Алена
Как только закрывается дверь за Германом, я выдыхаю. Прислоняюсь спиной к двери, перевожу дыхание. Так легко и главное свободно, я дома. Как говорится: дома и стены лечат. Снимаю сапоги, куртку, шапку, шарф, прохожу на кухню, включаю чайник. В холодильнике должен быть лимон.
Выполняю все предписания врача: глотаю таблетки, антибиотики, противовирусные, пробиотики, витамин С и так по списку. Жаропонижающее можно только вечером, навряд ли температура у меня поднимется до вечера после литички. Пью горячий чай с лимоном, полоскаю горло, брызгаю спреем и ложусь спать, сильно укутавшись пледом. Засыпаю моментально, вырубаюсь.
Приятный запах свежести, мужского одеколона и табака врывается в нос. Я вдыхаю и по телу сразу проходится жар. Я знаю кому принадлежит этот запах, это ЕГО, от него только так вкусно пахнет. Ненавистный босс даже во сне покоя не дает. Чувствую нежное прикосновение пальцев у своего виска, потом теплый поцелуй горячих губ на своем лбу. Проклятье. Вот зачем он пришел ко мне в сон и лишает меня покоя?! Не могу же я и во сне так реагировать на него? Или могу?
Он нежно поглаживает мои волосы, невзначай дотрагиваясь до кожи, а я покрываюсь мурашками и перестаю нормально дышать. Но как только моей подмышки касается ледяной градусник, я тут же открываю глаза.
Боже.
Это вовсе не сон.
Герман сидит рядом, держит руку.
— Тихо-тихо, — одной рукой он давит мне на одно плечо, чтобы я легла обратно, когда я порываюсь встать, другой рукой он давит на другое плечо, чтобы градусник не упал, — по моему ты горячая.
— Что вы тут делаете? — я прикрываю глаза, дышу учащенно, это реакция моего организма на его присутствие. Раньше ничего подобного не замечала за собой. но последние дни с ним рядом выбили меня из колеи, видимо его недоТрах как то отражается на мне, другого объяснения у меня просто нет. Особенно после его поцелуев..
— Я закончил свои, приехал за тобой, — он смахивает мои волосы со лба, смотрит голодным взглядом, как оголодавший зверь, — а ты тут так сладко спишь, не хотел будить. Хотя надо бы уже ехать. Время уже половина восьмого. Через четыре часа новый год. А еще ты по моему опять горячая. Пила таблетки?
— Я столько времени поспала?
— Да, я даже успел выпить у тебя кофе. Извини, что без разрешения рылся на твоей кухне в поисках кофе. Думал ты проснешься, а ты… пила таблетки?
— Да. Я не хочу никуда ехать. Герман поезжайте без меня, — он вытаскивает градусник.
— Тридцать восемь температура, я принесу тебе лекарства.
— Герман! Услышьте меня, — но он уходит на кухню, возвращается с моими лекарствами и стаканом воды, — оставьте меня дома и поезжайте. Не стоит из-за меня..
— Тшш… — он пальцем давит на мои губы, заставляя замолчать, — я тебя не смогу оставить дома, понимаешь, — он помогает мне присесть и по одной пихает мне в рот таблетки, — от части в том, что ты заболела есть моя вина. Вставай, я сделаю тебе чай, — он разворачивается и идет на кухне, словом ведет себя так, как у себя дома. Я иду за ним.
— У тебя нет малинового варенья?
— Герман..
— Нам нужно торопится, чтобы успеть, пока техника расчищает дороги, а то потом мы не сможем проехать, — он наливает мне чай, в моем доме, Господи, а я сижу и жду, когда он поставит передо мной кружку.
— Вот и торопитесь, а то не успеете, — я с удовольствием пью чай. Жаропонижающее начинает действовать, потому как по вискам начинает стекать пот.
— У тебя есть что-нибудь перекусить? — он открывает холодильник, достает колбасу, сыр, делает бутерброды, — быстро перекусываем и в путь.
Через полчаса я одетая стою в коридоре, за окном давным-давно уже темно.
Душ принять мне не разрешили, я успела только переодеться и взять с собой еще пару вещей, знаю, что еще завтра буду температурить. Ну вот почему он не оставить меня в покое? Я бы осталась дальше спать, в тишине и покое. Ну нет же, надо меня тащить в горы!
Хотя глубоко в душе, я так рада. что он не оставляет меня одну в эту волшебную ночь.
А в том что она действительно волшебная, я узнаю через пару часов.
— Чего ты там стоишь? — Герман уже уселся на свое место за рулем, открыл мою дверь и кричит, — ты и так болеешь! Если температура спала, это не значит, что можешь прохлаждаться. Садись давай.
В этом году зима словно сошла сума. Снег идет не переставая уже несколько дней, кругом белоснежная красота. Вот и сейчас они спадают большими пушистыми хлопьями, падают на лицо, тают и щекочут. Я словно замерла, стою и смотрю, наблюдаю как они танцуя в воздухе падают, создавая белый пушистый ковер. Ступать мягко, он хрустит под ногами вызывая мурашки.
— Алена! Нам как бы ехать надо, — Герман сигнали. Нетерпеливый!
— Сажусь уже!
— Заморозишь носик, — он закрывает мою дверь, через меня, забирает с рук сумку, ставит на заднее сидение. Я смотрю вслед своей сумочки, куда я умудрилась запихнуть все необходимые лекарства.
— Это что? — смотрю на небольшой ящик, который лежит на заднем сидении.
— Я докупил шампанского, вдруг не хватит, и мандарин, все таки новый год это-мандарины, — он улыбается, как ребенок. Мы выезжаем на проезжую часть. В свете фар снежинки еще красивее. Атмосфера праздника впивается под кожу. Я порхаю, словно бабочка. Как когда-то в детстве, когда особенно ждала новый год. Сидела на кровати, упрямо отказывалась спать, ждала дед мороза. И сейчас меня накрывает те же чувства, из далекого детства.
— Ты же не думаешь, что кроме шампанского ничего пить не будут?
— Я не думаю, — подмигивает, — остального полно, — как себя чувствуешь?
— Все хорошо.
— Не морозит? Ты градусник взяла с собой?
— Герман, температура спала, я прекрасно себя чувствую. Выспалась и уже нет никакой слабости. И градусник я взяла.
— Умница.
— Знаю.
— Вот теперь верю, что прекрасно себя чувствуешь, — он включает музыку, современная попса льется из динамиков, поднимая настроение.
На дорогах очень много машин. Все куда-то спешат. Сигналят и газуют, словно переговариваясь между собой. Герман же спокойно рулит, постепенно поднимая скорость.
— Герман..-я чуть ли не кричу, когда машину кидает в сторону, но Герман спокойно выруливает ее обратно на проезжую часть, — нельзя ли ехать помедленнее?
— Тогда мы приедем на место ровно к 24 часам. А люди ждут украшений.
— Мы и к 24 часам не доедем, если вы не убавите скорость.
— Ты можешь просто помолчать? Можешь даже поспать.
— Я не хочу спать, — он поднимает громкость магнитофона, заставляя меня замолчать. Я же не буду перекрикивать. Его дело, пусть как хочет, так и едет! Главное доехать и я никогда больше не сяду в его машину!
Примерно через час мы выезжаем из города. Становится заметно темнее, так как вокруг лес, и нет никакого освещения, кроме фар. Мы несемся на той же скорости, на какой ездили по трассе, по расчищенной прошу заметить. Здесь же может и расчистили, но снегом насыпало опять и никакой техники уже нет! Мы несемся как потерпевшие!
Мне страшно. Не потому что Герман не справляется с управлением, а потому что кругом темным темно и кроме нас никаких других машин на дороге нету!
— Боишься?
— Нет, с чего это мне боятся?
— Не знаю, поэтому и спрашиваю. Буто побледнела. Все в порядке? — он делает тише музыку.
— Мне страшно, потому что по обе стороны дороги деревья.
— А должно быть? — он смеется.
— А что я смешного сказала?
— Мы едем в горы, и естественно тут деревья. Зато смотри какая красота.
— Просто чем дальше мы едем, тем больше снега на дороге и заметьте техники никакой на дороге нету.
— Конечно нету! Они уже отработали, и у них представь себе тоже есть семья и им тоже хочется праздника.
— Мы доедем через час. Не бойся.
— Можно убавить скорость и приехать через полтора часа. За пол часа мы успеем собраться к 24 часам.
— Мы едем с нормальной скоростью, Алена. Смотри на спидометр 60.
— А можно 40?
— А можно помолчать? — а сколько можно мне указывать? Зря я поехала с ним. Сейчас бы смотрела телевизор, какие нибудь песни о главном, запекла бы курочку в духовке, мне хватило. Мандарины у меня есть. А я тут сижу, среди леса, темной ночью, — обиделась?
— Нет, — отворачиваюсь к окну.
— Я не хотел тебя обидеть, извини. Просто мы оба знаем, что опаздываем. Я раньше не мог тебя забрать, на работу заезжал.
— Я не обиделась, — смотрю на обочину, а Герман строго на дорогу, замечаю какую-то серую-пушистую живность. Она шевелится, только я не пойму что-кто это? В свете фар и с нашим приближением к ней ее окрас меняется от серо-темного на серо-желтую что ли, глаза горят ярко. Она услышав шум машины, или от яркого света фар бросается на дорогу.
— Господи! — я кричу что есть силы, потому как она бросается под наши колеса, — Герман остановись! — я уже реву, закрываю глаза ладонями и просто кричу, что есть силы.
Визг тормозов словно отрезвляет, я открываю глаза.
— Это кролик Герман!
Чтобы не задавить животное, Герман сворачивает на обочину. В сугроб.
Машина останавливается. Кролик спокойно перебегает дорогу.
— Это заяц! И если бы ты не кричала. уф, о чем я говорю.
— У нее может быть там детки ждут!
— Детки? — он заходится в истерическом смехе, глушит двигатель.
— Детки!
— А нас ждут люди, в горах. У нас праздник на носу, а мы смотри куда вляпались.
Он выходит из машины, обходит ее. Я тоже. Стоим перед фарами.
— Ты садись за руль, а я… попробую толкать. Может выедем на дорогу.
— Что? Не смеши меня! Геракл.
Он набирает чей-то телефон. Не дозванивается. Опять и опять.
— Связи нет, только экстренные вызовы, — не дожидаясь моего ответа отходит от меня, опять набирает номер. Скорей всего 112, потому как ему отвечают. А тут возможны только экстренные вызовы.
Долго разговаривает, потом выключает, убирает телефон от уха, ругается матом пинает сугроб, поворачивается идет ко мне.
— Дорожная служба начнет работу только после трех часов ночи.
— Что?
— Что слышала, садись в машину, — открывает мою дверь и толкает меня внутрь.