Оборотная сторона правды

— Привет, Кейт! Это Лили Хорнсби.

— О боже, привет! Как ты? Целую вечность с тобой не общались! — я прижала пальцы ко рту, чтобы остановить поток восклицаний, но Лили облегчённо рассмеялась. Она волновалась перед звонком?

— Я замечательно, — сказала она. — Получила твоё сообщение, и захотелось поговорить. Все следили за новостями по телику. Похоже, последние дни были… настоящим безумием?

Чувствуя усталость, я прислонилась к кухонной стойке. Моё тело как будто бы отвечало за меня. Мэг посмотрела на меня. Я улыбнулась ей, и она вернулась к своим карточкам.

— Это было… интересно, — призналась я. — Но я очень рада услышать твой голос.

Лили рассказала мне, как прошло её лето. Она работала официанткой в элитном клубе у пляжа. Иногда это было неловко, потому что несколько ребят из школы оказались детьми членов клуба, и они не могли удержаться, чтобы не подколоть её. Также она начала встречаться со Скоттом, высоким парнем, с которым мы ходили на физику. Лили и Скотт были «просто друзьями», сколько я их помню. Круто, что моя догадка оказалась верной.

— И вот два дня назад начались занятия, а я уже считаю дни до выпуска. Ужасно, да?

Эти слова вызвали у меня странный шок. Словно я главный герой книжки «Рип Ван Викль», проспавший двадцать лет. Уже конец лета. Грейс и Гейб скоро пойдут в школу. А я, насколько понимаю, уже два дня в списке отсутствующих в старшей школе Пальметто.

— Так ты вернёшься? Многие спрашивают про тебя, а я не знаю, что им отвечать.

Я оглянулась на Мэг. Она сняла очки и тёрла глаза, собираясь закончить.

— Возможно. Пока не знаю.

— Ну, надеюсь, что да. Или я приеду к тебе в Белый дом. Или ещё куда.

Я выдавила из себя смех, мысленно отметив, что эта мысль уже не кажется такой дикой. Несмотря на недавний спад по результатам опросов, выбор уже близко. Сенатор вполне может победить. И, возможно, через пару месяцев мы все переедем в Белый дом. Я знала, что они обязательно возьмут меня с собой. После всего случившегося будет странно вернуть меня обратно к дяде. И разве они не хотят, чтобы я жила с ними? Даже если сенатор всё ещё ненавидит меня, Мэг будет защищать меня до последнего, а Грейс и Гейб не захотят отпускать, потому что привыкли ко мне.

Конечно, сами они мне об этом не говорили. Мы вообще никогда не обсуждали, что будет в будущем. Словно ждали, что четвёртого ноября случится конец света. Эта часть жизни подойдёт к концу, конечно же: постоянные поездки, куча мероприятий, просчёты каждого шага, безостановочная работа политической машины. Но что придёт ей на смену?

Я сказала Мэг месяц назад, что я дочитала купленные ею книги. Но мы так и не поговорили насчёт школы. Я могла бы спросить прямо, чтобы она не могла уйти от ответа. Я могла потребовать рассказать, что они планируют в отношении меня. Но чем больше я искала подходящий момент, тем дальше откладывала. Может, дело в гордости, но мне казалось, что спрашивать об этом как-то неправильно. Будто напрашиваться к кому-то на обед. Они сами должны мне предложить — так обычно это делается, — а я уже буду решать, хочу или нет. Верно?

Или, может, я просто боялась спросить и узнать, что у них уже давно готов ответ. Что я уеду обратно в Южную Каролину. Что они всё-таки хотят жить дальше без меня.

• • •

В дороге сенатор позвонил Мэг. Она включила громкую связь, чтобы он мог обращаться ко всем сразу. Я крикнула «привет» вместе с Грейс и Гейбом, вроде бы прокатило. Его голос звучал воодушевлённо. Известный генерал в отставке поддержал его кандидатуру, что очень хорошо сказалось на кампании. Дела потихоньку становились всё лучше и лучше.

Всех троих детей сенатора аккуратно вернули в недельное расписание кампании. Я перебрала свои платья, готовясь снова надеть костюм Американской Мечты и войти в роль Кейт Купер — достойного члена команды. Я понимала, что слишком глубоко лучше не копать. У Грейс и Гейба через пять дней начнутся занятия в школе, так что наверняка кампания просто выжимает последнее, что может из семейных появлений на публике. Мэг хотела, чтобы её дети приступили к учёбе согласно расписанию, чтобы там ни было с президентскими выборами.

И всё же она так и не сказала мне ни слова. Последние несколько дней у меня внутренности были завязаны в узел, пока я набиралась духу поговорить с ней. Я представляла, что скажу ей, и пыталась предугадать её реакцию. Эти мысленные диалоги, крутившиеся в моей голове, то подталкивали меня вперёд, то заставляли отложить разговор.

Это мой выпускной год. Самый важный. Решающий. Я должна спросить, но каждый раз, когда я собираюсь попытаться, ладони потеют, а горло пересыхает и сжимается. «Подожду ещё день, — повторяю себе. — Сегодня она точно что-нибудь скажет. А если нет, спрошу завтра».

• • •

После Канзаса была большая пауза, и тут вдруг Мэг окутала нас таким коконом мероприятий кампании, что возвращение на «Локомотив» и подготовка к появлению на публике стали слишком крутым поворотом. Я вновь чувствовала себя не в своей тарелке, словно позабыла все уроки, не знала, как одеваться и как махать рукой. В среду утром, в день мероприятия, никто не подготовил для меня одежду. Нэнси нет, а Либби поручили другие дела, так что мне остаётся справляться самой.

И это здорово. Я вполне могу одеваться сама, тем более после стольких месяцев.

Спустя двадцать минут размышлений я надела те же юбку и свитер, что были на мне на той самой первой пресс-конференции в июне.

«Локомотив» казался каким-то другим, не тем, на котором я была последний раз. Если не считать Нэнси, то здесь присутствовали все те же основные члены команды, что и раньше, но уже не было той лёгкой, весёлой атмосферы. Всеобщее настроение было сосредоточенным, даже угрюмым. Помощники сенатора либо изучали какие-то данные, либо печатали, либо смотрели в окно. Даже Кэл, которого я не могла не заметить, избегал моей взгляда с того самого момента, как я зашла в автобус, словно стесняясь моего появления. Если кто-то с кем-то заводил разговор, Эллиот тут же вытягивал шею, и все тут же замолкали.

Мы подъехали к парку в Нью-Джерси, где проходил митинг, я заметила группу людей с плакатами. Можно было бы принять их за группу поддержки, если бы не искажённые гримасы и недовольное скандирование.

На одном из плакатов было написано: «ГОЛОСУЯ ЗА КУПЕРА, ВЫ ГОЛОСУЕТЕ ЗА НЕНАВИСТЬ». На другому: «ДЕПОРТИРОВАТЬ КУПЕРА».

Они пришли протестовать. Многие в этой толпе недовольных были латиносами. Это из-за вопроса иммиграции. Из-за семьи Диасов.

Я отвернулась, когда мы проезжали их, пытаясь не думать о том, что мои действия привели их сюда.

Мы припарковались, и в автобус вошёл Лу. Как только он появился на ступеньке у двери, тучи словно разошлись, и солнце выглянуло вновь. Я видела, как работники расплываются в улыбках, поднимаясь со своих мест. Лу прошёл между рядами, пожав руки всем и каждому. Я внезапно осознала, что хоть мы и видимся редко, в каком-то смысле он всё это время был вместе с нами. Пока он проходил мимо коллег, я буквально видела нити, соединяющие их друг с другом в единое целое.

— Так, ладно, — сенатор вышел из комнатки в задней части автобуса. Морщины печали разгладились, как только он надел на лицо привычную улыбку. — Идём?

Он отвёл взгляд, когда я сделала шаг вперёд. Это был защитный манёвр. Я это прекрасно понимаю. Если бы он посмотрел на меня, то улыбка бы спала. А ему нужна эта улыбка, чтобы мероприятие прошло хорошо. Я натянула собственную фальшивую улыбку и притворилась, что ничего не заметила. Или даже лучше — что мне всё равно.

Лу поймал мой взгляд. Он не упускает ни одной детали, не так ли? Но затем он подмигнул мне, и я чуточку расслабилась, как и все вокруг.

— Что это на ней? — спросил Эллиот.

Я удивлённо моргнула. Он указывал на меня.

Либби нервно хихикнула, поправляя свой пучок.

— Вы отстранили меня от неё! Я больше не занимаюсь Кейт.

Мэг указала на дверь.

— Всё нормально с её одеждой. Идём.

Гейб и Грейс помедлили рядом с сенатором. Их взгляды метались между нами, как у болельщиков на спортивном матче. У Гейба — со страхом, а у Грейс — с какой-то непонятной мне эмоцией.

— Нет, — Эллиот опять указал на меня. — Переоденься. У тебя нет брюк? Что-нибудь, кроме юбки?

— Я… — мой голос не слушался. Все уставились на меня. — У меня есть только джинсы. Вы не покупали мне никаких брюк.

— А, значит, это мы виноваты.

Не успела я выкрикнуть «ДА!», как Мэг встала между нами. Её лицо покраснело.

— Я же сказала, всё нормально. Идём уже.

Эллиот резко рассмеялся.

— Отлично, Мэг! Ты теперь у нас эксперт. Америка и так уже считает её шлюхой, так мы теперь ещё выводим её в свет в мини-юбке. Это…

Он обрывается на полуслове. Я пребываю в таком шоке от его слов, что не сразу разбираю, что происходит во всей этой суматохе из летающих кулаков и криков. Только когда Эллиота и Луи разнимают, до меня доходит, что случилось немыслимое.

Лу Маковиц только что врезал Эллиоту Уэббу.

Лу было не узнать: он продолжал размахивать кулаками, волосы взъерошены, на шее пульсировала вена. Сотрудники попятились назад, желая сбежать. Все, кроме Эллиота. Несмотря на большую разницу в росте между ними двумя, Лу схватил его за горло и давил с такой лёгкостью, что я невольно задумалась, в скольких драках побывал Лу во времена своей молодости.

Когда Эллиот упал на колени, Лу резко втянул воздух и вежливо присел на корточки.

— Извинись перед юной леди.

— Иди на хрен, Манковиц, — выплюнул Эллиот. — Какого…

Лу ударил его.

— Извинись!

Эллиот посмотрел на меня, и, возможно, впервые за всё это время он стал похожим на человека. Испуганного.

— Я прошу прощения, Кейт. Я перешёл черту.

Лу оттолкнул от себя Эллиота, спустился по ступенькам и скрылся за поворотом. Все бросились к окнам, чтобы посмотреть, куда он пошёл. Либби нерешительно протянула Эллиоту руку, но тот отмахнулся. Его щека уже покраснела и опухла.

Я едва вспомнила, как дышать, и тут сенатор поднял руку.

— Так, народ! — все работники притихли. — Мероприятие никто не отменял. Надо пойти поздороваться. Сделаем это быстро. А когда вернёмся, устроим второй раунд. Кто следующий? Кэл и Чак?

Кэл фыркнул, и почти все засмеялись. Но не Эллиот. Не я. Не Мэг и не Гейб, которые смотрели на меня так, будто я несчастный птенчик, выпавший их гнезда.

Все начали выходить из автобуса, в том числе и Эллиот, а я стояла на месте, вцепившись в свою «мини-юбку», дрожа, будто это меня только что ударили.

Дойдя до двери, сенатор оглянулся через плечо на меня. Я мысленно отметила, что это первый раз за несколько недель, когда он посмотрел на меня… Вот только не в глаза. Он смотрел на мои туфли.

— Думаю, тебе лучше остаться здесь, — сказал он, и дверь за ним закрылась.

Я наблюдала в окно. Это было похоже на немое кино: Куперы махали толпе, направляясь к сцене, мелькали вспышки камер. Когда они подошли к ступенькам, Гейб обернулся, пытаясь разглядеть меня в затемнённых окнах автобуса. И затем Грейс тоже оглянулась. Она так сильно хмурилась, будто была на грани слёз.

Я закрылась в дальней комнатке и в темноте переоделась в джинсы. А затем, всё так же не включая свет, уселась в офисное кресло сенатора, прижавшись щекой к прохладной коже.

Почему сенатор не вступился за меня вместо Лу?

Почему я сама ничего не сделала?

Сотни «почему» потонули в тишине. Я проснулась, когда автобус вновь тронулся с места. И так и сидела там, пока он не остановился.

Глава 33

Телефон внизу звонил и звонил, но никто не брал трубку. Этот звук доносился до моей комнаты с каждый разом всё громче и резче, пока не стал единственным, что я могла слышать во всём этом тумане, в который я погрузилась.

Я поднялась с кровати и выглянула в коридор. Гейб и Грейс сидели на полу в комнате Грейс и делили коробку со школьными принадлежностями, которую привезли, когда мы вернулись с мероприятия. Их, казалось, совсем не раздражал телефон, который зазвонил вновь после двадцатисекундного перерыва.

Кабинет на первом этаже был закрыт, но из него доносились приглушённые злые голоса. Сенатор. Затем Мэг. И снова Мэг. Я не могла разобрать слов, но они явно не могли прерваться на телефонный звонок.

Когда я вошла на кухню, он зазвонил вновь.

«Может, это Энди?» — предположил мой мозг.

Ага, конечно.

Я прижала трубку к лицу.

— Дом Куперов.

— Кейт? Слава Богу! Вы только что вернулись? Я звоню весь день, уже не могу оставлять голосовые.

— Дядя Барри?

С меня вмиг спало оцепенение, колени затряслись, и мне пришлось сесть на холодную плитку посреди кухни, вцепившись обеими руками в трубку, словно она может в любой момент отрастить крылья и улететь.

— Кейт? — должно быть, он услышал странные звуки, потому что его голос стал как у грозного медведя из мультиков. — Что такое? Что там происходит? Мне приехать за тобой?

Да.

— Нет! — я шумно сглотнула и потёрла лицо рукой. — Всё нормально. Просто мы не разговаривали уже… очень давно! Я уже думала, что ты забыл про меня.

Я попыталась рассмеяться, но прозвучало как всхлип.

— Милая, мы же уезжали… Круиз до Сент-Круа! Поездка-сюрприз на день рождения Тесс, помнишь?

Ну конечно. Теперь я вспомнила, с каждой секундой всё отчётливее. Ведь Барри с таким восторгом рассказывал о том, как купил билеты на круиз, между вопросами, как у меня дела и нужно ли мне что-нибудь. Может, все эти звонки не были такой уж формальностью, как мне казалось раньше. Может, это просто я не слушала.

Меня накрыло облегчение.

— И как всё прошло? Вы загорели?

Он проигнорировали мои вопросы.

— Мы только вернулись, а по новостям говорят, что ты пропала! Что всё это значит?

— Пропала? — я посмотрела на себя, проверяя, что я всё ещё существую.

— По всем каналам показывают, как семья Купером появилась на каком-то мероприятии в полном составе, но без тебя.

Я не Купер, Барри. Я Квинн. Как и ты.

— Вот что я тебе скажу, — продолжал он. — Мне плевать, какие у них там планы, я всё ещё твой официальный опекун, и мне не нравится то, что я вижу по телевизору.

Теперь его голос стал по-настоящему грозным. Меня охватило тепло от макушки до пят. Мой дядя, для которого не существует телефонов, которые он бы не ненавидел, так переживал, что звонил весь день, надеясь услышать мой голос и убедиться, что я в порядке. Это о многом говорило.

Дверь кабинета резко распахнулась, ударившись о стенку.

— Прекрасно! — крикнула Мэг, но каким-то образом достаточно тихо. — С меня хватит. Я больше в этом не участвую.

И дверь снова хлопнула.

— …если хочешь вернуться, мы приготовим твою комнату…

— Барри, мне срочно надо идти. Я…

Мэг прошла по коридору в гостиную, яростно убирая невидимый беспорядок, поправляя стопки журналов на кофейном столике, чтобы они лежали ровной пачкой.

— Я перезвоню, обещаю.

— Буду носить телефон с собой. Знай, что я рядом.

Я повесила трубку, прокралась в гостиную и резко вдохнула. Мой выпускной год начался без меня. Я должна понять, что сказать Барри. Что делать дальше.

С колотящимся сердцем я приблизилась к Мэг. Приблизилась к моменту истины. Мой мозг подыскивал предлог, чтобы сбежать, чтобы ещё немного отсрочить это дело.

Но Лу Манковица здесь нет, и никто больше за меня не вступится. Я должна выдержать это сама.

— Мэг? Нам нужно поговорить.

— Я знаю, — она посмотрела на меня, её глаза блестели. — Ты не обязана это делать, если не хочешь. Это было неправильно по отношению к тебе с самого начала.

Моя решимость дрогнула.

— Что?

Она моргнула, и я продолжила:

— Нет, я… — я сглотнула. — Я хотела спросить, что будет дальше. В Южной Каролине на прошлой неделе начался учебный год. Если вернуться туда в ближайшие дни, то я ещё успею нагнать.

На её лице отразилось замешательство. Моё сердце забилось быстрее.

— Но если вы хотите, чтобы я осталась…

— Разумеется, мы… — она покачала головой, опустив взгляд на кофейный столик. — Тебе нужно поговорить с отцом. Ему о многом нужно тебе сказать. Но… — она запыхтела недовольно. — Сейчас не лучшее время.

Да уж. Сейчас ужасное время. Две недели назад было получше. Или два месяца назад…

Щёки Мэг были мокрыми. Я коснулась её плеча.

— Что произошло?

Она посмотрела на дверь кабинета. Её взгляд был жёстким.

— Он уволил его.

Мой пульс участился от вспыхнувшей надежды.

— Эллиота?

Он это заслужил. Давно пора. Вообще не стоило брать его изначально.

— Нет, — она посмотрела на меня. Её глаза были потухшими, словно всю радость из них высосали. — Лу. Он уволил Лу.

На секунду мне показалось, что я просто застыла на месте, как парализованная.

Но вокруг меня уже была не гостиная, а коридор, и это моя рука повернула дверную ручку, это мои ноги внесли меня в кабинет. Меня обдало кондиционером. Сенатор медленно развернулся в своём кресле, встречая меня с нескрываемой опаской.

Он отклонился назад, на лице появилась то самое слишком хорошо знакомое выражение. Сдержанность. Уверенность. Я заговорила прежде, чем он полностью вошёл в образ.

— Как ты мог?

Он изобразил недоумение. Его актёрские способности становились хуже с каждой минутой. А я больше не могу притворяться.

Поэтому я захлопнула за собой дверь. Он приподнялся из-за стола.

— Зачем ты уволил Луиса? Он был твоим лучшим другом. Твоим соседом в колледже.

Его рот двигался, но не издавал ни звука. Я подошла ближе.

— И он вступился за меня.

— Он напал на коллегу, — сенатор развернулся к своему ноутбуку и начал печатать. — Это тебя не касается, Кейт.

Мои руки дрожали. Кондиционер дул холодным воздухом, но изнутри я горела.

Но даже трясущиеся руки были смелее, чем всё остальное. Они потянулись вперёд и захлопнули крышку ноутбука. Сенатор откинулся в кресле, приподняв брови. Одно мгновение — и ему удалось принять почти удивлённый вид, вот только он всё ещё не смотрел на меня.

Мои глаза заслезились, комната поплыла, осталось всего несколько минут, пока уровень воды не достиг потолка. Если он станет критичным, никто из нас не выживет. Опёршись о стол, я попыталась вернуть самообладание.

— Эллиот обозвал меня шлюхой, пап, — я думала, что больнее всего было услышать это ругательство. Но куда хуже были слова отца. Его ложь. Его шутка. — Он назвал твою дочь шлюхой. Меня. Твоего ребёнка. А ты уволил единственного… единственного во всём автобусе человека, который вступился за меня. Сам ты ничего не сделал. Ты… — я набрала воздуха в лёгкие. — Ты свёл всё это к шутке! А затем выставил это так, будто я была виновата, будто из-за меня всё это произошло. Хотя я просто стояла молча!

Сенатор ничего не ответил. Я видела только его профиль: стиснутую челюсть и пульсирующий висок. Я кричала, истерила, чуть ли не выла, а он даже голову не повернул. Я моргнула, вся вода схлынула, лицо обожгли горячие слёзы. Я задыхалась, а он не делал ничего, чтобы мне помочь.

— Я твой ребёнок. Тебе совсем плевать? Я часть тебя, а тебе просто плевать, — я хотела остановиться, но было уже слишком поздно. — У меня есть жизнь, знаешь ли, своя жизнь. Должна быть, по крайней мере. Сейчас у меня должны начаться занятия в школе. Я должна учиться, сдавать экзамены, идти в колледж, но тебе всё равно. Ты даже не замечаешь меня. Словно меня не существует. Ты бы хотел, чтобы меня не существовало!

— Кейт… — его лицо дрогнуло, и на одно чудесное мгновение мне показалось, он сейчас скажет, что я ошибаюсь. Что он любит меня. Что я просто драматизирую. — Уже поздно, — он вздохнул. Открыл ноут и пожал плечами. — Что ты от меня хочешь?

Я забыла как дышать. Слёзы высохли в глазах так быстро, что комната показалась как будто бы за стеклом — яркие цвета, жёсткие очертания, острые края. Я словно впервые увидела мир таким, какой он есть на самом деле.

Я долго обдумывала, что сказать. Это был важный вопрос.

И я нашла ответ.

— Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня.

Он посмотрел на стену. Затем на тёмное окно. После чего всё-таки повернулся, его глаза нашли мои и задержались. Я начала считать: раз… два… три… В ожидании чего-то. Хоть чего-нибудь.

У нас одинаковые глаза. Только его холодные. В них ничего нет.

— Что-то ещё?

— Нет, — я кивнула. — Ничего больше.

Я вытерла нос рукой, тихо закрыла за собой дверь и начала подниматься по лестнице. На полпути меня ждала Мэг. Её руки были прижаты к губам, будто в молитве. Она медленно встала, надежда и тревога попеременно вспыхивали на её лице.

— Я понимаю, ты злишься…

Я покачала головой.

— Я в порядке.

— По поводу того, о чём ты говорила, — она взяла меня за руку, её пальцы дрожали. — Мы уже записали тебя в Фарвелл! Занятия начнутся в понедельник. Марк должен был сказать тебе об этом ещё давно… Мы договорились, что он скажет тебе об этом, — она проглотила недовольство и попыталась улыбнуться. — Мы поговорили с твоим дядей Барри, всё уже организовано. Он пришлёт твои вещи…

— Давай поговорим об этом завтра, — я прошла мимо неё, моя рука скользнула следом по перилам.

— А, — Мэг шагнула на ступеньку вниз. — Ладно. Ты права. Завтра. Утро вечера мудренее.

Но не дойдя до верхней ступеньки, я передумала. Быстро побежала вниз. Руки Мэг были раскрыты, готовы обнять меня, и она крепко прижала меня к себе, проводя по моим волосам рукой снова и снова. Я закрыла глаза, пытаясь впитать её тепло, вдохнуть запах увлажняющего крема и запомнить жёсткий край очков, уперевшийся в мою голову.

— Спокойной ночи, милая, — сказала она.

Позднее тем же вечером Мэг и сенатор пошли спать, а я стояла в коридоре, глядя на двойняшек. Сначала на Гейба, улыбающегося во сне, а затем на Грейс, волосы которой взмокли от пота. Она скинула одеяло на пол, как и каждую ночь.

В углу гардеробной, примыкавшей к гостевой комнате, я нашла старую синюю спортивную сумку, в которую я собирала вещи на выходные в июне. Среди кучи платьев на вешалках я нашла джинсы и три футболки, которые привезла с собой из Южной Каролины. Я сложила их в сумку.

Ещё я решила взять с собой рисунок птицы, который подарил мне Гейб, и фото нас троих из журнала Time, которое Мэг вставила в рамку. Я также сложила в кармашек подвеску с маленькой звёздочкой — подарок Грейси — и дневник от Гейба, но оставила подарки Мэг и сенатора. Пластинку Kudzu Giants я спрятала в обувную коробку в дальнем углу гардеробной.

Я уже собиралась закрыть дверь, как пальцы задержались на хлопковом платье, которое было на мне на вечеринке Джейка Спинейкера. Я сжала ткань в кулаке. Закрыла глаза. Вздох получился болезненным. «Отпусти, — подумала я. — Забудь его».

Я оставила платье и закрыла дверь гардеробной, после чего застегнула сумку и стала ждать.

В час ночи я тихо вышла из комнаты, спустилась по лестнице и вышла через парадную дверь, щёлкнув переключатель на ручке так, чтобы она закрылась за мной.

На тёмном крыльце я проверила боковой карман сумки уже, наверное, в десятый раз. У меня там было пять двадцаток — примерно столько же дал мне Барри перед объездом. Этого должно хватить на билет на автобус и телефон с предоплаченной связью. Если же нет, то по крайней мере, я буду достаточно близко к Барри, чтобы он меня забрал.

Слева от ворот, затем направо, пока не дойду до главной дороги. Я хорошо знала маршрут после многочисленных поездок в Вашингтон. Автобусный парк всего в нескольких милях отсюда. Сейчас темно, но улицы освещают фонари. Надеюсь, там будет тротуар.

Впрочем, неважно. Надо просто идти.

Я направилась вперёд, сначала медленно, чтобы не было слышно моих шагов.

Луна была почти полной, дубы по периметру отбрасывали чёрные тени на лужайку, ветер шуршал их листьями. Вслушиваясь, я впала в такую печальную задумчивость, что не заметила приближающихся шагов в темноте.

Я ахнула.

Большая фигура надвигалась с пугающей скоростью. Но как только он оказался достаточно близко, чтобы различить черты, я выдохнула облегчённо.

Джеймс. Тяжело вздохнув, он убрал руку с пистолета на бедре.

— Что ты здесь делаешь? — слава богу, он спросил это шёпотом. Оглянулся в сторону дома, а затем, прищурившись с подозрением, посмотрел на меня. — Ты же не на тайное свидание с сынком президента собралась, я надеюсь?

— Нет, — я поправила сумку на плече. — Я возвращаюсь домой.

Он растерялся.

— Твой дом здесь.

— Нет, — я подошла ближе. — Дядя — мой законный опекун. Я хожу в школу в Южной Каролине, и занятия начались три дня назад. Мне нужно туда.

— В семь минут второго ночи? — он сложил руки на груди.

— Они меня не отпустят. Вся эта предвыборная кампания отца. Они заставят меня остаться, а я не хочу. Ну, то есть по закону они должны меня отпустить. Но я не уверена, что им есть до этого дело.

Джеймс медленно выдохнул. Я видела, как его счётчик морали мечется туда-сюда.

— Просто отпусти меня, — пробормотала я. — Мне здесь не место.

Задержав дыхание, я заставила свои ноги идти — один шаг за другим, пройти мимо него и дальше к воротам.

Он схватил меня за руку. Я развернулась.

— Ты не можешь так просто выйти.

Я вздёрнула подбородок, бросая вызов.

— Почему это?

Он смерил меня взглядом.

— Потому что фургон папарацци припарковался прямо за нашим забором и ждёт, когда случится что-нибудь интересненькое. Твой побег из дома? Точно сойдёт за что-нибудь интересненькое.

Кровь прилила к моему лицу.

— Ой.

— Ой.

Я внезапно вспомнила Нэнси, которая также передразнила меня тогда в кабинете. Но Джеймс — не Нэнси. В его взгляде было лишь беспокойство. Он пытался скрыть добрую улыбку под маской сурового мужика.

— Что ж, я тогда пойду другим путём. Я…

Я бросила взгляд в сторону сада за домом. Ограда была немногим выше той, которую я преодолела, когда мы сбегали от прессы вместе с Тимом-ужасным-помощником тем мрачным июньским утром. Сделала раз, смогу и снова.

— Туда лучше не лезть, — предупредил Джеймс, угадав ход моих мыслей. — На той стороне колючая проволока. А ещё у нас двое новеньких на дежурстве, за которых я не могу поручиться. Увидят, что кто-то перелезает ограду, и начнут стрелять.

В этот раз «ой!» мы произнесли хором.

Джеймс ухмыльнулся. Я обернулась.

— Ну, папарацци так папарацци, — я направилась к воротам.

Позади меня Джеймс недовольно застонал.

— Хорошо. А потом куда?

— На станцию Грейхаунд. Там автобус в два часа семь минут, так что мне лучше поторопиться…

— Я отвезу тебя, — он достал из кармана ключи и жестом показал идти за ним к подъездной дорожке, где стоял внедорожник. — Боюсь, после этого меня переведут на работу с бумажками.

— Тогда не надо это делать! — прошептала я, резко остановившись. — Оно того не стоит.

— Ты права, — он скрестил руки. — Иди в дом и ложись спать.

Я прожгла его взглядом.

— Вот видишь? Мы зашли в тупик.

Я пристегнула ремень, сев на пассажирское сиденье рядом с ним. Джеймс посмотрел на меня с сожалением.

— Ты же понимаешь, что я должен буду им сообщить?

Я заставила себя кивнуть.

Он хмыкнул, зажигая двигатель.

— Но сделаю это, когда вернусь. Это даст тебе фору, если автобус придёт вовремя.

— Спасибо.

После того, как я купила билет, Джеймс уехал. Я сидела на скамейке автобусного парка со спортивной сумкой на коленях, ожидая в любой момент вновь увидеть Джеймса, только уже с сенатором на заднем сиденье. Представляю, как он выбегает из машины, вырывает билет из моей руки и заключает в объятья.

Он извиняется, я его прощаю.

Но автобус приходит вовремя. И я сажусь на него.

Глава 34

Я села у окна и смотрела, как мир проносится мимо, мелькают уличные фонари, как одинокие кометы, озаряющие мой путь. Затем автобус выехал на трассу, и дальше мне казалось, будто я лечу. Разорвана нить между автобусом и станцией. Между мной и Вашингтоном. Мной и Куперами. Мной и Энди. Я свободна.

Это был мой выбор с самого начала. Мэг была права. И я выбрала уйти. Я выбрала что-то.

Кругом были незнакомцы, ехавшие на юг, некоторые пересаживались со мной в Ричмонде несколько часов спустя, другие остались ждать свои автобусов, а третьих встречали их родственники или друзья, с которыми они обнимались и уезжали вместе. Солнце уже взошло, хотя его свет скрывался за тучами.

Автобус доехал до городка под названием Диллон где-то в полдень, и у меня было время купить на остановке буррито и телефон, прежде чем продолжить путь.

Никто не обращал на меня внимания. Да и с чего бы? Простые джинсы, волосы собраны в хвост, лицо без косметики. И я ехала на Грейхаунде, а не на Локомотиве. Если кто-то и заметил меня, то подумал: «О, да она похожа на ту дочку политика», но и только. Я просто одна из пассажиров, и еду туда, куда хочу.

Я улыбнулась. На самом долгом участке пути — до Чарльстона — я позволила себе вздремнуть, убаюканная движением автобуса по дороге и тихим стуком дождя.

Но к тому времени, как автобус остановился на конечной, солнце выглянуло, и было достаточно светло, чтобы разглядеть парковку через мутное окно. Сверкающий чёрный внедорожник был припаркован на зоне посадки. Джеймс стоял снаружи, хмуро глядя на автобус. Когда мы остановились, он заглянул в машину, чтобы сказать что-то тому, кто сидел внутри.

Я выпрыгнула из автобуса и дождалась своей очереди, чтобы вытащить сумку из багажного отсека. Моё сердце стучало всё громче с каждой минутой.

Он приехал. Это можно считать извинением, правда? Это значит, что он не хочет, чтобы я уезжала. Он наверняка злится, но всё же… Он приехал, чтобы убедиться меня вернуться.

И что я ему скажу?

Повесив сумку на плечо, я обошла автобус и направилась к Джеймсу. Сил хватило только на то, чтобы махнуть ему рукой. Но когда задняя дверь открылась, а я резко насторожилась, опасаясь реакции отца.

Из машины, опираясь на дверцу, сделала шаг Мэг. За ней никого не было.

Последние слабые остатки надежды улетучились. Я почувствовала себя невесомой, будто куда-то падаю.

Глаза Мэг были красными, уголки губ опущены вниз.

— Садись.

Я замотала головой.

— Только поговорить. Обещаю.

Внутри машины она взяла меня за руки. Её глаза блестели. Возможно, это всё от недостатка сна, но у меня было ощущение, что я сплю и вижу яркий сон. Я знала, что это всё неправда. И хотела проснуться.

— Он сложный человек, ты же знаешь, — сказала она. Я вспомнила Лу, как он вступился за сенатора в штабе, сказал, что он того стоит. Интересно, изменил ли он своё мнение теперь.

Мэг поморщилась, понимая, что это не лучшее начало разговора.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной домой. И Гейб, и Грейс тоже хотят.

Я подняла брови.

— Грейси тоже?

— Она плачет без остановки. Всё пыталась залезть со мной в машину.

Я почувствовала себя виноватой.

— О боже, я не хотела их расстраивать. Вы все очень много значите для меня. Просто это правда тяжело… — я сделала глубокий вдох, не зная, как закончить мысль. — Я не могу жить с тем, кто не хочет меня видеть.

Мэг сжала мою ладонь.

— Ты ошибаешься. Просто предвыборная кампания — это очень важно.

— Для него.

— Для Америки.

Я моргнула, удивлённая тем, насколько серьёзно она это сказала, без капли цинизма.

Она положила ладонь на моё колено, успокаивая меня — или, может, себя.

— Я бы ни за что не согласилась на всё это — уйти с работы, взять двойняшек с собой в дорогу, вывести тебя в свет, — если бы не была уверена, что твой отец абсолютно тот человек, который нужен во главе нашей страны.

Её улыбка померкла на мгновение, точно глюк в старом фильме.

Я вздохнула, прислонив голову к холодному окну.

— Я не знаю, Мэг. Он хорошо говорит. Умеет слушать. В этом ему не откажешь. Но кого он будет слушать в Белом доме? Эллиота?

Мой палец провёл линию по запотевшему стеклу. Мэг ничего не ответила.

— Если бы я голосовала на этих выборах… — я покачала головой и развернулась к ней. — И давай честно, Мэг? Не будь ты его женой, ты бы тоже не стала голосовать за Купера.

Она издала тихий смешок. Признание.

А через мгновение вздохнула.

— Он хороший человек. В этом я уверена.

— А я нет. Я не знаю его. Прошло три месяца, а я его совсем не знаю. И… не уверена, что хочу.

Она кивнула, её лицо помрачнело. Моё сердце колотилось — сколько смелости мне потребовалось, чтобы признаться в этом.

В окне я увидела, как потрёпанный пикап заезжает на парковку, на его пыльном боку, точно золотой маяк, сиял выцветший логотип моего дяди.

— Ты всегда говорила, что это мой выбор, — сказала я. Мэг сильнее сжала мою ладонь, но это меня не остановило. Не в этот раз. — Я больше не хочу всего этого.

Надеюсь, она понимает, что речь не о ней.

— Хорошо, — слеза побежала по её щеке. Мэг смахнула её и кивнула. — Хорошо. Но послушай. Пресса окружит твой дом, как только узнает, где ты. Мы скажем им, что ты сейчас у бабушки в Массачусетсе.

Она прищурилась, глядя в лобовое стекло. Её мысли лихорадочно крутились.

— Но тогда они все бросятся к ней, — неуверенно произнесла я.

— Она справится, — ответила Мэг с улыбкой. Я вспомнила ружьё бабушки Эвелин и сама чуть было не рассмеялась.

Мэг поправила мою одежду, словно провожала меня в школу.

— Я буду звонить каждый день, — увидев мою реакцию, она опустила руки. — Ладно, тогда каждую неделю.

— Ты будешь занята, — мягко сказала я. — А мне нужно время.

Она погрустнела. Мне было больно это видеть.

— Хорошо.

Моя дядя уже забрал сумку у Джеймса и закинул в пикап к тому моменту, как я села в его машину. Он неуклюже заключил меня в свои медвежьи объятья. Отстранившись, я заметила, как он провожает взглядом машину Мэг, покидающую парковку и выезжающую на трассу.

— Я в порядке. Поехали домой.

Глава 35

Понедельник, 15 сентября

Мой запоздалый первый день в школе

ДА КОМУ КАКАЯ РАЗНИЦА, СКОЛЬКО ДНЕЙ ДО ВЫБОРОВ

— Ты не представляешь, сколько создала проблем…

Подруга Тесс парикмахерша Хильди была немного сплетницей. Я сидела на стуле в ванной на втором этаже, пока она подстригала мои волосы и рассказывала о драме, развернувшейся в Джеймс-Айленде, пока меня не было.

— Твои школьные данные слила прессе директриса. Её уже уволили, но они «начали расследование», что бы это ни значило, — Хильди хмыкнула и отрезала ещё ряд. Я поморщилась. — Странно, что ты про это не слышала. Во всех новостях обсуждали.

Это объясняет, почему старшая школа Пальметто внезапно стала такой уступчивой — взяли меня под фальшивым именем и клялись, что сделают всё возможное, чтобы удержать прессу подальше от меня. Надеюсь, у них получится.

— Готово, — объявила Хильди.

Я сосчитала до пяти, прежде чем рискнуть посмотреть в зеркало. И ахнула. Я выглядела как совсем другой человек. Мои волосы были уложены в объёмное каре, едва доставая подбородка. В дневном свете, просачивающемся через розовые занавески, они казались светлее, рыжеватее, цвета заката.

Я выглядела точно как мама.

На меня резко нахлынула щемящее чувство тоски, и я вцепилась в края раковины в попытке вернуть равновесие. Когда я вновь подняла взгляд, то увидела своё лицо и пальцы, прижатые к стеклу, как если бы отражение могло вернуть её назад.

Если не думать про получившееся сходство с мамой, то стрижка была отличным решением. Конечно же, она не обманет тех, кто уже со мной знаком, но издалека никому и в голову не придёт, что я та самая Кейт Квинн-Купер.

В середине сентября в Южной Каролине слишком жарко для джинсов. Перед выходом из дома я перебрала вещи в своём небольшом шкафу и нашла летнее платье, а затем, нервничая, посмотрелась в зеркало в ванной.

Теперь уже я увидела не маму. Девушка в отражении была мной. И мне нравится эта новая «я». Не та, что была на год назад, или до того, как погибла моя мама, или на предвыборной кампании. Эта «я» сегодняшная. В первый день выпускного года.

И сегодня я девушка, которая носит юбки.

Припарковав мой «бьюик» на одном из мест для старшеклассников на школьной парковке, я осмотрелась вокруг на предмет всяких фургончиков, камер, людей без рюкзаков или ещё каких-нибудь признаков журналистов, вычисливших, что я сейчас живу отнюдь не у сварливой бабули на фарме в Массачусетсе. Но пока что уловка Мэг, похоже, работала. Надеюсь только, что Эвелин ещё никого не подстрелила.

Школа казалась незнакомой, словно я была в ней раз или два, но уж точно не посещала занятия регулярно на протяжении девяти месяцев. Может, я каким-то образом лунатила весь прошлый год?

В вестибюле я сразу почувствовала, как поворачиваются головы, как до меня долетают обрывки разговоров. Поправив рюкзак, я обернулась и увидела группу девочек классом младше, нервно улыбающихся в мою сторону. Одна из них помахала рукой, и все они отвернулись, хихикая.

Стрижка не помогла.

— Кейт! — Лили Хорнсби коснулась моего плеча. — Ой, прости, — она понизила голос до шёпота. — Лучше говорить «Кэти»?

Значит, она получила моё сообщение. Я улыбнулась и обняла её.

— Думаю, ничего страшного не случится, если ты будешь называть меня Кейт.

— Это, наверное, странно — вернуться сюда? — она придержала для меня дверь, пока я искала в своём расписании номер шкафчика. Но не успела я ответить, как её здоровенный парень Скотт появился из-за угла вместе с двумя своими дружками и поцеловал её в макушку. Она стала краснее помидоров.

— С возвращением, Кэти… — усмехнулся Скотт. — Мы в пятницу идём в кино. Ты с нами?

— Да, конечно, — я улыбнулась. — Звучит здорово.

Все выглядели удивлёнными.

• • •

Когда я вернулась в дом Барри, его машина уже стояла на подъездной дорожке, но дом был пугающе тих. Я не сразу поняла, почему мне так показалось. Но затем до меня дошло, что телик выключен.

Я нашла Барри на кухне: он метался туда-сюда, пытаясь чем-нибудь заняться, а Тесс раздражённо отгоняла его.

— Почему не смотрите новости? — спросила я. Он пожал плечами.

— Нет настроения.

Я скептически подняла брови. Знаю, Барри и Тесс пытаются защитить меня, создавая свою версию зоны, свободной от всего, что связано с предвыборной кампанией. Возможно, это именно то, что мне нужно, но ночи длинные, и я не могу перестать думать об этом. Крутить в голове. Сходить с ума.

Где Куперы сегодня? В дороге или готовятся к школе? Как они объяснили моё отсутствие? Скучают ли по мне?

Когда я думаю о них, то чувствую почти физическую боль в груди, словно мой уход нанёс непоправимый ущерб сердцу. Это не то же чувство, как когда я потеряла маму: оно острее, но не такое опустошительное.

Острее, чем боль из-за Энди Лоуренса, но, чёрт, та тоже не желала утихать. Я понимала, что его молчание говорит о том, что Мэг была права: он использовал меня и бросил. Но осознания недостаточно, чтобы напрочь выкинуть его из головы. Он безжалостно врывался в мои сны, а иногда и мысли: стоит мне пройти мимо барбекю или услышать по радио Kudzu Giants. Даже автоматы по продаже вкусняшек напоминали мне о нём. А в школе было много этих автоматов.

Спустя несколько дней Лили застенчиво показала мне свой шкафчик, где висело свежее фото из модного журнала. На нём был актёр из «Тройного креста». Я подняла брови.

— Больше никакого Энди Лоуренса, м? — спросила я, пытаясь скрыть боль в голосе.

— Мне не понравилось, как он поступил с тобой, — сказала она, вскинув подбородок. Я благодарно коснулась её плечом, но как только мы свернули в следующий коридор, она не удержалась и наклонилась ко мне, шёпотом спрашивая: — А он хорошо целуется?

Мне пришлось признаться, что да. А затем сидеть весь урок, впившись ногтями в ладони, стараясь не думать о том поцелуе, причём так мечтательно, будто я хотела бы повторения, вместо понимания, что это ужасное и унизительное воспоминание, которое лучше бы забыть навсегда.

• • •

А затем случился звонок.

На третьей неделе учебного года Скотт организовал подготовительные занятия перед нашим первым большим тестом по математике. Когда к нему записалось больше человек, чем могло бы поместиться у него дома, я предложила провести занятия у меня. Тесс была взволнована: она приготовила печенье и наводила порядок в гостиной до последнего, пока Барри не утащил её. Сначала мне было страшно сидеть здесь с одноклассниками, вспоминая прошлый раз, когда здесь собралось так много народу и все смотрели на мужчину в кресле. Но чем больше человек приходило, наполняя комнату весёлыми голосами, тем больше меркло то воспоминание, как рисунок, стёртый с доски.

Лили пыталась вспомнить теорему Ролля, когда тётушка вновь прокралась в гостиную. На этот раз она похлопала меня по плечу.

— Тебе звонят.

Подумав, что звонит кто-то из опаздывающих на занятие, я поспешила к телефону, одним глазом поглядывая в сторону гостиной на случай, если они забегут далеко вперёд.

— Квинн, — голос на том конце провода театрально вздохнул. — Ты самый неуловимый человек, которого я знаю.

Меня бросило из жара в холод в мгновение ока.

Энди. Он нашёл мой номер. Он позвонил.

Опоздав на месяц.

Я хмуро уставилась в стену с цветочными обоями.

— Как ты узнал этот номер?

— Разве я не упоминал, что мой папа — президент?

Смешно.

— Почему ты мне звонишь?

— Потому что мне, наконец, разрешили.

Мой пульс участился, я ногой закрыла дверь в гостиную.

— Объясни.

Он невесело хохотнул.

— Там, в Канзасе, они просто взбесились, Квинн. Чтобы помочь твоей подруге, мне пришлось признаться, что мы с тобой встречаемся. И… — он прочистил горло. — Что у меня чувства к тебе. Мой папа не обрадовался. Но помог — своим особенным, совершенно политизированным способом. Из-за которого… — я слышала, как он громко сглотнул, его дыхание стало неровным. — В общем, да. Прости меня за это. Мне правда очень жаль. Я… Я и представить не мог, к чему это приведёт, а надо было. Я же не первый день в политике, должен понимать. Но иногда я бываю полным идиотом, — он нервно усмехнулся. И замолк.

У меня кружилась голова.

— То есть это не было… уловкой?

— Что? — в его голосе прозвучало искреннее недоумение. — Погоди… Ты что, пересмотрела Фокс-Ньюс? Ты же это не серьёзно, Квинн.

— Тогда почему ты мне не позвонил? — моя рука сжала трубку древнего кухонного телефона с такой силой, что пластик затрещал. — Прошло много времени, Энди.

30 дней и 22 часа, если точно. Не то чтобы я считала.

— Я был под домашним арестом. Никакого телефона. Выход в Интернет только под присмотром. Да, звучит странно, но… Это Белый дом, как никак. Уж где-где, а там могут обеспечить круглосуточный надзор. Но вот теперь начались занятия в школе, и с меня решили снять наказание. Особенно теперь, когда ты пропала с радаров. Я думал, что тебя тоже заперли на какой-нибудь суперсекретной базе Куперов, но твоя мачеха сказала, что ты уехала…

— Мэг? — я выпрямилась. — Это она дала тебе этот номер?

— Ага. После того, как я объяснил ей всю серьёзность ситуации, она… ну, сначала она бросила трубку. Но я перезвонил. Кажется, двенадцатый по счёту звонок всё-таки её убедил. Ты же знаешь, каким настойчивым я могу быть, когда того требует ситуация.

— И эта ситуация требовала двенадцать телефонных звонков? — я упёрлась ладонью в столешницу, чтобы удержать равновесие. Устоять перед его притяжением.

— Тринадцать. Четырнадцать, если считать этот, — он напряжённо хохотнул. — Эмммм, ты не слышала, как я сказал, что у меня есть чувства к тебе? Мне повторить по слогам?

«Да!» — подумала я, но не успела произнести вслух, как он продолжил:

— А неплохой трюк ты провернула, Квинн. Все думают, что ты в Массачусетсе под присмотром. Но ты вырвалась на волю. Завидую.

— Удобно иметь дядю с правом опеки.

— Я рассмотрю это вариант. Или… Тайком сбегу к вам и попрошу у твоего дяди политического убежища. Не смейся, я всерьёз обдумываю это.

— Скажи снова, что тебе жаль, — я соскользнула вниз и опустилась на линолеум, улыбаясь, как идиотка, уже зная, что эта битва проиграна с самого начала.

Энди ответил в ту же секунду:

— Сколько раз?

— Один. Пока что.

— Мне очень, очень жаль… что я доверился своему отцу-козлу. И что нам не повезло спалиться, когда мы поцеловались. И что я не смог сбежать и позвонить тебе раньше. Кстати, меня очень радует, что ты сказала «пока что». Значит, у меня ещё будут новые возможности извиниться. И сказать, что я скучаю по тебе. Сильно.

Я пропустила остаток занятия по математике. И хотя я сидела вместе с одноклассниками в одной комнате, притворно листая страницы учебника, в своих мыслях я представляла, как сюда заявится инкогнито Энди в фарнвелльской форме со спортивной сумкой на плече. Это безумная, нелепая и невозможная фантазия, но всё же приятно об этом помечтать.

Конечно же, всё ещё оставалась вероятность, что он солгал мне — позвонил, потому что стало скучно, или на автомате, или затеял какую-то новую игру. У меня было много причин не доверять Энди Лоуренсу. Но я внезапно поняла, что доверие — это не предмет, не что-то материальное и крепкое, появляющееся на пороге твоего дома. Это решение, прыжок. И если спросить меня, то мой выбор — поверить Энди.

Он не предавал меня. У него правда есть чувства ко мне. И то, что они, скорее всего, ни к чему не приведут, вовсе не означает, что они не имеют значения.

• • •

Мы продолжили разговор с того места, на котором прервались. И снова, и снова. Только теперь, когда на звонки Энди трубку брали тётя или дядя, он представлялся моим одноклассником по имени Бенджамин.

— Любой, кто представляется полным именем Бенджамин, по определению достойный молодой джентльмен, — сказал Энди. — Он, скорее всего, игл скаут⁸, состоит в гольф-клубе и занимается с третьеклашками математикой во время обеденного перерыва.

То ли из-за имени, то ли из-за голоса, но Тесс была им очарована. Всё время спрашивала, когда я приглашу Бенджамина на ужин, пойдём ли мы вместе на школьные танцы. Это была весёлая игра, напомнившая мне о том, как мы стали друзьями. Но чем дольше она продолжалась, тем более ненадёжной она казалась. Особенно когда на звонок отвечал дядя Барри.

— Могу я узнать, кто её спрашивает? — энтузиазм и строгость защитника сменялись на его лице со скоростью света. — Что ж, Бенджамин, сейчас она делает домашнее задание, но полагаю, она будет рада прерваться на несколько минут. Кейт?

Он всегда задерживался на кухне на несколько секунд, после того как передавал мне телефон, словно надеялся, что я признаюсь во всём. Мне не нравилось постоянно врать. Но когда я наконец призналась, кто на самом деле мне звонить, его яркие глаза сощурились.

— Я не могу доверять этому парню. По каналу «Фокс и друзья» говорили…

Я улыбнулась.

— Это всё люди Купера. Они специально выставили его в плохом свете, чтобы обелить меня. Политическая борьба, она такая.

Его было не так просто убедить.

Поэтому, когда телефон зазвонил снова на следующий вечер, я услышала приглушённый голос дяди на кухне. Я прислонилась к двери, чтобы расслышать слова.

— Она не может подойти к телефону, сэр, — его голос был напряжён, в нём слышались одновременно и готовность защищаться, и уважение к собеседнику. — Как я уже говорил ранее, я забочусь о её интересах. Уверен, вы понимаете. У неё всё хорошо. Буду держать вас в курсе.

Он повесил трубку, и я отскочила назад. Но затем подошла ближе, потрясённая. До меня только дошло, с кем он сейчас разговаривает.

«Как я уже говорил», — сказал Барри. Сколько раз уже мой дядя отказывал ему в разговоре? Вдруг сенатор звонил каждый день с тех пор, как я сюда приехала?

На следующий день я набралась смелости включить телик. И не какой-нибудь развлекательный канал, а новости. Тётя и дядя тихо сидели рядом на диване, глядя на меня, а не на экран. Я старалась вести себя равнодушно, спокойно, но вскоре поймала себя на том, что сжимаю в руке пульт и нервно переключаю каналы, вслушиваясь в разные фрагменты передач, но едва ли улавливая контекст.

Показатели сенатора резко упали. Последние несколько недель его поддерживало вдвое меньше людей, чем президента. А сегодня по всем каналам сообщали новости, которые были ещё хуже.

«Отставка Кельвина Монтгомери стала еще одним ударом для кампании Купера», — говорил ведущий, а затем на другом канале репортер сообщил: «…спустя несколько недель после того, как Купер уволил своего главного стратега Эллиота Уэбба, инсайдеры говорят нам, что в кампании царит полный беспорядок».

Я прибавляю громкости, моя челюсть отваливается.

Эти новости не должны меня радовать. Они сообщали о том, как всё плохо у сенатора. Но моё сердце забилось быстрее. Я сидела на самом краешке дивана, подавшись вперёд, к экрану, как если бы это помогло мне узнать больше.

В репортаже показали Эллиота, окружённого журналистами, когда он заходил в вашингтонский ресторан. Он выглядел так, будто он не в своей тарелке. Я почувствовала себя отомщённой, и это было приятно, пока не раздался голос диктора, который описывал многомиллионную сделку по продаже книги, которую Эллиот только что подписал.

«Эллиот Уэбб — политическое животное», — сказал Мэг. Уж не знаю, какое именно, но явно из тех, которые всегда приземляются на лапы.

Несмотря на горьковатый привкус, оставшийся после этих новостей, когда я пошла спать, мне было намного легче, чем в ночь, когда я покинула дом Куперов. И теперь на следующий день я проснулась, полная неубиваемой надежды.

Воодушевлённая моим просмотром новостей прошлым вечером, Тесс решила кое в чём признаться. Пока я листала учебник по всемирной истории, она на цыпочках вошла в дядин кабинет, неся с собой ещё один томик — только у неё он был с твёрдой обложкой, украшенной блестящим американским флагом на корешке. Она смущённо положила книгу рядом со мной на стол.

— Надеюсь, ты не против, — сказала она. — Я начала его делать, пока тебя не было.

Посреди флагов было моё лицо — судя по макияжу, сделанное во время одного из мероприятий в рамках предвыборной кампании. Когда я перевернула страницу, там оказался ещё один снимок — я на пресс-конференции говорю что-то в микрофон, а рядом — вырезка из чарлстонской газеты.

— Ты сделала альбом? — я не отрывала глаз от страниц, пытаясь скрыть разочарование. — О Тесс, это так… мило!

На следующей странице было ещё одно фото со мной, где я стояла рядом с сенатором у белой деревянной ратуши. Справа приклеена статья из газеты «USA Today». Тётя разрисовала свободное пространство сердечками.

— Мы так гордились тобой, — сказала она и тут же исправилась: — И сейчас гордимся. Просто подумала, что, может быть, ты захочешь взглянуть.

После её ухода я попыталась вернуться к домашке, но мой взгляд всё время возвращался к альбому. Застонав, я всё-таки решила полистать его и покончить с этим. В конце концов, это было довольно трогательно — Тесс вложила всю душу.

И забавно, если честно. Теперь, когда я смотрю на всё происходившее в хронологическом порядке. Вот я на дороге. В Вашингтоне — в кадр попала Нэнси. Вот вся семья на вертолётной площадке в Массачусетсе. Журнал «Time» опубликовал статью на четыре страницы. Мой взгляд задержался на фотке меня, Гейба и Грейси, как будто бы я могла дотянуться и вытащить их сюда, ко мне, обнять и прижать к себе.

Где-то в середине альбома я наткнулась на странный документ — не вырезку из газеты или фото, а распечатанное письмо с электронной почты с цветочными наклейками по углам. Я поправила лампу, чтобы лучше видеть.

Это было письмо сенатора в адрес Барри. Написанное в середине июля. Он сообщал моему дяде, как у меня дела. И последний абзац зацепил моё внимание.

Я никогда не смогу заменить ей мать. И никогда не смогу вернуть те семнадцать лет, что мы потеряли, не зная друг о друге. Я не смогу повернуть время вспять и увидеть её первые шаги, научить кататься на велосипеде или даже услышать, как она зовёт меня «папой». Но я хочу, чтобы Вы и Тесс знали, как я благодарен вам за возможность, которую вы мне дали, узнать её сейчас. Вы дали ей дом, и я это уважаю. Но позвольте мне заверить вас ещё раз, что она в надёжных руках, в семье, которая её уже безумно любит.

Всего наилучшего,

Марк Купер

Тем вечером, поддавшись внутреннему чутью, я пошла в гостиную, где, как я подозревала, дядя и тётя всё ещё хранили на кассете то самое интервью Шоны Уэллс.

Дрожащими пальцами я нажала «PLAY».

Глава 36

Пятница, 31 октября

Хэллоуин в старшей школе Пальметто

Или: Внимание! Внимание! Кейт Купер живёт в Южной Каролине!

4 ДНЯ ДО ВСЕОБЩИХ ВЫБОРОВ

Слава Богу, я решила не надевать в школу костюм на Хэллоуин, потому что утром 31 октября половина журналистов Южной Каролины узнали, где я скрывалась весь прошлый месяц.

Ещё подъезжая к парковке, я увидела толпу людей, притаившихся на школьной территории, чтобы не нарушать закон, но пройти от машины до кампуса я могла только мимо них. Я подумывала распушить волосы или надеть солнечные очки, несмотря на пасмурный день. Но, понимая, что обратного пути нет, я вскинула подбородок, проверила зубы в зеркале заднего вида и вышла из своего старого «Бьюика» с прямой спиной и дежурной улыбкой.

Я прошла половину их ряда, прежде чем они поняли, что я это я. Видимо, они не ожидали короткой стрижки. А затем меня оглушило звуковой волной: они повторяли моё имя снова и снова, выкрикивая разные вопросы. Я приветливо помахала, расфокусировав взгляд, и пошла дальше с бодрым видом, уж насколько получилось.

Прямо на границе школьной территории стояла шокированная Лили Хорнсби с крылышками, как у феи, поверх обычной одежды.

Я перестала улыбаться.

— Они нашли меня.

— И так всегда? — она глянула через моё плечо и закрыла лицо руками. — О господи, они и меня фоткают!

Она вся покраснела и пригнулась. Я не смогла сдержать смех.

— Смотри, тут всё просто, — сказала я, а затем обернулась и помахала фотографам. — Если они тебя нашли, просто улыбайся, маши и иди дальше. К этому привыкаешь, поверь мне.

Лили очень медленно развернулась. Её глаза были круглыми, как два блюдца. Также медленно она подняла руку и растянула губы.

— Улыбайся и маши, — повторила она, когда мы оказались в безопасности школьного холла. — Поняла.

• • •

Вечером, после завершения детьми обхода соседей со словами «сладость или гадость», я разговаривала с Пенни по телефону, доедая остатки сникерсов. А осталось много чего. Никто не подходил к нашей двери. Никто не мог прорваться через толпу журналистов вокруг нашего дома.

Как обычно, Пенни не стала ходить вокруг да около, а спросила в лоб:

— Тогда что ты там ещё делаешь?

Я пожала плечами.

— А где мне ещё быть?

— Дома. В Мэриленде.

Я положила в рот ещё один мини-батончик.

— Меня никто не приглашал.

— Ты же говорила, что Мэг звала тебя. Она записала тебя в ту шарагу.

— Фарнвелл. Это не такая уж шарага.

— Так почему ты не там?

— Отец меня не звал, — я вздохнула. — Ты не понимаешь, Пенни. Ты никогда не была ребёнком из неполной семьи, — она так долго молчала, что я поспешила добавить: — Не пойми меня неправильно, я рада, что у тебя полная семья. Тебе повезло. И хорошо, что ты не понимаешь, каково это.

Пенни ещё немного помолчала, прежде чем ответить:

— Ты помнишь Зака Бёргиса?

— Конечно, — ответила я, не понимая, к чему она его вспомнила. Зак был её парнем на протяжении года, пока не стал вести себя как полный придурок. Она лишилась с ним девственности летом перед моим отъездом.

— Через неделю после того, как я с ним рассталась, папа искал что-то в моей комнате и… нашёл пачку презервативов, — она резко сделала вдох, это для неё всё ещё тяжёлое воспоминание. — После этого папа не разговаривал со мной. Просто молча смотрел на меня, как будто я для него умерла. Избегал до самого ужина, на котором всё время пялился в тарелку или разговаривал с Эвой. И так каждый вечер. Я пыталась с ним поговорить, но он не шёл на контакт, и я ничего не могла с этим поделать.

Я была в шоке. Когда я была у них в гостях, мне показалось, что всё в порядке.

— В тот день, когда умерла твоя мама, — продолжала Пенни, и моё сердце сжалось. — Нам позвонили, и папа… Он вошёл в мою комнату, крепко меня обнял и застыл так надолго, что я запереживала. Он плакал… Оплакивал твою маму, конечно же, и сочувствовал тебе… Но мне кажется, что он плакал и из-за нас тоже. А затем постепенно всё вернулось в норму, — голос Пенни был напряжён. Я представляла, как она сжимает кулаки, чтобы сдержать слёзы. Она так часто делала в детстве. — К чему это я… Это всегда сложно. Отцы, дочери… Всем непросто. Это чистая правда. Но…

Я знала, что она собирается сказать, но закрыла глаза, потому что мне нужно было это услышать.

— Ничего не выйдет, если не пытаться.

Я улыбнулась, скучая по своей подруге как никогда.

— Когда ты стала такой мудрой, Пенни?

Пенни хотела застонать, но вместо этого рассмеялась.

— Заткнись.

Я выбежала в коридор и столкнулась с дядей, который шёл в спальню.

— Барри? В следующий раз, когда позвонит папа… Я поговорю с ним.

Барри кивнул с серьёзным видом, но когда он повернулся, чтобы пойти дальше, я мельком заметила, как приподнялись уголки его губ.

• • •

Тем вечером сенатор не звонил. Как и следующим. И через день.

Я смотрела новости и понимала почему. Последние выходные перед выборами. Он был везде и сразу, мелькал повсюду, стараясь завоевать больше голосов.

Он будет занят вплоть до самых выборов. И я не в обиде.

Звонки от Энди компенсировали отсутствие звонков от сенатора. Сын президента ездил на машине с надписью «Лоуренса на второй срок».

— Я уже никакой, Квинн. Если нужно будет помахать рукой ещё хоть раз, она отвалится. Честное слово. Займи мне место за столом. Я угоню вертолёт и прилечу к тебе.

Возвращаясь из школы домой в понедельник, я со смехом вспоминала отчаяние в голосе Энди прошлым вечером, но стоило мне свернуть на нашу улицу, как то, что я увидела через лобовое стекло, мигом стёрло улыбку с моего лица.

Вся улица была оцеплена. По обе стороны квартала стояли полицейские машины, перекрыв дорогу. Между ними я не заметила никаких фургончиков прессы. На секунду у меня мелькнула мысль, что это Тесс вызвала копов. Но затем я увидела машину, припаркованную у нашего дома, и агентов секретной службы в костюмах, расхаживающих по периметру и говоря что-то в наушник.

Я с воплем хлопнула рукой по приборной панели. Каким-то образом Энди Лоуренс совершил невозможное и выполнил своё обещание, приведя с собой и всю службу безопасности.

И в этот самый момент он позвонил мне на новенький, одобренный Барри мобильник. Видимо, чтобы узнать, где я. Я ответила на звонок.

— Эндрю Эйч Лоуренс, я должна отдать тебе должное! Это лучший розыгрыш в мире.

— Ого, спасибо! Мне выдадут грамоту?

После короткого взгляда через окно с водительской стороны, полиция пропустила меня на территорию. Я свернула к дому чересчур резко, тормоза завизжали, когда я взволнованно остановила машину.

— Ты в хорошем настроении, — отметил Энди. Его голос звучал озадаченно. Видимо, он ещё не заметил, что я подъехала.

— А ты будешь хвастаться этим до конца жизни, да? — я не подошла, а подлетела ко входной двери и повернула ручку.

Но в гостиной оказался не Энди. Другой человек поднялся из кресла, в его взгляде были страх, надежда, тоска, нерешительность, прямо как тогда в июне.

Из моего телефона всё ещё доносились звуки.

— Так, Квинн, я тебя сейчас удивлю, но… — голос Энди, казалось, потух. — Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Слушай, я… — пробормотала в трубку. — Я перезвоню.

На этот раз сенатор был одет не в деловой костюм. На неё была футболка поло и бежевые штаны, в которых, казалось, ему было намного удобнее. Насколько вообще могло ему быть удобно при таких обстоятельствах.

— Привет, — сказал он.

— Я дам вам пару минут, — Барри вылетел из комнаты так быстро, что я едва заметила, как мелькнула его нога, перед тем как закрылась дверь.

А всё, что я смогла выдать, было тихое:

— Привет.

Сенатор сел обратно в кресло, а я напротив него — в жёсткое, выцветшее кресло, которое очень любила Тесс.

Он открыл рот и тут же его закрыт. Брови были сведены вместе. Я уже начала бояться, что это будет очередной бессмысленный разговор, как прозвучал его голос, низко и отчётливо:

— Мне не нравится, на какой ноте мы прекратили общение, Кейт, — он наклонился вперёд, упираясь локтями в колени. — Мне не нравится, что мы вообще прекратили общение.

Я молча опустила глаза в пол. Мой пульс подскочил. Чувство вины и желание протеста накрыли меня одновременно, поэтому я не доверяла своему языку.

Когда я подняла взгляд, его голубые глаза смотрели прямо на меня, ожидая, когда я посмотрю на него. И я увидела то, что скрывалось за ними. Нечто настоящее. Несмотря на то, что нас окружала толпа охранников, а дядя с тётей, скорее всего, подслушивали из соседней комнаты, этот разговор показался мне самым личным из всех, что у нас с ним были.

«Потому что это мой отец», — поняла я. Не кандидат в президенты. Человек.

— Эллиот покинул кампанию, — сказал он.

— Я знаю, — голос вернулся ко мне. — Я видела новости…

— Честно говоря, Кейт, — перебил он. — Думаю, я тоже покину.

Я заёрзала в кресле, растерявшись.

— Но выборы уже завтра. Ты не можешь просто отказаться.

— О, я появлюсь. Сделаю всё, что в моих силах. Я в долгу перед всеми, кто меня поддерживает. Но я пытаюсь сказать, что… Что бы ни произошло, я буду в порядке.

Он потянулся ко мне и взял меня за руку.

— Мы все будем в порядке.

Держаться за него было приятно, но я отстранилась, всё ещё чувствуя себя неловко. Он поморщился, задумался на мгновение и кивнул, как бы понимания.

— Я должен за многое извиниться. Одного разговора не хватит. Но я хочу начать со слов, что я понимаю, что потерял из виду самое важное. Не только тебя, но и Мэг, и Грейси, и Гейба, — он поднял брови. — Даже Эвелин, наверное.

Я слабо улыбнулась в ответ.

— Ты это знаешь, — продолжал он. — Ты высказала мне это в лицо. Но чего ты не знаешь, Кейт, так то, что это началось давно.

Он прикусил губу, не зная, как продолжить. Чувствуя, что ему нужно дать время, я сложила руки на коленях и ждала.

— Я встретил твою маму во время моей первой кампании, — сказал он, и комната вокруг покачнулась. — Она изучала политологию. Не знаю, говорила ли она тебе, но тогда она хотела сама пойти в политику и кампания стала для неё возможностью поучиться. И в то же время… — он просиял, вспоминая что-то хорошее, но в то же время он говорил с некой грустью. — Она была идеалисткой, каких я ещё не встречал. Не пойми меня не правильно, я тоже мечтатель. Я боролся за свои идеалы, как крестоносец, с самого первого дня. Но по сравнению с ней я был пустым местом.

Его улыбка померкла. Он посмотрел на себя с отвращением, прежде чем продолжить.

— И она была настоящей красавицей, Кейт. Без капли преувеличения. Меня тянуло к ней, а её ко мне. Мы были вдали от дома и… позабыли обо всём.

Он покачал головой, увидев мою реакцию. Уж не знаю, какую — шок, завороженность, страх.

— Я хочу, чтобы ты знала: я никогда не переставал любить Мэг. Она работами часами, преподавая в университете, пока сама работала над диссертацией, и она не собиралась рушить свою карьеру, чтобы броситься за мной и тратить всё своё время ради победы на местечковых выборах. Я уважал её за это, честно. И скучал днём и ночью. Но… — он сглотнул, на лбу выступил пот. — В то же время влюбился в твою маму. Устоять было невозможно.

Мне пришлось отвести взгляд. Я хотела знать правду и жадно ловила каждое слово, хоть мне и было обидно за Мэг. Если уж выбирать, мы бы все хотели родиться в любви, правда? Но сейчас сидеть здесь и слушать это было ужасно. Слишком много откровений, даже для меня.

— Это не оправдание, — сразу пояснил он. — И было бы ложью сказать, что на этом всё. Правда в том, что я воспользовался положением. Мне было тридцать. А твоя мама тогда была ещё совсем ребёнком.

Я посмотрела на него, собираясь возразить, но его брови были высоко подняты:

— Она была всего на пару лет старше тебя сейчас, Кейт.

— Ладно, — признала я. — Это немного кринж.

Он рассмеялся. Но быстро сдулся.

— Я стыдился всей этой истории. Стыдился её. Я отвернулся от неё, а она решила жить дальше, и я больше не искал с ней встречи. Конечно, это было необходимо, чтобы сохранить брак, но… — он указал на меня, и я кивнула, понимая. — Кем бы я ни был до этого, того человека уже нет. Я говорил себе, что прежний я был слабаком. Он оступился: не сдержал своих обещаний, и даже хуже того — он предал свои цели и идеалы, над которыми столько работал. Я говорил себе, что теперь буду двигаться только вперёд, делая то, что нужно для цели, не отвлекаясь по сторонам. Но знаешь что? — он резко выдохнул. — Я не шёл к цели, не следовал идеалам. Я просто побеждал.

Его голос был полон горечи. Он заламывал руки, как будто рвал себя на части. Я взяла его за руку, чтобы остановить.

— Ты сделал много хорошего для людей, — сказала я. — Я видела это своими глазами. Тебе не всё равно, ты искренне заботишься о них — и этим могут похвастаться далеко немногие.

В том, как он смотрел на наши ладони, было что-то болезненное, словно он позволил себе надеяться, позволил себе чувствовать впервые за долгое время.

— Ты не представляешь, как с тобой сложно, Кейт, — сказал он, и я попыталась отстраниться, но он удержал за руку. — Не из-за тебя. Ты была идеальной. Ты всё ещё идеальная. Умная, добрая, смелая. Но ты очень напоминаешь мне… — он не смог договорить.

В горле пересохло. Я сглотнула.

— Её.

— Нет, — он моргнул. — Меня. Того, кем я когда-то был. Того, кто всегда боролся за друзей, даже когда это было рискованно. Кто ставил чужие интересы превыше своих. Того, кто… — он издал горький смешок. — Кто наделал много ошибок.

Я покраснела, но губы всё же дёрнулись в улыбке.

— Это немного похоже на меня.

— Это очень похоже на меня. Я не был готов посмотреть на себя со стороны, но теперь вижу. И я хочу, чтобы ты это знала.

Я задумалась на секунду. Было ещё кое-что, что мне нужно было спросить.

— В том интервью с Шоной Уэллс… — я поджала губы, смутившись своего признания, что я смотрела его. Он кивнул, подбадривая. — Мэг сказала, что накануне первой кампании вы пытались завести ребёнка?

Я не стала договаривать, но очень ярко вспомнила. В интервью они говорили, что у них ничего не получалось. Они посчитали, что тогда просто ещё не пришло время, потому что волею судьбы сначала должна была родиться я. Это один из многих фрагментов интервью, который я пересматривала снова и снова: отчасти, чтобы понять, что они хотели этим сказать, и отчасти, чтобы провести больше времени с Куперами, даже если они были всего лишь картинкой на экране.

— Это всё правда, — выражение сенатора дало понять, что он отвечает на невысказанный вопрос. — Мы много об этом говорили. И, знаешь, я бы хотел, чтобы твоя мама была ещё жива. Это несправедливо по отношению к ней. Но мы с Мэг чувствуем, будто ты с самого начала должна была быть частью нашей семьи. Даже после рождения Грейс и Габриэля… В каком-то смысле мы всегда ждали тебя. И вот как оно всё оказалось. Теперь же… — он набрал в лёгкие воздуха. — Нам понадобилось время, чтобы взглянуть на вещи таким образом. Пережить шок. Когда мы впервые узнали о тебе, то не могли мыслить ясно. По крайней мере, я не мог.

По его глазам я поняла, что он извиняется. Значит, Нэнси сказала правду. Он хотел замять эту историю. И теперь стыдился этого.

Возможно, он запаниковал тогда в июне. Возможно, это всё было слишком для него, и поэтому он, отключив чувства, обратился к политической стратегии, пока Нэнси не вразумила его. Честно говоря, я и сама думала, что он будет отрицать до последнего. Для меня стало огромным шоком приглашение в Вашингтон.

Теперь я знаю правду. Сердце сенатора было не на месте, мысли в раздрае. Ну и что? Я вижу, какой он сейчас. Человек, сидящий передо мной.

Мои пальцы дрожали, поэтому я спрятала их под коленями.

— В интервью ты также сказал, что быть отцом важнее, чем быть президентом.

Я надеялась, что это не прозвучало упрёком. Я больше ни в чём его не обвиняю.

— Я говорил правду. Но… Сейчас я понимаю это намного лучше. Надеюсь, когда-нибудь я смогу извиниться перед тобой так, как ты это заслуживаешь. И надеюсь, что ты дашь мне на это шанс.

— Ну… — я вскинула брови. — Я знаю, с чего можно было бы начать.

Он увидел, как я повеселела, и улыбнулся.

— Прости меня, Кейт.

Он смотрел меня — грустный, взволнованный и полный надежды.

— Ты правильно сказал, — после долгой паузы ответила я.

Он растерянно наклонил голову. Я сделала вдох.

— Что бы ни случилось, с нами всё будет в порядке.

Он просиял, сжал мои ладони и встал, протянув мне руку.

— Через двадцать минут мне нужно быть в аэропорту. Все уже ждут тебя на самолёте — Гейб, Грейси, Мэг. Ты поедешь со мной? — он убрал руки в карманы брюк и нервно перекатился с носка на пятку. — Я хочу, чтобы в день голосования ты была с нами, Кейт. Мне нужно, чтобы моя семья была рядом. Вся моя семья.

В моей голове пронеслись новости о том, как проходили выборы в прошлые годы. Как правило, устраивались торжественные мероприятия, а значит, мне нужно платье. Моё сердце забилось быстрее от одной мысли.

— Что мне взять с собой? — спросила я.

Он улыбнулся.

— Всё.

Глава 37

Вторник, 4 ноября

День голосования

Когда я проснулась в домике на ферме Куперов… нет, неправильно — в нашем фермерском домике в Массачусетсе, у меня ушло несколько секунд на осознание, где я, как я сюда попала, какой сейчас день и почему Грейс сидит на моей кровати.

— Доброе утро, — сказала она и перегнулась через матрас, чтобы заключить меня в крепкие объятья.

Я глянула через её плечо, чтобы проверить висящий чехол. Платье на месте.

Грейс пробормотала мне в плечо.

— Ты всё ещё здесь.

Я немного отстранилась, чтобы заглянуть в её испуганные глаза.

— Ну конечно, я здесь.

Лицо Грейс потемнело, и меня охватило чувство вины. Она хотела убедиться, что я не сбежала посреди ночи. Последний раз, когда мы ночевали под одной крышей и она пошла спать, утром меня уже не было. Как я могла заставить её пройти через такое?

— Мне иногда снятся кошмары, — заговорила она, дёргая за торчащую нитку в моём одеяле. — Вернее, один и тот же, но часто. Папа идёт на работу, а я смотрю ему вслед. Иногда он идёт пешком, иногда едет на машине. А затем он исчезает, и никто не может его найти. Мы ищем, ищем, но…

— Это то, что случилось со мной?

Она кивнула.

— Я не всегда хорошо вела себя с тобой, но тогда мне показалось, что ты больше не хочешь быть моей сестрой.

Я почувствовала, как слёзы обожгли глаза. Грейс, увидев меня плачущей, тоже начала рыдать.

— Нет, Грейси, — я сжала её ладони. — Это было не из-за тебя. Ты лучшая.

Она с сомнением взглянула на меня.

— Смотри, — я достала из-за воротника пижамы подвеску с маленькой звёздочкой, которую она подарила мне на день рождения. Её глаза распахнулись. — Я носила её каждый день, пока меня не было. Она напоминала мне о моей маленькой сестрёнке. И спасала меня от одиночества.

— Но ты ведь больше никуда не уйдёшь?

— Нет, — я взяла её за мизинчик, давая обещание. — Я остаюсь.

Мы собрались все вместе, позавтракали в узком семейном круге, пока не начался весь этот суматошный последний день кампании. Грейси принесла из кухни кружку горячего кофе сенатору. Я увидела по её лицу, как ей это нужно, как ей этого не хватало. И в одну секунду всё встало на свои места: всё её странное поведение внезапно обрело смысл. Она, как и я, до жути боялась потерять семью, не знала своего места в ней.

• • •

Пока мы ждали у избирательного участка в Бостоне, где голосовали сенатор и Мэг, я крепко держала Грейси и Гейба за руки. К нам подошёл оператор с камерой, и мы подняли руки, подбадривая собравшуюся толпу. Стоял солнечный осенний денёк, небо было ярко-голубым. Я была полна оптимизма.

Кампания сняла несколько люксов в шикарном бостонском отеле. За несколько часов торжественный зал наполнился избирателями, готовыми поздравить нового президента США или расстроиться из-за поражения их кандидата. Я старалась не думать слишком много о дальнейшем ходе развития события, переодеваясь в вечернее платье. От модного дома BCBG, тёмно-зелёное — моего любимого цвета, идеальный баланс игривости и сдержанности. Вчера вечером мы с Мэг вместе выбрали его в местном бутике. Она взглянула на меня с гордостью, прежде чем вернуться к галстуку Гейба.

Я сделала быстрое селфи и отправила его Тесс, которая взяла с меня обещание сделать побольше фоток для оставшихся пустых страниц альбома. Сенатор пригласил их в Бостон на вечер голосования, но они испуганно переглянулись и вежливо отказались.

— Проведите это время как семья, — сказал Барри. — А мы будем поддерживать вас отсюда.

Но сенатор всё-таки уговорил их приехать в Вашингтон на День благодарения. Приятно, что у него уже есть такие планы, независимо от исхода выборов.

Из соседнего номера доносились голоса и гул телевизора. Как только Грейси закончила разглядывать свои милейшие кудряшки в зеркале, мы вышли из номера. За дверью оказалась толпа незнакомцев. Ни Нэнси, ни Эллиота, ни Кэла. Даже Либби не было. Но когда я взглянула на телевизор, где на карте штатов красным высветился Техас, кто-то тихонько похлопал меня по плечу двумя пальцами.

Это был угрюмый помощник Тим, хотя сейчас он выглядел не таким мрачным, как раньше. На груди у него был бейджик с новым названием кампании, а на лице — кривая улыбка, которой я раньше не видела.

— Как я рада тебя видеть! — сказала я, сама удивившись тому, что это было чистой правдой. — Не знала, кого я встречу из знакомых.

Тим покачал головой, привычно нахмурившись.

— Часть людей ушли вместе с Кэлом. Ему сделали «предложение, от которого нельзя отказаться» от новой кампании Нэнси. Не мог подождать окончания выборов, что ли? Трус, — он произнёс это с таким ядом, что на секунду мне показалось, будто он сейчас плюнет на ковёр. — Так или иначе, остались те, кто знает, что такое верность.

Я проследила за его взглядом и увидела самое прекрасное зрелище в мире. Невысокий лысый мужчина средних лет шутил, указывая на экран, а сенатор, весело смеясь, что-то ему отвечал. Судя по редкому случаю отсутствия телефона в руке Лу, он пришёл не по работе. Должно быть, его пригласили как друга.

Неудивительно, что в комнате царила такая светлая, лёгкая, расслабленная атмосфера, несмотря на то, что карта Соединённых Штатов на экране телевизора становилась всё синее с каждой минутой.

Но когда на улице начало темнеть, даже Лу не смог сохранить весёлого настроя. Мэг сидела рядом с сенатором, потирая его колено, когда сообщали о победе в том или ином штате или об очередном поражении. Лицо сенатора становилось всё мрачнее и мрачнее, боль за дежурной улыбкой было всё сложнее скрыть.

Ещё вчера он говорил, что в любом случае всё будет в порядке, но теперь я видела, что правда куда сложнее. Это было его мечтой. И она ускользала из его рук.

Гейб заподозрил первым.

— Он не победит, да?

Когда я ответила, что ещё рано делать выводы, он ответил мне взглядом, показавшим, что он умён не по годам.

Когда отрицать реальность было уже невозможно, номер заметно опустел, остались только я, Мэг, близнецы и Лу — наш новый внутренний круг. Сенатор сидел на диване, смотря телевизор с выключенным звуком, звонил одному за другим своим самым верным помощникам и республиканским коллегам, благодаря их за огромную работу, проделанную за этот год. Я не понимала, как он ещё держится. Один глубокий вдох, и вот он уже звонит следующему, его голос звучит бодро, и он полон искренней благодарности к каждому, кого звонит.

Даже в самый тяжёлый момент он делает свою работу. Наблюдая за ним сейчас, я увидела то, за что его поддерживали миллионы, и подумала, что из него всё-таки мог выйти замечательный президент.

Где-то в полночь завершился подсчёт голосов. Мы разбудили близнецов, вышли из номера и молча зашли в лифт. На десятом этаже я взяла сенатора за руку. Он держал мою ладонь до самого первого этажа.

В торжественном зале отеля собрались нарядные гости. Играла музыка, бармен готовил напитки, сцена была красочно украшена, на стене висел огромный баннер: «КУПЕР — НАШ ПРЕЗИДЕНТ», но никто не праздновал. В воздухе повисло разочарование. Как будто пассажиры только что узнали, что их корабль тонет.

Тим задержал нас на входе, пока ему не дали сигнал в наушник, а затем, шмыгнув носом, пригласил нас в зал.

Мы стояли за сенатором, пока он давал речь. Рядом с нами встали МакРиди. У Кэроли потекла тушь. Она плакала. За это я ещё больше прониклась к ней симпатией.

Речь сенатора была простой, прямолинейной и трогательной. Я поняла, что он написал её сам. Гости аплодировали так же громко, как и на его предвыборных мероприятиях. Это сбивало с толку. Когда мы покинули зал, помахав толпе, Грейси расстроенно оглянулась.

— Он не будет президентом?

— Нет, милая, — ответила я, сжав её ладонь.

Она наморщила лоб, пытаясь сформулировать следующий вытекающий из этого вопрос.

— Но всё ведь будет хорошо?

Мы все посмотрели на Мэг в поисках ответа. Она смотрела в сторону зала, где люди обнимались, вытирали слёзы, хлопали других по плечам, оставляли лучшие пожелания и где её муж пожимал руки своим сторонникам и благодарил их за всё. Лицо Мэг было преисполнено скорби. Но затем она повернулась к нам, внимательно посмотрела на наши лица, задумавшись. И в итоге улыбнулась:

— Шутите? — она растрепала волосы Грейси, но смотрела строго на меня. Это было её обещание мне. — Всё будет замечательно.

Эпилог

24 марта, пятница

Обычный идеальный день

140 ДНЕЙ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ КАМПАНИИ

— То есть ты хочешь сказать, что не хочешь встретиться с премьер-министром Англии.

Я засмеялась, подхватив рюкзак.

— Да, Энди. Я хочу встретиться с премьер-министром Соединенного королевства Вели…

— Вот видишь? Поэтому ты мне и нужна.

— Но я не уверена…

— Ты ведь уже была в Белом доме.

— Это другое, — я покачала головой. — То была твоя гостиная. А это официальный приём. Это… крупное общественное мероприятие.

— И? — он лукаво улыбнулся.

— И… Я не думаю, что это хорошая идея задерживаться допоздна в ночь перед тестом по математике.

Он открыл передо мной дверь, и мы вышли на белоснежную лужайку подготовительной школы Фарнвелл, на границе которой уже расцветали первые весенние цветы.

— Такая прилежная ученица, — он обнял меня за талию. — Ты же понимаешь, что все эти тесты ни на что не повлияют? Ты уже отправила заявку на поступление. И ты дочка Марка Купера. Такая родословная — просто золотая жила.

— Кто бы говорил.

— Ну, — он ухмыльнулся, — я и не говорю, что мои шансы невысоки.

— Это точно, — я развернулась лицом к нему, заметив, как к школе подъезжает лимузин с маленькой печатью президента на боку. — Я приеду на ужин.

— Оденься поприличнее, — Энди сощурил глаза в притворной строгости, я шлёпнула его по руке, но он поймал меня за руку и притянул к себе за поцелуем. Ветер перестал кусаться, стоило мне оказаться в объятьях Энди. Его рука крепко держала меня за талию, а другая водила вверх-вниз по моей руке. Я могла бы стоять так вечно, но позади нас Джейк Спинейкер со своими дружками засвистели, и мы, покраснев, отстранились друг от друга.

Энди показал на меня пальцем.

— Увидимся в воскресенье, Квинн.

Я поехала домой на своём старом проверенном «Бьюике» с открытыми окнами. Эйфорию перекрывал страх при мысли, как я скажу родным о приглашении Энди. Проблема не в том, что оно от Энди, хотя они были не в восторге от него в роли моего парня, даже спустя пять месяцев официального статуса наших отношений. Но это было приглашение на официальный приём. В Белом доме. Где мы не жили. Я должна буду очень деликатно это преподнести.

Когда я подъехала к нашему нынешнему, совершенно замечательному дому, Мэг уже ждала на пороге. Я была удивлена: с тех пор как она начала работать в Джорджтауне, она почти всё время торчала в своём кабинете, наверстывая упущенное. Надеюсь, ничего плохо не случилось.

Выйдя из машины, я побежала к ней. Её лицо было серьёзным.

— Твой папа хочет с тобой поговорить.

Моё сердце заколотилось. Поскольку его имя значилось в трёх законодательных актах, которые будут вынесены на рассмотрение Сената на следующей неделе, сейчас он должен в Вашингтоне, пытаясь заручиться как можно большей поддержкой.

— Что случилось?

— Пусть он сам тебе скажет.

Он ждал меня в кабинете. Едва я вошла, он встал. Его лицо было серьёзным, без тени улыбки.

— Что такое? — я оглянулась через плечо, слыша, как Грейси и Гейб пытаются подслушать. Уж не знаю, в чём дело, но вся семья взволнована. А он так и не сказал мне ни слова. Я топнула ногой. — Скажи уже!

Его лицо расплылось в улыбке, и мы все затаили дыхание. Это была не та фирменная улыбка кандидата в президенты для прессы. Нет, это была редкая искренняя улыбка с морщинками в уголках глаз, совсем не такая ослепительная. Она всегда появлялась с трудом и не задерживалась надолго, как бы сильно мы этого ни хотели. Но она была искренней, настоящим лицом Марка Купера, который не знал, кто он теперь и как жить дальше. Мой отец — печальный, подавленный, потерянный, ищущий опору под ногами каждый новый день.

Я люблю эту улыбку. И она никуда не делась, когда он вытащил из-за спины конверт.

Письмо из Гарварда. Толстое.

— Открой его! — он бросил его мне, глаза восторженно сияли. — Я умираю от любопытства!

Я разорвала заклеенную часть и заглянула в сопроводительное письмо, перед тем как поднять глаза, чувствуя, как горят щёки.

— Я поступила.

Комната взорвалась радостными возгласами, смехом и поздравления. Но пока мы все не заплясали от счастья, я отпрянула от папы, скрестив руки. Такую возможность нельзя упустить.

— Теперь надо подождать ответы из других вузов, перед тем как принять решение.

Он был похож на щеночка, у которого забрали вкусняшку прямо из-под носа.

— Какие ещё другие вузы? Мы же говорим о Гарварде? Моей альма-матер!

— И я серьёзно обдумаю все варианты.

Я не могла долго держать невозмутимое лицо, да и Мэг уже застонала:

— Марк, она тебе мстит…

— Значит, сегодня мы не будем праздновать, — ответил он. Близнецы возмущённо завизжали. Это был самый тёплый день в году, и они уже не могли сидеть дома.

— Ладно, разжигайте гриль, — объявила я. — Я пойду в Гарвард!

На втором этаже я переоделась из школьной формы в повседневную одежду и окинула взглядом комнату. По моей просьбе тётку в бальном платье сняли, заменив картиной, которую прислал мистер Диас в качестве запоздалого подарка на день рождения.

— Он хотел отдать её тебе ещё в Лос-Анджелесе, — пояснила Пенни. — Но то был непростой день.

Это ещё мягко сказано.

Теперь я смотрела на эту картину — дорогу, уходящую в горизонт. В этой комнате её повесили так, чтобы свет солнца со стороны окна освещал её, делая ещё ярче, радостнее. Мне она безумно нравилась.

На другую стену я повесила рисунки моего гениального брата Гейба и ещё пару фоток с летней кампании. На моей прикроватной тумбочке стояла фотография мамы.

Этот снимок был сделан за несколько месяцев до аварии. Вокруг неё был рассеянный свет — ещё один засушливый день на продовольственном складе. На этой фотке, казалось, будто она светится, как святая с иконы. Но если приглядеться, то можно увидеть грязное пятно на футболке — какой-то пролитый суп или соус, запечатлённый навсегда. Идеальное фото. Именно такой я знала свою маму.

Я бы хотела, чтобы она могла видеть меня с этого снимка, видеть мой новый дом и людей, которые меня окружают. Чтобы она знала, что я в порядке, можно даже сказать счастлива. Что я узнала правду и не виню её, а напротив — люблю ещё сильнее. И скучаю по ней. Я никогда не переставала скучать по ней.

Со двора доносятся крики близнецов и запах дыма, а значит, папа уже разжёг огонь.

Я улыбнулась маме ещё раз и побежала вниз, к моей новой семье.

Заметки

[

←1

]

Мексиканская полая игрушка с сюрпризом

[

←2

]

Книга авторства Айн Рэнд, на основе которой возникло течение либертианства. Примечательно, что по происхождению Рэнд родом из Российской империи

[

←3

]

Фильм 2004 года

[

←4

]

Карточная игра

[

←5

]

Герой-мышонок из мультсериала

[

←6

]

Тип мотоцикла

[

←7

]

АИКОС — американо-израильский комитет по общественным связям

[

←8

]

«Орёл» — высшее звание бойскаутов Америки.