Заложив крутой вираж, к нам с небес спускалась крылатая лошадь, чёрная, как сама тьма. Глядя на это чудо природы, я вспомнила слова призыва, и в мыслях промелькнуло: «Так вот ты какой, Сивка-Бурка!».
Даже то, что из ноздрей крылатой бестии вырывался дым вперемешку с яркими искрами, как и было описано в сказке, не ужасало, а скорее восхищало.
Что, если всё, о чём мы читали в детстве – правда? Лешие, водяные, русалки… Зверь этот, что стоял, пялясь, как и я, на наш крылатый транспорт с раскрытой от удивления пастью. Если судить по сказкам и легендам, то он – не кто иной, как оборотень. Полная луна дополняла картину, напоминая сцены из фильмов ужасов. Жуть! А призраки, ведьмы, упыри..? Не об этом ли молчала мама, желая для своих дочерей счастливого детства, а не того кошмара, что сейчас нас окружал? Вот же ёлки зелёные! Тогда и правда мама поступила правильно, не рассказав нам о существовании подобных соседей. Стала бы я в детстве купаться в речке, понимая, что где-то в глубоком омуте может сидеть, поджидая свою добычу, какая-нибудь водная нечисть? Уж точно нет!
Пока я предавалась философским размышлениям, лошадка, махая перепончатыми крыльями, приземлилась чётко по центру площадки и, выдохнув мне в лицо струйку дыма, будто проверяя на прочность нервную систему, опустилась на колени, видимо, предлагая забраться к себе на спину.
Только ненормальный чудик согласился бы на такой полёт, да ещё и без седла. Но разве у меня был выбор? Рычащий неподалёку зверь ясно дал понять: нет!
– Ты не знаешь, во что ввязываешься, девчонка, – не сдавался мохнатый преследователь, расхаживая рядом с краем площадки, но не заступая за него ни на сантиметр.
– Вот как раз и узнаю, – устало пробормотала я, подсаживая Маришку, забираясь на чёрную спину следом и придерживая сестру впереди себя, – всё лучше, чем находиться в компании таких как ты.
Резкий взмах кожистых крыльев мгновенно вытеснил все посторонние мысли из головы, заставив думать только об одном – как бы ни свалиться с лоснящейся чёрной спины.
Крылатое существо набирало высоту, и мне стал виден маленький хуторок, где мы жили не зная горя целых три года, хотя до этого не задерживались на одном месте даже на год. Родители объясняли частые переезды папиной секретной работой, но сейчас, глядя на то, как над домом, ставшим родным, разгорается зарево пожара, уже сомневалась, так ли это было на самом деле.
Мы будто всё время скрывались от кого-то, иногда срываясь с обустроенного места на ночь глядя, беря с собой лишь самое необходимое. Поэтому у нас с Маришкой никогда и не было больших игрушек: чтобы не расстраиваться, что полюбившегося мишку или слоника не берём с собой, поскольку те не влезают в багажник машины, набитый вещами. Раньше я об этом не задумывалась, воспринимая все переезды как само собой разумеющееся, но сейчас, на фоне сегодняшних событий, они таковыми уже не казались.
Вынырнув из воспоминаний, я вдохнула полной грудью ночную прохладу, любуясь яркими звёздами над головой и луной, властвовавшей над миром в этот час. Маришка, откинувшись мне на грудь, задремала, я же продолжала всматриваться в ночную мглу, раздумывая, что же ждёт нас впереди.
Перспектива вырисовывалась довольно мрачная, но я верила, что пройдёт день-два и родители нас отыщут. Как прежде, конечно, уже не будет, поскольку воспоминания не стереть; но близость родных людей поможет справиться с этим. Главное, чтобы моя вера не обернулась горьким разочарованием.
Прислушиваясь к себе, я представила мамино улыбающееся лицо – и вдруг почувствовала отклик, словно коснулась её наяву. Жива! Что бы там ни говорил тот клыкастый, она жива!
Размеренные взмахи крыльев убаюкивали, сказывалась усталость – да это и немудрено после всего, что пришлось сегодня пережить. Но осознание того, что мама жива, будто смыло с души ту мерзость, с которой пришлось столкнуться, наполняя её умиротворением.
Глаза стали закрываться, и бороться с дремотой становилось труднее. Наверное, я бы поддалась ей, если бы внезапно ухнувшая сова, пролетавшая неподалёку, в одно мгновение не выдернула меня из цепких объятий сна, заставив вспомнить, что спать сейчас нельзя ни в коем случае.
Внизу в лунном свете блеснула река, к ней-то мы и стали снижаться. Только когда до земли оставалось не больше пары метров, я заметила на опушке дремучего леса, разросшегося по всему склону, небольшой домик, в окнах которого горел свет.
Чем ближе мы подлетали к избушке, тем меньше мне хотелось в неё заглядывать: уж очень она напоминала ту самую, из сказок, где жила приветливая хозяйка с костяной ногой, способная и накормить, и в баньке попарить… и зажарить в печи.
Возможно, я себя накручивала, но после того, что успела увидеть за последние пару часов, каждый кустик мне казался подозрительным, не говоря уже об одинокой избушке в лесу. Тем более, что видела я её со спины крылатого существа, похожего на лошадь. Так что закрадывающиеся смутные сомнения казались вполне естественными.
Лошадиные копыта вонзились в землю, перепончатые крылья, сделав по инерции пару резких взмахов, сложились вдоль упитанных боков, а я по-прежнему продолжала цепляться за роскошную чёрную гриву, словно за спасательный круг, оттягивая момент, когда нужно спускаться на землю.
Наш транспорт с этим решением был категорически не согласен, о чём и поспешил известить лёгким взбрыкиванием.
– Ладно-ладно, слезаю. Нервный ты какой-то, – ворчала я, буквально сползая на землю, поскольку за время полёта отсидела себе всё, что только можно. Твёрдо встала на ноги, сняла с лошадиной спины полусонную Маришку, погладила бархатистый бок и пробормотала: – Спасибо, Сивка!
Тот удивлённо вскинул голову, кося на меня лиловым глазом – видимо, не рассчитывал на такие телячьи нежности – и внезапно боднул меня в ответ мордой в плечо, да так, что, пошатнувшись, я чуть не растянулась в высокой траве, влажной от росы, удержавшись только чудом.
С языка уже готово было сорваться крепкое словцо, когда справа подозрительно треснул сухой сучок, мгновенно напомнив о материнском предупреждении.
– Ильинична, это я, Настёна, дочь Светланы, – торопливо прокричала я, надеясь, что ещё не поздно известить хозяйку о том, кем является незваный гость, пожаловавший к её порогу.
– Тьфу, поганку тебе на голову, а я ведь чуть на тебя Мишку не напустила, – раздался со стороны дома довольно бодрый женский голос. – Что сразу-то не сказала?
– Растерялась, – промямлила я, опустившись без сил на землю, и, всхлипнув, разревелась как маленькая. Откат после нервного перенапряжения накрыл меня по самые уши. Стоило только почувствовать себя в относительной безопасности, как моя хвалёная выдержка решила, что переживаний для одного дня достаточно и можно отправляться на покой, оставив один на один с накатившей истерикой.
– Ну что ты, девонька, успокойся. Чего бы там с вами ни приключилось, всё уже позади, – обеспокоенный женский голос раздался совсем близко, но из-за слёз я не смогла как следует разглядеть хозяйку, – и вообще, хватит попой землю греть. Ей от этого теплее не станет, а вот ты можешь запросто простудиться. Вставай!
Не особо церемонясь, меня ухватили за шкирку, как котёнка, и рванули вверх, помогая подняться. Конечно, не очень-то вежливо получилось, но подействовало отрезвляюще. Вот же, развесила нюни, да ещё так не вовремя.
– Спасибо, – шмыгнув носом и утерев рукавом слёзы, поблагодарила я, впервые за всё время как следует рассмотрев хозяйку – не молодую, но довольно симпатичную женщину с уставшим взглядом и хмурой морщинкой между бровей.
– Так пока вроде не за что, – усмехнулась Ильинична, – но всегда пожалуйста. А теперь бери сестру и шагай в дом, а то Мишка волнуется, давно девиц-красавиц не видел.
– Кто? – переспросила я, подозрительно поглядывая по сторонам.
– Мишка, – повторила женщина, – тебе ещё рано с ним знакомиться, хотя… Михей, покажись гостье, – решительно продолжила она, обращаясь в ту самую сторону, откуда не так давно раздался звук треснувшего сучка. Значит, интуиция меня не подвела.
Настороженно поглядывая в том направлении, я ждала кого угодно: мужчину, парня, мальчика, даже старика по имени Михаил, но только не огромного бурого медведя, неспешно показавшегося из зарослей.
Зверь шёл вразвалочку, не торопясь, будто давая возможность вдоволь налюбоваться пятью-шестью центнерами собственного живого веса, мышечная масса которого не вызывала сомнения: порвёт и не вспотеет.
– Настя, это Михей, дурной малый, вреднющий, заносчивый, но по-своему добрый, прошу любить и жаловать, – как на светском приёме представила мне косолапого хозяйка дома. – Миха, а это Настюша, Светкина старшенькая. Красоткой выросла девка, вся в мать.
Остановившись на расстоянии вытянутой руки от нас, медведь потянул носом воздух и одобрительно заворчал.
Я стояла, замерев на месте, боясь лишний раз вздохнуть, что не укрылось от внимания Софьи Ильиничны.
– Да расслабься ты, – хохотнула она, – не тронет он тебя! Это ведь не просто дикий зверь, а оборотень, причём довольно симпатичный. Мать тебе уже рассказывала про них?
– Как – оборотень? – выдохнула я, вспомнив своего недавнего преследователя. – Оборотни же совсем другие, я видела…
Так и не закончив фразу, замолчала. А кого я действительно видела? С чего именно решила, что тот зверь – оборотень, а не какое-нибудь другое существо. Ведь об этой стороне жизни я совершенно ничего не знаю.
– Ну-ка, детка, пойдём в дом, – велела женщина, сразу став серьёзнее, – расскажешь, кого ты видела и при каких обстоятельствах. А ты, Михей, не отходи далеко от дома, а то вдруг нагрянут незваные гости. Встреть их, да так, чтобы дорогу сюда позабыли напрочь.
Медведь отошёл в сторону, уступая дорогу, за что я была ему благодарна, поскольку огромный зверь вызывал безотчётный страх. Конечно, если бы он вернулся обратно в кусты, было бы ещё лучше, но выбирать не приходилось.
Ухватив за прохладную ладошку Маришку, я отметила про себя её отсутствующий взгляд, от которого стало не по себе, и решила, что в доме сниму браслет обязательно. Пусть это было и во благо, но хотелось снова видеть озорной блеск в её глазах, наблюдать за тем, как она хмурит бровки, раздумывая над чем-то, а не эту кукольную пустоту, вызывающую отторжение.
Под ногой визгливо скрипнула ступенька, за ней другая, и крепкая деревянная дверь распахнулась сама собой, предлагая войти в хорошо освещённую комнату, словно именно этого сигнала и ждала. Хотя, может, так оно и было. Уже ничему не удивляешься, когда вокруг творятся чудеса.
Первое, что бросилось в глаза – это белёная печь, с развешанными рядом с ней пучками лекарственных трав, среди которых я узнала лишь ромашку да жёлтую пижму. Никаких черепов, паутины, чёрных кошек поблизости не наблюдалось, отчего сразу же стало легче на душе, а то понапридумывала себе не пойми что.
Чего здесь действительно было много – так это вышивки, причём не только крестиком, но и гладью. Похоже, хозяйка искренне любила рукоделие и в свободное время не ленилась им заниматься, но даже в этом чувствовалась мера.
– Хочешь снять браслет? – спросила Софья Ильинична, заметив, как я потянулась к Маришкиному запястью. – Подожди, давай я сначала приготовлю отвар. После браслета забвения будет самое то. Приняв его, она спокойно проспит всю ночь, а наутро проснётся как ни в чём не бывало. За это время мы спокойно сможем всё обсудить. Что скажешь?
– Если не навредит, то согласна, – ответила я, устало опустившись на стул.
– Вот и хорошо, вот и ладненько, – заторопилась хозяйка, наливая из эмалированного ведра в чайник воду, – я быстро.
Пока хозяйка суетилась возле печи, кипятя отвар и разогревая нехитрый ужин, я обратила внимание, что она немного прихрамывает.
– Ошибка молодости, – ответила на невысказанный вопрос женщина, – самоуверенность иногда дорого нам обходится.
– Вы умеете читать мысли? – удивилась я, готовая поверить уже всему.
– Чего не могу, того не могу, – усмехнулась хозяйка, – но ты не спускаешь взгляда с моих ног, нетрудно догадаться, о чём думаешь, – немного приподняв подол платья, она показала белый протез вместо правой ноги. – Не совершай моих ошибок, трезво оценивай свои силы. Говорят, что любопытство – это не порок, но именно оно иногда нас заводит в такие дебри, куда лучше не соваться.
– Вы случайно не Баба-Яга, костяная нога? – решила немного пошутить, в попытке сгладить неловкость.
– А что, похоже? – хохотнула Софья Ильинична.
– Нет, – замотала головой, – просто я сегодня видела много того, о чём читала только в сказках, что в голову лезет всякая чушь. Извините, если обидела, шутка получилась неудачная.
– Давай-ка ты расскажешь мне, что видела, а потом мы уже поговорим о том, кто я есть и что здесь делаю. Договорились?
– Договорились, – вздохнула я, и, потерев ладонью лоб, пытаясь сконцентрироваться на воспоминаниях, начала свой рассказ, к концу которого Софья Ильинична стала ещё задумчивее.
– Значит, родители держали вас в неведении… – протянула она, скорее утверждая, нежели спрашивая.
– Да, – согласно кивнула я, и в это время в животе предательски заурчало, извещая радушную хозяйку, что её гости голодные.
– Вот же карга старая! – всплеснув руками, запричитала она. – Нужно же гостей сначала накормить-напоить, а потом уже и расспрашивать!
Расставив тарелки на столе, женщина вернулась к теме нашего разговора:
– Я могу понять твою мать, каждая желает своему ребёнку только лучшего, но незнание в нашем деле может привести к плачевным результатам. Ладно, разберёмся, а пока снимай браслет с сестрёнки, поужинаем спокойно. Потом уже продолжим разговор. Как раз будет время, чтобы всё обдумать и решить с чего начать.
– Где мы? – задала вопрос Маришка, стоило только снять с неё артефакт.
– В гостях у маминой подруги, – ответила я, с сомнением поглядывая на то, как хозяйка ставит перед малышкой глиняную чашку с рассыпчатой пшённой кашей, отрезает кусочек масла и кладёт его сверху.
– А почему я не помню, как мы здесь оказались? – продолжала расспрашивать сестрёнка.
Вот и что ей на это ответить?
– Так спала ты крепко, поэтому и не помнишь, – пришла на выручку Софья Ильинична.
– А мама с папой где? – очередной вопрос заставил сердце болезненно сжаться в груди.
– Уехали по делам, – не растерялась женщина; при этом предупреждающе взглянула на меня, чтобы не ляпнула чего лишнего, – а вы пока погостите здесь. Тут неподалёку есть нора, где неделю назад родились лисята, такие забавные. Могу завтра показать, если хочешь.
– Конечно, хочу! – личико Маришки засветилось от предвкушения.
– Вот и замечательно, – откликнулась тётушка Софья, – а ещё прямо перед домом растёт земляника, так что скучать тебе здесь точно не придётся. Ешь кашу, милая, для тех деток, которые хотят быстрее вырасти, это самая лучшая еда. И про отвар не забывай, он у нас вместо чая, – приговаривала она, улыбаясь такой доброй улыбкой, что запросто могла бы открыть путь к любому сердцу.
Если честно, я не думала, что Маришка станет есть кашу: в еде она была привередой; но, как ни странно, та уплетала за обе щеки, с восхищением поглядывая на Софью Ильиничну, и закончила ужин даже быстрее меня.
Да, что ни говори, а мамина знакомая умела к себе расположить и пользовалась своей способностью мастерски, поэтому минут через пятнадцать сестрёнка уже спала на лежанке со счастливой улыбкой на лице, сытая и довольная.
– Как вам это удалось? – моему удивлению не было предела. – Обычно накормить Маришу и уложить её спать не так-то просто.
– К каждому человеку можно найти подход, – ответила та, отводя взгляд в сторону, будто что-то терзало её изнутри, – а уж к деткам тем более. Просто в повседневной суете мелочи, которые могут в этом помочь, ускользают от нас. Я прожила на этом свете очень долго и научилась видеть то, что другие не хотят замечать, считая недостойным внимания, напрочь игнорируя свой внутренний голос. А ведь прислушиваясь к нему можно избежать немало проблем…
Женщина собиралась сказать что-то ещё, но в эту секунду на улице раздался уже знакомый мне вой, и сердце ушло в пятки от осознания того, что за гости появились у порога.