Ноябрьский дождь

Глава 1: Разношерстная компания

Никогда в своей не слишком долгой жизни Китами не думала, что может задохнуться, бегая за парнем.

Нет, разумеется, когда-то она допускала мысль о том, что появится некий, предельно абстрактный, красивый и во всех отношениях приятный молодой человек, с которым непременно возникнут романтические связи. И настанет время разнокалиберных безумств. Подобные мысли лелеют все девочки. Не была исключением и Дзюнко. Лет этак десять назад, в детстве.

Однако за во всех отношениях странным и не понять, приятным ли, молодым человеком девушка на всех парах неслась именно сейчас, неподалеку от восемнадцати. И вовсе не от вскруженной галантным кавалером головы такое случилось, а банально потому, что Джонни короткими перебежками вел ее в запретные края.

Держась позади, Дзюнко ждала, пока затянутая в черное спина замрет, и быстроного бежала к спутнику. Они пересекали уже третий яркий чисто вымытый коридор театрального центра. Молодой человек ясно дал понять, что, стоит кому-то увидеть двух непрошенных гостей, как и его, и ее не просто выпроводят, но сдадут на руки дежурившего в вестибюле полицейскому. Ибо ключ-карта, которой ее спутник открыл служебный вход, была пиратской отмычкой.

Весь день она провела с этим странным уборщиком академии. Не дав ей даже съездить в общежитие и мотивировав это тем, что "все равно не надо баулы затаскивать", юноша повел Дзюнко смотреть город. Сам он, как выяснилось, знал Меркури как свои пять пальцев. Сперва он прокатил Китами на наземном метро, со сноровкой опытного экскурсовода комментируя виды за окном. Потом высадил где-то ближе к центру и протащил по аре парков и площадей. Погода выдалась солнечная, хоть облака и норовили навалиться толстыми боками на сияющий золотой диск в небе. Улицы европейской столицы были, конечно, чуть грязнее и шире привычных токийских, но первое впечатление все равно осталось приятным. Правда, слегка раздражали толпы. Чуравшаяся крупных сборищ Дзюнко никогда не любила оказываться среди огромного количества двуногих. Особенно гайдзинов. Однако невозмутимый Джонни, уловивший неприязнь спутницы, быстро увел ее с оживленных улочек. Они нашли приют в тихом кафе, где уборщик, решительно подавивший сопротивление, угостил ее кофе. Был он столь непреклонен, что Китами, слегка растерянная в чужом месте, не сумела отказаться.

Конечно, в бытность школьной ведьмой, ей доводилось угощаться за чужой счет. В том числе, за счет взрослых мужчин, практикующих свидания за деньги. Тогда Дзюнко нисколько не нервничала и плевала на тот факт, что некоторые считали такой способ заработка еще одной разновидностью проституции. Ханжеством она никогда не страдала, а понятие девичьей стеснительности выкинула на помойку так давно, что уже не помнила, когда. Нужны были деньги - и она их добывала. Да и чем свидание с офисным менеджером страшнее сломанной по заказу ноги спортсменки? Сломанной "колдовством".

Только вот сейчас мужчина слишком уж мощно схватил инициативу. Китами диву давалась - как это так он взял и вытащил ее бродить по городу в первый же день на воле? Ловко вынырнув в нужный момент, Джонни славным кавалерийским маневром обошел любые преграды холодной отчужденности, сильно подпорченные событиями последних недель, и коварно увлек ее за собой. При этом он угощал ее кофе, потом заказал сладкого. И не выказывал ни малейших признаков того, что затребует заплатить по счету. Китами была достаточно опытна, чтобы понять, когда мужчина запутывает девушку паутиной сексуального ожидания. Короткий взгляд, дыхание, непроизвольная мимика, изменения в голосе... Всякий мужчина, бывший с ней в каком-нибудь кафе, постепенно начинал проявлять знаки такого рода.

А Джонни не проявлял. Непроницаемо спокойный и ироничный, он не переставал болтать с ней обо всем подряд, от вкуса кофе и света солнца, отбрасывавшего назойливый лучик ей в глаза, до режима секретности в карантине, где ее держали, и способностей трикстера, проявившихся у Китами.

- Не знаю я, - сказала она тогда и сделала крохотный глоток из чашки с кофе. Из-под опущенных ресниц девушка внимательно следила за молодым человеком. - Я так и не поняла до конца, что такое трикстеры.

Джонни, нацепивший на нос солнечные очки и в черном джинсовом наряде похожий на героя старых боевиков, почесал затылок и тряхнул густой шевелюрой.

- Насколько я знаю, трикстеры - это просто люди.

- Хорошо сказал, - она хотела было фыркнуть, но поняла, что вся мощь ее сарказма сейчас способна кофе разбрызгать.

- Да серьезно, - он пожал плечами. - Это просто люди. То есть, они не такие, как те ребятишки, что в академии учатся. Те-то, вроде как, сверхчеловеки. А трикстеры - просто люди.

- Ну, в этом ты, наверное, прав, - она поставила чашку на столик. - Хотя я и про Наследников ни черта не знаю.

- Как я ж ты темная, Дзюнко, - не упустил случая вставить шпильку Джонни. - Шучу, шучу. Наследники - это люди, в которых после Явления открылись способности... Разные способности. Про Явление-то хоть не надо рассказывать?

- Не умничай, - Дзюнко аккуратно вытерла рот салфеткой. - Знаю я про Явление, его сейчас во всех школах на истории преподают. И по телевизору документальные фильмы видела. Пришествие Спасителя, конец ядерной угрозы, перевод мира на новые источники энергии...

- Меньше смотри телевизор, - сказал он. - Нет, про то, что в день Явления в один миг отказали запущенные на орбиту ядерные ракеты, которые должны были прикончить человечество в Третьей мировой, - это правда. И про то, что неизвестная бактерия за пару лет сожрала всю нефть, а ядерные электростанции катастрофически снизили мощность - тоже правда. А дальше - это уже не совсем правда.

Юноша оперся локтями о стол и наклонился ближе к Дзюнко.

- Прорыв в энергетике, спасший мир от возвращения в каменный век, был осуществлен не просто так. Его обеспечили Наследники.

- Это как же?

- Они были первыми, кто смог соорудить реакторы и генераторы нового типа. И именно благодаря им, после победы Крестоносцев в Европе и подавления бунтов в Америке и Азии, мы все не вернулись к феодализму. Люди смогли забыть пост-апокалипсис как страшный сон за пару лет. Потому что ресурсы возникли так же таинственно, как пропали. Благодаря божественному вмешательству.

- То есть... - Дзюнко недоверчиво прищурилась. - Ты хочешь сказать, что Наследники - это такие же "высшие силы", как тот Спаситель?

- Именно так. Сам Спаситель тоже был Наследником. Но никто ни черта не знает. Всех кормят официальной легендой, распространяемой новой христианской церковью. Которая крайне удобно стала самой популярной концессией в мире, все благодаря энергостанциям и электромобилям. Всегда правильнее всего молиться тому, кто тебя кормит, верно? А в лице церкви соединились божественное начало и властные структуры. Не зря же всей Европой заправляет Синод и "CDM". Их приняли с распростертыми объятиями. Ибо верят, что с ними больше не надо будет драться за еду, воду и бензин.

- Ладно, это понятно. Допустим, это Наследники в ответе за то, что удалось сохранить цивилизацию. Ладно, все врут. Надо будет плюнуть на пропагандистские плакаты чьего-нибудь правительства. А трикстеры-то кто такие?

- А трикстеры... Как я уже сказал, - это просто люди. Не знаю подробностей, но трикстеров когда-то пытались сделать Наследниками. Искусственно. Понятия не имею, каким образом. Но что-то не сложилось, и куча народу умерло. Но некоторые выжили и стали первыми трикстерами. А потом умелые люди начали...

- Умелые люди начали строгать еще трикстеров, - договорила за него заметно помрачневшая Дзюнко. - Дальше я знаю.

- Догадываюсь, - понимающе отстранился Джонни. - Расспрашивать не буду, сегодня твоя очередь.

- Умный, - Китами откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. - А теперь расскажи мне, как это так выходит. Что такие мощные секреты мне разбалтывает уборщик в кафе? Тебе не кажется, что ситуация выглядит донельзя странно, если не сказать - глупо?

- Могла бы просто спросить, кто я такой и с чем меня едят, - невозмутимо повторил ее жест молодой человек. - Ты же не думаешь, что в той академии есть хоть кто-то, кто не в курсе дел? Вот даже я, простой уборщик, что-то, да знаю. В конце концов, ты же в курсе. Что мы с Ватанабэ знакомы.

- Тоже мне Джеймс Бонд. Намек поняла. Он тебе рассказал.

- Еще бы. Я его знаю с пеленок. С моих пеленок, в смысле. Мне было три года, когда Сэм отдал меня приемным родителям. Ну, а потом всякое бывало. В конце концов, Ватанабэ пристроил меня в академию уборщиком. Я и не жалуюсь.

- Интересно, - не меняя позы, произнесла Китами. - Это он тебе велел всем подряд разбалтывать подобные секреты?

- Насколько я успел заметить, вышибающая из здорового бугая дух без единого касания и получающая в академии пропуск ты - это не "все подряд", - Джонни усмехнулся. - К тому же, даже если я начну орать на площади Креста: "Спаситель был не один, их много, и я вытираю за ними полы!", единственным итогом таких откровений станет удар дубинкой по темечку и отправление в психушку. Не забывай, что мы живем в мире, подконтрольном людям, которым крайне невыгодно разглашение всякого интересного. Поэтому информация в обществе проходит строгий контроль. Думаешь, я первый, кто узнал сокрытое? Таких много, но никого никогда не слышат.

- Не надо меня стращать историями в стиле Оруэлла, - Дзюнко чувствовала, как пошатнувшаяся после его дневной атаки холодная уверенность постепенно берет верх. Возможно, тому помогло внимательное вслушивание в рассказ молодого человека. Слушая, она всегда сосредотачивалась. Сосредотачиваясь, обретала самоконтроль.

- Да нет, - Джонни снова усмехнулся. - Тут, скорее, Хаксли. Люди в нашем обществе сыты и живы. Поэтому им плевать на то, что телевидение, пресса, радио и даже Интернет подвергнуты цензуре. Ты смотришь телевизор? На три развлекательных программы и две религиозных, оплаченных церковью, приходится две минуты выпуска новостей. Издания, в которых публикуется критика решения Синода и церкви, пропускают только совершенно беззубый материал. А попробуй зарегистрировать сайт типа сатана-точка-ком - прикроют через час. Информационное пространство давным-давно под контролем, но всем плевать. Потому что сериалов, порнухи и сплетен - завались. Так что, даже появись информация о том, что я тебе рассказал, в информационном потоке - ее сначала утопят, а потом зароют.

- Антиутопия, - хмыкнула Китами. - Ладно, черт с тобой, считай, я верю тому, что ты тут рассказал. Но теперь меня интересует более насущный вопрос: чего тебе от меня надо?

- В смысле? - не понял Джонни.

- Я уже сказала, что спать с тобой не буду. А извинения - глупый предлог. Так что тебе нужно?

- Да ничего не нужно, - он расслабленно потянулся. - Нравишься ты мне, вот и все.

Воспоминания оборвались, когда Дзюнко в очередной раз затормозила за спиной у Джонни. Выглянув за угол, молодой человек довольно хмыкнул и, не оборачиваясь, поманил ее рукой.

- Все, дошли. Дальше лестница.

Ощущая явный эффект дежа вю, Китами пошла за нырнувшим за угол Джонни и принялась подниматься по ступенькам служебной лестницы. Точно так же, как вчера в академии он вел ее на крышу школы. Только в этот раз они не спасались от гнева ее охранников, а прокрадывались на рок-оперу, представление, которое должно было начаться с минуты на минуту.

Когда Джонни принялся возиться с замком на двери черного хода, она, все еще не веря, спросила:

- Ты что, решил незаконно вломиться на представление?

- А как же, - ответил он, и замок, пиликнув, открылся. - На концерты я хожу без билета. Осенью, зимой хожу, весной и летом. Я же железнокарточный. Денег мало, и рожей не вышел.

Дзюнко неожиданно показалась крайне забавной идея тайком пролезть на рок-оперу. Возможно, в ней заговорила любившая нарушить законы и правила школьная ведьма. Возможно, это просто была юношеская любовь к хулиганству и бесшабашная склонность к риску. А может быть, все дело заключалось в парне, столь экстравагантно развлекавшем спутницу. Как ни странно, устроенная им извинительная прогулка пришлась девушке по душе. Даже та часть, в которой он нагло сказал, что Китами ему нравится. Тогда она не ответила, окатив бедолагу взглядом, способным заморозить Гольфстрим.

А сейчас они поднимались по лестнице, чтобы с самого верха, возможно, мстительно поплевывая на головы сидящим на балконе, посмотреть представление, стоившее больших денег как устроителям, так и зрителям. Посмотреть бесплатно и наедине.

- Вот оно, - Джонни, остановившийся перед сокрытым в темноте служебным ходом, снова извлек из кармана отмычку. Повозившись с замком, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. - Горизонт чистый.

И, открыв дверь во всю ширь, он посторонился.

- Проходи.

Дзюнко шагнула через порог и оказалась на балконе. Точнее, на обрыве. Небольшой пятачок метров в двадцать шириной не был огорожен ничем и обрывался узорчатым краем, выходившим прямиком в зрительный зал. Похоже, они вышли на крышу балкона. Под ногами сидели зрители, законно оплатившие вход. Сидели на сиденьях, которых у Джонни с Китами не было. Зато у двух зайцев была скопившаяся в углах пыль и мягкая безлампочная темнота.

Обзор получался хороший: их пятачок лишь чуть-чуть уступал балкону в этом плане. Звук был чуть хуже, что донесли до девушки заигравшие в динамиках музыканты. Электрогитара звучала чересчур гулко. Но в целом место оказалось весьма приемлемым. Вот только сесть бы еще.

А Джонни уже стаскивал с себя куртку и расстилал ее на полу.

- Извини, виброкресла нет.

На секунду Дзюнко замялась. Почему-то стало неудобно. Жесть едва знакомого парня показался до ужаса старомодным. Что-то такое было про плащи в грязь... С чего вдруг он так стелется?

Однако в девушке почти сразу возобладала смесь прежней вседозволенной уверенности с приязнью. Уверенность говорила, что, раз дают, надо брать. А приятность просто радовалась галантному жесту. И Дзюнко осторожно опустилась на расстеленную куртку, зорко следя, чтобы при этом юбка не открыла шаловливому глазу ничего лишнего.

Шаловливый глаз, как, впрочем, и его сосед по лицу, и не думал смотреть на лишнее. Сняв очки и подвесив их на ворот футболки, Джонни, ничтоже сумняшеся, уселся в пыль рядом с ней и устремил взгляд на сцену.

- У тебя аллергии на пыль нет, кстати? - спросил он, едва не касаясь Дзюнко плечом.

- Нет, - ответила та. Непонятно было, что делать дальше. А раз непонятно, что решение получалось простое: всего лишь смотреть.

И Дзюнко сосредоточилась на сцене, уже мерцавшей разноцветными огнями.

- Прольешь колу - душу выну! - голосом цезаря, обращающегося к легионеру, сказала Эрика и резко развернулась, взметнув в воздух свои длинные каштановые волосы. Безнадежно раздавленный доминирующим взглядом Учики Отоко молча взял с прилавка два литровых стакана. Эрики и Инори. Сам он употреблять напитки и еду в зале привычки не имел. Хотя сейчас они собирались и не в кино, а на живое выступление. Рок-опера начиналась через десять минут.

Если быть откровенным с самим собой, Учики до сих пор в душе удивлялся, как ловко Инори провернула дело с поручением Ахремова. Она словно бульдозером снесла агрессивные укрепления странной девчонки и сходу убедила ту пойти с ними сегодня. Похоже, только такому ходячему солнышку подобное было под силу. И еще зачем-то его с собой потащила. Нет, конечно, пойти куда-то с Кимико было не то, что приятно - почти блаженство! Только вот наличие Эрики сводило на нет любое удовольствие.

Сегодня после занятий в академии Кимико, едва только Отоко сменил форменный наряд на простую гражданскую одежду, прибежала к ним с Маки в комнату. Парой секунд ранее надевший рубашку юноша восхвалил всех богов за собственную расторопность - не очень хотелось бы предстать перед Инори без штанов. Флегматичный Маки, оторвавшись от наладонника, с помощью которого смотрел какое-то аниме, коротко поздоровался. После чего, воткнув в уши наушники, сосед вновь уставился в экран и предоставил Наследников самих себе.

Судорожно застегивая пуговицы, Учики смотрел на девушку и с трудом удерживал рефлекторные слюни восхищения. Все же неистребима в женщине тяга стать еще красивее, чем сделала ее природа. И у Кимико, в отличие от иных своих сестер по самоусовершенствованию, быть красивой получалось отлично.

С первой же стипендии, выплачиваемой приезжим, девушка обновила гардероб. И сейчас на ней было одно из новых платьев, не очень по сезону, открывающее трогательные чистые плечи и аккуратную шею, но от груди закрывающее тело весьма целомудренно. Умело добавленные к светлой, похожей на молоко со сливками, ткани крупноватые рюши смотрелись очень к месту. Платье прямым текстом говорило, что выход в свет каждый день не случается. Распущенные и тщательно причесанные волосы падали на открытые плечи чарующим черным водопадом. Умело нанесенная неброская косметика дополняла картину, едва не свалившую впечатлительного Учики на пол. Скромно цокнув каблучками белых туфелек, Инори смущенно сказала:

- Надеюсь, я не переборщила...

- Э... - выдал свою коронную фразу Отоко. - Н-нет...

Юноша героически поборол собственные глаза, так и норовившие скользнуть к едва прикрытым платьем коленям Инори, и принялся яростно терзать непослушные пуговицы. Как оказалось, его решение надеть свежую черную рубашку с широким воротом создало хороший контраст с облачением Инори. Выпустив ее из любимых черных же джинсов, глянувший в зеркало Отоко с ужасом понял, что сейчас смотрелся вполне типичным юным плейбоем. Разве что у тех волосы не такие лохматые.

Маки снова на миг оторвался от наладонника и, поправляя очки, произнес:

- Метросексуально.

Сразу уподобившийся цветом лица пожарной машине Учики поспешил вывести Инори в прихожую бокса, где поспешно натянул запасную пару обуви. После чего молодые люди в крайнем смущении покинули общежитие.

К счастью для робкого Учики, в метро на них не глазели. По Меркури, как выяснилось, разгуливали и куда более весело смотрящиеся личности. На входе в вагон их с Инори чуть не столкнул на пути бледнолицый мужчина в рваном сером плаще, под которым бряцала утыканная булавками футболка. Неизвестный панк даже не извинился, только скользнул по воздушно-легкому платью Кимико непонятным взглядом и был таков. А они поехали.

По пути до нужной станции Инори, по доброй традиции, пыталась завязать беседу, а Учики, по не менее доброй традиции, позволил ей превратить диалог в монолог. Все-таки никогда он не был силен в светских беседах, особенно с девушками. Особенно с такими красивыми. Особенно с такими, в которых был влюблен. Бедолага пугался лишний раз взглянуть в ее сторону, что уж говорить о языке.

На выходе со станции метро они встретили Канзаки, женщину-Крестоносца, помогавшую спасти их в Токио. Так, как выяснилось, жила неподалеку. Совсем взрослой и красивой женщины Учики и вовсе застеснялся, уподобившись бревнышку, таскаемому несчастной Кимико. Со старой знакомой они, впрочем, быстро расстались, направившись к театральному центру.

Рядом с самим центром, похожим на большой темный куб с застекленным нижним этажом, ютилось небольшое кафе с незатейливым названием "Рассвет". Сюда, очевидно, было приятно заглянуть, провожая девушку после очередного представления. О таком прицеле заведения недвусмысленно говорили мягкие, какие-то до крайности интимные и романтичные тона интерьера. И, конечно, обилие уютных кабинетов с перегородками, очень похожих на японские приватные кабинки в клубах двусмысленной направленности. Учики прочувствовал момент, когда они с Инори переступили порог кафе.

В интимной полутьме их уже ждало чудовище. Оно носило голубые джинсы, украшенные модными потертостями, черный топ под тонкой белой курточкой и черные солнечные очки. Совсем как у Ватанабэ. Чудовище стояло, прислонившись к стене, очевидно, не решаясь усесться в один из кабинетиков, и притопывало ногой в ботинке на толстой подошве. Длинные каштановые волосы стекали по плечу, подвязанные хвостиком. Эрика в гражданском оказалась сурово неформальна.

Услышав, как открылась входная дверь, девушка поспешно обернулась и поверх очков посмотрела на вошедших. Физиономия ее сразу приняла несколько растерянное выражение.

- Ого, - вместо приветствия сказала Эрика. - Нет, я, конечно, все понимаю... Но... Хе... Слово "опера", кажется, сбило тебя с толку, Ким.

Учики, первым разглядевший облик их спутницы, сперва ощутил удар шпалой по голове фамильярным обращением "Ким", а затем - удар рельсом под дых от осознания того факта, что они с Инори все-таки вырядились совершеннейшими клоунами. На фоне потертых джинсов и пролетарского топа украшенное рюшами платье и попахивающая мажорством рубашка навыпуск смотрелись странно, если не сказать - смешно. Нет, Отоко мог понять собственную неловкость в выборе наряда - он никогда не был культурным животным, не бегал по клубам и свиданиям. Но Инори-то с чего вдруг оделась так роскошно? Она же девушка, должна понимать, что и когда... И когда это Эрика начала звать ее "Ким"?!

- Ну... - невольно краснея, Инори повела открытыми плечами. - Так вышло. Хотелось нарядиться...

- И получилось, не спорю, - отстранившись от стены, Эрика сложила руки рамочкой и, прищурив один глаз, принялась разглядывать собеседницу. - Тебе в таком виде только на бал. Хорошо выглядишь.

- Спасибо, - Инори покраснела сильнее. - Я ведь в первый раз на новом месте выхожу... ну, в свет, понимаешь?

- Да, тебе самая дорога в светские дамы, - хихикнула Эрика и одернула полы курточки. - А я вот по-простому. Не люблю платья.

- И зря, - тут же цокнула каблучками Кимико, оказавшись рядом и легонько тронув девушку за плечо. - Когда ты была в форме, юбка тебе очень шла. Наверняка подошло бы и платье.

- Я его не носила с тех пор, как... - начала было Эрика, но вдруг осеклась. А в следующий миг палящий подобно сброшенной с неба горючей смеси взгляд ткнул Учики под сердце. - Кстати, о птичках... О юбках, то есть... Готова поспорить, это вот этот тип тебя подбил вырядиться.

Успевший уже почувствовать себя неприметным фикусом, Учики от неожиданного внимания зябко поежился. Казалось, новая знакомая задалась целью умертвить его, но только без помощи рук, ног и предметов окружающей обстановки. И, если честно, еще пара таких взглядов вполне могла начать сказываться на общем состоянии здоровья несчастного юноши. Как минимум, неприязненные синие жала могли образовать на нем дырку.

- Вовсе нет, - Инори заложила руки за спину, отчего совершенно уподобилась девушке с картинки из какого-нибудь журнала. - Самой в голову пришло. А Чики-кун, кстати, хорошо выглядит.

- Гламурный подонок, - отвернувшись от обсуждаемого, бросила краткий вердикт Эрика. - Ладно, в общем, надо есть. Я голодная.

- Ой, я тоже! - оживилась Кимико. - Сегодня же занятия шли дольше обычного.

- Ага.

Эрика первой двинулась к одному из отгороженных кабинетов, приглашающе махнув рукой. За ширмой расположился широкий стол с удобным сплошным диваном вместо стульев, огибавшим стол полукольцом. Эрика моментально скользнула по правую сторону, Инори последовала за ней. Чуть помедлив, Учики присел слева.

Услужливый официант принес меню, они сделали заказ. А дальше началось время испытания стойкости духа. Отоко сидел, молчал, слушал обильный поток разговоров двух недавно познакомившихся девушек, стараясь выглядеть не слишком навострившим уши. На его счастье, лишь изредка Инори пыталась втянуть юношу в разговор, но ее почти сразу уводила в сторону Эрика. Сама же Эрика ограничивалась болезненно-суровыми взглядами и короткими репликами: "А и черт с ним", или "Да чего он знает". Ее откровенно негативный настрой по отношению к нему казался каким-то ожесточенно показным.

А действительно... Эта самая Эрика либо откровенно ненавидела Учики за что-то, либо была слегка не в себе. Он не мог логически вывести причины столь грубого с собой обращения, даже несмотря на то, что терпел его по привычке. Да, он случайно порвал ей юбку тогда, в автобусе. Но это разве повод? Хотя... Кто знает? Учики ведь никогда не был знатоком женской души. Может быть, порванная форменная юбка - это повод сделать человека лютым врагом.

И еще она тогда сказала, что он дурак, потому что не донес на нее за избиение. Ну, не то чтобы избиение, но сотрясение вполне могло бы случиться в тот раз... Тем, что промолчал, он заслужил еще больший ее гнев. Почему?

Учики тайком глянул на новую знакомую. Так как раз доедала булочку, с полунабитым ртом неприлично разглагольствуя о различиях японской и европейской моды. На эту тему они с Кимико перешли сразу после обсуждения собственных нарядов. Говорила в основном Эрика, Инори же всем своим видом выражала внимание, кивала, поддакивала и привычно лучилась дружелюбием. Как автомат.

Почему-то он поймал себя на столь странной мысли. Инори - и вдруг автомат? Механизм? Надо же... А ведь именно это он заметил и понял тогда, в столовой. Только Эрика помешала додумать. Ворвавшийся в их с Кимико жизнь вихрь снес выстроенную им конструкцию размышления. Была же она такова: Инори вела себя неестественно. Она была слишком добра, слишком позитивна, слишком... солнечна. Так не бывает. Особенно после того, что им вдвоем довелось пережить. Ни разу за все время Кимико не показала, что ей тяжело или хотя бы невесело. И это было неестественно.

Вот странное дело. Эрика вела себе неестественно, потому что была чересчур мрачна и зла с ним. Инори вела себя неестественно, потому что была мила и добра со всеми вокруг. Может, на самом деле, это он ненормальный? Сидит как чурбан. Молчит. Пытается анализировать девушек, которых мало знает и в которых совершенно не разбирается. Так, скорее всего, они ведут себя вполне нормально, а он - действительно дурак.

Под шумовой фон двух девичьих голосов, начавших монументальный диалог о современных звездах кино и музыки, юноша катал в голове эти мысли. Беседа обещала стать монументальной, и следовало бы нанять стенографиста, чтобы получилось нечто вроде диалогов Платона. Так что Учики раздумывал совершенно покойно, благо, редкие попытки привлечь его к разговору сошли на нет.

И все-таки было, было нечто неправильное в поведении обеих его спутниц. Лучезарность Инори казалась какой-то утрированной, нарочитой. Как и агрессивное неприятие Эрики. При этом сошлись девушки удивительно быстро. И, как ни странно, катализатором сближения стал он сам, Учики Отоко. Именно на него сердито кричала Эрика, именно защищая его, впервые заговорила с ней Инори. И сразу же сумела завязать контакт. И вот, на следующий же день они сидят перед ним и болтают обо всем на свете. А сам Учики, как и всегда, притулился сбоку и молчит. Думает.

Ну не неудачник ли?

В самом деле. Получить возможность пойти вечером сразу с двумя девушками... И обе из них красивы - это Учики мог сказать сразу. Несмотря на всю свою злобную бойцовость, Андерсен была очень мила. Только не дай Бог ей узнать эту крамолу в его голове. Но, возвращаясь к прерванной мысли, он и впрямь получался редкостный неудачник. Никак не эксплуатировал подвернувшуюся возможность. Возможно, потому, что девушки попались с подобными подозрительными особенностями. А возможно, и потому, что сам он был... Лучше не говорить, чем.

Время пролетело незаметно, и вскоре молодые люди, расплатившись по счету, поспешили в театральный центр. В вестибюле Эрика нехотя сдала курточку в гардероб, оставшись в топе с коротким рукавом. Тряхнув волосами, она предложила купить еды и закусок в буфете. Как будто не наелась только что. Именно тогда-то она и пообещала духовно-инквизиторского плана репрессии в отношении Отоко, если прольет купленную колу.

Сейчас уже почти настало время представления, и юноша, допущенный в зал, пробирался вдоль ряда зрительских кресел. А свет над головой уже гас, и звучали первые, пока еще тихие аккорды грядущей музыки. Странная смесь гитарной игры и электроники, постепенно нарастая, заполняла воздух в зале. Под недовольное шиканье соседей он занял свое место. Как будто по злой иронии судьбы, оно оказалось между сидений Эрики и Инори. Едва не получив ловко вывернутый пинок, юноша плюхнулся на кресло и протянул сердитой нордической соседке ее стакан. После чего с немалым облегчением передал второй стакан Кимико, шепнувшей: "Спасибо".

Свет окончательно погас, и на светящейся сцене загремела музыка, началось действие. В холодном красно-синем сумраке декораций, изображавших футуристический город зазвучала гитара под электронный ритм. Загрохотали звуки стрельбы и топот шагов. Один из ведущих исполнителей, указанных в афише, облаченный в странного покроя мундир, напоминавший парадный воинский, застыл посреди сцены, окруженный статистами и танцорами.

- Шок для системы! - запел он, сверкнув в полутьме красным искусственным глазом. Элементом грима, естественно.

Ах да, рок-опера была выполнена в стиле "киберпанк". Музыка, наконец, добралась до ерзавшего Отоко и принялась обволакивать волокном звучания, наложенного на голос певца. Волокно отдавало металлом. Красно-синее марево на сцене переливалось агрессивным бунтарским огнем. Вступительная песня шла бодро, шушукавшиеся зрители притихли.

Учики искоса глянул на Инори. Та, несколько испуганно, замерла в кресле, следя за неподвижным исполнителем, певшим о "шоке для системы". Обеими руками она по-детски беспомощно сжимала огромный стакан с торчащей из крышки соломинкой. Красивые глаза изящного японского разреза, в которые он так стеснялся смотреть, широко распахнулись. Ей, похоже, нравилось. Юноша осторожно, ожидая всякого, обернулся и мельком глянул на Эрику. Та сидела не в пример вольготнее Кимико, попивая колу из стакана и чуть заметно кивая в такт музыке. Взгляда Учики она не заметила. И выдала себя с головой.

Сейчас, не бросая в сторону молодого человека свирепые взгляды, Андерсен смотрелась намного лучше. Расслабившееся лицо, не потревоженное напряженностью агрессии, выглядело совсем еще девчоночьим, почти детским. И до смерти завороженным действом, отбрасывавшим на щеки всполохи красного.

Эрика и впрямь была очень мила. И симпатична. Особенно, когда не видела его.

Однако пора было прекращать таращиться по сторонам. Учики и сам обратил взгляд на сцену, где знаменитые музыканты рассказывали историю о бунте в мире без религий и законов.

- Вот почему именно религия? - спросил Октавиан, нажимая какие-то кнопки на музыкальном центре. - Именно религиозные мотивы? Почему не какой-нибудь социализм или азиатская деспотия? Почему теократия?

Белоснежная рубашка в полумраке занавешенной комнаты казалась отблеском светила, горящего за миллиарды световых лет. Даже не одного светила - созвездия. Когда он обернулся, аккуратно очерченная бородка напомнила ей какого-то античного мужа. Возможно, того самого, что был тезкой ее любимому.

Анна, освеженная божественными водами душа, закутанная в мягкое полотенце, сидела на кровати и расчесывала высушенные волосы цвета меди. А Вендиго, отложивший любимую безделушку, включал музыку. Судя по всему, началось.

- Началось? - озвучила она свою мысль.

- В эти самые секунды, - улыбнулся Октавиан. - Отборное мясо уже топчет грубыми ботинками ухоженные полы, чтобы показать настоящий шок для системы.

Он шагнул на середину комнаты, дожидаясь, пока очнется спящая в музыкальном центре музыка. Пронзительные синие глаза посмотрели на девушку.

- Так все-таки, почему именно религия? - снова спросил он. - Как ты думаешь?

- Не знаю, - она пожала плечами. - Наверное, традиция. Первые из них и из нас появились тогда, когда монотеизм был ноу-хау. А старики всегда консервативны.

- Не без этого, - поощряюще улыбнулся он. - Но не совсем.

- А в чем же секрет? - Анна отложила расческу и откинулась на спину. Девушка знала, как он любит, когда она рисуется. Ее едва прикрытая полотенцем нагота вряд ли могла оставить хоть кого-то из мужского племени равнодушным. - Поделись.

- Запросто, - разглядывая ее, Октавиан лукаво прищурился. - Видишь ли, они ведь не в ролевые игры на свежем воздухе играют. Они пытаются управлять огромными массами народа. А масса, как говаривал один австриец со смешным чубчиком, похожа на женщину. Ее нужно ласкать, ее нужно бить, но так, чтобы ей это нравилось. И тут отлично подходит модернизированное христианство.

Мужчина на миг замер, словно притаившийся хищник. Он услышал музыку, что тихо полилась из колонок. Прикрыв глаза, он продолжил:

- Религия, используемая для того, чтобы манипулировать народными массами, вынуждена вырождаться в свою гротескную, нелогичную и вредную для того же народа противоположность. Этот феномен наблюдался всюду. Религия - превосходный инструмент, с помощью которого можно настроить неразвитый разум на нужную волну. Не воруй - это грех. Не совращай сестру - это грех. Не жри мир вокруг себя одного - это грех. Недаром суровые христианские европейцы покорили территории, многократно превышающие по размерам и богатствам колыбель их веры. А ведь именно христиане создавали империи, над которыми не заходит солнце, и величайшие державы, унаследовавшие древним культурам всей планеты и двигавшие человечество в будущее. И только тогда, когда естественный путь развития человеческого разума дошел до поворота, за которым открывались новые горизонты, религия стала бременем. Не сразу, нет. Постепенно она начинала гнить, разваливая созданное христианами общество изнутри. Римские папы травили кардиналов, протестанты резали католиков, католики ненавидели протестантов, английские короли хотели разводов и основывали свои собственные церкви. И все бы ничего, но с веками тяжесть религии, поставленной на службу человеку, все увеличивалась. А разум все развивался. Возрождение, Просвещение, Новое время ... И, в конце концов, религия, христианская религия, стала инструментом регресса. Инструментом мракобесия и ошейником, который сильные мира сего надевали на шеи своим рабам. Ибо не хотели улетать в безмолвную тьму истории после смены уровня человеческого мышления. И после смены человеческого окружения. Если любишь Маркса, зови это страхом перед сменой формаций.

Октавиан прервался, беззаботным жестом почесав бровь. Музыка звучала все громче.

- Верхушка общественной пирамиды сделала массам лоботомию. Собственно говоря, война, которую так благородно остановил разрекламированный Спаситель, началась потому, что большая часть людей осталась недоразвившимися полуобезьянами. Их искусственно удерживали на уровне, при котором капитализм, шкурные интересы и абсолютизация атомарного существования человека были в порядке вещей. Религия тогда уже была на вторых ролях, в дело вошли секс, наркотики, рок-н-ролл и каталоги "Ikea". Будущего не осталось у светских государств. Но начиналось все с гниения религии. Потому что именно религией можно одновременно ласкать массу, обещая ей рай, и бить, карая за грехи. Список которых можно всегда отредактировать в соответствии с текущей политикой. Даже неоспоримо полезные заповеди становились инструментом контроля. Элементом манипуляции.

Он улыбнулся.

- Я мог бы прочесть тебе очень длинную лекцию о роли религии в грехопадении старых режимов. Но скажу проще: они пытаются реанимировать инструмент церкви. Цепляются за впитавшийся в кровь рефлекс массы. По-прежнему рассчитывают на недоразвитость человечества. Надеются, что люди сгрудятся вокруг Бога и позволят вести себя за кольцо в носу. Сами они, естественно, религиозны в той же степени, в какой религиозен наемный убийца, спрятавшийся в исповедальне с кинжалом. Да только вот они просчитались. Под их управлением религиозный инструмент превращается в фарс. Видела объявления в газетах? Освященные офисные помещения, благословленная церковью распродажа... Рано или поздно они начнут торговать индульгенциями, и тогда срочно придется что-то решать. Потому что перед человечеством встанет выбор: окончательно отказаться от эволюции разума или открыть глаза. Открыть и увидеть, как на их спинах строится империя авантюристов. Увидеть цензуру мыслей и слов, увидеть лицемерие священников в стриптиз-барах, увидеть, как ради интересов Синода развяжется война.

Октавиан всем телом развернулся к Анне и насмешливо пожал плечами.

- Только все мы знаем, что выберет человечество. С закрытыми глазами и вырезанной половинкой мозга живется комфортно и счастливо. Масса любит, когда ей делают тепло и приятно. Масса ленива, ей не хочется отрывать глаза, идти, спотыкаться, прорываться сквозь тернии. Массе нужны пастыри. А пастыри берут хирургические инструменты и ампутируют массе руки и ноги. Ибо так проще владеть ее плотью. Поэтому масса выберет священника, гасящего слепящие свечи, а не юношу с горящим сердцем, зовущего вдаль. Русский писатель был слишком наивен. Им не нужен свет, им нужна темнота, в которой можно пить, жрать и совокупляться, пока не остановится заплывшее жиром сердце. Ведь оно не горит.

Улыбка Октавиана издевательски искривилась.

- Главное - чтобы можно было отделаться парой молитв во искупление грехов перед Богом. Лишь бы делать ничего не пришлось. И тут-то теократия Синода для массы - идеальна. Это как монастырь без устава. Ты святой просто потому, что живешь здесь. А молиться целыми днями не нужно. Мечта идиота. Душа современного Запада.

Анна, тихо слушавшая длинную речь любимого, в который раз поймала себя на том, что смотрит в эти глубокие глаза и начинает потихоньку растворяться в них. Когда Октавиан говорил, неважно, что, она переставала осознавать себя как живое, отдельное от мира существо. Она становилась единым целым с ним, с его голосом, с его руками, щедро сопровождавшими слова жестами. Она просто обожала смотреть на Вендиго. Слушать его.

Все-таки, это была любовь.

Любовь ли?

Скорее, обожание.

Услышав собственное дыхание, девушка, наконец, очнулась и поняла, что Вендиго замолчал. Он стоял посреди комнаты и вслушивался в играющую музыку.

- Скажи, - подала она голос. - Ты разве не веришь в Бога?

- Я? - Октавиан вновь посмотрел на нее. Синие глаза, гигантские синие озера, сверкнули тем необъяснимым огнем, что иногда загорался в его взгляде. - Как же я могу в него не верить?

Мужчина вдруг резко развернулся корпусом и выбросил правую руку в направлении занавешенного окна. Сложив пальцы в подобие пистолета, как делают играющие детишки, он тихо произнес: "Бум". И занавеси, вместе с рамой и стеклом, способным выдержать автоматную очередь, с лязгом, треском и грохотом полетели на улицу. Голые плечи Анны почти сразу принялся кусать злой ноябрьский ветер.

- Как же я могу не верить в Бога? - вновь обернувшись к ней, повторил Вендиго. - Я собираюсь им стать.

Настало время.

Он привычно коснулся рукой густой бороды. Даже сквозь жесткие длинные волосы, коловшие подушечки пальцев, ощущалась корявая грубая кожа ожога. Этот ожог он получил давно, можно сказать, в другой жизни. Тогда было очень больно. Но теперь прикосновение к старой ране успокаивало. Ибо больше такого с ним случиться просто не могло. Ибо, как выяснилось, даже смерть - это лишь начало.

- Выходы блокированы, - шепнул, минуя уши, голос помощника. Шепнул прямо в разум, чистый, готовый действовать.

- Начинаем, - тихо сказал он троим, что прошли вместе с ним за сцену. И первым шагнул туда, в яркие краски шутовского представления. Представления, на которое пришли разжиревшие свиньи. Будет неприятно слушать их визг.

Танцоры крутились перед залом, мелькая во всполохах дыма и огня, дергаясь под музыку. Но вот на сцену, вылизываемую взглядами сотен, шагнул человек. Он был совсем непохож на участников рок-оперы. Наряд его, черный, свободный, украшенный множеством карманов, походил на нечто военное, только не бутафорское, а настоящее. На широком плече лежала петля ремня. Ремня от короткого черного автомата.

Неизвестный шагнул на освещенную часть сцены, сразу же притянув взгляды зрителей. Неспешно приблизился к танцующим. Рука его медленно, почти лениво, легла на рукоять автомата, поднимая оружие и переводя в горизонтальное положение. Крохотная искорка тревоги уже начинала вой колкий путь в сердцах увидевших чужака. Крохотная тусклая искорка. Никто ведь на самом деле ничего не понял. Увлеченное формой представления сознание, занятая анализом его содержания голова, расслабившееся тело - ничто не подало знака. И когда автоматное дуло уставилось в спину поющему, все решили, что это часть сюжета.

Красный отблеск лег на густую бороду человека в черном за миг до того, как палец лег на спусковой крючок. И надавил.

Грохот, страшный, скрежещущий, в один миг перекрывший музыку, вознесся под потолок зала. Не успевший ничего понять певец заметил только, как на груди, взрываясь вулканами, появляются страшные рваные дыры. В следующий миг тело его, ударенное в спину многотонной кувалдой, понесло вперед, ноги на миг оторвались от земли. И мир погас. Уже мертвый, человек в парадном мундире неизвестной армии повалился со сцены.

Убийца не изменился в лице. Не дрогнула и его рука, державшая на весу оружие. Не дрогнула и не позволила отдаче увести пули вверх и особенно вниз. Как будто и должно было стрелять из автомата вот так, от бедра. Не дрогнула ни единая клетка его тела и тогда, когда осознавший, услышавший и увидевший случившееся зал залила паника.

Конечно, в первые секунды все замерли. Но лишь в первые секунды. Почти сразу послышался дикий, слившийся из сотен голосов, крик. И под этот крик у всех дверей, ведущих прочь из зала, возникли люди в черной форме, точь-в-точь как у вышедшего на сцену стрелка. Вооруженные такими же автоматами, эти люди подняли их стволами вверх и начали стрелять. Стрекочущий грохот ударил по отхлынувшей от сцены толпе, подкосил ноги вскочивших со своих сидений зрителей.

Игравшая музыка вдруг сконфуженно крякнула и затихла.

- Это захват! - оглушительно рявкнул стоявший на сцене убийца. Голос его был похож на рык огромного злого пса. - Всем сидеть, это захват!

И снова застрекотали автоматы. Черные фигуры замелькали в боковых проходах, замерли в проемах дверей. И стрекотали короткие красноватые огоньки на дульных срезах.

- Это захват!

Повелительный голос с акцентом ударял снизу, толкая навстречу звенящей наверху стрельбе. Как молот, бьющий по наковальне. И, словно при ударе молота о железо, этот голос высекал огонь. Огонь ужаса, опалившего всех, кто оказался в зале в этот вечер. Те. Кто встал, обессилено и испуганно сели обратно. Те, кто сидел, уже не нашли в себе силы встать или хотя бы просто пошевелиться. На это и рассчитывали захватчики. Страх сковал тела и души. Руки начинали дрожать, зубы немедленно принимались выбивать дрожь. Сопротивление было подавлено в зародыше.

Но не везде. Где-то с краю одного из проходов неизвестные не ограничились стрельбой в воздух. Средних лет мужчина, сидевший у самого прохода, не упал обратно в кресло, а бездумно, наверняка, сам не понимая цели этой выходки, бросился навстречу черному человеку, бежавшему навстречу. Что он мог сделать? Возможно, что-то и мог. Но захватчик, не выказав испуга, даже не моргнув, поднял сжатый в руках автомат и на ходу полоснул по мужчине короткой очередью. Несчастный упал в проходе, пятная разорванную рубаху красным, а его убийца продолжил движение мимо остальных зрителей, вжимавшихся в спинки сидений.

- Охрана устранена полностью, - докладывал стоявшему на сцене вожаку помощник. - Жертв среди наших нет.

А в зале Учики Отоко чувствовал, как предательски задрожали колени. Они с девушками сидели недалеко от прохода, а потому юноша успел хорошенько разглядеть бегущего мимо человека с оружием. На лице неизвестного была черная маска с прорезями для глаз, закрывавшая все лицо, помимо автомата имелась кобура с пистолетом и тактический жилет. Еще до того, как стрелявший со сцены крикнул: "Это захват!", Отоко понял, что эти люди - террористы.

Внезапно над головами зажегся притушенный в начале действа свет. Сразу стало болезненно светло. Человек на сцене, следивший за тем, как сгоняли в зрительский зал танцоров и выдворяли из-за кулис каких-то еще сотрудников театрального центра, казался вырезанным из бумаги силуэтом. Тонкий, смуглый, с густой бородой, он оглядывал пространство зала большими черными глазами. На выпуклом бритом черепе аккуратно сидела черная вязанная шапочка. Наверняка ее можно было раскатать до подбородка, укрывшись маской, как и остальные. Но почему-то этот террорист лица не скрывал.

Внезапно Учики почувствовал, как за ладонь схватилось что-то мягкое, легкое и теплое. Внутренне дрогнув в первый миг испуга, он повернулся и увидел Инори. Девушка, испуганно съежившаяся словно котенок, схватилась за него обеими руками. Красивые глаза ее были полны ужаса, незамутненного, лишенного всяких примесей, задавившего любой оптимизм, любую веселость, ужаса. Кровь отхлынула от девичьего лица, и бледная Кимико дрожащим голосом прошептала:

- Чики-кун... Что это?.. Что это?..

Подле ее ног, пятная красивые туфельки капающей колой, катался выроненный стакан. А стакана они купили два... Вспомнив об Эрике, юноша поспешно дернул головой в ее сторону. Новая знакомая сидела смирно. Не дрожа, вовсе не шевелясь. Только руки со всей силы сжимали подлокотники кресла и губы сжались в тонкую полоску. В его сторону девушка даже не взглянула.

Слыша, как внизу, на балконе кричат, плачут, а где-то рядом топают, готовясь стрелять и бить прикладами, Джонни с обезьяньей ловкостью качнулся назад и, не вставая, отполз подальше от края. Застывшая соляным столпом Китами ощутила, как ее требовательно дергают за юбку и обернулась.

- Тс-с-с-с! - предупреждающе зашипел Джонни. - Ползи сюда.

Дзюнко, еще не совсем понимая, что делает, развернулась и на корточках поползла следом за молодым человеком. А тот уже осторожно приоткрывал дверь, знаком показав, чтобы она выползала на лестницу. И Китами, нисколько не заботясь тем, что юбка бесстыже задралась, поползла.

Внизу же, в зале и на балконе, давящий пресс беспомощности опускался все ниже и ниже.

Ватанабэ бешеным бегемотом пронесся по узкому переулочку, и едва поспевавшая за ним Канзаки увидела, как в руках толстяка мелькнула ключ-карта. Еще только заворачивая за угол, Сэм выхватил револьвер из-под пиджака. Суровый поток воды с неба все усиливался, барабаня по головам и плечам.

Мегуми чуть отстала и нагнала его уже у двери с надписью "Служебный ход". Сэм ловко вставил ключ в нужное отверстие и дождался разрешающего клика. Асфальт под ногами был сырой, и Канзаки слегка просчиталась с торможением. Подошва скользнула, и девушка чуть не стукнулась плечом о замершего возле двери толстяка.

- Уйди, - тихо сказал он, берясь одной рукой за дверную ручку, а другой поднимая старомодное оружие.

- Вот еще, - смахнув со лба намокшие волосы, ответила Мегуми. - Если там беда, я помочь хочу.

- Уйди, - повторил Сэм, смыкая пальцы на дверной ручке.

- Да не... - хотела было продолжить спор девушка, но тут мужчина резко рванул дверь на себя.

Полутемный служебный коридор оказался пуст. Не опуская револьвера, Сэм шагнул внутрь. Канзаки, то ли упорно желая что-то сделать, то ли из упрямства, то ли просто потому, что снаружи было мокрее, шагнула следом у него за спиной и тихо прикрыла дверь. Не обращая на спутницу ни малейшего внимания, Ватанабэ тихо шагнул вперед.

Тогда-то они и услышали отзвуки выстрелов. Кто-то в помещении с отличной акустикой палил очередями. Очевидно, этим занимались те же люди в черном, что уложили на пол вестибюля кого-то явно мертвого. В голове Канзаки привычно щелкнуло. Куда-то в неведомые дали улетучилось ощущение холода и сырости, взгляд принялся активно обыскивать узкое пространство коридора на предмет дверей и поворотов. Мегуми была человеком умным и ученым, она понимала, что теперь в любую секунду может появиться вооруженный противник. Очевидно, осуществлялся захват театрального центра. А значит, захватчики должны взять под контроль все возможные входы и выходы. В том числе и тот, через который только что вошли и они с Ватанабэ.

Только вот сам факт захвата не укладывался в голове. Там же сейчас сколько... человек пятьсот зрителей? Даже больше. И кто эти террористы? Сколько их? И, главное, какая у них цель? Она была знакома со случаями захвата заложников в Японии и Калифорнии. Но в Меркури последний случай был лет шесть назад, когда группа радикальных последователей нелегальной секты пыталась поджечь себя и соседей в жилой квартире. Даже новоиспеченные Крестоносцы знали, что в столице христианского мира терактов быть не может. Как бы абсурдно это ни звучало шесть лет назад. И как бы неправильно это ни звучало сейчас, когда в самом сердце христианской столицы кто-то палил из автоматов. И к ним крадется Ватанабэ, вооруженный допотопной пукалкой. А за ним идет она, вообще безоружная. И в любую минуту может появиться...

Как будто специально подгадав момент, они появились из-за угла сразу же, стоило лишь Канзаки подумать об этом. Двое мужчин в черной одежде и жилетах, с масками на лицах и автоматами в руках. Они выдали себя шагами. Тихим таким притопыванием, едва пробивавшимся сквозь отзвуки шума в зале. Именно это притопывание послужило причиной тому, что, завернув за угол, напарники увидели лишь две цепочки мокрых следов, обрывавшихся у ближайшей двери. За этой дверью Ватанабэ, сграбаставший в охапку ошеломленную Канзаки, неслышно шагал спиной вперед.

Один из вышедших на них напарников кивнул другому. Не произнося ни слова, они вскинули оружие и осторожно подошли к двери. Следы явственно вели в одну из служебных каморок. Света из-под двери не выбивалось. Там темно. Один из напарников хлопнул по подвешенным на поясе гранатам. Второй, чуть помедлив, отрицательно помотал головой. Встав так, чтобы дверной проход простреливался, они приготовились.

От мощного пинка дверь в каморку распахнулась. Держа пальцы на спусковых крючках, напарники увидели, что там было... пусто. Какой-то шкаф, швабры, железные полки. И цепочка мокрых следов, уходящая в темный угол, невидимый из коридора.

Решение созрело быстро. Тот из напарников, что стоял ближе, осторожно шагнул вперед. Переступив порог, он, внутренне горько сожалея, что не получил перед операцией прибора ночного видения, двинулся в угол. Там темнело что-то большое, вероятно, второй шкаф. И, почти наверняка, обладатель или обладатели следов спрятались внутри. Когда первый оказался в помещении, следом шагнул второй, зашарив рукой по стене в поисках выключателя. Нужно было осветить...

Когда вместо ребристой поверхности стойки с металлическими полками рука ощутила нечто влажное, террорист понял, что что-то явно идет не так. Когда на искавшей выключатель руке сомкнулась твердокаменная хватка, он начал подозревать, что дело плохо. А уж когда, под грохот падающего стеллажа его дернуло в сторону, бедолага и вовсе пришел в отчаяние. На шум его напарник обернулся.

Бесцеремонно запрятанная в шкаф Канзаки услышала короткую, в три пули, очередь, увидела вспышку сквозь дверную щель А дальше был только интенсивный шум, сдавленный стон, хруст и протяжный хрип. Когда к хрипу присоединилось деловое посвистывание Ватанабэ, она распахнула дверцу шкафа. Сэм. Стоя посреди каморки, душил одного из террористов ремнем его собственного автомата. Судорожно хватающийся за схлестнувший шею жгут захватчик яростно дергался, но перехлестнутая петля крепко держала на месте, не оттягивая назад. Разводивший в разные стороны руки Сэм кивнул ей на второго террориста, лежащего у его ног с неестественно вывернутой шеей. Канзаки, не будь дурой, тут же подхватила второй автомат.

Отпустив один из концов петли, Ватанабэ вдруг с размаху опустил свою широкую ладонь на голову захватчика, обтянутую вязаной шапочкой-маской. Тот, словно подкошенный, резко упал на колени и перестал хрипеть. Пытавшиеся ослабить петлю, руки безвольно опустились. То ли оглушил его Ватанабэ, то ли...

Ну конечно! Канзаки вспомнила Токио. Обмякший террорист начал клониться вперед, и только ухватившаяся за череп рука толстяка не давала упасть лицом в пол. Ватанабэ подался вперед. Лицо его, скудно освещенное лампами из коридора, было до крайности напряженным. Потому что он взламывал сознание террориста. Она помнила, что рассказывал ей англичанин Мастер. Среди особых способностей, которыми обладают трикстеры, имеется одна, наиболее важная и едва не стоившая самой Мегуми жизни. Они умеют скачивать информацию прямиком из человеческого мозга. Как, почему - непонятно, только ученые могли бы ответить. Канзаки ученой не была, но сама мысль о том, что кто-то залезет в твою голову и начнет выкачивать оттуда что-нибудь мысленное, заставлял боязливо поежиться. Трикстер Фрэнки был последним, кого она бы подпустила к своей голове раньше, чем отрезала ее цепной пилой.

Но то Фрэнки... Вот странное дело: неоднократно задумываясь о своем спутнике, сейчас выкачивающем информацию из террориста, она почему-то подсознательно обходила в мыслях тот факт, что он, скорее всего, тоже трикстер. Нет, это, вообще-то, казалось само собой очевидным, но почему-то Канзаки предпочитала отделять Сэма от безликого отряда прочих трикстеров. Интересно, почему? По идее, она должна их бояться и опасаться, ибо чуть не погибла от рук парочки трикстеров и по долгу службы обязана была с ними бороться. Но вот перед ней стоит явный трикстер, а она думает только том. Как бы прикрыть его со спины, если прибегут еще захватчики. Хотя сейчас такое мышление очень даже к лучшему. Личные антипатии, если таковые есть, лучше включать позже.

Тут Канзаки заметила изменения, происходящие с глазами Сэма. Его зрачки принялись сужаться, а затем расширяться. Словно механизм они быстро сокращались, не двигаясь ни на волосок. А рука на голове террориста давила на макушку все сильнее. Вдруг лицо толстяка исказила судорожная злая усмешка. Рука, державшая ремень, позволив автомату окончательно свеситься за спиной побежденного, метнулась к голове захватчика. Обхватив подбородок противника, Сэм резко дернул его на себя. А рукой, что держала макушку, толкнул от себя. С жутким хрустом шея террориста сломалась, и он обмякшим кулем упал на пол.

Сэм расслабленно повел плечами, встряхиваясь. Не глядя, нашарил рукой выключатель и включил в каморке свет. Упавший стеллаж, который он неведомым Канзаки способом использовал как укрытие, и два трупа под лаповым освещением смотрелись до крайности неаккуратно и неряшливо. Ватанабэ нагнулся, снимая со сломанной шеи убитого автомат и зачем-то принялся закатывать трупу рукав черной армейской куртки. Разглядев нечто, известное только ему, толстяк удовлетворенно хмыкнул.

- Канзаки, забери у них пистолеты, - сказал он, разворачиваясь к коридору. - Отсюда надо уходить.

- Ясно, - без лишних слов ответила она. Пистолеты, классические "Беретты" с вырезами стволов, перекочевали к ней за пояс. Рачительная Мегуми забрала у покойных и запасные рожки к автоматам, по два на человека. Ватанабэ рассовал свои по карманам и первым двинулся в коридор.

- Может, убрать трупы? - тихо спросила девушка, со вскинутым автоматом шедшая следом за толстяком.

- Не надо, - ответил он. - Командир уже в курсе, что двое убиты.

- Откуда?

- Сейчас...

Осторожно выглянув за угол, толстяк поспешно просеменил вперед и позвал Мегуми за собой. Короткими перебежками они принялись плутать по коридорам. Сэм вел ее куда-то, но казалось, сам не понимал, куда. Вскоре неподалеку послышался топот. Ватанабэ мгновенно нырнул в ближайшую незапертую дверь, утягивая Канзаки следом.

Непонятно было, как сейчас текло время. То ли прошло не больше пары минут, то ли уже минул час - Канзаки сказать не могла. Она знала только, что где-то поблизости прошли террористы. А они с Ватанабэ затаились.

Комната, в которую они проникли, оказалась, очевидно, гримерной. По крайней мере Канзаки, не очень разбиравшаяся в перипетиях устройства театров, так восприняла помещение с дюжиной крупных зеркал у стены, вешалками, на которых умостилось черт знает что, и запахом нервного пота. Все это она успела разглядеть привыкшими к темноте глазами, пока Ватанабэ, прильнувший к стенке у двери, вслушивался в звуки, что шли из коридора. Автомат он почему-то держал расслабленно в опущенной руке. Похоже, толстяк не нервничал совершенно. Даже дыхание его оставалось ровным и глубоким. На секунду у Мегуми промелькнула крамольная мысль: "Лишь бы он там не заснул".

Текли секунды, слагаясь в кирпичики минут. Сэм неподвижной статуей караулил у двери. Мегуми ушла вглубь гримерной и, помявшись, села на один из беспорядочно стоявших стульев. Выбивавшийся из-под двери свет коридорных ламп желтым туманом стелился понизу. И только где-то слышалась стрельба, вскоре стихшая.

Наконец, Ватанабэ отлип от стенки.

- Не успели, - тихо сказал он.

- Что? - не поняла Мегуми.

- Они не успели нас найти, - пояснил толстяк. - Снаружи пришла полиция. Их слишком мало, чтобы заниматься нами. Нужно держать выходы и входы в здание.

- Откуда вы знаете?

Сэм криво усмехнулся, что было заметно даже в полутьме комнаты. Свободной от оружия рукой он коснулся головы и постукал пальцами по виску.

- Их сорок один человек. Двадцать один мужчина, девятнадцать женщин и командир. Теперь мужчин уже девятнадцать. Охранники в здании нейтрализованы.

- Кто они такие? - опустив руки на автомат, лежащий на коленях, спросила Мегуми. - Это же захват заложников, так?

- Так, - кивнул Сэм. - Зал взят под контроль, сейчас там устанавливают взрывчатку. В течение часа собираются объявить свои требования.

- Что за требования?

- А вот это самое смешное, - Сэм забросил автомат на плечо. - Тот, кого я взломал, знал об их требованиях какую-то чепуху. Он палестинец и знает, что командир и его помощники потребуют выдачи Дидье.

- Первого председателя освободительного корпуса Крестоносцев в Израиле?

- Его самого. Среди террористов есть группа палестинцев, которые хотят лично посчитаться с ним за разгром Последнего Джихада. Оба трупа раньше состояли в рядах этих фанатиков. Только вот в чем загвоздка...

Толстяк задумчиво потер подбородок.

- Палестинцы и арабы - не единственные в группе. Часть мужчин и женщин - из Индии, воспитанницы и воспитанники секты "разгневанного Махатмы". Часть - вообще из Латинской Америки. Индийцы требуют вывода Крестоносцев с их земли, латиносы - прекращения войны против партизан. Интербригада, честное слово. Труп не совсем понимал, как и почему так вышло. Но объединяет их одно - они ненавидят Союз. Ну, и еще они все идиоты.

Озадаченная Канзаки не сразу расслышала последнюю фразу. Вот оно как повернулось... Арабы, индусы и люди из Южной Америки. Из трех регионов, где все еще было неспокойно после пришествия Крестоносцев и "CDM". Перенаселенная и нищая Индия всегда была проблемой, там часто разгорались гражданские антицерковные и антиевропейские волнения, поэтому контингент Крестоносцев был самым широким. Разоренная во время Последней войны и украшенная сразу двумя зонами отчуждения на манер токийской палестино-израильская область являлась источником террористов и радикалов традиционно, и только после пришествия туда сурового Крестоносца Дидье мощнейшее движение современных федаинов под названием Последний Джихад было разгромлено и притихло. А вот на территориях стран Латинской Америки беспокойства начались только недавно. Напрямую, конечно, Крестоносцы и "CDM" в тамошних гражданских войнах не участвовали, но вот всяческую поддержку режимам, что выражали лояльность к Синоду и Союзу, всячески оказывали. Это и было причиной крайнего недовольства большого числа граждан Боливии, перу и прочих маленьких стран, живших в зоне трети год не прекращающегося конфликта, распадающегося на дюжину конфликтов поменьше.

И вот представители трех проблемных регионов, только два из которых касались Союза напрямую, собрались в театральном центре в Меркури, чтобы выдвинуть совместные требования. Странно это как-то. Никогда еще отдельные группы противников европейской гегемонии не действовали совместно. Они, конечно, могли помогать друг другу по мелочи, но совместный теракт...

Тут она услышала слово "идиоты" и встрепенулась. Разумеется, Ватанабэ мог просто сказануть это просто так, как всегда, паясничая. Но, может быть, он что-то еще узнал?

- Почему идиоты?

- Потому что рядовые террористы искренне верят в то, что захват осуществлен с целью добиться от Синода выполнения их условий. А значит, они идиоты.

- Не поняла, - озадаченно сказала Мегуми. - Почему?

- Да потому что они сами не понимают, в каком терроризме участвуют.

Ватанабэ на миг прислушался к неясным шумам за дверью, затем отшагнул от нее и заговорил чуть громче.

- Терроризм как способ политического управления социумом путем превентивного насилия исчерпал себя еще в конце двадцатого века. Максимум, чего можно достичь такими вот акциями - тактические уступки от правительств. Ты что, думаешь, что Синод действительно уберет Крестоносцев из Индии, стоит им пригрозить убить всех сидящих в зале? Да никогда этого не будет.

- Ну... - она помедлила. - Честно говоря... Не думаю, что в этот раз пойдут на уступки. Раньше же не шли.

- Вот именно. Поэтому требования их - пшик. И разношерстному составу эти требования не помеха. Нет, тут цель явно иная. Не зря они выбрали захват заложников.

- В смысле?

- Все женщины носят на себе пояса со взрывчаткой. Они могли бы просто массово подорваться в разных местах, как на Ближнем Востоке. Но зачем-то собрали группу для захвата. А ведь захват заложников - самый эффектный из терактов. Одновременно, он мало подходит для достижения глобальных целей вроде ввода войск. Максимум - выпустят из тюрьмы кого-нибудь или денег дадут. Нет, тут явно дело не в требованиях. Стоп. Захват заложников создает максимальный резонанс в обществе. Если дать информации просочиться. Не понимаю...

Ватанабэ вновь задумчиво почесал подбородок.

- Что? - пытавшаяся переварить неожиданный ликбез по терроризму Мегуми звучала почти нетерпеливо.

- Какой может быть резонанс, если, наверняка, запретят даже трансляцию с улицы? И запустят поисковые "церберы" в сети? На что они рассчитывают? Если только...

В полутьме гримерной толстяк принялся вертеть в руках автомат. Непроизвольно нащупав на коленях свой, Канзаки снова спросила:

- Что?

- Машинка-то явно не из дешевых. Это же модификация М4, из тех, что выпустили прямо перед появлением магнитного разгона пули.

Сэм отщелкнул магазин и посмотрел на свету, что стелился из-под двери.

- Точно. Пороховые. И М4. А террористы на местах обычно пользуются штучками постарше. Такими вот штуками воюют в основном правительства, закупившие оружие во время кризиса. Пистолеты у них какие?

- "Беретты".

- Ага. Что и требовалось доказать. Тоже не из дешевых. Получается, они снаряжены лучше простых дураков. Значит, что? Значит, их кто-то организовал. Я ведь еще кое-чего не сказал.

- Чего?

- Их главный, некто Ясфир, - трикстер.

- Что?!

Мегуми прямо-таки подскочила со стула, хватаясь за рукоять автомата. Вот это было неожиданно. И страшно. Мало того, что они ворвались в здание с толпой хорошо вооруженных фанатиков и бандитов, так ими еще и руководит самый настоящий ночной кошмар "CDM". Девушка невольно ощутила слабость в коленях. Как бы знатно ни гоняли ее на Окинаве, как бы хорошо ни умела она обращаться с оружием, Канзаки все-таки оставалась живым человеком. Девушкой. И прекрасно понимала, что вдвоем в тылу безумного противника не то, что победить - выжить почти невозможно. Особенно, если руководит Тим противником трикстер, способный в одиночку на то, что не под силу большинству людей. Захотелось выскочить в коридор и со всех ног бежать назад, к служебному ходу, выскочить на улицу и через парк пулей улететь домой. Только и там наверняка уже ждут новые противники, в этот раз - настороже. Хотя... С ней ведь есть Ватанабэ. А ему никакой трикстер нипочем. Вон как ловко двух вооруженных автоматчиков разделал, сам ни разу не выстрелив.

Совершенно неожиданно, вслед за нахлынувшим страхом Мегуми ощутила мягкое, окутавшее захолодевшее тело чувство. Теплое такое чувство, почти симпатию. Симпатию по отношению к Ватанабэ. Странно... Ведь это именно за ним она увязалась сюда. И именно он больше всех окружающих раздражал ее в последнее время. Черт побери, да ведь это из-за него она в Меркури оказалась после жутких приключений! Он во всем виноват! Так с какой стати от него теплом повеяло?! По-хорошему, надо хорошенько врезать гаду по голове прикладом... Только... Не хочется. Потому что тепло... Тепло?

- А-а-апчхи! - звонко чихнула запутавшаяся в накативших эмоциях девушка. За всеми событиями последних минут она совсем забыла, что до нитки вымокла под дождем. И теперь еще простудилась.

- Тихо! - сердитой жабой квакнул Сэм, вновь вслушиваясь в неясные шумы. - Вроде, пронесло.

А Канзаки уже поставила автомат на стул и скидывала куртку. По счастью, освещение располагало к невидимости, и девушка без особых волнений стянула следом свитер. После чего Мегуми сцапала одну из висящих на вешалках тряпок. Наверняка, какое-нибудь сценическое платье, но ей сейчас было не до того. Девушка принялась вытирать намокшие плечи и шею.

- Не хватало еще, - сердито прошипела она. - Чтобы я подхватила воспаление легких во время борьбы с террористами.

Вытершись, девушка с сомнением потрогала отсыревшую одежду. Ноябрьский ливень удивительно быстро промочил насквозь ее тонкую куртку и легкий свитер. Если сейчас уходить, придется надевать что-то из висящего вокруг. Но что это такое будет? В темноте же ни черта не видно.

Ватанабэ, на миг забытый ей, подал вдруг голос.

- Нет, белый цвет тебе не идет.

- Что? - непонимающе обернулась Канзаки. И вдруг поняла, что Сэм стоит у дверей и смотрит на нее. И видит. И говорит о снежно белом бюстгальтере, что остался единственным на ней предметом одежды выше пояса. Холод и сырость мгновенно испарились, когда к голове Канзаки прилила кровь. В темноте нельзя было разглядеть свекольно-красного цвета ее лица, но вот шипение испаряющейся на теле воды уже почти слышалось. - Ва-та-на-бэ!..

Вновь захотелось взяться за автомат. Только не прикладом отходить эту сволочь, а расстрелять без суда и следствия. А он стоял, прислонившись к стенке, и наверняка ухмылялся этой своей вечной кривой ухмылкой. И своими зоркими во тьме глазами разглядывал ее прикрытую белой тканью... Ту самую, про которую любил пошутить, зная, как Мегуми бесится каждый раз... Он пялился на ее грудь!

- Убью... - сдавленным голосом пообещала девушка. И вдруг спохватилась. - Это с каких пор мы на "ты"?

- А? - теперь слегка растерялся Сэм. - Хм... А правда... Не знаю.

Чуть различимо он пожал плечами.

Героически поборов позыв все-таки ликвидировать негодяя посредством расстрела в упор, Канзаки сдернула с вешалки еще какую-то тряпку и прикрылась ей, садясь. Свитер и куртку она развесила на спинках соседних стульев.

- Раз так, - Мегуми успокаивалась. - То и я буду на "ты". Если вы не против.

- Да нет, не против, - ответил стоявший черным столбом Сэм.

- Вот и хорошо, - она разгладила тряпку на груди. - Тогда договаривай. Про трикстера и остальное.

- А что договаривать? Их главный - трикстер, они вооружены не тем, чем могли бы вооружиться простые фанатики, они собраны вместе. И они проводят акцию, рассчитанную на резонанс, которого не будет, если включится цензурная машина. Из всего этого легко сделать вывод: за этим захватом стоит кто-то, вертящийся в тех же кругах, что и наш старый знакомый Фрэнки.

- Думаешь, это те же люди?

- Не знаю. Но сегодняшняя ночь явно будет очень темной.