Обманщица

Глава 13

Подойдя к хижине, Люк увидел, что окно слабо светится. Значит, сестра Мэри дома и в безопасности.

Он мельком заглянул в окно, уверенный, что она сидит на постели в своем одеянии, с длинными рукавами и высоким воротом, и мирно читает Библию или молится. Вместо этого сестра Мэри, по крайней мере это должна была быть сестра Мэри, сидела на постели, ласково разговаривая с двумя маленькими детьми. По одному с каждого бока.

Люк нахмурился. Он знал наверняка, что это она. Кто же еще это мог быть? Но эта женщина выглядела совершенно иначе, так что он растерянно остановился и уставился в окно. Волосы ее были распущены и рассыпались по плечам словно огненный водопад. Он и вообразить себе не мог такой красоты. Одета она была в свободные мужские штаны и рубашку, но более женственный вид трудно было себе представить. Мягкая ситцевая рубашка не облегала, но как бы намекала на скрытые ее покровом прелестные изгибы. Штаны были коротковаты и предоставляли ему возможность полюбоваться ее стройными икрами. Мягкий свет подчеркивал кремовую нежность ее кожи, и, хотя на ней по-прежнему были очки, вид у нее был юный и очень соблазнительный. Снова пробудились в нем воспоминания о том, как трепетала она в его объятиях, об их поцелуе… Ему захотелось, невыносимо захотелось поцеловать ее еще раз.

Он ее хотел. Будь все проклято! Как же он ее хотел!

Люк двинулся к двери с одной лишь мыслью в голове. И в этот момент они запели.

Веселая песенка заставила его остановиться. Он помнил эту песенку с детства. Высокие голоса детей звучали чисто и нежно, а когда припев подхватила сестра Мэри, его словно окутала волшебная дымка. Слова песни, ее мелодия закружились вокруг него, вызывая в памяти давно забытое прошлое. Он шагнул к двери, распахнул ее и замер на пороге.

Радуясь обществу детей, Коди позволила себе расслабиться и забыться. Когда дверь так внезапно отворилась, она с испугом подняла глаза, слишком поздно сообразив, что перестала быть сестрой Мэри. При виде Люка она вначале испытала облегчение, но тут же, заметив, каким взглядом он на нее смотрит, вдруг осознала, что волосы она забыла заколоть в пучок и все еще сидит в мужской одежде. Она выдавила из себя улыбку.

— Дети, поздоровайтесь с мистером Мейджорсом.

Они хором пожелали доброго вечера.

— Идите домой, — коротко приказал Люк.

Глядя, как напряженно он стоит в дверях, Коди почувствовала, что он как-то изменился. От него пахло виски. Опасность общения с пьяными была ей хорошо известна.

— Мы просто спели несколько песенок, которые я помню с детства, — заговорила она, надеясь отвлечь его, сама толком не зная от чего.

— На сегодня с пением покончено, — сказал он. Ему хотелось остаться с ней наедине. Хотелось обнимать ее, трогать, целовать, выпустить на волю женщину из плоти и крови, которую она скрывала под обликом старой девы.

Дети посмотрели на Коди, но она лишь улыбнулась, не разжимая губ.

— Думаю, вам пора. Увидимся завтра утром.

— А вы снова так оденетесь? — захихикали Чика и Рафаэль.

— Нет, я надену свое платье. — Она посмеялась вместе с ними. — А теперь спокойной ночи.

Они быстренько обняли ее и выбежали из хижины, оставив наедине с Люком.

— Вам стоило присоединиться к нам. Может быть, вам бы это понравилось, — проговорила она, нервничая больше, чем за все предыдущее время с ним. Когда она выступала в роли сестры Мэри в платье под горло и с Библией в руках, справиться с Мейджорсом ей ничего не стоило. Но как обращаться с Люком в облике обычной женщины, она не знала.

— Вообще-то в пении я не слишком преуспел.

— А в чем вы преуспели? — Она намеренно старалась перевести разговор на другую тему.

— Смотря кого вы об этом спросите. — Криво усмехаясь, он подошел к ней почти вплотную.

Коди пришлось закинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Глаза его горели незнакомым светом, и она поняла, в какой щекотливой ситуации оказалась.

— Если хотите, я постираю вашу рубашку, — поспешно предложила она.

Не сводя с нее глаз, Люк начал расстегивать пуговицы, открывая ее взору свою мощную грудь. Коди попыталась отвести взгляд, но он, казалось, занял собой все обозримое пространство.

— Спасибо. Она этого давно требует.

— А коли захотите умыться, там в тазу осталась чистая вода.

Он скинул с себя рубашку и, швырнув ее на кровать, направился к тазу.

— Я прямо сейчас и займусь стиркой, — проговорила она, решив про себя сбежать к ручью и побыть там, пока он не уснет.

— Нет, оставайтесь на месте. Постирать сможете завтра утром.

— Но что же вы тогда наденете?

— Что-нибудь. Не важно. Я не хочу, чтобы вы сейчас выходили наружу. — Где-то снаружи бродил Салли.

Однако Коди не знала этого и не на шутку разозлилась.

— Почему же. Я быстро все выстираю, и тогда к утру белье высохнет.

Люк обернулся и крепко схватил ее за руку. От этого прикосновения оба вздрогнули.

— Я велел тебе стоять, где стоишь. — И тон, и взгляд были угрожающими.

Коди инстинктивно поняла, что в нем говорит открытое жадное желание, и замерла, не зная, как быть. Люк хотел ее. Одновременно со страхом в ее женском сердце пробудилась какая-то особая гордость. Она ему нравилась! И еще этот его взгляд… он вызвал в ней ответный голод. Коди знала, что должна отодвинуться подальше, но не могла шевельнуться. Его прикосновение обжигало ей руку, но она только смотрела ему в глаза, зачарованная его силой и красотой.

— Я… — Она попыталась заговорить, сказать что-то, что бы вернуло их к действительности… Но не находила слов, а Люк тем временем медленно притягивал ее к себе.

Он не остановился, даже когда они приблизились на расстояние вздоха. Так же, без единого слова, он поцеловал ее и ощутил, что она задрожала. Сжимая ее в объятиях, Люк чувствовал, как бешено бьется ее сердце. Поцелуй был сначала нежным и легким, но она отозвалась милым тихим постаныванием, и он не выдержал, стиснул ее в объятиях, свирепо завладел ее ртом, наслаждаясь дивной сладостью, смакуя каждый трепет, показывая, как же сильно он ее хочет.

Коди потонула в ярости его натиска. Она давно поняла, что ее очень тянет к нему, но и вообразить не могла всей неукротимой силы этого влечения. Лишившись защиты своего закрытого платья и Библии, она оказалась совершенно беспомощной перед его сокрушительной мужской силой.

Коди наслаждалась ею.

Сцепив руки у него на шее, она всем телом прильнула к нему. Ослабевшие колени подгибались, не в силах выдержать эту чувственную атаку.

Его губы скользнули вниз, обследуя ее шею, большая ладонь проникла под свободную рубашку и обхватила голую грудь. Коди напряглась. Ее словно прошило молнией. Это ощущение и возбуждало, и пугало. Никогда ни один мужчина не делал с ней такого.

— Нет! — Она попыталась вырваться, но сильные мужские руки крепко держали ее.

— Тише, милая, — бормотал Люк. Он снова нашел ее губы, его поцелуй просил и уговаривал, а рука по-прежнему лежала на груди, лаская ее нежную упругую тяжесть и острую отвердевшую вершинку.

Коди вся дрожала. Она была перепугана до смерти, и в то же время ей хотелось узнать, что будет дальше.

Его прикосновение несло блаженство. Внезапной вспышкой пришло отрезвление. Это же бандит! Один Бог знает, что за ужасы он натворил в своей жизни. Ей надо брать его на мушку, а не целоваться, совершенно потеряв голову!

Отвращение к себе затопило Коди: она забыла, зачем здесь находится. Она же Коди Джеймсон — охотница за преступниками. Она здесь, чтобы выполнить свою работу. Она готова многое отдать, лишь бы поймать добычу, но не все! Спать с Люком Мейджорсом в сделку не входило. От злости на собственную слабость ее буквально передернуло. Резким движением она вырвалась из его рук.

— Ты можешь силой заставить меня подчиниться, но знай: по доброй воле я к тебе не приду. — И она попятилась к постели.

Тяжело дыша, Люк смотрел на нее. Огненное облако волос, грудь, прерывисто вздымающаяся под тонкой рубашкой, восхитительные зеленые глаза, страстная речь… Она была прекрасна, и тело его ныло от желания соединиться с нею. Он шагнул вперед, протягивая к ней руки, и в этот миг увидел, почему она пятилась к постели. Рука ее уже легла на… Библию.

Он застыл на месте.

Библия! Ее Библия. Она же была сестрой Мэри. Она призывала в проповедях к добродетели, а не к греху и похоти. Она пела псалмы и духовные гимны, молилась вместе с женщинами и детьми. Она была прямой и честной. И она была девственницей.

В ту же минуту вся его страсть ушла, исчезла, как не бывало. Жар бурного порыва остыл, а вместо него нахлынуло отвращение к себе. Если бы он довел свое намерение до конца, то совершил бы именно то, в чем она его обвиняла. Это было бы насилие. Он вынудил бы ее пойти против совести и всех моральных принципов. Он подчинил бы ее своей воле, занявшись с ней любовью.

А потом, после всего, он возненавидел бы сам себя.

Молнией сверкнула отрезвляюще жестокая мысль. Он подумал: не стал ли он таким же, как и все эти бандиты?

Люк попытался успокоить себя. Нет, он не стал подонком. Просто сегодня она выглядела красавицей. Хоть бы скорее она напялила свое безобразное платье и заколола эти чертовы волосы.

Но вслух он ничего не сказал. Только смотрел, не отрываясь, и видел в ее глазах решимость и отчаяние.

— Ложись спать, — наконец бросил он и, круто развернувшись, выскочил из хижины.

Еще какое-то время после его ухода Коди не могла шевельнуться. Она очень испугалась, что он не остановится, и вместе с тем ей было страшно, что, если такое случится, она не будет ему сопротивляться. Коди не понимала, что с ней творится.

Тяжело опустившись на постель, она заметила, что рука ее продолжает покоиться на Библии. Коди открыла книгу и тронула пальцем отцовский пистолет. Он был ее последней защитой, но сейчас ей нужно было нечто иное, чтобы побороть томительное влечение к Люку. Рассуждения о том, что она должна схватить его, а не соблазнить, больше не помогли. Если она не сделает сейчас что-нибудь, она окончательно потеряет голову.

Коди притушила лампу и глубоко задумалась. Прошло немало времени, прежде чем она приняла решение. Теперь она знала, что ей делать. Оставаться здесь она больше не может. Ей надо убежать от Люка, и поскорее. Да, надо бежать, и сделает она это сегодня. Коди закрутила волосы тугим узлом и стала собираться.

Люк шел и шел, не разбирая дороги. Чувство вины жгло его, как огнем. Неужели он ничем не лучше Салли? Неужели он стал таким подонком, что готов совращать невинных? Ему и в голову не приходило, что сестра Мэри может оказаться настолько прелестной. Когда он увидел ее сегодня… она всколыхнула в нем чувства, которые он считал похороненными навсегда.

Люк с болью подумал о сложных поворотах своей судьбы. Сестра Мэри была хорошей женщиной… милой… богобоязненной. А он был наемным стрелком, таких, как он, в порядочном обществе считали хладнокровными убийцами. Они вращались в разных кругах. Она искренне пытается спасти его душу, но Люк уже не верил, что можно начать жизнь сначала. Он пытался начать новую жизнь в Дель-Фуэго. И что же вышло? Его обвинили в ограблении банка и убийстве и бросили в тюрьму. Недоуменно покачав головой, Люк присоединился к сидевшим у костра.

— Ты вернулся. — Хуана с улыбкой подсела к нему.

— Захотелось еще выпить, — объяснил он.

Хуана без лишних слов подала ему бутылку текилы. Ночь для Люка тянулась медленно. Он сидел, глядя в пламя костра, размышлял о том, что, наверное, душе его суждено гореть в адском огне, и делал глоток за глотком.

Коди выждала час, затем взбила одеяло, чтобы издали можно было подумать, будто это она спит на кровати, и выскользнула из хижины. На голову она надела сомбреро, в руках держала Библию. Сначала она подумывала вытащить пистолет, но потом решила, что не стоит. Пока что Библия оказалась лучшей защитой, чем оружие.

«О Господи, пожалуйста, дай мне уйти незаметно», — мысленно взмолилась Коди, выбираясь из дома.

Вдали она разглядела у костра группу людей и направилась в противоположную сторону, к коралю. Там не было ни души. Бог ответил на ее молитву. Пока все шло отлично.

Быстро оседлав коня, она вывела его из кораля и, держась поближе к стенам каньона, направилась к выходу. Внезапно она услышала какой-то шум. Коди замерла. Сердце у нее бешено колотилось. Больше всего она боялась, что ее обнаружат и заставят вернуться. Шли минуты, но никто так и не появился.

Коди снова двинулась вперед. Только дойдя до конца каньона, она села на лошадь и, стараясь не понукать особенно лошадь, поехала туда, где стоял дозорный. Сердце билось где-то у горла, каждый нерв был натянут как струна. Она осторожно выбиралась из убежища бандитов, каждую секунду ожидая, что ее обнаружат. Она ехала, стараясь не шуметь, отчаянно надеясь не вызвать подозрения. Сомбреро она надвинула чуть ли не на нос.

Дозорный заметил всадника. Он походил на кого-то из мужчин, но сторожа не волновали те, кто выезжал. Его заботили те, кто пытался проникнуть в каньон.

Проезжая мимо него, Коди приветственно вскинула руку. Она радовалась тому, что ночь безлунная. Тихим ровным шагом она выехала из каньона на свободу. Скрывшись с глаз дозорного, она пришпорила коня и помчалась по простору западного Техаса.

Близился рассвет, когда Люк, пошатываясь, побрел к своей хижине. Он допил текилу Хуаны и взялся за виски, мрачнея все больше и больше. Он вспоминал дом, родителей, брата и друзей. Он вспоминал войну и последующее за ней одиночество. Снова и снова вспоминая слова сестры Мэри, он думал о своей загубленной душе.

Люк задумался, что сказала бы его мать, если бы увидела его сидящим среди бандитов Эль Дьябло с льнущей к нему Хуаной. Его мать была настоящей леди, совершенным образцом воспитания и изящества. Он любил и уважал ее… так же любил он отца и брата. Но все они погибли, он остался один на свете. Более одинокий, чем когда-либо… Опустившийся на самое дно. Люк говорил себе, что поступал так потому, что хотел выжить. Что должен был убивать или быть убитым. Однако с каждым глотком виски он все сильнее сомневался в этом.

Люк ощутил, как заполняет его тьма. В душе его не было никакого просвета. А то, что он чуть не принудил сестру Мэри лечь с ним, вызывало все большее отвращение к себе.

Войдя в хижину, он увидел вытянувшуюся под одеялом фигуру и решил не будить женщину. Ему хотелось поскорее извиниться, но это дело могло и обождать. Он даст ей спокойно выспаться, все равно сейчас он не в той форме, чтобы разговаривать с женщинами. Люк улегся на свое жесткое ложе и почти сразу заснул.

Рассвет пришел слишком быстро, и яркий свет нового дня принес сокрушительную головную боль, явное свидетельство умопомрачительного успеха его ночных трудов по части выпивки. Он с трудом открыл глаза. Привстав, поглядел в сторону кровати и очень удивился тому, что сестра Мэри еще спит. Обычно она всегда вставала с зарей. С хриплым стоном он сперва сел, а затем поднялся на ноги.

— Сестра Мэри, что-то вы сегодня ленитесь, — проворчал он и замолчал, ожидая, что она вот-вот зашевелится.

Когда отклика не последовало, он подумал, что она решила не разговаривать с ним. Настроение у него испортилось совсем.

— Сестра Мэри, я хочу извиниться за вчерашнее. Я дал вам слово, когда привез сюда, что не стану посягать на вашу честь, а я — человек слова. То, что случилось прошлой ночью, больше не повторится.

Люк замолчал. Ему с большим трудом дались эти слова. Он говорил от всего сердца, не кривил душой. И теперь ждал ответа.

Когда она не отозвалась, он разозлился. Она что, не понимает, чего ему стоило уйти от нее прошлой ночью? Она что, не понимает, чего ему стоило произнести то, что он только что сказал?

— Сестра Мэри, — начал он снова, делая шаг к постели. Его качало. Все было как в тумане, каким-то расплывчатым. — Я действительно очень сожалею. Я никоим образом не хотел причинить вам вреда.

Лишь когда Люк подошел почти вплотную к постели, он понял, почему она не отвечала. Все это время он обращался к свернутому одеялу.