Обитель Солнца

Глава 2 Добро пожаловать домой

В небольшом перелеске на самом подступе к Леддеру царило небывалое для этих мест оживление. Вдали от основного тракта в условленном месте собралось около сотни человек. Каждый из них был облачен в свой лучший доспех, и каждый осматривал других собравшихся, оценивая по обмундированию положение своих будущих союзников.

Среди собравшихся было всего несколько бывалых воинов, годы жизни которых перешли рубеж четвертого десятка. Их доспехи — пусть и сделанные когда-то на совесть — отличались потертостями, от них веяло духом миновавшей Войны Королевств, отпустившей материк из своей стальной кровавой хватки всего шесть лет назад.

На флагах и нашивках можно было разглядеть гербы двух государств — Карринга и Анкорды. Среди анкордских воинов было куда больше ветеранов войны, и каждый втайне радовался, что в этом перелеске к ним не присоединялись кронцы и гинтарийцы. Пожар битвы при дэ’Вере давно утих, однако неприязнь, сохранившаяся у всего королевства Анкорда к воинам Крона и Гинтары, давала о себе знать. Те бойцы, что прошли роковую битву при дэ’Вере — где выяснилось, что командир кровавой сотни был демоном-кукольником — не представляли себе, каково им будет сражаться плечом к плечу с давними врагами. Особенно под предводительством Бенедикта Колера, который и военного дела-то не знал.

Анкордцы не разделяли того воодушевления, с которым Рерих VII призывал их отправиться в Малагорию. История Ста Костров, что распалил Бенедикт Колер на их родной земле, все еще трепетала в сердцах воинов. Они сражались с Кровавой Сотней в одной армии. Вероломное проникновение данталли в ряды их войска стало пятном на общей репутации. А в особенности — пятном на репутации анкордского короля: хотя тот и выглядел ошеломленным этой новостью, многие солдаты не верили, что Рерих VII ничего не знал о Мальстене Ормонте, когда принимал его в ряды своих бойцов.

Солдаты Карринга — все, как один, не нюхавшие пороху новички — пребывали в приятном, приподнятом настроении. Их энергичный командир раздавал указания, и лагерь постепенно вырастал в перелеске, оставляя анкордцам все меньше удобных мест для размещения.

Некоторые солдаты соседних королевств вступали в короткие разговоры о предстоящей операции. Ветераны негодовали, что прибыли к Леддеру раньше других и им придется довольно долго ждать подкрепления, которое уже стягивалось со всей Арреды. Многим новичкам было невдомек, что часть их будущих соратников в малагорской операции — каторжники, которых обязали принять участие в авантюре Колера, заняв место ценных солдат и рыцарей высокого положения, которых правителям не хотелось посылать в этот сомнительный бой. Ветераны же понимали это. Знали они и то, что если среди подкрепления и будут другие бывалые воины, это говорит лишь об их не самом выгодном положении в родной стране.

В лагере царила смесь противоборствующих настроений: упадок и воодушевление. И те, кто уже прошел через горн Войны Королевств, не могли вспомнить, случалось ли им прежде столь явно ощущать себя пушечным мясом.

За все время, что Мальстену довелось жить в Малагории, он приметил одну кичливую особенность этой страны: любой, даже самый замшелый трактир или постоялый двор обязательно содержал в своем названии слово «золотой». «Золотая корона», «Золотой телец», «Горное Золото» — даже в более бедных районах Адеса все трактиры были «Золотыми». В Грате разнообразия в названиях было больше, однако и там многие заведения следовали своей золотой традиции.

Уходя все дальше от порта, Мальстен и Аэлин приметили трактир «Золотой Двор» и, выбившись из сил после изнурительной пешей прогулки, решили остановить на нем свой выбор.

Как ни странно, малагорские трактиры и постоялые дворы обходились со своими постояльцами гораздо ласковее, чем на материке. На другом берегу Большого моря нередки были ситуации, когда хмурый хозяин мог сказать: «Клопов у нас немного, скажите спасибо и на том», после чего ожидал за скудный ужин и обшарпанную комнату излишне щедрой платы и, почти не скрывая, закатывал глаза, если путники просили приготовить им ванну или хотя бы таз горячей воды.

Мальстен невольно вспомнил трактир в Кальтце, где они с Бэстифаром остановились сразу после побега из дэ’Вера. Разумеется, Бэстифар произвел неизгладимое впечатление, соря деньгами и соответствуя образу разбалованного царского сынка. Но Мальстен понимал, что и без столь суровой переплаты и даже без применения устрашающего красного сияния аркал умел заставить обслугу обходиться с ним, как с царем. Наверное, сказывались малагорские привычки. Бэстифар знал, что в любом трактире Обители Солнца с ним будут обращаться, как с царской особой, и ждал того же на материке. Ожидания его были настолько естественны, что полностью обезоруживали трактирщиков за Большим морем.

Открыв дверь «Золотого Двора», Мальстен приготовился к неприятной беседе, однако едва завидев новых постояльцев, трактирщик расплылся в чарующе приветливой улыбке и пригласил путников сразу присесть.

Едва услышав, что им нужна комната, улыбчивый черноволосый малагорец по имени Тамир, в уголках карих глаз которого залегли сети маленьких морщинок, сам помчался за дверь, что располагалась за стойкой, и вынес оттуда тарелку преступно вкусно пахнущих лепешек, тут же поставив угощение перед путниками.

— Это приветствие от нашего заведения, — кивнул он. — Мы делаем лепешки для храма Великого Мала в Адесе. — Он с гордостью приподнял подбородок и на миг соединил подушечки пальцев, тут же опустив руки на массивную столешницу. — Много остается, и мы угощаем ими наших гостей. Так что берите, не стесняйтесь. — Тамир многозначительно улыбнулся. — Люди с материка часто не решаются брать угощения, даже если сильно голодны. Я слышал, за Большим морем дармовые угощения — редкость.

Тамир был разговорчив и, похоже, внимательно следил за тем, интересно ли путникам его слушать. Мальстен и Аэлин слушали с интересом, поэтому Тамир продолжал рассказывать. Он поведал, что за зданием трактира есть бани к услугам гостей, а в комнату всегда можно попросить горячую воду к любому часу. В цену за комнату — пусть она была и выше, чем в среднем трактире на материке — входили завтрак и ужин. Лепешки можно было отведать бесплатно и даже попросить их с собой.

На вопрос, можно ли поблизости приобрести более подходящую для путешествия по Малагории одежду — Аэлин сказала, что всю жизнь мечтала одеваться, как местные жительницы, — Тамир заверил, что скажет, как добраться до самых лучших лавок, где торгуют одеждой по ценам, не завышенным для приезжих. Желание Аэлин чтить малагорские традиции пришлось ему по духу.

За комнату со всеми сопутствующими условиями Мальстен и Аэлин заплатили пол-афы. Учитывая сегодняшний выигрыш в наперстки, эта сумма даже не показалась им слишком большой.

Пару часов они позволили себе отдохнуть и восстановить силы. После долгого плавания на «Золотом Луче» оба втайне мечтали не вставать с кровати сутки. Однако на такую роскошь рассчитывать не приходилось.

Посетив баню, сбрив наросшую за время плавания бороду и вымывшись, Мальстен дождался Аэлин, и, отужинав, они отправились по указке Тамира в лавку с одеждой. Аэлин облачилась в темно-серый, расшитый золотистыми узорами костюм для путешествий, состоящий из удобных хлопковых шаровар и длинной туники с широким кожаным поясом. Порядком изношенные сапоги пришлось также заменить на облегченные, из кожи пустынной ящерицы, которые сели точно по ноге и даже не нуждались в разнашивании.

Мальстен не изменил своему консервативному вкусу и разжился двумя рубахами, максимально приближенными по стилю к тем, что носят на материке, и запасными штанами. Торговец расстроился, не сумев убедить Мальстена и его спутницу надеть что-то национальной красной расцветки, однако ни одного осуждающего слова дорогим покупателям бросить не посмел. Вдобавок обворожительная улыбка Аэлин окончательно растопила лед его легкой грусти, и торговец пожелал путникам удачной дороги, рассказав кратчайший и наиболее комфортный путь до Тиная.

Тинай был очередным портовым городом — с той лишь разницей, что порт был речным, рассчитанным на небольшие суда. Прежде они доставляли в основном посылки и послания, однако с развитием гратского цирка стали все чаще возить пассажиров. Из Тиная до Грата можно было добраться за полдня.

Торговец посоветовал Аэлин и Мальстену не садиться на утренние и дневные лодки, потому что их капитаны всегда брали большую плату. Ночные же лодки шли медленнее, однако предлагали насладиться видами таинственных малагорских городов, включая Грат, освещенный ночами столь ярко, что создавал атмосферу древней сказки.

Приезжающие с материка не очень любили ночные плавания: прибывая в Грат после бессонной ночи — спальные места для пассажиров на небольших судах отсутствовали — они не желали выискивать подолгу открытый трактир или постоялый двор по сходной цене. Те заведения, что открывали двери для ночных постояльцев, разумеется, брали втридорога.

— Поэтому, если вас не смущает бессонная ночь и возможность погулять по Грату, пока не рассвело… — развел руками торговец и тут же вновь продолжил расписывать прелести и красòты ночных лодочных маршрутов.

Посоветовавшись, Мальстен и Аэлин решили внять уговорам торговца и отправиться в Грат на ночной лодке, поэтому на тридцатый день Мезона позволили себе встать поздно и двинуться в сторону Тиная, лишь когда солнце ушло из зенита и начало постепенно клониться к горизонту.

На контрасте с пестрым и разномастным Адесом Тинай был сплошным зеленым садом: причудливые деревья, коих не сыщешь на материке, изобиловали зеленью даже поздней осенью. Малагория была довольно жаркой страной. Древние легенды гласили, что Великий Мала поместил под Малагорией свой дворец, и его жар до сих пор согревает Обитель Солнца.

Среди местных жителей Тинай был знаменит тремя теплыми озерами — настолько небольшими, что на международные карты их, повинуясь желаниям местных жителей, не наносили. Однако каждый гость Малагории выслушивал множество красивых историй об этих озерах и, разумеется, стремился провести хоть день на их берегах в дорогих, но чрезвычайно приветливых трактирах.

Мальстена и Аэлин озера не интересовали. Шесть лет назад, когда Бэстифар привез своего упрямого друга в Малагорию, он по секрету сказал ему, что теплые озера ничем не примечательны.

Обычная большая ванна, — пренебрежительно сказал он тогда. — Но их представляют чудом природы, и сюда съезжаются тысячи заинтересованных. А потом ты спрашиваешь, не сильно ли обеднела моя страна после тех тайников, что я заложил по дороге. Вот и ответ, мой друг: не сильно.

Дома в Тинае редко достигали в высоту больше четырех этажей. В Адесе было много более высоких зданий, как и в Грате.

Проходя по мирному и — по сравнению с Адесом — тихому городку, Мальстен испытал невольный приступ щемящей тоски. Что-то в самобытности каждого города Обители Солнца нещадно сжимало оба его сердца, словно демонстрируя ему нечто, что он любил и потерял. Что он предал.

Аэлин его тоски не замечала, любуясь красотами окружающих пейзажей и стараясь запомнить все вокруг. Похоже, Малагория вызывала у нее искренний восторг. Вскоре Мальстен понял, что не ошибся в этом предположении, когда Аэлин поделилась с ним своим впечатлением:

— Эта страна… она дышит. И кажется, что у нее бьется сердце. Клянусь всеми богами Арреды, на материке я такого не встречала! По сравнению с Малагорией любое королевство материка кажется каменным.

Мальстен хорошо понимал, о чем она говорит. Малагория была живой. Иногда даже слишком.

— Я тоже не встречал подобного больше нигде, — спокойно отозвался Мальстен.

— Знаю, тебя это, должно быть, не так впечатляет, — усмехнулась Аэлин. — Ты жил здесь и, наверное, привык…

— К чему-то живому рядом с собой не так просто выработать привычку, как может показаться. Всё, в чем есть жизнь, никогда не потеряет способность удивить тебя. В Грате иногда кажется, что переулки могут перемещаться относительно друг друга. Хотя на деле это, конечно, не так… — Он вдруг осекся на полуслове, понимая, что не хочет расписывать прелести малагорской столицы. — Впрочем, скоро сама все увидишь.

Аэлин нахмурилась и положила руку ему на плечо, продолжая идти рядом.

— Мальстен, — обратилась она, — я представляю, как сложно тебе было вернуться сюда. Я испытывала ту же тоску при одной мысли о дэ‘Вере.

— Все нормально, — постарался улыбнуться он. Вышло натянуто. — Главная наша задача в Грате — вызволить Грэга.

Аэлин закусила губу, понимая, что они ни разу не обсуждали дальнейший план действий. Мальстен не раз говорил, что теперь, когда их разыскивает Культ по всему материку, Малагория стала бы для них лучшим убежищем. Но если в непостижимом уме Бэстифара зреет лишь план о кровавой расправе над беглецом, приправленный свойственной ему театральностью, сыскать здесь убежище не выйдет.

Раздираемые сомнениями и противоречиями, данталли и охотница вплотную подошли к порту на реке Видас. Солнце успело склониться к закату, и вскоре их ожидало речное путешествие впотьмах, которое должно было в предрассветный час доставить их в сердце Обители Солнца.

Кара тенью прошмыгнула обратно во дворец, когда гратские факелы начали вспыхивать на каждой улице, огни масляных ламп под разноцветными стеклами показались на Рыночной площади, а мрак бессильно обступил никогда не засыпающий город.

Кара любила внимание к своей персоне, однако при необходимости она могла стать совершенно незаметной. Навык не оставил ее с годами и моментально воскрес по первому же требованию. Под покровом вечера она проникла во дворец и прошла через самые безлюдные и запутанные его коридоры, добравшись до своих покоев длинным обходным путем. В руках она сжимала два пузырька, закупоренных небольшими пробками. Оба Кара приобрела сегодня на базаре вместе с нужными ингредиентами. Она нарочно обошла несколько лотков, чтобы нельзя было точно сказать, для чего ей требуется вся эта смесь.

Возможно, Отар Парс и ошибся, решив довериться ей, однако в одном он оказался прав: Кара прекрасно помнила, как работать с ядами, и убедилась в этом на практике, когда после базара нашла уединенный уголок в общественном парке и занялась приготовлениями. Отчего-то ей совершенно не хотелось исполнять просьбу Парса во дворце. Одна мысль об этом была ей противна, хотя дворец предоставлял куда больше удобств для этих манипуляций.

Когда все было готово, Кара с тяжким сердцем пронесла свою ношу по безлюдным коридорам, а затем поставила ее на столик. Яд и противоядие. Средство для исполнения плана Отара Парса и средство, чтобы все исправить в случае, если Парс своего добьется.

Задумавшись, один пузырек Кара тут же убрала в один из сундуков с одеждой. Знать о противоядии Парсу совсем не нужно. К тому же, о нем уговора не было.

Едва Кара выпрямилась и вернулась к столу, дверь в ее покои вновь открылась. На этот раз командир малагорских кхалагари стучать не стал. Кара вздрогнула, как вор, которого едва не поймали за руку, и повернулась к посетителю, изобразив на лице привычное безразличие, однако кровь предательски прилила к щекам.

— Как обещал, я пришел после заката, — сообщил Парс, не здороваясь. Он прищурился и изучающе посмотрел на Кару. — У тебя такой вид, будто тебе пришлось сюда бежать.

Кара недовольно нахмурилась.

— Мой вид — не твоя забота, — бросила она. — Я только что вернулась, к твоему сведению.

— Ты добыла то, что я просил?

— Добыла, — передразнила Кара, презрительно фыркнув. — Добывала я только ингредиенты. В таких делах нельзя доверяться другим. Пропорции яда должны быть хорошо выверены, ошибок допускать нельзя. Так что я сделала его сама. — Она качнула бедром и отошла в сторону, продемонстрировав стоящий на столе пузырек.

Глаза Парса сверкнули. Он протянул руки к яду и с вожделением повертел его в руках. Затем недовольно покривился.

— Маловато…

— Сколько есть, — развела руками Кара. — Пустынный цветок не так-то просто достать, не привлекая внимания. Если тебе нужно больше, мог бы найти ингредиенты сам. К тому же, — она хмыкнула, — неужели ты настолько не уверен в силах своих людей?

Бэстифар при этом считает, что вы и выстрелить не успеете, — не с меньшим раздражением подумала Кара, но говорить этого вслух не стала.

Парс всерьез задумался над услышанным и потер бородатый подбородок.

— Нет. Нет, я в них уверен. Этого должно хватить, — заключил он. В голосе его такой непоколебимой уверенности не сквозило, но Кара предпочла этого не замечать.

— Будьте осторожнее, когда будете смачивать стрелы. Если на руках есть мелкие ранки, и яд в них попадет, будут последствия. Вряд ли смертельные при столь небольшом контакте, но все же лучше тебе об этом знать.

Парс серьезно кивнул.

Кара отозвалась тем же, и Парс, не прощаясь, покинул ее покои. Выждав несколько минут, она глубоко вздохнула, устало потерла лоб и присела на кровать, чувствуя, как сильно вымотало ее волнение. Покупая ингредиенты для яда, она не могла отделаться от мысли, что люди Парса могли проследить за ней. Поэтому ей пришлось перестраховаться и все же приготовить настоящий яд, а не пустышку, хотя изначально замысел с безвредной жидкостью показался ей хитрым. Однако Кара понимала, что недооценивать мнительность Отара Парса себе дороже. Он выяснил, кто она такая и кем была до изгнания, а это совсем не просто. Проверить яд на действенность с него бы сталось.

Кара посидела некоторое время, стараясь привести мысли в порядок, но тревога не унималась. Опасность игры, которую затеял Бэстифар, нарастала день ото дня, а он словно ослеп от азарта и не видел этого. Кара понимала, что, заигравшись, он может попросту лишиться того, кто ему отчего-то так сильно дорог, а она волей-неволей поспособствует этому. Какая-то часть ее разума даже желала проучить Бэстифара подобным образом — та самая часть, которая злилась на него за требовательность, обидчивость и холодное поведение. Но с другой стороны Кара понимала, как тяжела будет для Бэстифара эта потеря, и по-прежнему не хотела ему такого зла.

Да и Мальстен… Кара никогда не питала к нему симпатий, считала его опаснейшим существом и знала, на какие жестокие манипуляции он готов пойти, однако Бэстифару он никогда ничего плохого не делал. Заслуживал ли он смерти? Кара не считала себя вправе решать это.

Нервно поднявшись с кровати и сжав кулаки, она направилась прочь из своих покоев. Отчего-то сейчас ей было невыносимо там оставаться. Казалось, стены огромной комнаты сжимаются вокруг нее до размеров тюремной клетки.

Тюремная клетка… подземелье. Возможно, Бэстифар сейчас там? — с надеждой подумала Кара. Ей нестерпимо захотелось натолкнуться на него — будто бы случайно. Не раздумывая больше ни минуты, она быстрым шагом направилась на нижний уровень дворца, где Бэстифар периодически проводил время за художествами. Миновав стражу и осторожно обойдя отсек, где держали Грэга Дэвери, Кара прошла в небольшой коридор из красного кирпича и открыла дверь в художественную комнату Бэстифара. Внутри было пусто, хотя по наставлению царя здесь всегда заранее зажигали факел на случай, если эта комната срочно понадобится.

Кара застыла в дверях, увидев множество холстов, изрезанных грубыми мазками краски. Казалось, держа кисть, Бэстифар путал ее с мечом и наносил по холстам удар за ударом, выпуская накопившуюся ярость. Картины с отсутствующим сюжетом пестрили красками. Они были забрызганы пятнами, в которых отчего-то угадывалось ощущение, не знакомое аркалам по их природе. Кара невольно поморщилась и зачем-то подошла к столу, рядом с которым стоял самый свежий холст — она определила его по блеску не успевшей засохнуть краски. На крайних грубых мазках были заметны следы рук, как будто Бэстифар с силой сжал холст руками, едва успев измалевать его.

Ты говоришь, боль тебе не знакома, — с тоской подумала Кара, — но будь я проклята, если это не она…

Злость на Бэстифара начала заметно таять, пусть Кара и не хотела этого. На ее место постепенно приходило странное чувство вины. Кара подумала, что, возможно, поступала жестоко с Бэстифаром, не доверяя ему историю своего прошлого.

Не вздумай его жалеть! Сейчас он твоей мягкости не заслужил, — напомнила она себе, отведя взгляд от холста. Ее внимание привлекли грубые угольные наброски, раскиданные по столу в хаотичном порядке. Кара невольно пригляделась к ним и задержала дыхание.

Художественный талант Бэстифара был сомнителен, и, если сравнивать с талантами того же Мальстена, не имел ни стиля, ни выраженности, однако Кара почувствовала, как сердце ее болезненно сжимается от увиденного. На исчерканных углем листах она не могла не узнать себя. Бэстифар рисовал ее. Много раз, во множестве ракурсов. Иногда едва уловимо, но каждый раз узнаваемо.

— Бэстифар… — шепнула Кара, словно он был здесь и мог услышать ее. Руки тянулись забрать себе хотя бы один набросок, но Кара не решилась этого сделать. Она подумала, что мудрее будет оставить все, как есть. Отчего-то сейчас ей показалось, что одним своим пребыванием в этой комнате она поступает нечестно. Сама она не открыла Бэстифару свое прошлое, так какое же право сама теперь имеет заглядывать ему в душу?

Снова почувствовав себя вором, боящимся попасться, Кара выскользнула из комнаты, притворила за собой дверь и почти опрометью понеслась в свои покои. До нее донеслись голоса, и один из них она узнала безошибочно, но теперь ей вовсе не хотелось попадаться Бэстифару на глаза.

Выбрав другой коридор, Кара поспешила скрыться в недрах дворца и не прислушиваться к чужим разговорам. Видят боги, она не желала знать больше, чем уже знала.

Когда на Грат опустилась ночь, и второй осенний месяц сменился третьим, Кара лежала в своих покоях, пугаясь каждого шороха, и, сколько ни силилась, не могла сомкнуть глаз.

Под покровом гратской ночи цирковой распорядитель Левент отошел на несколько шагов от своего творения и критически склонил голову.

— Я сделал все, что мог, мой царь. И все же рост и комплекция у них разнится. С этим я ничего поделать не смогу, — сокрушенно произнес он.

Бэстифар стоял, не в силах сдержать победной улыбки. Для него слова Левента были лишь кокетством, в ответ на которые тот явно надеялся услышать похвалу. И, видят боги, он ее заслуживал.

— Мой друг, ты совершенно бессовестно прибедняешься, — сказал аркал, продолжая широко улыбаться. — По мне, их не отличит и родная дочь. А нам того и надо, не так ли, — он склонил голову, и добавил обращение с особым акцентом, — Грэг?

Лицо пленника в камере было мрачнее тучи. Он, разумеется, был расстроен своим вынужденным положением — покои во дворце прельщали его гораздо больше, чем эта тесная клетка. Однако стороннему наблюдателю его несчастный взгляд мог показаться изможденным взглядом узника.

Бэстифар усмехнулся, вспоминая, как несколько часов назад силком вытащил из камеры сопротивляющегося и плюющегося проклятьями Грэга Дэвери. Тот с ужасом взирал на результат плана малагорского царя.

У тебя никогда не получится ее так обмануть, слышишь?! Будь ты проклят богами и людьми, аркал! Будь ты проклят! Не смей ее трогать!

Бэстифар попросил Дезмонда не связывать нитями его способность говорить. Во-первых, он не хотел просить Дезмонда перенапрягаться с контролем, расплату за который придется тут же забирать. Во-вторых, он хотел послушать крики бессильной злобы охотника.

Когда Грэга Дэвери отвели в другой отсек тюрьмы, вставили ему кляп в рот, а по рукам и ногам сковали кандалами, Бэстифар замер напротив охраняемой клетки и миролюбиво улыбнулся, сообщив, что это совсем ненадолго. Удивительно, но у Грэга хватило сил протестующе мычать два часа к ряду, пока он не сорвал голос и не вынужден был умолкнуть.

Теперь его прежнюю клетку занимал новый узник. Точнее, его можно было назвать произведением искусства перевоплощения Левента. Кожаные накладки и естественная маска. Дополнительно выделенная изможденность. Левент поистине не знал себе равных в искусстве превратить одного человека в другого!

— Постарайся не попортить произведение мастера, Дезмонд, — наставническим тоном попросил Бэстифар. — От этого многое зависит. И говори поменьше. Голос у вас все-таки отличается. Видят боги, таким тоненьким голоском я бы Грэга говорить не заставил, даже если б пытал только его определяющую часть.

Если лицо пленника и должно было исказиться, маска не позволяла этого показать. В приглушенном свете выражение лица данталли осталось неизменным. Бэстифар находил, что так даже лучше — Грэг Дэвери выразительной мимикой не отличался и уж точно не имел привычки строить обиженную мину на манер Дезмонда.

— Я постараюсь, — пробубнил данталли. Маска чуть сковывала его речь, и он старался говорить более басовито, пародируя Грэга. Выходило преувеличенно, но сносно.

— Тебе недолго страдать, — улыбнулся Бэстифар. — Все решится в течение завтрашнего дня. И, поверь, это будет лучшим из твоих представлений. В этом у меня ни малейшего сомнения.

Левент покорно склонил голову, принимая это замечание на свой счет.

— Рад, что сумел услужить, мой царь.

— Не подлизывайся, — осадил его аркал, критическим взглядом окинув Дезмонда. — Когда она придет сюда, не забудь вскочить. Будь драматичнее… впрочем, это ты и без меня умеешь. А вот с самоотверженностью у тебя проблемы. Проси ее спасаться без тебя, проси уйти — все равно она тебя не послушает. А когда придет пора бежать, действуй по сценарию.

— А если она все-таки придет не одна? — испуганно спросил Дезмонд.

— Так не будет, — уверенно качнул головой Бэстифар. — Мальстен будет занят кхалагари и убедит Аэлин идти без него. Так что расслабься. — Он задумался и прищурился. — Хотя нет. Лучше напрягись. Так ты больше похож на Грэга.

Выражение глаз Дезмонда вновь стало обиженным, однако на лице-маске не дернулся ни один мускул. Бэстифар улыбнулся.

— У тебя получится.

Ночное путешествие по реке Видас впечатлило Аэлин не меньше, а то и больше малагорских городов. На материке редкий город ночью освещается ярко — дадут боги, пара масляных фонарей или факелов зажжется на особенно важных улицах. Если только в этот день не происходит какое-то знаменательное событие, вроде ежегодного карнавала или ярмарки, большинство городов материка с наступлением ночи погружаются в спячку и просыпаются лишь с рассветом. Малагория была другой. Ночь здесь казалась не временем тьмы и страха, но временем возможностей. Разноцветные фонарики — превалирующим цветом был красный — загорались над вывесками таверн или даже домов с наступлением темноты. Факелы, казалось, горели на каждом углу и на каждом доме. Разумеется, малагорские ночи не были светлы, как день, но они были временем чего-то загадочного и завлекающего. Города, виднеющиеся с лодки, слабо сияли в ночи, зазывая искателей приключений зайти на огонек.

Аэлин не преминула поделиться с Мальстеном своими впечатлениями. Ей еще не доводилось видеть настолько яркой и живой земли. И она бы не удивилась, если б именно здесь в действительности когда-то обитал бог солнца Мала.

Мальстен улыбался, слушая ее. Даже его мрачное ожидание встречи с Бэстифаром отступило перед искренним восторгом спутницы. Он рассказывал ей, что в Малагории производится чрезмерно много масла, которое местные жители используют для фонарей и факелов. Здесь оно стоит недорого, однако на материке ценится больше, поэтому приносит Обители Солнца солидный доход на рынке. Аэлин слушала, не перебивая. В голосе данталли она неуловимо слышала тоску и понимала, что с первого дня своего побега он скучал по этим землям. Сейчас она все больше понимала, как нелегко Мальстену далось решение оставить эту страну.

Речное путешествие на некоторое время отогнало волнение. Лишь когда лодка причалила и высадила сонных пассажиров, которые тут же начали разбредаться по улицам в поисках постоялого двора или трактира, к данталли и охотнице вернулось мрачное предвкушение их предстоящей миссии.

Грат озарился предрассветными сумерками. Казалось, это был самый тихий час города — когда факелы и фонари уже догорели, а яркий рассвет еще не окрасил песчаные стены домов золотом солнца.

Тем не менее, на улице уже понемногу сменялись лавочники. Мальстен успел рассказать, что многие из них работали в две смены — некоторые покупатели любили приходить только ночью и вообще преимущественно вели ночной образ жизни. Другие же просыпались с первыми лучами солнца и направлялись по делам. Воистину, Грат никогда не спал! Он чем-то напоминал Аэлин прыткого, делового торговца — простоватого на вид, но безошибочно знающего, что предложить своим покупателям. Хочешь бродить по рынкам под палящим солнцем — милости просим. Хочешь ночных приключений и трактирных игр до рассвета — добро пожаловать. Хочешь провести день в тихом парке — никто не помешает тебе.

Грат в отличие от Адеса или Тиная изобиловал домами в несколько этажей, и большинство из них были возведены из грубого песчаника. Желтовато-белые стены были испещрены провалами занавешенных окон, и на первый взгляд можно было подумать, что в Грате проживает много бедняков, однако приглядевшись, можно было увидеть богато отделанные ставни и дорогие ковры у порогов, на которые отчего-то не посягали уличные воры — если таковые вообще здесь водились. Этот город патрулировали кхалагари — верные стражи семейства Мала и опаснейшие убийцы. Аэлин не удивилась бы, если б под их строгим надзором все воришки предпочли скрыться в любом другом уголке Обители Солнца. Либо и вовсе перебраться на материк.

Облаченная в традиционные для Малагории одежды, Аэлин чувствовала себя удивительно уместно в этом городе, даже несмотря на опасную задачу, которую ей предстояло выполнить. Сойдя с лодки, она облачилась в красную накидку, не став интересоваться у Мальстена, не доставит ли это ему неудобств: учитывая количество малагорцев, носящих красное, такой вопрос походил бы, скорее, на издевательство, нежели на заботу. Впрочем, если Мальстена как-то и смущало обилие враждебного цвета, он никак этого не показывал. Он лишь не стал надевать красную накидку сам. Казалось, после того, как в Адесе она отняла у него зрение, одна мысль о том, чтобы даже ради конспирации облачиться в нее, вызывала у данталли отвращение.

Мальстен и Аэлин направились к гратскому дворцу. Путь пролегал через Рыночную площадь. И хотя громада дворца была видна с самого речного порта — куда менее людного, нежели в Адесе — дорога к нему на поверку оказалась неблизкой.

Аэлин постепенно осознавала, насколько Грат огромен. К ее удивлению, дворец не был географическим сердцем города. Сердцем была Рыночная площадь, представлявшая из себя неровный круг, со всех сторон окаймленный домами в шесть-восемь этажей, внизу которых аккуратно пристраивались торговые лавки. Переносные лотки с разнообразными товарами тянулись и вдоль кольцевой дороги, огибающей огромный древний фонтан с изображением бога солнца.

Пока путники добирались сюда, большинство предприимчивых торговцев и покупателей Грата успели высыпать на улицу. И, едва облака, затянувшие небо в предутренний час, рассеялись, открыв дорогу жаркому солнцу, Рыночная площадь наполнилась гомоном, сбивчивым гулом голосов, ржанием лошадей, криками мулов, детскими выкриками и женскими пересудами. На беспокойное поведение животных при появлении данталли в общей суете никто толком не обращал внимания.

Аэлин и Мальстен, проведшие ночь без сна на речной лодке, поглядывали на бодрых местных жителей, стараясь не терять бдительности и не поддаваться сонливости. На подходе к Рыночной площади их остановил торговец.

— Друзья! — широко улыбаясь, окликнул он. — Вижу, вы провели ночь на лодке? И, похоже, еще не нашли, где остановиться? — Аэлин уже приготовилась, что предприимчивый малагорец будет предлагать им выгодно остановиться в трактире, однако тот удивил ее: — Могу предложить горячий бобовый напиток! Он вмиг взбодрит вас и придаст сил, чтобы найти нужное место. Иначе, чего доброго, согласитесь заплатить втридорога, лишь бы выспаться с дороги.

Аэлин изумленно переглянулась с Мальстеном. Никогда прежде ей не доводилось слышать о подобных напитках. На материке, разумеется, были крепкие пойла, которые, по словам знатоков, их варивших, способны были придать бодрости на полдня. Но чтобы бобовые?

Аэлин посмотрела на Мальстена в поисках понимания, но данталли, похоже, не пришло в голову, что его спутница может не знать таких диковин. Сам он удивленным не выглядел, и о чудодейственном бодрящем средстве, похоже, знал.

— Что за напиток такой? — спросила Аэлин.

— О, этого не объяснишь! Можно лишь попробовать. — Торговец заговорщицки подмигнул ей, затем вдруг перевел взгляд на Мальстена и прищурился. — Сударь, а ваше лицо кажется мне знакомым. Мы прежде не встречались?

Мальстен остался невозмутимым. Они с Бэстифаром или с Ийсарой множество раз выбирались в город. Мало ли, кто из торговцев мог помнить его? Даже если бы этот человек его узнал, вряд ли для Бэстифара это стало бы открытием. Мальстен был уверен: аркал уже знает о его прибытии, он приготовился и теперь ожидает лишь финального представления. Вопрос лишь в том, каким оно будет.

— Сколько хочешь за свой чудодейственный бодрящий напиток? — Мальстен приветливо улыбнулся.

Торговец тут же переключил внимание.

— Шесть медяков всё удовольствие!

Мальстен недоверчиво изогнул бровь. Цена на напиток удивила его. Шесть медяков за одну порцию? Многовато. Неужто за три года отсутствия здесь так выросли цены?

Впрочем, торговаться Мальстен не стал, а протянул торговцу афу и кивнул.

— Налей две порции, — попросил он.

Торговец принял монету и мигом помчался в трактир, из которого только что вышел. Не было его довольно долго, однако чуть позже он появился, ловко ухватив между мизинцем и безымянным пальцем сдачу и вместе с тем держа в руках два глиняных стакана с тонкой ручкой. Посуда выглядела так, словно могла рассыпаться в руках держащего. Стаканы с ручкой были прикрыты крышкой. Приглядевшись, Мальстен заметил, что крышка и стакан представляют собой единое целое, а у соседнего с ручкой края была заметная прорезь.

— Милости прошу, — улыбнулся торговец, протягивая покупателям напитки и монеты.

— А потом стребуешь за бой посуды? — усмехнулся Мальстен. — Эти стаканы ведь развалятся, стоит неосторожно ко рту поднести. — Данталли, хмурясь, рассматривал диковинную посуду.

— О, это ведь новая мода! — просиял малагорец. — Стаканы ваши. Оттого и цена такая высокая. И, прошу прощения, что долго: в эту прорезь нужно наливать напиток только через специальную воронку. Мы продаем на вынос! Одни из первых в Грате. Моя личная разработка. Тонкие стаканы, мало глины, зато получить можно в три раза больше, чем в обычной гончарной мастерской. Стоило только руку набить, и вот! Эта гордость моего семейного дела уже охватывает всю Малагорию, — не без самодовольства добавил он.

Мальстен изумленно уставился на стакан в своих руках. Посуда? На вынос из трактира? И без возврата? Это что-то новенькое.

— И что с этими стаканами потом делать?

— Выкидывать, — развел руками торговец. — В урны. Наши мусорщики их сортируют, а потом их можно перерабатывать. Тоже мой план. Между прочим, царь лично — хвала Великому Мала! — одобрил мое изобретение. Предвижу: это будет модным веянием многих лет. А там, глядишь, и материк завоюем.

Мальстен одобрительно кивнул.

— Хитрое изобретение. Ты умелец. — Он сунул торговцу еще пару медяков. — Вот. Это тебе за сообразительность.

— Покорнейше благодарю. И все же где я мог вас видеть? Вы впервые в Грате?

Мальстен предпочел проигнорировать вопрос.

— Светлого дня! — пожелал он, и они со спутницей удалились от трактира.

Аэлин не спешила попробовать напиток. Она несколько раз тронула тонкую стенку стакана и изучающе рассматривала потом свою руку.

— Горячий, — сказала она. — И как глина держится? Она же необработанная…

— Внутри — точно обработанная. По-видимому, этот умелец на всем сэкономил, никого не обделив. — Он хмыкнул и кивнул. — Кстати, этот напиток горький. Но и вправду бодрит. Торговец не обманул.

Мальстен сделал глоток, Аэлин тоже. Горячий напиток поначалу чуть не обжег горло, однако температура оставалась на грани комфортной. Аэлин распробовала терпкий, горьковатый вкус с едва уловимыми нотками специй.

— Интересно… — выдохнула она. Сказать, что бобовый напиток пришелся ей по нраву, было нельзя. Однако определенная необычность все же манила допить порцию до конца. Возможно, это странное горячее пойло и впрямь принесет бодрость.

— Надо привыкнуть, — снисходительно сказал Мальстен.

— И местные его любят? Он ведь горячим пьется, а здесь довольно жарко.

— Как ни странно, горячие напитки в жару спасают лучше холодной воды. Малагорцы давно это знают. — Он улыбнулся. — Пей. Бодрость нам обоим не помешает.

Они позволили себе провести около четверти часа на улице, что располагалась недалеко от гудящей рыночной площади. За это время шум усилился превратился в типичную гратскую суету, не стихавшую почти ни на час. В отличие от любой другой, эта суета казалась Мальстену странно уютной и не вызывала раздражения. Тихие переулки и людные площади, уединенные уголки парков и мощеные дороги, жар солнца и прохлада, тянущаяся с реки Видас… Грат был городом контрастов и противоположностей. Он вмещал в себя все, чего мог захотеть приезжающий сюда. А ведь Бэстифар рассказывал, что когда-то этот город был совсем другим.

— Мальстен? — нахмурилась Аэлин, заметив, как он помрачнел. — Все в порядке?

Данталли вздохнул.

— Жаль, но мы не можем долго здесь оставаться. Город проснулся, и нам следует затеряться в утренней толпе. Надеюсь, больше никто из гратцев меня не узнает или хотя бы не решится заговорить. Как ты уже поняла, малагорцы чрезвычайно общительны.

Аэлин невольно вспомнила Шима. Точнее, Бэстифара — в ту ночь, когда виделась с ним в Сальди. Он удивительно легко нашел с нею общий язык и навязал ей свое общество.

— Да, — мрачно кивнула она. — Пожалуй.

— Надо идти.

Аэлин выразила молчаливое согласие. Выбросив стаканы в мусорную урну, как порекомендовал торговец, они двинулись вдоль улицы, лучом тянущейся к Рыночной площади. Стоило им войти в сердце города, как они едва не обомлели от количества народа. Олсадская ярмарка или даже карнавал во Фрэнлине не шли ни в какое сравнение с обычным гратским днем. В столь ранний утренний час людей на площади было столько, что Аэлин едва не потеряла дар речи. При этом ее искренне удивило, что в Грате это не создавало ощущения давящей толпы, как в Леддере. Все здесь, словно, были на своем месте и деликатно не нарушали жизненное пространство соседей.

— Скоро подойдем ко дворцу, — тихо сказал Мальстен. Он предпочел не говорить, что за этими домами можно будет увидеть шатер знаменитого малагорского цирка, взмывавшего вверх, уподобляясь Храмам Тринадцати.

— И что потом?

— Там нам нужно…

Однако Мальстен не успел договорить. Он осекся на полуслове, коротко ахнув. Что-то толкнуло его в сторону, и он поспешил скрыться за стеной ближайшего дома, придерживая низ живота с правой стороны.

Он успел потянуть за собой Аэлин, и она лишь услышала странный звук. Что-то чиркнуло ее по волосам и пролетело мимо.

— Мальстен, что… — начала она, однако не договорила.

Данталли стоял, прижавшись к стене и чуть согнувшись. Лицо его выражало… не боль, нет. Скорее, досаду. И страх.

— Похоже, нас ждут, — сдавленно произнес он. Аэлин опустила глаза на его руки. Из низа живота торчала короткая арбалетная стрелка, и темно-синяя кровь начинала понемногу сочиться из раны.

По вискам Отара Парса стекали капельки пота. Он ждал в своем укрытии на третьем этаже, откуда видел нескольких своих соратников. Верные кхалагари — все, как один, разделявшие его убеждения об опасности анкордского кукловода — караулили в других домах.

Его с детства научили пристальной слежке. Парс легко распознавал каждого человека на площади и уже через миг мог сказать, местный это или приезжий. Он различал движения, методично осматривал площадь, зная одно: направляясь во дворец, Ормонт неминуемо здесь окажется. Строение Грата не позволило бы ему подойти ко дворцу никак иначе, учитывая, что шел он от речного порта. Была бы воля Парса, он уничтожил бы данталли еще в Адесе, однако царь попросил его не уезжать из Грата. Разве мог он пойти наперекор царю из семейства Мала, когда тот в нем нуждался?

Нет.

Кхалагари воспитывались иначе. Вся их жизнь, вся их суть была посвящена служению священному правящему семейству. Ничто не могло этого изменить.

Отар Парс вырос бы уличным оборванцем, если б не малагорский царь. Отец Бэстифара на смотре новичков выразил одобрение Отару. Он с самого начала пророчил ему стать командиром, и — после нескольких лет, проведенных на улицах в голоде, воровстве и страхе — Отар был готов на все, лишь бы соответствовать ожиданием царя.

Нынешний правитель Малагории был взбалмошен и самонадеян, однако в нем неуловимо угадывались черты священного семейства, и Парс не мог противиться воле, что, казалось, перетекла к Бэстифару шиму от его отца. Он верой и правдой служил ему, наблюдал его становление, как верный наставник. Он не пожалел ни дня, что принесла ему служба, и сегодня готов был это доказать.

Пара путников вышла с улицы Синтария, что тянулась западнее Рыночной площади и, соединяясь с другими, вела к реке Видас и порту. Парс подивился тому, что увидел: Ормонт даже не пытался замаскироваться.

Каков наглец!

Парс предполагал, что анкордский кукловод оденется, как местные жители, но это предпочла сделать только его попутчица, которую Его Величество приказал не трогать. Темный плащ, растрепанные каштановые волосы, одежда по моде материка. Ормонт толком не изменил своим консервативным привычкам. Парс хмыкнул. Пожалуй, в этом Ормонт был похож на Его Величество. Такой же самонадеянный, считающий себя безнаказанным и неуязвимым.

Парс приготовился выстрелить. Короткая арбалетная стрелка, смазанная ядом пустынного цветка, собиралась поразить свою цель.

Еще немного. Еще чуть-чуть… подойти поближе.

Дыхание Парса участилось. Со следующим ударом сердца щелкнула тетива, и пораженный анкордский кукловод, пошатываясь, укрылся за стеной здания. Кто-то из его людей выстрелил второй раз.

Мог задеть охотницу, тупица! — успел подумать Парс.

Он горел желанием выбежать на площадь и схлестнуться с Ормонтом в смертельном поединке, но знал, на что способно это существо. О, нет, Парс не проявит такой самонадеянности. Даже если рана не смертельна, яд сделает свое дело. Через полчаса этой твари не станет. А то и раньше — Кара говорила, что эффект достигается по-разному, и изгнаннице-отравительнице, что явно была на стороне Его Величества, он был готов поверить на слово.

Однако несколько ударов сердца миновало, и Парс понял, сколь сильно он недооценил своего врага. Да, яд сделает свое дело, но командиру кхалагари не доведется этого увидеть. Клинок выскользнул из ножен, повинуясь руке Парса, ведомой чужой волей. На долю мгновения в нем взметнулся страх перед скорой кончиной, но он постарался смирить его и погибнуть достойно.

Я не смею жалеть ни о чем…

Он повторял это себе, даже когда горячая кровь хлынула горлом, а угасающему взору предстали его люди, совершающие то же самое движение.

Несколькими мгновениями ранее Мальстен Ормонт отвел левую руку в сторону. Едва заслышав женский крик — кто-то, похоже, успел заметить стрелу, — Мальстен применил нити, и те, множась и разветвляясь, связались с каждым человеком на площади. Некоторых из них данталли даже не видел, но они — видели друг друга. И с помощью их глаз цели становились доступными.

— Мальстен, что… — услышал он голос Аэлин. Охотница быстро поняла, в чем дело, и достала паранг, однако, видят боги, он ей не пригодится.

— Подожди, — рассеянно произнес Мальстен. Взгляд его словно подернулся туманом, и серо-голубые глаза стали так мало похожи на человеческие. Ни один человек не мог так смотреть: он словно вглядывался в душу каждого, чье тело контролировал.

Вся Рыночная площадь Грата обратилась в его марионеток. Связанные нитями, они продолжали вести свои дела, будто ничего не произошло. Но Мальстен заставлял их смотреть и выискивал стрелявшего взглядами множества глаз.

Одного из них он узнал. На третьем этаже здания, у окна, скрытый темнотой неосвещенного коридора.

Отар Парс.

Мальстен помнил, что командир малагорских кхалагари обещал убить его, если выдастся такая возможность. Нить прочно связалась с ним, парализовав волю.

Бэстифар направил его, или он пришел сам? — успел подумать Мальстен. Однако не было времени выяснять. Кхалагари устроили засаду, чтобы убить его и, что еще страшнее, убить Аэлин. По воле Бэстифара или нет — они были опасны, а Мальстен не понаслышке знал, что эти солдаты не отступают никогда.

Сюда явились далеко не все кхалагари. Всего двадцать человек — Отар Парс знал их расположение точно, и связать их нитями — пусть и не без труда — получилось за несколько ударов сердец.

Одной из марионеток стала Аэлин, хотя она и не знала об этом. Мальстену нужно было удержаться за кого-то, чтобы расплата не настигла его раньше срока. Аэлин бы не одобрила этого, но выбора не было. Времени на получение разрешения тоже.

Кхалагари Парса перерезали себе горло, и Мальстен уловил последние мысли командира. Он невольно изумился его самоотверженности и успел прочувствовать часть его истории.

Я не смею жалеть ни о чем…

Пыльная улица… грязные босые ноги… украденный кусок черствого хлеба в руках мальчика, которому не больше семи…

Я не смею жалеть ни о чем…

Дружественно протянутая рука советника… царский лекарь… боевая школа…

Будешь стараться — станешь командиром, Отар. Так сказал ему царь.

Я не смею жалеть ни о чем…

Мальстен почувствовал, какой досадой и опасливостью были пронизаны мысли Парса по отношению к нему. Воспоминания — столь яркие, что застелили собою все — хлынули в разум кукловода, отнимавшего жизнь у командира малагорских кхалагари, и он едва не задохнулся от сдавившей горло чужой боли и благоговейной преданности. И ведь, умирая, Парс чувствовал, что исполнил свой долг.

Мне жаль, — успел подумать Мальстен, не понимая, чувствует он чужую горечь или собственную. — Я не хотел, чтобы все так закончилось. Я не желал тебе смерти. Мне жаль…

Мальстен всеми силами заставил себя отсечь чувства. Дыхание участилось, на лбу выступил пот. Он вновь ощутил себя собой, втянув невидимые человеческому глазу черные нити в ладонь. Правая рука продолжала придерживать рану внизу живота. Жизненно важные внутренние органы, судя по всему, не были задеты, но рана была глубокой и болезненной. Когда придет расплата, первым делом она вгрызется именно в нее, и Мальстен, как мог, отгонял мысли о боли, во много крат сильнее боли обычных данталли, никогда не испытывавших на себе вмешательство аркалов.

— Мальстен! — вновь обратилась Аэлин.

Он не сразу понял, что начал оседать по стене дома, и заставил себя не терять равновесие.

— Боги, дай посмотрю… — Аэлин обеспокоенно закусила губу. — Проклятье, это нехорошо. Нужно увести тебя отсюда.

— Нет. — Мальстен поднял на нее взгляд и чуть поморщился, чувствуя, как кровь окрашивает руку синим. — Аэлин, ты должна уходить. Сейчас.

— Ты всерьез считаешь, что я брошу тебя вот так? — Она не поверила своим ушам. — Мальстен, так нельзя…

— Не спорь, — сказал он. Ему не составляло труда заставить ее уйти с помощью нити, которая до сих пор незаметно связывала ее, но он решил этого не делать. Теперь, когда кхалагари погибли, у них с Аэлин было несколько минут, чтобы объясниться.

И, возможно, попрощаться, — подумал Мальстен, но постарался привести мысли в порядок.

— Запоминай. Двигайся по Восточной улице. Это вон там. — Он левой рукой указал направление. — Иди по ней, пока не заметишь купол цирка. Обойди его с востока, так будет вернее. Там найдешь дворцовый парк, смешайся с местными и иди к восточной стене дворца. Дождись, пока стражники отвлекутся, но постарайся не мешкать. Там будет дверь в подземелье. Двигайся западным коридором, и трижды бери левее на поворотах. Тебе нужен коридор из красного кирпича, там должны держать Грэга. Надо было бы выяснить точнее, не переместили ли его. Но, боюсь, тебе придется рискнуть.

Аэлин слушала, не в силах перебить. Она не знала, что с помощью второй нити маршрут намертво впечатывается ей в память.

— Мальстен, не смей! — умоляюще произнесла она. Голос ее опустился до низкого полушепота. — Я не могу…

— Аэлин, — он строго посмотрел ей в глаза, — для этого ты сюда прибыла. Спасти отца. Если не воспользуешься возможностью, что выпала сейчас, другой может не быть. Ты понимаешь?

Аэлин стиснула зубы. Она ненавидела себя за это, но какая-то ее часть понимала, о чем говорит данталли. И именно эта часть знала: он прав. Если не рискнуть сейчас, потом охрана усилится, отца точно переведут, а нападения будут ждать. Мешкать было нельзя.

— Мальстен… — с мольбой шепнула она.

— За меня не волнуйся, — натянуто улыбнулся он. — Мне раненым скрываться не впервой. К тому же, — он чуть помедлил, — Бэстифар, наверняка, в курсе этой засады. Если он желал мне смерти, он захочет видеть ее своими глазами. А значит, его не будет во дворце.

Аэлин округлила глаза.

— Нет, так нельзя! Если он…

— Аэлин, времени нет! — Мальстен чувствовал нарастающее раздражение. — Я смогу связать его нитями, когда он придет. У меня есть на него управа. Беги! Спасай отца!

Аэлин отчего-то не верила ему. Она понимала, что он хочет уберечь ее, но что будет с ним самим?

Мальстен знал, что она не бросит его. Он не хотел заставлять его, но вновь чувствовал, что выбора у него нет. Она была права, когда сказала, что он будет использовать на ней нити, просто потому что способен на это.

Проклятье…

Мальстен мягко проник в сознание Аэлин, внушив ей мысль: я ему верю.

— Айли, я же обещал, что не будет больше «без меня». Клянусь тебе, я буду в порядке, но только если буду знать, что в порядке ты. Я справлюсь с Бэстифаром, но сделать это я должен один. Прошу тебя, поверь мне. Иди же!

Аэлин воззрилась на него с мрачной решимостью.

— Я вернусь за тобой, — пообещала она.

Мальстен сумел лишь кивнуть. Работа с сознанием ослабила его, и он уже чувствовал, как боль в ране усиливается расплатой.

Аэлин развернулась и бросилась к Восточной улице, лавируя между гратцами. Мальстен устало съехал по стене дома, стиснув зубы, меж которыми прорвался тихий болезненный стон.

Бэстифар стоял на широком балконе дворца, взирая с высоты на город. Утро казалось ничем не примечательным, однако сегодня аркал проснулся с первыми лучами солнца, не в силах унять дрожь тревожного предвкушения. Он понимал, насколько это утро будет отличаться от других.

Где-то там… возможно, уже у самой Рыночной площади находятся два путника. Умница Аэлин Дэвери исполнила все ровно так, как Бэстифар предполагал. Его не раз пытались убедить, что в его план может вмешаться тысяча случайностей, но, казалось, он один не терял уверенности, что все предусмотрел.

После предостережений Кары о яде Бэстифар немного нервничал, и оттого легкая дрожь предвкушения то и дело прокатывалась по его телу. Это предвкушение отличалось от обычного, оно было… не столь приятным. Может, кто-то другой мог бы назвать его болезненным? Как знать. Рожденный аркалом, Бэстифар шим Мала никогда не мог постичь, что такое боль, он мог лишь услышать ее зов, исходящий от другого живого существа. И сейчас, стоя на широком балконе, он ждал ее.

В Грате было много боли, и он чувствовал далеко не каждую. На травму какого-нибудь горожанина неподалеку он не обратил бы внимания, как не обращал его на легкий ветерок, треплющий волосы. Этот зов был совсем не таким.

Три года тому назад, когда Бэстифар привел во дворец нового данталли, он ожидал, что услышит прежний зов расплаты, однако даже он не подходил. Даже он не вызывал того трепета, перемешанного с бессильной злостью, в которой Бэстифар находил особое удовольствие. Он никогда не думал, что можно испытывать удовольствие от бессилия, но благодаря Мальстену понял, что возможно все.

И голос этой расплаты он услышит. Даже с Рыночной площади — после того, как нити обезвредят кхалагари — Бэстифар распознает эту боль, он не сомневался в этом ни мгновения.

Однако сейчас он стоял и ожидающе смотрел на город, а тот казался ему непривычно тихим. Происходит ли что-то на площади? Или еще рано?

Тревога, что Кара могла оказаться права, всколыхнулась в душе Бэстифара, но он с раздражением отмел ее прочь.

Ты хоть понимаешь, какую опасную игру затеял? Весь твой план, всё, ради чего ты старался, может попросту погибнуть! Неужели тебя это не волнует?

Голос Кары пророчеством зазвучал в его голове, и отмахнуться от него стало тяжелее. Бэстифар стиснул челюсти и сжал руки в кулаки. Ему не терпелось покинуть дворец и оказаться на площади. Но он знал, что должен дождаться нужного момента. Он настанет. Уже совсем скоро.

Ему показалось, или в гомоне голосов Рыночной площади послышался чей-то крик, полный страха? Он слишком быстро смолк, поэтому нельзя было сказать наверняка.

Бэстифар ждал. Бесконечно долго.

И вдруг что-то заставило его устремить взор вдаль, словно кто-то неуловимо позвал его. Все его нутро словно свело приятной судорогой предвкушения. Боль такой силы может испытывать только данталли.

Но не каждый.

Лишь один.

Бэстифар опрометью пересек залу и помчался по коридорам дворца, минуя недоуменных стражников. Пока он почти бежал в сторону Рыночной площади, оттуда стали доноситься крики. Бэстифар полагал, что кто-то заметил убитых кхалагари. О Мальстене он не беспокоился — его расплату он слышал на расстоянии, а значит, данталли жив.

Бэстифар знал, что бежать может, только пока не достигнет Рыночной площади. Там он должен будет перейти на шаг. В конце концов, все это представление должно было быть сыграно по плану. И долгожданная встреча должна была произойти именно так, как Бэстифар ее затевал со дня побега Мальстена из Обители Солнца.

Древняя ваза, стоявшая на постаменте в тронной зале гратского дворца, со звоном полетела на пол и разбилась.

— Ваше Высочество… — Отар Парс почтительно склонил голову, но договорить не решился. Он понимал, что сейчас взбешенный аркал способен на что угодно, и он не преминет заткнуть рот любому с помощью своих сил.

Бэстифар тяжело дышал, глаза налились кровью от гнева. Он стоял спиной к Отару Парсу и Каре, по-звериному сутуля плечи и будто желая разорвать каждого, кто ему попадется.

Кара в ужасе смотрела в спину аркала, не представляя, как с ним сладить. Никогда прежде — никогда за все годы их знакомства! — она не видела его таким злым. Однако крылось за этой злостью и нечто иное, что Кара не могла до конца распознать. Эта необузданная энергия, исходящая от Бэстифара, пугала ее. Пугала настолько, что она готова была отойти за спину Отара Парса, чтобы обрести в нем защиту, хотя она и знала, что даже командир кхалагари не сумеет совладать с гневом пожирателя боли.

— Ваше Высочество, — вновь попытался Парс.

Кара сжала его плечо. Командир кхалагари посмотрел на нее и безошибочно прочел страх в ее глазах. Взгляд ее словно бы говорил: не надо.

Бэстифар продолжал стоять молча и громко дышать. С каждым выдохом из его груди вырывался тихий звук, походивший на рычание хищного зверя. Однако через несколько мгновений к нему начало возвращаться спокойствие. Напускное, но и оно было лучше той неумолимой ярости, с которой он сшиб с постамента вазу.

— Обыщите город, — тихо заговорил аркал. — Проверяйте каждый трактир, каждый замшелый постоялый двор. Он не мог уйти далеко! Приведите его сюда, и, клянусь всеми богами Арреды, я выбью каждую крупицу дури из этой полоумной головы!

Кара неуверенно перемялась с ноги на ногу.

— Бэстифар, — осторожно обратилась она, — ты же понимаешь, что это…

— Ваше Высочество, — вмешался Парс, обретя твердость в голосе, — мои люди уже сделали это. Дважды. Грат прочесали вдоль и поперек. Ормонт… — он осекся и решил назвать данталли по имени, — Мальстен словно испарился. В Грате его нет.

Кара опустила глаза в пол, пока Бэстифар стоял к ней спиной. Ей казалось, что она выдает свое предательство каждым движением, но ничего не могла с собой поделать. Видят боги, она не ожидала, что реакция Бэстифара на побег Мальстена из Малагории будет такой.

— Люди не испаряются, командир, — сквозь зубы произнес принц. — Иные тоже. Он не мог уйти далеко. И я приказываю…

— Бэстифар, послушай! — Кара шагнула вперед, голос предательски дрогнул. — Даже если кхалагари найдут его, он не позволит к себе приблизиться. Ты знаешь это. Мы все это знаем. Если Мальстен решил покинуть Грат, остановить его можешь только… ты сам. И то, — она пожевала губу, — ты знаешь, что при желании он может…

Бэстифар развернулся. Глаза его пылали тихим, пугающим гневом. Кара осеклась. Она старалась заглушить собственную боль. Бэстифар мог унять ее терзания, даже не будучи аркалом, если бы показал, что ему плевать на побег Мальстена Ормонта. Но ему было совсем не плевать.

Принц шагнул к ней, но не смягчился. Он продолжал источать злость, которая чувствовалась даже на расстоянии. Глаза его нехорошо сощурились.

— Ты что-то знаешь об этом? — прошипел он. Кара округлила глаза, но совладала с собой.

— Я знаю лишь то, что должен знать и ты. Подумай, Бэстифар, и вспомни, о каком данталли идет речь. Мальстен необычный кукловод. Красное ему не помеха, кхалагари тоже. Они могут устроить засаду и убить его, выстрелив с безопасного расстояния, если он их не заметит, но подойти к нему и привести сюда — нет. Никто этого не может, даже ты.

От холодности Кары Бэстифар на миг вспыхнул, сжав кулак, но голос разума заговорил в нем громче злости. Он шумно выдохнул и с вызовом поднял подбородок.

Кара хотела протянуть к нему руку, но опасалась, что он грубо оттолкнет ее.

— Что-то должно было послужить этому причиной, — выдохнул Бэстифар тихим полушепотом. Кара покачала головой.

— Если причины и были, видимо, он о них никому не говорил, — сказала она.

Взгляд Бэстифара вспыхнул вновь, только теперь в нем была не только злость. Теперь он горел пониманием.

— О, нет, он говорил, — осклабился аркал и стремительно развернулся. Почти бегом он направился прочь из зала.

Кара вновь переглянулась с Отаром Парсом.

— Плохо, — немногословно заметил командир кхалагари. — Он может быть опасен. Я должен…

— Нет. Лучше я, — перебила Кара, положив ему руку на плечо, на миг задержавшись, а затем поспешив за принцем. Она догадывалась, куда он мог направляться.

Лишь у самого входа в подземелье она сумела нагнать его.

— Ты! — прорычал Бэстифар, подходя к клетке.

Грэг Дэвери поднялся с койки и напрягся, словно собрался отражать удар, хотя и знал, что если аркал будет его мучить, пачкать руки ему для этого не придется.

— В чем дело? — хмуро спросил Грэг.

— И ты еще спрашиваешь! — воскликнул Бэстифар. Рука его загорелась опасным алым сиянием, и охотник округлил глаза, раскрыв рот в немом крике.

— Нет, стой! Не надо, Бэс! — выкрикнула Кара. Она не знала, почему обратилась к принцу именно так. Обычно только Мальстен так недостойно сокращал величественное имя принца из семьи Мала. Но в этот раз Каре показалось, что именно такое обращение вернет ему крупицу здравого смысла.

Охотник тяжело выдохнул, устало повалившись на землю и задрожав.

Свет погас.

— Что? — упавшим голосом переспросил Бэстифар, обернувшись к Каре. В его внешнем облике на какую-то долю мгновения произошли странные перемены. Глаза будто запали, а лицо осунулось и стало выглядеть старше. Так мог выглядеть только тот, кто очень сильно измучен усталостью, или тот, кому…

Больно, — изумилась Кара, глядя на него. Однако наваждение быстро прошло, и лицо малагорского принца обрело прежний вид.

Кара покачала головой.

— Послушай меня, — обратилась она, говоря настолько вкрадчиво, насколько умела. С каждым словом она делала осторожный шаг к аркалу. — Я знаю тебя и знаю, что ты собираешься сделать. Но это неразумно.

Лицо Бэстифара исказилось, в нем проступила маска обиды и почти презрения.

— Плевать на разумность! Я с конца войны вел себя разумно, и вот, к чему это привело! — Он вновь поднял руку, намереваясь направить на Грэга Дэвери свою силу.

— Ты просто убьешь его! — предупредила Кара.

— В том и смысл, — осклабился пожиратель боли.

— Зря. — Кара попыталась говорить отстраненно, насколько могла, но голос предательски подрагивал. На ее плечах тяжело лежал груз вины за побег Мальстена Ормонта. Она не хотела, чтобы ее стараниями еще и кто-то погиб. По крайней мере, не сегодня и не так. — Он может тебе пригодиться.

Бэстифар опустил руку, не успевшую засиять красным светом. Природное любопытство боролось в нем с жаждой мщения.

— Например? — холодно спросил он. — Пока он просто надоумил моего друга сбежать из Малагории, поджав хвост!

Ладонь его снова сжалась в кулак. Грэг ползком попятился, уставившись на аркала при этом с ненавистью и мрачной решимостью.

Боги, только пусть охотник смолчит! Петушиные бои нам тут сейчас некстати, — взмолилась Кара про себя.

Боги услышали ее: охотник смолчал.

— Да, но если ты его убьешь, выходит, он был прав. Ты правда хочешь доставить ему такое удовольствие? — скороговоркой выпалила она.

Бэстифар замер. Как и недавнее обращение, эти слова отчего-то возымели эффект. Он бросил взгляд на Грэга, но теперь, казалось, ненависти в нем поубавилось.

— Предлагаешь оставить его в живых, чтобы Мальстен — где-то на материке — просто оказался неправ на мой счет? — хмыкнул он. — Как говаривали в дэ’Вере, овчинка выделки не стоит.

— Напрасно ты так. У Мальстена есть совесть. И чувство долга, — покачала головой Кара. — И если он поймет, что охотник все еще у тебя в плену, он может попытаться освободить его. А значит — вернется. И тогда ты сможешь, как ты сам сказал, выбить всю дурь из его полоумной головы. Но если Мальстен вернется, он может сделать это только по доброй воле. Заставить его не выйдет. Ты знаешь. По крайней мере, не силой.

Бэстифар медленно вздохнул.

Несколько мгновений он напряженно молчал, затем покачал головой.

— И где Парс, когда он нужен? Я хочу отправить несколько групп кхалагари на материк. Пусть обрыщут там все. Я найду его.

Кара не спорила. Этот план хотя бы давал спасительное время. Она лелеяла надежду, что Бэстифар рано или поздно остынет, что его уязвленная гордость затянет рану, и вскоре он забудет о Мальстене.

— Значит, Парс отправит людей, — кивнула она.

— Я выясню, в какую дыру он направился, — как заговоренный, повторял Бэстифар, и Кара не спорила. Впервые за много лет она видела его таким.

Новых советов принц не ждал. Он прошел мимо Кары, вихрем вылетев из подземелья. Издали до нее доносились его выкрики, он звал Парса и, похоже, собирался обсуждать с ним новый план.

Некоторое время Кара молча стояла в подземелье напротив клетки Грэга Дэвери и пыталась унять бешено колотящееся сердце.

Что же я наделала? Что натворила?

Шелест одежды охотника отвлек ее. Она посмотрела на него, и лицо пленника показалось ей изможденным и постаревшим, как и лицо Бэстифара несколько минут назад.

— Зачем? — проскрипел он, осторожно поднимаясь с пола.

— Что — зачем? — раздраженно отчеканила она.

— Зачем тебе было за меня вступаться? Что тебе за дело?

Кара долго смотрела ему в глаза, не отвечая. И, видят боги, она и сама почувствовала себя так, будто постарела на десяток лет.

Кто-то кричал, на площади началась суматоха. Похоже, какая-то женщина наткнулась на одного из убитых кхалагари и подняла шум. Ей тут же вторил кто-то еще, но в тумане боли Мальстен толком не распознавал, откуда идет звук. Люди не обращали на него внимания: что им за дело до кого-то, кто просто сидит на земле, скрывая плащом торчащую из живота короткую арбалетную стрелку, когда здесь, в самом центре Грата два десятка кхалагари во главе со своим командиром массово покончили с собой?

Сил Мальстена хватило лишь на то, чтобы обломать стрелу, но вытащить ее во время расплаты он не сумел. Попытался, но понял, что повторить попытку не сможет.

Мальстен направил туманный взгляд на площадь. Люди сновали из стороны в сторону, кто-то бежал, кто-то с кем-то переговаривался. Гомон голосов становился безжалостно громким и будто проникал в каждый нерв тела данталли, горящий раскаленным огнем расплаты. Волна боли расходилась от раны по всему телу, и у Мальстена не было сил даже пошевелиться. Контроль людей на площади, контроль кхалагари, контроль сознания Аэлин… эта расплата должна была быть жестокой, и он понятия не имел, сколько она продлится.

Он не был уверен, что следует наставлениям Сезара Линьи и пережидает боль молча — сейчас у него просто не было сил кричать или стонать. Единственной целью было не ускользнуть на теневую сторону мира. Ланкарт объяснил, что это не станет для данталли физической смертью, однако неминуемый страх перед забвением продолжал тлеть в душе Мальстена.

Он поднял рассеянный взгляд, вновь посмотрев на площадь.

Множество фигур в красных накидках или рубахах вдруг словно расступились перед кем-то, кто шествовал по улице. И этот кто-то сразу увидел анкордского кукловода в толпе — потому что именно его и искал.

Даже с такого далекого расстояния Мальстен прекрасно понял, кого перед собой видит, но у него не осталось сил на волнение перед этой встречей. Столько раз он представлял себе, как она произойдет и что он будет испытывать в этот момент, но сейчас… сейчас ему было все равно.

Бэстифар шим Мала двигался размеренной, царственной походкой, но одновременно в нем сквозила легкая расхлябанность, которую не вытравила ни война, ни годы обучения при дворе прошлого малагорского царя. Он был одет по своим старым привычкам — красная рубаха навыпуск, длинные сапоги из легкой кожи, темные штаны. Темные волосы трепал ветер, рот обрамляла все так же аккуратная бородка. Казалось, тех трех лет, что прошло с их последней встречи, просто не было.

Мальстен устало прикрыл глаза. Бэстифар не был вооружен, но оружие ему и не требовалось. Сейчас при желании он мог добить предателя простым камнем, поднятым из-под ног.

Аркал приблизился, теперь разделяла всего пара шагов. Он стоял, не обращая внимания на почтительно и напряженно замершую толпу, свысока глядя на мучимого расплатой данталли, и выражение его лица было почти невозможно прочесть. Как и всегда.

— Здравствуй, Мальстен.

— Здравствуй, Бэс…

Мальстену удалось сохранить голос на удивление ровным. Волна расплаты как раз схлынула, чтобы через миг начать нарастать снова. Он стиснул зубы, чтобы не проронить ни звука.

Аркал показательно приподнял голову. Сейчас Мальстен готов был взмолиться о его помощи, однако делать этого не стал. А Бэстифар не спешил предлагать.

— Подумать только, сколько лет! — хмыкнул он. — Вижу, материк тебя потрепал.

Мальстен не нашел сил ответить. Он осторожно прислонился головой к стене и мучительно сглотнул. Сил обмениваться любезностями у него не осталось.

— Стоит ли спросить: какими судьбами? — продолжал злорадствовать Бэстифар. Его руки все еще подрагивали в предвкушении. Столько времени он ждал возможности вновь наблюдать это странное противоречивое зрелище, и вот оно здесь, перед его глазами. Он намеревался получить все до капли, словно мучимый жаждой путник воду. — Вроде как, малагорским гостеприимством ты остался недоволен.

— Что ты, я им восторгался, — сдавленно произнес Мальстен, усмехнувшись. — Отар Парс был особенно радушен… — Он снова замолчал, пережидая волну боли.

— Догадываюсь. Энтузиазм Парса было непросто потушить, — хмыкнул Бэстифар. — Собственно, я и не стал. Подумал, что ты и сам с ним отлично справишься.

Мальстен прерывисто вздохнул.

— Ты меня переоцениваешь. Как и всегда.

— Должно же хоть что-то перевешивать твою природную скромность.

Бэстифар ухмыльнулся.

Дыхание Мальстена вдруг затруднилось. Он думал, дело в расплате, однако почувствовал, что горло его сдавливает странный спазм — будто кто-то схватил его сильными руками и начал сжимать, не планируя отпускать. Глаза данталли округлились от страха, он потянулся рукой к шее, стараясь ослабить и без того свободный ворот рубахи.

Бэстифар уставился на него в ужасе. Рука данталли была перепачкана синей кровью.

— Боги… — выдохнул он. Былая непринужденность слетела с его лица, точно маска. Пророческий голос Кары застучал в висках.

Он хочет отравить стрелы, которыми будет стрелять в Мальстена. Чтобы наверняка его уничтожить, даже если все кхалагари, занятые в этой операции, погибнут от его руки.

Отравленные стрелы. Но каким ядом? И сколько еще есть времени, чтобы его нейтрализовать?

— Проклятье! — прошипел Бэстифар, резко подавшись вперед. Теперь он заметил прикрытый плащом обломок стрелы, засевший в животе данталли с правой стороны.

Чьи-то невидимые тиски отпустили горло, спазм прошел. Мальстен жадно схватил ртом воздух, чувствуя, как пот течет по вискам. Он заметил резкое движение Бэстифара, невольно попытался отстраниться, но лишь скривился от новой волны расплаты. Прежде она не приходила с такими странными спазмами, и Мальстен не понимал, чем это вызвано.

Рука аркала ярко засияла, унося с собой боль. Мальстен не сумел скрыть облегчения в выдохе, хотя почти сразу почувствовал, как странное давление охватывает его мышцы, собираясь снова взобраться к горлу. Это была не совсем боль, о ней не было речи во время воздействия аркала. Но давящий спазм грозился взорвать тело, как взорвалась марионетка некроманта от воздействия красной нити.

— Так, Мальстен, дело дрянь, — сменив тон на нехарактерно серьезный, отчеканил Бэстифар. Он схватил Мальстена за руку и с силой потянул на себя, продолжая придерживать боль расплаты. — Вставай! Нам нужно к лекарю и быстро.

Мальстен понимал, что разум его все еще затуманен странным мороком. Будто в бобовом напитке, который он выпил некоторое время назад, содержалось что-то еще.

— Ну же, Мальстен, давай! Надо вытащить из тебя эту дрянь. Проклятье, проклятье… все не так! Все должно было быть не так! — Бэстифар шипел сквозь зубы, помогая данталли подняться с земли. Он поднырнул ему под плечо и буквально потащил на себе в сторону дворца.

В следующий миг он запнулся, потому что заметил, что толпа людей на Рыночной площади все еще смотрит на него, замерев. Сердце Грата стало непривычно тихим, люди не решались вымолвить ни слова, глядя на своего царя.

Бэстифар оскалился.

— Чего встали?! Расступились живо! Пошли прочь!

В голосе его угадывались странные, почти истерические нотки.

— Шевели же ты ногами, чтоб тебя! Какого беса ты позволил в себя выстрелить?!

Мальстен захотел ответить, но новый спазм сдавил горло, перекрыв доступ воздуха. Он обмяк на плече Бэстифара. Попытался ухватиться за горло, будто это могло облегчить дыхание, но в следующий миг руку, как и все тело, охватило жуткое напряжение. Казалось, каждая мышца готова разорваться.

Бэстифар выругался, не сумев удержать Мальстена, и данталли начал оседать на землю. Бэстифар опустился вместе с ним, стараясь смягчить падение.

— Да помогите же! — закричал он, обратившись к толпе.

Кто-то неуверенно выступил вперед. Люди подхватили Мальстена под руки и за ноги. Бэстифар шел рядом, продолжая сдерживать расплату.

— Ты! — обратился он к кому-то из толпы. — Беги во дворец вперед нас! Скажи, царь зовет лекаря! Немедленно, слышишь?! Пошел, пошел!

Мальстен с трудом соображал, пытаясь дышать. Руки гратцев несли его в сторону дворца, и он не мог разобрать, что происходит. Над ним высилось залитое солнцем небо Малагории, и ему казалось, что сам Мала взирает на него ярчайшим глазом.

Аэлин скрылась в толпе на Рыночной площади, прошмыгнула на улицу, которую указал ей Мальстен, и припустилась вперед, ожидая, когда покажется цирк. К ее изумлению, купол цирка оказался не таким, как она ожидала. Красные флаги Малагории реяли у самой вершины, а шатер был не ярким красно-желтым пятном, а громадой в черную, фиолетовую и синюю полосы. Аэлин с большим трудом удалось не задержаться и не всмотреться в это зрелище. Она тут же поняла, отчего многим иностранцам гратский цирк кажется диковинкой — он и впрямь завораживал. И вид у него был немного зловещий. Аэлин не знала, таким ли был цирк Бэстифара во время работы Мальстена, но сейчас его вид приковывал к себе взгляд и манил.

Не смей отвлекаться. Нужно спешить, — скомандовала себе Аэлин, стараясь не терять концентрацию. Сейчас бессонная ночь, несмотря на бодрящий бобовый напиток, напоминала о себе усталостью и легкой дрожью в руках. Волнение за состояние Мальстена заставляло сердце бешено колотиться в груди.

Обойти цирк с восточной стороны. — Аэлин вспомнила очередное указание Мальстена. Она удивилась, что маршрут так ясно и четко отпечатался в ее памяти. Возникала мысль, что Мальстен применил к ней нити и вплел указания в ее сознание, но думать об этом она сейчас не хотела. Если рассуждать прагматически, он был прав — другого шанса спасти отца у нее не будет.

Аэлин потребовалось несколько минут, чтобы обогнуть огромный шатер темного цирка с восточной стороны. По счастью, никто из проходящих мимо стражников не обратил на нее внимания. Повернув пояс так, чтобы паранг скрылся за спиной под красной накидкой, она, видя стражников, переходила на шаг и притворялась прогуливающейся по городу иностранкой.

Впереди высилась светлая громада гратского дворца.

Восточная стена, — вспомнила Аэлин. Сориентировавшись по сторонам света, она направилась к восточной стене, где обнаружила небольшой зеленый парк. По нему неспешно прогуливались люди, около фонтанов резвились дети, а стражники, патрулировавшие территорию, поглядывали на всех присутствующих без особенной опаски. Гости Малагории восторженно замирали напротив царской обители. Многие из них подходили к сидящим вдоль парковой аллеи художникам и просили изобразить их углем на пергаменте на фоне гратского дворца. Цена была невообразимо высокой — две афы, — но гости малагорской столицы охотно соглашались платить.

Аэлин демонстративно постояла перед дворцом и двинулась прочь с парковой аллеи, осторожно прошмыгнув меж деревьями к кованому забору, ограждавшему сам дворец. Не боги весть какая охрана — перемахнуть его для натренированного человека не составляло труда. Аэлин подумала, что такая хлипкая защита объяснялась двумя вещами: тем, что при царе служили кхалагари, и тем, что царь был аркалом. Страх перед теми и другим, должно быть, отваживал любого вора. Впрочем, даже на материке говорили, что воровство в Грате не процветает.

Значит, буду первой, — хмыкнула про себя Аэлин. Она перемахнула через забор, сумев не задеть острые пики, венчавшие его, приземлилась и скрылась в кустах. Вокруг было тихо. Стражники не появлялись, и Аэлин поискала глазами вход в подземелье, о котором говорил Мальстен. Ее взору почти тут же попалась невысокая, но толстая деревянная дверь, запертая снаружи массивным запором. Открыть ее с улицы не было никакой сложности, а вот изнутри — не получилось бы при всем желании. Аэлин подумала, что уходить им с отцом, возможно, надо будет другим путем.

Был бы здесь Мальстен, было бы куда проще, — с досадой подумала она. Но выбирать не приходилось. Не увидев стражников, она кинулась к двери, резким рывком сняла кованый запор — к ее удивлению, сил потребовалось куда больше, чем казалось на первый взгляд, — и толкнула дверь от себя. Та отворилась без единого скрипа.

Аэлин огляделась. Стражников все еще не было.

Так себе у Бэстифара защита, надо признать, — фыркнула она про себя и скользнула в подземелье. Внутри нее нарастало чувство, что пока все идет слишком просто.

Что-то не так, — хмурилась Аэлин, осторожно спускаясь в холодную темноту дворцового подземелья. Лестница уходила намного дальше вниз, чем ей казалось. В какой-то момент звуки с улицы совершенно смолкли, и теперь вокруг раздавались стуки, скрипы и скрежеты каменной громады дворца.

Оказавшись в полной темноте, Аэлин невольно ощутила укол страха.

Западный коридор, — думала она. — Дойти бы до него еще, не расшибившись.

Она искренне жалела, что у нее не было при себе чего-нибудь вроде факела или масляной лампы, однако понимала, что осторожное движение в темноте в сложившихся обстоятельствах будет для нее даже лучше.

Прислушиваясь к каждому шороху, Аэлин замерла у подножья лестницы. Вдалеке, в коридоре мерцал слабый свет. Коридор был из серого камня и вел, судя по всему, в северную часть дворца. Возможно, поворот в западную часть будет чуть дальше. Так или иначе, Аэлин помнила, что искать ей нужно тот участок подземелья, что выложен красным кирпичом.

Некоторое время она осторожно двигалась вперед, прижимаясь к стене при любом шорохе. Темнота сгущалась над ней, стоило отойти от редко попадающихся факелов, и давила ей на плечи, превращая ее в беззащитную девочку.

Иногда в этом мраке ей встречались тюремные камеры. Часть из них были пусты, в других содержались узники, однако, к удивлению Аэлин, ни один из них не попытался воззвать к ее помощи. Большинство продолжало лежать на узких койках, отвернувшись к стене. Возможно, ее приняли за стражника. Или боялись попросить помощи, опасаясь гнева аркала. Вид у них был изможденный и даже со спины казался затравленным.

Что же такого должны были сделать эти люди, что их содержали прямо во дворцовой темнице, а не в городской тюрьме?

Аэлин поежилась. Что же Бэстифар шим Мала вытворял с ее отцом?

Просто иди вперед и ищи коридор. Западный. Тебе нужен западный.

Наконец, ей встретился поворот, на котором можно было взять левее. Это один из трех поворотов налево, о которых предупреждал Мальстен? Аэлин не знала этого наверняка, но что-то подсказывало ей, что да, хотя красным кирпичом этот коридор выложен не был. Решив довериться своему чутью, она направилась туда и двигалась в прежнем темпе, пока не добралась до новой развилки.

Снова налево.

Она продолжила путь и вскоре повторила маневр. Свет факелов здесь стал ярче: освещение встречалось чаще. У Аэлин создалось впечатление, что это особый отсек дворцовой тюрьмы. Камеры здесь были больше и хорошо освещались в отличие от темных коридоров, которые она миновала. Стены были выложены красным кирпичом. Коридор ветвился на две части: одна из них оканчивалась дубовой дверью, вторая — арочным проемом, в котором виднелась темная лестница, уходящая вверх. У нижних ступеней дежурило двое стражников, вооруженных алебардами.

Аэлин нахмурилась.

Ладно, теперь это кажется не таким простым.

Она наклонилась и поискала на полу какой-нибудь камушек, чтобы отвлечь хоть одного стражника. Ничего подходящего под руку не попалось, только мелкая кирпичная крошка. Аэлин развернула пояс, тихо достала паранг и набрала горсть кирпичной крошки в руку. Тяжелой рукоятью паранга она несколько раз мерно стукнула по стене, привлекая внимание, после чего скрылась за углом и затихла.

Стражники, судя по звуку, насторожились.

— Ты слышал? Что это было? — спросил один из них.

— Может, кто-то из узников?

— Надо проверить.

Один из стражников отошел с поста и направился за угол. Аэлин застыла. Едва ее противник аккуратно высунулся из-за угла, она швырнула кирпичную крошку ему в лицо, и тот растерянно вскрикнул, пытаясь защитить глаза. Аэлин нанесла ему удар по шее, чтобы помешать поднять много шума. Стражник попытался ударить сослепу алебардой, но промахнулся: Аэлин ушла от атаки. За то время, что ее преследовали кхалагари, не говоря уже об охоте на иных существ, она набралась скорости и умела реагировать с поразительной быстротой. Извернувшись, она нанесла стражнику удар под ребра, пнула его в пах и оттолкнула на землю. Как раз в это время подоспел второй. Аэлин удивилась, что он не закричал, не поднял тревогу и не попытался привести сюда подмогу.

Слишком просто, — снова подумала она, и ей это не нравилось.

Второй стражник, как ни странно, оказался не проворнее первого. Увидев перед собой женщину с оружием, он поначалу не оценил ее опасность, даже несмотря на уже обезвреженного ею человека. Для Аэлин этот стражник был грузным и неповоротливым. Уйдя от атаки, она ранила его в бедро, и он яростно вскрикнул. Казалось, это придало ему больше сил, и он попытался напасть более агрессивно, за что получил рану в живот и покачнулся. Аэлин выгадала момент и ударила его под коленную чашечку, заставив потерять равновесие, после чего оглушила обоих последовательными ударами по затылку.

Проклятье, либо мой отец совсем потерял форму, раз не мог сбежать отсюда, либо что-то тут не так, — с неприязнью подумала охотница. Смахнув волосы с лица, она осторожно выглянула в коридор. Больше охраны не было. Шума, похоже, тоже никто не поднял.

Аэлин тихо двинулась по коридору, осматривая клетки. Почти все они были пусты, и она уже подумала, что западня будет заключаться в том, что отца попросту не будет здесь. Но со следующим ударом сердца она вдруг застыла напротив тюремной камеры, в которой все же был узник. Он заметно исхудал и сделался более хрупким за годы пленения. Аэлин показалось, что он даже чуть уменьшился в росте, но даже в этом тусклом свете факелов она узнала его.

— Папа, — выдохнула она, и почувствовала, как слезы обжигают ей глаза.

Грэг вскочил и приблизился к толстым прутьям клетки.

— Аэлин? — спросил он почти шепотом, будто не верил своим глазам. Он и вправду щурился, глядя на нее. — Что ты здесь делаешь?

— Пришла спасти тебя, конечно! — На губах Аэлин появилась печальная, немного виноватая улыбка. — Прости, что так долго! Я понятия не имела, где ты. Меня привели сюда твои путевые заметки. Я нашла Мальстена, папа, он… — Она осеклась, понимая, что на объяснения нет времени. — Объясню позже. Сейчас надо вытащить тебя отсюда.

Аэлин осмотрела замок и поискала глазами ключи.

— Ты знаешь, где ключи? — спросила она.

— Аэлин, это опасно, — неуверенно проговорил Грэг полушепотом. Аэлин невольно поморщилась. Сейчас ее отец казался ей тенью себя прежнего. В ее душе всколыхнулась ненависть к Бэстифару. За эти годы он превратил ее отца в дрожащего труса, какими были все узники дворцовой тюрьмы. — Прошу тебя, если он придет…

— Все будет хорошо, — заверила Аэлин. — Бэстифар тебя больше не тронет. Так ты знаешь, где ключи?

— Видел у стражников, — так же тихо, почти неузнаваемым голосом отозвался Грэг. Аэлин помчалась к лежавшим без чувств стражникам и быстро обыскала их. Кольцо с несколькими ключами и впрямь висело у одного из них на поясе. Аэлин сняла его и помчалась к клетке.

Грэг опасливо отступил. Он будто чего-то очень сильно боялся. Аэлин было невыносимо видеть его таким.

— Тебе нельзя здесь быть. Я не хотел, чтобы ты приходила, — продолжал шептать Грэг. — Это существо, оно… ты не представляешь, что оно может сделать.

Аэлин закусила губу, методично пробуя ключи и пытаясь придумать дальнейший план побега. Она готова была прорываться с боем, если придется.

Наконец, дверь камеры поддалась. Аэлин распахнула ее, но Грэг отчего-то попятился внутрь вместо того, чтобы потянуться к свободе. Он обхватил себя руками и, казалось, задрожал.

— Папа? — обратилась Аэлин. — Нам нельзя медлить, прошу тебя. Идем!

— Аэлин, я… я… — Он будто терялся в словах. Никогда прежде она не видела его таким. Даже в самые тяжелые моменты жизни.

— Папа, я знаю, он пытал тебя, — начала она.

— Да… — тихо ответил Грэг.

— Но больше он не посмеет. Я уведу тебя, клянусь всеми богами Арреды. Идем же! — Она заметила, что он начал дрожать сильнее. — Папа, ты хоть сможешь идти?

Он неуютно потер плечи, будто пытался согреться, но не ответил.

Аэлин посмотрела на свою накидку и решительно сдернула ее с плеч.

— Так. Хватит. Тебе, похоже, холодно. Надень и уходим. Нас ждет Мальстен.

Она подошла, чтобы набросить накидку отцу на плечи, но тот опасливо отступил и увернулся. Накидка упала на пол.

— Папа, да что… — Аэлин осеклась, понимая, что не может пошевелиться. Лицо и голос все еще подчинялись ей, но тело будто обратилось в соляной столб. — Что происходит?

— Прости, — покачал головой Грэг. И теперь она поняла, почему он до этого шептал. Голос был чужим: выше, чем у отца и звучал иначе. Но ведь лицо! Это было его лицо, ничье другое. Как, во имя богов, это возможно?

Грэг начал медленно обходить Аэлин. Он перестал дрожать, выпрямился, хотя двигался по-прежнему с опаской, выставив одну руку чуть перед собой. Повинуясь чужой воле, Аэлин протянула ему свой паранг и вновь замерла. Выйдя из клетки, он закрыл дверь, после чего несколько раз провернул ключ в замке и вынул его из скважины.

— Ты… Дезмонд? — спросила Аэлин, пока голос еще повиновался ей.

Он не ответил, продолжая держать ее под контролем.

— Где мой отец, бесы вас забери?! — воскликнула Аэлин.

Самозванец покачал головой.

— Прости, — повторил он, поспешив вверх по лестнице и скрывшись в темноте. Аэлин еще несколько минут стояла без движения. Лишь когда подземелье погрузилось в полную тишину, тело вновь начало повиноваться ей. Однако теперь ей это не помогало, потому что она оказалась в ловушке, тщательно спланированной Бэстифаром.

Дезмонд Нодден двигался шаткой походкой по коридорам дворца. Пережив небольшую расплату за контроль над Аэлин Дэвери, он неспешно направился прочь из подземелья. Оно угнетало, давило на него, наводило страх и вызывало ощущение брезгливости. Дезмонд не мог отделаться от ассоциации с подземельями Красного Культа, в которые ему грозило попасть три года назад.

Но я там никогда не окажусь, — успокаивал он себя. — Я справился с задачей, и Бэстифар… он мне должен.

Он в который раз понял, что испытывает неконтролируемый страх перед настроем Бэстифара. Зависит от него.

Не этого ли боялся Мальстен Ормонт? — спросил себя Дезмонд. Ответа у него не было.

Отчего-то, несмотря на успешно выполненное задание, его душу снедала тягучая тоска и чувство жуткого одиночества. Сейчас, пребывая в костюме Грэга Дэвери, он, казалось, и чувствовал себя им. Пленником, брошенным в темницу. Хотя положение охотника казалось менее удручающим — его хотя бы искали. За ним явилась дочь и давний друг, он был кому-то нужен.

При мысли о явившемся сюда Мальстене Ормонте Дезмонд почувствовал, как по телу его пробегает волна дрожи. Он не представлял, как Бэстифар будет теперь себя вести, но предчувствовал нечто недоброе. Теперь, когда Мальстен здесь, от него можно было ждать чего угодно.

Дезмонд выругался про себя и испытал острое желание сорвать с себя многослойную маску, наложенную цирковым распорядителем Левентом. Она стала ему противна. Однако он решил, что не станет действовать импульсивно, а подождет распоряжения царя. Сейчас важнее всего показать, что в Грате может остаться один данталли — тот, кто искренне хочет жить в Малагории и не собирается сбегать. А ведь Ормонт, он сбежит! Обязательно сбежит снова, раз уже сделал это однажды. По крайней мере, Дезмонд на это надеялся.

В холле, у самого входа во дворец он услышал какой-то шум. Суета, выкрики. В одном из голосов он узнал Бэстифара и примерно распознал, в какую сторону царь направляется. При обилии в Малагории враждебных глазу красных оттенков ему нередко приходилось доверять слуху больше, чем зрению.

Повинуясь неясному предчувствию, Дезмонд, походивший на чуть более щуплую копию Грэга Дэвери, последовал за Бэстифаром. В том крыле располагалась комната дворцового лекаря.

И почему он так спешно туда направился? — спрашивал себя Дезмонд.

Ответ не заставил себя ждать.

Он подошел к двери лекарской комнаты, но войти не осмелился. Его остановили капли синей крови, тянущиеся дорожкой по коридору.

Мальстена ранили? — изумился Дезмонд. Он вспоминал, что рассказывал Бэстифар об этом данталли. По его словам, создавалось впечатление, что Мальстен Ормонт неуязвим и любой шаг противника чует за версту. Выходит, Бэстифар преувеличивал.

— А ты что здесь делаешь? — вдруг послышался знакомый голос. Дезмонд вздрогнул.

Кара.

После того случая с неудавшимся поцелуем он всеми силами избегал ее.

Дезмонд повернулся и испуганно уставился в темные глаза любовницы царя. Кара будто приготовилась к атаке, хотя из вооружения у нее был только странный пузырек с полупрозрачной фиолетовой жидкостью.

— Ох! Кара, постой! Это же я! — Он вдруг сообразил, что выглядит иначе, и покачал головой. — Дезмонд.

Кара застыла, изучающе склонив голову. По голосу она его точно узнала.

— Дезмонд? — переспросила она.

— Левент изменил мою внешность… на время. Это было частью плана…

Кара закатила глаза. Ее внимание захватили выкрики из лекарской комнаты.

— Отравлен? Что за яд? — спрашивал лекарь Селим Догу. В его голосе звенел страх перед гневом аркала.

— Боги, да если б я знал! — отчаянно воскликнул Бэстифар. Дезмонд округлил глаза.

Отравлен? Мальстен Ормонт?

Эта ситуация все еще не вязалась с тем впечатлением, что создалось по рассказам Бэстифара.

— На определение уйдет время… — сказал Селим Догу.

— Времени нет! — тут же воскликнул Бэстифар, почти перебивая, и Дезмонду показалось, что аркал вот-вот начнет выдирать на себе волосы.

— Мальстена отравили? — шепнул Дезмонд, все еще не в силах поверить своим ушам. Кара раздраженно отстранила его в сторону.

— Да уж, ты точно не Грэг Дэвери, — буркнула она. — Отойди.

Решительной походкой Кара двинулась в лекарскую комнату. Несколько мгновений Дезмонд сдерживал любопытство, однако, услышав слова Кары, не сумел совладать с собой и осторожно выглянул из-за дверного косяка, услышав слова: «Вот. Это поможет от яда. Торопитесь».

Кара знает, что за яд? Откуда? — изумился Дезмонд.

— Что за яд? — спросил Селим.

— Пустынный цветок, — холодно отозвалась Кара. — Спешите. Нужен весь пузырек.

Дезмонд затаился, видя, что лекарь медлит. Мальстен Ормонт — теперь Дезмонд смог более детально рассмотреть этого данталли, незримо преследовавшего его все эти три года — лежал без движения и, кажется, не дышал. Он был… обычным. Дезмонд воображал его себе едва ли не с божественно красивыми чертами лица, он виделся ему огромного роста и крепкого сложения. А Мальстена Ормонта ничто не выделяло из толпы таких же обычных жителей материка. Внешность, может, была немного не типичная для канонов красоты — он этим канонам даже проигрывал, — но ничего особенного Дезмонд в нем не видел.

— Отпустите его, — попросил Селим Догу. Дезмонд сначала не понял, в чем дело, и, лишь проследив за кивком лекаря, заметил красное свечение вокруг руки Бэстифара. — Данталли привычны к тому, чтобы сносить расплату, пребывая в сознании. А именно в сознании он нам и нужен, чтобы смог выпить противоядие.

Дезмонд поджал губы. Расплата при условии, что ты принимал помощь аркала, чудовищна. Вопрос в том, сколькими людьми управляешь и как долго: от этого мучение может растянуться на часы или продлиться несколько минут. Контроль Дезмонда над Аэлин длился совсем недолго, но даже после этого расплата была мучительной. Что должен переживать Мальстен Ормонт, если ему пришлось контролировать не одного человека, а нескольких, трудно было вообразить. А ведь Бэстифар говорил, что Мальстен особенно терпелив и сносит эту боль с мужеством, неведомым другим данталли.

Дезмонд застыл. Для него то, что должно было произойти сейчас, было моментом истины и откровения.

Сияние вокруг руки Бэстифара погасло. Дезмонд затаился на несколько долгих мгновений, не сводя взгляда с бледного лица Мальстена Ормонта. Глаза его распахнулись, и в них почти сразу показалась нестерпимая мука. Лицо вмиг исказилось гримасой боли, он попытался подскочить на месте, но сил на это не хватило. Дезмонд поморщился: он знал, какова эта боль. Она захватывает каждый дюйм, каждую клетку тела. Кости словно крошатся множественными ударами, это невозможно пережить молча.

И ведь Мальстен Ормонт не молчал. Он тяжело застонал, тело дернулось, а руки зажали рану, из которой — как Дезмонд теперь видел — торчал обломок арбалетной стрелы. Дезмонд невольно вздрогнул, вспомнив, как сам выстрелил из арбалета в плечо Бэстифара. Вот уж кто действительно не реагирует на боль!

Но не Мальстен Ормонт. Он не такой…

— Мальстен, слушай. Ты должен это выпить, слышишь? Это спасет от яда.

Дезмонд с удивлением отметил, что голос Бэстифара дрожит. Тело Мальстена тем временем свела судорога — действие яда пустынного цветка, теперь Дезмонд это знал. И с этой судорогой хваленый анкордский кукловод тоже не справлялся. Видят боги, в нем не было ничего такого, что расписывал Бэстифар!

Противоядие в раненого влили почти насильно. Единственное, на что его хватило, так это выпить его, не дергаясь. Впрочем, разве у кого другого не хватило бы на это сил?

— Держите его, — попросил Селим Бэстифара. — Я должен вытащить стрелу.

Аркал казался почти потерянным. Он всего на миг переглянулся с Карой, будто искал у нее поддержки и защиты. Она ничего не сказала, и Бэстифар надавил Мальстену на плечи, чтобы удержать его ровно на лекарском столе.

Удержать ровно? — удивился Дезмонд. — Так разве Мальстен Ормонт в этом нуждается?

Лекарь осматривал рану, срезая одежду с поврежденного участка тела. Бэстифар смотрел на Мальстена. Тот лежал, зажмурившись, губы сжимались в тонкую линию, по лицу стекали капельки пота. Бэстифар что-то прошептал, но Дезмонд не разобрал, что именно. Тем временем лекарь дернул стрелу, извлекая ее из раны, и тело раненого выгнулось от боли. С губ сорвался мучительный придавленный крик, а рука, измазанная синей кровью, ухватилась за предплечье аркала.

Дезмонд невольно поморщился при виде этого, боясь даже вообразить такую боль во время расплаты. Но удивляло его другое. Бэстифар казался… ошеломленным, хотя Мальстен Ормонт явно готов был молить его о помощи.

Единственное, что подтверждало слова Бэстифара — он этого не делал.

Внимание Дезмонда обратилось к Каре, которая тихо попятилась из лекарской комнаты. Она оказалась за дверью и несколько мгновений продолжала смотреть на то, что происходит, словно открытый дверной проем выставлял между ней и происходящим невидимую стену.

— Кара, — тихо позвал Дезмонд.

Она перевела на него взгляд и, казалось, с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Что ты здесь забыл? — спросила она. Дезмонд вздрогнул, словно от пощечины. После того, как Бэстифар перестал отправлять ее пережидать расплату вместе с ним, ее манера общения стала подчеркнуто прохладной.

— То же, что и ты, — набравшись смелости, ответил Дезмонд, кивнув в сторону лекарского стола. — Смотрю и не понимаю, что именно он в этом находит. — Не услышав никаких комментариев, данталли втянул воздух и продолжил: — Бэстифар столько рассказывал о нем, что мне Мальстен Ормонт казался почти богом, которому расплата нипочем. Но, — он вновь кивнул в сторону раненого, — взгляни на него! Он страдает так же, как любой данталли на его месте. А Бэстифар смотрит на это совершенно иначе. Не так, как на кого бы то ни было другого. — Дезмонд беспомощно уставился на Кару. — В чем разница? Почему он…

Кара устало посмотрела на него, и один этот взгляд заставил его осечься на полуслове. У нее либо не было ответов, либо они казались настолько очевидными, что было глупо их растолковывать.

Так или иначе, Кара, предпочтя избавить себя от общества Дезмонда, молча развернулась и направилась прочь от лекарской комнаты. Плечи ее непривычно устало сутулились, словно на нее давила какая-то ноша, ведомая ей одной.

Аэлин не знала, сколько времени просидела в клетке. Ключей было не достать, замок не взломать, хотя несколько раз она тщетно пробовала вскрыть его стилетом, о котором Дезмонд ничего не знал, а потому не отобрал ее секретное оружие. Так ничего и не добившись, Аэлин присела на жесткую койку и рассеянно провела по ней рукой.

Здесь ли держали ее отца? И что с ним стало теперь? Тринтелл по имени Тисса показала Мальстену, что Грэг Дэвери еще жив, но ведь Бэстифар мог убить его и после видения.

Борясь с тревогой и бессильной злостью, Аэлин некоторое время провела в молчании и без движения. В какой-то момент она почувствовала, что тревога рвется из нее наружу потоком, и отчаянно бросилась к прутьям решетки, начав молотить по ним и звать хоть кого-то. Но ни стражников, ни Дезмонда поблизости не было.

Аэлин ненавидела себя за то, что угодила в ловушку. Она раз за разом спрашивала себя, как могла не распознать обман, как могла не понять, что вместо ее отца в камере сидит самозванец? Однако предположить такое было равносильно тому, чтобы предположить наличие некроманта близ Шорры. Сейчас это казалось понятным и даже очевидным, но тогда ни Мальстен, ни Аэлин и помыслить о таком не могли.

Устав бесцельно молотить по прутьям и сбив руки в кровь, охотница обессиленно опустилась на пол и не сдержала слез. Столько надежд на освобождение отца, столько месяцев поисков — и все напрасно! Теперь из Малагории не выберется никто из них. А Мальстен…

Аэлин вздрогнула при мысли о нем. Она ведь оставила его тяжело раненого там, на Рыночной площади. Что с ним стало? Как он? Ждет ли он ее? Ведь если он заподозрит, что что-то не так, то направится сюда и окажется во власти Бэстифара.

И виновата буду я, это ведь я привела его сюда! — в отчаянии подумала Аэлин, закрыв лицо сбитыми в кровь руками.

Когда высохли слезы, она без сил рухнула на твердую койку и на некоторое время погрузилась в хрупкую полудрему. Разбудили ее чьи-то шаги, гулким эхом разносящиеся по ведущей наверх лестнице. Кто-то шел к ней — медленно, как будто с трудом передвигал ноги.

Аэлин вскочила. Первым порывом ее было окликнуть Мальстена, ведь это он мог идти к ней такой походкой — обессиленный потерей крови. Однако Аэлин не спешила называть его имя. Теперь, после столь искусного обмана, она могла ждать чего угодно.

Из полумрака рыжего коридора свет настенного факела выхватил чью-то фигуру, и это определенно был не Мальстен — на незнакомце была красная рубаха. Через миг Аэлин поняла, что знает своего посетителя. Она видела его два года назад, и он мало изменился с тех пор.

Посреди кирпичного коридора в свете пламени замер малагорский правитель. Аэлин приподняла подбородок, с вызовом глядя на него, и кивнула.

— Ну, здравствуй, Шим, — хмыкнула она.

— Леди Аэлин, — протянул аркал. Голос его звучал устало и слегка надтреснуто. — Сколько лет…

— Всего два года, — ответила охотница. — Извини, что проявляю такую фамильярность и не кланяюсь Твоему Величеству. Но ведь лично я тебя знала как крестьянина из Сальди.

Бэстифар ухмыльнулся.

— Это ничего, я не сильно привязан к титулам, — отмахнулся он. — Даже, можно сказать, не люблю их. — Он прищурился, глядя на нее. Казалось, он старался зажечь в глазах прежний азарт, но давалось ему это не без труда. — Гляжу, такая встреча тебя не удивляет. Жаль.

Аэлин усмехнулась.

— Извини, сюрприза не получилось. Надо признать, ты сильно рисковал, устраивая это представление. Многое могло пойти не так после Сальди.

— Однако все прошло, как было задумано, — развел руками Бэстифар, подходя к клетке. — Почти во всем.

— Почти? — Аэлин не понравилось, как это прозвучало. Она постаралась не выдать в голосе дрожи и не спешила задавать интересующие ее вопросы, хотя те и рвались наружу.

— По большей части все прошло по плану, — увернулся Бэстифар. — Кстати, пожалуй, мне стоит извиниться за эту небольшую авантюру. Если честно, я не хотел втягивать тебя в нее, особенно после Сальди. Ты защищала меня — точнее, крестьянина Шима, — как настоящий герой из детских сказок. Это было впечатляюще. Но, боюсь, несмотря на мою симпатию, я не мог исключить тебя из своего плана. Видишь ли, волею Криппа, ты оказалась единственным человеком, кто мог убедить Мальстена приехать в Грат.

Сердце Аэлин застучало чаще, она сглотнула подступивший к горлу тяжелый ком тревоги и качнула головой. Бэстифар устало усмехнулся.

— Надо же, как ты похожа на своего отца!

— Ты этого в Сальди не понял? — поморщилась Аэлин.

— И вот сейчас тоже, — качнул головой Бэстифар. — Эта удивительная особенность: даже находясь в клетке, вы оба держитесь так, будто вы — хозяева положения. Уверен, еще пара минут, и ты начнешь ставить мне условия и сыпать угрозами, хотя мы оба понимаем, что выйти отсюда ты не сможешь, если я этого не захочу.

Аэлин глубоко вздохнула, борясь с бессильной злобой. Как ни странно, Бэстифар оказался прав, ей хотелось вести себя именно так, хотя она и понимала, что любая угроза будет пустым звуком. Даже если она сейчас попытается метнуть в него припрятанный стилет, он может среагировать раньше и лишить ее последнего оружия.

Да и к тому же разве убийство малагорского царя повысит ее шансы выбраться из этой клетки? Сейчас — вряд ли. И, как бы Аэлин ни старалась об этом не думать, она держала в голове то, насколько это существо дорого Мальстену.

Это имеет значение, только если Мальстен еще жив, — напомнил ей внутренний голос, и она поморщилась, словно от боли, стараясь отогнать эти мысли.

— Угрозы бесполезны, — тихо произнесла Аэлин, вложив в голос максимум смирения. — Особенно если не можешь их исполнить.

— Твоему отцу бы твою дальновидность, — хмыкнул Бэстифар.

Аэлин сжала кулак.

— Зачем ты здесь? — спросила она. — Сомневаюсь, что просто зашел поздороваться.

— И почему все сомневаются в малагорском радушии? — хохотнул аркал. — Видят боги, скоро я начну задумываться, что нашей стране стоит над этим поработать.

— Просто радушие плохо сочетается с тюремной камерой. Если выпустишь меня, разговор пойдет по-другому. — Она нашла в себе силы ухмыльнуться. Глаза Бэстифара вспыхнули огоньком азарта.

— Ты нравишься мне, Аэлин Дэвери, — качнул головой он. — Но, увы, выпустить тебя я не могу. По крайней мере, пока. Ты в некотором роде опасна, если бродишь на воле. Видишь ли, ты дочь охотника, который явился в Грат, чтобы убить меня — и Мальстена, к слову, тоже. Видимо, ты в курсе, что отношения с твоим отцом у нас сложились по-разному. Мальстен, например, с ним подружился и даже устроил что-то вроде заговора. А вот я так и не нашел с ним общий язык. Хотел было подумать, что мне не везет с жителями дэ’Вера, да вот ты в эту схему не укладываешься. Опять же — пока не укладываешься.

Аэлин покачала головой.

— Мальстен не устраивал с моим отцом никаких заговоров.

— Это он тебе так сказал?

— А мой отец сказал тебе что-то другое? — парировала она.

Бэстифар прищурился.

— Твой отец не горел желанием со мной беседовать.

— Только не говори, что у тебя нет способов побудить пленника к диалогу, — нервно усмехнулась Аэлин. — Ты аркал. И наверняка не забывал напоминать о своих способностях моему отцу. И что же? Под пытками он сознался тебе в том, что у них с Мальстеном был заговор против тебя? Ты поэтому… убил моего отца?

Бэстифар округлил глаза и почти обиженно покривился.

— Убил? Грэга? Я? — переспросил он, покачав головой. — Что ты, Аэлин! Это Мальстен описывал меня таким чудовищем?

— Он описывал тебя, — она помедлила, подбирая слово, — по-разному.

— Вот оно, значит, как. Занимательно.

— Стало быть, мой отец жив?

— И уже почти здоров. Повредил руку примерно полтора месяца назад, но перелом уже сросся, и сама рука восстановила прежнюю подвижность. Ноет только иногда. Грэг, разумеется, не говорит, но я знаю это. Особенность у меня такая. И, если позволишь… — Рука Бэстифара загорелась легким красным сиянием, и Аэлин изумленно ахнула. Саднящая боль в сбитых руках испарилась, словно ее и не было. Сами ссадины при этом никуда не делись, и охотница с удивлением осмотрела свои руки. Она подняла на Бэстифара удивленный взгляд. Прежде ей не доводилось сталкиваться с силой аркалов. Как бы она ни относилась к иным существам Арреды, этот дар поразил ее.

— Они не будут о себе напоминать, если ты согласишься отпустить боль, — спокойно заметил Бэстифар.

Аэлин нахмурилась, помня о том, какова цена за вмешательство аркала, и покачала головой.

— Прости, но для демонстрации мне нужно было расшибиться посильнее, — ответила она. — Это я как-нибудь сама переживу.

— Как знаешь, — досадливо произнес аркал, и сияние вокруг его руки погасло. Легкая боль вернулась резко и стремительно, и Аэлин невольно поморщилась, борясь с желанием потереть ссадины. Она почти не обращала на них внимания, пока аркал не забрал боль и не вернул ее снова.

— Так вот, как ты действуешь, — усмехнулась Аэлин. — Понятно, почему Мальстен все же соглашался отдать тебе расплату. Ссадины — пустяк, но если несколько раз придержать и возобновить расплату… — Она качнула головой. — Странно, что Красный Культ не выискивает аркалов для своих пыточных камер. Вы бы отлично спелись.

Бэстифар покривился.

— Да что за тенденция? Предлагаешь помощь, а тебя обвиняют в применении пытки.

Аэлин хмыкнула.

— Пожалуй, никто не объяснит этот феномен лучше Мальстена. — Она попыталась прощупать почву и выяснить, заговорит ли Бэстифар о друге. Возможно, удастся выяснить, что стало с Мальстеном, не задавая прямого вопроса.

— Знала бы ты, сколько раз я спрашивал! — нервно усмехнулся Бэстифар. — Он вечно твердил, что я не помочь пытаюсь, а сломать. А потом говорил что-то сложное и иногда занудное. Ну, ты, наверное, знаешь, как он умеет. Я не изображу. — На губах аркала появилась печальная улыбка.

Аэлин обеспокоенно скривилась и прильнула к прутьям клетки. Бэстифар не отстранился. В тусклом мерцании факела его глаза казались черными, как уголь.

— Сложно объяснить такое существу, которое не чувствует боли, — пожала плечами Аэлин. — Но… ведь что-то ты чувствуешь? Например, усталость? Или сожаление?

Бэстифар склонил голову, но не ответил.

— Давай рассмотрим пример с чувством вины? Или тоже слишком сложно? — едко спросила Аэлин. Аркал прищурился.

— Я никогда не слыл глупцом.

— А дело и не в глупости. Понимание и ум — не всегда одно и то же. Что такое чувство вины, тебе знакомо?

— А примеров поприятнее не водится? — нервно усмехнулся Бэстифар.

— Знакомо, стало быть, — кивнула Аэлин. — В том и смысл, что пример должен быть неприятным. Боль неприятна, Бэстифар. От нее хочется избавиться, особенно если она сильная. Поэтому противостоять аркалам так сложно. — Аэлин помолчала, следя за его реакцией. Он слушал, не перебивая и, казалось, старался не показать, с какой жадностью готов впитывать каждое слово своей узницы. — Представь себе, что тебя мучает сильное чувство вины. И ты стараешься сладить с ним, но оно грызет тебя изнутри, а ты ничего не можешь сделать, чтобы его заглушить. Ты отвлекаешься, но ничего не помогает. Оно постоянно напоминает о себе. И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.

Бэстифар изменился в лице. Аэлин поняла: что бы из ее речи ни повлияло на него, это затронуло какую-то болезненную для него тему. Аркалы могли не чувствовать физической боли, но от моральных терзаний природа их не защищала.

— Представь себе, что рядом с тобой есть некое существо, которое может мановением руки заставить это чувство уйти, — кивнула Аэлин. — И для этого достаточно просто согласиться. Представь, как сильно можешь жаждать этого избавления, когда вина терзает тебя день за днем. И представь, как страшно от него избавиться, если ты знаешь, что в следующий раз вина обрушится на тебя еще сильнее. Однако сложно думать о последствиях, когда тебе так плохо здесь и сейчас. Когда ты готов метаться, как загнанный зверь и рвать на себе волосы, чтобы искупить свою вину, и тебе кажется, что это никогда не пройдет.

Бэстифар переступил с ноги на ногу и сделал шаг назад. Аэлин вкрадчиво продолжила:

— А затем это существо предлагает тебе просто попробовать его силу, приподнимает руку, и чувство вины исчезает. Ты чувствуешь, как проходит усталость, как твоя душа вновь становится сильной. Тебе хочется дышать свободнее, и кажется, что уже ничто не нарушит твой покой. Но ты не дал согласия, и существо отпускает твою вину обратно. Она обрушивается на тебя с прежней силой, а восстановиться после нее ты еще не успел, и состояние твое угнетает тебя еще больше, хотя фактически просто становится прежним. А затем представь, что существо проделывает это с тобой снова. И снова. Пока страх, что вина набросится на тебя здесь и сейчас, не пересиливает страх перед последствиями. В конце концов, ты согласишься отказаться от вины, лишь бы не чувствовать ее резких атак. Хотя если б не было этого существа, ты, скорее всего, вытерпел бы его сам, и когда-нибудь она бы прошла.

Бэстифар вздохнул, осознав, что уже некоторое время задерживает дыхание.

— Примерно понятно? Или попробовать иначе объяснить?

— Говорю же, — Бэстифар облизал пересохшие губы, — я никогда не слыл глупцом.

— Странно, что Мальстен не подобрал слов, чтобы объяснить тебе, — небрежно качнула головой Аэлин. Лицо Бэстифара казалось ей осунувшимся и бледным. Она сжала прутья клетки вгляделась ему в глаза. — Где он, Бэстифар? Я знаю, он тяжело ранен. Что ты с ним сделал? Зачем хотел, чтобы я привела его сюда? Я действовала по твоему плану, и, мне кажется, я имею право знать, во имя чего это было сделано.

Аркал вымучил улыбку.

— Мальстен… жив, — неуверенно сказал он.

— Но? — подтолкнула Аэлин, стараясь не выдать, как сильно волнуется.

— Жив и всё! — нахмурился Бэстифар. — Никаких «но» нет.

Аэлин не поверила ему на слово, но решила не давить. Не было похоже, что он готов сейчас это обсуждать.

— А со мной? — осторожно поинтересовалась Аэлин. — Что будет со мной? Будешь держать меня тут до конца моих дней?

— Многое будет зависеть от тебя, — туманно ответил Бэстифар. Он, может, и пытался вернуть себе маску прежней властности, но выходило натянуто.

— Хотя бы увидеть Мальстена ты позволишь? — Аэлин опустила голову. — Под контролем Дезмонда, если угодно. Мне все равно. Я лишь хочу убедиться, что он жив.

— Знаешь имя Дезмонда, — хмыкнул Бэстифар. — Неужто он и представиться успел?

— Нет. Но я знала, что у тебя живет другой данталли. Мы с Мальстеном были у тринтелл, чтобы узнать о судьбе моего отца. После встречи с ней мы узнали и о Дезмонде. — Аэлин вздохнула. — Так ты не ответил. Позволишь мне убедиться, что Мальстен жив?

— Словам моим, ты, стало быть, не веришь, — Бэстифар печально ухмыльнулся.

— А ты сам часто веришь на слово? Особенно тем, кто держит тебя в клетке.

— Мне в клетках бывать не доводилось.

— Попробуй. Интересный опыт, знаешь ли. — Аэлин усмехнулась и проникновенно посмотрела на него. — Послушай, Бэстифар, я знаю, что мои заверения для тебя стоят недорого, но я не собираюсь убегать или вредить тебе. Я просто хочу увидеть Мальстена.

Бэстифар неуверенно покачал головой.

— Пока что это не лучшая идея, — сказал он. — Но если будешь хорошо себя вести, через некоторое время я дам вам увидеться.

— Что ж, — вздохнула Аэлин, не удовлетворенная его ответом, — видимо, спорить нет смысла.

— Умная девочка, — устало улыбнулся Бэстифар. Он вдруг отошел от клетки и быстро поднялся вверх по лестнице.

Аэлин опешила от столь стремительного завершения разговора. Через несколько минут она услышала какие-то звуки и затаилась. К ней шло несколько человек. Первым вновь появился Бэстифар, за ним двое стражников вели связанного по рукам Грэга Дэвери.

— Папа! — Аэлин не сдержала выкрик и с силой сжала прутья клетки.

У Грэга был кляп во рту, и он лишь отчаянно что-то промычал. В этих звуках Аэлин угадала свое имя. Грэг бился в руках стражников, пытаясь вырваться, но держали его крепко. Аэлин облегченно вздохнула, поняв, что вид у него далеко не такой изможденный, каким предстал перед ней самозванец-Дезмонд.

— Папа! — вновь позвала она.

— Тише, Грэг, без глупостей, — протяжно заговорил с ним Бэстифар. Теперь, когда в подземелье появился его давний пленник, к аркалу вернулась былая властность и уверенность. — Если не хочешь, чтобы я причинил вред твоей дочурке, будь хорошим мальчиком и слушайся стражников.

Аэлин молчала. Грэг перестал сопротивляться, глаза у него запали от безысходности, он поник и послушно прошел в соседнюю с Аэлин клетку. Стражники развязали ему руки, вынули кляп изо рта, а после заперли дверь камеры. Грэг не попытался напасть, опасливо косясь на Бэстифара.

— Тебе это с рук не сойдет, будь ты проклят! — прошипел он, избавившись от кляпа. — Аэлин! Айли, дочка, ты в порядке?

— Угомони его, — осклабился Бэстифар, — будь так добра.

— Папа, все хорошо. Меня никто не тронул.

— Если ты здесь… значит, и Мальстен тоже? Проклятье, ему нельзя было возвращаться! Вам обоим нельзя было сюда приезжать!

Бэстифар закатил глаза.

— Беру свои слова назад: ты посдержаннее отца будешь, — сказал он, обратившись к Аэлин. Она ожгла его взглядом, но не стала парировать.

— Папа, успокойся, прошу, — мягко произнесла она. — Все будет хорошо.

Аэлин понимала, как глупо для Грэга звучат ее слова, но решила, что время для объяснений еще настанет.

— Что ж, теперь тебе тут будет не так скучно, — кивнул аркал. — А я, с вашего позволения, откланяюсь. Государственные дела не ждут. Хотя с вами и весело.

Аэлин проводила его молчаливым взглядом.

Грэг готов был прожечь в Бэстифаре дыру.

У самой лестницы аркал остановился и оглянулся.

— И все же это очень милое зрелище — воссоединение семейства Дэвери. Наслаждайтесь.

С этими словами он начал подниматься по ступеням и вскоре скрылся во тьме лестницы.

Бэстифар нервно расхаживал по коридору рядом с комнатой, которую выделил Мальстену, размышляя, было ли хорошей идеей разместить его в тех же покоях, что он занимал до своего побега из Малагории. Момент извлечения стрелы отчего-то выбил Бэстифара из колеи, и теперь ему повсюду мерещились собственные недочеты, ошибки, чрезмерный фанатизм, которому мог позавидовать даже пресловутый Бенедикт Колер.

Он старался успокоиться, взять себя в руки, вернуть самообладание.

Все было тщетно. Внутри него словно ворочался червь, и заморить его не было никакой возможности.

А еще из головы не шла Аэлин Дэвери со своим — будь она неладна! — объяснением. Каким-то образом она умудрилась подобрать слова так, что и сам Бэстифар всего на миг подумал, что его помощь — это жестокая суровая пытка. Он не хотел позволить этому ощущению разгореться, но, похоже, управлять этим он не мог.

Чувство вины. Знакомо, стало быть, — эхом прозвучали в его голове слова Аэлин Дэвери. Бэстифар выругался про себя и тряхнул головой, стараясь сбросить с себя эти мысли. Еще несколько минут он молча расхаживал из стороны в сторону возле комнаты Мальстена. Затем, пренебрегая советами Селима, осторожно отворил дверь и проскользнул внутрь.

Лицо данталли было бледным. Сейчас он сильно походил на демонов-кукольников из мифов — с синеватой кожей, как у мертвецов. Бэстифар невольно поморщился от странного неприятного чувства, заворочавшегося внутри. С этим чувством ему будто было тесно в собственной коже, хотелось извернуться, выдавить его, вытолкать наружу и никогда не возвращать.

Он приблизился к кровати Мальстена. После извлечения стрелы Селим сказал, что повреждены оказались только мягкие ткани. Если б Мальстен был человеком, он мог умереть от такой раны — стрела угодила в область, где у людей находится орган, в который при разрыве может разнести по крови много токсичных веществ. У данталли этого органа нет.

Великий Мала, похоже, благословил его, — вспомнил Бэстифар слова Селима и вновь неуютно повел плечами.

— Интересно, считаешь ли ты сам, что тебе повезло? — еле слышно спросил аркал, не надеясь на то, что Мальстен его услышит.

Бэстифар вдруг понял, что даже не знает, кем теперь считать Мальстена. Другом? Пленником? Врагом? Как сам Мальстен его воспримет, когда придет в себя? После того, что устроил Отар Парс, было бы странно говорить о прежней дружбе. В конце концов, эта отравленная стрелка чуть не убила Мальстена. А ведь Кара предупреждала, что игра становится слишком опасной.

Бэстифар невольно сжал кулак, понимая, что зашел чересчур далеко. Похоже, по-настоящему управлять людьми на расстоянии могут только данталли, у других случаются промахи. Бэстифар вспомнил, как лепетал слова извинения у лекарского стола. Слышал ли их Мальстен? Стоили ли они для него хоть чего-то?

И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что, сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.

— Проклятье! — процедил Бэстифар сквозь зубы. Похоже, процедил слишком громко: веки Мальстена задрожали и приоткрылись. Он чуть глубже вздохнул, мутный взгляд нашел своего единственного посетителя.

Бэстифар сжал губы в тонкую линию и отчего-то вытянулся во весь рост, словно в позвоночник воткнули кол. Ему хотелось отвести взгляд и отшатнуться от Мальстена в надежде, что он вновь уснет, не запомнив его визита, но прежде, чем он успел сделать хоть что-то, с губ данталли слетел какой-то невнятный выдох.

Бэстифар сочувственно поморщился. Он знал, что каждая мышца Мальстена все еще отходит от действия яда и болит, не говоря уже о ране. Но это не та боль, на которую Мальстен Ормонт стал бы жаловаться.

— Я… — начал Бэстифар и понял, что совершенно не знает, что говорить дальше. — Я… Селим сказал, тебе нужен отдых. Вот… я зашел убедиться, что он у тебя есть…

Бэстифар прерывисто вздохнул. Ему показалось, что эта полубессвязная речь вытянула из него все силы, и от усталости ноги готовы были подогнуться.

Мальстен прикрыл глаза и, казалось, снова впал в беспамятство. Его бледное лицо, выглядящее еще бледнее на фоне белой хлопковой свободной рубахи, в которую его переодел Селим после извлечения стрелы и перевязки, словно вытянулось, скулы заострились. По телу пробежала новая судорога — остаточное действие яда пустынного цветка. Селим предупреждал, что так может быть, но Бэстифар все равно вздрогнул и отшатнулся.

Да хватит дергаться, бесы тебя забери! Ведешь себя, как Дезмонд! — мысленно отругал он себя.

— Мальстен, ты был отравлен стрелой кхалагари. Тебе дали противоядие, и сейчас ты понемногу восстанавливаешься. Судороги еще могут случаться, но будут все реже. Ты потерял много крови, так что какое-то время проведешь здесь под присмотром лекаря. — Бэстифар замолчал, потому что не представлял себе, что будет потом.

Мальстен вновь приоткрыл глаза, попытавшись чуть приподнять голову на подушке.

— Аэлин… — сумел выдохнуть он.

Бэстифар нахмурился.

— Мальстен, ты меня слышал? — осторожно спросил он.

— Где она? — едва слышно произнес данталли. Взгляд его стал яснее и в нем затлела злость. Мальстен предпринял еще одну попытку подняться с кровати, и Бэстифар надавил ему на плечо, чтобы он этого не сделал. Сейчас физически он почти не мог сопротивляться. Впрочем, оставалась опасность, что он применит нити.

— Мальстен! Бесы, да прекрати же! — воскликнул Бэстифар, наконец, усмирив раненого. — Аэлин жива и даже невредима! Угомонись, во имя богов! Ты сделаешь себе хуже.

Мальстен лежал, прикрыв глаза и тяжело дышал. Он не произнес ни слова жалобы, но Бэстифар знал, что боль в ране усилилась.

— Не смей ее трогать… — выдохнул Мальстен, не открывая глаз. — Она ни при чем… она сделала, что ты хотел… Оставь ее…

Бэстифар вздохнул.

— Мальстен, давай поговорим об этом, когда ты будешь в форме, — мягко предложил он. — Пока с леди Аэлин хорошо обращаются. Никто не причинит ей вреда.

Дыхание раненого стало тяжелее и реже, он будто собирался с силами.

— Не трогай ее. — Голос его был слаб, но Бэстифар поразился тому, сколько бескомпромиссной требовательности в нем прозвучало.

Мальстен перевернулся на бок и уперся рукой в кровать, вновь пытаясь встать. У него выходило не без труда, но все же выходило. Швы на ране натянулись и могли вот-вот разойтись.

— Проклятье, Мальстен, хватит! — Рука Бэстифара засияла красным светом, и боль прежней расплаты, переданная аркалом, заставила данталли со стоном рухнуть обратно. Бэстифар сжал руку в кулак, не отпустив красного свечения, хотя обратил внимание, что рука его дрожит. — Бесы, Мальстен, ты ведь сам меня вынуждаешь! Прекрати!

Данталли больше не позволил себе проронить ни звука, лишь закрыл глаза и пережидал влияние аркала.

Он всегда таким был. Всегда так делал, — с досадой подумал Бэстифар.

— Я даю тебе слово царя, что с Аэлин Дэвери ничего не случится, — приподняв подбородок, сказал он. — Если ты немедленно прекратишь эти глупости, — для острастки добавил он. — В противном случае леди Аэлин пострадает, и винить ты в этом сможешь только себя. Тебе понятно?

Мальстен молчал. Бэстифар еще несколько мгновений ждал от него хоть какого-то комментария, но его не последовало. По телу данталли вновь прошла болезненная судорога. Он плотнее стиснул челюсти и резко выдохнул.

— Поправляйся, — холодно бросил Бэстифар и вопреки собственному желанию усилил свое воздействие.

Мальстен напрягся, как струна и сдавленно застонал, после чего вновь впал в беспамятство.

Бэстифар вышел из его покоев, чувствуя, как от злости по его собственному телу разливается нервная дрожь, унять которую он не мог.

Ночью, когда первый день Паззона сменялся вторым, Ийсара тенью пробежала по раскинувшемуся недалеко от темного шатра городку цирковых и нашла палатку Риа. До побега Мальстена три года тому назад Ийсара недолюбливала Риа, считала ее заносчивой, замкнутой и — в этом она не хотела себе признаваться — слишком уж талантливой. Однако в день, когда стало известно, что художник покинул труппу, именно Риа пришла в палатку к Ийсаре и спокойно сказала:

— Для тебя это, наверное, стало шокирующим известием. И мне кажется, никто не понимает, как сильно тебе сейчас нужен друг.

Ийсара не ожидала от Риа ничего подобного. Когда Мальстен сбежал, ей показалось, что никому нет до нее дела, и даже если она прямо сейчас погибнет, никто не прольет по ней ни слезинки.

Риа помогла Ийсаре почувствовать, что это не так. Пришла на помощь, когда все отвернулись. Она оказалась тихой и спокойной, но вовсе не кичливой и не заносчивой. Ее любовь к уединению, спокойное отношение к собственному таланту и удивительная деликатность речи даже чем-то роднила ее с Мальстеном, и поначалу, когда Ийсара заметила это сходство, оно показалось ей болезненным.

После боль притупилась, и помощь Риа в этом была неоценима. Она помогла ей справиться с потерей и даже пересказала дворцовые слухи: о том, что пленный охотник Грэг Дэвери вынудил Мальстена сбежать, а принц Мала собирается во что бы то ни стало вернуть его.

Должно быть, охотник наплел Мальстену всякой чепухи, а тот поверил! Он ведь… так верит в людскую честность — иногда кажется, что обмануть его ничего не стоит! — мысленно успокаивала себя Ийсара, ожидая возвращения кукольника.

То, как поспешно он покинул Обитель Солнца, то, что сбежал, не попрощавшись — все это наводило на мысли о какой-то чудовищной ошибке, и Ийсара знала: настанет день, когда она вновь увидит Мальстена, и все пойдет своим чередом.

Ей пришлось ждать почти три года.

И вот, в первый день последнего осеннего месяца это случилось — он вернулся. Поначалу Ийсара не поверила, что суматоха на Рыночной площади обусловлена его появлением, но вскоре убедилась, что так и было. Увидеть Мальстена ей, разумеется, никто не позволил. Стражники говорили, Бэстифар рвал и метал, когда сегодня явился в лекарскую комнату в компании нескольких гратцев, несущих чье-то бездыханное тело. Узнав, что Мальстена тяжело ранили, Ийсара почувствовала, как сжимается ее сердце. Она благодарила великого Мала лишь за то, что Селим Догу сумел спасти Мальстена, но, похоже, за его покоем теперь следил лично царь.

Ийсара не решилась навлекать на себя гнев Бэстифара, однако обсудить с кем-то возвращение Мальстена она была просто обязана. Поэтому сейчас приподняла полог палатки Риа и вошла.

— Прости, что поздно. Не помешала? — спросила она. — У тебя был свет…

Свет нескольких масляных фонарей и впрямь был виден даже сквозь плотную ткань палатки. Риа, сидевшая на небольшой кровати с гребнем для волос, покачала головой.

— Заходи, — едва заметно улыбнувшись, сказала она и постучала рукой по кровати, призывая подругу присесть рядом.

— Ты уже слышала новости? — Ийсара энергично, почти вприпрыжку добралась до небольшой кровати подруги и присела рядом с Риа. — Говорят, Его Величество сегодня все же встретился с Мальстеном…

Она замолчала, ожидая реакции. Риа осталась невозмутимой, легко откинув на спину длинные прямые волосы, черные, как смоль.

— Слышала. На Рыночной площади был переполох, — спокойно подтвердила она. — Слышала, что Мальстен попал во дворец раненым, а командир Парс погиб вместе с группой кхалагари. — Риа говорила об этом так, будто в смерти лучших воинов Грата нет ничего особенного. Однако когда Ийсара вздрогнула от этих слов, темные глаза Риа обратились к ней. — В чем дело?

Ийсара обняла себя за плечи.

— Ох, командир Парс, — покачала головой она. Глаза ее заблестели. — Мне так жаль, что он погиб! Так не должно было быть, но, — она помедлила, — он ведь решил ослушаться царя и напасть на Мальстена…

Полог палатки снова зашуршал, и внутри оказалась акробатка Зарин.

— Простите, я вас подслушала. Случайно проходила тут… мне не спалось… — смуглая крепкая девушка с мелко вьющимися черными волосами неловко перемялась с ноги на ногу и, не дожидаясь приглашения, подошла к гимнасткам, присев прямо на пол рядом с ними. — Так это правда? Вернулся Мальстен? А командир Парс…

— Погиб, — кивнула Риа, тяжело вздохнув. — Говорят, его нашли с перерезанным горлом.

— Великий Мала, какой ужас! — воскликнула Зарин.

Они обменивались слухами еще около четверти часа, когда полог палатки вновь колыхнулся, и внутри показались еще пятеро артистов.

— Этой ночью, похоже, никому не уснуть, — закатив глаза, монотонно произнесла Риа, заставив Ийсару в который раз подивиться тому, как чувственно она выступает на арене при том, что в обычной жизни она будто начисто лишена эмоций.

Воистину, она похожа этим на Мальстена, — улыбнулась Ийсара собственным мыслям.

Артисты цирка присоединились к живому обсуждению переполоха на Рыночной площади. Каждый пересказывал те подробности, которые знал, и общий рассказ приобретал черты какой-то небылицы, но, казалось, это не волновало цирковых. Каждый из них был здесь три года назад и помнил, каково было выступать в представлениях Мальстена. И каждый не преминул высказать свои надежды на его возвращение на прежнюю работу.

— В представлениях Дезмонда мне часто кажется, что он не удержит меня и заставит свалиться с каната, — честно призналась Зарин. — Если бы не случай с Райсом… — она вновь замялась, — я бы, может, вообще ушла из труппы…

Риа пожала плечами.

— Я думаю, Дезмонд не так плох. Просто работает не так ювелирно, как Мальстен. Мы разбалованы.

— Если б он был так же хорош, пленный охотник не сломал бы руку, — заметил мастер иллюзий Данар. — Мне даже повезло, что за мои номера Дезмонд почти не берется.

— Это была случайность, — пожала плечами Риа.

— Зря ты его защищаешь, — фыркнула Ийсара. — Понятно же, что Дезмонд, сколько бы ни старался, в подметки не годится Мальстену!

— Если Мальстен вернется, представления вновь станут мистериями, — мечтательно добавила Зарин. — Мальстеном даже музыканты восхищались!

— Я просто хочу сказать, что Дезмонду, возможно, нужно больше времени, чтобы научиться этому искусству. Бесталанным его назвать нельзя, — пожала плечами Риа.

— У него было достаточно времени! — возразил Данар.

— Вот именно, — подтвердила Ийсара. — Мальстен вообще ничему не учился.

— На Войне Королевств, — не согласилась Риа. — Там у него было достаточно практики.

— Это совсем другое! — возмутилась Ийсара.

— Но ведь и Дезмонд прежде управлял людьми, — поддержал большинство силач Кирим. — Я полагаю, что дело все-таки во врожденном умении…

Они еще долго переговаривались, не замечая тени, замершей снаружи палатки. Дезмонд Нодден, сжимая и разжимая кулаки, стоял, сгорая от злости. Он чувствовал себя преданным цирковыми и ненавидел их за это.

Ничего, — протянул он про себя. — Вот увидите, придет время, и вы узнаете, что ваш Мальстен не так уж хорош, как вы думаете! Бэстифар, похоже, пичкал вас иллюзиями на его счет, а он ничего особенного собой не представляет! Обычный данталли, такой же, как и я.

Дезмонд развернулся на каблуках, не в силах больше слушать этот треп. Каждый раз, когда кто-то восторженно произносил имя Мальстена Ормонта, он ощущал болезненный росчерк плети по оскорбленной гордости. Он верил, что в этом цирке есть место только одному кукловоду, и, Мала ему свидетель, это не Мальстен Ормонт.

Мальстен не знал, сколько времени провел в беспамятстве. Он мог бы запросто счесть визит Бэстифара мороком Заретта, однако слишком хорошо помнил воздействие сил аркала. Тело до сих пор ломило, каждая клетка была налита чугунной слабостью.

Мальстен открыл глаза и огляделся. За окном стояла поздняя ночь, разносящая вокруг музыку Грата — города, который никогда не спал.

Шуткой Криппа тайно лелеемая мечта вновь оказаться здесь сбылась, только теперь все обстояло совсем не так, как прежде. При цирке был другой данталли, Бэстифар устроил на площади вооруженную засаду, а в плену у него теперь был не только Грэг, но и Аэлин.

Коря себя за слабость, Мальстен вновь попытался приподняться на локтях. Ему удалось, хотя он ощутил опасное натяжение в швах на ране. Он осторожно придержал ее, надеясь, что это поможет нитям не разойтись.

Дверь в его покои внезапно чуть отворилась, и внутрь кто-то вошел. Фигура носила красное, но Мальстену без труда удалось сосредоточиться на ней. Какую угодно женщину он ожидал увидеть в своих покоях глубокой ночью, но не эту.

— Кара, — тихо произнес он вместо приветствия.

— Вижу, ты очнулся. — Она тоже говорила негромко. — Хорошо.

Мальстен ничего не ответил. Он молча наблюдал, как она осторожной, медленной кошачьей походкой приближается к нему и останавливается достаточно близко от его постели. Мальстен был готов ко всему. Одежда Кары — длинные шаровары, подчеркивающие крутые бедра и открывающие плоский упругий живот, и расшитый золотом красный лиф — не предполагала наличия оружия, коего можно было не заметить. Однако Мальстен предположил, что эта женщина может явиться к нему лишь с одной целью.

— Пришла убить меня? — спокойно спросил он.

Если это и была ее цель, Кара ничем себя не выдала. Она молча взирала на него с высоты своего роста и будто пыталась прочитать на его бледном лице ответ на какой-то невысказанный вопрос.

— Убить тебя? — хмыкнула Кара. — У тебя весьма короткая память, Мальстен. Разве ты не помнишь, что недавно я спасла тебя?

Он нахмурился. Все, что было после их с Бэстифаром встречи на Рыночной площади, прошло, как в тумане. Мальстен помнил, как тяжело было дышать, помнил, как кто-то нес его куда-то, помнил стол и боль расплаты, которая обрушилась на него, когда Бэстифар отпустил ее. Он помнил неразборчивые голоса, доносившиеся до него, и помнил какой-то пузырек, который ему сказали выпить.

— Противоядие? — спросил он.

— Говорю же, — кивнула она. — Я тебя спасла.

Мальстен недоверчиво изогнул бровь, стараясь не выдать, как у него пересохло в горле. Он не был уверен, что, встав с кровати, не рухнет на пол от бессилия, а демонстрировать Каре свою слабость ради попытки раздобыть воду ему совершенно не хотелось. Будь здесь кто угодно другой, он, возможно, попросил бы воды, но у этой женщины — нет.

— Ты знала, что это за яд, — сказал он. — И противоядие к нему тоже было у тебя, хотя остальные, похоже, ничего об этом не знали. — Мальстен пронзительно посмотрел на Кару и, встретив холодный взгляд с вызовом, понял, что не ошибся. Он кивнул. — Стало быть, сам яд — тоже твоих рук дело.

Кара хмыкнула.

— Не делай из меня злодейку, Мальстен, — удивительно мягко произнесла она. Угрожающий хладнокровный взгляд мало сочетался с этим елейным голосом. — Я постаралась сделать так, чтобы Отар Парс не заподозрил меня в нежелании содействовать ему. Что бы ты себе ни думал, убить тебя здесь желал только он. Не я. И не Бэстифар.

Мальстен недоверчиво посмотрел на нее, но комментировать ничего не стал.

— Что ж, тогда ты ждешь, — он помедлил, — благодарности?

— Можно сказать и так. — Кара приблизилась и чуть склонилась над его кроватью. — Мы оба знаем, что это не первый раз, когда мне приходится содействовать тебе. — Глаза ее вспыхнули обидой и злобой. — И в благодарность за содействие мне нужно от тебя только одно: правда.

Мальстен непонимающе покачал головой, не дав себе облизать пересохшие губы. Во взгляде Кары, буравящем в нем дыру, сквозило что-то еще. Нечто невообразимо знакомое.

— Какой правды ты ждешь? — спросил Мальстен.

Кара поморщилась, глядя на него.

— Тогда, три года назад, — начала она, — ты пригрозил мне нитями, если я расскажу Бэстифару о твоих планах. Мы оба знаем, что твой контроль невозможно почувствовать, если ты этого не хочешь. — Слова давались ей непросто, и она медлила, подбирая их. — Тогда я ничего не сказала Бэстифару, но так и не узнала, по собственной воле смолчала, или ты заставил меня. — Она вздернула подбородок и отстранилась от кровати. — Я хочу знать.

Она старалась сохранить лицо непроницаемым, но Мальстен заметил сквозящую в ее взгляде боль и ощутил укол вины. Все эти годы она винила себя в том, что предала доверие Бэстифара, и даже не знала, сама ли пошла на этот шаг, чтобы спасти свою жизнь, или действовала под контролем данталли.

Мальстен глубоко вздохнул. Это чувство и впрямь было ему знакомо.

Тогда, три года назад, он был уверен, что Кара в достаточной мере испугается и не захочет рисковать. Ему не пришлось применять к ней нити, чтобы отвратить от желания выдать Бэстифару план побега. Однако теперь он видел, какую боль причинил ей необходимостью жить с этим предательством.

— Я заставил тебя, — сказал он. — И за это я перед тобой виноват.

— С этим не поспоришь, — прищурилась Кара.

— Ты должна знать, — кивнул Мальстен, — я не желал зла ни тебе, ни Бэсу. Не жду, что ты простишь мне такой метод воздействия, поэтому о прощении просить не стану. Просто знай: перед Бэстифаром ты не виновата ни в чем.

— Надеюсь, ты жестоко расплатился за этот контроль, — произнесла она в сердцах, однако голос ее перестал походить на злобное шипение.

Мальстен предпочел промолчать. Она и так знала, что ни одному данталли еще не удавалось убежать от расплаты.

Несколько мгновений Кара стояла, оценивающе глядя на него.

Дезмонд на его месте, должно быть, уже вовсю давил на жалость и просил подать ему воды, а этот молчит. — Она хмыкнула про себя. — Пожалуй, Бэстифар прав: не все данталли ведут себя одинаково.

— Тебе, должно быть, хочется пить, — сказала она, и, как ни пыталась скрыть легкое злорадство в голосе, у нее не вышло.

— А тебе, должно быть, жаль, что яд не подействовал раньше, чем ты принесла противоядие, — усмехнулся Мальстен, легко пожав плечами. — Не каждый получает то, чего хочет.

Первым желанием Кары было вспыхнуть от раздражения, однако она тут же смерила свой гнев.

Он не мог не услышать мой издевательский тон. Что ж, пожалуй, я это заслужила, — подумала она и вздохнула.

— Ты идиот, Мальстен, — улыбнулась она. — Я не хотела, чтобы яд подействовал. Поэтому и постаралась сделать его менее концентрированным.

— Не знал, что ты разбираешься в ядах. Хотя… ты полна сюрпризов. Стоит ли удивляться?

Кара прищурилась, но комментировать это не стала. Она двинулась в другой угол комнаты. Селим Догу оставил в покоях Мальстена воду, но не у кровати, а на столе, до которого нужно было дойти. Кара неспешно преодолела расстояние, на которое у ослабленного данталли ушло бы несколько минут, налила из кувшина воды в небольшую чашку и осторожно поднесла ее Мальстену.

— Пей. Мы оба знаем, что тебе это нужно. — Мальстен медлил, и Кара закатила глаза. — Не бойся, вода не отравлена. Шанс убить тебя у меня уже был.

Мальстен неуверенно принял чашу из ее рук. Он не стал говорить, что слова его не убедили: если он хотел найти в Малагории убежище для себя и Аэлин, пока не угомонится Красный Культ, войну с Карой необходимо было прекратить. Приглядываясь к ней, он сделал вывод, что она хочет того же.

Он жадно осушил чашу, с трудом поборов желание попросить еще.

— А теперь попытайся отдохнуть. Пустынный цветок тебя здорово вымотал, — произнесла Кара, улыбнувшись. На этот раз ее улыбка не показалась такой едкой. Мальстен с благодарностью кивнул.

Не говоря больше ни слова, Кара забрала у него чашу, вернула ее на стол и вышла из комнаты.

Бэстифар расхаживал по коридору возле покоев Кары.

И куда она запропастилась, когда нужна? — раздраженно думал он.

У него неоднократно вспыхивало желание разослать по дворцу слуг и приказать привести Кару к нему в покои, но он каждый раз отметал это намерение. С момента возвращения из Аллозии в их отношения закралась заметная прохлада, которую не получалось преодолеть. И Бэстифар со своей стороны готов был вернуть все на круги своя, стоило Каре лишь прекратить скрывать от него свое прошлое изгнанницы. Однако она не делала этого, хотя — он был уверен — прекрасно знала, что именно это является ключом к перемирию. Это раздражало и задевало гордость царя.

Однако минувшим днем Кара сделала то, чего не смог бы Селим Догу — она спасла Мальстена от яда, о котором до этого предупреждала Бэстифара. Как ей удалось вынудить Отара рассказать, что это будет за яд, и раздобыть лекарство, Бэстифар не знал, но понял, что явно недооценивал скрытность и опасность этой женщины. Вместе с тем он не мог не благодарить ее: он ведь знал, что захоти она проучить самоуверенного аркала, ей достаточно было просто остаться безучастным зрителем. Она этого не сделала.

Нервно расхаживая по коридору дворца, Бэстифар не мог решить, куда податься. Отправляться к Мальстену после того, как он себя повел, ему не хотелось. Снова разговаривать с Аэлин Дэвери хотелось и того меньше. Однако его раздирали противоречия и необходимость сделать хоть что-то, чтобы сдвинуть повисшее напряжение с мертвой точки. Он уже почти жалел, что затеял всю эту авантюру по возвращению Мальстена в Малагорию.

В коридоре зазвучали едва слышные шаги. Бэстифар замер и весь обратился в слух.

Кара появилась из-за поворота и замерла при виде царя.

— Бэстифар? — Она изумленно приподняла бровь. — Ты меня ждешь?

— Не привык видеть тебя где-то, кроме твоих покоев, — несдержанно ответил он, тут же внутренне отругав себя за резкость.

Кара осклабилась.

— Говоришь так, словно теперь я тут узница. Хочешь меня запереть?

Бесы, одна: «Ты его убил?», второй: «Что ты с ней сделал?», третья: «Хочешь меня запереть?»… вся Арреда, что, разом посходила с ума? — воскликнул про себя аркал. Ему стоило огромных трудов удержаться от порции обличительных выкриков. Вздохнув и приведя мысли в порядок, он сказал:

— Нет. Запирать тебя я не планировал. И узницей я тебя не считаю.

— Приятно слышать, — спокойно произнесла Кара. — Тогда… чем могу быть полезна, мой царь?

Издевательство, — фыркнул про себя Бэстифар.

— Царь желает любовных утех и мучается выбором из тысяч малагорских женщин, — ядовито бросил он в ответ. Кара с вызовом вздернула подбородок, и прежде, чем она успела послать его к бесам, аркал добавил: — Поэтому и мнется у покоев одной конкретной.

Выражение ее лица чуть смягчилось, в уголках губ проступила улыбка — едва заметная.

— Желания царя — закон для любой малагорской женщины, — ответила она. — Так ты зайдешь?

Она, не дожидаясь, прошла мимо него по направлению к двери, однако он поймал ее за руку.

— Нет! — воскликну он, выдав свою нервозность. Она обернулась через плечо, вопросительно изогнув бровь.

Проклятье, как же с ними сложно! — простонал про себя Бэстифар.

— Постой, — устало попросил он, отерев свободной рукой лоб. — Я хочу, чтобы ты сходила в подземелье.

— Зачем?

— Поговорить с Аэлин Дэвери, — поморщился Бэстифар. — Понять, — он помедлил, подбирая слова, — что она такое. Насколько опасна. Можно ли ее, например… выпустить. Не натворит ли она глупостей.

Кара повернулась, став к нему лицом и внимательно вгляделась ему в глаза. Видят боги, таким беспомощным она его не помнила с момента знакомства.

— Бэстифар, что случилось? — серьезно спросила она, отбросив напускную едкость.

— Просто сделай, что прошу, — нервно попросил он.

— Отчего сам не сходишь? У тебя куда больше возможностей выпытать из человека его истинные намерения.

Бэстифар уставился на нее, и в его взгляде читались злость и отчаяние.

— Я не хочу действовать таким способом. А читать людей без помощи пытки у тебя получается куда лучше. Взять хотя бы Отара Парса. — Он выждал пару мгновений, давая ей возможность рассказать, как она узнала про яд, но Кара промолчала. Бэстифар тяжело вздохнул. — Кара, ты можешь поговорить с ней и понять, что у нее на уме?

Некоторое время Кара молчала, затем медленно кивнула.

— Могу, Бэстифар.

— Тогда, пожалуйста, сделай это прямо сейчас.

Он отвернулся и зашагал прочь: у него не было сил продолжать этот разговор.

Кара ошеломленно уставилась ему вслед, понимая, что никак не может теперь ослушаться, пусть это и не было приказом.

Подобравшись и отринув собственную усталость, она неспешно пошла в нижнюю часть дворца, двигаясь по витиеватым коридорам. На полпути Кара остановилась. Она подумала, что разговор, о котором просил ее Бэстифар, пойдет лучше, если она принесет пленнице еды. Ее ведь не кормили с момента, как она попалась на уловку Дезмонда. Наверняка поесть она не откажется.

Зайдя к дворцовым поварам, Кара дождалась, пока те завернут ей в ткань несколько испеченных коричных булочек. Вдохнув сладковато-пряный аромат, Кара с тоской вспомнила, как такие булочки пекли в ее родном Оруфе. В Грате таких было не сыскать! Однако выбирать не приходилось.

Дорога до подземелья показалась Каре мучительно долгой. Про себя женщина непрестанно продумывала, как и о чем будет говорить с пленницей, чтобы выяснить то, о чем просил Бэстифар. Задача была не из простых.

Оказавшись в освещенном факелами красно-кирпичном коридоре, она небрежно махнула стражникам.

— Я хочу поговорить с пленницей царя наедине, — властно произнесла она. — Ее отец будет мешать. Уведите его временно в другую камеру. — Стражники в ответ подобрались и приготовились выводить Грэга. Кара прищурилась, глядя на пленного охотника. — Только без глупостей, Грэг, — прошипела она. — Натворишь дел, и отвечать за это придется твоей дочери.

Казалось, угрозы были без надобности: явно успевший выслушать историю дочери пленник выглядел ошеломленным и, похоже, не собирался предпринимать никаких необдуманных действий.

— Не беспокойся за меня, папа, — ободряюще произнесла женщина из соседней клетки. — Все будет хорошо.

Грэг Дэвери лишь перевел страдальческий взгляд на разделявшую их стену и смиренно опустил голову, когда стражники вывели его.

Кара предусмотрительно отступила с их пути, концентрируя на охотнике все свое внимание. Он уже много лет был в плену, но она не переставала опасаться его возможных выходок. Лишь когда Грэг и его конвоиры пропали из виду, Кара вздохнула, плотнее сжала сверток со сдобой и посмотрела на Аэлин Дэвери.

Первым, что она почувствовала, была опасливая неприязнь. Уж не потому ли Бэстифар хотел выпустить леди Дэвери, что она была весьма хороша собой?

Светловолосая узница все это время буравила Кару пристальным взглядом. Тело ее было напряжено, как будто она ожидала нападения, однако лицо при этом выглядело миролюбиво, а голос, которым она обратилась к отцу, мог запросто вызвать симпатию.

Опасная женщина, — прищурилась Кара. — Будь моя воля, я бы не стала ее выпускать. От нее можно ждать чего угодно, как от пустынной кобры.

— Ты, надо думать, Кара, — обратилась Аэлин. В уголке ее губ мелькнула улыбка. В голосе теперь звучал вызов, похожий на тот, что обычно выказывал ее отец. Кара усмехнулась и приблизилась к ее клетке, демонстрируя ароматно пахнущий сверток с выпечкой.

— А ты, надо думать, уже успела оголодать, — хмыкнула она.

— Какая забота, — елейно произнесла Аэлин, картинно склонив голову в подобии легкого поклона. — Обитель Солнца может похвастаться даже тюремным гостеприимством? — Она говорила ядовито и резко, однако скрыть голодный блеск в глазах не могла.

Кара понимающе улыбнулась.

— Я прекрасно понимаю, что ты делаешь, — прикрыв глаза, сказала она. — Если я предложу тебе поесть, ты, вероятно, откажешься? Пока твоей силы воли на это хватает. Но позже ты пожалеешь о своем решении. В условиях голода про гордость забываешь быстро.

Аэлин склонила голову, взгляд ее из ядовито-вызывающего превратился в изучающий.

Как Кара и ожидала, эти слова из уст любовницы царя привлекли должное внимание.

— Говоришь, — пленница помедлила, — как знающий человек.

— И как знающий человек, спешу предостеречь тебя от глупостей, — улыбнулась Кара, протягивая сверток с выпечкой к прутьям клетки. Сама она старалась держаться от них подальше, чтобы не дать пленнице возможности навредить ей. Кара не знала, каким образом Аэлин может это сделать, но предпочитала быть с нею осторожной.

Пленница приняла сверток и отошла от прутьев.

— Воду, я так понимаю, придется заслужить? Интересно, как, — хмыкнула она.

Кара покачала головой.

— Не нужно делать из нас извергов, Аэлин. Ты могла заметить, что состояние твоего отца далеко от изможденного. С ним хорошо обращались. У Бэстифара нет намерений морить голодом ни его, ни тебя. Жаждой тоже. Тебе обязательно принесут воду, как только мы поговорим.

Аэлин понимающе кивнула. Несколько мгновений она с жадностью смотрела на сверток в своей руке, затем не без усилия заставила себя его отложить.

— Что ж, спасибо. Тогда стоит начать разговор?

— Безусловно. — Кара вздохнула и заставила себя сделать доверительный шаг к клетке. — Для начала стоит поговорить о том, что, наверняка, интересует тебя больше всего. Мальстен в порядке, я виделась с ним. Он еще слаб после ранения, оно было тяжелым. Но опасности больше нет, он поправится.

Аэлин прерывисто выдохнула, плечи чуть опустились, из них ушла часть напряжения. Когда почти о том же самом туманно сказал Бэстифар, у нее не получилось так легко поверить ему. А в словах Кары присутствовала какая-то особая основательность, в которой было сложно усомниться.

— Спасибо… — помедлив, сказала Аэлин.

Кара изучающе посмотрела на нее, ожидая какой-нибудь колкости, которой не последовало.

— Он, похоже, очень тебе дорог. — На губах Кары появилась понимающая улыбка. — Надо полагать, твой отец удивился, узнав, что ты влюбилась в иного?

Аэлин печально усмехнулась.

— А твоя родня разве не удивилась, когда узнала, что ты живешь с аркалом? Или их интересовало только то, что он царь?

Взгляд Кары похолодел.

— Удивлять было некого.

— Погибли? — с заведомым пониманием поинтересовалась Аэлин.

— Не без моего участия, — отчеканила Кара.

Аэлин приподняла бровь.

— А вы с Бэстифаром — та еще парочка! — хмыкнула она. — Он ведь свою мать скормил волкам, насколько рассказывал мне Мальстен. После такого твоя просьба не делать из вас извергов звучит как издевательство.

Кара криво ухмыльнулась.

— Если тебя это утешит, я сделала это не просто так. Я никогда бы не убила того, кто этого не заслужил.

Аэлин поджала губы. От тона Кары веяло недюжинной силой воли и мистически угадываемой справедливостью, которую было трудно оспаривать.

— Похоже, быть у тебя на хорошем счету полезно для здоровья, — нервно усмехнулась Аэлин. Кара внешне осталась невозмутимой, хотя в глазах ее появился веселый блеск.

— Полагаю, Мальстен тебе сказал то же самое, когда вы встретились?

— Не сразу, — пожала плечами Аэлин. — Я только через некоторое время после знакомства узнала, что он данталли. Впрочем, ты, наверное, в курсе, это ведь было спланировано Бэстифаром? — Она заинтересованно посмотрела на Кару. — Или нет? До какой степени он вообще планировал это… гм… представление?

Кара пожала плечами.

— Иногда мне даже жаль, что Бэстифар не настолько дальновиден, насколько кажется, — с грустью ответила она. Ей показалось правильным рассказать пленнице часть известных ей сведений, чтобы вызвать ответное доверие. — Он не мог знать, как вы отнесетесь друг к другу. Но он был уверен, что совесть Мальстена не позволит ему остаться в стороне, зная, что твой отец до сих пор в плену. Бэстифар рассчитывал, что Мальстен поможет тебе.

Аэлин печально усмехнулась.

— Да, здесь он не прогадал. — Она устало вздохнула и села на жесткую койку. Некоторое время она молчала, затем потерла руками лицо и заговорила с оттенком легкой мечтательности: — Честно говоря, когда правда открылась, я подумала, что должна убить Мальстена, но… — Она замолчала.

Кара кивнула.

— Но к тому моменту уже не смогла?

— Именно, — вздохнула Аэлин. — Так что теперь сижу тут в клетке и понимаю, что я просто мастер делать правильный выбор. — Она встрепенулась. — Только не передавай этого Мальстену! Мне кажется, если он это даже в шутку услышит, то будет винить себя в том, что испортил мне жизнь. Он вообще готов обвинить себя во всем, что происходит на Арреде.

Кара не смогла сдержать улыбку.

— Справедливости ради, во многом из того, что происходит на Арреде, он действительно виноват, — заметила она. Аэлин закатила глаза.

— Этого ему лучше тоже не говори. Я иногда думаю, что груз его вины способен накрыть тучами целый город. А Грату хорошая погода больше к лицу.

Кара усмехнулась и покачала головой. Затем пристально посмотрела на Аэлин.

— Ты любишь его, — сказала она. Это не было вопросом.

— Угораздило же, не правда ли? — передернула плечами Аэлин. — Впрочем, мне кажется, ты меня понимаешь. Тебя боги «наградили» властолюбивым аркалом. Даже не знаю, кому из нас интереснее живется.

Кара помрачнела, затем огляделась вокруг, небрежно расчистила мыском пыль на полу и села, прислонившись спиной к стене. На миг она поежилась от холода — через тонкую одежду кирпичная стена показалась очень холодной, но вскоре она начала привыкать.

— Я живу во дворце, а ты — ходишь по материку и убиваешь иных существ, — невесело усмехнулась Кара. — Пожалуй, у тебя жизнь понасыщеннее моей.

— Это сейчас ты живешь во дворце, а до этого, по-видимому, тебе многое пришлось испытать. Про голод ты знаешь не понаслышке, — покачала головой Аэлин.

— Да. Не понаслышке.

— Ясно, не хочешь об этом. — Аэлин понимающе прикрыла глаза. — Впрочем, ты ведь пришла сюда явно не ради разговоров о жизни. Ты пришла выяснить для Бэстифара, представляю ли я угрозу? — Она хмыкнула. — Видимо, сам он такой вывод сделать не может.

Кара ожгла Аэлин взглядом, но быстро смягчилась и кивнула. Спорить было незачем: охотница не ошибалась.

— Ты права.

— Что ж, сидя в клетке, я не представляю для него никакой угрозы, — усмехнулась Аэлин. Кара многозначительно на нее посмотрела.

— А если вне клетки?

— И ты поверишь мне на слово, если я, к примеру, скажу «никакой»?

Кара косо улыбнулась. Как ни странно, первое впечатление об охотнице быстро сменилось на положительное.

— Я хочу услышать твой ответ, — кивнула она. Взгляд ее при этом был строгим и осмысленным. Казалось, она изучает каждое движение собеседницы.

Аэлин вздохнула.

— Все зависит от того, каковы намерения Бэстифара, — ответила она. — Он держит в плену моего отца. Он пытался убить Мальстена на площади, и я до сих пор не поняла, чего он хочет. Если хотел убить, то к чему решил лечить его от раны? Чтобы помучить? А если не хотел ничего плохого, почему кхалагари стреляли?

Кара понимающе опустила голову.

— Все… непросто, — вздохнула она. — Бэстифар хорошо умеет планировать развитие событий и предугадывать последствия. В случае с тобой и Мальстеном у него вышло даже лучше, чем он ожидал. Но иногда он чересчур увлекается и не учитывает некоторые нюансы. Мальстен рассказывал тебе, кто такой Отар Парс?

Аэлин кивнула.

— Командир кхалагари.

— Парс верой и правдой служил семейству Мала много лет. Но за последние годы стал делать это слишком уж рьяно. Иногда он действовал наперекор прямым приказам и намерениям Бэстифара.

— То есть, Бэстифар не терпит несогласия? — недоверчиво прищурилась Аэлин. — Не заметила за ним такого…

Кара покачала головой.

— Нет, все сложнее. Бэстифар не тиран, хотя иногда кажется таковым. Многие люди с ним не соглашаются. И если Мальстен рассказывал тебе историю их знакомства, ты должна понимать, что я не лгу. — Она тяжело вздохнула. — Но то — дружба и личные отношения. А Бэстифар вынужден мыслить не только этими категориями. Он царь. И в вопросах службы и преданности не должен быть мягкотелым. Власть — тяжкое бремя, и Бэстифар неплохо управляется с ним, но иногда ему приходится быть жестоким.

Аэлин нахмурила брови и медленно кивнула.

— Хочешь сказать, Отар Парс в своей рьяной преданности начал блюсти какие-то другие интересы?

— Он искренне верил, что действует во благо Малагории и царя. — Кара неловко поджала губы. — Поначалу мне казалось, что так и есть. Но перед вашим приездом я говорила с ним и убедилась, что Бэстифар не просто так насторожился на его счет. Парс становился, — она помедлила, подбирая слово, — неуправляемым. Фанатичным. И искренне считал, что куда лучше Бэстифара знает, какие решения нужно принимать.

Кара внимательно проследила за реакцией Аэлин и увидела понимание.

— Ты хочешь сказать, что атака на Рыночной площади — инициатива Парса? — спросила она. — И Бэстифар не смог ему помешать?

Кара нервно усмехнулась.

— В том и дело, что не «не смог», а «не стал», — почти виновато произнесла она. — Поэтому я и сказала, что все сложнее. Бэстифар решил, что Мальстен с его уникальными способностями практически неуязвим. Он был уверен, что Парс с его отрядом кхалагари не сможет причинить ему никакого вреда, но знал наперед, что он попытается это сделать.

Аэлин помрачнела.

— Он захотел избавиться от Парса руками Мальстена?

Кара пожала плечами.

— Говорю же: иногда он чересчур заигрывается в свои представления. Это казалось ему красивым ходом. Но, пожалуй, то, что случилось на площади, сильно сбило с него спесь. Он… — Кара поморщилась. — Он не хотел причинять вам вреда, но теперь ему кажется, что Мальстен ни за что в это не поверит.

Теперь Аэлин кивнула с большей энергичностью.

— И то, что он держит меня в клетке, не поспособствует доверию со стороны Мальстена?

— Именно, — вздохнула Кара. — И поэтому я должна выяснить, насколько ты опасна, чтобы понять, можно ли тебя выпустить.

— Непростая задача, — оценивающе хмыкнула Аэлин.

— Не то слово. — Кара вернула ей усмешку. — Но в твоих силах облегчить мне ее, если теперь, когда ты знаешь, что зла Мальстену Бэстифар не желает, ты ответишь, каковы твои намерения.

Аэлин задумалась.

— Мне тоже непросто ответить однозначно, — честно призналась она. — Вы держите моего отца в плену и выпускать его не собираетесь. Я понимаю, что если это станет для меня ключевым условием, мы упремся в неразрешимый конфликт, и ситуация только усложнится. В итоге пленников станет трое.

Кара кивнула.

— Рада, что ты это понимаешь. Хотя, надо думать, тебе от этого совсем не радостно.

— Не поспоришь, — печально усмехнулась Аэлин. — Мне нужно понять, как с этим быть, ведь ради освобождения своего отца я и приехала сюда.

— А ты понимаешь, что, стоит освободить Грэга, как он попытается исполнить свое намерение насчет Бэстифара? — спросила Кара, и в глазах ее на миг мелькнуло опасение. — Уверена, что он не ушел бы без этого, даже если б вам с Мальстеном удалось его освободить.

Аэлин передернула плечами.

— Не могу утверждать этого с уверенностью, но, — она помедлила, — это похоже на моего отца. Он частенько бывал упрямым и не желал отступаться от первоначальных целей. Поэтому я понимаю, что он опасен для вас.

— Возможно, тебе удастся переубедить его? — спросила Кара. Аэлин усмехнулась, услышав подвох в ее голосе.

— Я могла бы попытаться, но я этого не гарантирую. Есть вариант, при котором после длительных бесед и убеждений его отправили бы на материк под контролем Мальстена или, на худой конец, Дезмонда. — Аэлин покачала головой. — Но за время нашего с Мальстеном путешествия мы привлекли внимание Красного Культа и Бенедикта Колера в частности. Если он узнает, что мой отец вернулся на материк, его схватят и будут пытать. Между этим и клеткой в Малагории меньшим злом кажется Малагория. Так он хотя бы останется жив.

Кара оценивающе приподняла бровь.

— И ты готова терпеть, что твоего отца держат в плену, пока сама будешь свободно перемещаться по дворцу? — спросила она.

— Первое время точно, — кивнула Аэлин. — Но это не значит, что я не попытаюсь его переубедить и сделать нашим союзником.

— Нашим? — недоверчиво переспросила Кара.

— Как я уже сказала, — кивнула Аэлин, — на материке на меня охотится Культ. На Мальстена тоже. А в Малагории Культ не имеет власти, поэтому здесь безопаснее. Хотя бы не надо оглядываться на каждом шагу и ждать нападения. Если Бэстифар не желает Мальстену зла, стало быть, мне нет причин желать зла ему.

Из груди Кары вырвался облегченный вздох, и Аэлин понимающе улыбнулась.

— Я не в восторге от его методов, — продолжила охотница, кивнув. — Мне вовсе не нравится то, во что превратилась расплата Мальстена после вмешательства Бэстифара. Но когда Бэстифар приходил ко мне сюда, я попыталась ему это объяснить, и он, кажется, понял. Так что есть надежда, что Мальстен не пострадает от его руки еще сильнее.

Кара устало вздохнула.

— Я, пожалуй, понимаю, о чем ты говоришь. Отношение Бэстифара к Мальстену… странное. — Она пожала плечами. — Сколько я их наблюдала, так и не смогла толком понять, что за ядовитое притяжение они друг к другу чувствуют. Когда Мальстен сбежал, лично я обрадовалась этому. Подумала, что так действительно может быть лучше для них обоих. Со временем. Но… лучше не стало.

Кара взглянула на Аэлин, и та отозвалась понимающим кивком.

— Знаю, я тоже это видела. Каждый раз, когда Мальстен говорил о Малагории и о Бэстифаре, я чувствовала, что эта дружба тяготит его, но он ничего не может поделать с тем, что Бэстифар ему дорог. Мне кажется, что… — Она замолчала и пожала плечами. — Не знаю, стоит ли высказывать предположения.

В глазах Кары зажегся неподдельный интерес.

— Стоит! — Она не удержалась от восклицания. — Я уже много лет не могу понять природу этих отношений! Ведь в какой-то степени для них обоих это пытка! Они во многом не соглашаются друг с другом, постоянно спорят, частенько друг друга раздражают, но почему-то порознь чувствуют себя еще хуже!

Аэлин рассмеялась.

— А говоришь, не понимаешь их отношений.

Кара нахмурилась.

— Но ведь должна быть причина, — почти беззащитно произнесла она.

— Со стороны Бэстифара ты ее назвала. Это пытка. — Кара непонимающе посмотрела на собеседницу, и та, кивнув, продолжила: — Бэстифар не чувствует боли, но при этом страстно желает познать ее природу. Я видела его в Сальди, когда он поранился. С какой страстью он смотрел на свои раны и одновременно злился на то, что не чувствует боли, не может понять, что она такое. Он ищет заменители, ищет способы разобраться.

— Это мне известно, — мрачно кивнула Кара.

— Видела бы ты, как он отреагировал, когда я для примера сравнила боль с чувством вины. Физические страдания для него загадка, но моральные тяготы ему не чужды. В них он находит те отголоски, которых не может ему дать тело. Но так уж вышло, что далеко не все, кто его окружает, могут позволить ему изучать хотя бы этот вид боли.

Кара вздохнула.

— А Мальстен может.

— Может. Мне кажется, он живет с чувством вины чуть не с самого рождения. При этом он испытывает вину и чувствует ответственность настолько искренне, что рядом с ним эти терзания могут усиливаться и у других.

— У меня — нет, — воинственно отозвалась Кара.

Аэлин хмыкнула.

— Насколько я поняла, твое внутренне чувство справедливости помогает тебе по жизни. Ты чувствуешь ее и следуешь за ней. Ты ее вершишь, — кивнула она. — А Мальстен с самого своего рождения чувствует, что должен что-то исправить. Он был незаконнорожденным сыном герцогини Ормонт и данталли. Одним фактом своего рождения он подвергал опасности свою мать, да и весь Хоттмар. И эта опасность не обошла его семью стороной. Ты же знаешь о захвате Хоттмара Красным Культом? — Аэлин дождалась от Кары кивка и продолжила: — Потом была Война Королевств. Он пытался завершить ее. Думал, что сможет привести Рериха VII к победе и остановить кровопролитие, но и здесь все вышло не так, как он задумывал.

Кара вздохнула.

— Что ж, его чувство вины обосновано.

— Самое важное в этом то, что оно идет изнутри, а не навязано кем-то. Поэтому его так сложно не ощутить, и Бэстифара к этому тянет.

Кара неопределенно покачала головой.

— Пожалуй, соглашусь.

— Если же рассматривать другую сторону этой медали, Бэстифар — один из немногих, кто видит в Мальстене не глашатая Рорх, а художника. Он дает ему надежду на то, что эту вину можно искупить. При этом он поэтически относится к его расплате. Он уважает ее. Видит в ней не только физические муки, но и мужественное соглашение Мальстена их терпеть. Он ведь аркал, и процесс избавления кого-то от боли с его-то склонностью к искусству и представлениям тоже должен быть для него ценен. При всех его качествах, как ты думаешь, кого ему было бы интереснее избавить от страданий: того, кто отчаянно об этом просит, или того, кто сопротивляется, искренне считая, что заслужил мучиться?

Кара закатила глаза.

— И ты это выяснила за пару встреч с Бэстифаром?

— Я собирала сведения о нем по крупицам, была свидетельницей расплаты Мальстена, — пожала плечами Аэлин. — Да, пожалуй, я неплохо разобралась. — Кара недовольно поджала губы, и Аэлин ободряюще кивнула ей. — Ну будет тебе дуться! Иные существа — моя специализация. Мне положено понимать их.

Кара улыбнулась и покачала головой, после чего оттолкнулась от стены и поднялась, отряхнувшись от пыли.

— Что ж, — сказала она. — Пожалуй, я тоже неплохо разобралась и могу ответить Бэстифару на его вопросы о тебе.

Аэлин помрачнела.

— И что ты будешь делать?

— Сначала распоряжусь вернуть твоего отца сюда, а затем прослежу, чтобы вам принесли воды, — ответила она.

Аэлин промолчала, и Кара, таинственно улыбнувшись, развернулась к ней спиной и зашагала прочь.

Закончив с распоряжениями, Кара направилась обратно в свои покои, чувствуя, как на плечи начинает давить усталость. Этот проклятый день выдался на удивление тяжелым и насыщенным, и она чувствовала себя истощенной. Поднимаясь по лестницам, она вдруг поймала себя на мысли, что в одном Бэстифар оказался прав: уставать в гратском дворце ей доводилось редко, и состояние это уже стало для нее непривычным.

Вспомнив его слова, перемежавшиеся в голове с речами Аэлин Дэвери, Кара растянула губы в мрачной улыбке и поняла, что отправиться спать сейчас не сможет. Бэстифар наверняка ждет ее вердикта и не может сомкнуть глаз.

Чтоб тебя! — хмыкнула про себя Кара, ощутив, как сердце сковывает какая-то щемящая светлая тоска, и уверенно зашагала в сторону царских покоев. Как она и ожидала, Бэстифар ждал ее там, бодрствуя.

— Найдется пара минут выслушать мое мнение о нашей узнице? — вежливо поинтересовалась Кара, отчего-то решив держаться с ним нейтрально.

Бэстифар поднялся со стула, на котором до этого сидел, пересел на кровать и постучал по ней, призывая Кару сесть рядом. Лицо его сейчас не выражало ни прежней нервозности, ни игривой язвительности. Сейчас он был чрезвычайно серьезен.

— Конечно, — ответил он. — Присядь.

Кара вздохнула и неспешно подошла к нему, однако садиться не спешила. На несколько мгновений она замерла прямо напротив него, глядя ему в глаза и пытаясь понять, что он сейчас чувствует. Ей всегда было непросто это определять. Сейчас ей казалось, что Бэстифар чувствует только усталость, но она не была уверена, что усталость эта — не ее собственная.

Бэстифар поднял на нее взгляд запавших глаз, но не сказал ни слова. А затем вдруг зажмурился, подался вперед и уткнулся головой ей в живот, привлекая ее к себе и обнимая ее — как никогда крепко, будто боялся, что она сейчас исчезнет.

Кара ощутила, что ей перехватывает дыхание от невиданной нежности, накатившей на нее горячей волной. Изо всех сил стараясь успокоить сердце, пустившееся вскачь, она осторожно погладила Бэстифара по волосам, успокаивая.

— Кара, я… — проговорил он, но слова будто застряли у него в горле.

Так виноват! — Почему-то ей показалось, что за этим должны следовать именно такие слова, но Бэстифар продолжил иначе:

— Я так устал…

Это признание ошеломило ее не меньше — тем, что он сказал это вслух. Кара не помнила, говорил ли он ей хоть когда-то нечто подобное. Для аркала, привыкшего играть чужими судьбами, это было неслыханным откровением.

— Я знаю, — тихо произнесла Кара, продолжая гладить его по голове.

Наконец он отстранился, опустив взгляд в пол, вздохнул и попытался собраться с силами.

— Насыщенный выдался денек, — надтреснуто произнес он.

Кара присела рядом с ним, но оставила между ними небольшое расстояние. Отчего-то ей казалось, что сейчас так будет лучше.

— Когда я шла сюда, меня посещали те же мысли, — улыбнулась она. — Поэтому, думаю, нам лучше быстро закончить с делами и отдохнуть. Остальное решим на свежую голову.

Бэстифар кивнул.

— Пожалуй, ты права.

— Я поговорила с Аэлин. Мне кажется, угрозы она не представляет.

— Тебе кажется? — прищурившись, переспросил Бэстифар.

— Из нашего разговора вывод я сделала именно такой, — спокойно подтвердила Кара. Казалось, Бэстифар хотел, чтобы в ее вердикте было больше уверенности, но в этом случае он требовал от нее невозможного. — Я не могу утверждать этого безошибочно, Бэстифар. — Она вздохнула. — Аэлин умная женщина и хорошо понимает положение, в котором оказалась. Она не строит иллюзий и не ставит условий.

— То есть, — он натянул на лицо привычную кривую ухмылку, — леди Аэлин не опасна?

— Еще как опасна, — Кара многозначительно кивнула. — Но, похоже, мы на одной стороне, и делать глупостей она не намерена.

— Ты готова за нее поручиться?

Кара вздохнула.

— Если тебе от этого проще, то готова.

— В таком случае я выпущу ее на твое попечение, — воодушевленно заявил Бэстифар. Кара нахмурилась.

— Предлагаешь мне следить за ней?

— Можем назвать это «помочь ей устроиться во дворце и привыкнуть», и окрас сразу будет другим, не находишь?

Она постепенно начала узнавать в нем прежнего Бэстифара, однако не горела желанием сейчас потворствовать его играм.

— Что ж, пожалуй, — вздохнула она и, хлопнув себя по коленям, поднялась с кровати. — Тогда я пойду. День и впрямь был долгим.

Бэстифар взглянул на нее почти обиженно.

— Спокойной ночи, — мягко произнесла Кара и сделала шаг к двери.

— Я… так и не поблагодарил тебя, — выпалил Бэстифар. Продолжил он, дождавшись, когда она обернется: — За то, что ты сделала сегодня для Мальстена. Знаю, ты плохо к нему относишься и не обязана была исправлять, — он покривился, — мою оплошность.

Кара приподняла бровь.

— Да. Не обязана была.

Она подумала, что сейчас он спросит ее, откуда ей было известно про яд, но он не стал этого делать.

— Спасибо, — выдохнул он. Казалось, это слово далось ему непросто.

— Просто пообещай впредь быть осторожнее и не заигрываться в опасные игры. Или хотя бы слушать, когда я предупреждаю тебя.

Бэстифар покривился.

— Пожалуй, стоит попробовать. Хотя бы для разнообразия.

Кара кивнула.

— Неплохо для начала, — устало улыбнулась она. Бэстифар ничего не сказал, и Кара поспешила улучить момент, чтобы удалиться. Отчего-то ей казалось, что сейчас лучше всего будет оставить его одного.

Утром дворцовый лекарь Селим Догу явился, чтобы сменить повязки на ране Мальстена и проверить швы. Он провел некоторое время в его комнате, попутно оценивая, насколько тяжелые последствия остались после яда пустынного цветка, и сделал вывод, что, если бы противоядие дали на несколько минут позже, жизнь Мальстена Ормонта до сих пор была бы в опасности. Однако ему повезло, и лекарь заявил, что, отдохнув несколько дней, Мальстен сможет полностью восстановить силы.

Бэстифар ждал в коридоре, надеясь, что после визита лекаря сможет обсудить с Мальстеном положение дел. Последняя встреча прошла из рук вон плохо, и сегодня, проснувшись с рассветом, Бэстифар понял, что как можно скорее должен исправить ситуацию.

Стоило Селиму выйти, он, не удостоив его даже кивком головы, проскользнул в покои Мальстена, точно базарный вор, и замер у двери, заложив руки за спину. Он надеялся, что сразу найдется, что сказать, однако отчего-то не произнес ни слова.

Мальстен сидел на кровати, надевая рубаху после осмотра лекаря. При виде Бэстифара лицо его помрачнело, взгляд из сосредоточенного сделался уставшим.

— Сегодня ты выглядишь заметно лучше, — хмыкнул аркал, неспешно приближаясь. Мальстен, казалось, готов был оттолкнуться от кровати и встать, и Бэстифар протестующе взмахнул руками. — О, нет-нет, — нараспев произнес он, — только не надо опять этих героических глупостей! Придя сюда, я краем уха услышал, что Селим предписал тебе лежать и восстанавливать силы. Вот и лежи. Видят боги, это нетрудно.

Мальстен проводил его взглядом, но ничего не сказал. Бэстифар прищурился.

— На всякий случай: ты не в казематах Красного Культа, — нервно хмыкнул он. — Нет нужды воинственно отмалчиваться.

— Ты пока и не задал мне ни одного вопроса, — ответил Мальстен. Бэстифар нервно поджал губы. Он выглядел таким напряженным, что Мальстен невольно смягчился и, вздохнув, спросил: — Что ты хочешь услышать?

— Простого «привет» для начала будет достаточно. Судя по твоему мрачному виду, желать мне доброго утра ты не намерен.

— Думаю, для тебя оно и так достаточно доброе. Ты ведь добился, чего хотел. — Данталли качнул головой и угрожающе посмотрел на него. — Где Аэлин? Что с ней сделали?

Бэстифар закатил глаза.

— Старый добрый Мальстен в своем репертуаре! — протянул он. — Да расслабься ты! Все с ней нормально. Она в добром здравии, и Грэг, между прочим, тоже. Им явно есть, о чем поговорить, поэтому, думаю, пока стоит подержать их поближе друг к другу. А если Аэлин будет хорошей девочкой, выпущу ее погулять и посмотрю на ее поведение.

Мальстен внимательно смотрел на Бэстифара, напряженно следя за каждым его шагом, но не произносил ни слова. Он выглядел так, будто и впрямь попал на допрос к Бенедикту Колеру. Бэстифар нервно прыснул со смеху.

— Слушай, это ведь решительно невозможно! — воскликнул он. — Заклинаю тебя, хватит смотреть на меня так, будто я тебе враг!

— То есть, твоя попытка убить меня на Рыночной площади — проявление дружбы? — невесело усмехнулся Мальстен, заставив Бэстифара сморщиться.

— Позволь прояснить, — смиренно кивнул он. — Это был не я. Это целиком и полностью была инициатива Отара Парса. В последнее время он совсем отбился от рук, и, боюсь, даже если б я строго запретил ему к тебе приближаться, он бы меня не послушал. Он искренне считал, что блюдет мои интересы, а я — эдакий недальновидный дурень — просто еще не дорос до того, чтобы это понять. — Аркал досадливо развел руками и присел рядом с Мальстеном. — А ты всерьез решил, что я таким образом хочу наказать тебя за побег?

Мальстен пожал плечами.

— Я понятия не имею, что у тебя в голове, — честно ответил он.

— И, на твое счастье, я здесь именно затем, чтобы это прояснить, — осклабился Бэстифар. — Нам стоит многое обсудить, Мальстен. Видишь ли, моя невинная игра обернулась большим конфузом. Тебе известно, что неугомонный Бенедикт Колер так на тебя взъелся, что готов пойти войной на любое твое пристанище, лишь бы тебя достать? И, так уж сложилось, что на меня у него теперь тоже зуб, пару раз я неудачно перешел ему дорогу.

Мальстен непонимающе покачал головой.

— Бенедикт Колер ничего не может тебе сделать, у него нет никакой власти в твоей стране.

— Да, и его это до невозможности бесит, — хмыкнул аркал. — Но, знаешь, эревальна принесла на хвосте, что он пошел на крайние меры. Он пытается подтолкнуть материковых сидней к войне с Малагорией. Говорят, он обвинил меня чуть ли не во всех бедах Арреды с начала времен. По крайней мере, в Битве Кукловодов точно.

Мальстен недоверчиво приподнял брови.

— Он выжил из ума? Тебя даже не было там! — Он покачал головой. — Да и меня не было. И… о каких еще «материковых сиднях» речь?

— О Совете Восемнадцати, конечно, — вкрадчиво произнес Бэстифар.

— Ты издеваешься? — Мальстен едва удержался от того, чтобы вскочить.

— Не дергайся. Тебе вредно, — тоном наставника произнес аркал.

— Проклятье, Бэстифар, ты только что сказал, что Колер пытается настроить против тебя весь материк! — воскликнул Мальстен, тут же задумчиво нахмурившись. — Это может обернуться новой Войной Королевств. Для всего материка это катастрофично и затратно. Арреда только оправилась от той войны, правители ни за что на это не пойдут.

Бэстифар скучающе пожал плечами.

— Фанатизм и трудолюбие творят чудеса, мой друг. Идея нашего упертого знакомца дала всходы, и его поддержали. По крайней мере, частично. Он даже открыл королям секрет, что ты все еще топчешь ногами Арреду, так что мы с тобой теперь известны на весь мир.

Мальстен резко вздохнул.

— Он признался в многолетней лжи, а люди пошли за ним? — Он не мог поверить своим ушам. — Это же просто невозможно…

— Боюсь, в скором времени нам обоим придется убедиться в обратном, — ответил Бэстифар. — Совету никогда не приходилось по вкусу богатство и положение моей страны, а теперь у них появился веский повод сбить с меня спесь. — Он самодовольно улыбнулся. — Вообще говоря, мне почти льстит быть у стольких властных людей занозой в мягком месте. Но, если отбросить браваду, положение опасное.

Мальстен опустил глаза в пол и покачал головой.

— Боги… — шепнул он.

— Стой-стой-стой, Мальстен! — решительно запротестовал Бэстифар, замахав руками. — Я знаю, о чем ты сейчас подумал, и, боюсь, здесь даже моего мастерства не хватит, чтобы тебя переубедить. Да, Колер затеял все это из-за тебя, хотя, повторюсь, меня он тоже не сильно любит. — Бэстифар повернулся к нему в пол-оборота и постарался найти его взгляд. — Но я пытаюсь донести до тебя одну простую мысль: судя по тому, как развиваются события, Малагория — единственное место, где тебе сейчас стоит быть.

Мальстен смиренно кивнул.

— Не волнуйся, Бэс, я не попытаюсь сбежать. Я уже подверг опасности слишком многих людей, и часть из них погибли. — Он вздохнул. — Новая война, жертвы в Малагории — всего этого нельзя допустить, я не имею на это никакого права. Я обязан тебе жизнью и понимаю, что пришла пора вернуть долг. Об одном прошу: помоги найти убежище для Аэлин и Грэга. Их я в это не хочу впутывать. И, — он чуть помедлил, — думаю, им лучше не знать о твоих истинных намерениях.

Бэстифар настороженно изогнул бровь.

— Так, Мальстен, и отчего мне совсем не нравится, как это звучит? Что, по-твоему, я собираюсь делать, скажи-ка на милость?

— Разумнее всего с твоей стороны было бы выдать меня Культу, пока не началась война, я прекрасно понимаю это. — Мальстен прищурился.

Несколько мгновений Бэстифар тупо смотрел на него, пытаясь осознать то, что услышал. Затем глаза его широко распахнулись, он несколько раз мигнул и недоверчиво покачал головой.

— Ответь мне только на один вопрос, — медленно произнес он. — Почему в любом развитии событий ты видишь три варианта: плохой, очень плохой и ужасный?

Мальстен нахмурился.

— Прости, но события, которые ты описал, никак не вселяют оптимизма.

Бэстифар вскочил на ноги и в искреннем возмущении всплеснул руками.

— Проклятье, Мальстен, ты всерьез считаешь, что я сдам тебя Бенедикту Колеру, рассыплюсь в раболепных речах перед Советом Восемнадцати и отступлю в темный угол зализывать раны на искалеченной гордости?! — Он прыснул со смеху. — Воистину, ты прав: ты понятия не имеешь, что у меня в голове, раз предположил такое!

Мальстен виновато потупился.

— Бэстифар, гордость иногда может быть недосягаемой роскошью для власть имущего. В последний раз, когда гордость проявил я, в мои руки попала Кровавая Сотня. Чем это обернулось, ты сам прекрасно знаешь. Упрямиться сейчас для тебя плохой выход. Разумнее было бы…

— Замолчи, во имя богов! — махнул рукой Бэстифар. — Ты разве не понимаешь? Перед Советом Восемнадцати помахали лакомым кусочком, они его заглотили и не подавились. — Он недовольно фыркнул. — Даже если б я тебя сдал и прогнулся под все их требования, они все равно двинулись бы на Малагорию войной. Колер для того и приписал мне Битву при Шорре, чтобы поймать Совет на крючок! Это дает ему гарантию, что они не отступятся. — Бэстифар заговорил вкрадчивым, заговорщицким голосом: — Видишь теперь? Ничего не изменится, если я сдам тебя Колеру. Кроме того, что я потеряю военного союзника, способного взять под контроль целую армию.

Мальстен беззащитно уставился на него.

— Значит, ты собрался воевать?

— Больше тебе скажу: ты — тоже.

— Ты и я против армии Совета Восемнадцати? — нервно усмехнулся Мальстен.

— Ты, я и союз малагорско-аллозийской армии, — кивнул Бэстифар. — Не стоит все-таки забывать про армию, Мальстен, это невежливо.

Данталли отрывисто хохотнул.

— Хорошо, Бэс, я понял. Я даю тебе слово, что буду сражаться за твою страну в этой войне. До тех пор, пока опасность не минует, можешь не опасаться, что я попытаюсь бежать.

Бэстифар приподнял подбородок и шумно втянул воздух.

А после? После — попытаешься? — подумал он, однако задать эти вопросы вслух отчего-то не осмелился. Вместо этого он нервно оправил рубаху и натянуто улыбнулся.

— Что ж, рад, что мы пришли к соглашению. Но, — он поджал губы, — пока нападения нет и воевать нам не с кем. А значит, тебя нужно чем-то занять на время твоего пребывания здесь, иначе в твою дурную голову забредают всякие мрачные думы. — Он картинно поводил пальцем в воздухе, обрисовывая контур головы Мальстена.

— Я могу найти работу в городе. Может быть, устроюсь кукольником или подмастерьем к кому-нибудь из местных мастеров. Я не собирался тебя стеснять своим дармоедством.

Бэстифар приподнял брови.

— Своим… боги, ты невозможен! А цирк тебе, стало быть, наскучил? — нервно хмыкнул он. — Ты поэтому сбежал?

— Насколько я знаю, ты легко заменил меня в цирке. — На этот раз Мальстен ожег глазами Бэстифара. Всего на миг, но аркалу этого было достаточно. Губы его растянулись в самодовольной улыбке.

— Что я слышу? Неужто это ревность? — Он покачал головой. — Прости, Мальстен, но ты так внезапно исчез в прошлый раз, что ты меня фактически вынудил искать тебе замену. И, если уж на то пошло, замена вышла не самая лучшая. Думаю, ты поймешь, когда я познакомлю тебя с Дезмондом. — Лицо Бэстифара на миг скривилось. — И я подумал, что, — он чуть помедлил, — может, ты обучишь его?

Мальстен недоверчиво повел головой в сторону.

— Обучу его чему?

— Искусству давать представления, разумеется! Чему же еще?

— Мы оба знаем, что у этого представления на один акт больше, Бэс, — строго произнес Мальстен. — Так какой тебя интересует? Его мастерство данталли или его расплата?

Аркал неуютно повел плечами.

— Временами мне кажется, что ты совсем не знаешь меня, мой друг, а временами твоя проницательность просто обезоруживает. — Он широко улыбнулся. — Его представления еще терпимы, хотя и этому искусству я бы хотел его обучить. Но его… гм… финальный акт попросту ужасен! Думаю, ты поймешь это и сам. Если, конечно, возьмешься его обучать.

Мальстен вздохнул.

— Не торопи события, Бэс. Мне нужно посмотреть на него.

— Конечно-конечно! — Аркал приподнял руки. — Вообще, наверное, не буду больше утомлять тебя разговорами. Селим предписал тебе покой.

Мальстен не ответил, и Бэстифар поджал губы.

— В общем… поправляйся. Делами займемся потом.

— Как скажешь, Бэс.

— Вот и чудно!

С этими словами Бэстифар покинул покои Мальстена. Неуютное чувство отчего-то продолжало ворочаться в его душе, и теперь он совершенно не представлял, что с ним делать.

Слабость раздражала Мальстена, как никогда. Если б не действие яда, он сумел бы подняться уже на следующий день — даже с такой раной. Но яд Кары, похоже, причинил гораздо больше вреда, чем могло показаться на первый взгляд, и теперь на восстановление уходило катастрофически много времени.

Коря налитое чугунной тяжестью ноющее тело за немощность, Мальстен осторожно поднялся с кровати и, держась за каждую опору, попадавшуюся ему на пути, добрался до стола, на котором стоял кувшин с водой. После ранения его почти постоянно мучила жажда, и, судя по тому, что сказала Кара, это тоже было последствием яда.

Кувшин почти опустел, и Мальстен подумал, что стоило бы озаботиться новой порцией воды — заодно и заставить свое немощное тело понемногу снова привыкать двигаться. Видят боги, он не чувствовал в своем распоряжении такой роскоши, как возможность неделями отлеживаться в постели под опекой заботливых слуг Бэстифара.

Забрав с собой кувшин, Мальстен медленно направился к двери. Тело упрямо желало снова занять горизонтальное положение и продолжало требовать воды, тогда как мысли и тревоги устремлялись к запертой в клетке Аэлин Дэвери. Мальстен чувствовал, что должен добраться до нее, должен помочь ей, но опасался, что сделает только хуже, если положится на свои силы. Здравый смысл подсказывал, что лучше играть по правилам Бэстифара, но сидеть без дела и ждать, пока ситуация разрешится сама собой, было мучительно.

Ты должен что-то сделать, — звучал настойчивый голос совести данталли. В ответ на это ноги налились чугунной тяжестью, заставив Мальстена тяжело навалиться на стену в попытке перевести дух. Скрипнув зубами от злости, он заставил себя добраться до тяжелой резной двери, преодолев около десятка шагов. К этому моменту руки и ноги уже дрожали от слабости.

Хватит раскисать! — приказал он себе. — Двигайся!

Должно быть, Сезар Линьи сказал бы ему нечто в этом роде.

Вспомнив наставника, Мальстен печально улыбнулся и заставил себя навалиться плечом на дверь, надеясь, что капризные швы, о которых столько переживал лекарь, не разойдутся. Только сейчас он вдруг понял, что слышит в коридоре какой-то гомон: кто-то переговаривался у самой его комнаты, и людей было много. Не двое и не трое, а будто целая толпа.

Кто бы это мог быть? Гратцы, возненавидевшие его за смерть Отара Парса?

Выйдя из отведенных ему покоев, Мальстен приготовился к худшему, но изумленно замер, потеряв дар речи. Он не был уверен, что бодрствует, потому что зрелище казалось, скорее, сном, чем явью.

В коридоре перед ним и впрямь стояла толпа, но он совсем не ожидал увидеть здесь этих людей. Видят боги, даже с возмущенными гратцами, готовыми разорвать его в клочья, он встретился бы с бòльшим мужеством, нежели с труппой малагорского цирка…

Они все были здесь.

— Мальстен!

— Это и вправду ты?

— Ты вернулся!

— Мы знали, что ты еще появишься!

— Мальстен, почему ты ушел?

— Ты вернулся в цирк?

— Тебя ранили? Как ты себя чувствуешь? Выглядишь паршиво…

— Так слухи не врали!

— Мальстен, как здорово, что ты снова здесь!

— Ты ведь будешь снова работать? Его Величество ведь возьмет тебя на прежнюю работу?

Они заговорили наперебой. Мальстен едва не задохнулся от напора требовательной, счастливой надежды, что звучала в голосах артистов труппы и некоторых музыкантов.

Они… ждали моего возвращения? Хотели, чтобы я снова…

Мальстен ощутил предательское головокружение и прислонился к стене, чтобы не упасть. Перед глазами начал смыкаться коридор темноты. Глиняный кувшин выскользнул из рук и разбился. Кто-то подхватил данталли под руку и помог сохранить равновесие.

— Эй, тише, дружище. Ты и впрямь выглядишь паршиво. — Мальстен узнал голос силача Кирима. — Не стойте столбами, принесите воды! — распорядился он.

— Мальстен! — окликнул женский голос.

Слишком знакомый.

Мальстен распахнул глаза, вздрогнув.

Ийсара.

Гимнастка вышла вперед, пробившись через толпу артистов и музыкантов, и замерла напротив данталли, заглянув ему в глаза. Выдержать ее взгляд оказалось слишком тяжело, и Мальстен опустил голову, чувствуя, как тело обдает волной предательского жара вины и стыда.

Неужели и она — ждала моего возвращения? Не может быть, чтобы она все это время тосковала по мне.

— Мальстен, — нежно произнесла Ийсара, осторожно проведя рукой по его заросшей щетиной щеке. — Я… мы скучали по тебе. — Она улыбнулась, и за улыбкой ее скрывалась заметная печаль.

— А я воды принес! Одна нога здесь, другая там! — радостно заявил кто-то из труппы. Распознать голос Мальстен не сумел.

Ийсара, казалось, собиралась прижаться к нему, но Кирим внушительно взглянул на нее и остановил:

— Будет тебе, Ийсара, успеется! — Он снова открыл дверь покоев и помог Мальстену зайти внутрь. — Видишь же, он еще в себя не пришел. Крепко же тебе досталось…

Мальстен почти не слушал, что говорил ему Кирим. В голове и впрямь помутилось от усталости, а оба сердца нервно стучали в груди при мысли о том, что придется объясниться с Ийсарой.

Стараясь придумать, как хотя бы попытаться не оскорбить чувства норовистой циркачки, Мальстен поймал себя еще на одной мысли: вся труппа ждала его возвращения. Стало быть, тому, кого Бэстифар решил поставить ему на замену, здесь не очень доверяют.

Осуждая себя за высокомерие, Мальстен позволил слабой победной улыбке показаться на губах.

Когда Мальстен открыл глаза в следующий раз, тело уже не так ныло и даже казалось не таким тяжелым.

Я, что, провел без сознания несколько дней к ряду? — ужаснулся про себя данталли. Проверить эту мысль ему не удалось. Он зашевелился на кровати, решив предпринять новую попытку встать, и лишь тогда понял, что в комнате находится кто-то еще.

— Скажи на милость, чем тебя пронять, чтобы ты не пытался нарушить прописанный лекарем режим, если даже снотворные травы, которые могут свалить взрослую лошадь-тяжеловоза, тебя не берут? — скороговоркой произнес посетитель, стоявший в лучах яркого гратского солнца и оттого казавшийся темной фигурой на фоне божественного света Мала.

Впрочем, многие жители Обители Солнца считали его именно чем-то подобным.

— Бэс? — Мальстен сел на кровати. — Погоди… снотворные травы?

Бэстифар отступил от яркого солнечного пятна и показался Мальстену. Как и всегда, он был в красной рубахе, отчего данталли пришлось напрягать зрение и фокусироваться, чтобы разглядеть его.

— А ты знаешь другой способ удержать тебя от ненужной активности? — хмыкнул Бэстифар. — Уговоры, например, не помогли. Пришлось изгаляться с травами: на наше с Селимом счастье, тебя мучила жажда.

Мальстен нахмурился.

Интересно, Кара знала про травы в воде? — невольно подумал он. Отчего-то ему казалось, что нет.

— Так или иначе, — развел руками Бэстифар, — слуги не уследили за новой водой, которую тебе принесли, и перед тем, как ты опять уснул, тебе дали воду без трав. Снотворного эффекта не наступило — надо признать, у этих трав он довольно кратковременный. — Он посмотрел на хмурящегося Мальстена, сидящего на кровати, и недовольно цокнул языком. — Бесы, Мальстен, может, перестанешь смотреть на меня так, будто я подливал тебе яд в воду?

Данталли скептически изогнул бровь, сунув ноги в ботинки, любезно выставленные перед кроватью, но ничего не ответил. Бэстифар устало вздохнул.

— Ладно, я пришел не за этим, — примирительно произнес он. — Подумал, что настало время сдержать слово и проводить тебя к твоей подружке. Ты же, в конце концов, не веришь мне на слово, что она в порядке. Сможешь убедиться в этом сам.

Мальстен встрепенулся. Он встал на ноги и с радостью отметил, что слабость в теле уже совсем не такая тяжелая, она не должна свалить с ног через пару шагов.

— Убедился? — хмыкнул Бэстифар. — Я тебя ничем не травил, эффект снотворных трав полностью прошел.

Мальстен кивнул. Бэстифар еще несколько мгновений подождал его комментариев, но, так и не дождавшись, вновь вздохнул и указал на дверь покоев.

— Можешь идти. Дорогу ты, я думаю, не забыл за три года.

На этот раз в глазах Мальстена мелькнуло удивление.

— Не под стражей? И даже без твоего строгого надзора?

Бэстифар поморщился.

— Мальстен, ты не пленник, — сказал он. — Мы с тобой договорились о военном союзе, я не собираюсь стеснять тебя в перемещениях. К тому же, мы оба знаем, что конвой тебе не помеха. Никто не найдет на тебя управу, даже я… — Бэстифар запнулся, повторяя мысль, сказанную когда-то Карой. Ему было непросто произнести ее, однако, как ни странно, это возымело эффект. Мальстен благодарно кивнул и даже слегка улыбнулся.

— И при этом ты связал меня совсем другой нитью.

— Связал? Я? — хмыкнул аркал.

— Нить данного слова гораздо сильнее тех, которыми владею я сам.

— Я… — Бэстифар запнулся и нахмурился. — Бесы, так ты пойдешь к своей Аэлин или нет? Видят боги, она уже, наверное, решила, что я тебя прикончил! — Он нервно хохотнул, несколько раз махнув на дверь.

Мальстен отозвался сдержанным кивком и вышел из покоев, которые когда-то занимал на правах гостя малагорского принца. Он задумался, насколько изменилось его положение теперь, три года спустя. Кто он здесь? Действительно боевой союзник малагорского царя? Военный трофей? Разменная монета в переговорах? Точно не пленник — это Бэстифар обозначил не единожды, хотя верить ему на слово Мальстен не спешил.

Пока он шел и размышлял, ноги сами несли его в нужном направлении, спускали по лестницам, ведя к подземелью, в котором он когда-то переживал расплату за цирковые представления в обществе Грэга Дэвери.

Расплата — зрелище.

Зрители захотят еще.

Мальстен постарался отбросить эти мысли прочь. Иногда опираясь рукой на стены, чтобы дать слабому телу передышку, он продолжал уверенно спускаться в подземелье. Стражники, увидев его, не удивились — похоже, они были предупреждены о его визите к пленникам. Они не сказали ни слова, спокойно позволив ему пройти.

Каменные стены дворца здесь казались холоднее и грубее. Лишь после того, как Мальстен миновал один лестничный пролет, показались настенные факелы, а серый камень сменился красным кирпичом. Это был отсек подземелья, в котором Бэстифар обожал проводить время — в своей комнате абстракций или… Мальстен не хотел думать о том, как Бэстифар все эти три года «развлекался» здесь, применяя свои силы на Грэге.

И как я посмотрю ему в глаза после всего, что случилось? — нервно спрашивал он себя, но не замедлял шаг и не останавливался. Он понимал, что должен увидеть Грэга.

И Аэлин. Ее — в особенности.

Лестница окончилась полом из пыльного песчаника. Настенные факелы выхватили из полумрака подземелья две встрепенувшиеся фигуры в соседних тюремных клетках. Мальстен вздрогнул, бросив взгляд на Грэга, хотя и отметил, что изможденным и уставшим охотник не выглядит.

— Мальстен! — услышал он женский оклик.

Аэлин прильнула к прутьям клетки. Глаза ее светились волнением и, казалось, блестели от слез. Мальстен сделал шаг к ней, но замер, бросив взгляд на Грэга.

Охотник неспешно поднялся с койки и подошел поближе, насколько позволяла тюремная камера. На губах его застыла печальная улыбка.

— А вот и ты, — покачал головой он. — Я уж думал, ты сюда не явишься.

— Папа, прекрати, — попросила Аэлин. Грэг не мог видеть ее из-за разделяющей их стены, но она картинно закатила глаза. — Не обращай на это внимания, Мальстен. Я, вообще-то, уже объяснила ему, как обстояли дела. Я рассказала ему все, но, похоже, он не упустит шанса тебя пристыдить, такова уж его натура.

Грэг покосился на разделявшую их стену, а затем перевел взгляд на Мальстена.

— А разве я не справедлив? Раз уж ты решил пойти на попятную и приползти к своему аркалу, мог бы хоть проведать старого друга в темнице. Но ты, как я вижу, был слишком для этого занят?

— Папа!

Мальстен вздохнул.

— Твое негодование мне вполне понятно, — кивнул он. — Но и ты должен понимать: иначе я не мог.

— Не пичкай меня небылицами. У тебя был выбор, — хмыкнул Грэг.

— Если не знать меня — да, — спокойно ответил Мальстен, — был.

— Мальчики, будет вам пререкаться! — фыркнула Аэлин, вновь взглянув на Мальстена. Взгляд ее сделался обеспокоенным. — Как ты? Кара рассказала мне о том, что случилось. Ты выглядишь… изможденным.

Мальстен покривился.

— Я в порядке, — покачал головой он. — Лучше скажи, как ты. Тебе… не причинили вреда?

Аэлин хмыкнула, стараясь не обращать внимания на недовольное цоканье языком из соседней камеры.

— Бэстифар в максимально легкой форме продемонстрировал, что такое придержать боль. — Заметив в глазах Мальстена блеск ярости, Аэлин покачала головой и поспешила добавить: — У меня были легкие ссадины на руках. Бэстифар предложил облегчить боль, я отказалась. А потом объяснила ему, почему его воздействие называют пыткой. Удивилась, что больше никто не сделал этого, хотя он, вроде, интересовался.

— Наверное, Мальстен это все-таки пыткой не считает? — ядовито прошипел Грэг.

Данталли сурово посмотрел на него.

— Повторюсь: я понимаю твое негодование, но, Грэг, клянусь богами, будешь продолжать в том же духе, и я заставлю тебя замолчать. Ты знаешь, что это не пустая угроза.

Аэлин опасливо покосилась на стену, за которой стоял ее отец.

— Папа, серьезно, прекрати! — строго произнесла она.

Грэг нехотя замолчал, сложив руки на груди. Аэлин вздохнула.

— О чем это мы? — устало улыбнулась она.

— О Бэстифаре и пытках, — нервно передернул плечами Мальстен, заставив ее улыбнуться. — Насчет пытки я ему объяснял. Просто отчего-то Бэс не желал это осмысливать.

Аэлин неопределенно повела головой.

— Возможно, теперь он понимает, — обнадеживающе улыбнулась она, почти сразу посерьезнев. — Что он намеревается делать?

Мальстен коротко пересказал ей суть разговора с Бэстифаром. Будущее вторжение в Малагорию со стороны Совета Восемнадцати ошеломило ее.

— Боги, — выдохнула она. — Не думала, что до этого дойдет.

— Малагория больше не безопасна, — не удержавшись, заметил Грэг, покосившись на стену, разделяющую их с Аэлин.

Мальстен понимающе кивнул, в этом он был с ним согласен.

— Я добьюсь того, чтобы вас выпустили отсюда, клянусь всеми богами Арреды. Вас обоих.

Несколько мгновений Грэг смотрел на него испытующе.

— Не давай обещаний, которых не выполнишь, — устало покачал головой он. — Аркал ни за что не позволит мне разгуливать здесь на свободе. Слишком часто я обещал его убить.

Мальстен нахмурился, но не стал задавать охотнику вопросов на этот счет.

Рано, — подумал он. Не успел он оформить эту мысль, как Грэг сменил тему, переведя ее в еще более деликатное русло.

— Лучше расскажи мне, каковы твои намерения.

Мальстен сглотнул тяжелый ком, подступивший к горлу, почувствовав себя нерадивым учеником Сезара Линьи.

— Папа, хватит, — вновь попросила Аэлин. Голос ее звучал нервно.

— Отчего же? — парировал Грэг. — Разве много охотников потеряли хватку настолько, что к ним иные существа в семью набиваются?

— Папа! — Аэлин возмущенно ударила по прутьям клетки. — Мальстен, во имя богов, не слушай его!

Мальстен подошел к клетке Грэга и внушительно посмотрел в глаза пленнику.

— Ты можешь ненавидеть меня. Можешь думать обо мне все, что угодно — это твое право, и я не собираюсь переубеждать тебя и оправдываться перед тобой. И это никак не изменит того, как я отношусь к Аэлин. Поэтому не трать красноречие на попытки пристыдить меня.

Грэг выдержал его взгляд. Некоторое время он молчал, затем опустил голову и невесело усмехнулся.

— Ты ее любишь, — сказал он, и это не было вопросом.

— Рад, что ты это понимаешь, — спокойно ответил Мальстен. Аэлин прерывисто вздохнула, не отрывая от него взгляда.

— А ты изменился за те три года, что аркал не влиял на тебя, — хмыкнул Грэг.

Мальстен не ответил. Он подошел к клетке Аэлин и коснулся ее пальцев, держащихся за прутья.

— Прости меня, — тихо произнес он, покачав головой. — Я не хотел, чтобы ты оказалась в плену. Я надеялся…

— Я знаю. — Аэлин улыбнулась, мягко проведя рукой по его ладони. — Не вини себя. Все не так плохо, как кажется. В плену Красного Культа было бы явно хуже. К тому же Бэстифар, похоже, не собирается держать меня тут слишком долго. Иначе он не подослал бы ко мне Кару. — Она пожала плечами. — Кстати, по твоему рассказу она представлялась мне куда более неприятной особой.

Мальстен криво усмехнулся.

— Вам удалось найти общий язык?

— Делаю из этого вывод, что устанавливаю контакт лучше, чем ты, — улыбнулась Аэлин. Затем, посерьезнев, добавила: — Главное, что ты в порядке. Там, на площади… я так боялась за тебя. Не представляю, как мне хватило сил уйти и оставить тебя там одного.

Грэг усмехнулся.

— Я говорил тебе: он вполне мог приложить к этому руку.

Аэлин испытующе посмотрела на Мальстена, не ответив отцу. Данталли прикрыл глаза.

— Ты ведь это сделал, да? — с досадливой ноткой осуждения спросила она.

— Лишь для того, чтобы уберечь тебя, — вздохнул Мальстен. — Хотя, надо думать, в твоих глазах это не служит мне оправданием.

Аэлин недовольно нахмурилась.

— Когда же ты уже перестанешь рисковать собой, чтобы спасти меня?

— Тебе правда нужен честный ответ?

На губах Аэлин застыла невеселая улыбка.

— Полагаю, что знаю его. — Она кивнула. — Я прощаю тебя, но лишь с одним условием. — Мальстен посмотрел на нее, и лишь тогда она продолжила: — Ты не посмеешь больше лишать меня выбора. И когда придет пора сражаться за Малагорию с Бенедиктом, я буду в этом участвовать.

— Айли! — возмущенно окликнул ее Грэг, но она проигнорировала его.

— Ты можешь погибнуть… — тихо произнес Мальстен, сжав кулак от невольно всколыхнувшейся злости на то, что Аэлин продолжает звать Колера по имени.

— Как и ты! — с жаром парировала охотница. — Я не запрещаю тебе применять нити, как ты делал это с солдатами Кровавой Сотни. Не запрещаю тебе помогать мне сражаться лучше, но если ты заставишь меня сбежать, — она покачала головой, — это будет конец, Мальстен. Ты с таким упорством доказывал мне и моему отцу, что не лишаешь людей свободной воли, так вбей себе это в голову и не забывай! — Она внушительно посмотрела ему в глаза. — Помогать мне в бою ты можешь. Но влиять на мои решения с помощью нитей…

— Больше никогда, — вздохнул Мальстен и кивнул. — Я не поступлю так больше, даю слово.

— Вот и поглядим, чего это твое слово стоит, — с вызовом произнесла Аэлин.

Эти слова прозвучали для него, как пощечина, но Мальстен знал, что заслужил это. Аэлин сжала его руку, которую он все еще держал на прутьях ее клетки.

— А теперь заканчивай упрекать себя и вытащи меня отсюда, — улыбнулась она. Взгляд ее скосился в сторону стены, разделявшей их с отцом. — К сожалению, упросить Бэстифара освободить нас обоих не выйдет. Но мы с отцом поговорили, и он понял, что пока что иначе нельзя.

Мальстен посмотрел на Грэга, и тот кивнул, не скрывая своего недовольства.

— Эта чертова клетка надоела мне до зубовного скрежета, но лучше уж я буду прозябать в ней один, чем та же участь постигнет мою дочь, — сказал он.

— Мы что-нибудь придумаем, — покачал головой Мальстен.

Грэг усмехнулся.

— Ты же и сам в это не веришь.

— Это не помешает мне постараться.

Охотник тяжело вздохнул.

— Тогда иди и постарайся.

Вернувшись в свои покои, Бэстифара Мальстен там уже не застал. Поразмыслив над тем, как следует с ним разговаривать, данталли подошел к этому вопросу, как к политическому мероприятию. Он переобулся из гостевой обуви в свои сапоги, которые обнаружил в комнате, по малагорской традиции подпоясал рубаху тканевым поясом, висевшим на спинке стула, пригладил растрепавшиеся волосы, постаравшись придать себе приличествующий вид.

Выйдя из комнаты, он направился по коридору в сторону тронной залы. Мальстен не был уверен, что застанет Бэстифара там, но отчего-то решил проверить залу первой. Он не ошибся с выбором. Бэстифар стоял на огромном полукруглом балконе и созерцал Грат. Заслышав позади себя шаги, он неспешно обернулся, кивнул и вновь устремил взгляд на залитый солнцем город.

— Только посмотри на это, — тихо произнес он. — В Грате царит мир, который я самолично выстроил из песка и пыли. Видел бы ты его, когда я только прибыл сюда! Сплошная разруха и беспорядок. И вот, каков Грат теперь. — Бэстифар посмотрел на Мальстена. — Вопреки тому, что ты обо мне думаешь, я умею не только разрушать.

Данталли понимающе кивнул.

— Мне это прекрасно известно, — сказал он.

Бэстифар поджал губы.

— Что ж, хорошо, если так. А еще тебе должно быть прекрасно известно, что я не могу позволить себе потерять все то, что выстраивал годами. Моя страна не должна пострадать от рук Бенедикта Колера и попасть в загребущие лапы Совета Восемнадцати.

Мальстен покачал головой.

— Я приложу все усилия, чтобы этого не случилось. Я ведь обещал тебе, — спокойно сказал он.

— Мне кажется, или в твоих словах маячит какое-то «но»? — спросил он. — Впрочем, в твоих словах всегда есть место какому-то «но». — Тон его изменился: продемонстрированная серьезность уступила место легкой иронии, которая давалась аркалу явно проще. — Дай угадаю: выпустить леди Аэлин из клетки? В этом заключается твое главное условие?

Мальстен кивнул.

— Ты знаешь меня гораздо лучше, чем я тебя.

Бэстифар хмыкнул.

— Леди Аэлин освободят сегодня же, — ответил он. — Хотя, видят боги, было бы куда проще диктовать условия, грозясь тебе, что она будет отвечать за любое твое неповиновение.

В отличие от Бэстифара Мальстен даже не улыбнулся в ответ на это высказывание. Напротив, он ожег аркала взглядом, полным осуждения.

— Проклятье, Мальстен, тебе на материке напрочь отбили умение понимать шутки? — нервно усмехнулся аркал.

— Не надо так шутить.

Бэстифар приподнял руки в знак своей капитуляции.

— Невозможный ты тип! — фыркнул он. — Да не трону я ее, говорил же уже! Отпущу. А Кара за ней присмотрит. Девочки, вроде, даже сдружиться успели, так что поубивать друг друга не должны.

Несколько мгновений взгляд Мальстена оставался жестким, а затем все же смягчился.

— Спасибо, — кивнул он. — В таком случае и я обещаю тебе, что сразу же приступлю к исполнению твоей просьбы.

Бэстифар неопределенно повел плечами.

— Погоди, Мальстен, воевать пока не с кем.

— А обучать твоего циркового постановщика больше не нужно? — приподнял бровь данталли. Бэстифар едва не хлопнул себя по лбу.

— Проклятье, у меня с твоими условиями это совсем из головы вылетело! — усмехнулся он. — Нет-нет, надобность в этом не отпала. Рад, что ты сможешь приступить. Хотя… Селим вряд ли одобрит такое рвение, ведь ты не до конца оправился от раны. Расплата будет сильной…

— С расплатой я разберусь, — покачал головой Мальстен. — Это моя забота.

Бэстифар вздохнул.

Как будто и не уезжал, — подумал он, силясь понять, неужто его невинная шутка так сильно задела данталли. По невыразительному лицу вечно мрачного анкордского кукловода было невозможно это понять.

Мальстен, решив не упрощать аркалу задачу, кивнул, развернулся и зашагал прочь из тронной залы.

На арене малагорского цирка кипела активная деятельность: воодушевленные артисты труппы разминались и переговаривались, техники готовили снаряды к тренировке, музыканты переносили инструменты и партитуры в отсек оркестра.

Дезмонд хмуро взирал на эту красочную картину, чувствуя себя так, будто его окружали одни предатели. В голове то и дело вспыхивали разговоры артистов, которые он подслушал, стоя у палатки Риа.

Он работает не так ювелирно, как Мальстен.

Мне даже повезло, что за мои номера Дезмонд почти не берется.

Понятно же, что Дезмонд, сколько бы ни старался, в подметки не годится Мальстену!

Если Мальстен вернется, представления вновь станут мистериями.

Дезмонд поморщился и сжал руки в кулаки. Воистину, сейчас он ненавидел Мальстена Ормонта. Он видел его там, на лекарском столе. Видел его слабость и беспомощность. Почему же все эти люди — и в особенности Бэстифар — так восхищаются им?

А ведь часть труппы даже предпочла снова надеть красные костюмы! Для кого? Для Мальстена, который, по слухам, легко может прорываться сквозь красное?

Дезмонд набрался решимости, попытался отринуть злость и выступил вперед.

— Друзья! — громко обратился он. На него обернулись Риа и Ийсара, остальные артисты, похоже, даже не заметили его оклика. Дезмонд прочистил горло, и воскликнул вновь: — Друзья мои, прошу минуту внимания!

На этот раз циркачи все же удостоили его своими взглядами: Риа толкнула нескольких стоявших рядом людей, и те повернули голову к проходу между зрительскими местами, где стоял данталли, выпятив перед грудь и слишком высоко вздернув подбородок.

— Всем вам известно, что предыдущий постановщик вернулся в Малагорию. Однако спешу вас заверить: это не значит, что в нашем с вами цирке грядут перемены! Его Величество Бэстифар не смещал меня с должности, а это значит, что мы с вами продолжим работать и радовать публику представлениями!

Он немного помолчал, ожидая реакции. Артисты продолжали выжидающе смотреть на него, с каждым мгновением вселяя в него неуверенность. Распорядитель Левент неловко поджимал губы, Риа хмурилась. Выражения лица Ийсары, которая вырядилась в красное, он и вовсе не мог рассмотреть. Дезмонд мог поклясться, что ни у кого из циркачей не видел в глазах воодушевления, которое блестело в них еще несколько минут назад.

— Если… — Голос сорвался, и он прочистил горло, стараясь не думать, померещились ли ему редкие смешки среди циркачей, или нет. — Если у кого-то из вас есть предложения, сообщите мне о них, и я… подумаю, что можно сделать!

Артисты продолжали стоять молча. Некоторые перешептывались друг с другом, другие растерянно водили взглядами по сторонам, будто не зная, как более деликатно попросить Дезмонда убраться восвояси и не мешать.

Ему показалось, или он снова услышал чей-то смешок?

И когда они так осмелели, чтобы забыть, насколько чревато издеваться над данталли? — со злостью подумал он.

— Стало быть, нет идей? — Надменно поджав губы, он окинул собравшихся артистов презрительным взглядом и качнул головой, убирая прядь светлых волос, норовящую попасть на лицо. — Что ж, это ничего. Как насчет моих?

Он демонстративно приподнял руку, оплетая нитями тех, кто не надел красные костюмы. В их числе была и Риа. Она пыталась защищать Дезмонда при разговоре с остальными циркачами, и данталли даже подумал, что не стоит пугать ее, как остальных, однако все же решил сделать это в назидание.

Циркачи явно против своей воли шагнули вперед и выстроились в шеренгу перед своим кукловодом.

— Дезмонд! — Сдвинув брови, Ийсара шагнула вперед. — Что ты делаешь?

Если б не этот треклятый красный костюм, я бы сбил с тебя спесь! — прошипел про себя данталли, узнавая норовистую циркачку только по голосу.

— Что я делаю? — хмыкнул он. — Я работаю, Ийсара. А тебе следует сменить костюм. Разве Его Величество не запретил артистам цирка надевать красное? Посмотри, как недовольны твоей выходкой остальные.

Шеренга артистов развернулась и сделала одновременный угрожающий шаг к Ийсаре. Та ахнула и невольно попятилась назад.

— И что же? — нервно усмехнулась она. — Натравишь на меня труппу? Думаешь, тебе это сойдет с рук?

— Просто хочу, чтобы ты уяснила, — фыркнул Дезмонд, — артистов много. Заменить кукловода намного сложнее, чем любого из вас!

Шеренга снова сделала шаг к Ийсаре, заставляя ту попятиться, а вместе с ней и других артистов в красном.

Ийсара изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать от страха. Она понимала, что Дезмонд вряд ли решится на радикальные меры, однако, глядя на подступающую к ней линию циркачей, взятых под контроль обиженного кукловода, Ийсара невольно дрожала от страха.

Краем глаза Дезмонд заметил, как на арене появилась еще одна фигура, одетая в синий камзол, черную рубаху и черные штаны, заправленные в высокие сапоги. Миг спустя он, ахнув, узнал в этой фигуре Мальстена Ормонта.

Анкордский кукловод шел неспешно, и по его виду Дезмонд не мог понять, вызвана его медлительность недавним ранением или же чрезмерной уверенностью в себе. Лицо этого данталли не выражало ничего, кроме мрачной серьезности.

— Мальстен… — испуганно шепнула Ийсара.

Тот коротко кивнул ей и встал между ней и шеренгой циркачей, посмотрев поверх них прямо на стоявшего на ступенях зрительского прохода Дезмонда.

— Такая демонстрация силы — не лучший способ установить контакт с артистами, — спокойно произнес он.

— Посторонних на арену пускать не принято! — отрывисто выкрикнул Дезмонд.

Мальстен едва заметно улыбнулся.

— Отпусти их, — сказал он.

— Кем ты себя возомнил? Проваливай с арены! Тебе здесь не место!

Дезмонд чувствовал, что начинает выходить из себя от одного лишь появления этого напыщенного данталли. Впрочем, напыщенным Мальстен Ормонт не выглядел: больше всего в нем раздражало это непоколебимое спокойствие. Он был полной противоположностью Дезмонда, готового вот-вот разорваться от злости.

Шеренга артистов сделала два угрожающих шага к Мальстену и замерла.

— Последнее предупреждение! — выкрикнул Дезмонд. — Иначе тебя вышвырнут отсюда силой!

Мальстен не выглядел ни испуганным, ни удивленным. Он даже не смотрел на циркачей, хотя лица некоторых из них под влиянием нитей Дезмонда исказились в хищных гримасах.

— Не знаю, доводилось ли тебе это испытывать, но на всякий случай предупрежу: если я оборву твои нити, будет очень больно. Уверен, что хочешь этого?

От того, с какой непринужденностью и с каким спокойствием говорил анкордский кукловод, Дезмонд на миг растерялся.

Может, все-таки стоит отпустить? — подумал он, однако тут же вспомнил, как Мальстен стонал от боли на лекарском столе. — Нет! Это все пустой треп! О нем только болтают небылицы после войны, а на деле он ничего собой не представляет!

— Пошел к бесам! — с жаром выкрикнул Дезмонд, приподнимая руку для пущей демонстрации.

… и тут же, застонав, упал на колени, почувствовав, как связь с марионетками оборвалась.

Как это возможно? — успел подумать он, но задохнулся от боли и не сумел задать свой вопрос вслух.

Артисты с облегчением вздохнули, шеренга рассыпалась. Люди окружили Мальстена, но он, лишь покачал головой и вышел вперед, чтобы видеть Дезмонда. Тот обхватил себя руками, словно это могло помочь унять боль, терзавшую его тело, и лег набок, кусая губы и издавая мучительные стоны.

— Оставьте нас, — тихо попросил Мальстен циркачей, не поворачиваясь к ним.

Рука Ийсары легла ему на плечо.

— Мальстен, ты уверен? — осторожно спросила она.

Послышался новый стон Дезмонда.

Мальстен не повернулся к Ийсаре, продолжая смотреть на мучимого расплатой данталли. Он небрежно погладил ее пальцы своей рукой и кивнул.

— Да. Уверен. Уведи всех, пожалуйста.

Риа подошла к Ийсаре и поторопила ее.

— Идем. Давай, — сказала она.

Артисты постепенно покидали арену, неловко оглядываясь на двух данталли, оставшихся наедине.

Мальстен знал, что, если хочет честной игры, то и сам обязан отпустить нити. Он надеялся лишь, что сумеет выдержать боль расплаты, которая накинется главным образом на недавнюю рану, с достоинством, которому учил его Сезар Линьи.

Как только циркачи удалились, Мальстен, глубоко вздохнув, заставил себя отпустить каждую марионетку.

Дезмонд поднял глаза на Мальстена. Его собственная расплата понемногу пошла на убыль, стоны стихли. Пыхтя и кусая губы, он с силой поднялся на четвереньки.

Будь ты проклят богами и людьми, Мальстен Ормонт! — подумал он. Однако когда это проклятие было готово слететь с его губ, слова вдруг застряли в горле, и он не сумел выдавить ни звука. Мальстен не держал нити. И продолжал стоять на ногах. Лицо его пусть и подернулось легкой тенью усталости, не исказилось гримасой боли. Он изучающе глядел на Дезмонда, источая все то же спокойствие.

— Ч-что?.. — выдохнул Дезмонд, округлив глаза.

— Встань, — спокойно сказал Мальстен, качнув головой. — И уточни свой вопрос, будь так добр.

Дезмонд скрипнул зубами.

— Пошел ты… — выдавил он, вновь закусив губу, пережидая волну понемногу утихающей расплаты.

Мальстен оценивающе цокнул языком.

— Не строй из себя страдальца, — сказал он. — Ты знал, что испытаешь это, но все равно выбрал именно этот способ приструнить артистов. Думал, потом они образумятся и слетятся со своим сочувствием на твою уязвленную гордость?

Дезмонд охнул.

— Хватит. — Мальстен едва уловимо поморщился, словно бросил мимолетный взгляд на нечто мерзкое. — Я явно не тот, кого можно обмануть муками расплаты. Тебе уже вовсе не так больно, как было изначально. Поднимайся. Хватит ломать комедию. То, что происходит с тобой сейчас, ты в состоянии перенести на ногах.

Дезмонд почувствовал, как, несмотря на усталость, вызванную болью, лицо заливает предательский румянец стыда.

Да кто ты такой, чтобы судить о моем состоянии? — возмутился он про себя, но прикусил язык и не стал этого говорить. В конце концов, Ормонт — тоже данталли. И одним богам известно, почему расплата словно вовсе не коснулась его. А ведь она должна была!

— Как ты… обошел расплату? — Дезмонд все же не сумел сдержать любопытства, хотя и проклинал себя за то, что задал этот вопрос.

Мальстен скептически изогнул бровь.

— Обошел? — переспросил он. — Расплату невозможно обойти.

О красной нити, которую он сумел выпустить в деревне некроманта, Мальстен предпочел промолчать. Она была единственным способом свести на нет расплату, отдав излишек жизненной энергии. По крайней мере, в теории.

Дезмонд уставился на Мальстена непонимающим взглядом.

— Может, все-таки поднимешься? Или тебе нравится держаться ближе к земле?

Не задохнуться от возмущения стоило Дезмонду больших сил. Опираясь за зрительские сиденья рядом с проходом, он медленно поднялся, пошатнулся, но сумел удержаться на ногах.

— Как?.. — запыхавшись, спросил он.

— Что «как»? — нахмурился Мальстен, сделав шаг к Дезмонду.

Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду Бэс, — невольно подумал он.

— Как тебе удалось?

Мальстен склонил голову.

— А остальную часть мысли можно? — усмехнулся он.

— Ты контролировал всех этих людей! — почти обличительно выкрикнул Дезмонд. — Как тебе удалось избежать расплаты?

— Ты думаешь, я ее избежал? — Мальстен снисходительно покачал головой. — Что же за байки обо мне тут ходили, пока меня не было? — Он пожал плечами. Его собственная боль, наконец, утихла.

— Ты даже не поморщился!

— Ты был слишком занят своими стонами, чтобы это заметить, — усмехнулся Мальстен. Дезмонд со злостью сдвинул брови.

— Я видел тебя! — воскликнул он, словно пытался уличить Мальстена во лжи. — Там, на лекарском столе, когда ты только явился в Грат! Ты был беспомощен, слаб и ни на что не годился!

Мальстен вздохнул.

— Потому я и говорю: никто не в силах избежать расплаты, — спокойно сказал он. Дезмонд ждал иной реакции. Он ожидал, что Ормонт потупится или зальется румянцем, отведет взгляд, стушуется, но он остался непроницаемо спокоен и будто бы смиренно принял замечание о собственной никчемности. Дезмонд был уверен, что выглядеть достойно, услышав подобное, невозможно. Приходилось признать: он ошибался.

— Скольких людей ты тогда контролировал? — осторожно поинтересовался он.

Мальстен пожал плечами.

— Я очень смутно помню тот день. Двадцать кхалагари и почти вся Рыночная площадь Грата. Честно признаться, я не считал, сколько там было людей.

Дезмонд округлил глаза.

— Малагорцы почти все ходят в красном…

— Я в курсе, — хмыкнул Мальстен.

Столько марионеток в красном? Еще и раненым? Как такое возможно? — Дезмонд с трудом верил своим ушам. Ему искренне хотелось думать, что Мальстен рисуется, но он был похож на того, кто стал бы врать о подобном. — И какой же должна была быть та расплата?..

Дезмонд потупил взгляд, не зная, что сказать.

— Послушай, Дезмонд, — Мальстен сделал к нему несколько шагов и замер на подступе к проходу меж сиденьями, — что бы ты ни думал о моем сегодняшнем поступке, я тебе не враг.

— Да неужели? — ядовито оскалился Дезмонд.

— Я вовсе не хотел унижать тебя. Я лишь дал совет и попросил не пугать артистов демонстрацией силы.

— А вот этого не надо! — воскликнул Дезмонд, вновь вздергивая подбородок. — Мы претендуем на место циркового постановщика. Оба. А оно всего одно!

Мальстен покачал головой.

— Я не претендую на это место, — сказал он.

— Ха! Считаешь, что оно уже твое?

Взгляд Мальстена отчего-то похолодел.

— Нет, — коротко отозвался он. — Я не собираюсь быть цирковым постановщиком. Надеюсь, я достаточно ясно выразился?

Взгляд Дезмонда растерянно забегал по сторонам.

— Но вся труппа думает, что…

— Вся труппа ошибается, — мрачно отрезал Мальстен, заставив Дезмонда умолкнуть. Холодный взгляд серо-голубых глаз анкордского кукловода, казалось, заглянул ему в самую душу. — Я здесь не из-за цирка.

— А из-за чего тогда?

— Причины моего появления в Грате тебя не касаются, — строго сказал Мальстен. Дезмонд шумно втянул воздух, но отчего-то не осмелился возразить. — Но Его Величество взял с меня слово, что я помогу тебе наработать некоторые навыки, которые необходимы на должности, которую ты занимаешь. И я намерен это слово сдержать. То, насколько трудно это будет сделать, во многом зависит от тебя. Если станешь сотрудничать и учиться, ты извлечешь из этого свою выгоду. Если будешь упрямиться, столкнешься с недовольством Его Величества. А ты, я думаю, не понаслышке знаешь, насколько его недовольство может быть вредно для здоровья. Мы поняли друг друга, Дезмонд? — Холодные глаза Мальстена при всем его внешнем спокойствии казались угрожающими.

— Я… — Дезмонд запнулся, понимая, что отчего-то теряется перед этим незримым напором. — Я… да, я… мы друг друга поняли.

Мальстен кивнул.

— Хорошо. Тогда вскоре приступим к твоему обучению. Его Величество хочет от тебя более тонкой работы с нитями. Полагаю, целесообразно будет начать именно с нее.

Дезмонд растерянно кивнул.

Не говоря больше ни слова, Мальстен развернулся и направился прочь с арены. Дезмонд провожал его растерянным взглядом, чувствуя, как оба его сердца бешено колотятся в груди. Какие бы выводы он ни сделал о Мальстене Ормонте изначально, на поверку этот данталли оказался далеко не так прост.

Глиняная бутыль вина почти опустела, и вскоре ей предстояло отправиться к своей предшественнице в виде осколков.

Бэстифар залпом осушил едва налитый стакан и криво ухмыльнулся, расплывающимся взглядом окинув собственные покои, пребывающие в полном разгроме. Из головы его не шли слова Ийсары, которая подслушала и передала ему вчерашний разговор Мальстена и Дезмонда.

Он сказал, что не собирается возвращаться в цирк. Говорил, что причины его возвращения в Грат совсем другие. Он говорил, что дал вам слово обучить Дезмонда искусству работы с нитями. По правде говоря, он казался таким строгим и мрачным, что я даже не решилась дождаться его и перемолвиться с ним хоть парой слов.

Бэстифар со злостью плеснул себе еще вина в стакан, разлив часть на красную рубаху, но не обратив на это никакого внимания. Поначалу рассказ Ийсары о том, как Мальстен приструнил одуревшего от профессиональной ревности Дезмонда, заставлял аркала потирать руки от восторга, но когда гимнастка пересказала их диалог, он помрачнел. Загадочность мотивов Мальстена раздражала. Но еще больше тревожило то, что в ближайшем будущем — как только над Малагорией перестанет висеть угроза со стороны Совета Восемнадцати — Мальстен снова сбежит.

— Бесы тебя забери, почему?! — вдруг крикнул Бэстифар вслух, со злостью швырнув глиняную бутыль в стену, на которой остались бордовые потеки и несколько сколов. Аркал нервно впился руками в волосы, чудом удержавшись от того, чтобы вырвать несколько прядей с корнем. — Что тебе надо?! Что еще тебе надо?!

Дверь в покои чуть слышно отворилась, и Бэстифар с остервенением швырнул в сторону непрошеного гостя глиняный стакан.

— Пошли вон! — закричал он.

В первый миг ему показалось, что посетитель — кем бы он ни был — испуганно ретировался. Однако мгновение спустя он понял, что ошибся. Дверь снова открылась, и в проеме показалась Кара. Она едва ли выглядела ошеломленной поведением царя. Скорее, на лице ее застыло легкое возмущение.

— Прежде чем в меня полетит еще больше невинной посуды, может, скажешь, что тебя так разозлило? — спокойно спросила она.

Как ни странно, ее естественное равнодушие не распалило хмельной гнев аркала, а притушило его. Он небрежно махнул рукой и отвернулся от Кары. Она глубоко вздохнула и прошла в царские покои, критическим взглядом окинув устроенный в них погром.

— Я знаю множество других, более мирных способов снять напряжение, если тебе вдруг будет интересно, — заметила она. — К слову, Аэлин Дэвери с большим удовольствием решила воспользоваться одним из них и теперь мирно спит в выделенной ей комнате рядом с моей. Она в восторге от дворцовых паровых бань. Возможно, и тебе не помешает?

Бэстифар почти брезгливо поморщился, вновь повернувшись к ней.

— Спасибо за доклад, — сухо сказал он. — А ты сама, что же, решила не составлять ей компанию? Если помнишь, я просил тебя за ней приглядывать.

Кара изогнула бровь.

— Предлагаешь мне стоять и держать над ними с Мальстеном светильник, пока они развлекаются?

Бэстифар рассеянно посмотрел на нее, словно не понял ни слова, а затем понимающе кивнул и опустил взгляд.

— Да, столь пристально приглядывать, пожалуй, не надо, — натужно произнес он. Кара осторожно обошла осколки и присела рядом с ним на кровать.

— Судя по тому, сколько посуды ты раскрошил и с каким остервенением швырнул в дверь несчастный стакан, причина твоего бешенства — Мальстен, — хмыкнула она. Бэстифар изумленно взглянул на нее: похоже, она даже не спрашивала, а утверждала.

— Как ты… — аркал поджал губы, проглотив слово «узнала», и поспешил исправиться, — пришла к такому выводу?

Кара снисходительно улыбнулась, заставив Бэстифара вновь вспыхнуть: он терпеть не мог снисхождения.

— Просто больше никто не может так вывести тебя из себя, — мягко произнесла она.

— Ты можешь, — капризно возразил Бэстифар. От выпитого вина его немного покачивало, даже сидя, но, похоже, он этого не замечал.

Кара покачала головой.

— Прости, дорогой, но до швыряния посудой доходит, только когда дело в Мальстене, — с тяжелым вздохом сказала она. — Что такого он натворил, если ты так взвелся?

Бэстифар небрежно махнул рукой.

— Ничего.

Кара даже не нашла нужным вытягивать из него правду. Она помолчала несколько мгновений, выразительно глядя на покачивающегося аркала, и он, наконец, не выдержал.

— Он снова сбежит! — воскликнул Бэстифар. Кара приподняла брови, понимая, что слышит в его голосе беспомощное возмущенное отчаяние.

— И как ты пришел к такому выводу? — намеренно передразнила она его. Бэстифар ожег ее взглядом.

— Ийсара пересказала мне его диалог с Дезмондом, который состоялся вчера в цирке. Так что это не мои домыслы, это реальная перспектива.

Кара хмыкнула.

— Ты называешь реальной перспективой сплетни, которые услышал от Ийсары? — пожала плечами она. — Может, лучше тебе поговорить с самим Мальстеном?

— Нет! — с жаром воскликнул Бэстифар.

— Почему же? — прищурилась Кара.

— Он… — аркал отчего-то покривился, — не ответит. Не солжет, нет! Мальстен вообще не склонен лгать, но от этого не легче выбить из него что-то… — Бэстифар прервался, рассеянно покачав головой. — Проклятье, какого беса ему надо? — Казалось, он перестал замечать присутствие Кары и заговорил с испачканной вином стеной. — Я обеспечил ему здесь все: приют, работу, убежище от Красного Культа! А он то и дело звал меня жестоким и в итоге просто сбежал. Почему?! — Он вскочил, не удержав равновесие, налетел на прикроватный столик и с яростью свалил его на пол. — Я думал, это станет ясно, как только он вновь окажется здесь! Но все стало… как будто только сложнее! — Голос сорвался на крик. — И сейчас, что бы я ни делал, он видит во всем только зло и жестокость! Чем я это заслужил, что такого ужасного ему сделал?!

Кара удивленно распахнула глаза, глядя на него и почти не мигая.

Бэстифар в ярости врезался кулаком в стену, и послышался гулкий хруст. Угол каменной стены остался цел, чего явно нельзя было сказать о руке пожирателя боли.

Кара ахнула, поднявшись с места.

— Бэстифар, прекрати! — Она подоспела к нему и посмотрела на разбитую в кровь руку. Средний и указательный палец на ней кривились под неестественным углом. — Ничего умнее не нашел, кроме как вывихнуть пальцы перед возможным военным наступлением на Малагорию? — строго спросила она.

— Плевать! — отмахнулся он.

— Нет, не плевать! — вдруг прикрикнула Кара. Она так редко повышала голос, что от неожиданности Бэстифар даже слегка протрезвел. — Тебе совсем не плевать. — Кара заговорила спокойнее. — Поэтому пока не разгромил себя самого и весь дворец в придачу, возьми себя в руки и поговори с Мальстеном. Выясни то, что хочешь, или попытайся по-настоящему наплевать на его метания. Но прежде чем ты упрямо решишь выбрать второй вариант, вспомни, что у тебя и за три года его отсутствия не получилось этого сделать. — Она испытующе заглянула ему в глаза. — Бить посуду, конечно, легче, слуги уберут за тобой. Но лучше пойди и реши свою проблему, как подобает царю.

Бэстифар стоял и смотрел на нее, громко дыша через нос. То и дело закипавшая в его душе ярость, казалось, сменялась холодными волнами рассудительности.

Не говоря ни слова, он порывисто сорвался с места и направился к двери, прихватив с собой еще одну бутыль вина, стоявшую у окна.

Мальстен снял рубаху, придирчиво осмотрев повязку, и недовольно цокнул языком: на месте раны расплылось заметное пятно темно-синей крови.

Он вздохнул.

В лекарской комнате — единственном месте дворца, куда Бэстифар готов был водить Мальстена чуть ли не под конвоем — его ждет долгая лекция о том, как важно дать ране время зажить вместо того, чтобы удовлетворять свои плотские прихоти. Впрочем, даже Аэлин, заметив кровь на повязке, умудрилась напомнить ему о необходимости себя беречь, и от нее в тот момент это звучало особенно дико.

Когда они, наконец, покинули дворцовые паровые бани, Мальстен деликатно проводил Аэлин до ее покоев, а сам направился в свои. На контрасте с традициями материка, в Малагории даже у супругов было принято иметь раздельные комнаты.

Оставшись один, он изучил повязку и даже подумал ее поменять, когда дверь с шумом распахнулась от настойчивого пинка.

Мальстен обернулся на звук, приготовившись ко всему, даже к налету Бенедикта Колера. Однако в дверном проеме появился Бэстифар — слегка покачивающийся, явно захмелевший, в пережившей не лучший день красной рубахе. Правая рука, которой он держался за дверь, чтобы не терять равновесия, была испачкана кровью, и средний и указательный пальцы на ней заметно припухли. Во второй руке он держал глиняную бутыль.

— Бэстифар? — непонимающе нахмурился Мальстен. — Что с тобой приключилось?

Аркал неуклюже ввалился в комнату, почти ненавидящим взглядом уставившись на данталли.

— Это все ты, — ответил Бэстифар. В голосе его звучала разогретая вином злость, а слова больше походили на рычание загнанного зверя. Мальстен вопрошающе приподнял голову.

— Я? Не понимаю. Что я сделал?

Данталли и впрямь не понимал, чем вызван обличительный тон царя.

— Что тебе надо? — сквозь зубы процедил тот.

Мальстен недоуменно качнул головой.

— Бэстифар, я и вправду не совсем понимаю, о чем ты.

Аркал угрожающе сдвинул брови, сделал большой глоток из бутылки и яростно швырнул ее в стену. Мальстен прикрыл глаза, услышав, как осколки со звоном скачут по полу. По стене разлетелись бордовые брызги.

— Я не потерплю от тебя больше этих уверток! — прикрикнул Бэстифар. — Ты будешь отвечать! Ясно тебе?

Мальстен осторожно повел головой в сторону.

— Пока нет…

Вместо дальнейших расспросов Бэстифар сжал собственную раненую руку в кулак, и вокруг нее распространилось ярко-красное свечение. Мальстен резко выдохнул, ощутив, как острый кинжал боли пронзает его.

— Проклятье, Бэс! — процедил он. — Может, хоть пояснишь, о чем вопрос?

— О цирке! — с яростью ответил Бэстифар, практически выплюнув это слово. — О Малагории! О тебе и твоих мотивах, будь ты трижды неладен! Чего тебе надо? Чего еще тебе надо?!

Мальстен скривился, чувствуя, как аркал усиливает воздействие.

— Не понимаю… — сдавленно произнес он. — Мы ведь обо всем договорились. О чем ты спрашиваешь? Я дал тебе слово…

Лицо Бэстифара напряглось так сильно, что на виске начала пульсировать жилка. Сияние вокруг руки стало ярче. Боль разлилась по телу Мальстена так, словно он расплачивался за контроль целой Рыночной площади Грата. Он закусил губу, невольно издав тихий стон и согнувшись.

— Слово, Мальстен! — Голос Бэстифара дрожал от ярости. — Да, ты дал слово! И сказал, что я связал тебя нитью покрепче тех, которыми владеешь ты! Будто я опять неволил тебя! Ты считал, что я заключил тебя в плен, думал, что я убил Грэга или его дочь, предположил, что я намерен сдать тебя Культу! Ты обвинял меня в пытках почти с первого дня нашей встречи!

Мальстен нашел в себе силы нервно усмехнуться.

— В последнем ты сейчас… сомневаешься? — спросил он.

— Ну да, конечно, я же так развлекаюсь: пытаю лучшего друга, наслаждаюсь его страданиями! Я же такой в твоих глазах, да? Давай, Мальстен, просвети меня: кем еще ты меня считаешь? — взвелся он. — Узурпатором? Монстром? Садистом? Палачом?

Перед глазами Мальстена на миг потемнело, когда воздействие пожирателя боли усилилось.

Данталли перевел дух, силясь распрямиться.

— Сейчас ты просто пьяный аркал, которому приспичило поскандалить, — мрачно ответил он. Он знал, что поплатится за это.

Бэстифар зарычал от злости, приблизился к Мальстену и ударил его в живот сияющей красным светом рукой, заставив его болезненно вскрикнуть. Не удержавшись на ногах от вспышки боли, он упал на колени. Бэстифар навис над ним.

— Пошел ты! Я тоже много чего могу о тебе сказать! Ты предатель, Мальстен! — в сердцах воскликнул он. — Предатель и беглец! Ты бросил в Малагории тех, кто на тебя полагался! Улизнул, как последний трус! Говорил, я пытаюсь сломать тебя, когда я хотел помочь! Слушал россказни Грэга про мою неоправданную жестокость! Считал, что я хочу сделать из тебя монстра! Ты никогда не объяснял мне, что тебя так стесняло здесь, хотя я столько раз спрашивал! Вместо этого ты предпочел просто сбежать со своим немым осуждением! Знаешь, что, я сыт по горло твоими упреками!

— По-твоему… я уехал, чтобы… упрекнуть тебя? — тяжело дыша, спросил Мальстен, силясь подняться.

— Я понятия не имею, почему ты уехал! Я предлагал тебе что угодно! Даже отвоевать Хоттмар у Колера, чтобы ты перестал чувствовать себя приживалкой! Чего еще тебе было надо?! — Лицо аркала раскраснелось, голос срывался от почти непрерывного крика. — У тебя было все, все, чего ты только мог пожелать! Убежище, работа, друзья, любовницы, привилегии, возможности! Казалось бы, живи себе да твори искусство, но нет! Ты сбежал, ничего не сказав, наслушавшись нытья Грэга, а я выглядел беспомощным идиотом, когда пытался объяснить труппе цирка, почему ты уехал! — Он отступил на шаг, распаляя красное сияние вокруг своей руки. — На Войне Королевств я остановил армию, чтобы защитить тебя! Я позвал тебя в свой дом, где тебя приняли, как не принимали в родном Хоттмаре! Я благоволил тебе все это время и поддерживал тебя во всем! Неужели три года назад я не заслужил хотя бы сперва узнать о твоих намерениях?

Мальстен заставил себя подняться, придерживая рану, которая вновь начала кровоточить после удара аркала.

— Ты бы стал отговаривать… — покачал головой он.

— И отговорил бы! Разве кому-то стало лучше от того, что ты сбежал на материк? Гляди, к чему это теперь привело!

— Скорее всего, к этому бы и так пришло, — устало выдавил Мальстен.

— Да плевать! Зато я бы знал, что ты мне союзник, а не перебежчик, который может в любой момент сбежать по неизвестным причинам!

— Я не сбегу…

— Пока Малагория в опасности, да! — Бэстифар вздернул подбородок. — Но что потом? — Голос его зазвучал заметно тише, а глаза округлились. Он безотрывно смотрел на Мальстена, пытаясь найти этот пугающий ответ в его непроницаемом выражении лица. — Будь ты проклят, что потом?! Однажды мне снова доложит о твоем побеге стража? Если собираешься сбежать, если тебе плевать на цирк, на труппу и на всех тех, кому ты здесь нужен, так хоть наберись смелости сказать им об этом в лицо!

Мальстен прерывисто вздохнул. Руки его дрожали от боли.

— Мне никогда не было плевать, — еле слышно сказал он. — Жизнь в Грате — лучший период моей жизни.

Бэстифар опешил от болезненной честности, прозвучавшей в его голосе.

— Тогда почему? — Аркал отступил на шаг так, словно ответ сулил ему опасность. Лицо данталли вновь покривилось, и Бэстифар, казалось, лишь теперь вспомнил о том, что воздействует на него с помощью своих сил.

А ведь он не попросит меня прекратить. Никогда не опустится до этого, — с печальной усмешкой подумал он.

Сияние вокруг его руки погасло.

Мальстен выдохнул от облегчения, сумев перевести дух.

Бэстифар ждал, что снова увидит в глазах друга осуждение или даже ненависть, но этого не произошло. Мальстен не поднимал на него глаз — он стыдливо отводил их, будто и в самом деле винил себя за побег все эти три года.

— Я не мог здесь оставаться, — хмыкнул Мальстен.

— Почему? — требовательно повторил Бэстифар.

— В первую очередь из-за тебя. — Только теперь данталли поднял на него глаза. Бэстифар громко вдохнул и задержал дыхание.

— Что… — Он прочистил горло и покачал головой. — Что же такого ужасного я тебе сделал, что твоя жизнь здесь стала невыносимой?

Мальстен устало улыбнулся.

— Бэстифар, в моем решении покинуть Малагорию участвовало много факторов. То, что говорил мне Грэг, было одним из них, но не основополагающим. Я знал, что уже тогда являлся неплохим оружием для тебя и источником сил, с помощью которых ты мог влиять на людей. Ты применял свои силы и ко мне, для тебя это было игрой, состязанием…

— И пыткой, — поморщился Бэстифар. — Это ты забыл добавить?

— Ты не считал это пыткой, — вздохнул Мальстен. — У нас был разный взгляд на твое воздействие, но речь даже не об этом. Просто игры… надоедают, Бэс. — Он внимательно вгляделся в его лицо, стараясь найти там понимание, но встретил лишь недоумение. — И я бы со временем тебе попросту наскучил.

Бэстифар возмущенно округлил глаза.

— По-твоему, я тебя игрушкой считал? Наигрался и выкинул с глаз долой?! — Он снова повысил голос. Мальстен встретил его негодование спокойно и покачал головой.

— Во имя богов, прекрати ставить эти клейма, — устало попросил он. — И попробуй хоть раз прислушаться к тому, что я говорю тебе, а не к собственному возмущению.

Бэстифар набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но отчего-то прикусил язык и смолчал. Его поразила тягучая, тяжелая тоска, с которой говорил Мальстен. И пусть он никогда не пытался привлекать к ней ничье внимание, она будто всегда жила внутри него.

— Я не понимаю, — ошеломленно произнес Бэстифар. — Ты сказал, что жизнь в Грате была для тебя самым лучшим периодом. Как можно говорить о чем-то счастливом так, будто это причиняет тебе боль? Ее ведь… нет. Реальной. Я бы знал. — Он нервно усмехнулся и тут же нахмурился. — Но тебе, как будто… всегда… Я не могу понять.

Мальстен покачал головой.

— Бэс, ты говорил, что всегда благоволил мне. Что сделал мою жизнь в Грате такой, какая мне в Хоттмаре и не снилась. Ты говорил, что дал мне всё, — он серьезно посмотрел а глаза аркала, — и ты совершенно прав в этом. Это сделал ты. Беда в том, что моя жизнь, и мое благополучие в Грате целиком и полностью зависели от тебя.

Бэстифар неуютно поежился.

— Говоришь так, будто в этом есть что-то плохое, — нервно усмехнулся он.

Мальстен оставался чрезвычайно серьезным.

— День за днем я привязывался к этой чудесной стране. К людям. К цирку. — Он тяжело вздохнул. — Это было едва ли не первый раз, когда я чувствовал себя нужным. И каждый день я знал, что могу потерять это в мгновение ока, а повлиять на это… — Он печально ухмыльнулся, пожав плечами. — Я ведь обещал тебе больше нити так не использовать. Слово я держу. Ты знаешь.

Бэстифар озадаченно нахмурился. Опьянение отпускало его с каждым мгновением.

— Повлиять? — переспросил он. — Ты имеешь в виду… — Он потряс головой, собираясь с мыслями. — Проклятье, и мы снова возвращаемся к клеймам! Мальстен, каким же чудовищем я вижусь с твоей стороны, если ты решил, что я рано или поздно просто вышвырну тебя прочь и лишу всего? Я ведь не в игрушки играл, когда предложил тебе место в цирке, я говорил серьезно. Ты мне просто не верил? Или что заставило тебя сделать обо мне такой вывод?

Мальстен вздохнул.

— Ты и заставил.

— Но…

— Бэстифар, ты говоришь так, будто играть чужими судьбами не в твоих правилах, — внушительно посмотрев на него, сказал Мальстен. — Но посмотри на свои действия. Разве судьбой Аэлин ты не играл? Разве судьбу собственной матери не решил хладнокровно и без колебаний? Думаю, когда ты предъявил свои притязания на трон, своим многочисленным братьям ты тоже без труда навязал свои условия. И не без применения силы. Я уж молчу про гимнастов, с которыми ты расправился без колебаний.

Бэстифар поморщился.

— Это ведь совсем другое…

— Нет, — строго ответил Мальстен. — Это то же самое, Бэс.

— Я не…

— Послушай, — данталли внушительно взглянул на него, — просто представь себе ситуацию: вы с Карой решили завести детей.

— Боги! — нервно усмехнулся Бэстифар. — Был тут случай…

— Бэс.

— Ладно, молчу.

— Ты прекрасно знаешь, что Кара относится ко мне не так уж тепло. Как думаешь, какой выбор ты сделаешь, если она убедит тебя, что я опасен для нее и ваших будущих детей? — Мальстен пожал плечами.

— Не люблю рассматривать небылицы, но я бы нашел выход. Мальстен я бы не поступил с тобой так жестоко после всего, через что мы прошли.

— Скажи это Отару Парсу. Я знаю, с какими мыслями он умирал и как верно тебе служил. Ему бы очень понравились твои теперешние речи. — Холодный взгляд данталли буквально пригвоздил аркала к полу. Растерянный и обезоруженный, Бэстифар уставился на Мальстена, и в его темных глазах начало проступать понимание. — Скажешь, что я пессимист? Что зря опасаюсь? Что это невозможно?

Бэстифар опустил взгляд.

— И все же, — покачал головой он, — с тобой я бы так не поступил.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

Как бы ни хотелось это опровергнуть, Бэстифар знал, что Мальстен прав. Приближенные к монархам могут в одночасье впасть в немилость, и тогда их судьба перевернется с ног на голову. Слишком много было в истории таких примеров, чтобы сбрасывать их со счетов. И хоть Бэстифар был уверен, что не позволил бы себе обойтись жестоко со своим лучшим другом, в словах Мальстена был резон, перекрыть который не получалось.

Должен же быть выход, — со злостью подумал аркал.

Идея, пришедшая в голову, на первый взгляд показалась полным безумием. На второй — заставила расплыться в победной улыбке.

— Что ж, — Бэстифар решительно поднял глаза и кивнул, соглашаясь с собственными мыслями, — в таком случае, я подпишу документ. Приговор об изгнании. В нашей стране его нельзя отменить. Точнее… это может сделать царь, но если приговорен он сам…

Мальстен нахмурился.

— Что ты несешь?

— Остаюсь перед тобой безоружным. Уравниваю шансы. — Бэстифар осклабился. — Ты приверженец честных игр, так будь по-твоему. В случае, если твои опасения подтвердятся, ты впадешь в немилость, и я выгоню тебя из цирка, приговор вступит в силу. Я буду изгнан, лишен имени и права когда-либо возвращаться в Грат. Я потеряю трон, наследие и все, что когда-либо создал, если нарушу слово, которое дал тебе. А я даю тебе слово, что, пока я правлю этой страной, ты никогда не будешь отсюда изгнан. И пока ты стоишь на защите Малагории, Малагория так же будет вступаться за тебя.

Мальстен ошеломленно отступил.

— Бэс… это слишком…

— Честно? — перебил аркал, усмехнувшись. Собственная идея с каждой минутой нравилась ему все больше. — Именно. Я бы даже сказал, это очень в твоем духе. Но, знаешь, — ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с силами и сказать то, что он собирался сказать, — три года я ломал голову над причинами твоего побега. Теперь они мне известны. И я могу сделать так, чтобы их больше не возникало. Если тебя это не устроит, то ты лжешь — и себе, и мне, и всем остальным.

Мальстен медленно вздохнул, прислушиваясь к себе. Предложение Бэстифара было опасным и слишком уж хорошим, чтобы быть правдой.

— Но ответ мне нужен сейчас, — с вызовом произнес аркал. — Если я свяжу себя подобным договором, я должен знать, что это не напрасно. Все правда: ты — самое опасное существо, которое я встречал на Арреде. Самый искусный постановщик представлений. Талантливейший художник. Хороший стратег. Мне полезно держать тебя при себе, потому что я царь. Но прежде всего я хочу, чтобы ты остался, потому что ты мой друг, и в этой стране у тебя может быть и дом, и будущее. Если я свяжу себя таким договором, ты больше не станешь бежать?

Мальстен несколько мгновений помедлил.

— Договор не обязателен, мне достаточно твоего обещания…

— Нет, не достаточно! — покачал головой аркал. — В прошлый раз ты уже дал это понять, а слов я тебе сказал великое множество. — Он кивнул и вдруг направился к выходу из покоев данталли. Замер он уже в дверях. — Я подготовлю документ со своими законниками. Ты изучишь его так подробно, как пожелаешь, мы скрепим его подписями и отправим в архив малагорского суда. Раз уж твоя жизнь в моих руках, моя — пусть будут в твоих. — Он осклабился, вышел за дверь, и перед тем, как закрыть ее за собой, добавил: — Добро пожаловать домой.