Все те недостатки, которыми характеризовалось духовенство XIV-XVII веков, мы наблюдаем и у духовенства XVIII века, причем недостатки эти, в связи с некоторым повышением культурности населения, становятся еще более заметными.
Грубость нравов среди духовенства, как свидетельствуют многочисленные расследования и дела, поражали даже самих современников. Господствующие классы, учитывая весь вред, который наносила церковная грубость их интересам, сами начали ставить вопрос о повышении квалификации духовенства, о некоторой очистке рядов его, об искорении некоторых недостатков духовенства.
Культурный уровень духовенства оставался на той же высоте, что и в ранее рассмотренную нами эпоху: священники не только не могли «наизусть проповедовать догматы и законы св. писания», но не знали грамоты. В ряды духовенства, как и ранее, проникали, благодаря взяточничеству, люди безграмотные, подучившие наизусть несколько псалмов. Духовенство, погрязшее в пороках, занятое лишь тем, чтобы побольше извлечь доходов от своего ремесла, относилось к своим обязанностям очень небрежно. Недаром высшее духовенство именовало поведение низшей братии «бесстыдным и нахальным». «Сатанинская злоба безмерного упивания», составлявшего единственную отраду нашего духовенства во все времена, — и в XVIII веке является основным занятием духовенства.
О пьянстве среди духовенства в XVIII веке говорят, например, следующие документы. Крестовоздвиженского монастыря двух иеромонахов и иеродиакона велено за пьянство и ослушание содержать при консистории в цепях и железах[107].
Определением Курского Знаменского монастыря поставлено: «Иеромонаха Паисия за то, что он пьяный волочился на монастырском дворе мимо монастыря, при братии наказать плетьми, дабы впредь другим монахам пьянствовать и в мирские домы, где не подлежит, ходить не повадно было; а когда монах где напился пьян, то б шел в монастырь, а за монастырем нигде бы не ночевал и не спал»[108].
Впрочем, не только рядовое духовенство было не на высоте, высшее духовенство также страдало теми же пороками. Оно не только ничего не делало, чтобы несколько улучшить нравы духовенства, но «и себя единого управити не могло». Характеризуя высшее церковное управление, современник находит, что здесь «во всем видится слабо и неисправно», что большие доходы «погибают по прихотям властителей», что высшее духовенство озабочено только выколачиванием денег из своих епархий, погружено в личные дела, «строит свои имения» и меньше всего думает об интересах своей епархии.
Высшее духовенство, «ревновавшее о вельми жестокой славе», требовавшее себе чести, «равной царской», нуждалось, конечно, в значительных средствах для поддержания своего дома в должном великолепии. Не удовлетворяясь теми значительными средствами, которые были в его распоряжении, высшее духовенство черпало дополнительные и значительные средства путем взяточничества, распространенного в значительных размерах в эту эпоху. Как свидетельствуют источники, «нахальная» подручная архиерейская братия отличались у архиереев-взяточников «неистовым воровством». Священников, обращавшихся к епископскому суду, не допускали к епископу «никоторыми мерами», прежде чем они не делали должный «гостинец», причем одарять приходилось ряд лиц, сопричастных к высшему духовенству. И значительная часть этих поборов поступала высшему духовенству, дозволявшему поэтому своей подручной братии грабить низшее духовенство, сколько разрешали обстоятельства.
При Петре была сделана попытка исправления духовенства, которая, однако, успеха не имела. Регламентское прибавление, например, констатирует: «Достаточно наставлений преподал бог церковному клиру, но с течением времени клир настолько развратился, что св. отцы нашли нужным на разных соборах издать правила, клонящиеся к исправлению его. В нашей российской церкви многие немощи существуют».
Каковы были нравы даже высшего духовенства в XVIII веке, свидетельствует, например, манера обращения высших иерархов к царю Петру.
В 1709 году митрополит нижегородский и алатырский, смиренный Исайя, обращался со следующей просьбой: «Указал бы меня великий государь, меня богомольца своего взять в Москву, также и Сильвестра, прелюбодея духовного, и нового блядливого Арксакия, что был Троицы Сергиева монастыря архимандрит, и кто надлежит с ним Сильвестром прелюбодеем и новым Арксакием блюдливым, что прелюбодействует с моей духовной невестой нижегородской церковью противно закону нашему и нашей благочестивой греческой церкви» (так велся спор из-за кафедры)[109].
Дмитрий Ростовский в таких выражениях отзывался о духовенстве: «Попы, по вчерашнем пьянствовании не протрезвившеся, не приготовившеся к слушанию, дерзают литургии читати, еще людям есть на соблазн, а самим таким иереям на погибель. Другие же злонравии священницы в церкви и в святом алтаре сквернословят и матерно бранящеся и творят дом божий вертепом разбойников»[110].
Регламент заставляет наблюдать в отношении духовенства: «Не бесчинствуют ли священницы и дьякона и прочие церковники, не шумят ли пьяны в церквах, не сорятся ли по мужичью на обедах, не истязают ли в гостях потчивания, не храбрствуют ли в боях кулачных, и за такие вины жестоко их наказывать».
Духовный регламент, отмечая недостойное поведение духовенства, указывая на их «нестерпимое безстудие», предписывает высшему духовенству смотреть, чтобы священники вели себя, как подобает их сану, «хранили на себе благообразие», одежду имели «хоть и убогую, но чистую, и единой черной, но никакой другой окраски, не ходили бы простоволосы и не ложились бы спать по улицам, не пили бы по кабакам».
Историк петровской эпохи Посошков дает следующую характеристику своему духовенству: «Аще будут в духовном чину люди неученые, в писании неискусные и веры христианской… основания неверующие и воли божьей не разумеющие, к тому же аще будут пьяницы и иного всякого безумия и бесчинства наполнены, то благочестивая наша вера исказится и весьма испразднится и вместо древнего единогласного благочестия вси разыдутся в разногласные расколы и во иные еретические веры».
Развитие раскола Посошков объясняет, между прочим, также и «просвитерским пренебрежением», из-за которого «много нашего российского народа в погибельные ереси уклонилось».
И можно согласиться с Посошковым, что безнравственность духовенства, помимо прочих, чисто политических и социальных причин, сыграла известную роль в развитии раскола на Руси.
«Что привело тебя в чин священнический, — спрашивает Дмитрий Ростовский священника своего времени, — то ли, дабы спасти себя и других? Вовсе нет, а чтоб прокормить жену, детей, домашних. Спасения ради ты шел, или ради покормки, чем бы питать тело? Ты поискал Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса!».
Монастыри, по выражению императора Петра I, были наполнены «тунеядцами»; монахи XVIII века также в «бесстрашии пьянствовали», проводили жизнь во всяком бесчинии, своеволии, ходили по кабакам и вообще производили «многую вражду и мятеж».
Ростовский епископ Георгий Дашков с отчаянием сообщает Петру, что в епархии «чернецы спились и заворовались». Аналогичную оценку своего монашества дают и другие епископы.
Впрочем, сам Георгий Дашков недалеко ушел от своих подчиненных. Вот как рисуют этого вельможу в одном памятнике в бытность его еще келарем Троицкого монастыря: «Одной прислуги было у него человек до двадцати. Вкладов золотом и серебром не отдавал в казенный приказ, а заводил на них кареты, коляски, шоры, покупал лошадей, строил конюшенные дворы и держал до 150 конюхов. С вотчинных управителей, которых посылал без братского совету, брал взятки; а знатных людей, в которых заискивал, дарил деньгами и лошадьми; родственников своих которых у него было много, награждал хлебом и разными припасами; лошадьми и экипажами: племянниц повыдал замуж за мирских дворян, которых посылал потом в лучшие вотчины управителями. Поездки его к братиям в Алексин и в приписные монастыри для того времени были почти баснословны. Забравши с собой множество припасов он отправлялся в путь огромнейшим поездом, брал с собой до 150 человек служителей и до 100 лошадей»[111].
Архимандрит того же Троице-Сергиева монастыря, как описывает памятник, так шествовал в баню: «Он ехал шестерней в карете, впереди его дьякон верхом, позади телега с разными припасами, пол в бане устилался благовонными травами и цветами, на каменку поддавали венгерским вином и окачивался им высокопреподный»[112].
Богатая хроника этой эпохи сообщает о многочисленных случаях, когда монахи в погоне за наживой совершают самые недопустимые с точки зрения церковного устава проступки. Среди этих проступков ростовщичество, разграбление монастырской казны и пр. занимают не последнее место. Характерен, например, один эпизод, когда настоятель, поссорившись со своими монахами, созывает монастырских крестьян и кричит им: «Бейте монахов, они вас разорили».
Иверский архиепископ Феофилакт в 1726 г. пишет архимандриту своей епархии Иосифу Решилову: «…За вашими бездельными и излишними прихотями и расходами, святая обитель во всеконечное пришла разорение, а паче в барышничестве твоем клобуковских коренных и собственных твоих лошадей»[113].
Впрочем, представление о том вреде, которое приносило духовенство, в частности, монашество, постепенно начинает проникать в сознание народа, тем более что бездарное и безграмотное духовенство, скомпрометировав себя своей безнравственностью и пьянством, не пользовалось никаким авторитетом. Любопытна оценка духовенства, сделанная митрополитом Ростовским Дмитрием: «Окаянное наше время, — писал Дмитрий, — в котором так пренебрежено сияние слова, божья! и не знаю, кого прежде надобно винить, сеятелей или землю, священников или сердца человеческие, или тех и других вместе? Сеятель не сеет, а земля не принимает; иереи небрегут, а люди заблуждаются: иереи не учат, а люди невежествуют; иереи глупы, а люди не разумны».
При Петре I вновь были сделаны попытки подчистки духовенства, которые, однако, успеха не имели.
В отношении духовенства, в особенности в связи с произведенной попыткой секуляризации церковных земель, был проведен ряд мероприятий для упорядочения церковного общества.
Было предложено значительно сократить духовное сословие, подчинив оставшееся духовенство твердому режиму. Видя в монахах праздных людей, от которых идут только разные «забобоны» (болтовня), ереси и суеверия; считая, что монастырь является учреждением ненужным, очагом смут и бунтов, император Петр I пытается ограничить число монастырей, урезать их доходы, пытается приспособить монахов на какое-нибудь ремесло.
Регламент предписывает: «Весьма монахам праздным быти да недопускают настоятели; избирая всегда дело некое. А добре бы в монастырях завести художества, например, дело столярное». Указ 1724 года о звании монашеском пытается произвести коренную реформу в монастырском быту.
Смерть Петра не дала провести этот указ в жизнь, хотя основная мысль петровской реформы о бесполезности монахов, так как они «бегут от подати», чтобы даром «хлеб есть» — не забывается и в дальнейшем. И, начиная с петровского указа, следует ряд мероприятий, направленных на уменьшение числа попов и монахов, которые, по выражению регламента, «вбираются в священнический чин».
В основе всех этих мероприятий лежало желание упорядочить жизнь духовенства, подчинить его в большей степени светской власти и, с установлением твердых штатов, перевести духовенство на определенный бюджет.
В эпоху Екатерины II недостатки духовенства и злоупотребления, совершаемые им, нисколько не уменьшились, напротив, разложение духовенства дошло до крайних пределов и вызывало даже открытые возмущения недовольного населения.
В конце царствования Екатерины II могилевский епископ Афанасий Вольховский едва умел читать. Он был назначен на эту кафедру, особенно важную для борьбы с католичеством, по просьбе матери канцлера графа Безбородко. Взяточничество в консисториях достигало огромных размеров. Зато сельское духовенство было очень принижено. Нельзя перечислить все виды унижения, которым подвергалось низшее духовенство и от высших служителей, которые, как тобольский митрополит Павел Котоскевич, не верили в обращение земли вокруг солнца, и от местных дворян, и от администрации. «Плети, кулачная расправа и розги» были обыкновенными явлениями среди духовенства, и редкий священник не испытывал на себе этих наказаний.
Петр Панин во время Пугачевского бунта, в котором принимали участие сельские священники, доносил императрице: «Во всей здешней стороне, где я теперь обращаюсь, чин церковный еще погружен в самом вышнем невежестве и грубианстве».
Со своей стороны, и господствующие классы видели в разложении духовенства серьезную угрозу существующей системе, в которой духовенству была отведена весьма видная роль. Поэтому государство берет на себя инициативу в проведении мероприятий по оздоровлению духовенства. Не полагаясь на церковный аппарат, не доверяя высшему духовенству, государственная власть пытается административным способом воздействовать на разложившееся духовенство, проводит ряд мероприятий по поднятию его «престижа» среди населения.
В нашей брошюре мы попытались, основываясь исключительно на источниках, подлинность которых не посмеет отрицать ни один церковник, дать несколько очерков о нравах духовенства, понимая под этим те бытовые особенности, которыми характеризовалось духовенство преимущественно XIV-XVII веков. Не претендуя на исчерпывающую характеристику нашего духовенства, мы остановились лишь на некоторых, очень выпуклых чертах духовенства, достаточно показательных для оценки духовенства в целом.
Задачей нашей было показать, что недостатки духовенства, которые обычно приписывают ему в последние века, относя их происхождение, так сказать, к развращающему влиянию капиталистического общества, обнаруживаются, при знакомстве с бытом духовенства, уже в первые века развития у нас православия. Поэтому возникновение и развитие их надо отнести целиком за счет организации церковного общества как такового. Церковная организация, формируясь из лиц, не способных к общественно-полезному труду и ведущих паразитический образ жизни, уже с самого начала своего развития выявила свою полную неспособность на руководство широкими массами населения, на что она, однако, претендовала.
Являясь прислужницей господствующих собственнических классов и проводя среди населения выгодную последним политику, церковь поддерживала свой авторитет не собственным поведением, а принуждением, насилием, как духовным, так и физическим, — для чего к ее услугам был и собственный полицейский аппарат и полицейский аппарат государства, которым она и держалась.
В основу настоящей брошюры положены многочисленные исторические материалы, систематизированные в следующих собраниях:
Акты исторические (сокращенно А. И.).
Акты археографической комиссии (А. А. Э.).
Дополнения к актам истор. (Доп. А. И.).
Русская историческая библиотека, т. VI.
Кроме того, в настоящей брошюре использованы также следующие труды:
Рущинский. Религиозный быт русских у иностранцев XVI и XVII вв.
Ростиславов. Опыт исследования об имуществах и доходах наших монастырей. СПБ. 1871.
Преображенский. Нравственное состояние русского общества в XVI в. по сочинениям М. Грека. М. 1881.
Иконников. Русские общественные деятели XVI в. Киевск. Унив. Извест, 1866.
Иконников. Максим Грек. Киевск. Унив. Изв.
Николаевский. Русская проповедь в XV и XVI вв. (Ж. М. Народн. Просв. 1868 г. I и II.)
Жмакин В. Русское общество XVI в. Ст. и Новая Россия, 1880. кн. II и IV.
Жмакин В. Митрополит Даниил. 1881.
В. Малинин. Старец Елизарова монастыря Филофей, 1888, Киевск. и др.
Розанов. История Московского Синодального Управления, 1869.
П. Знаменский. Приходское духовенство со времени реформы Петра Вел. Каз. 1873 и др.
Предисловие Александра Невзорова… 3
Состав древнерусского духовенства… 6
Церковь — носительница культуры и просвещения… 20
«Безмерное упивание»… 30
«Блудное объядение»… 51
«Плотское похотение»… 59
«Содомская пагуба»… 64
«Особые стяжания»… 70
Ростовщики от духовенства… 80
Нравы духовенства в XVIII веке… 84