Новый Вавилон

43

Пустыня Аралкум, Казахстан

— Ми-Ча, есть новости о Бабу?

— Никаких.

— Черт!

Майор Артем Акинис на секунду задумался и сделал знак своим людям продолжать без него. Команда методично обследовала каждую долину, все склоны и вершины Мугоджар к северу от пустыни Аралкум. Шансы найти беглецов были ничтожными, и им оставалось телепортироваться через каждые сто метров по разбитой на участки территории в поисках хоть какого-нибудь следа. Впрочем, одно преимущество у них все же имелось: при малейшей опасности можно было исчезнуть.

Артем обвел взглядом плоское пространство степи, с которого они ушли. Пустые каньоны открывались перед ними, как лабиринт дорог. Он продолжил телефонный разговор с подчиненной, предпочтя не возвращаться в штаб-квартиру «Пангайи» и оставить Ми-Ча наедине с дочерью Немрода. По непонятной причине ему казалось, что правильнее будет не вмешиваться.

— Он час назад телепортировался в Колманскоп, — с беспокойством сказал майор, — и ни разу с нами не связался. Найди его с помощью «Пангайи», Ми-Ча. У меня сердце не на месте.

Молодая кореянка не была готова успокаивать шефа — мол, Бабу одиночка и очень опытный сыщик, не стоит паниковать. Она сама не находила себе места из-за дурных предчувствий.

Она боялась, как и Артем, — боялась как никогда раньше.

— Я этим займусь. Прямо сейчас. Вместе с Пангайей. Не… не волнуйся.

Артем не ответил.

Монастырь Таунг Калат, гора Поупа, Бирма

Ми-Ча повернулась к Пангайе, с трудом скрывая… нет, не тревогу — страх.

— Бабу… — срывающимся голосом произнесла она, — лейтенант Бабу Диоп. Найди его, прошу тебя!

Пальцы Пангайи запорхали по клавишам. Манкинг, удивленный тревожной атмосферой, спрыгнул с плеча молодой женщины и оказался на полу, в нескольких сантиметрах от Шпиона, тот зашипел, выгнул спину, вздыбил шерсть.

Девушки не обращали внимания на питомцев.

— Есть! — воскликнула Пангайя. — Бабу Диоп. Телепортер № 2048-1-29974. Координаты: 26°42′00″ южной широты и 15°13′59″ восточной долготы. Колманскоп, Намибийская пустыня.

Ми-Ча облегченно выдохнула. Бабу все еще обыскивает треклятую призрачную деревню. Ну почему старый дурак не позвонил ей? Она часто спорила с этим динозавром, не способным понять, что мир изменился, но Диоп олицетворял для нее отца. Бабу и Артем. Двое мужчин ее жизни. Один мог бы быть ее отцом. Другой…

— Есть проблема! — вдруг сказала Пангайя.

— В чем дело?

— Он не двигается!

— То есть как?

— Данные телепортеров очень точные. Я могу локализовать положение человека с точностью до секунды. Человек с телепортером на руке движется, как минимум дышит, даже если ничего не делает, даже когда спит. Геопривязка телепортера передает мне даже самый слабый удар сердца.

Ми-Ча почувствовала, как ее охватывает ужас.

— Он… — дрожащим голосом выдавила она, — он мог где-нибудь оставить свой телепортер. Он их ненавидит. Он…

Глаза уже наливались слезами, Пангайя с сочувствием посмотрела на кореянку.

— Я верну его, — пообещала она.

Слезы уже текли по щекам Ми-Ча, оставляя дорожки в четырех слоях тонального крема.

— Что ты сделаешь?

— Верну его сюда.

— Телепортер?

— Нет. Его самого. Если он не снял телепортер.

Ми-Ча всхлипнула.

— Ты… ты не можешь. Не получится. Нельзя телепортировать человека против его желания. Это… это запрещено.

— Да, — спокойно ответила Пангайя, — запрещено, но не невозможно.

— Думаешь, Бабу мертв? — И Ми-Ча зарыдала.

— Нет! Не знаю… — быстро поправилась Пангайя. — Я могу переместить и живого человека.

Ми-Ча вспомнила формулировку статьи 4 Конституции 2058 года.

Никто не может быть перемещен против своей воли.

— Ты могла бы отправить любого туда, куда он сам ни за что бы не отправился? Если бы решила, что это необходимо?

— Не только любого, отправлю все человечество, десять миллиардов землян — если захочу. Достаточно набрать одну строчку кода.

Ми-Ча молча смотрела на координаты телепортера Бабу на экране. 26°42′00″ южной широты и 15°13′59″ восточной долготы.

Они не изменились.

Ни на цифру, ни на миллионную миллиметра. Кореянка схватила Пангайю за руку:

— Верни его! Верни!

Тело Бабу лежало у ног статуй Тагьямина и Махагири. Телепортация в храм заняла одну секунду. Песчинки из пустыни Намиб медленно ссыпались на пол с его лица, стекали между пальцами рук, между ногами.

Крови не было. Он терял песок, как будто состоял из него, казалось, еще немного — и человек обратится в кучу светлой земли, которую сможет развеять ветер или швабра.

Артем склонился над телом. Он телепортировался из Казахстана, как только узнал о случившемся. Бережно, тыльной стороной ладони он стряхнул песчинки с темного лица друга. Бабу Диоп должен выглядеть достойно, когда Артем перенесет его тело в Сен-Луи, чтобы сообщить горестную весть Асту, Адаме, Жофу и Фило. Старина Бабу, самый мудрый из них, телепортировался в мир иной.

«Капп заплатит!» — поклялся себе Артем.

Ми-Ча стояла за его спиной, уткнувшись заплаканным, в потеках туши лицом в шерсть кота, тот покорно терпел объятия.

Пангайя смогла повернуть свое кресло и теперь смотрела на трех полицейских — буквально окаменевшую девушку, опустившегося на колени командира и последнего члена команды, лежащего на полу.

На мертвого Бабу Диопа. Раздавленного песком. Задохнувшегося. Ей в трагической истории досталась роль гробовщика.

— Помогите мне, Пангайя, — тихо попросил Артем. — Помогите попасть в Сен-Луи. Я должен поговорить с его женой. Потом я попрошу вас телепортировать тело к нему домой, прямо на кровать.

Пангайя с трудом кивнула. Только она может это сделать, потому что никто, даже вдова полицейского, погибшего при исполнении служебных обязанностей, не имеет допуска в штаб-квартиру «Пангайи».

Артем не представлял, что скажет Асту. Пообещает отомстить? Заявит, что ее муж погиб как герой? Что она может им гордиться? Что дети должны понять всю важность последнего задания отца? Хрень собачья, вот что такое все эти слова!

Больше всего Артема бесило, что Бабу погиб впустую. Виктор Капп исчез. Они не обнаружили ни единого следа убийцы. Почему умный и опытный сыщик Диоп попал в ловушку и так нелепо погиб, даже не пустив в ход оружие?

Майор не мог в это поверить.

— Ты его обыскала? — спросил он.

Ми-Ча покачала головой. Что за глупый вопрос! Артем телепортировался в ту секунду, когда Пангайя перенесла тело Бабу из Колманскопа. Артем осторожно сунул пальцы в карманы куртки мертвого полицейского, ничего не нашел, проверил — с тем же результатом — один карман брюк и повернул тело на бок, чтобы посмотреть в задних карманах.

Несколько листков бумаги.

Майору захотелось обнять старого товарища, словно тот был жив и снова разыграл их. Акинис развернул находку, Ми-Ча подошла ближе, Пангайя следила за их действиями. Три листа были разрисованы и надписаны рукой Виктора Каппа.

— Ты уже видел что-нибудь подобное? — спросила кореянка, изучая красные линии, кривые цвéта охры, синие и зеленые участки равнин.

— Это карты, — ответил Артем. — Старые карты.

Первая, почти целиком синяя, изображала атолл Тетаману. Хан нарисовал точный маршрут по морю, максимально короткий, но учитывавший обход множества рифов в лагуне.

Вторая — белая с голубыми изгибами — обозначала ледники Кашмира. Гульмаргская канатная дорога была прочерчена черной прямой. Капп обвел ее в красный кружок и нарисовал точный путь до отеля, маленького черного квадратика.

Артем развернул третью карту.

И от изумления едва не выронил ее.

Она была зеленой, с несколькими темными кружками. Горы и утесы в джунглях, одна гора тоже обведена красным.

Гора Поупа.

Ближайшее к ней название подчеркнуто.

Монастырь Таунг Калат.

Здесь!

Галилео Немрод смотрел на карту бирманских джунглей и не верил своим глазам. Он касался пальцем красного кружка, нарисованного фломастером, и бормотал в бороду нечто неразборчивое.

Артем доложил Немроду, как только развернул последний лист:

— У нас проблема, президент…

Галилео судорожно размышлял, то и дело сжимая пальцы в кулак, словно не мог решиться смять лист и выбросить в телепортер мусора. Появившись минуту назад в храме, он даже не посмотрел на лежащего на полу Бабу. Для него, защитника десяти миллиардов землян, один погибший полицейский не имел никакого значения.

Так думал Артем, пока президент не подошел к Пангайе. Он так нежно положил руку на плечо дочери, что майор осознал: одна смерть станет трагедией для Немрода — если погибнет его дочь!

Президент, безусловно, понимал, что́ означает эта карта. Виктор Капп собирается на гору Поупа, в третий пункт назначения после деревни немецких пенсионеров и отеля Тане Прао. Что сильнее всего пугало политика?

Взлом террористом компьютерного ядра базы данных «Пангайи» или похищение дочери?

Президент наклонился, чтобы Пангайя могла уткнуть лицо ему в грудь, слегка повернув кресло. Ревнивый Манкинг, не посмев напасть на старика, метнулся на другой конец зала, подпрыгнул и уцепился за позолоченную корону статуи Тагьямина. Кот, устроившийся на левой ладони ната Минтары,[38] презрительно сощурился и отвернулся.

Немрод проанализировал ситуацию и наконец обвел взглядом тело Бабу, песок, статуи бирманских Великих натов, обезьянку и кота, капитана Ми-Ча и остановился на Артеме. В нем сейчас не было ничего от «всемирного деда», выступающего перед согражданами, он был в образе жесткого и непримиримого политика.

— Вы и ваши люди все еще отстаете от преступника, майор Акинис, и это становится более чем тревожным. У вас есть этот журналист-диссидент Лилио де Кастро, который забрал из дома Тане Прао всего-то несколько сотен незаконных телепортеров, чтобы передать их горстке террористов, причем самых опасных на планете, а вы его упустили. Действуйте же! Действуйте, майор! Не будь ситуация столь драматичной, я назвал бы ее смешной. Я о том, что вы не задержали убийцу, этого Каппа — или Хана, если вам угодно, — ни на склоне Гималаев, ни перед логовом Тане Прао, хотя с вами работала команда из тридцати опытнейших агентов. Не допусти вы непростительного промаха, майор, ваш коллега был бы сейчас жив. А мы не приходили бы в ужас от одной только мысли, что мозгу этой планеты, гарантирующему каждому свободу перемещений, грозит уничтожение.

Артем покорно слушал упреки Немрода. Он и правда мог бы спасти Бабу. Он…

— Президент, — неожиданно произнесла Ми-Ча, — президент, лейтенант Бабу Диоп погиб, добывая эту карту. Он вычислил убийцу. В одиночку. Он точно определил его метод действий и следующую цель. Он погиб как герой, и никто никогда не делал больше для защиты человечества. Он отдал жизнь, и вы, конечно же, понимаете, что майор Акинис, все его люди и я тоже готовы отдать наши жизни.

Немрод окинул юную кореянку восхищенным взглядом и выпрямился, не заметив, что дочь за его спиной улыбается дерзости новой подруги.

— У нас будет время отдать почести павшим, капитан Ким. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. — Галилео погладил бороду. — Но вы и сами знаете, что награды раздают после войны. Буду с вами предельно откровенен, майор Акинис: в этот самый момент сотни политических заключенных получили незарегистрированные телепортеры и наверняка готовят беспрецедентный теракт. У вас есть все полномочия, чтобы арестовать их. — Президент сделал шаг, встав точно между Ми-Ча и Пангайей. — Капитан Ким, похоже, моя дочь полностью вам доверяет. Это бесценно и случается крайне редко. Мы, конечно же, усилим меры безопасности вокруг горы Поупа, зону закроют для любой телепортации на десятки километров вокруг, каждую антенну защитят, тысячи людей станут наблюдать за храмом. Никто, даже Виктор Капп, не проникнет в сердце «Пангайи». Вы же останетесь в этом помещении, чтобы обеспечить безопасность моей дочери — на случай, пусть даже невероятный, если преступник все-таки сумеет проникнуть сюда.

Никто не ответил Немроду. Зачем, если приказы последовательны, логичны и точны? Президент повернулся к дочери:

— Остались сутки. Двадцать четыре часа до Нового Вавилона, до момента, когда почти все человечество окажется на маленьком островке в Атлантическом океане. Сегодня шестьдесят один процент делегатов Экклесии высказываются за празднование, но они понятия не имеют о нависшей над ними угрозе. Само собой разумеется, если в ближайшие часы ни Виктор Капп, ни изгои-террористы не будут арестованы, мне придется проинформировать общество, и Новый Вавилон немедленно отменят.

«Последователен, логичен, точен», — подумал Артем и впервые за все время услышал голос Пангайи:

— Не отменяй церемонию. Я смогу держать все под контролем. Умоляю, не отменяй!

Немрод смял в кулаке карту Каппа, другой рукой погладил дочь по плечу:

— Это решаю не я. И не ты. Мы просто скажем правду Экклесии. Каждый землянин будет сам решать свою судьбу.

Немрод телепортировался во Всемирный конгресс, продолжая контролировать работы на Тристан-да-Кунье и строительство больницы на Мадагаскаре, поздравлял пожарных Торонто, которые спасли леса в провинции Онтарио, то есть помогал миру жить обычной жизнью.

Артем и Ми-Ча постояли над телом Бабу, майор обнял девушку.

Ему предстояло телепортироваться в Сен-Луи. С телом Бабу. Он решил посвятить Асту и детям столько времени, сколько им понадобится, наплевав на все дела. В Казахстане Носера с командой прочесывает всю территорию, они сообщат, если что-то найдут.

— Мне пора, — сказал он. — Будь осторожна и очень внимательна, я не могу потерять еще и тебя.

Он исчез. Руки Ми-Ча теперь обнимали пустоту. Призрак. «Все-таки телепортация — самое жестокое из всех изобретений». Шпион прыгнул на руки к девушке, как будто почувствовав ее печаль.

Пангайя и Ми-Ча снова остались одни в древнем бирманском храме, превращенном в компьютерный центр.

— Он придет, — спокойно сказала Пангайя. — Папа может поставить вокруг меня хоть тысячу солдат, Виктор Капп все равно явится сюда.

— Я с тобой согласна.

Ми-Ча говорила правду. Этот тип неуловим. Он тоже призрак. Никакой барьер безопасности его не остановит.

— Я не смогу защитить себя, — продолжила Пангайя. — Это сумеешь сделать только ты. — Пальцы молодой женщины сильно дрожали, мучительные судороги сотрясали тело. Пангайя потеряла контроль над собой. — Я… У меня есть только ты.

Дочь президента с мольбой посмотрела на Ми-Ча, перевела взгляд на упаковку голубых таблеток, спрятанную за двумя черепашками.

— Ничего не бойся, я буду рядом. — Кореянка нежно коснулась плеча Пангайи.

Она оглядела зал, обезьянку, кота и тридцать семь статуй бирманских натов, прекрасно понимая, что против Каппа у нее не будет шансов. Он всегда на шаг впереди. Сумел заманить в ловушку Бабу, у которого опыта было неизмеримо больше, чем у нее. Нужно что-то придумать. Использовать хитрость. Ждать врага, приняв его условия, означало предложить ему себя связанной по рукам и ногам.

Взгляд кореянки остановился на фарфоровых лицах статуй бирманских королевских особ.

Ми-Ча не представляла, каким волшебным образом Капп до них доберется, но исключать эту возможность не следовало. Необходимо найти способ поломать тщательно проработанный план. Застать его врасплох!

Бирманские статуи… Они одеты как принцы и принцессы, их глаза неподвижны, черты лица нарисованы тончайшей кисточкой. В голову пришла безумная идея.

Преимущество Хана — его гипермобильность. Он неуловим, он находится везде и нигде.

И никогда не подумает, что его будут подстерегать на территории неподвижности!

44

Резиденция Всемирной Организации Перемещений, остров Манхэттен, Нью-Йорк

Служба географической верификации рельефов, водных потоков и береговых линий водоемов состояла из директора, двух штатных сотрудников и нескольких стажеров. Совсем маленькая служба в сравнении с Департаментом городского планирования, где в штате больше семидесяти человек.

Работа Службы заключалась в наблюдении за изменениями на суше, в море и реках, способными привести к географическим модификациям в базе данных «Пангайи». Иными словами, если паводок в каком-то месте на планете изменял русло реки, было крайне важно актуализировать данные в базе, чтобы желающие телепортироваться туда не плюхались в воду. То же касалось, например, оползня, приводящего к уменьшению высоты, — в общем, любая телепортация человека нуждалась в постоянном точном измерении рельефов, чтобы люди не реинтегрировались в облаках.

К счастью, такого рода модификации были редкостью. География — наука довольно стабильная, и большинство изменений, как то же таяние ледников, подвижки скал или речные эрозии, моделировались, проверялись на снимках, сделанных из космоса, и автоматически интегрировались в систему.

Миссия директора Вана и двух его заместителей, Тейлора и Дембеле, заключалась в основном в программировании (область Дембеле), реже — в полевых проверках (специальность Тейлора), а иногда в управлении серьезными кризисными ситуациями — в случае извержения вулкана, цунами или другого стихийного бедствия (компетенция Вана), но в этом случае досье у них изымали для передачи в Службу управления гуманитарными, социальными и природными кризисами.

Итак, географы жили в свое удовольствие, и трое чиновников большую часть времени скучали в ожидании расширения речных излучин, оползней и уменьшения высоты холмов.

А иногда — но лишь иногда — увеличения гор.

— Нештатная ситуация, — тягучим голосом произнес из-за компьютера Ван. — Гора внезапно подросла на шестьсот восемьдесят два метра.

Информацию автоматически перекинули в базу «Пангайи». Вана новость не напугала, он подул на свой зеленый чай и сделал глоток.

— Уверен, что не ошибся? — встревожился Тейлор и проглотил три пилюли, чтобы плавно перебраться из сна в бодрствование, заглушить депрессию и убрать назойливую боль в большом пальце левой ноги.

Теоретически именно он отвечал за верификации на месте происшествия, но даже самая короткая телепортация напрочь лишала его сил. Никогда не знаешь, какая погода тебя ждет, взять хоть последний раз, когда после Кергелена — острова в южной части Индийского океана — он две недели провалялся с ангиной. С тех пор Тейлор остерегался вылазок в поле.

— Кто-то сообщил лично? — поинтересовался Дембеле, поедая печенье, которое мать всегда пекла для него по утрам. — Если есть опасность для населения, нужно передать дело в Службу управления кризисами. Не хочу ссориться с коллегами и тем более отбирать у них работу. Ты сказал, что на шестьсот восемьдесят два метра? Извержение такого уровня должно было натворить дел… Где он вырос, твой гигантский гриб?

Ван не торопясь сделал еще три глотка чая.

— 20°55′13″ северной широты, 95°15′14″ восточной долготы. Обычно там все тихо.

— Подожди, — встрепенулся Тейлор, подстегнутый пилюлей, — я сам взгляну.

— Сам? — От изумления Дембеле даже подавился печеньем.

— Взгляну на компьютере, — уточнил Тейлор. — Минуточку, сейчас наведу фокус на зону.

Ван и Дембеле облегченно выдохнули.

— Вообще ничего, — объявил Тейлор, — абсолютно ничего не происходит. Вижу только лес и микровулканы.

Ван начал просматривать базу географических данных.

— Ты прав, это сейсмичная зона, но в ней годами ничего не менялось. Там полно базальтовых столбов — внутри джунглей. Надо думать, еще один вырос сегодня ночью.

Он допил чай.

— Если бы внизу, наверху или сбоку кто-то был, — прокомментировал Дембеле, — то коллеги из Служб неотложной помощи уже сообщили бы нам. Нужно все проверить и не пытаться обогнать планету.

Такова была мантра их Службы, которую заучивали наизусть поколения стажеров: не пытаться обогнать планету Земля. За исключением нескольких «показательных выступлений», старая дама Земля эволюционировала очень-очень медленно. Никакое изменение не проявлялось в рамках человеческой жизни. Сотрудники были не искателями приключений, а дотошными чиновниками, и польза от их работы проявится через много тысячелетий, когда в кабинетах будут сидеть совсем другие чиновники.

— И все-таки я не понимаю, — сказал Ван. — Шестьсот восемьдесят два метра за ночь — такое не каждый день случается! 20°55′13″ северной широты, 95°15′14″ восточной долготы. Опиши-ка это место поподробнее.

Тейлор вздохнул и активировал на экране объемное моделирование участка.

— Поехали. Вруммм… Лечу над зоной… Вижу… Чертовы базальтовые столбы напоминают маяки, наблюдающие за океаном пальм… Приближаюсь… Вруммм… Ух ты, там людно… Подождите, сейчас спрошу у машины… Добрый день, машина, 20°55′13″ северной широты, 95°15′14″ восточной долготы, тебе это что-нибудь говорит? Спасибо, машина… Ван, могу показать три страницы из туристического буклета, мы на горе Поупа, в древнем буддийском монастыре, если не ошибаюсь… На моих картинках ничего не изменилось.

Дембеле взял еще одно печенье.

— Тогда, получается, мы имеем дело с чудом! Сильны, буддисты! Наверное, один из их богов подрастил за ночь гору, чтобы удобнее было сидеть.

Ван улыбнулся. Скорее всего, это ошибка спутника. Радар не распознал или неверно интерпретировал низко висящее облако. Так бывает, жаль только времени, которое придется потратить на писанину. От одной мысли устаешь!

— Хорошо, объявляю перерыв на обед. Встретимся здесь через час и решим, что делать.

45

Монастырь Таунг Калат, гора Поупа, Бирма

Несколькими часами раньше, ровно в полдень по Универсальному времени (в бирманских джунглях было темным-темно), в географических координатах 20°55′13″ северной широты, 95°15′14″ восточной долготы, на высоте двух тысяч двухсот метров над уровнем моря, то есть на шестьсот восемьдесят два метра выше верхней точки горы Поупа, Виктор Капп, самый разыскиваемый человек Земли, телепортировался в воздух.

Теоретически это считалось невозможным. Любая телепортация человека имела две географические координаты, широту и долготу. Опираясь на них, Пангайя рассчитывала точку приземления и препятствия, которые придется обойти, по принципу действия древних GPS.

Проще всего было подделать альтиметрическую базу данных «Пангайи» — во всяком случае, частично. Кому пришло бы в голову менять высоту гор или русло рек? Если искусственный интеллект в течение нескольких минут указывал, что в координатах 20°55′13″ северной широты, 95°15′14″ восточной долготы нет горы высотой тысяча пятьсот восемнадцать метров, зато есть другая, высотой две тысячи двести метров, телепортер «высаживал» вас… в чистом небе. Над зоной, которую объявили запретной.

«И я завис над монастырем Таунг Калат, чего уж проще!» — думал Виктор Капп, бесшумно летя на парашюте в черном небе, невидимый для сотен солдат, засевших в джунглях, на столбах и на каждой из семисот семидесяти семи ступеней лестницы.

Капп много тренировался. В пустыне у него было время изучить все давние средства передвижения и старые планы монастыря.

Стояла безветренная погода, было тихо, лишь перекрикивались обезьяны на верхнем ярусе тропического леса. Капп мог бы спокойно приземлиться на купол, свернуть парашют, забраться на резной зонтик на верхушке храма и проскользнуть в слуховое окошко, доступное только для птиц. Попав на несущую конструкцию, он через люк проникнет прямо в сердце «Пангайи».

Киллер повторил про себя последние слова, наслаждаясь долгим медленным спуском и пьянящим ощущением легкости.

В сердце Пангайи.

На этот раз он думал не о компьютерном алгоритме.

46

Долина Сырдарьи, Казахстан

Они перейдут границу в горах, чуть севернее Ташкента, где-нибудь между развалинами сел Какпак и Кок-Тюбе. Сверкающие льдом вершины гряды Каратау защитят их в лабиринте долин и холмов.

Длинная колонна из трехсот изгоев напоминал первопроходцев Северной Америки, мигрирующих к неосвоенным землям, какими их изображали на старинных гравюрах. Всадники охраняли караван, лошади тянули крытые брезентом повозки цвета земли и камня, люди шли пешком. Молчаливая колонна медленно двигалась по каменистым тропам, сторонясь равнины, по которой текла Сырдарья.

Пока их телепортеры не активированы, риск быть обнаруженными минимален. Но из осторожности на всех близлежащих возвышенностях расставили дозорных, чтобы те отслеживали любую телепортацию шпионов властей. Они много раз давали знак конвою остановиться или ускориться.

Они должны достигнуть границы через пять часов, даже меньше.

Все изгои, сосланные в Казахстан, согласились с решением Ассамблеи совершить поход по территории Казахстана и воспользоваться телепортерами сразу после границы.

Все, кроме одного. Кроме Оссиана.

Никто с прошлой ночи не имел о нем новостей, даже последние сторонники — туарег Мусса Аг Оссад, рохинджа Абул Манн и помак Богдан Пирлов. Старик скрылся в темноте, оглушив де Кастро и взяв с собой всего один телепортер. Асима Маждалави и все остальные были уверены, что Оссиан никогда не доберется до границы в одиночку, а если останется в Казахстане, то не сможет воспользоваться телепортером, то есть пребудет изгоем до самой смерти.

Почему Оссиан так поступил? Что за игру он затеял? Как человек, мечтающий свалить Конституцию 2058 года, может оставаться вне истории, подобно отшельнику, который удаляется от мира в тот самый момент, когда чудо, о котором он страстно молился, готово свершиться?

Впрочем, особого значения для палестинки и большинства изгоев это не имело, они были даже рады, что Оссиан устранился. Люди провели ночь, планируя десятки демонстраций по всему миру, в исторических центрах городов и у самых знаменательных для многих народов памятников, собирали ткани, плакаты, картины, музыкальные инструменты и складывали их в фургоны, а потом повторяли движения, песни и танцы.

Люди решили устроить массу перформансов, один красочнее другого, чтобы поразить воображение землян. Все узнают об их существовании и требованиях. Никто из избранных во Всемирный конгресс не сможет сказать, что они опасны. Ни один судья не вынесет им обвинительный приговор на открытом процессе.

Общественное мнение встанет на их сторону. Мнение — это Экклесия, а Экклесия — власть, власть народа. Прежняя общность интересов, национальная и региональная, восстановится естественным образом. Она, эта общность, не пропала, а на время спряталась, но никто не сможет жить без нее. Никто не способен обрубить корни и продолжать движение.

«Да, — думала Асима Маждалави, натянув поводья рыжего карабаира, — нашему делу только на пользу, что Оссиан не пошел с нами. И пусть этот журналист, Лилио де Кастро, будет здесь! Он гарантировал нам трансляцию в режиме реального времени и выход в эфир сотен репортеров на каждом континенте».

Фабио нашел де Кастро на берегу Сырдарьи, тот был без сознания — его кто-то ударил по голове, — но быстро пришел в себя и отделался шишкой, которую легко загримировать. Проснувшись утром, журналист первым делом бросился к зеркалу, чтобы посмотреть, рассосалась ли гематома. Среди изгоев было четверо врачей, и они настаивали на постельном режиме, говорили, что до границы ему лучше ехать в фургоне, тем более что день празднования столетия телепортации будет долгим и сложным.

Разведчики Саладин и Элисапий подали знак, что путь свободен.

Теперь ничто их не остановит.

Они перейдут границу и рассеются по планете.

Одна Земля, триста наций, две тысячи народов, семь тысяч языков и столько же территорий, которые придется защищать.

Конституция 2058 года гарантировала миру личную свободу для каждого человека.

Отлично!

Личная свобода завоевана, пора защищать коллективные.

«Мы разделим одну Землю, — напевала Асима Маждалави, пустив чистокровного жеребца в галоп, чтобы опередить конвой. — Мы построим общий мир, океаны станут его цементом, а народы — кирпичами».

47

Монастырь Таунг Калат, гора Поупа, Бирма

Ми-Ча отсутствовала десять минут.

— Жди меня, — велела она Пангайе, словно прикованная к креслу девушка могла шевельнуться. — И никому не открывай!

Ожидая возвращения кореянки, Пангайя размышляла над странной идеей подруги застать врасплох Виктора Каппа, если убийца все-таки сумеет пробраться к ним, обойдя охрану, выставленную вокруг горы Поупа. Застать врасплох гения гипермобильности, использовав неподвижность. Неподвижность? Что имела в виду эта странная, непредсказуемая спецагент, напоминающая изящную куклу?

И Пангайя поняла.

Поняла и расхохоталась. Нервный смех быстро перешел в кашель — это случалось все чаще, и каждый приступ длился все дольше.

Ми-Ча отошла к статуям тридцати семи Великих натов, стоявшим у стены в центре индуистского пантеона: Тагьямин, Вишну, Ньяунг Гин, Шива… Она приняла позу, зажав в руках книгу, замерла в неподвижности на несколько долгих секунд, расслабилась и спросила:

— Ну, что скажешь? Разве моя Пальмира не гений визажистских искусств?!

— Больше чем гений! — согласилась Пангайя. — Ты совсем чокнутая, но может получиться.

Кореянка снова замерла, проверяя, сколько выдержит так простоять, не шевелясь и почти не дыша. Во время короткой телепортации в Милан на виа Монтенаполеоне она облачилась в традиционное бирманское сари, попросила сделать прическу и грим в соответствующем стиле и наложить несколько слоев тонального крема. На голове у нее красовалась корона, на запястье — агатовый браслет, в руке она держала Книгу Священных Вед, превратившись таким образом в Сарасвати, богиню знаний.

Ми-Ча стояла в полумраке между Минтарой и Кришной и ничем не выделялась среди других статуй — та же беломраморная кожа, такие же накрашенные глаза, парик и белоснежное сари из плотной ткани с тяжелыми складками.

«Ее идея, — думала Пангайя, — нелепа, но одновременно чертовски умна и может сработать!»

Если Виктор Капп решит телепортироваться в этот зал, он будет думать, что ее охраняет вооруженный полицейский — одна рука на рукоятке пистолета, другая на кнопке телепортера, — и наверняка выстрелит первым. Но если он окажется в пустом зале, наедине с беззащитной женщиной…

Убийца может вообразить, что сыщики играют в прятки при помощи телепортеров, исчезают и появляются, вот только один будет находиться метрах в десяти, совершенно неподвижный. Телепортация заставила людей забыть главнейший способ маскировки растений и животных — мимикрию. Слиться с обстановкой, чтобы никто не обращал внимания.

Ми-Ча подмигнула Пангайе.

«Все-таки она ужасно красивая», — подумала та и улыбнулась в ответ.

48

Долина Сырдарьи, Казахстан

— Здесь мы расстанемся, Лилио.

До бывшей узбекской границы оставалось несколько сотен метров. Первые всадники изгоев уже перешли ее. Фургон, запряженный двумя карабаирами, медленно ехал по грунтовой дороге между вековыми платанами.

Лилио сел, машинально коснулся рукой шишки на лбу, но боли не почувствовал — удар, нанесенный прошлой ночью Оссианом, остался далеким воспоминанием.

— Что вы такое говорите, Клео?

Она сидела с ним всю ночь, с того момента, как за ней прислали перепуганного корсиканца Фабио, который сказал: «Вашего друга, журналиста, нашли бездыханным на берегу одного из притоков Сырдарьи. Возможно, он умер…» Клео кинулась со всех ног и не сумела сдержать крик, увидев распростертое на гальке тело. Она не успокоилась, даже когда Шеноа, врач-мапуче, сказала, что жизнь Лилио вне опасности, и держала репортера за руку, пока Фабио и Саладин несли того в пещеру-диспансер размером чуть больше других. Каждые три часа Клео поила де Кастро кумысом, приподнимая ему голову. Она улыбалась ему всю дорогу, выглядела очень красивой с растрепанными волосами, в крестьянском платье на голое тело и напоминала героиню вестерна. Стойкую и решительную.

— Это было отличное приключение, Лилио. Замечательное. Незабываемое. Вспомню о нем через несколько лет и подумаю, что мне все приснилось. Но приключение закончилось.

— Нет, Клео…

Она приложила палец к его губам:

— Тсс, Лилио. Молчите. Я не хочу ссориться. Не стоит все портить. Хочу запомнить вас таким, каким вы были в эти дни. Запомнить нас. Потом все будет иначе.

— Что именно?

Клео погладила журналиста по щеке.

— Я телепортируюсь сразу после границы. У меня есть доступ в частное пространство Элиаса. Помните архитектора, который был со мной на финале чемпионата мира по футболу? На матче Бразилия — Германия? Два дня назад, а кажется, что в другой жизни. Я, пожалуй, телепортируюсь к нему. И даже выйду за него замуж. Успокойтесь, не сейчас. Через много-много лет. — Она засмеялась. — Спасибо вам и судьбе, Лилио, спасибо за чудесную неожиданность, за эти последние часы, за встречу. А теперь пора возвращаться к моей настоящей жизни.

Лилио долго смотрел на учительницу.

Бóльшая часть фургонов была уже за границей, изгои ставили между деревьями палатки из камуфляжной ткани, расстилали на траве белые простыни, чтобы написать на них лозунги, доставали цветные ткани, из которых собирались сшить флаги, развешивали старые национальные костюмы, осматривали барабаны, флейты, скрипки, аккордеоны.

Асиму Маждалави назначили хранительницей телепортеров. Она переложила их из рюкзака Лилио в деревянный сундук, который сторожили шестеро вооруженных мужчин, и собиралась распределить приборы в самый последний момент. Нельзя было активировать их раньше времени и выдать себя. Все решили телепортироваться в девяносто семь разных мест, в полдень, когда в Новом Вавилоне начнется церемония празднования столетия.

— Вы пропустите самое интересное, Клео, день будет незабываемый.

— Я увижу все в трансляции, — ответила Клео с усталой улыбкой. — И прочту отчет в вашем репортаже. Я вам доверяю, Лилио. Вы напишете блестящую статью.

— Значит, вы меня не любите?

Клео ответила не сразу. Взяла журналиста за руку и сказала:

— Я думала, что влюбилась в вас, Лилио. Приняла за героя, явившегося с небес, чтобы похитить меня. Не беспокойтесь, милый, все при вас — и ум, и слава, и харизма, и чувство юмора. Все! Даже слишком много всего. Слишком, Лилио. Я так вами восхищалась и не хочу разочаровываться.

— Я вас разочаровал?

Он мог понравиться всей планете, он — самый известный репортер мира, который через сутки войдет в историю благодаря репортажу о совместной операции изгоев, а какая-то учительница младших классов его отвергает…

— Для меня нет места в вашей жизни, Лилио. Кончится все тем, что я начну называть эгоизмом то, что вы зовете страстью. А то, что для вас миссия, для меня карьеризм. Вы готовы на все, чтобы преуспеть. Мне нужен мужчина, готовый на все ради меня. Я эгоистка. Думаю только о себе, а не о судьбах человечества. Мне жаль, Лилио, я вам не пара. Я самая обычная женщина.

Она отняла руку — почти сожалея, как ребенок, отпускающий на свободу воздушный шарик.

Они перешли границу, даже не заметив. Клео положила палец на телепортер.

— Где он живет, этот ваш на все готовый Элиас?

— В двухэтажной квартире, на площади Пикадилли.

— С этой фальшивкой вы не сможете телепортироваться в его частное пространство.

— Я высажусь на Риджент-стрит, 47 и войду в дом, как это делали в прежние времена. Элиас слегка старомоден, но все-таки назвал мне код.

— Я вас провожу!

— Нет, Лилио, не нужно.

— Прошу вас, Клео! Это займет всего секунду. Вы моя должница, так что не спорьте. Потом вернусь сюда, я им нужен.

— А они — вам, и это хорошо. Не предавайте этих людей.

— Зачем вы так?

— Я полюбила изгоев, Лилио, хотя понимаю, что все это безумие через несколько часов может обернуться трагедией, а то и вовсе спровоцировать новую мировую войну.

— Их вы любите, а меня — нет. Что в них есть такого, чего нет во мне? Клео посмотрела на журналиста с бесконечной нежностью и сказала:

— Они сумели выбрать свою сторону.

Лилио не обиделся. Он поймал руку Клео, когда молодая женщина собралась нажать на кнопку, и она все-таки улыбнулась.

— Ладно, так и быть, господин великий журналист. Вместе так вместе. Я напою вас чаем на площади Пикадилли.

49

Монастырь Таунг Калат, гора Поупа, Бирма

Пангайя почувствовала на плече чью-то руку.

Она с головой погрузилась в работу с алгоритмом. Церемония празднования состоится меньше чем через два часа. Экклесия показывала рекордный результат: почти 83 % населения Земли собрались телепортироваться на остров Тристан-да-Кунья, то есть 8 миллиардов 370 миллионов человек готовы собраться вместе на острове в Атлантике. Это не было проблемой — Новый Вавилон строился с расчетом на десять миллиардов человек. Популярность Галилео Немрода оценивалась в 76 % и никогда еще не была так велика.

Пангайя резко вскинула голову.

Он здесь!

Виктор Капп.

Блондин с квадратной челюстью, худой, мускулистый, со светлыми глазами, взгляд спокойный, почти мечтательный, как будто человек в мыслях где-то далеко.

Рука крепче сжала плечо женщины, в другой он держал сантоку — японский нож, которым расправлялся с жертвами.

Убийца появился внезапно, как неуловимый призрак, ему не помешала усиленная охрана храма.

Он обвел взглядом зал и снова посмотрел на дочь президента.

— Не сомневался, что ты будешь одна. Мы оба одиночки. Тех, кто снаружи, ты еще терпишь, но сюда не допустила бы ни одного охранника.

Как он все-таки сумел пройти?

— Я знал, где найти тебя, ведь телепортироваться ты не можешь. Хватило последнего раза, да? — Он наклонился, посмотрел на экран. — Над чем трудишься?

Пангайя старалась не смотреть через плечо киллера на Ми-Ча, и он не заметил фальшивую Сарасвати, стоявшую между Кришной и Минтарой. План кореянки работал! Под складками сари она спрятала оружие и, как только Капп соберется пустить в ход свое, выстрелит первой.

— Ну же, расскажи… Над чем корпишь? — Капп наклонился еще ниже, навалился грудью на плечо онемевшей от ужаса Пангайи. — А, ясно… Знаменитый Новый Вавилон. Все земляне соберутся в одной точке. Тебе не кажется, что человечество никогда еще не было так уязвимо? Даже Оссиан не придумал бы подобного. Читала его книгу?

Пангайя молча покачала головой, она была до того напугана, что страх изображать не требовалось.

— Твой отец точно не держит ее у кровати. Я согласен не со всеми бреднями старого психа — Оссиана, не президента, — но он предвидел, что мир без границ это что-то вроде рубашки без швов, тела без костей. Понимаешь, о чем я? Колосс, которому не выстоять под натиском бури.

Цифры на экране показывали, что уже 86 % людей готовы принять участие в церемонии.

— Представь, что всех нас запустили на Луну вместо острова Тристан, и посчитай, сколько места освободится. Можешь такое провернуть?

Давление на плечо сделалось сильнее, Пангайя зашлась в кашле, который эхом отразился в просторном зале. Капп протянул ей бумажный платок, сообразил, что она не может взять его, и осторожно сам вытер ей губы.

— Отец не приставил к тебе никого, кто ухаживал бы за тобой?

Пангайя попыталась выровнять дыхание, справилась, но нервы у нее сдали, и она выкрикнула:

— Что вам нужно?

Ее пронзительный крик напугал прятавшуюся обезьянку. Манкинг вылетел из-под кресла и забрался на верхнюю полку шкафа с черепашками, откуда с опаской уставился на чужака.

— Так вот кто твой охранник? — усмехнулся преступник. — Мартышка? Ну тогда человечеству точно ничего не грозит.

— Что вам нужно? — дрожащим голосом повторила Пангайя.

Она не знала, насколько хорошо Виктор Капп разбирается в программных кодах. Он легко справился с наладкой локальной антенны, смог наложить запрет на доступ в определенное место, умело уничтожил след своих перемещений, но насколько он разбирается в компьютерных алгоритмах, особенно в таких сложных? Рядом с ней Виктор Капп — пустое место.

— Ничего, — ответил убийца и оглядел зал. — Ты удивишься, но мне ничего не нужно, я просто жду приказа.

— Чьего?

Капп улыбнулся.

— Ты не поверишь. Вот прямо сейчас, за час до открытия Нового Вавилона, я должен убедиться, что ты нейтрализована. Похоже, ты весьма могущественная особа. Чуть ли не самая могущественная на всей планете. Только ты способна переместить миллиард землян на Северный полюс или в открытое море, набрав нужный код.

Пангайя опять закашлялась, ей казалось, что легкие вот-вот взорвутся.

— Вы меня убьете?

— Не прямо сейчас. Мне приказали завязать тебе глаза, заткнуть рот, обездвижить пальцы и — главное — отключить от системы. Пусть все немного отдохнут. Сегодня ведь праздник, позволь людям самим распоряжаться собой, не вмешивайся в их перемещения.

Пангайя снова зашлась в приступе кашля, на этот раз ненастоящем, — необходимо убедить Виктора Каппа, что перед ним немощное существо, которого глупо опасаться. Она знала, как опасно для нее столь сильное напряжение, но нужно было выиграть время.

Капп говорит правду? Может, он все-таки собирается перерезать ей горло? Ничего, Ми-Ча точно опередит его…

Капп резко крутанул кресло, ухватившись за спинку, и оборвал провода, соединявшие молодую женщину с терминалом, Пангайя издала отчаянный, звериный вопль. Ее будто отделили от собственного мозга, выкачали из нее весь воздух, вытолкнули в открытый космос.

Манкинг, перепуганный криком хозяйки, прыгнул на чужака. Капп взмахом руки не глядя отшвырнул обезьянку.

«Вот же ирония судьбы, — подумал он. — Бесценное сокровище охраняет какая-то крыса».

Небрежным жестом он откинул волосы с лица и улыбнулся.

«Сейчас! — взмолилась Пангайя и закрыла глаза. — Сейчас, Ми-Ча. Стреляй! Он твой!»

Сначала она услышала визг Манкинга, упавшего недалеко от кота, мирно спавшего в солнечном пятне, падавшем из единственного окна в потолке. Шпион вскинулся и угрожающе зашипел.

Мартышка и кошка? Все смешнее и смешнее…

«Стреляй, Ми-Ча. Стреляй!» Пангайя открыла глаза.

Увидела, как Манкинг гонится за котом. Увидела, как они проносятся по залу и прыгают… НЕЕЕЕЕТ!

…на статую Сарасвати.

Она видела, как ожило под слоями белил лицо Ми-Ча, как та одной рукой отбросила кота, а другой выхватила из складок сари пистолет.

Она видела, как стремительный сантоку в один миг преодолел пространство зала и, не дав кореянке выстрелить, вошел в ее сердце.

Она видела, как выпал из руки девушки пистолет.

Она видела, как Ми-Ча пробует подняться, как, сделав последнее усилие, касается кнопки телепортера.

А потом исчезает…

50

Площадь Пикадилли, Лондон

«Элиас не соврал, — подумала Клео. — Как и мама. Элиас и правда отличная партия».

Его лондонская квартира занимала почти целый этаж в доме № 46 по Риджент-стрит, рядом с площадью Пикадилли, и состояла из двадцати комнат, трех ванных, бильярдной и фитнес-зала. В такой квартирке приходится телепортироваться, чтобы посетить ватерклозет! Что́ холостяк вроде Элиаса может делать со всем этим частным пространством? Разве не лучше обитать в одной-единственной комнате, если отдыхать можно в любом месте земного шара?

Один только холл, где сейчас находились они с Лилио, был больше ее шале в японском саду. Журналист обозревал через окно красные крыши двухэтажных автобусов, стоявших вдоль тротуара. Они уже пятьдесят лет не ездили по Лондону, но остались частью городского декора, как и неоновые рекламные табло на фасадах зданий.

— Ух ты! — прокомментировал он. — С началом телепортации цены на недвижимость в центре города, конечно, упали, но такой родовой вотчине можно позавидовать! Гарсоньерка вашего приятеля тянет на миллион песо-мундо. Наверное, у него и счет в банке всем на зависть…

— Верно, — улыбнулась Клео. — Элиас не так знаменит, как вы, но он богат, красив, образован и романтичен, обожает мою мать, а в меня влюблен с начальной школы.

— И вы только теперь поддались его обаянию? Хорошая новость! Сегодня вы вышвыриваете меня, точно старый носок, но есть надежда, что до пенсии передумаете.

Клео снова улыбнулась. Ей будет не хватать шуток Лилио.

Она открыла дверь — судя по всему, в гостиную — и позвала:

— Элиас! — Интересно, он дома или отправился на одну из своих строек? — Элиас, это я, Клео!

Она терпеть не могла вот так врываться к людям, не то что Милен Луазель, даже если имела законный доступ в частное пространство. Сама она ненавидела, когда нарушали ее приватность, и сейчас ее передергивало от отвращения при мысли, что Элиас вернется и застанет ее тут, да еще не одну.

— Элиас! — Она открыла следующую дверь.

Еще одна гостиная, еще одна туалетная комната.

— Позвольте его любовнице одеться и телепортироваться, — сказал Лилио.

— Идиот!

Снова гостиная. Бильярдная. Бар. Третья спальня. Пустая.

— Знаете что, — сказала Клео, — вы, пожалуй, можете оставить меня одну. Ваши новые друзья ждут, что вы вернетесь, спляшете с ними какой-нибудь народный танец и поучаствуете в подъеме флагов над дворцом далай-ламы, в секторе Газа и у холмов Цодило[39] в Ботсване.

— Ничего, подождут. У меня в запасе еще час. Одну я вас не оставлю.

— Как угодно! Элиас, где ты?

Новая гостиная. Пианино. Низкий столик в стиле рококо. Кресла из крокодиловой кожи.

— Что будете делать, если ваш прекрасный рыцарь не найдется, ждать его? Или вернетесь к маме?

— К маме? Это последнее, что пришло бы мне в голову. Нет, я отправлюсь домой.

— Ну и глупо.

— Почему?

— Да потому что полиция наверняка будет ждать вас там.

— И что? Об изгоях я ничего не скажу, а безопасность они мне обеспечат, так что не волнуйтесь.

— А я и не волнуюсь.

Следующая гостиная. Библиотека с сотнями книг. Огромный балкон с видом на площадь, где туристы сидели на ступенях фонтана в центре Пикадилли.

— Эли…

— Хватит, Клео, — мягко произнес журналист. — Сами видите, тут никого.

Взгляд де Кастро выражал одновременно смирение и упрямое несогласие. Он наклонился, чтобы поцеловать Клео — один раз, всего один, последний, если уж красавчик Элиас отсутствует.

Клео оттолкнула его.

— Смотрите! — Она показала пальцем на низкий столик на балконе, где стоял стакан виски с нерастаявшим льдом и пепельница с выкуренной до середины сигаретой. — Он здесь!

И решительно толкнула очередную дверь. В туалетную комнату.

Элиас принимал ванну.

Кровавую.

Перерезанное горло придало лицу жуткий оскал подобия улыбки.

Ни Клео, ни Лилио не успели среагировать.

Дверь у них за спиной закрылась, и чей-то голос произнес:

— Входите, входите, я вас ждал.

51

Остров Готланд, Швеция

— Вы не умрете, я остановила кровотечение. Лежите спокойно!

Валерия Аверьянова попыталась удержать Ми-Ча на кровати и не дать ей выдернуть иглу капельницы из вены. За окном, у которого стоял солдат в форме, открывался вид на тысячи белых ветряков острова Готланд, где находилась больница имени Марии Склодовской. Почти все пациенты служили или в Международной гвардии, или в Бюро криминальных расследований, поэтому тридцать солдат круглосуточно охраняли медицинское учреждение. Сюда мог телепортироваться любой действующий агент.

Ми-Ча яростно отбивалась.

— Туда надо послать людей! — кричала она. — Нужно спасти Пангайю!

— Да уймитесь же вы наконец! — рявкнула Аверьянова. — Спасательная команда уже отправилась на гору Поупа, а на месте находятся человек сто гвардейцев. Вы им не помощник, в нынешнем-то состоянии! Вы не волшебница, и одеяние бирманской богини ничего не меняет.

— Он… ее убил?

— Откуда мне знать? Я уже час занимаюсь раной рядом с вашей яремной веной. Лежите смирно, иначе я приму меры, клянусь Марсом! Молчите и дайте мне закончить.

Кореянка и не думала подчиняться. Она дергалась во все стороны, рискуя оборвать трубку капельницы, соединявшей ее с аппаратурой, как электроды — Пангайю с компьютером.

— Вызовите майора Акиниса. Или кого угодно. Я должна знать, что Виктор Капп сделал с Пангайей, жива она или нет!

— Жива, — буркнула Аверьянова.

— Жива… — повторила Ми-Ча, не в силах поверить в чудо, и без сил откинулась на подушку.

Капп не убил Пангайю!

Так какого черта ему понадобилось на горе Поупа? Может, просто не хватило времени, чтобы привести в исполнение свой план?

Кореянка почувствовала, как наконец расслабляется тело.

— Вы хорошо знаете Пангайю? — спросила Валерия, и в ее голосе неожиданно прозвучала материнская забота. В следующую секунду кореянка сообразила, что сам вопрос куда удивительнее тона. Ведь личность Пангайи держится в строгом секрете. Только Галилео Немроду, Артему, Бабу, ей самой и нескольким высокопоставленным чиновникам ВОП и Конгресса известно о существовании молодой женщины.

— Недавно познакомились, — машинально ответила она. — Но я успела очень к ней привязаться. А вы что, знакомы?

— Довольно хорошо. И очень много лет. Уж точно дольше, чем вы!

Валерия хладнокровно воткнула иглу еще одной капельницы в левую руку Ми-Ча.

— Я должна ее увидеть, — сказала пациентка, снова пытаясь сесть. — Я отвечала за ее безопасность! Мне необходимо знать, чего хотел Капп. А вдруг она ранена?

Валерия раздраженно надавила ладонью на плечо пациентки, заставляя ее лечь.

— Хватит прыгать, как блоха на телепортере! Успокойтесь, она хорошо себя чувствует. Во всяком случае, для подобной ситуации.

И вдруг Ми-Ча осенило.

Я знаю ее довольно хорошо.

И очень много лет.

Уж точно дольше, чем вы!

Кашель Пангайи. Парализованное с десяти лет тело, результат сбоя телепортации.

— Вы… Вы — ее врач?

Валерия Аверьянова улыбнулась.

— Я ввела вам успокоительное, подействует через несколько минут, и я хоть немного отдохну.

— Это вы! Вы лечили Пангайю. Вы — главный врач ВОЗ. Немроду требовался компетентный доктор, умеющий хранить секреты, и он позвал вас.

Валерия вздохнула:

— Дедуктивные способности вам не изменяют, мадемуазель Ким. Даже с трехсантиметровой раной, едва не задевшей сердце, и шестьюдесятью миллиграммами морфина в крови, которые уже усыпили бы любого нормального пациента, вы по-прежнему пытаетесь что-то расследовать.

Кореянка сжала кулаки.

— Скажите, Валерия, скажите мне! Чем больна Пангайя?

Аверьянова присела на краешек кровати, и взгляд ее холодных глаз впервые смягчился — кореянка угадала в них боль.

— Я встретилась с ней двадцать два года назад, ей было десять, и она попала в чудовищную аварию… если можно так сказать. Девочку оперировали сорок восемь часов, прямо посреди океана. Нам удалось спасти ее жизнь, но большая часть нервных окончаний пострадала. Выяснилось, что она никогда не сможет ходить, тем более телепортироваться. После этого я не видела Пангайю много лет. Мы снова встретились… дайте подумать… да, два года назад. Ее физическое состояние быстро ухудшалось. Появился хронический кашель. Боли в желудке. Тошнота и рвота. Галилео попросил меня осмотреть дочь, и я быстро поставила диагноз — увы, неблагоприятный. Мягко говоря. Печень, легкие, поджелудочная железа пострадали от дегенеративного заболевания, ускоренной версии синдрома Хантера.[40] Болезнь эта неизлечима. Диагностируй мы болезнь раньше, можно было бы попробовать трансплантацию, побороться. Пангайя… — Голос Аверьяновой сорвался. — Она обречена.

Проснувшись, Ми-Ча не поняла, где находится. Белые стены больницы исчезли, она словно оказалась в средневековом замке: стены, отделанные деревянными панелями, украшали гобелены в красных тонах, на каминной полке стоял герб, дверь охраняли сверкающие доспехи, над балдахином висела хрустальная люстра, а в кровати лежала она. Капитан полиции Ми-Ча.

— Проснулись? — спросил спокойный уверенный голос.

Она подняла глаза. У нее было странное чувство — тело как будто сделалось бесчувственным и одновременно невесомым.

— Президент? Президент Немрод?

— Добро пожаловать в мир живых, капитан.

Ее позвал другой голос. Знакомый голос. Она повернула голову и увидела Артема, стоявшего у бойницы, единственного узкого отверстия в стене. Пробудиться и встретить его улыбку — ради этого стоило рискнуть жизнью и провести несколько часов на операционном столе.

— Я очень за тебя испугался. — Артем присел на край кровати.

— Где… Где мы?

— В моем замке, — ответил Немрод. — Его называют Ласточкиным гнездом. Это крепость. Никто не может ни войти, ни выйти без специального разрешения. На этот раз вы будете под моей защитой.

— Что произошло?

— Давайте, майор, расскажите ей все. Но коротко. Время поджимает.

Майор посмотрел на президента, перевел взгляд на своего капитана.

— Виктор Капп сбежал. Сразу после того, как бросил в тебя нож и нейтрализовал Пангайю, чтобы она ничего не могла сделать с алгоритмом. Он просто скрылся. Наверняка испугался, ты ведь телепортировалась. У твоей двери сейчас стоят тридцать гвардейцев.

— И… что теперь?

— Он может находиться в любой точке планеты, но у нас есть след. Клеофея Луазель в компании Лилио де Кастро вошла во взятую под наблюдение квартиру ее приятеля. В Лондоне, на площади Пикадилли. Телепортироваться они не смогут, это мы устроили. Я должен идти, Ми-Ча.

Капитан кивнула — она вдруг почувствовала себя ужасно уставшей.

— Я останусь с ней, майор, — сказал Немрод. — Надеюсь, на этот раз журналист с учительницей от вас не уйдут. До запуска Нового Вавилона осталось девяносто минут. Не может быть и речи о начале операции, если сотни незаконных телепортеров попали в руки террористов. Не говоря уж о киллере с неизвестными намерениями.

— Скажите, президент, Виктор Капп… проник в «Пангайю»? Я говорю об алгоритме. Он подделал данные?

— Нет, майор. К счастью, нет. Инженеры совершенно уверены.

Артем задумчиво взвесил на ладони японский нож, который отдала ему Валерия Аверьянова.

— Странно… Зачем он рисковал, пробираясь на гору Поупа? Почему связал вашу дочь, засунул ей в рот кляп, но не убил?

— А вы бы предпочли такой исход? — неприязненно спросил Немрод. — У вас меньше двух часов, Акинис. Капп обязательно где-нибудь объявится, и вы должны оказаться там. Устраните его, это приказ. Ликвидируйте!

52

Площадь Пикадилли, Лондон

— Не пытайтесь телепортироваться, Бюро криминальных расследований наверняка наложило запрет на квартиру бедняги Элиаса Кибервиля.

Клео не могла заставить себя оторвать взгляд от тела Элиаса, от длинного кровавого разреза на шее, из-за которого голова запрокинулась назад, словно вот-вот оторвется.

Мозг не понимал, какую команду подать телу — то ли извергнуться рвотой, то ли заорать.

В ватной тишине, искажающей каждый звук, Клео услышала голос Лилио:

— Кто вы такой?

Влажная дрожащая ладонь журналиста коснулась руки Клео, так ребенок цепляется за взрослого — мать или старшую сестру, но Лилио уже не маленький мальчик и должен вести себя соответственно! Клео медленно повернулась.

Она знает этого мужчину! То есть узнаёт. Именно он на склоне Гималаев столкнул их в пропасть. Он же застрелил из винтовки Тане Прао. Убийца сжимал в кулаке окровавленный нож марки «Персеваль», которая так нравилась Элиасу.

Лезвие было в крови.

Убийца зарезал архитектора его собственным кухонным ножом.

— Кто вы такой? — повторил Лилио слегка окрепшим голосом, хотя попытка скрыть панику выглядела жалко.

Труп в ванне волновал киллера не больше, чем сантехника тревожит засор раковины.

— Кто я? — На лице белокурого убийцы появилась почти удивленная улыбка. — Думаю, солдат. Простой солдат, получивший задание. И я пытаюсь его выполнить. Нет, не задание — контракт, и если сделаю все правильно, мне смягчат наказание. Да-да, пряник за хорошее поведение. Что я могу поделать, если по условиям договора я должен был убить немецких пенсионеров на атолле Тетаману, убрать негодяя Тане Прао, заставить замолчать этого молодого архитектора… а теперь вас?

Клео пробрала дрожь, она знала, что Лилио чувствует то же самое. Они умрут вместе, держась за руки. Блондин беспрестанно переводил взгляд с одной жертвы на другую, как будто проверял, что они действительно не вооружены, что Элиас не оживет и не вылезет из ванны и — главное! — что никто не телепортируется поблизости.

— Забавно, что меня считают чуть ли не призраком. Полицейские из Бюро криминальных расследований окрестили меня Ханом — в честь киборга из фильма «Стар Трек». Все это ужасное недоразумение. Я не враг человечества номер один, а простой инженер, я умею чинить антенны и за долгие годы заточения влюбился в старые виды транспорта. В остальном, повторюсь, я всего лишь исполняю приказы.

— Вы нас убьете? — спросил Лилио.

Пальцы Каппа сжали рукоятку «Персеваля». Клео ужасала его холодная деловитость, она не могла отвести взгляд от лезвия, от красной крови на нем. Она обернулась, не выпуская руку Лилио.

Не стоило этого делать…

Тело Элиаса напоминало кусок мяса, принесенного варварами на алтарь забытому божеству, что-то вроде бараньей туши, из которой вытекла вся кровь, и оно стало бледным, под цвет кафеля.

Она не могла поверить, что Элиас умер. Убит.

Из мира, где родилась Клео, любая жестокость была изгнана. Она помнила, каким Элиас был в восемь, в десять, в тринадцать лет, как он сидел с ней за одной партой, играл во дворе на переменах — такой хрупкий, мягкий, уступчивый во всем. Однажды утром, в классе, он уколол палец стрелкой компаса и потерял сознание от вида крови. Клео прикусила губу. Как глупо думать об этом сейчас.

А с другой стороны, о чем еще думать за несколько минут до смерти?

— Нет, — снизошел до ответа Капп, глядя в глаза Лилио. — Мне приказали убить только девчонку, а вас отпустить. Если не окажете сопротивления.

Клео еще сильнее сжала руку де Кастро.

Все трое молчали. Никто не шевельнулся. Убийца удивился и решил уточнить:

— Зона запрета на перемещение составляет всего двести метров вокруг квартиры. Если стартуете через минуту и побежите быстро, де Кастро, то сумеете выбраться. На перекрестке с Пикадилли телепортируетесь в любое место.

Лилио отпустил руку Клео. Она не попыталась его удержать.

— Как вы поступите с ней?

— Убью. Она так и так умрет. Хотите присоединиться?

Киллер поднял нож и отделился от стены, освобождая дорогу к двери. Чистый, первобытный ужас.

Лилио колебался.

А она думала, что страшнее уже не будет…

Молча, даже не посмотрев на Клео, де Кастро перешагнул порог ванной и метнулся в глубину огромной квартиры. Эхо его шагов еще долго звучало в пустых комнатах.

— А он не очень-то храбрый, ваш приятель, — прокомментировал Капп. — Даже тот, что в ванне, был посмелее, хотя сразу выдал ваш адрес, стоило чуть-чуть пощекотать его ножичком. Вам нравятся только трусы?

В голове у Клео все смешалось.

«Лилио сбежал, чтобы побыстрее вернуться».

Убийца шагнул вперед и наставил нож на молодую женщину, он явно не собирался больше тянуть.

Бегство Лилио — ловкий маневр. Он приведет помощь.

Клео отступила, наткнулась на холодный бортик ванны, ее спины коснулась рука мертвеца. Спрятаться негде.

«Сейчас появится Лилио».

Лезвие ножа было уже в двух сантиметрах от ее шеи.

Мысли метались, как обезумевшие осы.

«Нет, Лилио не вернется. У него роль в истории человечества, так что совесть он как-нибудь успокоит. Ну в самом деле, нельзя же взять и все испортить… из-за учительницы начальной школы, пожертвовать великими интересами ради женщины!»

Голос убийцы зазвучал глуше, как в фильме ужасов:

— Вы, мадемуазель Луазель, намного мужественнее мужчин, которых выбираете.

«Лилио уже здесь, притаился в соседней комнате. Вернулся бесшумно, раздобыв оружие».

Клео коснулась кнопки, но телепортер не сработал.

Нож был уже на уровне ее глаз, она даже смогла прочесть слово «Персеваль» на лезвии и разглядеть клеймо на ручке из слоновой кости и серебра. Любая женщина мечтала бы получить набор таких приборов в подарок на свадьбу. Милен очень гордилась бы, женись Элиас на ее дочери.

Нож на шее.

«Вернись, Лилио! — Клео закрыла глаза. — Вернись немедленно…»

Задыхающийся Лилио оказался на пересечении Ковентри-стрит и Хаймаркет. Мельтешили сотни прохожих, появлялись и исчезали — он выбрался из запретной зоны. Он спасен.

Без сил, но жив.

Резкая боль чуть не сбила его с ног, заставив остановиться. Судорога была такой сильной, что он не мог ни о чем думать. Не мог усомниться в правильности своих действий. Не мог почувствовать вину. Не мог вернуться.

Журналист взглянул на часы на Биг-Бене. 10:45. Меньше чем через час изгои начнут телепортироваться в девяносто семь разных мест по всему миру.

Этот день останется в истории.

День, у истоков которого он стоял, а потому должен стать одним из главных действующих лиц.

Время для угрызений совести, почестей и сожалений наступит позже.

Каждый тонет в одиночку. И выплывает тоже один.

На перекрестке Ковентри-стрит и Руперт-стрит Лилио нажал на кнопку телепортера и исчез. Никто этого не заметил.

Лезвие ножа так плотно притиснулось к шее, что первая буква названия и клеймо впечатались в кожу. Во всяком случае, Клео так казалось. Скоро, скоро нож вонзится в яремную вену.

Интересно, она почувствует, как горячая кровь ударит фонтаном?

Ноги отказывались держать, и Клео осела, подумав, что вот сейчас умрет, опрокинется в ванну и присоединится к Элиасу. Это будет их кровавая свадьба…

Сегодня, не через двадцать один год.

— Мне очень жаль, — прошептал ей на ухо убийца, — но, боюсь, вам будет немножко больно. Придется работать этим мясницким ножом, а не моим сантоку, не причиняющим людям страданий. Дура из полиции унесла его с собой.

Лезвие плотнее вдавилось в кожу, выступила кровь, и тут за спиной убийцы кто-то сказал:

— Вот он. Взять!

Убийца обернулся с невероятной стремительностью, попытался метнуть нож на голос — и опоздал. Чья-то рука намертво сжала его запястье, нож выпал, другая рука, державшая сантоку, молниеносным движением отрубила правую кисть.

Клео пронзительно закричала.

Отрубленная рука упала на коврик, будто резиновая перчатка, и телепортер плавно соскользнул в лужу крови. Киллер дернулся и ударился спиной о стеклянную дверь душевой кабины, он был смертельно бледен, но сознание не потерял.

Взгляд киллера был прикован к окровавленному сантоку, его любимому оружию. Виктор Капп напоминал ребенка, которого наказали, забрав любимую игрушку.

— Ма… майор Акинис?

Клео дрожала, ее всю трясло, холод и жар накрывали попеременными волнами.

Постепенно приходило осознание случившегося. Она спасена!

Клео узнала человека, разоружившего убийцу и отрубившего ему руку с телепортером, прежде чем он нажал на кнопку.

Полицейский из фавелы в Рио, тот самый, что протянул ей руку, которую она не приняла.

Они потом снова встретились — в Казахстане, у старого корабля в пустыне Аралкум.

Может, он ее ангел-хранитель?

Майор Акинис кинул Виктору Каппу полотенце, чтобы тот замотал культю и не истек кровью.

— Мне бы следовало убить вас, — процедил он. — Отомстить за смерть моего лучшего друга лейтенанта Бабу Диопа и все совершенные вами преступления.

Капп не ответил, он все еще был в шоке. Он считал себя неуязвимым, а его так легко схватили.

«Он не соврал, назвав себя простым солдатом», — подумала Клео.

Солдат, не выполнивший задание, беспомощный, как робот, у которого сгорел процессор.

— У нас мало времени, Капп. Открытие Нового Вавилона через час, так что советую говорить. На кого вы работаете?

Убийца не отреагировал.

Майор скользнул взглядом по Клео. Неожиданно для себя она ощутила смятение. Глупо испытывать подобное, когда рядом лежит мертвый Элиас, а его убийца истекает кровью. Но этот человек пытается спасти ее.

— Даю пять минут, Капп, а потом пристрелю вас. Я получил полномочия от президента Немрода, так что не искушайте меня.

Артем не понял, почему Виктор Капп вдруг сломался. Вряд ли могли подействовать его угрозы, однако глаза убийцы затуманились. Защитная стена молчания готова была рухнуть.

Киллер кашлянул — знак, что он готов заговорить. Зеленое полотенце на культе потемнело от крови.

— Вас прислал Немрод? — прохрипел он.

— Да, согласовав миссию со Всемирной Организацией Передвижений и Бюро криминальных расследований. Квартиру Элиаса Кибервиля мы взяли под наблюдение. Наши службы засекли Лилио де Кастро и Клеофею Луазель, как только они подошли к дверям дома № 46 по Риджент-стрит. Им дали войти и сразу объявили зону закрытой для телепортации, чтобы не позволить этим двоим снова от нас сбежать. Но я не знал, что вы уже здесь.

— Немрод, — сипло прошептал Капп. — Немрод это знал!

53

Долина Сырдарьи, Казахстан

Оссиан, тяжело опираясь на трость, прошел еще несколько метров по рыхлому песку, вверх от узкого русла Сырдарьи. Река вилась по каменистой и пыльной пустыне, прокладывая себе путь между лысыми холмами, над которыми неустанно трудился ветер. Никто давным-давно, уже много десятков лет, не топтал наносы этой некогда загрязненной реки, ни один человек не путешествовал вверх по течению, с тех пор как зона стала запретной.

Оссиан остановился.

Он брел всю ночь, все утро и преодолел около сорока километров по долине, соседствующей с горами Каратау. Нельзя, чтобы его обнаружили.

«Не теперь…» — думал Оссиан.

Всемирная Организация Перемещений совершила историческую ошибку, которая дорого ей обойдется.

Нельзя все испортить. Он будет идти, сколько хватит сил, а прибор включит за границей запретной зоны. Скоро…

Оссиан осторожно вскарабкался на земляную насыпь — в двадцатый раз с тех пор, как много лет назад его сослали в Казахстан. Изгои из Ассамблеи свободных народов думали, что Оссиан уходит, чтобы обдумать новую книгу, а потом вернется, и он возвращался — через несколько дней, а иногда и недель.

Все видели в Оссиане идеолога, философа, тревожащего душу и разум, возмутителя спокойствия, мятежника, неудавшегося депутата, но никто не помнил, что он еще и инженер, как Галилео Немрод и большинство пионеров эры телепортации людей. Все они были в первую очередь учеными, а уж потом политиками.

Оссиан остановился. Приходя сюда, он каждый раз ощущал головокружение и не понимал, как люди могли забыть об этом месте, а ВОП была настолько глупа, что выселила политзаключенных в маковые степи Казахстана, где когда-то построили… самый большой космодром планеты!

Оссиан обводил взглядом сожженную солнцем землю, бескрайнюю равнину с туманным горизонтом. Посреди словно лунного пейзажа стоял город-призрак, тут и там вырастали из земли бетонные кубы с почерневшими стенами, а гигантские железные краны, брошенные хозяевами, напоминали скелеты доисторических ящеров.

Байконур.

В 2086 году, когда Оссиан открыл его для себя, здесь уже были сплошные руины.

Кто бы мог поверить, что отсюда, с этих наполовину погребенных под песком стартовых столов, в 1957-м был запущен первый в истории человечества искусственный спутник, отсюда стартовала в космос ракета с первым космонавтом Земли, и здесь же испытывались баллистические межконтинентальные ракеты — оружие, опаснее которого люди ничего не создавали?!

Оссиан не поленился, провел инвентаризацию и насчитал 1195 ракет и 1230 пусковых установок. Все в рабочем состоянии.

Ему хватит одной.

Он отправился дальше, вдоль переплетения труб, выходивших из-под земли, пересекавших дорогу и снова нырявших во внутренности пустыни. Нефтепровод? Газопровод? Трубопровод для подачи воды? Ржавые останки ракеты-носителя «Союз-У2» увязли в кратере, образовавшемся в результате просачивания капель масла через стыки труб. Оссиан не мог себе позволить ностальгической созерцательности, его план был рассчитан по минутам, он разрабатывал его много месяцев. Пресловутая Новая Вавилонская башня Немрода откроется через семьдесят минут.

Он вспомнил рассказ Лилио де Кастро, репортера, готового на все ради места в первом ряду великого театра истории. Земляне соберутся на острове Тристан-да-Кунья между 11:45 и полуднем, чтобы отпраздновать столетие первой квантовой телепортации.

Никогда еще, начиная с доисторических времен, человечество не было настолько уязвимым.

Одна Земля, один народ, один язык.

Мантра Немрода была подкреплена железной логикой. Оссиан улыбнулся. Никто не мог побороть такую утопию. В прошлом веке космодромы Байконур, Куру, мыс Канаверал, Цзюцюань плюс иранская и корейская секретные базы соперничали друг с другом и создавали все новые и новые типы ракет, пусковые установки для ядерного оружия, способного разнести планету на куски не один, а десять раз.

Немрод уничтожил самоубийственную конкуренцию, собрав все силы на острове Ролас архипелага Сан-Томе-и-Принсипе у побережья Габона на линии экватора. Международный космодром стал домом для всех блестящих умов мира в области астрофизики, объединенных общей целью: построить ретрансляционные антенны на Луне, Марсе, Венере, Меркурии и в среднесрочной перспективе иметь возможность организовать межпланетную телепортацию человека. С точки зрения квантовой физики проблем не должно было возникнуть, разве что с энергией, временем и финансированием.

Оссиан вернулся к реке. Он шел по красной почве русла Сырдарьи, чьи глинистые берега еще не просохли после вчерашнего ливня. Его трость оставляла след в виде прямой тонкой линии. Влажная земля поглощала этот след за несколько минут.

«Да, Немрод победил, — думал Оссиан. Сознавать это было невыносимо. — Земляне, принявшие на ура Конституцию 2058 года, согласились стать пешками тоталитарного общества. Сегодня человечество превратилось в нелепый муравейник, и десять миллиардов насекомых расползлись по планете. Очень скоро им станет тесно, и человечество колонизирует Галактику. Нужно вернуться назад. Как минимум на столетие. И пойти новым путем… с выжившими».

Оссиан открыл бронированную дверь пусковой установки «Протон», которую привел в порядок за последние десять лет. Межконтинентальная баллистическая ракета на жидком топливе могла облететь весь земной шар. Она была не слишком мощной, но все же разнесет остров площадью в десять квадратных километров. Что, если по величайшему из всех совпадений практически все мужчины, женщины и дети планеты окажутся в одно и то же время в этом месте?

Оссиан прислонил трость к двери, сел в кресло перед древними контрольными экранами и нажал на несколько кнопок. Зажглись красные и зеленые лампочки. Все прекрасно работало.

Никто не знает, где он. Никто понятия не имеет о плане. Никто его не остановит.

Он окрестил свой проект Новым Содомом. Немрод оценил бы иронию…

Оссиан начал методично, одну за другой, активировать пусковые установки, шепча сквозь зубы в тишине заброшенного космодрома:

— С днем рождения, Галилео.

54

Дворец Ласточкино гнездо, полуостров Крым

Ми-Ча по-прежнему лежала в кровати под балдахином. Она с удовольствием провела бы на шелковых простынях весь день, как изнеженная принцесса, но мешали свежая рана, капельницы, с которыми ей пришлось телепортироваться, и строжайшее предписание Валерии Аверьяновой «не двигаться, даже не шевелиться». Она могла только смотреть в окно и любоваться башнями замка Ласточкино гнездо, который, как объяснил ей Галилео Немрод, был построен на мысе Ай-Тодор рядом с Ялтой, в Крыму, где в былые времена отдыхали сильные мира сего. Элегантный готический замок стоял на отвесной 40-метровой Аврориной скале над Черным морем. Казалось, любой порыв ветра мог столкнуть в воду это белоснежное строение с висящими в пустоте балконами, кукольными башенками и опереточными бойницами, но не стоило обманываться его игрушечной внешностью. Замок, выбранный Галилео Немродом, был одним из самых безопасных мест в мире, и никто не мог сюда телепортироваться без личного распоряжения президента. Убежище, вот чем был этот замок! Скорее орлиное, чем ласточкино гнездо.

Галилео Немрод смотрел через витражное окно на бескрайнее синее море, словно бы нареченное Черным лишь для того, чтобы подчеркнуть контраст с алебастровой скалой и белоснежными стенами замка. Президент то и дело поворачивал голову, чтобы взглянуть на большие напольные часы. Циферблат в форме астролябии покоился на ноге из дуба и стекла, под ним мерно двигался медный маятник.

Ми-Ча постаралась выпрямиться и сесть в подушках, хотя малейшее движение причиняло невыносимую боль, а хирургическая нить, которой Аверьянова зашила рану у сердца, казалось, лопнет. Через иглу капельницы в вену на правой руке поступал в кровь коктейль — морфин, фентанил и нальбуфин, — призванный смягчить боль, сковать тело, а может, и притупить мозг.

С последним у врачей не вышло. Никогда еще молодая кореянка не мыслила так ясно. Она встретилась взглядом с президентом и спросила:

— Я ведь здесь не для того, чтобы поправиться, так? Это тюрьма. Вы никогда меня не отпустите. Я… слишком много знаю.

Немрод отвернулся и долго смотрел на медный маятник.

10:55

— Через час все будет кончено, капитан Ким. Нет, вам не известно слишком много, то, что вы знаете, знают и другие. Но вы хитрее, вы догадались о главном, а остальное в конце концов непременно поймете. Проще будет все вам объяснить.

— А что потом?

— Вы прекрасный полицейский. Возможно, лучший. Вам решать, продолжите вы служить Конституции 2058 года или нет.

Ми-Ча казалось, что капельница в руке настроена на ритм маятника и ведет обратный отсчет. Она постаралась скрыть страх.

— Если откажусь, стану политзаключенной? Присоединюсь к изгоям?

Немрод молча взял кочергу и поворошил угли в огромном беломраморном камине.

— В некотором смысле, капитан Ким, хотя вы совсем не так опасны. Я знаю, что шансов убедить майора Акиниса у меня нет. Никаких. Не получилось бы и с лейтенантом Диопом, о котором мы с вами оба скорбим. Но я надеюсь, что вы… Вы привязаны к миру, в котором родились. Этот мир свободы имеет свою цену. У всего есть цена.

— Слушаю вас. — Ми-Ча попыталась улыбнуться. — Похоже, счет будет немаленький.

Немрод тоже улыбнулся, глядя на разгоревшийся огонь.

— Не преувеличивайте.

Он посмотрел на отблеск пламени в витражах и медленно подошел к окну.

— Новый Вавилон, капитан, огромное здание, построенное на острове Тристан-да-Кунья, в самой изолированной точке мира, никогда не должен был стать приютом для десяти миллиардов жителей планеты. У него другое назначение. В действительности Новый Вавилон… — Он замолчал, набираясь смелости для признания. — В действительности это тюрьма. Самая большая, надежная и изолированная. Вряд ли вы знаете, капитан, что ближайшая суша к Тристан-да-Кунье — остров Святой Елены, на который когда-то сослали Наполеона, чтобы не «вредил покою мира». Это выражение того времени я охотно беру на вооружение. Скажу прямо и ясно, капитан Ким. Изгои, то есть политзаключенные, призывающие вернуться к тем временам, когда существовали государства и границы, вернуться к признанию националистических движений, старым языкам и религиозным практикам, являются угрозой свободному миру. Не стану утомлять вас своим монологом, вы достаточно умны, чтобы понять: их идеи подобны углям, из которых в любой момент может разгореться новый мировой пожар. Самым разумным решением было бы посадить в тюрьму всех врагов свободы. Увы, Всемирный конгресс никогда меня в этом не поддерживал. Их отправили в изгнание, в секретную ссылку, обрекли на полуплен-полусвободу на достаточно большой территории. Место их проживания стало самой обширной из всех запретных зон. Решение было половинчатым. Рано или поздно об их существовании узнали бы. Это следовало пресечь. Энергично и эффективно. То есть запереть всех, кто сопротивляется, угрожает порядку и нарушает Конституцию 2058 года. В этом нет ничего от диктатуры, капитан, любое общество, любая демократия всегда защищалась от своих врагов — беспощадно, но справедливо, ничего не скрывая от граждан. Для этого нужно было выполнить два условия. Во-первых, доказать, что изгои реально опасны, иначе Конгресс никогда не поддержал бы меня. Во-вторых, найти способ осуществления. И тут в помощь телепортация. Мечта любого лидера с незапамятных времен иметь возможность избавиться от своих противников, особенно внутренних врагов, депортируя их. Нажал на кнопку, и — хоп! — те, кто представляет угрозу для общества, сосланы на несколько дней, месяцев, лет, чтобы как следует поразмыслить над своим поведением.

Немрод наклонился к окну напротив камина. Отражаясь в витражном стекле, огонь как будто пожирал его, не сжигая, не причиняя боли, как являющийся из сполохов демон.

— Питчипой, — прошептала Ми-Ча.

Президент обернулся:

— Именно так, капитан Ким. Питчипой. Средство, безусловно, радикальное, пускать его в ход можно только для защиты от террористов и ни в коем случае — против рядовых граждан. Увы, ни депутаты Конгресса, ни общественное мнение не были готовы применить его. Депортация любого человека против его воли, будь он даже закоренелый преступник, противоречит четвертой статье Конституции 2058 года. Чтобы нарушить ее, требовались исключительные обстоятельства. Чрезвычайное положение. И маленькая техническая деталь: наши потенциальные враги, изгои, должны были надеть ненавистные телепортеры. То есть требовалась небольшая инсценировка, капитан Ким.

Первым делом следовало создать тревожную обстановку. Не самая сложная задача. Десять убитых пенсионеров на атолле в Тихом океане, книга моего старого заклятого друга Оссиана, таинственная надпись «питчипой» (я знал, что ее нетрудно было интерпретировать), и вот вам очевидная угроза теракта. Ну и кульминация — эвакуация стадиона «Маракана» во время финала чемпионата мира по футболу. Согласитесь, трудно придумать что-то более зрелищное.

10:59

Артем связал ноги Виктору Каппу, бросил киллеру три полотенца, чтобы тот перетянул руку, и положил окровавленный телепортер на журнальный столик в гостиной.

Клео без сил упала на стул в паре метров за спиной майора Акиниса, и он не попросил ее выйти, ведь она знала столько же, сколько и он, если не больше. Артем устроился в кресле напротив Каппа и поигрывал его ножом сантоку. В окно, выходящее на Пикадилли, он видел, как по гигантским световым табло дефилируют смуглокожие модели, рекламируя браслеты для телепортеров из массивного золота, инкрустированные бриллиантами.

Часы на Биг-Бене пробили 11:00.

— Вы знакомы с Галилео Немродом?

— Он… мой старый друг, — со странной небрежностью ответил Виктор Капп.

Артем старался держать себя в руках. Возможно, убийца лжет. Или блефует, чтобы выиграть время. Он старается не показывать, что покалеченная рука пульсирует болью, но в любой момент может потерять сознание.

— Старому другу ни в чем не откажешь, верно? — с кривой усмешкой, больше похожей на оскал, спросил Капп. — У нас был договор. Я как раз объяснял это девице и ее писаке, когда вы вмешались в наш разговор. Мне было обещано смягчение наказания. Я действовал на благо человечества, раз об этом попросил меня президент, разве нет?

«А ведь он не врет, — подумал майор. — Он при смерти, вот и облегчает душу. Потому что заказчик предал его и хотел убить?»

Президент.

Галилео Немрод.

Немыслимо.

— Работа была несложная, — продолжил Капп. — Думаю, президент выбрал именно меня, потому что я толковый электронщик и помешан на древнем транспорте. Он попросил забрать десять билетов на финальную встречу между Бразилией и Германией на частном пространстве немецких стариков. Не спрашивайте зачем… Вряд ли Галилео Немрод так уж интересуется футболом, уж точно меньше меня. — Он скривился от боли, но не застонал. — Президент уточнил, что свидетелей быть не должно, зато нужно оставить два наводящих следа: слово «питчипой» на стволе пальмы и книгу «Право крови» в ящике одного из ночных столиков.

11:04

— Не засыпайте, капитан Ким! — Немрод слегка повысил голос. — Я постараюсь не затягивать мое выступление и обойдусь без технических деталей. Надеюсь, рассказ выйдет увлекательный.

Ми-Ча казалось, что время замедлилось; даже движение маятника, речь президента, его шаги по лакированному паркету, мерный отсчет капель в капельнице, доставляющей лекарство в вену, — все будто растянулось. Это лекарство усыпляло ее. Или убивало?

— Манипулировать Лилио де Кастро оказалось нетрудно. Я выбрал его, потому что он харизматичный романтик. А также трус с заоблачным честолюбием. Эти недостатки свойственны большинству интеллектуалов, хотя они с трогательной убежденностью их отрицают. Лилио де Кастро все бы отдал за роль божественного посланника, раскрывающего землянам революционный секрет, этакий светский архангел Гавриил. В определенные моменты я сливал ему информацию, чтобы он оказался в нужном месте в нужное время — поблизости от Тетаману и на стадионе в Бразилии, — вошел в контакт с проводниками Тане Прао и накопал более или менее убедительные слухи о мифических изгоях.

Президент помолчал, потом продолжил:

— План не предусматривал Клеофею Луазель, но она не только не помешала, но даже оказалась полезной. Чтобы пустить ей пыль в глаза, де Кастро изображал избранника, который разбудит общество, блуждающее во тьме, а ваш милый майор еще энергичнее разыскивал бедняжку, очаровательную и совсем невинную.

Укол ревности приостановил действие снотворного. Проклятый Немрод запрограммировал все, он все предусмотрел — вплоть до ее влюбленности в Артема и ревности к этой Клеофее!

Ми-Ча молчала. Пусть мерзавец выговорится, а она будет слушать и бороться со сном.

— Второй этап оказался не сложнее первого. Достаточно было убрать Тане Прао — одним ублюдком меньше, — и де Кастро как по волшебству оказался хозяином трехсот нелегальных телепортеров и точных указаний, где искать изгоев. Я ничуть не сомневался в его желании встретиться с этими людьми, чтобы обменять свою помощь на эксклюзивный материал. Надо лишь уговорить изгоев согласиться рискнуть и надеть телепортеры, а для этого Лилио должен был выказать абсолютную искренность, иначе кто-нибудь почуял бы ловушку. Искушение должно оказаться непреодолимым, а искуситель — вполне убедительным, чтобы слабовольные пацифисты вылезли из тихого убежища.

Немрод замолчал, помешал угли в камине, и Ми-Ча не удержалась от вопроса:

— К чему весь этот цирк, если речь шла о слабовольных пацифистах? Зачем понадобилось выдавать их за террористов?

Президент подкинул в камин полено, и огонь разгорелся.

11:10

— Понимаете, капитан Ким, Карл Маркс был обычным слабаком-интеллектуалом, и тем не менее десятки миллионов невинных людей погибли во имя его идей. Адам Смит был салонным философом, но сколько преступлений творилось ради торжества капитализма? Чуть все население планеты не погибло! Вы слишком молоды, капитан Ким, но я все-таки надеюсь убедить вас. Возможно, вашим внукам повезет жить на Земле, откуда навсегда изгонят призрак национализма, а на во́йны былых времен станут смотреть как на столкновение доисторических племен, но мы пока не доросли до подобного уровня планетарной сознательности и тяги к миру. Понадобятся столетия доброй воли, в том числе вашей, когда вы узнаете все до конца.

11:15

Майор Акинис соорудил жгут из шнурков от кроссовок, в изобилии выставленных в тренажерном зале хозяина квартиры, и кровь, лившаяся из культи Виктора Каппа, почти унялась. Киллер так и сидел на диване, не отрывая глаз от своего телепортера, лежавшего лишь в паре метров. Артем был начеку.

Это было частью сценария. Сосредоточься, играй с убийцей, дай ему надежду, разговори и не слишком часто оглядывайся на женщину у себя за спиной. Клео не вмешивалась в разговор, но явно не упускала ни слова из признаний человека, только что убившего ее любовника.

А кстати, был ли Элиас Кибервиль любовником мадемуазель Луазель? Майора впечатляла сила, исходившая от хрупкой Клеофеи. Нужно собраться с мыслями и сконцентрироваться на невероятном рассказе Каппа.

За всем случившимся с самого начала стоял президент Немрод. Киллер попросил воды и с жадностью выпил.

— По второму из трех контрактов я должен был отправиться в Кашмир и убить Тане Прао, после чего вырезать на дереве рядом с особняком слово «питчипой», подложить в ящик комода экземпляр «Права крови» и не оставить ни одного свидетеля. На это понадобилось чуть больше времени. Торговец оказался недоверчивым, дом хорошо охранялся. Я несколько часов караулил его в снегу. — Капп посмотрел на Клео: — Тогда-то мы и встретились, мадемуазель. Мне жаль, что вы входили в число свидетелей. Во всяком случае, я так думал. Если это вас утешит, президент устроил мне разнос, узнав, что я сбросил вас в пропасть вместе с журналистом. Видимо, дорожил вами по какой-то причине. Но собой — только не обижайтесь — он дорожит больше.

11:20

— Мне следует поблагодарить Лилио де Кастро, он прекрасно справился. — Немрод посмотрел в окно на горы, они были лучшими стражами замка. — Добыв бесценный список трехсот подпольных телепортеров, он сразу передал его мне, и фамилии были идентифицированы с помощью «Пангайи». Как только изгои активируют их, подпишут сами себе приказ о депортации. После чего существовать будут не в полусвободном, а в тюремном режиме. Их посадят в прекрасно оборудованную, просторную, функциональную тюрьму, совсем новенькую. Обещаю, что прикажу хорошо с ними обращаться. Через четверть часа я объявлю, что празднование столетия телепортации отменяется из-за угрозы теракта. Общественное мнение подготовлено. Я добавлю, что попытка теракта провалилась благодаря совместной работе Всемирной военной организации и Бюро криминальных расследований. Вам, капитан Ким, тоже достанется доля славы. Мы возьмем изгоев с телепортерами на запястьях, уже готовых рассеяться по планете. На сей раз Конгрессу останется поддержать меня, опираясь на данные Экклесии. Мировая общественность облегченно вздохнет, пожурив депутатов за непоследовательность, за то, что оставили правонарушителей полусвободными на обширной территории, где их невозможно контролировать, вместо того чтобы отправить в более надежное место. Именно так я и поступил. Поверьте, взлет популярности станет сопутствующим бонусом, не имеющим для меня никакого значения, важно другое: мир отныне будет жить без угроз — мир, в котором свобода и безопасность впервые не противоречат друг другу. Такова суть Нового Вавилона.

На Ми-Ча наваливалась усталость, тело отяжелело. Следовало экономить силы, поэтому она не обложила благодетеля человечества отборной бранью, а ограничилась словами:

— И эта суть — обман.

— О котором будем знать только мы с вами. Это государственная ложь, она стара как мир, вспомните хотя бы поджог Рейхстага и Пёрл-Харбор! Эта грубая ложь легко сработала с Экклесией и Конгрессом, оставалось самое трудное и деликатное — убедить Пангайю! Мою собственную дочь. Она, конечно же, ничего не знала об операции «Питчипой». Только она способна напрямую управлять кодами искусственного интеллекта. Другие инженеры допущены лишь в прихожие и несколько коридоров лабиринта, она же — мозг, она имеет представление обо всем в целом и может телепортировать миллиард человек так же легко, как одиночку. Вы знаете Пангайю, капитан Ким, я не просто так устроил вашу встречу. Вы, как и я, поняли, что она — лучшая гарантия безопасности человечества. Пангайя никогда не злоупотребит властью, она благоразумная и мудрая богиня. Я знал, что моя дочь вряд ли станет нарушать четвертую статью Конституции 2058 года, а между тем только это способно обеспечить мир на планете. Как добиться согласия на сотрудничество от человека, который поклялся защищать один из базовых принципов основного закона, гласящий, что «ни один человек не может быть телепортирован против своей воли»? Очень просто. Пангайя ни при каких обстоятельствах не должна знать о грозящей опасности.

11:25

— Третьим этапом договора была гора Поупа. Место кишело военными и полицейскими, но кому пришло бы в голову телепортироваться в небо и закончить маршрут на парашюте? Это был вызов, и он пришелся мне по вкусу.

К Виктору Каппу потихоньку возвращалась уверенность, боль отступила благодаря жгуту и адреналину. Киллер не надеялся на сочувствие, но искал во взгляде Артема хотя бы тень восхищения.

— А потом произошла досадная накладка. В тот момент, когда я подправлял базу географических данных в Службе верификации рельефов и всего прочего, ваш человек десантировался ко мне в Колманскоп. Выбор был прост: он или я. Третий этап договора следовало выполнять. Внедриться в сердце «Пангайи». Приказы Немрода оставались четкими — никаких свидетелей! Но перед его дочерью я должен был разыграть злобного террориста, напугать ее, произнести слова «питчипой, “Право крови”, Оссиан». Присутствие вашей маленькой коллеги стало досадной неожиданностью, да она еще и мой сантоку прихватила.

Именно этот нож крутил в руках Артем, с трудом удерживаясь от желания отрубить убийце кисть второй руки. Или перерезать горло.

Клео сидела неподвижно, слушая терпеливо и внимательно.

— Дальше все пошло не по плану. Президент дал мне новое поручение — здесь, в Лондоне, на Пикадилли, — не оставив времени на подготовку. Я задергался, потому что ненавижу импровизировать, но он настаивал. Пришлось согласиться. Я решил, что окажу президенту последнюю услугу и затем потребую вернуть мне свободу.

Капп массировал веки, поглядывая на майора, а тот видел в его глазах не привычную ледяную уверенность, а разочарование маленького мальчика, которого предали взрослые.

— Это была ловушка. Я выполнил работу — на Тетаману, в Гималайях, на горе Поупа — и стал не нужен. Меня потребовалось устранить, и он послал сюда вас, майор, он знал, как вы поступите. Я убил двух ваших подчиненных. — Голубые глаза Каппа смотрели на Артема со странной требовательностью. — Почему вы не уничтожили меня, не отомстили за друзей?

Акинис спрашивал себя о том же. Он телепортировался в квартиру на Пикадилли с мыслью, что не оставит преступнику ни одного шанса на спасение. Образы стариков с перерезанным горлом, задохнувшегося под песком Бабу подпитывали его ярость. И все-таки ответ был очевиден.

Причина его поведения сидела на стуле. Женщина в мятом платье увидела слишком много смертей. Она не должна счесть его палачом.

11:30

Галилео Немрод остановился перед часами, взглянул на циферблат и заговорил, словно обращался к маятнику, а не к Ми-Ча:

— У вас есть пять минут, капитан. Решайте, к какому лагерю примкнете. И не ждите помощи, Ласточкино гнездо неприступно. Даже Пангайя не смогла бы телепортировать ни меня, ни вас против нашей воли. Никто не знает, что вы здесь. Даже Валерия Аверьянова. Все в ваших руках, у вас есть выбор, капитан Ким. Поддержите меня — и станете одним из главных действующих лиц важнейшей страницы истории человечества, дня празднования столетия телепортации, в который благодаря вам был предотвращен самый страшный террористический акт XXI века. Откажетесь — и безвестно умрете здесь от ран.

Медный маятник равнодушно отсчитывал мгновения.

— Выродок! — прохрипела Ми-Ча.

Немрод покачал головой. На его лице не отразилось ни разочарования, ни удивления, ни обиды. Он повернулся и огладил белую бороду привычным жестом мудрого старца, знакомым Ми-Ча с детства.

— Нет, — спокойно сказал он, — не думаю, что вы правы. Наполеон был выродком, так же как Цезарь, Сталин, Чингисхан, Мао и многие другие. На их совести миллионы жертв, и все-таки им ставили памятники, называли их именами школы. Я виновен в смерти двадцати человек — разве это высокая цена за мир для всего человечества? Если не запереть националистов, все начнется вновь. Завтра или послезавтра какой-нибудь безумец взорвет себя на улице или начнет стрелять в толпу, и тогда у вас, у меня и всех тех, кто отвечает за нормальный ход событий в мире, на совести будут не двадцать погибших, а во много раз больше. Осталось две минуты, капитан Ким. Ровно через две минуты Всемирное телевидение передаст сигнал тревоги и объявит об отмене праздника под названием «Новый Вавилон». Я записал обращение несколько часов назад. Всех землян попросят как можно реже телепортироваться и оставаться на своем частном пространстве, пока Всемирная военная организация не даст отпор опасным, но уже локализованным террористическим группам.

Ми-Ча едва контролировала мысли. Наркотик пытался взять над ней верх, но она сопротивлялась. Она должна во что бы то ни стало поговорить с ним. Осталось две минуты, а он все никак не замолчит.

— Вы упрямы, капитан. Я полагал найти с вашей стороны бóльшую благодарность миру, который мы для вас построили задолго до вашего рождения. Раньше люди сражались за родину. Умирали за нее. Поколения молодых людей шли сражаться без раздумий и сомнений. Мирная жизнь стоит нескольких жертв, обманов и нарушений Конституции. Скажу кое-что еще. Вы, конечно же, считаете меня старым болтуном, который выдает всех несогласных с его идеями за опасных террористов. Где, по вашему мнению, сейчас находится самый известный возмутитель умов?

— Оссиан? — не удержалась от вопроса Ми-Ча.

— Да, славный рыцарь Оссиан. Было бы очень отрадно видеть в нем обычного дерзкого, в чем-то даже милого инакомыслящего. Однако знайте, что в эту самую минуту безобидный философ готовится запустить межконтинентальную ракету, нацелив ее на остров Тристан-да-Кунья. Я слежу за ним много лет, с первого дня казахской ссылки. Скажете, что паранойя? Может, и так. В легкой форме. — Немрод ухмыльнулся. — Этот безумец намерен уничтожить человечество. Представьте, что было бы, не держи я его в поле зрения и не прикажи охранять Байконур! — Президент подошел к кровати. — Отметьте восхитительный парадокс, капитан Ким: через несколько минут Оссиан уничтожит не человечество, которое так ненавидит, а тюрьму. Ту самую, где скоро будут заперты все его друзья и союзники — все, кто, частично или полностью, разделяет его идеи. Да, не методы, но идеи они разделяют. Он сотрет с карты все следы националистической концепции на несколько поколений вперед.

— И вы… совсем ничего не сделаете, чтобы помешать ему?

— Я принимаю на себя ответственность за нескольких немецких пенсионеров, мерзкого торговца людьми («И лейтенанта полиции», — мысленно добавила Ми-Ча), но к этим я не хочу иметь никакого отношения. Поймите, капитан, конкуренция и хищничество присущи любому национализму, всем территориальным притязаниям. Уничтожить или быть уничтоженным. Ну так пусть истребляют друг друга за свои идеи на самом одиноком острове мира и оставят всех остальных свободных мирных граждан Земли в покое.

11:35

— Как вы поступите со мной?

Артем несколько раз перекинул нож из одной руки в другую, спиной чувствуя взгляд Клео. Майор с самого начала ждал, что Капп схватит лежавший на столе телепортер и даст повод вонзить ему нож в сердце, но киллер даже не попытался.

«Возможно, это присутствие женщины притупило его рефлексы», — подумал сыщик.

— Отдам в руки правосудия. Вы получите право на открытый суд. Будете выступать перед камерами, станете известны всему миру.

Убийца зашелся зловещим смехом.

— Вы так ничего и не поняли? Я никогда не признаюсь, майор! Никогда не повторю свой рассказ для присяжных или журналистов, а если это сделаете вы — при моей жизни, — буду все отрицать. У меня контракт. Я простой солдат, но главное… — Он приподнял правую ногу и пристроил культю на колено. — Я согласен с Немродом! Нужно ликвидировать всех националистов, что хотят вернуть прежний режим, восстановить нации и границы и помешать таким, как я, иметь свободы столько же, сколько досталось по праву рождения всякой сволочи из элиты. Мой предок Джеймс Капп триста лет назад покинул Ирландию вместе со всей семьей. Уплыл на корабле. Их было девятнадцать — братьев и сестер, кузенов, дальних родственников, они плыли с сотнями других иммигрантов в трюме и почти все умерли от жажды, голода и болезней. Он остался один, а на верхних палубах пели, танцевали и пили шампанское. Президент Немрод предал меня, и у него были на то причины. Я так не поступлю. Не предам его.

11:40

Оссиан поднял глаза.

В казахстанское синее небо устремилась ракета. Он проследил взглядом идеальную линию, через несколько секунд ракета исчезла из виду.

До острова Тристан-да-Кунья лететь шестнадцать минут и двадцать три секунды.

На планете не осталось ни одного действующего противоракетного щита.

«Новый Содом» запущен.

И ничто его не остановит.

11:40

— Сейчас, — объявила Асима Маждалави.

Сто изгоев надели телепортеры под платанами на горе Курама близ Ташкента.

Они будут перемещаться группами по четыре-пять человек, не больше.

Места назначения выбрали символичные: главные площади бывших мировых столиц — Таймс-сквер в Лондоне, Красную площадь в Москве, площадь Тяньаньмэнь в Пекине, площадь Джамаа-эль Фна в Марракеше, площадь Революции в Гаване, — дворцы, соборы, церкви, кирхи, мавзолеи, мечети. В течение тысячелетий мужчины и женщины отдавали там жизни, чтобы защитить свою землю. Верденский оссуарий, Варшавское гетто, Граунд-Зиро, Мемориал Гисози, Цицернакаберд в Армении, боснийская Сребреница, Халабджа[41] в Курдистане.

Они собирали растяжки, флаги, национальные костюмы, барабаны, думая, сколько полицейских и солдат будут их разгонять. Сколько мужчин и женщин присоединятся к ним? Изгои свято верили, что большинство граждан в глубине души поддерживают их дело.

Чем больше сад у человека, тем глубже должны быть корни.

Через секунду все хором затянули последнюю долгую мантру:

Подумали о своих предшественниках, о том, что́ те защищали, о прошлом — завораживавшем, манившем, придававшем смысл и разнообразие жизни. О предках — они бы ими гордились. Все хотели в это верить.

11:40

В Нью-Йорке Эйприл надела юбку и топ от One-W.

Роза с индиго.

Все ее подружки ходили в таких же, всех цветов радуги. Они обязательно сделают селфи перед Новым Вавилоном.

Телепортацию откроют через минуту. Величайший день в ее жизни, второй после концерта хорватской рок-группы Dragonfly в кенийской саванне, рядом с Найроби, на котором присутствовали сто пятьдесят тысяч человек.

11:40

В Бухаресте Микаэла одела четверых детей — Дорина, Лорену, Тими и Бию.

На всех были футболки с мышкой Юки, ничего другого они не признавали. С собой семейство решило взять фотографии бабушки Жоржины и дедушки Натаниэля. Во время первой телепортации они еще были живы. Родители присоединятся к ним на Тристан-да-Кунье, и четыре поколения соберутся вместе. Прекрасная будет церемония! Близняшки Лорена и Бия так перевозбудились, что Микаэла никак не могла их причесать. Много последних недель в школе ни о чем другом, кроме Нового Вавилона, они не говорили.

Сегодняшнее событие будет первым значительным воспоминанием — в ожидании парижского Диснейленда. Ровно через одиннадцать лет.

11:40

Габриель опаздывал. Он до сих пор лежал в одних трусах на кровати, в хижине над верхним ярусом тропического леса с видом на долину Амазонки, одной из величайших рек на Земле, воды которой питают весь южноамериканский континент.

— Ну давай, — сказала Клара, — это займет одну минуту, надень что-нибудь, телепортируемся на остров, скажем всем «ку-ку!», пожмем пару рук и вернемся.

— Отстань!

— Это гражданский акт, малыш, как голосование на Экклесии. И займет минуту. Всего одну минуту твоей жизни.

— Бред собачий!

— Все там будут, все человечество!

— Вот именно, дорогая подруга, вот именно! Давай лучше воспользуемся тем, что все бараны будут заняты, и смотаемся на Фудзияму, посмотрим Ниагарский водопад и озеро Танганьика. Вот это будет кайф — только ты и я!

— Да ну тебя, Габи. Ведь ничего подобного никогда не бывало — десять миллиардов человек в одном месте.

— Знаешь, если так рассуждать… Скоро и на Плутон сможем телепортироваться…

— Так идешь?

Габриель сорвал с мангового дерева мятые полотняные штаны и футболку в дырках, натянул их и сказал со вздохом:

— Готово. Галстук надевать или так сойдет?

11:40

— Что вы со мной сделаете, Немрод? Оставите умирать? Выкинете в Черное море? Позовете Виктора Каппа, чтобы прикончил меня?

Немрод поправлял галстук, глядя на свое отражение в стекле циферблата часов.

— Значит, вы сделали выбор? Жаль. Свободному миру пригодился бы такой человек, как вы.

Он надел пиджак — наверняка тот же, в котором записывал официальное обращение к землянам.

— Совершенно с вами согласна, — отозвалась кореянка, — я больше всего на свете люблю этот свободный мир, но вы собрались устроить в нем сраный хаос. Я знаю Пангайю. Даже ради прекрасных глаз отца она не нарушит четвертую статью! Ваш план «Питчипой» провалится, вам придется отлавливать три сотни изгоев и как-то справляться с ядерным взрывом на пустынном острове.

Немрод не обернулся, лишь печально улыбнулся часам.

— Ошибаетесь, капитан Ким. Пангайя всегда мне доверяла. Всегда. Она посвятила мне свою жизнь. Мне и свободному миру. Пангайя не станет колебаться. И раз уж вам повезло познакомиться, скажу, что свою роль сыграет еще один аргумент…

Ми-Ча не дала ему закончить:

— Пангайя умирает. Ей осталось совсем немного.

— Она сама вам сказала? — удивился Немрод.

— Нет. Валерия Аверьянова.

Президент колебался.

— Она права. Пангайя больна. Диагноз после аварии был безжалостным и окончательным, моей дочери врачи отвели двадцать лет. Я решил ничего ей не говорить, пока не проявятся симптомы.

Ми-Ча вспомнила слова доктора Аверьяновой, которые та произнесла в больнице имени Склодовской: «Я снова увидела Пангайю два года назад. Узнала, что у нее агрессивная форма синдрома Хантера. Было упущено время, много лет, а ведь можно было побороться».

Немрод знал, как тяжело больна его дочь. Если бы ее начали лечить раньше… исход был бы иным. Но он ничего не сделал.

Ми-Ча почувствовала прилив сил.

— Вы лжете, Немрод! Вы лжете! Вы могли спасти Пангайю, но позволили ей умирать — как машине или компьютеру, который не чинят, а просто заменяют другим. Чего вы боялись? Что она заберет слишком много власти? Что наступит день, когда она выйдет из-под вашего контроля? Вы предпочли пожертвовать и ею тоже. Вашей дочерью. Дочерью!

11:40

Артем и Капп так и сидели друг напротив друга, телепортер лежал на столике между ними.

Дуэль.

Убийце достаточно наклониться и схватить прибор. Вот только Виктор Капп не был столь наивен. Он понимал, что полицейский только того и ждет.

Внезапно майору пришла в голову очевидная мысль: в рассказе киллера есть странное противоречие.

Он посмотрел Каппу в глаза.

— Кое-что в вашей истории не сходится. Почему вы поверили президенту? Контракт и смягчение наказания — полная бессмыслица. Вы не могли не понимать, что Немрод с легкостью пожертвует вами. «В интересах человечества» — вечная его присказка.

— Тут вы ошибаетесь! Я доверял ему больше, чем любому другому человеку на планете. Давным-давно он протянул мне руку помощи. Только он, один из ста девяноста семи депутатов Конгресса, осудивших меня. — Капп судорожно вздохнул. — Авария 2063 года на скале Айерс Рок и правда была несчастным случаем. Никто мне тогда не поверил, все решили, что я намеренно распылил почти четыреста человек. Только Галилео Немрод поддержал меня и предложил контракт. Мой первый контракт. За это я получил право жить наполовину свободным человеком в деревне Колманскоп, а не в тюремной камере площадью десять квадратных метров.

Артем чувствовал — что-то ускользает.

У него за спиной подала голос Клеофея:

— Каким был этот первый контракт?

Капп ответил почти рассеянно, как будто полицейский вызвал к жизни старое, почти забытое воспоминание:

— Убить двух бедных фермеров в Южной Индии. Семейную пару, жившую в предместье Коимбатура.

— Зачем?

Капп колебался — не мог решить, стоит ли отвечать, взвешивал, чем рискует.

— Как я понял, он хотел забрать их дочь. Она была самым одаренным ребенком своего поколения. Пятилетняя малышка была новым Эйнштейном. Такой мозг рождается раз в сто лет. Немрод хотел сам вырастить девочку, сформировать, контролировать, чтобы вместе разрабатывать базу данных Всемирных Перемещений…

— В интересах человечества, — закончила шепотом Клео.

11:44

— Я люблю Пангайю! — выкрикнул Немрод. — Вам не понять. Я бесконечно восхищаюсь этой девочкой. Безгранично! Ни одна женщина Земли не сделала больше для… для…

— …человечества, — закончила Ми-Ча.

Президент ухватился за один из столбиков кровати, навис над кореянкой.

— Именно так! Ум Пангайи давал уникальный шанс, и я это знал с момента удочерения. Я должен был любить ее — и помнить, что она мне не принадлежит, что ее судьба в разы важнее моих чувств, что я буду рядом только для того, чтобы она реализовала свое предназначение. Я знал все это, когда выбирал Пангайю из других сверходаренных детей, когда избавлялся от ее родителей. Мне нельзя было привязываться к ней. Сейчас я признаюсь вам в том, чего не знает ни одна живая душа, капитан Ким. Само собой разумеется, я не желал несчастья во время телепортации в точку Немо, я всю жизнь корю себя за тот ужас. Пангайе было всего десять, и она необдуманно рисковала, чтобы я ею гордился. Я принимаю ответственность на себя, потому что авария, за которой последовал паралич, стала удачей… огромной удачей для человечества.

Ми-Ча почти удалось сесть на кровати.

— Вы чудовище!

— Вовсе нет! Пангайя больше всего на свете любит Землю. И она может гордиться собой! После смерти ее будут почитать, как Мари Кюри, Ньютона, Коперника, Архимеда. Я же всего лишь политик, один из многих, и меня забудут. И ни Пангайя, ни один другой человек не узнает, какую роль я сыграл.

— Она уже знает.

— Что?

Немрод с тревогой посмотрел на часы — оставалось несколько секунд.

— Она знает, — повторила Ми-Ча, в упор глядя на президента.

— Чушь! — впервые вышел из себя Немрод.

Ми-Ча подтянула к себе стойку с капельницей, выпрямилась, постанывая от боли, медленно раздвинула полы рубашки.

— Бабу Диоп — помните лейтенанта, которого убили по вашему приказу? — обучил меня нескольким трюкам. Старым трюкам старых сыщиков. Забытым. Но эффективным. Он часто повторял, что телепортация человека не более чем незначительный этап истории мира, не важнее интернета сто с лишним лет назад, а еще раньше — телевидения или радио… Бабу считал все эти инновации производными одного уникального изобретения дремучей древности. Телефона!

Немрод схватил девушку за плечи и что есть силы встряхнул. Игла выскочила из вены, и липкая жидкость полилась на постель. В тишине издевательски постукивал медный маятник.

Через несколько мгновений начнется операция «Новый Вавилон» — если никто ее не остановит.

Через несколько мгновений на острове, где соберется все человечество, взорвется бомба.

— Что ты пытаешься сказать, маленькая дрянь?

Руки президента обхватили шею девушки. Но Ми-Ча и не думала сопротивляться. Она распахнула рубашку. Справа к маленькой груди был приклеен мобильный телефон. Древняя модель.

— Пангайя слышала весь наш разговор. С самого начала.

В следующее мгновение кореянка и Немрод исчезли. Ласточкино гнездо опустело.

11:45

— Теперь вам все известно, — сказал Виктор Капп. — Используйте информацию как хотите.

Празднование столетия только что официально открылось и достигнет апогея в полдень.

— Уже ничего не остановить, — сказал Капп. — И я ни о чем не жалею.

Он моргнул, посмотрел на Артема, на Клео и кивнул, словно подтверждая свои слова. Все кончено. Убийца обмяк… и вдруг метнулся вперед, чтобы завладеть телепортером.

Артем метнул нож. Сантоку воткнулся в диван, в то место, где мгновение назад сидел киллер, который исчез.

Клео осторожно приблизилась к столику, как будто боялась наткнуться на невидимое мертвое тело. Она несколько секунд смотрела на нож, торчащий из обивки, потом повернулась к майору.

Казалось, Клео почувствовала облегчение, поняв, что нож вспорол только акриловую ткань.

Она смотрела на Акиниса, и во взгляде ее была нежность. Ей нравилось, что он оказался вовсе не суперменом.

«Хватит с меня супергероев! И плевать, что Виктор Капп может возникнуть в любой момент».

Майор встал и шагнул к Клео — растерянный, смущенный. Она сделала шаг навстречу.

Они взялись за руки, точно это был самый естественный жест.

Клео прижалась к нему, Артем обнял ее так крепко, как если бы от этого зависела жизнь. Это не было осознанным решением, они не предчувствовали разлуку… В следующее мгновение их тела дезинтегрировались.

55

Монастырь Таунг Калат, гора Поупа, Бирма

— Выслушай меня, Пангайя! Выслушай, прошу тебя!

Президент Галилео Немрод реинтегрировался в храме на горе Поупа, в метре за спиной дочери. Никогда еще пальцы Пангайи не двигались так стремительно, они танцевали с той же скоростью, что и строки кода, сменяющиеся настолько быстро, что их невозможно было прочитать.

— Умоляю, Пангайя, дай мне объяснить…

Она не повернула головы, не удостоила отца взглядом, продолжая стучать по невидимой клавиатуре. Сторонний наблюдатель сказал бы, что числа — часть мозга Пангайи, цифровое выражение ее мыслей.

Мысли Ми-Ча неслись не с той скоростью, что у Пангайи, но тоже метались как сумасшедшие, расталкивали друг друга, снова сходились.

Ми-Ча тоже телепортировалась в храм и приземлилась точно в медицинскую кровать. Она опознала капельницу с теми же препаратами, которые ей вводили в Ласточкином гнезде. Капитан проделала то же путешествие, что и президент, хотя он считал дворец неприступным — даже для своей дочери.

«Галилео, ты снова недооценил дочь…» — подумала кореянка.

Стоило ей реинтегрироваться, кот запрыгнул на кровать и заурчал, уткнувшись носом в руку хозяйки. Кореянка не отпихнула любимца, хотя кот всем своим весом навалился на рану.

Интересно, Немрод действительно считал себя неуязвимым в Ласточкином гнезде? Думал, что у дочери нет причин не доверять ему?

Как только охранники освободили Пангайю и вновь подсоединили ее к квантовому компьютеру, она легко обошла запрет, наложенный на частное пространство отца, и вернула его и кореянку на гору Поупа. Сама Пангайя не могла телепортироваться, но была наделена властью пригласить к себе — силой, если понадобится — хоть все человечество.

Сегодняшний вечерний прием обещал стать исключительным. На Пангайе было длинное индийское сари, шитое золотом и серебром, в которое ей помогла облачиться одна из храмовых прислужниц. Ради какой церемонии дочь президента выбрала столь элегантный наряд?

— Прошу, поговори со мной, девочка! — почти умолял Немрод.

«Замолчи! — мысленно прикрикнула на него Ми-Ча. — Замолчи, пусть она сконцентрируется!»

Кореянка дословно помнила свой разговор с президентом. Она знала, что в этот момент миллиарды землян телепортируются на остров Тристан-да-Кунья, который вот-вот разнесет баллистическая ракета, а сотни националистов устроят беспорядки во множестве точек планеты…

«Отстань от дочери, пусть работает, дай ей спасти то, что еще можно спасти, а уж потом объяснишься с ней», — думала она.

Древний телефон соскользнул на простыню.

«Только потом, Галилео, начнется твой процесс. Только потом ты откроешь Пангайе всю правду, если она снизойдет до тебя. Она все слышала, и теперь ей известно обо всех жестокостях, которые ты творил годами. Ты убил ее родителей. Ты забыл рассказать врачам о болезни дочери в тот момент, когда излечение было еще возможно, зная, что она совершила безрассудный поступок, чтобы папочка, которого она так сильно любила, гордился ею. А папочка не любил никого, разве что всю Землю, но любить всех разом — это не любить никого».

Галилео Немрод сделал еще один шаг к дочери. Он мог бы поднять руку и коснуться ее плеча. Пангайя словно бы не замечала отца, не слышала ни звука его шагов, ни его криков, сейчас она была сосредоточена на куда более важном деле, чем мольбы отца.

Как он отреагирует? Закричит еще громче? Разрыдается? Упадет на колени? Или предпочтет действовать так же, как всегда? Уподобится Виктору Каппу, схватится обеими руками за спинку кресла Пангайи, крутанет его, вырвав все провода, и заставит дочь взглянуть ему в глаза и выслушать? Галилео Немрод был на грани истерики. Его рука напряглась, будто он решил употребить власть. Пангайя — его ребенок, она обязана подчиниться!

Ми-Ча замерла, осознав, что Немрод вот-вот даст дочери пощечину — в тот самый момент, когда решается судьба Земли. Пожертвует человечеством, чтобы отстоять поруганную честь отца, а она, сотрудник Бюро криминальных расследований, не способна встать с постели.

— Повернись ко мне, Пангайя!

Она не ответила ни жестом, ни взглядом, ее пальцы летали в пустоте по видимой только ей клавиатуре.

— Дочь, я не стану больше повторять!

Ни звука в ответ, только безразличное молчание…

Немрод взялся за спинку кресла. Крутани он это кресло — и связь Пангайи с компьютером прервется, из самой могущественной жительницы планеты, способной предотвратить трагедию, она превратится в парализованную, зависящую от других немощную калеку.

Ми-Ча вскрикнула. Кот подпрыгнул, вонзил когти рядом с раной, только чудом не разодрав шов.

Президента опередил Артем.

Прежде чем Немрод успел совершить непоправимое, майор быстрым и точным движением зажал его в стальной хватке, заставил отступить, действуя осторожно, даже бережно. У старика не было сил сопротивляться.

Пальцы Пангайи продолжали порхать, она словно и не заметила, что за спиной что-то происходит.

Ми-Ча удалось приподняться, она с восторгом следила за командиром. Но к восхищению примешивалась горечь от осознания, что ее любовь так и останется безответной.

«Ну все, хватит нюни разводить!» — приказала она себе и обняла успокоившегося кота.

Артем возник в храме через несколько секунд после кореянки, что нисколько ее не удивило. Однако в следующий миг она вздрогнула. Майор был не один — он обнимал молодую красавицу. Клеофея Луазель.

Ми-Ча крепче притиснула к себе урчащего Шпиона.

Галилео Немрод вырвался из объятий полицейского, заметался по залу, майор перекрыл ему путь к креслу Пангайи.

Яростным движением президент смахнул с полки черепашек, и перламутровые, стеклянные, хрустальные статуэтки разлетелись на осколки. Пангайя никак не отреагировала.

«Она что, и слух потеряла?» — ужаснулась кореянка.

11:59

Цифры бежали по экрану, пальцы Пангайи исполняли бесконечную исступленную симфонию — без партитуры, словно великолепную импровизацию.

Где искать изгоев? Сколько жителей планеты телепортировались на Тристан-да-Кунью? Когда взорвется ракета Оссиана?

Ни на один вопрос не было ответа.

После того как Галилео Немрод вырвался из хватки полицейского и расколотил черепашек, прошло несколько томительных минут, и наконец Пангайя повернула голову.

— Ну вот, — улыбнулась она, — готово.

Похоже, она чувствовала безмерное облегчение — совсем как ребенок, сделавший все домашние задания и закрывший тетрадь.

Немрод шагнул к дочери, но заговорить не посмел. Пангайя продолжила все тем же радостным тоном:

— Думаю, я оставлю Земле чудесное воспоминание, намного более прекрасное, чем твой Новый Вавилон, папа. Хочу, чтобы ты это увидел.

Немрод подступил еще ближе, Артем напрягся, готовый вмешаться в любой момент. Президента трясло, он весь съежился, плечи его поникли, словно груз, который он много лет пытался удерживать, все же обрушился на него.

— Панга…

— Тише. Ничего не говори, папа. Помолчи, так будет лучше.

Пангайя даже не взглянула на отца. Она издали улыбнулась Ми-Ча, ее серебристое сари переливалось, как наряд принцессы:

— Позаботься о моей обезьянке. Уверена, они со Шпионом в конце концов поладят. Любовь очень странная вещь… Ее не запрограммируешь. — Она оглянулась на бегущие по экрану цифры. — Береги себя, Ми-Ча, ты расцветила мою жизнь.

Кореянка открыла было рот, чтобы возразить, но Пангайя уже обратила взгляд на Артема и стоящую за его спиной Клео.

— Майор Акинис, я убеждена, что существует не тоталитарный и основанный не на лжи способ защитить наш свободный мир. Алгоритм, который я только что закончила, уничтожит программу «Питчипой». Через несколько минут снова станет невозможно телепортировать кого-либо против его воли. Статья 4 Конституции. — Она улыбнулась, по-прежнему не глядя на отца. — Программистам понадобятся годы, чтобы его изменить, если они, конечно, захотят это сделать. Или если им прикажут. Но и тогда их ждет сюрприз. Я позволила себе немножко похулиганить в коде.

Пангайя подняла на отца темные сухие глаза. Пальцы молодой женщины шевельнулись, и по экрану медленно поплыли цифры.

Ми-Ча мгновенно все поняла.

— Нет, Пангайя, только не ты! Нельзя! Ты погибнешь!

Галилео Немрод оказался рядом с дочерью ровно в ту секунду, когда она вырвала электроды, соединявшие ее с компьютером, скрюченные пальцы сжали черепашку из розового кварца.

— Идем, папа, — прошептала Пангайя. — Идем…

И они исчезли.

56

Остров Кеймада-Гранди,[42] Бразилия

Полдень

Виктор Капп материализовался на утесе, окруженном со всех сторон морем.

Остров! Его заперли на острове! Как опасных преступников былых времен, которых держали в Алькатрасе, на острове Дьявола или в островной тюрьме Роббен.[43] Пангайя принудительно перенесла его, как только он коснулся кнопки телепортера в квартире на площади Пикадилли. Его обрекли на пожизненную ссылку, отныне и навсегда отключив прибор.

Он огляделся. Диаметр его тюрьмы не превышал километра, но Капп оценивал имеющийся потенциал — лес, лианы, фрукты, воду, — а не площадь. Он выживет. Не просто выживет — сумеет построить плот. Даже с одной рукой.

Виктор вспомнил людей, которых убил: немцы, Тане Прао, Элиас Кибервиль, родители Пангайи — Дханья и Сурьябхан, зарезанные в их доме в Куамбаторе рядом с рисовым полем. Они не оставили ему выбора. Пока он занимался мужчиной, женщина сбежала, но не подняла тревогу, а кинулась в комнату дочери, чтобы защитить ту, кого тогда еще не звали Пангайей. Девочка спала, и Дханья умерла, не издав ни звука, чтобы не разбудить ребенка. Девочка лежала в метре от преступника и жертвы, но не проснулась.

Киллер не понимал подобного умения прощать. Он убил родителей Пангайи, она об этом знала… и всего лишь отправила на необитаемый остров, как Робинзона Крузо. Зачем пытаться бежать? Он будет счастлив на этом острове, где температура воздуха круглый год +25° по Цельсию, а растительность как в раю. Тропики есть тропики…

Внезапно убийца различил посторонний звук.

Змея? Он отступил, сделал несколько шагов к вершине.

Змея ползла под древовидными папоротниками, Виктор Капп опознал ее. Жарарака.

Он мгновенно все понял.

Жарараки живут на одном-единственном острове под названием Кеймада-Гранди, который находится в трех десятках километров от побережья Бразилии.

К первой местной обитательнице присоединились другие. Еще три жарараки извивались в высокой траве. Виктор Капп отступил еще выше.

Жарараки — самые опасные змеи на планете. Много тысяч лет они были полновластными хозяйками острова. Чтобы выжить, им понадобился яд, способный за несколько секунд прикончить птицу, убивающий в пять раз быстрее любого другого.

Ладно, пока что ни одна его не достала. Капп добрался до вершины и готов был сбежать вниз по противоположному склону.

Бежать? Но куда?

Со всех сторон к нему приближались десятки пресмыкающихся.

Других хищников на острове не было, однако он буквально кишел змеями. За последние двести лет нога человека не ступала на эту землю ни разу, маяк был заброшен и медленно разрушался.

Капп несколько раз судорожно нажал на кнопку телепортера — прибор был мертв.

Земля вокруг него шевелилась, казалось, что трава ожила и ползет к нему. Желто-зеленые чешуйки сверкали, отражая солнечные лучи, змеи двигались с удивительным проворством. Сотни жарарак окружали Виктора Каппа, подрагивали раздвоенные языки.

Капп отшвырнул ногой первых трех, придавил четвертую тяжелым сапогом, потом змеи набросились на него с разных сторон. Капп упал, змеи обвились вокруг ног, рук, шеи, заползли в горло…

57

Космодром Байконур, Казахстан

Полдень

Оссиан смотрел в пустое небо, провожая взглядом белый след, оставленный ракетой. Она стартовала 1000 секунд назад и уже преодолела три четверти идеальной синусоидальной траектории вокруг Земли. Ровно через двадцать три секунды оружие поразит цель.

Расстояние от Байконура до острова Тристан-да-Кунья составляло чуть более десяти тысяч километров. Он не услышит взрыва, не испытает на себе воздействия ядерных осадков, не увидит, как разлетятся в разные стороны камни и стекла, когда рухнет гигантский гроб по прозвищу Новый Вавилон.

Останутся ли еще издания, которые расскажут о случившемся?

Будут ли врачи, чтобы оказать помощь выжившим?

Военные, чьим уделом станет собирать трупы?

Инженеры-кодеры для работы с «Пангайей»?

В каком году мир телепортируется? Уже не в пространстве — во времени!

Все будет зависеть от числа выживших. Если предвидения Немрода окажутся точными и больше 80 % землян отправились на Тристан-да-Кунья, завтра на планете останется не больше одного-двух миллиардов жителей. Примерно столько же населяло планету в 1920 году.

Каких-то неполных двести лет назад.

Оссиан устроил истории «обратную перемотку» — и дал миру второй шанс.

Он обвел взглядом космодром, распахнутые челюсти стартового стола, которым никогда больше не суждено сомкнуться. Вдохнул едкий аммиачный запах, будто то были утонченные старинные духи.

И вдруг почувствовал странное покалывание в руке, постепенно распространившееся по всему телу. «Что такое? Надышался ракетным топливом? Вторичный эффект? Да нет же, старый болван!» Оссиан с тревогой взглянул на вибрирующий телепортер на запястье.

«Не может быть, я его не активировал…»

Оссиан сделал отчаянную попытку сорвать ремешок с руки — и в следующее мгновение оказался на огромной кирпично-красной вулканической террасе длиной в километр, накрытой стеклянным навесом.

Что это? Новый Вавилон? Безумная идея Немрода?! Черт, да он на… Тристан-да-Кунье!

Следующая мысль прозвучала как сигнал тревоги — он был тут один. Никто из землян не телепортировался на остров!

Только что Оссиан запустил с Байконура ракету, летящую на сверхзвуковой скорости, и как бы неправдоподобно это ни выглядело, она вот-вот его поразит.

Он в ловушке на пустынном острове.

Ракета с ядерной боеголовкой должна была уничтожить десять миллиардов живых существ, а убьет… одного.

Его. Оссиана.

В следующую секунду остров Тристан-да-Кунья и его единственный обитатель были стерты с лица земли. Инцидент потревожил лишь рыб, плававших в окрестных водах.

58

Остров Свободы, Гудзонский залив, Нью-Йорк

Полдень

Лилио де Кастро ждал у подножия статуи Свободы, с трудом справляясь с нетерпеливым возбуждением, он не мог решить, что делать — остаться на лужайке крошечного островка в акватории Нью-Йорка, телепортироваться на бетонный пьедестал или прямо на корону статуи.

Остров Свободы был первым местом, где изгои решили развернуть свои лозунги. Еще десять человек собирались занять остров Эллис в устье реки Гудзон и взобраться на фасад Музея иммиграции в том самом месте, где высадились миллионы европейцев, чтобы основать новый мир из тринадцати, а позже — тридцати пяти штатов, объединенных и гордых своей историей и флагом.

Остров-символ напротив Манхэттена и штаб-квартиры ВОП, вдалеке от шума Нового Вавилона.

Остров Свободы был пуст.

Лилио осмотрел горизонт в микрокамеру и не увидел ни Асиму, ни Фабио, ни Коко. Армянина Маника Торосяна и ирландца Конора Фланагана тоже не было. Никого не было. Они опаздывали уже на три минуты. Что происходит, почему они не телепортируются? Журналист не выключал камеру, опасаясь что-нибудь пропустить.

Заметив белые крылья, поначалу он решил, что это какая-то любопытная океанская птица, но почти сразу понял свою ошибку. «Птица» имела треугольную форму бумажного самолетика с не очень чистыми крыльями, материализовавшегося из ниоткуда и планирующего над бухтой. Не позволив самолетику упасть в серую воду Атлантики, Лилио поймал его в воздухе, развернул и увидел одну строчку.

Четыре слова.

Кто мог это написать?

Клео? Немрод? Полицейский? Мозг «Пангайи»?

Кто послал ему записку на древний манер, как в те времена, когда люди еще общались подобным образом?

В чем смысл фразы?

Журналист приставил ладонь ко лбу, защищая глаза от слепящего света. Он надеялся, что вот-вот появится второе письмо, а потом вдруг все понял и перевернул листок.

На обороте было короткое стихотворение. Когда-то, еще в школе, ученик Лилио де Кастро учил эти строки, как и все его ровесники. Написал их давно забытый поэт Поль Фор.

На сей раз текст был подписан.

Пангайя.

Лилио был известен слух, ходивший среди посвященных: Всемирной Организацией Перемещений руководит женщина, дочь президента Немрода, и искусственный интеллект назвали «Пангайей» в ее честь.

Ветер дул над бухтой, листок бумаги дрожал в руке.

Как письмо связано с Новым Вавилоном? Кто его написал и почему именно сейчас?

Журналист с самого начала считал затею президента Немрода плодом его мании величия. Зачем собирать на острове миллиарды землян? Чтобы сделать фотографию на память? Ей-богу, в век телепортации можно было придумать что-нибудь поизящнее, если уж приспичило отпраздновать столетие телепортации и мирной жизни на планете. Что-нибудь оригинальное и более символичное, чем людское стадо, согнанное в один загон.

Конечно, куда проще назначить всем свидание в одном месте, на острове Тристан-да-Кунья, но если бы поинтересовались его мнением, он…

Лилио почувствовал, как распадается и заново собирается его тело — где-то наверху, словно он подпрыгнул на сто метров, до верхушки статуи Свободы. Лишь схватившись за ограждение факела в руке гигантской фигуры, ему удалось удержаться и не взмыть еще выше.

Теперь он видел далеко и мгновенно включил камеру.

Питчипой, версия «Пангайи»!

Человеческая цепь начиналась на Манхэттене и тянулась в Джерси, Кливленд, Толедо, Чикаго, а дальше в бесконечность — к Айове, Небраске, Вайомингу и Орегону до Тихоокеанского побережья в четырех тысячах километров от того места, где сейчас находился он, Лилио де Кастро.

Пангайя не спрашивала разрешения у десяти миллиардов землян, она переместила всех против их воли — один раз, всего один, на идеально рассчитанные компьютером пунктирные линии, идущие вокруг планеты. Выйдя из ступора, люди поняли, что проект «Новый Вавилон» аннулирован, нет — заменен человеческой цепью в десять витков вокруг земного шара. Мужчины, женщины, дети брались за руки.

В следующую секунду Лилио перенесся на вершину вулкана Бару — самую высокую точку Панамы, парящую над двумя океанами. Судя по всему, телепортер ему не подчинялся, его запрограммировали так, чтобы он побывал в разных местах планеты.

Людская цепь связала два американских континента, от колумбийской границы до мексиканской. Совершив еще два прыжка, на гору Митчелл в Аппалачах, а затем на Аконкагуа — высочайшую вершину в Андах, он обнаружил, что новая человеческая цепь начинается недалеко от полярного круга, в городе Икалуите — столице провинции Нунавут, затем пересекает другую людскую цепь в районе Ниагарского водопада и спускается к Огненной Земле. Новый прыжок. Камера снимала безумную фарандолу,[44] которая начиналась от южной оконечности Африки, на мысе Доброй Надежды, и простиралась к Средиземному морю. Миллионы и миллионы землян, взявшись за руки, пересекали джунгли, пустыни, саванны, горы, разделялись на две ветви — одна уходила к Гибралтару, другая к Синаю, чтобы остановиться через девять тысяч километров во Владивостоке и после нескольких разрывов в ледниках Алеутских островов вновь слиться воедино на Аляске.

Несчастные, оказавшиеся на полюсе, долго не продержатся, вон как трясутся от холода, но никто не спешит разомкнуть цепь, хотя каждый может в любой момент телепортироваться домой.

Две цепи протяженностью четыре тысячи километров опоясывали Австралию от Перта до Брисбена и от Дарвина до Аделаиды. Цепь между тропиками и экватором соединяла страны Африканского Рога с архипелагом Кабо-Верде — ожерелье влажных ладоней и потных тел, таких же, как в цепи от Малакки до Сингапура. А на другом конце планеты, на севере Норвегии, люди сбились в плотную толпу, согревая друг друга своими телами.

Сколько продержался этот невероятный круг? Кто первым разорвал его? Кому стало слишком жарко или слишком холодно? Кто устал терпеть жажду?

Прошло минут десять, прежде чем люди разошлись.

«Индепендьенте Планет» опубликовала фотографию уже через несколько минут, но эксклюзива не получилось, ведь снимали и участники живой цепи. На некоторых фото и видеороликах были и изгои, участвовавшие — сами того не желая — в церемонии, они размахивали флагами и призывами, написанными на картонках. Эти снимки и видео стали историческими документами. И их наверняка вспомнят, когда будет приближаться двухсотая годовщина эры телепортации людей, когда, возможно, кто-то снова решит отменить четвертую статью Конституции или нарушить ее.

Как это сделала Пангайя.

Никто не может быть перемещен против своей воли.

Когда волнение улеглось, принялись искать ответственного за эту грандиозную акцию, за принудительное перемещение всего населения планеты. Люди ждали объяснений — и в первую очередь от президента Немрода.

Но президент исчез.

59

Точка Немо, Тихий океан

12:01

— Пангайя! Пангайя! Пангайя!

Немрод плакал, и его слезы смешивались с морской пеной. Долго он не продержится. Телепортер заблокирован, и даже если он будет плавать много часов, это ничего не изменит. Президент понимал, где оказался.

В точке Немо, самой удаленной от какой-либо суши.

Когда Пангайя была ребенком и любила плавать на своей надувной черепахе, они часами качались тут на волнах. Галилео стиснул черепашку из розового кварца. Если разжать пальцы, она уйдет на дно, на глубину трех тысяч метров.

А скоро там окажется и он.

— Пангайя! Пангайя!

Он кричал снова и снова, захлебываясь морской водой, заходился в кашле и снова кричал.

— Я люблю тебя, Пангайя! Я выбрал тебя из всех детей, разве есть доказательство сильнее?

Голос президента беспомощно растворялся в пустоте над океаном.

— Наша жизнь не принадлежит нам, Пангайя! Каждому отведена своя роль.

Над Галилео внезапно материализовался тонкий дождь золотых и серебряных частиц. Его дочь телепортировалась — и не выжила. Нажав на кнопку, она отправила свое тело в лимбы бесконечности. Невидимые частицы, бывшие когда-то ее кожей, глазами, сердцем, превратились в квантовое конфетти, мерцавшее над Немродом.

Волна захлестнула Галилео. Он с усилием вынырнул, поднял лицо к небу, к облачку сияющей пыли.

— Ни один человек не откажется от подаренного тобой мира. Ты сыграла главную роль, Пангайя. Как же хорошо ты сыграла, дорогая, как хорошо. Никто бы не справился лучше.

Никто.

Точка Немо.

Стиснув черепашку из розового кварца, Галилео Немрод сложил ладони в молитвенном жесте, и океан сомкнулся над ним.

60

Киджондон, Корея

Ми-Ча провела мелом линию на полу, посмотрела в окно на сторожевые вышки — бывшую границу между двумя Кореями, и подумала, что любит этот мрачный пейзаж больше любого другого на планете. Девушка вспомнила Пангайю, Бабу, рыбацкий квартал Сен-Луи. Меньше чем через четверть часа она телепортируется в дом семьи Диоп — Асту пригласила ее на мясное рагу в арахисовом соусе.

Но сначала нужно добиться послушания от питомцев. Ми-Ча посадила обезьянку на стол в гостиной.

— Смотри, Манки, вот твое пространство. Можешь прыгать, скакать, забираться на стены, шкафы и стулья. — Потом повернулась к коту, сидевшему под окном в квадрате света. — А ты, Шпион, хозяин другой половины. Кровать и подушки в твоем распоряжении. Но каждый остается на своей территории! Белую линию пересекаете только в моем присутствии! Ясно?

Ну да, как же… Шпион и Манкинг по-прежнему соперничали, требовали одних и тех же ласк, претендовали на одни и те же миски.

«Понадобится чертова прорва времени, — подумала кореянка, — чтобы звери тоже научились жить в отсутствие границ».

Она схватила пульт, вывела на стену витрины нескольких бутиков, быстро выбрала юбку от «Изар-Акбар» и рубашку от «Синкретик». Разноцветная бахрома рукавов чудесно сочеталась с цветом теней на ее веках.

Идеально!

Ми-Ча поочередно приласкала кота и обезьяну, которые следили только друг за другом, им не было дела до новых нарядов хозяйки.

— Я исчезну надолго, мои милые, и не смогу возвращаться каждые пять минут, чтобы проведать вас. У Диопов не принято телепортироваться из-за стола. Вам ясно?

Шпион собрался потереться головой о ее ноги, Манкинг возмущенно заверещал и протянул к ней лапки. Ми-Ча погрозила пальцем обоим. Кот может разодрать новую юбку, Манки наверняка ее обслюнявит, а она должна выглядеть безупречно. Ми-Ча вывела на стену зеркало, полюбовалась отражением и нашла себя очень-очень сексуальной. Индекс красоты выше среднего на 23 %!

Там будет и Адама, сын Бабу. А он тоже чертовски сексуальный!

Ми-Ча присела на корточки и сказала, поглядывая поочередно на кота и обезьянку:

— Очень может быть, дорогие мои, что я не вернусь и после обеда.

61

Хаконе, остров Хонсю, Япония

Артем и Клео шли по аллее среди цветущих сакур. Майор настоял на том, чтобы проводить учительницу. Два плетеных стула, усыпанных розовыми лепестками, словно ждали их под остроконечной крышей японского домика.

— Я должна была выйти замуж, — сказала Клео. — За Элиаса. В 2118 году. В соборе Святого Петра в Риме. Моя мать утверждает, что предложения романтичнее не придумать.

Она с нежной грустью посмотрела на фасад деревянного дома, перевела взгляд на пруд с кувшинками, бликующий под солнцем, на шибазакуру — клумбы цветущих флоксов. Неужели Милен поливала их?

Артем боролся с ощущением, что он здесь не к месту и выглядит полным идиотом. Женщина, выбравшая такой дом и сад, явно предпочитает одиночество. Он вспомнил свой Кипр, гору Олимп, кедровые леса Троодоса и подумал: «Хотя любовь к одиночеству я понимаю».

Он осторожно нарушил молчание:

— Вам грустно?

— Немножко.

Полицейский обнял ее за талию, и Клео опустила голову ему на плечо.

— Знаете, что следует делать, если грустно?

— Нет.

Они двинулись дальше, обнявшись.

— Один писатель, живший двести лет назад, Антуан де Сент-Экзюпери, придумал этот способ. Если одолела хандра, полюбуйся закатом. В те времена приходилось ждать…

— Чего?

— Захода солнца. Но сегодня Земля стала такой же маленькой, как планета в его книжке «Маленький принц». Достаточно слегка передвинуть наши стулья, и мы увидим столько закатов, сколько душа пожелает.

Артем взялся за спинку плетеного стула, Клео сделала то же самое.

— Однажды, — продолжил Артем, — когда Маленькому принцу было особенно грустно, он увидел сорок три заката.

— Попробуем побить этот рекорд, — улыбнулась Клео.

Они переместились на пляж Такахамы, ближайший к дому Клео, недалеко от Нагасаки, где и оставили стулья, заторопившись на закатную церемонию в малазийский Пангкор. Задержались на черных скалах Сокотра в Аденском заливе, а затем — на крыше бара на площади Таксим в Стамбуле, после чего отправились на остров Санторини в идиллическую деревушку Ойя.

На Корсике Артем и Клео едва не пропустили последние лучи солнца над бухтами Пьяна, но вовремя появились в Верхней Нормандии и увидели, как меловые скалы Этрета покрываются закатным золотом, а в Исландии очень долго смотрели, как светило садится за полярный круг, и любовались северным сиянием.

Продолжая двигаться на запад, они опередили солнце, перепрыгнув через Атлантику и Америку, но, обнаружив толпу жаждущих увидеть снежный закат с вершины горы Граус в Северном Ванкувере, поспешили на юг.

Там, взявшись за руки, они любовались розовыми фламинго на кубинском пляже Кайо-Коко, а потом сравнили их с фламинго в Пуэрто-Анхеле, Плайя-дель-Амор и Байя Баландра в Мексике.

В церемониальном комплексе Тахай, перед гигантами острова Пасхи, они поздравили друг друга с новым мировым рекордом — ура, сорок четвертый закат! — и поцеловались. Небо горело огнем, подсвечивая силуэты моаи, и пара дружно решила, что этот заход солнца самый красивый. Теперь они целовались каждый раз — в Паданг-Паданге на острове Бали, в Кафедральной бухте в Новой Зеландии, в Тру-о-Биш на Маврикии и Палаване в акватории Филиппин.

Сами того не заметив, Артем Акинис и Клео Луазель совершили кругосветное путешествие и вернулись на пляж Такахамы, где их ждали два плетеных стула, усыпанных шелковистыми лепестками.

— По-моему, нам пора домой, — сказала Клео.

Они оставили телепортеры на стульях и босиком побрели по теплой земле к японскому домику, примостившемуся под деревьями.