Обреченные

Глава 3 Шестнадцать дней

– Ладно, колись: что в Прибрежной школе показалось тебе пока самым странным?

Дело было утром в среду, перед занятиями. Люс сидела за солнечным столиком на террасе и вместе с Майлзом пила чай. На мальчике была несколько старомодная желтая футболка с эмблемой фирмы «Санкист», бейсболка, натянутая до самых синих глаз, шлепанцы и обтрепанные джинсы. Воодушевленная свободной формой одежды, принятой в Прибрежной школе, сама Люс избавилась от типового черного наряда. Она предпочла красный сарафан с коротким белым кардиганом, по ощущению – как первый ясный день после долгой череды дождей.

Девочка высыпала себе в чашку полную ложку сахара и рассмеялась.

– Даже не знаю, с чего начать. Может, моя соседка, которая, думается мне, этим утром прокралась в комнату перед самым рассветом и снова ушла, прежде чем я проснулась. Нет, погоди, это занятия, которые ведет пара из ангела и демона. Или, – добавила она, сглотнув, – то, как здешние ребята смотрят на меня, словно я какая-то легендарная оригиналка. Безымянная оригиналка – это ладно, я привыкла. Но знаменитая…

– Ты не знаменитая, – перебил Майлз и откусил изрядный кусок рогалика. – Я разберусь с этим по порядку, по одному вопросу за раз, – добавил он, не переставая жевать.

Когда он промокнул рот салфеткой, Люс наполовину поразило, наполовину насмешило его неожиданно безупречное поведение за столом. Она невольно вообразила, как он в детстве берет в гольф-клубе некие причудливые уроки этикета.

– Шелби резковата на поворотах, – начал Майлз, – но она бывает и классной. Когда сама этого хочет. Я, конечно, еще не познакомился с этой стороной ее характера, – добавил он, фыркнув. – Но ходят такие слухи. Что до Франки и Стивена, это поначалу озадачило и меня тоже, но каким-то образом они добиваются результатов. Это вроде небесного равновесия. Почему- то присутствие обеих сторон позволяет учащимся лучше развиваться.

Опять это слово. Развиваться. Ей вспомнилось, как к нему же прибег Дэниел, объясняя, что не присоединится к ней в Прибрежной. Но развиваться во что? Это понятие применимо только к нефилимам. Не к Люс, единственному чистокровному человеку в классе почти ангелов, дожидающейся, пока ее собственный ангел не соизволит вернуться и спасти ее.

– Люс, – продолжил Майлз, прервав ее размышления, – на тебя обращают внимание, потому что все наслышаны о вас с Дэниелом, но никто не знает подлинной истории.

– Так вместо того, чтобы просто спросить меня…

– О чем? Действительно ли вы занимались этим на облаках? Или правда ли, что его неистовая – ну, сама понимаешь – «слава» всегда сокрушает твое смертное… – Он вдруг осекся, заметив перепуганный взгляд Люс, и сглотнул. – Прости. В том смысле, что ты права, вместо этого истории позволяют разрастись в большую легенду. То есть все остальные. Я стараюсь, хм… не домысливать.

Майлз опустил на стол чашку с чаем и уставился на свою салфетку.

– Возможно, это кажется чересчур личным для каких-то вопросов.

Он поднял взгляд и теперь смотрел прямо на нее, но это не встревожило Люс. Напротив, его ясные синие глаза и чуть кривоватая улыбка чем-то напоминали распахнутую дверь – приглашение к разговору на ряд тем, которые она так до сих пор и не смогла ни с кем обсудить. Как бы тошно ей ни было, девочка понимала, почему Дэниел и мистер Коул запретили ей связываться с Келли или с родителями. Но именно Дэниел и мистер Коул отправили ее в Прибрежную школу. Именно они утверждали, что она будет здесь в безопасности. Так что Люс не видела причин скрывать свою историю от кого-то вроде Майлза. Тем более что он и так знал какую-то часть правды.

– Это долгая история, – отозвалась она. – Буквально. И я до сих пор не узнала ее до конца. Но в целом Дэниел – важный ангел. Думаю, он до падения был какой-то крупной шишкой.

Люс сглотнула, избегая встречаться с Майлзом взглядом. Она порядком нервничала.

– По крайней мере, так было, пока он не влюбился в меня.

И все это начало выплескиваться из нее. Все, начиная с ее первого дня в Мече и Кресте. То, как Арриана с Гэбби заботились о ней, а Молли и Кэм насмехались. Жуткое ощущение, нахлынувшее на нее при виде собственной фотографии из прошлой жизни. Сокрушившая ее смерть Пенн. Нереальная битва на кладбище. Люс выпустила некоторые подробности о Дэниеле, их совместные переживания – но, закончив рассказ, она была уверена, что нарисовала для Майлза довольно-таки полную картину происшедшего, и надеялась, что развеяла миф о своей личной жизни по крайней мере для одного человека.

Под конец ей даже стало легче.

– Ух ты. На самом деле я еще никогда и никому об этом не рассказывала. Так приятно проговорить все вслух. Как будто от того, что я призналась в этом кому-то еще, оно стало в большей степени настоящим.

– Можешь продолжать, если хочешь, – предложил Майлз.

– Насколько мне известно, я здесь совсем ненадолго, – сказала Люс. – И думаю, в чем-то Прибрежная школа поможет мне свыкнуться с людьми – то есть ангелами вроде Дэниела. И нефилимами вроде тебя. Но я по-прежнему чувствую себя не в своей тарелке – и ничего не могу с этим поделать. Словно прикидываюсь кем-то, кем не являюсь на самом деле.

На протяжении всего рассказа Майлз кивал и соглашался с ней, но тут затряс головой.

– Ни в коем случае – оттого, что ты смертная, все это впечатляет еще сильнее.

Люс окинула взглядом террасу. Впервые она обратила внимание на четкую границу, отделяющую ребят- нефилимов от прочих учащихся. Нефилимы завладели столами с западной стороны, ближними к воде. Их самих было меньше, всего два десятка, но занимали они куда больше места, причем порой располагались в одиночестве за столом, рассчитанным на шестерых, в то время как остальные были вынуждены тесниться за оставшимися восточными столами. Взять, к примеру, хотя бы Шелби – она сидела одна, сражаясь с порывистым ветром за газету, которую пыталась читать. Свободных стульев оставалось множество, но никто из обычных ребят даже и не думал садиться рядом с «одаренными».

Кое с кем из них девочка встретилась вчера. После обеда занятия проходили в главном здании, куда менее впечатляющем с архитектурной точки зрения, где преподавались традиционные предметы. Биология, геометрия, история Европы. Некоторые из этих школьников казались вполне славными ребятами, но Люс ощутила негласную дистанцию – только из-за того, что ее причислили к группе одаренных, – которая пресекла всякую возможность разговора.

– Не пойми меня неправильно, я успел подружиться кое с кем из этих ребят, – заметил Майлз, кивнув на переполненные столы. – Я бы предпочел игру в футбол с Коннором или Эдди компании любого из нефилимов. Но в самом деле, ты что, думаешь, кто- нибудь из них сумел бы вынести все то, что вынесла ты, и остаться в живых, чтобы об этом рассказать?

Люс потерла горло; слезы щипали уголки ее глаз. Кинжал мисс Софии еще не изгладился из ее памяти, и всякий раз, вспоминая ту ночь, она всем сердцем тосковала по Пенн. Ее смерть не имела ни малейшего смысла. Как же это все несправедливо.

– Мне это едва удалось, – тихо уточнила она.

– Ага, – поморщившись, подтвердил Майлз. – Об этом-то я слышал. Странное дело – Франческа и Стивен охотно рассказывают нам о настоящем и будущем, но только не о прошлом. Это как-то связано с тем, как мы набираемся сил.

– Что ты имеешь в виду?

– Спроси меня о чем угодно насчет грядущей великой битвы и той роли, которую крепкий юный нефилим вроде меня самого может в ней сыграть. Но дела минувшие, о которых говоришь ты… Ни один из здешних уроков по-настоящему их не затрагивал. Кстати, – спохватился Майлз, кивнув на пустеющую террасу, – нам уже пора. Хочешь как-нибудь повторить?

– Определенно.

И Люс не лукавила. Майлз ей нравился. Разговаривать с ним оказалось куда проще, чем с кем бы то ни было другим. Он был доброжелателен и наделен чувством юмора, мгновенно позволившим девочке расслабиться. Но кое-что из сказанного им смутило ее. Грядущая битва. Битва Дэниела и Кэма. Или битва с группой старших мисс Софии? Если даже нефилимы готовятся к ней, что остается Люс?

Стивен и Франческа имели обыкновение одеваться в дополняющие друг друга цвета, из-за чего уместнее смотрелись бы на фотосессии, чем на уроке. Во второй день, проведенный Люс в Прибрежной школе, на Франческе были золотые сандалии-гладиаторы на трехдюймовом каблуке и стильное, тыквенного цвета платье колоколом. У горла оно было украшено лентой, завязанной свободным бантом, и приятно гармонировало с оранжевым галстуком, который Стивен надел к строгой бежевой рубашке и темно-синему пиджаку спортивного кроя.

Они производили ошеломляющее впечатление, и Люс влекло к ним – но не так, как предсказывала накануне Заря, говоря о влюбленности в них обоих. Когда она наблюдала за учителями со своего места между Майлзом и Жасмин, девочку тянуло к Франческе и Стивену по причинам, более близким ее сердцу: они напоминали ей об отношениях с Дэниелом.

Хотя она так и не заметила, чтобы они действительно друг к другу прикасались, пока стояли рядом – то есть почти постоянно, – притяжение между ними едва не выгибало стены. Разумеется, дело было в могуществе падших ангелов, но и их неповторимая связь не могла не сказываться. Люс даже невольно обижалась на них. Они служили ей постоянным напоминанием о том, чего она сейчас получить не могла.

Большинство учеников уже заняли свои места. Заря и Жасмин уговаривали новую подругу присоединиться к руководящему комитету и помогать им разрабатывать изумительные общественные мероприятия. Она никогда особенно не увлекалась внеклассной работой. Но эти девочки были так милы с ней, а лицо Жасмин сияло таким восторгом, когда она рассуждала о прогулке на яхте, намеченной на конец недели, что Люс решилась-таки попробовать. Она как раз заносила свое имя в список, когда Стивен шагнул вперед, сбросил пиджак на оставшийся за спиной стол и, не сказав ни слова, широко развел руки в стороны.

Как будто откликнувшись на зов, густо-черный клочок отделился от тени одной из секвой. Он оторвался от травы, затем обрел плотность и ворвался в класс через открытое окно. Двигался он быстро, и там, где пролетал, свет дня мерк и комната погружалась в темноту.

Люс по привычке вскрикнула, но оказалась не единственной. На самом деле большинство учеников испуганно отпрянули назад за своими партами, когда Стивен принялся вращать тень. Он просто свел руки и начал раскручивать ее все быстрее и быстрее, как будто с чем-то боролся. Вскоре тень уже кружилась перед ним с такой скоростью, что казалась размытой, словно спицы у колеса. Резкий порыв пахнущего плесенью ветра вырвался из ее глубины, сдув челку Люс со лба назад.

Стивен, напрягая руки, из неряшливого, бесформенного месива тени вылепил плотный черный шар размером не больше грейпфрута.

– Класс, – произнес он, хладнокровно поигрывая сгустком черноты, парящим в нескольких дюймах над его ладонью, – познакомьтесь с темой сегодняшнего урока.

Франческа выступила вперед и забрала тень из его руки. На каблуках она была почти такой же высокой, как Стивен. И, допустила Люс, не менее умелой в обращении с тенями.

– Все вы уже видели вестников прежде, – продолжила Франческа, медленно прохаживаясь вдоль полукруга парт и давая каждому ученику получше рассмотреть шар. – А некоторые из вас, – добавила она, пристально глянув на Люс, – даже имеют некоторый опыт работы с ними. Но знаете ли вы на самом деле, что они такое? Знаете ли, на что они способны?

«Сплетники», – подумала Люс, вспомнив, о чем рассказывал ей Дэниел в ночь битвы.

Она слишком мало времени провела в Прибрежной школе, чтобы ей хватило духа выкрикнуть ответ с места, но, похоже, никто из прочих учеников его не знал. Медленно она подняла руку.

Франческа склонила голову набок.

– Люс.

– Они доставляют послания, – выговорила девочка, чувствуя себя все уверенней по мере того, как вспоминала слова Дэниела. – Но они безвредны.

– Посланники, да. Но безвредные ли? – отозвалась Франческа, бросив взгляд на Стивена.

Ничто в ее голосе не выдавало, права Люс или ошиблась, что несколько смутило девочку.

Весь класс замер в удивлении, когда Франческа отступила обратно к Стивену, взялась за один край тени, в то время как он схватился за другой, и с силой потянула.

– Мы называем это «подглядыванием», – пояснила она.

Тень распухла и растянулась, словно надуваемый воздушный шар. Глуховато булькнула, когда ее чернота дрогнула, проявив цвета более яркие, чем Люс когда-либо видела. Густой зеленовато-желтый, мерцающий золотой, мраморные переливы розового и фиолетового. Целый вращающийся мир красок, сияющих все ярче и отчетливей за тающей сетью тени. Стивен и Франческа продолжали тянуть, медленно отступая назад, пока тень не сделалась размером с большой экран для проектора и примерно такой же формы. Тогда они остановились.

Предупреждать они не стали – никаких «то, что вы сейчас увидите», – и, пережив мгновение потрясенного ужаса, Люс догадалась о причинах. Подготовиться к этому было невозможно.

Спутанный клубок красок распался, наконец-то застыв в полотно из четких форм. Их глазам предстал город. Древний город с каменными стенами… охваченный огнем. С толпами на улицах, в удушливом дыму, пожираемый жадным пламенем. Огонь загонял людей в угол, их рты распахивались темными провалами, руки вздымались к небесам. И повсюду – потоки ярких искр, дождь смертоносного света, падающий наземь и воспламеняющий все на своем пути.

Люс едва ли не ощущала запах горелой плоти и смерти, просачивающийся сквозь теневой экран. Смотреть было страшно, но наиболее странным, безусловно, казалось то, что до нее не доносилось ни единого звука. Другие ученики вокруг нее пригибали головы, как будто пытались отрешиться от какого-то воя, каких-то криков, неразличимых для девочки. Для нее же все больше и больше людей погибало в полнейшей тишине.

Когда она начала сомневаться, долго ли еще ее желудок сможет это выдерживать, фокус изображения сместился, как будто уменьшился масштаб, и Люс увидела происходящее с большого расстояния. Пылал не один, но сразу два города. Странная мысль пришла ей в голову, ненавязчиво, словно воспоминание, которое всегда было с ней, но давно не всплывало на поверхность. Она поняла, на что они смотрят: на Содом и Гоморру, два библейских города, разрушенных Господом.

Затем, словно поворачивая выключатель, Стивен и Франческа прищелкнули пальцами, и изображение пропало. Остатки тени рассыпались небольшим черным облачком пепла, со временем осевшим на пол классной комнаты. Ученики вокруг Люс переводили дух.

Девочка не могла оторвать взгляд от того места, где только что был вестник. Как же у него это вышло? Тень начала сгущаться снова, темные клочья стягивались вместе, постепенно принимая более привычную форму. Закончив, вестник медлительно и осторожно пополз по дощатому полу, а затем выскользнул из помещения, словно тень от закрывшейся двери.

– Наверное, вы гадаете, почему мы подвергли вас этому, – обратился к классу Стивен.

Они с Франческой внимательно осмотрели комнату и обеспокоенно переглянулись. Заря за своей партой тихонько хныкала.

– Как вам известно, – подхватила учительница, – на этих занятиях мы в основном уделяем внимание тому, на что способны вы как нефилимы. Каким образом вы можете что-либо изменять к лучшему, вне зависимости от того, как каждый из вас это лучшее определяет. Мы предпочитаем смотреть вперед, а не назад.

– Но то, что вы видели сегодня, – вмешался Стивен, – было не просто уроком истории с невероятными спецэффектами. И не просто сотворенными нами картинками. Нет, вы увидели настоящие Содом и Гоморру – как их разрушил великий деспот, когда…

– Но-но! – перебила его Франческа, погрозив пальцем. – Мы тут стараемся не бросаться оскорблениями.

– Разумеется. Она, как обычно, права. Даже я иногда опускаюсь до пропаганды, – улыбнулся Стивен. – Но, как я говорил, вестники – это нечто большее, чем просто тени. Они могут хранить весьма ценные сведения. В некотором смысле они действительно тени – но тени прошлого, давно и не столь уж давно минувших событий.

– Увиденное вами, – подытожила Франческа, – было лишь демонстрацией бесценного умения, которым кое-кому из вас, возможно, удастся овладеть. Когда-нибудь.

– Не стоит пробовать прямо сейчас, – добавил Стивен, вытирая руки выуженным из кармана платком. – Точнее говоря, мы запрещаем вам предпринимать такие попытки, иначе вы можете не справиться и потерять себя в тенях. Но однажды, возможно, вам это удастся.

Люс переглянулась с Майлзом. Он простодушно ей улыбнулся, как будто выслушал это с облегчением. Похоже, он совершенно не чувствовал себя из чего-то исключенным, по крайней мере не так, как Люс.

– Кроме того, – продолжила Франческа, – многие из вас, вероятно, обнаружат, что очень устали.

Пока она говорила, Люс обводила взглядом класс, рассматривая лица учеников. Голос Франчески действовал на них, словно алоэ на солнечный ожог. Половина ребят прикрыли глаза, как будто их утешали.

– Это вполне естественно. Теневое подглядывание имеет свою цену. Чтобы заглянуть в прошлое всего лишь на пару дней назад, уже требуется немало сил, что уж говорить о тысячелетиях? Последствия вы можете ощутить сами. В свете чего, – добавила она, оглянувшись на Стивена, – мы собираемся отпустить вас сегодня пораньше – вам нужно отдохнуть.

– Завтра мы вернемся к прежней теме, так что убедитесь, что вы прочли заданное по исчезновениям, – напомнил Стивен. – Все свободны.

Вокруг Люс ученики медленно поднимались из- за парт. Они выглядели ошеломленными, измученными. Когда встала она сама, колени у нее слегка подкашивались, но почему-то девочка ощущала себя менее разбитой, чем, как ей казалось, были остальные. Она поплотнее запахнулась в кофту и следом за Майлзом вышла из класса.

– Непростой материал, – заметил тот, спускаясь по лестнице через ступеньку. – Ты в порядке?

– Со мной все хорошо, – отозвалась Люс, поскольку так оно и было. – А с тобой?

Майлз потер лоб ладонью.

– Чувствую себя так, как будто мы действительно там побывали. Рад, что нас отпустили пораньше. Похоже, мне стоит вздремнуть.

– В самом деле! – вмешалась Заря, объявившись позади них на извилистой тропинке, ведущей к общежитию. – Вот уж чего я меньше всего ожидала в среду утром. Я просто измотана.

И действительно – разрушение Содома и Гоморры ужасало. Оно казалось таким реальным, что кожу Люс все еще жгло тамошним жаром.

Они срезали путь к спальному корпусу, обогнув столовую с севера и пройдя под сенью секвой. Было странно видеть школьную территорию такой пустой – остальные ребята из Прибрежной все еще сидели на уроках в главном здании. Один за другим нефилимы сходили с тропинки и направлялись прямиком в спальни.

За исключением Люс. Она совершенно не устала. Наоборот, чувствовала непонятный прилив сил. И снова пожалела, что здесь нет Дэниела. Ей отчаянно хотелось обсудить с ним демонстрацию Франчески и Стивена – и выяснить, почему он прежде не говорил ей, что в тенях скрывается больше, чем она может разглядеть.

Перед Люс была лестница, ведущая к ее комнате. За ее спиной – роща секвой. Она прохаживалась мимо входа в здание, не желая заходить внутрь, не желая ложиться спать и притворяться потом, будто она ничего такого не видела. Франческа и Стивен не стали бы просто запугивать класс, они наверняка хотели чему-то научить своих подопечных. Чему-то, о чем не могли сказать прямо. Но если вестники несли в себе послания и эхо прошлого, тогда в чем заключался смысл показанного?

Девочка направилась в лес.

Часы показывали одиннадцать утра, но под темным пологом рощи с тем же успехом могла царить полночь. Когда Люс углубилась в тенистую чащу, ее голые ноги покрылись гусиной кожей. Ей не хотелось всерьез задумываться о том, что она делает, – это лишь увеличило бы шансы струсить. Она приближалась к неизведанной территории. Запретной территории.

Она собиралась призвать вестника.

Люс и раньше случалось что-нибудь с ними делать. Впервые – когда она ущипнула одного из них на занятии, помешав забраться к ней в карман. И был еще тот случай в библиотеке, когда девочка ударом отшвырнула другого от Пенн. Бедная Пенн. Люс невольно задумалась, что за послание нес в себе тот вестник. Если бы она знала, как с ними обращаться – тот способ, каким Франческа со Стивеном управлялись с одним из них сегодня, – не смогла бы она помешать тому, что произошло?

Она зажмурилась. Увидела Пенн, сползающую по стене, с залитой кровью грудью. Ее покойную подругу. Нет. Воспоминания о той ночи слишком болезненны и ничем не помогут. Теперь остается только смотреть вперед.

Ей пришлось перебороть холодок страха, пронзивший ее изнутри. Знакомое черное пятно, подкравшись, затаилось в настоящей тени низкой ветки дерева всего лишь в десятке ярдов впереди.

Девочка шагнула к нему, и вестник отпрянул. Стараясь не делать резких движений, Люс двинулась вперед, все ближе и ближе, в надежде, что тень не ускользнет прочь.

Вот так.

Тень извивалась под своей веткой, но не трогалась с места.

Сердце Люс билось часто-часто. Она попыталась успокоиться. Да, в этом лесу темно; и да, о том, где она, никто не знает; и, разумеется, вполне возможно, что ее еще долго никто не хватится, если что-нибудь случится, – но незачем впадать в панику. Верно? Так почему ее гложет страх? Почему ее руки дрожат, как в детстве, когда она еще не знала, что по сути своей тени безвредны?

Пора действовать. Она может либо торчать здесь вечно, застыв на месте, либо струсить и уныло вернуться в спальню, либо…

Ее рука метнулась вперед, уже не дрожа, и схватила тень. Люс подтащила ее ближе и крепко прижала к груди, удивившись ее тяжести и тому, насколько холодной и влажной та оказалась. Словно мокрое полотенце. Руки девочки тряслись. И что ей теперь делать с добычей?

Видение пылающих городов вспыхнуло перед ее мысленным взором. Люс задумалась, выдержит ли она такое зрелище в одиночестве. Если вообще разберется, как раскрыть секреты тени. Как же эти штуки работают? Франческа и Стивен просто тянули.

Затаив дыхание, Люс пробежала пальцами вдоль неровных краев тени, взялась за них и легонько дернула. К ее удивлению, вестник оказался податливым, почти как пластилин, и принимал в ее руках любую желаемую форму. Морщась, девочка попыталась вылепить из него квадрат. Нечто, напоминающее экран, который соорудили учителя.

Поначалу это было несложно, но, казалось, чем сильнее Люс его растягивала, тем жестче становился вестник. И каждый раз, когда она перемещала руки и тянула за другую часть, остаток вновь собирался в холодный, бесформенный черный ком. Вскоре она уже запыхалась и локтем утирала со лба пот. Сдаваться девочка не хотела. Но когда тень вдруг мелко затряслась, Люс взвизгнула и уронила ее на землю.

Вестник тотчас же метнулся в чащу. И только после того, как он скрылся, девочка осознала: дрожал вовсе не он, а сотовый в ее рюкзачке.

Она уже привыкла обходиться без телефона. И даже успела забыть, что мистер Коул, перед тем как посадил ее на самолет до Калифорнии, отдал ей свой старый мобильный. Телефон был почти совершенно бесполезен – разве что у учителя появилась возможность с ней связываться, держать ее в курсе того, какие россказни скармливают ее родителям, все еще уверенным, что она по-прежнему находится в Мече и Кресте. Чтобы, когда Люс будет с ними разговаривать, она смогла врать соответственно.

Ни у кого, кроме мистера Коула, даже не было ее номера. И из по-настоящему раздражающих соображений безопасности Дэниел не оставил ей способа связаться с ним. А теперь телефон стоил Люс первого настоящего успеха в обращении с тенью.

Она вытащила сотовый и открыла сообщение, присланное мистером Коулом:

И второе, дошедшее минутой позже:

Люс раздраженно запихнула телефон обратно в рюкзак и зашагала по толстому слою опавших иголок к опушке леса и общежитию. Сообщение напомнило ей об остальных ребятах из Меча и Креста. По-прежнему ли Арриана торчит там, и если да, то кому она отправляет бумажные самолетики на занятиях? Выбрала ли себе Молли другого врага теперь, когда Люс исчезла? Или они обе отправились куда-то еще, раз уж Дэниел с Люс больше нет рядом? Купилась ли Рэнди на байку о том, что Люс перевели в другую школу? Девочка вздохнула. Ей отчаянно не нравилось то, что приходится скрывать от родителей правду, что нельзя сказать им, какой заброшенной и одинокой она себя чувствует.

Но телефонный звонок? Каждое слово лжи, которое она произнесет, – пять с минусом за выдуманный тест по истории, пробы в какую-то поддельную команду по плаванию – заставит ее лишь еще сильнее затосковать по дому.

Мистер Коул, должно быть, сошел с ума, если предлагает ей позвонить им и солгать. Но если Люс скажет родителям правду – настоящую правду, – они решат, что с ума сошла она. А если она не свяжется с ними, то поймут: что-то стряслось. Они приедут в Меч и Крест, не найдут там дочери, и что тогда?

Она может послать им электронное письмо. Солгать письменно будет не настолько трудно. Так она выиграет несколько дней, прежде чем ей придется звонить. Надо написать им сегодня же вечером.

Люс вышла из леса на тропинку и вскрикнула. Оказывается, вечер уже настал. Она оглянулась на густые, тенистые заросли. Как долго она провозилась с тенью? Девочка глянула на часы. Полдевятого. Она пропустила обед. И вечерние занятия. И ужин. В лесу было настолько темно, что она не заметила, как пролетело время, но теперь на нее обрушилось все разом. Она устала, замерзла и проголодалась.

Трижды неправильно свернув в похожем на лабиринт общежитии, Люс все же нашла свою дверь. Втайне надеясь, что Шелби окажется там, куда она исчезает по ночам, – где бы то ни было, девочка вставила огромный, старинного вида ключ в замочную скважину и повернула.

Свет был погашен, но в камине горел огонь. Шелби сидела, скрестив ноги, на полу и медитировала с закрытыми глазами. Когда Люс вошла, один глаз резко распахнулся – с виду изрядно раздраженный представшим ему зрелищем.

– Прости, – шепнула Люс, опускаясь на ближайший к двери стул. – Не обращай на меня внимания. Представь, что меня здесь нет.

На некоторое время Шелби так и поступила. Она закрыла сердитый глаз и вернулась к медитации, а в комнате воцарилось спокойствие. Люс включила компьютер, доставшийся ей вместе со столом, и уставилась на экран, пытаясь сочинить в уме по возможности безобидное письмо родителям – и, раз уж она этим занялась, еще одно для Келли, за последнюю неделю забившую ее ящик входящих сообщений потоком непрочитанных посланий.

Печатая как можно медленнее, чтобы стук клавиатуры не стал еще одной причиной для раздражения Шелби, Люс набрала:

Ее грудь сжалась, когда она едва удержалась от того, чтобы написать: «Насколько мне известно, на этой неделе больше никто не умер». Но вместо этого она отстучала:

Люс посмотрела в окно на ясное звездное небо. Стоит побыстрее закругляться. Иначе она сорвется.

Она скопировала сообщение в новое письмо для Келли, изменила несколько ключевых слов, навела мышку на кнопку «отправить», зажмурилась, дважды щелкнула и понурилась. Она никудышная дочь и лживая подруга. И о чем она вообще думала? У нее вышли банальнейшие, самые настораживающие на свете письма. Они только перепугают адресатов.

В животе у нее заурчало. И снова, несколько громче. Словно в ответ на это Шелби закашлялась.

Люс развернулась на стуле лицом к соседке и обнаружила ее выгнувшейся в позе собаки головой вниз. Люс почувствовала, как глаза наливаются слезами.

– Да, я голодная! Почему бы тебе не подать жалобу? Пусть меня переведут в другую комнату.

Шелби невозмутимо уселась на коврике для йоги и молитвенно сложила руки.

– Я всего лишь собиралась сказать тебе об упаковке натуральных макарон с сыром в моем ящике, – сообщила она. – И нечего тут слезы лить. Черт.

Одиннадцатью минутами позже Люс сидела на кровати, накрывшись одеялом, с дымящейся миской макарон, сухими глазами и соседкой, которая внезапно перестала ее ненавидеть.

– Я плакала не потому, что проголодалась, – начала она, пытаясь прояснить ситуацию.

Еда оказалась такой вкусной, а подарок – столь неожиданно любезным со стороны Шелби, что на глаза Люс едва не навернулись новые слезы. Ей хотелось перед кем-нибудь выговориться, а соседка… ну, подвернулась под руку. Она не смягчилась до конца, но то, что поделилась припрятанной едой – уже огромный прогресс по сравнению с былым пренебрежением.

– У меня, гм… у меня кое-какие неприятности с семьей. Я просто соскучилась.

– Хнык-хнык, – заключила Шелби, с чавканьем поедая собственную порцию. – Дай угадаю, твои родители до сих пор счастливы в браке.

– Так нечестно, – привстав, возмутилась Люс. – Ты даже не представляешь, что мне пришлось вынести.

– А ты представляешь, что пришлось вынести мне? – парировала Шелби, уставившись на соседку так, что та смутилась. – Не думаю. Смотри-ка, вот она я: единственный ребенок, выращенный матерью-одиночкой. Комплекс Электры? Возможно. Та еще заноза в заднице для соседей, поскольку я ненавижу делиться? Почти наверняка. Но чего я терпеть не могу, так это сладеньких, избалованных маменькиных дочурок с любящими родными и завидным парнем, которые заявляются ко мне поныть о том, как тяжко им в разлуке со своим ненаглядным.

Люс вдохнула сквозь зубы.

– Дело вовсе не в этом.

– Неужели? Так просвети меня.

– Я обманщица, – пояснила девочка. – Я… лгу людям, которых люблю.

– Лжешь своему парню?

Соседка слегка прищурилась, и Люс сочла, что ей, возможно, действительно интересно.

– Нет, – проронила она. – С ним я даже не разговариваю.

Шелби откинулась назад на ее кровати и подняла ноги так, что ступни уперлись в днище верхней койки.

– А что так?

– Это длинная, дурацкая и запутанная история.

– Что ж, каждая девушка, у которой есть хотя бы намек на мозги, знает: когда рвешь со своим парнем, тебе остается только одно…

– Нет, мы не порвали… – начала было Люс.

– Сменить прическу, – одновременно с ней закончила Шелби.

– Сменить прическу?

– Начни все сначала, – уточнила та. – Свои я красила в рыжий, стригла. Черт, да однажды я их даже сбрила – после того, как этот урод всерьез разбил мне сердце.

На комоде в другом конце комнаты было закреплено небольшое овальное зеркало в узорчатой деревянной рамке. Со своего места на кровати Люс могла разглядеть собственное отражение. Она отставила в сторону миску с макаронами и, встав, подошла поближе.

После истории с Тревором она сбрила волосы, но тогда было совсем иначе. Большая их часть все равно сгорела. А когда она приехала в Меч и Крест, то стригла волосы Аррианы, а не собственные. И все же Люс казалось, она поняла, что имеет в виду Шелби, предлагая «начни все сначала». Можно превратиться в кого-то другого, притвориться, что ты вовсе не тот же человек, который недавно перенес столько душевной боли. И хотя – слава богу – Люс не оплакивала окончательный разрыв отношений с Дэниелом, она скорбела о многих других утратах. О Пенн, своей семье, жизни, которую вела до того, как все настолько перепуталось.

– Ты ведь и впрямь это обдумываешь? Не вынуждай меня доставать из-под раковины перекись.

Люс взъерошила пальцами свои короткие черные волосы. Что подумает Дэниел? Но если он хочет, чтобы она была счастлива здесь, пока они не смогут снова быть вместе, ей придется освободиться от той себя, какой она была в Мече и Кресте.

Она развернулась лицом к Шелби.

– Тащи сюда бутылку.