Глава 3. Вот это кино!

– Банда «котов» снова вышла на охоту. Ограблен дом княгини Ежелицкой!

– В театре Ермолова сегодня выступает столичная прима, балерина Гроцька!

– Сенсация! Страшный пожар в здании Генерального штаба!


Звонкие крики разносящих газеты мальчишек резали уши. По улице неслись запряженные лошадьми повозки, которыми управляли мужчины, как на подбор крепкие, в высоких шапках с желтыми лентами. Все без исключения прохожие щеголяли в одежде, что была на пике моды лет сто назад…

Почему никто не пялится в телефон? У меня лично руки уже зудели без привычного гаджета. А эти ходят себе. Либо молчат, либо беспечно беседуют друг с другом.

Впрочем, чему я удивляюсь? Это же Питер. Наверное, снимают какое-нибудь историческое кино. Успокойся, Маша. Нашла из-за чего паниковать.

Поднявшись из сугроба, я отряхнула от снега платье. Затем обмотала шалью голову и грудь, а концы завязала на поясе.

Главное, проскочить соседей и охрану дома. Тогда никто не обратит внимание на грязную оборванку. И уж точно не свяжет ее с известной инстамоделью и коуч-мотиватором Марией Вольновой.

Решив пройти закрытый для сьемок квартал пешком, я отправилась в путь. Никто из пешеходов, как ни странно, не провожал меня удивленными взглядами. Вопросов «что я здесь делаю?» и «кто меня пустил на площадку?» тоже не задавали.

Все вели себя так, словно ничего необычного не происходит. И только я затравленно озиралась по сторонам, опасаясь очередного наезда.

Квартал шел за кварталом, улица за улицей, поворот за поворотом, а ничего не менялось. Что за кино такое кассовое, что полгорода под него отдали? И дома так быстро подретушировали. С них же каждый день куски плитки отваливались. Иногда даже на головы особо «везучим».

По-настоящему не по себе мне стало напротив дома под номером семнадцать, где по моему внутреннему навигатору должен был жить Славик. Вместо обычной парадной, меня встретила огромная вывеска над дверью «Ресторанъ «Доминик»». Вот так, с твердым знаком и закосом под старину.

Я с трудом сглотнула застрявший в горле ком. Огляделась по сторонам. Заметила стоявшего неподалеку мальчишку с газетами и рванула к нему.

Выхватив из его рук свеженапечатанный номер, поднесла его к глазам и вчиталась в дату.

“«Русскiя Въдомости», Понедельник, 6 января, 1900 г.”

Сердце тут же застучало с бешеной скоростью. Голова закружилась, живот скрутило, а руки задрожали.

Все еще боясь отпустить последнюю надежду, я перевела взгляд на мальчишку, что, протянув руку, ждал оплаты.

– Малыш, а вы тут кино снимаете, да?

Складка между его бровями стала глубже.

– На голову ударенная? Какой я тебе малыш? – огрызнулся он. – Гони пятак, а то влеготку полицейских кликну.

– Не надо полицейских, – закачала я головой, возвращая ему газету. – На, возьми, нет у меня денег.

Резко развернувшись к нему спиной, я бросилась бежать.

Если это не сон, значит я в полной заднице.

А это точно не сон. Во сне у людей не ломит мышцы от боли, а тело не сковывает свинцовая усталость. По крайней мере, я не слышала ни об одном подобном случае.

Пока я бежала, не разбирая дороги, не смотря по сторонам и боясь сбавить темп, сама не заметила, как очутилась в каком-то пустынном дворе.

Пытаясь отдышаться, я затормозила и согнулась пополам. Это и стало моей критической ошибкой.

Разгоряченное после бега тело тут же пронзило холодом и меня начало колотить. Хорошо так. Душевно. Аж зуб на зуб не попадал.

Зато затупились почти все чувства. Включая те, что отвечали за адекватное восприятие действительности. Проще говоря – мне стало плевать на тот абсурд, в который я угодила. На первое место вышел инстинкт выживания.

Вдобавок к прочим несчастьям, от голода свело желудок. Из-за жесткой диеты я уже неделю нормально не ела, а сегодняшний стресс срочно требовалось чем-нибудь зажевать.

Тут я и учуяла сквозь запах навоза и сырости, пряный аромат корицы. Где-то совсем рядом находилась кондитерская или пекарня. А значит, мне туда.

Пошатываясь, я прошла между домами. Ориентируясь на шум, свернула за угол и очутилась в эпицентре столпотворения.

По кругу расчищенной площади были установлены крытые прилавки, что буквально ломились от избытка товаров: одежды, сладостей, игрушек, горячей пищи, домашней утвари. Покупатели, весело перекрикивая друг друга, торговались с продавцами. Дети катались с горки. Молодежь – на санях. Остальные окружали палатки, где шло кукольное представление и мини-спектакли.

На рынок данное место мало походило. Скорее на ярмарку. Но, по сравнению с теми, где мне случалось бывать, эта – намного масштабнее и веселее. Я бы, наверное, даже прониклась атмосферой… если бы не холод и периодически выводящий совсем не звонкие трели желудок.

Денег нет. Значит либо идти побираться, либо вспомнить нищее детдомовское детство и попробовать что-нибудь скоммуниздить.

Первый вариант долгий и сложный. К тому же я не знаю, как здесь относятся к просящим милостыню – одаривают монеткой или под белы ручки и в тюрьму. А значит…

Найдя глазами самый оживленный прилавок, где высокий бородатый мужчина в черном полушубке торговал плавающими в мутной воде яблоками, я двинулась к нему. Покрутилась, повертелась за спинами покупателей, затем дождалась, когда они отвлекут продавца своими вопросами, и сунула руку в бочку.

Схватить мягкое, моченое яблоко у меня получилось, а вот спрятать его в складках юбки – уже нет.

Мужик попался уж больно расторопный. Резко сцапал меня за локоть, вырвал добычу, бросил ее обратно в бочку, а меня толкнул.

Поскользнувшись на льду, я упала и охнула, больно ударившись коленом.

– Вот мерзавка, воровать у меня вздумала! Руки об тебя пачкать не хочу, а то бы по щам надавал. А ну подымайся, сейчас служивых кликну. Пущай сами с тобой разбираются! – он замахнулся, явно собираясь приложить меня тяжелой ладонью по голове.

Пытаясь защититься, я вытянула руки, и тут мой взгляд зацепился за их внешний вид.

Куда делся мой свежий европейский маникюр за десять кусков? Что это за грязь под ногтями? И почему кожа так шелушится?

Это стало последней каплей.

Из глаз бурным потоком хлынули слезы, участилось дыхание, бросило в дрожь и в груди закололо. Знакомые симптомы. Кажется, меня второй раз в жизни накрыло панической атакой.

– Ах ты упырь! Сволота! Чего злой как вурдалак? На девочку накинулся, – бросилась на мою защиту седовласая старушка. – А ты не плачь, болезная. Проголодалась небось? Айда, бабка Глаша тебя досыта накормит.

С этими словами, она помогла мне подняться. Утерла грязным передником мне лицо. Пригрозила кулаком бородатому мужику, что продолжал осыпать меня проклятиями, и повела к прилавку, рядом с которым кипел на костре огромный чан.

– Хватит слезы лить. Петро только пугать любит. Сам бы тебя и пальцем не тронул, – старушка завела меня через заднюю дверь в деревянное строение, где усадила на лавку и всучила полную до краев деревянную чашку. – Хлебай. Да смотри не пролей.

От горячей похлебки валил стойкий мясной аромат. Он щекотал ноздри и дразнил желудок, который это самое мясо уже два года в глаза не видел.

Вот как ударилась в веганство, так и завязала с животной пищей. Жалела коров, боролась в своем блоге за права свиней. А сейчас чувствовала, как рот наполняется слюной, и никакого стыда или отвращения.

За неимением ложки, я поднесла край миски к губам и начала пить, словно чай. Щурясь от восторга, когда попадались твердые комочки и по внутренностям растеклось блаженное тепло, согревающее каждую косточку в теле.

– Красивая ты девка, но какая-то бледная. Худющая. Платье мешком висит, – наблюдая за мной, покачала головой старушка.

– Простите, бабушка, я совсем не в ресурсе.

– Ась? – нахмурилась она и поднесла ладонь к уху. Я махнула рукой и продолжила наслаждаться похлебкой. – Вот и правильно. Ешь, милая.

– Спасибо, очень вкусно, – улыбнулась я ей.

Опустошив миску, я вернула ее хозяйке, а сама поднялась и застыла, не зная, что делать. В этой мини-избушке, несмотря на открытое окно, за которым начинался прилавок, было довольно тепло. А снаружи меня снова ждали холод, голод и неизвестность…

Верно уловив охватившее меня замешательство, бабка Глаша схватила меня за руку и вновь усадила на лавку.

– Откуда ж ты такая непутевая будешь?

– Даже если я вам скажу, вы не поверите, – грустно вздохнула я, опуская голову.

Рассказать хотелось. Поплакаться. Переложить свои проблемы на чужие плечи и просто уснуть. А когда проснусь в своем доме и собственной постели, узнать, что все сегодняшние события оказались страшным кошмаром. Или приходом от випассаны.

– А ты попробуй. Я много дивного за свою жизнь повидала. Меня мало чем удивить можно.

– Кажется, я у вас тут… из будущего.

Судя по вытянувшемуся лицу, старушка ожидала чего-то менее сверхъестественного. Вроде рассказа о сбежавшей от тирана невесте, или освободившейся из плена рабыне. Но довольно быстро взяла себя в руки и покачала головой.

– Не слабо тебя челом приложило, болезная, – она погладила меня по плечу, но осторожно. Как гладят незнакомую собаку, опасаясь, что та цапнет. – Как звать то тебя?

– Маша, – не сдержавшись, всхлипнула я.

– Эх, Маша, Маша… растеряша. Будем знакомы, что ли? Зови меня Глафирия Петровна. Родня-то у тебя есть? Или вся там… в будущем твоем осталась?

Последнюю фразу она произнесла насмешливо, не пряча от меня улыбку.

– Нет у меня родни, – отвернулась я к окну. – Ни в будущем, ни здесь. Я в аварию на машине попала. Очнулась сегодня утром в каком-то нищем клоповнике. А потом появилась рыжая тетка с бородавкой на носу. Сказала, что она моя мачеха. Избивать принялась, велела на работу идти и кричала, чтобы без денег не возвращалась. А я не знаю, что за работа. Куда идти и что делать… Я даже как в ее квартиру вернуться не помню.

Пришел черед Глафирии Петровны тяжело вздыхать и изумленно хлопать глазами. Но надо отдать старушке должное, справляться с эмоциями она умела.

– Дык, ты вроде не дитё совсем. Говоришь по-столичному, грамотно. Работу мы тебе быстро сыщем. Умеешь чего?

Я задумалась.

А действительно, что я умею?

Уйдя из приюта во взрослую жизнь, и получив от государства квартиру, я еще думала о том, чтобы найти работу. Видела себя репетитором по химии. Ведь со школы обожала этот предмет. А потом познакомилась со Славиком, увязла в тусовках, светской жизни. Начала вести блог, марафоны. Жила в моменте, гребя деньги лопатой и не задумываясь о будущем…

– Я – гуру, – наконец произнесла я, наблюдая за катящимися с горы детьми, что весело смеялись, толкая друг друга.

– Кура? – удивленно переспросила Глафирия Петровна.

– Гуру. Коуч-мотиватор. Учу людей жить в гармонии с собой и вселенной.

Старушка долго молчала, разглядывая меня со всех сторон. Затем пробормотала что-то похожее на «нездешняя что ли?», и, наконец, махнула рукой.

– Нет у меня тут гармони. Поможешь пока похлебку покупателям разносить. Там посмотрим. Выручкой не обижу. А вот кровом обеспечить не смогу. Сама у дочки на кухоньке ютюсь на птичьих правах. Муж у нее помер, остались семеро по лавкам.

Обрадовавшись ее предложению, и решив, что до вечера еще далеко, что-нибудь придумаю, я, естественно, согласилась.

Загрузка...