Аббатство Данфермлайн, за стенами которого укрылись от всех своих преследователей дочь и сыновья короля Малькольма, было защищено от возможных нападений не хуже, чем иная крепость, но Мэри тем не менее нисколько не сомневалась, что никакие башни, никакие рвы f крепостные валы не могли стать препятствием для одержимого яростью и жаждой мести Стивена де Уоренна.
Поэтому, когда на второй день их пребывания у святых отцов он приблизился к воротам аббатства во главе многочисленного войска и потребовал у настоятеля выдачи своей супруги, Мэри, несмотря на увещания преподобного отца, предлагавшего де Уоренну попытаться взять обитель штурмом, на уговоры Эдгара и Этельреда и на слезы Александра и Дэвида, покорно вышла ему навстречу. После смерти Малькольма, Маргарет и Эдварда, после предательства Эдмунда она ощущала в своей душе страшную пустоту и больше не боялась ничего на свете. Единственным, что привязывало ее к жизни, оставалась все еще теплившаяся в самых потаенных недрах ее души надежда на примирение с мужем. Но если он не желал верить в ее невиновность и явился, чтобы убить ее, она была готова бестрепетно принять смерть от его руки.
— Не смейте говорить со мной! — грозно крикнул он, спешиваясь и подходя к ней. — Я не желаю больше слышать ни слова лжи из ваших уст!
Мэри с безмолвной укоризной взглянула на него и, вздохнув, опустила голову.
— Быстро соберите свои вещи и ждите меня во дворе аббатства. Я решил отправить вас в Тетли.
У Мэри подкосились ноги. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Не выслушав ее, не дав ей сказать ни слова в свое оправдание, он собирался заключить ее в башне. Отныне ей суждено было стать пленницей собственного мужа. Понимая, однако, что возражать ему сейчас бесполезно, она расправила плечи, гордо вскинула голову, повернулась и вошла в ворота Данфермлайна.
Собирая свои вещи в дорожный мешок с помощью леди Матильды, придворной дамы покойной королевы Шотландии, Мэри с ужасом размышляла о своем будущем. Ей предстояло жить в одиночестве в унылом Тетли, не видя ни одного родного лица, в окружении равнодушной челяди. Вдруг в голову ей пришла счастливая мысль. Что если она скажет ему о ребенке, которого носит под сердцем? Быть может, тогда его гаев смягчится и он возьмет ее с собой в Элнвик?
А там ей рано или поздно удастся вернуть его доверие и любовь.
Но, едва лишь она вышла из кельи на просторный двор, Стивен хмуро пробормотал, предваряя признание, которое готово было сорваться с ее уст:
— Вы будете находиться в Тетли лишь до тех пор, пока не родите мне наследника. Когда же это произойдет, я отправлю вас во Францию.
У Мэри потемнело в глазах. Она с трудом удержалась на ногах. Слезы широкими потоками заструились по ее бледному лицу. Выходит, то, в чем она видела единственную возможность своего вызволения из Тетли, сулит ей лишь еще горшие страдания.
— Мне претит сама мысль о том, чтобы снова заключить вас в объятия, — безжалостно продолжал Стивен. — Но с этим ведь можно и повременить. Вы еще очень молоды, да и я еще нескоро достигну преклонных лет. Со временем, когда гнев мой утихнет, я навещу вас. Мне нужен сын, и я получу его от вас, миледи!
Стивен позволил Мэри наспех проститься с братьями, которых он решил забрать с собой в Элнвик, чтобы, как он всех заверил, обеспечить их безопасность. Она со слезами благословила б путь Эдгара, Александра и Дэвида. Этельред. принявший не так давно священнический сан и в силу этого не представлявший никакой угрозы для узурпаторов трона, мог ничего не опасаясь остаться в аббатстве.
Не сказав Мэри на прощание ни единого слова, Стивен с большей частью своего войска направился в сторону Элнвика. Джеффри, под начало которого поступил небольшой конвойный отряд, должен был сопровождать Мэри в Тетли.
Уединенная башня, возвышавшаяся на голом холме, омываемом рекой Тайн, должна была на долгие месяцы, если не навсегда стать жилищем Мэри. Добравшись после долгого, утомительного пути в тряской телеге до места своего заточения, она простилась с Джеффри и, ответив на приветствия слуг, вышедших ей навстречу, поднялась наверх в свою комнату и бросилась на постель. Боль, словно хищный зверь, вонзила когти в ее истерзанное сердце.
Дни потянулись унылой, однообразной чередой, складываясь в недели и месяцы. Снегопады сменились дождями и пронизывающими ветрами, которые жалобно завывали по вечерам в расщелинах окружающих Тетли утесов. Мэри больше не ждала Стивена, как в первые дни своего вынужденного пребывания в этом наводящем тоску владении де Уореннов, и не поднималась по несколько раз в день на галерею башни, чтобы взглянуть на узкую тропинку, пролегавшую по холмам, в надежде увидеть мчащихся к Тетли всадников. Она с нежностью думала о будущем ребенке, на котором сосредоточилась теперь вся ее нежность, и подолгу разговаривала с ним. Иногда она напевала шотландские колыбельные песни, обняв тонкими руками округлившийся живот. Когда-то песни эти она слышала от своей нежной и заботливой матери.
— Всадники, миледи!
Известие это, которого она так долго ждала, к которому прежде неизменно была готова, теперь застало Мэри врасплох. Она оцепенела на пороге своей комнаты. Ноги ее словно приросли к полу. Сейчас он войдет в эту дверь! Сейчас она увидит его! Сердце ее учащенно забилось.
Дверь распахнулась, и в комнату Мэри вошел Бренд. Она отвела глаза и едва сдержала рвавшийся из груди вздох, чтобы скрыть охватившее ее разочарование и не причинить обиды этому веселому, жизнерадостному юноше, не сделавшему ей ничего дурного.
— Приветствую вас, леди Мэри. — Бренд учтиво поклонился ей и протянул руку. Мэри вложила свои холодные как лед пальцы в его ладонь.
— Вас прислал Стивен? — едва шевеля мало повиновавшимися ей губами, спросила Мэри.
— По правде сказать, — смутился Бренд, я объезжал одно за другим владения нашей семья в этих краях и решил, что будет совсем неплохо…
— Не продолжайте! — с горечью прервала его она. — Мне и без того все ясно.
Бренд виновато развел руками.
— Здоровы ли вы, Мэри?
К этому времени она уже успела овладеть собой и голос ее звучал ровно и бесстрастно.
— Спасибо, да. Вполне. А как поживает Стивен?
Бренд переступил с ноги на ногу. Разговор с Мэри явно начинал тяготить его. Он наверняка уже сожалел о своем внезапном решении навестить ее.
— Хорошо.
— А… мои братья?
— Они бодры и здоровы. В настоящее время все трое пользуются гостеприимством короля Вильгельма Руфуса. Что же касается Эдмунда, то он нынче властвует над Шотландией вместе с вашим дядюшкой Дональдом Бейном.
Мэри поморщилась, услыхав о том, что коварные планы ее дяди и брата были беспрепятственно приведены ими в исполнение, и досадливо махнула рукой. Только теперь она спохватилась, что не предложила гостю сесть. И воспитанный Бренд продолжал на протяжении всего их разговора стоять у двери ее комнаты. А ведь он наверняка устал с дороги.
Мэри указала ему на одно из кресел, стоявших у очага, вызвала служанку и велела принести вина, холодного мяса, хлеба, фруктов и сыра.
— Стивен провел всю зиму при дворе, — продолжал Бренд, усаживаясь в предложенное ему кресло и с наслаждением вытягивая ноги к огню. — Он и теперь там.
— Что же, позвольте полюбопытствовать, он там делает? — спросила Мэри, в волнении меряя шагами комнату.
Бренд пожал плечами и уклончиво ответил:
— Выполняет свой наипервейший долг, а именно: служит своему королю.
На невысказанный вопрос Мэри он ответил также без слов, обратив к ней детски-простодушный взгляд своих больших голубых глаз.
Молчание их длилось довольно долго. Расторопная служанка успела принести в комнату Мэри вина и закуски, накрыть на стол и удалиться, оставив Мэри наедине с ее гостем, Бренд воздал должное еде и напиткам. И лишь когда он утолил первый голод, и отставил блюдо в сторону, Мэри отважилась задать вопрос, который занимал ее гораздо более, чем она готова была признать.
— А мадемуазель Бофор по-прежнему живет при дворе?
Бренд невозмутимо кивнул.
— Да, миледи. Она стала женой Генри Феррарса, но это отнюдь не заставило ее покинуть двор.
Душой Мэри овладела жгучая ревность. Щеки ее зарделись, дыхание стало прерывистым и хриплым. Ей вдруг стало невыносимо душно. Она сняла с себя теплую шаль, в которую зябко куталась с самого утра, и обхватила руками плечи. Бренд обратил застывший от изумления взгляд на ее живот.
— Господи Иисусе! — с чувством воскликнул он. — Вы ждете ребенка, леди Мэри?!
Мэри гордо расправила плечи, и на губах ее заиграла победоносная улыбка.
— Как видите, Бренд.
Он все никак не мог прийти в себя от изумления.
— Но позвольте, дорогая, как же так? Ведь Стивен ничего об этом не знает!
Мэри фыркнула в ответ на эти его слова и взглянула на него с выражением легкой укоризны.
— Уж не подозреваете ли вы часом, что я просто решила вас разыграть? Да, я не говорила ему о ребенке.
Бренд поспешил снять с себя подобное обвинение:
— Помилуйте, ничего подобного у меня и в мыслях не было, я просто хотел сказать, миледи, что Стив ведь имеет право знать о том, что вы… Что он… словом, о своем отцовстве! Я… я непременно расскажу ему об этом, когда вернусь в Лондон.
— Нет, Бренд! — взмолилась Мэри. — Не делайте этого, прошу вас. Позвольте мне самой сказать ему о ребенке. Это, если уж на то пошло, мое право!
— Когда же вы смогли бы это сделать? — с сомнением спросил ее Бренд и покачал головой. — После того, как дитя появится на свет?
— Значит, Стивен в ближайшие месяцы не намерен почтить меня своим посещением? — спросила Мэри с едва сдерживаемым негодованием.
Бренд опустил голову.
— Думаю нет, миледи.
— Хорошо же! В таком случае мне остается только одно. Я поеду в Лондон вместе с вами!
Бренд вытаращил на нее глаза, не в силах вымолвить ни слова. Но лицо Мэри горело такой решимостью, что после недолгого колебания он без особого энтузиазма кивнул головой.
Из груди Мэри вырвался вздох облегчения. Надежда на примирение с мужем, почти угасшая за долгие дни затворничества в Тетли, вновь ожила в ее сердце. Она отправится ко двору в сопровождении Бренда и его воинов, чтобы известить Стивена о своей беременности. И чтобы продолжить борьбу за свою любовь.
Выехав из Тетли на следующее утро, на исходе второго дня пути Бренд спешился во дворе Грейс-тоуна и помог Мэри выйти из повозки. Опираясь на его руку, Мэри неторопливо проследовала за ним через мощеный двор к дому графа Нортумберленда.
— Почему ты вернулся так рано, Бренд? Здоров ли ты? Благополучной ли была твоя поездка? — с беспокойством спросил граф Нортумберленд, выходя в зал навстречу сыну.
— Не тревожьтесь обо мне, отец. Я вполне здоров, и поездка моя оказалась на удивление удачной. А вот для вас и для кое-кого еще у меня есть сюрприз, — высвободившись из объятий старого графа и заговорщически подмигнув ему, ответил Бренд. Из-за его спины внезапно появилась Мэри. Она присела перед онемевшим от изумления графом в реверансе, сделала несколько шагов к широкой лестнице и, собираясь взяться за перила, внезапно замерла с протянутой рукой: навстречу ей стремительно спускался Стивен де Уоренн.
— Зачем ты привез ее сюда? — крикнул он брату вместо приветствия.
— Это я упросила Бренда взять меня с собой, Стивен! — вступилась за Бренда Мэри и улыбнулась мужу молящей, заискивающей улыбкой. — Нам с вами надобно остаться наедине и о многом поговорить.
Стивен сложил руки на груди и с деланным спокойствием возразил ей:
— Мне совершенно не о чем разговаривать с вами, мадам. Вы должны немедленно возвратиться в Тетли.
— Нет! — прошептала она.
— Стивен, тебе лучше услыхать то, что она намерена сообщить! — поддержал невестку Бренд.
Мэри всхлипнула и машинальным кивком поблагодарила Бренда, который, приблизившись к ней с ободряющей улыбкой, помог ей снять теплый плащ.
— Вы растолстели! Выходит, жизнь в изгнании пошла вам на пользу, — усмехнулся Стивен, но внезапно во взгляде его мелькнула догадка, и усмешка вмиг исчезла с его лица, уступив место тревоге и замешательству.
Мэри повернулась к нему боком и натянула платье на располневшей талии так, чтобы Стивен мог отчетливо видеть ее выдававшийся вперед округлый живот.
— Это должно произойти в июле, — с гордой радостью проговорила она и, вскинув голову, начала подниматься по лестнице навстречу Стивену.
Он остался стоять у перил, словно пригвожденный к месту, и лишь когда она прошла мимо него, не без труда стряхнул с себя оцепенение, в которое ввергло его это нежданное известие, и непререкаемым тоном процедил:
— Отдохните с дороги, поужинайте и поутру готовьтесь к возвращению в Тетли.
— Стивен, что такое ты в самом деле говоришь! Я желаю, чтобы она осталась здесь на сколь угодно долгий срок! — Попытался было урезонить сына граф Нортумберленд. — Не слушайте его, Мэри! — крикнул он вдогонку невестке. — Я, хозяин этого дома, готов оказать вам гостеприимство!
Стивен принялся возражать отцу и спустился вниз. Но Мэри, неторопливо шествовавшая по коридору в сопровождении слуги со свечой, не слыхала слов, которыми они обменивались. До нее, все стихая, долетал лишь смутный гул их голосов.
Мэри неслышными шагами прокралась по коридору, соединявшему ее комнату со спальней Стивена. Завтра поутру ей предстояло отправиться в обратный путь. Стивен не желал выслушать ее, он по-прежнему считал ее виновной в измене, и ей оставалось только покориться его воле. У нее и в мыслях не было противиться его решению, хотя граф Рольф настаивал на том, чтобы она осталась в Грейстоуне до самого дня родов. Но она не могла отказаться от последней возможности побыть со Стивеном перед долгой, а возможно, и вечной разлукой.
Дверь тихо скрипнула, и Мэри скользнула в комнату, освещенную лишь тлевшими в очаге поленьями. Стивен лежал на широкой кровати, подложив руки под голову. Он не спал и напряженно о чем-то размышлял. В полутьме глаза его блеснули, как две ярких звезды.
— Стивен! — с мольбой прошептала Мэри, подходя ближе. — Не гоните меня! Я люблю вас! Я больше не выдержу разлуки с вами! Позвольте мне остаться. — Горло ее сдавили рыдания, она закрыла лицо руками и опустилась на колени возле его ложа.
— Боже! — выдохнул он, повернувшись к ней лицом и положив ладони ей на плечи. — Это выше моих сил!
В мгновение ока Мэри оказалась на постели. Стивен покрывал ее лицо горячими поцелуями.
— Мне не совладать с самим собой! — воскликнул он, прижимая ее к себе. — Меня тянет к тебе, словно пьяницу к вину. Я не могу променять тебя ни на одну из придворных красавиц, все они в сравнении с тобой кажутся мне глупыми, грубыми и безобразными! Ты околдовала меня, Мэри! Ты — ведьма! Ведь я готов простить тебе даже твое предательство, лишь бы ты была со мной, лишь бы ты дарила мне свои ласки!
— Стивен, — прошептала она, плача от счастья, — я клянусь тебе жизнью нашего ребенка, что ни в чем не виновата перед тобой!
— Мэри, неужто ты не страшишься гнева Господня? Не произноси ложных клятв, чтобы не навлечь на себя беду! — он предостерегающе поднял руку и заслонил ею лицо Мэри, словно оберегая ее от небесной кары.
Мэри на мгновение прижалась губами к его ладони, затем решительно отвела его руку.
— Я говорю правду, Стивен! С тех пор, как мы стали мужем и женой, я делала все, чтобы заслужить твою любовь. Я и в мыслях не имела сообщать своим родным о ваших планах, о которых услыхала случайно. Когда же отец мой готовился начать войну, я бросилась к нему, чтобы уговорить его отказаться от этого намерения, но он… он… — Она внезапно осеклась и горько заплакала.
— Что он сделал тебе? — внезапно распаляясь гневом, спросил Стивен. Он словно забыл, что короля Шотландии давно уже не было в живых.
— — Он сказал, что больше не считает меня своей дочерью! — всхлипнула Мэри, и прежняя обида вновь ожила в ее сердце.
Стивен про себя помянул покойного короля самыми недобрыми словами, какие только знал, и нежно провел ладонью по густым, волнистым волосам Мэри. — Ты у меня, оказывается, в храбрости и решительности не уступишь многим из английских рыцарей, — с гордостью произнес он. — Но обещай мне никогда больше не вмешиваться в дела мужчин! Ведь недаром же ты родилась женщиной, Мэри! Да еще какой!
Она рассмеялась счастливым смехом и положила голову ему на грудь. — Обещаю!
Его ласки становились все более настойчивыми, и Мэри с восторгом отзывалась на них. Она чувствовала себя так, будто ей внезапно вернули жизнь, отнятую у нее безжалостной судьбой.
— Почему ты так внезапно решил вернуться в Элнвик? — спросила Мэри. Она отдала слугам необходимые распоряжения по сборам в дорогу и лишь после этого решилась подступиться к мужу с расспросами. — Скажи мне, что заставляет тебя так спешить?
Стоял май, и в раскрытое окно спальни проникал нежный аромат распустившейся в саду Грейстоуна сирени.
— Ты что же, совсем не рада возвращению домой? — с улыбкой спросил Стивен.
— Ты не ответил на мой вопрос, — мягко укорила его Мэри. Скрытность Стивена лишь подстегнула ее любопытство и вселило в сердце тревогу.
Стивен нахмурился и нехотя пробормотал:
— Я должен принять участие в войне короля против Дональда Бейна.
— Значит, это правда? — голос Мэри зазвенел от возмущения. — Ты все же решил выступить на стороне Руфуса и отвоевать шотландский трон для этого негодяя Дункана? А я до последней минуты отказывалась верить слухам, которые распускают придворные сплетники!
— Во-первых, я — вассал его величества! — сердито возразил ей Стивен. — А во-вторых, не ты ли дала мне клятву не вмешиваться в дела, которыми занимаемся мы, мужчины? Политика — это удел мужчин, Мэри, женщинам в ней не место.
Но Мэри вовсе не намерена была сдаваться.
— Но ведь ты должен поддержать не Дункана, а Эдгара! Это было бы справедливо, в таком случае ты сражался бы за правое дело. Зачем смещать одного мерзавца, если его место тотчас же займет другой?!
— Мадам, имейте в виду, что подобное вмешательство в политику, равно как и в мои дела, ставит под угрозу наш с вами семейный союз! — взорвался Стивен и выбежал из спальни, хлопнув дверью.
Они помирились лишь перед самым отъездом Стивена из Элнвика. Он не пробыл под родным кровом и одного дня. Планы короля Руфуса требовали его срочного возвращения в Лондон. Простившись со Стивеном, Мэри осталась на попечении леди Седры, Изабель и многочисленной челяди замка.
Дни шли за днями, и гонцы, доставлявшие известия от Стивена, лишь разводили руками в ответ на вопросы о времени его возвращения. Завладев троном с помощью армии короля, Дункан нуждался в мощной военной поддержке, чтобы удержать его.
Жизнь в Элнвике текла спокойно и размеренно, и каждый следующий день был как две капли воды похож на предыдущий. Поначалу Мэри была рада отдохнуть от шума и суеты, царивших при дворе Вильгельма II, где они со Стивеном появлялись частенько в течение того месяца, который провели в Лондоне. Но прошла неделя, за ней другая, и вскоре Мэри стала ловить себя на том, что унылое однообразие существования в замке начинает тяготить ее. За последний год она успела уже привыкнуть к тому, что в жизни ее одно за другим свершались значительные и грозные события, требовавшие от нее выдержки, решительности и бесстрашия. Заметив, что она частенько скучает за вышиванием, подперев голову ладонью, уставив неподвижный взор в пляшущие за решеткой очага языки пламени и не принимая участия в общем разговоре, графиня Седра предложила ей время от времени совершать короткие прогулки в окрестностях замка. Мэри с охотой согласилась. С тех пор почти ежедневно, если тому благоприятствовала погода, она гуляла меж окрестных холмов в сопровождении леди Седры, Изабель или придворных дам и под охраной воинов замкового гарнизона.
Однажды солнечным днем Мэри вышла на одну из таких прогулок вместе с леди Седрой и Изабель. Два вооруженных рыцаря, охранявших дам, ехали верхом на незначительном расстоянии от них. Мэри и леди Седра собирали цветы, росшие у обочины тропинки, и плели из них венки. Время от времени они переговаривались с Изабель, которая забежала немного вперед. Они наслаждались хорошей погодой, видом зеленых холмов в легком солнечном мареве и обществом друг друга. Ничто не предвещало беды.
Внезапно из-за поворота тропинки выехали четверо всадников. Они пустили своих коней в галоп и, поровнявшись с Мэри, которая не успела даже отступить в сторону, один из них подхватил ее в свое седло, пришпорил коня и понесся вперед с такой скоростью, словно у его лошади внезапно выросли крылья. Сообщники злодея в мгновение ока выбили оторопевших рыцарей из седел и поскакали вслед за своим предводителем. Мэри, лежавшая на спине поперек седла похитителя, оцепенела от страха и не могла ни шевельнуться, ни позвать на помощь. Силы покинули ее. Она с ужасом прислушивалась к топоту копыт и замиравшим вдали отчаянным крикам леди Седры и Изабель.
Скучная и размеренная жизнь под сводами Элнвика, еще недавно так тяготившая ее, уступила место новому потрясению, новой опасности, возможно, гораздо более серьезной, чем все, с какими Мэри сталкивалась прежде. Похититель молча гнал своего коня вперед. Молчала и Мэри. Она даже не пыталась догадаться, кто из ее врагов или врагов Стивена приказал своим людям пленить ее. Это непременно выяснится позднее. В одном лишь она была совершенно уверена: в самое ближайшее время ей понадобятся вся ее решимость, мужество и бесстрашие. Ей придется противостоять неведомому врагу, чтобы сохранить две жизни — свою и ребенка.
Неподалеку от Элнвика, на одной из безлюдных, заросших травой дорог похитителей ждала повозка с впряженными в нее лошадьми. Мэри немного приободрилась, заключив из этого, что неизвестный враг, лишивший ее свободы, намерен был доставить ее в свои владения, не причиняя вреда ее здоровью. Она успела уже оправиться от испуга и по многочисленным приметам, которые умела распознавать с детства, определила, что путь всадников, пленивших ее, лежал на север.
Когда после целого дня пути в сгущавшемся мраке перед ними замаячили башни Эдинбургской крепости, подозрения Мэри относительно личности недруга, который организовал это похищение, переросли в твердую уверенность: вдохновителем этого набега мог быть только один человек на земле — Дункан, ее единокровный брат и новоявленный король Шотландии, коим он стал в значительной степени благодаря помощи ее мужа! От досады Мэри сжала кулаки и больно закусила губу. Ведь она тогда так умоляла Стивена отказаться от кампании по возведению Дункана на трон.
Пожилая служанка провела ее наверх, в комнату, которую еще так недавно занимали младшие братья Мэри — Александр и Дэвид. Воспоминания о детстве, о покойных родителях, о братьях и сестре стеной обступили Мэри. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Едва за ними затворилась дверь, как Мэри без сил опустилась на кровать.
— Я принесу вам поесть, принцесса, — почтительно обратилась к ней старуха. — Вы, поди, проголодались с дороги.
— Прежде всего я желаю поговорить с моим братом! — заявила Мэри. — Извольте немедленно доложить ему об этом.
— Вы хотели сказать, с братом по отцу! — поправил ее Дункан, входя в комнату.
Побледнев от ненависти, Мэри прошипела:
— Стивен убьет тебя, негодяй!
Дункан рассмеялся визгливым смехом, мотая головой, и хлопнул себя по ляжке.
— Хотел бы я и в самом деле пасть от его руки, но только с одним условием: чтобы потом воскреснуть и посмотреть, как его вздернут за это! Не забывай, дражайшая сестрица, что я — король и моя особа священна!
Мэри презрительно фыркнула. Такое пренебрежение к его особе задело Дункана за живое. Он собирался было дать сестре суровую отповедь, но Мери опередила его, спросив:
— Что тебе нужно от меня?
— Ничего. Уверяю тебя, ровным счетом ничего. И ты можешь быть уверена, что я не причиню тебе ни малейшего вреда, сестрица. Я буду заботиться о твоем здоровье. Когда придет твой срок, сюда будет доставлена опытнейшая повитуха. Она же найдет кормилицу для твоего младенца. Уверяю тебя, ты здесь в полной безопасности. Но мне надо обезопасить себя от твоего супруга. Я имею основания опасаться, что из союзника он может в самый неподходящий момент превратиться в моего недруга. Так что тебе и вашему ребенку придется погостить у меня столько, сколько я сочту нужным.
— Стивен не допустит этого! — побледнев от ярости, воскликнула Мэри. — Он обратится к Руфусу, и тот заставит тебя освободить меня!
— Ошибаешься, — со злорадной улыбкой возразил Дункан. — Король был уверен, что ты и Стивен терпеть друг друга не можете. Де Уоренн попросту надул его. Но теперь, после того как вы в мире и согласии прожили четыре недели при дворе, он сожалеет, что позволил Стивену жениться на тебе. Он-то и разрешил мне распоряжаться твоей судьбой, как мне будет угодно.
После разговора с Дунканом Мэри поняла, что единственным спасением для нее может быть лишь побег из замка. Никто не придет к ней на помощь. Никто, кроме нее самой, не вызволит ее отсюда. Она не могла примириться с мыслью о разлуке со своим еще не родившимся ребенком, а в том, что, если Стивену даже и удастся через несколько месяцев освободить ее, то ребенок уж наверняка будет оставлен в Эдинбурге в качестве заложника, у нее не было ни малейшего сомнения. Раз Руфус всегда и во всем принимает сторону своего любимца, он с легкостью одобрит подобный его шаг. Близилось время родов, и Мэри следовало торопиться, ведь бежать с новорожденным на руках было бы гораздо сложнее, чем даже в ее нынешнем положении.
Целую неделю она восстанавливала силы, столь необходимые ей для осуществления отчаянного плана, который к этому времени полностью, во всех подробностях созрел в ее голове. Наконец однажды глубокой ночью, притворно зевая, она не без труда растолкала дремавшую на охапке соломы служанку:
— Эйри, проснись! Слышишь! Я голодна! — она капризно топнула ногой. Служанка проворно вскочила на ноги и стала тереть глаза кулаками. — Мой ребенок растет не по дням, а по часам, и ему нужно много еды. Сходи теперь же на кухню и принеси мне жареной говядины, свежего хлеба, пирога с олениной и печеной рыбы. Только не забудь подогреть всю еду, а то мне сделается плохо.
— Вам и так станет плохо, если вы съедите все это, — зевнув во весь рот, добродушно усмехнулась Эйри.
Мэри грозно нахмурилась.
— Иду, иду! — с низким поклоном пробормотала старуха, которой было строго-настрого приказано выполнять все пожелания и капризы принцессы, и поспешно удалилась.
Дункан, столь тщательно подготовивший похишение Мэри, не учел лишь одного: выросшая в эдинбургском замке, она знала все его тайники и подземные ходы, сам же он был здесь чужаком, как и большинство слуги придворных, приехавших с ним из Лондона. Кроме того, он не допускал даже мысли о том, что Мэри в ее положении решится на побег, и потому не выставил стражников у дверей ее комнаты.
Как только служанка ушла, Мэри спустилась вниз и, отыскав в коридоре дверь одного из потайных ходов, во весь дух пустилась бежать по узкому туннелю, который вывел ее в поле позади крепости. Она нарочно приказала Эйри принести к ней в комнату такое огромное количество еды. Пока старуха разбудит одного из поваров, разыщет с его помощью всю эту снедь, да еще и разогреет ее, предварительно разведя огонь в очаге, она успеет проделать немалый путь. Прежде чем ее хватятся, пройдет не менее часа. Она рассчитывала за это время добраться до замка Дугласа Маккиннонна и оттуда послать гонца в Элнвик.
Мэри бежала что было сил, ориентируясь по звездам. Через три четверти часа, показавшиеся ей вечностью, она разглядела впереди громаду замка, но в то же мгновение ветер донес до нее звуки, от которых кровь застыла в ее жилах: с отчаянным лаем по следам беглянки мчалась свора собак! Последним усилием воли Мэри заставила себя двигаться еще быстрее. Ноги ее подкашивались, грудь разрывалась от боли. Она подбежала ко рву, окружавшему замок Дугласа, и остановилась, не решаясь войти в воду. Лай собак слышался все ближе.
— Боже, помоги мне! — взмолилась Мэри.
В это мгновение часовой на башне замка затрубил в свой рог, и подъемный мост, гремя цепями, был переброшен через ров. Из открывшихся настежь ворот выехал Дуглас в сопровождении нескольких рыцарей. Едва ступив на мост, Мэри лишилась чувств.
Она очнулась от боли и слабо застонала, схватившись руками за живот.
— Мэри, дорогая, ты слышишь меня? — словно издалека донесся до нее голос Стивена. Она кивнула. Боль стихла, и зрение Мэри обрело прежнюю отчетливость. Возле ее кровати стоял Стивен, а чуть поодаль переминался с ноги на ногу хозяин замка.
— Стивен, Дуг! — прошептала Мэри, кусая губы от нового приступа тянущей боли в спине и пояснице. — Пришлите сюда кого-нибудь из женщин!
Оба, и хозяин и гость, опрометью бросились прочь из комнаты.
Пока Мэри была в беспамятстве, Дуг Маккиннон успел не только послать гонца в Элнвик и дождаться прибытия Стивена, но и доставить в свой замок опытную повитуху из ближайшей деревни. Благодаря сноровке и усердию этой старушки роды у Мэри прошли на удивление легко и быстро. Через несколько часов Стивен уже держал на руках новорожденного сына, с любовью и нежностью вглядываясь в его красное, сморщенное личико.
Вот младенец зевнул и широко раскрыл свои большие, серьезные, темно-карие глаза.
— Мэри, он смотрит прямо на меня! — восхищенно прошептал Стивен. — Клянусь, он узнает меня. Он понимает, что я-его отец.
Мэри засмеялась счастливым смехом.
— Дай-ка его сюда! — попросила она, вытягивая вперед свои тонкие руки. В голосе ее Стивен отчетливо уловил нотки ревности.
Стивен склонился над постелью и бережно передал ребенка Мэри, а сам примостился у нее в ногах.
— Я обещал тебе, если ты подаришь мне сына, исполнить любое твое желание. Приказывай, Мэри!
Но она решительно помотала головой.
— Мне нечего больше желать от жизни, — склонив голову набок, прошептала она. — У меня есть все, о чем я могла мечтать — ты, Стивен, и наш ребенок.
Когда Мэри спустя месяц полностью оправилась после родов, Стивен, не желая более злоупотреблять гостеприимством Дуга Маккин-нона, отвез ее и новорожденного Эдварда в Элнвик. Вся семья вышла встречать прибывших к воротам замка. Граф и графиня Нортумберленды, Изабель, Бренд и Джеффри пришли к единодушному мнению, что более красивого ребенка, чем их Нед, невозможно сыскать не только в Англии и Шотландии, но и во всем мире. Всеобщий восторг разделили также Эдгар, Александр и Дэвид, при виде которых Мэри не могла сдержать счастливых слез. Ее давняя мечта наконец осуществилась: все, кого она любила, собрались вместе. Окруженная братьями и родными мужа, она гордо вступила под своды Элнвика с маленьким Недом на руках.
Вечером, уложив ребенка спать, Мэри присела на низкий табурет у колыбели и стала любоваться сыном. На душе у нее было легко и радостно. Она посматривала на дверь, ожидая прихода Стивена, и, когда в коридоре послышались его шаги, поднялась ему навстречу.
Войдя в спальню, он остановился на пороге. В руке его была ярко-алая роза с коротким стеблем. У Мэри перехватило дыхание. Она потянулась к цветку, но тут же, словно чего-то испугавшись, отдернула руку.
— Это тебе, дорогая! — сказал он, преклоняя перед ней колено. — Смотри, у этой розы нет шипов! Ты можешь взять ее, не опасаясь поранить руку.
— Власть, целомудрие, благородство и страсть — вот что обещает роза, — прерывающимся голосом прошептала Мэри и приникла к его груди.