Нынче в порфире…

ЗАВТРА В МОГИЛЕ…

Некоторое время мы все молчали. Без единой мысли в голове я смотрел на вянущую сирень, меж тем как реклама «Стоматола» через равные интервалы озаряла бледным отсветом кусты и увитые зеленью беседки. Что-то поскрипывало на ветру — наверно, старая развалюха чайка, вертевшаяся на своих косых плоских крыльях.

— Кто-то нарочно повредил дерево,— сказал я наконец, как мне показалось, не своим голосом.

— Совершенно верно,— согласился Веспер Юнсон и направил фонарик к земле.— Смотрите сами.

Я нагнулся, посмотрел. Земля вокруг ствола была вынута (начальник уголовной полиции поработал на славу), и у самого дна ямки — там, где ствол поднимался из почвы,— кто-то глубоко надрезал кору, нанес дереву смертельную рану, через которую утекали жизненные силы.

— Какое варварство! — воскликнул я.

Веспер Юнсон не ответил. Он усердно светил фонариком вокруг, временами тыча в заросли кончиком зонта и причмокивая губами. Но вот он поднял взгляд к звездам, задумчиво расправил усы, коротко сказал:

— Идемте! — и направился к лестнице.

В гостиной он вдруг остановил меня.

— Согласно вашей превосходной теории, убийца застрелил Гильберта, когда Лесслер-старший внизу, в библиотеке, штудировал энциклопедию. А чтобы Свен Лесслер не обнаружил труп, оттащил его в «спальный» коридор.

Я кивнул.

Он вперевалку подошел к двери, распахнул ее настежь и обернулся.

— В таком случае на полу в коридоре должны были остаться пятна крови, верно?

— Да,— сказал я,— но ведь убийца, судя по всему, подтер кровь здесь, в гостиной. Так почему он не мог сделать то же самое в коридоре?

— Справедливое замечание,— согласился он.— Однако убийца к здешнему полу не притрагивался. Вчера. утром мы провели небольшой анализ пыли.

— Вот как,— пробормотал я, тщетно пытаясь прикинуть, какие последствия повлечет за собой этот факт.

В лифте Веспер Юнсон на удивление охотно рассказал, что в половине десятого ему позвонила горничная, в жуткой панике. Она только что ходила на крышу полить грядки и увидела, что пурпурная сирень вянет. Смеркалось, в квартире никого больше не было, удивительно ли, что давняя мрачная легенда о деревьях жизни распалила ее фантазию и нагнала страху. Она помялась-помялась и в конце концов позвонила.

Веспер Юнсон считал, что дерево изуродовали сегодня днем. Пожав плечами, он сказал, что практически сделать это мог кто угодно. Накануне вечером старушка Таппер по забывчивости не заперла железную дверцу на крыше, а ведь эта дверца ведет в другую парадную. Заперли ее только сегодня вечером.

— Никак не пойму, чего ради это сделано,— сказал я, когда мы сели в машину.

…— А вы разве не слышали о так называемой тактике запугивания? — спросил начальник уголовной полиции.

— Слышал,— сказал я.— Но, помилуйте, кто всерьез поверит, что можно напугать человека такими вещами?

— Будь это ваше дерево, едва ли вы отнеслись бы к этому так спокойно,— ответил Веспер Юнсон.

— И какую же обиду, по-вашему, убийца затаил на Нильса Лесслера?— спросил я.

Он быстро взглянул на меня.

— Почему вы решили, что сирень подрубил убийца? Я пожал плечами.

— Просто подумал, и все.

— Вот и я тоже подумал,— неожиданно сказал он.

Некоторое время мы ехали молча. Наконец я собрался с духом, но не успел открыть рот, как он заговорил сам:

— Откуда вы узнали, что я в квартире у Свена Лесслера?

Я не ошибся? Он пристально на меня посмотрел?

— Да я вовсе и не знал.— Я объяснил, как мне пришло в голову так поздно наведаться на Урведерсгренд, девять.— Чистейшая случайность.

—Странная штука — случайность,— философски обронил он.

— За сегодняшний вечер она уже не первый раз вступает в игру,— подхватил я и рассказал о партии в бридж у госпожи Эстер Карлберг.

Веспер Юнсон выпятил нижнюю челюсть и потеребил усы.

— Она что же, вправду сочла меня чудиком? — спросил он.

— Да,— кивнул я.

— Чудик,— повторил полицейский начальник и погрузился в, по всей видимости, мрачные раздумья.

— Как бы там ни было, у Клары Денер, Нильса Лесслера и его очаровательной жены Мэри, похоже, стопроцентное алиби,— заметил я.

— Вот-вот,— живо согласился он.

— Фактически алиби нет только у двоих — у Лео Лесслера и у Хелен,— продолжил я.

— Вот-вот.

— А правда, стоит ли отпускать Лео на все четыре стороны? Особенно после этой истории с сиренью. Скажите откровенно, вам не кажется, что это его рук дело?

— Вот-вот,— повторил он с той же живостью.

Я вздохнул. От Веспера Юнсона сейчас явно ничего не добьешься. Опять нашла коса на камень. Почему? Неужто слова госпожи Карлберг впрямь так задели его? Может быть, может быть.

У Тегельбаккен Класон затормозил, Веспер Юнсон протянул мне холодную руку.

— Звоните,— сказал он безучастно, словно его нимало не трогало, как и что я буду делать.

Ночью меня терзали кошмары. Я проснулся в липком поту и сел на кровати. Серый утренний свет цедился в окно. Девятый час.

Я обтерся холодной водой, выпил чашку обжигающего чаю. Свинцово-серое небо сеяло дождь. Полезно для сельского хозяйства, но не для моего тонуса. Ровно в полдесятого я набрал номер полицейского управления. Увы, господин Юнсон только что ушел, когда будет — неизвестно.

Телефон, из студии. В голосе секретарши откровенно звучали слезы. Я что же, совсем с ума сошел? Ведь сегодня меня ждали в Буросе, для съемок в крупном прядильном концерне. Один из директоров звонил, справлялся, может, фотограф Фриберг не на той станции вышел. Тон у него был до крайности ехидный.

Я прикусил губу. Бурос напрочь вылетел у меня из головы. Вот досада. Прядильный концерн принадлежал к числу моих лучших заказчиков.

— Позвоните им, скажите, я заболел… ну, словом, придумайте что-нибудь. И выясните, нельзя ли приехать через несколько дней.

— Хорошо,— сказала она.— И еще кое-кто звонил. Директор Линдскуг из «Трансокеанской», начальник отдела рекламы из «Объединенной шерсти», госпожа Хелен Лесслер и…

Я перебил ее:

— Хелен Лесслер? Что она хотела?

— Сказала, что перезвонит.

— Когда вы с ней говорили?

— Только что. Вчера после обеда звонила другая госпожа Лесслер. Мэри. Просила вас связаться с нею.

— All right.— Я положил трубку.

По телефону я вызвал такси и поехал блестящими от сырости улицами на Фурусундсгатан. На звонок никто не открыл. Видимо, Хелен куда-то ушла.

Под моросящим дождем я зашагал к Вертавеген. Что хотела мне сказать молодая вдова? Может, передумала насчет письма от свекра и решила открыть мне его содержание?

А Мэри Лесслер? Ей-то что понадобилось? Я зашел в табачный магазин, отыскал в телефонной книге номер Нильса Лесслера и позвонил. Занято. Я подождал и через несколько минут позвонил еще раз. С тем же успехом.

Тут меня осенило. А что, если просто взять и нагрянуть к этой шикарной молодой даме домой?

Я посмотрел адрес. Ётавеген, сто семь, Юрсхольм. Довольно далеко от Стокгольма, но меня это не испугало. Быстро приняв решение, я уже через двадцать минут ехал юрсхольмским поездом на север.

Мои мысли вновь и вновь возвращались к сирени и Нильсу Лесслеру… Звонок Мэри Лесслер оказался в самом деле кстати. Дал повод навестить супругов Лесслер. Я не мог отделаться от ощущения, что Веспер Юнсон не до конца понимал серьезность ситуации. Нильсу Лесслеру грозила опасность, и кто-то должен находиться поблизости.

Жил Нильс Лесслер в солидном особняке с фронтоном и низкими трубами из неоштукатуренного кирпича. Тяжелая, массивная постройка была окружена большим тенистым садом с цветущими яблонями, ухоженными газонами и цветочными клумбами.

Я уже собрался войти в высокую решетчатую калитку, когда услыхал за спиной торопливые шаги. Это был почтальон.

— Управляющий Лесслер здесь живет? — спросил он.

Я кивнул. Он достал из сумки письмо.

— Никак люди не научатся аккуратно писать цифры,— буркнул он, показывая мне конверт,-Это вот разве не четверка?

Последняя цифра действительно выглядела как четверка.

— Я тут недавно, не выучил еще, кто где живет,— пояснил он.

— Хотите, передам? — предложил я.

— Очень любезно с вашей стороны.— Он небрежно козырнул и поплелся дальше.

Позвонив у двери и дожидаясь, пока откроют, я рассеянно взглянул на письмо. Обыкновенный казенный конверт, тонкий, сероватый, адрес написан карандашом. Я посмотрел на оборот. Нет, фамилия отправителя не указана. Но сквозь тонкую бумагу просвечивали крупные темные буквы: «БЕЛЬ».

На миг мысли замерли. Потом молнией сверкнуло озарение — я плотно прижал конверт к письму. Проступили новые буквы, сложились в слово: «БЕЛЬВЕДЕР».

Гостиница, где живет Лео!

В доме послышались шаги, кто-то тронул замок, и тяжелая дубовая дверь отворилась. На пороге стояла молоденькая девушка в белом рабочем халатике.

— Дома ли госпожа Лесслер? — спросил я.

— Нет, она катается верхом,— ответила девушка.— Но скоро вернется. Входите, пожалуйста.

Я хотел было спросить горничную, дома ли сам управляющий, но услышал, как кто-то вошел в дом. В холле зазвенели шаги, и через секунду в дверях гостиной возникла изящная фигурка в костюме для верховой езды.

— Боже, до чего я вымокла! — воскликнула она.— И все равно, знали бы вы, Черстин…— Мэри Лесслер заметила меня и осеклась.

— Доброе утро,— поздоровался я.

Она подошла ко мне, сняла перчатку и, протянув руку, сказала:

— Вот замечательно!

— Я узнал, что вы вчера звонили, а поскольку оказался в ваших краях, взял на себя смелость зайти.

— И правильно сделали,— улыбнулась она.

Смотреть на нее в самом деле было одно удовольствие. Она была без шляпы, мокрые светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Оживленное личико тоже все в каплях дождя, на щеках играл свежий румянец, серые глаза блестели лукавством и юным задором. Я был, честно говоря, ошарашен. Никак не ожидал, что под маской опытной светской львицы, какую она продемонстрировала на допросе в квартире деверя, таится столько девичьей свежести.

— Я думала нынче съездить в наш загородный дом,— продолжала она.— Вы могли бы составить мне компанию, а заодно поснимать нашу ручную косулю. Я потому и звонила. Но в такую погоду ехать нет смысла,— Она посмотрела на меня.— Вы промочили ноги.

— Нет-нет, просто туфли отсырели,— ответил я.

Она повернулась к горничной; та уже направлялась к выходу.

— Черстин, вы не помните, где тапки, о которых мы говорили на днях?

— Я поставила их в шкаф, в маленькой комнате для гостей,— сказала девушка.

Я запротестовал:

— Баловство это! Они скоро высохнут.

Мэри Лесслер помахала хлыстом.

— Весенняя простуда еще хуже осеннего насморка,— решительно заявила она.— Переобуйтесь и оставайтесь обедать. Идемте, я провожу вас в комнату для гостей.

Она первая вышла в холл, мимо потемневшего старинного сундука, на котором тускло поблескивало большое оловянное блюдо. Внезапно остановилась, вернулась назад и взяла с блюда что-то белое. Письмо из «Бельведера». Секунду-другую, наморщив лоб, она рассматривала конверт, потом позвала:

— Черстин!

В дверях гостиной появилась горничная.

— Муж еще не приходил?

— Нет,— ответила девушка.— Но он уже в пути. Недавно звонил.

Мэри Лесслер положила письмо на блюдо и пошла вверх по лестнице. Я двинулся за ней.

— Мой муж с вечера был в Уппсале,— объяснила она.— На каком-то совещании. У фирмы там фабрика.

Мы пересекли светлый холл и очутились в небольшой комнате, где все — стены, гардины, ковры — было выдержано в красных тонах.

— Красная комната? — сказал я.

Мэри Лесслер кивнула.

— Вторая комната для гостей у нас зеленая.— Она прошла к шкафу, открыла дверцу.— Ага, вот они,— Она нагнулась, слазила в узкий шкаф, достала коричневые тапки. Выпрямляясь, задела одежные плечики, и они упали на пол. Я поднял их и хотел повесить на место, как вдруг замер. На плечиках крупными буквами стояло: «Отель «Бельведер».

Я с удивлением смотрел на эту надпись, Мэри Лесслер рассмеялась.

— Ради бога, не думайте, что мы крадем вешалки. Ее забыл здесь мой деверь.

— Ваш деверь?

Она кивнула.

— Лео Лесслер. Вы же видели его. Минувшей осенью он жил у нас целую неделю — гостиница была на ремонте.— Она скривила рот.— Заперся тут в комнате. Книгу решил писать.

— Тоже его? — спросил я, показывая на тапки.

— Кажется, да,— ответила она.— Он тут много чего позабывал, когда перебирался обратно в гостиницу.— Она кивнула на узкую дверь в торцевой стене.— Там умывальная, на случай, если вам захочется освежиться.

— Спасибо,— сказал я.

Большие серые глаза весело улыбнулись. А в следующий миг она исчезла.

Я снял мокрые ботинки, сунул ноги в коричневые тапочки. Как на меня сшиты, подытожил я довольно хмуро. У меня был сорок третий. Лишнее подтверждение, что это нормальный размер Лео Лесслера.

Я не спеша вымыл горячей водой руки, старательно причесался. Почистил щеткой костюм и вышел в верхний холл. Мой взгляд упал на встроенный в стену аквариум, обвитый каким-то пышным растением. Я подошел полюбоваться подводным мирком, а он жил за стеклом своей жизнью. Стайка полосатых барбусов сновала у поверхности среди растений, пониже в листьях и стеблях мелькали две неонки. В темном уголке задумчиво шевелила плавниками серебристая скалярия.

Где-то внизу отворилась дверь, послышались шаги. Я обернулся. Со своего места я через лестничные перила мог заглянуть вниз. У старинного сундука стояла маленькая женщина в черном, снимала траурную шляпу. Несколько секунд она рассматривала себя в зеркале, которое висело над сундуком. Чуть повернула голову, показав угловатый профиль, и я узнал Клару Денер.

Она уже хотела отойти от зеркала, но что-то на сундуке привлекло ее внимание. Мгновение спустя в руках у нее было письмо, и она с любопытством принялась его разглядывать.

Затаив дыхание, я наблюдал за нею. Секунду-другую она стояла неподвижно, будто прислушиваясь. Потом быстро огляделась по сторонам — правда, меня не заметила,— торопливо отошла к окну, подержала серый конверт на просвет, повертела так и этак, тщательно осматривая. На удивление проворно она выдернула из пучка шпильку и начала судорожно ковырять острием заклеенный край.

В эту минуту где-то вновь открыли дверь. Кажется, входную. Я прямо обомлел — так быстро отреагировала на это пожилая дама. Вмиг она очутилась у сундука, и когда в дверях передней возник Нильс Лесслер, конверт опять лежал на оловянном блюде.

— Ну как? — безразличным тоном спросила сестра. Она стояла у зеркала, втыкая на место свою шпильку.

— Выписал квитанцию,— отозвался он, не спеша снимая плащ.

— Таксисты не должны ездить без мелких денег,— объявила она.

Легкий шум заставил меня повернуть голову.

— Подошли вам тапочки? — с улыбкой спросила Мэри Лесслер. Она явно появилась из какой-то комнаты, выходящей в верхний холл.

— Более чем,— ответил я.

Она бросила взгляд вниз и, заметив вновь прибывших, негромко сказала:

— Идемте. Пора подкрепиться.

Она первая сошла по лестнице и поздоровалась с мужем и золовкой.

— Понимаешь,— неожиданно бойко начала пожилая дама,— я как раз была в конторе, а тут Нильс, прямо с поезда. Дома у меня беспорядок, вот я и напросилась к вам на обед.

У меня было ощущение, что госпожа Денер изо всех сил старается дать своему визиту благовидное объяснение.

Мэри Лесслер с любезной улыбкой обернулась ко мне и сделала легкий жест рукой.

— А у нас еще один гость,— сказала она и представила меня обоим, коротко пояснив мое появление. Пожилая дама высокомерно смерила меня взглядом, ее брат нерешительно пожал мне руку.

— Мы не виделись раньше? — спросил он.

— Виделись,— быстро ответил я.

Он испытующе глянул на меня. Явно не помнит, когда и где это было, а я считал, что освежать его память вовсе не обязательно.

— Погода не располагает к натурным съемкам,— сказал я, чтобы разрядить обстановку, которая стала вдруг весьма натянутой.

Все молчали. Бледно-голубые глаза Нильса Лесслера блуждали по комнате, госпожа Денер теребила лорнет. Положение спасла Мэри Лесслер.

— Самое настоящее хмурое утро,— заметила она.

Я кивнул и даже хотел сострить, но тут мой взгляд упал на ее мужа. Грузный, коренастый, он стоял у сундука, вскрывая перочинным ножом серый конверт. Внутри был один-единственный лист, в левом верхнем углу которого я успел увидеть большое синее «Б». Он бережно развернул письмо и прочитал его в полном молчании. Острый взгляд Клары Денер жадно прилип к его лицу, молодая хозяйка смотрела на мужа с удивлением, и только.

— Может, пойдем обедать? — сказала она.

Те двое будто и не слышали. Нильс Лесслер медленно спрятал письмо в карман. Между кустистыми бровями прорезались глубокие морщины.

— Что там было? — тихо спросила сестра.

— Ничего,— буркнул он.

— Ой, уже первый час, — воскликнула Мэри Лесслер.— Обед стынет. Идемте же.

Послеобеденный кофе подали в гостиную. Настроение по-прежнему было угнетенное. Цветущая физиономия Нильса Лесслера утратила благодушное выражение. На ней читались тревога и затаенный страх. Интересно, что же было в этом письме из гостиницы «Бельведер»? Предупреждения? Угрозы? Конверт-то у него в кармане, не доберешься. Я бы все отдал, только бы заглянуть туда хоть одним глазком.

Нильс Лесслер неуклюже встал.

— Пойду наверх переоденусь,— сказал он жене.

— Ты опять в город? — спросила она.

— В контору надо съездить,— коротко ответил он.

Она кивнула.

— Тогда я с тобой. Мне нужно примерить платье.— Она повернулась к госпоже Денер и ко мне.— Может, поедем все вместе, за компанию?

— Конечно,— сказал я, пожилая дама сдержанно наклонила голову.

Нильс Лесслер исчез на втором этаже, а немного погодя туда же решительно проследовала его сестра. Наверняка собралась выведать насчет письма.

Хозяйка ушла отдать распоряжения, и несколько минут я сидел один-одинешенек, глядя на дождь. Вернулась она с моими ботинками в руках.

— Ну вот и высохли,— весело сказала она.

Пока я обувался, она сидела в кресле и смотрела на меня — я затылком чувствовал. Подняв голову, я, к своему изумлению, прочел в ее взгляде глубокое уныние.

— Знали бы вы,— тихо сказала она,— до чего паршиво иной раз бывает на душе.

Я все искал утешительные слова, когда в комнату вошел Нильс Лесслер.

— Машина у крыльца,— сообщил он, удивленно взглянув на нас.— Клара уже там. По-моему, она спешит.

Его жена со вздохом встала.

До самого Стокгольма мы ехали в глухом молчании. Урчал мотор, дворники ровно шуршали по ветровому стеклу. Струи воды из луж то и дело хлестали в боковые окна. Давненько не было такого затяжного дождя.

Дам Нильс Лесслер высадил возле Стуреплан. Госпожа Денер на прощание коротко кивнула, Мэри Лесслер как-то странно посмотрела на меня. Сам я вышел у Концертного зала, вежливо поблагодарив за обед и за то, что подвезли.

Машина Нильса Лесслера укатила по Дроттнинггатан, а я в потоках дождя заторопился следом, лавируя среди зеленых прилавков, где под мокрыми навесами алела редиска, и вскоре свернул в один из тесных переулков, ведущих к Васагатан.

Несколько минут — и я очутился у огромного дома на Гамла-Бругатан, который всем своим прозаически опрятным видом говорил о солидности и коммерческом преуспеянии. На фасаде блестели полуметровые золотые буквы: «Заводы Лесслер».

Я огляделся. Прямо перед домом — стоянка, и в веренице автомобилей я тотчас обнаружил синий «Нэш» Нильса Лесслера. Машина была пуста, владельца не видно. Он явно успел уже войти в контору.

Место удобное: чуть дальше впереди виднелся оживленный перекресток, там проходила широкая, шумная Васагатан, на противоположной стороне которой я заметил стоянку такси. Очень даже кстати. Наискосок через дорогу была кондитерская. И это кстати, еще как.

Я зашел в кондитерскую и сел у окна, чтобы держать в поле зрения и двери лесслеровского офиса, и синий «Нэш». Потягивая тоник, сквозь мокрое от дождя стекло скользил взглядом по стене напротив. Интересно, за каким окном находится Нильс Лесслер? Отдает ли он себе отчет, какая опасность ему грозит? Знает ли вообще, что его пурпурная сирень в саду у брата поникла и вянет среди мороси?

Шло время. Входили и уходили посетители, сновала с подносом официантка. Мокрые пятна у двери мало-помалу росли.

На стенных часах — четыре… пять… Из огромного конторского здания хлынул народ. Однако плотной фигуры Нильса Лесслера видно не было.

Я заказал бутерброды и чай, сделал вид, будто просматриваю еженедельник. Долгое ожидание, серость за окном, нудный дождь начали испытывать мое терпение. Сомнения навалились на меня. Если убийца впрямь задумал разделаться с Нильсом Лесслером, зачем ему идти на риск, более того, бросать вызов, подрубая Нильсово дерево и тем самым открыто заявляя о своих намерениях? Увядшая сирень не только предупредит будущую жертву, она ведь и полицию скорее всего переполошит. Правда, Веспер Юнсон, похоже, проигнорировал предупреждение, но убийца-то не мог знать этого заранее.

Я посмотрел на часы. Без малого семь. Подошла официантка: смена кончается, нельзя ли с меня получить? Три чашки кофе, пачка сигарет, три бутылки тоника, чайничек чаю и два бутерброда. Я дал десятку, она побежала за сдачей, а я закурил, машинально глянул в окно и — сорвался с места, чуть столик не опрокинул.

Подняв воротник плаща и надвинув на лоб шляпу, из подъезда вышел Нильс Лесслер и зашагал к автостоянке.

О сдаче я и думать забыл, хорошо хоть схватил плащ и шляпу, и, выскочив на улицу, увидал, что Нильс Лесслер садится в свой синий «Нэш».

Он сосредоточенно заводил мотор и потому наверняка не обратил внимания, как я мчался по тротуару к Васагатан. Удача — на стоянку через дорогу вырулило свободное такси; я опрометью, рискуя жизнью, кинулся к нему — успел! Захлопнув дверцу и с трудом переводя дух, дал команду шоферу. Да, успел тютелька в тютельку. Синий «Нэш» уже свернул на Васагатан.

— Вон он! — крикнул я, и такси отправилось в погоню.

Нильс Лесслер вел машину спокойно, и следовать за ним не составляло труда. По мокрому блестящему асфальту через Тегельбаккен и мост Васабру, через Старый город. Та-ак, похоже, на Урведерсгренд собрался, подумал я.

Но я ошибся. У Шлюза он свернул в переулок, такси — за ним, и когда через несколько секунд мы выехали на Ернторг, то обнаружили, что Нильс Лесслер решил припарковаться.

— Стоп,— быстро сказал я; шофер затормозил. Торопливо расплатившись, я вышел. Спрятался в подворотне и стал наблюдать за Нильсом Лесслером.

Он запер машину и направился через площадь в сторону Эстерлонггатан. Ага, идет в «Юльдене фреден»[12]. Так и есть. В следующий миг он исчез в старинном бельмановском кабачке.

Маловероятно, чтобы он приехал сюда только поужинать. Наверняка у него здесь назначена встреча.

Помедлив, я вошел в ресторан. Он сидел в подвальчике и делал заказ. В полном одиночестве.

Я тоже сел и под прикрытием колонны стал наблюдать, как он не спеша ужинает. Судя по его поведению, он никого не ждал. Спиртного выпил очень немного, к кофе заказал рюмочку ядовито-зеленого ликера.

В половине девятого он взглянул на свои карманные часы и расплатился. Но только минут через пятнадцать встал и покинул славные своды.

Неторопливым шагом он пересек старинную площадь — некогда здесь проверяли экспортное шведское железо присяжные эксперты Карла XI,— однако у машины не задержался и сквозь узкую калитку прошел к Шлюзу. Я в некотором отдалении последовал за ним.

Нильс Лесслер направил свои стопы к Шлюзовой террасе, где остановился возле одного из множества цветочных ящиков, прислонясь к легкой ограде, под которой темнела вода шлюза. Обернулся, закурил сигару. Ждет кого-то?

Я занял пост у спуска в транспортный туннель, откуда мне была видна вся терраса. Неожидано вспомнилось, что именно здесь я гнался за веснушчатым белобрысым мальчишкой, который очертя голову понесся прочь, когда я обнаружил его в Лабиринте подземных магистралей, за пустой бочкой возле гаража.

На противоположной стороне появился какой-то человек. Темный плащ, шаркающая походка. Что-то в его вялой осанке привлекло мое внимание. Когда он приблизился, я вдруг узнал его — даже мороз по спине прошел.

Лео Лесслер.

Я стремительно нагнулся, сделав вид, будто завязываю шнурки. Когда же украдкой поднял взгляд, то увидел, что он остановился, спиной ко мне. И смотрел в сторону брата. На миг мне показалось, что Лео Сейчас повернется и пойдет на террасу, однако он передумал и вместо этого зашагал совсем в другом направлении — в туннель.

Я помедлил в нерешительности. Что все это значило? Мой взгляд поспешно метнулся к Нильсу Лесслеру. Тот по-прежнему стоял ко мне спиной. Нет, он брата не заметил.

Мысли обгоняли одна другую. Что за дела у Лео в недрах Шлюзовой развязки? Почему он не подошел к брату?

Мгновение спустя я инстинктивно переключил все внимание на Лео и теперь спускался в туннель, в подземелья транспортной системы. Сперва я шел медленно, но едва он исчез за поворотом, я значительно ускорил шаги.

У поворота я замер как вкопанный. Я был уже довольно далеко от входа в подземелье и последние двадцать пять метров держался вплотную к стене, которая вдруг предательски отступила, образуя тупой угол.

Осторожно высунув голову, я обвел взглядом площадку перед огромным гаражом. Лео Лесслер укрылся за одной из толстых колонн и посматривал оттуда на ворота гаража. При всем драматизме ситуации я отчетливо ощущал ее смехотворность: двое взрослых мужчин, как сопливые мальчишки, воровато выглядывают каждый из своего угла.

Я вздрогнул от неожиданности. Кто-то стоял прямо за моей спиной, дыша мне в затылок.

— Тссс,— шикнул он.

Это был Веспер Юнсон, за ним маячила солидная фигура старшего полицейского.

Мгновение спустя начальник уголовной полиции сделал знак рукой, и оба проскользнули мимо меня на площадку. Я озадаченно двинулся следом и успел заметить, как Лео, покинув свое укрытие за колонной, исчез в гараже.

Полицейские огромными шагами поспешили туда же, но у ворот задержались и под зашитой притворенной створки осторожно заглянули в гараж. Я стал по другую сторону и последовал их примеру.

Редкие лампы бросали бледный отсвет на потолок и колонны огромного помещения, но не рассеивали плотный сумрак, затопивший длинные ряды машин. Где-то наверху среди колонн монотонно гудел вентилятор.

Быстрой неровной походкой Лео Лесслер шагал через бетонный зал. Он не оглядывался. И внезапно исчез среди автомобилей. Только желтые перчатки мелькнули напоследок.

Я насторожился. Еще несколько секунд были слышны шаги. Но вот они стихли, и мы услыхали совсем другие, непонятные звуки. Вроде бы он что-то искал впотьмах.

Затем наступила тишина. По-прежнему ровно гудел вентилятор, далеко-далеко рокотало уличное движение. Я взглянул на Веспера Юнсона. Он стоял неподвижно, нахмурив брови.

Тут из глубины гаража донесся какой-то глухой шум, а следом — слабое дребезжание. Начальник уголовной полиции заторопился. Точно куница, он юркнул в ворота и чуть ли не бегом помчался в гущу машин. Мы со старшим полицейским бросились за ним.

Мы миновали длинную цепочку автомобилей, обогнули колонну и очутились у смазочной ямы, расположенной чуть сбоку.

Веспер Юнсон без колебаний спрыгнул в неглубокую канаву, окруженную бочками масла и липкими шприцами, и опустился на корточки подле темной фигуры, распростертой на дне среди ветоши и мусора. Набравшись храбрости, я нагнулся и посмотрел.

Лео Лесслер. Он лежал ничком на грязном полу, и из страшной раны в затылке темной струей текла кровь.

Где-то неподалеку закрылась дверь.