Новая кровь

Дэвид Дрейк НАСЛЕДНИЦА

— Вам нужен кинжал, господин караванщик, — сказал незнакомец Сэмлору хил Сэмту, медленно извлек из-под плаща оружие и протянул его караванщику.

Незнакомец говорил негромко, но он произнес слова, которые всегда заставляли как-то по-особому вибрировать воздух «Распутного Единорога». Упоминания об оружии — равно как и упоминания о деньгах, — было достаточно, чтобы привлечь внимание всех посетителей. Все разом умолкли и отвлеклись от своих кружек с пивом или стаканчиков с игральными костями.

Когда Сэмлор хил Сэмт вошел в таверну «Распутный Единорог», расположенную в самом центре Лабиринта, он был настолько напряжен, что ни один мало-мальски наблюдательный человек просто не мог этого не заметить. При слове «кинжал» Сэмлор вздрогнул, и его правая рука скользнула к висящему на поясе длинному ножу с рукоятью из твердой древесины и бронзовым навершием. Нож был простым и надежным — весь в хозяина.

Одновременно левой рукой Сэмлор прижал к себе семилетнюю племянницу по имени Стар. Он взял девочку с собой, потому что для нее во всем мире не было места безопаснее, чем рядом с братом ее матери…

В свои сорок три года Сэмлор хил Сэмт привык делать то, что считал нужным, и, невзирая на цену, сметать препятствия, которые мешали ему выполнить намеченное.

Чужаку не следовало называть его «господином караванщиком». Да, Сэмлор хил Сэмт действительно был караванщиком — с тех давних пор, когда посчитал, что это наилучший способ избавить свою семью от нищеты. Он принял решение и добился своего, несмотря на вопли родни, кричавшей, что торговля ниже достоинства сирдонских дворян. Но здесь, в Санктуарии, его никто не должен был знать; а раз кто-то знает, кто он такой, значит, у него и Стар появились неприятности более крупные, чем витающий в таверне запах опасности.

Неужто кто-то в Санктуарии желал смерти Сэмлора. Это было необычно: не потому, что Сэмлор хил Сэмт за всю свою жизнь не нажил врагов, а потому, что с большинством из них караванщик уже успел разделаться — сам или с помощью судьбы.

Когда Сэмлор останавливал свой караван на ночь, он сам обходил лагерь и тыкал в каждую дырку или трещину в земле посохом из древесины кизила. Посох был достаточно гибким, чтобы погрузиться в любую нору где-то на локоть.

Если из норы раздавалось раздраженное шипение или на посохе появлялись потеки яда, Сэмлор либо засыпал нору, либо дразнил змею до тех пор, пока она не выбиралась на поверхность, и убивал ударом посоха. Это был единственный способ защитить уснувших верблюдов и людей от укусов гадюк, которых привлекало тепло тел.

Караванные пути были суровой школой, но благодаря этой школе Сэмлор закалил характер и набрался опыта.

Впрочем, Санктуарий относился к неприятностям такого рода, которые лучше избегать, чем пытаться их преодолеть. Сэмлор не имел ни малейшего желания еще раз столкнуться со здешней грязью и вонью — если бы не посланец, доставивший письмо Сэмлейн.

Письмо могло быть подделкой, хотя подделать сирдонские письмена, написанные на полоске бумаги из древесины хинного дерева, было довольно сложно: прочитать письмо, можно было только приложив к нему особый шифровальный квадрат, которым семья Сэмлора пользовалась вот уже семнадцать поколений — с тех самых пор, когда им было пожаловано дворянство. Да и почерк был знакомым; письмо несло свойственную сестре Сэмлора ауру самонадеянности — она не сомневалась, что брат не откажется выполнить ее волю…

Бумага, на которой было написано письмо, потемнела от времени, хотя и пролежала все это время в банковском сейфе. Похоже было, что письмо было написано до того, как Сэмлейн умерла от ножа собственного брата, вскрывшего ей живот, и убившего то, что она несла в своем чреве.

Сэмлор представить себе не мог, какое наследство стоило того, чтобы ради него рискнуть и привезти Стар обратно в Санктуарий, но обычно сестра вела себя безответственно, только когда дело касалось ее самой. Похоже, наследство, которое должно было перейти к Стар при достижении семилетнего возраста, действительно было ценным, и Сэмлор, как дядя девочки, обязан был позаботиться, чтобы Стар это наследство получила.

Это было его отцовским долгом, но об этом Сэмлор думал лишь, когда просыпался в стылой темноте.

Так вот случилось, что Сэмлор хил Сэмт вновь оказался в Санктуарии, где ни одно живое существо не могло чувствовать себя в безопасности, и где его сразу опознал человек, которого Сэмлор никогда в жизни не видел.

Стар прикоснулась к локтю дяди, чтобы дать ему понять, что осознает сложность ситуации.

Трое сидевших у двери юнцов искоса бросали на них сальные взгляды. Они выглядели как типичные местные хулиганы, слишком молодые, чтобы входить в какую-нибудь банду, но изо всех сил старались подражать взрослым бандитам. Именно поэтому юнцы вырядились в одинаковые желтые банданы и высокие сапоги, годные лишь для верховой езды. Видят боги — они были опасны, как опасна стая бабуинов. Точно такие же вонючие и болтливые, как бабуины, они относились ко всем чужакам со злобной враждебностью даже тогда, когда человеку стоило бы все же полагаться на разум.

За столиком, расположенным рядом со стойкой бара, сидели четверо мужчин. Они были одеты в штатское, но короткая стрижка — так стригутся те, кому приходится носить шлем, — выдавала в них солдат Компанию им составляли сутенер и женщина. Сутенер оценивающе глянул на Сэмлора, как на потенциального клиента, а женщина смерила его мутным взглядом, да и то лишь потому, что Сэмлор случайно оказался там, где ее взгляд хоть немного сфокусировался.

Солдаты на мгновение насторожились, оценивая вероятность возникновения заварушки, после чего вернулись к прерванному торгу по поводу того, сколько будет стоить прихватить женщину на прогулку в ближайший переулок — на всех четверых, разумеется.

Кроме вышеперечисленных, в таверне присутствовали еще около десятка посетителей, сутулый бармен и официантка — единственная женщина, не считая проститутки. Она скользила между столами, разнося заказы. Посетители то и дело норовили ущипнуть ее за задницу, но официантка настолько устала, что даже не пыталась бить их по рукам или уклоняться. Ей уже было все равно.

— Мне не нужен кинжал, — сказал Сэмлор, осторожно убирая руки племянницы со своего локтя и продолжая держать собственный нож наполовину вынутым из ножен. — У меня есть свой.

Оружие Сэмлора было очень простым, без всяких там украшений. Обоюдоострый прямой клинок в фут длиной. Небольшая гарда, чтобы не скользили пальцы. Правда, нож был сделан из неплохой стали. Неплохой, но не более того. Ничего выдающегося.

Не так давно в городе появилось несколько клинков из энлибарской стали. Ее ковали из сплава железа и сине-зеленой медной руды, проклятой духами земли, кобольдами. Расплавить эту руду можно было лишь при помощи магии, что придавало энлибарским мечам особую прочность.

Сэмлора интересовали слухи о подобном оружии, но он сумел дожить до своего нынешнего возраста только потому, что связывался исключительно с теми вещами, в которых был абсолютно уверен. Так что пускай со сталью кобольдов экспериментирует кто-нибудь другой.

— Но этот кинжал тебе обязательно захочется приобрести, — продолжал настаивать на своем незнакомец. Он приподнял кинжал за перекрестье так, чтобы рукоять была обращена к Сэмлору

В этом движении не было никакой угрозы. Человек просто пытался продать свой товар. Но сирдонец автоматически скользнул в сторону, чтобы увеличить расстояние между собой и чужаком. Сэмлор был почти уверен в безвредности незнакомца, но все же предпочел задвинуть Стар себе за спину, прикрыть ее своим телом от настойчиво предлагаемого оружия. Парень заинтересовался Сэмлором, как только караванщик вошел в «Распутный Единорог», и по внешнему виду вычислил род его занятий. Больше похоже на работу торговца, чем наемного убийцы.

И все же это еще не повод пренебрегать осторожностью.

— Дядя, когда мы пойдем спать? — спросила Стар, немного повизгивая на последних слогах. Девочка говорила так только тогда, когда действительно сильно уставала — это было вполне объяснимо, — и означало, что Стар может в любой момент закапризничать, а Сэмлору сейчас требовалось от нее полное повиновение. Она могла даже назвать его «дядя Сэмлор», несмотря на строжайший запрет. Сэмлор не раз предупреждал племянницу, что если его кто-нибудь узнает, они вполне могут немедленно превратиться в мишени.

Стар была необычным ребенком, и все же она была ребенком.

— Две кружки голубого джина, — громко сказал Сэмлор, так, чтобы его услышал бармен. Впрочем, тот и так уже обратил внимание на караванщика. Бармен был крепко сложенным мужчиной, уже начинающим лысеть, слегка располневшим, но явно сильным и опасным. Многочисленные шрамы свидетельствовали о том, что он уже не первый год занимался сомнительными делишками.

Он даже лишился где-то большого пальца левой руки, но все-таки сумел выбраться из той передряги — ведь иначе он здесь не работал бы, верно?

— Я хочу… — пискнула Стар.

— И два пива, чтобы запить еду, — громко добавил Сэмлор, заглушая голос племянницы. И полез левой рукой в поясной кошелек, на мгновение коснувшись при этом головы девочки, в том месте, где под капюшоном скрывалась белая прядь. Именно этой пряди Стар и была обязана своим именем. Девочка мгновенно утихла, хотя прикосновение и было мягким.

Мать Стар увлеченно занималась сомнительными искусствами, которые в конечном итоге ее и убили — вернее, привели к гибели. Ее дочь получила в наследство необычайно мощные Силы, но проявляла их лишь при крайней необходимости и при определенном стечении обстоятельств.

Но Сэмлору хил Сэмту не было нужды прибегать к помощи магии, чтобы припугнуть человека, кем бы он ни был. Его гнев был не менее грозным, чем докрасна раскаленные камни в жерле вулкана, но он кипел под броней сдержанности и вырывался наружу лишь тогда, когда Сэмлор считал это нужным. И он никогда не направлял гнев против своих родственников, против крови от крови своей…

Стар была уже достаточно взрослой, чтобы почувствовать, что дядя взбешен, и достаточно умной, чтобы не лезть под горячую руку.

Монета, которую Сэмлор держал средним и указательным пальцами левой руки, была небольшой по размеру, но отчеканена из золота. Она говорила остроглазому бармену, что клиент желает немедленно промочить горло. Бармен кивнул и зачерпнул из стоявшего под стойкой глиняного кувшина кислого молока.

Для пришедшего из пустыни путника, который устал, проголодался и потерял слишком много влаги, чтобы есть грубую пищу, не было более освежающего напитка, чем голубой джин. Это был напиток караванщиков — а Сэмлор им и был, это любому было ясно с первого взгляда, еще до того, как Сэмлор заказал голубой джин. Пожалуй, не удивительно, что незнакомец обратился к нему именно так.

Сэмлор был одет в плащ, сейчас поддернутый до колен, — обычна его подбирают так для верховой езды. Когда же он ложился спать или хотел спрятаться от пронизывающего ледяного ветра, плащ укрывал его с головы до ног. Плащ был пошит из толстой шерстяной ткани иссиня-черного цвета — именно такого цвета была пошедшая на эту ткань овечья шерсть. Его не красили и никогда не стирали. Сохранившийся в шерсти ланолин делал плащ почти водонепроницаемым.

Под плащом на Сэмлоре была туника — тоже шерстяная, но выкрашенная в неброский красновато-коричневый цвет. Когда караван задолго до рассвета трогался в путь, Сэмлор надевал на себя целых три такие туники, а потом, по мере того, как солнце поднималось все выше и припекало все сильнее, снимал их, по одной.

Подкладка туники была сделана из шелка — единственная роскошь, которую позволял себе Сэмлор. Впрочем, он вообще привык довольствоваться малым.

Сэмлор хил Сэмт был мужчиной широкоплечим, даже если учесть, что тяжелый плащ делал его фигуру несколько грузнее. А вот его запястья были бы тонкими даже для вдвое более хрупкого мужчины. Кожа на руках и лице Сэмлора была выдублена тысячами песчаных бурь и метелей, носившихся над бескрайними равнинами, и потому не покраснела от гнева, а лишь немного потемнела. Впрочем, сирдонца вообще редко бросало в краску.

Когда Сэмлор улыбался — время от времени случалось и такое, — улыбка скользила по его лицу с нерешительностью человека, ошибшегося адресом. Когда он отдавал приказы, — неважно, людям или животным, — его лицо оставалось непроницаемым, а в твердом, холодном тоне звучала несокрушимая уверенность.

Когда же Сэмлор хил Сэмт был достаточно разъярен, чтобы начать убивать, он говорил мягким, слегка язвительным тоном. В этот момент у него особенно резко выступали скулы, придавая караванщику почти нечеловеческий вид. Но Сэмлор редко бывал рассержен настолько.

Кислое молоко было разлито по масарам, деревянным чашкам, до блеска отполированным потными ладонями многочисленных посетителей. Когда бармен застыл, размышляя, забрать монету или сначала принести пиво, Сэмлор сказал:

— Я ищу в этом городе одного человека и надеюсь, что ты сможешь мне помочь. Это касается одного дела… не слишком серьезного.

Это было чистой правдой, хотя ни бармен, ни прочие любопытствующие в его слова явно не поверили.

Впрочем, бармену не было дела до того, что говорят посетители. Лишь бы платили.

— Простой обыватель? — негромко спросил бармен, накрывая рукой монету, которую Сэмлор пока не спешил выпускать из рук.

— Не думаю, — ответил сирдонец с мимолетной неискренней улыбкой. — Его зовут Сетиос. Деловой человек. Возможно, банкир. А может, и нет. Не исключен вариант, что он… ну, вы понимаете… один из тех, кто имеет дело с магией. Я слыхал, что он держит в стеклянной бутылке демона.

Обычно упоминание о колдунах производило на собеседника впечатление. Особо впечатлительные люди могли побледнеть и даже сделать ноги — лишь бы не связываться с магией.

Бармен же лишь улыбнулся и сказал:

— Возможно, кто-нибудь его и знает. Я поспрашиваю.

Он повернулся. Монета исчезла в кармане фартука.

— Дядя, мне не нравится…

— И не забудь про пиво, приятель, — нарочито громко добавил Сэмлор.

В подобных местах трудно было найти подходящий для ребенка напиток. У Стар не было того опыта десятилетий жизни в пустыне, когда любая жидкость кажется прекраснее улыбки божества. Так что выбор был невелик. Пиво было предпочтительнее вина и уж явно безопаснее воды.

— Это особый нож, — донеслось из-за плеча Сэмлора.

Сирдонец повернулся, внешне сохраняя невозмутимость. Он почему-то хотел не верить наитию, которое подсказывало, что незнакомец просто пытается продать свой кинжал. В этом городе непрошеная настойчивость обычно вела к появлению свежего трупа.

— Убирайся, — отчетливо произнес Сэмлор, — или я вышвырну тебя в окно.

Он кивнул в сторону выходящей на улицу стены. По обе стороны от входной двери наличествовали два проема, закрытые плетеными решетками. В боковых стенах имелись отдушины в виде высоких горизонтальных щелей, выходящие в переулки. Впрочем, толку от них было мало, эти переулки были куда более зловонными, чем сама таверна.

Сэмлор действительно намеревался выполнить то, что сказал, хотя это и могло привести к заварушке, которых он обычно избегал.

Не только Стар устала до такой степени, что отчасти утратила контроль над собой.

В назойливом незнакомце не ощущалось угрозы, но он раздражал Сэмлора Он был на пару дюймов ниже караванщика и почти по-женски хрупок. Чужак был одет в льняной кильт с алой каймой и с поясом из роскошной золототканой парчи. Кроме него, на чужаке был еще короткий плащ из тонкой синей ткани, из-под которого выглядывал голый торс. Кожа у незнакомца была смуглой, с медным оттенком, а грудь, хоть и безволосая, была неплохо развита и явно принадлежала мужчине.

Незнакомец заискивающе улыбнулся и слегка попятился. Сэмлор поймал кружки, пущенные барменом по стойке.

— Держи, Стар, — сказал Сэмлор, протягивая кружку с пивом своей питомице. — Ничего другого здесь нет, так что уж потерпи. В другой раз мы подыщем что-нибудь получше, хорошо?

В здешних местах пиво хранили в кожаных мехах, а швы мехов промазывали смолой, и эта смола почти напрочь забивала присущий пиву запах. Сказывалась она и на вкусе — причем, по мнению Сэмлора, отнюдь этот вкус не улучшала. Впрочем, кто знает, каким стало на вкус это пиво, если бы удалить запах и привкус смолы?

Бармен поманил к себе человека в серо-коричневой одежде, сидевшего за угловым столом. Сэмлор, собственно, не заметил, чтобы бармен подавал какой-то знак, но тем не менее эти двое отошли в дальний угол и принялись что-то негромко обсуждать.

Таверну освещали висевший над стойкой бара фонарь и три лампы, прикрепленные к ободу колеса под потолком. Для привлечения удачи эти терракотовые лампы были сделаны в форме пениса.

Впрочем, не наблюдалось ни малейших признаков того, что клиентам этого заведения сопутствовала какая-то особая удача. И видят боги, для освещения эта форма ламп уж точно была неудобна. Дешевое масло давало больше дыма, чем пламени, поэтому таверну заполнял смог, полный такой же горечи, что и лица здешних завсегдатаев.

— Нет, вправду, господин Сэмлор, вы должны взглянуть на этот кинжал, — сказал незнакомец.

Сирдонцу показалось, что обрушился потолок, когда незнакомец произнес его имя, хотя никто из посетителей вроде бы и не обратил внимания на эту реплику. Рукоять кинжала была по-прежнему обращена к Сэмлору. Незнакомец держал кинжал большим и указательным пальцами одной руки, уткнув лезвие в ладонь другой. Даже бритва не вопьется в тело, если на нее воздействует только сила тяжести.

Сэмлор выхватил свой нож из ножен — чисто рефлекторно, еще до того, как разум подал ему сигнал опасности. Но чужак улыбался и не делал никаких угрожающих движений, а кинжал, который он протягивал…

Кинжал действительно был очень интересным.

Его граненое навершие было сделано из красноватой меди и отполировано до блеска. Рукоять кинжала была плоской и узкой. К середине она расширялась, а потом снова плавно сужалась. Она смахивала на гроб, узкий со стороны головы покойника, расширенный в районе плеч и снова сужающийся к ногам.

Рукоять была необычной и, пожалуй, неудобной, но самым необычным в этом кинжале было его лезвие.

Чем тверже сталь, тем более она хрупка. Величайшая тайна искусства оружейников — это способы отпуска и закалки стали, после которых клинок не разбивается вдребезги при ударе, а становится достаточно прочным, чтобы разрубить доспехи или оружие противника.

Секрет заключался в том, чтобы сварить пластину мягкого железа с пластиной стали, более твердой за счет большего содержания углерода. Раскаленную полосу проковывают, потом перекручивают. Процедура повторяется до тех пор, пока железо и сталь не превратятся в тысячи слоев, тонких, как лезвие бритвы.

Если проделать все правильно, в результате получится клинок, в котором твердые слои чередуются с более мягкими и податливыми. Эти мягкие слои поглощают силу удара и придают клинку упругость. Но перед каждой поковкой необходимо очень тщательно очищать поверхность наковальни, иначе окалина попадет между этими слоями, при ударе в клинке будут возникать мельчайшие трещины, и в конце концов он сломается. Лишь у немногих кузнецов хватало искусности и терпения для того, чтобы ковать такие клинки. И лишь у немногих покупателей хватало денег, чтобы оплатить такую работу.

Похоже, чужак считал, что Сэмлор входит в число таких покупателей — караванщик действительно мог бы заплатить за этот клинок.

Кинжал был великолепен. Он был обоюдоострым, как нож Сэмлора, и примерно равен ему по длине, только иной формы. В середине он был несколько толще, чем по краям, — это увеличивало жесткость лезвия. И еще — вся поверхность клинка была покрыта мерцающими переливами — такие образуются при умелом соединении разных металлов.

Поскольку слои накладывались друг на друга и проковывались множество раз, соединительные линии между железом и сталью были такими же сложными, как швы на человеческом черепе. После того как клинок был откован и заточен, кузнец отполировал его, а потом на мгновение окунул в сильную кислоту, затем быстро ее смыв.

Сталь успешно противостояла кислоте, а вот на более мягкое железо та подействовала даже за такое короткое время. Теперь сталь сверкала, словно солнечный свет на горных вершинах, а железо создавало едва уловимую тень. Лезвие с такими разводами уже само по себе говорило об огромной стоимости оружия.

Сэмлор почувствовал резь в глазах, невольно сморгнул. В колеблющемся свете ламп тончайшие разводы на клинке казались письменами.

Улыбка незнакомца сделалась еще шире.

— Дя… — начала было Стар, дернув караванщика за рукав.

Посередине клинка змеилась сделанная сирдонскими буквами надпись: «Он нападет». За мгновение до того эти буквы были всего лишь завитками металла.

А еще мгновение спустя рукоять кинжала, выставленная до этого напоказ, скользнула в ладонь незнакомца, и тот наискось ударил, метя Сэмлору между глаз.

Сэмлор не поверил возникшим на сзади словам. Он даже не поверил, что действительно увидел их. Но часть его нервной системы — приписать мозгу рефлексы, действующие на таком глубинном уровне, было бы не совсем точно, — успела отреагировать на внезапный выпад чужака.

Сирдонец выбросил левую руку и отвел удар вверх, при этом ощутимо заехав чужаку по пальцам. На мгновение он коснулся рукоятки кинжала. И медное навершие, и деревянные накладки на рукояти оказались неожиданно холодными, хотя незнакомец держал до того кинжал под плащом.

Одновременно с этим Сэмлор одним движением правой руки, в которой держал нож, располосовал чужаку грудь. Нож остановился лишь тогда, когда рукоять уткнулась в грудину. Караванщик мог разоружить своего противника и не всаживая тому под ребро фут стали, но рефлексы и инстинкты потому и являются таковыми, что действуют быстрее здравых размышлений.

Чужак, — которого теперь уже уместнее было бы называть покойником, поскольку его грудная клетка была вскрыта от горла до диафрагмы, — приподнялся с коротким, резким выдохом. Его голова откинулась назад — на губах при этом все еще играла улыбка, — и ударилась об обод колеса, к которому были прикреплены лампы. Из ламп выплеснулось масло, фитили погасли.

— Стар, за спину! — скомандовал Сэмлор в ту же секунду, как погас свет, и попытался выдернуть свой нож из тела незадачливого убийцы. От этого рывка незнакомец подался вперед, увязший нож выходить не желал.

Кто-то швырнул пивную кружку и разнес вдребезги висевший над стойкой бара фонарь. В «Распутном Единороге» сделалось темно, словно в Аду.

Сэмлор быстро пригнулся и попятился к стойке, одновременно вновь рванув свой нож. Таким рывком можно было швырнуть на колени верблюда.

Раздалось какое-то ворчание, с треском разлетелся дубовый стол. Кто-то закричал так пронзительно, словно его раскроили от горла до паха, — что, кстати, вполне могло оказаться правдой. Темнота в таком заведении, как «Распутный Единорог», для кого-то была причиной паники, а для кого-то — лишь подходящим случаем. И то и другое могло привести к кровопролитию.

Нож Сэмлора никак не желал покидать тело покойника. Караванщик не чувствовал скрежета ножа о кость, когда лезвие входило в тело, и сейчас у него не было ощущения, что нож застрял между ребрами или в позвоночнике чужака. Но клинок сидел мертво. Это выглядело так, словно Сэмлор воткнул нож в свежий бетон, а день спустя вернулся и теперь тратил время в напрасных попытках извлечь его.

Одним из преимуществ драки на ножах было то, что если с твоим оружием что-нибудь случилось, ты всегда можешь попытаться завладеть оружием противника. Сирдонец левой рукой выхватил кинжал из безвольно раскрывшихся пальцев только что убитого им человека, а правой попытался притянуть к себе племянницу.

Брошенный кем-то нож оттянул рукав Сэмлора гораздо чувствительнее, чем минуту назад ребенок. Его лезвие было слишком тупым, чтобы воткнуться в деревянную стойку, а потому оно просто раскололо дерево, словно арбалетный болт.

А Стар на прежнем месте не оказалось. Ее вообще не было в пределах досягаемости Сэмлора. Он в отчаянии позвал малышку по имени, но ответа не получил.

По всему залу сталь звенела о сталь, высекая яростные оранжевые искры. С улицы, от двери, донесся предостерегающий возглас, но на пути к единственному выходу на улицу разгорелась нешуточная драка.

Оставалась дверь, выходящая в переулок; она располагалась с другой стороны таверны. И еще была лестница, ведущая на верхний этаж, которую Сэмлор не мог разглядеть в кромешной темноте. И был еще третий вариант — более быстрый и безопасный, чем первые два, хотя если по-хорошему, его никак нельзя было назвать ни быстрым, ни безопасным.

Сэмлор схватил тело своей жертвы под мышки и ринулся напролом, используя труп в качестве щита и тарана одновременно.

Его племянница, возможно, все еще находилась в «Распутном Единороге», но Сэмлор никак не смог бы отыскать Стар в такой темноте, поскольку она не отвечала — или не могла ответить, — на его призыв. Стар была весьма уравновешенной девочкой. Она могла закричать от испуга, но никогда не испугалась бы до потери дара речи.

Сэмлор был более чем уверен, что Стар отскочила двери в тот же миг, как погас свет, и сейчас находилась руках какого-нибудь типа, отлично представлявшего сколько можно выручить в этой чертовой дыре за девственницу возраста Стар.

Кто-то столкнулся с Сэмлором и отлетел прочь взвыв от ужаса. Караванщик пока не пускал новый кинжал в ход — ведь была вероятность, что Стар могла находиться рядом…

Сэмлор предпочел бы заколоть себя, чем по ошибке убить ребенка.

Сирдонец споткнулся о распростертое на полу тело. Лежавший даже не дернулся, когда Сэмлор наступил на него, — видимо, ему было уже все равно. Потом труп чужака в руках караванщика врезался в решетку, расположенную справа от двери. Сэмлор собрал все силы и попытался высадить сплетенную из ивовых прутьев решетку.

Решетка рассохлась от времени, и многие прутья уже покрылись сетью мелких трещин и нетвердо держались в раме. И в: 5 же прутья оказались более упругими, чем ожидал караванщик, и Сэмлор почувствовал немалую отдачу от своего яростного удара.

Хорошо, что каркас, в который были вделаны прутья, вылетел из оконной рамы, и под весом мертвого тела решетка рухнула на улицу.

Звезды и луна были скрыты легкой дымкой, но все же после того, как решетка выпала наружу, света в таверне прибавилось. Сэмлор нырнул через подоконник в окно и врезался в мостовую плечом…

Не поступи он так, нож, свистнувший у него над головой, как раз вошел бы ему между лопаток. Некоторым скандалистам, как и голодной акуле, не нужна причина для убийства; достаточно наличия подходящей цели.

— Стар! — вновь выкрикнул караванщик. Но сила удара о землю превратила крик в сдавленный выдох. Его плащ и плечо изрядно пострадали при падении, зато Сэмлору удалось сохранить кинжал, который в любое мгновение мог оказаться залогом выживания.

Вход в таверну, оказавшийся за спиной у Сэмлора, был в данный момент перекрыт двумя мужчинами. Тот, что повыше, держал более низкого и, словно безумный, раз за разом наносил противнику удары ножом. Единственным звуком, исходящим от жертвы, было глухое хлюпанье, раздававшееся в тот момент, когда нож входил в тело.

В дверях показался ночной сторож. Фонарь в его руке не освещал фигур, но его свет блестел на оружии в руках полудюжины мужчин, спешивших к: месту потасовки.

Сэмлор слышал, что в Старом городе существует местная милиция, в которую набираются жители близлежащих кварталов. От уличных банд они отличались тем, что помогали поддерживать порядок и защищали своих соседей, но это вовсе не значило, что они с пониманием отнесутся к чужаку, замеченному в драке на их территории. Милиционеры редко ощущали потребность в судебном разбирательстве, если у них под рукой были веревка и меч.

Отряд, который спешил на шум с другой стороны, за поддержание правопорядка получал плату, но, похоже, у его членов был в этом деле некий личный интерес. Это было подразделение регулярной армии, и чем быстрее они справились бы с заварушкой, тем скорее получили бы возможность вернуться на сторожевой пост, где не нужно опасаться града камней и черепицы.

Один из солдат нес на шесте фонарь. Стекло фонаря было забрано проволочной сеткой, такие же сетки были прикреплены к краям солдатских шлемов. Солдаты были вооружены алебардами и короткими пиками. Они передвигались с таким явно намеренным шумом, что становилось ясно: они очень надеются, что заваруха утихнет сама собой и им не придется в нее вмешиваться.

Сэмлор тоже был бы очень рад, если бы проблема разрешилась сама собой. Но на это, увы, рассчитывать не приходилось.

Стар не было и на улице. И на его зов она не откликнулась. Но он найдет ее, даже если для этого ему придется вымыть улицы Санктуария кровью местных жителей. Вот только сперва он разберется с этой заварушкой, в которой Судьба изменила ему, без всякой вины с его стороны.

Почему, ну почему этот назойливый чужак, которому явно надоело жить, напал на него? Почему этот тип вообще прицепился именно к нему?

Сейчас главное выжить.

Сэмлор перекинул кинжал в правую руку, — он был правшой, — и нырнул в ближайший переулок.

Шириной переулок ненамного превосходил размах плеч сирдонца, но на другой его стороне Сэмлор заметил дверь, обитую металлом. Караванщик стукнул в дверь и отскочил в сторону. Если дверь откроется, он проскочит в нее и разберется с теми, кто окажется внутри, тем способом, который покажется ему наиболее подходящим.

Впрочем, он особенно на это не рассчитывал. И действительно, дверь оказалась такой же незыблемой, как и камень стен.

Переулок повернул. Этого Сэмлор из окна таверны видеть не мог. Он проскользнул мимо угла каменной кладки и окунулся в непроницаемую мглу, но тут кто-то в таверне зажег лампу.

С этой стороны таверны находились два узких горизонтальных окна, через которые подавались блюда с кухни. Сейчас одно из них было закрыто решеткой, а в плетенке, закрывавшей второе окно, зияла дыра. Когда караванщик последний раз видел это окно из зала, дыры там не было.

Окно было слишком узким, чтобы в него мог пролезть взрослый человек.

Сэмлор собрался было еще раз позвать племянницу, как вдруг услышал крик: «Дядя Сэмлор!» — и увидел девочку в окружении четырех мужчин.

Трое из них сейчас находились между Сэмлором и Стар. Они так тесно набились в переулок, что белое платье Стар сейчас лишь смутным пятном виднелось из-за частокола их ног. Это были те самые юнцы из-за крайнего столика. А сзади стоял четвертый — высокий мужчина, лицо которого было скрыто капюшоном. Он перекрывал Стар путь к бегству.

Переулок освещал лишь слабый свет, который падал из окон таверны и отражался от грязных стен, но Сэмлору было довольно и этого. Он выхватил из висевших между лопаток ножен метательный нож и держал его в левой руке, так что узкое лезвие лишь едва выглядывало между средним и безымянным пальцами.

Но прежде чем караванщик успел пустить свое оружие в ход, человек в капюшоне прошел мимо съежившейся от страха Стар и направил свой жезл на трех молодчиков. При этом движении нечто крохотное скользнуло неизвестному на плечо.

— Что вам нужно от этого ребенка? — властно и звучно произнес он. — Убирайтесь прочь!

— Эй! — начал было ближайший бандит, нерешительно отступив и налетев на приятеля.

Жезл засветился бледно-голубым, дымчатым светом, и этот свет повис в воздухе, трепеща и мерцая. Капюшон чуть сполз, лицо неизвестного было полно решимости. И было видно, что эта решимость сдерживала, но не могла уничтожить таящийся у него в душе страх. Жезл подрагивал потому, что державший его человек боялся.

И, надо заметить, у него были на то основания.

Сэмлор замер. Если бандиты развернутся и бросятся наутек, испугавшись магии, возможно, ему не стоит сейчас атаковать их со спины.

Сэмлор не знал, как лучше поступить. Иногда приходится делать первое, что придет в голову, но в данный момент Стар ничего не угрожало, поэтому не стоило пост .гать опрометчиво.

На правом плече человека с жезлом что-то стояло. Что-то? Как бы не так! Это был самый что ни есть настоящий человек, только ростом с ладонь нормального человека. Человечек подпрыгнул, потом заверещал:

— Не бойся действовать, когда ты прав!

Один из юнцов выругался и взмахнул цепью, метя в жезл.

Вместо ножей или обычных дубинок эта троица была увешана цепями, которые Сэмлор по ошибке в таверне принял не то за украшения, не то за часть доспехов. Точнее сказать, цепи были свернуты в кольца и закреплены на плечах наподобие эполет. Каждая цепь — примерно в ярд длиной — была сделана из тонких звеньев, перетекающих друг в друга наподобие капель воды. Цепи были отполированы до блеска. У двоих они были посеребрены, а у третьего, та, что сейчас сверкнула в воздухе изогнутой линией, — позолочена.

Оба конца цепей были утяжелены гирьками размером с крупный грецкий орех, усеянными стальными шипами. Гирьки были достаточно тяжелыми, чтобы с их помощью можно было оглушить или убить человека, но достаточно легкими, чтобы с ними было удобно управляться. В умелых руках и в подходящей обстановке такая цепь легко могла обезвредить человека с ножом — даже весьма искусного бойца, — причем проделать это с определенным изяществом. Возможность покрасоваться ценилась на улицах ничуть не меньше победы как таковой.

Но это оружие не подходило для переулка — и особенно для этого, поскольку даже на самом его широком участке не хватило бы места, чтобы нормально размахнуться такой цепью. Впрочем, похоже было, что человек в капюшоне все равно понятия не имел, как защищаться от этого оружия. Утяжеленный конец цепи плотно обернулся вокруг жезла, — раздался звук удара металла о дерево, хотя по сиянию можно было подумать, что жезл сделан из более причудливого материала, — и юнец рванул цепь на себя.

Подпрыгивавший человечек исчез с пронзительным, испуганным визгом в складках капюшона. Неизвестный от этого рывка дернулся вперед. Чтобы удержать жезл в руках, ему пришлось сделать пару шагов к юнцу, пустившему цепь в ход. Голубое сияние померкло, как будто позолоченная цепь вытягивала из дерева жизненную силу.

Человек в капюшоне явно был магом — у кого еще мог быть волшебный жезл и маленький кривляющийся человечек? Сэмлор да, похоже, и трое юнцов при всей нездоровой гордости, руководившей действиями их вожака, ожидали, что за нападением последует магическая кара. Их могла поразить молния. Или из ниоткуда мог возникнуть дождь ледяных игл и превратить тела наглецов в окровавленное решето.

Но ничего не случилось, не считая того, что вожак бандитов схватил своего противника за горло и крикнул остальным:

— Кончайте его!

Жертва тем временем пыталась высвободить свой жезл, запутавшийся в цепи.

Караванщик решил, что не стоит надеяться на то, что маг разберется с бандитами, пора самому было приниматься за дело.

Один из юнцов оказался на полшага ближе остальных. Сэмлор ударил его левой рукой в основание черепа. Он отбил себе костяшки о скрытый под банданой стальной колпак, и все же нож караванщика погрузился в шею бандита.

Парень вскрикнул и повернулся. При этом движении нож вышел из раны, и на усеянную заклепками куртку хлынула кровь. Парень схватился за цепь и попытался раскрутить ее. Одна из гирек задела бедро Сэмлора, но это было скорее случайностью, чем намеренной контратакой.

Потом юнец выронил оружие и, спотыкаясь, ринулся к выходу из переулка, пнув по дороге незнакомца, который все еще возился с жезлом. Стар поспешно отскочила и прижалась к стене, пропуская бандита. Глаза и белый локон девочки превратились в омуты отраженного света, когда она повернулась лицом к дяде.

Сэмлор же тем временем нанес удар в горло второму бандиту. Это произошло быстрее, чем капли хлестнувшей из раны первого юнца крови успели упасть на землю. Рукоять чужого оружия казалась более скользкой, чем привычная рукоять ножа, оставшегося в трупе чужака, но относительно больший вес клинка придал силу рубящему удару. Парень успел подставить под кинжал предплечье. А вожак тем временем сыпал проклятиями и пытался освободить свою цепь — теперь уже он был заинтересован в том, чтобы как можно скорее отцепить ее от жезла.

Рукоять кинжала явно была слишком мала для руки Сэмлора. Лезвие вошло в руку юнца. Сирдонец довернул клинок и почувствовал, как треснула кость. При этом кинжал едва не вырвался у него из рук. Бандит завизжал от боли, но удача или навыки уличных драк помогли ему, и цепь захлестнула искалечивший парня кинжал.

Сэмлор левой рукой ударил бандита в грудь, потом рванул вниз рукоять кинжала. Кожаная куртка парня была обшита плоскими круглыми металлическими пластинами. Узкое лезвие ножа, который Сэмлор держал в левой руке, заскрежетало по одной такой пластине и погрузилось в незащищенную плоть, пробив легкое.

Трудно сказать, на самом ли деле тогда на лезвии кинжала возникло предупредившее Сэмлора заклятие, но он вполне годился для драки. Когда сирдонец рванул кинжал к себе, лезвие рассекло посеребренную цепь и освободилось от захвата. Отсеченная гирька покатилась по булыжной мостовой. Прикрепленный к ней кусок цепи извивался, словно хвост ящерицы.

Бандит потерял равновесие и упал навзничь. Он чуть не сбил вожака с ног, но парень с позолоченной цепью увернулся, пружинисто отскочил, прижался к стене таверны, как до того это пытался сделать юнец, ныне валяющийся на земле, и наискось, сверху вниз, запустил в Сэмлора шипастой гирькой.

Капюшон сполз с головы незнакомца, а плащ так перекрутился, что разрез, который должен был идти от горла, теперь был на левом плече. Вожак банды оставил его в покое и занялся Сэмлором; незнакомец вскинул руку и начал, запинаясь, произносить какие-то слова на неизвестном караванщику языке. Но когда парень метнул гирьку, опасную не менее, чем удар меча, в голову Сэмлора, незнакомец наконец перестал бормотать и огрел юнца жезлом по спине.

Сэмлор нырнул назад и вбок, уходя от удара, но забыл о находившемся сзади выступе стены и налетел на него. Гирька врезалась в камень, брызнув искрами, и разорвала левое ухо сирдонца. А юнец тем временем пытался удержать равновесие после неожиданного удара в спину,

Это ему не удалось.

Ни ожерелье, в которое были вплетены защитные чары, состоявшие по крайней мере из дюжины заклинаний, ни передняя часть его куртки, усеянная позолоченными и посеребренными пластинами, не помогли ему, когда Сэмлор нанес свой удар — от бедра, снизу вверх. Юнец затрепыхался на двенадцатидюймовом лезвии, как лягушка-переросток, и караванщик ударил его еще раз, целясь под край нижней челюсти, как раз туда, где заканчивались бандана и стальной колпак.

Парень рухнул. Его глаза были открыты, легкие все еще продолжали работать. В уголке рта появилась струйка пузырящейся крови. Когда Сэмлор выдернул нож, его лезвие оказалось испачкано кровью и продуктами пищеварения. Их вонь чувствовалась даже в этом грязном переулке.

Юнцу было лет четырнадцать. А выглядел он даже моложе. Скверное питание задерживало развитие и навсегда накладывало несмываемый отпечаток на лица уроженцев Санктуария.

— А теперь других! — прочирикал тоненький голосок. — Нельзя убивать змею и оставлять ее хвост!

Караванщик обнаружил, что стоит на коленях. Сэмлор не помнил, как он оказался в этом положении. Человек с жезлом успел подняться на ноги и привести в порядок запутавшийся плащ. Странный человечек снова сидел у него на плече, горделиво подбоченившись.

— Эй, ты! — произнес Сэмлор, отчетливо выговаривая слова. — Заткни пасть или составишь им компанию.

Человечек сдавленно булькнул и снова исчез.

Сэмлор, Стар и незнакомец остались рядом с умирающим парнем. Оба его приятеля скрылись, а после караванщика, похоже, в этот переулок никто больше не заглядывал. Из бара слышались чьи-то грубые голоса, но они не настолько интересовали Сэмлора, чтобы он пытался разобрать, о чем там говорят.

Его племянница, все еще дрожа, просеменила к нему, стараясь не смотреть вниз, и обхватила Сэмлора за шею своими ручонками.

— Извини, пожалуйста, это я виновата в том, что тебе повредили ухо, дядя. — По голосу чувствовалось, что Стар изо всех сил старается держать себя в руках, но все же дрожь выдавала ее страх. — Я не хотела…

Девочка обняла его еще крепче.

— Я подумала, что надо залезть под лавку, когда стало темно, и не знала, где ты… — Слова метались, словно обломки кораблекрушения в потоке сдавленных рыданий, которые сотрясали тело девочки. — …А потом пришли эти люди, и я ничего не смогла сделать!

— Ты все сделала правильно, солнышко, — тихо произнес сирдонец. Он обнял племянницу левой рукой, следя, чтобы лезвие метательного ножа смотрело в другую сторону. Сэмлор не мог убрать его в ножны, нужно было вытереть лезвие. Покрытую разводами сталь кинжала он уже вытер о брюки умирающего. Тот пару раз судорожно вздохнул и затих. — Ты всегда должна слушаться меня, иначе может случиться что-нибудь действительно плохое.

На лезвии кинжала с одной стороны появилась зазубрина, но в целом он неплохо показал себя в этой драке. Сэмлор попытался спрятать кинжал в ножны и обнаружил, что лезвие нового кинжала чуть шире. Да, ножны придется заменить.

А пока караванщик засунул кинжал за пояс, потом вытер метательный нож и встал, продолжая держать нож в правой руке. Левой он по-прежнему придерживал племянницу.

— Кто ты такой, друг? — обратился Сэмлор к незнакомцу. Тот уже привел в порядок плащ и теперь ощупывал жезл.

— Меня зовут Кхамвас, — вежливо ответил тот, стараясь скрыть дрожь в голосе. Острый верх капюшона явно был пошит с таким расчетом, чтобы зрительно добавлять роста хозяину, незнакомец был заметно ниже караванщика, да и сложением уступал ему.

Человечек снова появился на плече Кхамваса, но на этот раз помалкивал. Черты крохотного лица были неразличимы в темноте, но, судя по его виду, человечек явно чего-то опасался.

— У вас есть друзья в этой таверне? — негромко спросил караванщик. Когда он махнул правой рукой, указывая на стену «Распутного Единорога», острие метательного ножа уставилось Кхамвасу прямо между глаз. Даже если этот маг и не был родственником человека, которого Сэмлор убил в таверне, они явно принадлежали к одному народу.

— У меня нет знакомых в этом городе, — осторожно, но с достоинством ответил Кхамвас. — Я — ученый из дальней страны и пришел сюда, чтобы просить об одолжении человека по имени Сетиос.

— Дядя, но это… — вырвалось у Стар, но девочка сама оборвала фразу, прежде чем Сэмлор сделал свободной рукой предостерегающий жест.

— Птица, что летит в чужое гнездо, останется без перьев, — нравоучительно прочирикал человечек.

— Что это за уродец? — спросил караванщик, указав на человечка пальцем. Острие ножа, словно бы случайно, взглянуло туда же.

Человечек испуганно пискнул и съежился. Кхамвас поднес руку к плечу, точно желая одновременно защитить и погладить странное создание.

— Он не причинит вам никакого вреда, господин, — спокойно сказал самозваный ученый. — Я — еще тогда, когда был молод — обратился к неким силам с мольбой о мудрости. Вместо мудрости они прислали мне этого приятеля. Его зовут Тьянуфи.

Человечек метнул на Кхамваса убийственный взгляд, но тут же потянулся и похлопал защищавшую его руку.

— Дурак, который хочет иметь дело с мудрецом, — все равно что гусь, который хочет иметь дело с мясником.

Сэмлор сощурился. Он был сбит с толку. А впрочем, неважно. У него есть проблемы посерьезнее.

— Значит, вы не знаете моего имени? — спросил он, снова переходя на резкий, даже грубый тон. Караванщик был уверен, что Кхамвас был как-то связан с тем типом в таверне. А для чародея узнать чье-то имя — это получить в руки кончик веревки, которой можно связать неосторожного…

— Господин, я не знаю в этом городе никого, — повторил Кхамвас, подчеркнув последнее слово. Он выпрямился, поставил жезл перед собой и сцепил пальцы на навершии. — У меня есть дочь, ровесница вашей племянницы, и поэтому я… ну, правильно будет сказать — попытался вмешаться, когда увидел, что она попала в неприятную ситуацию.

Кхамвас умолк. В то же мгновение его жезл снова засветился. Древесина жезла покрылась рябью фосфоресцирующих разводов. Дымка света окутала руки Кхамваса, словно настоящий туман.

Стар потянулась и дотронулась до жезла.

Свет засиял ярче, как в тот момент, когда Кхамвас только зажег его, но когда Стар убрала руку, часть сияния словно осталась у нее на пальцах. Сэмлор не мог выругаться, поскольку слова тоже обладали собственной силой, особенно в такие моменты, как сейчас. Он погладил племянницу по голове. Сэмлор не был уверен, что сможет помочь сейчас Стар, если той потребуется помощь, и попытался хотя бы подбодрить ее.

Если игрушки этого Кхамваса причинят девочке хоть малейший вред, нож Сэмлора хил Сэмта попробует, какова на вкус его печень.

Стар хихикнула. Оба мужчин посмотрели на нее со страхом, порожденным неуверенностью. Девочка медленно раскрыла сжатый кулак, и пятнышки света на кончиках ее пальцев увеличились, но поблекли, наподобие того, как блекнут радужные разводы растущего мыльного пузыря. А потом эти пятнышки вдруг бесследно исчезли, словно их никогда и не было.

Кхамвас хрипло выдохнул, словно перед этим ненадолго забыл, как дышать.

— Господин, — обратился он к караванщику, — я не знал! Прошу прощения за то, что вмешался в ваши дела.

Тьянуфи, исчезнувший было, когда Стар зачерпнула немного света с жезла, теперь махнул рукой Кхамвасу и произнес:

— Не говори: «Я ученый». Постарайся стать мудрым.

Кхамвас хотел было обойти Сэмлора и скрыться за углом, но тот остановил его жестом. Он готов был прикоснуться к ученому, если бы тот не остановился.

— Ты пришел на помощь Стар в тяжелый момент, прежде чем подоспел я, — сказал караванщик. — И ты помог мне, поскольку отвлек этих ублюдков. Меня зовут Сэмлор хил Сэмт. — Он убрал маленький нож в ножны. — Нам с тобой нужно поговорить.

— Хорошо, господин Сэмлор, — согласился Кхамвас. Но, судя по тому, как он поморщился, сам бы он такого предложения выдвигать не стал. Он махнул рукой в ту сторону, откуда подобрался сирдонец, и добавил:

— Я уверен, что здесь можно найти более подходящее для беседы место.

— Нет, нельзя, — спокойно возразил Сэмлор.

Ему не хотелось тратить время, объясняя, что в том направлении, куда указывал Кхамвас, на расстоянии не менее часа пути, ничего приличного не было. Переулок же был достаточно узким, чтобы его мог защищать один человек, а окружающие его кирпичные стены можно было разрушить разве что с помощью осадных машин. Если им совсем уж сильно не повезет, на них могут напасть с двух сторон одновременно, но лучше уж пойти на этот риск, чем попасть в ловушку в каком-нибудь тупике.

Если принимать во внимание особенности Санктуария, этот переулок, в котором они сейчас находились, был, возможно, самым безопасным местом на лигу вокруг.

— Что ты знаешь о Сетиосе? — властно спросил Сэмлор. В его голосе не было угрозы, но как-то сразу вспоминалось, что караванщик уже доказал свою готовность и умение убивать.

Стар присела на корточки. Юбку она приподняла и собрала на бедрах, чтобы не пачкать подол в грязи. Девочка что-то тихо ворковала, а в ее сложенных в горсть ладонях горел светящийся шарик. Он был не голубым, как свет, омывавший жезл Кхамваса, а скорее желтоватым.

Этот же свет слабо отражался в глазах мертвого юнца.

На лице Кхамваса, когда он заметил, чем забавляется ребенок, промелькнуло нечто среднее между гримасой и выражением растерянности.

— А… Это… э… это вы?.. — произнес он, обращаясь к Сэмлору.

Караванщик покачал головой. Он был рад, что нашелся вопрос, который скорее забавлял его, чем пробуждал какие-либо иные чувства.

— Когда я в ударе, я способен прочесть заклинание, не запинаясь на каждом слоге, если мне его достаточно тщательно запишут.

Это было преувеличением, но не слишком большим.

— Это все сестра, — добавил он, слегка смутившись по причине, которую не дано было постигнуть чужим. — Это больше по ее части.

— Ясно, — пробормотал Кхамвас. Но даже вернувшись к предыдущему вопросу, он продолжал смотреть на Стар. — Я вообще не знаю Сетиоса, — пояснил он, — но мне известно… ну, мне сказали…

Кхамвас пожал плечами. Сэмлор мрачно кивнул; если этот приятель назвал себя ученым, а не магом, он, по крайней мере, знает, что в последнее время звание мага среди порядочных людей не в чести.

— Служи своему богу, чтобы он мог защитить тебя, — изрек Тьянуфи, погладив своего хозяина — но можно ли было считать Кхамваса его хозяином? — по правому уху.

Возникла неловкая пауза.

— У него, — после секундного молчания продолжил Кхамвас, — есть одна стела, вывезенная из моей страны, Напаты…

— А, ну да! — не удержался Сэмлор, которому наконец-то удалось понять, откуда родом его собеседник. — Земля Реки!

— Да, реки, — одобрительно кивнув, подтвердил Кхамвас. — Реки и пустыни. В пустыне можно обнаружить много памятников, оставшихся от давно ушедших времен, — он снова запнулся, и по лицу его скользнула мягкая улыбка. — Времен величия моего народа, как сказали бы некоторые, хотя сам я доволен и тем, что есть.

— Ты хочешь… вернуть памятник, который находится у этого Сетиоса, — сказал Сэмлор, избегая вопроса о средствах. — Он маг?

— Не знаю, — пожал плечами Кхамвас. — Да мне и не нужна сама стела. Я только хочу посмотреть на нее. И, Сэмлор…

Караванщик коротко кивнул, показывая, что не станет обижаться на скользкий момент, который, как он полагал, обнаружится в этом вопросе.

— Я готов хорошо заплатить ему за возможность взглянуть на эту стелу, — сказал напатанец. — Она не имеет никакой ценности для Сетиоса — во всяком случае, в том смысле, в каком она ценна для меня. Она может указать мне на местонахождение одной гробницы, которая, по определенным причинам, много для меня значит.

Шарик в руках Стар засветился ярче, и на мостовую переулка легли тени двух мужчин. При такой подсветке снизу лицо Кхамваса приобрело просто-таки демонический вид.

Сэмлор мягко прикоснулся к голове племянницы.

— Не так ярко, лапушка, — пробормотал он. — Мы же не хотим, чтобы нас тут кто-нибудь заметил.

— Но… — начала было Стар высоким, почти визгливым голосом, подняла голову и встретилась глазами с дядей. Светящийся шарик тут же съежился до размеров жемчужины и стал настолько тусклым, что освещал теперь только девочку.

— Она прежде не знала, как это делается, — сказал Сэмлор, разговаривая скорее с собой, чем со стоявшим перед ним человеком. — Девочка схватывает все на лету.

— Понятно, — сказал Кхамвас. Возможно, он и вправду что-то понял. — Хорошо.

Он встряхнулся, поправил плащ и, видимо, пришел к какому-то решению.

— Ну что ж, господин Сэмлор, — произнес напатанец, — я должен идти, — И он кивнул в сторону входа в переулок.

— Нет, тебе не туда, — с кривой усмешкой сказал караванщик, но не шелохнулся, чтобы перекрыть собеседнику дорогу.

— Нет, туда, — твердо сказал Кхамвас и выпрямился во весь рост. Стоявший у него на плече человечек повторил движение напатанца, возможно, побуждаемый иронией. — Дом Сетиоса находится… — он указал рукой чуть вбок от Сэмлора, поколебался (на какое-то мгновение его взгляд оказался обращенным внутрь себя) и перевел руку немного правее, — именно в той стороне. И эта улица наилучшим образом соответствует пути, которым мне нужно пройти.

— Никогда не начинай действовать, не взвесив все варианты, — внезапно изрек Тьянуфи.

У караванщика вырвался короткий смешок. Сэмлор дружески хлопнул Кхамваса по плечу.

— Насколько я понимаю, этот твой кратчайший путь — наилучший способ добиться, чтобы твою голову вывесили на шесте, — сказал он. На вид напатанец казался изящным, почти хрупким, но под тонкой тканью плаща чувствовались неплохие мускулы.

— Смотри, — продолжал Сэмлор. — Получается, ты говоришь, что не знаешь, где именно находится дом Сетиоса. Ты просто идешь по городу кратчайшим путем… видимо, тем, который подсказали тебе друзья, да? Те самые друзья, которые дали тебе твою мудрость? — И караванщик кивнул в сторону Тьянуфи.

— Полагаю, что это мое дело, господин Сэмлор, — сказал Кхамвас. Он решительно шагнул вперед, держа жезл вертикально перед собой. Костяшки на пальцах побелели от напряжения.

— «Чего это он меня оскорбляет», — сказал дурак, когда мудрец дал ему совет, — произнес человечек.

Кхамвас остановился. Сэмлор по-новому взглянул на маленькую фигурку. Это был не такой уж плохой совет — только вот дан он был не вовремя. Хотя, возможно, совет Тьянуфи был воспринят лучше, чем предполагал сирдонец.

— Приятель, я всего лишь имел в виду, что здесь, в Санктуарии, вполне может не быть ни одного приличного района, — сказал Сэмлор, коротко прикоснувшись к плечу собеседника. — Но твоя прямая линия уж точно заведет тебя в самую середину самого скверного из них.

Когда Кхамвас двинулся было прочь, Стар встала. Светящийся шарик теперь лежал у нее на левой ладони и переливался бледными пастельными оттенками, бледнее даже, чем лунная радуга. Девочка в порыве чувств дернула напатанца за штанину и сказала:

— Правда, он замечательный? Спасибо тебе большое!

— Это всего лишь… всего лишь пустячное заклинание, — извиняющимся тоном произнес Кхамвас, обращаясь к дяде девочки. — Я… я не знаю, как она могла научиться ему, просто глядя на меня.

Сэмлор заметил, что жезл светится лишь тогда, когда Кхамвас может сосредоточить свои мысли на нем, но шарик в руках у Стар продолжал менять формы и цвета даже тогда, когда девочка смеялась или разговаривала.

Свет сверкнул на обнаженном лезвии нового кинжала Сэмлора. Отраженный свет казался куда более резким и безжалостным.

Караванщик растерянно моргнул, нащупал скрытый под туникой серебряный медальон богини Гекты и лишь после этого вынул кинжал из-за пояса, куда временно пристроил его. Мерцающий свет создавал некий намек на движение, но на клинке видны были лишь узорные разводы, и никакой надписи, как померещилось было Сэмлору.

Кхамвас наблюдал за этими манипуляциями со сдержанной опаской. Решив, что лучше будет обратиться со своим предложением, чем спрашивать, почему Сэмлор пялится на кинжал, на перекрестье которого до сих пор виднелись темные пятна, напатанец сказал:

— Господин Сэмлор, вы понимаете дух этого города, а я — нет. И вы прекрасно умеете при необходимости иметь дело с насилием. Могу ли я убедить вас сопроводить меня до дома Сетиоса? Я хорошо заплачу.

— Не отправляйся в путь без посоха, — одобрительно сказал Тьянуфи.

— Нам ведь тоже нужно найти Сетиоса, дядя Сэмлор, — произнесла Стар своим пронзительным голоском. Она отпустила штанину Кхамваса, но лишь для того, чтобы тут же настойчиво дернуть дядю за рукав. — Можно мы ему поможем9 Пожалуйста. Он хороший.

Караванщик же тем временем думал, что холодная сталь не может течь, извиваться, складываться в слова. Зазубрина на лезвии была отчетливо различимой и вполне реальной. Никаких номеров вроде наложенных чар. Обычный кинжал с неудобной рукояткой и очень хорошим клинком.

Стар повисла на руке у Сэмлора всем своим весом. Он не взглянул на девочку, и рука его даже не дрогнула. Этим рукам доводилось вытаскивать осла, который оступился и сорвался в овраг в сотню футов глубиной.

— Ну пожалуйста! — повторила девочка.

— Друг Сэмлор! — с некоторым сомнением окликнул караванщика Кхамвас. Насколько он мог видеть, в руках у Сэмлора был всего лишь кинжал. Самый обычный кинжал.

«Иди с ним», — возникло из рябящих разводов на стали.

Сияющий шарик в руке у Стар уменьшился до точки и пропал. Вместе с этим светом пропали и слова на клинке.

— Я был готов к тому, что найду здесь проводника, — медленно произнес караванщик.

Он не указал в сторону таверны. Он говорил с собой, а не с человеческими существами, стоявшими рядом с ним. Они же во все глаза смотрели на Сэмлора — его племянница и чужак, — как смотрели бы на ручного льва, который вдруг повел себя как дикий.

— Потому, полагаю, — продолжил Сэмлор, — мы отыщем Сетиоса вместе. В конце концов, — он постучал ногтем по лезвию нового кинжала, и металл отозвался мелодичным звоном, — мы ведь заодно, все четверо?

Стар потянулась к дяде и прикоснулась к его ноге, но не смотрела ни ему в глаза, ни на кинжал у него в руке. Кхамвас осторожно кивнул.

— Тогда нам нужно выбраться из Лабиринта, — будничным тоном сказал Сэмлор. — Пошли.

Чтобы выйти из переулка, им нужно было переступить через тело убитого в драке парня.

Что поделаешь — это Санктуарий. Это не последний труп, который им предстоит увидеть.

Распростертое у выхода из переулка тело можно было принять за труп, если не прислушиваться или не догадаться, что прерывистый шорох — это неровное дыхание человека, который лежал, уткнувшись лицом в склизкую мостовую.

— Гляньте-ка, — сказал Сэмлор, коснулся рукой сперва Стар, потом Кхамваса и указал на это препятствие. Человеческие глаза могут приспосабливаться к скудному освещению, но в том конце переулка, где лежал умирающий, было так темно, что видны были только смутные очертания тела.

Человечек, сидевший у Кхамваса на плече, должно быть, уловил смысл ситуации, поскольку сказал:

— Смерть суждена каждому.

Голосок у Тьянуфи был звонким, словно у птички, и не менее громким.

Напатанский «ученый» потянулся к плечу жестом, в котором сквозили одновременно симпатия и предостережение.

— Тьянуфи, — пробормотал он, — не сейчас…

Сэмлор сильно подозревал, что Кхамвас имеет не больше влияния на человечка, чем погонщик верблюда на мышь, которая живет в складках его попоны. Или, если уж на то пошло, чем сам Сэмлор на свою племянницу, которая была достаточно умна, чтобы понять любое его наставление, но ответственности у нее было не больше, чем у любого семилетнего ребенка.

Вот и сейчас в сложенной горсткой ладони девочки появился светящийся шарик. Стар освещала себе путь мимо умирающего, несмотря на то, что караванщик совсем недавно предупредил ее, что свет — магический или любой другой — может скорее подвергнуть их риску, чем помочь. По крайней мере, до тех пор, пока они не выберутся из Лабиринта.

Стар изящно опустила ножку, поставив ее в каком-нибудь дюйме от откинутой в сторону руки незадачливого бандита, а потом одним движением перескочила через лежащего. Такое странное сочетание сделало сцену еще более ужасной. Созданный Стар светящийся шарик еще несколько мгновений плыл за ней по воздуху. Потом он съежился, но сделался ярче — засветился не как блуждающий болотный огонек, а скорее как светлячок, — завертелся и образовал усики, напоминающие белую прядь в волосах Стар.

Девочка обернулась, заметила застывшее лицо Сэмлора и дернулась, словно от удара. Светящийся волчок исчез, как не бывало.

— А он1?.. — спросил Кхамвас, переступая через место, где, по его представлениям, должно было находиться тело. — Он — один из тех, с кем мы… встретились за минуту до того?

— Да, один из той банды, которая набросилась на нас с цепями, — ответил караванщик, последовав за своими спутниками. Они оказались в проходе, где Сэмлор мог раскинуть руки и не дотянуться до стен. В Лабиринте этого уже было довольно, чтобы такой проход носил гордое наименование улицы. Слышны были лишь звуки, издаваемые какой-то мелкой живностью, спешащей по своим делам, да из-за ставней — характерный шум, который издают люди при совокуплении. — Все они мертвы. Я готов поручиться не только за того, который остался валяться, но и за тех, кто сбежали. Сворачивай налево.

— Но к дому Сетиоса проще пройти…

— Налево, разрази тебя гром! — прошептал Сэмлор, словно камни заскрежетали.

— Не создавай помех, и тебя не будут ругать, — сообщил сидящий на плече напатанца Тьянуфи. Человечек поклонился Сэмлору, но караванщик был слишком сердит, чтобы выражать кому-то одобрение.

Больше всего Сэмлор был сердит на себя, поскольку в жизни ему достаточно часто приходилось убивать, чтобы караванщик понял, что на самом деле ему убивать не нравится. Особенно ему не нравилось убивать детей, пусть даже это были типичные дети трущоб, которые вполне способны были проломить ему самому голову цепью с гирькой, а Стар изнасиловать и продать в какой-нибудь бордель, чтобы на эти деньги купить лишний мех с вином…

Возможно, с уничтожением этой троицы Санктуарий только сделался лучше; но Сэмлор хил Сэмт не ставил целью своей жизни служение Правосудию и не получал от своего бога задание очистить эту чертову дыру.

Из Лабиринта они выбрались без проблем, не считая встречи с парочкой бандитов, но те пустились наутек, когда Кхамвас сотворил человекообразный светящийся призрак и пустил его брести навстречу грабителям. Здесь тротуары были уже пошире и идти по ним было легче, а во многих домах над входом в зарешеченных нишах горели фонари.

Эти фонари вывешивались не из заботы о прохожих, а для того, чтобы разбойники, которые предпочитали работать скрытно, выбирали другие дома.

Кхамвас заколебался, потом указал в сторону перекрестка, от которого отходили пять улочек. Рядом находился сторожевой пост. Ведущие во внутренний двор ворота были освещены ярко горевшими свечами, рядом с воротами стояла группа солдат. Офицер шагнул было на улицу, словно желая остановить троих путников, но после короткого раздумья передумал.

Теперь они находились неподалеку от дворца, в самом богатом районе города. Здешние жители нажили свои богатства не грабежом на большой дороге, а при помощи вовремя подсунутого на подпись пергамента или сказанных нужному человеку слов, но от этого их доходы более честными не становились.

И вот теперь богачи ожидали, что их защитят от менее удачливых собратьев по преступной деятельности. Солдаты проверяли почти всех идущих сюда мужчин, задерживали их, если те не могли удовлетворительно объяснить, что именно им здесь понадобилось, и убивали при малейшей попытке оказать сопротивление.

Но двое мужчин с маленькой девочкой не были похожи на грабителей. Скорее всего стражники сочли, что эта троица относится к специфической сети услуг, обеспечивающих некоторые своеобразные потребности сильных мира сего… А богачи не любили, чтобы чересчур рьяные стражи порядка мешали их развлечениям. Так что Сэмлору не пришлось пускать в ход ни взятку, ни нож, хоть он и был готов к этому.

— Думаю, мы уже близко, — заметил Кхамвас. Он поднял голову, словно принюхивался. Даже здесь, в богатом районе, не помешал хороший ливень, который смыл бы с улиц отбросы.

Сэмлор недовольно скривился и огляделся по сторонам. Он желал знать, каким образом Кхамвас находит направление… но не хотел спрашивать. Даже если этот то ли маг, то ли ученый и найдет время на объяснения, он, Сэмлор, все равно ничего не поймет.

И хуже того, это поймет Стар.

— Хотел бы я знать, что именно хранит для нее Сетиос, — прошептал караванщик, настолько тихо, что девочка не могла слышать его слов, хотя губы Сэмлора и касались ее волос.

— Что, дождик собирается? — сонно спросила Стар, уютно устроившись в объятиях Сэмлора.

Караванщик взглянул на небо. Оно было усеяно звездами, но ветер нес тучи, которые то и дело закрывали звезды. В воздухе витало предчувствие грозы, которая надвигалась с западных холмов и обещала хотя бы ненадолго очистить воздух.

— Может, и собирается, лапушка, — сказал сирдонианец. — Но мы куда-нибудь спрячемся.

Сэмлор действительно надеялся, что они окажутся в укрытии; а еще лучше, если они успеют до грозы вернуться в караван-сарай на реке Белая Лошадь, в их комнатку с запорами.

Кхамвас начал что-то бормотать, опершись о посох и переплетя пальцы. Стар внезапно встрепенулась и выскользнула из рук дяди. Она не прикасалась к напатанцу, но приблизилась к нему как можно ближе и внимательно следила, как тот выговаривает слова на незнакомом караванщику языке.

Сэмлор не желал признавать, что его племянница теперь учится сама, и едва удерживался от желания приказать ей прекратить. Предоставленный сам себе, он осмотрелся.

Район, в котором они находились, был старым, но достаточно богатым и модным, чтобы его в значительной степени перестроили с илсигского на ранканский манер. Например, фасад расположенного через дорогу дома был снят и заменен двухэтажным портиком с колоннами из цветного мрамора. Посреди строительного мусора примостилась небольшая хибарка. Над ней висела яркая лампа. А из незастекленного окна за троими путниками уже наблюдал сторож.

В других домах было тихо. Но перед всеми дверьми, кроме той, у которой притаились Сэмлор и его спутники, горели лампы. В этот час все дела проворачивались через черные ходы или через люки, ведущие в туннели, что были старше илсигов… а возможно, и всего человечества.

Возможно, это было неподходящее время для встречи с Сетиосом; а может, и нет. Сетиос был связан с матерью Стар, а это означало, что он, по крайней мере, имел странный распорядок дня и необычные запросы.

Что ж, он примет их сейчас и выдаст девочке ее наследство — если оно, конечно, находится здесь. И если его нетрудно унести. И если Сетиос пожелает придерживаться условий соглашения, заключенного с женщиной, которая давно умерла.

Сэмлор выругался, от души желая своей сестре провалиться на самое дно преисподней. Впрочем, он давно знал, что посмертная участь Сэмлейн наверняка хуже всего того, что мог пожелать ей брат.

— Вот этот дом, — с легким удивлением произнес Кхамвас. Он и Стар обернулись, чтобы взглянуть на фасад здания, к которому прислонялся караванщик, разглядывая окрестности.

— Он выглядит вполне невинным, — сказал Сэмлор. Это было типичным преуменьшением. Впрочем, Сэмлор сказал это просто затем, чтобы заполнить паузу, пока обдумывал более серьезные проблемы.

Здание не выглядело невинным. Оно выглядело заброшенным.

Фасад дома был глухим, лишенным каких бы то ни было украшений. Только на втором этаже красовался поясок примерно в фут шириной, но никакой лепнины не было — не то что на соседних домах. Фасад был облицован тесаным камнем, и за многие десятилетия прохожие, задевая за камень, отполировали его до блеска. На стыках плит виднелись известковые швы, но это было скорее вопросом эстетики, чем строительной необходимости.

Единственное выходящее на улицу окно первого этажа было узкой щелью рядом с обитой железом дверью. С другой стороны от двери располагалась зарешеченная ниша для фонаря. Камни в нише почернели от копоти, но фонарь не горел. Его не зажгли сегодня вечером, а возможно, не зажигали уже много недель.

Окно-щель рядом с дверью было предназначено для того, чтобы привратник мог взглянуть на пришедшего. Сейчас через него не было заметно ни малейших признаков жизни.

— Возможно, я ошибся, — неуверенно произнес Кхамвас. — Это должен быть дом Сетиоса, но я… я не уверен, что прав.

Напатанец склонился к своему жезлу, словно прислушиваясь, потом решительно сказал:

— Нет, я уверен, что это дом Сетиоса. Но, возможно, он больше здесь не живет.

Кхамвас шагнул к двери и вскинул жезл, чтобы постучать.

У Сэмлора вырвался короткий предостерегающий возглас.

Караванщик сжимал в руке кинжал — тот самый, который он забрал у убитого в «Распутном Единороге». Сэмлор держал кинжал наготове, пока они пробирались через Лабиринт, но не очень-то разумно стучать в дверь незнакомого дома с оружием в руках.

Хотя, с другой стороны, это Санктуарий. К тому же

Кинжал не входил в старые ножны.

— Ладно, давай, — сказал он Кхамвасу. Напатанец явно колебался. Он смотрел на караванщика и ждал, что тот предложит еще.

Потом напатанец кивнул. Стар повторила его движение. Девочка была словно загипнотизирована усталостью. Кхамвас дважды ударил жезлом по двери. Раздался глухой и какой-то бездушный звук — удар дерева о дерево.

— Похоже, в доме никого нет, — сказал Сэмлор. Его взгляд был прикован к покрытому разводами клинку. Клинку кинжала, который теперь стал его собственным; прежний хозяин уже не предъявит на него никаких претензий, поскольку получил хорошую плату — фут стали в грудь. В тусклом свете ламп разводы — светлая сталь и темное железо, — лишь угадывались. Сейчас Сэмлор не мог разглядеть этих разводов, даже если бы они вдруг и начали складываться в слова, как вопреки здравому смыслу ему уже дважды приходилось наблюдать.

Караванщик стряхнул с себя мрачную задумчивость, которая понемногу овладела им под покровом усталости. Он нуждался в отдыхе не меньше, чем Стар, а значит, ему нужно было так или иначе, но разобраться с этим делом сегодня.

— Смотри! — сказал Сэмлор. Кхамвас по-прежнему глазел на дверь, как будто существовала вероятность, что ее и вправду откроют, и это вызвало у него приступ раздражения. — Там никого нет, и…

Из-за двери послышался лязг металла, словно засов выдвинули из скоб. Дверь отворилась внутрь. Раздался противный визг — дверь держалась не на ременных петлях, а на бронзовых стержнях, вогнанных в косяк.

— Приема нет, — произнесла неясная фигура, возникшая в дверном проеме. К какой расе принадлежал привратник, было непонятно, но явно не к человеческой.

Это существо уступало в росте даже Стар. Его тело и длинный хвост были покрыты блестящим пепельного цвета мехом, но под мехом чувствовалось хрупкое, до странности худое тело. Лицо существа было чуть вытянутым, наподобие лисьей морды, а в глазах-бусинках не заметно было никаких признаков разума.

— Подожди! — окликнул Сэмлор хил Сэмт привратника, который уже начал закрывать дверь, и всунул ногу между дверью и косяком. — У твоего хозяина хранится имущество, которое принадлежит моей племяннице Стар.

— Приема нет, — повторило существо. У него за спиной виднелись еще одни двери, тоже обитые металлом, а между ними и входными располагалась небольшая прихожая, которую, возможно, в случае опасности предполагалось заливать чем-нибудь наподобие кипящей воды или расплавленного свинца.

Если только в доме было хоть одно живое существо, способное это сделать. Привратник говорил тонким пришепетывающим голосом, но грудь его не шевелилась.

— Он ненастоящий.

Кхамвас говорил словно издалека, а Сэмлор все никак не мог поверить в ужасающую определенность присутствия в этом доме привратника — не человека, и неживого.

— Это только видимость, как…

— Приема нет, — монотонно повторил привратник. Он дернул за дверь и с силой оттолкнул Сэмлора, несмотря на все попытки того удержать дверь.

— Я пришел за наследством Стар! — крикнул караванщик, метнулся обратно к двери и врезался в нее плечом.

Дверь глухо хлопнула о косяк, но не открылась ни на дюйм. Засов с лязгом встал на место.

— И я заберу его! — снова крикнул Сэмлор. — Невзирая ни на что!

Его голос эхом разнесся по улице, но в глубине дома не раздалось ни звука.

— На самом деле здесь никого не было, — сказал Кхамвас и прикоснулся к плечу караванщика, пытаясь его успокоить.

— С меня хватит, — мрачно сказал Сэмлор, потирая ушибленное плечо граненой рукояткой кинжала. — Я пытался удержать дверь, но это все равно что остановить лавину.

И он наугад ткнул кинжалом в узкое окно, словно змея, наносящая удар. Клинок не встретил никакого сопротивления, и никакого отклика его движение не вызвало.

— Тот, кто раскачивает камень, уронит его себе на ногу, — сказал Тьянуфи. Сэмлору показалось, или в голосе человечка действительно прозвучало предостережение?

— Я имею в виду, — поспешно сказал Кхамвас, стремясь смягчить гнев, который могли вызвать слова его маленького приятеля, — что это всего лишь часть двери, и не более того. Игрушка, не наделенная ни волей, ни мышлением. Привратник просто выполняет последний полученный приказ, точно так же, как арбалетный болт скользит по направляющей, когда хозяин спускает тетиву. Приема нет.

— Если мы войдем туда, — отчетливо произнесла Стар, указывая на дверь, — нас там… — девочка сдавленно кудахтнула и неестественно склонила голову, будто у нее была свернута шея. — Как цыплят, — добавила она, подняла голову и улыбнулась.

Сэмлор засопел. Он думал…

— Ну что ж, Стар, — сказал напатанский ученый, — я, пожалуй, способен на некоторое время обездвижить привидение-привратника… на достаточное время, чтобы мы могли проскочить через зону его действия. Я могу это сделать. Но думаю, что нам лучше не входить в эту дверь, пока мы не получим дозволение от Сетиоса.

И Кхамвас с девочкой понимающе улыбнулись друг другу.

Сэмлор подавил в себе порыв совершить какой-нибудь бессмысленный акт насилия. Чтобы не смотреть на своих спутников, он перевел взгляд на лезвие кинжала и начал самым рассудительным тоном:

— В таком случае нам лучше будет немного поспать…

— Да, действительно, — сказал Кхамвас. Он не то чтобы нарочно перебил Сэмлора — просто не заметил, что тот еще не окончил фразу. — Ни у кого из нас нет дела к самому Сетиосу. Нас только интересуют отдельные предметы, находящиеся в его распоряжении. Я хотел бы знать…

— Я хочу мой подарок сейчас! — заявила Стар. Судя по лицу, девочка закапризничала и вознамерилась настоять на своем. При этом то ли она слегка встряхнула головой, то ли белая прядь среди черных локонов шевельнулась сама по себе.

Сэмлор в гневе еще пристальнее уставился на клинок. «Войди туда», — гласили железные буквы. На улице было слишком темно, чтобы рассмотреть эту надпись, и тем не менее Сэмлор отчетливо ее видел.

— Чтоб вас всех Гекта уволокла в подземные воды! — яростно взревел сирдонец. Он рубанул воздух кинжалом, словно желая стереть надпись, змеившуюся по металлу. — Я не грабитель и не собираюсь становиться им только потому, что очутился в этом проклятом городе!

— Когда ты голоден, ешь то, что презираешь, — снова подал голос человечек. — Когда сыт — презирай, что хочешь.

— Дядя Сэмлор, все равно дождик начинается, — сказала Стар. Девочка светилась довольством: правота ее последнего довода была неоспорима.

Караванщик расхохотался.

Кхамвас растерянно замигал. Похоже, это неожиданное веселье напугало его ничуть не меньше, чем предшествовавшая этому вспышка гнева. Эмоциональные вспышки такого опасного человека, каким был караванщик, подобны треску плотины, сдерживающей бурный поток.

— Ну что ж, — осторожно произнес напатанец. -Я полагаю, с наступлением дня ситуация может измениться в лучшую сторону. Хотя, конечно же, никто из нас не замышляет кражу. Я хочу взглянуть на каменную плиту, покрытую письменами, а вы просто желаете вернуть наследство вашей племянницы, находящееся сейчас у доверенного лица, — каковое лицо, кажется, кстати, отсутствует.

— Мы знаем, что он там, — сказала Стар. — Мой подарок.

— Гм, — сказал Кхамвас, обращаясь к девочке, но при этом краем глаза наблюдая за ее дядей. — К этому нет непреодолимых препятствий. Если мы войдем, — он кивнул в сторону двери, — и искомый предмет действительно находится в доме, я смогу найти его для тебя.

— А ты покажешь мне, как это делать? — тут же попросила Стар и сжала руки в одновременно и умоляющем, и предвкушающем жесте.

— Гм… — повторил напатанский ученый. — Думаю, золотце, это будет зависеть от того, что скажет твой дядя.

— Ее дядя скажет, что мы пока что не вошли в дом, — довольно-таки спокойно сказал Сэмлор. — И он сейчас подумает, как туда попасть.

И, не сказав больше ни слова своим спутникам, сирдонец двинулся к углу дома.

Между домом Сетиоса и соседним зданием был проход в два фута шириной. В боковой стене не было ни одного окна на первом этаже, но зато на втором наличествовали забранные решетками вентиляционные отверстия.

Сэмлор шагнул в щель между домами, слишком узкую, чтобы где-либо, кроме Лабиринта, именоваться улицей. Он не обращал внимания на своих спутников. И те осторожно последовали за ним.

Вертикальные прутья на окнах были толщиной с большой палец, а разделявшие их промежутки — ненамного больше. Возможно, Стар смогла бы просунуть свою ручку между прутьями, но что касается его собственной, караванщик был абсолютно уверен, что ему это ну никак не удастся.

— Здесь как, есть какие-нибудь штуки вроде той макаки, которая сторожит дверь? — спросил Сэмлор у напатанца и кивнул, указывая на окно, которое перед этим рассматривал.

Кхамвас пожал плечами. Их окружала темнота, и видневшейся над головой полоски неба было недостаточно, чтобы эту темноту рассеять, — тем более что небо затянуло тучами.

— Я бы скорее ожидал встретить здесь слуг-людей, — сказал Кхамвас. — Они… более надежны во многих отношениях. А судя по собранным мною сведениям, Сети-ос — всего лишь коллекционер, точно так же, как я — всего лишь ученый. Понимаете, никто из нас не является магом в полном смысле этого слова и не наделен настоящей магической силой…

Напатанец умолк и прикусил нижнюю губу, словно его одолевали сомнения, потом добавил:

— Так, как наделена ею ваша племянница, господин Сэмлор.

— Ага, — бесстрастно кивнул караванщик. Он мягко взъерошил волосы Стар, но не взглянул при этом на девочку. — И среди прочего он держит в своей коллекции демона в бутылке.

Сэмлор скривился, потом продолжил:

— Давайте вернемся на улицу. Вы подождете, а я поговорю с приятелем, который сидит через дорогу.

— Сэмлор, но?.. — начал было Кхамвас.

— Подождите здесь, — повторил сирдонец. — Я схожу на ту сторону улицы и поговорю со сторожем, — и он указал на перестраивающийся дом и хибарку сторожа.

— Да, конечно, — произнес Кхамвас. В его голосе достаточно явственно чувствовалось раздражение. — Но я вот что хотел сказать: видите ли, вполне возможно, что Сетиос вовсе не прячется от вас. Понимаете ли, недавно имел место значительный сдвиг в структуре магии. Возможно, Сетиос был напуган этим и потому бежал.

Напатанец усмехнулся.

— Бежав, он наверняка оставил здесь стелу, которая меня интересует. А возможно, и всю свою коллекцию, если он действительно бежал из страха. А что касается наследства этого ребенка, — Кхамвас ласково прикоснулся к щеке Стар, — если мы не найдем его здесь, то я помогу вам отыскать это самое наследство. Потому что вы помогли мне. И потому, что я сочту честью для себя помочь такому талантливому человеку, как ваша племянница.

— Человек предполагает, а Бог располагает, — сказал сидящий у Кхамваса на плече человечек.

— Ну что ж, ладно, — сказал караванщик и уверенно зашагал через улицу. Уже одна эта уверенность смотрелась крайне необычно, потому что в этом городе одинокий человек, как правило, ходит крадучись. Сторож тут же отодвинулся от окна, так чтобы его не выдавал блеск глаз.

Это обошлось Сэмлору в пять ранканских золотых монет и в десять минут улещивания нервного сторожа. Затем караванщик вернулся к своим спутникам.

— Кхамвас, — грубовато позвал он, — пойдем, поможешь мне разобраться с окном.

Стар тем временем свернулась в углу дверной ниши и задремала, подложив под голову плащ напатанца. Кхамвас стоял перед девочкой и смотрел на улицу, как до того караванщик. Без одежды он казался особенно худощавым, и его обнаженная грудь казалась весьма уязвимой для холода здешней ночи.

— Я, э-э… — сказал Кхамвас, посмотрев на ребенка, — я подумал, что будет неплохо, если девочка немного отдохнет, и… Видите ли, она очень похожа на мою дочь.

— Хотел бы я знать все ее таланты, — тихо отозвался караванщик. Он тоже смотрел на девочку. — Хотел бы я знать, что ей нужно. Что вообще нужно ребенку ее возраста. Вы сделали все, что могли.

Сэмлор снова скривился.

— Ты ее не поднесешь? Мне нужно, чтобы ты был рядом и помог управиться с домкратом, когда я буду готов. — Караванщик откинул полу плаща и показал инструмент. — И я не хочу, чтобы Стар лежала здесь на виду. Придется ее разбудить.

Небо в проходе над двумя домами окончательно затянуло тучами. В результате в переулочке сделалось темно, словно в узкой пещере. Да и воздух стал неподвижным, как в пещере, расположенной глубоко-глубоко под землей. Сэмлор нашел нужное место лишь потому, что у него в памяти отложилось воспоминание о шести осторожных шагах. На шестом шаге он наконец-то рассмотрел окно.

Сирдонец поднялся к окну, упираясь руками и ногами в стену соседнего дома. Это было нетрудно, но Сэмлор едва не упал, когда наклонился, чтобы взять протянутый Кхамвасом домкрат. Сказывалась усталость.

Эту решетку на окне и тараном не вышибешь… Сэмлор закрепил на раме винтовой домкрат и принялся закручивать его, смещая прутья и раму, на которой они были закреплены, в сторону. Решетка начала подаваться. Сирдонец поддел ее, используя домкрат как рычаг и стараясь не обращать внимания на боль в уставших мышцах.

Потом Сэмлор из последних сил перевалился через подоконник и рухнул на пол комнаты.

— Да славится Гекта, в коей жизнь мира! — пробормотал Сэмлор, когда к нему вернулась способность замечать окружающее, а не только ощущать собственное тело. Мраморный пол, на котором лежал караванщик, был холодным и скользким от воды. Окна были застеклены, но во время последнего дождя никто их не закрыл, — а судя по мимолетному разговору, случайно услышанному Сэмлором в караван-сарае, последний раз дождь шел больше недели назад.

С улицы донесся голос Кхамваса. Слова были неразборчивы, но в голосе слышалось беспокойство.

— Все в порядке, — отозвался караванщик, но понял, что и сам не в состоянии разобрать то, что сейчас прохрипел. Сэмлор приподнялся до уровня подоконника, стряхнув с ног куски штукатурки от рамы решетки.

— Все в порядке, — повторил он, высовываясь из сотворенного им прохода. — Подожди минутку, я найду… — Его рука наткнулась на висящий рядом с окном гобелен. — Да, погоди минуту, и я помогу тебе подняться.

Сэмлор сорвал ткань и перекинул через подоконник, так чтобы его спутники могли до нее дотянуться. Его больше не волновало, какой убыток они причинят этому дому, — теперь главным было поскорее отсюда выбраться.

Прямоугольник окна был едва виден, и в воздухе явственно пахло грозой.

Внизу тем временем разгорелся спор. Стар подошла к гобелену, гневно топая ногами, и недовольно заявила:

— Что это за старый дом? Он мне не нравится!

Возможно, внутри она чувствовала что-то неладное. А может, просто капризничала, как может капризничать уставший семилетний ребенок, который к тому же ребенок не совсем обычный.

Но сейчас об этом некогда было думать. Караванщик схватил девочку левой рукой за плечо и втащил в комнату. Стар взвизгнула, задев головой за оконный переплет, но у нее хватило сообразительности пригнуться.

— Возьмите мой жезл, господин Сэмлор, — попросил Кхамвас.

Сирдонец наклонился и ощутил неясное движение, подсказавшее ему, где находится конец жезла, — кстати, тот действительно был сделан из обычного дерева. Комнату за спиной у Сэмлора озарил неяркий голубой свет.

Стар не должна была делать этого, не спросив позволения. Но им действительно нужен был свет, а ребенок не мог отвечать за свои действия с той же полнотой, что и взрослый. Сэмлор левой рукой перебросил жезл в комнату, а правой — и всем своим весом — тем временем прижимал край гобелена к полу.

Напатанский ученый взобрался вверх с определенным изяществом, а протянутую руку Сэмлора он использовал, словно перекладину трапеции, чтобы перемахнуть через подоконник. Когда он был в комнате, караванщик обернулся, чтобы поглядеть, где они очутились, и что там творит его племянница.

Стар запустила плавать по воздуху трех маленьких осьминогов, испускающих свет. Голубой осьминожек плавал под потолком. Потолок был расписан фресками с изображениями антропоморфных божеств. Желтый осьминожек шнырял под роскошным письменным столом, инкрустированным перламутром.

Третий осьминожек был цвета индиго, но такого бледного оттенка, что его трудно было заметить на фоне резной двери, рядом с которой он повис.

— А где… — Сэмлор, сощурившись, взглянул на Кхамваса. — А где твой маленький друг?

Тьянуфи снова появился на правом плече напатанца. Он двигался беззвучно и незаметно, словно отражение в кривом зеркале, перетекал, словно складки парусины под ветром.

— Куда иголка, туда и нитка, — с явным удовольствием заявил Тьянуфи.

— Кхамвас, — добавил сирдонец, оглядевшись по сторонам, — если ты можешь определить, куда нам нужно двигаться, то давай определяй. Я не хочу провести в этом доме ни минуты сверх необходимого.

— Смотри, дядя! — взвизгнула Стар и ринулась к письменному столу. — Мамина коробка!

Сэмлор уже пришел в себя после пережитого напряжения, и его рефлексы, и реакция были в полном порядке, а вот здравый смысл подвел. Караванщик попытался перехватить Стар прежде, чем она подскочит к столу, и его ноги разъехались на мокром мраморе. Поскольку левой рукой он машинально придерживал засунутый за пояс кинжал, у него была только правая рука, чтобы подстраховаться при падении. От удара ладонь словно обожгло, ее тыльную сторону пронзила боль.

Кхамвас тем временем снова подобрал свой жезл. Он стоял, что-то бормоча себе под нос, когда сирдонец с грохотом растянулся на полу. Выломанные прутья решетки подпрыгнули и, дребезжа, раскатились.

— С вами все?.. — начал было Кхамвас, протягивая руку упавшему.

— Видишь, дядя Сэмлор? — сказала девочка. Она вернулась к караванщику, неся в руках железную коробку. — На ней мамин знак.

— Все в порядке. Занимайся своим делом, — спокойно ответил Сэмлор напатанцу. Он чувствовал, как под кожей перекатывается колющая боль, но караванщик не дожил бы до таких лет, если бы впадал в гнев всякий раз, когда ему случалось попасть в дурацкое положение при свидетелях. — Ищи свою стелу, а потом посмотрим, что это подобрала Стар.

Сэмлор отобрал коробку у девочки настолько быстро, насколько мог проделать это, не рискуя, что коробка выскользнет из онемевших пальцев. Даже если коробка действительно то, чем выглядела, — принадлежавшей Сэмлейн шкатулкой, в которой поместится самое большее пара браслетов, — она все равно могла оказаться чрезвычайно опасной.

Насколько было известно Сэмлору, множество принадлежавших его сестре вещей тем или иным образом подпадало под это определение.

На лице Кхамваса отразилось беспокойство, — которое ощутил бы в подобной ситуации любой здравомыслящий человек, — но напатанец спустя секунду вновь принялся медитировать, а может, молиться над своим жезлом.

Сотворенные Звездой светящиеся осьминожки размером с детскую ладонь продолжали неспешный облет комнаты. Похоже, караванщик вломился в кабинет хозяина дома. По одну сторону от двери стоял диван, по другую — письменный стол и стул. В настоящий момент стул лежал на полу. Похоже, последний посетитель комнаты удалился отсюда в большой спешке.

— Дядя, открой коробку! — потребовала Стар.

Кхамвас все еще продолжал что-то бормотать над жезлом, а потому караванщик осторожно поднялся, учитывая недавний печальный опыт, и подошел к письменному столу. К крышке стола был прикреплен кронштейн, и на нем висела трехрожковая масляная лампа. Это давало возможность обзавестись нормальным источником света. Сэмлор достал из висевшей на поясе сумочки бронзовый огненный пистон и попытался поджечь фитиль.

— Там нет масла, дядя Сэмлор, — сообщила Стар с искренним удовольствием ребенка, знающего что-то такое, что неизвестно взрослым. Девочка снова сложила ладонь горсточкой, и в ладошке загорелся шафрановый шарик. Светящиеся осьминожки продолжали плавать по комнате. По сравнению с новым шариком они выглядели довольно тусклыми. — Видишь?

Лампа действительно была пуста. Лишь в середине поблескивала небольшая лужица масла, но туда не доставали фитили. Тот, кто пользовался лампой в последний раз, зажигал только один фитиль. Когда масло выгорело и сам фитиль превратился в пепел, на оставшихся двух фитилях отчетливо были видны светлые участки. Они вполне были пригодны к употреблению — при условии, что лампу вновь наполнили бы маслом.

Сетиос действительно покинул свой дом в спешке.

— Ну что ж, лапушка, тогда посвети мне, — сказал Сэмлор так же спокойно, как если бы он просил племянницу передать ему хлеб за столом. Сирдонец не припоминал, чтобы ему приходилось видеть эту шкатулку, но на ее крышке действительно красовался эмалевый герб дома Кодриксов — вставший на задние лапы виверн. Под ним сирдонскими буквами был написан девиз: «ОРЕЛ НЕ ЛОВИТ МУХ».

Родители Сэмлора так и не простили ему, что он сбежал и занялся, словно какой-то простолюдин, рискованной, но доходной работой караванщика, вместо того чтобы прозябать в нищете и блюсти достоинство семьи. Но они неплохо жили — неплохо, во всяком случае, пили, — благодаря тем мухам, которых он ловил для них. И именно благодаря деньгам Сэмлора его сестра смогла вступить в брак с ранканским дворянином.

От самой себя Сэмлейн спасти не удалось, но ее брат сделал все, что было в его силах. Он ведь не Бог…

Сэмлор легонько нажал на крышку большим пальцем левой руки. Крышка не поддалась. Ни замочной скважины, ни какого-нибудь запора не было видно, но небольшой предмет явно был шкатулкой — для железного слитка он слишком мало весил. Сэмлор положил кинжал на стол, чтобы освободить правую руку…

И заметил лежащий на столе лист пергамента. Это было едва начатое письмо.

«Господину Сэмлору хил Сэмту.

Если ваши дела в порядке, я рад. У меня тоже все в порядке.

Я вложил в…»

Письмо было написано по-сирдонски. За последней буквой начиналась чернильная полоса, перечеркивавшая лист. Сэмлор мысленно продолжил линию и увидел на полу, в нескольких футах от стола, изящное серебряное стило.

Он поставил железную коробку на стол и неторопливо взял кинжал. Похоже, неделю назад Сетиосу было бы лучше держать в руке оружие, а не стило. Караванщик инстинктивно притянул к себе Стар, потом обернулся и сказал:

— Кхамвас. Это важно. Думаю, я был несправедлив к Сетиосу, когда решил, что он уклоняется от встречи со мной.

Напатанец застыл в полной неподвижности. Лишь вздымающаяся грудь свидетельствовала, что он жив. Эта неподвижность на какое-то мгновение отвлекла внимание Сэмлора от того факта, что все три кружившие по комнате осьминожки поблекли, превратились в неясные тени и замедлили движение. Тьянуфи подбоченился и исполнил на плече Кхамваса какой-то странный танец, не сгибая при этом ног.

— Кхамвас! — резко повторил караванщик. — Я думаю, нам нужно убираться отсюда немедленно!

— Взялся за гуж, не говори, что не дюж, — заявил Тьянуфи.

Почти одновременно с этим изречением Кхамвас встряхнулся, словно ныряльщик, выплывший из глубины, и открыл глаза. Он встал, слегка пошатываясь и опираясь на жезл, словно на посох. По лицу напатанца скользнула широкая улыбка облегчения.

— Сэмлор, — произнес Кхамвас, видимо, игнорируя все, что происходило вокруг за то время, пока он находился в трансе, — я нашел ее. По крайней мере, я понял, что нам нужно спуститься вниз.

— Нам нужно… — гневно начал караванщик. Тьянуфи внимательно следил за ним. При этом свете трудно было разобрать выражение лица маленького человечка, но он вполне мог подумать, что…

— Смотри, — заговорил Сэмлор, обращаясь к Тьянуфи. — Я говорю, что мы должны уйти, вовсе не потому, что я уже нашел то, что хотел…

— Ой! — огорченно воскликнула Стар. Раздался хлопок — это воздух заполнил собой небольшую пустоту. — А здесь внутри ничего нет!

Обернувшись, Сэмлор увидел, что девочка открыла коробку. Караванщик был совершенно спокоен — в такие моменты его эмоции молчали, а чувства фиксировали обстановку вплоть до мельчайших деталей, куда более подробно, чем обычно, когда не было нужды в убийстве или бегстве.

Узкая пластинка на передней стенке коробки отошла в сторону и открыла пружинную защелку. Когда ребенок нажал на защелку, — механизм был настолько мал, что Сэмлору пришлось бы пустить в ход кончик ножа, — крышка отскочила.

Изнутри шкатулка была так же тщательно отполирована, как и снаружи. И была пуста.

Стар смотрела на шкатулку, на лице у нее было написано горькое разочарование. Девочка держала коробку обеими руками, а светящийся шарик, который прежде сидел у нее на ладони, отделился от руки, съежился и потускнел, сделавшись на несколько оттенков бледнее.

На мгновение — на мгновение, не имеющее времени, потому что это видение было нереальным, а значит, глаза не могли обманывать сирдонца, — белая прядь в кудрях Стар превратилась в брешь, распахнутую во вселенную, и оттуда полыхнул иссиня-белый свет. Это было все равно что заглянуть в сердце молнии…

В следующее мгновение Сэмлор моргнул, и видение исчезло. Ни в комнате, ни в лице его дочери, — поскольку Стар действительно была его дочерью, черт бы забрал Сэмлейн! — ведь он наверняка ее забрал, — не осталось ни следа этой вспышки. Не осталось даже отпечатка на сетчатке глаз Сэмлора. Значит, на самом деле ничего этого и не было, и караванщик снова вернулся в мир, в котором он пообещал помочь Кхамвасу найти стелу — потому что тот, в свою очередь, пообещал помочь отыскать наследство Стар.

Похоже, наследство они уже отыскали, но он все равно выполнит свои обязательства перед напатанцем. Сэмлор хил Сэмт не нуждался, чтобы какой-то человечек напоминал ему о его обещаниях.

— Друг Кхамвас, — сказал Сэмлор, — если хочешь, мы сейчас спустимся по лестнице. Но, — указательный палец левой руки караванщика описал дугу, показывая сперва на пергамент, потом на валяющееся на полу стило, — что-то внезапно вынудило Сетиоса покинуть дом в большой спешке. И я бы не взялся утверждать, что это «что-то» не находится здесь до сих пор.

Кхамвас прикусил нижнюю губу. Он снова был одет в плащ, но караванщик помнил, каким хрупким и слабым выглядел напатанец без одежды.

— Человек, который смотрит вперед, не споткнется и не упадет, — изрек Тьянуфи своим сверхъестественно чистым голосом.

— Сэмлор, — отозвался напатанец, — я ценю твое мнение… но то, что я разыскиваю — здесь, и я проделал такой долгий…

— Само собой, — перебил его караванщик. — Я просто хотел сказать, что нам нужно быть очень осторожными, ясно?

— Теперь о тебе, малышка, — голос Сэмлора стал мягким, словно кошачья лапка с убранными когтями. Но напоминание о когтях осталось. Сэмлор присел, чтобы Стар могла смотреть ему в глаза, не задирая головы. — Ты не должна прикасаться ни к чему. Ни к чему. Понятно? Потому что если окажется, что единственный способ уберечь тебя от опасности, — это связать тебя и нести, как мешок муки, то я так и сделаю.

Стар кивнула и скривилась, словно собиралась заплакать. Светящиеся осьминожки ощутимо поблекли.

— Все будет хорошо, лапушка, — сказал караванщик, ласково погладил девочку по голове и встал.

Ему надоело пугать племянницу, чтобы добиться от нее повиновения, — по крайней мере, пока она не забудет о своем испуге, — но ведь и Стар пугала его каждый раз, когда с невинностью неведения выкидывала какой-нибудь опасный номер: например, как с этой коробкой. Лучше пускай уж Стар боится, чем связывать ее как поросенка и тащить на себе.

Сэмлор хил Сэмт никогда не угрожал просто для того, чтобы кого-нибудь запугать.

Кхамвас что-то беззвучно произнес одними губами. Его жезл снова окутался голубоватым сиянием, как тогда, в переулке, при первой встрече караванщика с ученым. Используя жезл как рычаг, напатанец ткнул им в обитую гвоздями дверь и поднял бронзовую щеколду. Ничего не произошло. Тогда Кхамвас свободной рукой потянул дверь на себя и первым вышел в коридор.

Шагнув следом за Кхамвасом, Сэмлор прикоснулся к щеколде. Не очень крепкая. Обычная щеколда, которые часто ставят внутри дома, когда обитателей интересует необходимость уединения, а не защита. Но щеколда была заперта, а это значит, что кто-то задержался в коридоре и позаботился о том, чтобы не просто прикрыть, а именно запереть дверь.

В противном случае пришлось бы предположить, что кто-то запер дверь изнутри, а потом неизвестно куда испарился из закрытой комнаты.

Дом был построен в старинной илсигской манере. Центральный холл был высотой в два этажа, и на уровне второго этажа его опоясывал балкон с колоннами. Крыша была обычной, а не стеклянной, какие часто украшали жилища богатых ранканцев.

Лестница, ведущая на первый этаж, располагалась в углу, слева от кабинета. Жезл Кхамваса, достаточно легкий для того, чтобы плавать в воздухе, повернулся в ее сторону.

— Э-э… — произнес Сэмлор. Он пытался смотреть во все стороны сразу, но не мог рассмотреть ничего за пределами нескольких дюймов пространства, освещенного мерцанием жезла. — А привратник? Он не?..

— Мы не встретимся с ним, даже если самостоятельно откроем входную дверь, — заверил караванщика Кхамвас и проворно ступил на винтовую лестницу. — Видите ли, этот привратник — не существо и даже не вещь. Он — всего лишь набор условий и обстоятельств, подогнанных друг к другу, как ключ к замку.

— Хотя, — добавил напатанец, спустившись еще на несколько ступенек, — я никому бы не посоветовал пытаться взломать эту дверь снаружи. Даже ученому, который будет намного опытнее и сильнее меня. Сетиос собрал у себя многие… э-э… артефакты… которые разумнее было бы вообще не трогать.

В холле было холодно. Сэмлор подумал, что это может быть как-то связано с расположенным посреди комнаты декоративным бассейном. Поверхность воды в бассейне была гладкой, словно стекло. Сэмлор попробовал воду носком сапога и обнаружил, что, как он и предполагал, глубина водоема была не более дюйма. Похоже, бассейн был заполнен дождевой водой, поступавшей в него по водосточным трубам. Рядом с бортиками бассейна в темноте смутно виднелись щели, через которые излишки воды сливались в цистерну.

Если не считать бассейна, большой зал был пуст. Стены от потолка до пола были раскрашены вертикальными линиями пастельных тонов, напоминающими водоросли, а пол был покрыт геометрическими узорами из разноцветного мрамора.

— Ну, и куда теперь? — почти грубо спросил Сэмлор. Он не отводил взгляда от прохода в заднюю половину дома. Стар дрожала, несмотря на то что была плотно закутана в плащ. И еще Сэмлору очень не нравилось чувство, которое вызывала у него эта комната.

— Еще ниже, — удивленно отозвался Кхамвас. Он легонько ударил жезлом в пол. Раздался резкий звук, не несший в себе никаких полезных сведений, — во всяком случае, с точки зрения караванщика. Возможно, он просто подтверждал, что путь выбран правильно.

— Здесь внизу должна быть цистерна, — сказал Сэмлор, указав мокрым носком сапога в сторону бассейна. — Скорее всего спуск на кухне. Но никак не в этом зале.

Караванщик двинулся к двери. Сэмлор скверно себя чувствовал и в то же время был зол на себя из-за охватившего его невнятного страха. Какая-то часть сознания караванщика нудно твердила, что напатанец — дурак и снова ошибся в выборе пути… но Сэмлор изо всех сил старался справиться с этими мыслями, и со стремлением сорвать злость на спутниках, и скрыть страхи, в которых ему трудно было сознаться.

Стар высунула руку из складок плаща. Девочка не поднимала глаз, но зато подняла палец, с которого сорвалась яркая искра и поплыла вдоль нижнего края стены.

— 3-золотце! — сказал караванщик, глянув на замкнутое несчастное личико своей племянницы, а потом снова на плывущий огонек. Стар ничего не ответила.

Светящаяся капелька была белой и казалась особенно яркой по сравнению с теми слабыми источниками света, которые оба мага — назовем вещи своими именами, — создали за сегодняшний вечер. Эта искра выглядела бы яркой даже рядом со свечой, но, стоя в этой холодной комнате с каменными стенами, Сэмлор с трудом уже мог представить, что где-то существуют такие нормальные вещи, как свет свечи.

Вспышка — пауза; вспышка — пауза; вспышка… Сэмлор подумал, что светящееся существо было рыбкой-гольяном, а может, всего лишь источником, холодного пламени, не несущего в себе искры жизни.

Но нет, это все же было живое существо. Скорее кальмар, чем рыбка. Оно было слишком маленьким, чтобы его можно было рассмотреть в деталях, но уж больно специфическим был способ передвижения — существо двигалось вперед рывками, ритмично сокращая мантию.

Мраморный пол был так тщательно отполирован, что почти с абсолютной точностью передавал движение крохотного существа, отражая даже тени между плотно сжатыми щупальцами, летящими вслед за мантией. Переходы цвета в каменных узорах создавали иллюзию, что маленький кальмар действительно плывет сквозь воду.

— Стар! — сдержанно произнес караванщик. — Почему ты…

На плите черного мрамора отражение размазалось и превратилось в тусклое пятнышко, хотя крохотный кальмар продолжал плыть вперед, сохраняя безупречную белизну.

Потом и светящийся кальмар, и его отражение исчезли так же внезапно, как перед тем соскользнули с руки девочки.

— Что? — спросила Стар. Ее била крупная дрожь. Девочка плотно зажмурилась, и Сэмлору показалось, что она вот-вот заплачет. — Что случилось?

Караванщик погладил племянницу по голове, сощурившись и от внезапного возвращения темноты, и от понимания того, что только что увидел. Стар могла не знать, что и почему она делает, но Сэмлор понял, что к чему.

— Кхамвас, давай попробуем здесь, — предложил караванщик. Его позабавило прорезавшееся в собственном голосе радостное оживление. Сэмлор подошел к тому месту, где исчезло светящееся создание. — Либо мы сейчас заберем то, что нам нужно, либо немедленно смотаем удочки, а потом вернемся с аварийной командой.

— Одна минута упадка духа может погубить сотню человек, — провозгласил Тьянуфи.

— В этом городе, — раздраженно отозвался караванщик, — можно погибнуть и по менее существенным причинам.

— Да, конечно, — согласился напатанец. — Так что, по-вашему, мне следует сделать?

— Стар, золотце, подойди поближе, — ласково, даже чуть льстиво позвал Сэмлор, сообразив, что племянница не последовала за ним. С девочкой что-то было неладно. А может, на ней тяжело сказалась тяжелая атмосфера этого дома, которая повлияла даже на относительно нечувствительного к таким вещам караванщика.

Стар повиновалась с нерешительностью забитой собаки. Руки девочки снова были спрятаны под плащом.

Сэмлор обнял племянницу за плечи, — он ничего больше не мог для нее сделать, пока они оставались в этом проклятом доме, — и обратился к напатанцу:

— Ты можешь посветить здесь, рядом со стеной?

Кхамвас присел на корточки и поставил жезл параллельно рисунку на стене. Сияние жезла не было ярким по сравнению со светящейся искрой, соскользнувшей с пальца Стар, но его хватало, чтобы рассмотреть мозаичный пол и увидеть среди плит известнякового туфа квадрат из черного мрамора.

Сэмлор не замечал разницы в полировке плиты из черного мрамора и остальных плит. Но в остальных плитах свет отражался, а в черном мраморе тускнел. Как ни крути, что-то было неладно.

Караванщик попытался прикоснуться к мрамору кончиками пальцев, не выпуская при этом из руки кинжал. От легкого нажатия плита не шелохнулась, ни в горизонтальной, ни в вертикальной плоскости. Но в то же время было не похоже, чтобы под плитой располагался прочный каменный фундамент.

— Какой-то фокус с полом? — спросил Кхамвас, опершись рукой о бедро.

Сэмлору, в отличие от напатанца, не стоило бы забывать о необходимости присматривать за тем, что творится за их спинами. Впрочем, возможно, Кхамвас просто не мог смотреть по сторонам и одновременно поддерживать жезл в рабочем состоянии. Уж лучше такой свет, чем никакого.

Кроме того, Сэмлор сомневался, что среди подстерегавших их опасностей может встретиться и такая банальная, как человек, подкрадывающийся к ним из темноты.

— Эта плита не блестит, как остальные, — объяснил Сэмлор и медленно поднялся. — По ней нечасто ходили, значит, стереться она не могла. Она явно отличается от остальных. Возможно, она сдвигается в сторону.

Сэмлор очень осторожно наступил на плиту, едва-едва уместившись на ней, и перенес вес с носка на пятку, а потом — на края подошвы. Караванщик надеялся подобным образом привести в действие какую-нибудь скрытую пружину. И был готов при первом признаке движения отпрыгнуть в сторону.

Ничего не произошло.

Гм, а если слегка подтолкнуть плиту по направлению к стене?..

Подошвы сапог, подбитые гвоздями, сначала заскрежетали по мрамору, но потом Сэмлор надавил сильнее, и плита скользнула в стену — беззвучно и изящно, словно текущая ртуть.

Сзади раздался вздох. Двое мужчин оглянулись и увидели, что декоративный бассейн приподнялся и встал на один край. Вода, минутой раньше намочившая сапог Сэмлора, теперь, не проливаясь, висела вертикально.

А в проеме, который раньше закрывал бассейн, виднелась лестница.

— Коллекционер, говоришь? — мрачно спросил караванщик, глядя на свое отражение в стене воды.

— Отличный фокус, — отозвался Кхамвас. Похоже, ему тоже не понравилось расхождение между его сведениями об исчезнувшем Сетиосе и тем, что он видел в этом доме.

Напатанец встал и снова забормотал над жезлом формулы. Сэмлор надеялся, что тот собирается сотворить заклинание, как-то связанное с обеспечением их безопасности.

Когда же светящийся жезл взмыл над ладонями Кхамваса, а потом погрузился в пол, но не провалился в него целиком, Сэмлор понял, что это был всего лишь искусный трюк, призванный доказать, что его спутник — точно такой же маг, как и хозяин этого дома.

Чистой воды мальчишество, за которое в иных обстоятельствах можно поплатиться головой.

Очевидно, Тьянуфи пришла в голову та же самая мысль, потому что человечек ядовито шепнул на ухо Кхамвасу:

— Поспешность хороша только при ловле блох.

Стар коротко взмахнула рукой, на миг высунув ее из-под плаща. Сэмлор не мог точно сказать, то ли девочка и вправду что-то пробормотала, то ли ему показалось. На кончиках пальцев Стар вспыхнул свет. Потом возникшие существа подросли и, мерцая, двинулись по комнате. Постепенно они стали более отчетливо видимы, но несколько утеряли яркость. На этот раз Стар сотворила пастельных тонов медузу и розовато-лилового морского ежа с прозрачными иголками. Они повисли в двух футах над мраморным полом.

Жезл громко клацнул и резко потух, словно разом потерял всю свою силу. Сэмлор вцепился в него прежде, чем тот окончательно провалился под пол, и вернул его хозяину.

— Ну что, посмотрим, что там? — спросил он, кивнув в сторону лестницы. — Пожалуй, я пойду первым.

— Нет, полагаю, что первым должен идти я, — сказал Кхамвас. — Я…

Их взгляды встретились.

— Прошу прощения, господин Сэмлор, но будет лучше, если первым все же пойду я. Я приложу все усилия, чтобы сделать наш путь безопасным.

Благодаря разноцветной медузе приемная приобрела такой вид, словно в комнату внесли фонарь с цветными стеклами. Морской еж покатился в середину комнаты, прямиком к люку, а потом двинулся вниз в том же бодром темпе, как будто для него такое движение было естественным.

Возможно, так оно и было.

Двое мужчин приблизились к отверстию и заглянули в него, а Стар молча обхватила себя руками за плечи.

Расположенная под полом комната представляла из себя куб со стороной примерно в десять футов. Розовато-лиловый свет на удивление быстро заполнил комнату, хотя сам еж был не настолько ярким, чтобы его мощности хватило осветить такое пространство. Пол комнаты зловеще засверкал.

Обстановка в комнате была очень простой. Посреди комнаты стояла металлическая подставка для книг, — достаточно высокая, чтобы ею мог пользоваться стоящий человек, и ныне пустая.

Справа стояла искусно сделанная бронзовая жаровня на ножках в виде когтистых лап, предназначенная скорее для воскуривания благовоний, чем для обогрева помещения. Плоские бока курительницы были украшены резными колонками завитушек. Эти завитушки скорее походили на надписи на неизвестном караванщику языке, чем на простой орнамент. Верхняя часть была гладкой, не считая трех углублений — диаметром в дюйм, три и шесть дюймов. Видимо, благовония помещались в эти углубления, под верхней пластиной зажигали древесный уголь, и под воздействием жара благовония источали аромат.

В углах верхней крышки располагались литые фигурки — миниатюрные изображения животных, которым, если их увеличить, вполне могли принадлежать те ужасные когтистые лапы, на которых стояла жаровня. У этих существ были головы, как у кошек, тела жаб, но с острым зубчатым гребнем на спине и передние ноги, как у хищных птиц. Змеиные хвосты обвивались вокруг животных, наводя на мысль, что эти фигурки должны были играть роль ручек жаровни; но если бы кто-нибудь попытался воспользоваться ими подобным образом, ему в руку впились бы тонкие, словно иглы, шипы, которыми оканчивались хвосты.

Больше никаких предметов мебели в комнате не было, но зато на бетонном полу, слева от подставки для книг, была нарисована или вырезана пентаграмма нескольких футов в размере. Сейчас она была пуста. Других изображений ни на полу, ни на покрытых белой штукатуркой стенах не было.

Кхамвас скривил губы

— Пошли, — сказал Сэмлор, пожав плечами. — Может, твоя стела где-нибудь на потолке, и нам ее отсюда не видно.

— Да, конечно, — согласился напатанец, — хотя в голосе его звучало скорее сомнение, чем надежда. Он перехватил свой жезл за верхушку и просунул его в залитую розоватым светом комнату, не опуская при этом руку ниже уровня пола.

Ничего не произошло, но Сэмлор был достаточно умен, чтобы не считать это действие бесцельным упражнением. Его спутник делал именно то, что обещал, сосредоточив все свои таланты — или, может, лучше сказать «знания», — на ближайшей задаче.

Продолжая держать жезл по направлению движения, Кхамвас начал спускаться по лестнице, неуклюже пятясь. Он неловко повернулся и случайно зацепил концом посоха за курительницу. Раздавшийся звук заставил Кхамваса отскочить назад, но ничуть не взволновал Сэмлора, поскольку тот прекрасно видел, что произошло.

Но вот грохот и звук бьющегося стекла, донесшиеся со второго этажа, заставили караванщика резко обернуться. — Сэмлор непроизвольно оскалился и схватился левой рукой за нож, спрятанный за голенищем сапога.

— Ветер… — пробормотала Стар. Это было первое слово, которое произнесла девочка с той поры, как они покинули кабинет. Стар не смотрела на дядю — она вообще ни на что конкретно не смотрела.

Но была права. Где-то вновь грохнула дверь, и снова раздался приглушенный звон стекла. Видимо, одна из оконных рам оказалась недостаточно прочной. А порыв ветра оказался достаточно сильным для того, чтобы высадить стекло.

— С вами все в порядке? — послышался снизу голос Кхамваса.

Вопрос произвел приятное впечатление на Сэмлора. В голосе Кхамваса звучало искреннее беспокойство, и караванщик подумал, что в подобных обстоятельствах он лично больше беспокоился бы о себе, чем о своих спутниках.

— Мы здорово намокнем, когда будем уходить отсюда, — сообщил караванщик. — Но я все равно буду рад покинуть этот дом побыстрее. А что там у тебя?

Напатанец недовольно скривился.

— Комната пуста, — сообщил он. — Жаровня настолько чиста, будто ею никогда не пользовались. Я вообще не уверен, что эта комната — именно то, что нам нужно.

— Не стоит просить совета у богов, а потом пренебрегать их словами, — огрызнулся Тьянуфи. Человечек уткнулся носом в собственное плечо, словно нахохлившаяся птица.

— Посторонись, — сказал Сэмлор. — Я спускаюсь. Караванщик повернулся к племяннице и спросил:

— Стар, лапушка, ты можешь побыть минутку одна?

Девочка кивнула, но по ее лицу трудно было понять, слышала ли она вообще, что ей сказали.

Чем быстрее они найдут то, что нужно Кхамвасу, тем быстрее они — точнее, Сэмлор, — сможет заняться делами своей племянницы. Сирдонец спрыгнул вниз, даже не коснувшись лестницы, и умудрился приземлиться, не потеряв равновесия. Ноги напружинены, левая рука чуть дальше правой — чтобы уравновесить вес кинжала. Несмотря на все предосторожности, подбитые гвоздями сапоги поехали по бетонному полу, и караванщик мог бы упасть, если бы Кхамвас не подхватил его под руку. Пол нижней комнаты был покрыт какой-то искрящейся дрянью, скользкой, словно слой масла.

Возможно, прыжок вниз был не лучшим решением, но караванщик не хотел поступать так, как того ожидали бы от непрошеного гостя.

Потайная комната вызывала ощущение пребывания под водой, и не только благодаря стараниям светящегося морского ежа, который катался по невидимому дну на высоте метра. Розоватый свет рябил и переливался, но ни предметы обстановки, ни двое мужчин не отбрасывали отчетливых теней.

— А что твои друзья говорили насчет того, что именно ты должен искать? — спросил Сэмлор, неопределенно махнув рукой в сторону жезла напатанца.

— Только то, что я найду эту вещь, — ответил Кхамвас и повернулся, чтобы осмотреть комнату. Увы, она и на этот раз была не менее пустой, чем прежде.

Сэмлор потопал ногами. Искрящаяся пыль задрожала, но пол был таким же прочным, как скала — похоже, именно на ней он и покоился.

Сэмлор пнул ближайшую стену. Подкованная подошва с противным скрежетом проехалась по штукатурке, оставив четыре параллельные царапины. Под царапинами проступил камень.

— Ну что ж, думаю, я знаю, где нужно искать, — довольно заявил сирдонец.

Под содранной штукатуркой обнаружились две каменные плиты — из полированного красного гранита и мраморная, серого цвета. Обе плиты были покрыты надписями, только более мягкий мрамор сильнее пострадал от сапога Сэмлора.

Сэмлор левой рукой отряхнул штукатурку, сбитую ударом. Надпись на гранитной плите была сделана по-ранкански, но язык был настолько архаичен, что сдвоенные согласные и изменившаяся орфография позволили караванщику разобрать всего несколько слов.

— Это просто великолепно, друг мой! — сказал напатанец. Он склонился над расчищенным участком, и улыбка его сияла ярче, чем парящий в воздухе еж.

Тьянуфи тоже просиял и добавил:

— Нет более доброго дела, чем доброе дело, совершенное для того, кто в нем нуждается.

— И все равно у нас еще достаточно возни, — сказал Сэмлор и обвел стены комнаты мрачным взглядом. Если им придется счищать всю штукатурку, — или хотя бы половину, если их удача будет работать по принципу «пятьдесят на пятьдесят», что бывает нередко, — это займет времени гораздо больше, чем караванщику хотелось бы провести в этом доме.

— Нет, с этим проблем не будет, — заверил напатанец. Похоже, прежняя догадка Сэмлора была верна, — Кхамвас действительно умел читать мысли. — Я использую заклинание разъединения и одним махом уберу всю штукатурку. Сетиос использовал древние письмена, потому что они фокусируют Силу, которой напитали их годы.

Глядя на то, как его спутник снова поставил жезл вертикально и опустился на колени, Сэмлор подумал, что, может, Сетиос и пользовался этими самыми древними письменами, но поклясться можно, что в данный момент он не использует ничего.

Кхамвас что-то шептал, обращаясь к своим богам. Сэмлор посмотрел на него, потом перевел взгляд на свой кинжал — лезвие было покрыто узорными разводами, и ничем больше. Возможно, слова вообще существовали только в его сознании.

— Стар! — позвал караванщик, подняв голову к прямоугольному отверстию в потолке. — У тебя все в порядке, лапушка?

Сэмлор едва расслышал ответное: «Все…» — зато под потолком безмятежно плавала парочка светящихся медуз. Похоже, у Стар действительно все было в порядке.

Если кто-то из них и был в порядке, так это именно Стар.

Сэмлор присел на корточки и осторожно прикоснулся кончиком указательного пальца к пыли, покрывающей пол. Пыль была бесцветной (не считая того, что в настоящий момент она отражала розовато-лиловый свет ежа) и настолько мелкой, что караванщик ничего не мог сказать о форме отдельных пылинок.

Сэмлору нередко приходилось иметь дело с полудрагоценными и драгоценными камнями и с разнообразным стеклом — граненым и окрашенным, которое в тусклом свете базара выглядело почти как настоящая драгоценность. Эта пыль, ровным слоем покрывавшая все плоские поверхности в комнате, могла оказаться чем угодно, вплоть до растертых в порошок алмазов; впрочем, скорее это все же был кварц…

Кстати, на полке — подставке для книг и на ножках-лапах бронзовой курительницы пыли не было. Было впечатление, будто пыль с силой распылили в направлении от пентаграммы — за линию которой, кстати, Кхамвас почти заступил.

— Кха… — начал было Сэмлор, пораженный внезапной догадкой.

Напатанец продолжал бормотать, но теперь его голос стал громче. Взгляд Кхамваса был обращен вверх, а глаза — широко открыты, но явно ничего вокруг не видели.

Штукатурка одновременно рухнула со всех стен, осыпав мусором и Кхамваса, и караванщика, который от неожиданности ухватился левой рукой за лестницу. В правой у Сэмлора чуть подрагивал кинжал, готовый ужалить любого, кто появился бы в комнате.

Но ничего такого пока не случилось. После того, как стены очистились, воздух заполнила удушливая взвесь песка и известки. Сэмлор замер, наблюдая.

Источник розоватого цвета продолжал свое движение, но заполнившая воздух взвесь поглощала свет. На месте отчетливо очерченных игл морского ежа теперь виден был шар в несколько футов диаметром. По мере того как пыль оседала, круг света расширялся, а в центре медленно проступал еж.

— Кхамвас! — подал голос караванщик. Он сощурил глаза и прикрыл полой плаща нос и рот — привычка, выработанная годами путешествий по пустыне, над которой частенько бушевали песчаные бури. — А где именно Сетиос держит своего демона в хрустальной бутылке?

— Боги уберегли меня от подобного знания, друг! — отозвался напатанец, шаря взглядом по верхней части стены, которая уже была хорошо видна. Он дышал через плащ. Кхамвас сам был жителем пустыни и обладал опытом поведения в пыльных бурях даже большим, чем Сэмлор. — Поверь мне, со стороны Сетиоса было бы безумием держать подобную вещь у себя, а с нашей стороны было бы еще большим безумием попытаться ее забрать.

— Я не это имел в виду, — сказал караванщик. Он повысил голос, чтобы его было слышно из-под плаща, а также потому, что испытывал отчаянное замешательство, зная, что произойдет дальше. Нужно было немедленно выбираться отсюда, но причина его страха могла последовать за ним наверх, туда, где стояла и дрожала Стар.

Наверное, девочка была настолько напугана, что впала в близкое к коме состояние. Она наверняка должна была знать…

— Вот она! — крикнул Кхамвас и бросился к стене, смахнув по дороге подставку для книг. — Вот она! — повторил напатанец и чихнул.

Стены потайной комнаты были целиком сделаны из каменных плит, но, за исключением того, что все плиты были покрыты надписями, между ними было мало общего. Часть их представляла собой квадратные колонны, установленные так, чтобы одна их сторона находилась на одном уровне с прочими плитами, а еще три стороны оставались скрытыми даже сейчас, когда штукатурка осыпалась.

Некоторые изображения трудно было назвать письменами. Например, небольшую плиту из перидотита пересекала по диагонали единственная линия. С одной стороны от этой линии плита была гладко отполирована, с другой так и осталась необработанной. На такой плите приносились жертвы в храме Дирилы. Сэмлор и представить себе не мог, что кто-то ухитрится утащить такую плиту с ее законного места, — впрочем, он не имел ни малейшего желания познакомиться с таким умельцем поближе.

Напатанец ринулся к плите из серого гранита и принялся смахивать пыль, которая успела осесть на стену после того, как с нее была удалена штукатурка. Искомая стела имела три фута в высоту и полфута в ширину. В верхней ее части были вырезаны несколько фигур — вероятно, изображения богов, — а снизу шли два десятка вертикальных строк текста.

— …благословением Харсафеса… — произнес Кхамвас, уткнувшись пальцем в середину последней колонки — Харсафеса, а не Сомпту, как я всегда полагал, и руины храма Хар…

— Кхамвас, послушай меня! — рявкнул Сэмлор. Он левой рукой схватил ученого за плечо, для этого караванщику пришлось выпустить полу плаща, а в воздухе все еще было достаточно много пыли. — Ты сказал, что здесь недавно произошли какие-то крупные всплески магии. Могли они разрушить бутыль, в которой Сетиос держал демона?

— Не только горожанин был съеден крокодилом, — сообщил Тьянуфи, на которого ничуть не подействовала удушающая атмосфера.

«А люди, которые остались без магии, не были уничтожены ее созданиями», — добавил про себя Сэмлор, краем глаза заметив какое-то движение и стремительно разворачиваясь в его сторону.

Из плиты известняка, закрепленной на дальней стене, появилась рука. Она выглядела достаточно призрачной, чтобы через нее проходили оседающие пылинки, и такой тонкой, что напоминала бы скелет, если бы не слабый блеск чешуйчатого покрова.

На руке было три пальца. Каждый из них заканчивался когтем в дюйм длиной, острым, словно осколок стекла.

— Быстро наверх! — крикнул Сэмлор и отпрыгнул в сторону от привидения, выставив перед собой узорчатый клинок своего кинжала. Рукоять привычно устроилась в его руке, когда караванщик наискось, от плеча ударил, хотя было все же в форме этой рукояти что-то не правильное, для колющего удара она была неудобно короткой…

Но вот толку от этого удара — что от рубящего, что от колющего…

Когтистая рука извернулась в запястье, чтобы перехватить клинок, и еще сильнее высунулась из стены. Сталь прошла через руку, как сквозь струйку дыма, а когти скользнули сквозь метнувшийся кинжал так, будто он вдруг стал нематериальным.

Рядом с первой из плиты показалась вторая рука. Потом проступившее на плите расплывчатое пятно превратилось в узкое змееподобное лицо.

— Наверх! — снова крикнул караванщик. Но Кхамвас остался стоять на прежнем месте.

— Нет, беги ты! — отозвался напатанец. Он что-то беззвучно пел, и лицо его исказилось от усилия, когда ему понадобилось вновь перейти к обычной речи. — Я освободил демона, но я могу сдержать его достаточно долго!

Тем временем из стены появились голова и торс демона. И одна нога, медленно шагнувшая вперед. Демон был вполовину выше Сэмлора и выглядел более худым, чем это могло быть свойственно любому живому существу.

Демон выбросил руку вперед и схватил морского ежа. Меж когтей брызнул каскад розовато-лиловых искр. Когда демон отдернул руку, искры вновь собрались вместе и приняли форму ежа. Созданное из света существо продолжало кружить в воздухе.

Сэмлор был почему-то совершенно уверен, что если когти демона доберутся до Стар, девочка уже не примет прежнюю форму.

— Стар, беги! — крикнул караванщик, боясь хоть на мгновение оторвать взгляд от демона. Тот тем временем продолжал выбираться из камня.

Кхамвас не двинулся с места, он снова принялся за свои неслышные песнопения. Возможно, Сэмлор мог бы запрыгнуть на лестницу, раз уж придурок напатанец отказался это сделать. Захлопнуть крышку над этой чертовой комнатой — если это можно будет сделать, не разыскивая какой-нибудь очередной хитроумный механизм. Подхватить Стар на руки и мчаться к двери на улицу, молясь на бегу, чтобы успеть достаточно быстро отодвинуть засов… и чтобы привратник действительно не обратил на них внимания, как об этом говорил Кхамвас…

Сэмлор шагнул вперед и снова рубанул демона. Он не бросит Кхамваса на растерзание этой твари. По крайней мере, до тех пор, пока у него будет оставаться выбор…

Удар пришелся в запястье. Вместо того, чтобы пройти через руку демона, словно луч света через туман, кинжал глухо лязгнул, будто столкнулся с наковальней. Демон ухватился за клинок и пронзительно расхохотался.

Он уже почти полностью выбрался на свободу, за исключением правой ноги. Эта нога еще оставалась полупрозрачной и нематериальной, но когти на левой ступне пропахали три глубокие борозды в каменном полу, когда демон напрягся, пытаясь окончательно выйти из камня.

Демон рванулся прямо на кинжал, присев при этом и отведя руку, чтобы уклониться от удара. Начинал он движение медленно, словно перекатывающийся валун, а закончил стремительно, с молниеносной быстротой.

Лезвие кинжала с визгом освободилось. Если бы за клинок схватился человек, его пальцы сейчас лежали бы на полу или висели на лоскутах кожи.

На лапе демона же не осталось и следа. А вот на клинке кинжала появились полосы от когтей.

Сэмлор схватился за застежку своего плаща. Он мог бросить плащ на демона, словно сеть, и…

…и увидеть, как когти демона, твердые, как сталь, мгновенно искромсают плащ в клочья, а потом доберутся и до людей. У демона были глаза без зрачков, в них горели оранжевые огоньки, — и вовсе не потому, что в глазах твари отражался свет ежа, который, кстати, продолжал безмятежно кружить по комнате.

— Кхамвас! — отчаянно крикнул караванщик. Демон уже почти целиком выбрался из камня. Возможно, Кхамвас успеет взобраться по лестнице, пока сирдонец будет драться с этой тварью…

Демон остановился. Его левая нога повисла над полом, а правая, скрюченная словно гигантский паук, поднялась для удара. Если бы этот удар достиг цели, он бы просто-напросто выпотрошил Сэмлора. Пыль осела. Светящийся еж передвигался по комнате — толчками, на расстояние толщины иглы за раз. А демон застыл, словно идол, питающийся разрушением.

Его глаза пылали, словно туннели, ведущие в преисподнюю.

Сэмлор замахнулся было, чтобы нанести демону еще один удар. Свет сверкнул на трех царапинах на клинке и напомнил караванщику о бесполезности его усилий. Вместо того чтобы завершить удар, сирдонец обернулся к Кхамвасу.

Тот не шелохнулся с того самого момента, когда Сэмлору последний раз подвернулся случай взглянуть на своего спутника.

Кхамвас стоял, слегка пригнувшись вперед. Его левое предплечье лежало на верхушке жезла, а взгляд был устремлен на демона — пристальный, как у змеи, гипнотизирующей птицу. Тьянуфи по-прежнему восседал на плече напатанца.

Губы Кхамваса шевелились беззвучно, но сейчас с них сорвался хриплый шепот:

— Уходи… быстро…

Демон оцепенел не полностью. Движение, начатое им до того, как вступило в силу заклинание напатанца, медленно, но продолжалось. Нога, направленная в сторону Сэмлора, заметно ускорилась, когда напатанец заговорил. Верхняя губа демона медленно приподнялась, обнажив два ряда острых, словно иглы, зубов.

— Но как тебе удалось… — начал караванщик, отступив вбок, за пределы досягаемости страшных когтей. Демон согнулся в осиной талии, словно собирался прыгнуть, — иначе его плоская сверху голова врезалась бы в потолок.

— Сэмлор, — выдохнул напатанец, — убирайся! Это мое дело!

Демон снова задрожал и на миг застыл. Теперь было ясно, что рука демона тянется к голове Кхамваса, одновременно ногой тварь пыталась пнуть Сэмлора.

— Того, кто покинет своего спутника, боги призовут к ответу, — сказал Тьянуфи.

— В задницу твоих богов! — огрызнулся Сэмлор. Он уже успел засунуть кинжал за пояс, его руки были свободны. Левая рука караванщика скользнула под плащ Кхамваса и обхватила того за пояс.

— Нет!.. — отчаянно воскликнул напатанец.

— Занимайся своим делом! — рявкнул Сэмлор, поднимая хрупкого спутника. Демон снова возобновил движение. По комнате закружилась пыль. За спиной у караванщика лязгнули когти. Но Сэмлор с решимостью шагнул к лестнице.

Сосредоточиться на вылезшей из камня твари — это была задача Кхамваса. А Сэмлор хил Сэмт отвечал за то, чтобы поднять спутника по лестнице, пока тот не мог двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже глазом.

Тело Кхамваса оказалось неожиданно тяжелым, но главное было не в весе. Настоящим наказанием было нести напатанца так, чтобы его тело сохраняло вертикальное положение, и при этом еще цепляться за поручень, чтобы не потерять равновесие. Это напомнило Сэмлору, каких отчаянных усилий стоило ему забраться в этот проклятый дом.

Шаг за шагом. Осторожно и плавно, потому что неожиданный рывок мог непоправимо нарушить сосредоточенность Кхамваса. Неизвестно, что происходит за спиной, и невозможно ничего исправить, если дело пойдет неладно. Медленное движение вверх. Ступенька за ступенькой.

Когда голова Сэмлора поднялась над полом гостиной, его обдал холодом порыв ветра. Из какой-то комнаты на верхнем этаже прилетела не то занавеска, не то покрывало, зацепилась за балюстраду и теперь висела там, трепыхаясь.

Стар была спокойна, как поверхность стекла. Она невозмутимо созерцала, как ее дядя поднимается по лестнице, неся спутника. Белая прядь на виске у девочки показалась Сэмлору очередным созданным из света существом, пульсация которого озаряла приемную. Прядь была такой яркой…

Сэмлор не мог позволить себе опереться ладонью об пол, и потому последние три ступеньки ему пришлось преодолеть быстрым шагом, чтобы не потерять равновесия. Если он сейчас оступится и упадет обратно в проем, он разобьется о каменный пол, а если не разобьется — его прикончит демон. Ему казалось, что тварь начала двигаться. Как только Кхамвас хоть на миг ослабит концентрацию, демон в ту же секунду бросится на них.

Сэмлор шагнул с верхней ступеньки на мрамор пола и шумно втянул воздух через стиснутые зубы. Он старался двигаться плавно, словно утка, скользящая по воде. Сэмлор поставил напатанца на пол, а потом так же плавно двинулся к стене, в которой скрывался потайной механизм.

Голос Кхамваса вновь стал слышимым. Задыхаясь от напряжения, напатанец снова и снова выпевал какое-то заклинание из десятка слов. Лицо его было мокрым от пота. Несколько капель упали на руку Сэмлора.

Когда караванщик попытался вытащить обратно наполовину торчащую из стены мраморную плиту, его сапог лишь скрежетнул по камню. Тогда Сэмлор опустился на колени и ухватился за черный мрамор вспотевшими руками. Плита так же привычно, как уходила в стену, скользнула на прежнее место.

Бассейн с зеркально гладкой водой беззвучно опустился, накрыв проем и находящегося внизу демона.

Бросившись от стены к двери, Сэмлор чуть не поскользнулся. Подбитые гвоздями сапоги были неподходящей обувью для мраморных полов… а этот дом был неподходящим местом для людей. Возможно, он был таким уже до того, как домашний любимчик Сетиоса вырвался на свободу.

С внутренней стороны двери не было никакого запора.

— Не разрешайте им уйти, господин Кхамвас, — сказала Стар, прикоснувшись к плечу ученого. Напатанец осел на колени и тихо стонал от изнеможения. — Они с нами играют.

— Идем! — крикнул Сэмлор. Способ открыть дверь изнутри комнаты наверняка существовал, но сейчас караванщику было не до поисков. — Уходим тем же путем, которым пришли!

— Здесь их шесть, дядя Сэмлор, — сказала Стар. — Они с нами играют.

Вдруг из пилястра, расположенного рядом с лестницей на второй этаж, что-то появилось. Это была когтистая рука — точно такая же, как у демона, оставшегося внизу. Но вместо того, чтобы струиться из камня, подобно дыму, она пробивалась на свободу, как цыпленок, желающий выйти из яйца. В разные стороны брызнули камни, и часть стены начала приподниматься.

Кхамвас поднялся на ноги. Напатанца шатало от усталости, на его лице не отражалось никаких чувств. Кхамвас снова возложил руку на жезл и шепотом затянул прежнее песнопение.

Стена, из которой ломился уже материализовавшийся демон, была несущей. Искалеченные потолочные балки взвизгнули, и на пол грохнулся пласт штукатурки весом в сотню фунтов. Большой ее кусок попал в середину бассейна. Вода выплеснулась на пол.

Сэмлор схватил одной рукой племянницу, а другой — Кхамваса и увлек их на пол, под защиту ближайшей стены. Из крыши выпал камень с вытесанной под поперечную балку выемкой, упал на перила коридора, идущего вдоль второго этажа, отскочил и грохнулся на пол в потоке пыли и каменных осколков.

— Будем выбираться через черный ход! — сказал караванщик, сильно сомневаясь, что им и вправду это удастся. Когти демона, что были, суда по всему, тверже камня, уже крошили стену, под которой они пытались укрыться.

Противоположная от них стена приемной рассыпалась облаком пыли и мелких кусков камня. Это облако на время скрыло причину подобного разрушения. Вылезающий оттуда демон сжимал в руке оторванную человеческую ногу. Сэмлор решил, что может теперь предположить, куда делись Сетиос и его слуги.

Стар сказала — их тут шестеро. На пять больше, чем хотелось бы, но уже если ты не веришь в победу — это еще не повод сдаваться…

Три человека поднялись на ноги и поспешно двинулись к дальней стене комнаты и расположенной в ней двери. Им приходилось быть осторожными, потому что козырек коридора уже не защищал от камней, сыпавшихся вниз отовсюду.

Фасад дома с грохотом осел в сторону улицы. Звук показался караванщику негромким, но он вдруг осознал, что не в силах перекричать его, и спутники, которых караванщик тянул за собой к временной безопасности дверной ниши, просто не слышали его.

К беглецам устремились нечеловечески высокие худые существа, небрежно стряхивая с себя на ходу груды щебня. Их было четверо. Демоны пробирались через заваленный камнями и балками пол приемной, просто разбрасывая эти завалы.

Тело караванщика пронзила острая боль — в его бедро рикошетом врезался камень весом не меньше самого Сэмлора. Несущая стена, разделявшая дом на две части, была такой же толстой и прочной, как и наружные. Стена пока практически не пострадала — демоны появились из передней части дома и разнесли вдребезги именно ее. Верхняя часть здания развалилась сама — непрочные камни рассыпались, оставшись без фундамента.

Наконец-то они достигли двери. Дверь была заперта. А может, ее просто заклинило в перекосившемся косяке, когда начал рушиться дом. К счастью, сама дверь была сделана из тонких досок, покрытых узорами из рога и слоновой кости. Впрочем, могло так случиться, что эти узоры не просто украшали дверь, но и несли в себе какой-то смысл. Кхамвас ударил по двери наконечником жезла. Единственным результатом оказалась разбитая пластинка из слоновой кости.

Сэмлор мог бы попытаться ногой вышибить замок, но опасался, что после такого удара не сможет опереться на правую ногу — она непременно его подведет. Интересно, сколько им осталось до того момента, когда демоны до них доберутся? Сэмлор развернулся и подобрал крупный обломок стены.

Демоны приближались, мерзко хихикая. Они пробирались через многотонные нагромождения камней, словно человек через морской прибой. Появился пятый демон — с непринужденностью поганки, взламывающей мостовую, чтобы пробиться к солнцу.

— Осто!.. — крикнул Сэмлор, поворачиваясь с камнем в руках. Резкое движение причинило ему такую боль, что караванщик запнулся.

— …рожно!

Камень расколол дверь, прошел навылет, с грохотом рухнул на пол в коридоре. И отскочил от ног шестого демона, не причинив тому никакого вреда. Тот демон парил в воздухе, раскинув руки и перегораживая коридор.

Воздух был мертвенно-неподвижным. Караванщик развернулся, уже не замечая боли, как не замечает жжения в надорванных долгим бегом легких лисица, когда ее в последний раз окружают гончие.

— Небо! — хрипло произнес Кхамвас. — Смотри!

Сэмлор выхватил из-за пояса кинжал, а левой рукой поднял Стар и прижал ее к груди. Демоны ждали, став полукругом. Они стояли, слегка согнувшись, соединив свои длинные и тонкие, но неимоверно сильные руки. Демоны находились настолько близко от беглецов, что если бы какой-нибудь твари вздумалось вдруг нагнуться, она своими острыми зубами без труда оторвала бы голову караванщику.

— Смотри! — крикнул Кхамвас. Его голос заглушил какой-то звук, напоминавший шипение гигантской змеи.

Сэмлор поднял голову. В небе над ними висела освещенная молниями воронка огромного смерча — торнадо. И эта воронка опускалась.

Нижний край воронки казался лохматым от сгустков водяного пара. Они образовывались в зоне пониженного давления, которая окружала шесть всасывающих вихрей. Вихри направлялись прямиком к разрушенному дому.

— Вниз! — крикнул караванщик, но Стар извернулась, словно угорь, выскользнула из рук дяди и встала на пол, наблюдая, как двое мужчин с трудом пытались выпрямиться.

Один из демонов прыгнул в сторону, покрыв двадцать футов, отделявших его от улицы, где его и настиг всасывающий вихрь. Тварь завертело и понесло наверх, к главной воронке. Со стороны это было похоже на краба, которого щупальце неумолимо подтаскивает к клюву осьминога. Ударила иссиня-белая молния — беззвучно, но ее сияние полыхнуло от края и до края пустоты.

Воронка зависла на высоте разрушенной крыши несчастного дома. Миниатюрный вихрь проскользнул мимо гордо вскинутой головы Стар — так близко, что непременно должен был бы коснуться девочки, и все же этого не произошло. В диаметре он был не больше кувшина для вина.

Сэмлор лежал на спине, стискивая в левой руке медальон Гекты, и наблюдал за происходящим, не в силах шелохнуться Сломанная дверь разлетелась в щепки. Щепки исчезли во вращающемся потоке воздуха. Потом вихрь добрался до демона. Тот сопротивлялся недолго, хотя его когтистые задние лапы и вырывали из стены рядом с дверным проемом камни размером с мужской кулак. После нескольких секунд борьбы демон исчез — вихрь был настолько мощный, что демону поотрывало руки и ноги еще до того, как он скрылся в ослепительной вспышке.

Торнадо приподнялся и сморщился, как кошелек, у которого слишком сильно затянули завязки. Сэмлор не видел, что именно произошло с оставшимися четырьмя демонами, но когда сумел встать на колени и оглядеться по сторонам, рядом их уже не было.

— Если ты недостаточно силен, о тебе позаботится твой бог, — изрек Тьянуфи. Человечка было слышно превосходно.

Сэмлор разжал пальцы и выпустил из ладони амулет Гекты; но не к жабе-богине была в последние мгновения обращена его отчаянная молитва…

— Я думала, мамина коробка пустая, — сказала Стар, встретившись глазами с караванщиком. — А она оказалась не пустая.

Торнадо поднялся на милю над Санктуарием и превратился в тучу. Лишь после этого снова вернулся обычный ветер — его порыв принес с собой холодный ливень. Вокруг было темно, словно в гробнице.

Только прядь волос над виском Стар на мгновение вспыхнула, словно сердце молнии.