Дядя Левон поставил те, что длиннее, торчком на землю, с шумом выдохнул воздух.
– Что здесь за ярмарка? Может, деревья для сквера привезли? – спросил он.
– Какие деревья?! – заговорили все, перебивая друг друга. И начали оглядываться, искать нас, чтоб вытолкнуть вперёд, на глаза Левона Ивановича.
Но Жора шмыгнул за спины, а я вспомнил, что надо забрать под грушей портфель, и побежал туда. Серёжа отвернулся ото всех и бросал камешки в овраг, метил попасть в какую-то жестянку. Только Павлуша стоял на месте и жалостливо моргал, и горбился, как будто его гипнотизировали и собирались проглотить.
Дядя Левон немного послушал людей и вдруг выронил из-под руки пучок коротких реек, стал медленно оседать. Упала и та связка, что стояла торчком.
– Что с вами? Что с вами? – бросились к нему моя бабушка и профессорша. И все мы подошли ближе…
– Ничего, ничего… – отстранил он их рукой, силясь вздохнуть поглубже; достал из кармана пиджака стеклянную трубочку с какими-то таблетками. Вытряхивал их на ладонь, и руки дрожали. Бросил одну или две в рот. А когда прятал трубочку, уже в нагрудный кармашек, погладил то место, где сердце.
– Так скоро… Не думал, что так скоро всё это может случиться… Как же так, «артековцы»? Я же вас просил-умолял…
Мы стояли всей компанией и молчали.
Жора пробормотал:
– Провалиться на этом месте, если мы… ещё…
И тут всех опять прорвало: крик, гам, начали толкать нас в спины, гнать домой. А бабушка зажала мою руку в своей и повела, как милиционер вора или бандита.
– Вот сюрприз будет родителям! Вот обрадуются! Спасибо, внучек, утешил бабушку… А каков сам, как замызгал школьный костюм! В чём ты завтра в школу пойдёшь? Если и постирать, то где высушишь? Батареи ещё холодные, не отапливается квартира… – Перевела дыхание и опять: – Из-за тебя Маринку опоздала забрать! Может, ушла сама, шатается где-то по городу… О, горе-горькое! О, несчастные родители! О, несчастная я! У людей дети как дети – сидят, уроки делают, а он всё погибель свою ищет…
– Я в школе письмо и математику сделал. Осталось только стихотворение выучить, – сказал я.
– На переменках царапал?! – споткнулась бабушка на ровном месте. – Дома в спокойной обстановке делаешь уроки – и такую грязь в тетрадках разводишь. Представляю, что ты там на переменке намазал! Всыплет тебе отец, ну, всыплет!..
У крыльца она отдала мне ключ, подтолкнула в спину:
– Бегом домой! Я сейчас приду.
Я зажал ключ в кулаке, вошёл в подъезд. Но только для того, чтоб поставить под почтовые ящики портфель, – и сразу назад.
Медленно шёл из-за дома дядя Левон. Еле ноги передвигал. Длинные рейки держал под мышкой, короткие – за шпагат, в руке. Мне казалось, что они клонят его чуть не до самой земли. Я подбежал, забрал те, что короче.
– Что это будет, Левон Иванович?
Дядя Левон шёл и ничего мне не отвечал. Тогда я опять спросил.
– И ты думаешь, мне охота с тобой разговаривать? Абсолютно нет… Потеряли моё доверие – и весь сказ. Хлопца чуть не загубили…
Мои рейки показались тяжёлыми-тяжёлыми, будто их сделали из железа…
– Недолго же вы походили в «артековцах»… А я-то думал, с этими ребятами можно много сделать, хорошие подобрались мальцы…
И тут со мной что-то произошло. Я ткнулся в живот Левона Ивановича и весь затрясся от плача. Я задыхался, словно меня самого завалило землёй, горло сдавило… Слезы лились струями.
– Ну-ну-ну… Ну-ну… – поглаживал мне плечи Левон Иванович. – Вишь, как тебя… Да-а, браток… Жизнь – штука серьёзная. Заглянет в глаза смерть, и горюешь: «Эх, не так жил! Мало сделал!» А исправить что-нибудь уже и поздно… Но у вас-то вся жизнь впереди. Будете больше думать – всё будет хорошо. На то и голова человеку дана…
Мы поднялись к двери с номером двадцать восемь. Левон Иванович никак не мог отдышаться. В таком состоянии я никогда ещё его не видел.
– Спасибо… дружок… Знаешь, что это будет? Ширма для кукольного театра. На том деревообрабатывающем комбинате сделали мне, выстругали… А смастерим сами… Не обижаются они за ту мою проборку… Пойду завтра, если всё будет хорошо, по магазинам. Надо материал для ширмы подобрать… Ага, а с пластилином как у вас? Есть уже? Нужно каждому иметь коробки три…
Я хотел внести короткие рейки в квартиру, но Левон Иванович не разрешил.
– Не надо сегодня заходить, нездоровится мне что-то… Через день-два я вас всех позову. Пьесу почитаем, куклы придумаем, может, и лепить начнём.
Я попрощался.
У двери подъезда встретился с заплаканным Павлушей. Что заплаканный, я не удивился. Я сам, наверно, ещё не просох. Удивился другому – почему он не дома?
– Ключ потерял… – показал он мне ту леску, что была привязана к поясу. Концы её скручены, как витки пружины. Развязалась…
– А ты искал?
– Везде искал… И под грушей, и на берегу, и песок разгребал…
– Пошли к нам, обождёшь, пока твоя мать придёт.
– У… у мамы нет другого ключа, она не откроет квартиру. Последний ключ… Собирались в мастерской заказать, а теперь и заказывать не с чего.
Как некрасиво плакал Павлуша! Выпятил нижнюю губу, как будто передразнивает кого-то.
– У-у… Уроки не выучу. Портфель в… в квартире…
Я вздохнул всей грудью. Ну и день сегодня дурацкий!
И что тут посоветуешь, чем поможешь? Позвать разве всех – и Жору, и Серёжу, ещё раз поискать везде?
Но хорошо искать, если хоть примерно знаешь, где потерял. А Павлуша и к рабочим бегал, и на грушу лазил, и за Васиной мамой ходил. В овраг только, кажется, не спускался… Нет, был и в овраге! С самого начала, когда ещё совещались, что кому делать. Правда, ключ тогда у него висел на поясе, я хорошо помню.
Я положил свой ключ в карманчик рубашки – хоть бы самому не потерять! У нас не последний, но придётся торчать под дверью, пока мама или папа не придёт.
Пошли с Павлушей к Серёже на первый этаж. Надо всё-таки всем собраться, надо поискать! Но Серёжу загнали в ванну, и он не смог выйти к нам. Повёл Павлушу на пятый этаж, к Жоре – нет Жоры, послали в магазин за хлебом…
– А зачем он вам? Мало ещё сегодня нашкодили? – Жорин отец оглядывал нас, дверь не закрывал. Он был очень похож на Жору! Такое же лицо широкое и глаза узкие.
– Павлуша ключ потерял. А у них больше нет ключей, – сказал я. Павлуша не мог говорить, он опять выставил дрожащую губу, зашмыгал носом.
– Новый замок есть? Поставим за пять минут. Только дверь жалко – придётся долбить.
– Нету!.. – Павлуша повернулся и медленно побрёл вниз, завывая на всю лестницу.
Жорин папа постоял немного, глядя вслед. Дверь не закрывал, над чем-то раздумывал.
– Моим попробуй, – догнал я Павлушу. – Бывает, что подходит.
Я вынимал из кармашка свой ключ и нащупал там что-то хрустящее. Бумажку какую-то… Павлуша начал пробовать отмыкать моим ключом, а я рассмотрел бумажку.
Это были деньги! Десять рублей! Тот червонец, что когда-то сунул мне в карманчик Женя Гаркавый. Носил такое богатство и не знал! И все забыли об этих деньгах – и Женя большой, и мой папа. Значит, это уже мои деньги и я могу ими распоряжаться, как хочу?
– В щёлочку вошёл, а не поворачивается, – сказал Павлуша и горько вздохнул.
– А ну – дай я! Ты мало каши ел.
Я и вправо поворачивал ключ и влево – чуть кожу на пальцах не сорвал. Вытащил, спрятал в карман.
– Вот, видишь? – показал я Павлуше деньги. – Надо новый замок купить. Ещё магазин не закрыли.
– Ну и что, если не закрыли? А в квартиру не залезешь, придётся ломать дверь. У-у-у… – опять завёл он свою песню.
Сверху спустился Жорин отец, позвякивая связкой ключей.
– Может, наш подойдёт? Жалко дверь портить, придётся заплатку потом ставить.
Он выбрал из связки один, попробовал всунуть. Даже в щель не проходил!
Снизу поднималась Галка-девятиклассница – из школы возвращалась. Остановилась, прислушалась.
– Надо у соседей спросить… Замки сериями выпускают, бывают совпадения, – сказал Жорин отец и позвонил в остальные три двери, что были на Павлушиной площадке.
– И я свой принесу и у соседей попрошу! – помчалась вверх по лестнице Галка.
– А я в своём подъезде попрошу! – бросился я вниз.
Около нашего подъезда стояла бабушка с Маринкой и нервно посматривала по сторонам, кого-то искала. Около них была и профессорша.
– Вот где его черти носят! – закричала на весь двор Марина. – Ты что бабушке век укорачиваешь?
– Я же послала тебя домой! – начала распекать меня бабушка. – Когда ты будешь учить своё стихотворение?
– Я уже немножко знаю! Нате ключ, идите кормить Марину. А я – сейчас! Павлуша последний ключ потерял, квартиру не откроет! – выкрикнул я и юркнул в свой подъезд.
– Он потерял, а тебе больше забот, чем ему! – сказала громко бабушка.
– Я не хочу есть! – закричала Марина так, что и на лестнице было слышно. – У меня животик ровный с берегами!
Куда мне сначала заскочить?
К Жене Гаркавому, у них ключ попросить. А с Женей можно и другие квартиры обойти, он до каждой кнопки дотянется. Ему и ключи скорее доверят, чем мне.
Я постучал в их дверь. Открыл Женя и тут же хотел щёлкнуть меня по лбу. Я выпалил ему всё, что случилось, и Женя сразу решил помочь в беде: взял свой ключ, позвонил в соседние квартиры на своём этаже, и на третьем, и на четвёртом – нашем, и на пятом, Васином. Во многих квартирах ещё никого не было. Наконец даже Ивану Ивановичу, профессору, позвонили. Слышим, в прихожей шлёпают тапочки, шлёпанье замирает у дверей. С минуту не открывал, рассматривал нас в глазок, как микробов через микроскоп. Наконец щёлк! Дверь открылась меньше чем на пядь – дальше цепочка не пускала.
– Вам чего? – выглянул в щель Дервоед.
Женя сказал – чего.
– Как это можно брать чужие ключи и примерять? Кто вы такие?
– Мы в этом подъезде живём, вы разве никогда не видели нас? – объяснил я.
– Мой не подойдёт… – показал Иван Иванович длинный, как бурав, ключ. – Ходят тут всякие… – Дверь захлопнулась.
Ух, как нахмурил брови Женя Гаркавый! Сразу повернул прочь от двери профессора.
– Ходят… А потом галоши пропадают! – сказал громко, чтоб и Дервоед услышал.
Из второго подъезда, наверное, ничей ключ не подошёл, потому что все высыпали на улицу: и Жорин отец, и Галка, и сам Павлуша. Подошёл и Жора с обгрызенной буханкой хлеба. Все смотрели на третий этаж, на окна Павлушиной квартиры.
– Доску с балкона на балкон положить…
– Ну да! Сломается – костей не соберёшь.
– А можно на верёвке с верхнего балкона на ихний…
– На балконе-то дверь закрыта! Стекло придётся вынимать.
– Если б машину пожарную с лестницей…
Женя потряс связками ключей:
– Обождите стёкла бить – стеклить придётся. Какой номер квартиры?
Павлуша сказал, и Женя помчался наверх. Не было его долговато. И все, наверно, подумали, что открыл. Но вдруг он вышел и руками развёл:
– Не подходят…
Все пошли за угол посмотреть на дом сбоку. Здесь на каждом этаже было по два окна. С половины первого этажа начиналась железная пожарная лестница. Она проходила между окнами до самой крыши и загибалась на крышу.
– Форточка в спальне открыта! – закричал вдруг Павлуша.
И все увидели ту форточку на третьем этаже. Увидели, что пожарная лестница совсем рядом с окном.
– Держи! – бросил мне Гаркавый связки ключей. – Сейчас будем там.
– Ну, вот видишь: всё будет хорошо. А ты сырость разводишь, Павлючок… – сказал Жорин папа. – У тебя нет денег с собой? Ещё можно успеть в хозяйственный магазин, замок купить.
У Павлуши, конечно, денег не было. И тут я выдернул червонец из кармана. Как фокусник!
– Бери, Жора, и бегом, – сказал отец сыну. – Скажешь продавцу – французский замок…
– Во-о-о… – протянул Жора. – Я только что был в магазине, и опять беги.
– Так надо, сынок. – Отец забрал у него хлеб. – Беги быстрее, а то закроется.
Я понял Жору: кому охота идти в магазин, если здесь такое интересное творится!
Женя Гаркавый тем временем с выступа фундамента подпрыгнул, выставив вперёд и вверх руки, поймал первую ступеньку лестницы. Круглая железная палка, только намного тоньше, чем у турника. Раскачался – и хвать рукой за вторую перекладину, потом подтянулся – хвать за третью. Это он для форса, чтоб Галку удивить. А она и верно – даже рот разинула.
Чудачка, нашла чему удивляться. Я видел в цирке и не такой фокус: дядя на одних руках поднялся по канату под самый купол цирка, а ноги держал сбоку каната под прямым углом. А Женя всего три перекладины одолел, а потом полез нормально.
Вот и окно Павлушиной спальни, третий этаж… Женя вытянул ногу как можно дальше, достал носком туфли подоконник. А правой рукой не за что ухватиться. Если бы хоть сантиметров на десять рука длиннее была! Или крюк какой… Зацепился бы тем крюком за раму форточки, и всё!
– О боже мой!.. – подошла бабушка с Мариной. – И этот себе погибель ищет!
Женя подвигал подошвой по жести, наклонился к окну раз, другой. И не схватился рукой – скользко! Подцепил задником туфли перекладину лестницы…
– Ловите! – махнул ногой.
Жорин отец не поймал: туфля отскочила от его рук и стукнула Марину по голове. Марина сморщилась, но не заплакала.
– Женя так и будет под небом висеть? – спросила она.
Никто ей не ответил, все смотрели вверх.
Женя попробовал стать на жесть в носке – плохо… Сорвал и носок, протянул босую ногу, пощупал. И отклонился назад решительно, начал слезать.
– Несчастный мальчик… – сказала, подойдя, профессорша и посмотрела на Павлушу.
– Да-а… Достаётся им одним, без отца, – подтвердила бабушка.
– Нога скользит: центр тяжести никак не перенести… – сказал Женя, спустившись.
Я подумал, где у человека может быть центр тяжести, и фыркнул от смеха.
Галка повсматривалась в лицо Жени и сказала:
– Струсил?
– Сама попробовала б, если храбрая такая. Ногу не поставишь – скользит… – Женя спрыгнул с последней перекладины прямо на землю.
– И пробовать нечего! – Она стремительно забралась на выступ фундамента, взлетела, схватилась за первую поперечину лестницы.
– А-а, ты в кедах! Кабы я был в кедах!.. Резина снизу… – Женя прислонился спиной к стене дома и начал натягивать носок.
– Ладно, слезай! – крикнул Галке Жорин отец. – Сорвёшься – отвечать за тебя придётся. Лучше продолбим дырку в двери – небольшой урон.
Галка не слушала и лезла выше.
– Теперешним детям не то что чужим – и своим не укажешь! – говорила Жориному отцу бабушка. – Такие умники все стали, такие умники – хуже дураков.
Галка добралась уже до окна. И не примерялась нисколечко: шагнула на жесть подоконника, шатнулась туда всем телом – хвать руками за форточку!
– Хорошо ей, в кедах… – плюнул под ноги Женя Гаркавый.
Галка посмотрела вниз, показала Жене «нос» и просунула в форточку руки и голову, плечи… Сверкнули белыми подошвами кеды…
Мы с Павлушей бросились в подъезд.
– Ключи отдай! – остановил меня Женя, и я швырнул ему все связки.
Пока прибежали к Павлушиной квартире, Галка уже открыла дверь, встала на пороге и победно улыбалась. Но пришли мы, поднялся Жорин отец, а Жени Гаркавого не было. И улыбка Гали гасла, гасла, пока совсем не погасла.
Пошла Галка вниз хмурая. Павлуша ей даже спасибо забыл сказать.
– Схожу за инструментом, – объявил Жорин отец. – Пока принесёт новый замок, выну старый. Вот, Павлючок, сюрприз твоей матери будет, а? Не говори-и-и…
Где-то внизу, у подъезда, звали меня на два голоса бабушка и Марина:
– Женя, домой! Домой, Женька!
Бегу… Мне учить сегодня только одно стихотворение. Лафа!