Соблазн И не введи нас во искушение

«Более простой случай: дело было летним вечером тоже в парке, было чересчур прохладно. Мужчина накинул на плечи девушки пиджак. Через некоторое время она отошла в кустики, попросив спутника отвернуться. В пиджаке были документы и деньги; как ее зовут и где живет – он не знал».

Из письма от френда 1iveter

Вечером сидели в ресторане, отмечая важную сделку между двумя фирмами. Одна фирма продала другой фирме свое предприятие в городе Т.

– Я никогда там не был, кстати говоря, – сказал юрист Власов.

– Ну как же? – удивился финдиректор Федосеев. – Ты же за этот месяц семь раз туда ездил!

– Я имею в виду, раньше не был, – объяснил Власов. – Вообще странно, чудесный город, два часа от Москвы, а я не был… Мы вообще плохо знаем Россию, даже смешно.

– Американцы тоже, – подал голос инвестор Беленко. – Я был, правда довольно давно, в Вашингтоне на стажировке, решил съездить в Нью-Йорк, а секретарша, американка, говорит: «А зачем?» – «Как зачем? Нью-Йорк же все-таки!» А она отвечает, такая дамочка лет сорока: «А я в Нью-Йорке не была и вообще не собираюсь. Зачем?» Три часа ехать, между прочим.

– Ну-ну! – иронически хмыкнул вице-президент Лялин. – Америкосы, они тупые, известное дело.

– Кстати! – вдруг сказал Власов. – Кстати, друзья! А я на самом-то деле в этом славном Т. очень даже был! Был, был, году этак примерно в девяносто шестом. Или седьмом? Нет, все-таки в шестом. Но сразу же забыл. Потому что приключилась там со мною одна малоприятная история.

– Вытеснил по Фрейду! – Инвестор Беленко поднял палец. – Что за история?

* * *

– История глупая, пошлая и обидная, – стал рассказывать юрист Власов. – Приехал я в Т. в командировку – и было это, значит, в девяносто шестом. То есть было мне ровнехонько двадцать шесть лет. И там я совершенно случайно знакомлюсь с очень милой девушкой. Буквально, что называется, разговорились у газетного киоска. Приятная, тихая, скромная. Такая, как бы сказать, провинциальная в лучшем смысле слова. Слово за слово, уж не помню, о чем мы говорили, но как-то вот само собой пошли гулять в парк – недалеко было от гостиницы. Идем по старому безлюдному парку, вечереет, прохлада спускается… или наоборот, поднимается от воды – парк над рекой… Конец августа. Она в легком платье с короткими рукавами. Зябнет. Я, конечно, снимаю пиджак, набрасываю ей на плечи, она улыбается так нежно и ласково, идем дальше, и вдруг минут через десять она говорит: «Ой, простите, мне нужно отойти». Отойти? Куда, зачем? Она на меня поднимает глаза и говорит наивно: «В кустики…» И краснеет. Я улыбаюсь в ответ, и меня все это как-то даже умиляет. Она идет через газон к такой, что ли, купе густых кустов, на полдороге оборачивается и говорит: «Вы только не смотрите, не смотрите!»

Ах, ведь я джентльмен, зачем меня предупреждать! Разумеется, я отвернулся.

Отвернулся и стою. Три минуты. Пять минут. Десять. Пятнадцать…

Ну, вы всё поняли.

Ушла моя провинциалочка вместе с моим пиджаком. В пиджаке ключи от гостиницы и от московской квартиры и бумажник, в бумажнике деньги и документы.

Я так взбеленился – на себя в первую очередь, – что даже забыл, как ее зовут. Напрочь! Начисто! Навсегда! Вытеснение по Фрейду, как вы точно заметили. – Власов кивнул инвестору Беленко. – Впрочем, в милиции сказали, что имя ничего не даст.

Однако утром из милиции позвонили. Пиджак с ключами нашелся в каких-то других кустиках, а мои документы, а именно: паспорт, права и пропуск – лежали в урне рядом со входом в парк. Нарочно сверху мусора, чтоб сразу заметно было.

– Насчет ключей повезло! – сказал финдиректор Федосеев. – Неопытная попалась. Дурочка-одиночка.

– А что? – не понял Власов.

– Ну ведь из Т. два часа езды до Москвы! Ключи и твой паспорт со штампом о прописке. Если бы это была настоящая банда, они бы в ту же ночь к тебе домой наведались.

– Да какая банда! – махнул рукой Власов. – Глупая девочка. Я во всем виноват сам.

– Вот как? – спросили все чуть ли не хором.

– Так, так, – вздохнул тот. – Я ее соблазнил.

– Как соблазнил? – не понял финдиректор Федосеев.

– Нет, не то, что вы! Мы с ней даже под руку не прошлись, не успели. Я ее соблазнил пиджаком, в котором она нащупала толстый бумажник. Вот не накинул бы я ей пиджак на плечи, а повел бы в кафе, проводил бы до дому на такси. Взял бы ее телефон… Позвонил бы из Москвы. Ну или не позвонил бы, какая разница. Она не виновата.

– И это говорит юрист про воровку! – засмеялся инвестор Беленко.

– Да никакая она не воровка, в сущности… Это не от хорошей жизни. Такая, что ли, мелкая нищенская ловкость. Я тут читал какой-то роман, там про бедных детей в прошлом веке. Которые все время старались ухватить кусочек съестного. Хватали объедки со столов в трактире. Упавшее с возу яблоко, даже если оно упало в грязь… Вытирали его о штаны и тут же сжирали. Они не виноваты. Они всегда были голодны. Они все время искали пропитание. Они были как маленькие животные.

– Ну прямо уж животные! – возмутился вице-президент Лялин. Его передернуло от неожиданного гнева. – Это люди! Ваши… то есть наши с вами соотечественники!

– Этот роман про заграницу, и это не я говорю, а автор говорит, – пожал плечами Власов, но потом решил, что спорить не о чем и ссориться не надо. – Но вы правы, да, конечно. Нельзя так о людях. Вот я и говорю – я сам виноват. Соблазнил бедную девушку на кражу. А самое обидное, – продолжал он, – самое обидное и досадное вот что. У меня в Москве была своя девушка. Постоянная. Как бы даже почти невеста. И она подарила мне обручальное колечко своей покойной мамы. Я его носил, у меня тонкие пальцы, и мне оно пришлось впору. Я любил эту девушку. Мы потом поженились и прожили девять лет… Но я не о том. Я, хоть и любил ее, при этом был обыкновенный кобель и жеребец. Изменял ей при любом удобном случае и даже не считал это изменой. Измена, думал я, это что-то серьезное. Вот если влюблюсь в другую, начну параллельный, так сказать, роман – вот тогда это будет измена! А так – джентльмен в поисках приключений. Поэтому, когда я приезжал в командировку, я всегда снимал это кольцо и прятал в бумажник, там был кармашек под молнией. Ну и все, тю-тю мое колечко. Пришлось в Москве срочно бежать в ювелирный, покупать такое же и потом обтирать его об кирпичную стену у подъезда. Чтоб стало старенькое, как было…

Вот я и думаю, что это меня Бог наказал, – закончил свой рассказ Власов. – За то, что я колечко снял с руки и спрятал, в надежде на приключения в городе Т.

– Как же ее все-таки звали? – спросил Лялин.

– Убейте не помню! – Власов комически прижал руки к груди. – Напрочь забыл. Вытеснение по Фрейду, вот господин Беленко подтвердит! Давайте выпьем…

– Давайте, давайте…

* * *

Лялин ехал домой, смотрел в затылок шофера и злился, что Власов не вспомнил имени этой девицы, которая сперла у него пиджак с ключами и бумажником.

Потому что в девяносто седьмом году он тоже был по каким-то делам в городе Т., он тоже был молод и игрив и тоже познакомился с чудесной, милой, скромной девушкой, и они тоже пошли гулять в парк, и начало вечереть и холодать, туман поднимался от реки, и девушка зябко потирала себе голые руки выше локтей, потому что тоже была в легком платье с короткими рукавами – но он, Лялин, не стал накидывать пиджак ей на плечи. Он на такси повез ее в ресторан, они поужинали, он отвез ее домой, проводил до подъезда, все очень скромно и строго, записал ее телефон, потом стал звонить ей из Москвы, потом приезжал к ней, и вот они женаты уже двадцать два года. Еще три года – и сильвер, извините, веддинг. Трое детей. Старшему двадцать, среднему шестнадцать, младшей девочке тринадцать.

Когда они познакомились, у нее на пальце было тонкое колечко; она что-то туманное объяснила, вроде от покойной бабушки, а носит она его, потому что к женщине с кольцом другое отношение. Даже в магазине от продавщиц.

* * *

Умывшись, переодевшись в пижаму, он зашел в спальню и спросил жену, которая лежала в постели с книгой:

– Марина, прости, помнишь, когда мы с тобой познакомились, у тебя было кольцо?

– Не помню, – сказала она, продолжая читать.

– Ну как же? Такое совсем тоненькое, как будто обручальное…

– Да, кажется.

– Где оно?

– Куда-то делось, когда мы переезжали. Не помню. Может быть и скорее всего, вообще потерялось.

– Ага, – сказал он. – Понятно, бывает… Марина, а откуда оно у тебя было?

Она положила в книгу красивую кожаную закладку, захлопнула ее и пристроила на тумбочке рядом с лампой. Потянулась, подняв руки кверху и показав выбритые подмышки. Уронила руки на одеяло.

– Тебе это обязательно знать? – но, встретившись с его темным взглядом, сказала: – Хорошо, пожалуйста. У меня был, извини за выражение, парень. Он ушел в армию. Просил меня ждать. Я обещала. Он дал мне это колечко. Сказал, что мамино. Надел на палец.

– И ты не дождалась…

– Нет, что ты! – усмехнулась она. – Я дождалась. Цинкового гроба.

– Прости меня, – сказал он.

– Ничего, ладно, – вздохнула она. – Иди ложись наконец.

– Прости меня, но ты говорила, что это кольцо покойной бабушки…

– Я соврала. Я боялась тебя огорчить.

– Ясно, ясно, ясно, – вздохнул Лялин и забрался под одеяло.

Она погасила лампу, придвинулась поближе и положила голову ему на плечо.

* * *

Лялин поцеловал ее макушку и подумал:

«Вот если бы я набросил пиджак ей на плечи – она бы попросилась отойти в кустики, сперла бы мой бумажник, и мы бы больше никогда не увиделись. Я бы женился на Асе Ройтер или на Наташе Звонаревой или лучше бы вообще ни на ком не женился, и не было бы у меня троих детей, и старший не намекал бы на студию в квартале „Шувалов“, а младшие бы не клянчили что ни полгода макбуки и айфоны самых распоследних моделей».

Нет, конечно, они хорошие ребята, и денег у него было хоть жопой жри, но бесила наглость.

Загрузка...