А потом был зимний рассвет… Я помню его запах. Выхожу на крыльцо охотничьего домика, надев сапоги на босые ноги и накинув свою куртку поверх футболки Кира. Поскрипывает пол дощатого крыльца.
Я чувствую себя спокойной и в то же время такой счастливой, что, кажется, мир на меня не воздействует – никакой холод не страшен – это я воздействую на мир.
Батарейка в телефоне давно села, но мне все равно.
Такое необычное ощущение, будто я способна на невероятные вещи, будто все в моей власти. Я могу изменить что угодно, но не хочу этого делать, потому что все идеально. И этот нежный рассвет идеален, он протекает сквозь сосновые стволы, придает голубоватому снегу розовый оттенок. И высокое бескрайнее небо с мягкими пушистыми облаками – идеально, и запутанные цепочки следов у крыльца.
– Нас подслушивали, – шепчет Кир мне на ухо и обнимает сзади, нежно, но я чувствую силу его рук и с наслаждением прикрываю глаза. Хочу запомнить каждое мгновение этого утра.
– Кто посмел? – Я улыбаюсь. Мне не стыдно, просто хочется слушать и слушать будоражащий шепот Кира.
– Синицы, вороны. Лиса. Вон, справа от крыльца ровная дорожка следов, похожих на собачьи. Только собака ходит зигзагом, а лиса – прямо. Это самка, у нее след мельче и шаг короче. Видишь?
– Ага, – вру я, не открывая глаз.
Кир, похоже, замечает это, усмехается, прикусывает мочку уха, и я ойкаю – мне не больно, но так чувственно, что по телу будто пробегает ток.
– Пойдем в дом, Звездочка, замерзнешь. – И по его тону я понимаю, какое будет продолжение.
Бзынь!
Морщусь и, разлепив один глаз, нашариваю на тумбочке мобильный. Шесть утра! Хорошо, что я не проспала. Плохо, что до звонка будильника еще целый час. Из-за недосыпания чувствую себя как космонавт в скафандре.
Бзынь!
Дергаюсь. Звук такой, будто стекло вот-вот треснет. Подбегаю к окну – и вижу у моего подъезда Кира, без шапки, припорошенного снегом. Это сколько камешков он уже запустил в мое окно? В руке он держит кирпич – делает вид, что замахивается. Я очень надеюсь, что это шутка.
Спохватываюсь – я же в одной комбинации! – и прикрываю себя занавеской. От этого улыбка Кира становится еще шире. Я бы и рада на него злиться, но больше рада, что не придется за ним бегать после вчерашнего массажа – сам пришел.
Он отбрасывает кирпич и жестом показывает, чтобы я открыла окно. Я растопыриваю пальцы и прикладываю к уху: звони. Он разводит руками, мол, не могу. Стиснув зубы, путаясь в занавеске, кое-как выполняю просьбу.
– У тебя три минуты на сборы, – кричит он, хотя можно было бы и наполовину тише.
– На какие сборы?
– Ты все еще хочешь должность консультанта?
Окно этажом ниже тоже открывается, и сосед объясняет, что он думает о таком раннем подъеме – в целом, наши мысли совпадают. Кир вступает с ним в перепалку, а я незаметно сбегаю. «Она лучший консультант по имиджу в вашем долбаном городе!» – слышу я голос Кира и улыбаюсь, хотя лучше бы он, конечно, молчал.
Не знаю, что задумал Кир, это может быть вообще что угодно. Я наскоро споласкиваю лицо, чищу зубы, пока приглаживаю волосы расческой. Надеваю первое, что попадается под руку – белое шерстяное платье с поясом, рыжие замшевые сапоги, пальто – хватаю сумку, закидываю туда мобильный и анкету и вылетаю на улицу.
Кира нет – от него осталось только вытоптанное в снегу место. Я задержалась на пару минут, и он ушел? Это еще одна дурацкая шутка? Машины его тоже нет.
Даже не знаю, что чувствую: обиду, злость, разочарование, облегчение. Наверное, все вместе.
Дверь моего подъезда с грохотом распахивается, и оттуда вылетает Кир.
– Значит так, – говорит он, запыхавшись. – Я тут тебе клиента подогнал…
Я уже ничему не удивляюсь. Кремень. Просто молчу и смотрю на него непроницаемым взглядом.
– …Правда, с ним будет непросто, интересы специфические. У него даже волына есть!
– Пистолет?! – в ужасе дергаюсь я.
– Нет, большая такая волынка. Ему нравится все шотландское. И он празднует День святого Патрика. Меня звал присоединиться, но я сказал, что занят.
Прикрываю глаза.
– Это ирландский праздник.
– Ну, значит, ирландское ему тоже нравится.
– И он в марте.
– Значит, очень сильно нравится… Ладно, пошли, машина за углом.
– Пойдем, – едва слышно поправляю я Кира – он все равно не исправится.
В моем дворе и в самом деле не припарковаться, машины стоят в три ряда, соседи с вечера договариваются, кто в какое время уедет.
Машина Кира передними колесами на тротуаре, школьница с тощей болонкой на поводке еле протискивается между кустами и капотом.
– Давай, заскакивай, а то я неудачно припарковался.
Неудачно…
Сажусь. Пристегиваюсь. Готова не удивляться и дальше.
Мы мчим по сонному городу, улицы чистые, нехоженые. Непривычно. Обычно еду на работу с утренними пробками.
Постепенно оттаиваю. Эмоций становится меньше, кофе хочется больше. Пью его каждый раз после пробуждения, не думала, что так пристрастилась.
– Какие твои любимые часы? – спрашиваю я.
– Вот эти, утренние. Когда весь город мой.
Я прикрываю глаза.
– Наручные часы, Кир. Мы еще анкету не прошли. Даже толком не начали проходить…
– Кому в наше время нужны наручные часы? – спрашивает он, паркуясь на площадке, окруженной кучами грязного снега.
– Так, ладно, проехали. И где мы?
– Ты спрашивала, какое у меня хобби. Вот сейчас и узнаешь.
Я поднимаю голову и вижу надпись: «Физкультурно-оздоровительный комплекс». В названии «Пушкинский» третья буква не горит.
– Снова массаж?.. – Мы с Киром вместе всего полчаса, а я уже устала.
– Лучше! Три раза в неделю я хожу в тренажерку. И сегодня как раз такой день.
Кир бодро выскакивает из машины, взбегает на щербатое крыльцо – я тащусь следом. Потом дожидаюсь Кира в холле, пропахшем сигаретным дымом (это в тренажерке-то!) и ядреным мужским потом. Стулья, обитые потертым дерматином, выглядят так, что мне даже подходить к ним неохота, не то что садиться.
Кир выходит из раздевалки в черных синтетических шортах и черной спортивной майке, хозяйским жестом предлагает мне пройти в ад. Оговорилась – в зал. Медлю, но все же принимаю предложение. Пока Кир разминается, решаюсь пристать к нему с анкетными вопросами.
– Ты доволен своим телом?
Он рывком, как заправский стриптизер, стягивает с себя майку.
– А как ты думаешь? – спрашивает Кир, довольно похлопывая себя по кубикам пресса.
Соглашусь, лишний вопрос. Как и все остальные из серии «Что бы вы хотели изменить в своей внешности?». Уверена, Кир доволен собой полностью, дорожит каждой своей родинкой, каждым шрамом, даже тем уродливым, что тянется под рукой по ребрам. Когда мы встречались, этого шрама не было.
– Едем дальше… – не успеваю закончить фразу, как на нас обрушивается оглушающий хэви-метал. Звук такой, что я чувствую вибрацию музыки в солнечном сплетении.
Кир только пожимает плечами – мол, я тут ни при чем – и начинает накручивать блины на штангу.
От злости я делаю глубокий вдох – и тотчас же жалею об этом, потому что громкий звук не уменьшает резкого запаха в зале. Скрещиваю руки на груди.
Я знаю, Кир, в какую игру ты играешь. Знаю, почему ты просто не сказал мне по телефону, какое у тебя чертово хобби, а потащил меня сюда, невыспавшуюся, голодную и без кофе, наблюдать за потными мужиками в допотопной тренажерке. Учитывая, что на мне шерстяное платье, я уже мало чем от них отличаюсь… Так вот, я знаю, почему ты издеваешься надо мной – из мести, и частично признаю свою вину. Хуже всего, что я вынуждена это терпеть, у меня нет выбора – и я, к сожалению, имела неосторожность сама тебе в этом признаться. Так что я все это стерплю. Но, Кир, сделка есть сделка, ты согласился поменять имидж, и понятия не имеешь, на что подписался.
– Что? – Кир вскидывает голову, будто прочитал мои мысли.
Невинно развожу руками, мол, ничего, и жестами, чтобы не перекрикивать музыку, показываю, что подожду его в холле.
Воды нет. В физкультурно-оздоровительном центре нет ни одной бутыли с водой. Это вообще законно? Зато есть автомат с кофе. Кофе из автомата… Мой первый кофе за сегодня… Нет, я до такого не опущусь.
Меряю зал шагами. Из-за Кира я не занималась на беговой дорожке, так что сойдет за спорт.
Через полчаса я уже вою от скуки. Заряда на телефоне – пара процентов, даже по модным сайтам не посерфишь.
Я чувствую злость и несправедливость. Чувствую, будто меня предали. Прямо как в тот раз…
Я позвонила в приемную комиссию, назвала свое имя и некоторое время с громыхающим сердцем слушала, как какие-то женщины переговариваются в кабинете, как где-то там звонит другой телефон, как стрекочет принтер. А потом голос в телефоне: «Вы поступили». – «На бюджет?» – выдавливаю я. – «Да, бюджетное отделение».
Помню свое состояние: будто в невесомости. Жизнь как шла своим чередом – мама гремит сковородой на кухне, ветер играет с занавеской, пылинки витают в солнечном луче – так и продолжала идти, а я словно уже переместилась в другое измерение. Я поступила. Все получилось!
Я рассказала новость маме и тотчас бросилась к Киру. Едва уговорила себя заскочить в автобус – казалось, во мне столько счастья, что до его дома я добегу быстрее, чем доеду.
Вот его калитка, нащупываю крючок, открываю – быстрее, быстрее! Кир распахивает дверь, уже на крыльце, обнимает меня, кружит – мы словно единое целое в этом счастье.
– Я поступила! – на выдохе говорю я и улыбаюсь, улыбаюсь…
– Поздравляю, Звездочка! – машинально отвечает он – отзеркаливает мои эмоции, как делал это всегда. Но потом до него доходит, и на лицо будто наползает тень. Он за руку втягивает меня на веранду, закрывает входную дверь, поворачивает замок – щелк!
– Куда ты поступила?
– В универ, – отвечаю я, по-прежнему улыбаясь, но теперь удерживать уголки губ у меня получается с трудом.
– В смысле – в универ?! Ты же не сдавала экзамены.
– Сдавала.
– Но мне не говорила…
– Не говорила. Ведь я могла не поступить.
Кир молчит, и это молчание давит хуже крика.
– Когда ты уезжаешь? – Его голос приглушенный, сдавленный.
– Через две недели, – еле слышно отвечаю я. Наверное, только тогда по-настоящему осознала, что мне предстоит. Что нам предстоит.
Кир кладет руки мне на плечи, заглядывает в глаза.
– И что дальше, Звездочка?
Есть только один вариант, и я его озвучиваю:
– Ты поедешь со мной.
Он смеется и даже на время ослабляет хватку.
– И что мне там делать с тобой? Как ты вообще представляешь такую нашу жизнь? Ты учишься и живешь в общаге, а я вкалываю грузчиком, чтобы оплатить аренду комнаты в каком-нибудь бомжатнике? Ты поднимаешься вверх по своей блестящей карьерной лестнице, а я скатываюсь на дно, пытаясь выжить в городе, в котором никому не нужен? Сколько мы протянем с тобой? Год, может, два, а потом все равно расстанемся. Ты меня бросишь.
Я пытаюсь вырваться, но он только сильнее сжимает мои плечи.
– Тебе нужно сделать выбор. Или я, или универ. Иначе не получится.
Не помню, как я оказалась дома. В груди было больно от рыданий, нос опух, глаза покраснели. Когда кто-то поступает в универ, по такому событию закатывают вечеринку и пьют шампанское. Но это же Кир, с ним не бывает обычно.
Как же я тогда рыдала… Казалось, это худший день в моей жизни. Но это было только начало кошмара под названием «Кир». Он самый лучший мужчина на свете – но только пока все идет по его плану. Иначе жди беды.
…Ладно, пусть будет кофе из автомата. Только бы чем-нибудь заняться, отвязаться от неприятных воспоминаний.
Долго вожусь с кошельком, выуживая монеты. Не хватает.
Если бы ты поехал со мной, Кир, если бы согласился… Все, что угодно могло произойти, но точно было бы не хуже, чем сейчас. Ты просто не оставил нам ни единого шанса.
Закидываю монеты в приемник и… ничего.
То, что нас не убивает, делает сильнее. Рядом с Киром я становлюсь сильнее с каждой минутой, буквально чувствую это. Я кремень! Нажимаю на все кнопки подряд, пытаюсь трясти автомат, разворачиваюсь и несколько раз впечатываю в него каблук. Потом просто молочу кулаком по металлическому боку – сильно и методично.
За этим занятием меня и застает Кир. Он уже переоделся – в джинсах и футболке. С влажными после душа волосами.
– Эспрессо не работает. – Кир закидывает в автомат монеты, нажимает на кнопку «Капучино» и подставляет стаканчик под струю коричневой жидкости. Даже крышечку на стаканчик сам надевает – наверное, просто забыл, что меня ненавидит.