Новые фарисеи - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий (Действие первое) #2

Действие первое

Картина первая

(Утро. В гостиной Леденцовых на тахте спит ЛЁКА, а в кресле, положив ноги на стол, спит ВЕНИК. Раздается телефонный звонок. После пяти звонков телефон смолкает. ЛЁКА просыпается и берет трубку.)

ЛЁКА. Алло! (Кладет трубку, подходит к Венику и начинает его тормошить).

ВЕНИК (спросонья). Я больше не буду!

ЛЁКА. А я и не предлагаю. (После паузы). Ну что, погуляли?

ВЕНИК. Погуляли… Спина болит – страсть!

ЛЁКА. Обычно в таких случаях болит голова. Но за отсутствием головного мозга приходится отдуваться спинному.

ВЕНИК. Я что: опять ящики с вином таскал? (Лёка отрицально мотает головой). Может быть, тебя нес? (Лёка презрительно улыбается). Тогда что же она, проклятая, болит-то так?!

ЛЁКА. Ты только не волнуйся, Веник… Не будешь?

ВЕНИК (испугавшись). Чего это ты?

ЛЁКА. Ничего. (После паузы). Ты попробуй вспомни вчерашний вечер.

ВЕНИК (после долгих и тягостных раздумий выдавливает из себя). У Нэлки… балдели…

ЛЁКА. Это позавчера. А вчера?

ВЕНИК. Может, все-таки машины разгружали с вином?

ЛЁКА. Нет, все моральные унижения я хорошо запоминаю…

ВЕНИК. Но ведь мы что-то таскали! Ох, спина…

ЛЁКА. Таскали. Но что?

ВЕНИК. Что?

ЛЁКА. Это я у тебя хотел бы узнать!

ВЕНИК. А я у тебя. Я-то ничего не помню.

ЛЁКА. Думаешь, я помню? Тяжелое что-то, это ты верно сказал. Вещь какая-то… Ты мне ее все никак не отдавал, сам тащил.

ВЕНИК. Вот дурак-то!

ЛЁКА. И еще помню: орал кто-то. Тетка какая-то. Орала – будто ее режут. Не по-человечески просто! (После паузы). Если это мы сейф грабанули, тогда нам все: крышка!

ВЕНИК. Ты что, Лёк?! Какой сейф?! Не брал я сейфа! Ты что?! Какой сейф?! Ой, мамочки…

ЛЁКА. Тяжелый сейф, очень тяжелый…

ВЕНИК. Да зачем он нам?!

ЛЁКА. Это ты у себя спроси – ты его тащил.

ВЕНИК. Я? (Морщится от боли в пояснице). Может быть… (После паузы). А куда мы его дели?

ЛЁКА (пожимая плечами). Это мы узнаем уже в милиции.

ВЕНИК (растерянно). Как же так… Я сроду не воровал сейфы… Сигареты у отца… Деньги у матери… Это было. А сейфы… Нет, сейфы я не воровал.

ЛЁКА. Теперь ты вырос, возмужал. Пора и за сейфы браться.

ВЕНИК. Да нет, ты что! Я его и не подниму вовсе!

ЛЁКА. «Под этим делом» и слона унести можно. Ты уж слонов не трогай, ладно?

ВЕНИК. Ты шутишь… А ведь ты со мной был, почему не удержал?

ЛЁКА. А я помню почему?

ВЕНИК (после паузы). Теперь что ж: ничего не будет? Ничего-ничего?

ЛЁКА. На какой-то срок… На какой – в суде скажут.

ВЕНИК. Но я же… Но мы же… Не умышленно, не нарочно!

ЛЁКА. Нечаянно сейфы не воруют. Дадут на всю катушку.

ВЕНИК. Моя мать не выдержит. Она и так… Я на работу хотел устроиться, для нее…

ЛЁКА. На работе трудно, на работе работают.

ВЕНИК. Я бы потерпел. Зато мать по ночам плакать бы перестала.

ЛЁКА. Теперь тебя работой обеспечат, будь спокоен!

ВЕНИК. Господи, зачем я с тобой связался! Что я от тебя раньше-то не ушел!

ЛЁКА. По-твоему, я виноват?

ВЕНИК. Ты! Всегда твои идеи выполняем! И за сейфом, наверное, ты меня послал! Ты прикалываться любишь!

ЛЁКА. А ты бы не ходил!

ВЕНИК. С тобой не пойдешь! Ты любого уговоришь!

ЛЁКА. Ну, с тобой все ясно: в твоей жизни, выходит, я виноват… А кто виноват в моей? Маман так на меня надеялась: «Наш Лёка!.. Вот наш Лёка!.. Второй Лев Толстой!.. Второй Чайковский!..» Не второй, не двадцать второй… Четверть века прожил, а все – «Лёка»!

ВЕНИК. Молодо выглядишь, больше двадцати двух никто не дает.

ЛЁКА. Спасибо, утешил! (После паузы). Неужели для того, чтобы задуматься о своей жизни, нужно совершить преступление? Ведь не стащи мы вчера это… черт там знает что, мы и дальше жили бы также, по-прежнему. Впрочем, это я о тебе больше…

ВЕНИК. Я-то давно задумывался! Если бы не ты, я б уж давно все бросил.

ЛЁКА. И меня?

ВЕНИК. Из-за тебя и не бросил.

ЛЁКА. Теперь нас милиция, наверное, ищет… С собаками!

ВЕНИК. Ну да, с собаками!

ЛЁКА. Точно-точно. Хорошие такие собачки, умные. Подойдут они к тебе однажды и скажут: «Гутен таг, Веник! Хенде хох!» Перевести?

ВЕНИК. Не надо…

ЛЁКА. А потом махнут хвостами: мол, топай за нами!

ВЕНИК. Может, все еще уляжется…

ЛЁКА. Будем надеяться, что нам еще остается делать!

(В гостиную входит ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ.)

ВЕНИК. Здрасьте!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Привет, Вениамин. Хвораешь?

ВЕНИК. Да, простудился немного. Вот лечусь. (Кивает на пустую винную бутылку.) Я пошел? Пока! (Уходит.)

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Встретил вчера вечером Амплея Захаровича. Он мне опять на тебя жаловался.

ЛЁКА. Да? А ты, наверное, ждал от него комплиментов в мой адрес. Какое разочарование!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (после паузы). Ты снова дрался?

ЛЁКА. Я?!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты.

ЛЁКА. Да.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Что прикажешь мне с тобой делать?

ЛЁКА. Сделай внушение. Выпори. Тебе дать ремень? А то твоими подтяжками мне совсем не больно.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты нас замучил. Ты всех нас страшно замучил! Мы тебя любим, а ты?..

ЛЁКА. И я… (После паузы). Я, наверное, лучше уеду.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Куда?

ЛЁКА. На юг. Или на север. А, может быть, на запад или восток. Я пока не решил.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ступай за хлебом, хлеб кончился. И постарайся жить так, чтобы всякие Амплеи Захаровичи мне больше на тебя не жаловались.

ЛЁКА. Если бы ты сказал: «Постарайся жить по-человечески», я бы еще попробовал. А жить «по-амплеевски» не смогу, это я знаю точно.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Учись у других! Еще не поздно! Вон у Ильи Ильича сынок: о-го-го! А сам Илья Ильич? Вот с кого пример нужно брать, эти своего не упустят!

ЛЁКА (декламирует). «Юноше, обдумывающему житье, думающему сделать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь: делай ее с товарища Дзержинского!»

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты снова шутишь. А я с тобой серьезно разговариваю.

ЛЁКА. Нет, отец, и я серьезно. Дзержинский мне, конечно, по барабану, я не прадедушка-чумовой, но в мысли товарища Маяковского разумное зерно есть. Молодежи нужны идеалы. Только где их взять…

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Шел бы работать, зачем тогда уволился?

ЛЁКА. Я же говорил… Ушел от греха. Лучше что ли было бы, если я этого мастера побил?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Но разве его надо было обязательно бить?!

ЛЁКА. Конечно. Он же такие поборы со всех драл! А мне это не нравится. Ну, как тут не смазать? Вот и ушел… Сами же радовались?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Радовались… что не сел. И в кого ты такой уродился?

(ЛЁКА кивает в сторону висящего на стене портрета бравого молодого чекиста Г. К. Катенева – своего прадеда.)

ЛЁКА. В него, наверное, в прадедушку. Чекистам до всего дело было, вот и мне покоя нет.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты прадеда не тронь, он в бою погиб! В борьбе за это, как его, за светлое будущее! (После паузы). Алексей, давай я помогу тебе на хорошую работу устроиться. Менеджером или риэлтором?

ЛЁКА. Спасибо, отец, не надо. Я сам устроюсь, я уже подыскиваю.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ну, как знаешь. (Срывается). Ты, Алексей, прожил уже немало лет, а сложностей жизни так и не понял!

ЛЁКА. Сложностей, может быть, и не понял, а вот безверие ваше, прикрытое красивыми словесами, хорошо понял.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. А сейчас вообще национальной идеи нет! (Успокаиваясь). Сам-то во что веришь, пророк?

ЛЁКА. Тайна!

(Входит ЛИКА.)

ЛИКА. Представителям высшего общества привет!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Здравствуй, Лика. Ну, как жизнь?

ЛИКА. Не идет, а катится!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Вот у нее вера есть, сразу видно!

ЛИКА. У меня не только вера есть, у меня еще и надежда теплится!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. На что?

ЛИКА. На то, что ты мне новые сапожки купишь.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Этот вопрос на семейном совете решим. Мне пора! (Уходит.)

ЛЁКА. Мне, кажется, тоже пора.

ЛИКА. И куда безработному спешить – не понимаю!

ЛЁКА. Вырастешь – поймешь. (Уходит.)

ЛИКА (подойдя к портрету прадеда). Вот такие дела, Григорий Калиныч… Живем – кто чем! Кто светлым будущим, кто сереньким настоящим…

(Входит ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ты с кем разговариваешь?

ЛИКА (кивает на портрет). С ним. Но он не отвечает!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. И ты удивляешься? А если бы он ответил, ты бы не удивилась?

ЛИКА. Не знаю… Ведь этого не случилось.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Где Лёка?

ЛИКА. Куда-то спешил… Ушел.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Хоть ты позавтракай! Для кого я готовлю! (После паузы.) Лика, тебя вчера вечером так долго не было… Где ты была?

ЛИКА. Так… Гуляла…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. До часу ночи?!

ЛИКА. Я пришла раньше. Просто я задержалась. На лестнице. Разговаривала.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. С кем?

ЛИКА. Ну, не все ли тебе равно? Разговаривала!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ты от меня таишься… От своей родной матери… Кто тебе кроме меня может дать добрый совет, ну, кто?!

ЛИКА. Ты все расскажешь отцу, а он не поймет…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не бойся, он поймет все как надо!

ЛИКА (отрицательно мотая головой). Не-а!..

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Хорошо, я ему не скажу.

ЛИКА. Правда? Ты всегда ему все рассказываешь!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Раз я сказала, что не скажу, значит, не скажу!

ЛИКА (после паузы). А что рассказывать-то? Рассказывать нечего! Просто я была в кафе с одним человеком… Потом он проводил меня домой. Вот и все!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Что за человек? Я его знаю?

ЛИКА. Конечно, знаешь! Вадик Колокольцев, мой одноклассник.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Уфф, уже легче… Хотя по молодости… Он как себя ведет?

ЛИКА. В школе?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Сейчас меня, разумеется, больше всего интересует его поведение на уроках!.. С тобой он как? Лишнего не позволяет?

ЛИКА. Да ты что! О Вадике, обо мне могла так подумать?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не о соседях же сейчас мне думать… (Ласковее). Да ты не обижайся, я же любя… Ну, и что же вы делали на лестнице? До часу ночи?

ЛИКА. Ничего. Разговаривали.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. О чем, если не секрет?

ЛИКА. Обо всем… Ты знаешь, он какой-то необыкновенный… С детства мечтает стать разведчиком! И никто об этом не знает, даже его родители!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ишь ты какой «конспиратор»… Хорошо, хоть тебе сказал! Твой прадед был чекистом, считай, почти разведчиком. Ну и что? И сам погиб, и жену молодую вдовой оставил.

ЛИКА. Между прочим, некоторые бывшие разведчики президентами страны становятся! Вот так, мамочка!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Твоему Вадику это не грозит – место занято. Засунут его в какую-нибудь заморскую даль, а ты жди! Об этом ты мечтала?

ЛИКА. Сейчас рано про это говорить.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не-ет, милая, самый раз! Потом поздно будет!

ЛИКА. Сколько раз зарекалась тебе обо всем рассказывать, и вот рассказываю… Больше не буду! И вообще: пока! Я в школу опаздываю.

(ЛИКА достает из книжного шкафа несколько книг и кладет их на стол. Две книги засовывает в красивый полиэтиленовый пакет и быстро уходит. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА хочет положить оставленные на столе книги обратно в шкаф, но замечает в одной из них почтовый конверт. Немного поколебавшись, она открывает конверт и читает письмо.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (кончив читать). Господи, какая простота! И кому верит: мужчине! (Машинально кладет конверт с письмом в карман халата.

(Внезапно раздается звонок у входной двери. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА идет встречать незванного гостя. Это – участковый инспектор капитан Авдеенко.)

Господи, опять вы! Ну, проходите…

АВДЕЕНКО. Не «Господи», а участковый инспектор капитан милиции Авдеенко Иван Егорович! Впрочем, сегодня вы можете считать меня посланцем самого Господа Бога…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Что еще Алексей натворил? Не томите, выкладывайте!

АВДЕЕНКО. Он – ничего. А вот там (показывает пальцем на потолок) что-то произошло… Может быть, присядем?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Пожалуйста…

(ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА и АВДЕЕНКО садятся за стол. АВДЕЕНКО открывает кожаную папку, достает из нее какие-то бумаги, при этом внимательно поглядывает на портрет Григория Калиныча Катенева.)

АВДЕЕНКО. Вы в чудеса верите, гражданка Леденцова?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Нет. Только в чудеса науки верю. В чем дело, товарищ капитан? Что за намеки?

АВДЕЕНКО. Вы – Ольга Николаевна Леденцова. Так?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Так.

АВДЕЕНКО. Леденцова вы по мужу. Так?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Так.

АВДЕЕНКО. А девичья ваша фамилия Глухова. Так?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ну, так.

АВДЕЕНКО. Пожалуйста, без всяких «ну». Это очень важно.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, Глухова.

АВДЕЕНКО. Отлично… Теперь последний вопрос: девичья фамилия вашей матери Катенёва. Верно?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Абсолютно верно.

АВДЕЕНКО. Что и требовалось доказать! (АВДЕЕНКО встает из-за стола, подходит к портрету Григория Калиныча, внимательно рассматривает его. Потом поворачивается лицом к Ольге Николаевне.) Так, говорите, вы в чудеса не верите? Ну, а в случайности удивительные, в феномены природы вы, хотя бы, верите?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Если наука этот феномен подтверждает, верю.

АВДЕЕНКО. Подтверждает! Даже справку с гербовой печатью дает! Да что там справка! Вы сюда посмотрите!

(АВДЕЕНКО быстро выходит из гостиной, но скоро возвращается. Он уже не один: рядом с ним ГРИГОРИЙ КАЛИНЫЧ КАТЕНЁВ. Его одежда сохранилась в клинике, поэтому на нем привычный «костюм» чекиста двадцатых годов: галифе, гимнастерка, кожанка, фуражка с красной звездой…)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (пристально всматривается в вошедшего и, вдруг узнав в нем своего деда, хватается за сердце). Боже мой… Григорий Калиныч… Дедушка…

АВДЕЕНКО (радостно хлопнув в ладоши). Опознала!!

КАТЕНЁВ (снимая с головы фуражку, начинает смущенно мять ее руками). Ну, здравствуй… Ольга…

(Затемнение.)

Картина вторая

(Конец рабочего дня. В гостиной квартиры Леденцовых пока одна ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Она протирает пыль на книжных полках, поправляет в вазочке цветы. Возвращается с работы ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Где ты был, Олег?! Я звонила тебе раз двадцать! Тут такое творится!..

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Дела, Оленька, дела.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Какие могут быть дела! Тут такое!..

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Что-то случилось?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ты в чудеса веришь?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Странный вопрос… В «божественные»? Нет, разумеется. Извини, воспитание не позволяет!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Пожалуйста, не шути! Мне не до шуток! (После паузы.) В сверхестественные чудеса и я не верю. Пока… А вот в чудо медицины я уже верю. А ты?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Медицина сейчас сильна, всякое возможно. Кого-нибудь клонировали?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (сердито замахав на мужа руками). Пожалуйста, не шути!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. А в чем дело, я не понимаю? Ты можешь мне толком объяснить, что произошло?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (от волнения начинает всхлипывать. Одной рукой достает платочек из кармана и вытирает слезы, другой рукой тычет в сторону портрета Катенёва). Он… Он явился!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Кто – он?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Он!.. Дедушка!..

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. С того света? Ты, Оленька, может быть, переутомилась?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Пока еще я в здравом уме! Только явился он! И не с того света, а с этого!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ему сто лет через неделю! И погиб он, погиб! Пал смертью храбрых за светлое будущее!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А его кто-нибудь погибшим видел? Просто считали так. Ушел бандитов брать, попал в перестрелку и не вернулся. А он не погиб! И вот… явился! Контузия у него была уник… ик… кальная. Восемьдесят лет пролежал в клинике без памяти и вот… встал!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Где же он сейчас?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. В нашей спальне отдыхает!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Может быть, мошенник? Сейчас чего не придумают, лишь бы разжиться за чужой счет!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. У него справка с печатью! Его сам участковый Авдеенко привел! И, потом, я его сама опознала!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Как же ты могла его опознать, если ты его ни разу в жизни не видела?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А портрет? А фотографии? В конце концов, родная кровь подсказала!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Да-а, дела-а… Как-то не соображу даже… В газете прочел бы – поверил, а когда у тебя дома такое – не верится… Теперь журналисты пронюхают – с ума сведут! Папарацци чертовы! (На цыпочках подходит к дверям в спальню.) Я только взгляну одним глазком…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не мешай, пусть спит!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Что ж, не выспался он что ли? Восемьдесят лет проспал, хватит пока!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Он в клинике лежал, под наблюдением. Как раз в нашем городе, точнее, за городом. А как очнулся – все вспомнил. И как зовут, и кто родные, и где жил, и где служил. Ну, все-все! Только эти последние восемьдесят лет ему одним днем показались, путается еще во времени. Все ему двадцатые годы кажутся, и нет-нет да про Дзержинского спросит, а то про Леньку Пантелеева какого-то. Писателя, что ли?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Бандит такой знаменитый был, чекисты за ним долго гонялись. (После паузы.) Ничего, путаница со временем – это естественно. Скоро отвыкнет.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Никак в себя не приду… Вот и не верь в чудеса!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Это не чудо. Хотя, признаюсь, и мне как-то не по себе. (Подходит к портрету.) Ну, здравствуйте, Григорий Калиныч… С возвращеньицем!

(КАТЕНЁВ незаметно выходит из спальни.)

КАТЕНЁВ. Спасибо на добром слове, товарищ! Ну, здравствуй!

(Леденцовы испуганно вздрагивают и поворачиваются лицом к Катенёву. ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ робко жмет протянутую ему руку Григория Калиныча.)

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Здравствуйте, Григорий Калиныч… С приездом…

КАТЕНЁВ. Говорил уже про приезд! Ну, еще раз спасибо! (Разводит смущенно руками.) Вот такие дела, дорогие мои… Не прогоните родственника?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да вы что!.. Да как вы только могли такое сказать!.. Да чтобы мы…

КАТЕНЁВ. Шучу я! Верю! Да я много места и не займу. Можно я вот в уголке шинельку свою постелю?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Почему шинельку?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. И почему в уголке? Мы вам тахту уступим.

КАТЕНЁВ. Тахту? А это где?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да вот она! А Лёка пока на раскладушке поспит, мы ему потом что-нибудь купим.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Послушайте, а что это мы все стоим? В ногах правды нет! Садитесь, Григорий Калиныч! (Все усаживаются.) Сейчас Лика должна придти. Вы ее еще не видели?

КАТЕНЁВ. Нет, не видел. Не успел!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Она в вас души не чает! Уважает очень.

КАТЕНЁВ. Приятно слышать… Однако она же меня совсем не знает?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Знает. Ей и мать, и бабушка про вас и про других чекистов порассказывали в детстве предостаточно. Вы для неё – как герой из сказки.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Как Иван-Царевич!

КАТЕНЁВ (грозно). Что? Как царевич?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А что я сказала? Я ничего такого не сказала… Вы для нее – герой. И для нас – герой.

КАТЕНЁВ. Ну, положим, я не герой, а самый обыкновенный сотрудник ЧеКа. Однако и не царевич. С ними – все! – покончено! Раз и навсегда!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Успокойтесь, Григорий Калиныч, покончено. (Пытается направить разговор в другое русло.) Такое дело как ваше… гм… возвращение, надо бы торжественно отметить.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Обязательно!

КАТЕНЁВ. Не время сейчас праздники праздновать. Проклятую гидру еще не до конца разгромили, опять же не всех бандитов перещелкали… Какие сейчас могут быть гуляния!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Какую гидру?

КАТЕНЁВ. Антанту. Чтоб ей повылазило проклятой!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ее уже давно нет, Григорий Калиныч! Всё, конец ей настал!

КАТЕНЁВ (смущенно). Забыл… Опять забыл!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Зато теперь НАТО есть. Похуже Антанты зверь.

КАТЕНЁВ. Что за Ната?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Потом объясню. Долго рассказывать.

КАТЕНЁВ. Ничего, ребята, не горюй! Устоим! Была бы вера, а с верой никакой враг не страшен.

(Входит ЛИКА.)

ЛИКА. Здравствуйте! (Она весела, но веселье сходит с ее лица после того, как она, посмотрев на Катенёва, затем на родителей и портрет, вновь устремляет свой взгляд на Катенёва.) Вот это да…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (мужу). Объясни ей… Я… У меня… (Крутит пальцами у висков.)

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Да, Лика, это – твой прадед. Григорий Калиныч Катенёв.

КАТЕНЁВ (протягивая руку Лике). Такие дела, Лика… Здравствуй!

ЛИКА (растерянно Катенёву). Можно я сяду? (Садится на стул.)

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (Лике). Чудес не бывает, но иногда случается… Григорий Калиныч был тяжело ранен в бою. Уникальный случай! Восемь десятков лет проспал!

ЛИКА. Вот это да! (Протягивает руку к фуражке Катенёва). Можно?.. (Катенёв дает Лике фуражку). Настоящая?!

КАТЕНЁВ (кивнув головой). Видать, рукояткой нагана по затылку саданули. Вмиг сознанья лишился, ничего не упомню.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Теперь журналисты, ученые, прочие-всякие – все в дом повалят.

КАТЕНЁВ. А ты их гони! Я не клоун в цирке, а человек. Пригляжусь маленько – и в бой!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. В какой бой?

КАТЕНЁВ. Сама говорила: Ната России грозит. Что же, по-твоему, я в стороне отсиживаться буду?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (не то с удивлением, не то с испугом переглянувшись с мужем). Нет, дедушка, с НАТО тебе уже не воевать. Отдыхай, ты свой отдых заслужил.

КАТЕНЁВ. Шутишь что ли? Как же это я сидеть буду, когда…

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (ласково перебивает). Теперь другое время, Григорий Калиныч. Вы со своей саблей не воин. Увы, но это так! Дайте срок, сами все поймете.

КАТЕНЁВ. Что я пойму? Я и так все понял: Антанту отшили – Ната лезет. Ничего, и Нату отошьём! Городская ЧеКа где сейчас располагается? (Супруги Леденцовы ошалело смотрят друг на друга и молчат.) Ничего, своих я и сам найду!

ЛИКА. Восемьдесят лет прошло, Григорий Калиныч…

(Пауза.)

КАТЕНЁВ (с болью). Забыл!.. Опять забыл!.. (Садится на стул, низко опускает голову. После паузы.) Неужели я больше ни на что не сгожусь? Хоть кем, хоть куда – на всё согласен! Только отдыхать не заставляйте, помру я тогда…

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Не бойтесь, Григорий Калиныч, отдыхать вам не дадут. Ребятишки на разные встречи по школам затаскают.

КАТЕНЁВ (радостно). Коль надо – пусть таскают! Был бы прок!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (жене). Когда гостей созовём? Я думаю, завтра. Сегодня уже поздновато.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Конечно, завтра. А кого позовём?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Я думаю, Илью Ильича с супругой. (Лика вдруг прыскает от смеха.) Ты что?

ЛИКА. Так… Фамилия у них смешная: «Сукинзон»!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Зато со всем остальным этой семейке страшно повезло! (Мужу). Правильно, позовём Илью Ильича и Ингу Гавриловну. И Михаила с Павлом обязательно. Они тоже Григорию Калинычу родственники! (Нахмурившись.) Лишь бы Лёка свою банду не привёл… Весь праздник испортят!

КАТЕНЁВ. Какую банду? Ты же говорила, что Алексей отличный парень?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (поспешно). Это она в шутку так его друзей зовёт! Какая банда? Откуда сейчас банда возьмётся? Шутка это! (Жене сквозь зубы.) Выбирай выражения! Не видишь, старик хорохорится!..

КАТЕНЁВ. А где он сейчас? Всех повидал, а его еще нет. Любопытно взглянуть какой он.

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Еще «взгляните»!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (поспешно). Он вам понравится: он умный, красивый, способный…

ЛИКА. Но бездельник!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (укоризненно). Лика, ну!..

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Давайте ужинать! А Лёка, если хочет, пусть ходит голодным.

ЛИКА (с улыбкой). Чтоб умный, красивый, способный и ходил голодным? Дудки! Наверняка сейчас где-нибудь лопает и запивает… (Ловит умоляющий взгляд матери.) …чаем!

(Затемнение.)

Картина третья

(День близится к вечеру. В городском саду в укромном месте расположились на скамейке ЛЁКА и МУРКА.)

МУРКА. Лёк, ты только не сердись…

ЛЁКА. Ну?

МУРКА. А ты не рассердишься?

ЛЁКА. Душу тянуть будешь – рассержусь.

МУРКА (обнимая и целуя Лёку). Давай… поженимся?

ЛЁКА (отстраняясь). Это еще зачем?

МУРКА. Ну, все люди женятся, вот и мы…

ЛЁКА. Вот и ты женись, правильно! Выходи замуж, я благославляю! Может, и я потом надумаю, кто знает…

МУРКА. Так я за тебя хочу…

ЛЁКА. Тогда это меняет дело. Тогда придется обождать.

МУРКА. Чего ждать-то?

ЛЁКА. Когда мне хомут сошьют.

МУРКА. Ты шутишь что ли?

ЛЁКА. Нет, я серьёзно.

МУРКА. Тогда ты глупый! Я тебя любить буду, жалеть. Тебе со мной хорошо будет, вот увидишь!

ЛЁКА. Нет, не увижу.

МУРКА. Тебе Нэлка нравится, да?

ЛЁКА. Что ты! Я ж понимаю, что ты умнее ее в сто раз! Представляешь, какая она, выходит, дура?

МУРКА. И ноги у нее… Всегда в брючных костюмах ходит.

ЛЁКА. Про ноги – не надо.

МУРКА (после паузы). Ты не бойся, я свободы у тебя не отниму. Мне бы только маленького… И чтобы законный. А денег мне от тебя не надо! Я в торговлю перехожу, нам с ним вот так хватит!

ЛЁКА. С кем с «ним»?

МУРКА. С лялечкой!

ЛЁКА. Убила ты меня, мать… Гуляем мы с тобой, а у тебя, оказывается, планы на уме наполеоновские… Что ж ты раньше за кого-нибудь не вышла? (МУРКА разводит руками.) Неужели приносить кому-нибудь счастье, это значит самому оставаться в дураках? И после всего этого и не выпить?!

МУРКА. Я сбегаю!

ЛЁКА. Сбегай. С тебя причитается.

(МУРКА хочет уйти, но задерживается на минуту, т. к. появляется ВЕНИК.)

ВЕНИК. Привет!

МУРКА. А мы тебя с Алексеем прямо заждались!

ВЕНИК (грустно.) Привыкай… Скоро, может быть, и Лёку ждать придется.

МУРКА. Это ты чего намекаешь?

ЛЁКА (Мурке). Иди, иди! (МУРКА уходит.) Ну, что, Веня?

ВЕНИК. Что «что»?

ЛЁКА. Вспомнил, что вчера на себе тащил?

ВЕНИК (после долгого и тягостного раздумья). Может быть, все-таки тебя? (ЛЁКА отрицательно мотает головой.) Тогда не знаю!

ЛЁКА. Верно люди говорят: неизвестность – страшная вещь!

ВЕНИК (заметив в кустах козу). Гляди: баран!

ЛЁКА. Умница! И как ты увидел? Действительно: коза.

ВЕНИК. Я что: пасу их? Мне все равно: коза, баран… А что она здесь делает?

ЛЁКА. Что и мы: гуляет. И куда только общественность смотрит: в городском саду – коза!

ВЕНИК. Пусть, жалко что ли?

ЛЁКА. Тихо! (Появляется АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ.) Здравствуйте, Амплей Захарович! Вот мы и снова встретились… В садике, в укромном местечке…

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ (испуганно). Здравствуйте, ребятки… Гу. гуляете?

ЛЁКА. Гугуляем. Вы с нами поговорить, кажется, собирались? Так давайте поговорим. Может быть, даже в сторонку отойдем?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Потом как-нибудь! Спешу!

ЛЁКА. Ах, спешите? Жаль, а то поговорили бы. (АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ хочет уйти, но ЛЁКА его задерживает.) Да, постойте! Вы что же это, Амплей Захарович, с безобразиями такими не боритесь?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. С какими?

ЛЁКА. С козами в городском саду. С козами надо бороться!

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Где козы-то?

ЛЁКА. А это – кто? (Показывает на кусты.)

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Ах, батюшки! Я пошел! (Исчезает в кустах.)

ЛЁКА (грустно). Жалко, а надо…

ВЕНИК. Чего жалко-то?

ЛЁКА. Козу. Ведь он ей теперь житья не даст. Видишь: потащил…

(Появляется старушка ПУХОВА.)

ПУХОВА (Лёке). Эй, дядя!

ЛЁКА (Венику). Познакомься: моя племянница!

ПУХОВА. Ну, хлопец, мне все едино… Козу мою тут не видели?

ВЕНИК. Черную?

ПУХОВА. Черную, черную!

ЛЁКА. С рогами?

ПУХОВА. А как же? Коза!

ВЕНИК. С белым пятном на боку?

ПУХОВА. С пятном, с пятном!

ЛЁКА. Здесь не видели. А вон там видели. Ее какой-то старик ловил.

ПУХОВА. Ловил?!

ЛЁКА. И поймал.

ПУХОВА. Вот идол!.. Куда ж они пошли?!

ЛЁКА. Должно быть, на живодерню. По той тропинке потопали.

ВЕНИК. Как она упиралась!..

ПУХОВА. Тут упрешься! Ах, он идол! Побегу, авось догоню. (Хочет идти, но задерживается.) И что со мной за напасть такая приключилась? Второй день покоя не знаю. Вчера так же вот: вышла из дома, пришла – фикуса нет! И кошку так напугали – до сей под кроватью лежит, вся оборалась.

ЛЁКА. Если бы вам фокус с фикусом показали, тоже бы, наверное, вместе с кошкой под кровать залезли.

ПУХОВА. Я жуликов не боюсь! Пускай они меня боятся. Сейчас догоню: жив подлец не уйдет! (Убегает.)

ЛЁКА (грустно). Сними шляпу, Веник!

ВЕНИК. Зачем?

ЛЁКА. Таков обычай. (ВЕНИК послушно снимает кепку с головы.) Одним воспитателем меньше… (После паузы.) Пошли, Веник, нас ждут.

(ВЕНИК и ЛЁКА хотят уйти, но их останавливает участковый АВДЕЕНКО.)

АВДЕЕНКО. Погодите, ребята! Присядем?

(Все трое усаживаются на скамейку.)

ЛЁКА. Ну?

ВЕНИК. Да: ну?

АВДЕЕНКО. Вы, наверное, живых лошадей нигде не видели, а уже запрягать пытаетесь!

ЛЁКА. Лошадей, положим, видели: мы люди культурные, на ипподроме бываем.

АВДЕЕНКО. Вот как? И бывали в выигрыше?

ВЕНИК. Откуда!

ЛЁКА. Если вы к нам за опытом игры на скачках, то пока поделиться ничем не можем.

АВДЕЕНКО. Понимаю… Ну, а еще где бываете? Вчера, например, в выходной, где были?

ВЕНИК. Где были? Что-то не припоминается… Лёк, где мы вчера были?

ЛЁКА. Ты что, забыл? Нигде не были.

ВЕНИК. Точно! Нигде не были! То-то я вспомнить не мог!

АВДЕЕНКО. И чем же вы весь день занимались?

ВЕНИК. Ничем. Посидели немного.

АВДЕЕНКО. А потом куда пошли?

ВЕНИК. Никуда. Я же сказал: посидели немного. (Жестом показывает, что сидели за бутылкой.)

АВДЕЕНКО (передразнивая жест Веника). Вот я и спрашиваю: «посидели немного», а потом куда пошли?

ВЕНИК. Это только так говорится «посидели немного». А мы уж так посидели…

ЛЁКА (перебивает). Капитан не этим интересуется. Ведь так?

АВДЕЕНКО. Нет, почему же. Это тоже очень интересно.

ЛЁКА. Правда? А вот в инспекции по делам несовершеннолетних, куда меня раньше регулярно приглашали в гости, были другого мнения. «Неужели это так интересно – пить водку? Что вы находите такого интересного в пиве, в вине?» Целый коллектив бился над решением этой социально-биологической проблемы, ставя на нас опыты.

АВДЕЕНКО. Ну и как, решили эту проблему?

ЛЁКА. Нет, мы выросли, и нас передали другому ведомству. (Показывает рукой на Авдеенко.)

АВДЕЕНКО. Понятно. Ну, я-то вас об этом спрашивать не стану. Я о другом спрошу: работать собираетесь?

ВЕНИК. Собираемся.

АВДЕЕНКО. Ты, вроде бы, второй год собираешься. Или третий?

ВЕНИК. Нет, второй!

ЛЁКА. А я недавно только уволился.

АВДЕЕНКО. Месяцев шесть тому назад?

ЛЁКА. Да, время летит! Это вы верно заметили, товарищ капитан.

АВДЕЕНКО. Так и жизнь пролетит. Не боитесь?

ВЕНИК. Да я, вот вам крест… Честное слово, устраиваюсь!

АВДЕЕНКО. Значит, вчера вы дома сидели? Ну, тогда у меня к вам вопросов больше нет. Пока – нет.

ЛЁКА. Можно идти?

АВДЕЕНКО. Идите.

ВЕНИК. До свиданьица!

(ЛЁКА и ВЕНИК уходят. АВДЕЕНКО, посидев на скамейке еще немного, тоже встает. Его окликает АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ.)

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ (задыхаясь от бега и волнения). Товарищ капитан!.. Секундочку!..

АВДЕЕНКО (нехотя.) В чем дело?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Тут были два шалопая… Вы их случайно не видели?

АВДЕЕНКО.Я тут многих шалопаев видел. Кого именно?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Сынка Леденцовых с дружком. Не видели?

АВДЕЕНКО. Ну, видел? И что дальше?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. А то! Издеваются над уважаемыми лицами. Вот сейчас… Взяли и наговорили одной старой женщине, что будто бы я – украл ее козу! (АВДЕЕНКО невольно рассмеялся.) Смеетесь? А зря! При всем честном народе эта старушка ругала меня как хотела добрых пятнадцать минут. Кошку какую-то приплела, фикус… Козу ее я прогнал, это верно. Учтите: прогнал, а не украл! А кошку с фикусом впридачу и в глаза не видел. Мы с кошками не боремся.

АВДЕЕНКО. Кто это – «мы»?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Общественность. Мы только с отдельными собаками, да вот с козами в общественном месте, боремся, чтоб не ходили, где люди ходят.

АВДЕЕНКО. Поручил вам кто-нибудь бороться или сами, так сказать, по зову сердца?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Да кто поручит! Ведь всем наплевать на порядок в коммунальной жизни! Самим приходится рукава засучать. У нас на этом фронте, товарищ капитан, большие упущения!

АВДЕЕНКО. Упущения есть, это верно. Только негоже по собственному усмотрению животных гонять. Им и так не сладко.

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Пожалели? А людей жалеть не надо? А когда она под окнами лает или воет до посинения, это хорошо? А когда в саду этом сидишь вот так на лавочке, и вдруг в мечтания твои – козья морда?! Это хорошо? А все почему? Порядка нет! Испортились людишки! (АВДЕЕНКО хочет что-то сказать, но Амплей Захарович не дает ему и рта открыть.) Недавно вот стали марки распространять из общества охраны животных… Ну, никто не берет! Зато когда собаку постановили из семнадцатой квартиры выселить, все, как один, подписались в ее защиту! А собака пакостная. Чуть кто нетрезвый идет – вмиг лаять начинает, бросается на бедолагу. Кузнечиков из двадцатой после работы уже домой идти боится. В подъезде соседнем сидит, ждет, когда жена встречать выйдет. На Рождество чуть было до смерти не замерз, ожидаючи. Такие дела!

АВДЕЕНКО. Так не с собакой, а с Кузнечиковым бороться надо! Чтоб не пил, семье и собаке нервы не портил.

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. С ним бороться – у общественности уже ни сил, ни желания бороться нету.

АВДЕЕНКО. А с собаками есть?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ (еле сдерживая злобу). Жалеете? Ух, погубит нас эта жалость!..

АВДЕЕНКО. И когда вы только утихните, «помощнички»?

АМПЛЕЙ ЗАХАРОВИЧ. Ладно, товарищ капитан… До свиданья, товарищ капитан… (Уходит.)

АВДЕЕНКО (вслед). До свидания! Когда жалобу на меня строчить будете, пишите фамилию правильно: Авдеенко, а не «Авдеенка»!

(За спиной Авдеенко появляется ПУХОВА.)

ПУХОВА (с сожалением). Ушли хлопцы… А жаль…

АВДЕЕНКО (обернувшись на голос). И вы их ищете?

ПУХОВА. Да не ищу. А спасибо сказать хотела. Хорошие хлопцы, козу найти помогли. (Вспомнив недавние события.) Ох и старик!.. «Не крал я козу!.. Увести хотел!..» (После паузы.) Чуть не увел, еле догнала.

АВДЕЕНКО. Отобрали козу?

ПУХОВА. А как же? И старичка этого пристыдила, чтоб в другой раз неповадно было. А вот хлопцев не поблагодарила, ушли…

АВДЕЕНКО. Я их знаю, передам вашу благодарность.

ПУХОВА. Передай, милый, передай! (Вспомнив.) Да! У меня ведь в милицию заявление есть написанное. Не примешь ли сам? Там передашь кому следует. А то мне козу домой гнать надо.

АВДЕЕНКО. Что ж, передам.

ПУХОВА (вручая заявление.) Вот.

АВДЕЕНКО (читает). «В районную милицию города. От гражданки Пуховой В. И.» (Спрашивает) А в милицию какого района? И какого города?

ПУХОВА. Нашего города! И района нашего! Не в чужой же район я писать буду, не сдурела пока!

АВДЕЕНКО (раздумав с ней спорить, продолжил читать заявление). «Вчера, будучи пришедши из церкви, не досчиталась фикуса и кошки, которая потом нашлась, а фикуса так и не доискамшись. Других ценностей, кроме фикуса и кошки, не пропало. Прошу милицию срочно найти фикус, так как за ним надо ходить как за малым дитем. И найти жуликов, чтобы покарать их суровым законом, чтобы не лазили в окна к одиноким старушкам в их отсутствие и не пугали кошек до потери сознания. В чем подписуюсь В. И. Пухова.»

ПУХОВА. Скажи там от себя: дело срочное, цветок может пропасть. А я ведь столько годков его растила!

АВДЕЕНКО. Скажу. (После паузы.) А вы где живете?

ПУХОВА. Тут недалеко.

АВДЕЕНКО. Так пойдемте, посмотрим, коли дело срочное?

ПУХОВА. Да что там смотреть – пропал фикус!

АВДЕЕНКО. Зато следы, должно быть, остались… Идем?

ПУХОВА (засияв от радости.) Айда! Следы есть! Весь подоконник в следах!

(АВДЕЕНКО и ПУХОВА торопливо уходят. Затемнение.)

Картина четвертая

(Вечер. Квартира Леденцовых. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА наводит порядок в гостиной. КАТЕНЁВ сидит в углу в кресле, прижимая к груди свою именную саблю. Оба сердиты – они поссорились. Приходит ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ и сразу замечает напряженную обстановку.)

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (жене). В чем дело?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Спроси у него! Ответила ему на вопрос, объяснила как сейчас умные люди живут, а он хвать за шашку…

КАТЕНЁВ. Саблю!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. … и давай орать: «К стенке гадов! Под трибунал отдам! Не дам на буржуйские рельсы становиться!» Это он-то не даст!.. (Катеневу). Уже встали, у вас не спросили!

КАТЕНЁВ. И не дам! Не таким укорот делали!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. А никто ни на какие рельсы не становится. Просто жизнь свои поправки вносит – только и всего!

КАТЕНЁВ. А что ж она болтала, что всяк свое норовит сцапать? Что все от общего пирога кусок пожирней спешат отхватить?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Про пирог я не говорила!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Видите, она не говорила… (Жене). А что ты говорила?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Я говорила о дружбе, о взаимовыручке, о тенденции в нашем обществе укрепления дружеских отношений между людьми разных профессий, но общих интересов…

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (перебивает). Подожди, я что-то не все понимаю… Про какую-такую тенденцию ты ему рассказывала?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (сердясь на непонятливость мужа). Господи! Ну, про блат я ему говорила! Надо же его к современной жизни приучать! А он хвать за шашку…

КАТЕНЁВ. За саблю!!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. …за кинжал свой именной и на меня! Чуть не зарезал джигит несчастный! Ты где-то там себе ходишь, а я тут одна должна все терпеть! Ты хоть про дочку свою любимую знаешь?

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Что именно?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. На, почитай! (Протягивает мужу Ликино письмо.) Впрочем, я сама прочту. Ты только послушай, что она пишет!.. (Читает.) «Здравствуй! Как ты живешь?» (Комментирует). Боже мой, боже мой!.. Он наверняка ее бросил, а она интересуется как он живет!.. Какая простота! (Читает). «Я живу хорошо». (Комментирует). Куда уж лучше! (Читает). «Решила написать тебе, ты сам знаешь почему». (Комментирует). Она все-таки ему пишет! Этому негодяю!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Да почему негодяю? С чего ты взяла?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А ты не понял? Слушай дальше. (Читает). «Я ждала тебя вчера, а ты не пришел». (Комментирует). Ты понимаешь? Он решил больше с ней не встречаться! А она его все-таки ждет! Она надеется!

КАТЕНЁВ. Положи письмо! Не твое!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Моей дочери, значит, мое!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Хорошо, я с ней осторожно побеседую. Дай письмо. (Берет у жены письмо и кладет его в карман пиджака.) А вы успокойтесь и помиритесь. (Уходит из гостиной.)

(ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА еще старательнее принимается за уборку гостиной. КАТЕНЁВ включает радиоприемник и слушает последние известия. Вскоре в гостиной появляется ЛИКА.)

ЛИКА (увидев Катенёва с саблей в обнимку). ЧеКа на страже? Всем добрый вечер!

КАТЕНЁВ (смущенно). Это я так… Здравствуй, Лика. (Вешает саблю на гвоздь под портретом. Берет в руки газету и, сев в кресло, углубляется в чтение.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Где ходила?

ЛИКА. Была в библиотеке.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Какая у тебя любовь вспыхнула… к литературе!

ЛИКА. Да, вспыхнула!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (вернувшись в гостиную.) Лика, я хотел с тобой поговорить… Впрочем, потом.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, уж лучше без свидетелей!

ЛИКА. Ты что ему рассказала?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (передразнивая). «Ему»! А когда-то ты говорила «папе»! (После паузы). Ничего я ему не говорила.

ЛИКА. Нет, говорила! Я чувствую, что говорила!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ну-ну, успокойся… Ничего не говорила, еще не успела. Вот погляди лучше, что я купила! (Достает из сумочки серьги и кольцо.) Это – мне, а это, если будешь умница, тебе!

(В этот момент КАТЕНЁВ отрывается от газеты, он крайне потрясен прочитанным.)

КАТЕНЁВ (со слезами в голосе). Что же это делается, а? В Африке этой… негры… Мало того, что они и так черные, так они еще и не доедают! Ребенки через одного с голоду мрут, а до старости, почитай, никто и не доживает! (Замечает на столе серьги и кольцо.) Это – что?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (смущаясь от радости). Купила вот… себе и дочке.

КАТЕНЁВ. Золото?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Да, лучшей пробы!

КАТЕНЁВ (вскакивает, хватает свою фуражку). Пойду с агитацией! В помощь голодающим! (Берет украшения и бросает их в фуражку). От нас – первая доля! (Обводит всех радостным взором.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (сначала потеряв дар речи). Пять лет… не доедала… Во всем себе отказывала… (Приобретает дар речи и орет). А он – в Африку?! Самого – в Африку!!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Оленька, успокойся…

КАТЕНЁВ. Золота жалко! А детишек, которые помирают, не жалко?

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Жалко! А себя – жальче!

КАТЕНЁВ. Мы же большевики!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Я давно партбилет сдала! На всех нас не хватит!

КАТЕНЁВ. Должно хватить… Нельзя нам по-другому… (Кладет фуражку на стол.)

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (плача, забирает украшения). Олег, умоляю! Сделай что-нибудь… Огради… Спаси… Так ведь жить невозможно!

КАТЕНЁВ. Это в самую точку! Так жить нельзя. И не дам!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (мужу). Ты слышал?! Он грозит! Сделай что-нибудь! Ты – ответственный работник, у тебя одна рука в гордуме, другая в министерстве, третья в администрации города… Умоляю, сделай хоть что-нибудь!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Успокойся… Ничего страшного не произошло, уверяю тебя.

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не произошло? А ты не понял еще, что мы теперь от души ни единого словечка дома сказать не сможем?! Столько лет на работе терпела, потом полегчало, а теперь в собственной квартире партконтроль появился!

ЛИКА. А ты говорила, что я глупости сочиняю! Вот, сама призналась!

(Появляется ЛЁКА. Он сильно пьян. На голове у него нелепая кепочка Веника, в руках сумочка Мурки.).

ЛЁКА. Вы еще не встали ложиться? (Поправляется). Вы еще не стали ложиться баиньки? Пора всем баиньки! (Заметив Катенёва, смотрит с недоумением на него и на портрет.) Черт, все-таки, кажется, лишнего хватил… А думал – как всегда…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Господи! Лёка! В каком ты виде!

ЛЁКА. Маман… Маман… Не надо…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (мужу). Его лечить нужно! Немедленно!

ЛЁКА. Нет-нет, только не сейчас… Утром…

КАТЕНЁВ. И это – мой правнук!

ЛЁКА (поражен, показывает на Катенёва пальцем). Разговаривает!.. Оно ожило!..

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Это твой прадедушка, Лёка! Он жив, понимаешь, жив! (Добавляет тихо.) На нашу голову…

ЛЁКА. А кто же тогда погиб? Трагедии не было?!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Никто не погиб! Контузия у него была уникальная, проспал все эти годы.

КАТЕНЁВ. Я в коме был! В забытьи!

ЛЁКА. Ах, контузия… А я думал, что двоится… Что – лишнего…(Подходит, покачиваясь, к Катенёву и протягивает ему руку). Лёка! (КАТЕНЁВ смотрит на него сурово и руки не подает.) Лёка. Лексей Олегович! Рад познакомиться! (После паузы, обиженно). Вы че? Я же руку сую!

КАТЕНЁВ. Пропойца! Родителей позоришь!

ЛЁКА. Вы че? Я их гордость! Пока еще…

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Мальчик выпил с товарищами, но он не пропойца!

ЛЁКА. Да, я выпил с товарищами. И еще выпью. Но только завтра, сегодня меня что-то мутит…

КАТЕНЁВ. Слизняк! И выпить толком не умеешь!

ЛЁКА. Я?! Давай соревноваться! Вылез из портрета и еще обзываться надумал… Я тебя живо в рамку вставлю!

(ЛЁКА замахивается сумочкой, но ударить Катенёва не успевает. КАТЕНЁВ опережает его и толчком руки опрокидывает Лёку на тахту.)

КАТЕНЁВ. Проспись, смена!

ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Он его ударил! Он его ударил!

ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ничего, он не сильно.

ЛЁКА (барахтаясь на тахте). Попробовал бы он сильно… Я бы ему показал… Дориан Грей… Вылез… (Засыпает).

КАТЕНЁВ. Ладно, всем – спокойной ночи!