Обними меня

Глава 2

Чтобы дозвониться до полицейского участка, понадобилась, казалось, вечность. Неожиданно Джеймс передал мобильный телефон Артуру и прошептал:

– Думаю, разговаривать с полицейскими лучше всего тебе. Ведь ты первый увидел на дороге брошенную машину. К тому же, как ты, наверное, успел убедиться, этот автомобиль никакого отношения ко мне и моим домашним не имеет.

Джеймс чуть ли не силой заставил Артура поднести трубку к уху. В то же мгновение аппарат ожил, и почтальон после короткой заминки сообщил дежурному о находке.

– Мне нужно закончить развозить почту. После этого, Джерри, я могу заехать к тебе в участок, – добавил он.

Некоторое время он вслушивался в указания, которые отдавал по телефону местный констебль, потом сказал:

– Ладно, найду кого-нибудь, – и протянул аппарат Джеймсу. – К счастью, сегодня дежурит мой кузен Джерри. Хотя он всего лишь рядовой констебль, но парень смышленый. Сказал, что приедет сюда через полчаса, просил нас ничего здесь не трогать и оставить около машины человека, который бы отгонял любопытных. Я-то, сэр Джеймс, остаться здесь не могу, – произнес Артур, – у меня еще работы по горло. Людям не нравится, когда почтальон опаздывает.

– Отправляйся по делам, Артур. А я позвоню на конюшню и попрошу грума, чтобы покараулил машину, – кивнул сэр Джеймс.

Артур, нажимая на педали, покатил в Сефтон-под-Горой, чтобы вернуть велосипед мисс Пламм. Джеймс позвонил на конюшню, вызвал к себе на подмогу грума, после чего обнял Маргарет за плечи и вместе с ней вернулся к своему «рейндж-роверу».

– Как думаешь, в лесу у обочины кто-нибудь прячется? – спросила Маргарет.

– Нет.

– Будем и дальше все это обсуждать или сменим тему?

– Сменим. Мне, например, чертовски хочется есть, да и у тебя, я уверен, с самого утра во рту маковой росинки не было.

– Точно, позавтракать не помешало бы.

Пока Джеймс звонил кухарке, миссис Мач, Маргарет изучала его лицо. Она слышала, как он просил накрыть круглый стол на шестерых у овального окна в холле.

Обычно когда завтракали только члены семьи, еду по требованию сэра Джеймса приносили в холл. Иногда Бухананы устраивались в библиотеке за большим столом, стоявшим против камина. Так называемая гостиная для утренних приемов тоже пользовалась известной популярностью. А еще все любили мансарду, вход в которую открывался на самом верху величественной каменной лестницы. Обедали же Бухананы только в столовой с огромным столом вишневого дерева, за которым в случае необходимости могло разместиться до сорока человек. Это была семейная традиция, освященная веками, и то, сколько членов семейства Буханан находилось в большом доме, роли не играло. Бывало, за огромным столом сиживали всего три человека: Джеймс, Септембер и Анжелика, а иногда изысканные блюда вкушал один только сэр Джеймс.

Сколько Маргарет ни думала о Джеймсе, ответить на вопрос, почему она не сохранила ему верность и не вышла за него замуж, так и не смогла. Уж кто-кто, а она знала, что Джеймс – человек особенный. Он умен, образован, имеет отличный вкус и собственный неповторимый индивидуальный стиль во всем: в манерах, поведении, одежде. Как и его предки, он прирожденный вельможа, но без излишней тяжеловесности, которую придавала характерам аристократов викторианская эпоха. Вальяжность и врожденное благородство были свойственны всем Бухананам – Септембер и Анжелике в том числе. Кроме того, нынешние Бухананы были людьми широкими, щедрыми до расточительности и имели богемные наклонности. А еще они втроем ухитрялись жить во всех сорока комнатах Сефтон-Парка одновременно или как-то все эти помещения использовать. Подобное проявление широты натуры неизменно вызывало у Маргарет восхищение.

Всякий раз, когда Маргарет и Джеймс оставались наедине, она испытывала к главе рода Бухананов сильнейшее влечение. Их близкие отношения никогда ей не надоедали. Они с Джеймсом даже как-то пришли к выводу, что, несмотря на частые смены сексуальных партнеров, их тяга друг к другу не ослабевает, поскольку освящена сильным взаимным чувством. Их сексуальному притяжению не могли помешать ни разница в характерах, ни работа, которой они отдавались всей душой, ни образ жизни, который у каждого был свой собственный и столь же неповторимый, как они сами.

Ревности друг к другу они не испытывали. Наоборот, когда Джеймс или Маргарет видели своего любовника в объятиях другого сексуального партнера, это лишь увеличивало их возбуждение, давало пищу воображению и усиливало тягу к разного рода сексуальным играм и экспериментам в сфере чувственных отношений.

Когда «мобильник» оказался на сиденье «рейндж-ровера», Маргарет обняла Джеймса за талию, приникла к нему всем телом и хрипловатым от страсти голосом спросила:

– Нас же четверо. Почему ты заказал завтрак на шестерых?

– А юный любовник, что был с тобой вчера вечером? Вдруг он объявится? Или еще кто-нибудь неожиданно нагрянет? Сама знаешь, как это у нас бывает, – ответил Джеймс.

– Рик спит сном праведника, а когда проснется, сразу уберется восвояси. Не заходя в большой дом.

Джеймс притянул Маргарет к себе, сильно и страстно ее поцеловал, после чего решительно высвободился из ее объятий и сделал шаг в сторону. Маргарет почувствовала, как между ними пролегло отчуждение, чего вчера вечером не было заметно. Она на короткое время мысленно вернулась к мгновениям страсти, которые испытала вчера в объятиях Джеймса и Рика.

Маргарет и впрямь имела склонность к молодым любовникам и часто их меняла. Джеймс по этому поводу с ухмылкой замечал, что ее чрезмерно волнует юная плоть. В этом утверждении имелась доля истины, но только доля, поскольку для Маргарет красивое мужское тело не являлась предметом поклонения и было лишь средством для достижения острого, болезненно приятного чувства, которое она ощущала под конец совокупления. Никаких других чувств, а тем более чувства любви, она при подобных контактах не испытывала.

Вчера вечером даже сам воздух, казалось, был напоен вожделением. Красивые леди, эффектно изгибаясь, целовали и ласкали своих не менее красивых партнеров. Желание затопило всех и находило выражение в прерывистом дыхании, сладострастных стонах и жарких объятиях. Джеймс наблюдал за тем, как Маргарет и ее молодой любовник, на ходу раздеваясь, направились из гостиной в библиотеку. У двери Маргарет повернулась к Джеймсу и послала ему воздушный поцелуй. Он же, вызвав в своем воображении картину предстоящего разгула плоти, улыбнулся ей в ответ. Уж он-то знал, как любила Маргарет все то, что имело отношение к чувственности и любовным усладам.

Когда Маргарет с любовником удалилась, Джеймс с тоской оглядел комнату. Вроде все как всегда. Но нет – не хватало Оливии. И той страстной любовной игры, в которую он, Джеймс, играл с Оливией и Маргарет одновременно. Это до такой степени вошло у них троих в привычку, что стало необходимым, как воздух, которым они дышали. Всепоглощающая страсть к сексу «без границ» привела к тому, что Бухананы и Маргарет в значительной степени отгородились от общества, которое вряд ли было способно понять и принять подобные любовные отношения. Но поскольку Оливии не было, а вожделение продолжало томить Джеймса, он решил присоединиться к Маргарет и ее молодому любовнику. Скинув с себя одежду, Джеймс вошел в библиотеку и, властно коснувшись плеча молодого человека, заставил его отступить от Маргарет, после чего занял его место, склонившись над стоявшей на четвереньках женщиной.

Воспоминания о вчерашнем вечере рассеялись как дым.

– Что-нибудь случилось? – спросила, глядя на Джеймса, Маргарет.

– У нас с тобой все по-прежнему, если тебя интересует именно это. Просто я вдруг подумал, что еще вчера мы пребывали в мире с собой и всем светом. А вот сегодня все переменилось. И причиной тому – эта проклятая машина. Мне бы хотелось, чтобы она исчезла, словно ее никогда не было.

Маргарет отлично понимала, что он имел в виду, но, в то время как Джеймс хотел любым путем исключить из своей привычной жизни раздражитель в виде оставленного на дороге автомобиля, ее, наоборот, тянуло к брошенному пассажирами автомобилю как магнитом. Кроме того, Маргарет удивило поведение Джеймса: не в его характере было проявлять мнительность и прятать голову в песок. Она считала его человеком мужественным и готовым ко всякого рода неожиданностям. Он по своей сути был исследователем, то есть человеком, который в любом деле шел до конца, с хладнокровием и спокойствием принимая любой исход – как хороший, так и дурной.

Прикатил на велосипеде грум и встал у брошенной машины на часах. Когда Джеймс тронул с места «рейндж-ровер» и поехал к большому дому, Маргарет упорно хранила молчание, продолжая всматриваться в лицо Буханана-старшего. «Неужели он знает о машине что-то такое, чего не знаю я?» – всю дорогу спрашивала она себя.

Когда они подъехали к большому дому, то увидели Анжелику и Септембер, которые, сгибаясь под тяжестью лежавшего у них на плечах огромного рулона холста, спускались по лестнице. Джеймс выскочил из «ровера» и поспешил к сестрам.

– Надо было подождать меня или позвонить на конюшню и вызвать на подмогу конюхов! – воскликнул он.

– Не было такой необходимости. Да и холст вовсе не такой уж тяжелый. Его просто тащить неудобно, – сказала Септембер, когда они втроем с Джеймсом и Анжеликой аккуратно положили рулон на пол.

– Доброе утро, Джеймс, доброе утро, Маргарет. Куда это, интересно знать, вы ездили в столь ранний час? – спросила Анжелика.

– Да так… Случилось кое-что. Поперек дороги в Сефтон-Парк стоит машина, которую, судя по всему, кто-то в спешке бросил. Знаете что-нибудь об этом, девочки?

– Ни-че-го, – синхронно отрапортовали девочки. На лицах у обеих разом проступило озадаченное выражение.

Джеймс подошел к столику, стоявшему в холле слева от двери, взял почту и проследовал к большому овальному окну, выходившему в сад. Таких окон, в полтора раза выше человеческого роста, в холле имелось ровным счетом пять. Поговаривали, что зеленоватые стекла в них были вставлены в рамы еще во времена династии Стюартов. Обеденный стол, стоявший у окна, был накрыт на шесть персон – именно так, как просил Джеймс. Вслед за Джеймсом к столу потянулись и женщины.

В тех случаях, когда Джеймс появлялся в общественных местах в сопровождении Септембер, Анжелики и Маргарет, обитатели деревушки Сефтон-под-Горой ухмылялись и говорили: «А вот и Джеймс со своими курочками». На это, впрочем, никто из Бухананов не обижался. Все три женщины были без ума от Джеймса. Для Септембер и Анжелики он был самым близким человеком от рождения, а Маргарет ничуть не возражала, чтобы ее считали женщиной Джеймса, поскольку и сама полагала, что принадлежит ему. И она надеялась, что так будет продолжаться вечно.

Септембер, оказавшись за спинкой стула Джеймса, ласково поцеловала брата в шею, а потом в макушку. Затем, присев к столу, она стала просматривать почту, безжалостно взламывая сургучные печати на бандеролях и вскрывая конверты. Отложив в сторону два адресованных лично ей письма, она раскрыла утреннюю газету. Хотя Джеймс имел обыкновение распечатывать бандероль с газетой сам, Септембер, принимая во внимание ее творческую натуру, подобная вольность прощалась. Анжелика тоже безмерно уважала сестру за талант и восхищалась ее картинами. Джеймс любил и ценил Анжелику за блестящий ум и точные, скрупулезно рассчитанные движения рук первоклассного хирурга. Что и говорить, эти девушки умели работать, а еще они обожали своего брата и наслаждались радостями плоти. Короче говоря, Бухананы жили в мире и согласии с собой и всей вселенной.

На столе у каждого прибора стоял хрустальный бокал с холодным апельсиновым соком, а в центре, на серебряном блюде, горкой были сложены свежие, привезенные почтальоном бриоши. На покрытой белоснежной скатертью столешнице высились вазы из цветного стекла со свежесрезанными садовыми розами. Вошла служанка с литым серебряным подносом времен королевы Анны. На нем красовались фарфоровые тарелки и тарелочки с яичницей и золотистыми, шипевшими от жира ломтиками бекона, обложенного кольцами поджаренных колбасок. Потом в холле появилась миссис Мач с другим подносом, на котором находились разложенные по тарелкам кусочки филе пикши горячего копчения, а рядом с ними стояли вставленные в рюмочки яйца, сваренные всмятку. Вслед за кухаркой на подгибающихся ногах притащился древний, как мир, Фивер. Он принес накрытую белой салфеткой корзинку с поджаристыми тостами.

Горячие блюда были поставлены на мраморные, в виде лебедей со сложенными крыльями, подставки. Развешанные на потемневших от времени дубовых панелях зеркала отражали лица четырех молодых людей, накладывавших себе на тарелки еду. Все мысли о брошенной на дороге машине были на время оставлены. Над столом запорхали шутки и послышался смех. Джеймс и три его дамы наслаждались вкусным завтраком и своим привилегированным положением владык Сефтон-Парка.

Шутливая беседа, которую они поначалу затеяли, стала постепенно затихать: Джеймс принялся просматривать почту, а Маргарет погрузилась в размышления о курсе лекций, который ей предстояло прочитать в ближайшее время. Анжелика уже в третий раз накладывала что-то себе на тарелку, когда Септембер, продолжавшая просматривать краем глаза заголовки газеты, которую она умыкнула из-под самого носа у Джеймса, неожиданно издала пронзительный крик и отшвырнула газету в сторону. Вскочив вслед за тем на ноги и опрокинув чашку с кофе, она задрожала всем телом и разразилась жалобными рыданиями. Потом, прикусив губу и равномерно ударяя кулачком по столешнице, Септембер снова устремила округлившиеся от ужаса глаза на набранный крупным шрифтом заголовок на развороте. При этом у нее из-под ресниц ручьями потекли слезы.

Первой устремилась на помощь Септембер Маргарет. Джеймс же словно примерз к стулу: до такой степени его поразило выражение ужаса, отразившееся на лице сестры.

Дернув Септембер за руку, Маргарет развернула ее лицом к себе. После этого, стиснув ладонями плечи Септембер, Маргарет принялась ее трясти, что, однако, не дало никакого результата. Чтобы вывести сестру Джеймса из прострации, Маргарет размахнулась и отвесила ей весьма крепкую оплеуху. Септембер замерла, потом со всхлипом втянула в себя воздух, выдохнула, вдохнула еще раз и, закрыв лицо ладонями, медленно опустилась на стул. Было видно, что она стала, наконец, приходить в себя.

Маргарет встала у нее за спиной, обняла и прошептала на ухо:

– Извини, мне не хотелось быть грубой, но так уж вышло.

Анжелика тоже поднялась с места, проверила у сестры пульс и, заглянув ей в глаза, сказала:

– У тебя сосудистые спазмы, и мозгу недостает кислорода. Дыши глубоко и ровно. Через пару минут ты снова почувствуешь себя хорошо.

Септембер попыталась было что-то сказать в ответ, но у нее так пересохло во рту, что ничего, кроме шипения, ей издать не удалось. Тогда она протянула руку к стакану с соком, но рука у нее настолько сильно тряслась, что она долгое время не могла поднести стакан ко рту. Анжелика взяла стакан у сестры и прижала его край к ее губам. Септембер сделала глоток, другой, а потом стала с жадностью пить и пила до тех пор, пока в стакане не осталось ни капли.

– Ну что, лучше тебе? – спросила Анжелика.

– Значительно, – пробормотала, всхлипнув, Септембер.

– Отлично. Теперь посмотрим, что тебя так расстроило, – проговорила Анжелика, взяла со стола газету и погрузилась в чтение. Через секунду кровь отхлынула от ее щек, а газета выпала из ослабевших пальцев. Чтобы добраться до своего места и снова усесться за стол, Анжелике потребовалось сделать над собой невероятное усилие. Джеймс к тому времени уже обрел способность двигаться, нагнулся, поднял газету с пола и сложил страницы в нужном порядке. Он проделал все это, не торопясь, – похоже, готовился к самому худшему. И не зря. Новость, которую он узнал, и впрямь была худшей из всех возможных.

Хрипловатым от ярости и отчаяния голосом он прочитал:

«КОШМАРНОЕ УБИЙСТВО!

ПРЕСТУПНИЦА ЛИ ЛЕДИ ОЛИВИЯ?

Полиция принимает все возможные меры к задержанию леди Оливии Синдерс, которая вчера поздно вечером выбежала из резиденции принца Али в районе Мейфер. Как выяснилось, примерно в это время принц был убит. Брат убитого бросился за леди Оливией в погоню, криками призывая прохожих помочь ему догнать преступницу. Позднее, оказавшись в полицейском участке, он заявил, что подозревает в убийстве брата именно эту женщину. Джентльмен, проживавший в соседнем доме, в подтверждение его слов заявил, что видел, как леди Оливия Синдерс в одиннадцатом часу выбегала из дверей дома принца Али. Известно также, что леди Оливия Синдерс была близкой подругой убитого».

Джеймс устремил взгляд на фотографию леди Оливии, занимавшую половину разворота. Она была запечатлена фотографом рядом с убитым принцем. Принц был в костюме для игры в поло, голову Оливии прикрывала широкополая панама, на ней было легкое платье без рукавов. И принц, и Оливия с обожанием смотрели друг на друга и выглядели на снимке как идеальные влюбленные, на чьем горизонте нет ни облачка. Теперь выяснилось, что проблемы у них все-таки были.

Джеймс обвел затуманившимся от слез взглядом сидевшую за столом маленькую компанию. Все три женщины были смертельно бледны и с ужасом смотрели на фотографию Оливии, которую средства массовой информации провозгласили «самой красивой женщиной Англии». Оливией восхищались все, и было из-за чего: природа наградила ее идеальной, почти неземной красотой, блестящим умом и невероятным обаянием. У нее был настоящий дар привлекать к себе сердца, не важно, кто оказывался перед ней – мужчина, женщина или ребенок. К тому же она была богата и происходила из старинной аристократической семьи. Думая о ней, Бухананы испытывали чуть ли не священный трепет. По правде говоря, их отношение к Оливии было выше дружбы и даже любви. Они боготворили ее. Оливия вошла в их жизнь очень давно и теперь то появлялась в Сефтон-Парке, озаряя все вокруг исходившим от нее сиянием ярчайшей звезды, то снова неожиданно пропадала.

В течение некоторого времени сидевшие за столом люди хранили молчание, отдавая дань воспоминаниям об Оливии. Все они, хотя и каждый по-своему, питали к ней глубочайшую любовь и были преданны ей, как только может быть предан один человек другому. И так было всегда – с того самого дня, когда она еще ребенком появилась на их горизонте.

Сэр Дэвид Буханан и его жена Молли были крестными отцом и матерью Оливии, которая осиротела еще в детстве. По этой причине девочка много времени проводила в семействе Буханан и воспитывалась с их детьми. Для Джеймса, Анжелики и Септембер Оливия была равноправным членом семьи, причем одним из самых любимых. Вглядываясь в эту минуту в лица Бухананов, Маргарет ощутила, что эти люди готовы ради Оливии на все, даже на жертвы, только бы защитить ее от злого мира, выдвинувшего против нее такие ужасные обвинения.

У Джеймса от волнения перехватило горло, поэтому, прежде чем сказать хоть слово, ему пришлось откашляться. Тем не менее, когда он заговорил, голос его звучал хотя и печально, но твердо:

– В этой с позволения сказать редакционной статье очень мало фактов и слишком много пустых, ничем не подкрепленных заявлений и пафоса. Судя по всему, расследование только началось. Мы должны все как один выступить на стороне Оливии, поскольку она полноправный член нашей семьи. Ее друзья – наши друзья, и я не сомневаюсь, что они сохранят ей преданность в любых обстоятельствах. Будем надеяться, они станут вести себя в точности так, как мы, а именно: хранить молчание, не вступать ни в какие отношения с прессой, а в случае, если нагрянет полиция, скажут лишь то, о чем их будут спрашивать, и ни слова от себя не добавят. Вот пока все, что мы можем для нее сделать. Повторяю, если полицейские начнут нас расспрашивать, лгать не следует, но не нужно упоминать и о темных сторонах натуры Оливии. Если произошло непоправимое, необходимо сделать попытку объяснить все трагической случайностью во время любовной игры. Как мы знаем, Оливия была большая охотница до такого рода забав.

– Но куда она исчезла? И почему, собственно, скрылась с места преступления, как можно понять из статьи? Неужели она и вправду убила своего любовника? Если это так, к кому она обратилась за помощью после того, что случилось? Неужели поехала к нам? Вспомните о брошенной на дороге машине! Непонятно также, что случилось с ней на дороге, если она и в самом деле ехала на этом автомобиле. Может, ее кто-нибудь вспугнул, а может, она в последний момент подумала, что не стоит впутывать в это дело нас, и решила прибегнуть к содействию других людей, – предположила Маргарет.

– Маргарет! Если мы и впредь собираемся обсуждать эту тему, давайте прежде заключим соглашение: вести подобные разговоры только в стенах нашего дома и, как говорится, сора из него не выносить, – сказал Джеймс.

Маргарет удивилась. В словах Джеймса прозвучала не свойственная ему категоричность.

– Давайте-ка за это выпьем, – предложила Анжелика.

– Это что же будет – клятва в верности, что ли? – спросила Септембер.

– Если хочешь, называй это так, – ответил Джеймс.

– А мы будем под конец бить об пол бокалы? – с сарказмом поинтересовалась Маргарет. – Брось ты эти шуточки, Джеймс.

Ответом Маргарет послужило молчание. Анжелика поднялась с места, подошла к столику на колесиках, где стояли высокие хрустальные бокалы, наполнила их кальвадосом, после чего вручила по бокалу каждому из присутствующих. Вернувшись на место, она подняла свой и сказала:

– За Оливию – где бы она сейчас ни была!

Анжелика прикончила кальвадос одним глотком, после чего, несильно размахнувшись, безжалостно разбила бокал о край стола. После нее это сделал Джеймс, а вслед за ним и Септембер. Маргарет, скептически скривив губы, поступила как остальные.

После этого Джеймс поднялся со стула и вышел из комнаты. Женщины остались у стола. Кальвадос понемногу начал действовать, и сковавший их ужас отступил.

Хотя Маргарет обожала Оливию, эта молодая женщина не являлась неотъемлемой частью ее бытия, как было в случае с Бухананами, чьи судьбы были нераздельно связаны с ее судьбой. Они готовились противостоять властям и общественному мнению, защищая интересы Оливии, но что, если Оливия и в самом деле убийца? Этот вопрос раз за разом эхом отзывался в мозгу Маргарет. Похоже, Бухананов этот факт ничуть не смущал, но сможет ли она, Маргарет, поступиться своими принципами и посмотреть на убийство сквозь пальцы?

С другой стороны, не выпить с Бухананами она просто не могла. Это настроило бы против нее Джеймса, Септембер, Анжелику и, как знать, возможно, всех их друзей и даже жителей деревушки.

«Черт, – подумала она, – неужели жизнь человека стоит в глазах Бухананов так дешево, что обсуждать убийство, по их мнению, не имеет смысла?»

Маргарет представила себе смеющуюся, исполненную радости Оливию и с недоумением пожала плечами. Неужели эта страстная, чувственная натура могла хладнокровно убить человека, к тому же своего любовника? Подумав, Маргарет пришла к выводу, что ответ, в общем, найти легко. При определенном стечении обстоятельств каждый человек способен на убийство, и сомневаться в этом просто глупо. Более того, Оливия скрылась от властей, а это одно могло служить доказательством ее причастности к преступлению. Маргарет чувствовала: с этого дня мысль о том, что Оливия – убийца, будет неотступно ее преследовать, в то время как Бухананы просто-напросто отмахнутся от всего, что будет хотя бы в малейшей степени искажать идеальный образ Оливии, который они создали в своем воображении. И это более всего пугало и тревожило Маргарет.

Но тут ее размышления были прерваны, поскольку в холл вернулся Джеймс с черной эбонитовой шкатулкой под мышкой. Поставив украшенную инкрустацией шкатулку на стол, он сказал:

– Прошу всех передать мне свои разбитые бокалы. Я положу их сюда и в тот день, когда Оливия вернется в Сефтон-Парк, велю склеить.

Септембер, которая к тому времени окончательно оправилась от потрясения, произнесла:

– Оливия боготворила жизнь и ее радости. Она всегда жила моментом и тому же учила нас. Мы все обязаны ей за те бесконечные праздники жизни, которые она устраивала, когда бывала с нами. Мы любим ее за красоту тела и щедрость души. И это неудивительно: нет человека, который устоял бы перед ее обаянием. Со своей стороны обещаю: я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей выпутаться из этой истории. Уверена, то же чувствует и думает каждый, кто считает себя ее другом. – Сказав это, она встала из-за стола и вышла из комнаты.

– Мы все должны иметь в виду, что принц Али был не только весьма обаятельным сукиным сыном, но еще и садистом, который заманил Оливию в свои сети и заставил ее жить в созданном его воображением и усилиями мире извращенной чувственности. Оливия много раз твердила и себе, и нам, ее друзьям, что, как только этот искусственный мир ей наскучит, она вырвется из золотой клетки на свободу. У Оливии был сильный характер. Она верила в то, что говорила, и в ее слова свято верили и все мы. И вот теперь это свершилось! К черту принца, скажу я вам, к черту! Она любила его, а он ее использовал. – Анжелика поднялась и вслед за Септембер вышла из холла.