Новый либертарный манифест

[1]

Этой догадкой я обязан Роберту Лефевру, хотя мы и приходим в итоге к разным выводам.

[2]

Спасибо Альберту Дж. Ноку за эту фразу.

[3]

Современное либертарианство лучше всего описано в работе Мюррея Ротбарда «К новой свободе», которая, каким бы новым ни было издание, всегда выглядит несколько устаревшей. Изучать либертарианство по одной книге – это всё равно что рассказывать обо всех видах музыки на примере одной песни.

[4]

Cпасибо Людвигу фон Мизесу.

[5]

Радикальный Либертарный Альянс (Radical Libertarian Alliance), 1968–71 гг.

[6]

Студенческое Движение Либертарного Действия (Student Libertarian Action Movement), 1968–72 г., впоследствии возродилось в качестве предшественника Движения Либертарных Левых.

[7]

Граждане за Преобразованную Республику (Citizens for a Restructured Republic), 1972 г.; составлено членами Радикального Либертарного Альянса, разочаровавшимися в революции.

[8]

Общество за Индвидуальную Свободу, 1969–89 г. (сейчас объединилось с Либертарным Интернационалом в Международное Общество за Индивидуальную Свободу – International Society for Individual Liberty). Также Рэмпарт Колледж (сейчас не действует), Фонд Экономического Образования (Foundation for Economic Education) и Институт Свободного Предпринимательства (Free Enterprise Institute), которые существовали ещё до взрывного роста либертарной популяции в 1969 году.

[9]

Главным образом, Калифорнийский Либертарный Альянс, 1969–73 г. Название до сих пор используется при проведении конференций, а также в Великобритании.

[10]

Первая «Либертарная» партия была основана Габриэлем Агиларом и Эдом Батлером в Калифорнии в 1970 г. и служила лишь прикрытием, чтобы получить доступ к СМИ (Агилар, будучи галамбошианцем, был стойким противником политики). Даже нолановская «Либертарная» партия была пренебрежительно высмеяна Мюрреем Ротбардом в первый же год её существования.

[11]

«Либертарная» партия, которая временами была представлена по всей стране и в 1972 г. выдвинула кандидатуры Джона Хосперса и Тони Натана на посты президента и вице-президента, была основана Дэвидом и Сьюзен Ноланами в декабре 1971 г. в Колорадо. Дэйв Нолан был массачусетским членом МАС (Молодёжь Америки за Свободу – Young Americans for Freedom), который покинул МАС в 1967 г. и пропустил кризис 1969 г. в Сент-Луисе. Он оставался консерватором и минархистом к моменту выхода первого издания этой книги.

Хотя Ноланы, как и прочие ранние организации и кандидаты, были в общем-то безвредны, дебаты о «партийном вопросе» начались немедленно. New Libertarian Notes весной 1972 г. выступил против концепции «Либертарной» партии, что послужило началом дискуссии между Ноланом и Конкиным прямо накануне выборов (NLN 15).

К президентской кампании 1980 г. лидерство в «Либертарной» партии перешло от Ноланов к Эду Крейну и его кандидату Эду Кларку, которые проводили мощную, обильно финансируемую традиционную избирательную кампанию.

[12]

Чарльз Г. Кох – нефтяной миллиардер из Уичито – с помощью своих связей, фондов, институтов и центров с 1976 по 1979 гг. купил, создал или «вошёл в долю» в следующем: Мюррей Ротбард и его Libertarian Forum; Libertarian Review (у Роберта Кефарта) редактируемое Роем А. Чайлдзом; Студенты за Либертарное Общество (Students for a Libertarian Society) основанные Милтоном Мюллером; симпатизирующий Ротбарду Центр Либертарных Исследований (Center for Libertarian Studies) и Джо Педен; Inquiry под редакцией Вильямсона Эверса; Иститут Като; и прочие фонды, организации и институты Коха. В совокупности названные «Осьмикохом» (Kochtopus) в первом номере New Libertarian (февраль 1978 г.), они впервые подверглись нападкам в печати со стороны Эдит Эфрон в консервативно-либертарном издании Reason, одновременно с нападками на «анархический» заговор. Движение Либертарных Левых отмежевалось от антианархического бреда Эфрон, но поспешило поддержать её критику растущего моноцентризма в движении.

В 1979 г. на съезде в Лос-Анджелесе Осьмикох захватил контроль над «Либертарной» партией (ЛП). Дэвид Кох, брат Чарльза, в открытую заплатил полмиллиона долларов, чтобы стать кандидатом в вице-президенты.

[13]

Мюррей Ротбард порвал с Осьмикохом вскоре после съезда ЛП в 1979-м, и большинство его союзников были вычищены, как Вильямсон Эверс из Inquiry. Центр Либертарных Исследований был снят с финансирования фондом Коха. Libertarian Forum начал атаковать Коха. Ротбард и молодой Джастин Рэймондо создали новую «радикальную» фракцию Либертарной Партии (первая была пущена в ход основателями Нового Либертарного Альянса (НЛА) в 1972–74 гг. с целью привлечения новых участников и для разрушения партии изнутри).

Тем временем Ротбард выступил с вопросом «Сэм Конкин прав?» в своей речи в июле 1980 г. на ужине Радикальной фракции в округе Ориндж, стратегией Радикальной фракции объявлено реформирование Либертарной партии с использованием тактик «новых левых» и нео-марксистов.

[14]

Я надеюсь, будущие издания смогут опустить это примечание, но в настоящем историческом контексте является жизненно важным показать, что либертарианство предназначено не только для самых «продвинутых» или просвещённых элементов в Северной Америке, возможно типичным представителем которых является молодой, белый, много читающий компьютерный консультант, равно как феминистка (и половина детей). Только самый свободный рынок может спасти «второй» и «третий» миры от тяжёлой бедности и разрушительных стереотипов. Принудительные попытки поднять стандарты производства и соответствующее культурное понимание вызывают обратную реакцию и регресс: примером этому могут служить Иран и Афганистан. В основном, государство заинтересовано в хорошо обдуманном подавлении человеческих усилий по улучшению своего положения.

Квази-свободные рынки, такие как свободные порты Гонг-Конга, Сингапура и, в прошлом, Шанхая, притягивали потоки вертикально-мобильных предпринимателей с высоким уровнем мотивации. Невероятно хорошо развитый чёрный рынок Бирмы уже имеет целостную экономику и нужается только в либертарном осознании, чтобы выгнать Не Вина с армией, усилить торговлю и быстро ликвидировать бедность.

Сходные наблюдения возможны для относительно развитых чёрных рынков и разрешённых полу-свободных рынков во «втором мире» советской оккупации (в таких странах как Армения, Грузия), и для русской контрэкономики («[продажа] налево»).

Примечание ко второму изданию: К сожалению, это примечание всё ещё необходимо.

Примечание к третьему изданию: С коллапсом коммунизма, возможно, необходимость уменьшилась, но оно всё ещё здесь!

[15]

Отметим самое заметное до настоящего времени:

• Мюррей Ротбард может использовать любую свежую политическую стратегию в дополнение к либертарианству, обращаясь к ещё более радикальным, когда очередные попытки терпят неудачу.

• Роберт Лефевр выступает за чистоту мыслей и дел каждого индивида, что автор и многие другие люди находят вдохновляющим. Но он уклоняется от описания полной стратегии, получающейся из этих персональных тактик, частично по причине опасений, что описание может быть воспринято как предписание. У автора нет такого рода опасений. Лефевровский пацифизм также несколько уменьшает привлекательность его либертарной тактики, – возможно даже сильнее, чем она того заслуживает.

• Эндрю Дж. Галамбош выступает за чёткую контрэкономическую позицию (см. следующую главу), но он определённо мешает привлечению новых людей своей позицией против широкого движения и тактикой «тайного общества». Его «основной принцип», уклонизм, как и лефевровский пацифизм, возможно, также неоправдано сильно уменьшает поддержку его теории.

• «Как я нашёл свободу в несвободном мире» (How I Found Freedom In An Unfree World) Гарри Брауна представляет собой весьма популярное руководство по персональному освобождению. Находясь под влиянием Ротбарда, Лефевра и Галамбоша, Браун вполне правильно, на первый взгляд, описывает действующую тактику выживания и процветания индивида в государственническом обществе. Он не предлагает всеобъемлющей стратегии, и его техники растворятся в продвинутой контрэкономической системе при приближении свободного общества.

• Уклонение без конкретных представителей, но широко соединённое с помощью Libertarian Connection является идеей достижения свободы путём охвата государства с фланга с помощью технологии. Она внешне выглядит вполне обоснованной, ввиду недавнего решения правительства Соединённых Штатов не регулировать стремительно растущую информационную индустрию. Но она не учитывает изобретательности тех, кто хочет сохранять этатизм как можно дольше.

[16]

Когда наше понимание растёт, теоретически мы можем достигать более свободного общества.

[17]

«Великий взрыв» (The Great Explosion) писателя-фантаста Эрика Фрэнка Рассела описывает общество, близкое к тому, которое представлял себе Лефевр. Пацифисты Гэнда имели коррекционный механизм для изредка отклоняющихся от нормы индивидуумов – таких как «Джек-бездельник». К сожалению, из-за осторожности может быть упущен момент, когда агрессоры достигнут «критической массы» и сформируют устойчивое, самоподдерживающееся сообщество. Что они в этом случае смогут сделать очевидно – они делают это!

[18]

Позиция Мизеса-Ротбарда заключается в том, что мошенничество и отказ от выполнения договора (последнее может быть предусмотрено пунктами договора, конечно) являются кражей, кражей будущих благ. Основой договора является обмен имеющихся благ (здесь и сейчас) на будущие (там и потом).

Любая кража является инициацией насилия. Сила используется для отъёма собственности против желания или для того, чтобы помешать получению благ или платы за блага, добровольно переданные по соглашению.

[19]

Общество, с точки зрения Мизеса, существует по причине выгодности разделения труда. Специализируясь в отдельных шагах производства, индивидуумы находят, что вместе могут произвести больше богатств, чем по отдельности.

[20]

Здесь необходимо ввести мизесовскую концепцию временно́го предпочтения. Будущие блага всегда дисконтируются [ценятся меньше] относительно настоящих благ в связи с потерей времени использования. Пока индивидуальные оценки временного предпочтения различаются, те, у кого оно велико, могут одалживать блага под процент у тех, у кого оно меньше, так как высоко-предпочитающие могут платить низко-предпочитающим больше, чем ценность, упускаемая ими. Точка, где все эти сделки относительно временного предпочтения успешно проходят на свободном рынке, определяет базовую или исходную ставку процента для всех займов и капиталовложений.

[21]

Мюррей Ротбард занимает здесь самую сдержанную позицию: он выступает за двойное возмещение; то есть агрессор должен не только вернуть жертву в прежнее нетронутое состояние (насколько это возможно), но и должен сам стать жертвой в соразмерном объёме! Это удвоение не только выглядит произволом, Ротбард также нигде не предусматривает моральной основы для наказания, допуская, кроме того, «моральное исчисление» (в духе Бентама).

Другие требуют куда большего ограбления пойманного агрессора, делая его, вероятно, самым большим дураком, которому не повезло допустить ошибку, и который обязательно вернётся на правильный путь и предпочтёт договориться с жертвой полюбовно. Многие неорэндисты запросто застрелили бы ребёнка за кражу конфеты (Гари Гринберг, например); другие приковали бы подростков к их постелям для защиты своей собственности от мелких «посягательств».

И это ещё просто лёгкое прикосновение ужаса. Гораздо большее искажение справедливости допускается не теми, кто хочет возместить ущерб или даже немного наказать инициатора насилия, а теми, кто хочет его перевоспитать. Хотя некоторые более просвещённые сторонники перевоспитания и допускают параллельное возмещение ущерба, они зацикливаются на делегировании права жертвы на самозащиту (основы всей правовой деятельности) с целью заключения беззащитного пойманного агрессора в тюрьму и промывания ему мозгов.

Не считая наказания личности, истязания тела, и, возможно, даже вызывания некоторого сожаления после жестоких физических пыток, перевоспитатели хотят добиться разрушения системы ценностей и мотивации, то есть уничтожения Эго. В более образных, но хорошо подходящих терминах, они хотят поглотить душу пойманного агрессора!

[22]

Если бы телепатия была открыта и практически применима, она могла бы быть применима для исследования мотивов и намерений; однако в агорическом обществе её применение привело бы лишь к сожалению о чрезмерных затратах, понесённых жертвой. Это примечание также применимо к следующему абзацу, поэтому ссылка на него встречается в тексте дважды.

[23]

Хороший вопрос состоит в том, в каких случаях «наказание» всё же может возыметь силу? Концепция применима только к рабам, которым ничего терять кроме возможности уменьшить страдания, к совершенно ни на что ни годным людям (если такие существуют), и к очень маленьким детям, которые не способны платить за восстановление и заведомо не могут взять на себя долговые обязательства.

Конечно, примитивная экономика обычно имеет значительно больше проблем с рациональностью и технологиями, которые обеспечили бы возможность определения платёжеспособности и точного измерения ценности. Однако, некоторые примитивные общества, такие как ирландское, исландское и игбо ввели системы денежного возмещения для улучшения возмездия – и быстро развились в квазианархические.

[24]

«Микро» и «макро» – это термины из современной экономики истеблишмента. Поскольку контрэкономика является частью агоризма (до тех пор, пока государство не исчезнет), агоризм включает и контрэкономику на практике, и либертарианство в теории. Поскольку эта теория содержит информацию о последствиях крупномасштабного применения контрэкономики на практике, я буду говорить «агорический» в «макро»-смысле и «контрэкономический» в «микро»-смысле. Но так как граница не может быть проведена однозначно, некоторое перекрытие и взаимозаменяемость всё же будут присутствовать.

[25]

Термин «контрэкономика» был образован по аналогии с «контркультурой»; он не означает антиэкономическую науку, так же как контркультура не означает антикультуру.

[26]

Этот том, «Контрэкономика» (книга), был начат, находится в процессе и, волей рынка, скоро будет закончен.

Примечание к четвёртому изданию: SEK3 умер не успев закончить свой magnum opus, но KoPubCo готовит сохранившуюся рукопись того, что он успел сделать, для публикации в ближайшем будущем.

[27]

Этот класс называется правящим классом, правящей элитой или закулисой, в зависимости от того исходит ли анализ от марксиста, либерала или конспиролога. В дальнейшем термины будут использоваться как синонимы, чтобы показать общность идентификации.

[28]

Хотя на некоторые агрессивные действия, такие как убийства и грабежи, часто тоже клеят ярлык «чёрного рынка», подавляющее большинство чёрно-рыночной «организованной преступности» с либертарной точки зрения является совершенно легитимной, несмотря на возможную небезопасность. Мафия же, например, является не частью чёрного рынка, а правительством над чёрным рынком, которое принудительно собирает деньги за защиту со своих жертв (налоги), устанавливает свой контроль с казнями и избиениями (юридическое принуждение) и часто начинает войны, когда его монопольному положению что-то угрожает. Эти действия мы будем рассматривать как красный рынок, чтобы отличать их от порядочных действий чёрного рынка, которые будем обсуждать ниже. Коротко, «чёрный рынок» составляет всё ненасильственное, что запрещено государством но, тем не менее, происходит.

«Серым рынком» здесь обозначается предоставление товаров и услуг, которые сами по себе не являются незаконными, но получаются или распространяются вопреки законодательным ограничениям. Большая часть так называемых «беловоротничковых преступлений» подпадает под эту категорию и вызывает лишь улыбку большей части общества.

Где провести границу между чёрным и серым рынками зависит больше от общественного мнения. Красный рынок же легко отделим: убийство – это красный рынок. Когда государство запрещает самозащиту, защита себя от преступников – включая полицейских – это чёрный рынок в Нью-Йорке и серый в округе Ориндж, Калифорния.

[29]

Таким образом «Либертарная» партия увековечит этатизм. Кроме того, «Либертарная» партия сохранит нечестные доходы правящего класса и будет поддерживать государственные механизмы принуждения и наказания.

[30]

Спасибо Айн Рэнд за эту фразу.

[31]

Хотя эта тема хорошо описана в либертарной литературе, многие всё ещё не знают об истинной природе и механизме инфляции.

Если говорить очень коротко, общий рост цен является лишь последствием инфляции, которая является увеличением денежной массы. Гораздо более вредным являются перераспределение богатства и его побочные эффекты, которые разрушают экономику. Государство «создаёт» деньги, которые распределяются первому ряду его бенефициаров – крупным банкирам, в качестве платы военным и «социальным» подрядчикам, а также гражданским служащим – второму ряду бенефициаров. Как только они поднимают цены своей возросшей покупательной способностью, остальные обнаруживают, что уже не могут покупать столько же, сколько раньше.

Непредвиденный рост цен (упреждающая инфляция дисконтируется рынком) сигнализирует предпринимателям, что необходимо инвестировать в капитальные блага для удовлетворения возросшего спроса. Так как потребление уменьшается из-за уменьшения общей покупательной способности, эти предприниматели обнаруживают, что инвестиции были излишними и вынуждены торговать в убыток, сокращать рабочие места, ликвидировать капитал – результатом всего этого становится депрессия. Толпа безработных работников и близких к банкротству капиталистов в такой ситуации часто убеждает государство снова увеличивать денежную массу, чтобы «стимулировать» экономику – то есть, чтобы создать ещё один иллюзорный бум.

К сожалению, эта новая инфляционная инъекция должна быть опережающей, чтобы работать; следовательно, должна получиться ещё бо́льшая инфляция. Цикл, если он продолжается, может привести к неконтролируемой инфляции (Германия в 1923 г. является классическим примером) и обрушению валюты («ажиотажный спрос», как называл это Мизес).

Как утверждают свободно-рыночные экономисты, побуждение государства «проглотить горькую пилюлю» депрессии (как наркоман может предпочесть перетерпеть «ломку» из-за опасения передозировки) может свести на нет эффект от денежной инъекции и вылечить систему. Как можно видеть, это глубоко консервативная позиция поддержки этатизма.

Гораздо лучшим решением будет отказ от государственных фиатных денег в пользу неинфляционных средств обмена, таких как золото, серебро, товары или даже просто более твёрдые иностранные валюты, в случае, если обвал вынуждает торопиться.

[32]

Пример того, как это работает, может быть полезен. Предположим, я решил получать и продавать контрабанду, уклоняться от налогов, или обходить регулирование. Скажем, я могу получить сто тысяч долларов долларов за сделку.

Используя правительственные цифры по раскрытию преступлений (всегда преувеличивающие способности государства, просто потому, что они не могут знать как много раз мы их провели), я нахожу частоту раскрытий в 20%. Также можно найти процент случаев, доведённых до суда и процент тех, которые закончились обвинительным приговором даже с хорошим адвокатом. Скажем, 25% попали в суд и 50% из них закончились осуждением (последняя цифра велика, но, с учётом издержек, часто и оправдательный приговор приносит фактические потери). Таким образом, я принимаю 2,5% риск (0,20 × 0,25 × 0,50 = 0,025). Это много для большинства реальных случаев.

Предположим, что максимальный штраф составит пятьсот тысяч долларов или пять лет в тюрьме – или и то, и другое одновременно. Исключая мои контрэкономические сделки (нельзя их включать в расчёты при принятии решения о том, нужно ли их совершать), я могу получить двадцать тысяч долларов в год, то есть за пять лет я потеряю ещё сто тысяч. Очень сложно вычислить стоимость пятилетнего заключения, но, по крайней мере, в нашем текущем обществе это не слишком сильно хуже других институализаций (школы, армии, больницы), а контрэкономист точно не будет страдать от чувства вины и угрызений совести.

Итак, я взвешиваю 2,5% от шестисот тысяч долларов убытков (пятнадцать тысяч долларов) и пять лет против ста тысяч долларов дохода! И я к тому же могу просто застраховать себя за четырнадцать тысяч долларов (или меньше) для возмещения расходов и уплаты всех штрафов! Короче говоря, это работает.

[33]

Вероятно, должно быть явно отмечено, что контрэкономический бизнес может вырасти достаточно большим. Вопрос могут ли «наёмные рабочие» заменить «независимых подрядчиков» на всех этапах производства является спорным, но автор полагает, что сама концепция «рабочий – хозяин» проистекает из феодализма и не является, как утверждает Маркс, фундаментальной для «капитализма». Конечно, капитал-этатизм противоположен тому, к чему стремятся либертарии.

Кроме того, даже крупные бизнесмены сегодня могут стать частичными контрэкономистами, оставив на «белом рынке» часть, которая удовлетворит правительственных агентов, выплачивая лишь толику налогов и сообщая заниженное число работников. Опорой бизнеса может быть (и часто является уже сейчас) расширение штата за счёт независимых подрядчиков, которые поставляют, обслуживают и распространяют готовую продукцию. Никто – ни бизнесмены, ни работники, ни предприниматели – не нуждаются в делопроизводстве на белом рынке.

[34]

Многие агористы, такие как Пиро Эгон, спорили по этому поводу с новыми либертариями. Они утверждали, что манифест уже представляет собой целостную программу и любой дальнейший «активизм» является «движением ради движения» и будет вести обратно к этатизму.

[35]

New Libertarian Strategy также является названием бюллетеня Движения Либертарных Левых – не случайно.

[36]

Но не «корпорация», которая является фиктивным «лицом» созданным государством и обеспеченным привилегиями. Некоторые привилегии помимо субсидий и пошлин включают в себя специальные налоговые ставки, ограниченную ответственность, освобождение от регулирования и узаконенное преимущество в судебных спорах. Да, они имеют и некоторые преграды, но не сравнимые с таковыми для неинкорпорированного бизнеса на белом рынке.

[37]

Первый Новый Либертарный Альянс был сформирован (во многом, преждевременно) автором в 1974 г. из участников, собравшихся во время рейда на «Либертарную» партию, из других активистов движения и некоторых контрэкономистов. Рынок оказался не вполне готов для роста этого бизнеса и поэтому НЛА до настоящего момента тратил бо́льшую часть сил на строительство этого рынка.

Любая группа новых либертариев может называть себя новым либертарным альянсом без «официальной санкции»; большинство, конечно, захочет координировать себя с другими группами НЛА и попытаться выработать общую стратегию, хотя тактика может различаться в соответствии с различными условиями, в которых находятся союзники.

[38]

Этот метод организации НЛА хорошо работал в ячейке города Лонг Бич, которая практически всегда ему следовала. Региональные стратегии не полностью «утрясались» на практике, но не было другой группы НЛА, объединявшей большое число союзников, которые постоянно разрабатывали бы такую теорию и следовали ей.

Что касается армий, нужно отметить, что Нестор Махно образовал армию в чисто анархической манере с маленьким ядром офицеров и полностью добровольным участием, принятием званий в соответствии с необходимостью или уверенностью в такой необходимости. Он успешно воевал с белыми и красными на Украине в 1918–20 гг. вплоть до разгрома превосходящими силами победивших красных этатистов, собравших против него ресурсы всего континента.

[39]

Никакие формы фиксированного членства или делегирования мандатов не являются необходимыми или желательными для НЛА. Конечно, кто-то может составить список тех людей, с кем он работает и осуществляет совместное планирование, и список адресов для связи по почте. Но в этих списках нет совершенно ничего сакрального или особенного. Они являются просто ещё одним возможным стратегическим или тактическим решением.

Никто не может быть изгнан из НЛА. Каждый человек либо является новым либертарием, либо нет – в зависимости от характера своих действий. Каждый другой союзник должен сам решать это для себя. Все, кто признаёт вас новым либертарием, находятся с вами в альянсе; те, кто не признаёт, – не находятся, даже если вы при этом и находитесь в альянсе с кем-то ещё.

[40]

Преждевременное появление агористских сообществ приведёт к их насильственному подавлению государством. НЛА должен защищать тех, кто может быть спасён, когда исторические условия находятся в пограничном состоянии, а также предупреждать и эвакуировать тех, кто обречён.

[41]

Вполне допустимо новой либертарной этикой указывать одной фракции «высших кругов», что существование агористов приносит им больше пользы, чем другой фракции. Конечно, ни один этатист не может быть задействован для грабежа или убийства, и даже союз с одним этатистом против другого уничтожает редкие ресурсы и приводит только к усилению притесняющих. Однако новые либертарии могут осознавать, что просто своим существованием и обычными делами агорическая активность относительно больше вредит одной группе этатистов, чем другой.

Хорошее правило, указывающее тактику обыгрывания правящих групп, состоит в том, чтобы не отдавать им больше ресурсов, чем несколько дополнительных предложений в обычной публикации, освещение в прессе наиболее важных действий… и частные беседы, если кто-то часто вращается в этих кругах.

Эта тактика не сработает, если агорическое общество будет восприниматься слишком угрожающе; в таких случаях все этатистские группировки объединяются, чтобы спасти свою шкуру.

[42]

Скажем, один регион очень агоричен и менее защищён. Государство может направить ресурсы для разрушения этой незрелой и локализованной (а значит уязвимой) агоры. Это особенно относится ко второй фазе.

[43]

Кто-то может возразить, что государство может быть разрушено мирно, если этатисты увидят приближение конца. Если бы этатисты были так разумны относительно отказа от применения силы в пользу рыночных альтернатив, то они бы не были этатистами. Революция настолько же неотвратима, насколько вообще неотвратимой может быть человеческая деятельность.

[44]

Например, «Ночь скоро придёт» (Alongside Nigth) Дж. Нила Шульмана (Crown, 1979; Ace, 1982, Avon, 1987; SoftServ, 1990; Pulless, 1999 [также Pulpless, 2009 – см. alongsidenight.net; перевод на русский в процессе – прим. к русскому изданию]) и его ожидаемые продолжения.

[45]

Левые изначально были прото-либертариями, как показывают историки-ревизионисты, такие как Леонард Лиггио. Во французской Ассамблее сторонник свободного рынка Фредерик Бастиа сидел рядом с анархистом Пьером-Жозефом Прудоном. Даже сейчас марксисты называют анархистов «ультралевыми» элементами. В Первом Интернационале либертарии и марксисты составляли примерно равные части. Марксисты и их продажные имитаторы доминировали с 1890-х, пока окончательно не утратили доверие к себе с закатом новых левых, вторжением СССР в Чехословакию и Афганистан и Китая во Вьетнам – «невозможной» войной между двумя марксистскими государствами.

[46]

Сейчас это «Радикальная» фракция «Либертарной» партии и Студенты за Либертарное Общество соответственно.

[47]

«Правые» современного либертарианства достаточно принципиальны, но некоторые из их принципов пересекаются с антипринципами: градуализмом, консерватизмом, реформизмом и минархизмом. Журнал Reason и бюллетень Frontlines – их главные органы. «Центристы» включают Мюррея Ротбарда и его последователей, сейчас организованных в «Радикальную» Фракцию ЛП, которые поддерживают Кларка «критически» т. е. внешне, но не внутренне. Ротбардианские центристы сдвинулись влево, отказавшись от моноцентризма.

[48]

Мюррей Ротбард, как отмечалось; председатель партийного совета Южной Калифорнии Дайенн Петерсен; другие информировали автора о том, что их постоянное перебежничество должно стать более «продажным». Оно станет.

Примечание ко второму изданию: Оно стало.

С тех пор месяц от месяца постоянный приток перебежчиков из ЛП прибавляет вес Движению Либертарных Левых. По меньшей мере одна новая леволибертарная группа, волюнтаристы, возникла целиком из бывших партийных. А Мюррей Ротбард организует в настоящее время отчаянную борьбу за контроль над партией против остатков Осьмикоха на конференции по выдвижению президента от ЛП, запланированной на сентябрь 1983 в Нью-Йорке.

Примечание к третьему изданию: этот процесс происходит и по сей день. ЛП продолжает завлекать юных идеалистичных радикалов, высасывать их энтузиазм, лишать их иллюзий и либо вгонять их в пессимистичную апатию, либо доставлять их – радикализованных и подталкиваемых к действию своей неудовлетворённостью – прямо в распростёртые объятия агоризма.