятеж. Система обучения проверена многими поколениями. Она не включает развития навыков военной стратегии. Наоборот. От этой выдающейся в прошлом способности пятилапых при выведении современных линий породы старательно избавлялись.

Однако Наставник заметил еще кое-что. Рабы настойчиво держали его подальше от лейтенанта Аргаментайн, с излишним рвением поддерживая в отсеке с клетками феноменальный порядок. Кзин даже замурлыкал от осенившей его догадки. Вся эта завеса тайны после его пробуждения заставила совсем позабыть о Норе. И никто о ней даже не напомнил…

Да. Джотоков он жалел. Но без колебаний решится на допрос мартышки. Должно быть, она совсем поправилась.

Размышляя об этом, он проверял курс «Самки» к тусклому, далекому Р'хшссире, сидя в командном кресле на мостике. Навигация не его специальность, но ведь Наставник полжизни провел в космическом пространстве, покоренный величием небесной сферы. Он получил кое-какие знания о более чем тысяче звезд, навсегда завладевших его сердцем. Проложить курс — не проблема. Главное — избегать изменчивых скоплений массы, что есть и искусство, и гордость, и ночной кошмар любого штурмана. И в этом Наставник преуспел.

Нора Аргаментайн была не в духе, когда он пришел к ее клетке. Джотоки превысили полномочия и собрали четыре пустые клетки в одну общую для самки и детенышей, но Мягкий-Желтый только признал, что подобное решение оказалось оптимальным. Дети зарыдали, едва увидев его.

— Тихо, рабы! — рявкнул он, и троица умолкла.

— Похоже, твои маленькие фокусники вытащили тебя из холодильника. Взяли командование целым кораблем на себя и спасли хозяина.

— Я доверяю своим джотокам. Но Грраф-Хромфи ни за что бы не отдал док под их начало, пока на ногах хотя бы один кзин. Я хочу знать, что случилось.

— У них и спроси!

Наставник открыл клетку и заверил детенышей:

— Я только ненадолго заберу ее. Задам несколько вопросов и тут же верну.

За руку вытащил Нору и, придерживая на расстоянии, чтобы она не смогла его ударить, толчками направил к палубной станции транспортных кабин. В условиях легкой гравитации они почти парили. Лейтенант пыталась стряхнуть лапу кзина:

— Я не брыкаюсь!

Но на самом деле каждый шаг пути она вела себя с точностью до наоборот.

Пыточное кресло было слишком большим для человека. Наставник стянул конечности самки жгутами и достал инструменты. Подключил вокодер к монитору, чтобы исключить из разговора непонимание.

— Скажи мне правду, и боли не будет. — Голос его был мягким.

— Я уже была здесь, своего мучителя прибила. Ситуация начала проясняться. Сообразительность самок — неиссякаемый источник лишних неприятностей!

— Гр-р, это все?

— Должна ли я сдать твоих вероломных пятируких ловкачей?

— Они предали тебя?

— Они вкололи мне успокоительное и вернули в клетку. Они предали себя.

— Что произошло? Я не могу их допрашивать, у меня все нутро сжимается от жалости. Позор мне, ведь они мои друзья.

— Друзья?! Вместе мы за полчаса перерезали твоих соратников-крысокотов! Им определенно понравилась забава! Только одну ошибку я совершила. — Нора плюнула в кзина что есть сил. — Спасла твою шкуру!

Сам того не ожидая, Наставник вдруг низко, угрожающе зарычал. Вот он, лидер мятежа! Теперь все встало на свои места.

— Подробнее! — прогромыхал он.

Нора растолковала, куда Мехоликий может засунуть свой хвост.

Он включил нервный стимулятор:

— Ладно, ладно, зачем мне, в самом деле, их выгораживать.

Ничего не поделаешь. Придется рассказать. Но пусть помучится, она спешить не станет. Нора выставила все так, будто восстание было спонтанным: этакое удачное стечение обстоятельств. Умолчала о паралитическом газе, стоически сопротивляясь желанию поведать его «чудесную» формулу, если вдруг кзин будет настойчив. Но слишком ошеломленный общей картиной, тот вдруг остановил «глубинные раскопки». Нора буквально кожей ощущала: Мягкий-Желтый не мог, не желал допускать даже мысли, что его джотоки способны на убийство. Почему?! Он избавил ее от пут, давая понять, что допрос окончен.

— Я должен всех их выкинуть в космос! — прогремел он.

— Помочь?

— И ведь я уже сталкивался с подобным. Но кому еще было прикрывать мою спину? Кзин, что охотится в одиночку, очень уязвим. — С досады он ударил хвостом о стену. — Это ты их с толку сбила.

— Убьешь меня?

— Самки не способны нести ответственность за содеянное. Не твоя вина, что ты разумна. У Клыкастого Бога своеобразное чувство юмора.

— Шкура у тебя отличная, как раз для коврика возле камина, — огрызнулась Нора, накручивая локон на палец.

Наставник промолчал. История о массовой резне отрезвила его, привела мысли в безукоризненный порядок. Какими еще страшными последствиями грозила рассудительность у самок? Думающая, внятно изъясняющаяся кзинррет способна перевернуть жилище благопристойного кзина вверх дном, если научит всему, что знает, свое потомство. Голова идет кругом, стоит только представить, что в покоях самок будет править военный гений одной из них! Они же полностью завладеют умами котят! И воспитают вопреки всякой морали и мудрости!

Что за горькая доля выпала этой расе! Что за жестокий поворот эволюции! Сердце Наставника кольнула острая жалость к приматам. За последние две сотни поколений только на родной планете человечества войн случилось больше, чем за всю историю кзинской космической экспансии. Такого количества смертей не знала ни одна завоевательная кампания Героев во имя защиты Долгого Мира Что еще пожнет раса, если сообразительность самок сеет раздор между отцами и сыновьями?

Бессмысленное расточение феминной сути, истинного назначения, внутренних сил, которые следует тратить в играх с котятами и в блаженстве супружеского ложа.

Инструменты для пыток были убраны. Черные подушечки пальцев коснулись золотых каскадов кудрявой шевелюры Аргаментайн. Наставник тосковал по давно утерянной Гриинх.

— Не бойся меня. Я странный кзин, известный своей совсем негероической привязанностью к собственным рабам. Природа дала тебе красивые волосы. Я позабочусь, чтобы голое тело покрыл безупречный, великолепный мех. В твоей натуре есть изъяны, но я знаю, как сделать умственные способности безупречными.

Лучше самки не найти.

И никакой спешки.

Им предстоял долгий путь домой.

Глава 25 (2420–2423 н. э.)

Пусть «Гнездящаяся самка косоклыка» и слыла тихоходом, но ее круизная скорость была ничуть не меньше, чем у любого крупного кзинского корабля. Путь до Хссина — три с половиной года, то есть два и шесть десятых световых лет от альфы Центавра. Человеческий космос теперь кишел патрулями, оснащенными гипердрайвами, так что выбираться на активно пользуемые трассы не хотелось. Впрочем, Хссин лежал в пяти и шести десятых световых лет к северу от человеческого Солнца. Контролировать такой квадрант — все равно что на шлюпке патрулировать океан.

С самкой будут проблемы. Наставник уже предвидел. Держать в клетках подопытных животных — это одно, но для разведения породы такое содержание не годилось. Из этого не выйдет толку. Поэтому он очень тревожился, начиная долгосрочную программу. Замороженной спермы имелось в избытке. Требовались дополнительные эксперименты, но без надежного обеспечения подопытными приматами об этом можно забыть. Придется положиться на уже полученные знания.

Правда, если он предоставит самке Норе столько места, сколько ей захочется, — да хоть дворец построит, чтобы там и дети резвились, — это неприятностей только прибавит. Тем не менее он выбрал для лейтенанта самое просторное помещение в каютном отсеке, хотя самка оставалась в клетке до тех пор, пока оборудование вольера не было завершено. Думай, прежде чем прыгать!

В своем изначальном виде помещение надежностью не отличалось. Когда Нора поселится во дворце, подобные аспекты уже потеряют свою значимость. Но сейчас, Наставник знал, она твердо вознамерилась уничтожить «Акулу» и гипердрайв и от задуманного не отступит, даже если придется поплатиться жизнью. Следующим пунктом в ее списке приоритетов значилось убийство последнего уцелевшего на борту кзина. Яростный интеллект самки… Пленяющий изъян. Надо держать ухо востро. Нору нельзя недооценивать.

Джотоки укрепили стены вольера бронированными плитами. Встроенные мониторы позволяли следить за самкой и ее опасными повадками круглосуточно. Приборы контроля были не самые современные, но, если Нора будет хорошо вести себя, они не станут травить ее газом слишком часто.

Когда «покои» были готовы, Наставник взял лейтенанта на экскурсию. К его неудовольствию, Нора опять облачилась в одежду. Она не украшала, но скрывала безволосую наготу.

— Неплохо, — сказала Аргаментайн сдержанно. — Напоминает «Алабаму». Оружейный склад.

— Алабаму?

— О той войне ты ничего не знаешь. Это боевой крейсер Военно-морских сил США с бронированным оружейным складом, способным выдержать внутренний взрыв, и корабль при этом не пойдет ко дну.

Наставник выслушал ее со всем вниманием, а потом включил вокодер, чтобы удостовериться, что понял все верно. Какие опасные факты хранила ее память! Похоже, Нора способна слепить мощную взрывчатку из бумаги и слюны. Ее следует избавить от подобного знания, подчистить память, изменить эмоциональную картину, ослабить речевые способности. Пока она владела воспоминаниями и полным набором практических навыков, она оставалась крайне опасной. Кроме того, стоит заняться эстетическим видом: попытаться вырастить богатый мех поверх розовой кожи. Тогда Наставник будет спокоен и доволен.

Долгие годы экспериментов показали, что человеческая память отличается исключительной гибкостью, превышая аналогичный кзинский показатель примерно в пять раз.

Пытки быстро проясняли общую картину, но были губительны при работе со специфическими особенностями. Всякий раз, как возникало воспоминание, оно принимало измененную форму. Если целью являлось облегчить боль, путь памяти претерпевал кардинальную трансформацию, проще говоря, мутировал. Пытки же постепенно разрушали механизмы, способствовавшие восстановлению оригинальной картины памяти.

Вывод: пытки исключить.

Медленно, мало-помалу Наставник разработал основные методы.

Наилучших результатов в работе с лейтенантом он добивался, когда погружал Нору в состояние сна, из которого она не могла самостоятельно выйти. И при этом сон не был глубоким. Кзин переносил ее в макет кабины «Акулы», где представлял спящему сознанию виртуальный ряд образов военной тематики, к примеру нападение вражеского штурмовика. Победа поддерживала ее интерес к подобным сновидениям и гасила повышенную тревожность.

Пока Нора слала, Наставник следил за ее двигательными реакциями. Так он мог составить схему манипуляций, которые лейтенант совершала, чтобы, скажем, отбить ту же атаку. В результате Мягкий-Желтый ознакомился с подробными боевыми характеристиками «Акулы». Обнаружил, что прыжку в гиперпространство предшествует получасовая фазовая подготовка. Что корабль Норы был захвачен именно из-за неисправности двигателя.

Помимо этого, Наставник изучал Аргаментайн с позиции эволюционного курьеза. Поскольку люди бисексуальны, наличие разума у самки являлось нежелательной чертой, наследуемым признаком, который необходимо подвергнуть выбраковке. Если уж кзинти собрался создать послушного раба-примата — а Нору никак нельзя назвать послушной, — из обязанностей самки сразу следует исключить воспитание детей-самцов. Иначе гарем свергнет Патриархат и мир кзинов будет повержен в хаос. Отчего человеческое сообщество еще не превратилось в безжизненную взвесь космической пыли?!

Тем не менее умения Норы могли пригодиться.

Чтобы доставить ей удовольствие, Мягкий-Желтый предложил самке обставить вольер по своему вкусу, чтобы и ей, и детям тут было удобно.

— Ты правда дашь мне все, что я захочу? — Она сложила губы в странной улыбке, обозначавшей, как Наставник уже знал, удивление. И, к его огорчению, скрытую угрозу. Ее пальцы крутили золотистый локон.

— Никакого оружия, — предостерег Мягкий-Желтый.

— Хочу огромную подушку, чтобы плюхаться со всего разбегу.

Разум Наставника лихорадочно анализировал данное пожелание. Как превратить подушку в оружие и убить врага, когда тот меньше всего ожидает нападения? Что за игры! Только на нервы действуют. Воображение уже рисовало безрадостные картины: Нора замачивает содержимое подушки в азотной кислоте, а из порванной на лоскуты ткани плетет аркан. Будто бы не слишком правдоподобно… Гр-р.

— Будет подушка, — согласился Наставник.

На борту появился изощренный декоратор. Ее идеи ставили в тупик. Кровать с атласным балдахином и регулируемой гравитацией?! Золотые человеческие младенцы с крыльями у изголовья?! Наставник недовольно ворчал, но все же приказал джотокам выполнить заказ и подобрать достойную замену атласу и дереву. Пришлось перепрограммировать ткацкие станки и формовщиков пластмасс.

Время побежало быстрее, ведь появилось столько дел и забот! И главная задача — понять устройство гипердрайва. Тут нельзя действовать опрометчиво, нельзя разбирать для тестов, потому что это единственный доступный образец…

В итоге Наставник сосредоточился на двух основных пунктах.

Первое. Анализ двигателя. Выделить сборочные единицы. Попытаться создать копию отдельной единицы. Испытать.

На «Самке» имелось все для ремонта и производства любых запчастей. К тому же псевдофабрика, по сути, стала собственностью Наставника. Ну а джотоки — искусные мастера.

Второе. Исследовать знания и навыки Норы в области военной науки.

Наставник попытался донести свои рассуждения до Норы, но та оказалась упряма, как все сыновья Хромфи, вместе взятые. Посиживая под своим балдахином, она реагировала лишь совершенно неприличествующей самке агрессией. Слушать она, похоже, не умела. Что еще раз доказывало: самки не способны пользоваться даром речи, даже если обладают им.

Когда исследования гипердрайва изматывали, Наставник отдыхал, выстраивая умозрительные концепции избавления человеческих самок от мужских признаков, например речевых навыков, с помощью хромосомной инженерии. Впрочем, грезы оставались грезами, поскольку решение слишком очевидно, чтобы быть верным.

Генетическая реконструкция, к которой однажды прибегли сами кзинти, тут вряд ли поможет.

Репродуктивный цикл кзинов начинается с объединения сперматозоида и яйцеклетки в двуядерную суперклетку. Затем генетические группы, похожие на человеческие хромосомы, становятся активными и покидают ее, чтобы разделиться на четыре разнополых зародыша. Парами они мигрируют в брюшную область самки. В помете всегда равное число кзинтош и кзинррет.

Репродуктивная схема приматов не сильно и отличалась. Но имелись не совсем удачные эволюционные решения. Ядра кзинских клеток гораздо более сложно организованы, содержат три различных типа белковых цепочек: комбинация контроля половых признаков, основная комбинация, комковая комбинация.

Цепочки, определяющие принадлежность зародыша к тому или иному полу, отличались наибольшей насыщенностью и величиной, в четыре раза превосходя любую цепочку в основной группе и в несколько окталов — цепочки из комковой комбинации. В клетках самцов кзинтош-цепочки дублируются, в клетках самок над кзинррет-цепочкой доминирует цепочка самца. Цепочка самки отвечает за физические размеры и подавляет речевой признак, который несет именно кзинррет.

В случае с человеческим родом генетически видоизменить мужские половые признаки не удастся, потому что в этой расе именно в клетках самок содержатся обоеполые наборы хромосом! Дурная инверсия естественного порядка вещей. Структура человеческой ДНК ставит в тупик: для чего самцам-приматам, теряющим волосы и наследующим гемофилию, интеллект как таковой?! Что еще хуже: женские и мужские наборы хромосом одинакового размера, мужские даже тоньше и, в отличие от кзинских аналогов, лишены конкретных центров контроля роста и развития.

Как бы там ни было, Наставник не торопился лишать Нору интеллектуальных задатков. Он помнил, к каким провалам в исследованиях приводил в прошлом его юношеский пыл. Думай, прежде чем прыгать.

Разум — полотно многослойное, структура многогранная, и настоящей катастрофой обернется смешение составных частей, когда, удаляя один компонент, выясняешь, что разрушил другой. Необходимо запастись терпением, изменять небольшие структурные образования в мозге Норы по одному за операцию. Далее начинался период тщательного, пристального наблюдения за спровоцированными переменами, предопределяющий очередной этап коррекции.

Путешествие длилось уже несколько месяцев, когда лейтенант решилась на попытку уничтожить корабль. Она использовала для побега мебель. Соорудила противогаз и двинулась к системам жизнеобеспечения через узел кондиционирования воздуха, о котором узнала во время мятежа. Схему «Самки» Нора запомнила назубок.

Наставник обнаружил ее без сознания. Аргаментайн остановило изощренное устройство, которое Мягкий-Желтый создал, скорее руководствуясь дотошной предусмотрительностью, чем на случай серьезной угрозы. Сказывалось влияние многотомного труда Чуут-Риита: покойный Командор-Завоеватель призывал учитывать даже маловероятные повороты событий.

До самой своей неудачи самка Нора продолжала настаивать на одежде. Кзин пытался убедить ее в нелепости самой концепции укрывать тело тряпками. Он прибег к виртуальным образам слонов в сомбреро и болеро, тритонов в камзолах, жирафов в матросках и яков в килтах. Нора только хохотала до упаду, и ее локоны умильно пружинили. Она рассказала, что выросла на историях про животных в одежде. Невероятная чушь! Только представить, что придется расстегивать пуговки на жилетке ватака, прежде чем разорвать добычу… Брр!

Исчерпав все аргументы, Наставник просто «заминировал» брюки Аргаментайн капсулой с паралитическим ядом, который немедленно проникнет ей под кожу, едва она окажется слишком близко от электромагнитных заслонок какой-либо из систем жизнеобеспечения.

Находиться рядом с нею, пусть недвижной, — все равно что ворковать с зажигательной бомбой. Где только она окислитель раздобыла?! Из воздуха! Ну конечно же! Собственная недальновидность приводила в ярость. Как приматы управляются с целым гаремом подобных «лейтенантов»? Как вообще весь род человеческих самцов еще не вымер?

Последний инцидент избавил Наставника от сомнений. Память Норы необходимо стереть. Мягкий-Желтый уже закрепил на ее конечностях жгуты, когда самка пришла в себя.

— Еще здесь… Я все провалила, черт! — всхлипнула Аргаментайн, оглядывая операционную.

Будь она кзином-Героем, ей бы дали прозвище Мастер-Провала.

— Забудь, — буркнул Наставник. — «Алабаму» сделали непотопляемой.

— Как дети? — Она заплакала в полную силу.

Нора считала личным долгом заботиться о трех малышах, замученных неволей и опытами на мозге. Кто она, мать или офицер ОНКФ… Уже не разобрать.

— Длиннолап учит их играть в карты.

— Луи не сможет. Ты искалечил его. Он не способен концентрировать внимание.

Наставник-Рабов не ответил. Не пошевелился. Он вырос в совсем ином обществе, где высокая смертность среди молодняка была обычным делом. Котята гибли в огромных количествах: жестокие отцы и сверстники, изгнание из семей… Рождалось гораздо больше, чем выживало. Путь к Героизму и Доблести устлан страданиями.

— Меня ты тоже изувечишь? Поковыряешься в мозгах и сделаешь бубнящей слюнявой идиоткой?

Она боялась. Что за смесь… Страх и смелость… Наставник чувствовал, как рождается в нем неестественное, неожиданное сострадание.

— Всего лишь приштопаю тебе хвост! — прорычал он с шипением, рискнув блеснуть чувством юмора.

Из операционной Нора вышла с имплантатами желез в мозгу. Чувства и ощущения не изменились. Сознание было ясным. По-прежнему она надеялась уничтожить «Акулу». И по-прежнему ненавидела кзина.

Свободное время Наставник проводил, создавая математическую модель человеческого мозга. Занятие, особых трудностей не подразумевавшее. Большую часть работы все равно выполнял интерактивный накопитель. Требовалось лишь занести информацию, содержавшуюся в медроботе, и результаты экспериментов в интегральную модель, которую кзинские физиологи создали бесконечность назад как наглядное пособие по разнообразию органических мозговых образований: джотоков, кзинов, кдатлино, чункенов и прочих рас. Много различий и куда больше сходства.

Подчистка памяти — процесс деликатный. Воспоминания плотно связаны друг с другом, словно гигантский n-мерный кроссворд-головоломка. Удаление отдельно взятого сегмента влечет за собой уничтожение целого шлейфа других. «Очищенную» память, как пустой контейнер, всегда можно заполнить новым содержимым. Реконструкция проводится автоматически с использованием остаточных мнемонических единиц. Недостающие фрагменты активируются при попытке вспомнить что-либо. Если потеря памяти вызвана естественными причинами, то внедренная информация складируется в какой-либо области мозга «до востребования».

Органический мозг — структура, развивавшаяся на протяжении сотен миллионов лет в жестоких условиях естественного отбора, — идеально подходил для расы завоевателей. Он мог выдерживать обширные повреждения без существенного снижения работоспособности. Ни одна отдельно взятая область мозга не являлась контрольной для всей системы. А многочисленные резервы гарантировали, что даже масштабная потеря памяти поддается возмещению.

Отсюда следовало, что стереть память Норы полностью за одну операцию не удастся. Если не ставить цель убить самку. Наставник решил прибегнуть к поэтапной деградации мнемонических структур, не нарушающей общий гомеостатический баланс. Он умел тормозить или ускорять рост дендритных отростков нейронов, разъединять и соединять наугад. Мог произвольно менять уровень синаптических показателей. Выключать или включать механизм, переводивший кратковременную память в долговременную.

Наставник разбирался в работе нейронных рецепторов и был способен активировать или выводить их из действия, если требовалось привести мозг Норы в дисбаланс, чтобы началась активная компенсация: ускоренный набор опыта клетками мозга. Биохимическая стимуляция этого процесса требовала осторожности, поскольку могла спровоцировать своеобразную фиксацию разума на одном-единственном событии. Невральное обучение переписывало старые воспоминания быстрее, чем они могли восстановиться.

В нормальных условиях накопление опыта мозговыми структурами идет резкими рывками. Нейронный дисбаланс запускает освоение новых информационных блоков, чтобы вернуть системе равновесие. В случае успеха обучающая программа сворачивается. Постоянное ее использование стирает прежние воспоминания, не давая им шанса восстановиться по достижении равновесия.

С помощью медробота Наставник научился еще одному искусному трюку. К уничтожению нейрона могло привести внедрение псевдовируса. Привитая паразитарная структура отпочковывалась, что убивало носителя, и после, под воздействием того или иного стимула, либо воспроизводила себе подобную, либо отращивала аксон. В случае активных нейронных рецепторов аксон ветвился дендритами и «пускал корни» в мозг. Таков был альтернативный способ избавить Нору от старых воспоминаний, не причиняя вреда.

Железы, стимулирующие рост меха, — это лишь прихоть.

И по-прежнему не было никаких идей, как блокировать, демонтировать и перебрать заново «языковой процессор» лейтенанта.

Ну что ж. Один прыжок зараз.

Когда самка окрепла, Наставник принес мороженое и устроил для нее настоящий пир в импровизированном дворце-вольере. Возможно, помещение и не было «приматонепроницаемым», но Мягкий-Желтый предпринял все, на что был способен в сложившейся ситуации. Особенно Нору радовала ширма рядом с детской, позволявшая ей немного передохнуть от возни с маленькими бесенятами.

Луи в самом деле отличала излишняя импульсивность и настойчивая тяга к разрушению. Девочки были гораздо тише. Они дрались, как две кзинррет на турнирной арене, и любое проявление нежности Норы к сопернице рождало кипучую ревность в сердце другой. Брунгильда через несколько лет должна была умереть от переизбытка мозговых клеток.

Длиннолап веселился с детьми, пока Наставник, развалившись на огромной подушке, поедал собственную порцию мороженого, приправленную кусочками печени и почек. Он беседовал с Норой, не в силах отвести взгляда от ее лица.

— Гр-р. Ты мне очень дорога. Я хочу, чтобы ты жила. Но еще важнее человеческий гипердрайв. Он представляет огромную ценность для Патриархата. Если попытаешься сбежать снова, я буду вынужден тебя убить.

— Только если я не прикончу тебя раньше.

Аргаментайн отправляла в рот одну за другой пурпурные ягоды, усыпавшие шарики мороженого. На ее щеках залегли ямочки. Сегодня Наставник впервые их заметил.

Он оскалился, изо всех сил стараясь повторить человеческую улыбку. Как же им удается так кривить губы?!

— Забудь, что ты это вообще говорила.

Когда док вышел к Р'хшссире, Нора уже покрылась чудесным шелковым мехом. Лоснящийся, золотистый, он превратил ее из уродливого розового «огрызка» в сногсшибательно красивое животное. Она все так же свободно трещала и спорила на английском, правда с паузами. И Наставник еще не измыслил способа добиться ее беременности: он хотел, чтобы Нора понесла двойню.

Глава 26 (2423 н. э.)

Коротышка-Сын Чиир-Нига, он же Поедатель-Травы, он же Наставник-Рабов, был наконец дома, и сердце его трепетало от радости. Р'хшссира, это раскаленное ископаемое, отчего оно так мило ему? А Хссин? Что он для Наставника? Отчего так не терпелось пробежаться по старому загону и посплетничать со Смотрителем?

Мягкий-Желтый сидел в командном центре и проверял показания приборов, еще задолго до того, как док вышел к месту назначения. Он взял на себя роль няньки шумного Луи, потому что агрессивный малыш совершенно измотал Нору и ей требовался отдых.

— Гр-р-роуф! Отойди оттуда! — приказал Наставник. Он несильно шлепнул ребенка и вернулся в кресло. — Иди сюда. Скоро ты увидишь кое-что интересное.

Кзин надеялся поразить мальчика видом звездных россыпей. По правде говоря, дети пробудили в Мягком-Желтом отцовский инстинкт, а Луи был единственным самцом.

Тишина электромагнитного эфира начинала беспокоить. Приборы отказали?

Луи тем временем, воровато оглядываясь на полосатого монстра, готов был возобновить свою опасную забаву. Все в порядке. Можно действовать. Кзин занят.

Безжалостная правда открылась, когда «Самка» начала сближение с орбитой Хссина и электромагнитный телескоп выдал первые снимки. Горестный рык бесконечного отчаяния вырвался из груди Наставника. Хаос! Эти безволосые упыри уже побывали здесь! Пришли и ушли, не оставив камня на камне!

Орбита больше не светилась привычными гирляндами пассажирских и грузовых судов.

Наставник выл и кидался с когтями на стены.

Луи нырнул под штурманский стол, ввергнутый в ужас, оставив пластиковый кусок обшивки наполовину воткнутым в клавиатуру.

Убитый горем кзин видел только, как детеныш пытается сломать его компьютер. Когти вцепились в завизжавшую мартышку, вытащили из укрытия. Бритвы-челюсти откусили голову, и крики тут же стихли. В ярости Наставник разорвал тельце мальчика на части. Жажда крови заставила проглотить руку. Но разве он был голоден?! Отшвырнув труп, кзин в отчаянии принялся колотить себя в грудь.

Клыкастый Бог из прихоти покинул их! Хссин должен был получать новости с Ка'аши! Он вернулся к кзинскому названию Дивной Тверди, не способный думать или говорить на человеческом наречии. О злой рок! Смерть, что быстрее света, спустилась с небес! И у семьи Нига не было шанса. Его мать! Окровавленными когтями он рвал свою гриву в клочья. Хамарр великолепная, обожаемая защитница, друг детства, первый друг! Мертва! Подобно смерчу он носился по мостику, кроша и ломая сувениры с Ка'аши. С какой любовью он их собирал! Хамарр бы покорили фарфоровые статуэтки, теперь разбитые вдребезги о стены.

Ярость кзинов не ведает границ. Но порой ее сменяет жалобное мяуканье. Он бросился к верным друзьям — Длиннолапу, Шутнику и Ползуну, которые в немом ужасе созерцали кровь на камзоле Мягкого-Желтого.

— Смотритель-Джотоков мертв! — простонал кзин, и они разделили с ним это горе. Ибо язык горя и душевных страданий понятен каждому во Вселенной. Здесь не нужен изощренный интеллект. Сострадание идет из сердца.

Джотоки помогли Наставнику прибрать на мостике. Осмотр планеты наглядно продемонстрировал всю жестокость монстров-приматов. Во многих районах не осталось ровным счетом ничего. Там, где прежде высились электростанции, теперь чернели огромные опалины. Невелик труд уничтожить космическую колонию… Достаточно пробить дыры в герметичных крышах.

В загоне они нашли иссушенного джотока, одного из диких, застигнутого ядовитыми парами атмосферы Хссина как раз когда он взбирался на дерево. Выпаренная материя листьев до сих пор хранила зеленый цвет. Старый великан Смотритель у себя на кухне, в лапах консервная банка с мясом ватаков. Обезвоженный оскал. Слуга-джоток, пришедший на помощь хозяину, превратился в сухую груду конечностей.

В свете фонаря отыскали мумию Хамарр, сжимавшую троих крошечных котят; не ее, она была уже слишком стара. Наставник рухнул на колени перед матерью, прижал мумию к груди и рыдал, рыдал, словно слабый детеныш. Казалось, и по ее щекам до сих пор текут тихие слезы.

Погибли даже гнилостные бактерии. Попалась комната, полная задохнувшихся кзинррет и котят. Помещение было защищено от воздействия ядовитой атмосферы Хссина.

Но где-то ведь должны быть выжившие?! Наставник продолжал поиски, не зная отдыха. Какое-нибудь укрытие с мобильными системами жизнеобеспечения… Город, который существует в губительных природных условиях, — это не единое целое, это комплекс из самостоятельных жилых секций, построенных с учетом возможных катастроф. Гибель одной из секций допустима, но ведь какие-то должны остаться невредимыми! День за днем Мягкий-Желтый вел безотрадные поиски, и всюду за ним следовали неутомимые джотоки, руки которых спали по очереди. Но усталость брала свое. Кзин был измотан. Ему требовался отдых. Все, что ему удалось обнаружить, — это следы человеческого десанта, высадившегося после воздушной атаки, чтобы совершить акт геноцида.

Отшельники. Команда «Самки» — отшельники в изгнании. По-прежнему одни. Одиннадцать джотоков, самка-примат, две мартышки-сиротки и кзин.

Нора принялась расспрашивать, что случилось на поверхности. Еще хотела узнать, где же Луи, но не решилась. Она чувствовала ярость Наставника. Несчастный, замученный Луи, который ненавидел всех и вся и был способен слушаться и улыбаться, если только смотришь ему прямо в глаза со всей строгостью…

Мягкий-Желтый прекратил говорить с Норой на английском, позаботился о том, чтобы она лишилась доступа к любой информации о собственной культуре. Теперь он обращался к ней только на упрощенном Наречии Героев, которым пользовались джотоки.

— На Хссине больше никого нет! — прорычал он. — Твой флот истребил всех. Даже котят.

Не следовало оставлять на него Луи, сокрушалась Нора. У нее появилась теория, что кзинские самцы должны обладать завидными воспитательными способностями, спрятанными… Где-то спрятанными, поскольку уж их самки едва ли вменяемые существа. «Я ведь пыталась вызвать в нем сострадание. Сострадание? Да, именно это я и хотела сделать».

Но в действительности Аргаментайн просто требовалось время, чтобы отдохнуть от выходок озлобленного ребенка. Глупенький Луи… Если уж он был способен вывести из себя даже «любвеобильную Нору», то как, должно быть, взбесил он кзина, только что потерявшего и семью, и все свое племя!

«Думаю, Мой Герой убил его…»

— Что с Луи? — спросила она отрывисто. Ей необходимо было знать.

Но Наставник не ответил. Он отвернулся, полный раскаяния, как всякий кзин, только что сожравший собственного котенка.

Несколькими днями позже, размышляя о том, как переправить Нору на Хссин, он пришел к ней и рассказал все, не вдаваясь, впрочем, в подробности. О Луи, о семье, о проведенных на Хссине годах… О том, как отец убил сводного братика Наставника исключительно в воспитательных целях.

«Бедный, бедный Луи… Я спасла его и сама же бросила в логово льва».

И… о ужас! Она не чувствовала ничего, кроме облегчения! Возможно, густой пушистый мех действительно превращал ее в кзина.

Глава 27 (2423–2435 и. э.)

День 1

Джотоки вычистили и навели блеск в старом дворце кзинррет. Он еще легко отделался, ведь снаружи только груды обломков: постарались ребята из ОНКФ. Город уничтожен. Разумеется, жить здесь буду только я и девочки. Его Королевское Величество Самец займет более подобающее представителю его пола жилище. Полагаю, там, где прежде обитал сам Старая Шишка, его папаша. Джотоки восстановили герметичность. У нас есть вода и чистый воздух. А вот вопрос питания меня тревожит. Мой Герой уверяет, что проблем не возникнет, однако я жду только худшего.

Нашла тайник для дневника! Похоже, кзинррет хранили кое-какие женские секреты от своих повелителей! Тайник умно устроен, хотя и сработан грубовато. Главное, незаметен для любопытных глаз. Не знаю, что делать с его содержимым. Тут всякий хлам. Что за дикие понятия о дорогом сердцу, я бы в жизни такое хранить не стала. Или стоит провести аналогии с собаками, которые прячут любимые кости от хозяев?

Но эти мелочи меня тронули. Вот к чему я приду. Темный разум, привязанный к подобным грубым поделкам и в глубинах своих сознающий, что хозяин не позволит их оставить, если увидит.

Взглянуть на меня, так я сущий кошмар. Не могу наложить на себя руки, ведь на мне девочки. Не могу сбежать. Чувствую, как медленно разрушается мой мозг. И я не разбираюсь в его строении, чтобы понять, какой именно части серого вещества он собирается меня лишить. Не скажу, что с каждым днем соображаю все хуже. Бывают, конечно, временные помутнения и провалы в памяти. Результат работы этой его штуковины в операционной. Но могу с уверенностью заявить, что мои мыслительные способности год назад были иными. И я начинаю бояться будущего. Не уверена, что теперь мне хватит мозгов спланировать и возглавить мятеж.

Порой не верится, что Мой Герой способен делать со мной такое. А потом взгляну на эту мягкую золотую шубку… О да, он способен. Не могу с ним спорить. Пыталась. Он похож на некоторых мужчин, которых я знала. Он слушает. Я чувствую, он добр, даже любит меня. Но он не слушается!

Брунгильда умирает от какого-то расстройства восприятия действительности. Сейчас она совсем плоха. Порой она даже не может самостоятельно есть или ходить по нужде. Джасин худенькая, не поправляется, очень нервная. Похоже, это эпилепсия. Не думаю, что они выживут, но делаю все, что могу. С Луи я не могла справиться, не хватало опыта. Бедный, брошенный, запертый в клетку злой ребенок!

Однажды мы вернулись на корабль, и я сходила с ума от тревоги за девочек… Наверное, поэтому решилась просить Моего Героя сделать хоть что-нибудь. Он практично заявил, что лучше их усыпить. Но все же удивил меня. Похоже, заметил, как ужаснуло меня это заявление, и пару дней спустя представил экспериментальную программу по восстановлению здоровья малышек: повторный осмотр и коррекция мозговых структур каждой. Но обещать успеха не стал.

Как мне теперь жить… Непосильная ноша. Смотреть, как девочки умирают. Может, их ждет конец, постигший

Луи! Как просить Моего Героя повторить свои жуткие эксперименты, чтобы исправить то, что он натворил?! Кто-нибудь такому доверит детей?!

День 4

У кзинов на будильниках восемь делений. У них безнадежно запутанная система исчисления времени. Я уже давно потеряла надежду выяснить, который сейчас час, какой день, какой месяц. Самкам не пристало интересоваться такими скучными вещами. Год, думаю, две тысячи четыреста двадцать третий. Из моей памяти пропали целые куски. Много дней. Ничего уже не вспомню. От этого гадать о времени еще сложнее. Могу ставить крестики на стенах. Но приведет ли это к чему-нибудь? Как я узнаю, настал ли новый день или еще старый тянется? Поэтому назову этот день четвертым. С момента падения планеты.

Теперь мне легче писать, чем говорить. Пока я пишу, у меня хотя бы есть время вспомнить слова. Остановиться, восстановить упущенную нить, поразмышлять и преодолеть преграду. Нора-из-моего-будущего, если ты читаешь и не понимаешь ни словечка, я пишу это, потому что память еще позволяет. Потери неуловимы. Но я заметила, что, если память тренировать, я могу потом воспроизвести заученный материал. Но когда я забываю вспомнить, то забываю, как помнить то, что не хочу забывать.

Практика. Практика. Практика. Запомнить.

ВОТ МОЯ ПАМЯТЬ. Если ты что-нибудь забыла, Нора, может, найдешь это здесь. Может. Мои способности усваивать нетронуты, кроме моментов забытья. Герой сказал, что я всегда смогу учиться, так же хорошо, как и сейчас. Просто не смогу говорить или думать… словами. Он сотрет из моей головы английский и заменит Наречием Героев. А потом и его удалит. Вот спасибо, мясник чертов!

И Землю я тоже забуду. И ранние годы…

Я пытаюсь помнить Землю. Не хочу ее забывать. Помню родной город, кукурузные поля. Полуденное солнце над церковным шпилем. Помню дорогу в школу. Помню, как держала Бенни за руку, пока он пытался целовать меня и лапать одновременно. Было это во дворе Янковичей, да, в беседке, окруженной зарослями сирени… Но я никак не могу вспомнить название своего города… Как я могла допустить такое?..

День 5

Планетка зовется Син. По крайней мере так я выговариваю это шипяще-рычащее название на Наречии Героев. Жуткое место.

До «Акулы» мне теперь не добраться. Только молюсь, чтобы ОНКФ нашел корабль, как нашел Син, и отправил в ад. Может быть, Мой Герой и не сумеет починить гипердрайв, но разве можно утверждать с точностью… Он настоящий трудоголик. Этот двигатель постоянно в его мыслях. Пятирукие механики тоже хороши. Мне кажется, кзинская наука ушла гораздо дальше, чем все мы полагали на… Черт. Не помню, как зовется моя база. Помню, название начиналось на «Г». На сто процентов! То же имя, что у скалы на берегу Средиземного моря. Завтра вспомню.

Остается загадкой: гениальный ученый или заурядный самоучка? Я о Герое. Его способности и сила меня пугают. Сначала меня ужасно веселило, если он хватался за сложные задачи. Уже предвкушала десятилетия, что он потратит, пытаясь найти решение. А потом он вдруг получал ответ из этой своей штуковины, использовал по усмотрению и переходил к другой проблеме. Решение могло содержаться в трудах какого-нибудь малоизвестного кзинского ученого, жившего, когда древние римляне кувыркались с… Черт бы их побрал… С кем они там кувыркались… Сосредоточенность и настойчивость Моего Героя поражают. Он находит ответ быстрее, чем я могу покончить с тарелкой супа, даже если начинает с неверного вопроса. Легкость, с которой ему дается исследовательская работа, с лихвой окупает недостаток любопытства. Господи, спаси нас, если они изобретут гипердрайв!

Но может быть, «Акула» тут ни при чем. Никто не держит монополию на научную работу. Мой дед говорил: «Невозможно построить плотину с одним кирпичом под рукой». У него были седая борода и серебряная трость. А бабушка? Бабушка-то у меня была?

От таких провалов я, честно говоря, зверею.

День 12

Сколько времени я не писала! Брунгильда заболела. Мой Герой вновь удивил: опять поковырялся в своем справочнике и вернулся с лекарством. Помогло. Но он говорит, действие долго не продлится. Говорит, у девочки больше нет нормального, человеческого мозга. Да-да, именно так и сказал. Что-то провоцирует амок[24] и ведет к необратимому сумасшествию. Побочный эффект давнего эксперимента.

День 17

Вот уж не думала, что крысокот обладает чувством прекрасного. Но когда Мой Герой на меня смотрит, я знаю, он видит красоту. На Земле, а Землю я еще помню, ходили истории о том, что творится с мореплавателями, отвыкшими от женского тепла за долгие годы странствий. Неужто Мой Герой начинает мне нравиться? Он грациозен. Но стараюсь не смотреть на него во все глаза. За все эти годы я так и не привыкла к его внешности. Он меня до чертиков пугает. Живу во дворце для кзинррет. Это он меня сюда поместил. И это тоже пугает до чертиков. До уймы чертиков, я бы сказала

День 21

Сегодня Мой Герой взял меня на обзорную экскурсию по Сину, чтобы я сама взглянула на работу коллег из ОНКФ. Предложил мне наспех подогнанный скафандр. Вроде работает. Но в космос я бы такой не надела

Генерал Как-Его-Там был прав. Война — это сущий ад. Районы вокруг электростанций буквально сровняли с землей. Картина полного уничтожения настолько ошеломляет, что даже ужас притупляется, отплывает в некую безобразную, противоестественную, абстрактную формацию.

Мурашки поползли, когда мы достигли менее пострадавших кварталов. Трупы-скульптуры… Боже! Настоящий музей кошмара.

Внезапно вспомнилась Земля. Я шла по полю, где когда-то громыхали сражения американской Гражданской войны. Несколько пологих холмов, когда-то бывших насыпями над траншеями. Тысячи трупов исчезли за считаные месяцы, за пять столетий до моего рождения. Думаю, траншеи осыпались и заросли травой за год.

Здесь трава не росла Здесь только трупы, замороженные и высушенные ядовитыми газами. Сколько времени пройдет, прежде чем забвение поглотит картины, от которых стынет кровь? У планеты есть активная атмосфера. Думаю, пыльная поземка — главный санитар «свидетельств» кзино-человеческих отношений.

Не смогу описать то странное чувство, которое я испытала, пока мы шли по руинам покоев Чиир-Нига. Я тогда пыталась представить, как погибший патриарх управлялся здесь с делами и домашними проблемами, воображала, каким котенком был Мой Герой. Он показал мне то самое место, где отец убил сына, сводного брата моего пушистого владыки. За одну эту «прогулку» я узнала о таком разнообразии кзинских эмоций, о котором даже и не догадывалась. Герой представил меня Чиир-Нигу, формально разумеется. Тот замерз с распахнутой пастью, в отчаянных попытках дотянуться до дыхательной маски.

Свидетельства внезапной атаки повсюду.

Над своей матерью Мой Герой уже давно совершил последний обряд. Отца он не тронул.

Потом мы пошли к старому загону джотоков, спрыгнули в дыру в потолке. Моему Герою непременно хотелось показать мне точное место, где он впервые повстречал Длиннолапа Зачем? Там он остановился, погрузившись в раздумья. А после провел по всем тропкам, по которым когда-то вел его верный друг. Не могу представить, как все это выглядело, как пахло и шелестело, как раскачивались ветки, а из водоема на берег выползали маленькие джотоки. Вокруг меня был только мертвый, окаменевший лес. Преисподняя. Когда стоишь в лучах Р'хшссиры, понимаешь, что попал в ад.

Мучитель! К чему этот осмотр достопримечательностей, если потом я все забуду? Лишусь даже способности излить пережитое в поэзии?!

День 62

Сегодня умерла Брунгильда. Седьмой-Сын-Каннибала хотел ее съесть! Понимаю, нам не хватает свежего мяса… Пришлось кое-что объяснить. У кзинррет своеобразная власть. Могу вымещать на Герое свою ярость без опасений привести его в бешенство. Он просто дает мне то, что я хочу. Мы кремировали бедняжку. Я собрала пепел в резную маленькую шкатулку, богато украшенную, — наследие кзинррет, что прежде правила здесь. Должно быть, шкатулку ей подарил какой-то самец.

День 63

У любой власти есть границы. Не всегда Герой горит желанием исполнять мои требования. Он не обидит, но, когда я переступаю некую невидимую черту, великан просто… тупеет. Добрый осел, забавляющийся осел, надменный осел, сердитый осел, равнодушный осел. Непреклонный, одним словом. Я записываю на отдельном листе слова вроде «непреклонный», так что не боюсь забыть. Список я прячу вместе с безделушками бывших владелиц дворца, подальше от глаз кзинтош.

О чем мы поспорили? Ах да. Весьма тревожащее меня событие: вторая фаза копаний в моем мозгу. Он собирается приступить к угнетению центров речевой деятельности. Так понимаю, мне грозит еще одна операция. Он, как цензор, вымарывает своими инструментами все ненужное. Когда я снова начну помнить, то обнаружу прореху в памяти. И сколько дней в ней будет утеряно — останется тайной. Я никогда не узнаю, что была прооперирована.

Ах вот оно что. Операции не будет. Мой Герой всего лишь установит разборщик, а потом и реконструктор нейронных импульсов. Нервные узлы способны выдержать подобную нагрузку, так что весь эффект сведется скорее к трансформации, чем к разрушению.

Он говорит, это безопасно. Говорит, будто бы речевые способности у людей эволюционно самые поздние, так что отключить их не слишком сложно. Говорит, мне не нужна речь, чтобы думать. Ну разумеется, я потеряю всякую возможность делиться мыслями с кем бы то ни было, не смогу вытягивать информацию из кого бы то ни было, но способность размышлять сохраню! Чудно! Полная изоляция. Так начнется история моей собственной коллекции всякой ерунды. Или другого бестолкового хобби.

Мой Герой клянется Клыкастым Богом и сосцами матери, что он уже давно не тот Дикий-Прыгун, которым был в юности, когда кроил направо и налево серое вещество у несчастных сирот. Он тщательно подготовился к тому, что собирается со мной сделать, тренировался на модели человеческого мозга, которую построил, основываясь на методах кодирования генетической информации, сведениях, почерпнутых из медробота. Он говорит, что эта модель убережет его от неудач. Боже, меня ожидает апоплексия![25] Ура! Вчера я целый день вспоминала это слово. Интересно, я правильно его написала?

Порой я чувствую к мерзавцу странную любовь. Товарищ по несчастью? Но я бы убила Моего Героя, если бы нашла способ. Убила бы! Убила! Вот поэтому, говорит он, я и должна измениться, чтобы перестала ненавидеть и желать его смерти. Я должна лишиться своего интеллекта, который постоянно подталкивает меня измышлять коварные способы убийства. Он не понимает: я хочу убить его, чтобы спасти себя! Он не понимает, что мы можем быть друзьями. Я всего лишь собственность. Рабыня.

Убить не могу. Джотоки разорвут меня на части. Тут же. Попробовать перебить и пятируких… Неплохо. Я и ребенок-эпилептик против Вселенной!

Мой Герой погладил меня по голове, по-отечески… Бедная я, его старания не проходят даром! Я уже не могу вспомнить ни слова из флотского жаргона. Иначе покрыла бы его в три этажа!

— Тише, тише, — мурлыкал он. — Изменить себя очень трудно. Я потратил на это годы и столько раз терпел поражение! Но тем не менее выжил и добился успеха. И у тебя получится.

Он считает женский разум чем-то вроде болезни, которую следует лечить.

А я считаю, Моего Героя нужно убить! Думаю об этом, когда не плачу.

Джасин всюду ходит за мной тенью. Не оставляет ни на миг. Пробирается ко мне в кровать, когда я сплю. Если она знает, что я хочу побыть одна, она прячется у меня за спиной, чтобы я ее не увидела. Я находила ее под одеялом. Меж простыней.

День 243

Как ему объяснить?!

Мой разум… Это все, что у меня есть! Мой язык… Это способ познать бесконечно разнообразный мир! Должно же быть у этого чурбана сострадание? Хотя бы в самом дальнем уголке его сердца? Я пытаюсь вспомнить Землю. И больше не знаю, где находится Церера. В Нью-Йорке или в Сан-Франциско…

День — хорошее слово. Ночь и день.

Он сказал, буду говорить пятьсот слов. Знаю, таков словарь всех кзинррет. Пытаюсь вспомнить Землю. Вижу кукурузные поля. Кукуруза кукуруза кукуруза кукуруза початки желтой кукурузы, красный шарф красный шарф красный шарф вокруг шеи, но помню только общие факты. Земля в четырех и трех десятых светового года от Дивной Тверди. Земля вращаться в космосе. Вращаться — хорошее слово. Кукуруза кукуруза кукуруза. Помню вид Земли с орбиты. Земля голубая в облаках. Красивая Земля.

Помню Син. Дом на Сине. Смерть на Сине. Мой Герой не позволяет говорить на английском. Пишу тайный словарь английские слова. Мнемонический блок. Я умная. Нора умная. Умная — хорошее слово. Могу читать английский. Практика. Практика день ночь. Говорить просто с Герой, плевки, шипение, рычание. Теперь записать слова, которые помнить.

Чернильница карман пастушья запеканка микроскоп ультрамарин гармонировать отвесно джойстик ветряная мельница насекомое ползать кукурузное поле усталый утопия Земля кончик языка танью…

Самка Нора часто бродила по дворцу и, когда натыкалась на громадный круглый ковер, принималась ходить по его краю, полагая, что круговые движения помогут ей думать. Она пыталась сконцентрироваться. Она носила брюки. И в этом сдаваться не собиралась. Девочка с острым личиком, голенькая, без теплого меха, всюду следовала за нею хвостиком, время от времени канюча на Наречии Самок.

Пушистая женщина не забыла ребенка и даже гладила малышку по голове. Но обычно она оставалась слишком занята и сосредоточенна. Сейчас на ее языке вертелось слово, но Аргаментайн потеряла способность озвучивать мысли. Лезли только грубые звуки Наречия Героев. Надо сконцентрироваться.

Через какое-то время сдалась, поела мяса. Накормила девочку. Прибралась в кухне. Прошлась по дворцу, проверила порядок в комнатах. Снова попробовала сконцентрироваться.

Слово начиналось с шипящей.

Она точно знала. Наконец широкая улыбка озарила ее лицо. Мелькнули ямочки. Нора произнесла слово четко, смакуя звуки, по слогам. Действительно, оно начиналось с шипящей! Так и знала! Она повторяла английское слово опять и опять, чтобы успеть запомнить.

Убедившись, что слово закрепилось в памяти прочно, Нора бросилась к незаметной нише и из груды забавных безделушек вытащила книгу. Открыла на чистой странице, даже не взглянув на прежние записи, потому что для нее они больше ничего не значили, а на попытки прочитать вслух уходило слишком много времени. Она помнила, что это наборы слов совсем как отрывистое шипение Ее Героя.

Взяв в руки перо, Нора очень старательно записала слово восемнадцать раз, постоянно произнося его вслух и победно улыбаясь. Она точно знала, что это такое. В голове еще хранился образ. Крайне важным являлся тот факт, что это было именно английское слово, а не почерпнутое из словаря Героев. После Нора тщательно спрятала сокровище обратно. То была последняя в ее жизни запись в дневнике.

Улыбка не покидала ее лица. Ни одна кзинррет так не улыбалась; и не опыты с ее мозгом были тому причиной. Она с нетерпением ждала своего Героя. Тот всегда приходил к ней в постель: полежать рядом, причесать мех, принести с собой уют и покой.

Едва заслышав его шаги и щелчок входного шлюза, она забормотала себе под нос. На этот раз даже не выбежала встречать. Напустив стыдливый вид, сидела и ждала, когда Герой войдет в каменные покои с огромным круглым ковром. И только когда он оказался прямо у нее за спиной, она вдруг обернулась и произнесла, словно выплеснула, английское слово. Счастливая улыбка. Победа

— Сороконожка, — прошипела она. Вот она, картинка в голове: крошечное создание, покрытое ногами, словно мехом.

Двенадцать лет провела команда «Гнездящейся самки косоклыка» среди руин на Хссине, живя то на корабле, то в домах, которые удалось восстановить. Джотоки реконструировали корпус «Акулы». Секреты гипердрайва раскрывались, правда, медленно. Без соответствующих руководств по эксплуатации и ремонту работа на пару дней растянулась на годы.

Наставнику наконец удалось искусственно осеменить Нору с помощью запасов спермы, оставшихся от прежних экспериментов. Он был очень доволен: постиг механизм контроля над полообразованием потомства. Всякий раз это будет один мальчик и одна девочка. Джасин умерла во время эпилептического припадка. Нора не могла ее забыть. Поэтому стала крайне агрессивна в вопросе защиты собственных близнецов. Она обожала своего Героя, но в вопросе воспитания детей доверия к нему не питала никакого.

За двенадцать лет отшельничества беженцы из системы альфы Центавра прятались от человеческого патруля лишь единожды. Потом прилетели и вновь отбыли два кзинских корабля. А однажды к Хссину неожиданно вышла небольшая флотилия — путешественники, вероятно, и не подозревали, что идет война, которую выиграют сверхсветовые технологии, — и угодила в лапы патруля ОНКФ. Как позже выяснилось, всех до последнего кзинов в этой флотилии перебили.

Три месяца ушло на заключительные тесты отреставрированной «Акулы». Наставник не подозревал, что война давно окончена.

Глава 28 (2435 н. э.)

Когда они вышли из четвертого гиперпрыжка, солнце В'ккая сияло ярче остальных звезд, всего в двух световых днях пути. До Хссина отсюда пятнадцать световых лет, но отшельники осилили это расстояние за сорок четыре дня. Настоящее волшебство! Отныне Патриархат никогда не будет прежним! Они достигли могучего В'ккая!

Требовалось время поразмыслить. Пятьдесят восемь лет назад, проталкиваясь сквозь шумные базарные ряды знаменитой системы, великий Чуут-Риит впервые уловил запах человека, и с тех пор все его помыслы были направлены только на одно: Межзвездную Славу Империи. В тот же самый год на заброшенной пограничной базе возле Р'хшссиры великолепная Хамарр дала жизнь последнему котенку в помете, такому маленькому, что его назвали Коротышкой-Сыном Чиир-Нига. Все, как один, считали, что малыш не выживет. Все, кроме его бесстрашной матери.

Девятнадцать лет ушло на путешествие Чуут-Риита от границ В'ккая до бесплодного Хссина. Коротышка-Сын Чиир-Нига одолел бы это расстояние в обратном направлении за пятьдесят восемь лет. Однако он уложился в сорок четыре дня.

Неплохо срезал путь!

Но какая судьба постигла Героев домов Риит и Ниг? Чуут-Риит убит. Его котята убиты. Свита вырезана.

Убит Чиир-Ниг, который предпочел остаться на Хссине и растить сыновей. Братья теперь не более чем обугленные трупы, болтающиеся вокруг человеческих планет или возле. Ка'аши. Сыновья-воители Чиир-Нига разделили судьбу Четвертой флотилии или встретили мученическую смерть у Дивной Тверди.

Лишь один остался жив. Только один. Карлик, Коротышка-Сын, Поедатель-Травы. Трус. Ничтожный Наставник-Рабов. Изгой.

Самка Нора сидела поблизости, кормила налитой молоком грудью третью пару близнецов. И, как всегда, пребывала в полном восторге от панорамы звездного пространства. Ей не нравились защитные щиты, прикрывавшие иллюминаторы во время гиперперелета, не нравилось приглушенное электрическое сияние внутри кабины. По ямочкам на щеках обожаемой подруги Наставник понял, что она рада вновь увидеть любимые ею просторы.

Мех Норы слабо пах человеческой мочой: мальчику снова нужно менять пеленки. Девочка вдруг открыла глаза и срыгнула. После вновь сосредоточилась на соске. Она вырастет в настоящую красавицу. И станет великолепным экземпляром для дальнейшего разведения, если только Наставник сумеет ограничить ее вербальные возможности пятью сотнями слов.

Пушистая, грациозная кзинррет полагала, что была с Мягким-Желтым слишком терпеливой, а всякому терпению приходит конец! Экс-лейтенант Аргаментайн непременно хотела, чтобы ей вернули огромную комнату. Со всеми украшениями, мехами и детскими кроватками. Где, скажите, другие ее близнецы? Невыносимо глядеть на них, замороженных в капсулах! Они даже не шевелятся!

Плохой Мягкий-Желтый! Слишком долго он держит их всех на этом дурацком корабле! Бедный Длиннолап, милый Длиннолап, ему даже не вытянуть конечности — так здесь тесно! Снова она видит звезды, это замечательно… Но старый хитрый Мягкий-Желтый уже и прежде ее обманывал! Так что звезды снаружи еще не значат, что они наконец дома.

— Мы дома? — спросила Нора на элементарном Наречии Самок. Английский язык она забыла начисто.

Целый день кзин сканировал космическое пространство на предмет гравитационных пульсов кораблей приматов, беспокоился, что В'ккай постигла та же судьба, что и Хссин. Впрочем, планеты слишком разные. Поэтому его выбор остановился именно на мире жрецов, создателей деревянных головоломок. Да ОНКФ может окружить плотной цепью планеты Патриархата Может осаждать целые системы. Захватить все торговые артерии. Но осада — это еще не завоевание. И у В'ккая ресурсов имелось в избытке, чтобы выдерживать осаду на протяжении многих поколений!

Сенсоры фиксировали лишь деятельность кзинов.

При сближении с системой Наставник использовал тот же осторожный маневр, что и Нора в свое время, когда «Акула» подлетала к альфе Центавра. Он узнал об этом плане, когда исследовал мозг самки.

Снова прыжок, на один день ближе. Длиннолап провел тщательную получасовую настройку ради пятнадцати минут в гиперпространстве.

В'ккай! Наставник уже грезил картинами собственного поместья. Каменные стены дворца. Огромный загон для джотоков позади, гораздо больше того, что был на Хссине. Несколько славных бунгало для рабов-приматов. И общий вольер. Люди ведь социальные животные.

И разумеется, особняк для гарема: настоящее чудо из резного красного песчаника, высокие, широкие стальные пролеты, чтобы свет лился беспрепятственно. Истинный в'ккайский стиль, прохладные внутренние коридоры, запутанные лабиринты для игр в прятки. Аромат меха кзинррет… Наставник уже чуял его. С роскошным гаремом он будет вхож в элитные круги кзинского общества. Двери деревянных резных особняков всегда распахнуты для столь важного гостя. Гобелены, трофеи, подарки, фамильные драгоценности… И любимые дочери в качестве особого подношения.

По-прежнему ничего, кроме электромагнитного гула процветающей цивилизации и следов гравитационных поляризаторов на торговых трассах.

Еще прыжок. И вот они вплотную приблизились к военному посту.

Наставник передал опознавательный код, который так давно использовался мирами Патриархата, что до сих пор состоял из двадцати пяти базовых цифр: его изобрели еще древние джотоки, когда повелевали кзинами-легионерами. Код давно уже стал неким рудиментом, доставлявшим массу неудобств. Однако менять стандартные нормы в условиях субсветовой Империи не представлялось возможным.

Мартышки не так уж и отличались от кзинов. Правда, Наставник никак не мог привыкнуть к тому, что все навигационные приборы на «Акуле» соотнесены с периодами в двадцать четыре и шестьдесят единиц, а базовый математический набор насчитывает только десять цифр. Вряд ли на В'ккае пользуются таким. Наверное, эту странную систему исчислений люди унаследовали от предков-шимпанзе.

По понятным причинам Наставник не ожидал скорого ответа. Но до ближайшей военной базы — одиннадцать световых минут, более чем достаточно, чтобы успеть совершить «прыжок-а-разговоры-потом». Так что Мягкий-Желтый готов подождать и двадцать две минуты.

Наконец пошел ответный сигнал:

— Говорит Кппукисс-Страж. Опознавательный код несовместим с типом судна Вы продуцируете нейтринный профиль кораблей-призраков ОНКФ. В настоящий момент вы незаконно, повторяю, незаконно вторгаетесь на территорию защитного периметра, обусловленного мирным договором Макдональда-Ршши две тысячи четыреста тридцать третьего года от Казни Клыкастого Отца, Примата-Сына и Незримого Деда.

Пусть и не озвученная, но угроза ощущалась: внутри упомянутого периметра в действительности не существовало никакого перемирия. Разумеется. Великолепно. Это означало, что «Акула» вышла в район, который контролировали кзины.

Настало время для нового имени. Мягкому-Желтому больше не придется сообщать свои прежние прозвища, и никто не сможет их даже игнорировать, чтобы унизить его. Самореклама Патриархату незнакома. Кзин, у которого положение что расшатанный клык, никогда до нее недодумается, чтобы этот клык укрепить. Другое дело, если этот клык преодолел световой барьер!

— Лорд Грраф-Ниг приветствует Кппукисса-Стража. Грраф-Ниг на связи.

Имя увековечивало память учителя Гррафа-Хромфи (из большой любви) и отца Чиир-Нига (вопреки всему). До конца своих дней Наставник будет считать делом чести распространять мудрость Хромфи. И, кроме того, он намеревался стать таким блистательным Нигом, словно весь его род, особенно отец, сошел с небес.

Новоявленный лорд продолжал:

— Подданный Патриарха в самом деле путешествует на трофейном корабле приматов, освобожденном от оков субсветовой технологии. Мы видели крушение Ка'аши, оплакивали лежащий в руинах Хссин. Свет еще не донес известий о событиях в столь отдаленных областях Империи, поэтому вы, должно быть, знакомы лишь со лживой версией коварных приматов, прыгающих, словно блохи, по гиперпространству. Грраф-Ниг желает поселиться на плодородных равнинах В'ккая, чтобы дать начало новому поколению Героев, разумеется не без участия ваших великолепных дочерей. Война и разруха лишили меня состояния. Я владею лишь действующим гипердрайвом и приемником гиперволн. Мне потребуется помощь ученых отцов В'ккая, так же как им не обойтись без опыта пятнадцати лет старательных исследований агрегата, проводимых лично мною и моими рабами. Я разорен, поэтому при мне нет свиты, лишь память о погибших Героях следует по пятам. В моем распоряжении десять джотоков, прекрасно разбирающихся в механике гравитации и гипердвигателей приматов, самка для разведения новой расы рабов и шесть ее грудных детенышей. Лорд Грраф-Ниг запрашивает полноценный военный эскорт до поверхности В'ккая. Корабль «Акула» разоружен. Ваши Герои могут провести полный досмотр. Передача завершена Переход на дежурный режим.

Грраф-Ниг почти дрожал от страха После пятнадцати лет отшельничества он совсем позабыл, что такое цивилизация. Перепуганного Коротышку-Сына речь впечатлила невероятно, но он никак не мог поверить, что эти слова произносит его собственный рот. И Наставник-Рабов был только рад, что воины В'ккая не способны учуять волн ужаса, разлитого по кабине «Акулы». Пожалуй, надо воспользоваться тальком Норы, чтобы избавиться от флюидов трусости, пропитывающих его мех. А потом продуть систему подачи воздуха, как раз перед встречей с патрулем.

Он полагал, что следующий контакт станет визуальным. Таким образом, в запасе двадцать две минуты, чтобы привести себя в порядок. Грраф-Ниг вытащил из-за коробки с заводской пометкой «Удача» чехол и надел лучший наряд, который только смог обнаружить среди городских развалин Хссина. Длиннолапа ожидала чистая ливрея. Верный друг, взгромоздившись на блоки гипердрайва, укачивал двумя лапами спящих близнецов. Три мозговых центра джотока спали. Придется его потревожить. Грраф-Ниг непременно хотел, чтобы его рабы выглядели великолепно: должен быть виден тщательный уход за животными. Он старательно расчесал гребнем шерсть Норы на груди и ногах, чтобы та залоснилась благородным золотым блеском. Ухаживать вот так за подругой… Ему это доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. С его собственным мехом Нора вообще творила чудеса.

Он протянул спутнице новые кружевные подвязки, чтобы самка предстала во всем великолепии. Та натянула их на локти и колени, соблазняя ямочками на щеках. Она была довольна. И разумеется, уже ничего не смыслила в видеоконтактах.

«Одиночество свело меня с ума, — размышлял Грраф-Ниг. — Я обожаю своих пятилапых сыновей и свою бесподобную, грациозную и нежную женщину-кзинррет».

Смертным грехом считают кзины душевную привязанность к животным. Но это риск, на который идет любой наставник рабов.

Двадцать две минуты истекли. Ожил передатчик:

— Благородный Грраф-Ниг! Недостойный Кппукисс-Страж высылает к вам эскорт из шести «Рыков». В'ккай приветствует спасшегося Героя! Наше богатство — его богатство! Моя единственная дочь усладит его отдых! Тысячи наших сыновей станут его Воителями-Стражами…

Пусть Длиннолап и дремал, но Короткая «рука» оставалась начеку:

— Великий хозяин, не верь ни единому слову этой кучи стондатова дерьма!

— Мы дома? — спросила Нора. Грраф-Ниг постучал когтем по коробке.

— Удача! — ответил он на английском.

Норе странные звуки знакомы не были. Но она точно знала, что делать. Ласково прильнув к плечу Мягкого-Желтого, она с очаровательным человеческим акцентом промурлыкала:

— О Мой Герой.

I. Шепот древней памяти

— Это капитан Джон Макшард, грабитель могил. — Шомберг уложил на стойку бара свое объемистое брюхо и протер вокруг него грязной тряпкой. — Говорят, его мать была марсианской принцессой, ставшей потом шлюхой, а отец… — Известный всему Лоу-Сити скупщик краденых древностей и владелец пользующегося дурной славой бара «Двадцать кабестанов» причмокнул губами, похожими на куски сырой печени. — Что ж, кроме Меркурия ни один из миров их бы не принял. И эту парочку, и их мерзкое яйцо. — Он бросил взгляд в сторону двери и внезапно побледнел.

На фоне безжалостного марсианского полудня он увидел силуэт человека. Тот явно размышлял, стоит ему зайти или же двинуться дальше. Приняв решение, он повернулся и прошел сквозь загораживающее вход слабое силовое поле. Потом снова остановился.

То был крупный мускулистый мужчина, облаченный в скромную коричневую одежду, покрытую пятнами цвета охры. На его бедре висело странное древнее оружие причудливой формы, целиком из пластика и металла.

Завсегдатаи этого заведения, битые жизнью космолетчики и торговцы криком, немедленно опознали и «бэннинг», и его владельца.

Говорили, что всего четыре человека в Солнечной системе когда-либо умели обращаться с этим оружием. Одним был легендарный Нордвест Смит. Вторым — Эрик Джон Старк, ныне блуждающий где-то в далеком космосе. Третьим — Думарест Терранский, а четвертым — капитан Джон Макшард. Любой другой, попытавшийся выстрелить из «бэннинга», умирал весьма неприятной смертью. Иногда строптивцы просто исчезали, словно их всасывало в бездонную энергетическую батарею этого оружия. Поговаривали, что Смит за «бэннинг» отдал свою душу. Но душа Макшарда все еще находилась на месте, угадываясь по другую сторону его серых глаз.

По давно обретенной привычке капитан Джон Макшард постоял в дверях, пока его зрение не приспособилось к тусклому свету коптящей нафты. В его глазах постоянно тлел дикий огонек. Он напоминал поджарого и мускулистого вожака волчьей стаи, которого ни один человек так и не смог приручить. Хотя на всех планетах и в таинственных сферах межпланетного пространства многие пытались уничтожить в капитане Джоне Макшарде этого дикого зверя, он оставался столь же яростным и свободным, как и в те дни, когда еще мальчишкой бился за выживание на скалистых утесах и шлаковых склонах Меркурия, которые не прощают ошибок. А несовместимая кровь двух планет одарила его телом, способным выдержать жестокий климат третьей.

У капитана Джона Макшарда имелась причина зайти в заведение Шомберга. Он вообще ничего не делал без причины. Он даже не ложился спать, не обдумав сперва своих действий. Этому он научился на Меркурии, где оказался сиротой, выживая в жутких пещерах этой планеты, яростно сражаясь за существование там, где ничего не росло и где он и усыновившее его получеловеческое племя были самой лакомой добычей.

Более любого другого землянина он познал старинные обычаи — сладкие и опасные обычаи древних марсиан. Их потомки все еще обитали среди обветшалых и шепчущих холмов — останков великих горных хребтов Марса времен его могущества, когда Морские Короли правили планетой — голубой, как бирюза, красной, как рубин, и зеленой, как Изумрудный остров, породивший земных предков капитана Джона Макшарда, таких же крепких, таинственных и полных страсти к путешествиям, как этот пасынок меркурианских дебрей, в чьих жилах текла кровь Брайана Борху, Генри Тюдора и Чарлза Эдварда Стюарта. А кровь Морских Королей взывала к нему сквозь века и наполняла глубокой мудростью его марсианских предков. Эти давно умершие родственники воевали против норманнов и англосаксов, были рыцарями в армии Стюарта и маршалами в армии Наполеона. Они сражались за и против штандарта Рианнона, как в мужском, так и женском облике, выжили после сокрушительных магических ударов и вывели голодающие армии Барракеша на решающее сражение на полюсе Марса. Их рассказы, храбрость и безумная отвага перед лицом неминуемой смерти вошли в легенду.

Разумеется, капитан Джон Макшард ничего не знал об этих предках, и в его прошлом отыскалось бы еще немало загадок, но они его мало интересовали. Он обладал инстинктами любого разумного дикого животного и оставлял прошлое в прошлом. Кошачье любопытство — вот что руководило им и сделало лучшим охотником-археологом пяти планет. Кое-кто, вроде Шомберга, называл его грабителем могил, но только за глаза. В обитаемой Вселенной вряд ли нашелся бы музей, где не выставлялись бы с гордостью находки капитана Джона Макшарда. Поговаривали, что некоторые расы, создавшие эти артефакты, еще не были полностью вымершими, пока их не отыскал капитан. Его боялись все враги — те, кто еще остался жив. И не было в системе женщины, знавшей капитана, которая не вспоминала бы о нем.

Назвать Макшарда одиночкой — уже своего рода тавтология. Капитан был воплощением одиночества. Он напоминал скальный выступ в сердце пустыни, упорно сопротивляющийся всему, что могли наслать на него люди и природа. Он был цельным и закаленным, словно брусок стали. Только тот, кто испытал себя против всепланетной ярости Меркурия и выжил, мог знать, что значит быть Макшардом, доверяющим только Макшарду.

Капитан был очень скуп в проявлениях любви, но себе он уделял ее даже меньше, чем подвернувшемуся в переулке бринту, раненой лучевой крысе или уличному мальчишке в лохмотьях, просившему милостыню под суровым марсианским солнцем, оборванцу, которому он бросил старинную серебряную монету, прежде чем войти в бар и взять свой обычный напиток, уже приготовленный Шомбергом.

Голландец что-то забормотал, но капитан поднес к губам стакан с «Вихревой водой», повернулся к кабатчику спиной и обозрел присутствующих.

Те притворились, будто не заметили, как он вошел.

Макшард извлек из кармана дешевую сигару, сунул ее между зубов и принялся задумчиво жевать. Вскоре его невозмутимый взгляд упал на толстого купца в модной куртке из фальшивой кожи скоу и ярко-синих штанах, изображавшего живейший интерес к узору на стоящей перед ним граненой бутыли.

— Тебя зовут Морриконе? — Хотя голос капитана прозвучал не громче шепота, он легко перекрыл бормотание посетителей заведения, заставив их непроизвольно вдохнуть и облизнуть пересохшие губы.

Макшард тоже шевельнул губами, приоткрыв их ровно настолько, чтобы продемонстрировать белые заостренные зубы, после чего снова плотно сжал.

Морриконе кивнул и искренне попытался улыбнуться. Потом забавно пожал плечами.

Где-то раздался негромкий звук задетой струны штранга.

— Ты хотел со мной встретиться, — сказал Макшард и дернул головой в направлении грязного столика в углу, который неожиданно оказался свободным.

Морриконе послушно побрел к столику и уселся за ним, наблюдая, как Макшард берет свою бутылку и стакан и медленно подходит к нему, позвякивая чешуйками гата на старомодных сапогах.

И вновь зазвучала струна штранга, ее низкий звук создавал странные обертоны в разреженном воздухе Марса. Послышался вскрик, похожий на человеческий голос, растаял и сменился тишиной, ставшей почти осязаемой.

— Так ты хотел меня видеть? — Капитан переместил нераскуренную сигару в другой угол рта. Его серые, с желтовато-зелеными крапинками глаза буравили черные расширенные зрачки Морриконе. Толстый купец явно находился под воздействием какого-то «мозгобоя».

Нет такого наркотика, который нельзя купить у Шомберга; здесь продается все, включая самого Шомберга.

Купец захихикал, и характерный смех сразу выдал в нем краффера, любителя истолченной в белый порошок коры, которую венерианские племена, живущие в кронах высоких деревьев, используют при дрессировке своих огромных птиц. Однако у венерианцев хватает ума не глотать этот порошок самим.

Капитан отвернулся. Он не собирался зря тратить время на обдолбанного купца, пусть даже предпочитающего дорогую «дурь».

Но и Морриконе к этому моменту справился со страхом перед капитаном Макшардом. В помощи он нуждался больше, чем в наркотике. Впрочем, на капитана это почти не произвело впечатления. Он прекрасно знал, какой железной хваткой одерживает крафф своих рабов.

Поэтому он направился к двери.

У самого выхода Морриконе заступил ему дорогу и едва не упал на колени, простирая руки к Макшарду, однако не осмеливаясь прикоснуться к капитану.

Голос купца прозвучал негромко и с отчаянием, в нем ощущалась боль, которую капитан узнал:

— Пожалуйста…

Капитан шагнул в сторону, собираясь обойти купца и вернуться на залитую ярким солнцем улицу.

— Пожалуйста, капитан Макшард! Умоляю, помогите… — Плечи купца поникли, и он глухо добавил: — Они схватили мою дочь. Теннеты ее похитили.

Макшард помедлил, все еще глядя на улицу. Потом, шевельнув уголком рта, еле слышно произнес название одного из самых дешевых отелей в этом квартале. Никто в здравом уме не остановился бы в нем, если бы дорожил жизнью или своими конечностями. Даже на улицу, где располагался отель, заходили только безумцы или отчаявшиеся.

— Я буду там через час.

Капитан Джон Макшард вышел из бара. Мальчишка, которому он дал серебряную монету, все еще стоял в вихрящейся марсианской пыли, что бесконечно струящимся красным приливом текла наподобие зловещей реки вдоль побежденной временем улицы. Паренек улыбнулся ему. Старые глаза, молодая кожа. Длинная тонкая ящерка вскарабкалась к нему на плечо и обвила цепким хвостом левое ухо. Паренек нежно коснулся ее.

— Вы хороший человек, мистер капитан Джон Макшард.

Впервые за несколько месяцев капитан Джон Макшард позволил себе еле заметно и иронично улыбнуться.

II. Похищена теннетами!

Капитан Джон Макшард свернул с главной улицы почти сразу. Ему требовался совет, и он знал, где, скорее всего, сможет его получить. Надо навестить одного старика. Фра Энерген, хотя и не принадлежал к их расе, обладал властью над последними жрецами Мемигета, чей орден обнаружил, насколько богата планета сокровищами, сделанными руками людей. Они также были экспертами по теннетам и древнему марсианскому пантеону.

Покончив с этим делом, капитан Джон Макшард зашагал обратно к отелю. Его путь пролегал через самые отвратительные и жалкие припортовые трущобы, которые ему доводилось видеть на всех планетах. Однако он ничем не выдал своих чувств. Капитан двигался легко и быстро, будто волк на охоте. Глаза его казались неподвижными, но замечали все.

Вокруг него плавно покачивались в ослепительном свете высокие и покосившиеся жилые башни Лоу-Сити. Их тронутый ржавчиной металл и терракота сливались с ландшафтом, словно были творением природы и стояли здесь всегда.

Хотя и не столь старые, как само Время, некоторые из этих зданий были древнее человеческой расы. К ним что-то пристраивали, потом ломали и снова что-то пристраивали, однако когда-то эти башни были символом власти самых могущественных повелителей марсианских морей.

Теперь они стали трущобами, крысиными норами для отребья с космических трасс, для полумарсиан, вроде самого капитана, для существ со странной смесью генов, которых не смог бы вообразить даже Брейгель.

В этой разреженной атмосфере запах Лоу-Сити ощущался за многие мили. А за городом, в цепочке небольших кратеров, названных «полем Дианы», находилась станция Старый Марс — первый когда-либо построенный землянами космопорт. Построенный задолго до того, как они начали открывать странные угасающие расы, ютящиеся вблизи своих городов и населяющие их подобно еле живым призракам — скорее порождение своих ментальных способностей, чем природы. Древние воспоминания, ставшие осязаемыми только за счет усилия воли.

Тысячелетия назад в этих башнях умерли повелители морей, их супруги и дети. Умерли, ощутив надвигающуюся гибель расы, когда испарялась последняя вода, а красные ветры стирали с улиц орнаменты и красоту.

Когда их прекрасные корабли стали множеством бесполезных монументов, некоторые выбрали самоубийство. Другие собрали свои семьи и отправились через только что образовавшиеся пустыни на поиски мифического океана, воды которого вырвутся из планетной коры.

Капитан Джон Макшарл знал, что всего на протяжении жизни одного поколения небольшой, но судоходный океан может быстро испариться, превратившись лишь в дымку под лучами восходящего солнца. А на его месте останутся медленно разваливающиеся корпуса кораблей, останки молов и причалов, бесконечные дюны в волнистой пустыне и заброшенные города, полные благородного достоинства и неописуемой красоты. И лишь обширные пыльные приливы вздымались и опадали, проносясь по дну мертвых морей планеты, исчерпавшей свои ресурсы. Даже воду на нее доставляли с Венеры, пока венерианцы не взвинтили цены настолько, что живительная влага стала по карману лишь Земле.

Но и там теперь жилось едва ли лучше — войны за воду превратили Голубую планету в поле бесконечных схваток между нациями и племенами за исчезающие ручьи, реки и озера, которыми столь расточительно распоряжались, позволяя отправлять бесценный груз в космос и превращая земной рай в дьявольскую пустыню.

А теперь и Земля не могла себе позволить венерианскую влагу. И на Венере вспыхнула кровавая гражданская война за контроль над тем, что осталось от ее торговли. Некоторое время Макшард занимался контрабандой воды, вывозя ее из Нью-Малверна. Деньги, которые богачи с готовностью отдавали за маленькую бутылочку воды, были феноменальными. Но капитан испытал отвращение к этому занятию, когда однажды прошелся по печально известному району Вестминстер в Лондоне и увидел, как по улицам ходят матери, прижимая трупики умерших от жажды детей, и молят дать денег на похороны малюток.

— Мистер капитан Джон Макшард.

Капитан знал, что мальчишка шел следом за ним до самого отеля. Не оборачиваясь, он сказал:

— Пора бы тебе представиться, сынок.

Парнишка смутился и опустил голову.

— Отец назвал меня Милтоном, — пробормотал он. Тут капитан Джон Макшард улыбнулся. Один раз. И стер улыбку, когда увидел лицо мальчишки. Над пареньком слишком часто насмехались, и улыбка означала для него опасность, вызывая недоверие и боязнь.

— Выходит, твоим отцом был мистер Элиот, правильно?

Мальчишка сразу позабыл обо всех воображаемых оскорблениях:

— Вы его знали?

— А как долго его знала твоя мать?

— Ну, он летал на ионных кораблях. Был отличным гитаристом. И певцом. Песни сочинял сам. И собирался встретиться с продюсером, когда вернется с Земли, заработав денег для свадьбы. Да вы и сами знаете эту историю. — Парнишка опустил глаза. — Но он так и не вернулся.

— Я не твой отец, — бросил капитан, вошел в отель и закрыл за собой дверь. Его восхищали трюки, которые нынче пускали в ход уличные мальчишки. Но его такими сказками не одурачишь. Зато он видел, как шестилетние мастера выманивали последний уранский бах у сурового китобоя с Нового Нантакета, только что закончившего речь о необходимости постройки новых исправительных тюрем.

Через несколько минут явился Морриконе. Капитан Джон Макшард понял, что это он, по короткому нерешительному стуку.

— Открыто, — отозвался он. В этом отеле не имело никакого смысла запирать дверь. Повернутый в замке ключ возвещал о том, что у постояльца есть нечто ценное, стоящее кражи. Возможно, всего лишь его тело.

Морриконе трясся от ужаса. Его пугал и этот район, и сам капитан. Но еще больше его страшило нечто иное. То, что теннеты могут сделать с его дочерью.

Капитан не любил теннетов, и ему не требовалось серьезного повода для того, чтобы увеличить их численность в аду.

Безвкусно разодетый старик прошаркал в комнату. Капитан закрыл за ним дверь.

— О теннетах можете не распространяться, — предупредил он. — Я все знаю и о них, и об их нравах. Расскажите, когда они похитили вашу дочь и куда ее увезли.

— За старые гробницы. Это добрых пятьдесят или шестьдесят миль отсюда. За Желтым каналом. Я заплатил полукровке, чтобы тот проследил за ними. Но он свернул с полдороги. Сказал, что след ведет дальше, но он больше не сделает ни шагу. Другие тоже отказались наотрез. Они не пойдут за теннетами в горы Ахрониах. А потом я услышал, что вы недавно вернулись с Земли. — Он сделал попытку завязать обычный светский разговор, но в его глазах все еще таилось безумие. — Как там жизнь сейчас?

— Значит, они направились в горы Ахрониах. Когда? — спросил Макшард.

— Два дня назад…

Капитан отвернулся и пожал плечами.

— Знаю, знаю, — торопливо заговорил купец. — Но это не было обычным похищением. Они не собирались съесть ее или… тешиться с ней. — Его кожа покрылась мурашками. — Они очень старались не оставить на ней отметин, боялись поцарапать. Словно похитили для кого-то другого. Может, крупного работорговца? Зато со мной они не церемонились. — Он продемонстрировал искривленный обрубок обожженной плоти, некогда бывший предплечьем.

Макшард лишь тяжело вздохнул и принялся стягивать сапоги:

— Сколько?

— Сколько угодно. И что угодно.

— Вы будете должны мне миллион диинов, если я верну ее живой. Но за ее рассудок я не отвечаю.

— Вы получите деньги. Обещаю. Ее зовут Мерседес. Она нежная и порядочная… Ее появление на свет — единственное доброе дело, к которому я причастен. Она гостила у меня на каникулах… мы с ее матерью…

Капитан шагнул к дощатой кровати:

— Утром принесете половину. И дайте мне немного времени, чтобы поместить деньги в надежное место. Потом я отправлюсь на поиски. Но не раньше.

Когда Морриконе ушел, а его шаркающие шаги растаяли в уличном шуме, капитан Джон Макшард расхохотался. Такой смех вам не захотелось бы услышать снова.

III. Земля необетованная

Горы Ахрониах сформировались, когда несколько миллионов лет назад в планету врезался огромный астероид, но окружающие их просторные луга, пересеченные реками, так никогда и не были заселены соплеменниками капитана. Здесь все оказалось совсем не таким, как выглядело.

Поселенцы появились в этих местах в ранние годы освоения Марса, привлеченные водой и травой. Немногие протянули месяц, не говоря уже о сезоне. Вода и трава появились на Марсе благодаря террапланировшику Блейку. Он посвятил этой работе всю свою жизнь, скрещивая и скрещивая один набор несовместимых генов с другим, пока не получил нечто вроде травы и воды, способное выживать, а возможно, и процветать в засушливом климате Марса. Он создал что-то вроде жидкой водоросли и разновидности лишайника, но с таким числом генетических модификаций, что их математическая родословная заполнила целую книгу.

Установленные Блейком огромные генераторы воздуха изменили марсианскую атмосферу и насытили ее достаточным количеством кислорода, чтобы земляне могли дышать. Он намеревался преобразовать Марс в те обильные сельскохозяйственные угодья, которые постепенно превращались в пыль на Земле. Некоторые полагали, что он слишком вознесся и считал себя чуть ли не богом. Он спланировал город, назвав его Новым Иерусалимом, и спроектировал его здания, парки, реки и декоративные озера. Возделал экспериментальные поля, привез первых пионеров-добровольцев и снабдил их созданными им же семенами и специальными удобрениями. Но под открытыми незащищенными небесами Марса солнечный свет сотворил нечто такое, чего никогда не происходило в лаборатории.

Созданный Блейком Эдем стал хуже Чистилища.

Его зеленые растения и смеющиеся фонтаны начали выказывать подобие разумности — вкус к определенным питательным веществам, средства их обнаружения и способы обработки для перевода в съедобное состояние. Проще всего эти питательные вещества оказалось добывать из тел землян. Пищу можно было заманивать тем же способом, каким анемон привлекает свою добычу. Жертва видела свежую воду, зеленую траву и с радостью бросалась в голодные побеги и ненасытную жидкость, которые с такой же радостью ее переваривали.

И поэтому дети погибали на глазах у отцов — растения убивали и поглощали их за несколько секунд. А женщины видели, как их трудолюбивые мужья умирали и становились пищей.

Первые семь семей поселенцев, доставленных Блейком, продержались год. Были и другие, кто привозил кое-какие средства для уничтожения так называемого «райского вируса», бросая вызов голодной траве и жидкости, планируя одолеть и приручить их. Но и они, один за другим, становились пищей для тех, кто должен был кормить их.

Имелись и способы выживания в Раю. Капитан Джон Макшард испробовал их. Некоторое время он занимался поиском оставшихся от поселенцев вещей, писем, документов и редких драгоценностей.

Он научился тому, как жить в Раю — во всяком случае, недолго. И продолжал поднимать свои цены, пока они не стали слишком высоки даже для избранных.

Тогда он бросил это занятие. То был один из его способов борьбы со скукой. Но что он делал со всеми заработанными деньгами, не знал никто. На себя он их не тратил.

Известно было лишь то, что капитан Джон Макшард тратил крупные суммы на переделку и ремонт своего космического корабля, такого же неземного, как и его оружие. Корабль он нашел в поясе астероидов и объявил своей собственностью. Даже торговцы металлоломом не пожелали иметь дело с этой посудиной: сам металл, из которого та была изготовлена, мог становиться ядовитым при одном прикосновении. Подобно оружию капитана, корабль не подпускал к себе чужаков.

Капитан Джон Макшард нанял полукровку, владельца фанта, чтобы тот отвез его к границе Рая, и пообещал вспотевшему от волнения водителю, что заплатит ему стоимость фанта, если тот подождет его возвращения и отвезет обратно в город.

— И любого другого пассажира, которого я могу привести с собой, — добавил он.

Фантер был почти вне себя от страха. Он прекрасно знал, на что способна разумная зеленая трава, и слышал рассказы о том, как ручьи гнались за человеком полпути до Лоу-Сити, догоняли и поглощали на месте. Выпивали его. Никакое существо в здравом уме, будь то землянин или марсианин, не рискнуло бы нарваться на ужасы Рая.

Но опасна была не только сама местность. Тут обитали и теннеты.

Их плоть для Рая была противна на вкус, поэтому они спокойно пересекали его во всех направлениях круглый год, лишь время от времени выходя за пределы и совершая набеги на поселения людей. Они были уверены: никакой преследующий их отряд никогда не осмелится двинуться за ними в Конг Греш, подземный город теннетов, расположенный глубоко под центром Ахрониахского кратера в сердце Ахрониахских гор, где не росла трава и не текли ручьи.

Эти набеги теннеты совершали ради удовольствия. Чаще всего, когда им хотелось отведать деликатесов. А человеческая плоть настолько пришлась им по вкусу, что непреодолимое желание попробовать ее стало для них равносильно тяге к наркотику. Они были жестокими существами и находили удовольствие в мучениях своих пленников, особенно молодых женщин, не убивая их иногда по нескольку недель. Зато потом убийство становилось для них наслаждением. Как-то раз Шомберг сформулировал это достаточно четко: «Чем дольше пытка, тем слаще мясо».

Капитан Джон Макшард знал: у Мерседес Морриконе есть шанс выжить. И надеялся, что, когда найдет ее, она все еще захочет воспользоваться этим шансом.

Морриконе говорил о том, что теннеты не захотели уродовать ее. Что похитили ее для кого-то.

Но для кого?

Капитан Джон Макшард хотел выяснить это сам. Уже много лет никто не платил теннетам за молодых женщин и девушек. Война между планетами вытолкнула на улицы достаточно привлекательных женщин, чтобы удовлетворить любые запросы. И если несколько иногда исчезали, никто их не искал.

Если теннеты планируют продать ее в обмен на еду, которая понадобится им грядущей Долгой Зимой, то они постараются сохранить свой товар в наилучшем состоянии, и тогда Мерседес сперва выбрали, а уже потом похитили. Вполне вероятно, что она все еще жива и здорова. Именно поэтому капитан Джон Макшард не считал, что зря тратит время.

И это же стало единственной причиной, побудившей его отправиться в глубь Ахрониахских гор, где самыми опасными были вовсе не теннеты.

IV. Ад под холмом

С трудом верилось, что теннеты когда-то были людьми, но они, несомненно, разговаривали на грубой разновидности английского. Утверждали, что они — деградировавшие потомки пассажиров разбившегося земного корабля, вылетевшего из Хьюстона несколько столетий назад. На его борту находилась комиссия по расследованию дела об использовании на Марсе рабского труда туземцев земными горнодобывающими компаниями. Факты были неоспоримыми, поэтому компании позаботились о том, чтобы почтенные сенаторы никогда не увидели доказательств.

Капитан Джон Макшард был облачен в силовую броню, окутывающую его с пяток до макушки. Шелковистая энергия, мягкая, как кожа младенца, обволакивала его наподобие атмосферы. Сложное переплетение поблескивающих и жужжащих хитроумных устройств и проводов словно повторяло структуру его вен и артерий, располагаясь параллельно его системе кровообращения. Этой мешанине негромких звуков задавало безумный ритм пощелкивание регуляторов его антиграва — устройств, печально известных своей капризностью и опасностью. Капитан летел в дюйме над голодной шепчущей травой и манящими ручьями Рая.

За весь полет он спустился на землю лишь один раз — среди руин бывшего Нового Иерусалима, где трава не росла.

Здесь он побежал размашистыми прыжками, которые несли его вперед быстрее, чем антиграв, а заодно подзаряжали его силовые батареи.

Тело капитана полностью защищал боевой костюм его собственной конструкции. Кожа под перекрывающимися силовыми щитами приобрела странный оттенок мышьяковистой зелени, а искусственные жабры прогоняли через себя воздух, извлекая из него максимум кислорода. Кроме того, капитана окружала нестабильная, слегка жужжащая золотисто-зеленая аура — это специальные вещества в его броне смешивались и реагировали с частицами полуискусственного марсианского воздуха, перерабатывали их и с шипением выбрасывали уже в виде токсичных паров, способных убить человека. Поэтому на капитане был еще и шлем. Внешне он больше всего напоминал орнаментированную голову дельфина — сплошные стремительные изгибы и симметрия, сложное плетение проводов, просвечивающее сквозь тонкую пласдексовую кожу, в то время как расположенный между лопатками бугор энергетической установки очень напоминал сложенные крылья. Он вполне мог быть одним из забытых ездовых зверей элдренов, оседлав которых, те выступали в походы против баст-на-гиров во времена, когда марсианская мифология только зарождалась. Лицевой щиток из прозрачной стали лишь усиливал это впечатление, увеличивая его глаза и придавая им раскосость. Джон Макшард превратился в невероятное создание, внешность которого смутила бы любого наблюдателя. Здесь водились существа, которые охотно питались как людьми, так и теннетами. Чтобы выжить, капитану требовалась лишь секунда форы. Но эта секунда отделяла жизнь от смерти.

Максимально зарядив батареи, он снова поднялся в воздух и уподобился мерцающему медному ангелу, мчащемуся над голодной травой и реками Рая, пока не опустился на пологие склоны Ахрониахских гор.

Этот хребет представлял собой обод огромного кратера с крутыми внутренними склонами. В центре кратера виднелись облака газов — продукта взаимодействия пыли некоторых минералов с солнечными лучами. Эти газы образовывали атмосферу, в которой теннеты размножались и спали, и они не могли долго существовать вдали от того, что первые исследователи с Земли назвали «облаками». Большая часть этого газа, оказывающего на людей наркотическое воздействие, закачивалась теннетами в их норы с помощью хитроумной системы воздушных клапанов и вращавшихся вручную вентиляторов. То была единственная машинерия, которой они пользовались. Во всем остальном они были примитивными, но изобретательными убийцами, которые наслаждались медленной смертью всего живого, включая своих же больных и раненых. Не ценили они и собственной жизни, часто прибегая к самоубийству.

Карабкаясь по скалам и поднимаясь к стенам кратера, капитан знал: у него, возможно, осталось лишь несколько часов для спасения девушки. Теннеты так искусно обрабатывали похищенных людей газом, что те становились беспечными и радостными. Уж теннеты знали, как развлечь людей.

Иногда они держали пленников в таком состоянии по нескольку дней, доводя их до полного отупения и безволия.

Потом они делали нечто такое, что внезапно наполняло кровь жертвы адреналином. И с этого момента начинался невообразимый кошмар. Невообразимый, потому что человек был не в состоянии выдержать такие пытки, сохранив здравость рассудка. С этим мог справиться лишь разум капитана Джона Макшарда. Хотя оставалось вопросом, был ли его разум во всех отношениях человеческим.

«Вот здесь я опоздал. Вот снова ее кости и ожерелье. Вот ход в центральную камеру. Газ там стелется низко». Эти мысли мелькали в голове Макшарда, пока он шагал по острым камням и предательски сыпучей гальке. Ему уже четыре раза платили за проникновение на территорию теннетов. Дважды он успешно спас похищенных людей, причем оба еще не успели сойти с ума. Один раз он вынес труп. Один раз оставил труп там, где обнаружил его. И еще семь раз его приводило сюда любопытство. Однажды теннеты его настигли, и шансов на побег почти не оставалось. С тех пор он твердо решил, что больше не позволит себя поймать.

Однако сейчас зловещий ландшафт из дымящихся кратеров и горных вершин как-то неуловимо изменился. Здесь царила тишина, которую капитан не мог объяснить. А в воздухе витало ощущение ожидания. И настороженности.

Он попытался подавить это ощущение и, спрыгнув в расщелину, стал пробираться в первый каменистый коридор. К тому времени, когда капитан начал спускаться по большому главному проходу в подземный мир теннетов, он, почти не задумываясь, уже убил пятерых охранников. Он всегда убивал теннетов с расстояния. Их ядовитая слюна могла попасть в деликатные электронные схемы и погубить его броню и систему жизнеобеспечения. Еще три теннета упали, лишившись признаков жизни. А капитан крался дальше по уводящему вниз лабиринту вспомогательных туннелей, следуя по все еще знакомому пути.

Стены каверны густо покрывали свернувшаяся кровь и нечистоты, которые теннеты использовали в качестве строительных материалов. Они уже успели затвердеть, но иногда бывали мягкими и скользкими. Тогда капитану приходилось идти осторожнее, радуясь, что у него есть жабры и броня: ему не придется ощущать запах или прикасаться к этой лоснящейся массе, хотя время от времени система очистки воздуха перегружалась, и его ноздри улавливали хоть и значительно ослабленную, но все же отвратительную вонь.

Но что-то было не так. Защитное поле брони начало потрескивать и вибрировать. Это послужило предупреждением. Капитан остановился в зловонном коридоре и задумался об отступлении. Обычно здесь суетилось множество теннетов, самцов и самок — они бродили по коридорам, занимаясь своими делами.

Сейчас же его охватило гнетущее предчувствие — вернуться будет нелегко, и вообще он уже угодил в ловушку. Подстроена ли эта ловушка специально для него? Или сети расставлены для любого? Тут поработали не теннеты. Не появился ли у них новый вождь с далеко идущими планами?

Капитан почуял присутствие разума. Но не такого, с каким он сталкивался прежде. И не на территории теннетов. У них доминировали ужас и отвратительное ликование.

Здесь же затаилось нечто иное. Нечто, имеющее индивидуальность. Нечто с амбициями. Нечто, чья власть усиливалась с каждой секундой.

Капитан Джон Макшард научился доверять своим инстинктам, а инстинкты подсказывали: ему придется сражаться за право возвращения на поверхность. Более того, у него появилось и неприятное предчувствие относительно возможного врага…

Его лучший шанс — сделать вид, будто он ничего не замечает, но следить за этим разумом, продолжая поиски дочери купца. Как там ее зовут? Мерседес?

Узкие зловонные туннели города теннетов были ему знакомы, но теперь они стали шире и выше, словно теннеты поработали над ними. Но зачем?

Внезапно его сознание затопила ментальная волна, загрохотавшая с мощью прибоя. Она едва не заставила его остановиться. И лишь через несколько секунд до него стал доходить смысл чужих мыслей.

«Время пришло. Время пришло. Я здесь. И я не одна. Я Шайенна Ша Шанакана, и я снова стану богиней, какой была, когда Марс был молод. Я заплатила Желтую Цену. Я объявляю эту звездную систему своей. А потом я сделаю своей всю Вселенную…»

«А девушка?» — не мог не спросить капитан.

Но в ответ получил лишь волну насмешки, которая вновь обрушилась на него с почти физическим весом.

V. Древнее и современное

Голос шептал, проносясь к нему по извилистым туннелям. Он был холодным, словно космос, твердым и острым, будто меркурианская сталь.

«Самки Мерседес больше нет, землянин. От нее не осталось ничего, кроме плоти, и я уже изменяю эту плоть по своему вкусу. Она выносит яйцо. Сперва тело, потом вся планета. Потом система. Потом звезды. Мы снова станем процветать. И пировать среди галактик.»

Так вот оно что! Один из древних марсианских призраков пытается возродить свою былую власть. Эти существа были убиты или изгнаны и заточены еще давным-давно, во время последней из жутких марсианских войн.

Они достигли огромной интеллектуальной мощи, правя планетой и влияя на всю систему, научившись с помощью древней магии перебрасывать свою интеллектуальную энергию через межпланетное пространство, чтобы контролировать на расстоянии другие разумные существа и править, используя их.

Они считали себя богами, хотя и были вполне смертными во многих отношениях. И погубило их именно высокомерие.

Их амбиции стали настолько абстрактными и странными, что они забыли про обычных людей — тех, кто отказался идти по их зловещему пути и чьи жизни были погублены, когда элдрены растратили все ресурсы планеты для усиления своей власти. Они стали одержимы бессмертием, записывая свое сознание в драгоценные кристаллы, где теперь хранилась полная информация, необходимая для возрождения индивидуума. Все, кроме обычных людей, которым следовало поместить эти кристаллы в специальные устройства и запустить процесс возрождения, требующий значительных людских ресурсов и в конце концов отнимающих жизни всех, кто в нем участвовал.

Большая часть обычных людей умерла от голода и жажды, пока повелители планеты грабили и расточали ее ресурсы. Они расплавили ледовые полярные шапки, поэтому сперва было изобилие воды, положившее начало власти Морских Королей, но вскоре началось быстрое испарение, и океаны улетучились в космос, не сдерживаемые более защитными слоями озона и кислорода. Эту воду было уже не вернуть. Ее мгновенно — по космическим масштабам — увлекло к солнцу мерцающим облачком пара.

Капитан Джон Макшард знал об этом, потому что все это знала его мать. Он никогда не видел ее, не ведал, как появился на свет он сам — вопящее независимое существо, которое спасла мать, хотя сама она и ее муж умерли, став жертвами безжалостного климата планеты. Он не знал, как и когда стал жить среди обезьяноподобных аборигенов Меркурия. Суровых первобытных туземцев этой планеты восхитила его загорелая, но все же светлая кожа, столь непохожая на их темно-зеленые шкуры. Они всегда считали его соплеменником. Со временем они оценили его ум и выбрали своим вождем. Он находил для них пищу и охранял от гигантских горных змей. Он научил их убивать этих змей и сохранять их мясо. А они назвали его Тан-Арз, то есть Смуглокожий.

Его звали Тан-Арзом, пока будущего капитана наконец-то не отыскали земляне. Брат его отца оплатил поиски, а потом и возвращение на Землю во время краткого Золотого века, после которого планета опять скатилась к гражданской войне. Возвращение на родину. В Ирландию. В Дублин и Тринити-колледж. А потом и Университет южного Лондона.

Дублин и Лондон не цивилизовали капитана Джона Макшарда, но научили его манерам и поведению джентльмена. Они не дали ему образование, но систематизировали жизненный опыт. Теперь он понимал своих врагов столь же хорошо, как и друзей. И уяснил, что закон гигантских корпораций ничем не отличается от закона, который он познал на Меркурии.

Убивай — или убьют тебя. Не верь никому и ничему. Власть — это выживание. Он чуял их. Он презирал почти всех, хотя они и командовали миллионами. Они были такие же, как и он. Такие же, но ставшие мягкотелыми, отвратительно жадными и декадентскими до мозга костей.

Инстинктивно ему хотелось их уничтожить, но они обучили его служить им. И он стал им служить. Сперва, когда начались войны, он вызвался добровольцем. Он служил хорошо и честно, но войны становились все грязнее, а их цели — все менее понятными. Все это вызывало у него отвращение.

Он понял: те отчаянные люди, с которыми он вынужден сражаться, ближе ему, нежели великие патриции республиканской Земли.

Отказ участвовать в особо кровавой операции наградил его клеймом предателя.

Он уже был вне закона, когда прибыл на Марс. На него охотились в красных пустынях и знали: он не сможет там выжить.

Но Марс показался ему санаторием, по сравнению с Меркурием. Джон Макшард выжил. И не только выжил, но и стал процветать.

Теперь он был капитаном собственного корабля инопланетной постройки, великолепной «Герцогини Мальфи». Теперь он мог выбирать и решать, кого убивать, а кого щадить.

Теперь он не испытывал нужды в средствах для продолжения столь опасной жизни. Ни от кого не надо бежать и скрываться, в том числе и от себя самого. Он смог добиться этого, потому что был тем, кем он был.

Он был капитаном Джоном Макшардом, человеком действия, для которого жизнь казалась полной, лишь когда ей что-то угрожало. Диким существом, тосковавшим по суровым и опасным уголкам Вселенной.

Но капитан Джон Макшард не хотел умирать здесь, в склизких норах нелюдей-теннетов. И не испытывал желания служить безумным целям древних марсианских богов, которые видели, как от них постепенно ускользает бессмертие, и жаждали вернуть прежнюю власть.

«Ты, капитан Джон Макшард, поможешь мне. И я вознагражу тебя. Прежде чем ты умрешь, я сделаю тебя отцом сверхсущества. Кровь моих марсиан уже смешалась с твоей кровью. Вот почему ты идеально подходишь для моих планов.

Джон Макшард, ты больше не мальчишка с Земли, выросший среди дикарей Меркурия. Ты существо одной с нами крови, потому что твоя мать — прямой потомок величайшего из Морских Королей, а Морские Короли были нашими детьми. Столько нашей крови смешалось с твоей, что ты теперь почти один из нас.

Так пусть твоя кровь приведет тебя домой, Джон Макшард.»

— Моя кровь — это моя собственность! Она принадлежит мне и только мне! Я сражался за каждый ее атом и победил.

«Это кровь богов и богинь, Джон Макшард. Королей и королев.»

— И все равно она моя. По праву наследования!

Теперь капитан был агрессивен, хотя говорящий с ним голос звучал терпеливо и рассудительно. Он уже слышал подобные голоса. Когда лежал, корчась среди собственных испражнений, на исследовательском монолите Древних.

«Но именно твоя земная кровь вернет нам прежнюю славу. Эта бурлящая, здоровая и неразбавленная кровь вернет нам власть и заставит Марс содрогнуться от древнего страха перед теми, кто правил планетой до Морских Королей.

Добро пожаловать домой, капитан Джон Макшард, последний из Морских Королей. С возвращением во дворец, королевы Шайенны Ша Шанаканы, седьмой из Семи Сестер, охранявших храм Звездного Озера, седьмой из Семи Змей, волшебницы Цитадели Безмолвия, где она проспала слишком много столетий.

Тот ничтожный смертный хорошо сделал свое дело, хотя и не подозревал о нем. Мне было нужно лоно его дочери, а теперь мне нужен ты, Джон Макшард. Наконец-то у меня есть и то, и другое. И я выйду из великого яйца, полностью вернув свою власть и положение.

Узри же секреты Цитадели Безмолвия, капитан Джон Макшард!»

VI. Королева хрустальной цитадели

Внезапно капитан оказался внутри огромного кристалла. Пронизанный радужными переливами хрустальных стен, он вспыхивал и шептал под порывами холодного ветра, дувшего со всех сторон к центру, где сидела улыбающаяся золотая женщина. Она манила его. Капитан, двигаясь как во сне, шагнул к ней, и все мысли вылетели из его головы. Сейчас он желал лишь одного — совокупиться с ней. И, если будет необходимо, он умрет, лишь бы сделать это.

Капитану Джону Макшарду понадобилось несколько долгих секунд, чтобы овладеть собой. В толще хрустальных башен сформировались лица. Знакомые лица. Лица друзей и врагов, которые приветствовали капитана и приглашали присоединиться к ним, к их доброй компании. Навечно. То были голоса сирен, искушавшие Одиссея и его команду через бездну пространства. Могучие умы, заточенные в несокрушимый хрусталь. Умы, которые, как утверждала легенда, могут быть освобождены лишь ударом священного меча в руке единственного в мире человека.

Капитан Джон Макшард содрогнулся. У него не было такого меча. Лишь его «бэннинг» в массивной кобуре. Он прикоснулся ладонью к оружию, и оно, похоже, стало наполнять его уверенностью.

Он стиснул белые волчьи зубы и процедил:

— Нет. Я не твой дубликат и не земной дубликат. Я сам по себе. Я капитан Джон Макшард. Во всей Вселенной нет личности более свободной, чем я, и более готовой сражаться, чтобы сохранить эту свободу.

«Да, — прошептал чарующий голос в его голове. — Подумай о власти и, следовательно, о свободе, которую мы обретем, соединившись… Власти делать все, что пожелаешь, обладать, чем пожелаешь, достичь всего, чего пожелаешь. Ты возродишься заново как повелитель Вселенной. Вся суть существования станет твоей, чтобы удовлетворить любую твою прихоть…»

Этот голос был полон почти осязаемой женственности. Капитан видел фигуру в центре хрустального дворца. Юное гибкое тело, увенчанное волнами золотых волос, облаченное в золото, с золотыми нитями, струящимися по ее безупречным бедрам, с золотыми чашами, поддерживающими безупречные груди, и золотыми сандалиями на безупречных ногах. Он видел ее совершенно отчетливо, хотя создавалось впечатление, что она сидит в сотне метров от него. И она манила его.

— Мне нужна лишь та власть, которая сохранит мою свободу, — ответил капитан Джон Макшард. — И она у меня уже есть. Я получил ее давно. Никто мне ее не давал. Я взял ее сам. Взял на Меркурии. Взял на Земле. Взял на Марсе и взял на Венере. Не проходило и года, когда бы мне не приходилось завоевывать эту свободу снова, потому что это единственный способ сохранить ту жизнь, которую я ценю. Я пропитан свободой до мозга костей. Все во мне готово сражаться ради обретения этой свободы. Это подсознательно и бессмертно, как сама Вселенная. Я не единственный, кто обладает ею или знает, как сражаться, чтобы сохранить ее. Это присуще всем людям-героям, сражавшимся и побеждавшим почти в безнадежных ситуациях, и это у меня в крови. Тебе с этим не справиться. Что бы ты ни сделала, Шайенна Ша Шанакана, тебе с этим не справиться.

Где-то в его голове послышался ее смех. Этот смех заструился вдоль его позвоночника, скользнул по ягодицам, спустился по ногам. Он был направленным. Она демонстрировала мощь своей невероятной ментальности.

Капитан Джон Макшард всмотрелся в тело девушки, которую пришел спасать. Конечно, марсианская волшебница овладела им. Возможно, полностью. Но осталось ли в нем хоть что-то от личности девушки? Ему было очень важно это узнать.

Он заставил себя проникнуть в ее сознание, и ему показалось, что в глазах девушки мелькнуло нечто вроде удивления. Но тут ее лицо стал контролировать другой разум, и эти же глаза вспыхнули яростью, словно богиня нашла себе достойного соперника. В этих глазах читалось древнее знание, когда они, встретившись со взглядом капитана, увидели в них равного по опыту.

Но для капитана главным стало то, что он успел заметить глаза человека, лицо человека. Где-то внутри этого тела все еще находилась Мерседес Морриконе. И это тело, пульсирующее странной, украденной жизнью и разгневанным разумом, все еще хранило душу девушки. Этого знания ему вполне хватило.

— Верни девушке ее тело, — приказал капитан Джон Макшард, переключаясь на сервопривод. Его рука автоматически поднялась, наводя «бэннинг» на золотую богиню, которая теперь улыбалась ему, суля невозможное. — Или я уничтожу его, а вместе с ним и тебя. Я капитан Джон Макшард, и ты должна знать, что я никогда не произношу угрозу, которую не готов исполнить.

«Ты не можешь уничтожить меня жалкой железякой. Это всего лишь оружие. Я черпаю свои силы из всего этого — из всех моих спутников, все еще замурованных в хрусталь. Со временем, разумеется, я могу освободить и их. Ведь они здесь, чтобы признать меня повелительницей Серебряной Машины.»

Тут капитан Джон Макшард посмотрел вверх, словно кто-то задрал ему подбородок. И увидел над собой вибрирующие провода и переплетение серебряных лент, открывшие ему ужасную истину. Сам того не сознавая, он шагнул прямо в сердце одной из древних марсианских машин.

Волшебница подготовила ему ловушку. И то была тонкая ловушка, демонстрирующая характер его врага.

Эта ловушка использовала против него его же дурацкую гордость.

Он обругал себя идиотом, но уже рассматривал хитроумные изгибы и петли машины, которые, казалось, появлялись ниоткуда и уходили в никуда. Высоко над ним, на самой вершине, находилась воронка серебряной энергии.

Но больше всего впечатляло, что эта серебряная цитадель науки работала совершенно бесшумно.

Если не считать еле слышимого шепота, напоминающего далекий человеческий голос, манящие и настойчивые внушения волшебницы-обольстительницы, проскальзывающие в его синапсы, успокаивающие его постоянно настороженную душу, готовящие его к долгому сну и бесконечному прощанию…

Все необузданное внутри него восстало. Все, что заставляло его сражаться за выживание на пустошах Меркурия. Все, что он узнал в холодных глубинах космоса и исходящих паром морях Венеры. Все, чему его учили в семинариях Дублина и академиях Лондона. Все это пришло в тот миг на помощь капитану Джону Макшарду. Но никто не мог гарантировать, что этого окажется достаточно.

Окружающие его безмолвные кристаллы почти торжествующе завибрировали. А богиня начала танец, залитая пульсирующим серебряным пламенем.

Он знал, зачем танцует Шайенна Ша Шанакана и отчаянно пытался отвести от нее взгляд. Никогда в жизни он не видел ничего столь прекрасного. Никогда столь остро не жаждал обладать женщиной. Он даже ощутил нечто, близкое к любви.

Процедив сдавленное проклятие и оскалившись, он взял «бэннинг» обеими руками, и его пальцы заиграли на причудливых линиях и плоскостях оружия наподобие пальцев музыканта, извлекающего мелодию из инструмента.

Богиня улыбнулась, но продолжала танцевать. Кристаллы ее цитадели не перестали вибрировать. Все двигалось в хрупкой и пронзительной тишине. Все обольщало его. Если бы вокруг звучала музыка, то ему, возможно, было бы легче ей сопротивляться. Но музыка слышалась где-то в его голове. Она овладевала его руками и ногами. Подчиняла себе его сознание. Он что, тоже танцует? Танцует вместе с ней, совершая странные волнообразные движения, так напоминающие змей, которые преследовали его на Меркурии, пока он не стал охотником и не сделал их пищей для себя и своего племени?

«О, ты силен, упрям и могуч. В тебе есть все, чем должен обладать герой. Истинный полубог, достойный стать супругом полубогини и породить могучего бога. Бога, который сотворит новые вселенные, бесконечную власть. Посмотри, как ты прекрасен, капитан Джон Макшард, насколько ты безупречный образец своего племени.»

Перед ним возникло серебряное зеркало, и он увидел не то, что она описывала, а дикого зверя, выжившего в смертоносном аду Меркурия, демоническое существо, убившее Зеленого Императора Венеры и вырвавшего планету из цепких рук Гродона Ворбна, набожного и злобного Робота-Канцлера Ганимеда.

Но сладость ее духов, шорох золотистых шелковых нитей, скользящих по ее коже, колыхание ее грудей, обещание в ее взгляде…

Все это капитан Джон Макшард стряхнул, и ему показалось, что он уловил в глазах богини нечто вроде удивления, почти восхищение. Пальцы уже не подчинялись его воле, но они и не нуждались в ней, работая в силу чистой привычки, оглаживая «бэннинг», касаясь его в одних местах и что-то настраивая в других. Инструмент, созданный для инопланетян.

Человеческая рука никогда не предназначалась для управления этим оружием, названным не в честь его создателя, а по имени первого человека, умершего при попытке понять принцип его действия. Генерал Бэннинг гордился своим опытом в обращении с артефактами инопланетян. Он умер не мгновенно, а от ядов, проевших его кожу и медленно поглотивших плоть. Капитан Джон Макшард никогда не утруждал себя вопросами о том, каким образом работает «бэннинг». Он просто знал, как с ним обращаться. Так многие испанские парни просто знают, как извлечь из гитары прекрасную музыку.

Разум тех же существ, которые, как полагал капитан Джон Макшард, погибли где-то за Плутоном, создал и его корабль. В него была вложена философия, отвергавшая большую часть тех, кто пытался проникнуть в его огромные гулкие помещения, сама пустота которых была принципиально необходима для его функционирования, существования и вооружения. Капитан Джон Макшард каким-то образом понял эту философию и полюбил чистоту ума творцов этого корабля.

Уважение к ним наверняка не раз спасло его жизнь, когда он изучал свойства и безупречную красоту «бэннинга» и корабля.

Он задыхался. Что он делает? Танцует? Перед зеркалом? Зеркало уже исчезло. Богиня перестала танцевать. Она подалась вперед, пронзая капитана странными глазами, в которых переливались и вспыхивали радужные искорки. Красные губы приоткрылись, обнажив белые ровные зубы. Молодая плоть светилась внутренним желанием, невозможными обещаниями…

«Приди, Джон Макшард. Приди ко мне и выполни свое благородное предназначение.»

И тут капитан Джон Макшард провел перед собой «бэннингом» по широкой дуге. Он целился в кристаллы, и непостижимые схемы и поверхности его оружия с неуловимой скоростью стали менять цвет — от золотого к медному, желтовато-зеленому, серебристому и снова золотому, а сам «бэннинг» словно распахнулся под прикосновениями капитана. Однако с кристаллами почти ничего не произошло. Они потемнели, но не разрушились. А свет в зале потускнел от ослепительного дневного до туманных сумерек.

Настала жуткая тишина.

Он снова взмахнул оружием. И опять кристаллы уцелели. И то, что в них находилось, тоже. Движения внутри них стали менее заметны, потому что их обитатели, наверное, защищались. Но оружие оказалось перед ними бессильно.

Тишина затянулась.

А потом золотая девушка рассмеялась. И ее смех прозвучал самой сладкой музыкой во Вселенной.

«Неужели ты думал, капитан Джон Макшард, что твое знаменитое оружие сможет одолеть Шайенну Ша Шанакану, жрицу Безмолвной Цитадели, волшебницу Седьмого Уровня? Тупые Рыцари Равновесия, выступившие против нас с далекой звезды из созвездия Лебедя, встретили достойных противников. Они со6ирались покорить нас, но мы убили их всех еще до того, как они добрались до внутренних планет…»

Капитан взглянул вверх. Богиня находилась уже гораздо ближе. Ее неописуемая красота воспарила над ним. Он ахнул. И не захотел шагнуть назад.

Эти улыбающиеся человеческие губы были полны накопленной энергии древнего Марса.

«О, да, капитан Джон Макшард. Ты здесь не случайно. Я не посылала теннетов похитить девушку до тех пор, пока не узнала, что ты скоро вернешься на Марс. И именно я подсказала ее отцу, что ты единственный из всех живущих, кто может отыскать его дочь. И ведь ты ее отыскал, верно? Ты нашел меня, Шайенну Ша Шанакану, которая была пылью, которая не знала этого желания бессчетные тысячелетия, не испытывала такой потребности, такой пьянящей страсти…»

Теперь капитан Джон Макшард все-таки шагнул назад. Его оружие болталось на боку, пристегнутое к портупее, пока пальцы капитана искали что-то в одежде. Потом они сжались в кулаки.

Богиня облизнула безупречные губы.

«Уж не пот ли я вижу на твоем мужественном лице, капитан Джон Макшард?»

Она протянула руки и провела пальцами по его лбу, и капитану показалось, что его плоть пронзили раскаленным ножом. И все же он был готов отдать жизнь за то, чтобы ощутить это прикосновение снова.

Его языка коснулся другой язык — нечеловеческий. Он лизнул его плоть. Он наслаждался его запахом, прикосновениями к его крепкому, мускулистому телу, его бурлящей кровью, зрелищем его идеальной мужественности. Капитан был всем, чем могли быть люди или марсиане. Всем, чего женщина могла желать от мужчины.

Касаясь его, она словно уступала, предлагая ему власть, которую, как знал капитан, она никогда не вручит ему реально. Он наслаждался действиями опытнейшей обольстительницы, но это существо накопило в себе опыт столетий, инстинкты своего украденного тела, страстные желания женщины, не знавшей иных чувств, кроме пылающих амбиций, гораздо больше времени, чем возникали и погибали почти все величайшие цивилизации Земли. И все эти желания теперь были направлены на капитана.

«Ты станешь отцом новой марсианской расы, — обещала она, проводя золотыми нагрудниками по его обнаженной груди. — И умрешь, зная, что исполнил величайшее предназначение, какое только могла предоставить тебе судьба.»

И капитан Джон Макшард поверил ей. Поверил до глубины своей души. Он уже не желал ничего иного — лишь служить ей так, как она потребует. Забытое оружие болталось на боку. Он протянул руки, чтобы получить от нее то, что она захочет ему дать, и отдать ей то, что она пожелает взять. Это правда. Он принадлежит ей. И она может использовать его, а потом связать, чтобы его сын смог питаться его святой плотью и стать таким, каким был его отец. Вот в чем его предназначение. В вечной жизни, простирающейся перед ним.

«Но сначала, — прошептала она, — ты должен развлечь меня.»

И тогда он внезапно понял, что сын должен быть зачат, и остатки человеческого покинули их тела, а кровь вскипела в предчувствии болезненных и долгих сексуальных ритуалов древних марсиан.

Она шагнула вперед, чтобы заключить его в последние смертельные объятия…

VII. Отравленный потир

Они наткнулись на обнаженного землянина где-то в Зыбучей Пустыне, почти в сотне верст от Ахрониахских гор. У него не было ни брони, ни оружия. Кожа свисала грязными тряпками с окровавленной, покрытой язвами плоти. Длинные и глубокие красные линии исполосовывали его ноги до самых пяток, словно к ним прикладывали раскаленное добела лезвие меча. Он мог видеть, но взгляд его был обращен внутрь. Изувеченные губы покрывала пена. Он бредил, лишенный как осознания самого себя, так и воли. А звуки, иногда вырывавшиеся из груди, могло бы издавать дикое животное.

Обнаруживший его патруль ловил венерианских контрабандистов краффа, и патрульным не верилось, что любое существо, доведенное до такого состояния, могло остаться живым. Будучи суеверными парнями, они сперва решили, что наткнулись на призрака. Потом пришли к выводу, что незнакомец побывал среди призраков, попав под влияние мифических марсиан, якобы заключенных в кристаллы и спящих где-то в марсианских пещерах. Кое-кто из этих ребят видел ученых с Земли, которых привозили из экспедиций в ненамного лучшем состоянии.

Но потом один из патрульных опознал капитана Джона Макшарда, и они поняли, что неведомый враг, с которым капитану довелось встретиться, был очень могущественным. Длинные шрамы, покрывающие его руки и ноги, оказались следами от попавшей на кожу слюны теннетов. Но как они появились на теле? Такие следы не были типичными для пыток, которым теннеты подвергали пленников.

Его повезли было на станцию Старый Марс, где имелся врач, но капитан очнулся, отчасти пришел в себя и стал настойчиво показывать в сторону Ахрониахских гор. Похоже, у него там остался спутник.

Патрульные проехали семьдесят миль, прежде чем их приборы засекли человеческую фигурку, лежащую в тени под скалой. Рядом валялась бутылочка с водой. Приборы показывали, что человек все-таки жив.

Едва увидев Мерседес Морриконе, капитан Джон Макшард рухнул на пол патрульной машины. Напряжение отпустило его, и он наконец-то позволил забытью взять верх.

Он никогда не захочет вспоминать и сам не расскажет, что заставила его проделать Шайенна Ша Шанакана, волшебница Безмолвной Цитадели, овладев его разумом. И никогда не признает, что позволил ей проделать с собой, чтобы обеспечить успех своего отчаянного, почти самоубийственного плана.

Она знала, что не сможет контролировать его полностью, и это подогревало ее любопытство, заставляло испытывать свое могущество такими способами, какими она никогда не предполагала его проверять. Она питалась своим любовником, пробовала на вкус его мозг, подобно богатой лакомке, откусывающей на пробу кусочек шоколадки. Кое-что из взятого у него она отбрасывала как ненужную чепуху. Воспоминания. Привязанности. Гордость.

Но вскоре она пришла в замешательство. Ей показалось, что могущество ее начало слабеть. Капитан лежал перед ней обнаженным. Для ее развлечения он сам терзал свою плоть, дергался и истекал слюной. Капитан Джон Макшард больше не был мыслящим существом. Она высосала из него все, чего не хватало ей. Лишила его всего человеческого.

Или ей это только казалось…

Ибо капитан Джон Макшард узнал все, что ему было необходимо, от старого священника, с которым говорил в Старом Городе перед уходом. Он сохранил часть рассудка, поливая себя ядом убитых теннетов, храня его в хрупких сосудиках до момента, когда ему понадобился такой уровень боли, чтобы оградить разум от обольщения Шайенны Ша Шанаканы. Ее объятия иссушили их обоих. Но он намеревался обратить ее чары вспять. И он изменил путь большей части энергии, которую она черпала от своих соплеменников, томящихся в хрустальных тюрьмах.

Потому что его оружие не только извергало энергию, но и впитывало ее. Оно вырабатывало свою убойную мощь, черпая энергию планеты — любую, какую только могло отыскать. Поэтому кровь и душа, которые Шайенна высосала из него, все еще находились под его контролем. Он позволил богине заманить себя, забрать свою душу, но ухитрился сохранить сознание, даже будучи поглощенным ею, и каким-то образом установить связь с другим переполненным ужасом фрагментом души-сознания — похищенной девушкой, которой он потом смог дать силы и шанс на жизнь.

Где-то в глубине этого искалеченного черепа, внешне принадлежащего безумцу, все еще шла битва в лабиринтах нечеловеческого пространства и времени — битва за контроль над человеческим существом, которое погибло для того, чтобы эта богиня смогла выжить. Она высосала не только бурлящую энергией кровь капитана Джона Макшарда и его алмазной твердости разум, но и его волю. Волю, которую она, по иронии судьбы, не смогла контролировать. Волю достаточно сильную, чтобы подчинить себе богиню.

Капитан Джон Макшард все еще жил. Буквально внутри нее. И сражался, чтобы уничтожить ее. Не рождалась еще личность, столь яростно желающая сохранить свою индивидуальность. Когда властительница обняла его, он призвал на помощь всю свою оставшуюся волю и разбил пузырьки с ядом, собранным у теннетов. Этот яд прожег как его, так и ее тело. И тело девушки стало для богини бесполезным. Волшебница вознамерилась покинуть его. Но капитан Джон Макшард, у которого кожа на руках и ногах пузырилась из-за проедающего их яда, упрямо направлял свою волю к намеченной цели.

И она с удивлением обнаружила разум, не уступающий по мощи ее разуму — и столь же совершенно натренированный в марсианских приемах ментального контроля и противоконтроля, которые земляне прозвали «мозговой битвой», а более просвещенные наблюдатели знали как комбинацию ментального фехтования и ментальных шахмат, причем исход такой схватки мог уничтожить побежденного.

Но жгучий яд помогал его разуму не подчиняться давлению богини и в конце концов позволил разорвать объятия. Покинув искалеченное тело девушки, она пошла в атаку, превратившись в вопящий сгусток чистой энергии.

И тут капитан Джон Макшард заставил себя подойти к упавшему оружию. Оно лежало в куче одежды и брони, которые он снял с себя перед тем, как богиня потребовала от него терзать свое тело.

Но все это время железная воля капитана сохраняла его личность неприкосновенной. И теперь он держал оружие, а золотой вихрь, бывший истинным обликом Шайенны Ша Шанаканы, волшебницы Безмолвной Цитадели, приближался к нему, с триумфом сознавая, что оружие капитана так и не смогло разрушить хрустальные гробы, в которых все еше находились соплеменники властительницы.

Однако капитан Джон Макшард знал о тех, кто сделал «бэннинг», гораздо больше, чем знала богиня. Ее соплеменники просто убили их. А капитан изучил культуру, проникнув в огромный пустой звездолет. Капитан обладал тем человеческим качеством, которого древним марсианам, несмотря на всю их власть, всегда не хватало. Они не проявляли любопытства по отношению к тем, кем питались. Капитан же обладал любопытством венерианского саблезубого тигра, чьи реакции были столь же быстры. И он очень много узнал, обследуя «Герцогиню Мальфи».

Он и не собирался разрушать «бэннингом» хрустальные гробницы. Это лишь высвободило бы из непрочного заточения толпу жадных бессмертных. Вместо этого он включил его энергетический блок — батареи, которые всасывали энергию в космических масштабах, а потом, при необходимости, питали оружие. Устройство в его руках могло содержать в себе энергию целой Вселенной — и выплеснуть эту энергию в нужном направлении.

Поэтому все и выглядело так, будто оружие не смогло разрушить кристаллы, на самом же деле оно поглотило их огромную энергию. Теперь волшебница уже не могла ею воспользоваться. И ее собственная энергия, лишившись подпитки, начала иссякать. Тогда богиня решила вернуться в тело девушки. Но без энергии, поглощенной «бэннингом», ей это не удалось.

И она замерла, балансируя на грани между отчаянным стремлением обрести плоть и неумолимым притяжением «бэннинга».

Капитану осталось совершить последнее — взять внешне безжизненное тело девушки, пронести его по извилистым грязным туннелям теннетов, которые к тому времени давно разбежались, и вынести ее на поверхность, пока богиня визжит и кричит в хрустальной камере. Казалось, вся планета содрогается от ее отчаянных попыток обрести силы, черпая их от заключенных братьев и сестер.

Властительница была в ярости. Не потому, что чувствовала приближение смерти, а потому, что какой-то жалкий человеческий полукровка смог ее одолеть. Такого унижения она вынести не могла.

Капитан увидел, как его догоняет яркий огненный шар, на котором через несколько секунд проступили черты лица. Не того лица, которое он уже видел, а другого, ужасного и отвратительно прекрасного. Богиню притягивало к капитану, к инопланетному оружию, которое высасывало ее душу. И она перестала ему сопротивляться. Она могла бы жить и дальше, как уже прожила тысячелетия, но выбрала забвение. И освободила свое сознание. Лишь ее энергия осталась в батареях «бэннинга». Но в этом капитан никогда не будет уверен.

Теперь лишь естественные препятствия преграждали ему путь к поверхности. И через некоторое время он наконец-то выпрямился, глотая разреженный воздух и глядя вверх.

Неожиданно печальный ветер начал растягивать на небе темно-синюю завесу. И капитану на мгновение показалось, будто на Марс вернулась прежняя жизнь, когда моря омывали богатые и таинственные берега планеты.

Выбравшись из туннелей, капитан понял: оружие придется оставить, иначе он не донесет девушку. Придется рискнуть. Оружие накопило такой заряд, что могло причинить огромный ущерб. Если с ним обращаться неправильно, оно не только истребит все живое в радиусе сотни метров, но, возможно, уничтожит и немалый участок самой планеты. И все же он предположил, что теннеты грозят оружию не больше, чем теперь грозит волшебница Безмолвной Цитадели. А первых людей он встретит не раньше, чем пересечет Рай.

Он шел без остановки, пока не наступила ночь. Девушка была едва жива, ее плечи и ноги покрывали язвы от яда теннетов, но лицо каким-то чудом оказалось нетронутым. Капитан оставил ей немного воды — все, что у него было с собой — и побрел дальше. Он шел к Старому Городу, когда на него наткнулся патруль.

Врачи в порту лишь качали головами. Они считали, что никакой надежды на его спасение не осталось. Но тут в дело вмешался Морриконе. Он полетел с капитаном на Фобос, в знаменитую клинику «Альрабия». И врачи клиники занялись капитаном. На него был потрачен миллиард диинов, и они его спасли.

Но вернув жизнь Джону Макшарду, они занесли в его организм вирус нового вида гнева — глубокого осознания несправедливости. Капитан остро почувствовал: мальчишки-калеки просят милостыню на пыльных улицах Марса, в то время как привилегированные особы летят на Фобос, чтобы воспользоваться новейшими достижениями медицины.

Нет, он не испытывал гневных чувств к самому Морриконе. Купец сдержал свое слово и заплатил обещанное вознаграждение, даже превысив его. Он не винил Морриконе за его неспособность понять или представить, что на каждую спасенную им жизнь героя приходятся миллионы обычных людей, которым никогда не выпадет шанс стать героем.

По просьбе капитана его оружие отыскали. Никто не осмелился взять его в руки, поэтому «бэннинг» извлекли из дюны манипулятором и привезли владельцу в герметичном контейнере.

Капитан Джон Макшард несколько раз виделся с Мерседес Морриконе после того, как покинул клинику и ждал, пока его корабль переоборудуют в соответствии с его новыми указаниями. Пластическая хирургия избавила красавицу от значительной части шрамов. Девушка испытывала к нему чувства большие, чем простая благодарность. Она знала капитана так, как не знала ни одна женщина до нее. И она полюбила его. С этим она ничего не могла поделать. И понимала, что капитану Джону Макшарду нечего предложить ей сейчас, когда он уже вернул ее к жизни.

И все же, возможно, что-то еще оставалось. Щемящее чувство близости, почти отцовской любви к дочери. К своему удивлению, капитан понял, что девушка ему дорога. Он даже взял ее с собой, когда повез мальчика на «Герцогиню Мальфи», и показал полустабильные газы и драгоценные камни, с помощью которых управлялся корабль. Ему хотелось, чтобы мальчик запомнил, что корабль можно понять и подчинить своей воле. А Мерседес снова влюбилась — в корабль уникальной красоты.

Как бы в шутку она сказала, что они втроем могут стать маленькой семьей закаленных первопроходцев, отправляющихся на поиски миров вокруг далеких звезд. Как замечательно было бы стоять рядом с ним, пока он ведет инопланетный звездолет по коридорам многомерной Вселенной, следуя вдоль линий, зародившихся в непостижимо далеком прошлом, сквозь бесконечные слои реальностей межзвездной материи. И как здорово было бы увидеть то, что увидит он.

Капитан в это время устанавливал тяжелый контейнер с «бэннингом» в специально сделанную для него раму возле кровати. Он заказал себе и новый силовой костюм, теперь тот покрывал все его тело, выделяя очертания мускулов и сухожилий, пока капитан грациозно перемещался по кораблю, занимаясь привычными делами — проверяя экраны, инфошары и мерцающие колонны силовых полей.

Мальчик наблюдал за ним, широко раскрыв глаза. Возможно, он понял. А может, лишь сделал вид, что понял.

Возможно, и капитан Джон Макшард лишь сделал вид, что не понял слов Мерседес о том невозможном будущем. Он не сказал девушке, кем нужно стать, чтобы повести «Герцогиню Мальфи» сквозь пространство и время. И кем надо перестать быть.

Он был нежен, когда проводил ее домой из космопорта, привез ее и мальчика к большим дверям дома ее отца, поцеловал в щеку и попрощался в последний раз.

Она крепко держала мальчика за руку. Тот стал ее связью с мечтой. Девушка сказала, что даст ему лучшее образование, какое только можно получить.

А потом мальчик и девушка смотрели вслед уходящему капитану Джону Макшарду.

Его безупречное тело неожиданно превратилось в силуэт на фоне огромного алого солнца, садящегося за марсианский горизонт. Полоски красной пыли танцевали вокруг его ног, пока он уходил по дорожке поместья Морриконе, окаймленной искусственными кедрами и голографическими фонтанами. Он подошел к воротам, собрался было обернуться, но передумал и зашагал дальше.

Утром девушка и мальчик снова стояли вместе на станции Старый Марс, когда «Герцогиня» стартовала к новым мирам за Плутоном, где, как полагал капитан Джон Макшард, он найдет то, что ищет.

Он обрел нечто большее, чем космическая энергия, затаившаяся в недрах его оружия. Теперь он знал, что такое любовь — обычная, достойная, радостная человеческая любовь. Он испытал ее. И она все еще грела его душу.

Корабль плавно мчался вперед, ведомый собственным разумом. Капитан отвернулся от приборов и налил себе «Вихревой воды», в чем уже давно нуждался.

Разглядывая великий гобелен звезд, размышляя о всех этих мирах и расах, которые должны их населять, капитан Джон Макшард на время позабыл о приборах.

Подобно дикому существу, каким он и был, он стряхнул с себя пыль, ужас и воспоминания о любви.

К тому времени, когда звездолет пролетал мимо Юпитера, капитан Джон Макшард вновь стал прежней личностью. Он похлопал по контейнеру с «бэннингом». Теперь его оружие заряжено жизненной силой богов.

И вскоре он сможет начать охоту на действительно крупную дичь.

Межзвездную дичь.

Акт 1

Занавес поднимается, на сцене — кузовные мастерские Вюффона, космопорта Далминианской империи, система альфы Лебедя, планета Криф. Бобби Де Врис по кличке Ракета и его коллеги механики рихтуют вмятины на корпусе старого крейсера. Они поют «Вернем это старое корыто к звездам», отмечая синкопы ударами своих молотков (аккомпанемент: тромбоны и тарелки в ироничном размере пять шестых, напоминающем о концерте для шалмая[36] Фридриха Виндберна).

Полемика с Виндберном — как музыкальная, так и философская — проходит через всю оперу красной нитью. Гарольд Дэвидсон учился у Виндберна во Франкфурте-на-Майне, когда был зеленым юнцом, прежде чем маэстро сошел с ума и удалился в скандально известный мадрипурский ашрам — тот же самый, где, по случайному совпадению, окончил свои дни и Себастьян Карлинский. Рассказ дэвидсоновского биографа Хайрама Бака об этом периоде его жизни занимателен, но не вполне достоверен. Не следует забывать, что Бак пристрастен: по его мнению, Дэвидсон якобы увел у него вторую жену и заветный пост исполнительного дирижера Гринвичской консерватории (на который Бак, по правде говоря, и не мог претендовать).

Вбегает Фред с новостью о том, что на Криф скоро прибудет с визитом Дарг Бхар, губернатор Соединенных Астероидов. Механики ликуют: будет много работы, ведь флот у Бхара большой, а все знают, что суда, бороздящие старые космические трассы между астероидами в поясах Коу, вечно получают вмятины от столкновений с кусками льда, камня и выброшенными радиодеталями. Петро, друг Бобби, шутит: наконец-то у него, Петро, будет достаточно денег, чтобы жениться на Миранде. Все смеются, зная, что Петро уже раз пятнадцать просил руки Миранды, гордой дочери капрала Биггса, и неизменно получал отказ. Петро исполняет арию: «Ты беден и уродлив, она ему сказала. Откуда ж столько наглости просить моей руки?» Механики решают отпраздновать радостную весть в уютном вюффонском кабаке «У Гарри». Бобби, странно молчаливый, не присоединяется к своим дружкам, которые с песней уходят прочь. Он говорит им, что от стука молотков у него разболелась голова.

Когда дружки уходят и сцена погружается во тьму, Бобби исполняет навязчиво-жалобную арию «Беата, что станет с тобою?» Мы узнаем, что младшей сестре Бобби, Беате, грозит опасность угодить в клешни Дарга Бхара. «Она совсем еще ребенок, — поет он, — и даже не имплантирована». Злой, сладострастный Бхар хочет добраться до Беатиной ДНК и навсегда превратить девушку в свою рабыню. Бхар давно горит темной похотью к малышке-сестре Бобби — с того самого момента, как увидел ее на ежегодном конкурсе песни «Святая Камилла», всю в тюле и лилиях. Беата очаровательна, стройна, у нее ангельский голос. Бобби за нее страшно. В смелом эпизоде сна наяву (впервые Дэвидсон использовал этот призванный эпатировать нью-йоркских критиков ход в «Полюбовнице мясника») Бобби является Беата и поет: «Я справлюсь и сама. Отстань же, Бобби». Потом является и Дарг Бхар в сопровождении Лейлы Зифф-Калдер, недавно им отвергнутой и жаждущей мести. Этим ходом «сон наяву» Дэвидсон крайне-поучительно разрубает нарративный гордиев узел (насколько там вообще можно говорить о нарративе), с бесхитростной экономией вводя большинство сюжетных завязок: перекрестные дуэты[37] — Бобби и Беата, Бхар и Лейла — демонстрируют нам костяк того конфликта, что развернется в дальнейшем. «Лишь тридцать мне, — поет Лейла, — я не старуха. Блаженство я могу еще дарить и принимать». Бхар, не обращая на нее внимания, поет. «Порочен я, так что же? Наплевать! Загробной жизни нет». Бобби поет: «Сестренка, он подлец подлей подлейших! Прислушайся, я дело говорю». Беата поет. «Отстань же наконец, любезный братец. Не лезь, куда не просят». Четыре голоса сливаются, и по нисходящему уменьшенному септаккорду Дэвидсон вводит лейтмотив ДНК (предвосхищающий генно-инженерный ужас акта пятого), подхваченный струнными и одиноким гобоем; на этой красивом, задумчивом звучании — как будто композитор с холодным цинизмом новоанглийского деконструктивиста дистанцируется от «штурма и натиска» бурных страстей и своевольных машин не только интеллектуально, но и эмоционально — опускается занавес.

Акт 2

Акт второй начинается, как ни странно, с увертюры — Дэвидсон снова дразнит нью-йоркский критический истеблишмент, особенно Кармина Гесса, этот придирчивый столп традиции, который тоже метил — а кто не метил? — на пост исполнительного дирижера Гринвичской консерватории. Взбираясь по музыкальной лестнице, Дэвидсон нажил бесчисленных врагов.

Знаменитую «фирменную» прелюдию — ля-бемоль, ля-бемоль, соль[38] и звучание субдоминанты тональности ми мажор на десять полных тактов — сменяет presto-adagio,[39] и на теплую кабацкую атмосферу сцены «У Гарри» накладываются нервные нисходящие арпеджио, которые скоро будут ассоциироваться с темой отчаянного замысла Лейлы. Дэвидсон любит сплетать контрастирующие настроения, и эта сцена отличный тому пример: малые септимы соревнуются с чистыми квинтами, арфа капризно соперничает с контрафаготом.

Поднимается занавес, и мы оказываемся в городе бактов. Бактианский хор поет о готовящемся вторжении в Далминианскую империю, система альфы Лебедя, планета Криф. Наконец-то бакты прогонят этих собак-людей и переосвятят древние подводные храмы. Капитан Провлюкс говорит Тывлику, своему заместителю и конфиденту, что на этот раз все должно получиться: среди людей нашелся предатель, который отключит защитное силовое поле ровно в тот момент, когда корабли бактов вынырнут из гиперпространства. «Люди совершенно лишены морали, — говорит Тывлик. — Они предают своих по первому же звонку. Они готовы и собственную бабушку продать за презренный металл. Они просто грязь». Провлюкс объясняет ему, что на этот раз дело не в деньгах. Есть наживка и посильнее. А именно — любовь. Провлюкс и Тывлик исполняют дуэт «Что такое любовь? Одна из человеческих глупостей». Дэвидсон, снова показывая нос узколобым музыковедам Джуллиарда и Линкольн-центра, игриво вводит в вокальную партию фырканье, добиваясь уникально комичного эффекта йодля. «Когда человеческое сердце берет верх, фырк-фырк, человеческий разум дает деру». Входит генерал Врикоб со своей свитой и отдает Провлюксу особое распоряжение — проследить, чтобы люди, когда их разбитые остатки ретируются в местный кустарник, ни в коем случае не уничтожили генетическую лабораторию.

Оказывается, план вторжения включает перестройку самого генома человека. Захватив генетическую лабораторию, бакты сделают людей слабыми и покорными до конца времен; все, что для этого надо, — подкрутить аллели 34M-44F-XA во второй хромосоме слева. «Гуанин, аденин, цитозин», — поет генеральская свита под аккомпанемент хриплых саксофонов и зловещих аккордов цимбал.

Когда бакты-военные уходят, из-за булыжника появляется досель незамеченная Бунда, дочь старшего оружейника Греффа. Откинув с лица вуаль, она исполняет плач о том, что Провлюкс, мол, совсем спятил с этим своим карьеризмом и жаждой власти: хочет теперь спариваться не с ней, Буйдой, а с человеческой самкой, некой Беатой Де Врис, которую в прошлом квартале видел по телевизору — транслировали ежегодный конкурс песни «Святая Камилла», где эта бесстыдная особа внебактианского происхождения была вся в тюле и лилиях. «Что такое есть у человеческих женщин, — поет Буйда, — чего у нас, честных бактианок, нет?» Буйда раскрывает свой план: облачиться в доспех, выдать себя за коммандос и записаться в армию вторжения. В подходящий момент она вонзит свой церемониальный, с зазубринами, бронзовый кинжал в девственно белую грудь презренной инопланетянки Де Врис, а затем покончит с собой. «Ибо не мила мне жизнь, — поет несчастная, — без моего Провлюкса».

Акт 3

Мы в генетической лаборатории возле космопорта Вюффон. Седобородый доктор Кабрини помешивает в митохондриальном чане. «Мы построим лучшую расу, — напевает он, — расу высоких чаяний». Возможно, это самая прекрасная, самая возвышенная ария из всех, когда-либо написанных Дэвидсоном; и, концептуально, и эмоционально она многим обязана заключительной сцене из «Саломеи раскованной» Фридриха Виндберна, той, где Теренс отвергает домогательства ведьмы Фаффы. Добрый доктор перечисляет все пороки человеческой расы: фривольность, жестокость, пристрастие к смотрению в различные экраны. Теперь, когда нам покорились звезды, рассуждает он, самое время покорить самих себя.

Входит его сын Чак (звучит вульгарная, бездумная мелодия диско) и спрашивает: «Пап, ну че ты все торчишь среди этих старых пробирок и автоклавов? Вышел бы куда-нибудь, поразвлекся немного для разнообразия». Развлечение, по Чаку, — это пойти в зал виртуальных автоматов и подключиться к какому-нибудь электробильярду энного поколения. Доктор Кабрини качает мудрой головой и говорит в ответ, что людям следовало бы посвятить время и силы благосостоянию вида в целом, а не пустым, эгоистичным, гедонистским забавам. И начинается дуэт, в котором доктор Кабрини рассказывает о своем великом открытии: он выделил ген агрессии. Стоит его удалить — и наступит мир во всем мире. «Отлично, пап, — отвечает Чак, — но что делать, если на нас вдруг нападут?» Эта на первый взгляд комичная перебранка выражает глубокую экзистенциальную дилемму: в некотором отношении мы должны всегда оставаться зверьми, полагает Дэвидсон, чтобы защититься от зверей, иначе те покорят нас и убьют, и род людской прервется. Однако, спрашивает философ, чей именно род продолжится, если мы останемся зверьми?

Лукас Фандера писал в «Чарльстон геральд»: «Такова гениальность Гарольда Дэвидсона, что в дуэте „Ген агрессии“ невозможно отделить музыку от текста либретто, идею от людического[40] переплетения и взаимодействия слова и звука. Дуэт поражает нас удивительной целостностью, подобно прекрасной женщине, подобно боксерской перчатке, подобно неожиданному копью прозрения из высших сфер».

Чак уходит, чтобы предаться своим бесплодным ребяческим забавам, а старик со вздохом возвращается к работе — но тут мы замечаем, что в лабораторию украдкой проникла женщина в плаще с капюшоном. Укрывшись в глубокой тени, она просит флакон цисметилированных лигандов. Доктор Кабрини в ужасе отшатывается. «Это же смертельный яд», — говорит он. «Разумеется, — отвечает женщина. — Но ты дашь мне его, старый дурак, потому что я знаю, откуда ты раздобыл деньги, чтобы отправить свою больную жену в государственную больницу тринадцать лет назад на планете Турризо, хотя это и не помогло ее щитовидке, правда же? И я растрезвоню об этом на весь свет, если ты не сделаешь, как я велю. Тебе придет конец, конец». — «Ах, вы жалкая, ничтожная личность! — говорит доктор Кабрини. — Будь вы иного пола, я сказал бы, что вы сам Дарг Бхар. Это его стиль». — «Я и есть… я буду… парой Даргу Бхару на веки вечные». С этими словами женщина откидывает капюшон, и мы видим, что это не кто иной, как Лейла Зифф-Каддер. На ее побледневшем лице гримаса решимости, в серых глазах пылает ненависть. «Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы вернуть его, — поет она. — Лучше не стойте у меня на пути».

Молекулярный биолог распрямляет спину. «Извините, но нет, — отважно говорит старик Лейле. — Я не могу пойти против совести». Она достает лазерный пистолет и без малейшего колебания стреляет ему в сердце. «Я тебя предупреждала». Они исполняют энергичный дуэт на тему морали. «Компромисс недопустим», — поет он, а она отвечает: «Случаи бывают разные». Он спотыкается, падает, хватается за грудь и поет: «Теперь я не смогу спасти человеческую расу от нее самой. О как безвременно уносит меня сие жестокое насилие». В лихорадочной грезе он видит самого Господа на престоле — хохочущего, поскольку меркнущему сознанию доктора Кабрини Властелин Света явлен Князем Тьмы. Скрипки и виолончели заходятся в хроматическом нисходящем tremolo crescendo sforzando,[41] в котором различимы отголоски Шёнберга и реверанс в сторону Пистона, а божество-дьявол поет: «Судьба лишь розыгрыш, а ваше благородство — не более чем топливо для моих демиургических проказ».

Падая, умирая, доктор Кабрини поет под аккомпанемент скрипок con legno:[42] «Каждый атом души моей отказывается верить в это черное зло. Наш удел более чем онтологический анекдот. Должен быть. Так мне подсказывает мое сердце, увы, пробитое без надежды на ремонт».

В этот момент аудиторию ждет самый неожиданный и нервирующий сюрприз: невидимый хор неестественно высоких голосов, будто мультяшных или после доброй дозы гелия, издевательски подхватывает: «Более чем анекдот, более чем анекдот». И на этом занавес опускается, но хор продолжает петь под вполне уместный аккомпанемент оловянной свистульки, вуд-блоков и язвительного глокеншпиля.

На одном из ранних представлений оперы, в маленьком театре под Берном, разъяренная публика ворвалась по окончании этого акта на сцену, разломала декорации и побила подвернувшихся под руку исполнителей, причем один угодил в реанимацию. «Святотатство, — кричали слушатели. — Святотатство!» О происшествии писали все европейские газеты; последовало длительное судебное разбирательство.

Акт 4

Оркестровая интерлюдия, с ненавязчивым светопредставлением а-ля Вагнер на лиловом фоне, подготавливает смену атмосферы. Когда поднимается занавес, мы вновь оказываемся в кузовных мастерских космопорта Вюффон. Механики радостно рихтуют изъязвленный метеоритами корпус, а Бобби, Петро, Фред и еще несколько человек подметают пол и полируют медные настольные лампы, ведь именно сегодня ожидается визит губернатора Соединенных Астероидов. Бобби выглядит понуро. Мы не можем догадаться о его мыслях или планах, но ясно одно — что-то его мучает. Петро пытается разговорить его, но безуспешно.

За сценой звучат голоса, потом — слаженный топот множества ног. Это свита губернатора. Они поют: «Посторонитесь, мы большие шишки». Гремит маршевая музыка, на сцене выстраиваются стражники с флагами, и входит Дарг Бхар. Он задрапирован мехами, увешан аляповатыми ожерельями. Рядом с ним — сестра Бобби, Беата. Бобби замирает, не в силах глаз от нее отвести. Он сразу понимает, что Беата не в себе. Она словно одурманена. Глаза ее расширены. На ней глубоко декольтированное платьице черной кожи с разрезом и фривольные переводнушки. Не начал ли подлый Бхар уже творить над ней свои сладострастные злодейства? Бобби стискивает кулаки. Видно, что его так и подмывает схватиться за оружие. «Какая мука, — поет он вполголоса. — Если я поддамся этому почти неудержимому импульсу негодования, то наверняка погибну, да и Беату не спасу. Но не могу же я вот так стоять и ничего не делать. Ах, будь здесь мудрый доктор Кабрини — он бы помог мне советом». Бобби еще не знает, что молекулярного биолога больше нет в живых, (а мы только сейчас узнаем, что он вообще его знал).

Бхар поет о своем намерении править всей звездной системой, а когда-нибудь и галактикой. Да, он негодяй, но песня звучит подкупающе, ведь он обращается к недобитому задире в каждом из нас. Стражники подхватывают рефрен: «Власть — лучший возбудитель». Несмотря на всю серьезность, в этом номере проскальзывают игривые нотки оперетт Гилберта и Салливана. Воистину Дэвидсон был бы не Дэвидсон без таких перепадов настроения и глубоких противоречий.

Бобби удается отозвать сестру в сторону, и в красивом, искусно построенном дуэте шепотом — Дэвидсон написал эти партии в разных тональностях, что подчеркивает невозможность коммуникации между героями — Бобби поет: «Я не могу тебе позволить такое сотворить с собой», а Беата отвечает: «Не нужно мне твое братское благословение, я могу делать все, что хочу. Я теперь женщина». — «Женщина — или генетический робот?» — огрызается Бобби. В ответ Беата заводит подозрительно вялый распевный речитатив, который подтверждает худшие опасения Бобби: «Женщина, робот — какая разница, если ты отдала мужчине все, что могла».

Хайрам Бак усматривает здесь намек композитора на его третью жену Клариссу, в это время проходившую курс лечения от навязчивой страсти к семейному шнауцеру (между прочим, суке). Но даже если и так, что с того? Грубые таблоидные подробности не могут объяснить великого искусства. Личная жизнь композитора действительно порой напоминала мыльную оперу, но на его музыку это не влияло никак.

Бхар собирается подписать контракт с мастерскими, чтобы «его флот снова был как новенький», когда начинают выть сирены. Прибегает курьер с вестью о вторжении бактов. Начинается форменный пандемониум. Оркестр играет судорожное попурри из фрагментов Виндберна, Стравинского, Сейшнза и Айвза — и опускается занавес.

Занавес опускается, но четвертый акт еще не окончен. Мы слышим взрывы, проклятия. Свет в зале не зажигается. Публику окутывают запахи серы и озона. Солисты и массовка изображают вторжение бактов. Солдаты-люди и воины-бакты сражаются в проходах. Кого-то обезглавливают прямо на авансцене, бьет фонтан крови, флейты и пикколо взвизгивают октавами. (В Кёльне некоторые дети были так этим напуганы, что последовали судебные иски. Дэвидсон однажды пошутил: такое, мол, впечатление, будто мою музыку чаще исполняют в зале суда, чем в театральном зале. Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки: столь резкий конфликт с будничным миром свидетельствует о жизненности, оригинальности, неукротимой энергии, присущих сочинениям Дэвидсона.)

Акт 5

Зловещим рокотом фанфар открывается сцена в мраморном дворце Геви, столицы Крифа. На премьере в президентском дворце в Белизе моделью для декораций послужили древние фотографии мраморных правительственных зданий Вашингтона, округ Колумбия, что, должно быть, отменно добавляло к атмосфере фатума и гибели империи. Ликующие бакты выстроились при полных регалиях. Дарг Бхар закован в цепи, хотя ему оставили его меха. За ним, также в цепях, стоят механики. Миранда стоит в цепях рядом с Петро, который тоже закован, хотя это он был предателем. Генерал Врикоб сидит на троне, возвышаясь над всей толчеей, и злорадно потирает руки. Провлюкс поет Беате, тоже закованной в цепи, но тонкие и золотые: «Обратись в бактизм, самка человека, и я тебя пощажу». — «Я принадлежу Бхару, — поет она в ответ. — Не трать зря время».

И тут композитор извлекает из рукава очередной сюрприз, смешивая трагедию с буффонадой — и это когда драма достигла наивысшего накала! Дерзкий ход, наверняка оставивший современных Дэвидсону критиков в полном недоумении: они все на слюну изошли, но не понимали, восхищаться им сценой или клеймить, не понимали, собственно, что и думать. Все действие спрессовано в несколько секунд. Вперед выходит солдат, снимает шлем и встряхивает длинными волосами. Это Буйда, в руках у нее кинжал. В этот же самый миг из толпы с другой стороны выходит женщина в плаще с капюшоном, в руках у нее флакон. Это Лейла Зифф-Калдер. Обе они совершенно синхронно выбрали это время и это место, чтобы разделаться с соперницей. Аккомпанементом тщательно срежиссированному действию служит полная тишина, как будто мы смотрим пантомиму. Возможно, Дэвидсон хочет сказать, что все мы не более чем примитивные марионетки наших страхов и желаний. И снова одна из любимых тем Виндберна, только в обращении: ведь до того, как удалиться в ашрам, Виндберн утверждал, что мы не марионетки («Wir sind nicht Puppen!»), мы обладаем свободой воли.

Буйда приближается и исступленно колет Беату кинжалом в грудь, тогда как Лейла Зифф-Калдер хватает Беату за волосы и вливает содержимое флакона ей в рот. Но — чу! — церемониальный бронзовый кинжал бактов с зазубренным лезвием и сверхтоксичные цисметилированные лиганды из лаборатории доктора Кабрини бессильны против сестры Бобби: вследствие невыразимых ночных манипуляций Дарга Бхара с ДНК Беаты она больше не человек, возможно, даже вообще не живое существо в традиционном понимании. Бобби рвется из оков, чтобы защитить ее, но в ужасе отшатывается, когда понимает, что его сестры больше нет, хотя и не в том значении, в каком он сперва решил, что ее больше нет. Эта сцена полна горькой и мрачной иронии; успех и поражение утрачивают привычный смысл. У Беаты не течет кровь от удара кинжалом, она не падает от смертельного яда. Вместо этого она поет: «Какая скука».

«Это твоих рук дело, Бхар!» — кричит Бобби. Повернувшись к нему, Бхар исполняет одну из самых зловеще-циничных арий в истории оперного искусства (она построена на лейтмотиве мести Лейлы Зифф-Калдер, данном в обращении и стретто): «Я спал со столькими женщинами, со столькими мужчинами, со столькими различными существами земного и неземного происхождения. Я спал с близкими родственниками, с младенцами и с разлагающимися трупами. Мне нужно было что-то новое».

Почему-то мы не удивлены, когда появляется призрак доктора Кабрини и зависает в воздухе над собравшимися. Он поет под мерный аккомпанемент японского барабана: «Вот что случается, когда мы ублажаем плоть в ущерб высоким чаяниям. Вот какое безумие случается».

Совместный хор бактов и закованных в цепи людей звучит обманчиво сложными двенадцатитоновыми аккордами: «Что станет с человечеством, если оно не задумается о своей бессмертной душе?» Финал выдержан в тональности до мажор; он построен на мерном ритмическом движении четвертными длительностями на фоне басового органного пункта, духовые дудят во всю мощь, будто мы на свадьбе скандинавских богов в соборе столь огромном, что свод его теряется в дымке. Однако в тот же самый момент, почти что в качестве своего рода контрапункта, Беата и Чак уходят рука об руку под аккомпанемент едва слышной диско-музыки, наверняка чтобы подключиться к какому-нибудь экрану в зале игровых автоматов где-нибудь за кулисами. Их ухода почти никто не замечает. В известном смысле их тут и не было.

Так Гарольд Дэвидсон завершает свой опус магнум, воскресной проповедью вместо плача и кровавой бани, нарушив тем самым наиболее священное из правил оперного искусства. «Всего одно убийство и всего один призрак, — сетовала Альберта Квайр из „Сан-Диего тайме“. — Почему же тогда это сочинение вопреки всему столь берет за душу?» На ее жалобный вопрос мы можем ответить словами Виндберна, однажды сказавшего в своих «Размышлениях на закат Солнца»: «В человеческих делах ужаснее всего то, что остается скрыто. Сам по себе проступок — ерунда, пустяк в сравнении с мыслью, что его породила». Возможно, Дэвидсон после столь изнуряющей и длительной полемики со своим великим учителем не мог в конце концов с ним не согласиться. Опускается занавес, и звучит величественная кода — оркестр с неумолимым лютеранским благочестием долбит один и тот же звук, снова и снова, пока публика, наконец осознав, не начинает расходиться: тут некий господин, поднявшись, надевает плащ, там некая дама берет свои перчатки и шарф. Долбежка продолжается, пока зал не пустеет, и тут мы вспоминаем о стуке молотков в кузовных мастерских космопорта Вюффон. Ведь что делают эти честные, бесхитростные молотки, как не удаляют — или пытаются удалить — погрешности в том, что некогда было безупречной, блестящей, идеальной поверхностью?[43]