Обезьяна и тигр

Действующие лица

Судья Ди — судья уезда Ханьюань

Дао Гань — один из его помощников

Ван — аптекарь

Лэн — ростовщик

Сэн Цю — бродяга

Сэн — его сестра

Чан — бродяга, приятель Сэн Цю

Глава 1

Судья Ди сидел на открытой галерее своих покоев и наслаждался утренней прохладой. Он только что позавтракал с семьей, после чего вышел на галерею и сел в плетеное кресло возле мраморной балюстрады, чтобы выпить чашку чаю. Вскоре ему предстояло отправиться в канцелярию судебной управы, где его ждали неотложные дела. Судебная управа в Мяньюани, куда входили и служебные покои судьи, находилась на склоне горы и возвышалась над остальной частью города.

В полдень судья любил сидеть на балконе второго этажа, откуда открывался удивительный вид на несметное множество крыш простирающегося внизу города, а еще дальше — на широкую морскую гладь. Но по утрам он предпочитал галерею, которая тянулась с внутренней стороны его жилища. Только мраморная балюстрада отделяла его от густо заросшего склона, круто поднимавшегося и переходившего в горный хребет, у подножия которого и раскинулся город. Там всегда было тихо, а утром дольше всего сохранялась прохлада. За тот год, который он уже провел в должности судьи Мяньюани, утренний чай на тихой галерее вошел у него в привычку.

Откинувшись на спинку кресла, судья взирал на свежую, зеленую листву, умиротворенно прислушиваясь к бодрому щебетанию птиц и к нежному журчанию ручья, протекавшего вдоль балюстрады среди больших замшелых обломков скал.

Вдруг птицы смолкли. Среди качающихся ветвей показались два черных гиббона. С необычайной легкостью перепрыгивали они с ветки на ветку, цепляясь за них своими длинными, тонкими конечностями, и дождь осыпающихся листьев отмечал их путь. Судья с улыбкой наблюдал за ними. Его всегда очаровывала изящность движений, с которой гиббоны передвигались по деревьям. Эти пугливые животные уже настолько привыкли к неподвижной фигуре, которую каждое утро видели на галерее, что иногда кто-нибудь из них даже свешивался с ветки, чтобы ловко схватить банан, брошенный ему судьей.

В листве снова зашелестело, и появился третий гиббон. Он двигался медленнее других, потому что, помимо ног, цеплялся за ветки только одной рукой; правая же у него была прижата к груди. Он присел на ветку прямо над головой судьи Ди и, помахивая свободной левой рукой, чтобы сохранять равновесие, с любопытством посматривал на него. И тут судья увидел, что он что-то сжимает в руке. Это был золотой перстень с большим зеленым камнем, который поблескивал в лучах солнца. Конечно же, обезьяна его где-то похитила. Нужно было как можно скорее отобрать его, потому что гиббоны очень быстро утрачивают интерес к добытым ими предметам, особенно когда обнаруживают, что добыча несъедобна. Если сейчас позволить гиббону исчезнуть, то этот перстень будет выброшен где-нибудь в лесу, и уже никогда не вернется к хозяину.

К сожалению, у судьи не было под рукой ни фруктов, ни сладостей. Он быстро достал из рукава коробку с кресалом и разложил ее содержимое на столе, затем принялся внимательно осматривать и нюхать каждый предмет. Это произвело нужный эффект — судья заметил, что гиббон не спускает с него глаз. Он выронил перстень в ручей и соскользнул на ветку пониже. Потом повис на длинных руках и стал пристально следить за каждым движением судьи большими карими глазами. Теперь судье было отчетливо видно, что это взрослая обезьяна, покрытая длинной, отливающей черным шерстью. Кое-где в шерсти торчали застрявшие соломинки.

— Если придешь сюда завтра, получишь вкусный банан! — пообещал судья Ди, убирая коробку с кресалом обратно в рукав.

Гиббон понял, что представление окончено, дружелюбно прокричал свое «вук-вук», скользнул куда-то вверх и исчез в листве.

Судья поднялся, перешагнул через балюстраду и всмотрелся в песчаное дно прозрачного ручья. Сверкающий перстень заметить было нетрудно. Он перескочил на торчащий из воды камень, сдвинул шапочку на затылок и вытащил из волос длинную шпильку. Вытянул руку, и концом шпильки ему удалось подцепить кольцо. Тогда судья выпрямился, перепрыгнул обратно на берег и вернулся за балюстраду.

За чайным столиком Ди внимательно осмотрел перстень. Судя по размерам, он должен был принадлежать какому-то мужчине. Несомненно, это было старинное украшение: два переплетающихся дракона из чистого золота служили оправой огромному изумруду самого высшего качества. Владелец наверняка будет счастлив вернуть такой ценный перстень и немедленно объявится, как только на утреннем судебном заседании будет официально объявлено о его обнаружении. Судья уже собирался спрятать перстень в рукав, как его внимание привлекли несколько ржаво-коричневых пятнышек на внутренней стороне оправы. Он даже потрогал их кончиком указательного пальца. И тут же нахмурил брови. Эти пятна не смылись водой и очень напоминали капельки засохшей крови.

Судья налил себе еще чашку чаю. Гиббон должен был найти кольцо где-то поблизости, поскольку даже самый интересный и яркий предмет, если только он не съедобен, не мог привлечь к себе его внимание больше, чем на несколько минут. Значит, обезьяна обнаружила это украшение где-то неподалеку в лесу. Не вставая с кресла, судья полуобернулся и хлопнул в ладоши. Как только, шаркая ногами, на галерее появился старый управляющий, судья спросил его:

— Там в лесу, выше на склоне, кто-нибудь живет?

— Насколько мне известно, там нет ни одного дома, ваша честь. Склон этот слишком крутой да вдобавок густо зарос лесом. А вот на самом горном хребте, как вы знаете, находится несколько прекрасных особняков. Их овевает приятный, прохладный ветерок со стороны гор. Там стоит великолепный летний дом ювелира Су, а ростовщик Лэн и аптекарь Ван живут там круглый год.

— Ван? Не он ли хозяин большой аптеки у рынка, что напротив храма Конфуция?

— Он самый, ваша честь. Он богат, но, похоже, в последнее время дела его идут не слишком хорошо. У Вана много забот. Дело в том, что его единственный сын несколько недоразвит. Ему уже двадцать лет, а он до сих пор не умеет читать и писать. Что из него выйдет… — Управляющий сочувственно покачал седой головой.

Последние слова судья Ди пропустил мимо ушей. Гиббон не мог принести перстень из какого-то особняка на вершине горы. Эти пугливые животные никогда не решатся рыскать среди людских строений. И даже если предположить, что обезьяна нашла этот перстень где-нибудь в углу большого сада, прежде чем спуститься сквозь лесные заросли, она бы его уже давно выбросила. Следовательно, она обнаружила кольцо где-то совсем поблизости.

Судья отпустил управляющего. Он еще раз осмотрел кольцо, после чего спрятал его себе в рукав и по боковому коридору направился в большой, мощеный внутренний двор, в центре судебной управы. Там было еще довольно прохладно, поскольку высокие здания защищали двор от лучей утреннего солнца. Одним из них была двухэтажная постройка с воротами, по одну сторону от которых находились караульное помещение и канцелярия, а по другую — зал для судебных заседаний. На первом этаже размещались оружейный зал и архив с широкой террасой, слева — небольшие казармы для стражников и судебных охранников, за ними — тюрьма. Жилые помещения справа предназначались для судебных чиновников, писцов и прочего административного персонала. Посреди двора начальник судебной охраны как раз выстроил своих подчиненных в две шеренги, чтобы проверить их обмундирование. Увидев во дворе судью, все вытянулись по струнке. Ди кивнул начальнику стражи и спросил:

— Есть в лесу на склоне этой горы какой-нибудь дом или что-то в этом роде?

— Нет, ваша честь, никаких домов там нет. Есть только хижина дровосека, но и она уже более года пустует. — Потом начальник стражи с важным видом добавил: — Поскольку в окрестностях часто шатаются банды каких-то бродяг, я регулярно ее проверяю.

— Что значит регулярно?

— Ну, скажем, раз в пять-шесть недель, ваша честь, если…

— Я бы не назвал это регулярными проверками, — резко оборвал его судья. — А где находится хижина?

— Примерно в четверти часа пути отсюда, ваша честь, возле тропы, по которой можно добраться до самого верха. Хижина стоит на поляне, приблизительно на полдороге.

Судья прикинул, что перстень вполне мог быть найден именно там.

— Прикажи позвать Дао Ганя! — велел он начальнику стражи.

Начальник властно кивнул одному из стражников — тот сразу помчался в канцелярию и вернулся вместе с немолодым худощавым человеком в поношенном коричневом платье с черной каймой, на голове у которого была высокая шапка из черного шелка. Вытянутое, меланхоличное лицо украшали свисающие усы, похожие на паклю. Из бородавки на левой щеке торчали три тонких волоска. Когда Дао Гань поздоровался с судьей, тот отвел его подальше ото всех и показал перстень. Он рассказал Дао Ганю, каким образом попала к нему эта драгоценность, и добавил:

— Видишь на кольце капли засохшей крови? А это значит, что его владелец поранил палец о колючку или что-то в этом роде, когда пробирался через лесные заросли, после чего снял кольцо и отложил в сторону, чтобы вымыть руки в ручье. Должно быть, в этот момент обезьяна и схватила перстень. Но, разумеется, могут быть и другие объяснения. Во всяком случае, я хотел бы пойти и осмотреть это место, и хорошо бы управиться до утреннего заседания суда. Возможно, нам удастся даже встретить владельца и вернуть ему кольцо. С утренней почтой поступили какие-нибудь важные сообщения?

Дао Гань хмуро ответил:

— Только одно короткое известие из Цзян-бэя, ваша честь, от советника Хуна. Он сообщает, что Ма Жуну и Цзяо Таю пока не удалось напасть ни на какой след.

Судья Ди озабоченно покачал головой. Его советник Хун вместе с двумя помощниками судьи — Ма Жуном и Цзяо Таем — уже два дня находились в соседнем округе Цзянбэй. Ди направил их туда по просьбе судьи этого округа, который настойчиво просил помочь ему в решении одного сложного дела, связанного с контрабандой. Ди не нравилось, что расследование пока не принесло результатов, поскольку в канцелярии было много срочной работы и он остро нуждался в помощи этих трех подчиненных.

Судья кивнул начальнику стражи и сказал:

— Сейчас мы отправляемся к хижине дровосека. Захвати с собой двух стражников. Будешь показывать нам дорогу.

Начальник стражи провел судью Ди и Дао Ганя к задней калитке, откуда начиналась грунтовая дорожка. За ними следовали двое стражников, счастливые, что смогут отдохнуть от служебных дел. Вскоре начальник стражи свернул на боковую тропу, которая вилась вверх среди высоких деревьев.

Тропа зигзагообразно виляла, но тем не менее это не слишком облегчало подъем. Через четверть часа начальник стражи остановился и указал рукой вверх.

— Хижина вон там, ваша честь, — сказал он.

И уже через несколько шагов они оказались на открытой поляне, окруженной старыми дубами и густыми зарослями кустарников. На другом краю поляны стояла небольшая постройка из грубо обтесанных бревен и с тростниковой крышей, поросшей зеленым мхом. Дверь была закрыта, а единственное окно прикрывали некрашеные деревянные ставни. Перед дверями стояла примитивная колода для рубки дров, рядом лежала охапка соломы. Вокруг не было ни души, и хижина казалась заброшенной.

Через высокие заросли травы судья направился к ней и распахнул дверь. В полумраке он различил очертания деревянного стола, двух стульев и бамбуковых нар. На полу перед ними лежал распростертый мужчина в поношенной куртке и залатанных синих штанах. Нижняя челюсть у него отвисла, а остекленевшие глаза были широко раскрыты.

Судья быстро обернулся и приказал начальнику стражи:

— Отвори окно!

Затем он подозвал Дао Ганя, и они вместе склонились над трупом. Это был человек средних лет с правильными чертами широкого лица. У него были седые усы и короткая, ухоженная бородка клинышком. В седых волосах на голове обильно запеклась кровь. Правая рука его была прижата к груди, левая же — беспомощно лежала вдоль тела. Судья Ди попробовал приподнять руку, но она уже совершенно окоченела.

— Должно быть, смерть наступила вчера вечером, — негромко сказал судья.

— А что это у него с левой рукой, ваша честь? — спросил Дао Гань, тоже невольно перейдя на шепот.

На руке недоставало четырех пальцев. Только большой палец был невредим, на месте остальных виднелись лишь окровавленные обрубки.

Судья осмотрел искалеченную руку.

— Видишь белую полоску на указательном пальце возле самого основания? Раньше там было кольцо. Посмотри, эта полоска изгибается, как сплетающиеся драконы! Да, нам удалось обнаружить владельца перстня. — Судья выпрямился и приказал начальнику стражи: — Вели своим людям вынести труп наружу.

После того как стражники вынесли тело, судья с Дао Ганем внимательно осмотрели хижину. Пол, стол и оба стула из не струганого дерева были покрыты слоем пыли, но бамбуковые нары тщательно вытерты. Следов крови нигде не было. Указывая на следы ног на полу, Дао Гань сказал:

— Люди были здесь вчера вечером, но их следы настолько размазаны, что по ним трудно что-либо определить.

— Да, трудно, — согласился судья. — Но все же несколько следов можно различить.

Вот этот маленький с острым носком, пожалуй, принадлежит женщине. А вот этот след — явно какому-то необычайно крупному мужчине. Не похоже, чтобы тело тащили по полу, — значит, его внесли на руках. Потом кто-то тщательно вытер нары, но вместо того, чтобы положить тело на них, его почему-то оставили на полу. Странное дело! Ну что же, пойдем еще раз взглянем на труп.

Когда они вышли из хижины, судья указал на солому и сказал:

— У гиббона застряло в шерсти несколько соломинок. Когда убийца в темноте нес тело в хижину, перстень, очевидно, соскользнул с отрубленного пальца и упал в солому. Поутру тут оказался гиббон и своим зорким глазом сразу заметил блеск камня. Да, все более или менее сходится. На то, чтобы подняться сюда по тропе, у нас ушло около четверти часа, но по прямой до подножия горы и галереи моего дома совсем близко. Передвигаясь по ветвям деревьев, гиббон мог спуститься за несколько минут.

Выслушав судью, Дао Гань наклонился над колодой.

— Я не вижу на ней следов крови. И четырех отрубленных пальцев нигде нет.

— Вероятно, убийство произошло не здесь, — сказал судья Ди, — а уже потом труп перенесли в это укромное место.

— В таком случае убийца должен быть очень сильным, ваша честь. Поднять труп в гору — задача не из легких. Впрочем, может быть, кто-то ему помогал.

— Осмотри его одежду.

Пока Дао Гань обыскивал куртку и пояс убитого, судья рассматривал рану на голове. Скорее всего, удар был нанесен в затылок маленьким, но тяжелым предметом, возможно железным молотком.

Затем судья осмотрел правую, необезображенную руку. Кожа на пальцах была грубой, хотя ногти аккуратно подстрижены и ухожены. Такими бывают руки человека, который много времени проводит на открытом воздухе и занимается физическим трудом, но, несмотря на бедное одеяние, он явно не является простым ремесленником или крестьянином.

— У него при себе абсолютно ничего нет! — воскликнул Дао Гань. — Даже носового платка. Очевидно, убийца забрал все, что позволило бы установить личность жертвы.

— Во всяком случае, у нас есть его перстень, — сказал судья Ди. — Убийца, несомненно, хотел забрать и его, но кольцо неожиданно соскочило с отрубленного пальца, и убийца не знал, где именно это произошло. Возможно, он пытался отыскать его при свете фонаря, но не нашел.

Он повернулся к начальнику стражи, который от скуки пожевывал зубочистку, и спросил:

— Ты когда-нибудь видел этого человека?

Начальник стражи тотчас подобрался и четко ответил:

— Никак нет, ваша честь. — Он вопросительно взглянул на двух своих подчиненных. Они тоже отрицательно покачали головами, и тогда он заключил: — Наверное, какой-нибудь бродяга, ваша честь.

— Прикажи своим людям изготовить из ветвей носилки и доставить труп в судебную управу. Пусть все служащие на него посмотрят — может быть, кто-то знает этого человека. Потом прикажи судебному врачу провести освидетельствование, после чего отправляйся в аптеку господина Вана и попроси его зайти ко мне.

Спускаясь по тропе, Дао Гань с явным любопытством спросил у судьи:

— А вы полагаете, ваша честь, что аптекарь Ван как-то причастен к этому делу?

— Нет, я так не думаю. Но не следует забывать, что труп могли принести вниз с вершины горы. Поэтому я и хочу спросить Вана, не появлялись ли вчера вечером поблизости от его дома какие-нибудь нищие или бродяги. Также я собираюсь спросить у него, кто еще живет на горном хребте, помимо него и ростовщика Лэна. Помоги мне, я зацепился за колючку! — После того как Дао Гань осторожно освободил платье судьи от острого шипа, тот продолжил:

— Ты заметил, что лицо убитого не вполне соответствует его простому одеянию? Он не похож на простолюдина. Мне кажется, что он занимался скорее умственной работой, при этом предпочитал много времени проводить на свежем воздухе. А то, что он был человеком состоятельным, видно по дорогому перстню.

Все время, пока они спускались, Дао Гань хранил молчание и, только когда свернули на грунтовую дорожку, заметил:

— Я думаю, дорогой перстень не может служить бесспорным свидетельством того, что он был человеком состоятельным, ваша честь. Бродяги нередко бывают очень суеверны и потому носят при себе какой-то украденный предмет, потому что считают, что он приносит им удачу. Они никогда не расстанутся с таким талисманом, даже если им очень нужны деньги. Кроме того, среди них порой встречаются обнищавшие представители знатных семей, так что убитый вполне мог быть из их числа, а перстень просто сохранился у него с лучших времен.

— Да, твои соображения не лишены оснований, — признал судья Ди. — А сейчас давай-ка проверь, нет ли еще каких-нибудь срочных дел, которыми нам предстоит заняться на утреннем заседании. И сразу же приходи ко мне в рабочий кабинет. Я тем временем пойду переоденусь: совсем промок от пота.

Глава 2

Кабинет судьи Ди находился сразу за большим залом, который служил для проведения судебных заседаний. Всю заднюю стену этой небольшой комнаты занимали деревянные полки, заваленные служебными бумагами и коробками из свиной кожи, покрытые черным лаком.

Судья Ди сидел в кресле за длинным письменным столом и бегло просматривал пачку бумаг, доставленных ему из канцелярии Дао Ганем.

— Несколько рядовых дел, — заметил судья. — Поэтому, я полагаю, утреннее заседание не должно отнять у нас слишком много времени. — Он отхлебнул чай, который подал ему Дао Гань, и сказал: — Садись, у меня есть еще полчаса, после чего мне нужно будет переодеться для официального заседания. Скажи мне, что, по твоему мнению, могут означать эти четыре отрубленных пальца?

Дао Гань опустошил свою чашку и заерзал на деревянном табурете.

— Вначале я решил, что этот человек, возможно, ввязался в драку и схватился рукой за нож или меч противника. Но тогда бы пальцы не были отрезаны так ровно, вместе с костями. Нет, ему намеренно их отрубили.

— Почему ты в этом уверен?

— Как известно вашей чести, банды бродяг нередко организованы по принципу тайных братств, хотя это и запрещено законом. Каждый вновь принятый член подобного братства должен дать главарю присягу на верность, и в доказательство того, что он относится к этому со всей серьезностью и является мужественным человеком, он должен отрубить себе кончик мизинца на левой руке. Это является в преступном мире неким доказательством принадлежности к тайному братству. Если допустить, что это убийство явилось результатом сведения внутренних счетов между членами банды, то тогда убийцы отрубили ему четыре пальца, чтобы таким образом замаскировать отсутствие кончика мизинца, а следовательно — и причин этого преступления.

— Очень убедительная теория! — одобрительно воскликнул судья. — Хотя, естественно, не следует упускать из виду возможность, что, прежде чем убить, его могли пытать, чтобы добиться каких-то сведений. Но…

Тут отворилась дверь, и вошел судебный врач. Почтительно поздоровавшись с судьей, он положил на стол письменное заключение и сказал:

— Это мой отчет, ваша честь. Здесь есть все, разумеется, за исключением имени. Убитому было около пятидесяти, и он пребывал в добром здравии. Я не обнаружил никаких телесных недостатков, никаких шрамов, родинок или прочих отличительных признаков. Он был убит ударом в затылок, очевидно, небольшим, но тяжелым молотком. Рана в черепе имеет достаточно четкие очертания, а глубина ее около одного цуня[1]. Четыре пальца на левой руке отрублены одним ударом незадолго до или сразу после смерти. Судя по одеревенению трупа, смерть наступила вчера вечером.

Врач посмотрел на судью и с некоторой неуверенностью в голосе продолжал:

— Мне не вполне ясно, что произошло с этими четырьмя пальцами, ваша честь. Я тщательно осмотрел культи и пришел к выводу, что кости не раздроблены, а вместе с мясом срезаны очень ровно. Очевидно, руку положили на плаху или стол, а потом все четыре пальца одновременно отсекли каким-то невероятно острым инструментом. Это не мог быть топор или меч, потому что в таком случае срез не был бы столь ровным и гладким. Собственно говоря, я даже не знаю, что предположить.

Судья Ди молча просматривал заключение. Потом он поднял взгляд и спросил:

— А как выглядели его ступни?

— Типичные ноги бродяги, ваша честь. Мозолистые, сбитые ноги человека, который ежедневно много ходил и зачастую босиком.

— Ты когда-нибудь раньше его видел?

— Нет, ваша честь. Я также присутствовал, когда все служащие приходили для опознания трупа, но его так никто и не узнал.

— Хорошо, можешь идти.

В дверях судебный врач едва не столкнулся с начальником стражи. Тот пробурчал что-то о людях, которые вечно спешат, потом почтительно объявил:

— Господин Ван прибыл, ваша честь.

— Пусть войдет! — Обратившись к Дао Ганю, судья сказал: — Удачно получается, что я смогу поговорить с ним еще до начала судебного заседания.

Аптекарь был маленьким, щуплым человеком, облаченным в изящное платье из черного шелка и в высокой черной шапочке на седеющей голове. У него было бледное, несколько напряженное лицо, с торчащими усами и маленькой бородкой. После того как он отвесил первый поклон, судья бодро обратился к нему:

— Присаживайтесь, господин Ван! Очень жаль, что пришлось оторвать вас от дел, но мне нужно задать вам несколько вопросов. Разумеется, в течение дня вы находитесь в своей лавке у большого рынка, но по вечерам вы всегда отправляетесь в свой дом на горе, не так ли?

— Конечно, ваша честь, — неторопливо ответил Ван. — В это время года там несравненно прохладней, чем в городе.

— Совершенно верно. Мне стало известно, что вчера вечером какие-то бродяги устроили в тех местах ссору. Вы что-нибудь такое заметили?

— Нет, вчера вечером все было тихо, ваша честь. Частенько бывает, что поздним вечером в окрестностях слоняются всякие подозрительные типы, преимущественно это бродяги, которые ночь проводят в лесу. По вечерам они опасаются входить в город, чтобы не попасться ночным патрулям. Присутствие подобного сброда — единственный недостаток жизни на горе. Впрочем, все дома, включая и мой, окружены высокими заборами, так что опасаться нападений разбойников нам не приходится. Только иногда мы слышим, как эти бандиты ссорятся на дороге или в лесу. Но вчера вечером я ничего такого не слышал, хотя все время был дома. Конечно, можете еще спросить моего соседа, ростовщика Лэна. Правда, нельзя сказать, что он ведет… э-э… размеренный образ жизни, и иногда приходит только далеко за полночь.

— Ясно, — сказал судья Ди. — Кажется, ювелир Су также живет по соседству с вами?

— Да, ваша честь. Его дом третий в нашем ряду. Сейчас Су живет там, но в холодное время года остается только управляющий. Лэн живет в доме номер один, далее следуют дома мой и Су, а за ними находятся дома, в которых хозяева бывают только в течение нескольких недель в году. Они принадлежат богатым столичным купцам, которые проводят там свой отпуск.

— Премного вам благодарен, господин Ван. Сейчас начальник стражи проводит вас, чтобы вы могли взглянуть на труп убитого бродяги. Мне хотелось бы знать, не встречали ли вы этого человека раньше.

Когда начальник стражи с Ваном покинули комнату, Дао Гань заметил:

— Его с таким же успехом могли убить и в городе. В каком-нибудь кабаке или притоне.

— Это мне кажется маловероятным, потому что убийцы никогда не осмелились бы нести труп наверх мимо судебной управы. Они бы скорей закопали его где-нибудь на заднем дворе. — Он достал из рукава перстень и протянул его Дао Ганю: — Отправляйся с ним в город и обойди все ростовщические конторы. Существует вероятность, что, срочно нуждаясь в деньгах, этот человек когда-то закладывал кольцо. И при случае поинтересуйся, не видели ли они в последнее время какой-нибудь шайки бродяг.

После того как Дао Гань ушел, судья Ди со вздохом придвинул лежавшую в углу стола папку с бумагами. Здесь содержалась вся информация по делу о контрабанде на границе его округа. Три дня тому назад военная пограничная охрана соседнего округа Цзянбэй заметила четырех человек, которые намеревались переправить два ящика с товарами через реку, разделяющую Мяньюань и Цзянбэй. Контрабандистам удалось скрыться в лесу, однако груз им пришлось бросить. Судья округа приказал вскрыть ящики и обнаружил, что они доверху набиты маленькими пакетиками с золотым и серебряным ломом, коробочками с женьшенем — невероятно дорогим лекарственным корнем из Кореи — и прочими ценными товарами, подлежащими обложению пошлиной на границах любого округа.

Поскольку контрабандные товары были захвачены в Цзянбэе, это дело подпадало под компетенцию судьи данного округа. Но у него не хватало людей, и он обратился за помощью к коллеге из соседнего округа — судье Ди. Тот охотно согласился, хотя бы уже потому, что у контрабандистов были, очевидно, сообщники и в его собственном округе. Он сразу же направил к границе своего доверенного советника Хуна и двух лучших помощников — Ма Жуна и Цзяо Тая. Опорным пунктом они избрали военный наблюдательный пост на мосту через пограничную реку.

Судья Ди склонился над приложенной к делу картой именно этого участка. Вместе с пограничной охраной Ма Жун и Цзяо Тай прочесали лес и опросили крестьян, живущих по берегам реки, но им не удалось напасть на след контрабандистов. Дело было неприятным, потому что власти всегда особенно бурно негодовали, если нарушались таможенные правила.

Правитель провинции, которому были непосредственно подчинены судья Ди и его коллега из округа Цзянбэй, направил последнему лично подписанное послание, в котором выразил уверенность, что в самом скором времени ему станет известно об аресте контрабандистов. Судья уже сам намеревался отправиться в Цзянбэй, но из-за этого загадочного убийства пока что не мог себе этого позволить. Он покачал головой и налил себе еще чашку чаю.

Раздался стук в дверь, и вошел начальник стражи.

— Мы показали господину Вану труп, ваша честь, он сказал, что не припоминает, чтобы когда-то встречал этого человека среди бродяг, околачивающихся поблизости от его дома.

Раздались три гулких удара в гонг. Это был сигнал того, что скоро открывается судебное заседание.

— Отправляйся со своими людьми в зал для заседаний! — приказал ему судья. — И пришли сюда старшего чиновника канцелярии, чтобы он помог мне облачиться в официальное платье.

К тому времени как Дао Гань добрался до большого рынка перед храмом Конфуция, он вспотел и устал, поэтому пребывал в дурном настроении. В Старом городе было жарко и душно, за рыбными рядами он обошел не менее девяти ростовщических контор, а также несколько ювелирных лавок и пару трактиров, но безрезультатно. Никто там никогда не видел золотого кольца с изумрудом, и ни до кого не доходило слухов, что в городе появились какие-то новые бродяги.

Дао Гань подошел к уличным торговцам, которые развернули свои лотки прямо у подножия каменной лестницы, ведущей к выкрашенным в огненно-алый цвет воротам храма, и присел на табурет возле торговца пирожками. Он заплатил два медяка и принялся рыться в лохани, выбирая два самых больших пирожка.

— Другим тоже не мешало бы чего-нибудь оставить! — ядовито заметил хозяин.

— Под другими ты, очевидно, имеешь в виду этих мерзких мух! — парировал Дао Гань.

Жуя пирожки, он с любопытством рассматривал покрытый золотым лаком фасад аптеки Вана напротив. Большое каменное здание по соседству выглядело значительно скромнее. Только над окнами с толстыми решетками виднелась красная надпись: «Ростовщическая контора Лэна».

— В такое роскошное место бродяги не ходят, — пробурчал Дао Гань себе под нос. — Но раз уж я все равно оказался здесь, можно и сюда тоже заглянуть. В конце концов, ведь у Лэна тоже есть дом на горе.

С десяток одетых с иголочки клиентов стояло у высокого прилавка, который тянулся через все помещение. Над прилавком была железная решетка, а в ней — несколько окошек, через которые служащие конторы обслуживали клиентов. В дальнем конце комнаты стоял массивный письменный стол, заваленный кипами бумаг, также на нем находились разнообразные весы для взвешивания золота и серебра. За столом сидел тучный мужчина с унылой, толстой физиономией и усердно что-то подсчитывал на огромных счетах. Одет он был в серое платье с черной окантовкой и в шапочку из тонкого черного шелка. Это явно и был сам хозяин — господин Лэн.

Дао Гань достал из рукава неизменно вызывающую почтение визитную карточку. На ней крупными иероглифами было написано: «Дао Гань. Скупка и продажа серебра и золота», а в углу стояло название известной дорогими ювелирными лавками улицы в столице. Это была одна из многочисленных поддельных визитных карточек, оставшихся у Дао Ганя еще с тех времен, когда он был профессиональным мошенником. Даже поступив на службу к судье Ди, он не решился расстаться со своей великолепной коллекцией. Приказчик отнес визитную карточку хозяину, тот сразу поднялся и подошел к окошку.

— Чем могу вам служить, господин Гань? — с приветливой улыбкой спросил он.

— Видите ли, я зашел сюда только для того, чтобы получить ваш совет. Дело в том, что мне предложили перстень, довольно ценный, но мне сдается, что он краденый. Поэтому я хотел бы вначале показать его вам. Возможно, вы его видели когда-то раньше.

С этими словами он достал из рукава перстень и выложил его на прилавок. Лицо Лэна потемнело.

— Нет, я никогда его не видел, — коротко ответил он, а на худого косоглазого приказчика, который пытался заглянуть ему через плечо, рявкнул: — Тебе что, нечем заняться? — Потом, обращаясь к Дао Ганю, добавил: — Мне очень жаль, но ничем не могу вам помочь, господин Гань.

На этом он развернулся и вперевалочку направился к письменному столу. Косоглазый приказчик, которого он только что обругал, остался стоять у окошка и показал подбородком в сторону выхода. Дао Гань машинально кивнул и вышел из помещения.

У входа в аптеку Вана имелась скамья из красного мрамора, украшенная изящной резьбой. Дао Гань сел на нее и вытянул ноги, с интересом наблюдая за тем, что делается в аптеке. Один из работников крутил пилюли меж двух деревянных дощечек, другой на металлической пластине, к которой был подвешен нож, нарезал сушеные коренья, а третий толок в медной ступке сушеных сколопендр: считалось, что полученный из них порошок улучшает кровообращение. Из аптеки доносился приятно щекочущий аромат лечебных трав и мазей. Наконец появился косоглазый приказчик из ростовщической конторы. Он подошел к Дао Ганю, сел рядом и с самодовольной улыбкой сказал:

— Этот жирный хам, мой хозяин, не понял, кто вы, но я-то другое дело, господин. У меня хорошая зрительная память, и я точно видел вас в зале суда. Мой хозяин вам все наврал. Он сразу же узнал перстень. Он даже держал его в руках, в этой самой нашей конторе.

— Что ты, — сказал Дао Гань, — наверно, он просто забыл.

— Он ничего не забывает! Два дня назад этот перстень принесла нам чертовски смазливая девчонка. Я уже собирался ею заняться, но тут, как голодный гусь, приковылял мой хозяин и отстранил меня. Надо вам сказать, что этот распутник не пропустит ни одну бабенку. Я не спускал с них глаз, но мне так и не удалось уловить, о чем они там болтали. А закончилось тем, что девушка забрала перстень.

— А что это была за девушка?

— Обычная девчонка. В синих штанах и залатанной куртке. Куртку она как следует запахнуть не потрудилась, поэтому все было видно, а там, заверяю вас, было на что посмотреть! Пожалуй, она похожа на служанку. Когда я разбогатею, я тоже заведу себе такую служанку! Впрочем, я вам собирался рассказать совсем о другом, о том, что мой хозяин — подлый мошенник. И обманывает он не только своих клиентов, но и власти, скрывая свои доходы, как только может. И при этом мы должны на него работать за нищенские подачки! Нам ничего не перепадает, потому что он и его сын — надутый двадцатипятилетний болван — целый день не спускают глаз с наших пальцев. — Он вздохнул, искоса взглянул на Дао Ганя и деловым тоном продолжал: — Если бы вы согласились платить мне по тридцать медяков в день, то через пару недель я бы представил вам подробный отчет о том, как мой хозяин жулит с уплатой налогов. А за ту информацию, которую я вам сейчас сообщил, меня устроит двадцать пять медных монет.

Дао Гань расхохотался.

— Ну ты и чудак! Вначале ты забываешь уведомить нас, что твой хозяин укрывается от налогов, а потом еще просишь за это вознаграждения. Пройдет еще немного времени, малыш, и ты сам станешь таким же жирным хамом с большими счетами в руках. — И уже строго добавил: — Если ты мне понадобишься, я за тобой пришлю. До встречи!

Разочарованный приказчик удалился. Дао Гань еще некоторое время посидел на скамье, потом снова вошел в ростовщическую контору. Он громко постучал костяшками по прилавку и кивком подозвал Лэна. Потом показал ему служебное удостоверение с красной судебной печатью и коротко сказал:

— А сейчас вы отправитесь со мной, господин Лэн. Его превосходительство судья желает с вами побеседовать. Нет, переодеваться не нужно, это серое платье очень вам к лицу. Идемте, нам надо торопиться.

Когда они с ошеломленным ростовщиком вышли из конторы, Дао Гань сказал:

— У вас наверняка есть собственный паланкин. Не могу же я, исполняя служебные обязанности, идти через город пешком.

Они сели в устланный шелковыми подушками паланкин, и, когда носильщики водрузили его на плечи, Лэн тревожно сказал:

— Может быть, вы мне объясните, в чем дело? Я имею в виду, в самых общих чертах.

Он достал из рукава две связки медяков и положил на колени Дао Ганю.

— Очевидно, это касается того, что случилось вчера вечером?

Дао Гань с нескрываемым омерзением стряхнул связки медяков на колени Лэну.

— Я неподкупен, — отрезал он.

— Конечно, конечно! — торопливо сказал ростовщик. — Но до какой суммы вы неподкупны? Может быть, серебряный слиток?..

Дао Гань с грустью посмотрел на сверкающее серебро, однако взял себя в руки и мрачно сказал:

— Если вы немедленно не прекратите, я буду вынужден сообщить судье, что вы пытались подкупить служебное лицо.

Всю дорогу они хранили мрачное молчание, пока носильщики не опустили паланкин во внутреннем дворе судебной управы. Дао Гань провел ростовщика в канцелярию и велел там подождать.

Лэн рухнул в кресло у дверей. Он тотчас достал из рукава шелковый платок и принялся энергично им обмахиваться. С почтительным трепетом взирал он на чиновников, с усердием работающих за четырьмя большими письменными столами.

Как только Дао Гань вернулся, толстяк вскочил на ноги и спросил:

— Ну, что там с моим делом?

Дао Гань окинул его сочувственным взглядом.

— Я не имею права раскрывать служебные тайны, господин Лэн. Но должен сказать вам: не хотел бы я оказаться на вашем месте!

Когда, обливаясь потом, Лэн вошел в кабинет судьи Ди и увидел, как тот сидит за столом в официальном платье из зеленой парчи и в крылатой шапке, он окончательно потерял голову, сразу упал на колени и принялся биться лбом об пол.

— Оставьте вы эти формальности, господин Лэн, — холодно сказал судья. — Мы же не в зале суда.

Когда Лэн робко присел на краешек деревянного табурета, который пододвинул ему Дао Гань, судья продолжал:

— Должен предупредить вас, что, если я замечу, что при ответе на мои вопросы вы скрываете правду, мне придется учинить вам официальный допрос. Скажите, где вы были вчера вечером?

— О Небеса! Как я об этом не подумал! — запричитал толстяк. — А все потому, ваша честь, что я выпил лишнего, клянусь вам! Как раз перед закрытием конторы ко мне зашел мой старый приятель Чу, золотых дел мастер, и мы отправились с ним немного выпить в большой трактир возле рынка. Мы выпили два кувшина, ваша честь, не больше! Я еще довольно твердо держался на ногах, о чем, наверное, вам сообщил тот бродяга.

Судья утвердительно кивнул. Он не имел ни малейшего представления, о чем говорит перепуганный Лэн. Ему просто хотелось проверить, был ли он дома весь вечер, после чего показать ему перстень и спросить, кто была та девушка, которая предлагала ему эту драгоценность. Но было похоже, что всплывает что-то, о чем он даже не подозревал. Судья сухо сказал:

— Я хотел бы услышать все еще раз, теперь уже из ваших собственных уст.

— Ну, я распрощался с приятелем у трактира, взобрался в свой паланкин и велел нести меня домой. Я отодвинул шторку на окошке паланкина, чтобы, знаете ли, впустить немного прохладного воздуха. Ну, и когда мы оказались как раз здесь, на углу, рядом с судебной управой, какие-то молодые шалопаи принялись меня оскорблять. «Жирный лентяй!» — кричали они, если вам угодно знать. Обычно я пропускаю такие вещи мимо ушей, но тогда я… я был… ну, если честно, то изрядно пьян, а потому, вероятно, излишне легко возбудим. Я велел своим носильщикам опустить паланкин и задать этим шалопаям взбучку. Тогда-то ко мне и подошел старый бродяга. Он пнул паланкин ногой и сказал, что я не имею права приказывать бить этих мальчишек. Такого уже я вынести не мог. Я вышел и ударил его в грудь. Он свалился на землю, где и остался лежать. — Лэн достал из рукава большой шелковый платок, вытер им пот с лица и продолжал: — Конечно же, мне следовало убедиться, что с бродягой ничего серьезного не случилось. Но это пришло мне в голову, только когда мы уже были на полпути наверх, на склоне горы, и вечерняя прохлада несколько привела меня в чувство. Я сразу же велел остановиться и отправил носильщиков домой одних. Вы же знаете, на этих грубиянов и пройдох положиться нельзя! Сам же я спустился, но этого старика уже нигде не было видно. Тогда я нанял новый паланкин и велел доставить меня домой. Как только я вышел у ворот своего дома, мне стало так дурно, что, извините за подробности, стошнило. Хорошо, что господин Ван с сыном как раз возвращались с прогулки, они и помогли мне. Его сын — настоящий великан, но и ему стоило немалых усилий внести меня внутрь. Там я сразу заснул. Да, я согласен, ваша честь, мне не следовало оставлять старика, не убедившись, что с ним все в порядке. А теперь он, конечно же, подал вам жалобу. Но я готов оплатить ему причиненный ущерб, понятно, в разумных пределах, и…

Судья Ди поднялся с кресла.

— А сейчас идемте со мной, господин Лэн, я хочу вам кое-что показать, — сказал он.

Судья вышел из кабинета, Дао Гань и недоумевающий ростовщик последовали за ним. Когда они оказались во внутреннем дворе, судья подал знак начальнику стражи присоединиться к ним.

Они прошли по коридору в тюрьму, где судья приказал тюремщику провести их в одно из боковых помещений. Там стоял только грубый деревянный стол из сосновых досок, покрытый циновкой из рисовой соломы. Судья приподнял край циновки и спросил:

— Вы знаете этого человека, господин Лэн?

Бросив на убитого беглый взгляд, Лэн вскричал:

— Он мертв! О святые Небеса, я убил его! — Он рухнул перед судьей на колени и взмолился: — Смилуйтесь, ваша честь, смилуйтесь! Это получилось случайно, клянусь вам! Я…

— У вас будет прекрасная возможность доказать это на суде, когда вы предстанете пред ним на вечернем заседании, — оборвал его судья. — А сейчас вернемся в мой кабинет, я еще не обо всем вас расспросил.

Он развернулся и вышел из комнаты, сердито размахивая широкими рукавами. Дао Гань с начальником стражи последовали за ним, прихватив с собой ростовщика. Когда они вернулись в кабинет, судья сел за письменный стол и подал Дао Ганю знак сесть напротив. Оставшись без места, Лэн стоял под недремлющим оком начальника стражи.

Судья некоторое время молча смотрел на несчастного ростовщика, потом внезапно спросил:

— Вы продолжаете настаивать, что никогда раньше не встречали этого бродягу? Что вы увидели его впервые только вчера, когда он вмешался в вашу ссору с мальчишками?

— Да, ваша честь, — упавшим голосом ответил Лэн.

Судья достал из рукава перстень и выложил его на стол, потом откинулся на спинку кресла и с кажущимся безразличием спросил:

— А зачем вы пытались обмануть моего помощника, когда говорили ему, что никогда не видели этого кольца?

Лэн очумело посмотрел на перстень; казалось, что вопрос судьи его скорее озадачил, чем напугал, и он сразу принялся оправдываться:

— Я же не знал, что этот господин работает в судебной управе, ваша честь. Иначе я бы все ему рассказал, поскольку с этим перстнем не связано ничего особенного. Он напомнил мне об одном не слишком приятном эпизоде, и у меня не было желания обсуждать его со случайным клиентом, появившимся в моем заведении. Если бы я знал, что это вы его послали, то я бы, конечно, сразу…

— Не сомневаюсь. Но все же скажите мне, кто была та молодая женщина?

Лэн пожал округлыми плечами:

— Мне это неизвестно, ваша честь. Думаю, что подружка какого-то бродяги.

— А как она выглядела?

— Ну, довольно обычно. На ней была старая синяя куртка, а также медные серьги и браслеты, и… кажется, припоминаю, в волосы был воткнут красный цветок. Такая, знаете ли, миловидная простушка. Выглядела она очень привлекательно, я бы даже сказал — слишком привлекательно, поэтому я решил сам ее обслужить. Дело в том, что мои прохвосты-приказчики сразу же начинают увиваться за смазливой девушкой, а это неблагоприятно сказывается на репутации заведения. Ну, она выложила кольцо, которое теперь у вас в руках, и спросила, во сколько я его оценю. Я видел, что это добротная, старинная вещица, из чистого золота, да еще с красивым изумрудом. Как вы знаете, такой перстень стоит до пяти слитков серебра. А коллекционеры могут за него дать и шесть. Ну, тогда я ей и сказал: «Если вы закладываете, я могу дать сто медных монет, а если продаете, то совершенно новенький серебряный слиток». Поскольку дело превыше всего, даже если клиентка такая милашка. Но девчонка вырвала кольцо у меня из рук! «Оно не продается!» — гордо заявила она и вышла вон. Вот и все, клянусь, ваша честь!

— А мне это передавали несколько иначе, — язвительно заметил судья. — Прежде всего, расскажите-ка поподробней, о чем вы с ней шептались.

— Значит… значит, она уже все вам рассказала, — растерянно пробормотал он. — Вы прекрасно понимаете, какое это было для меня неприятное переживание. Но я сказал ей это только потому, что подумал: такая хорошенькая девушка, совсем одна, легко может попасть в какую-нибудь неприятную историю… Ну, поэтому я и спросил ее, не желает ли она вечером выпить чашку чаю со мной в «Ивовом квартале». У меня есть там… одно место, где меня хорошо знают, но она…

— Вы так именно и сказали, что приглашаете ее на чашку чаю? — прервал его судья.

— Ну… нет, не совсем так… Вы же знаете, как бывает в таких случаях… Тут девушка разъярилась, а когда я попытался объяснить ей, что не имел в виду ничего плохого, и взял ее за рукав, то она заверещала, что если я ее немедленно не отпущу, она позовет брата, который поджидает снаружи. Такой характер! Но если она намеревается меня здесь обвинять, то…

Судья Ди выпрямился в кресле, уперся локтями в стол и, глядя ростовщику прямо в глаза, резко сказал:

— Вся ваша история про старого бродягу и про перстень — невероятная смесь из правды и лжи, господин Лэн. Может быть, теперь я вам расскажу, что произошло на самом деле? У вас была договоренность с этой девушкой, и, когда она пришла, вы начали ее домогаться. Заткните рот и слушайте меня! На этот раз вы допустили явную промашку, потому что эта женщина, равно как ее брат и тот старый бродяга, принадлежали к одной и той же хорошо организованной банде. Потом старик пошел за вами, чтобы потребовать от вас откупные. Он пристал к вам на этом самом углу, но речь шла не о каких-то уличных шалопаях. Он потребовал от вас приличную сумму. Вы сбили его с ног и приказали носильщикам доставить вас домой. Но вы прекрасно знали, что он жив. Поэтому на полдороге вы вышли из паланкина, вернулись к бродяге и ударили его камнем в затылок. Затем вы отрубили ему четыре пальца на левой руке, чтобы таким образом скрыть отсутствие у него кончика мизинца, а тем самым и его принадлежность к тайному братству. После этого вы отнесли труп в заброшенную хижину дровосека в лесу.

— Это неправда! Неправда! — завопил Лэн. — Клянусь, что я…

— Будете клясться сегодня в суде, во время вечернего заседания, — резко прервал его судья Ди. — Заключить этого человека в тюрьму. Он обвиняется в преднамеренном убийстве.

Начальник стражи схватил ростовщика за шиворот и, невзирая на его громкие протесты, вывел из комнаты. Судья Ди подал Дао Ганю знак, чтобы тот налил ему чашку свежего чаю. Потом он сдвинул на затылок тяжелую крылатую судейскую шапку и усталым голосом спросил:

— Что ты по этому поводу думаешь, Дао Гань?

Его помощник задумчиво накручивал на палец три длинных волоска, торчащих из бородавки на левой щеке.

— Что ж, все вполне могло быть и так, как вы это представили Лэну, ваша честь. Бродяги — люди странные. Женщины, которые с ними якшаются, это преимущественно обычные уличные проститутки, и их дружки или покровители, которые берут их под свою опеку, не имеют ничего против того, чтобы они продолжали заниматься своим ремеслом. Даже наоборот! Но что касается дочери или жены их главаря, тут все обстоит совершенно иначе. От них лучше держаться подальше. Если Лэн в самом деле напал на такую женщину, то он, несомненно, восстановил против себя всю банду. Возможно, что они даже грозились его убить. Я вполне могу допустить, что Лэн настолько перепугался, что потерял голову и ударил того бродягу. До этого момента все вполне укладывается. Но чтобы Лэн вернулся только для того, чтобы отыскать старого бродягу и…

— Ты прав! — воскликнул судья. — В том-то все и дело! Лэн мне не кажется человеком, который мог бы хладнокровно убить старика, отрубить ему четыре пальца, а в довершение всего отнести его в хижину. Конечно, Лэн — развратник, и очень вероятно, что его приказчик говорил правду про его финансовые махинации. Но убийство старого бродяги совершил какой-то профессиональный преступник.

— А не мог ли этот бродяга, упав, удариться головой об острый камень или что-то в этом роде, ваша честь? А уже потом, возможно, его сообщники решили скрыть труп. Разумеется, им и в голову бы не пришло оповещать нас о случившемся. У них существуют собственные неписаные законы, основанные на кровной мести, в соответствии с которыми они обязаны собственноручно расправиться с Лэном.

Судья покачал головой.

— Нет, это не мог быть несчастный случай. По черепу ударили молотком или каким-то тяжелым предметом. Об этом бесспорно свидетельствует характер ранения. — Он задумчиво подергивал усы. Потом вдруг поднял голову и спросил: — Ты говоришь, что его приказчик утверждал, что Лэн якобы уклоняется от уплаты налогов?

Дао Гань кивнул. Судья стукнул по столу кулаком и вскричал:

— Но в таком случае не исключено, что Лэн замешан в деле о контрабанде! В конфискованных ящиках, помимо прочего, имелся серебряный и золотой лом, а от подобного товара ростовщик может избавляться, не возбуждая особых подозрений. И тогда это значит, что банда, в которую входили женщина, ее брат и старый бродяга, занималась тем, что переправляла ящики с контрабандой по поручению Лэна. Они провалили сделку и теперь начали шантажировать Лэна, угрожая, что донесут на него, если он им не заплатит. Поэтому-то Ма Жун с Цзяо Таем и не смогли напасть на их след в Цзянбэе: они уже давно вернулись в этот город. О великие Небеса, в таком случае это убийство предстает в совершенно ином свете! Тут нечто большее, чем рядовая ссора из-за женщины.

— Это вполне возможно, — задумчиво сказал Дао Гань, после чего добавил: — Можно предположить, что у Лэна были сообщники и по его приказу они убили бродягу, в котором он больше не нуждался. Они же обезобразили труп и спрятали его в хижине дровосека.

Судья Ди утвердительно кивнул.

— Если бы сам Лэн начал бродить по горному склону и по лесу, это сразу же привлекло бы к себе внимание. С бандитами же все обстоит иначе, поскольку, как вы уже слышали от господина Вана, в окрестностях полно всяческих бродяг. В таком случае Лэн — потрясающий актер и удивительный пройдоха. Он прекрасно знает, что за непредумышленное убийство ему грозит только тюрьма, и потому рассказал нам вполне логичную историю про то, как он ударил старика. Хорошо, что мы его арестовали.

— Может быть, мне следует подробней допросить приказчика, ваша честь? — спросил Дао Гань. — Все равно кому-то придется пойти в ростовщическую контору, чтобы сообщить сыну Лэна, что его отец на некоторое время задержится у нас.

Судья Ди погладил свою длинную черную бороду, задумался и наконец сказал:

— Нет, у меня имеется для тебя более ответственное дело, Дао Гань. Мы непременно должны отыскать эту девушку. Она — единственная, кто сможет нам в точности рассказать, как все обстояло. Когда ты пришел и сообщил, что доставил сюда Лэна, то упомянул, что твои расспросы о том, нет ли в городе какой-то новой банды, оказались безрезультатными. Но теперь у нас есть по крайней мере одна надежная примета: в этой банде есть человек, у которого очень симпатичная сестра. Она наверняка привлекла к себе внимание, потому что обычно женщины из подобных банд не вызывают ничего, кроме омерзения. Знаешь, что тебе нужно сделать? Сходи-ка к главарю гильдии нищих и попробуй у него что-нибудь разузнать, ведь его люди оповещают его обо всем, что творится в городе.

Дао Гань ударил себя ладонью в лоб.

— Как же я сам до этого не додумался! — огорченно воскликнул он. — В таком случае я немедленно отбываю, ваша честь.

— Отлично. А я тем временем прикажу начальнику стражи доставить сюда приказчика Лэна, — надеюсь, там только один он косоглазый? В таком случае найти его не составит труда. Я также позабочусь о том, чтобы сюда вызвали носильщиков паланкина Лэна. А еще придется вызвать и того золотых дел мастера, с которым вчера Лэн якобы выпивал, а также надо будет послать пару стражников на поиски мальчишек, которые вчера вечером дразнили Лэна. Даже если сегодня тебе не удастся отыскать эту девушку, все равно у нас будет достаточно улик, чтобы во время вечернего заседания прижать Лэна к стенке.

Глава 3

Дао Гань брел по Старому городу. Солнце пекло что есть силы, и между домами воздух был неподвижен, но это нимало не тревожило худощавого помощника судьи. Он смешался с плотной толпой, заполнившей рыбный рынок, и отыскал одну маленькую харчевню, где месяц тому назад ему посчастливилось съесть большую миску лапши с солеными овощами всего за пять медяков.

Харчевня оказалась переполненной, но Дао Ганю это было безразлично. Он отыскал свободное место у столика, прямо возле кухонного окна, и с удовольствием принялся уплетать суп с лапшой. Покончив с едой, он медленно прихлебывал из чашки горький чай и пытался еще раз спокойно обдумать то, о чем они говорили с судьей Ди. Судья впервые дал ему персональное задание, без надзора и участия своих остальных помощников, и Дао Гань решил, что сейчас, по прошествии полугода работы с судьей, было уже самое время доказать ему, что он не зря занимает место в судебной управе.

«Конечно, у меня нет многолетнего опыта проведения расследований, как у моих товарищей, — размышлял Дао Гань, — и я не такой мастер рукопашного боя, как Ма Жун или Цзяо Тай, но зато я не меньше их знаю о преступном мире и, уж вне всяких сомнений, больше них — о слабостях человеческой натуры! Не зря же я более тридцати лет был профессиональным мошенником!»

К этому он мог бы добавить, что, несмотря на щуплость и отсутствие знаний приемов рукопашного боя, из-за своей неустрашимости он был опасным противником. Эта мысль не пришла ему в голову только потому, что само понятие страха было ему неведомо.

Он заплатил свои пять медяков и побрел в сторону квартала, находящегося возле рыбного рынка. В столь раннюю пору в небольшом, мрачного вида заведении «Красный карп» не было ни одного посетителя. Только за обшарпанной деревянной стойкой сидел старичок в залатанном синем платье и засаленной черной шапочке на седой голове. Ковыряя шпилькой для волос в гнилых зубах, он метнул недовольный взгляд в сторону Дао Ганя.

Не спрашивая разрешения, тот налил себе чаю из чайника с отбитым носиком, сделал глоток и спросил:

— Ну и как идут твои дела, любезный?

— Как они могут идти? — пробурчал главарь гильдии нищих. — Мало выпивки и много неприятностей. — Пристально посмотрев на Дао Ганя, он заметил: — Зато вы, кажется, в прекрасном настроении, господин Дао. Наверно, снова удалось обдурить какого-нибудь простака на сотню монет!

— Ничего подобного, просто у меня сегодня выходной, — с некоторым оживлением сказал Дао Гань. — Хотелось бы чего-нибудь молодого и свеженького. Хорошо бы какую-нибудь птичку, но не профессионалку!

— Тогда вам долго придется искать! Молодых и свежих покупают себе богачи в наложницы.

— До меня доходили слухи, что в городе ошивается какая-то банда, и с ними довольно смазливая девчонка. Думаю, что она мне подошла бы, и, наверное, это будет не слишком дорого, как ты считаешь?

Старик бросил на него острый взгляд из-под густых седых бровей. Потом уточнил:

— Ты спрашиваешь меня как официальное лицо или как приятель, которому я доверяю, как себе самому?

— Конечно же как старый приятель! — поторопился успокоить его Дао Гань.

Старик широко ухмыльнулся:

— Тогда вам придется за это заплатить, господин Дао. Частная информация стоит денег! Посмотрим, насколько вам приспичило!

Дао Гань глубоко вздохнул и запустил руку в рукав. Молча выложил он на прилавок пять медных монет. Старик внимательно наблюдал, как он выстраивает их в ряд.

— Да, получилось весьма красиво, — отметил старик. — Теперь посмотрим, удастся ли вам так же ровно уложить еще пять. А тогда будет о чем говорить, верно?

Дао Гань покорно принялся снова рыться в рукаве, но когда на стойке оказалось уже десять медяков, он с большим удивлением обнаружил, что хозяин не торопится их сгребать.

— Смотри, — заявил он, — сейчас я к твоим деньгам не прикоснусь, понятно? Пусть себе лежат. Вначале я должен убедиться, что я их и в самом деле заработал. Я имею в виду, что девчонка согласится, понимаешь?

— Нет, ничего не понимаю! — ответил Дао Гань. — Что значит «согласится»? Почему она вообще может не согласиться?

— Дело, конечно, не в ней, тут я с вами согласен, господин Дао. Но, между прочим, разное бывает. О цене вам придется договариваться с ее братом. Его зовут Сэн Цю. Он славный парень, полагаю, вы с ним найдете общий язык, а тогда уже он спросит сестренку, что она думает на этот счет. Вот и все!

— Тоже мне проблемы! — воскликнул Дао Гань. — Кстати, а сколько их там всего?

— В настоящий момент всего трое: Сэн Цю, его сестра и еще один их приятель. Я слышал, что был еще четвертый, но он куда-то исчез.

— И ты называешь это бандой?

— А разве я вообще говорил, что это банда? Они, знаете ли, отделились. Собственно говоря, они входили в банду Пекаря из Цзянбэя, но теперь с ним расстались. Не спрашивайте почему, я этого не знаю, да меня это и не касается. Это уже проблемы моего коллеги в Цзянбэе, понятно?

— А где найти этих троих?

— На постоялом дворе «Голубое облако». По крайней мере, такие до меня доходили слухи. Второй переулок направо, шестой дом. Отправляйся туда и проверь. И приятных развлечений, господин Дао! Думаю, что вам они придутся по вкусу!

Дао Гань метнул на ухмыляющегося старикана доверчивый взгляд, пробормотал какие-то слова благодарности и вышел из «Красного карпа». Он торопливо шел по причудливо изгибающимся улочкам, потому что вполне допускал, что старик может послать кого-то, чтоб предостеречь Сэн Цю, что к нему в гости направляется судебный чиновник.

Постоялый двор «Голубое облако» был жалкой халупой, затесавшейся между рыбной лавкой и лавкой зеленщика. В полутемном помещении у лестницы в старом тростниковом кресле дремал толстый мужчина. Дао Гань ткнул его под ребра своим костлявым пальцем.

— Мне нужен Сэн Цю.

Мужчина приоткрыл глаза.

— Можешь забрать его себе насовсем, — пробурчал он. — Наверху, вторая дверь налево. Кстати, спроси, когда он собирается заплатить за жилье.

— Тебе нужно — сам и спрашивай!

Дао Гань уже собирался подняться по узкой лестнице, как мужчина, который успел получше к нему приглядеться, протянул руку и ухватил его за рукав.

— Посмотри-ка на меня! — сурово приказал он.

Тут Дао Гань увидел у него на левой скуле здоровенный синяк. Один глаз был также подбит.

— Вот что мне сделал этот твой Сэн Цю. Гнусный тип, но силен, как бык. Я бы не советовал тебе идти к нему, а то иначе мне придется спускать тебя по лестнице на своих плечах. А у меня и без того хлопот достаточно.

— Мне надо поговорить с ним по одному делу, — коротко сказал Дао Гань.

Поднимаясь по скрипучей лестнице, Дао Гань грустно подумал, что хозяин «Красного карпа» охарактеризовал Сэн Цю как «славного парня». Так вот почему он был таким сверх любезным! Дао решил при первом же случае отплатить старому пройдохе.

Оказавшись в темном коридоре без окон, Дао Гань громко постучался во вторую дверь слева. Оттуда донесся грубый крик:

— Тебе, что ли, мало досталось, сукин сын? Получишь ты свою плату! Я же тебе сказал — завтра!

Гань распахнул дверь и вошел в жалкую, обшарпанную комнатенку. Справа и слева у стены стояли бамбуковые нары. На нарах ближе к двери лежал здоровенный парень с широким грубым лицом, окаймленным бородкой. На нем были коричневые штаны и залатанная коричневая куртка. На других нарах, заложив руки под лысую голову, громко храпел полуголый тип. У стола, под затянутым промасленной бумагой окном, сидела молодая женщина и зашивала синюю куртку. На ней были широкие синие штаны, верхняя половина хорошо сложенного тела была обнажена.

— Я готов помочь вам расплатиться за комнату, Сэн Цю, — сказал Дао Гань и показал в сторону девушки подбородком.

Великан медленно сел. Он осмотрел Дао Ганя с головы до ног, почесывая при этом здоровенной рукой волосатую грудь. Дао Гань заметил, что на месте левого мизинца у него только обрубок.

— Сколько у тебя при себе? — поинтересовался Сэн Цю.

— Если это тебя так интересует, то пятьдесят медяков.

Пинком ноги о нары великан разбудил своего приятеля.

— Этот добрый господин хочет нам дать пятьдесят монет, — с широкой ухмылкой пояснил он лысому. — Я думаю, за то, что мы ему очень нравимся.

— Прогоните его! — вскричала девушка. — Я не желаю иметь дело с таким пугалом!

— А тебя разве спрашивали? — рявкнул на нее брат. — Попридержала бы ты язык, милая! Ты провалила нам дело с дядюшкой Дуанем, даже золотого перстня не сумела от него заполучить!

С поразительной стремительностью девушка вскочила и ударила великана ногой в голень. Он выругался и ударил ее в живот. Она согнулась пополам, но это было чистое притворство, потому что когда брат собрался схватить ее за волосы, она изо всей силы ударила его головой под дых. Потом сразу же отскочила и вынула из волос длинную шпильку.

— Хочешь, всажу ее тебе в брюхо? — ядовито спросила она.

— Позже разберемся! — пробурчал ее брат. — Чан, подержи-ка этого придурка.

Лысый железной хваткой схватил Дао Ганя сзади за локти, а тем временем Сэн Цю тщательно его обыскал. Девушка же воткнула шпильку обратно в волосы и теперь, склонившись над столом, рассматривала свою куртку, но в то же время краешком глаза следила за братом.

— Ничего, кроме пятидесяти медяков, — разочарованно сообщил Сэн Цю. — Подержи-ка его еще немного, я проучу его, чтобы не тревожил людей, когда они решили немного вздремнуть.

— Начисти ему харю! — посоветовал Чан. — Гнусней, чем сейчас, она все равно не будет.

Сэн Цю взял в углу бамбуковую палку и замахнулся, словно бы намереваясь нанести Дао Ганю сильный удар по голове, но неожиданно изменил ее направление и концом палки ударил сестру по мягкому месту. Девушка взвилась, вскрикнув от боли.

Ее брат разразился громовым хохотом. Правда, ему сразу же пришлось пригнуться, потому что сестра швырнула прямо ему в голову большие ножницы. Сэн Цю ногой отпихнул ножницы в угол и обернулся к Дао Ганю. Но тут худощавый посетитель сердито сказал:

— Я пришел, чтобы поговорить насчет пяти слитков серебра, а вы мне и слова сказать не даете!

Великан опустил палку.

— Что ты там мелешь? Какие еще пять слитков серебра?

— Пять слитков. Лучшего качества.

— Отпусти его, Чан! А теперь говори, что тебе нужно?

— Давай отойдем в сторону. Или ты хочешь с ними делиться?

Тут к ним снова подлетела девушка.

— Не дай себя одурачить, болван! — бросила она брату.

Сэн Цю замахнулся на нее, но когда она отскочила за стол, передал палку приятелю.

— Держи! И как только она выйдет из-за стола, огрей ее как следует! — Затем он взял Дао Ганя за рукав и отвел его в угол к дверям.

— Надеюсь, ты не думал, что мне нужна твоя бешеная сестра? — надменно спросил Дао Гань. — Меня послал сюда мой хозяин.

— Пекарь? — встревоженно спросил великан. — Для того чтобы…

— Не знаю никакого пекаря. Мой хозяин — состоятельный человек. Один из самых богатых в городе. — Он склонился к Сэн Цю и уже шепотом продолжал: — Мне постоянно приходится подыскивать ему девиц, этим я и зарабатываю на жизнь, понятно? Мой хозяин сыт по горло дорогими, капризными девками из Ивового квартала. Теперь ему захотелось какую-нибудь свежую козочку. Понятно? Он прослышал про твою сестрицу и готов заплатить пять слитков серебра, чтобы забрать ее к себе на два-три дня.

— Пять слитков серебра! — воскликнул Сэн Цю. — Ты что, рехнулся? Нет такой бабы на свете, которая стоила бы пять слитков серебра! — Подозрительно глядя на Дао Ганя своими маленькими глазами, он строго сказал: — Ты, братец, явно мне врешь! Но тебе меня не одурачить. Я не хочу, чтобы с моей сестрой вытворяли разные штучки. Она должна быть в добром здравии, потому что я вскорости собираюсь послать ее подрабатывать на улицу. Вот тогда у меня будет постоянный доход.

Дао Гань пожал худыми плечами.

— Значит, не хочешь. Ну что же, есть и другие. Отдавай пятьдесят медяков, и я пойду.

— Стой, где стоишь! — рявкнул великан. Он задумался, и по лбу его пробежали глубокие морщины. — Пять слитков серебра, — проговорил он. — В чем же тут дело? Ладно, рискнем. Может быть, он не в своем уме и потому не вполне понимает, что делает. Но я должен сам ее туда отвести, ясно? Мне нужно знать, где она находится.

— Ничего не выйдет, — сказал Дао Гань. — Ты думаешь, мой хозяин такой идиот, чтобы дать тебе потом возможность его шантажировать?

Верзила сжал волосатые кулаки:

— Значит, хочешь меня надуть? Признавайся, ты работаешь на какой-то притон?

— Да успокойся ты! Ладно, можешь пойти со мной, и сам все увидишь. Но вначале выдай мне двадцать медяков за посредничество. Мне тоже надо как-то жить.

Они еще какое-то время поторговались и сошлись на десяти монетах. Сэн Цю вернул Дао Ганю его пятьдесят монет и еще десять добавил сверху. Довольный Дао Гань спрятал их в рукав. Поскольку от природы он был весьма бережлив, если не сказать скуп, ему было приятно вернуть те десять монет, которые он оставил в «Красном карпе».

Сэн Цю крикнул своей сестре, чтобы она оделась.

— Хозяин этого господина хочет с нами выпить, — бросил он. — Пойдем к нему и послушаем, что он нам может предложить.

Они спустились и вышли на улицу. Человек в кресле у лестницы дремал или делал вид, что дремлет. Дао Гань с Чаном шли впереди, следом за ними Сэн Цю и его сестра. Дао Гань был уверен, что эти трое плохо ориентируются в городе, но на всякий случай старался выбирать боковые улочки, пока наконец не вывел их к верхнему городу. Он остановился у каменной стены, неподалеку от тропинки, ведущей к вершине горы. Достав из рукава ключ, Дао Гань отворил небольшую, обитую железом дверь. На ней крупными иероглифами было написано: «Только для служебного персонала».

— Вот мы и пришли! — объявил он.

Сэн Цю окинул взором высокую каменную стену и многозначительно произнес:

— Я вижу, у твоего хозяина водятся денежки! Внушительное зрелище!

— Весьма внушительное! — согласился Дао Гань. — Но это только вход для слуг. Вы еще увидите главный вход!

Он ввел всех троих внутрь, тщательно запер за собой дверь и сказал:

— Подождите здесь, я пойду доложу хозяину.

Он отсутствовал довольно долго.

— Что-то мне все это не нравится! — вдруг воскликнула сестра Сэна. Но в тот самый момент, когда она уже собиралась пойти и проверить, куда исчез их провожатый, появился начальник стражи и шестеро солдат с обнаженными мечами в руках.

Чан сразу же выхватил из-за пояса нож.

— Нападайте на нас, мы не против, — спокойно произнес начальник стражи. — Тогда, если мы вас зарежем, получим вознаграждение.

— Спрячь нож, Чан! — буркнул Сэн Цю. — Это же профессиональные убийцы. Им платят за убийство таких бедолаг, как мы.

Тем временем его сестра проскользнула мимо солдат и метнулась к выходу, попав прямо в объятия начальнику стражи.

Пока Сэн Цю заковывали в цепи, он пробормотал:

— Надо же было попасться на удочку такому недоделку!

— Тебе все равно бы никуда не деться, парень! — успокоил его десятник. — Тот, кого ты величаешь недоделком, наш самый ловкий судебный работник. По сравнению с ним даже наш начальник стражи сущий младенец, а это уже о чем-то говорит.

Он шлепнул Сэн Цю плашмя мечом и приказал:

— А теперь пошли.

После того как Дао Гань уведомил начальника стражи, что у заднего входа два проходимца и девушка ждут, пока их арестуют, он сразу же прошел в канцелярию и спросил старшего писца, где судья Ди.

— В своем кабинете, господин Дао. Сразу после обеда он опросил там несколько человек, в том числе и золотых дел мастера Чу. Сразу после него пришел молодой господин Лэн, сын ростовщика, и попросил разрешения поговорить с судьей. Как раз сейчас он у судьи в кабинете.

— В таком случае я тоже туда иду, — сказал Дао Гань. — Он уже повернулся к двери, как вдруг остановился и спросил: — А откуда взялся сын Аэна? Его же не было в списке людей, которых судья намеревался допросить.

— Я полагаю, он хочет узнать, за что арестовали его отца, господин Дао. — Старый писец погладил седую бороду и добавил: — Прежде чем войти внутрь, этот юноша расспрашивал стоящих у дверей судейских работников о трупе, который сегодня утром обнаружили в хижине дровосека. Я решил, что эта деталь может вас заинтересовать.

— Разумеется. Благодарю вас. Так эти работники сразу все и выложили?

Писец пожал плечами.

— Молодой господин Лэн хорошо им знаком. В конце месяца им часто приходится что-нибудь у него закладывать. А кроме того, нет никакой тайны в том, что был обнаружен труп, потому что, как вам известно, его показывали всем для опознания.

Дао Гань молча кивнул и направился в кабинет судьи Ди.

Судья сидел за письменным столом, на этот раз уже в тонком платье из серого хлопка; на голове у него была черная шелковая шапочка.

Перед столом стоял хорошо сложенный молодой человек лет двадцати пяти в скромном коричневом платье и в черной бархатной шапочке. Лицо у него было приятное, но чересчур угрюмое.

— Садись! — бросил судья Дао Ганю. — Это старший сын господина Лэна. Он очень тревожится за своего отца и хотел бы знать, за что я приказал того арестовать. Хотя суд не обязан ни перед кем отчитываться в своих действиях, но в этом особом случае, поскольку сын пришел узнать о судьбе отца, я решил сделать исключение. Я сообщил этому молодому человеку, что его отец подозревается в убийстве прошлым вечером старого бродяги и что на сегодняшнем вечернем заседании он предстанет перед судом. У вас есть еще какие-то вопросы, господин Лэн? Мне еще нужно успеть обсудить со своим помощником немало срочных дел.

— Вчера вечером мой отец не мог совершить никакого преступления, ваша честь, — невозмутимо сказал юноша.

Судья Ди удивленно поднял на него глаза. Юноша произвел на него лучшее впечатление, чем его отец. Он говорил очень вежливо и казался совершенно уверенным в себе.

— Почему? — коротко спросил он.

— По той простой причине, что вчера вечером мой отец был мертвецки пьян, ваша честь. Я лично открывал дверь, когда перед ужином наш сосед, господин Ван, с сыном помогли его принести после того, как он вышел из паланкина. Отец на ногах не стоял, так что сыну господина Вана пришлось нести его на плечах.

— Хорошо, — сказал судья Ди. — Мы учтем это обстоятельство.

Молодой человек по-прежнему не изъявлял желания уходить. Он откашлялся и произнес:

— Мне кажется, я видел подлинных убийц, ваша честь.

Судья выпрямился в кресле.

— Расскажите об этом подробней, — приказал он.

— Ходят слухи, ваша честь, что в хижине дровосека, на полпути к вершине, обнаружили труп старого бродяги. Я хотел бы знать, действительно ли это так?

Когда судья Ди утвердительно кивнул, он продолжал:

— Так получилось, что вчера поздним вечером я вышел подышать свежим воздухом. Светила полная луна, дул прохладный ветерок, поэтому я решил прогуляться по лесу, подальше от нашего дома. Я еще раз проверил, спокойно ли почивает мой отец, и вышел в лес через калитку в саду. Когда я спустился немного по склону, как раз до тех трех дубов, что растут у крутого поворота, то несколько ниже заметил две фигуры. Лунный свет едва проникал через густую листву, так что я не мог как следует их рассмотреть. Единственное, в чем я твердо убежден, что один человек был маленький и хрупкий, а другой был великан, который что-то нес на плечах. Поскольку по вечерам в лесу шляются всякие подозрительные личности, я сразу же вернулся домой.

Сэн Цю и его сестра вполне подпадали под это описание, поэтому Дао Гань пытался подать судье знак, но тот не обращал на него внимания. Он впился взглядом в молодого Лэна и спросил:

— Как долго вы намеревались гулять?

Юноша растерялся. Показалось, что он вдруг утратил всякую уверенность.

— Ну, я собирался дойти до хижины дровосека, которая стоит на полпути вниз.

— Ясно, — сказал судья. — А из этого следует, что я могу освободить вашего отца и вместо него арестовать вас. Поскольку вы только что подтвердили мне, что ваш отец не мог быть причастен к убийству, в то время как именно у вас была блестящая возможность это сделать.

Молодой Лэн ошеломленно уставился на судью.

— Я могу доказать, что непричастен к убийству! — вскричал он. — У меня есть свидетель.

— В этом я был уверен! Молодой человек вроде вас не пойдет гулять по лесу ради чистого удовольствия. Это бывает только с людьми более преклонного возраста. Но мне хотелось бы знать, кто была ваша спутница.

— Служанка моей матери, — страшно покраснев, ответил юноша. — Разумеется, дома мы с ней встречаться не можем, но по вечерам нам иногда удавалось выскользнуть из дома и… и тогда мы шли в заброшенную хижину.

Судья Ди молча всматривался во вконец смутившегося юношу. Дао Гань воспользовался паузой.

— Не будете ли вы столь любезны спросить, ваша честь, не мог ли тот маленький человек, которого он видел в лесу, быть женщиной?

— Ответьте на вопрос моего помощника, — приказал судья.

— Ну, если вам угодно… Я видел их только мельком. Но эти мелкие, осторожные шажки… да, пожалуй, это могла быть женщина, хотя я неуверен.

Судья Ди вопросительно посмотрел на Дао Ганя. Его помощник покачал головой, показывая, что больше вопросов у него нет.

— Хорошо, — сказал судья. — Можете идти. Мне известно, где вас найти, если вы мне еще потребуетесь.

Молодой человек хотел еще что-то спросить, но судья Ди решительно указал рукой в сторону двери.

Когда понурившийся юноша вышел вон, судья попросил:

— Открой окно, Дао Гань. Здесь невыносимо душно. Я не удивлюсь, если пополудни разразится гроза.

Вернувшись на свое место, Дао Гань торопливо сказал:

— Все теперь ясно, ваша честь! То, что говорил этот парень, в точности указывает на…

Судья Ди поднял руку:

— Не спеши, Дао Гань. Нужно по порядку разобраться с этим запутанным делом. Но сначала я должен познакомить тебя с результатами остальных допросов. Во-первых, этот приказчик Лэна оказался весьма гнусным типом. Он с пеной у рта чернил своего хозяина, но не смог подтвердить своих обвинений ни малейшим доказательством. Я послал старшего писца, чтобы он в городе расспросил людей о Лэне. Особыми симпатиями он не пользуется. Это отъявленный бабник и скользкий, жадный тип, который только и ждет, как бы обобрать бедолаг, которые приносят ему в заклад свое жалкое имущество. Однако никто не подозревает его в контрабандных сделках или каких-то других нелегальных махинациях. Более того, вчера вечером Лэн на самом деле выпивал со своим приятелем — золотых дел мастером Чу, и к нему на самом деле здесь на углу пристала ватага мальчишек. Начальник стражи привел ко мне двоих из них, и они заявили, что, скорей всего, старый бродяга не знал, кто такой Лэн, и что во время их перепалки и речи не шло ни о какой женщине. После того как Лэн ударил этого бедолагу и снова сел в паланкин, старик поднялся. Некоторое время он стоял, ругаясь по поводу гнусных богатеев, после чего направился по тропе в гору.

Судья отпил большой глоток чаю и попросил:

— А теперь расскажи, что тебе удалось обнаружить.

— Прежде всего я хотел бы отметить, ваша честь, что перед тем как войти сюда, сын Лэна расспрашивал стражников о трупе. Ему было известно, что труп нашли в хижине дровосека, не исключено, что именно поэтому он упомянул ее в своем рассказе.

— У меня создалось впечатление, что молодой человек говорит правду, — сказал судья Ди. — Во всяком случае, когда говорил о своих встречах со служанкой матери в хижине дровосека. Он же знал, что мы всегда можем его проверить, допросив эту девицу. По крайней мере, теперь ясно, почему нары в хижине были так тщательно вытерты. Но продолжай!

— Главе гильдии нищих оказалось в самом деле известно, где находится этот бродяга и его сестра. Бродягу зовут Сэн Цю, и он укорял сестру за то, что она «провалила дело с дядей Дуанем» и не смогла получить от него даже золотого перстня. Очевидно, убитый и был этот самый «дядя Дуань». Сэн Цю — настоящий великан, ему ничего бы не стоило донести тело убитого до хижины дровосека. Я думаю, что сын Лэна видел в лесу именно Сэн Цю, который нес на плечах труп, и его сестру. С Сэном есть еще один мерзавец по имени Чан. Вся эта троица сейчас сидит у нас за решеткой.

— Прекрасная работа! — удовлетворенно воскликнул судья. — Как тебе удалось так ловко их сюда доставить?

— Я намекнул им, что здесь они могут неплохо заработать, и они сами сюда пришли. — Дао Гань поспешно добавил: — Мне кажется, ваша честь, что пути этих бродяг и Лэна дважды пересеклись только по чистой случайности. В первый раз это произошло два дня назад, когда сестра Сэн Цю принесла Лэну перстень, а второй — когда вчера вечером этот убитый бродяга затеял ссору с Лэном. По моему убеждению, речь идет о сведении счетов внутри банды.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что Сэн Цю отделился от остальных, ваша честь.

— Отделился? Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил судья.

— Дело обстоит следующим образом, ваша честь. Когда кто-то официально принимается в банду, он дает клятву и отрубает себе кончик мизинца. Это означает, что он обязуется абсолютно повиноваться главарю банды до конца своих дней. Единственный способ вернуть себе свободу — это официально отделиться, заплатив откупные. Он должен вернуть причитавшуюся ему долю в доходах банды. Это довольно сложные расчеты, и они нередко заканчиваются серьезными неприятностями для пожелавших вернуть себе свободу. Я выяснил, что Сэн Цю как раз принадлежал к банде, возглавляемой неким Пекарем, которая орудует в Цзянбэе. Я полагаю, что Сэн Цю с приятелями покинул Цзянбэй, после чего обе стороны пришли к соглашению об условиях отделения, а старый бродяга каким-то образом оказался втянутым в ссору между Сэн Цю и Пекарем. Вчера вечером на горе они встретились с кем-то, посланным Пекарем, поскольку, как сообщил нам аптекарь Ван, по окраине леса часто бродят люди, которые не решаются появляться в городе. Произошла какая-то стычка, и Дуань был убит. Они отрубили ему четыре пальца, чтобы в случае, если труп обнаружат, скрыть его принадлежность к банде. Это подтверждается и тем, что, когда я пришел к нему, Сэн Цю решил, что меня прислал Пекарь.

Судья Ди кивнул.

— Да, похоже, что ты прав, Дао Гань. Но скоро мы все это выясним. Я допрошу этих троих порознь. Прикажи начальнику стражи доставить Сэн Цю из тюрьмы в комнату, где находится труп, только пусть не показывает его. Я тоже туда приду, как только разберусь с этими бумагами. А потом пусть приведут сестру Сэна и третьего бродягу ко мне на допрос.

Войдя в помещение, где находился труп, судья почувствовал неприятный запах. Он подумал, что нельзя держать труп не захороненным столь долго в такую жаркую погоду.

Закованный в цепи, Сэн Цю стоял меж двух стражников прямо перед столом, на котором лежал труп, прикрытый циновкой. У изголовья стоял начальник стражи, а рядом с ним — Дао Гань.

Судья подошел к ним. Засунув руки в длинные рукава, он внимательно оглядел Сэн Цю.

Потом подал начальнику стражи знак откинуть циновку.

— Святые Небеса! Это же он! — воскликнул Сэн Цю.

— Да, это труп того самого старика, которого ты так жестоко убил, — сурово сказал судья.

Сэн Цю разразился потоком проклятий. Один из стражников прикрикнул на него и ударил по голове рукоятью меча.

— Веди себя прилично!

Словно бы вовсе не ощутив удара, гигант только затряс головой.

— Я ничего ему не сделал! — вскричал он. — Этот старый болван ушел от нас вчера вечером в добром здравии.

— Кто это такой?

— Один богатый идиот. Его звали Дуань. Дуань Моуцай. Владелец крупной аптеки в столице.

— Что ты плетешь? Как он оказался с вами?

— Этот старый козел помешался на моей сестре, понятно? Ему втемяшилось в голову к нам присоединиться.

— Кончай со своими глупыми выдумками! — возмутился судья.

Стражник попытался еще раз огреть его по голове рукоятью меча, но тот ловко увернулся и продолжал:

— Клянусь, что это чистая правда, ваша честь! Этот болван даже платил нам за то, чтобы мы позволяли ему быть с нами. Так ему приглянулась моя сестра. Но она не желала брать от него денег. Ну и теперь сами видите, чем это кончилось, какую кашу она заварила. Повесила на мою шею подозрение в убийстве.

Замахнувшись плеткой, начальник стражи подскочил к Сэн Цю, но судья отрицательно покачал головой, не сводя с него глаз. Да, это был неотесанный бродяга, но у судьи сложилось впечатление, что он говорит правду. Сэн Цю воспринял молчание судьи Ди как недоверие к своим словам. Он рухнул на колени.

— Ни я, ни мой приятель в жизни никого не убивали, клянусь вам! Одно дело — прихватить заблудившегося поросеночка или курочку, или даже одолжить немного денег у случайного прохожего. Конечно, такое бывало, но чтобы убивать — ни в коем случае, господин! Об этом мы никогда даже не помышляли. А уж тем более Дуаня. Зачем? Я же вам сказал, что он каждый месяц давал нам деньги.

— Твоя сестра спала с Дуанем?

— Конечно, но ведь в этом нет никакого преступления.

— Она что, проститутка?

— Кто? — не понял Сэн Цю.

— Уличная девка.

— A-а! Нет! Я имею в виду, что не постоянно. Только время от времени, когда мы остро нуждаемся в деньгах. Но обычно она спит только с юношами, которые ей нравятся, и ничего за это не берет. Моя сестричка — просто мертвый капитал, ваша честь! Пока был жив Дуань, от нее был хоть какой-то прок. Я всегда говорил своему приятелю: Чан, говорил я, пока моя сестрица держит Дуаня на коротком поводке, я готов на это смотреть сквозь пальцы. Но теперь, когда Дуань мертв, ей придется начать работать. Не могли бы вы, господин, помочь мне получить какую-нибудь официальную бумагу, где бы говорилось, что ей дозволено заниматься этим делом, разумеется, при условии регулярных выплат в казну…

— Отвечай только на мои вопросы! — резко оборвал его судья. — Признавайся, когда тебя нанял на службу ростовщик Лэн?

Сэн Цю медленно выпрямился и изумленно уставился на судью.

— Нанял на службу ростовщик? Ну нет! Стану я связываться с этими кровопийцами! Моим хозяином был Пекарь Ляо из Южного порта в Цзянбэе. Лихой, скажу вам, парень, может метнуть нож на расстояние в пятьдесят шагов и никогда не промахнется! Но в последнее время Пекарь слишком сильно стал задирать нос, поэтому мы с приятелем решили от него отделиться. Дуань заплатил ему за нас откупные, и теперь я сам себе хозяин. Но Пекарь слишком много хотел. На прошлой неделе он сказал, что мы с Чаном должны переправить через реку два ящика контрабанды. А я сказал: нет, этого я делать не буду, выкуп заплачен — и делу конец. С контрабандой всегда можно попасться в лапы пограничникам. Нет уж, спасибо! Они сначала забьют тебя насмерть, а потом скажут: своим молчанием он признал вину. Нет, это не по мне!

Судья Ди бросил на Дао Ганя многозначительный взгляд, потом спросил Сэн Цю:

— Где вы должны были получить эти ящики?

— Откуда я знаю? Пекарь говорил о каком-то богатее, у которого имеется лавка возле большого рынка. Потом Дуань начал объяснять Пекарю, что мы не желаем ввязываться в это грязное дело, что деньги ему заплачены и теперь он не имеет никакого права нами помыкать. Тогда Пекарь надулся и посмотрел на Дуаня зверем.

Судья Ди задумчиво покручивал усы, потом внезапно спросил:

— А что вы натворили вчера вечером?

— Вчера вечером? Ничего, господин! Дуань сказал, что пойдет в город где-нибудь перекусить, ну а мы с сестрой и Чаном направились поиграть в кости в харчевню «Красный карп». Мы засиделись там допоздна, а когда вернулись домой, Дуаня не было. И сегодня он тоже не появился. — Сэн Цю задумался, нахмурив лоб. Он еще раз взглянул на труп. — Но такого от Пекаря я не ожидал. Никогда бы не подумал!

— Ты о чем? Чего ты не ожидал от Пекаря?

— Ну, что он пришлет своих людей, чтобы они прикончили Дуаня. Конечно, Пекарю не понравилось, что тот нас выкупил, ну и что? Правда, Пекарь прекрасно знал, что для меня Дуань — гарантированная чашка риса, а после его смерти я снова окажусь у него в руках. Ну и мерзавец!

— Куда вчера Дуань отправился ужинать?

— Он мне этого не сказал. Спросите лучше у моей сестры: прежде чем он вышел, они о чем-то разговаривали.

Судья достал из рукава золотой перстень.

— Ты когда-нибудь видел это кольцо? — спросил он.

— А как же! Это же перстень Дуаня, он получил его еще от отца. Моей сестре он очень нравился, и она страшно хотела, чтобы Дуань ей его подарил. Сколько раз я говорил сестре: попроси его, и он отдаст тебе этот перстень, только счастлив будет. Но, понятно, она этого делать не хотела. Чистое несчастье, господин, иметь такую своевольную сестру.

— Уведите его в тюрьму, — бросил судья Ди начальнику стражи, после чего обратился к Дао Ганю: — Прикажи стражнице привести ко мне в кабинет девицу Сэн.

Потом он развернулся и вышел из комнаты.

Глава 4

Судья удобно устроился за письменным столом и с удовлетворением улыбнулся. Дело о контрабанде, которое доставило ему столько хлопот, казалось, близится к успешному разрешению, поскольку он не сомневался, что на этот вопрос Сэн Цю ответил чистую правду.

Сразу же после допроса сестры Сэна судья намеревался отправить гонца к своему коллеге в Цзянбэй с сообщением, что Ляо, главарь банды из Южного порта в его округе, замешан в неудачной переправке контрабанды. Тогда тамошний судья может отдать приказ об аресте этого молодчика и заставить его признаться, для кого предназначались контрабандные товары. В конечном счете получалось, что им вполне мог быть ростовщик Лэн. Лэн — еще тот негодяй, и именно он подходил на роль богатого человека, у которого есть большая лавка возле рынка.

Но вдруг улыбка сползла с его лица: хотя дело о контрабанде близилось к разрешению, но тайна смерти Дуань Моуцая оставалась покрыта все тем же мраком, что и раньше. Он не верил, что Лэн замешан также и в этом. Очевидно, Дао Гань был прав, когда говорил, что тот по чистой случайности дважды столкнулся со всей этой компанией. Но какую роль сыграли в этом убийстве Сэн Цю и его сестра?

Разумеется, их алиби не стоило и ломаного медяка, потому что отребье, приходящее в «Красный карп» играть в кости, будет утверждать, что Сэн с сестрой весь вечер провели там, даже если их там никто вообще не видел. Судя по рассказу сына Лэна, более вероятным представлялось, что именно Сэн с сестрой отнесли труп в хижину дровосека. Впрочем, это еще не являлось доказательством того, что они же и совершили убийство.

За дверью послышались голоса. Дверь распахнулась, и Дао Гань пропустил в комнату пожилую тюремщицу и молодую девушку. Тюремщица собиралась уйти, но судья знаком указал ей на табурет в углу. Допрашивать девушку в отсутствие свидетельницы женского пола было бы неразумно.

Судья строго посмотрел на девушку, и та метнула ему в ответ дерзкий взгляд черных очей. На ней были застиранные синие хлопчатобумажные штаны и куртка, а длинные, черные с отблеском волосы двумя хвостами, перехваченными красными тесемками, ниспадали на плечи. На загорелых щеках играл здоровый природный румянец, маленькие губки были алыми, словно вишни, а длинные брови изящно изгибались. На лице у нее не было следов ни пудры, ни румян; родинка у левого уголка рта придавала ей большую пикантность, чем самые утонченные косметические ухищрения опытной куртизанки перед грандиозной вечеринкой.

Немного помолчав, судья спокойно сказал:

— Нам нужна информация о господине Дуань Моуцае. Тебе известно, где мы можем его найти?

— Нет, — коротко ответила девушка. Она засунула хрупкие загорелые руки за соломенную веревку, заменявшую ей пояс, и сердито посмотрела на Дао Ганя, который стоял рядом с ней.

— Где ты повстречала господина Дуаня? — спросил судья.

— Если вы полагаете, что вам удастся что-то от меня выведать, — задиристо выпалила она, — то вы заблуждаетесь.

Тюремщица уже направилась к ней, чтобы влепить оплеуху, но судья остановил ее поднятием ладони.

— Я бы посоветовал тебе отвечать на мои вопросы. Тебе известно, что ты находишься перед уездным правителем?

— Можете назначить мне сколько угодно ударов плетью, все равно я ничего не скажу!

— Пока и речи нет ни о каких наказаниях, — успокоил ее Дао Гань. — Ты обвиняешься в бродяжничестве и нелегальной проституции. А за это полагается клеймо. Вернее, два клейма. На обе щеки.

Она мгновенно побледнела.

— Но не стоит по этому поводу расстраиваться! — бодро продолжал Дао Гань. — Если погуще напудришься, будет совсем незаметно. По крайней мере, не будет очень бросаться в глаза.

Девушка притихла, как мышь, и смотрела на судью широко раскрытыми глазами. Потом она пожала плечами.

— Но я же ни в чем не виновата! И я ни за что не поверю, что дядя Дуань мог сказать про меня что-то плохое. Хоть он меня и бросил, но он добрейший человек!

— Расскажи-ка сначала, где ты с ним познакомилась, — сказал судья Ди.

— Совершенно случайно. Примерно года полтора тому назад, когда мы были в главном городе провинции. Я зашла в аптеку Дуаня, чтобы купить пластырь. Он стоял за прилавком. Когда он завел со мной беседу, я сразу поняла, что ему приглянулась. Согласитесь, не каждый день настоящий изысканный господин разговаривает со мной любезно, не предлагая прямиком, сами знаете, что я имею в виду. Он спросил, где мы остановились, и вечером появился с подарком для меня. Ну, с этого как-то все и началось. Разумеется, он уже далеко не юнец, и с моей стороны это было чистое проявление дружеских чувств, потому что он со мной так ласково обращался и вел такие милые беседы. Как вы можете догадаться, я не слишком этим избалована. Ну, так прошли неделя, две или три, и тут я сказала ему, что нам нужно двигаться дальше. Он хотел дать мне на прощанье целый слиток серебра, но я сказала: «Нет!» — потому что я не уличная девка, как бы того ни хотелось моему братцу, ленивому ублюдку. Вот и все.

— И господин Дуань появился снова, когда вы уже были в Цзянбэе?

— Да нет, намного раньше! Примерно через месяц сидим мы в Гуанье в одном кабаке, и вдруг туда заходит Дуань. Знаете, что он сказал? Он заявил, что без меня места себе найти не может и что он хочет, чтобы я стала его Второй госпожой. За это он обещал моему брату кучу денег.

Она одернула куртку, вытерла рукавом лицо и продолжала:

— Я сказала, что мне не нужно от него никаких денег, я предпочитаю свободу. Подумайте сами, целый день сидеть в четырех стенах, наблюдать за поварами и слугами и беспрестанно говорить Первой госпоже: «Да, госпожа!», «Нет, госпожа». Нет уж, благодарю! Мы можем оставаться только добрыми друзьями, сказала я ему. Тогда братец разъярился и двинул меня кулаком в лоб, но я стояла на своем. Дуань ушел довольно сердитым. Ну и я тоже рассердилась, потому что сразу после ухода Дуаня брат сказал: «Славно, все же старик оставил под столом пару медяков!» — и когда я по наивности полезла под стол, этот паршивец отлупил меня по заду бамбуковой палкой! Я потом целую неделю сесть не могла. Но за это мой братец всю неделю получал на обед рис с песком.

Она злорадно хихикнула, потом спросила:

— Так на чем я остановилась? А, насчет Дуаня! Через месяц-другой, когда мы были уже в Цзянбэе, он снова появился и заявил, что продал лавку компаньону и теперь хочет присоединиться к нам. Мой брат согласился, но сказал, что быть нянькой за бесплатно он не собирается, а потому Дуань должен ему за это ежемесячно платить. Я сказала Дуаню, что ничего этого делать не надо и лучше бы ему где-то припрятать свои денежки, но он заявил, что должен как-то оправдывать свою миску риса, но это было уже его личное дело. Вот так мы и странствовали около года: дядя Дуань, мой брат, Чан и я.

Судья посмотрел на нее с недоверием.

— Я вполне допускаю, что богатый человек мог отказаться от всего, чтобы только быть к тебе поближе. Но чтобы преуспевающий купец, привыкший к столичной роскоши, а вдобавок еще отец семейства, целый год провел с вами как обычный бродяга, я тебе не поверю!

— Можете думать что угодно, но наша жизнь ему в самом деле пришлась по вкусу. Дуань не уставал повторять, что никогда в жизни не был так счастлив. Он был по уши сыт столичной жизнью! Дома жена постоянно ворчала. Пока они были молоды, все было хорошо, но после двадцати лет супружеской жизни они друг от друга устали. Сыновья его уже женились и покинули дом, а если когда-то и появлялись, то только чтобы указать: «Это тебе нужно сделать так-то, а то — иначе», — да и лавка доставляла ему одни только хлопоты. По его словам, чуть ли не каждый вечер ему приходилось участвовать в пирушках, отчего он заработал себе язву. Ну а с нами он быстро избавился от своей болезни. Никогда даже не жаловался на желудок. А Чан научил его ловить рыбу, и дяде Дуаню это страшно понравилось. Стоило Чану сказать: «Дядюшка, судя по всему, сегодня будет хороший клев», — как его уже никакими силами было не удержать на месте.

— У господина Дуаня всегда было при себе много денег? — спросил ее судья.

— А вот и нет. В том, что касалось меня, он был чистым простофилей, но во всем остальном проявлял практичность. Он тщательно следил за тем, чтобы иметь при себе не больше горсти медяков. Но всякий раз, когда мы оказывались в каком-то городе, Дуань отправлялся в серебряную лавку и заполнял какие-то бумаги. За это он получал уйму денег, которые отдавал на сохранение кому-нибудь из своих коллег по аптечному делу. В случае если ему срочно требовались деньги, как это было, когда он решил нас выкупить, он мог сразу их получить. И я не преувеличиваю. Это была уйма денег! Только позавчера я видела, как он отдал на хранение в одну аптеку возле большого рынка целых пять слитков золота! Можете себе представить? Я даже не предполагала, что у кого-то может быть сразу столько денег. Впрочем, я всегда говорила…

— А что именно произошло вчера вечером? — перебил ее судья.

— Вчера вечером? Дядя Дуань ушел и больше не вернулся. Я вполне допускаю, что ему наша жизнь могла надоесть и он решил отправиться к себе домой в столицу. Одно мне только не ясно: зачем ему потребовалось меня дурачить? Еще вчера днем он уверял меня, что собирается окончательно к нам присоединиться. Мне-то зачем надо было лгать? Разве не мог он просто сказать, что между нами все кончено? Я бы ответила ему: что прошло — то прошло, а теперь прощай! Молодая девушка вроде меня может обойтись и без дяди.

— Не сомневаюсь, — проворчал судья. Он достал из рукава перстень и выложил его на стол. Указывая на него пальцем, он спросил: — Если ты на самом деле ничего не принимала от господина Дуаня, почему же ты пыталась заложить это кольцо?

— Я и не собиралась его закладывать. Этот перстень мне понравился, и дядя Дуань позволил мне его поносить. Когда мы случайно оказались возле ростовщической лавки, я сказала Дуаню: «Узнаю-ка я, сколько он стоит». И тут этот толстый ростовщик ухватил меня за рукав и принялся шептать мне на ухо всякие мерзости, я разозлилась и выскочила из лавки. Наверное, это был для меня несчастливый день, потому что не успела я очутиться за дверью, как какой-то здоровяк уставился на меня своими выпученными глазами — меня прямо мороз по коже продрал! — схватил за руку и заявил, что я должна стать его девушкой. К счастью, дядя Дуань сразу же остановил его, сказав: «Эта девушка со мной!» А потом мой брат скинул его руку с моего плеча и оттолкнул его. Все мужики одинаковы: они думают, что такую, как я, достаточно только пальцем поманить. Хотите верьте, хотите нет, но такие, как дядя Дуань, встречаются раз в сто лет.

— Но не ушел же господин Дуань вчера вечером просто так? Он, очевидно, сказал, куда идет?

— Я тоже его об этом спросила, но он, видимо, не хотел говорить. Он только загадочно усмехнулся и сказал, что для меня это будет приятная неожиданность. Дядя Дуань сказал, что вначале отправится ужинать к какому-то своему знакомому. И я, дура, ему поверила! Нет, это свинство со стороны дяди Дуаня, никогда от него такого не ожидала!

Судья некоторое время молча смотрел на нее, потом произнес:

— Вчера вечером господин Дуань был убит.

Она вскочила:

— Что вы говорите? Дядя Дуань убит? Кто это сделал?

— Я полагаю, что тебе известен ответ на этот вопрос, — сурово заметил судья Ди.

— Мне?

— Да, тебе. Поскольку именно ты вчера была с братом, когда он нес тело Дуаня в хижину дровосека в лесу.

Она ошеломленно уставилась на судью.

— В хижину? В лесу? Что вы имеете в виду? Вчера вечером я не выходила из города. Мы весь вечер провели в «Красном карпе». Дядя Дуань убит! Где, вы сказали, его обнаружили?

— Ты прекрасно знаешь где. В хижине дровосека в лесу, на горном склоне.

Она стукнула кулачком по столу и со сверкающим взором воскликнула:

— Это дело рук Пекаря! Наверняка Пекарь послал своих бандитов, чтобы заманить дядю Дуаня в лес… Подлец, мерзкий, трусливый подлец! — Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Судья Ди подождал, пока девушка немного пришла в себя, и спросил:

— А когда господин Дуань к вам присоединился, он тоже отрубил себе кончик мизинца?

Она усмехнулась сквозь слезы.

— Нет, он очень хотел это сделать, но никак не мог решиться. Раз десять он за это принимался, стоял с ножом в правой руке, а я считала: раз, два, три… но ни разу не смог себя пересилить.

Судья Ди понимающе кивнул. Он задумался, медленно поглаживая бакенбарды. Потом покачал головой и взялся за кисть. Написав что-то на листе бумаги, он сложил его пополам, вместе с большой красной визитной карточкой. Потом откинулся на спинку стула и хлопнул в ладоши. Когда появился судейский чиновник, судья передал ему лист бумаги со словами:

— Немедленно передай это начальнику стражи.

Потом он задумчиво посмотрел на девушку и спросил:

— А у тебя есть какой-то постоянный дружок?

— Есть. Молодой моряк в Цзянбэе. Очень славный парень. Он хочет на мне жениться, но я дала ему год сроку. Я думала, что к тому времени дяде Дуаню все это надоест, а мой друг надеется, что тогда у него уже будет собственное судно. И тогда мы собирались заняться перевозкой грузов по реке — а это довольно прибыльное дело. — Вдруг она посмотрела на судью и испуганно спросила: — Но что теперь со мной будет? Вы что, действительно поставите мне клеймо?

— Нет, но какое-то время ты проведешь в заключении. Тебе известно, что свободы иногда бывает слишком много?

Судья подал знак тюремщице.

— Отведите девицу Сэн в камеру.

Глава 5

Когда обе женщины скрылись за дверью, Дао Гань сердито сказал:

— И вашей чести пришлось выслушивать всю ту галиматью, которую плела эта девчонка!

Судья удивленно поднял брови:

— Почему галиматью? Нет, я убежден, что она говорила чистую правду. Может, она и неглупая девушка, но неужели ты считаешь, что она способна выдумать подобную историю? Дуань предстает в ее рассказе как живой! Пожилой мужчина, который вдруг разочаровался во всех ценностях и задается вопросом: а зачем я вообще живу? Большинство мужчин в подобной ситуации пару лет не знают, на что решиться, иногда даже уходят из дому, но потом в большинстве случаев возвращаются к своей семье.

Господин же Дуань прекрасно отдавал себе отчет в своих сомнениях и действительно решил начать все с нуля. Другой вопрос, не вернулся ли бы он через несколько лет к тому, что оставил? Во всяком случае, сестра Сэн Цю наконец прояснила нам дело с перстнем. Ты заметил, что я не прерывал ее, потому что перекрестный допрос имеет смысл только тогда, когда ты замечаешь, что допрашиваемый пытается лгать. Запомни это на будущее, Дао Гань! Не нальешь ли ты мне еще чашку чаю?

Судья поднял веер из перьев цапли и медленно им обмахнулся. В маленькой комнате было невыносимо душно. Отпив глоток чаю из чашки, которую поставил перед ним Дао Гань, он раздраженно сказал:

— Ну и дела, я теперь просто не знаю, как поступить с этой девушкой. Закон необычайно строг к тайным братствам, в основном из-за того, что они могут служить прикрытием для тайных заговоров. То же касается и нелегальной проституции, поскольку она влечет за собой утаивание налогов с доходов. В соответствии с буквой закона девицу Сэн следовало бы высечь, после чего на год заключить в тюрьму. Но подобное наказание уничтожило бы то доброе начало, которое, вне всяких сомнений, в ней есть, после чего она стала бы закоренелой преступницей и закончила бы свои дни в сточной канаве или на виселице. Нужно найти какое-то другое решение.

Судья покачал головой и отпил глоток чаю. Дао Гань уже начал проявлять признаки нетерпения, но судья Ди этого не замечал. Он был погружен в глубокие раздумья. Наконец терпение Дао Ганя лопнуло.

— Вы же хотели еще и Чана допросить, ваша честь?

— Чана? Этого друга Сэн Цю? Ты и сам можешь это сделать. Достаточно будет, если он подтвердит то, что сказал Сэн Цю, прежде всего о том, что они отделились от Ляо-Пекаря и всего, что касается контрабанды. В завершение составишь акт по обвинению Сэна и Чана в бродяжничестве и принадлежности к тайному братству.

Судья Ди разгладил бороду.

— Дело Сэна и Чана достаточно банально. Я приговорю их к году принудительных работ на северной границе. Если они хорошо себя проявят, им будет позволено наняться на военную службу. Что же касается сестры Сэна Цю… Да! Вот это, мне кажется, будет лучшим выходом из положения. Я отправлю ее на год к господину Хань Еси. Господин Хань — серьезный, чтущий традиции человек, который отлично управляется со всем своим большим семейством. После того как девушка проработает у него год служанкой, она научится ценить размеренную жизнь и может стать хорошей женой для своего капитана.

Дао Гань несколько скептически заявил:

— Хорошо бы, если бы так все и получилось.

Когда же судья удивленно на него взглянул, он откашлялся и нерешительно добавил:

— Но разве мы не отклонились несколько в сторону от главного дела, ваша честь? Я имею в виду убийство Дуаня. Я просто не понимаю, как… — Он не закончил фразу.

Судья Ди слабо улыбнулся и опустил веер.

— Ты работаешь на меня уже почти полгода, Дао Гань. Мог бы уже заметить, что нужно нечто большее, чем судьба молодой девушки, чтобы я забыл о главном. Тебе, как и мне, все известно об убийстве Дуаня. Разве ты еще не понял, что это дело раскрыто? Вместе с тобой я уже перешел к побочным делам, поскольку теперь мне остается только ждать, пока появится главный участник этой мрачной трагедии.

Дао Гань ошарашенно уставился на судью. В этот момент в дверь постучали. Вошел начальник стражи с аптекарем Ваном. На Ване было все то же скромное черное платье и черная шелковая шапочка. Он низко поклонился и тревожно спросил:

— Чем могу служить, ваша честь?

Судья Ди указал на перстень, который все еще лежал на его столе, и спросил словно между прочим:

— Вы можете мне объяснить, почему вы не взяли этот перстень вместе с остальными вещами убитого Дуань Моуцая, господин Ван?

Побледневший Ван широко раскрытыми глазами смотрел на кольцо. Он был явно потрясен. Однако ему удалось быстро взять себя в руки.

— Я не понимаю, о чем идет речь, ваша честь! — сердито воскликнул он. — Вы прислали мне свою визитную карточку и просили прийти сюда, чтобы уточнить некоторые детали.

— Совершенно верно. Меня интересуют некоторые подробности по делу об убийстве вашего коллеги, аптекаря Дуань Моуцая из столицы. Нет, вначале выслушайте, что я вам скажу! Поскольку ваш план доставки двух ящиков с контрабандой в Мяньюань провалился, вам очень захотелось заполучить пять слитков золота Дуаня. Банда Ляо-Пекаря в Цзянбэе, с которым вы договорились о переправке ящиков через границу, провалила все дело, и ящики попали в руки пограничников. Тогда же Дуань решил оставить у вас на хранение пять слитков золота и сообщил при этом, что собирается отрубить себе кончик левого мизинца в знак того, что он навсегда принадлежит к банде Сэн Цю. Это и послужило причиной смерти несчастного старика. Дуань не мог решиться собственноручно отрубить себе кончик пальца. Поэтому он договорился с вами, что вечером вы это сделаете при помощи медицинского инструмента, хорошо известного вам обоим. Я имею в виду острый, как бритва, нож, подвешенный к планке на шарнире и используемый для измельчения лекарственных кореньев. При помощи такого ножа можно отсечь именно нужную часть кончика пальца, и при этом сделать это так быстро и надежно, что боль будет сведена к минимуму. Тем самым Дуань хотел доказать девушке, в которую был влюблен, что он всегда готов оставаться рядом с ней.

Судья Ди на мгновение замолчал. Затем, будто отвечая на устремленный на него смятенный взор Вана, он продолжал:

— Когда Дуань положил руку на плаху, вы одним ударом отсекли ему четыре пальца. Затем вы ударили обезумевшего от боли старика заранее припасенным молотком. В завершение вы отнесли труп в заброшенную хижину лесника. Вы рассчитывали, что труп будет найден в совершенно разложившемся состоянии только через несколько недель. Кроме того, вы позаботились забрать с собой все, что у убитого было при себе. Если бы труп был обнаружен в таком виде, я бы приказал сжечь его, как принадлежащий неопознанному бродяге. Но гиббон вывел меня на правильный след.

— Ги… гиббон? — выдавил из себя Ван.

— Именно гиббон. Он нашел этот самый перстень и доставил его в здание судебной управы. Но это вас уже не касается. Вам должно быть более интересно, что я сейчас же отправлю гонца моему коллеге в Цзянбэй с требованием арестовать главаря банды Ляо и доставить его сюда. Тогда я устрою вам очную ставку, и с вашим делом все будет покончено, господин Ван.

Судья Ди замолчал. В комнате воцарилась мертвая тишина.

Лицо Вана стало пепельно-серым, с дрожащими губами смотрел он на золотой перстень со сверкающим изумрудом. Несколько раз сглотнув слюну, он заговорил еле слышным голосом:

— Значит, вы все знаете. — Он бессильно повесил голову, но через некоторое время поднял глаза и громко произнес: — Да, я признаюсь в том, что убил Дуань Моуцая, ваша честь. И все произошло именно так, как вы сказали. Искушение оказалось для меня слишком сильным. Я попал в тяжелую финансовую ситуацию, мои кредиторы хотели принудить меня объявить о банкротстве. Если бы мне удалось это дело с контрабандой, на какое-то время можно было бы все оттянуть. Но когда и оно провалилось, мне пришлось использовать золото, которое оставил мне на хранение Дуань. Я был твердо уверен, что Дуань никому не скажет, что вечером он должен ко мне прийти, чтобы я ампутировал ему кончик мизинца. Он настаивал, чтобы даже мои домашние не знали о его визите, и я должен был впустить его через заднюю дверь. — Ван провел ладонью по лицу и бесстрастным тоном закончил: — Я готов сделать полное признание, ваша честь.

— Я вас еще об этом не просил, господин Ван, — спокойно произнес судья. — Собственно говоря, есть лишь несколько моментов, которые мне хотелось бы прояснить. Во-первых, почему господину Дуаню всегда и всюду нужно было иметь в своем распоряжении крупную сумму?

— Сейчас объясню, ваша честь. Потому что Дуань не оставлял надежды, что эта женщина согласится выйти за него замуж. Он мне сам говорил, что после того как расплатится с ее братом, сразу купит небольшое имение, чтобы там начать новую жизнь.

— Понятно. Во-вторых, почему вы честно не признались Дуаню, что растратили его золото, поскольку оказались в нужде? И что впоследствии вы ему все вернете, с выплатой соответствующих процентов? Ведь существует же неписаный закон, что люди одной профессии всегда должны друг другу помогать. А кроме того, Дуань был очень богатым человеком и не стал бы сокрушаться по поводу этих слитков золота.

Ван пришел в явное смятение. Губы его зашевелились, но он не мог выдавить ни слова.

Не дожидаясь от него ответа, судья продолжал:

— В-третьих, вы человек относительно слабого сложения и к тому же не первой молодости. Как вам удалось донести труп до хижины? Конечно, дорога идет вниз, но это, несомненно, было выше ваших сил.

Ван взял себя в руки и, покачивая головой, сказал:

— По правде сказать, я и сам не вполне понимаю, как мне это удалось, ваша честь. После того как я убил Дуаня, до меня внезапно дошел весь ужас происшедшего. Я понял, что убил друга и коллегу, который мне во всем полностью доверял. Терзаемый страхом и сомнениями, я думал только о том, как бы получше спрятать труп. Это придало мне сил, и я смог вынести тело через заднюю дверь и спуститься с ним до хижины. Когда я наконец добрался до дома, я был едва живой. Я… — Он достал из рукава платок и вытер лицо. Потом он посмотрел на судью и твердо произнес: — Я отдаю себе отчет в том, что из-за денег убил добропорядочного человека, ваша честь, и что за это должен заплатить жизнью.

Судья Ди выпрямился в кресле. Он опустил локти на стол и пристально посмотрел на Вана. Когда же он снова заговорил, голос его прозвучал мягко:

— Очевидно, вы не приняли в расчет, господин Ван, что если вы официально признаетесь в этом убийстве, все ваше имущество будет конфисковано. И что в любом случае ваш сын ничего не сможет наследовать, поскольку будет признан невменяемым.

— Что вы говорите? — вскричал Ван. Он в гневе ударил кулаком по столу. — Это неправда! Ложь! Мой сын не сумасшедший! Он только немного отстает в развитии. Но ему же еще и двадцати не исполнилось! Когда он станет старше, все наладится! Да он и сейчас вполне нормален, если только его не волновать и иметь хоть немного терпения.

Он умоляюще посмотрел на судью и дрожащим голосом продолжал:

— Это же мой единственный сын, ваша честь, и он такой славный мальчик! Я заверяю вас, что он… — Голос его сорвался, и по лицу потекли слезы.

Судья Ди сочувственно посмотрел на него.

— Я лично позабочусь, господин Ван, чтобы во время вашего пребывания в тюрьме за ним приглядели. Даю вам свое честное слово. Но если мы не примем соответствующих мер, ваш сын натворит еще больших бед. Он должен находиться под надзором и не может разгуливать на свободе. Позавчера, выходя из вашей лавки у большого рынка, он заметил симпатичную подружку Дуаня, которая только что вышла от ростовщика Лэна. В его расстроенном уме мелькнула мысль, что она должна стать его любовницей. Он даже схватил ее за руку, но Дуань посоветовал ему держаться от нее подальше, потому что это его девушка. А ее брат отогнал вашего сына. Когда вчера вечером Дуань пришел к вам в дом, ваш сын его увидел. Убежденный в том, что именно этот человек отобрал от него любимую женщину, он убил его. Тогда вы приказали ему отнести труп в лес. Ему это ничего не стоило, поскольку, как большинство умственно недоразвитых, он необычайно рослый и крепкий парень.

Ван машинально кивнул. Глубокие морщины избороздили его серое лицо; плечи поникли, словно бы на них водрузили тяжелый груз. В одно мгновение он вдруг превратился в старика.

— Это ужасное… ужасное несчастье, — произнес он охрипшим голосом. — Перед ужином мы вышли с сыном на прогулку, как мы всегда это делаем. Потом он поужинал с домоправителем и отправился спать. Телом он крепок, но с рассудком у него не все в порядке… Я велел домоправителю подать мне ужин в библиотеку, после чего и он тоже отправился спать. В назначенное время я впустил Дуаня через заднюю дверь и провел к себе в библиотеку. За ужином я признался ему, что потратил его золото. Дуань заверил меня, что не стоит по этому поводу волноваться, поскольку он всегда может получить больше золота, чем даже ему нужно. Он сказал, что я могу вернуть ему долг, когда мне это будет удобно. «Дружескую услугу, которую вы мне сейчас окажете, можете зачесть в счет будущих процентов!» — с улыбкой добавил он. Он быстро выпил большой кубок вина, и мы отправились в мое маленькое подсобное помещение. По вечерам я часто составляю там новые лекарственные смеси. Дуань положил левую руку на доску и закрыл глаза. И в тот момент, когда я взялся за нож, кто-то остановил мою руку. «Он украл у меня девушку!» — раздался у меня за спиной возглас сына. Нож опустился и обрубил Дуаню пальцы. Вскричав от боли, он рухнул на стол. Я сразу схватил его за руку, чтобы остановить кровотечение, но тут мой сын выхватил пест из ступки, что стояла рядом, и со страшной силой ударил Дуаня в затылок… — Ван воздел руки. — Этот юноша не понимал, что он делает, ваша честь! Он всегда такой добрый и обходительный! А как он любит животных! Он еще никогда…

— Разумеется, ваш сын не предстанет перед судом, господин Ван, — торопливо сказал судья. — На душевнобольных сила закона не распространяется. Что же касается вас, то мне придется во время вечернего заседания приговорить вас к длительному тюремному заключению за занятие контрабандой. Но я еще раз вас заверяю, что вам не следует беспокоиться за сына. И впоследствии, после того как выйдете на свободу, вы сможете регулярно с ним видеться.

Он подал знак начальнику стражи увести Вана. Некоторое время судья молча смотрел на лежащий перед ним на столе золотой перстень. Наконец он взял его и передал Дао Ганю.

— Позаботься, Дао Гань, чтобы эту драгоценность передали родственникам Дуаня. Снабдите его кратким описанием его кончины и спросите, нужно ли переслать тело родным или же можно предать его земле прямо здесь. А сейчас отправляйся в канцелярию и прикажи, чтобы конный гонец был готов отправиться в путь. А я пока подготовлю письмо коллеге в уезд Цзянбэй, которое он должен будет туда доставить. А еще напишу письмо старому Хуну, чтобы он сразу после ареста и допроса главаря банды Ляо вместе с Ма Жуном и Цзяо Таем возвращался домой.

На мгновение судья задумался и добавил:

— Прикажи выпустить ростовщика Лэна. Может быть, часы, проведенные в тюрьме, заставили его задуматься над своей судьбой. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться.

Судья Ди достал из ящика стола платок и вытер пот с лица. Потом он поднял голову, посмотрел на своего помощника и усталым голосом сказал:

— Нелегкая у нас служба, Дао Гань!