О Ленине и Октябрьской революции

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

«Русская революция — самое значительное событие со времени возникновения ислама», — писал Герберт Уэллс. К такого рода сравнениям прибегали западные историки, пытаясь определить место этой революции в историческом развитии. Для вашингтонского профессора католика Уолша Октябрьская революция — наиболее значительное событие со времени падения Римской империи. Для видного английского публициста Гарольда Ласки она явилась «самым важным событием со времени рождения Христа».

Под стать величию революции и бесчисленное множество книг, посвященных ей,— не только на языках народов Советского Союза, но и на сотне других языков. Книги продолжают выходить на Западе и сейчас, их поток нескончаем. И поскольку люди всегда интересуются самым началом — моментом, так сказать, появления младенца на свет,— то большое число книг посвящено первым дням Октябрьского переворота, тем великим героическим и волнующим дням и неделям, которые потрясли мир.

В этих книгах можно найти пространные и компетентные суждения о причинах революции; о различных партиях, действовавших в то время, их программах; экономических аспектах революции, вождях и так далее и тому подобное. Но все эти книги страдают одним недостатком — в них не говорится о главном факторе революции. В них можно найти множество всяких сведений, относящихся к Октябрьской революции,— почти всё, кроме самой революции. Ибо в этих книгах очень мало или почти ничего не сказано о народе. А ведь именно народ — рабочие и крестьяне — и творили эту революцию.

Писать о революции и ничего не сказать о народе — это, как говорят англичане, все равно, что поставить на сцене шекспировского «Гамлета» без самого Гамлета.

В 1917 году простой народ — уже не пассивный, как прежде,— вышел на авансцену истории. Свергнув своих прежних правителей и их приспешников, народы, населяющие огромные пространства Евразии от Балтийского моря до Тихого океана, раскрыли наконец все свои так долго дремавшие силы и способности. Именно в способности народа осуществить великую миссию, которая предначертана ему историей, Ленин видел залог будущего России и революции. Его вера в народ основывалась на глубоком знании народной жизни.

Вскоре после приезда в Россию летом 1917 года я тоже проникся столь же глубоким уважением к народу и верой в его силу, которые все больше возрастали с каждой моей поездкой в Советский Союз. Мое понимание народа было результатом непосредственного знакомства с ним, результатом общения с рабочими Петрограда и Нижнего Новгорода, с солдатами в казармах и, наконец, длительного совместного пребывания в деревне под Владимиром с большевиком Янышевым — человеком большого ума и кристально чистой души. Из всего этого родилось у меня восхищение упорством, стойкостью и одаренностью народа, его восприимчивостью к прогрессивным идеям и передовым методам, его изобретательностью; и все это убеждало меня в том, что такой народ добьется успеха.

Таким образом, уже в самом начале революции я имел преимущество перед большинством так называемых «специалистов по России» — газетчиками, публицистами, историками. Они, может быть, знали историю России, знали программы многих партий и их вождей, знали дипломатов и иностранных представителей. Но в большинстве своем они не знали народа. А народ, повторяю, и был творцом революции. Поэтому все эти «специалисты», предсказывавшие неудачи, бедствия и поражения революции, неизменно ошибались в своих прогнозах.

После того как в октябре Советы взяли власть в свои руки, эти «специалисты» заявляли: «Они продержатся не больше недели, от силы месяц или два». Но, зная советский народ, я с уверенностью утверждал, что Советы будут все более сплачивать вокруг себя широкие массы. Взяв власть, они не только не выпустят ее из своих рук, но, наоборот, будут крепко удерживать ее.

Когда в 1928 году был принят первый пятилетний, план, «специалисты» высмеивали его как «фантазию статистиков», как «проект с астрономическими цифрами». Но те, кто действительно знал советский народ, с уверенностью говорили о том, что, как бы грандиозны ни были планы, они ему по плечу, и он превратит мечту в действительность.

Когда около 200 фашистских дивизий, опьяненных победами на Западе и находившихся в зените своей силы, вторглись в пределы Советского Союза в роковой для себя июньский день 1941 года, все те же «специалисты» уверенно предрекали, что нацистские войска «пройдут сквозь Красную Армию, как нож сквозь масло», что через какие-нибудь три-четыре недели флаг со свастикой будет развеваться над башнями Кремля. Но те из нас, кто знал советский народ, думали иначе. 24 июня 1941 года на обращение представителя ТАСС я ответил телеграммой, в которой выражал свою уверенность в том, что советский народ выстоит, и придет время, когда красное знамя с серпом и молотом взовьется над рейхстагом в Берлине.

В каждый трудный момент советский народ проявлял свое величие, всегда находясь на уровне стоящих перед ним задач.

Я вовсе не хочу сказать, что в Советской стране все были преданы делу революции и готовы были умереть за нее. Не обошлось и без вредителей, недовольных, карьеристов и даже предателей. Но подавляющее большинство народа и безусловно почти все сильные, жизнеспособные и боевые люди всегда были стойкими, преданными творцами и защитниками революции.

Может быть, они не обладали всеми добродетелями в обывательском смысле этого слова, но у них были качества, необходимые для свершения революции: упорство, стойкость, выдержка, преданность делу и готовность идти на любые жертвы, проникнуться прогрессивными идеями и овладевать передовыми методами. И к этому надо добавить еще одно качество, хотя его обычно не считают необходимым для революционера или борца за свободу. Я имею в виду такое качество, как терпение.

Украинский поэт Шевченко говорил, что вперед пойдет вольнолюбивый человек, бунтарь и страстотерпец. И великий революционный поэт был прав.

Но, к сожалению, восхищаясь революционным духом, грандиозными, бурными, волнующими событиями, мы часто забываем о менее драматических, об обыденных, повседневных картинах революции. Грандиозные события, сцены в Смольном и штурм Зимнего дворца заслоняют от нас другие картины: как ночью, в ненастную погоду, долгими часами плохо одетые рабочие патрулировали улицы Петрограда, как после июльских событий Ленин скрывался в шалаше и томился в изгнании, а других большевистских руководителей держали в тюрьмах.

После октябрьских дней 1917 года все больше сокращались нормы отпускаемого топлива и уменьшались хлебные пайки, а блага, обещанные революцией, откладывались из месяца в месяц.

Тяжелым испытаниям подверглось терпение человеческое. Холод, голод, кровь, пот и слезы — все это выпало на долю тех, кто в 1917 году совершил переворот. Но, несмотря на все их страдания, они не вызывали чувства жалости. И уж, конечно, они не сожалели о своей судьбе. Многим из них, подобно Володарскому, революция доставляла глубокое удовлетворение, восторг и радость. Только тот, кто пережил революцию, познал все ее величие, говорила Крупская.

Более подробно о настроениях народа в то время читатель узнает из самой книги «Сквозь русскую революцию», вошедшей в настоящее издание.

Что касается книги «Ленин — человек и его дело», также включенной в настоящее издание, то едва ли нужно о ней говорить особо. Ведь при написании настоящего предисловия, говоря о русском народе и революции, я неизменно обращал свой взор к Ленину, ибо здесь налицо почти полное совпадение мыслей и чувств, так как Ленин воплощал в себе замечательные черты русского характера — сочувствие к угнетенным, ненависть и гнев к угнетателям, страстное стремление к справедливости. Все эти качества нашли у Ленина наиболее законченное выражение, вот почему мы ставим его имя в один ряд с именами величайших гениев. Слово «гений» приходило на ум почти каждому иностранцу, который встречался с ним и испытывал на себе силу его обаяния.

В этой связи следует упомянуть американца Раймонда Робинса, просвещенного и состоятельного человека, разбогатевшего на золотых приисках Аляски.

В результате неоднократных встреч и продолжительного общения с Лениным Робинс проникся столь безграничным уважением к нему, что, вернувшись в Америку, посадил у себя в имении во Флориде молодой дубок и назвал его «Деревом Ленина». С годами, по мере того как росло дерево, росло и благоговение Робинса перед Лениным. Робинс, будучи религиозным человеком, по воскресеньям устраивал в своем имении богослужения, в которых участвовали его друзья и работники имения — белые и цветные. Как бы ни начиналась служба, кончалась она почти неизменно восторженным прославлением мудрости и гения Ленина. К счастью, эти проповеди были записаны.

Первые черновые наброски публикуемых в настоящем издании книг были сделаны на одном из островов в бухте Золотой Рог, близ Владивостока. Меня высадили на этом острове, так как японцы отказались дать мне транзитную визу на проезд через. Японию в Америку. Потом внезапно Владивосток захватили интервенты. Контрреволюционеры ворвались и в мою комнату. В суматохе я не только потерял свои рукописи, но и сам едва уцелел, да и то лишь благодаря друзьям и товарищам, которые прятали меня в своих домах. Американский консул помог мне выехать из Владивостока.

Год спустя, уже возвратившись в Америку, я начал писать обе книги заново. Я жил тогда у Джона Рида, в маленьком домике на высоком лесистом берегу Гудзона. Меня сильно мучил ишиас, и Джон Рид, взяв на себя роль врача, лечил меня — гладил мне горячим утюгом поясницу и ногу. Поглаживая, Джон Рид с чувством юмора, никогда не покидавшим его, как-то сказал: «Увидел бы нас Ленин сейчас!».

В свободное время, не занятое докладами и дискуссиями по вопросу о русской революции, которые мы проводили в разных городах Америки, я завершил работу над обеими книгами. Они были переведены на многие языки мира, причем по совершенно непонятным мне причинам наибольшее распространение получили в Японии.

Вновь приехав в Россию в 1922 году, я привез, эти книги с собой. Казалось, ничто не мешало ознакомить с ними Владимира Ильича, который отдыхал в то время в Горках. Но какая-то странная робость и боязнь потревожить больного Ленина удерживали меня. Конечно, я мог бы передать книги через Крупскую, с которой тоже был знаком и которая, по всей вероятности, прочитала бы их Ленину вслух, так что я узнал бы его мнение о книгах. Я часто жалел о том, что не передал тогда Ленину этих книг.

Когда в июле 1959 года я посетил Горки, экскурсовод любезно показал нам комнаты и кабинет Ленина на втором этаже. И там под стеклом среди большого количества брошюр и книг я увидел книгу на английском языке — мою книгу «Ленин — человек и его дело». Как велика была эта неожиданная радость! Значит, вполне вероятно, что Владимир Ильич успел ознакомиться с моей книгой.

При подготовке настоящего издания этих книг, написанных по следам революционных событий, они вновь просмотрены мною и явные ошибки и неточности исправлены.

Осматривая в этот раз парк в Горках, мы вышли к месту, которое так любил Ленин, — к беседке с белыми колоннами, откуда открывается вид на поросшую лесом долину и деревню Горки. Когда я сидел на скамье, где часто сиживал Ленин, мне пришли на память слова, произнесенные Лениным в Смольном в ночь на 8 ноября 1917 года, — самые знаменательные, эпохальные слова нашего столетия. Помню, Ленин, встреченный громом аплодисментов, поднялся на трибуну. Дождавшись, когда зал успокоился, он произнес:

— В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства.

Возможно, мало кто из присутствовавших в этом зале на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов сумел тогда в полной мере понять все значение этих простых слов. Но сидевший рядом со мной Джон Рид, всегда очень чутко улавливающий самое основное, решающее, быстро занес слова Ленина в свой блокнот, жирно подчеркнув их. Он сразу понял, что взрывная сила этих слов может потрясти мир и, можно теперь добавить, продолжает потрясать его по сей день.

Эти слова означали, что социалистический строй, во имя которого трудились, вели борьбу и шли на смерть целые поколения, отныне становился реальной целью народов, населяющих одну шестую часть земного шара.

Поистине ошеломляющее начинание для любой страны и любой эпохи! Но для отсталой, разоренной России оно было беспредельно дерзновенным. Всюду свирепствовал тиф, голод и холод. Широко распространилось вредительство. Армия распадается. Немцы наступают. Транспорт парализован. Заводы стоят. И вот, несмотря на все это и множество других трудностей, только что созданное Советское правительство ставит перед собой столь грандиозную задачу — построить новое общество на совершенно новой основе.

Как замечательно, что в обстановке этой разрухи Ленин и Советы все свои помыслы и силы отдали созданию великого нового общества на основе мира, справедливости и изобилия для всех!

Но не менее замечателен и тот факт, что все последующие годы Советское государство неуклонно идет по избранному пути. История знает немало революций и различных общественных движений, которые после подъема шли потом на убыль, теряли силу, темпы, и по мере того как блекли лозунги на их знаменах, они тускнели также в умах и сердцах нового поколения.

Октябрьская же революция, несмотря на все трудности и жертвы, вопреки искушению пойти легким путем компромиссов, несмотря на вредительство, саботаж и предательство, никогда не сворачивала с намеченного пути в своем поступательном движении вперед, к конечной цели — построению коммунизма.

И в настоящее время атмосфера в Советском Союзе мало чем отличается от героической и волнующей атмосферы первых дней Октября. Революция использует новые методы и средства, новую тактику, но неизменными остались устремления и дух, рожденные Октябрем семнадцатого года.

Подтверждение этого мы видим в том, что борьбу за мир во всем мире премьер Н. С. Хрущев поставил ныне первым пунктом советской программы, так же как Ленин в первые дни революции провозгласил ее первым пунктом программы Советского правительства. И волнующие сообщения о победах на различных фронтах народного хозяйства — идет ли речь о выплавке стали или производстве электроэнергии, развитии животноводства или о совершенствовании системы просвещения — сегодня поступают точно так же, как в те годы поступали донесения о победах над Деникиным и Колчаком. И все силы огромной страны под руководством Коммунистической партии по-прежнему мобилизованы на достижение той цели, которую она поставила перед собой в первые дни Октябрьской революции: на построение общества мира, справедливости и изобилия — коммунизма.

Но между советским сегодня и советским вчера есть одно весьма существенное различие.

Тогда Советы не имели даже проекта, по которому надлежало строить коммунистическое общество. Это было надеждой и вдохновением, весьма отдаленным будущим.

Сегодня коммунизм — вполне близкая и осязаемая действительность. Его основа уже прочно и глубоко заложена в структуре социалистического общества. Очертания коммунизма отчетливо вырисовываются, он уже недалек, а победоносное завершение семилетки сделает черты его еще более зримыми.

1959 год