О-Рицу и ее дети

II

Утром Ёити завтракал в столовой с отцом. На столе стояла чашка с рисом и для тетушки, заночевавшей у них. Но сама она еще не пришла, так как находилась возле матери вместо сиделки, которая обычно очень долго занималась своим туалетом.

Работая палочками для еды, отец и сын изредка перекидывались словами.

Последнюю неделю они вот так вдвоем сидели за своей грустной трапезой. Но сегодня им было тяжелее, чем в предыдущие дни, разговаривать друг с другом. Прислуживавшая Мицу безмолвно подавала еду.

— Как ты думаешь, приедет сегодня Синтаро?

Кэндзо выжидательно посмотрел на Ёити. Но Ёити молчал. Приедет ли брат сегодня — не это его мучило, его мучило другое — что брат вообще не приедет.

— Может быть, завтра?

На этот раз Ёити не смог промолчать.

— Но ведь у него сейчас, кажется, экзамены.

— Ты полагаешь?

Кэндзо умолк, о чем-то задумавшись. Потом, протягивая Мицу чашку, чтобы та налила чай, обратился к Ёити:

— Тебе тоже нужно учиться. Не забывай, что осенью Синтаро станет студентом университета.

Ёити отодвинул еду и ничего не ответил. Он злился на отца, который заставлял его учиться, запрещая заниматься любимой литературой. Кроме того, что общего между студенчеством старшего брата и учебой младшего?

Ёити хотелось посмеяться над нелогичностью отца.

— О-Кину сегодня придет?

Кэндзо решил переменить тему разговора.

— Вероятно. Она ведь просила ей позвонить, когда придет Тодзава-сан.

— У О-Кину дома тоже неблагополучно. Они близки к разорению.

— Да, убытки у них огромные.

Ёити слушал, продолжая пить чай. Четыре месяца назад разразился невиданный кризис. В результате банкротства одного осакского промышленника, с которым их фирма заключила крупные сделки, Кэндзо пришлось прибегнуть к займу. В общем, его убыткн составляли самое малое тридцать тысяч иен. Ёити слышал об этом краем уха.

— Хоть бы все оставалось как есть. Ведь при нынешнем положений в любое время может произойти непредвиденное.

Говоря об этнх невеселых делах в несколько шутливом тоне, Кэндзо встал из-за стола. Потом раздвинул фусума и вошел в соседнюю комнату, где лежала больная.

— И суп сьела, и молоко выпила? О-о, это настоящее событие. Нужно, чтобы она как следует ела.

— Если бы она еще могла принимать лекарство, а то примет — и её тут же вырвет.

Такой разговор услышал Ёити. Он до завтрака заходил к матери — жар у нее был значительно меньше, чем накануне и третьего дня. Говорила она не с таким трудом, двигалась гораздо свободнее. «Боли еще не прошли, но самочувствие значительно лучше», — это сказала сама мать. А теперь и аппетит появился — как знать, быть может, все тревоги уже позади и она пойдет на поправку. Так тешил себя надеждой Ёити, заглядывая в соседнюю комнату. Но в то же время он испытывал суеверный страх, что матери может стать хуже, если он раньше времени успокоится.

— Господин, вас к телефону.

Продолжая держаться за фусума, Ёити обернулся. Мицу, подобрав рукава, вытирала стол. А к телефону Ёити позвала служанка по имени Мацу, которая была старше Мицу. С мокрыми руками она стояла в дверях кухни, через которые виднелась всякая утварь.

— Кто просит?

— Даже и не знаю кто…

— Ну ладно, вечно ты со своим «даже и не знаю кто».

Ворча, Ёити быстро вышел из столовой. Ему почему-то было приятно отругать непонятливую Мацу при Мицу, которая ему правилась.

Он подошел к телефону — звонил сын аптекаря Тамура, с которым они вместе окончили школу.

— Здравствуй. Давай сходим в «Мэйдзидза». Там сегодня играет Иноуэ. На Иноуэ ты, конечно, пойдешь.

— Не могу. Мать больна.

— А я и не знал. Прости. Жаль. Вчера мы кое-где были…

Закончив разговор, Ёити поднялся на второй зтаж, в свою комнату. Сел к столу, но желания готовиться к экзаменам у него не появилось, даже читать не хотелось. Ёити постоял у решетчатого окна, из которого было видно, как перед оптовой фирмой игрушек мужчина в хантэне накачивает шины велосипеда, и ему почему-то стало не по себе. Спускаться вниз тоже не хотелось. И Ёити улегся на циновку, подложив под голову объемистый китайско-японский словарь.

Он стал вспоминать своего брата, с которым не виделся с весны. У брата был другой отец, но Ёити ни разу даже в голову не пришло, что они сводные, а не родные братья. Да и о том, что его мать вышла второй раз замуж, имея ребенка, которым и был его брат, он узнал сравнительно недавно. В памяти запечатлелось лишь то, что у брата другой отец.

Это случилось в то время, когда они с братом еще учились в начальной школе. Однажды Ёити, играя с Синтаро в карты, поспорил с ним. Синтаро, всегда сдержанный, как ни злился на Ёити, даже голоса не повысил. Только стыдил брата, осуждающе глядя ему в глаза. Ёити пришел в бешенство, схватил карты и швырнул Синтаро в лицо. Карты рассыпались по полу. Брат влепил ему оплеуху.

— Не нахальничай.

Не успел брат сделать это, как Ёити зубами впился ему в руку. Синтаро был крупнее Ёити. Зато Ёити был отчаяннее. Они вцепились друг в друга, как звери, и начали драться.

На шум прибежала мать.

— Что вы делаете?

Только мать это произнесла, как Ёити тут же расплакался. А брат застыл на месте, опустив голову.

— Синтаро, ты старший. Зачем же обижаешь младшего?

Получив выговор от матери, Синтаро дрожащим голосом возразил:

— Это Ёити во всем виноват. Он швырнул мне карты в лицо.

— Врешь. Ты первый ударил меня. — И Ёити еще сильнее расплакался. Зачем обманываешь маму?

— Что?

Возмущенный брат двинулся на Ёити.

— Опять ты на него нападаешь? Я же сказала — ты старший, значит, должен просить прощения.

Мать оттащила Синтаро от Ёити. Глаза брата загорелись недобрым огоньком.

— Хорошо же.

Он точно безумный замахнулся на мать. Но тут же расплакался еще сильнее, чем Ёити.

Какое лицо было в этот момент у матери? Этого Ёити не запомнил. Но налитые злостью глаза брата до сих пор отчетливо видит перед собой. Возможно, брат вспылил оттого, что мать несправедливо его отругала. Но это было всего лишь предположение. После отъезда брата в провинцию стоило Ёити вспомнить выражение глаз Синтаро, как он начинал думать, что мать смотрела тогда на брата совсем не так, как на него, Ёити. В этой мысли его укрепляло еще одно воспоминание.

Это было три года назад. В сентябре, за день до отъезда брата в провинцию, в колледж, Ёити отправился с ним за покупками, и они вышли на Гиндзу.

— И с этими часами я расстаюсь навсегда.

Когда они дошли до улицы Охари, Ёити, будто разговаривая сам с собой, сказал:

— Тогда бы лучше тебе поступить в первый колледж.

— А я не желаю туда поступать.

— Просто не хочешь признавать себя побежденным. Что хорошего в деревне? Ни мороженого нет. Ни кинематографа… — Ёити продолжал шутливо: — И если кто-нибудь из нас заболеет, ты не сможешь сразу приехать…

— Разумеется…

— А если мама умрет?

Брат, шагавший по краю тротуара, сорвал с ивы листок и лишь тогда ответил:

— Если даже мама умрет, мне ни капельки не будет ее жаль!

— Брось врать, — возмутился Ёити. — Как можно так говорить!

— Я не вру. — Голос брата неожиданно дрогнул от волнения. — Ты много читаешь. Поэтому должен знать, что есть на свете люди, подобные мне. Они действительно странные.

Ёити был потрясен. И тут в памяти его отчетливо всплыло то выражение глаз, которое было у брата, когда он замахнулся на мать. Он взглянул на Синтаро — тот невозмутимо шагал, глядя прямо перед собой…

От этих воспоминаний Ёити стало не по себе: приедет брат или не приедет? Пусть из-за экзаменов задержится на день, другой — лишь би не пренебрег сыновним долгом. Пусть опоздает — лишь би приехал… Тут Ёити услышал, что кто-то поднимается по лестнице. Он стремительно вскочил на ноги.

Появилась сгорбленная фигура тетушки Асакавы, щурившей свои слабые глаза.

— Ты что, решил вздремнуть после еды?

Уловив в словах тетушки насмешку, Ёити подвинул ей дзабутон, на котором только что сидел, но она села прямо на циновку прислонившись спиной к столу, заговорила шепотом, с таким видом как-будто произошло что-то ужасное.

— Мне нужно с тобой посоветоваться.

У Ёити сжалось сердце.

— Что-нибудь случилось с мамой?

— Нет, я не о маме собираюсь с тобой говорить. Речь идет о сиделке. Теперь, правда, трудно что-нибудь сделать…

И тетушка начала говорить, медленно и нерешительно.

Вчера, когда пришел Тодзава-сан, сиделка позвала его в столовую и спросила: «Сенсей, сколько еще протянет больная? Если долго, я бы хотела хоть на несколько дней взять отпуск». Сиделка, разумеется, была уверена, что никого поблизости нет. Но находившаяся в кухне Мацу все слышала. И, разозлившись на сиделку, рассказала тетушке. Та стала присматриваться к сиделке и убедилась, что она плохо ухаживает за больной. Утром, не обращая внимания на больную, больше часа красилась и пудрилась…

— Конечно, она привыкла к страданиям больных, такая у нее профессия, но не слишком ли много она себе позволяет? По-моему, следует нанять другую сиделку.

— Да, пожалуй, так и надо сделать. Скажем папе…

То, что сиделка считала дни до смерти матери, не раздражало Ёити, скорее подавляло.

— Видишь ли, отец уже уехал на фабрику. А я забыла с ним поговорить.

Тетушка смотрела на Ёити широко раскрытыми воспаленными глазами.

— Но раз мы решили сменить сиделку, то чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.

— Тогда нужно попросить Камияму-сана прямо сейчас позвонить в общество сиделок… А папе расскажем обо всем, как только он вернется…

— Правильно, так и сделаем.

Ёити быстро сбежал по лестнице.

— Камияма-сан, позвони, пожалуйста, в общество сиделок.

Приказчики удивленно посмотрели на Ёити из-за груды разложенных товаров. И тут же вскочил сидевший за конторкой Камияма, у которого на ярком фартуке горкой лежали обрывки шерстяной пряжи.

— Какой там номер телефона?

— Я думал, ты знаешь.

Стоявший у лестницы Ёити, листая вместе с Камиямой телефонную книгу, не мог не испытывать неприязни к царившей в магазине атмосфере будничности, безразличия к тому, что волновало его и тетушку.