Оберон - 24

Глава седьмая. Близнецы

Я проснулся, когда уже солнце поднялось над сопкой, и заглянуло в нашу комнату.

Ого! Вот это мы спим! Каникулы! Какое замечательное время! Я потянулся, и только тут заметил Катю. Сестра спала, свернувшись калачиком, возле меня.

Опять ночью пришла ко мне. Не любит она одиночества, мы с детства спали всегда вместе, старались никогда не разлучаться, а тут мама сказала, что мы уже большие, и должны спать в разных кроватках.

Да, мы уже большие, нам в мае исполнилось по одиннадцать лет, мы закончили начальную школу, и осенью пойдём в среднюю, в пятый класс!

Мы с Катей близнецы. Мама рассказывала, что, когда мы родились, врачи, принимавшие роды, сказали: «Ой, какие котята!».

Так нас и назвали, сестру Катя, меня Котя. Ну, вы поняли, Костя я, Котька.

Кроме нас, в семье есть ещё четыре брата: Витя, он уже взрослый, женат, у нас уже есть племянница, Олеся.

Вова, учится в мореходке, Юра, учится в девятом классе, и Саша, в седьмом.

Юра сейчас в колхозе, на заготовке сена, он там работает на тракторе, и мы ему дико завидуем. Саша отрабатывает практику при школе, и мы ему не завидуем.

Нас могло и не быть, папа, говорит, настоял. И мама очень хотела девочку. Вот вам девочка!

Я посмотрел на спящую Катеньку, и улыбнулся. Мы любим друг друга, всегда играем вместе, иногда с Сашей, но он слишком любит читать, редко его можно оторвать от книжки и побегать с ним.

Вообще, он хороший, любит с нами возиться, понимает, во что мы играем. Старшие только смеются над нашими фантазиями, а Саша не смеётся, он любит фантастику, мы выдумываем такие истории, что у него дух захватывает. Поэтому понятно, почему он любит с нами играть.

Потому что с интересом слушает наши выдумки о том, как мы путешествуем по разным мирам, про космическую станцию.

Мы с Катей иногда даже спорим, так это было, или нет.

Откуда у нас эти фантазии, не знаю, только, заигравшись, мы считаем, что всё это происходило с нами.

Саша смеётся, говорит, что нам пора книжки писать, но мы-то знаем, что книжки писать не так просто, как рассказать сказку.

Смотрю на Катю, и не решаюсь разбудить, так сладко спит сестрёнка. Но будить надо, придёт мама, и будет ругаться.

— Катя, Кать! — потряс я её за плечо. Сестрёнка пошевелилась, сильно потянулась и зевнула.

Потом открыла глаза, и удивилась:

— Ой, Тоник! Ты мне только что приснился!

— Какой я тебе Тоник! — сердито сказал я, — Вставай, давай! Мама придёт…

— Костя, вечно ты всё испортишь, — надула губки Катя, опять закрывая глаза.

— Нет! Уже ничего не видно!

Мне немного завидно. Если я просто сочиняю, то Катя видит сны, а потом рассказывает их нам с Сашей.

— Ка-тя! — снова сказал я, тормоша её за плечо.

— Ой, Котька! Если бы ты знал, какой сон мне приснился, то отстал бы от меня сию же секунду!

— И что же тебе снилось? — заинтересовался я, ожидая обычное «а вот не скажу!». Но на этот раз сестрица сказала:

— Снилось мне, что мы жили на какой-то космической станции, с тобой… ой, нет, там у меня друг был, его звали Тоник. И вот он мне однажды говорит: «Катя, поехали в город!», и мы поехали, на каком-то вездеходе.

— И что было потом? — жадно спросил я.

— А потом ты меня разбудил, — капризно сказала Катя.

— Ну, Катька, так нечестно! — сказал я, схватил подушку и ударил Катю по голове. Катя взвизгнула, и тоже стала бить меня подушкой. Я уже начал побеждать, когда она бросила со мной биться, и выбежала из комнаты. Я побежал за ней. Мы выскочили на крыльцо, и увидели на дворе маму.

— Мама! — закричали мы, подбегая к ней и обнимая.

— Проснулись, котята? — смеялась мама, гладя нас по головам, — Кушать хотите?

— А что кушать?

— Рисовая молочная каша.

— Да! — закричали мы.

— Умойтесь сначала, — сказала мама, смеясь, — только из постели, сразу за стол. Наверно, опять всё перевернули? — мы отвернулись от мамы и побежали в дальний угол сада. Там стояла нужная нам сейчас будочка. А наши постели мама заправит.

Катя успела заскочить в будочку. Мне не обязательно, я могу и за будочку зайти.

Вокруг росли большие кусты чёрной смородины, смородина цвела, кое-где уже появились зелёные гроздья. Я поморщился: скоро опять мама заставит её собирать. Сколько можно! Уже всё заставлено банкам с вареньем, его уже никто не ест, разве что папа сцеживает получившееся черносмородиновое вино…

Смородина у нас крупная, сладкая, но надоевшая. Мы собираем её, потому что папа пригрозил нам, что, если не будем собирать, он вырубит кусты. А в них так замечательно играть в Маугли, и ещё во что-нибудь. Здесь же стоит турник, который Юра с Сашей превратили в качели. Сиденье делано из длинной доски, так что, можно сидеть с двух сторон, напротив друг друга.

Наигравшись с качелями, братья сказали, что сделали их для нас. Потом посадили вьюнки, и они начали обвивать качели, превращая их в уютную беседку.

— Коть, тебе не надо? — вышла Катя из будочки.

— Надо, конечно! — я заскочил в будочку, а Катя осталась ждать снаружи, разглядывая смородиновые кусты. Собирали мы смородину ещё и на продажу, потому что семья у нас немаленькая, и четверо детей ещё школьники.

По этой же причине мы бегали всё лето с Катей в трусиках, маечках, и босиком, чтобы не трепать летом одежду и обувь. Боялись только порезаться, зато стёкла не били. Почти все дети бегали босиком, по всяким неожиданным местам, особенно по свалкам.

Я вышел из будочки, и мы побежали на летнюю кухню. Возле двери был прибит умывальник, мы умылись, балуясь и брызгаясь.

— Когда только вы начнёте за собой убирать, — спросила мама, выходя из дома, — почему я должна за вами заправлять кровати? Прекратите баловаться! Катя что ты с растрёпанными волосами до сих пор? Иди сюда, косички заплетём.

Раньше мы с Катей носили одинаковые причёски, не длинные, но и не короткие, но в последний год Катя решила, что она девочка, и ей нужны косички, как у всех девочек. Я только вздохнул: раньше нас путали, а сейчас даже не всякий видел, что мы близнецы. Так, двойняшки.

Пока мама заплетала сестре косички, я принялся за кашу.

— А Котю надо постричь, — решила мама, посмотрев на меня, — сходите одни в парикмахерскую?

У меня даже кусок застрял во рту. Я хотел отрастить за лето волосы, как большие пацаны.

— Что ты там давишься? Смотри, как зарос! Не будешь стричься, косички заплету!

Катя весело засмеялась, садясь рядом со мной.

— Мама, а где Саша? — спросила она.

— На практике, в школе — ответила мама, — скоро уже придёт. Не то что вы, засони. Сегодня прополете грядку с морковкой.

— У-у-у, — загудели мы.

— Не гудите, маме надо помочь?

— Надо, — сказала Катя, а я подумал, что мама забудет про парикмахерскую.

Когда поели и попили чай, мы, на цыпочках, отправились на огород, пропалывать морковку.

Сели на корточки, напротив друг друга и начали щипать травку.

— Котя, а почему ты не хочешь постригаться? — спросила меня Катя. Я посопел, думая над глупым вопросом. Сама же понимает!

— Катя, ты же сама понимаешь.

— Что большие мальчишки длинные волосы отращивают? Тебе зачем? Тебе очень пойдёт коротенькая стрижка с чубчиком, и не жарко. Будь бы я мальчишкой, сделала бы себе такую!

— Ну и делала бы! — сердито сказал я, — Опять близнецами бы стали. А то уже совсем непохожи…

— Ну тебя, Костя, я же девочка, ты что, тоже хочешь быть девочкой?!

— Ты что? — удивился я, даже бросив щипать травку.

— Длинные волосы отпускаешь, косички будешь заплетать…

— А! Тебя мама подговорила! — понял я.

— И ничего не подговаривала, — ответила Катя, не поднимая глаз от грядки.

— Ну, если родная сестра меня предаёт, придётся идти! — шумно вздохнул я.

— И ничего не предаю! — обиделась сестра, — Коть, так тебе и правда, лучше будет, не вру!

— Катя! Котя! — закричали с дороги, которая проходила по склону сопки, за нашим забором.

— Что? — встал я, загораживаясь от солнца ладошкой.

— На пляж пойдёте? — спрашивали нас мальчики, наши одноклассники, Саша и Витя. Витя нёс туго накачанную автомобильную камеру. Одеты они были так же, как и мы, в чёрные трусики, и белые маечки.

— Если мама отпустит! Видишь, нам надо грядку прополоть!

— Давайте, приходите! Мы вас будем ждать!

— А где вы будете? — спросил я.

— Прямо здесь! — показал Саша рукой на пляж.

— Хорошо, вы долго будете купаться?

— Наверно, весь день, — пожал плечами Саша, — смотрите, какое солнце!

День, действительно разыгрался, как по заказу, солнечный, на небе ни облачка, а тут сиди, пропалывай грядку! Мама объясняла нам, что в такую погоду сорняки быстро вянут, и больше не принимаются.

— Мы придём! — крикнул я, и ребята, к которым ещё присоединились несколько мальчишек, пошли на пляж.

Домучив грядку, побежали мыть руки. Въевшаяся зелень отмываться не хотела. Бросив это дело, побежали искать маму.

— Мам! Мы пропололи грядку! Можно на пляж?

— Одни? С Сашей пойдёте.

— Мам, там почти все наши ребята! — взмолился я. Вдруг Саша не захочет с нами возиться? Он уже большой, у него своя компания, девочки…

— Утонешь, как в прошлый раз!

— Ничего не утонет! — поддержала меня Катя, — И в прошлый раз Котя не утонул, это Сашка напридумывал, нажаловался!

— Правильно сделал! Надо было ещё выпороть вас! Крапивой. Саша еле отошёл, от страха за вас!

— Ладно, пойдёте на пляж. Но после парикмахерской!

— Ну, мам! — взмолились мы, — В парикмахерскую можно и в дождь сходить!

Звякнул крючок на калитке. Мы оглянулись, и, забыв про всё, побежали навстречу пришедшему Саше.

— Саша! — закричали мы, повиснув на нём.

— У, котята! — засмеялся Саша, обнимая нас. Нас все любили и баловали, и мы беззастенчиво пользовались этим.

— Саша, а мама не пускает нас на пляж, — пожаловался я.

— Вас опасно пускать одних.

— А мы не одни! — запрыгала Катя, — С нами мальчишки! Они уже там, купаются!

— Только на баллоне не плавать! — засмеялся Саша, потому что в прошлый раз мы свалились с камеры, и чуть не пошли ко дну.

— Ура! — закричали мы, — Мама! Нас Саша отпустил! — закричали мы, выскакивая за калитку.

Поймай нас теперь! Мы с гиканьем и воплями помчались по тропинке, мимо вечных луж в колеях заброшенной дороги.

Прибежав на пляж, увидели своих друзей. Моментально сбросили маечки и побежали в воду, потому что ребята недавно искупались, и зарывались в песок, дрожа.

Вода ещё не прогрелась как следует, но когда это останавливало детей? Мы с воплями плескались возле берега, гонялись друг за другом, разгоняя мелких рыбёшек. Маленькие волны с тихим шорохом накатывались на берег, гладкий, твёрдый, с наклоном к морю. По этому твёрдому песочку мы бегали с Катей наперегонки, потом снова бросались в море, бултыхались и брызгались там.

Наконец, устав и замёрзнув, мы побежали к ребятам и зарылись в горячий песок, подгребая себе под грудь холмики. Когда песок под нами остывал, мы перебирались на новое место.

— Кать, пошли купаться? — спросил Саша Батянов, сосед Кати по парте, по прозвищу Батя. Я уверен, что он приглашал на пляж её, а не меня.

— Котя, пойдём? — спросила Катя меня.

— Идите одни, я ещё не согрелся, — соврал я, — только осторожнее там!

— Я прослежу! — пообещал Саша, беря Катю за руку. Я даже заревновал, но промолчал. Катя же сестра мне, может она с мальчиками поиграть?!

Я перебрался на новое, горячее, место, подгрёб под себя песочек, лежал, бездумно глядя перед собой.

Услышав, как кто-то подбегает, оглянулся. Катя. Не ожидая от неё подвоха, отвернулся.

Катя легла на меня! Холодная! Я вскрикнул, перевернулся, и схватил её в охапку, холодную…

И тут же меня оглушило воспоминание, как я держал на руках другую Катю, её нагое остывающее тело, и вопль отчаяния, зарождавшийся в груди, при виде её стекленеющих глаз.

…Всадником оказался мальчик лет пятнадцати-шестнадцати.

— Переодеваться будете, или так пойдёте? — спросил мальчик. Мы стояли, ничего не понимая.

— Удивились? — засмеялся мальчик, — меня зовут Дэннибатыр, для вас просто Дэн, мама зовёт Дэник, — с детской непосредственностью признался Дэн, — Мы вас уже третий день ждём! Ваш приход предсказал наш шаман Ичубей, он могучий шаман. Вы пока переодевайтесь, а я друзей позову! — и мальчишка исчез так же быстро, как появился, одним движением вскочив на лошадь.

— Ну что, Катя, переодеваемся? — обратился я к своей спутнице.

— Сейчас проверим всё, и переоденемся, — задумчиво ответила Катя, глядя в сторону умчавшегося мальчишки.

Вернувшись в пещеру, мы переоделись в свои шортики с маечками, обулись в белые кроссовки с носочками.

— Надеюсь, здесь нас не будут переодевать в шкуры, — пробурчала Катя. А я и не заметил, во что был одет мальчик. Забегая вперёд, скажу, что зря мы не переоделись.

Когда мы вышли из пещеры, к нам лихо подскакали трое одинаково одетых мальчика, одного возраста. Впрочем, для Тоника они выглядели как взрослые парни, широкие в плечах, и с мускулистыми руками и ногами.

Сейчас я заметил, что они вооружены. К седлу были приторочены томогавки, лук с саадаком, короткое копьё, или пика, с другой стороны лассо, или аркан. Как всё это называется здесь, я не знал, назвал по земному.

Мальчишки так же лихо соскользнули с лошадей, подошли, представились.

— Уранбатыр, — сказал самый рослый из них, с рельефными сухими мышцами на руках, красивый парень, с длинными русыми волосами, перетянутыми кожаным ремешком.

— Бахарбатыр! — сказал самый младший.

— Я Катя, — сказала Катя, опередив меня, — а это мой брат Тоник!

Я дёрнул её за руку, сделав большие глаза.

— Тоник меня укоряет, что я влезла вперёд мужчины.

Ребята расхохотались:

— У нас такого нет! Девочка может говорить, когда захочет. Вот когда выйдет замуж, тогда другое дело. А вы брат с сестрой. Сестра главнее!

Катя победно посмотрела на меня. А Уранбатыр зачем-то обошёл нас сзади, потом оттащил друзей в сторону и что-то нашептал им. Тогда ребята обошли вокруг нашей удивлённой парочки, и мы увидели, как загорелись их глаза, они даже сглотнули.

— Поехали скорее! — воскликнул Дэн, — Там нас ждёт праздничный пир! В честь вас!

Дэн помог мне сесть на своего коня, Катю посадил вперёд себя Уран, по-хозяйски прижав её к себе.

Ребята пустили лошадей аллюром, плавно перекатывались спины лошадей, нас не трясло.

Через некоторое время стали видны кибитки, поставленные недалеко от небольшой реки. Нам помогли слезть, причём Уран взял мою Катю на руки, с восторгом посмотрел на неё и осторожно поставил на ноги. Катя улыбалась. Девочкам всегда нравится внимание юношей.

Нам дали умыться в медных тазиках, и посадили за достархан, рядом. Я вздохнул с облегчением. Меня начало раздражать внимание ребят к моей Кате. А Катя? Почему она назвала меня своим братом? Мы же только что договорились!

Местные девчата, наверно, тут же узнали, что я свободен, чуть не подрались за место возле меня.

Досталось место одной местной красотке. Без преувеличения говорю, здешние девочки были очень красивы. Эта девочка, звали её Утренняя Роса, принялась потчевать меня всякими блюдами, наливая белого напитка, запить жирное мясо. Напиток оказался кумысом. Кумыс довольно коварный напиток, вроде не пьянящий, незаметно кружит голову.

— Катя, — обратился я к девочке, — осторожно с кумысом!

— С чем? — удивилась Катя.

— Этот белый напиток — вино! — сказал я, — Ты можешь опьянеть!

— Не опьянею! За собой следи, ишь, какую красотку отхватил! Смотри у меня!

— Ну, я же брат тебе! — брякнул я, тут же прикусив язык, потому что, Катя почему-то обрадовалась.

— Конечно, брат! — легко согласилась она, облегчённо вздохнув.

Я тогда не понял, что значит этот вздох.

Наконец напитки и соки сделали своё дело, мне захотелось избавиться от лишней жидкости.

Роса с готовностью отвела меня в укромное место.

Вернувшись, я не нашёл Катю на месте. Сначала я подумал, что она тоже пошла в укромное место, потом встревожился.

— Где Катя? — спросил я Росу, — та пожала плечами, спросила подругу.

— Катя повела Уранбатыра в вашу кибитку, — сказала подруга.

— А где наша кибитка? — спросил я, оглядываясь.

— На лучшем месте, вон, у реки, с вашим штандартом!

Я пригляделся, и с удивлением увидел на шесте наш герб космоархеологов. Чуя недоброе, я побежал к кибитке, откинул полог и ворвался внутрь. При свете масляной лампы увидел такую картинку, что замер на месте.

Катя была уже без майки, в одних шортах, Уран засунул руку сзади, в Катины шорты, и они самозабвенно целовались! Не как мы, а как взрослые, взасос. У меня помутилось в голове.

— Катя, что ты делаешь?! — закричал я, бросаясь к ним. И тут же меня встретил такой силы удар, что я пролетел через всю кибитку и, ударившись о войлочную стену, сполз на лежанку.

Катя, равнодушно глянув на меня, и снова, взяв голову парня, стала с упоением целоваться.

— Катя! — вскрикнул я снова, не имея сил пошевелиться, от физической и душевной боли. А Катя, с помощью парня, стянула с себя шорты, оставшись в одних плавочках.

Уран опять стал гладить её сзади, потом медленно переместил руку вперёд… Катя сладострастно застонала.

— Нее-е-е-ет! — заорал я, не выдержав, — А — а-а-а-а!..

Полог отлетел, в кибитку вбежали Дэн с Бахаром.

— Что случилось? — вскричал Дэн.

Катя с Ураном даже не подумали отойти друг от друга.

— Они! Катя! — показывал я на них.

— Ну и что? — нахмурился Дэн, — У нас праздник, почему ты мешаешь сестре развлекаться? У тебя есть Роса, вот и развлекайся с ней, не мешай другим!

— Она мне не сестра! — заплакал я, — Она моя невеста! — и вздрогнул, увидев, с какой ненавистью посмотрела на меня Катя. Зрачки её были сильно расширены, даже радужки не было видно.

— Выкиньте эту истеричку отсюда! — крикнула она.

— Вот видишь, Тоник, Катя сама решила, с кем ей быть, — ласково, будто маленькому ребёнку, объяснил мне Дэн, — слово девочки — закон!

— Она не сама! — крикнул я, — Её чем-то напоили!

На столе оказалась чарка и мех с какой-то жидкостью. Дэн понюхал и скривился:

— Конский возбудитель! Отпусти её! — приказал он Урану.

— Ты кто такой, чтобы мне приказывать? — ощерился Уран, отпуская, однако, Катю. Катя хотела снова прижаться к нему, но Бахар не позволил, встав между ними.

— Я сын вождя, — ответил Дэн.

— Хорошо! — сказал Уран, — Так ещё лучше, я хотел заплатить её брату богатый выкуп, даже думал занять у тебя табунчик лошадей, потому что, сколько ни заплати за эту прелесть, всё будет мало! Теперь же я вызываю его на бой за обладание девочкой! Кто победит, той женой она и будет!

Катя взглянула на меня, и рассмеялась.

Дэн выглянул наружу, и что-то приказал. Потом посмотрел на нас с Ураном, и сказал:

— Тоник мой гость, я принимаю твой вызов! — Уран расхохотался:

— Ты же знаешь правила? Выиграешь ты, потом твой гость будет биться с тобой! Всё равно ему не достанется Катя! Отдайте её мне, видите, она меня любит!

— Это мы сейчас проверим! — Дэн принял у вошедшего мальчика кувшин, показал ему, куда поставить таз, и заставил Катю выпить какое-то зелье. Катя вскрикнула, упала на колени, и её стало выворачивать. Тошнило просто ужасно.

— Ну что, Уран? — спросил Дэн, — принимаешь мой вызов?

— Завтра сойдёмся! — выплюнул Уран и вышел.

— Да, Тоник! Угораздило же тебя назвать свою невесту сестрой!

— Я не называл её сестрой! — заныл я, — Это она…

— Ты мог её поправить? Вот что теперь делать? — глядя на Катю, просил Дэн. Ты мой гость, а я должен тебя убить. Или ты меня. Но как ты меня убьёшь?

— Никак, — ответил я, — даже если бы мог.

— Даже за Катю?!

— Зачем нам драться до смерти за девочку?! Мы что, дикари?! — Дэн пожал плечами:

— Такие обычаи. Уран оскорбил тебя, он трогал твою невесту, такое не прощается. Если не хочешь убивать меня, убей его.

Мне оставалось только плакать от бессилия, проклиная своё худосочное тело, которое и с курицей не справится, а не то что с развитым парнем, с детства занимающимся физическим трудом и боевыми искусствами.

— Есть один выход, — сказал Дэн, легко поднимая меня на ноги.

— Что за выход? — схватился я за соломинку.

— Взять её в жёны. Если она захочет, — добавил он, глядя на теряющую силы девочку.

— Она захочет! — заверил я Дэна.

— Тогда умой её и ложитесь спать. Я выставлю охрану, поставлю четырёх батыров, ради вашей безопасности. Что понадобиться, просите у них. Я велю принести успокаивающий напиток, если не сможете заснуть, выпейте немного.

Дэн вышел, я нашёл Катину одежду, поднял ставшую безвольной, Катю, надел на неё маечку.

Здесь же увидел кувшин с водой и мягкое полотенце. Сам умыл девочку, вытер полотенцем лицо и повёл к лежанке. Уложив её, выглянул наружу, спросив, куда ходить, если прижмёт.

Часовой, крепкий парень лет семнадцати, показал в дальней стороне шатра загородку, в которой стояла широкая бадья с крышкой.

Я попросил вылить и помыть тазик. Парень поклонился, и вышел, сказав, что все просьбы он выполнит. Оказывается, уже наступил вечер, гости веселились, горели костры, вокруг них водили хороводы полуобнажённые парни и девушки. Всё это было устроено в нашу с Катей честь.

Я вернулся к Кате, тихо лежавшей под одеялом, снял шортики и маечку и лёг рядом. Попытался обнять, но Катя отстранилась. Тяжело стало у меня на сердце. Я уже не был уверен, что, Катя согласится стать моей женой.

Не спалось. Я поднялся, подошёл к столику, выпил успокаивающего напитка.

Вновь вернулся к Кате, улёгся рядом. Я боялся с ней разговаривать, помня её взгляд, полный ненависти.

Поставив себя на её место, понял её негодование, я тоже разозлился бы… но не на Катю!

Я, наверно, заснул. Разбудил меня какой-то шум. Открыв глаза, и прогнав сон, услышал чьи-то всхлипы и тихий плач. Кати рядом не было.

Я встал, при свете масляной лампы увидел, что, Катя сидит в дальнем углу, если можно так назвать дальнюю сторону круглого шатра, и плачет.

— Катя, — подошёл я к ней, — пошли спать.

— Уйди, Тоник, — попросила она меня, — я не могу быть с тобой. Я такая дрянь!

— Успокойся, Катенька, я с тобой, успокойся! — сел я рядом с ней.

— Тоник, ты такой хороший, а я дрянь! Дрянь! — вскрикнула она, отстраняясь.

— Катя, я не могу без тебя… Ты не виновата, нас такими сделали.

— Тоник, мне бы помыться! Места, где касался этот самец, просто жжёт.

Я выглянул наружу, спросил, можно ли устроить нам ванну. Часовой кивнул, и скоро к нам внесли широкую кадушку, потом ещё два бочонка, с горячей и холодной водой, черпак, губку и полотенца.

Катя разделась, и залезла в бочку, куда налили тёплой воды. Там она начала яростно тереться.

Потом опять заплакала.

— Тоничек, ничего не получается. Иди, смой с меня эту грязь. Залезай в бочку.

Я тоже залез в бочку, начал осторожно отмывать Катю. Было достаточно темно, чтобы стесняться друг друга, тем более, что мы и до этого, помогали друг другу надевать скафандры.

— Погладь меня ладошкой, — попросила она, — чтобы я чувствовала тебя, а не этого…

Я обнял её, погладил по спине, попробовал поцеловать.

— Да, Тоник, поцелуй меня…

Когда вода остыла, мы вылезли, вытерлись полотенцами, оделись.

— Кать, давай, выпьем вот этот напиток, он поможет нам заснуть. Катя согласилась.

Мы легли на лежанку, обнялись.

— Тоник, — шептала Катя, — ну почему ты такой? Я издеваюсь над тобой, а ты всё прощаешь?

— Я не прощаю тебя, Катя! — девочка напряглась, — Я просто очень-очень сильно тебя люблю. Не делай больше так. Я не смогу без тебя жить, если ты уйдёшь от меня!

— Что же нам делать? Они отпустят нас?

— Не отпустят, Катя. Мы нужны им. Нам придётся стать мужем и женой.

— Я согласна, Тоник! Хоть сейчас!

— Нельзя сейчас, — хмуро сказал я, думая, не дать ли ей ещё напитка, — нужен обряд. Завтра, Катя, завтра!

— Как долго ждать! — вздохнула Катя. Я поцеловал её.

— Ещё поцелуй, Тоник, ещё, я не понимаю, что со мной происходит, Тоник, не понимаю!

— Тебя напоили отравой, конским возбудителем!

— Я бы и без возбудителя стала бы с ним целоваться, просто этот напиток совсем уже свёл меня с ума. А так, я же помню всё, я специально назвала тебя братом, повела Урана сюда. Уже здесь он предложил выпить этого возбудителя… Тоник, а если бы он не дал мне его выпить?

— Тогда ты стала бы его женой! — горько сказал я правду, и Катя заплакала. Я начал её целовать, пока девочка не стала засыпать.

Я знал, что происходит с Катей. В бортовом компьютере Станции, хранилась вся информация. Да, она была блокирована от детей, но что может спросить ребёнок, если не знает, о чём спрашивать?

Моя взрослая часть сознания знала, как поставить вопрос и получить ответ.

Девочкам, искусственно созданным, надо было сдавать свой генетический материал в родовую капсулу. Чтобы они это делали добровольно, сделали инстинктом желание освободиться от яйцеклетки. Таким образом ни одна клетка не погибала, хранилась замороженной, пока их не забирали специальные люди, курьеры. Там же оставляли свой материал мальчики, когда созревали.

Нашёл я там ещё один любопытный файл. Оказывается, среди нас могли быть особо ценные особи, за которыми устанавливался особый контроль. Там же описывалось поведение этих особей в полевых условиях. Если невозможно сдать яйцеклетку, её нужно оплодотворить, чтобы не погибла, потом сдать эмбрион. Если и это невозможно, тогда допускается внутриутробное развитие, даже роды, после чего ребёнок изымался. Что будет, если эту особь не найдут? Такого ещё не бывало.

Тогда что получается? Катя — ценная особь? А я? Может, не зря нас сделали парой, и я чем-то ценен?

Может, ещё поэтому нас оставили одних, потому что, Катя скоро…

Почему она не хочет меня? Да потому что от меня ещё пахнет ребёнком! А эти парни уже фонтанируют тестостероном! Запрограммированный инстинкт сохранения потомства заставляет мою Катю беситься, она должна что-то сделать! Проклятые доктора-экспериментаторы! Они не считают нас людьми? Кто мы для них? Биороботы? Объекты для исследований? Не представляю даже, что испытывает бедная девочка! Мальчикам не надо усиливать этот инстинкт, будучи природным, он и так сводит их с ума.

Умом я всё это понимал, но ослепляющая ревность не давала мне покоя, меня корчило, я злился на всех, в том числе и на Катю, которая не может справиться с животным инстинктом.

Катя во сне тихонько засмеялась и сказала:

— Тоник! Любимый мой! Ты такой смешной, когда сердишься! — потом вздохнула, свернулась калачиком и крепко заснула. А я слушал её тихое дыхание, и был счастлив, что приснился этой девочке.

Утром нас разбудил Дэн, сказал, что нам надо готовиться к ритуалу.

Особой подготовки я не заметил, правда, сегодня целый день меня гоняли, учили джигитовке.

Дали мне смирную лошадку и заставили на ней ездить по кругу на манеже.

К своему удовольствию, я не сваливался, мне подобрали хорошие седло и стремена.

Да, меня переодели в набедренную повязку, и тогда я понял, почему мы вызвали такой фурор у местного населения, почему за место рядом со мной и Катей местные парни и девчата готовы были драться между собой.

Мы с Катей были без хвостов. Заимев такую жену, как Катя, Уранбатор автоматически повышал статус Рода, ведь в его застоявшуюся кровь вливалась бы свежая струя! Тем более, такая красавица! Все Роды были бы ниже Рода Уранбатыра, возьми он Катю. Только его перестраховка с возбудителем дала мне шанс отбить мою девочку у него.

Дэн тоже был не против взять её в жёны, но только во вторые. Дэн был уже женат на красавице Лёгкое Дуновение Ветерка.

Хвосты у ребят были не такими уж длинными, смотрелись вполне естественно. Видел я их мельком, когда переодевались для выездки.

Увидев, что я неплохо держусь на лошади, выехали в степь, и, страхуя меня с двух сторон, погоняли по бескрайней степи. Я был в восторге. Дэн тоже светился от радости за меня.

Он не утерпел и сказал, что после свадьбы, мы с Катей переходим в его Род.

Каким образом, не сказал, но был подозрительно счастлив. На мой вопрос, что делает Катя, Дэн ответил, что знать не знает, у девчонок закрытый клуб, как и у мальчишек.

Добравшись до одинокого кургана, мы спешились. Друзья Дэна, с которыми был Бахар, установили мишени, взяли свои луки, натянули тетиву и выстрелили по разу. Стрелы попали в яблочко. Стреляли метров с пятнадцати.

Потом предложили мне сделать то же самое. К седлу моей лошадки был тоже приторочен лук.

Со вздохом я его взял, нашёл тетиву, и, стараясь подражать ребятам, согнул, и натянул тетиву!

Потом снарядил руку кожаным наручем, наложил стрелу, и пустил её в мишень.

Результат поразил меня самого: в яблочко! Ребята закричали мне ободряюще, начали отходить всё дальше и дальше. Не всегда я попадал, но успехи разожгли во мне азарт.

— Молодец! — хлопнул меня по костлявому плечу Дэн, — Через годик сумеешь натянуть детский лук!

— А это что? — удивился я.

— Это игрушка для пятилеток, — засмеялись парни. Я покраснел до корней волос, я-то думал, что уже состоялся как Вильгельм Телль…

— Не расстраивайся, Тоник! — успокоил меня Дэн, — Все мы начинали с этого лука. Просто у тебя были другие занятия. Выше голову! У тебя потрясающие успехи!

После этого мне помогли взобраться на мою лошадку, и мы поскакали в сторону реки, дыхание которой ощутил даже я.

Мы расположились на берегу реки, ребята расстелили достархан, накрыли его различной снедью.

Пробыв весь день на свежем воздухе, я воздал должное яствам, жареному мясу, соку из каких-то вкусных ягод с кислинкой, от которых чувствовалась бодрость в теле.

Кумыс мне не наливали, Дэн тоже не пил.

— У тебя сегодня свадьба, — говорили мне, — ты должен пить только этот сок!

Вернулись в стойбище, когда уже начало вечереть.

Здесь мы поужинали, причём легко, потом, на лёгкой берестяной пироге переплыли на островок посреди реки, где меня раздели и помыли ребята, друзья Дэна.

После того, как помыли и досуха вытерли, ко мне подошёл Дэн, также, обнажённый и чистый, взяв за руку, повёл на середину островка, где меня уже ждала Катя, тоже раздетая, с венком на голове, в окружении голеньких девчонок.

Мне на голову тоже надели венок, Катю окружили обнажённые парни, которые были со мной в степи, а меня, такие же девочки. Только тут я понял, почему девочки показались мне странными.

У них, у всех, был пенис!

У меня в голове тут же пронеслись аналогии с нашими амазонками, которые проводили всю жизнь в седле. В случае дальнего похода эта часть тела значительно облегчала жизнь женщин, позволяя им не сходить с лошади долгое время.

Впрочем, что я знаю об их анатомии? Хвостики тоже были при них.

Теперь мне понятен был интерес Уранбатыра к моей Кате, если он впервые встретил такую особенную девочку.

Конечно, я не мог простить ему необыкновенной, даже для дикаря, наглости, а удар, которым он послал меня в дальний полёт?!

Это что, так надо относиться к брату любимой девочки?

Тем временем, в танце, под уханье тамтама, в который меня затянули девочки с хвостиками, мы встретились с мальчиками и Катей. Танец кончился, нас с Катей поставили рядом, с моей стороны стояли девочки, со стороны Кати, соответственно, мальчики. «Свидетели», понял я.

Откуда-то возник старый кудесник с посохом, одетый в длинные одежды. Подойдя к нам, он спросил, готовы ли мы взять в жёны, мужья, свою пару, на веки вечные, потому что здесь разводов не существует, значит, на всё время, пока смерть не разлучит нас.

Мы ответили горячим согласием.

Произведя этот обряд, кудесник исчез, сказав нам:

— Целуйтесь!

Мы обнялись, и тут Катя, увидев что-то за моей спиной, резко развернула меня, и вскрикнула.

Что-то оцарапало мне грудь. Я посмотрел, что это было, и замер. Из-под левого соска Кати торчал гранёный наконечник стрелы. Чёрный, на белом фоне Катиной груди. Я смотрел, и никак не мог понять, откуда это взялось. Со стороны берега раздался дикий, отчаянный вопль, ребята и девчата бросились ловить убийцу. Только сейчас я понял, что Уран собирался разделаться со мной, чтобы завладеть Катей, а Катя заслонила меня собой.

Теперь я держал свою девочку, смотрел в её широко раскрытые глаза, и не знал, что делать.

Опять подошёл кудесник. Покачал головой.

— Ты можешь помочь? — хрипло спросил я его.

— Я — нет. Она уже мертва. Могу лишь отправить в Хрустальный город, там смогут её спасти.

— Отправляй, кудесник!

— Смотри, там тебе придётся заплатить высокую цену!

— Что мне цена! Я не смогу без моей Кати жить!

— Тогда бери свою жену на руки!

Выгибаясь от тяжести, поднял я холодеющую девочку на руки.

— Иди сюда! — поманил меня кудесник. Я шагнул, что-то зазвенело, как будто разбился хрусталь, и всё вокруг изменилось.

Я стоял на дороге с твёрдым покрытием, вокруг тянулись ввысь полупрозрачные дома, машины без колёс стремились по эстакадам.

Я стоял, голый и беспомощный, посреди дороги, держал тяжёлую Катю с остекленевшими глазами, её кровь из раны пролилась на меня, залила ноги бурыми потёками.

Я уже думал, что всё кончено, когда рядом со мной притормозил полицейский автомобиль. Из него вышел высокий, красивый офицер.

— Почему в таком виде? — строго спросил он у меня, потом, приглядевшись, сказал пренебрежительно: — А, люди…

— Офицер, нам нужна ваша помощь! Довезите до больницы.

— Что? Вас? До больницы? Вы уделаете мне весь салон! Впрочем, вызову труповозку, для твоей подруги.

— Офицер! — в отчаянии воскликнул я, — вызовите «скорую помощь»!

— Что ж! — решил, наконец, офицер, — Вызову. Есть у нас больница для низших рас.

Я не отпустил Катю, пока не приехала санитарная машина. Нас загрузили внутрь, Катю положили на носилки, так и не вынув стрелу, меня посадили рядом, и мы тронулись, а полицейская машина прокладывала путь, завывая своеобразной сиреной.

Когда подъехали к огромному стеклянному блоку, нам навстречу вышли санитары с каталкой, висевшей в воздухе.

Вынесли Катю, уложили на каталку, с хмурым видом спросили у врачей, с которыми мы приехали:

— Зачем привезли сюда эту падаль?

Но в это время вышел доктор, неспеша подошёл к нам, приложил какой-то аппарат к груди Кати, встревожился, проделал ту же процедуру со мной.

— Срочно! — закричал он, — Девочку в операционную! Цвет срочности красный!

Я ещё не видел, чтобы санитары бегали с такой скоростью! Они просто испарились.

— Мальчик не ранен? — спросил он меня, — я отрицательно покачал головой.

— Офицер! — обратился доктор к полицейскому, — Я буду просить ваше руководство, чтобы оно наградило вас за спасение жизни этих ценных существ! — офицер взял под козырёк и щёлкнул каблуками.

— А тебя, мальчик, попрошу пройти со мной.

Доктор провёл меня со служебного входа, и передал двум женщинам в белых халатах:

— Приведите мальчика в порядок и поместите в палату для выздоравливающих. Позже я приду и оформлю его.

Женщины не стали задавать вопросов, отвели в помывочную, быстро и умело отмыли меня от крови и грязи, бережно высушили и одели в светлую мягкую пижаму и тапочки.

Подошедшая молоденькая и очень симпатичная девушка отвела меня в палату, которая находилась недалеко отсюда, на первом этаже. Окна палаты выходили в зелёный парк.

Я отметил для себя, что, когда появился здесь, не заметил ни одного деревца. Здесь же за окном был такой густой зелёный сад. То, что это настоящий сад, а не иллюзия, доказывало открытое окно и крики птиц, а также лесные запахи, наполнявшие палату.

— Вот твоя кровать, — показала девушка мне койку возле окна, — пока знакомься с соседями, потом тебя оформим, — девушка мило мне улыбнулась и ушла по своим делам.

Я же остался, а на меня уставились три пары заинтересованных детских глаз мальчишек примерно моего нынешнего возраста.

— Привет! — сказал я, заметив, однако, что здесь находятся дети разных рас. Был здесь хвостатый мальчик из племени, где нас хотели принять в Род, был самый настоящий орчонок с зеленоватой кожей, но с вполне добродушным выражением лица, и ещё коренастый, но широкий в плечах и кости, мальчишка с широким упрямым лицом. Его бы я отнёс к группе гномов, или дванов.

— Привет! — улыбнулся орчонок, — меня Мига зовут, а тебя?

— Тоник, — решил не выдумывать я себе имя, чтобы не путаться. Как ни странно, я уже привык к этому имени. Гномика звали Дак, хвостатого Юлик. Конечно, они назвали свои детские имена, как, кстати, и я. Как они называли себя по-взрослому, меня совершенно не интересовало. Меня заинтересовал только хвостатый, и то, как он оказался здесь.

Я был уверен в излечении Кати. Не мог я поверить, что она может вот так просто умереть, оставив меня здесь одного, значит, надо найти нашу вторую кожу, и вернуться на Станцию, где Катенька, наконец, успокоится.

— Юлик, — обратился я к мальчику, — ты почему здесь?

— Заболел, — пожал он плечами, — а ты?

— У меня подружка заболела, нас сюда Ичубей отправил.

— Ичубей? — удивился Юлик, — Меня тоже. Но ты не Сах!

— Я человек, — согласился я, — я был в гостях у твоего племени.

— Ух ты! — чисто по-человечески воскликнул Юлик, восторгаясь, — У кого вы были в гостях?

— У Дэна.

— Оу! Это мой брат!

— Не может быть! — удивился я, — О тебе он ничего не сказал!

— Может, не успел? — предположил мальчик, — Ты Росу знаешь?

— Знаю, — подтвердил я, — я с ней сидел рядом, на пиру.

— Я не удивляюсь, она такая красавица! Хорошей будет тебе парой! — Юлик с восхищением и лёгкой завистью смотрел на меня.

— У меня уже есть жена.

— Возьмёшь вторую! — пожал плечами мальчик, потом до него дошло:

— Как жена?! Уже?!

— А что такого? Твой брат тоже женат.

— Мой брат уже взрослый, а мы с тобой ещё маленькие.

— Так получилось, — вздохнул я, — её хотел взять в жёны Уранбатор. Пришлось мне на неё жениться. Досрочно…

— Уран? — скривился Юлик, — Такой противный, но Дэну приходится с ним водиться, он наследник Рода Вахэров. Ой, — вдруг что-то вспомнил мальчик, — ты обряд проводил в нашем Роду? — я кивнул.

— Так мы теперь родственники?!

— Мы не успели провести обряд до конца, Уран ранил мою жену, я принёс её сюда.

Юлик широко раскрыл глаза:

— Ранил? Девочку?!

— Он меня хотел убить, Катя закрыла меня собой, и вот…

— Каков подлец! Я обязательно отомщу, если мой брат ещё не отомстил! Очень жаль, что вы не закончили обряд! Твой первенец был бы моим племянником. Я бы хотел быть твоим братом, Тон!

— Я тоже, — согласился я, глядя на смелого и открытого в своих чувствах мальчугана.

Пока мы беседовали, «гном» с «орком» с любопытством слушали нас.

Честно говоря, я заставлял себя удивляться происходящему. Такая мешанина рас в одной палате!

Мало того, вот этот Сах мне без пяти минут родственник!

Договорить нам не дали, пришла давешняя девушка и пригласила меня за собой.

Меня привели кабинет, за столом которого сидел доктор, который встречал нас с Катей.

— Давай занесём ваши данные в картотеку, молодой человек. Ваше имя?

— Антон, — решил я не запираться, — Сопелкин.

— Возраст?

— Тринадцать лет.

— Так… Девочку как звать?

— Катя. Екатерина, — поправился я.

— Фамилия есть?

— Наверно, тоже Сопелкина… теперь.

— Вы брат и сестра?

— Нет, она моя жена.

— Жена? Но она девственница!

— Мы не успели закончить обряд.

— Судя по стреле, обряд проводили у Сахов?

— Да, — поник я головой.

— Что, соперник нашёлся? — я мог только кивать, глаза наполнились слезами.

— Вас кудесник благословил? — я снова кивнул. Доктор, как мне показалось, облегчённо, вздохнул.

— Не смущайся, что обряд не окончен, Антон, продолжением обряда было вхождение в Род.

Я не думаю, что ты обрадовался бы этому факту. Но для Сахов это вопрос выживания, слишком близкие родственные связи приводят к вырождению народа.

— Что вы этим хотите сказать? — насторожился я.

— Для вхождения в род вы должны поменяться жёнами, пока они не понесут…

— Что?! — подскочил я, бледнея.

— Тебе не говорили? — удивился доктор, — Впрочем, ты мог отказаться.

— Не мог, — сказал я. Сел на стул и заплакал. Судьба расставила свои чудовищные ловушки: если бы не Уран, моя Катя досталась бы Дэну, на целый месяц! При мысли об этом всё тело скрутила судорога.

А теперь что? Выживет ли Катя? Если бы меня спросили, «что ты выбираешь?», я бы затруднился ответить. Потом, может быть, согласился с первым вариантом, лишь бы Катя была жива…

Доктор на сводил с меня внимательного взгляда.

— Твоя девочка жива, — сообщил он, и у меня остановилось сердце от радости, потом чуть не выскочило из груди, меня бросило в пот. Подняв на доктора сумасшедшие от радости глаза, я не мог усидеть на месте, вскочив.

— Не вскакивай, садись, — доктор даже не улыбнулся моей радости:

— Теперь давай обсудим размеры оплаты за лечение. За возвращение к жизни, Катя уже заплатила, сейчас она в искусственной коме, её сознание мы удерживаем отдельно от тела.

— Чем заплатила? — удивился я, опять бледнея.

— Мы изъяли у неё яйцеклетку.

Я даже почувствовал облегчение. Катя больше не будет беситься!

— Но это ещё не всё. Нужны твои клетки.

— Но я ещё…

— «Ещё», это не «уже» — перебил меня доктор, — Ты не врач, чтобы что-то решать, рано, или поздно.

— Нет ещё носителя клеток, постоянно обновляющиеся половые клетки всегда есть. Изъять их сложнее. Но это не столь важно.

Куда важнее дальнейшее лечение девочки, её реабилитация. Для этого нужно время и средства.

Я готов приобрести у вас генетический материал и оплатить лечение. Для этого ты должен подписать договор. — Доктор вынул из папки, лежащей на столе, несколько листов бумаги, — Вот, читай и подписывай.

Я взял договор. Написан он был на каком-то незнакомом языке, совершенно незнакомыми мне значками, несколько похожими на арабскую вязь, японскую хирагану и кипу индейцев одновременно.

— Я не умею это читать, — нахмурился я, — и, разве не должен присутствовать юрист? Тем более, что я несовершеннолетний?

— Можешь не подписывать, — сказал доктор, тогда, или оплачивай её лечение сам, или забирай девочку из больницы. Но не забывай, ты мне кое-что должен!

Я молчал, доктор тоже, давая мне обдумать ситуацию.

— Я тебе могу предложить ещё кое-что, — решил продолжить разговор доктор, — выздоровление твоей подружки может затянуться, и я предлагаю вам пожить в других телах года два. Вы не будете ничего помнить, будете жить и радоваться. Потом, когда срок контракта подойдёт к концу, мы вернём вас в прежнее состояние. Дальнейшая ваша судьба будет зависеть уже от вас самих. Если решите принять мою помощь, помогу. Уверяю вас, к тому времени я буду уже довольно влиятелен в этом секторе Галактики. Могу даже вернуть вас домой.

Я слушал, и решал, взвешивал все «за» и «против».

— Вы не обманете? — хрипло спросил я, — Детей обмануть очень просто!

— Да, это так, — согласился доктор, — но держать вас у себя дольше, для меня будет слишком опасно, а мне вполне хватит двух лет. Ну, что?

— В кого вы нас хотите вселить? — уже начал я сдаваться.

— Сделаю сканирование твоего сознания, и отправлю вас в твою прежнюю жизнь.

— А Катю?!

— Будет твоей сестрой!

— Сестрой? Но у меня никогда не было сестры!

— Значит, будет. Поверь, сестра намного надёжнее подруги, вы будете всё время вместе. Вы же будете ещё маленькими, вам будет не до любви.

— Это правда? — спросил я с надеждой. Мне вовсе не улыбалось жить здесь эти годы.

— Могу поклясться на крови. — доктор закатал рукав, достал ланцет, сделал разрез на предплечье и капнул кровью на договор. Договор вспыхнул, кровь задымилась, и бумага засияла.

— Вот, теперь читай.

Теперь я смог прочитать. Там, на самом деле, было написано так, как предлагал мне доктор.

— Ну, что? — спросил меня доктор, — будешь подписывать?

— Кровью? — глупо спросил я. Доктор промолчал, протягивая мне ланцет.

— А вы не могли бы мне сделать разрез? — спросил я, сглотнув, — Я не сумею…

— Нет, ты должен сам.

Я взял ланцет, прижал к худенькой руке, слегка надавил, и закапала кровь, задымилась чёрным дымом на договоре.

— Сейчас вы можете сказать, чем мы так ценны?

— Теперь могу, — облегчённо вздохнул доктор. — В ваших телах присутствует ген Бога. То есть, вы несёте в себе ген Первых Людей, которых создал Бог!

…Я держал сестрёнку в руках, и чёрный дым развевался в клочья, унося остатки воспоминаний. Через секунду я уже ничего не помнил.

— Что с тобой, Котя? — тревожно заглядывала мне в глаза Катенька, — Где ты был?

— Катя, я не помню! — удивился я, — Что-то было, какие-то виденья, как во сне. И они растаяли, как сон.

— Пошли лучше купаться! — вскочил я, и побежал в море.

Домой мы пришли, уже по темноте. Когда звякнула калитка, из летней кухни вышла мама.

— Явились! Где вас только черти носили, такие грязные!

Мы молчали, переминаясь с ноги на ногу. Не рассказывать же маме, что после пляжа мы полазили по свалке, там столько интересных вещей! Нашли там поломанный игрушечный грузовик, спрятали в кустах, завтра будем его ремонтировать.

— Что молчите? Идите, мойте руки, и за стол!

Мы побежали к рукомойнику, но были перехвачены папой, который тоже вышел из кухни.

— Папка! — визжали мы, повиснув у него на шее.

— Ну и чумазые! — весело говорил папа, прижимая нас к себе, — идите, мойтесь! Видели, я сделал в саду летний душ? А то ноги у вас такие грязные, отруби, брось собаке, и то, есть не станет!

Наша собака насторожилась, оторвавшись от миски, и гремя цепью.

Мы освободились из папиных объятий, и побежали в сад.

— Котька, неси полотенце и чистые трусы, я пока помоюсь! — распорядилась Катя.

— Почему я? — возмутился я.

— Ты мальчик, или я? — спросила меня сестра, уже из-за занавески, выбрасывая мне трусики и маечку.

— Ну, Катя, вечно ты меня обижаешь, — надулся я, подбирая Катину одежду.

— Котичек, я не обижаю тебя, просто прошу помочь твоей любимой сестрёнке!

Я улыбнулся, и больше не обижался:

— Мама! — закричал я, — дай нам чистую одежду!

Мама уже давно приготовила нам сменку, она каждый вечер нас переодевала, каждый вечер мы приходили, вымазанные всем, что найдём на свалке, или на болоте. Всё нам было страшно интересно.

Помывшись, мы уселись за столом, где стояла большая сковородка с жареной картошкой, и куски жареной камбалы, на тарелке.

Давясь и обжигаясь, мы ели эту вкуснющую картошку, жареную на подсолнечном масле, и не менее вкусную толстую камбалу.

Потом напились чаю и стали засыпать на табуретках.

— Умаялись за день, мои котятки! — ворковала над нами мама, — Отец, бери Костю, отнесём в кроватки.

Сквозь сон я слышал, как нас перенесли в нашу комнату и уложили. Устроившись поудобнее под одеялом, я тут же заснул.