Ной и его сыновья

5

Упираться, ломать комедию…

(мол, кто такой Оракул? мол, никуда я не пойду! мол, я только отдохнуть присел)…

смысла не было. Что хотел, то и вышло.

Смотритель поднялся и пошел вместе с вежливым охранником к замку. Именно вместе, по левую его руку, а не за ним, демонстрируя таким образом свое равенство и гордое нежелание идти за чьей-либо спиной.

Громкое молчание тяготило, и Смотритель решил разбавить тишину:

— А зачем он меня позвал?

— Скажет, если сочтет нужным. Я не знаю.

Вежливая уклончивость хорошего слуги. Другого и не ожидалось.

По массивному мосту, через массивные ворота…

(все здесь строено на долгие века)…

вошли в замок. Первое, что бросилось в глаза, — стоящая во внутреннем дворе большая ажурная деревянная пирамида. Огромное сооружение, невидное, однако, снаружи, занимало все пространство двора. Четыре ее угла соответствовали его углам, жесткость конструкции обеспечивалась изящными жгутовыми растяжками, свернутыми из листьев какого-то растения.

— Красиво. — Смотритель, не чуждый технократической эстетике, не сдержался, проявил эмоцию.

Чтоб не молчать.

Но охранник промолчал.

Они направились в галерею, опоясывающую внутренний двор, прошли полукругом и остановились у двери, возле которой мертво застыли двое часовых — шумеры-гиганты с каменными лицами, облаченные в отличие от остальной охраны не в белые, а в черные блестящие плащи.

— Оракул здесь, — показал на дверь охранник. — Я должен предупредить кое о чем. Любой разговор с ним строится так: он задаст вопросы — вы отвечаете, Самому спрашивать запрещено. Начинать разговор запрещено. Игнорировать вопросы запрещено. Вам следует знать, что честь личного общения с Оракулом оказывается очень немногим, воспользуйтесь возможностью разумно. И еще… посещение этого места и, конечно, сам разговор… о чем он пойдет — все должно оставаться в тайне. Надеюсь, вы понимаете…

— Я же Хранитель Времени, — как можно более куртуазно…

(чужое здесь слово)…

улыбнувшись, промолвил Смотритель, — про тайну меня можете не предупреждать.

— Всякое бывает, — пробурчал охранник, открывая дверь.

За нею обнаружился коридор, залитый синим светом, идущим от прозрачных цветных вставок на потолке. Позади хлопнула закрывшаяся дверь — охранник остался снаружи.

Тем лучше.

Смотритель неспешно двинулся вперед, раздумывая, о чем же ему придется говорить с Оракулом.

Спрашивать нельзя, задавать темы для разговора, видимо, тоже. Тогда как получить ответы на все вопросы, которые он к Оракулу накопил? Собственно, накопил-то — не к Оракулу, а вообще — к любому, кто мог бы ответить. Оракул просто подвернулся…

(да простится Смотрителю столь вольный глагол!)…

к месту и ко времени, оказался живым (надо надеяться) человеком, а не виртуальной фигурой, общающейся (якобы) со столь же виртуальным Царем Небесным, то есть — частью Мифа, который Смотритель должен сохранить. Другой вопрос, что никаких Оракулов в Мифе о Великом (или Всемирном) Потопе не наличествовало…

(смотрите Книгу Бытия, главы шестая тире десятая)…

а вот Царь Небесный фигурировал всюду. Под разными именами, но суть — не в имени.

Коридор закончился еще одной дверью — двустворчатой, плотно закрытой, без намека на какие-либо ручки. Смотритель ее легонько толкнул — не поддалась. Толкнул посильнее — тот же результат.

Ну не ломиться же?

Если следовать заданному правилу о «незадавании вопросов», то можно предположить, что Оракул сам должен решить, когда впустить человека, пришедшего на аудиенцию. То есть открыть дверь.

Ждать под дверью не хотелось: унизительно.

Камера, что ли, следит за нею?..

Может, просто постучать?..

Только он занес руку для вежливого «тук-тук», как дверь…

(высокая, резная, тяжелая — наверняка)…

сама распахнулась — медленно и вальяжно, словно подчеркивая достоинство хозяина замка.

Взору открылся большой, освещенный таким же, как в коридоре, синим светом, зал с троном…

(с натуральным! как у королей, царей и прочих владык из курса истории цивилизации)…

посередине. На троне…

(деревянном, резном, отделанном золотом обильно и оттого безвкусно, с прямой высокой спинкой)…

сидел Оракул — тот самый человек в высоком капюшоне-колпаке, что совсем недавно удивительным способом вещал на площади.

Смотритель почувствовал, что вступил в некое поле неизвестной природы. Он явственно ощущал, что Оракул — это не просто Homo Sapiens Ad Diluvium из плоти и крови, но и какая-то сумасшедшая всепроникающая энергетика.

Устройство? Субстанция? Комбинация полей?..

Нечто подобное он испытывал в славном, смутном двадцатом веке, когда еще не знали о сверхпроводимости и передавали электрический ток высокого напряжения по проводам, протянутым в воздухе от вышки к вышке. Однажды он оказался возле такой вышки сразу после грозы… Тогда-то и стало понятно, что выражение «волосы дыбом» — не простая фигура речи.

Сейчас происходило нечто подобное: огромная энергетическая сила этого человека (человека?) окружила Смотрителя, проникла во все его ткани, заставила шевелиться (буквально) волосы на голове.

А он еще предполагал, в разговоре с Ноем, что Оракулом можно прикинуться: надел плащ с капюшоном — и вещай… Нет уж! Такую визитную карточку не подделать.

Там, на площади, Смотритель стоял далеко от Оракула и кроме собственно колпака ничего и не разглядел. А теперь, когда колпак был чуть сдвинут с лица, Смотритель явственно увидел глубокие морщины на старческих дряблых щеках, на тоже дряблой шее. Больше ничего не увидел — остальное закрыто. Глаз тоже не видно. Белые, сухие руки возлежали на подлокотниках, тонкие кисти на полированном дереве выглядели как изощренное украшение мебели.

Кость и дерево, извините за бестактную вольность образа.

Перед троном стоял низкий столик, с маленькой пирамидкой — копией той, что находилась во дворе.

Смотритель медленно пошел к трону, за спиной захлопнулись двери…

(они все здесь нещадно хлопали, и, по мгновенному выводу, звуки эти несли некую психологическую функцию)…

огласив зал гулким грохотом. Не доходя десяти шагов до трона, Смотритель остановился, и, как оказалось, вовремя — на полу, перед его ступнями пролегала тонкая красная линия. Проследив, куда она идет, Смотритель обнаружил, что эта линия образует окружность, очерченную вокруг трона.

Надо полагать — дальше, внутрь нее, двигаться не положено.

— Это круг Силы, — возник голос.

Тот же самый, что и на площади — тихий, невыразительный, звучит как бы на ухо слушающему или вообще в голове, колебания воздуха, кажется, ни при чем…

Кажется?

Если бы не запрет на вопросы, Смотритель сейчас наверняка глупо переспросил бы: «Круг Силы?» Но глупость через запрет не продралась, уже славно.

— Дальше заходить нельзя. Оглохнешь. Сойдешь с ума. Потеряешь дар.

Оракул говорил, ни на йоту не двигаясь, только губы чуть шевелились, доказывая, что вопрос «Кажется?» имеет отрицательный ответ и процесс «говорения» таки наличествует.

Молчать не следовало.

— Да, — не нашел ничего лучшего Смотритель.

— Да… — неожиданно ворчливо скрипнул Оракул. — Все говорят «да», когда не знают, что сказать… Да… Вот ты зачем сказал «да»?

Оракул откинул свой высокий капюшон, потер ладонями лицо…

(светло-желтое печеное яблоко)…

медленно, опираясь на руки, сполз (именно так) с кресла-трона, встал, покачиваясь.

Смотритель малость опешил от такого его поведения: неужто так немощен?

— Я сказал «да», потому что… — Смотритель торопливо придумывал объяснение.

— Вот то-то и оно! Не можешь объяснить. Ты же не просто смертный, а Хранитель Времени, ты-то почему онемел?

— Я…

Смотритель всерьез не понимал, что с ним случилось. Не было такого никогда, не могло быть, мистика, бред, навязанная реальность.

— Я-а-а… — передразнил Оракул. — Не ожидал? Думал, что Оракул — фигура мистическая, осененная сиянием с небес?

— Да…

— Опять «да»! Ты другие слова знаешь?

— Да… — Смотритель как-то вдруг пришел в себя. Или обрел себя. И уже малость развлекался. Самую малость. — Знаю, конечно, знаю другие слова. Много слов знаю, быть может и лишних. Но я действительно удивился: не ожидал…

— Не ожидал, что Оракул — обыкновенный человек, у которого есть глаза, уши, руки-ноги… трясущиеся, к сожалению, руки, да и ноги ходят плоховато… это удивило?

— Простите… — Смотритель понятия не имел, как обращаться к Оракулу, кем величать, поэтому обошелся без величания. — Игнорировать вопросы мне запретили, но я бы хотел сейчас нарушить этот запрет.

— Понимаю тебя. Нарушай. Да и спрашивай, что хочешь. На что смогу — отвечу. — Оракул, похоже, устал. Так же трудно, как слезал, опять взобрался на трон. — Я все про тебя знаю, хоть ты и таинственное существо. Откуда взялся — не известно. Какого роду-племени — тоже. Головой ударился — знаю. Из Хранителей Времени самый сильный — тоже знаю. Потому-то и позвал тебя. Хотел своим людям сказать, чтобы тебя нашли и привели, а ты сам явился.

— Зачем я вам?

— А зачем ты шел за нами? Зачем хотел встретиться?

— Да, пожалуй, интерес у нас обоюдный, — согласился Смотритель. — А почему вы решили, что я хотел встретиться с вами?

— Потому что все хотят. И очень немногие готовы без оружия и без маленькой сильной армии разгуливать по местности, кишмя кишащей орками. А ты — не просто гулял, ты очень целенаправленно шел. Я заметил тебя, когда ты еще прятался в улицах города.

Заметил? Сквозь плотную ткань капюшона? Он же головы даже не повернул…

— После удара паровиком я был как младенец: мир с нуля узнавал. Про Оракула узнал — так интересно стало. Спросил у Ноя… это горожанин, я пока живу у него… можно ли встретиться, а он страшные глаза сделал: невозможно, сказал.

— Верно сказал. Невозможно — если по собственному желанию. Но если Оракул захочет, тогда не встретиться не получится.

Смотритель был внутренне рад: желания у обоих совпали, приличия соблюдены, достоинство не пострадало, интерес — в процессе удовлетворения. То есть процесс начался.

— Не будем терять Времени. — Оракул вновь посерьезнел.

Слово «Время», четко услышал Смотритель, он произнес с прописной буквы. Как принято здесь. — С чем пришел?

— С вопросом пришел, хоть и запрещено это. Вопрос такой: я чувствую сильное изменение во Времени. Очень сильное. Сегодня на площади услышал косвенное подтверждение своих ощущений. Ты знаешь, Оракул, — рискнул обратиться по… званию? по должности?.. — что я могу только ощущать изменения, но не умею объяснить их суть и причины. — Поправился: — Не всегда могу… Что происходит? Что должно произойти?.. Могу ли я знать и можешь ли ты объяснить это?

Он же — Хранитель. Он и говорит с Оракулом, как Хранитель. А как иначе?..

Оракул беззвучно пошевелил тонкими губами — как пожевал их, сказал:

— Я бы мог прогнать тебя, но ты мне пока интересен. Придется ответить. Видишь ли, Хранитель… Гай, так тебя зовут?.. видишь ли, Гай, я чувствую… нет, это твое умение — чувствовать!.. я знаю, что ты лучший из Хранителей, поэтому можешь помочь мне прояснить тайное.

— Я?.. Как? Я не ведаю тайного. Я пришел узнать о нем у тебя…

Оракул молчал. Долго. Складывалось впечатление, что он не спешит отвечать, не спешит говорить, а думает над тем, что сказать человеку…

(пусть особому, Хранителю, человеку чувствующему, но все же человеку)…

о себе. Да, сказать о себе! Потому что Оракул для всех в этом мире — не совсем человек…

(так уж случилось, что Смотритель узнал иное, но и у него не все сомнения рассеялись: да, человек, да, очень старый, фактически — древний, древнее всех в этом долгожительском мире, но ведь откуда-то, как-то он знает о нем, об этом мире Нечто, а знающий сильнее чувствующего)…

он существует где-то совсем рядом с богом. Или с Царем небесным — по здешней терминологии.

— Должен тебе рассказать кое-что. — Оракул наконец прервал молчание. — Тебе известно, что функция Оракула — передавать людям то, что хочет донести до них Царь Небесный?

— Мне известно это теперь, Оракул, и, уверен, что мне было известно это и прежде — до потери мною памяти.

— А кто такой Царь Небесный?

— Мне неведомо это, Оракул. Полагаю, он непознаваем по определению.

— По определению? Пожалуй. Я не познал… Не удивляйся, я ничего не ведаю о Царе. Представь себе — ничего! Моя работа только со стороны величава и необъяснима… Хотя нет, необъяснима — на самом деле. Нет объяснений. А величава…

Да она проста до скукоты: узнал — запомнил — сказал. Ничего более. Я не могу понять и уж тем более объяснить, кто мне сообщает слова Царя. Я даже не понимаю, как это происходит.

— Но ведь вы как-то общаетесь с Царем?

— Общаюсь? Допустим. Если этот процесс можно назвать общением. Пирамиду видел во дворе? С ее помощью и общаюсь. Выхожу, встаю вот сюда, — Оракул ткнул пальцем в макет пирамиды на столе, — внутрь захожу, под самую вершину, и…

Оракул опять замолчал, опять задумался. С чем сравнить его поведение? Так вращается в прозрачном держателе…

(в каком-то музее видел Смотритель)…

лазерный звуковой диск и вдруг останавливается, исчерпав звуки.

Смотритель решил чуть-чуть подтолкнуть диск:

— И?..

Получилось.

— И все знаю сразу. Мгновение назад — ничего, пусто, и вдруг — знаю. Это пирамида. Их много в мире. И при каждой — свой Оракул. И с каждым — то же самое, знаю. Заходит под вершину пирамиды, постоит-постоит…

— Откуда узнали… про других?

— Ниоткуда.

— Царь Небесный рассказал?.. Он с разными Оракулами на разных языках говорит?

— Нет же! — закричал старик. — Язык один! Да и не язык никакой!

— Мысли?

Телепатия. Явление ординарное.

— Никаких мыслей. Сказал же: встал и через мгновение — знание.

— Тогда почему — вы? Почему вы и другие — Оракулы?

Почему Царь Небесный выбрал именно вас всех для передачи… ну не мыслей, пусть, но — Знания?

— Так повелось исстари. Оракул предчувствует, когда он должен покинуть этот мир. Заранее предчувствует. Но срока его предчувствий хватает, чтобы он нашел себе преемника — такого, который сможет воспринимать Знание. Это не простой поиск. Умеющих воспринять Знание — единицы. Впрочем, и Хранителей — не тьма…

Смотритель поймал следующий вопрос на вылете, поймал, придушил его, чтоб не ожил, но Оракул догадался. И не в его умении воспринимать дело было, а просто — в старости его. В опыте. В понимании мира и людей.

— Обо мне спросить хотел? Ищу я преемника, уже ищу. Пора…

Смотрителю стало стыдно.

— И Царь Небесный… — поспешно начал он о чем-то, о чем пока не ведал — лишь бы не молчать, но Оракул перебил непридуманное:

— Нет никакого Царя Небесного! Нет… Выдумка это, сказка, неведомо когда сложенная, чтобы упростить отношения с… не знаю, как назвать… ну, в общем, с кем-то… или все же чем-то?.. кто внушает Знание. А Царь — это всего лишь слово, за ним — неизвестность, но зато простым людям легко понять, от кого приходят приказы. Торговцам, крестьянам, строителям… да всем!.. легко и счастливо знать, что над ними, где-то на небе… вон оно, совсем рядом!.. есть Невидимый, но Вездесущий, Суровый, но Справедливый. Тот, на кого всегда можно сослаться, кого всегда можно обвинить, поблагодарить, возненавидеть, полюбить. Так было исстари в этом мире. Так будет вечно, пока жив этот мир. И были Оракулы, и будут Оракулы, которые воспринимают Знание.

Как будут и те, кто выдаст себя за Оракула, и за ними тоже пойдут люди. Потому что людям все равно — настоящий у них Поводырь, знающий или нет. Людям лишь бы идти — за кем-то, кто знает… — Поправился: — Говорит, что знает.

Мир, который был на Земле до Великого Потопа, — монотеистичен. После Потопа в новый мир придет политеизм, и понадобится многое множество лет, чтобы на смену десяткам богов…

(а может, и сотням, тысячам — если по всей Земле пройтись)…

снова пришел единый бог.

И он снова станет говорить с избранными людьми, только уже не с Оракулами, а с Патриархами или Мессиями. Впрочем, их тоже окажется немало, воспринимающих бога или Царя Небесного…

(это имя переживет Потоп)…

а по сути, тоже воспринимающих Знание — как жить.

И это тоже будет сказкой, которая, прав Оракул, вечна.

— Понял, — ответил Смотритель. Удивление ему изображать не пришлось — само возникло. — Но если Царя нет, то что или кто есть? От кого поступает информация через пирамиду?

— Не знаю я. Поступает…

— А как ты узнаешь, что она есть?

— Каждый день прихожу в пирамиду — стою, жду. Иногда Знание появляется, иногда — нет. Когда появляется — иду и передаю его народу. Как понял, так и передаю.

— И для того, чтобы воспринять Знание, нужен особый человек, так? Я, например, не восприму?. Не услышу?

— Дурак ты, Хранитель! Я же говорил: мы ищем… очень долго… преемника. Если бы так мог каждый, то зачем нужен именно Оракул? Как если бы каждый мог чувствовать Время, зачем Хранители?

— А зачем Хранители? — повторил чужой вопрос Смотритель.

— Не спрашивай глупого. Расскажи мне лучше: что ты чувствуешь про Время? Подробно расскажи. Мне это важно.

Теперь пришла пора молчать Смотрителю. Думать, как объяснить то, что будет с миром, если учесть правило выбранной игры: он, Хранитель, только чувствует, но — не знает.

— Нечто страшное, — наконец сказал он. — Что-то подобное я чувствую, когда говорю с человеком, который завершает свой путь на этом свете. Мирная тишина… черный цвет… темнота. Теперь — все то же самое, только во много-много раз сильнее. И не для одного человека, а для целого мира. Это нечто… оно надвигается неотвратимо. Оно уже близко, но некий срок выжидания пока есть. Только зачем нам этот срок? Мне он ни к чему, если я знаю о конце. А тебе?

— А ты рядом со мной не ошущаешь мирной тишины, черного цвета, темноты? Нет?.. В моем возрасте, Хранитель, любой сам все это ощущает, но есть ответственность перед людьми. Я — их надежда. Пусть призрачная, но — надежда. Я уже очень долго живу с этим, мне не все равно. А тебя я могу понять, Хранитель. Ты живешь легко, у тебя отношение к жизни и смерти простое, ты знаешь, что это все лишь игры Времени. Ты как рыба, которой не нужно учиться плавать…

Старик так тяжело вздохнул, что Смотрителю стало неприятно, что приходится обманывать человека, для которого каждое слово, произнесенное Хранителем, — святая правда.

Сучья все же работа…

— Так что все наши телодвижения, — решил тем не менее усилить впечатление Смотритель, — есть суета, незаметная на фоне Времени, как незаметен и незначителен полет мухи, если она летит высоко. Близко летает — видна. Поднимется выше — станет точкой. Еще выше — исчезает. В мире от этого меняется что-нибудь? Нет. Вот и Время не почувствует ничего — будет идти себе дальше, но уже без нас. И все эти рассуждения — тоже суета.

Рубить — так наотмашь.

— Печально, — вздохнул Оракул, — мне этот мир очень нравился… нравится.

— Эмоции — то немногое, что может себе позволить человек, плывущий по реке Времени. Только для того позволить, чтобы не было скучно плыть. Сами себе изобретаем радости и печали, возводим их в степень и считаем значимыми. Иначе существование наше было бы вообще бессмысленным и стоило бы умирать сразу после рождения или не рождаться вовсе.

— Не рождаться? Но разве не из личных времен каждого из нас соткано Время? Да, мы живем ради процесса жизни, без цели, насыщаем жизнь действиями, направленными на утешение самих себя и удовлетворение собственных инстинктов и амбиций. Но все это и есть Время. Как может быть река без воды?

— Река без воды существовать не может, это верно. Но людям не надо брать на себя больше ответственности, чем они заслуживают. Исчезновение одного мира для Времени — даже не чих. Представь масштабы; если зачерпнуть ведром воды из реки, она обмелеет?

Оракул отрицательно покачал головой:

— Не обмелеет. Тогда почему нам, и без того смертным, заботиться о Времени и сожалеть, что оно без нас опустеет?

Наш мир далеко не единственный во Времени, я давно это чувствую, а своим рассказом о… ну, о Царе Небесном все же, пусть слово останется таким… ты утвердил меня в моем чувстве еще более. Не стоит переоценивать себя, не стоит присваивать себе уникальность, которая нам не принадлежит.

— Да, но наш мир все же что-то значит для Времени?

— Значит не более, чем значит одна капля в реке.

Оракул окончательно погрустнел.

— Тогда почему именно к нам такое внимание? Откуда приходят сообщения, получаемые через пирамиду? С чего вдруг нас предупреждают?

— Представь себе человеческое тело… Да что там представлять — посмотри на меня, на себя, на кого угодно: сердце — в груди, а кровь поступает везде, в каждую клеточку, в самые отдаленные от сердца уголки.

Про «клеточки» — не дал ли лишку?

— Сравнение понятное, но не точное, — вяло улыбнулся Оракул, — в человеческом теле не все снабжается кровью равномерно. Мозгу сердце дает больше, чем мизинцу на ноге. Отсюда следует, что где-то должны быть миры, обласканные Временем больше, чем наш.

— Или получающие еще меньше информации. Очень хотелось бы думать, что мы — не мизинец…

Странное ощущение осталось от разговора.

Два человека, знающие о мире больше остальных, показали друг другу самый краешек своих знаний. О Смотрителе и говорить не стоит, он здесь — в роли Хранителя, велики ль его знания! Но и Оракул знает куда больше, чем показал. И скупо показанное…

(тот самый краешек)…

наводит на мысль…

(в данном случае Смотрителя наводит)…

что допотопный мир знал о себе куда больше, чем послепотопный, и воды Потопа унесут многие знания, до которых завтрашним людям карабкаться веками.

Красиво сформулировано! Вполне в стиле Хранителя Времени.

Смотритель возвращался от Оракула в бодром расположении духа и хорошем настроении. Старик оказался на редкость славным — жаль, это никому нельзя рассказать, обязательства Хранителя не позволяют. Ну да и ладно… Жаль и другого: что нельзя, невозможно было рассказать Оракулу чуть больше названного краешка. Скажем, о современном родному веку Смотрителя видении мира. О том, что Вселенная есть не что иное, как огромное информационное поле. Сгустки энергии в нем — это сгустки информации, накапливаемой индуктивным методом: опыт жизни каждого человека приплюсовывается к опыту всех людей планеты, опыты планет суммируются в опыте звездных систем и так далее — больше и больше.

Постоянно накапливаемый опыт потребен для воспроизводства новых миров, взамен умирающих: суть существования Вселенной не в достижении какой-либо цели, а, собственно, в постоянной регенерации. Небесспорная теория, но очень удобная, так как позволяет вместить в себя многое из того, чему не находилось объяснения ранее. К примеру, отпадает вопрос о конечном смысле жизни: согласно Вселенским установкам, смысл жизни — в ее процессе. Набор опыта, большого или маленького (не важно!), и есть смысл.

После смерти вместе с энергетической составляющей тела человека, романтично зовущейся душой, опыт уходит во Вселенскую Копилку. Ученые, поймавшие «душу» за хвост, измерившие все ее параметры и почти научившиеся ее воспроизводить в лабораторных условиях, очень довольны, так как получили объяснение сути ее существования. Их можно понять: по мнению ученого человека, бессмыслен тот носитель, на который нельзя записать информацию.

Кстати, рассказ Оракула о пирамидах, расставленных по всему земному шару, наводит на соображения о том, что эти пирамиды суть не что иное, как принимающие антенны, отвечающие за одностороннюю связь с тем самым Информационным полем. То, чем во времени Смотрителя, да и многими веками раньше, занимались йоги, медиумы и прочие иные паранормы, здесь делают Оракулы с помощью пирамид — получают информацию из Самой Большой Сети, расшифровывают, что могут, и доносят до публики. Информация — она везде, как радиоволны. Надо только подойти к ним с нужным устройством и декодировать. Нет декодера — ты глух к зову Космоса. Есть — считаешься Оракулом, и всеобщий почет тебе и уважение безмерное.

Смотритель спешил. Ему хотелось вернуться в дом Ноя побыстрее, чтобы волнение из-за пропажи Гая не приняло критических форм. А то чего доброго еще посчитают его очередной жертвой орков — кому охота быть «похороненным заживо»?

Орки…

Легки на помине.

Смотритель явственно ощутил холод внутри: почти паническое состояние от осознания того, что ты, безоружный и одинокий, абсолютно беспомощен при встрече с самым ужасным созданием, которое знает допотопный мир, — орки, темнокожие, кривоногие, волосатые недолюди, с обеих сторон дороги, не таясь, стояли и ждали Смотрителя.

Как невесело возвращаться в грубую, приземленную реальность из горних высей философских рассуждений…

Нужно было что-то предпринимать. Смотритель посчитал — тех, кого он видел, было семеро. Сколько еще скрывается в кустах — неизвестно. Оружия у них нет, но и без оружия орки способны справиться с тщедушным но местным меркам Смотрителем. В паническом беге тоже спасения не виделось — наверняка, воспитанные суровым природным бытием, эти брутальные Homo Erectus, нелюбимые дети эволюции, выносливее хоть и натренированного, но все же городского жителя Смотрителя, и долго он от них убегать не сможет.

Положение выглядело безнадежным.

Смотритель остановился.

Орки ждали.

Он оглянулся — чуда не произошло, взвод охраны Оракула не выпрыгнул из-за деревьев, чтобы спасти дорогого гостя шефа. Не их зона ответственности. Он еще раз взглянул на орков. Каменное спокойствие, непроницаемые уродливые лица плюс явное выражение ненависти к горожанину. Смертельный коктейль.

Смотритель несвоевременно и бессмысленно укорил себя за беспечность: отправляться в такой переход без обычного легкого оружия — самоубийственное безумие. Но какой смысл в пустой трате эмоций? Нужно думать, как выйти из ситуации, которую смело можно классифицировать как совершенно безвыходную. Девяносто девять процентов. Один процент — на чудо.

Вариантов действия видится немного. Всего три.

Остаться стоять на месте — раз. Бежать назад — два. Продолжить движение вперед — три.

Смотритель выбрал последний. Хоть он и самый безрассудный, но по степени смены событий, а стало быть, и непредсказуемости, обещает быть перспективным…

Шаг, другой…

Орки напряглись.

Но они же больше животные, чем люди… Стоит предположить, что у них еще имеется такой полезный атавизм, как чутье на жертву. Собаки всегда чувствуют, когда их боятся.

Слышат запах адреналина в крови?

Возможно.

Значит, его не должно там быть.

Смотритель вспомнил академические занятия по УПиКЭ — по управлению психикой и контролю эмоций. Один из любимых предметов вел старый, абсолютно лысый преподаватель, поговаривали, будто некогда он работал в разведке, на переднем крае. Уж кому-кому, а ему хорошо была известна цена не вовремя проявленных эмоций. Он учил подопечных подавлять в себе инстинктивные проявления базовых переживаний — страха, веселья, заинтересованности в чем-то или в ком-то… «Научитесь сгонять улыбку с лица, и организм сам нейтрализует эндорфины в крови», — говорил он.

Помнится, тест с собаками тоже был на зачете по УПиКЭ… Пройдет ли его Смотритель сейчас?

Он максимально собрался, ввел себя в «стабильное состояние» — исходное для работы над эмоциями, приказал себе не бояться.

Приказ — не бояться! Приказ!

И двинулся вперед по дороге — голова поднята, взгляд скользит по лицам орков, не останавливаясь: животные не терпят, когда им смотрят прямо в глаза, это сигнал к агрессии. Поравнявшись с ними, он услышал нестройное хоровое сопение: орки принюхивались к странному прохожему. Принюхивались и — ни шагу вперед. Как стояли, так и стояли…

От него не пахло страхом!

Не стать ли дрессировщиком орков?..

Хорошенько обдумать эту идею ему не удалось: знакомое «чух-чух», послышавшееся вдалеке, оттянуло все внимание на себя. Через минуту стал виден паровик Сима, буквально на всех парах летящий навстречу Смотрителю.

Он обернулся — орков не было.