О языках народов СССР

Культурная революция в Советском Союзе включала в себя в качестве неотъемлемой составной части языковое строительство, создание и развитие письменностей на многочисленных языках народов СССР, без чего не мог бы осуществиться ни социальный, ни экономический прогресс нашей страны.

Теоретическим фундаментом языкового строительства служит языковая политика КПСС, краеугольным камнем которой является ленинский принцип абсолютного равноправия всех народов и их языков. Как подчеркивается в 34 статье новой Конституции Союза Советских Социалистических Республик, «граждане СССР равны перед Законом независимо от происхождения, социального и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств». Именно принцип национального равенства и равноправия дал возможность решить в нашей стране сложнейшие национально-языковые вопросы.

Для раскрытия социолингвистических проблем языкового развития необходимо рассматривать их в тесной связи с общественным развитием, ибо язык как своим возникновением, так и развитием обязан обществу. Вот почему изложение основного лингвистического материала необходимо вести на широком фоне социального развития нашего многонационального государства. Что касается самого языкового строительства, то в нем наиболее отчетливо выделяются три основных этапа: а) усовершенствование имевшихся и построение новых письменностей; б) латинизация письменностей; в) переход письменностей на кириллицу (русскую графическую базу).

Ленинская национально-языковая политика

Основные принципы национальной и языковой политики были разработаны В. И. Лениным и партией задолго до Октябрьской революции. Поэтому после свершения Октябрьской революции наша партия смогла сразу же приступить к практической реализации своей программы. В решениях X съезда партии (1921 г.) были сформулированы главные задачи партии в длительном процессе борьбы за уничтожение фактического национального неравенства народов нашей страны: «…помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед центральную Россию, помочь им: а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национально-бытовым условиям этих народов; б) развить и укрепить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения; в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно-просветительные учреждения на родном языке; г) поставить и развить широкую сеть курсов и школ как общеобразовательного, так и профессионально-технического характера на родном языке (в первую голову для киргиз, башкир, туркмен, узбеков, таджиков, азербайджанцев, татар, дагестанцев) для ускоренной подготовки местных кадров квалифицированных рабочих и советско-партийных работников по всем областям управления и прежде всего в области просвещения»[1].

Чтобы осуществить эти планы, нужно было проделать громадную работу. Демократизация культуры как основной принцип пролетарской революции невозможна без создания национальных кадров в ранее отсталых республиках, областях и районах, без приобщения всех народов России к строительству социалистической экономики и культуры. Для возрождения наций и народностей необходима была подлинная революция в области просвещения, нужны были революционные преобразования в «языковом хозяйстве». Необходимо было выполнить в кратчайшие исторические сроки актуальнейшую общенародную задачу по усовершенствованию старых и строительству новых литературных языков.

Советская власть унаследовала от царизма запущенное и запутанное «языковое хозяйство». Из 130 языков народов нашей страны лишь 20 имели более или менее разработанную письменность. Своей оригинальной графикой письма пользовались только русские, украинцы, грузины и армяне, создавшие развитые литературные языки.

Вся книжная продукция на некоторых языках состояла лишь из букваря да двух-трех церковных книжек. Недаром само появление и характер письма в большинстве случаев непосредственно связаны с тем или иным вероисповеданием. Поэтому неудивительно, что как у бесписьменных, так и у «письменных» народов процент грамотности был весьма низок. В Азербайджане, например, до революции 95,5% населения оставалось неграмотным; количество грамотных среди народов Кавказа, Поволжья и Средней Азии составляло 1—2%; сплошь неграмотны были народы Крайнего Севера[2].

Решение проблемы письменности, кроме всего прочего, осложнялось чрезвычайной пестротой картины языковой жизни многочисленных народов, населявших бывшую царскую империю. Их языки, разные по своему строю, по происхождению, относятся к самым различным генетическим семьям и группам.

Весьма различны и общественные функции языков в соответствии со степенью развитости самих народов, их численностью, наличием и давностью традиций письма. Это создавало значительные трудности как для осуществления культурной революции в целом, так и для языкового строительства — одного из ее составных элементов. Именно поэтому уже в первые годы Советской власти усовершенствование существующих письменностей и создание новых стало первоочередной задачей в деятельности ученых-лингвистов. К этой проблеме было приковано также внимание партийных и советских органов, работников просвещения в центре и на местах.

В важном деле улучшения письменности пример подал русский народ, хотя русское письмо, казалось бы, было более совершенным, чем многие другие. Реформа русской письменности была закреплена законодательными актами Советского государства от 23 декабря 1917 г. Целью ее была демократизация графики и орфографии русского языка, упорядочение и упрощение русского правописания, что́ имело огромное значение в период развертывания борьбы за ликвидацию неграмотности в стране. Следует также отметить прогрессивное влияние этой реформы на последующий пересмотр вопросов письменности других народов.

Письменностям многих народов были присущи недостатки, что в известной мере тормозило дело культурного строительства и просвещения. В особенности это относится к уйгурско-монгольской, древнееврейской и арабской формам письма. Но если двумя первыми пользовались лишь несколько малых народностей, то арабской графикой — 16 народов, среди которых были такие многочисленные, как узбеки, татары, казахи, азербайджанцы, таджики. Арабская графика вполне устраивала мусульманское духовенство, требовавшее лишь слепого повиновения догмам Корана. Недостатки графики арабского письма не были особенно заметными в период, когда люди писали от руки. Однако в эпоху интенсивного развития книгопечатания и массового обучения грамоте все недостатки этой графики резко выявились и стали тормозом в распространении просвещения.

Сложность обучения была одной из главных причин того, что в первые годы Советской власти ликвидация неграмотности у народов с арабской письменностью осуществлялась весьма медленными темпами. По данным переписи 1926 г. процент грамотности населения от 9 лет и старше в Азербайджане составлял 25,2%, в Казахстане — 22,5, в Киргизии — 15,1, в Туркмении — 12,5, в Узбекистане — 10,6, в Таджикистане — 3,7%.

Переход на более простую и доступную народным массам графическую основу письма был насущно необходим ввиду экономических и культурных потребностей народов, начавших социалистическое строительство.

До революции языковеды в основном были заняты изучением истории языков и выявлением родственных связей между ними, теперь, «революцией призванные», они должны были перестроить свою работу и решить многие неотложные социолингвистические проблемы, связанные с изучением состояния и перспектив функционального развития различных языков и диалектов.

Ученые столкнулись со множеством теоретических вопросов, от решения которых зависели конкретные практические шаги по созданию новых и улучшению старых письменностей. Так, на базе достигнутых успехов теоретического языкознания необходимо было разработать научно обоснованный алфавит для массового практического применения. Среди ученых имелись расхождения по ряду принципиальных вопросов. Одни, например, считали, что алфавит должен быть фонетическим, т. е. он должен отражать все без исключения звуки языка. Другие, наоборот, настаивали на его фонемном характере, когда в алфавите обозначаются лишь фонемы (основные смыслоразличительные звуки).

В ходе научных споров проф. Н. Ф. Яковлевым была предложена математическая формула построения алфавита[3], существо которой сводилось к максимальной экономии букв при разработке алфавитов для языков с большим числом согласных фонем, каковыми являются большинство кавказских языков. В основном наиболее приемлемым был признан алфавит, в котором представлены все фонемы данного языка.

Этот принцип отстаивал и А. А. Реформатский, известный своими работами по прикладной лингвистике. Он придавал большое значение также внешнему виду букв. Подчеркивая различную роль гласных и согласных в процессе чтения, А. А. Реформатский считал необходимым, чтобы эти две группы фонем отличались друг от друга графически, он считал, что «любой графический знак дан в отношении восприятия в ряде графических признаков, к которым мы можем причислить: 1) принадлежность к тому или иному алфавиту; 2) признаки определенной гарнитуры по рисунку; 3) признаки характера шрифта в пределах гарнитуры по рисунку и пятну (прямой, курсив, светлый, полужирный, жирный); 4) величину шрифта по кеглю; 5) величину и рисунок шрифта по внутрикеглевому варианту (строчной, прописной, капитель) — все это будут шрифтовые графические признаки»[4]. По мнению А. А. Реформатского, рациональный алфавит должен обладать не только индивидуальной, но и групповой, систематической дифференциальностью знаков.

Языковеды считали, что алфавиты должны целостно и органически отражать структуру языка, и в первую очередь его фонемный состав, избегая при этом лишних знаков; для выражения звуков разного типа нельзя использовать тождественные и сходные знаки; в графической систематике должна найти свое адекватное выражение языковая систематика, и в первую очередь фонематическая; недопустимы двух‑ и многобуквенные обозначения, каждая качественно своеобразная единица алфавита должна иметь единый знак; наиболее часто встречающиеся фонемы должны выражаться более простыми знаками, а для менее часто встречающихся фонем можно допустить и более сложные знаки, и т. д.[5]

Наряду с лингвистами над теоретическими вопросами письменностей трудились педагоги, психологи и др. Они предъявляли свои требования к создаваемым алфавитам[6].

С точки зрения психологов в алфавите должны быть реализованы следующие принципы: однотипность графического выражения звука; организованность отдельных букв алфавита как объектов восприятия, образующихся из следующих качеств буквы: а) предметность; б) отконтурированность; в) выступление на фоне бумаги; г) расчлененность; д) делимость; е) отношение к другим буквам в смысле удобочитаемости и право‑ и левосторонних сочетаний; расчлененность и структурованность алфавита в его целом, зависящие преимущественно от наличия и частоты встречаемости выступающих из строки букв; напластование зрительных образов букв и их сочетаний в их последовательном восприятии в процессе чтения[7].

Педагоги обращали внимание в основном на связность и безотрывность письма, так как именно от этих свойств зависит быстрота и легкость начертания отдельных букв и их систем. Следовало учитывать: а) число штрихов; б) число отрывов от буквы; в) направление штрихов г) выход штриха за строку; д) удобство штриха для установления связи с соседними буквами и т. п.[8]

Своего теоретического и практического решения требовали и другие неотложные вопросы, особенно важно было определить диалектную основу будущих литературных языков, т. е. на основе какого диалекта следовало строить единый литературный язык данной народности.

Диалектное членение языков нередко бывало сложным и запутанным. Поэтому не строй того или иного диалекта должен был приниматься во внимание (хотя вносилось и такое предложение), а социальное положение носителей диалектов. Как правило, за основу литературного языка брался диалект, носители которого проживали в экономических и культурных центрах народности и по численности превосходили носителей других диалектов.

Латинизация письменностей

Несовершенство и сложность арабской графики давно были предметом беспокойства многих выдающихся ученых и представителей прогрессивной интеллигенции. Так, на сложность арабского письма обращал внимание еще Ф. Энгельс, который много и серьезно занимался языками. «…персидский — не язык, — писал он в письме к К. Марксу, — а настоящая игрушка. Если бы не… арабский алфавит, в котором то и дело по шесть букв подряд выглядят одинаково и в котором нет гласных, то я бы взялся изучить всю грамматику в течение 48 часов»[9].

Из 28 букв арабского алфавита самостоятельное начертание имеют лишь 16, остальные отличаются друг от друга всевозможными диакритическими знаками, что не может не осложнять их восприятие и печатание. К тому же почти все буквы имеют по два-три написания в зависимости от их места в слове: в начале, середине, конце. Для изображения гласных звуков в основном алфавите имеется всего три буквы.

Многие просветители народов Востока прекрасно понимали недостатки арабской графики и вели борьбу за изменение системы письма. «Тысячу раз жаль, — писал выдающийся азербайджанский писатель и мыслитель Мирза Фатали Ахундов (1812—1878), — что главные руководители мусульманских народов не могут понять, какую важную роль играет перемена алфавита. Они не могут понять вопроса, который яснее дня. Они согласны с необходимостью провести всякую другую реформу, они согласны проводить железные дороги, телеграфные линии, строить пароходы и всякие сооружения, но не хотят реформировать алфавит, тогда как он является основою всех этих реформ»[10].

В борьбе за реформу письменности участвовали многие просвещенные деятели зарубежного Востока. Так, в Иране это движение возглавляли выдающиеся деятели культуры Мирза Малькомхан, Али Мухамаджан Увейси, Саид Нафиси.

Малькомхан, в частности, добивался минимального упрощения персидского письма: введения особых букв для обозначения всех гласных персидского языка и раздельного начертания каждой буквы. Но и эти незначительные нововведения натолкнулись на яростное сопротивление реакционного мусульманского духовенства. «Я бился, — писал Мирза Малькомхан, — над этим вопросом более 20 лет, живя в мусульманских странах; я 20 лет искал путей к прогрессу и с каждым шагом находил все новые доказательства того, что исламские народы смогут двигаться вперед по пути прогресса лишь после того, как они решатся приспособить свой алфавит к современной европейской технике»[11].

Более радикальное решение проблемы предлагал иранский ученый Саид Нафиси. Его проект алфавита полностью базировался на латинской графике. Но и он не был осуществлен, как многие прогрессивные начинания, ни в царской России, ни за рубежом. Лишь в первой социалистической стране стала возможной замена сложных график, недостаточно приспособленных к особенностям конкретных языков.

В 20‑х годах многие народы нашей страны перешли на латинизированный алфавит. Первыми выступили ученые Азербайджана, где в 1922 г. был организован специальный комитет во главе с Н. Наримановым для подготовки перехода на новый алфавит. В. И. Ленин придавал большое значение реформе, считая, что «это есть революция на Востоке»[12]. Вслед за Азербайджаном другие народы также приступили к латинизации алфавита.

В 1925 г. на Второй конференции по просвещению горских народов Северного Кавказа было принято решение о латинизации письменности ингушей, кабардинцев, карачаевцев, адыгейцев, чеченцев. 1 марта 1926 г. по постановлению Президиума Закавказского ЦИКа новый латинский алфавит стал обязательным.

В феврале 1926 г. в Баку состоялся Всесоюзный тюркологический съезд, посвященный вопросам латинизации письменности тюркоязычных народов. В его работе участвовали представители горских кавказских народов Советского Союза. На съезде был создан Центральный комитет нового тюркского алфавита под руководством председателя ЦИК Азербайджана С. Агамалы-оглы (Н. Нариманов умер в 1925 г.).

Спустя два года А. М. Горький с восхищением рассказывал о культурном празднике в Баку, посвященном шестилетней годовщине нового алфавита. «Изумительный старец Самед-ага Агамалы-оглы, президент республики тюрков, инициатор замены арабского алфавита латинским, — рассказывал А. М. Горький, — говорил пламенные речи, как юноша. С законной гордостью он вспоминал, как Владимир Ильич сказал ему: „Латинский алфавит — первый шаг, которым вы начинаете культурную революцию среди тюрков“»[13]. В. И. Ленин не случайно одобрительно отнесся к идее латинизации письменности. Бережное, уважительное отношение Коммунистической партии и Советского правительства к развитию национальных языков и письменности сочеталось с мерами по облегчению сложного для восприятия широкими слоями трудящихся арабского письма.

Комитет проделал большую работу по латинизации алфавитов, а также по созданию новой письменности на основе латинской графики у некоторых малых народностей. В конце 20‑х — начале 30‑х годов латинизированный алфавит был принят в Азербайджане и во всех республиках Средней Азии, а также в ряде автономных республик и областей.

Как конкретно это происходило, показывают документы по истории культурного строительства в Киргизии. Решение о переходе было принято на областном научно-педагогическом съезде Киргизской автономной области в мае 1925 г.

В конце 1926 г. на пленуме Исполкома Киргизской автономной области было принято следующее решение: «Учитывая полное преимущество нового киргизского алфавита перед старым, арабским, и основываясь на желании широких масс населения, а также учитывая в этом отношении положительный опыт тюрко-татарских республик, признать необходимым скорейшее введение в Киргизской автономной области новокиргизского алфавита»[14]. Постепенно к концу 1931 г. арабский алфавит был в Киргизии повсеместно заменен новым, латинским. В этой работе активно участвовал весь народ: создавались кружки и курсы по изучению нового алфавита, собирались добровольные пожертвования.

Такая же картина наблюдалась во всех республиках Средней Азии. Председатель Туркменского ЦИК М. А. Айтаков, выступая на II сессии ЦИК СССР, говорил: «Введение латинизированного алфавита явилось большим толчком для дальнейшего культурного роста Туркмении. Старый, арабский алфавит теперь окончательно похоронен»[15].

Введение нового алфавита сопровождалось острой идеологической борьбой. В Азербайджане кулаки с благословения духовенства расправлялись с сельскими учителями, внедрявшими в своих школах латинскую письменность. Немало случаев террора в отношении «латинистов» было в Узбекистане. Реакционное духовенство объявило противников арабского алфавита каджарами, т. е. «неверными», так как Коран и «имя самого аллаха» были якобы начертаны арабскими буквами божественной силой. Байманапы, духовенство и их приспешники в Киргизии тоже яростно сопротивлялись ликвидации арабского алфавита, якобы «ниспосланного самим Магометом», или стремились «доказать», что с принятием нового алфавита снизится уровень грамотности коренного населения. Переход к латинскому алфавиту, как замечает историк С. Данияров, «нанес сокрушительный удар по мусульманскому духовенству, использовавшему арабскую письменность как орудие духовного угнетения трудящихся киргизов»[16].

Следует подчеркнуть, что латинизация, составляющая особый этап в развитии письменностей народов СССР, сыграла положительную роль в культурном и социальном развитии многих народов нашей страны. Письмо на латинской основе сменило несовершенную письменность на арабской, древнееврейской, древнеуйгурско-монгольской графиках. Замена графической основы одновременно означала превращение письменности из орудия религиозной пропаганды в орудие социального прогресса. Латинская графика оказалась намного удобнее (чем названные выше) для создания новых алфавитов.

Встает вопрос: почему не был совершен переход сразу на русскую графическую основу, не было ли ошибкой введение латинского алфавита. Для ответа на этот вопрос необходимо себе представить всю сложность проблемы и конкретные исторические условия, подготовившие этот переход.

Потребовалось определенное время для того, чтобы советские народы осознали и почувствовали совершенно новое для них содержание и значение русской графики. Кроме того, в первые годы Советской власти переход на эту графику мог быть истолкован как рецидив старой, русификаторской политики царизма.

Вот почему Коммунистическая партия и Советское правительство поддержали проявленную на местах инициативу по латинизации старой несовершенной письменности и созданию новых алфавитов на базе латинской графики. 7 августа 1929 г. Президиумом ЦИК СССР и СНК СССР было принято постановление о введении нового, латинизированного алфавита. В постановлении за новым латинизированным алфавитом признавалось «особое культурно-экономическое значение» и подчеркивалось, что эта мера осуществлялась в соответствии «с волеизъявлением рабочих и трудящихся крестьян (декхан) народов арабской письменности Союза ССР»[17]. Постановление обязало все государственные учреждения и предприятия общесоюзного значения во всех случаях письменного и печатного применения тюркско-татарских языков пользоваться этим алфавитом, прекратить издание на старом (арабском) алфавите, а вузам и научным учреждениям обеспечить использование нового алфавита в преподавательской работе.

15 августа 1930 г. Президиум Совета Национальностей ЦИК СССР принял специальное постановление по докладу Центрального комитета нового тюркского алфавита. В докладе подводились итоги проведения латинизации письменности за 1927—1930 гг. Латинский алфавит, говорилось в постановлении, «одержал полную победу над арабской графикой, охватив 36 национальностей с численностью более 3,5 млн. трудящихся». Латинизация письменности характеризовалась как «мощное орудие культурной революции на Советском Востоке»[18]. На основе латинской графики издавалось до ста газет, журналов и литература на сорока языках. Отметив ряд недостатков в проведении реформы, было принято решение о переводе комитета из Баку в Москву с тем, чтобы передать его в непосредственное ведение Президиума Совета Национальностей ЦИК СССР. Таким образом, Центральный комитет нового тюркского алфавита, деятельность которого давно вышла за национальные рамки Азербайджана, был в 1930 г. реорганизован во Всесоюзный центральный комитет нового алфавита при ЦИК СССР (ВЦКНА).

Аппарат ВЦКНА состоял из 29 человек и включал четыре производственных сектора: кавказский, тюркско-татарский, угро-финский и технографический. К 1 января 1935 г. в ведении ВЦКНА находилось около 35 местных комитетов нового алфавита. Это была большая и трудная научная и организаторская деятельность.

ВЦКНА явился научно-организационным центром для решения общих и теоретических вопросов в связи с разработкой новых алфавитов. Огромную роль в этом сложном деле играл опыт выдающихся ученых-языковедов. Именно благодаря их знаниям, эрудиции, таланту в короткий срок была проведена трудоемкая и кропотливая работа по изучению фонетической системы, грамматического строя и словарного состава бесписьменных языков. На Северном Кавказе, в Дагестане разработкой алфавита для аварцев, даргинцев, лаков, лезгин, кабардинцев, чеченцев, адыгейцев и других младописьменных народов руководили Н. Ф. Яковлев и Л. И. Жирков. Крупнейшие тюркологи Е. Д. Поливанов, С. Е. Малов, Н. К. Дмитриев, А. К. Боровков, К. К. Юдахин, Н. А. Баскаков внесли свой вклад в разработку письменности для тюркских народностей. Плодотворно работали в области подготовки новых алфавитов для финно-угорских народов Д. В. Бубрих, В. И. Лыткин, для осетин — В. И. Абаев и др.

Серьезную помощь в этой работе оказал академик Н. Я. Марр. Его роль в разрешении вопросов создания литературных языков для бесписьменных народностей и развития письменности у тех народов, где она делала лишь первые шаги, отмечал журнал «Революция и национальности». Одной из крупнейших заслуг Н. Я. Марра, говорилось в журнале, является «вовлечение им в круг лингвистических исследований бесписьменных языков малых народов и народов, угнетенных при царизме»[19]. Несмотря на загруженность работой, он руководил многими научными учреждениями. Марр много ездил для собирания материалов на местах, участвовал во многих научных экспедициях, показывая пример многостороннего изучения живых разговорных языков и диалектов. Важное значение имел доклад Н. Я. Марра «Письмо и язык» на I пленуме научного совета ВЦКНА в феврале 1933 г. Большую помощь ВЦКНА оказывали также академики А. Н. Самойлович и И. И. Мещанинов.

Постепенно ВЦКНА и его местные комитеты охватывали все более сложный комплекс проблем, поставленных перед ними развитием языка и письменности народов СССР.

Особо сложным являлся вопрос о письменности на языках народов Севера, которые были почти все бесписьменными.

В XIX в. большая и сложная работа по изучению языков северных народов была проведена группой народовольцев, сосланных на Дальний Восток. В. И. Иохельсон изучал корякский, юкагирский, алеутский языки, В. Г. Богораз-Тан — чукотский, ительменский и ламутский, А. Я. Штернберг — гиляцкий, айнский и, отчасти, гольдский. Они же составили первые — ценные по фактическому материалу и чуждые духу миссионеров и колонизаторов — словари и грамматики этих языков.

По инициативе А. Я. Штернберга и В. Г. Богораза-Тана на северном факультете Ленинградского института востоковедения в 1926 г. начали преподавать национальные языки. Вначале был разработан алфавит на латинской основе для эвенкийского языка, а к 1930 г. — и для других основных языков народов Севера. Еще до этого студенты географического факультета Ленинградского университета, работая учителями и секретарями сельсоветов в северных районах, изучали местные языки. В 1930 г. были созданы Институт народов Севера (ИНС) и при нем Научно-исследовательская ассоциация.

Иногда письменность для северных народов создавали сами учителя, работавшие на далеком Севере. В 1928 г. в Хабаровске был издан букварь нанайского языка («Первая грамота»), составленный Н. А. Липской-Вальронд. В 1930 г. в аркинской школе Охотско-Эвенского национального округа учитель Ткачик составил эвенский (ламутский) букварь на русской графической основе и вел по нему занятия, а в Ногаеве краевед Левин в 1931 г. создал букварь на латинской графике и размножил его в 200 экземплярах. В течение двух лет школы Корякского национального округа вели занятия по этим букварям. Тогда же учителя Корякской культбазы Богданов, Коваленко и Логинов составили корякский букварь.

Научно-исследовательская ассоциация при ИНС привлекла к работе лингвистов, этнографов и студентов. К концу 1930 г. она разработала и представила в ВЦКНА проект единого северного алфавита на основе латинской графики, который был 23 февраля 1931 г. утвержден. В январе 1932 г. на I Всероссийской конференции по развитию языков и письменности народов Севера были обсуждены вопросы создания северных литературных языков, вопросы алфавита, очередные задачи культурного строительства на Крайнем Севере и программы для национальных школ, принят проект создания литературных языков для 14 северных народностей. В мае 1932 г. организовался специальный Комитет нового алфавита народов Севера, а позже — окружные и районные комитеты на местах.

Однако необходимо отметить, что в процессе латинизации алфавитов были допущены ошибки. Создание единого алфавита на латинской основе для большинства народов Севера не оправдало себя и противоречило естественноисторическому развитию тех народов, которые до этого уже пользовались русским письмом. При обсуждении работы Комитета нового алфавита 1 июня 1935 г. Президиум ЦИК СССР обратил внимание на серьезную ошибку, допущенную в его деятельности: были переведены на латинскую графику письменности некоторых народов, до тех пор пользовавшихся русской графикой письма (удмурты, якуты, коми, осетины, калмыки и др.). Комитет нового алфавита возводил латинизацию в «абсолют», считая латинский алфавит «единственно революционным»[20].

В отчете Восточно-Сибирского обкома ВКП(б) о работе за 1936 г. перед ЦК партии со всей остротой был поставлен вопрос о письменности северных народов, отмечалось, что «единый северный алфавит (ЕСА), выработанный Ленинградским институтом народов Севера на основе латинского алфавита для всех 26 народов Севера, и единый литературный язык (эвенкийский) — плод явно формалистического творчества»[21]. Север буквально «наводнен» латинизированной литературой, особенно на эвенкийском языке, и эти «латинизированные книги некуда девать». Эвенки не могут пользоваться этими печатными изданиями из-за их «искусственного словотворчества»[22]. Говорящие на разных диалектах, но почти повсеместно владеющие русским языком, эвенки разбросаны по огромной территории Советского Севера группами от 300 до 2000 человек, поэтому проще и целесообразнее для письменности этой народности взять за основу русский алфавит, чтобы облегчить трудящимся эвенкам овладение письменностью обоих языков — родного и русского[23].

11 февраля 1937 г. письменность малых народов Севера была переведена на русскую основу.

Функционирование многочисленных младописьменных языков во второй половине 30‑х годов выявило, однако, что не все вновь созданные письменности могут развиваться одинаково. Значительные успехи были достигнуты на языках более многочисленных народов (туркмен, киргизов, кабардинцев и черкесов, карачаевцев и балкар, башкир и др.), а некоторые малочисленные народности вовсе потеряли свою письменность.

Однако отсутствие письма на родном языке не означало для народа отсутствие грамотности вообще, так как все малые народности двуязычны (а иногда и трехъязычны) и широко использовали литературный язык какого-нибудь более многочисленного народа. Приводим таблицу литературных языков, которыми пользуются малые народности и этнографические группы, не имеющие письменности на своих языках.

Переход на русскую графическую основу

Вопрос о переходе на русскую графическую систему был поставлен в результате огромных достижений культурной революции, в которую языковеды внесли свой вклад.

В своей работе «О кооперации» В. И. Ленин подчеркивал, что «для нас эта культурная революция представляет неимоверные трудности и чисто культурного свойства (ибо мы безграмотны), и свойства материального (ибо для того, чтобы быть культурными, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база)»[24]. Создав письменности на многочисленных языках, Коммунистическая партия получила надежные рычаги для подъема культуры ранее отсталых народов. Без этого нельзя было рассчитывать на строительство нового, социалистического общества.

Особенно велики были задачи в области развития культуры в течение второй пятилетки, которая завершала переходной период от капитализма к социализму. Решение проблемы письменностей облегчило ликвидацию неграмотности и дальнейшее развитие народного образования во всех его звеньях, способствуя более интенсивному культурному общению между советскими народами.

К 20‑й годовщине Советской власти СССР превратился в основном в страну сплошной грамотности, осуществив тем самым великую историческую задачу. В. И. Ленин писал, что «недостаточно безграмотность ликвидировать, но нужно еще строить советское хозяйство, а при этом на одной грамотности далеко не уедешь. Нам нужно громадное повышение культуры»[25]. Дальнейшая деятельность работников культуры была связана с развитием культурно-просветительной работы среди трудящихся.

Государство значительно увеличило капиталовложения в культурное строительство, что, наряду с достижением всеобщей грамотности, обеспечило бурный рост всех отраслей культуры. От этого непосредственно зависел рост производства и укрепление материальной базы социализма, что имело особое значение в годы перевооружения советской промышленности на основе новой техники, когда первоочередной стала задача преодоления противоречия между требованиями социалистического производства и уровнем подготовки рабочего класса[26].

За годы двух первых пятилеток число рабочих и служащих выросло более чем в 2 раза (до 27 млн. чел.)[27]. Ряды рабочего класса пополнялись в основном за счет пришедших из деревень крестьян, которые в короткий срок должны были пройти большую школу, приобщиться к культуре. В период второй пятилетки в неразрывном единстве повышался технический уровень и квалификация рабочих кадров, росла их общеобразовательная и политическая подготовка и культурно-эстетические запросы.

Особое значение имела культурно-массовая работа в деревне, когда создавалась материально-техническая база колхозов, велась борьба за грамотность, культуру и коммунистическое воспитание. Развернулось строительство школ, клубов, библиотек, организовались колхозно-совхозные театры, художественная самодеятельность.

В национальных республиках формы культурной работы развивались в зависимости от национальных и бытовых особенностей. Так, в Средней Азии появились красные чайханы, в Азербайджане — женские клубы, у народов Севера — красные чумы, яранги, кибитки и т. п. Если до сих пор ощущался недостаток в учительских кадрах, то во второй пятилетке этот вопрос в основном был решен. На культурный фронт были направлены работники народного просвещения — представители многих наций, народностей, это дало возможность резко увеличить число учащихся во всех республиках.

Так, в начале первой пятилетки в РСФСР на 1000 чел. населения приходилось 84 учащихся, а через 10 лет — 187; на Украине — соответственно 88 и 176; в Белоруссии — 102 и 192; в Азербайджане — 82 и 195; в Грузии — 110 и 196; в Армении — 98 и 237; в Туркмении — 37 и 163; в Узбекистане — 36 и 176; в Таджикистане — 18 и 170; в Казахстане — 50 и 179; в Киргизии — 48 и 204 и т. д.[28] В эти же годы значительное развитие получило высшее образование, были открыты (или восстановлены) университеты в Харькове, Свердловске, Баку, Алма-Ате, Самарканде. К 1938 г. в СССР работали 23 университета.

В процессе культурной революции были сделаны значительные шаги не только к возрождению и расцвету национальных культур, но и к их сближению. В это время становится уже очевидной роль русского языка как средства обмена культурными ценностями и общения между различными народами СССР.

С развитием социалистической культуры народов СССР перед ВЦКНА ставились все более и более серьезные задачи. Местные комитеты нового алфавита, как правило, были еще малоопытны и нуждались в квалифицированном руководстве.

16 июня 1935 г. при обсуждении работы ВЦКНА Президиум Совета Национальностей ЦИК СССР отметил, что разработка важнейших вопросов языков и письменности отстает от требований времени, ведется вяло, принимает затяжной характер, что в деятельности комитета «превалируют кустарные, малоэффективные методы работы»[29]. Президиум ЦИК СССР 17 августа 1935 г. обязал ВЦКНА «развернуть работу по оказанию систематической помощи национальностям в развитии литературного языка и научной разработке орфографии, терминологии, грамматики и словарей», организовать научную базу ВЦКНА. Институт востоковедения, Институт языка и мышления Академии наук СССР, Институт национальностей ЦИК, правление Союза советских писателей, местные комитеты национальных культур должны были «обеспечить планомерной, регулярной помощью Всесоюзный центральный комитет нового алфавита»[30].

Было решено превратить комитет нового алфавита во всесоюзный орган по вопросам орфографии, терминологии и письменности, вообще по вопросам развития языка. Состав комитета и его президиум были утверждены Президиумом Совета Национальностей.

Развитию языка и письменности большое внимание уделялось и на местах. В марте 1936 г. ВЦКНА познакомился с деятельностью Чувашского научно-исследовательского института социально-культурного строительства. Институт в Чебоксарах провел значительную работу по упорядочению орфографии и терминологии, издал стабильные учебники по грамматике чувашского языка, осуществил переводы некоторых трудов классиков марксизма-ленинизма, а также общественно-политической, сельскохозяйственной и медицинской литературы, выпустил девять томов «Академического словаря чувашского языка» под редакцией Н. И. Ашмарина. В ноябре 1935 г. в Якутске был организован Институт языка и культуры, который составил несколько орфографических и терминологических словарей.

Многие местные партийные и советские организации отчетливо представляли себе значение вопросов развития языка и письменности для культурного строительства своих народов. «Недостаточная разработанность грамматики удмуртского языка, орфографии, а также бессистемность и случайность в терминологической работе, — отмечал Удмуртский обком ВКП(б) в 1936 г., — задерживают темпы развития национальной культуры, а также создают огромные затруднения в переводческой работе, в особенности в переводах классиков марксизма-ленинизма»[31].

В 1937 г. была подготовлена научная конференция с обсуждением основ научной грамматики удмуртского языка, терминологии, орфографии, переводов на удмуртский язык. Предварительно на совещаниях партийных работников, агрономов, редакторов, учителей обсуждались спорные вопросы языковой культуры народа, создания словарей.

Советские языковеды внесли большой вклад в развитие теоретического и прикладного языкознания, обогатив этим мировой научный опыт. Одновременно с составлением алфавитов для младописьменных языков они разрабатывали орфографию, ее правила, опираясь на нормы живого языка, учитывая взаимосвязь между ними. В то же время велась большая работа по созданию и развитию терминологии — общественно-политической, научной, технической.

Использование опыта составителей русско-иностранных и иностранно-русских словарей, четырехтомного словаря русского языка под ред. Н. Д. Ушакова, словаря С. И. Ожегова помогло создать двуязычные национально-русские словари. Были изданы национально-русские, русско-национальные, терминологические, орфографические словари. Как отмечает Ю. Д. Дешериев, на разных этапах развития языкового строительства объем и качество этой работы были различными.

Первыми были подготовлены словари: русско-чеченский (1930), осетино-русско-немецкий (1927—1934), русско-таджикский (1934), горномарийско-русский (1934), эвенко-русский (1936), русско-ненецкий (1936), русско-казахский (1942) и др. Все они были небольшими по объему и краткими (за исключением трехтомного осетинского и двухтомного таджикского).

Весь этот комплекс сложной лексикографической работы стал важным государственным делом, одним из необходимых условий осуществления культурной революции.

Характерно, что в ряде мест в результате глубокого анализа хода языкового строительства вскрывались недостатки латинского алфавита. Так, еще в июле 1936 г. лингвистическая конференция, проведенная в г. Улан-Удэ при участии писателей, журналистов и учителей, отметила наряду с успехами в развитии языкознания серьезные недостатки латинизированного алфавита и грамматики, «недостаточный учет существующих норм бурят-монгольского языка и отсутствие отдельных графических знаков для передачи фактически существующих в бурят-монгольском языке звуков»[32].

Одновременно наблюдалось растущее стремление к изучению русского языка среди народов Советского Союза. Это стремление нашло отражение в деятельности коммунистических партий союзных республик. В Грузии, например, в 30‑е годы несколько раз специально обсуждался вопрос о состоянии и мерах улучшения преподавания русского языка в общеобразовательных школах республики. Изучение русского языка было введено в Грузии с 3‑го класса начальной школы. Увеличился прием студентов на отделения русского языка и литературы Тбилисского университета, педагогических и учительских институтов.

В решении бюро Адыгейского обкома ВКП(б) от 30 октября 1937 г. говорилось, что абсолютное большинство адыгейцев овладело грамотой на основе знания русского языка. Если в 1927 г. в школах Адыгеи русскому языку обучалось 1788 детей, то через десять лет — 10 903[33].

На первом съезде КП(б) Киргизии в 1937 г. подчеркивалось, что судьбы киргизского народа связаны с русским пролетариатом, со всем Советским Союзом. И поэтому «мы должны приобщиться к общесоюзной культуре и осваивать вершины этой культуры. Это возможно только при условии, если мы будем изучать в совершенстве русский язык»[34].

Тот же вопрос рассматривался и в отчетном докладе на VIII партсъезде КП(б) Узбекистана. Перед коммунистами-узбеками ставилась задача «изучать русский язык — язык большевизма, средство общения с другими народами и усовершенствования национальных кадров в области научных и технических знаний»[35]. Овладение русским языком, вопреки сопротивлению буржуазных националистов, приводило к усилению роста национальных кадров, к их скорейшему формированию, а значит — и к развитию национальной социалистической культуры.

Заслуживает особого внимания высказывание Н. К. Крупской по поводу преподавания русского языка в национальных школах[36]. Н. К. Крупская писала, что буржуазные националисты под разными предлогами усиленно загораживали батракам и беднякам доступ к русскому языку, а великодержавные шовинисты, по сути дела, помогали местному национализму. Высказывания Н. К. Крупской свидетельствуют о партийной нетерпимости ко всякому проявлению национал-шовинизма, отвечают потребностям самой жизни и сохраняют свое значение и поныне.

В. И. Ленин еще до революции писал о важности изучения всеми народами нашей страны русского языка. При этом он неразрывно связывал это изучение с установлением тесного общения, братского единства народов и подчеркивал главное условие этого изучения — добровольность.

Осуществление ленинских принципов национальной политики, свободное развитие каждой нации на основе самоопределения, рост ее государственности, укрепление экономики, развитие культуры, постепенное формирование социалистических наций сопровождалось укреплением связи всех советских народов между собой и особенно с русским народом во всех областях государственной, хозяйственной, культурной и общественной жизни. Но потребовалось определенное время для того, чтобы советские народы осознали и почувствовали совершенно новое для них содержание и значение русского языка и русской письменности как формы общения со старшим братом в единой социалистической семье равноправных народов.

В развитии первого в истории многонационального социалистического государства ведущую роль играли постоянная помощь и поддержка, оказываемые русским народом каждому народу нашей страны в социалистическом строительстве, особенно в решении одной из основных задач переходного периода — подготовке собственных кадров для народного хозяйства и культуры. В этих условиях русский язык и русская письменность становились орудием социалистического строительства для всех народов, орудием, помогающим скорейшему осуществлению социализма, формой межнационального общения.

При этом нельзя забывать и еще одного важного явления, присущего процессу социалистического строительства: в ходе организации новой жизни в быт народов входит все больше новых слов и терминов, перешедших из русского языка и являющихся интернациональными. В. И. Ленин говорил о слове совет, ставшим близким и понятным миллионам людей на Земле. За годы Советской власти вместе с коренной перестройкой экономики, культуры, быта обогатился словарный запас всех народов не только за счет общего прогрессивного развития, но прежде всего за счет взаимного общения и введения новых понятий и терминов, в первую очередь свойственных современной эпохе. Таковы интернациональные слова: социализм, коммунизм, идеология, делегат, коммунист, комсомолец, пионер, а также русские слова нового времени: ударник, колхоз и др.

Интересен в этом плане пример сравнительного анализа передовых статей газеты «Социалистический Казахстан», проведенного казахским историком С. Баишевым. В передовой статье газеты от 5 мая 1924 г. на тысячу слов приходилось 236 новых слов и терминов[37].

Русская графика облегчала усвоение этих интернациональных терминов. Именно поэтому в процессе формирования национальных кадров, укрепления всех средств и форм межнационального общения возникло стремление к переходу на русскую графику письма. Оно диктовалось прежде всего интересами экономической и политической целесообразности. Латинский алфавит, который в первые годы строительства национальных культур сыграл свою положительную роль, теперь искусственно суживал и затруднял межнациональное общение всех народов СССР. Однако этот переход мог быть осуществлен только при условии, что каждый народ осознает практическую необходимость замены письменности без какого бы то ни было давления извне.

Первыми (еще в 1936 г.) перешли на русскую письменность кабардинцы. XIV партийная конференция Дагестана в 1937 г. приняла решение о введении нового алфавита на русской основе. Отмечалось, что такой переход явится «могучим средством дальнейшего политического и культурного подъема трудящихся масс Дагестана и наиболее быстрого и полного овладения ими всеми завоеваниями социалистической культуры народов Советского Союза; еще более усилит неразрывный союз трудящихся Дагестана с русскими и другими народами…»[38]. Это решение особо важно для такой многонациональной республики, как Дагестан.

В октябре 1937 г. Адыгейский обком ВКП(б) в специальном решении подчеркивал, что на данном этапе латинизированная основа письменности уже не способствует дальнейшему развитию культуры и перевод алфавита на русскую графику «приблизит адыгейский народ к революционной культуре великого русского народа».

В Туркмении инициативу в переводе на русскую графику письма проявили учителя туркменских школ Ашхабадского района, которые обратились по этому поводу с письмом к правительству республики в январе 1939 г.

В мае того же года на совещании интеллигенции, созванном по инициативе Азербайджанского филиала Академии наук СССР и правления Союза советских писателей республики, был обсужден вопрос о переводе алфавита на русскую графику. После широкого обсуждения этого вопроса трудящимися республики вторая сессия Верховного Совета Азербайджанской ССР приняла решение с 1 января 1940 г. начать работу по переходу на новый алфавит.

В течение 1937—1940 гг. был осуществлен переход на русскую графику письма народов Средней Азии, Поволжья, Дагестана, Азербайджана (Армения и Грузия сохранили свои прежние алфавиты). В эти годы были составлены своды орфографических правил, изданы учебники, подготовлены программы обучения на родном языке. Повсеместно создавались курсы, на которых учителя, работники печати, почтово-телеграфные работники и другие служащие овладевали новым алфавитом, была перестроена полиграфическая база и т. д.

Этот переход не мог не вызвать некоторых осложнений, неизбежных при осуществлении такого трудного дела: пришлось заново переводить на новую графику не только азбуки, но и книги, периодическую печать, газеты. Этими объективными трудностями объясняется некоторое снижение темпов ликвидации неграмотности во многих национальных республиках в рассматриваемый период.

Наряду с соблюдением, как правило, единой русской графической основы, при построении новых алфавитов народов СССР самым внимательным образом учитывалось своеобразие звукового состава соответствующих национальных языков. Известно, что латинский алфавит по своему составу беднее русского (он состоит из 26 букв, многие из которых дублируют друг друга). Если при латинской графике письма использовалось сверх этих букв еще около 70 знаков для различных языков народов СССР, то при переходе на русскую графику письма с 33 основными буквами дополнительно стали применять около 50 букв.

Процесс перехода на русскую графику письма был завершен в конце 30‑х — начале 40‑х годов. Одновременно интенсивно развиваются национальные литературные языки, совершенствуется письменность, растут и укрепляются научные учреждения, занимавшиеся этими проблемами. Стремление к переводу письменности на русскую графику в 30‑е годы было наиболее рациональной формой для развития собственной национальной культуры и в то же время проявлением интернационального единства советских народов.

Таким образом, складывание письменности советского содружества народов прошло три этапа. На первом — в годы революции — действовали старые алфавиты, оставшиеся в наследство от дореволюционной России, однако уже и в то время русский алфавит был реформирован согласно новым демократическим требованиям культуры. Второй этап знаменовался переходом тюркоязычных и некоторых других народов на латинскую графику письма и созданием письменности для большинства бесписьменных народов. В конце 30‑х годов осуществляется третий этап развития письменности этих народов — переход на русскую графическую основу.

Главной отличительной чертой этой сложной и кропотливой работы является то, что она была проведена на основе свободного волеизъявления народов, под руководством Коммунистической партии и Советского государства, сумевших организационно и материально обеспечить этот процесс, сплотить и направить деятельность научных сил, придать языковому строительству необходимый размах, соответствующий темпам и задачам осуществления культурной революции в нашей стране.