Под вечер Ёити зашел в столовую — там у жаровни сидел в летнем хаори только что вернувшийся отец. Перед ним, опершись локтями о жаровню, сидела О-Кину с красиво подобранными на затылке волосами. Горло у нее сегодня уже не было забинтовано.
— Да, чуть не забыла.
— В чем дело?
О-Кину подняла лицо, которое было еще бледнее, чем вчера, и ответила на приветствие Ёити. Потом со смущенной улыбкой, будто стесняясь его, продолжала прерванный разговор:
— Что будет дальше, не знаю. Акции упали…
— Ладно-ладно, я все понял.
Отец сказал зто шутливым тоном, но выражение лица у него было недовольное. В прошлом году, когда сестра выходила замуж, отец обещал подарить ей какие-то вещи, но пока обещание так и осталось обещанием. Ёити, которому это было хорошо известно, устроился на некотором расстоянии от жаровни и, молча развернув газету, стал просматривать рекламу театра «Мэйдзидза», куда его приглашал утром Тамура.
— Я огорчена, что ты так поступаешь.
— Тебе огорчаться нечего, это я должен огорчаться твоим поведением. Мать тяжело больна, а ты только и знаешь, что ныть…
После этих слов отца Ёити невольно стал прислушиваться к тому, что происходит в комнате больной. Время от времени оттуда доносились стоны, но не такне, как в предыдущие дни.
— Маме сегодня совсем плохо.
Слова Ёити лишь на короткий миг прервали разговор отца с дочерью. О-Кину выпрямилась и, осуждающе глядя на отца, осыпала его упреками:
— Маме плохо! А ведь я давно предлагала пригласить другого врача, и все было бы хорошо. Ты же без конца колебался, ни на что решиться не можешь…
— Именно поэтому, только поэтому я и пригласил профессора Танимуру, досадливо поморщившись, сказал Кэндзо.
Ёити был на стороне сестры и с неприязнью слушал весь этот разговор.
— В котором часу придет Танимура-сан?
— Обещал часа в три. Я, когда был на фабрике, просил еще раз позвонить ему.
Обняв колени, Ёити поднял глаза к большим стенным часам:
— Может быть, сказать, чтобы снова позвонили?
— Тетушка говорила, что недавно уже просила позвонить.
— Недавно?
— Вскоре после того, как ушел Тодзава-сан.
Пока продолжался зтот разговор, О-Кину с мрачным лицом неожиданно поднялась и быстро вышла в соседнюю комнату.
— Освободились наконец от твоей сестрицы.
Горько усмехнувшись, Кэндзо вынул портсигар, но Ёити, не отрывая глаз от часов, ничего не ответил.
Из соседней комнаты по-прежнему доносились стоны О-Рицу. Может быть, ему так казалось, но теперь они были громче, чем прежде. Почему не идет профессор Танимура? Впрочем, мать не единственная его пациентка, как раз сейчас обход больных. Нет, вот-вот пробьет четыре, так поздно он никогда не задерживается в больнице. Не исключено, что он уже у входа в магазин…
— Ну как?
Голос отца избавил Ёити от мрачных мыслей. В светлом промежутке между фусума появилось обеспокоенное лицо тетушки.
— Она ужасно страдает… А врача все еще нет.
Прежде чем ответить, Кэндзо выпустил изо рта дым.
— Что же делать? Сказать, чтобы еще раз позвонили?
— Пожалуй. Чем ей мучиться так еще час или больше, лучше пригласить Тодзаву-сана.
— Я позвоню.
Ёити быстро вскочил.
— Позвони. Узнай, вышел ли уже профессор. Его телефон Коисикава, номер ***. В общем…
Не успел Кэндзо договорить, как Ёити выскочил из столовой и вбежал на кухню. Там Мацу с закатанными рукавами резала сушеного тунца. Когда Ёити проходил мимо нее, на него чуть не налетела Мицу. Они едва не столкнулись.
— Простите.
Смущенно извинившись, Мицу с аккуратно причесанными благоухающими волосами побежала в столовую.
Сконфуженный Ёити поднес к уху телефонную трубку. Не успела телефонистка ответить, как раздался голос сидевшего у конторки Камиямы:
— Ёити-сан, вы звоните в больницу Танимуре?
— Да, в больницу Танимуре.
Не кладя трубки, Ёити повернулся к Камияме. Тот, не глядя в его сторону, ставил на место, на зарешеченный стеллаж, большую бухгалтерскую книгу.
— Оттуда только что звонили. О-Мицу-сан как раз побежала сказать об этом.
— Что сказали?
— Что профессор только что вышел. Только что, да, Рё-сан?
Приказчик, к которому обратился Камияма, сидел на лестнице, доставая с высокой полки ящик с товарами.
— Нет, сказали, что он еще в больнице.
— Вот как? Так и надо было сказать Мицу.
Ёити положил трубку и направился было в столовую. Но случайно взглянул на висевшие в магазине часы и в недоумении остановился.
— В чем дело? На них уже двадцать минут пятого!
— Они спешат на десять минут. Так что сейчас десять минут пятого.
Камияма посмотрел на свои золотые часы:
— Совершенно верно, десять минут.
— А часы в столовой отстают. Так что Танимура-сан задерживается еще больше, чем мы предполагали.
Постояв немного в нерешительности, Ёити быстро вышел из магазина и стал смотреть на затихшую улицу, над которой уже сгущались сумерки.
— Все не идет. А вдруг он не может нас найти, хотя вряд ли… Камияма-сан, я, пожалуй, пройдусь немного, — бросил он через плечо Камияме и, надев гэта, оставленные у порога кем-то из приказчиков, почти бегом направился к большоЙ оживленной улице, забитой автомобилями и трамваями.
Эта улица находилась в полуквартале от магазина. Стоявшее там на углу здание было разделено на две половины: в одной небольшое почтовое отделение, в другой — магазин импортных товаров, в витрине между оригинально расположенными соломенными шляпами и тростями были выставлены на манекенах яркие купальные костюмы.
Повернувшись спиной к витрине, Ёити принялся нетерпеливо рассматривать прохожих и автомобили. Так он простоял некоторое время, но не заметил, чтобы в переулок, где в ряд стояли оптовые магазины, завернул хоть один рикша или хоть одна машина, если не считать забрызганного грязью такси с табличкой «свободен».
Неожиданно появился мчашийся на велосипеде приказчик лет пятнадцати из их магазина. Увидев Ёити, он ловко затормозил и оперся рукой о телефонный столб, не снимая ног с педалей, сказал:
— Только что звонил Танимура-сан.
— Какое у него ко мне дело?
Разговаривая, Ёити внимательно осматривал улицу.
— Да никакого.
— И ты приехал, чтобы сообщить мне об этом?
— Нет, я еду на фабрику. Да, хозяин просил передать, что вы ему нужны.
— Отец?
Сказав это, Ёити вдруг бросился бежать, забыв о приказчике. В переулок сворачивал рикша. Поравнявшись с ним, Ёити поднял в приветствии обе руки и закричал сидевшему в коляске юноше:
— Брат!
Рикша, откинувшись назад, остановил коляску. В ней сидел Синтаро в летней форменной тужурке, в фуражке с белым кантом, обняв обеими руками лежавший на коленях чемодан.
— Привет. — Синтаро без всякого выраження посмотрел на Ёити. — Как мама?
Глядя снизу вверх на брата, Ёити почувствовал, как забурлила в жилах кровь, как запылали щеки.
— В последние дни ей хуже. Говорят, язва двенадцатиперстной кишки.
— Вот как? Да…
Синтаро ограничился этим холодным замечанием. Но в его глазах, унаследованных от матери, промелькнуло выражение, которого Ёити так ждал, но на которое не смел надеяться. Ёити уловил в глазах брата раскаяние и продолжал быстро и беспорядочно:
— Сегодня ей особенно плохо… Молодец, что приехал… Поезжай быстрее…
Он сделал знак рикше, и тот снова пустился бежать. Синтаро вспомнил, как садился утром в вагон третьего класса, словно это был не он, а кто-то другой. Чувствуя у своего плеча плечо розовощекой деревенской девушки, устроившейся рядом с ним, он думал, что ему будет не так тяжело следовать за мертвой матерью, как встретиться взглядом с умирающей. А глаза его в это время были устремлены на сборник стихов Гёте в издании «Реклам»…
— Синтаро, экзамены еще не начались?
Синтаро бросил удивленный взгляд на говорившего. Ёити, стуча гэта, бежал рядом с коляской.
— Завтра начинаются. Что ты здесь делаешь?
— Мы ждем профессора Танимуру. Но он что-то опаздывает, и я вышел его встретить…
Ёити ответил, учащенно дыша. Синтаро хотелось посочувствовать брату. Но это сочувствие вылилось в самые обыденные слова:
— И давно ты ждешь?
— Да нет, минут десять.
— С тобой был, кажется, кто-то из приказчиков? Приехали.
Рикша пробежал еще несколько шагов и остановил коляску у магазина. Магазина с массивной застекленноЙ дверью, такого близкого и родного Синтаро.