Обман. Повести

5

А потом было первое сентября.

Алеша всегда, всю жизнь будет помнить это число - первое сентября. Оно и так-то выдающееся, а тут еще такое…

Он встал утром, и, как всегда в этот день, и руки, и ноги, и голова - все было новехоньким, к школе готовым. Они учились во вторую нынче, и мама ушла уже на работу, а Алеша шлепал босиком по комнатам, жуя кусок хлеба с маргарином, и слушал радио, которое распевало песни, а то, другое, на столбе, повторяло в открытую форточку эти песни на мгновение позже.

И вдруг дверь распахнулась и влетел Гошка. И сказал такое, что у Алеши голова закружилась от счастья.

Да, до последнего мгновения он помнит все, что произошло в тот день. И как он не поверил Гошке, потому что ведь и он тоже слушал радио, но Гошка кричал, что это передавали раньше, и в доказательство потащил его в военкомат. Он запомнил каждую ступеньку военкоматовской лестницы и что, поднимаясь по ней, он снова вспоминал, как он приходил сюда с мамой тогда, как вежливо говорил с ними молоденький лейтенант и как потом военком, хромой майор, вышел из-за стола и торопливо сунул Алеше красную коробочку с отцовским орденом, потому что маме стало плохо.

Молоденького лейтенанта теперь не было, у тумбочки с телефоном сидел теперь какой-то неприступный старшина, который крепко дымил и громко кашлял.

Старшина им ничего сказать не мог и в военкомат не пускал, и еле удалось им пробиться за ту дверь, обитую черной клеенкой, чтобы узнать у майора все, как есть на самом деле.

Майор стоял у окна, и смотрел на осеннюю улицу, и, когда они вошли и спросили его о своем деле, сказал им:

- Да, есть суворовские училища. Нынче первый набор. Но берут туда детей погибших фронтовиков.

И, сказав это, майор пристально посмотрел на Алешу, словно старался вспомнить, где видел его, и, поглядывая на него, разъяснил все подробности, а когда мальчишки стали выходить, сказал, показывая на Алешу:

- А тебя могут принять. Я тебя помню, Журавлев. И отца твоего помню. Если решишь, походатайствуем перед училищем от военкомата.

Они скатились по лестнице, а на улице Алеша взвалил опешившего Гошку на спину и потащил его домой.

- Молодец, Гошка! - кричал Алеша. - Слушай, Гошка, всегда радио!

- Ладно, - проговорил, вырываясь, Гошка. - Радуйся! Меня-то не возьмут!..

Алеша обнял Гошку. Да, Гошку не возьмут. Не возьмут, потому что у него жив отец, воюет, счастливый, и его ни разу не ранило даже, хотя все время на передовой и даже был в окружении.

- Чудак ты, - сказал, задумавшись, Алеша. - Радоваться должен, что не берут, что отец у тебя живой.

Он вздохнул, вспоминая отца, ромашковое поле; расстегнутая гимнастерка, волосы лохматит ветер…

- А военным можно и так стать! - улыбнулся Алеша и потрепал Гошкины волосы, как взрослый маленькому.