Нужна ли «українцям» Россия

20

Ответственный выбор, предстоящий теперешним «украинцам», вынуждает всерьез задуматься над вопросом о том, из какого «теста» сделана та «элита», которая всплывает в наши дни на поверхность мутной украинской жизни и образует правящую прослойку новоиспеченного государства. Населению Украины неизбежно придется решать: может ли оно доверить свою судьбу, защиту своих нравственных устоев и своего духовного достояния — нынешней украинской власти? Следует ли ему способствовать усилению этой власти или нужно, в свою очередь, добиваться независимости от той «независимости», которую в своих интересах навязала ему эта власть и от тех порядков, которые она насаждает?

Говоря об особенностях нынешней украинской «элиты», следует иметь ввиду, что Украина — это та часть русской земли, которая всегда в первую очередь ощущала на себе давление со стороны антирусских сил Запада.

Украинской «элите» в прежние времена слишком часто приходилось сдавать экзамен на прочность и на верность национальным святыням и идеалам, слишком часто она становилась объектом угроз или подкупа. Для одних эти испытания явились своего рода закалкой, другие же — большинство — экзамена не выдерживали. К сожалению, в дальнейшем психология этого большинства стала типичной для правящего класса на Украине. Представители этого класса, заботясь в первую очередь о собственном благополучии, всегда имели склонность к тому, для чего в наши дни придумали мягкое название «многовекторность» — иными словами, торговали направо и налево национальными интересами, предавали на поругание народную веру, — угнетая при этом свой народ хуже иноземных завоевателей. Народ же отстаивал национальные святыни, берег традиции и с надеждой глядел на Москву, ища в ней поддержки против инородных и доморощенных поработителей. И если Малая Русь сохранила все-таки духовный свой облик во времена польского владычества в крае, то только благодаря народу, а отнюдь не национальной «элите». Ведь именно позиция простых прихожан не позволила тогда православному духовенству массово перейти в унию — по примеру некоторых церковных иерархов, соблазнившихся на посулы или поддавшихся давлению польских властей. И именно выбор простого народа определил исход той борьбы, которая была начата восстанием Богдана Хмельницкого. Вспомним хотя бы время, наступившее после восстания Хмельницкого и предшествовавшее Переяславской Раде, — когда казачья верхушка, с Хмельницким во главе, озабоченная прежде всего повышением своего статуса во властной иерархии польского государства и стремившаяся извлечь из сложившейся ситуации максимальную для себя выгоду, совершенно запуталась в привычной для себя «многовекторности». Тогда как позиция участвующего в восстании простого народа была однозначной. Исследователь украинства Николай Ульянов писал: «…Измученный изменами, изверившийся в своих вождях, народ усматривал единственный выход в московском подданстве. Многие, не дожидаясь политического разрешения вопроса, снимались целыми селами и поветами и двигались в московские пределы. За каких-нибудь полгода выросла Харьковщина, пустынная прежде область…».

С тех пор, когда после войны с Польшей казачья верхушка получила под свой контроль Украину, природа сугубо украинской власти, несмотря на пережитые Украиной исторические перипетии, остается неизменной.

О малороссийских казаках историк В.О. Ключевский писал так: «…Бить и грабить пана и торговать саблей — в этих двух интересах замкнулось все политическое миросозерцание казака, вся социальная наука, какую преподавала Сечь /…/ Свои боевые услуги казаки предлагали за надлежащее вознаграждение и императору германскому против турок, и своему польскому правительству против Москвы и Крыма, и Москве и Крыму против своего польского правительства».

В характере казачества можно обнаружить множество черт, указывающих на его родство с современным уголовным миром (поэтому, кстати, и для «экспроприаторской» идеологии коммунистической власти украинские казаки всегда были «социально-близкими»).

При всем романтическом ореоле, неизменно сопровождающем описание в художественной и даже научной литературе жизни малороссийского казачества — у всякого непредвзятого исследователя хищнический его характер не вызывает сомнений. «У казаков, — писал Николай Ульянов, — с давних пор жила мечта получить в кормление какое-нибудь небольшое государство. Судя по частым набегам на Молдово-Валахию, эта земля была раньше всех ими облюбована /…/ Казаки чуть не целое столетие продолжали попытки завоевания и захвата власти в дунайских княжествах. Прибрать их к рукам, учредиться там в качестве чиновничества, завладеть урядами таков был смысл их усилий». В результате крестьянской войны, возглавленной Хмельницким и приведшей к отпадению от Польши левого берега Днепра, казачья верхушка получила «в кормление» всю Левобережную Украину.

Чтобы иметь приблизительное представление о том, какого рода порядки установились на Украине после Переяславской Рады и удерживались больше столетия (при формальной власти Москвы), достаточно вспомнить недавнее правление чеченских полевых командиров в независимой Ичкерии. Когда казачья верхушка получила в свое безраздельное владение Украину, на Украине осуществилось нечто похожее на то, что в нынешних выражениях обозначается словосочетанием «криминалитет пришел к власти». Новые хозяева Украины принялись энергично закабалять своих же собратьев, постепенно прибрали к рукам их землю… — так что спустя 130 лет после восстания Хмельницкого прежде социально почти однородное население Малороссии оказалось разделенным на немногочисленных владельцев несметных богатств и их бесправных рабов. После этого центральной власти, когда у нее дошли, наконец, руки до наведения порядка на Украине, оставалось лишь узаконить фактически существующее крепостное право. Как отмечает в своей книге Николай Ульянов: «…Главным источником обогащения служил, конечно, уряд. Злоупотребление властью, взяточничество, вымогательство и казнокрадство лежат в основе образования всех крупных частных богатств на Украине». (Все это поразительно напоминает теперешнюю Украину, начиная от радикального расслоения ранее имущественно однородного населения и кончая основными источниками приобретения сегодняшних «несметных богатств»…)

С тех самых пор характер правящей на Украине верхушки, по сути, не изменился. Аппетиты ее, направленные в первую очередь против подвластного ей населения, ограничивались лишь время от времени вмешательством центральных властей.

Кстати, нельзя не отметить и то, что беспримерная продажность правящей украинской «элиты» выражалась не только в той легкости, с какой ее представители переходили в свое время из православия в католичество, превращались в польских панов или в сегодняшнем их головокружительном перевоплощении, когда все они поголовно сделались «национально-свидомымы». Можно вспомнить также и годы Советской власти: когда это было выгодно, упомянутая «элита» также запросто становилась поголовно русскоязычной. Такое приспособленчество вызывало законное отвращение у многих простых граждан, и влекло за собой определенную дистанцированность простого народа по отношению к тому языку, на котором изъяснялась эта «элита» и который тогда был русским. Между прочим, в советское время представители именно этой чиновной породы более всего отличались и в тех притеснениях украинствующих, ответственность за которые в наши дни привыкли сваливать целиком на Москву.

Надо сказать, что качества, присущие местной украинской власти, роковым образом проявились и в трагическое время голода на Украине — годовщины которого теперь регулярно «празднуются» самостийниками. Голод 1932–1933 годов идеологи самостийничества беззастенчиво пытаются «пришить к делу» о «геноциде украинского народа», якобы осуществленном российской властью — изображая дело так, будто это Москва хотела задушить украинцев посредством голода. Однако, помимо того, что голод 1932–1933 годов постиг не одну Украину, а всю территорию юга страны, находящуюся в степной и лесостепной зонах (в процентном отношении больше всех пострадали казахи) — вину за массовую гибель людей должны разделить со Сталиным и местные украинские власти. «Вожди» на местах, по свойственной им неспособности понимать подлинные государственные интересы, думали не о благе народа — а озабочены были в первую очередь тем, чтобы получше отчитаться и выслужиться перед Иосифом Виссарионовичем. И если голод 1932–1933 годов особенно больно ударил именно по Украине, то в этом повинно не только то обстоятельство, что по климатическим своим особенностям Украина оказалась в его эпицентре, но и то, что местные украинские власти больше чем власти в других регионах страны преуспели в выполнении гибельных директив. Заметим также, что в так называемой «правой оппозиции» в Политбюро, которая в свое время противилась сталинским планам «коллективизации», приведшим в конце концов к голоду, украинцев не было….

Помимо дурной наследственности, на повадки нынешних обитателей украинских «корыдорив влады» и на сам стиль правления, который установился сегодня на Украине — в немалой степени влияет и отсутствие традиций, связанных с самостоятельной государственной жизнью этой территории. И это отсутствие вряд ли способен восполнить кратковременный опыт «дэржавотворэння» марионеточных украинских «дэржав» эпохи гражданской войны — хотя именно этому опыту — «марионеточного дэржавотворэння» — прилежно следует сегодняшняя украинская власть. Правда, нынешние украинские власти при всяком удобном случае также заявляют, что в деле государственного строительства они опираются на «дэмократычни традыции козацькойи дэржавы». Поэтому, стоит ли удивляться, что стиль правления в украинской «дэмократычний дэржави» так сильно напоминает те образцы «козацького устрою», которые запечатлены Гоголем в незабвенном «Тарасе Бульбе». К примеру, всякие выборы на Украине заставляют вспомнить о том, как, в рамках «запорожской демократии», Тарас Бульба добился переизбрания неугодного кошевого («сговорившись с тем и другим, задал он всем попойку…» и т. д.). А всевозможные украинские референдумы — неизменно возвращают нас к тем страницам из «Тараса Бульбы», где описывается, как уже новоизбранному кошевому понадобилось нарушить данную султану клятву, — (что было затруднительно по причине того, что «клялись /…/ нашей верою») — и он, для того чтобы подвести «законное основание» под нарушение клятвы, организовал народное «волеизъявление»: «Пусть только соберется народ, да не то что по моему приказу, а просто своею охотою. Вы уж знаете, как это сделать. А мы с старшинами тотчас и прибежим на площадь, будто бы ничего не знаем». После, когда народ должным образом высказался и все устроилось так, как хотел кошевой, — кошевому осталось лишь с удовлетворением заключить: «- Когда так, то пусть будет так. Я слуга вашей воли. Уж дело известное, и по Писанию известно, что глас народа — глас Божий. Уж умнее того нельзя выдумать, что весь народ выдумал».

Конечно, в истекшее десятилетие не только на Украине, но и в России можно было не раз наблюдать такого рода «проявления демократии» — однако для России все это лишь временные отклонения от давно устоявшейся традиции.

В принципе же, подобной проблемы в России не существует. Ведь современная Россия выступает преемницей всех прежних русских государств — от Киевской Руси до Российской империи и Советского Союза (если, конечно, можно его считать русским государством). Этим государствам доводилось нести на себе ответственность не только за судьбу русского мира, но и за судьбу Славянства, за судьбу Православия, и даже — (вспомним СССР) — за судьбу множества государств, расположенных в разных концах земного шара и входивших в так называемый «социалистический лагерь». Все это дает возможность теперешней российской власти использовать накопленный столетиями опыт государственной жизни и государственного строительства. За долгие годы в России выработаны и вошли в государственный обиход определенные требования, которым должен, в идеале, соответствовать «государственный человек». Ему должны быть присущи ответственность, готовность к высокой степени самоотдачи (вплоть до самоотречения), способность мыслить в государственном масштабе и т. д. Для русской (в том числе и советской) традиции вполне привычен и узнаваем сам тип человека, посвятившего себя государственной службе. И хотя на этом поприще попадалось сколько угодно людей малопривлекательных, вроде тех одиозных фигур, изображению которых посвящено немало обличительных страниц русской литературы; однако примеров беззаветного и самоотверженного служения тоже известно немало. Конечно, подвижники среди государственных служащих в России никогда не составляли большинства, но именно на них держалось всегда государство российское.

Нынешней же Украине в этом смысле опереться не на что. Украинцы, как правило, плохо понимают, что такое государство и для чего оно существует (притом, что сами весьма охотно поступают работать на государственную службу). Занятие государственного поста на Украине воспринимается несколько по-иному, нежели это принято было в российской (и, впоследствии, в советской) традиции. Государственная служба тут скорее напоминает одну из форм частного предпринимательства. Трудно представить себе украинское должностное лицо, которое упускало бы свой «интерес» из-за того, что ему «за державу обидно».

Конечно, на Украине и прежде, даже в советские времена, местная правящая прослойка слишком уж большим рвением на государственной службе не отличалась. Это, отчасти, связано было с тем, что власть на Украине являлась, во многом, номинальной — и потому ее представители, в меньшей степени неся ответственность за судьбу страны — в большей, сравнительно, степени склонны были к тому, чтобы находясь на государственных постах, решать частные свои проблемы. Это дало возможность развиться на Украине некоторым «местным особенностям», вроде прочно укоренившегося тут «кумовства» — по причине которого в больницах нас лечат, в вузах учат, на государственных должностях нашим государством управляют… — совершенно не те, кто призван это делать по своим способностям и талантам, а чей-то кум, сват, брат… Однако прежде, когда проявления такого рода слишком уж выходили за рамки дозволенного — все это сдерживалось посредством вмешательства центральных властей. Тогда как сейчас, сохранив (и существенно приумножив) традиционную для себя безответственность и привычку на государственной службе «не упускать свое» — украинская верхушка приобрела, вдобавок, и безнаказанность…

В условиях нынешней Украины прирожденный анархизм украинцев накладывается на несерьезность самого украинского государства, которое, несмотря на все декларации и декорации, совершенно не воспринимается как наследник Киевской Руси, а скорее напоминает некое «общество с ограниченной ответственностью», созданное случайно собравшимися вместе людьми для решения тех или иных личных и сиюминутных целей.

Беда также в том, что тот стиль поведения, который задан украинской властью, развращающе действует на народ. На Украине всякий, кто хочет преступить закон, к примеру, украсть — с легкостью находит себе оправдание в неизмеримо большем воровстве власть имущих — после чего, вооружившись спасительным лозунгом «все воруют», с «чистой совестью» принимается за реализацию своих намерений.

В наши дни степень вовлеченности самого народа в разворачивающихся на Украине самоубийственных процессах принимает угрожающий характер.

На Украине правящая верхушка и простые смертные всегда представляли собой чуждые два народа, смотрящие в противоположные стороны. Однако, если раньше народ неизменно выступал в роли хранителя духовных устоев, обеспечивающих выживание нации — чем во многом смягчал последствия деятельности продажной «элиты» — то сейчас это его защитное свойство в значительной мере им утеряно. Сегодня представители «народных низов», по внутренней своей сути, по своим настроениям и упованиям, мало чем отличаются от представителей правящего на Украине сословия — и, если и составляют с ним, как и прежде, два враждующих лагеря, то только в отношении имущественном. Рядовые украинцы очень охотно ругают власти своей страны за коррупцию и всякого рода злоупотребления, однако главное несчастье нынешней Украины в том, что если выдернуть произвольно из народной среды едва ли не любого такого ругателя и вознести его на высокий государственный пост — он неминуемо станет вести себя точно таким же образом, как и ругаемые им высшие государственные чиновники…

В заключении, стоит, пожалуй, сделать необходимую оговорку. Содержащуюся в данной главе характеристику власти на Украине — ни в коем случае не следует понимать как утверждение о некой будто бы органической неспособности украинцев к государственной деятельности вообще.

Все дело — в самом государстве. Свойственные населению Украины анархические наклонности (воспитанные исторически, по причине частой смены на этой территории политических декораций) негативно проявляются на государственном поприще, как правило, тогда, когда само это государство не имеет подлинно серьезного смысла — то есть когда оно в малой степени отвечает коренным интересам населения края. Так происходило всякий раз, когда назначение этого «государства» (или тех или иных его структур) сводилось к декоративности. К примеру, когда на него была возложена роль символизировать отдельность этой территории от России. Так было когда украинским «государственным деятелям» приходилось представлять местную, украинскую, власть в условиях формально обособленной Украины (во времена Гетманщины в Российской империи, или УССР — в Советском Союзе). Так повторяется и сейчас (только с неизмеримо большим размахом), в нынешней «нэзалэжний дэржави» — в условиях обособленности реальной. Сегодняшний же образ действия украинской власти, помимо ее врожденных качеств, определяется тем положением, в котором она находится и по причине которого она в большей степени подотчетна Соединенным Штатам, международным организациям и т. д. — чем своему народу (притом, что отчитываться ей приходится, в основном, по поводу своего «геополитического поведения»).

Напротив, в общерусской системе власти, украинцы, которые были вовлечены в государственное дело (в дореволюционной России, в СССР) и проникались государственными интересами — проявляли себя (и сейчас проявляют — в России) в высшей степени положительно.

Будучи в сравнении с великороссами, более спокойными, рассудительными, приземленными — что немаловажно в делах государственных — украинцы всегда находили себе должное применение на поприще государственного строительства в системе русской цивилизации.