Время шло, а на меня набрасывались новые воспоминания. Мозг любезно хранил все минуты единения и покоя, которые подарил Павел перед тем, как окончательно сломать мою жизнь. Мне казалось, что я чувствовала ненависть, но эмоции, которые сковывали сердце теперь, явно свидетельствовали о том, что кроме ненависти было что-то еще.
Страх, конечно, а также (за что мне особенно стыдно) остатки привязанности.
Я до сих пор была искренне благодарна Павлу за то, как он поддержал меня после развода родителей.
Павел позволял мне ночевать у него и ни разу не посмел даже рукой тронуть, он не имел ничего против, когда я занимала его компьютер, чтобы подготовиться к семинару. Он был самым добрым и чутким человеком, которого я знала в свои восемнадцать лет. И ведь мы даже не поговорили после того, как все случилось. Я просто спряталась, продемонстрировала, насколько я трусиха.
Не знаю, почему я до такой степени разволновалась сегодня, возомнила, что Павел начнет лезть в наше окно или, не знаю, ломится в двери. Тот Павел из прошлого никогда бы не причинил мне вреда, не говоря уже о том, чтобы навредить ребенку. Но был еще Павел Нестеров, о котором окружающие говорили ужасные вещи, словно он помогал… Я глубоко вздохнула и накрыла лоб рукой.
Слишком много эмоций на один вечер, а мама ведь итак посчитала мое поведение странным.
Я буквально заперлась в ванной, заверив ее, что хочу смыть с себя эфемерную пыль, которая осела на моем теле во время несуществующего урока физкультуры сегодня в университете. В итоге я сидела на бортике и наблюдала, как ванна медленно наполнялась водой, не видя перед собой ничего толком, никак не контролируя ее температуру.
Однажды Павел сидел в такой же позе и подставлял руку под струю, чтобы понять, не добавить ли холодной водички.
Тогда он застал меня плачущей в коридоре этой самой квартиры, уселся рядом на коврик и предложил полежать на нем.
"Я отличная подушка, некоторые даже говорят, что это моя лучшая функция", — сказал Павел и заставил меня рассмеяться сквозь слезы. Он всегда это умел, возможно, за это я его и любила.
"Любила", — мысленно повторила я это слово.
Жутко думать, что я доверилась такому человеку. Когда он уехал гостить у брата, я не просто осталась одна, я стала мишенью. В меня тыкали пальцами, называли ужасными словами, некоторые даже решили, что я была в курсе внеклассных занятий Павла. Я пережила диких два месяца и сказала маме, что не могу больше учиться там, попросила о переводе в ФГУ. Я думала, что Павла упрятали за решетку или оставили под домашним арестом, не надеялась его увидеть снова, но он, видимо, был на свободе, и он дал понять, что вернулся в мою жизнь. Знать бы, зачем!
— Лер, ты там? — послышалось из-за двери.
Я вздрогнула и выронила мочалку из рук. Но не стала заморачиваться и вылавливать ее в воде, сразу открыла дверь сестре.
Леся переоделась в пижаму.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Да, конечно, вот, жду, когда вода…
— Почему ты больше не дружишь с Пашей?
Боже, солнышко, не подкидывай дров в огонь, который сжигал меня.
Лесе я не рассказала и десятой части правды, отвязалась от ее вопросов одной фразой: "мы расстались, кнопка, так бывает, не хочу больше о нем говорить". Помню, что она тогда поинтересовалась, будет ли Павел приходить к нам дальше? Она была слишком маленькой, чтобы воспринять наш разрыв правильно. А, может быть, я недооценила Лесю, ведь сегодня она задала гораздо более зрелый вопрос, даже пугающий меня.
— Я же тебе говорила, мы поругались, — я погладила ее по плечу.
Леся пристально на меня смотрела.
— А какие жуткие вещи он творил?
— Вредил людям, — сдержанно произнесла я. — Но не мне.
— А почему он приходил?
— Поговорить, наверное, хотел, может быть, прощения попросить, — натянуто улыбнулась я.
Не хватало еще, чтобы кнопка подумала, будто мне угрожала опасность. В этом случае ее действия включали бы красочный пересказ ситуации маме, а я пять месяцев старалась быть образцовой дочерью и не приносить неприятности домой. Если бы я тогда не запаниковала у окна, как дура, не приходилось бы сейчас изворачиваться и врать.
— Ты не следишь за… — кнопка указала на ванну, и я спохватилась, воспользовавшись возможностью отвести взгляд.
Вода оказалась слишком холодной, но виду я не подала, поводила рукой туда-сюда, перемешивая, достала мокрую мочалку и услышала щелчок, с которым закрылась дверь. Сестра ушла. Если повезет, то она уже уснет, когда я выйду, и не придется с ней разговаривать.
Я, наконец, взяла себя в руки, отрегулировала воду и пообещала себе, что попробую расслабиться и выбросить Павла из головы.
Хотя бы на один вечер.