Обретение мира

7

Казалось, невероятный караван рыболюдей растянулся на полсотни километров, не меньше. Виноват был, конечно, малый обзор, который в самой чистой и прозрачной воде охватывал едва ли сорок метров, но чаще — и того меньше. И, конечно, сказывалась необходимость кормиться на марше. Хотя с этим-то проблем не было. Викрамы так ловко устраивали охоты, что пресловутые семь кланов, или семейств, или колонн практически не пересекались, а как-то разъединялись, иногда по направлениям, иногда по времени. То есть иногда охотилась одна колонна, а охотники из другой направлялись в другую сторону, а иногда одно из семейств, наевшись, давало возможность поохотиться в том же косяке рыбешек своим соратникам из соседнего сообщества.

Это не требовало никакого контроля, никаких распоряжений, викрамы все делали самостоятельно, и, пожалуй, даже в штыки встретили бы любую мелочную опеку. Им требовалось только, чтобы касатки с людьми шли впереди и отслеживали общее направление, разумеется, с учетом наилучших мест для охоты. Чем Рост и остальные члены его касаточной команды с успехом занимались.

Кроме того, Ростика порадовало, что очень маленьких викрамчиков в караванах не было, в этот поход отправились только те, кто мог уже считаться подростками, обоего пола, конечно. Старшие, более опытные мамаши их опекали, но тоже, пока не вышли из залива, не слишком плотно.

Коридор в ядовитых водорослях проходили в ускоренном темпе. Должно быть, поэтому перед самим проходом весь отряд в сорок тысяч викрамов, как показалось Ростику, да и не только ему, но и другим людям в касатках, слегка притормозил, отдохнул с денек, а затем припустил вперед.

Проход между темными зарослями, стоящими стеной, плавно колышущимися в воде, выглядел бы торжественно и красиво, если бы не спешка. И удушье, которое возникало от воды, отравленной водорослями, и странное беспокойство, которое одолело почти всех викрамов разом.

Хотя волноваться причины не было, проход по сложному зигзагу, настолько, что в какой-то момент пришлось чуть ли не возвращаться назад, в сторону залива, и лишь потом уже почти по прямой двигать к открытому морю, вывел весь караван в такое место, где и акул-то не было. Отойдя от заградительной полосы водорослей на десяток километров, викрамы стали собираться в общую массу, почти без различий между кланами. Рост со своими семью подчиненными был уже тут.

Он прошел через это скопление получеловеческих-полурыбьих тел, вооруженных и с изрядной поклажей на спинах, несколько раз и понял, что волнение, охватившее викрамов, понемногу стало спадать. А заодно он понял, почему все местные хищники, которых рыболюди, кажется, опасались, разбежались. Викрамов было слишком много, они могли нагнать страху на любых зверей, кроме тех, которые вообще ничего не понимали и не боялись в этом мире. Но такие, к счастью, обитали дальше от берега, в глубоких водах.

Океанских викрамов поблизости тоже не оказалось, хотя Ростик не сомневался, что они заметили этот выход вооруженного отряда из залива. Зато где-то на пределе дальнодействия эхолокаторов его Левиафана он обнаружил три кораблика, неспешно пересекающих эти водные просторы. Один находился где-то на севере, другой на северо-востоке, и еще один, кажется, самый крупный из них, двигался неподалеку от мелких островов строго на западе.

Викрамы отдыхали после перехода через зарослевый барьер три дня, благо пищи тут оказалось достаточно, чтобы не изнуряться еще и голодом. Рост даже стал опасаться, что они могут принять неверное решение и двинуть к шхерам мимо восточного побережья Россы, континента, где все они обитали. Что в таком случае было бы делать, он не знал. Но викрамы, видимо, тоже разбирались в стратегии, а потому двинулись на запад, по тому пути, по которому Рост шел с кораблем в Гринозеро.

Впереди плыли самые подготовленные бойцы, отлично вооруженные и организованные, следом за ними шла одна из колон, но тоже не в полном составе, и лишь затем переселенцы. Или завоеватели. Хотя, чтобы они стали завоевателями в прямом смысле, следовало еще немало потрудиться.

За сутки, как Ростик выяснил с помощью незаменимой Самархи, они были способны проходить чуть больше ста километров, иногда до ста тридцати. Это был совсем неплохой темп, если учесть, что не все из викрамов пребывали в наилучшей форме, то ли из-за поклажи, которую несли с собой, то ли в силу возрастных ограничений. Зато, как тоже скоро стало понятно, после нескольких дней такого перехода им следовало или отдохнуть, или проходить пару дней совсем немного, не больше половинного перехода. Это означало, что весь поход вокруг континента должен был занять более месяца. Пожалуй, если учесть неизбежные бои, ближе к полутора месяцам. На то, чтобы за оставшийся до холодов срок люди могли построить способную даже зимой продержаться под давлением бесчисленных пауков крепость, времени было маловато. Но делать было нечего, оставалось надеяться на лучшее. Рындин как-то разговорился на эту тему.

— Командир, может, предложить ребятам пройти континент с другой стороны? Они бы прибыли на место как раз вовремя и сразу принялись за дело.

— Сначала нужно шхеры завоевать, — почти отмахнулся Ростик от этого непрошеного совета.

— А ты думаешь, мы с одного штурма их не заберем? — спросила Вика, которая в последнее время проявляла повышенный интерес к Ростиковым решениям, хотя и не обладала военной проницательностью Самархи.

— Скорее всего… Не знаю, возможно, эта война окончится для нас успехом, — осторожно отозвался Ростик. — Если бы я так не думал, я бы на нее не решился.

— Так что же? — настаивал Рындин.

— Нужно проверить эффективность ружей в сражениях. Никто же по-настоящему не знает, что из попытки вооружить викрамов на деле выйдет.

Но осторожность Ростика не произвела на остальных погонщиков касаток впечатления. Почему-то все были уверены, что особых сложностей с этими пушками не возникнет.

И в общем, это оказалось правдой. Хотя выяснилось только после того, как они повернули за дальний северо-западный мыс того почти полуострова, на котором находились леса ближайших к Боловску дваров. Совершенно неожиданно для Ростика тут оказался отряд океанских викрамов, причем немалый, в несколько сот солдат, или охотников.

Бой разгорелся спонтанно, причем ни одна из касаток не оказалась на месте вовремя, заливные викрамы попросту бросились в атаку и едва ли не одним холодным оружием, почти не пуская в ход ружья, рассеяли этот отряд противника, хотя потери в этом столкновении для более мелких и слабых… захватчиков оказались значительными. Только погибших с их стороны Рост насчитал до сотни. Это было грустно. Поэтому он устроил скандал:

— Не экономить выстрелы из ружей, биться всеми имеющимися средствами. Экономить следует бойцов, это наш невосстановимый ресурс, ружья мы можем антигравами новые подвезти, — объяснял он вождям каждой из переселенческих колонн, но так и не понял, насколько они учли его требование.

Кажется, они его все-таки поняли, но внутренне не согласились. Что-то в манере ведения войны заливных рыболюдей подсказывало ему, что они решили пускать в ход ружья только в крайнем случае.

И тут, как иногда бывает, на их стороне оказалась удача, хотя тоже — весьма специфически. Вдоль этого побережья их континента шел довольно мощный, разросшийся, словно дерево, коралловый риф, который, словно Большой Барьерный у побережья Австралии на Земле, закрывал берег едва ли не сплошной, почти непроходимой преградой. И как у Австралии, он был необычайно богат. Тут водились не только несметные косяки рыбы, но и разные чудища, те самые, которых Ростик чувствовал только в самых больших глубинах. И тогда-то выяснилось, что против них у заливных викрамов защиты не было… Кроме пресловутых ружей.

Впервые Рост увидел их в действии, когда совершенно неожиданно, скорее чувствами, чем осознанно, определил появление одного из гигантских осьминогов и ринулся вперед, но к его подходу все было уже кончено. Едва ли не двумя десятками выстрелов заливные викрамы разбили ему основное тело, то самое, где находился клюв и глаза, а может быть, и главные нервные узлы.

Еще на подходе к месту стычки Рост понял, что от выстрелов ружей, которые действовали вполне удовлетворительно, с чудищем в три десятка тонн что-то происходит, оно как-то вздрагивало от каждого попадания ионизированного шнура и… тонуло. Осьминог не мог двигаться, не был способен продолжать атаку, встретив такое сопротивление.

Когда Рост попробовал осознать это явление, непрошенно, но кстати вмешалась Самарха, объяснив:

— А чего тут непонятного? От попадания у морских возникает что-то вроде паралича, может, шоковое воздействие, может, болевые эффекты… Кто знает? Хорошо бы, океанских викрамов этот шок тоже останавливал.

Ростик слышал еще на Земле, что американцы во время войны во Вьетнаме использовали пули со смещенным центром тяжести, которые, попадая в тело, проходили через него по неправильной, непрямой траектории, увеличивая при этом разрушение жизненных органов, перемалывая их, словно мясорубка. И это вызывало такой болевой шок, который можно было снять только специальными препаратами. При этом, если не вывести человека из этого шока быстро и эффективно, он умирал, у него попросту не выдерживало сердце.

Вот что-то похожее, когда он обследовал тушу расстрелянного осьминога, произошло и с этим чудищем. Конечно, после этого надежда Роста на удачный исход войны существенно окрепла. Поражать противника, например, океанского викрама, едва ли не единым выстрелом, не добивая его последующей пальбой, было бы неплохо.

Ко всему прочему это означало, что те три с половиной тысячи ружей, которые у них имелись, обеспечивая более четырехсот тысяч выстрелов, могли противостоять рати океанских викрамов до трехсот тысяч бойцов. Вряд ли в шхерах было больше нескольких десятков тысяч океанских, хотя, даже если их было в несколько раз больше, они должны были отступить. Ведь не насекомые же они, которые сражались до полного истребления, должны дрогнуть, отодвинуться от слишком сильного противника.

Обнаруженный барьерный риф, протянувшийся вдоль всего западного побережья, обеспечивал викрамов питанием в таком количестве и с таким разнообразием, что они заметно повеселели. Некоторые из них, как Ростик понял, приглядываясь к новому месту, даже выражали своими свистами мнение, мол, давно пора было двинуть в эти богатые и удобные воды, возможно, если тут как следует освоиться, и шхерами можно пренебречь.

А вот это уже не входило в планы человечества, поэтому Ростик даже немного поднял темп переходов, чтобы у его… подчиненной рати не возникало таких пустых, в любом случае несвоевременных мыслей.

Впрочем, и ему тут начинало нравиться. Сначала он решил, что это естественная реакция на выздоровление после болезни, которое обеспечил ему Лео, а возможно, просто время ему пришло поправиться. И это тоже существенно поднимало настроение. Но спустя некоторое время Ия Просинечка заметила как-то преувеличенно небрежно:

— Ты, командир, словно шалеешь от своего гиганта. Смотри, не азартничай лишний раз.

— В чем дело? — спросил он, понимая, что без Левиафана ему нужно было бы нахмуриться.

— Она права, — вдруг вступил в разговор и Михайлов, который вообще последнее время все время поддерживал Ию, иногда и без необходимости. — Я еще в прошлый раз, когда мы ходили на Гвинею, заметил — ты делаешься слишком уж… — он помолчал, подыскивая слово, — бесшабашным.

Рост разозлился немного, даже отплыл от основного косяка викрамов, чтобы подумать, но расстояния тут почти не имели значения, да и опасно было уходить от рыболюдей, по-настоящему опасно, поэтому он нехотя вернулся. И решил во время возвращения, что ребята правы. Его избыточная самоуверенность, приподнятое настроение могли обернуться серьезной недооценкой ситуации, а это было нехорошо. Особенно для него — командира и предводителя всего отряда. Поэтому Рост попробовал избавиться от своего едва ли не восторженного отношения к викрамам, к действию их оружия, к морю, к пище и прекрасному, едва ли не фантастическому по своим красотам рифу.

Чтобы окончательно вернуться к суровой действительности, он принялся обследовать воду за Барьером, в той акватории, которая была уже заметно опреснена всеми бесчисленными реками, скатывающимися в море с континента, из зоны междулесья. Чтобы не нарушать сложившуюся иерархию, он препоручал при этом командование касатками Рындину или Михайлову, но последний, хотя и был самым опытным погонщиком, с удовольствием от этой привилегии уклонялся.

К берегу Ростик ходил или с Самархой, или со Шлехом. Парень оказался непрост, он очень точно чувствовал рельеф дна, или воду, или даже воздух над водой. Иногда Шлех говорил, мол, не следует приближаться к этим скалам, хотя Рост и даже Самарха при всем их великолепном чувстве опасности ничего не ощущали, и оказывался прав. Бывало, правда, что он перестраховывался, но и в таких делах лучше было придерживаться его экономной тактики и прислушиваться к советам.

Спустя пару таких походов Рост спросил его:

— Ты, наверное, можешь о том, как устроено дно моря или берега, целую лекцию прочитать.

На что получил ответ:

— Целую книгу могу написать, как ты, командир. — Помолчав, он добавил:

— Если проживу долго, непременно напишу.

Интеллигент, решил Рост, и от этого его уважение к не очень удачливому бойцу из своей команды, но, несомненно, очень полезному наблюдателю, только возросло.

Впрочем, о междулесье Шлех ничего слишком уж интересного рассказать не сумел. Только пожаловался, что при приближении к этим берегам у него начинает болеть голова. Рост вспомнил, как они бомбили это пространство бабуринскими колбами, последействие которых длилось иногда более десятилетия, и что воды рек, безусловно, выносили эту отраву в море, и не стал настаивать на очень уж пристальных исследованиях. Вполне могло оказаться, что и на Шлеха действовала эта гадость, но он привычным для солдата образом подавлял неприятные ощущения, хотя и не становился от этого здоровее.

Тем более что Шлех все-таки отыскал несколько проплешин умерших кораллов, уже превратившихся в неживые известковые веточки, а это значило, что отравление берега зашло далеко. Это следовало принять во внимание.

У юго-западной оконечности континента, уже вокруг леса незнакомых дваров, они снова столкнулись с кучей разных морских чудищ. Рост даже стал думать, что это леса ящеров своими соками, выбрасываемыми в почву, привлекают самых разных зверей. Среди них были и подводные ящеры, или что-то, на ящеров похожее. Были невероятно большие акулы, которых, впрочем, после нескольких стычек удалось отогнать в море. Были даже стаи не очень крупных, но весьма прожорливых рыб, смахивающих на мурен. Только челюсти у них были не просто большие, а еще и с дисковыми деснами, буквально перепиливающими почти любой материал, даже самый твердый. Эти были опасны умением прятаться в норах и нападать снизу, неожиданно и в изрядном количестве.

Поэтому пришлось перегруппировать караван, чтобы впереди ходили не малые и потому уязвимые команды разведчиков, а плотно сбитые, с ружьями, направленными во все стороны, в том числе и ко дну, группы, способные в любой момент открыть огонь на поражение.

От этого двигаться вперед стало труднее, скорость суточного перехода замедлилась, но все равно около семидесяти километров караван делал, хотя теперь передвигался только днем, когда можно было видеть каждую песчинку на дне, и даже на некотором расстоянии впереди. Шлех помогал тут гораздо успешнее, чем некоторые из самых опытных и матерых викрамов, а из-за этого уважение к касаткам среди рыболюдей заметно окрепло.

Так они и двигались, теперь уже вдоль южного побережья континента, на восток, к Гринозеру. И однажды Ростик почувствовал его, как с ним часто бывало, во сне. На этот раз ему, подремывающему в мягком лежбище на горбу Левиафана, вдруг приснился снег. Не слишком глубокий, но очень чистый, какой бывает в начале зимы, только мелкий, похожий на крупу. И проснувшись, он понял, что они подходят к чистейшей, благодатнейшей воде, стекающей на этой стороне континента с гор.

И Самарха неожиданно объявила:

— Впереди противник, вероятно, они атакуют наших, в озере.

Что же, философски решил про себя Ростик, первый этап перехода завершается. Это хорошая новость. Но была, разумеется, и плохая, а именно — отсюда начиналась настоящая война.

8

Первые же стычки с океанскими в новых условиях, когда они должны были сражаться на выживание, очень Ростика обеспокоили. И дело было даже не в том, что океанских стало много. Просто его грызло два не совсем ясных для него сомнения. Во-первых, он беспокоился, что те викрамы, которые засели в устье реки и сдерживали до сих пор атаки океанских, не сумеют их опознать. Поймут ли они, что подошли свои, поддержат ли атакой? И второе, гораздо более серьезное. Он не вполне был уверен в тех заливных рыболюдях, которые по старинному своему обыкновению атаковали океанских чуть ли не в одиночку, демонстрируя личную смелость, геройство, готовность к самопожертвованию.

Кроме того что такая тактика была неэффективной, это могло обернуться захватом драгоценных ружей. То есть грозило усилением противника за счет трофеев. Он понял это, когда после нескольких довольно неопасных для основного каравана, разрозненных стычек к нему вдруг примчалась Ия Просинечка.

— Командир, они в нас стреляют! — заорала она еще за полкилометра, да так, что у Роста едва уши не заложило.

— Как? — стараясь оставаться спокойным, отозвался Ростик. — Почему?

И бросился в бой, злой как черт, пробуя самостоятельно разобраться в том, что происходит. Драка получилась довольно бестолковой, но достаточно успешной. Семь касаток буквально разорвали подряд два немалых отряда океанских бойцов, под сотню каждый, действуя по привычной схеме, парами, когда одна выскакивала вперед, успевая перебить иногда до полудюжины врагов, а когда влипала в контратаку противника, ее выручал партнер, сбивая их дополнительной атакой своим рылом, зубами и массой… С этим все было понятно, и затруднений не вызвало. Но все-таки Рост стал свидетелем, как несколько раз океанские выстрелили.

Ростик поборол в себе желание приказать отступление, чтобы понять, с чем они столкнулись. И лишь когда из устья реки, вытекающей из Гринозера, осторожненько, опасливо вышло с полсотни своих, хотя уже и не заливных, а скорее озерных, все стало понятно. Едва ли не каждый второй из них был вооружен пушками… явно захваченными у пауков. Пораскинув мозгами, Рост все понял.

Когда летуны сбрасывали пауков, толкущихся на берегу озера, в воду, чтобы экономить силы и не надрываться, поднимая их, рискуя получить выстрел от других пауков, викрамы, разумеется, этих пауков добивали и получали их оружие. Ружья, которые и в воде могли стрелять. Правда, для этого их необходимо было немного переделать для новых условий, а именно — чуть не каждый патрон, больше напоминающий монету, чем собственно заряд, озерные обертывали очень тонкой фольгой. Зачем они эту фольгу использовали, сообразить было нетрудно. Вода, самый универсальный растворитель во Вселенной, эти самые патроны тоже растворяла со временем, и тогда озерные рыболюди придумали вот такую защиту — фольгу, которую получали, расплющивая какие-то не очень твердые и закаленные свои железки до толщины едва ли не сусального золота. А металла на каждом из этих вояк было столько, что на тончайшую фольгу хватало с избытком. В общем, озерные с этим справились.

Конечно, заряжать пушки стало труднее, потому что приходилось вставлять в приемник не деревянные рамки вроде магазина, а каждый патрон в отдельности. Скорострельность снижалась, но озерных это не беспокоило, они приняли правила игры и правильно поступили, изобретательно и разумно.

К тому же из-за необходимости охранять ружья они научились ходить группами: иногда до двадцати вооруженных бойцов при почти полусотне других, с холодным оружием, что и было, вероятно, наилучшей тактикой. А это уже обещало, что опытные озерные научат новой тактике приведенных Ростом свеженьких рыболюдей. Хотя бы со временем.

Вот только такое тактическое новшество сразу не прижилось. Новоприбывшие не обратили на него внимания, или вожди озерных не сумели объяснить вождям основного каравана необходимость войны группами, или заливные викрамы не очень-то привыкли слушать своих вождей, когда те им что-то советовали, особенно в ущерб их представлениям о настоящей войне.

К тому же, как ни печально это было осознавать, серьезной помощи от озерных караван не дождался. Отряд, который привел Рост, ошалел от той легкости, с которой сбил атакующие устье реки группы океанских, и готов был немедленно двигать к шхерам… не принимая в расчет, что сопротивление будет крепнуть, что плотность вражеских порядков будет нарастать, что сопротивление противника будет все более отчаянным и умелым.

А потом, когда они уже почти полностью очистили устье реки и даже продвинулись вдоль побережья континента километров на сто западнее, Самарха получила два попадания из ружей океанских викрамов. Складывалось впечатление, что эффективность касаток вызвала среди обороняющихся океанских желание… поохотиться на них с помощью трофейных ружей, захваченных в боях с озерными рыболюдьми.

Конечно, выстрелов у океанских было недостаточно для серьезной пальбы, но они как-то подстерегли касаток, которые тоже гораздо чаще, чем хотелось бы, ходили в одиночку, а не парами хотя бы. И вот самая азартная, самая решительная и жесткая в бою Самарха за это поплатилась.

К тому же в тот день она выбрала в пару Вику Бабурину, которая не очень-то и умела драться. Как ее удалось вытащить из этой передряги, Рост до конца так и не понял. Единственное, что было ясно, рыболюди, когда сообразили, что по одной из их касаток стреляют, вдруг все бросились на подмогу и буквально разодрали охотничков, которые устроили эту ловушку. Затем они вытащили касатку Самархи на поверхность, чтобы она могла отдышаться. После этого Рост приказал всей своей группе притормозить, не лезть в первые ряды.

Самарха приходила в себя медленно. Лишь спустя пару часов она смогла пояснить, что с ней произошло.

— Командир, когда эта штуковина в тебя попадает, мускулы сводит, некоторые вообще не работают, — сказала она. — Но выйти из боя, чтобы прийти в себя, еще возможно. Хуже, когда попадает второй выстрел. После этого… Не знаю, как точно определить, но возможность двигаться и сопротивляться гаснет.

— Больно было? — спросил Рост, памятуя о своих догадках о болевом шоке.

— Терпимо, но перед глазами все время стоит очень светлая завеса, и ничего не видишь, не можешь даже понять, куда плыть.

— Командир, — спросил Михайлов, который, как и остальные из группы касаток, внимательно слушал этот доклад, — не пойму, почему она стала тонуть? Ведь когда морских убиваем, они тонут, потому что у них нет легких. Но мы-то дышим воздухом, у нас должен быть запас плавучести.

— Дыхание останавливается. И вода в легкие сразу заливается, — объяснила Самарха.

— Тогда так, — приказал Рост, стараясь, чтобы его слова звучали весомо, хотя посредством непонятного механизма передачи человеческой речи между гигантами интонации почти не читались, — сначала атаковать тех океанских, кто вооружен ружьями. И лишь потом драться с остальными и при этом следить, чтобы другой враг снова не подобрал пушку. Это приказ.

— Понятно, — согласился Рындин. — Разумно. С разгона мы их легче можем колотить.

Но уже к концу того же дня Ростику стало ясно, что не его приказ оказался важен, а то, что викрамы, когда касатки теперь вступали в бой, окружали их стеной, чтобы не подпускать противника, способного стрелять. Иногда это мешало, потому что, следовало бы признать, касатки не дрались, они совершали убийство.

Из мглы, пусть даже и ощущаемой сонарами викрамов, вдруг на огромной, недостижимой даже для океанских рыболюдей скорости выныривала огромная масса, тонн под десять, и несколькими ударами носа и хвоста расправлялась с противником, а потом еще и пускала в ход зубы… Многие из океанских и понять не успевали, откуда пришла смерть.

Все-таки, думал Ростик, было бы лучше, если бы «наши» викрамы подавляли опасных океанских, а мы дрались только с теми, кто вооружен похуже. Но это было уже из области мечтаний. Как всегда на войне, каждый раз ситуация складывалась по-иному, иногда отнюдь не в пользу пусть и сильных, но слишком крупных касаток.

Попытка приостановить караван, в общем, почти удалась, заливные викрамы стали осторожнее или решили, что следует передохнуть после нескольких дней почти непрерывных боев, хотя и не крупными силами.

Ростик воспользовался этой передышкой, чтобы вернуться назад, к устью реки, и войти в нее. Шел он вместе с Самархой, приказав остальным ждать его возвращения, подчинив их на этот раз самому осторожному, Михайлову. Это вызвало заметное раздражение Рындина, который был выше по званию, все-таки старлей, но Ростик решил, что наездники гигантов должны ориентироваться не на человеческие чины, а на опыт и умение.

В реку с Самархой, которой необходима была эта передышка, они вошли без помех. Должно быть, среди защитников реки уже стало известно, что касатки, которые пришли с караваном, союзники и друзья. Или викрамы были умнее, чем Рост подозревал, и как-то увидели в теле этих зверюг людей, а потому не стали им препятствовать.

Вода тут стала холоднее, но это было понятно, все-таки река вытекала из горного озера, которое питалось талой водой от снега. Но больше всего мешало иногда изрядно быстрое течение, особенно на стрежне.

Самарха, еще слабенькая после ранений, попробовала придерживаться берегов, но Рост ей запретил — не хватало еще, чтобы она поранилась о камни или почему-то притопленные деревца. Когда Самарха посопротивлялась, но подчинилась, она неожиданно заметила:

— И чего ты, провидец, не понимаешь? Эти деревья затопило, потому что уровень воды сейчас самый высокий в году.

Если бы Ростик мог, он бы головой покрутил, настолько это было очевидно.

В самой реке его интересовала возможность выпустить корабль, который они еще совсем недавно с такими трудами и напряжением провели в Гринозеро. Обследовать фарватер Ростику не удалось, и времени на эти изыскания было маловато, да и сомневался он, что в мутноватой и бурной по весне воде он как следует разберется. А потому попросту решил, что вывести корабль тут возможно, ведь вели же его по этой реке вверх, когда направлялись в озеро.

А вот устройство нового водопада, который, как шлюз, этот корабль поднял до уровня озера, он попытался рассмотреть внимательно. Потому что, как бы там сейчас ни полагали в Боловске, а вывести такой ценный инструмент, как корабль, снова в море и использовать его, может быть, для исследования условной Тасмании — было весьма заманчиво.

Вот Ростик и побултыхался с Самархой у самой кромки, где еще мог выдерживать постоянное давление воды, падающей с высоты почти в полтора десятка метров. Конечно, тут он почти ничего разобрать не сумел — вихри, странные и сильные потоки, то возникающие, то вдруг пропадающие, постоянный напор, с которым даже касатки не могли справиться, — все это не давало возможности подойти достаточно близко к каменному барьеру и оценить его. Кроме прочего, это было еще и опасно, неявный и потому предательский удар воды вдруг мог бы бросить его на камни с такой силой, что даже мускулы и кости Левиафана не выдержали бы. А как тогда быть с главной задачей — завоеванием шхер?

Попасть в такой переплет ради воображаемой, совсем не важной сейчас задачи, и не задачи даже, а так, просто идеи, едва ли не откровенной блажи, Ростик не мог, не имел права. Да и Самарха, уж на что была боец, и то — неожиданно заволновалась и не раз, не два попробовала Ростика из этой воды, кипящей, как суп в котле, все-таки вытащить.

А вот те ходы, которые викрамы устроили для себя, чтобы переходить из озера в реку или обратно, ему понравились. Конечно, из этих подземных ходов, сделанных между обоими водоемами, тоже били струи воды, но все же, как показалось Ростику, их напор был не слишком силен, примерно как ветер иногда дует из форточки, особенно если вспомнить земной ветер, настоящий, а не здешний, Полдневный. Он определялся перепадом уровней, существующих в озере и реке.

К тому же Ростик, должно быть, на послеэффекте, когда пробовал оценить плотность и толщину возникшей после взрыва преграды, неожиданно для себя в этих спрессованных камнях обнаружил почти спокойные… «карманы», сделанные викрамами, чтобы даже не очень сильные рыболюди могли не преодолевать постоянно это течение, а отдохнуть, можно было даже сказать — отдышаться.

Тем более что проход из озера в реку это же течение сделало почти безопасным, вода так выгладила стенки переходов, что они были «зализаны» едва ли не лучше, чем обводы боевых антигравитационных крейсеров, хотя и викрамы на это положили немало труда и стараний.

В общем, решив, что вывести корабль из озера возможно в случае крайней необходимости, признавая также, что ввести его в озеро вторично уже не удастся, потому что и с самим озером, вероятно, должны были произойти немалые метаморфозы при этой операции, Рост, к большому облегчению своей напарницы, вернулся в море. И тут-то его ожидал еще один сюрприз.

Только они вышли в соленую воду, только Самарха призналась ему, что здесь ей нравится, потому что и простора больше, и пищи, и возможностей для отдыха, как он, не исключено, что с ее помощью, почувствовал… Нет, это были не викрамы, которые теперь угадывались лишь далеко на востоке. Это было что-то малопонятное, отдаленное, но… ужасно неприятное, потому что эта угроза направлялась именно сюда, где Рост со своими касатками и всем прочим караваном находился. Отчего он так решил, он и сам не мог бы объяснить.

Хуже всего было то, что при этом Лео ему почти не помогал, просто был не в силах оценить это дальнее, несильное, но уже заметное воздействие. Об этом Ростик, пока они с Самархой нагоняли караван викрамов, и думал все время.

Для верности он дальнонацеленными пучками своих вскриков попробовал оценить эту угрозу. Но мало чего добился.

И как ни старался, как ни экспериментировал… Ничего не удалось. Той частью сознания, которая еще оставалась в нем человеческой, не совсем совмещенной с сознанием Лео, он даже подумал, что сумел бы разобраться, что же было опасного в этом далеком море, если бы использовал машинку подглядываний, которую придумал и соорудил Зевс. Но сейчас она была недостижимой, поэтому вспоминать о ней было совсем глупо.

Хотя думать об этой угрозе, оценивать ее и ни в коем случае не пропустить ее приближение — было совсем не глупо, более того, это было необходимо. Потому что Ростик не сомневался — придет момент, когда она навалится на его караван, на его бойцов в полную силу.

9

Михайлов подошел очень близко, примерно так же, как они держались, когда вместе шли на Гвинею.

— Командир, твое состояние нас беспокоит.

— Кого это — вас? И почему беспокоит?

— Ты не заметил, кажется, но кое-кто считает, ты утратил волю к победе.

Ростик даже не нашелся, что ответить. Он только скромно спросил, может быть, слишком уж уклончиво:

— Потому что попросил всех приостановиться?

Ответ ему не требовался, сам понимал, как примерно все и получилось. Он не сумел в себе разобраться и объясниться, а с его умением определять невидимое, непонятное и действовать соответственно он, конечно, выглядел странно. И действия его могли показаться неразумными.

А он чего-то ждал, хотя даже не мог определить, чего именно. Хотя это было уже близко, совсем близко.

И вот однажды ночью он проснулся под небом, которое, как ему показалось, наваливалось на него всей своей невесомой и в то же время непреодолимой массой, мешая дышать, не позволяя жить, убивая, может быть, самым мучительным образом — выжимая жизнь кашпо за каплей.

Рост поднял тревогу, сумел поднять ее, даже некоторых из вождей викрамов растолкал криками, и едва успел…

К тому же и стражники со стороны океана подняли тревогу — их из глубины кто-то атаковал. Охранники отбивались как могли, но отступать они не умели, не выработалось у них такой привычки за время, что они находились в караване. Они предпочли умереть, хотя, если бы Рост правильно их обучил, некоторых можно было бы спасти.

Потом Рост с помощью Самархи, Михайлова и Рындина выстроил довольно плотный клин касаток, и с приказом не уходить на расстояние больше ста метров от главной группы они пошли вперед. И опять, скорее сонаром, чем зрением, Рост увидел… что на них выползло.

Это были очень большие звери, с чудовищными пастями, полными длинных зубов, какие бывают только у хищников. Они передвигались довольно странно, словно бы шли по дну, хотя ног у них, конечно, не было, а были какие-то плавники очень мощного строения. И были они массивными, некоторые за сотню тонн весом, если, конечно, вытащить их на сушу.

Они ползли к берегу и были предназначены для того, чтобы уничтожить весь караван, всю группу заливных викрамов со всем тем обозом самок и подростков, который они тащили с собой, И нельзя было сказать, что двигались они слишком уж медленно, атакуя вполне уверенно, словно гигантские многоножки.

Их было всего-то штук десять, может, даже меньше. Но эти десять зверей были способны уничтожить все, что оказывалось перед ними. За ними довольно реденькой цепью двигались океанские викрамы. И очень трудно было понять, то ли голод и возможность покормиться плотным караваном заливных викрамов заставила этих морских динозавров подойти так близко к суше, то ли океанские каким-то образом управляли чудовищами и потому натравили их на враждебных им рыболюдей.

Касатки атаковали одного из этих зверюг. Вика Бабурина довольно успешно пооткусывала или изранила с десяток плавников переднего чудища, Шлех на всей скорости, так что даже сам немного пострадал, таранил его шею, уязвимую, как шея у любого живого существа, хотя в некоторых местах на ней выступали такие жгуты мускулов, пробить которые даже касатке не представлялось возможным. Рындин с Просинечкой совсем неплохо надгрызли хвост чудища, который определенно был способен убивать, если бы кто-то из этой пары хоть на секунду зазевался. А Рост с Самархой, поддержанные Настей Вирсавиной, которая, кажется, испугалась больше всех, попытались отвлечь остальных чудищ, чтобы они не помогли атакованному зверю.

Выбранного зверя атаковали также и викрамы. Но вот им скорости не хватало, и хотя Рост в общей свалке увидел, что один из викрамов, даже прикусанный за хвостовой плавник, пытается стрелять из своего ружья в пасть чудовища, в целом следовало признать, что на выстрелы эти звери реагировали не так, как хотелось бы — не обмирали, не впадали в неподвижность, а словно бы и не замечали их.

А когда касатки справились с первым и даже успели изрядно поранить второго, с которым пришлось повозиться, потому что он неожиданно попытался спрятаться за висящую сзади завесу океанских викрамов, и те пару раз выстрелили слишком удачно, неожиданно прозвучал… Это был крик такой боли, что Рост на миг потерял способность соображать. И лишь когда все касатки немного отвалились от противника, когда даже викрамы попробовали выйти из боя, потому что с этими зверюгами без касаток им было безнадежно биться, все стало понятно.

Это была Настя Вирсавина. Она получила удар из плазменного ружья и, очевидно, потеряла ориентировку, а потому и нарвалась… На третьего зверя, который перехватил ее, словно большую рыбу поперек туловища своими чудовищными зубами.

Рост рассвирепел, странным образом пробуя одновременно успокоиться, чтобы не наделать глупостей, но это у него плохо получилось. Зато он сумел сделать другое — заставил всю группу… теперь уже из семи касаток, почти три десятка раз пройти поверх этих чудовищ, ползущих по дну. Он надеялся, всего лишь надеялся, что Настя сумеет выскочить из своей касатки, сумеет всплыть.

Тогда, думал Ростик, было бы очень просто подхватить ее и широкой дугой, чтобы не попасть под атаку океанских, добраться до берега. За пару часов это было возможно, а потом, позволив Насте немного отогреться на берегу, доставить ее в устье реки, чтобы ее приняли уже озерные викрамы. Тем вполне по силам было перевести человека к водопаду, откуда антигравом можно было перетащить ее на корабль…

— Глупости это, командир, — вдруг довольно трезво заметил Рындин. — Слишком много всяких условий, каждое из которых невыполнимо.

— Почему же невыполнимо? — спросила Вика. — Если мы тут деремся, это не значит, что нас невозможно спасать!

— Невозможно, — вдруг прошелестела Ия Просинечка. — Лучше считать, если кто-то вот так… считать, что спасти невозможно. — Она помолчала. — Это конец, однозначный и неизбежный.

— Командир правильно вытаскивает своих, — буркнула Вика.

— Лучше бы мы атаковали того третьего, который убил Настю, — холодно заметила Самарха, и Ростик понял, что она права.

Это была бы не месть, мстить можно разумному или хотя бы полуразумному существу, а с этими чудовищами… Но это все равно было бы правильно. В общем, когда включилось солнце, Рындин вдруг сделал вывод из всей дискуссии:

— Ты, командир, лучше не переживай, у меня дыхание сбивается, а придумывай тактику, как нам этих зверюг обратно в океан загнать.

И неожиданно эта проблема оказалась решена вечером того же дня, когда погибла Настя. Некоторые чудовища вдруг принялись охотиться на своих, которых касатки успели изрядно травмировать. И пировали весь день, причем обе жертвы каким-то непонятным образом сумели подранить еще двоих… охотников, хотя Рост и никто из его команды не видели, как и почему это произошло. Динозавры испачкали кровью огромное пространство, так что неизвестно, откуда появилось несметное количество акул, которые тоже приняли участие в кровавой тризне, и это почему-то заставило глубоководных чудовищ охотиться на них. Они разбрелись в разные стороны, и вот тогда Рост приказал атаковать одну из этих тварей еще раз. Он не знал, не был уверен, что это был тот самый морской динозавр, который убил Настю, но очень на это рассчитывал. Они расправились с ним часа за полтора, причем эффективно. Потому что удары в шею и укусы в хвостовые мускулы, сбивающие защиту зверя, позволили растерзать его плавники. А когда из них обильными токами пошла кровь, осталось только подождать, пока этот зверь станет жертвой акул. Это было не слишком сложно еще и потому, что, как только акул стало действительно много, погонщики-викрамы куда-то исчезли.

Удовлетворенный этой расправой, Рост высказался:

— Вот так их и нужно уничтожить.

— Неплохо, — согласилась Самарха. — Но, командир, у нас уйдет на эту охоту… дня два. И какой в этом смысл?

И тогда Ростику вдруг стало ясно, что… Он и не знал, ругать ему себя или все-таки осознать, что в такой странной, невиданной войне без потерь не обойтись, а потому следовало бы… не терять воли к победе, как ему уже высказывали.

— Океанские с помощью этих зверюг что-то хотят выиграть, — сказал он. — Еще бы понять, что именно.

— Они уже одного из наших убили, — не поняла Ия. — Чего же еще?

— Что-то более реальное, что им необходимо.

— Так что же, простая диверсия, отвлечение внимания? — спросил и Рындин.

— Чертовски успешная для них диверсия, — процедила сквозь зубы Вика. Кажется, она больше всех переживала эту смерть. И это было понятно, почти еще девчонка, она не умела воевать, не понимала, как это произошло, и все теперь здесь казалось ей угрожающим, страшным, едва ли не безнадежным.

Эх, подумал Ростик, было бы возможно, поменял бы ее. Она же теперь не боец, она жертва, а это очень плохо. И еще, он не знал, что теперь скажет Косте Бабурину и Аде, если с Викой что-то случится.

Но это был обыкновенный приступ слабости, который случается иногда с самыми лучшими офицерами, если они теряют своего, и который тем не менее следовало перебороть.

За последующую ночь касатки одолели еще двух морских динозавров. Последнего кончали уже под утро, когда даже двужильная Самарха едва не засыпала. В общем, это стало слишком опасно, тем более что акул неожиданно стало еще больше, и появились какие-то совсем уж огромные, как земные мегалодоны, раза в три больше, чем касатки, ужасно голодные, которых следовало опасаться едва ли не больше, чем океанских динозавров.

А здорово они нас поджали, решил Ростик, пробуя под утро на глазок определить, не намерены ли оставшиеся морские динозавры вернуться в глубины океана, раз уж их погонщики так ловко куда-то смылись. Но с динозаврами происходила странная штука. Четверо из них все равно перли вперед, на заливных викрамов, которые теперь висели в воде очень плотной группой. И от страха, вероятно, и от желания защитить своих, кто не мог сражаться.

Рост приказал всем передохнуть, откровенно выспаться и подкормиться… какой-нибудь нормальной рыбой, а не кусками акул и этих динозавров. Почему-то это сразу показалось всем очень разумным — есть мясо этих чудищ не хотелось даже касаткам, иногда весьма неразборчивым в выборе добычи.

А сам он, пробуя преодолеть усталость, двинулся к своим викрамам. Не доходя до каравана несколько километров, он попробовал объяснить, что им следует отступить, хотя бы немного, чтобы не попасть под удар тех морских динозавров, которые продолжали охватывать их со стороны океана. Викрамы сначала не понимали, чего от них хочет человек в касатке. А потом вдруг поняли непонятным для Ростика образом и стали отходить. Причем, как Рост почувствовал, они даже были ему немного благодарны, что он позаботился их предупредить, некоторые из них думали, что они сами по себе, а касатки… тоже сами воюют.

Глупо все это, подумал Ростик с внезапной злостью, в которой трудно было разобраться, не исключено, что злился он на себя. Нужно было не высокомерные планы строить, а до главных стычек обеспечить способность общения, наладить надежную связь, может быть, даже вытребовать исключительно для себя того переговорщика, с которым он толковал в заливе.

А когда он выспался или почти выспался, ему в тонком сне пришла в голову идея. Проснувшись, он провел перекличку своих, с наслаждением ощущая, что мир вокруг стал… немного добрее. То есть острое недовольство собой, возникшее после потери Насти, конечно же, не прошло, но Рост снова понимал, что силы к нему вернулись, что он может соображать. А главное, он знал, чего добивались океанские викрамы, когда устроили это нападение.

— Рындин, — объявил он, хотя тот находился почти в часе хода от него, охраняя всех отдыхающих касаток, — и все остальные…. У кого есть какие идеи, кто может ответить на вопрос — чего добились океанские, погнав на нас эту свору чудищ?

— Настя… — одним словом предположила Вика.

— Атакуют нас, ослабляют, — отозвалась Просинечка. — Хотят испугать.

— Выстраивают заслон, — подал голос и Рындин.

— Тогда уж следовало выстраивать их перед своими городами в шхерах, — попробовал поучаствовать в обсуждении обычно молчаливый Шлех.

— Все не то, — решил Ростик. — Они… очищают море с юга. Чтобы…

— Очищают?.. Зачем? — не понял Рындин.

— В том-то и дело, — настаивал Ростик. Решение, которое он принял, ему и самому показалось не вполне нормальным, но он решил, что без него не обойтись. — Думаю, с этими четырьмя, которые нас все еще атакуют, вы справитесь впятером. Без погонщиков, скорее всего, они не будут так уж решительны… Может, вообще скоро повернут назад, в свои глубины.

— А ты? — спросил его Михайлов.

— А мы с Викой пойдем в сторону условной Тасмании.

— Я не пойду, — попробовала поупрямиться Бабурина.

— Там сейчас гораздо безопаснее, чем здесь, — пояснил Ростик, — там нет ни одного чудища, нет даже акул. Вот только океанские там, но, возможно, даже меньше, чем у шхер.

— Что ты там хочешь подсмотреть? — спросила Самарха.

— Не знаю, — признался Ростик. — Подозреваю только… Но это нужно проверить. — Он еще раз окинул своим сонаром всю компанию. И неожиданно закончил:

— И лучше бы я оказался не прав.

Вику он выбрал потому, что девушке нужно было перебороть свой страх, нужно было совершить что-то такое, что заслуживало бы уважения в глазах остальных. Тогда, и только тогда она успокоится и будет полагать, раз уж она такая ловкая и неуязвимая, что совершила этот дальний поход в океан, то теперь ей и бояться нечего… или стыдно бояться, если она немного, но героиня.

В океан они вдвоем вышли по широкой дуге. Пока шли, Рост прислушивался к гомону пятерых касаток, причем оставленный за старшего Рындин никак не мог успокоить остальных. Он-то понимал, если все будут действовать разумно и решительно, то и пятерых касаток на одного глубинного зверя хватит, тем более что роли и обязанности каждого были теперь понятны. Но это вызывало сомнения у Просинечки, которую, как часто случалось, поддерживал Михайлов… В общем, даже Вика слегка повеселела, высказавшись:

— А нелегко тебе с нами, командир, верно?

Рост только вздохнул, но и этого было достаточно, потому что эмоциональное состояние касаток читалось так же легко, как и проговоренные в сознании слова.

Они шли в сторону океана весь день, потом еще день и тогда оказались примерно в трехстах километрах южнее того места, где на континенте находились города пауков. Тут уже следовало вести себя аккуратно, поэтому Рост приказал:

— Теперь смотри во все глаза.

— Можем попасть на… морских зверей? — голос Вики чуть дрожал. — Или на викрамов?

— Нет, это нам не грозит, кажется. Исследуй дно.

— Чтобы понять, что творится на дне, тебе бы следовало Шлеха с собой взять.

— Я выбрал не Шлеха. — Чтобы смягчить резкость тона, он добавил:

— Это должен каждый уметь, и ты, кстати, тоже.

Они шли теперь медленно, действительно, едва ли не наслаждаясь покоем окрестных вод, отсутствием акул, прочих хищников, какой-то призрачной безопасностью мира. На Вику Ростик не слишком надеялся, она была не самым толковым разведчиком, что-то ей мешало быть подлинным поисковиком. Но нашла именно она.

Это случилось на третий день, когда Рост пребывал в состоянии сытости, мешающей ему соображать. Он уснул незадолго до этого, а пока спал, Левиафан сожрал чуть не целую стаю довольно крупных кефалек, потому и сам потерял привычную для него бодрость, стал ватным и немного сонным.

— Командир, смотри, — голос Вики даже просел от страха.

Рост на одном дыхании домчался до того места, которое она определила.

Это были остатки корабля, довольно большого, но уже на треть засыпанного песком. В его борту зияли чудовищные дыры, даже удивительно было, как такое на первый взгляд толстое дерево удалось кому-то проломить. Кованое дерево в пять-семь раз тоньше иногда выдерживало удар пушки, а тут… Огромные куски обшивки были вырваны, толстенные шпангоуты сломаны, как спички, даже килевая балка по днищу корабля треснула и надломилась.

— Что тут произошло?

— Не знаю пока, — признался Ростик.

Даже на него действовал вид изуродованного корабля, мрачно покоящегося под яркими лучами солнца, льющимися сверху, открывающими какое-то ужасное происшествие. Тогда он сосредоточился, вызвав в себе как можно больше человеческих сил, не принадлежащих Левиафану.

Он походил вокруг, нашел под обшивкой какие-то конструкции, кажется, принадлежащие высотным тяговым змеям. Удивительно, но к каждому из них был приспособлен маленький антигравитационный котел с какой-то автоматикой и пара блинов. Теперь понятно, решил Ростик, как они поднимают их в воздух — не летающей бочкой, а собственным автоматическим антигравом, пока всю конструкцию не подхватит напор воздуха. Что же, экономно и разумно, нужно будет рассказать Казаринову, его это наверняка заинтересует.

Потом он занырнул в корпус через самую здоровенную пробоину, чтобы определить груз, который этот корабль перевозил. Это были — дерево, ткани, немного стекла… И что-то еще.

— Думай, девочка, — приказал он Вике, — работай.

— Я не умею, как ты.

— Учись, это важно, чертовски важно.

Но в способности видеть то, что было скрыто от глаз, Вика была слабовата. Рост даже подумал, может, и вправду зря он Шлеха не взял.

— Командир, а как ты понял, что следует искать именно тут? — спросила Вика, она отвлекала, но ответить ей все же следовало.

— Купцы всегда примерно на этом расстоянии от берега ходят. Тот, кто видел это разок, сразу бы понял.

— Я не поняла бы, океан-то вон какой огромный.

И тогда, как бывает, когда думаешь о другом, вдруг всплыл правильный ответ.

— Тебя не удивляет, что тут нет ружей? — Вика промолчала. — Ведь корабль этот определенно шел к нашему берегу, чтобы торговать с пауками, которые в последнее время ждут только оружия… А его нет. Потому, что… да, потому что викрамы их забрали. Все до последнего патрона.

— Что это значит?

— К сожалению, — Ростик вздохнул бы, если бы мог это проделать в Левиафане, — ничего хорошего, особенно для нас. Викрамы, защищая свои шхеры, решились на мародерство.

10

— Значит, — настаивал Рындин, — они просто очистили море, чтобы напасть на купцов, везущих паукам оружие… вне своей береговой полосы. А почему?

— Откуда я знаю, — Рост еще не сердился на эти расспросы, привык, должно быть, что именно к нему всегда вот с такими глупостями и лезут, как будто он все на свете знает.

— Может, они расчищают себе оперативный простор, чтобы было куда отступать? — предположила Вика, она после своего похода с Ростиком, и главным образом именно потому, что сама нашла погибший корабль, стала, как и ожидалось, смелее. Даже пробовала теоретизировать, пусть и не всегда удачно, но этим уже не смущалась.

— Может, — устало согласился Рост.

— Это все равно не объясняет, почему они напали на купцов, — высказалась Ия. — Кроме того, они же защищаться собираются, а не отступать… куда глаза глядят.

— А как они всех этих чудовищных зверюг заставили из глубины на нас попереть? — спросил Михайлов.

— Как-то заставили, — Ростик пытался сохранять спокойствие, хотя это было непросто.

— Может, на себя выманили? — предположила Ия Просинечка. — Я бы не удивилась, если бы они вообще священные жертвы из своих практиковали.

Жесткая она, вяло думал Ростик, даже жестокая. Чего-то в ней нет, что должно быть в женщине… Впрочем, не мне судить, тут уж приходится признать, что женщины всякие важны, всякие нужны.

— Выманить чудищ удалось, — признал Михайлов, — но мы с ними все равно расправились.

Да, так и было, пока Рост с Викой бродили где-то в южных водах, ребята вполне успешно, хотя и долго сражались с монстрами из океана. В целом получилось у них неплохо, хотя пару раз Шлех подвергся нападениям акул. Последний раз его даже выручать Артему с Рындиным пришлось. По словам той же Самархи, едва справились.

Касатки подранили еще трех чудищ, которых потом добили акулы. Два другие морских динозавра ушли куда-то, причем неожиданно, просто растаяли, и никакими поисками, никакими дальними прозвонами сонаров не удавалось их обнаружить. Умели они прятаться, что есть, то есть.

Но в общем, это неважно, думал Ростик. Или все-таки важно? Может быть, именно это и было самым важным во всем этом эпизоде войны за шхеры?

Караван из заливных викрамов, который опасался массированного сборища акул едва ли не больше, чем неуязвимых для ружей морских динозавров, отошел почти к устью реки. Тут рыболюди о чем-то довольно решительно переговорили со своими из озера, потом как-то перемешались между собой, это Ростик сразу увидел, едва вернулся, и теперь двигались тремя очень плотными стаями, окруженные бойцами с ружьями не только спереди и по бокам, но и сзади, сверху и снизу, иногда над самым дном, поднимая при движении облачка песка.

Вот это было уже толково, гораздо лучше, чем чуть не в одиночку кидаться на противника, да еще при каждом удобном случае использовать холодное оружие, игнорируя ружья. Кстати, ружей стало немного меньше, это Ростик тоже почему-то почувствовал. Или он был способен считать стволы едва ли не одним взглядом, как какой-то из гениев математики века Просвещения. Кажется, это у них был кто-то, кто, проезжая в карете, назвал точную цифру пасущихся на лугу овец, а когда его спросили, как же он высчитал их по головам, отозвался, что это ему было затруднительно, вот он и посчитал количество ног всего стада, а потом разделил на четыре.

К концу июня, когда солнце даже в воде словно бы изменило спектр, они снова пошли вперед. Рост усиленно размышлял, не обернулась ли для них эта потеря времени тем, что противник серьезно вооружился. Ведь в одном корабле можно было перевозить столько оружия, что огневая мощь морских теперь была равна или даже превосходила огонь всего их каравана. А это значило, что на одного из стрелков морских следует предполагать потерю одного из своих. Или даже больше.

Но у них не было такого количества бойцов. И это могло означать, что шхеры они не отобьют… В общем, об этом лучше было не думать.

А потом к нему как-то подплыла одна из вождих, окруженная пятеркой охранников, и что-то усиленно стала думать. Рост понял это по ее движениям в его сторону. Он сосредоточивался потом весь день, весь переход, но так ничего и не понял. И лишь глубокой ночью, когда Левиафан кормился, отойдя от берега подальше, чтобы оставить побольше рыбы викрамам, уставшим после дневного заплыва, ему вдруг пришло в голову, что… мамаша рыболюдей отчетливо просила его с касатками вперед не лезть.

Именно так. Она транслировала это, почти не надеясь на успех. Но все-таки она говорила ему это, она настаивала на этом. Она предупреждала, что теперь могут быть случаи, когда в общей свалке боя свои же рыболюди могут выстрелить в них, просто потому, что они окажутся впереди.

Это опять же было разумно, тем более что дела у семи касаток хватало и в тылу — прикрывать обоз и атаковать прорвавшихся океанских.

А спустя два дневных перехода бои начались. Рост, разумеется, как мог, приказал своим вперед не лезть, но Самарха с Рындиным его почему-то плохо слушались. С Самархой все было понятно, тренированная с младенчества для поединка, она была слишком хорошим бойцом, чтобы отсиживаться сзади. Но вот Рындин, внешне невозмутимый, даже флегматичный, как бывает с очень сильными ребятами, теперь хотел бить, терзать, кусать, уничтожать.

Во время первых стычек, еще не очень крупными силами, Рост решил расставить ребят следующим образом: отряд викрамов, ползущий совсем близко у донышка, ближе к берегу и чуть впереди, прикрывали Ия с Михайловым; другой, который оказывался все время обращен к океану и всегда немного отставал, он поручил Рындину с Самархой; средний достался Шлеху с Викой. Сам Рост пробовал поспевать везде, во все стычки вмешиваться и всегда помогать.

Это вызвало странное удовлетворение Левиафана, с личностью которого Ростик в последнее время мало контактировал мыслями и чувствами, просто использовал его, как использовал и свое тело — он должен был служить, должен быть превосходным исполнителем. И его было даже немного жалко, потому что Лео, безусловно, заслуживал большего.

Первые стычки, многие из которых Рост пропустил, оказались скоротечными, и океанские их, безусловно, проиграли, потому что ружей в этих передовых дозорах у них почти не оказалось. А стрелки из залива уже научились использовать их в наилучшем качестве. Зато спустя три дня…

— Впереди заслон, почти сплошная завеса океанских, — первым доложил Шлех.

Спустя еще некоторое время это подтвердили Рындин и Михайлов. Рост попробовал было настроиться на своих викрамов, чтобы передать им это наблюдение, но тут же понял, они и сами обо всем прекрасно осведомлены.

Сначала удар у океанских получился не слишком уверенный, несколько команд из их «завесы», закрывающей море от дна до верхних слоев воды, и от берега километров до тридцати в сторону моря, вылетели вперед при виде врага и напомнили вытягивающиеся вперед шлейфы, которые выбрасывал вал борыма. Они были тут же уничтожены, истреблены до последнего дурака, который попробовал драться без поддержки по бокам и сверху и снизу.

В то же время Рост понял, что мористый край этого построения океанских заходит им в правый фланг и спустя некоторое время окажется и сзади. Он с некоторой тревогой ожидал, как на это прореагируют его три плотно сбитые группы, но те даже не обратили на это внимания, они вполне уверенно продвигались вперед.

И вот тогда это началось. Огонь с двух сторон вспыхнул, как загорается пакля от увеличительного стекла — вот только что ничего не было, и вдруг уже пламя, еще не совсем видное, охватывает всю поверхность, а спустя четверть минуты кажется, что сам воздух над этим костерком начинает плавиться.

Так же теперь на глазах Ростика почти плавилось море, та самая вода, которая по определению гореть не должна. Он был бы рад разобраться в этом сплошном мареве серо-фиолетовых, холодных, иногда недлинных, а иногда почему-то весьма… продленных, до сотни метров, выстрелов. Но не мог — океанские били довольно плотно, и слишком часто стреляли свои.

Спустя пару минут Рост увидел, как раз, потом второй и тут же третий, сливался огонь двух выстрелов, как это бывало и на воздухе, вот тогда-то выстрелы и становились длиннее и уже не рассыпались сетью каких-то искр или мелких всполохов на теле жертвы, а пробивали ее, как спица пробивает клубок не слишком плотной шерсти, и уходили дальше, лишь иногда чуть-чуть изменив своему прямому, как струна, направлению, изломавшись в прошитом препятствии.

Огонь продолжался с четверть часа, Рост уже стал опасаться, а не слишком ли его стрелки тратят заряды в своих ружьях. Но скоро все стихло, лишь в тылу, куда прорвалось два-три отряда океанских, рыболюди залива серьезно и деловито догоняли и расстреливали их.

Но так как эти океанские оказались вооружены главным образом холодным оружием, за них принялись касатки, и… смотреть на это было бы неприятно, если бы это не было необходимо. Например, Рост видел, как Рындин один перебил до сотни океанских, а в конце этой свалки догонял и добивал даже раненых.

Когда сражение утихло и темп наступления трех «ежей» заливного каравана слегка возрос, Самарха доложила:

— С нашей стороны огневая мощь была раза в три действенней, чем у противника.

— Мне тоже показалось, — добавил Михайлов, — наши стреляли чаше. И попадали точнее, иногда вообще не промахивались, а вот океанские мазали даже по группам.

— А мне показалось, — вступила Вика, — что ружья у наших били мощнее.

— Думаю, если они еще разок-другой попробуют вот так с нами сражаться, мы их сделаем, — отозвалась Просинечка.

— Они умные, могут что-нибудь придумать, — высказался и Шлех. — Кстати, ружья у убитых они подхватывают практически мгновенно, чтобы нам не достались.

— Ружья важны для всех, — издалека, чуть поотстав, сказал Рындин.

— Ты почему так далеко один оказался? — рыкнул Ростик. — Марш к своим!

— Есть!

Продвижение продолжалось до полудня. А потом океанские еще разок попробовали напасть, и тогда стало ясно, насколько же их оказалось меньше, чем в первой атаке. Если тогда их было, пожалуй, тысяч пятьдесят или даже семьдесят, то теперь осталось менее тридцати тысяч, и они уже не пробовали охватить все море. Они попытались построиться в такие же плотные ряды, утыканные ружьями спереди, как это делали заливные викрамы, но с дисциплиной у них не слишком удачно выходило, для этого требовалась выучка.

Осознав, что сзади атаки не будет, все три группы заливных викрамов перестроились, вынесли вперед едва ли не все ружья и принялись стрелять, словно на учениях по мишеням. Вот тут-то плазменные шнуры стали сливаться чуть не в один общий сполох, от которого даже в пронизанной светом воде делалось больно глазам. А временами даже дышать становилось трудно, хотя не исключено, что в горячке боя Ростик в своем Лео просто забывал вовремя всплыть, чтобы сделать вдох.

На этот раз столкновение трех отрядов заливных и плотной цепи океанских длилось дольше. Вероятно, до получаса. Зато потом… Откуда появились эти акулы, было непонятно. Они вынырнули, как и глубоководные динозавры, словно бы из небытия и принялись пировать.

Построения заливных стали еще плотнее, хотя теперь они постреливали реже. Лишь если обнаглевший хищник оказывался слишком близко. Но общая, какая-то даже не военная суматоха от этого не становилась меньше, потому что акул было невероятно много, и они почти не обращали внимания на то. что их пытаются отогнать.

Росту пришлось потребовать, чтобы его касатки совсем уж прижались к построениям викрамов, но спокойствия это не добавило. Он помнил, о чем его предупреждала вождиха, и не зря. Кажется, Шлех получил-таки один выстрел от своих, хотя и поверхностный, не слишком опасный, да Просинечка неожиданно нарвалась на попадание, причем скверное, глубокое, задевшее ее саму в пологе касатки.

Рост подкатил к ней, чтобы понять, насколько она пострадала. Выстрел задел ей мышцы на спине и, вероятно, подранил что-то внутри, но Ия холодно сообщила:

— По-прежнему драться я не смогу, но в медицинской помощи не нуждаюсь. Само зарастет. — Помолчав, добавила, чтобы показать, что остается в сознании:

— К тому же могу подтвердить, одно попадание касатку не тормозит… Ну, почти.

— Тормозит, — отозвался ее напарник Михайлов, — сбоку виднее.

— В общем, так — станет хуже, немедленно сообщи, — потребовал Ростик. Но мог бы и промолчать, Просинечка не стала бы скрывать, если бы дело было действительно плохо.

Зато даже при всех потерях рыболюдей, которые были, разумеется, гораздо больше, чем ущерб, понесенный касатками, все три отряда заливных викрамов продолжали наступать. Прямо поверх устлавших дно парализованных или мертвых океанских викрамов. Через все их построения, сквозь ту воду, которую они пытались защищать.

Формально это свидетельствовало, что они одержали победу, причем немалую. Но следовало сделать еще одну штуку, даже в той неразберихе, которая установилась из-за акул, даже сквозь ту кровавую муть, которая теперь облаком висела в этом… объеме сражения.

Когда они вышли из закровавленной воды и страшной акульей остервенелости, Рост потребовал, чтобы каждый хотя бы на глазок оценил понесенные потери. Первой доложила, как почти всегда бывало, Самарха.

— Мы потеряли до трети тех, кто может стрелять из ружей. Потери среди тех, кого нужно охранять, меньше, около одной десятой, но тоже имеются. И раненых хватает, — добавила она чуть погодя, — доспехи-то, которые на них навешаны, удар ослабляют, но не очень, наши нузы лучше.

— У меня то же мнение, — высказался Рындин. — Только доспехи тут ни при чем, у океанских ружья слабее работают.

— Нам повезло, — вдруг вступила Вика, — что у океанских металлических доспехов почти нет. А костяные разлетаются при попадании. Их же лучи почти всегда охватывают поверхность наших и как-то гасятся… В общем, — она вдруг смутилась, — мы, наверное, победили. Еще пару таких сражений мы выдержим, а вот противник — нет.

— Стратег, — фыркнула Просинечка, но Рост с Викой согласился.

Да, на пару еще таких сражений их могло хватить. Или даже больше, если патроны в ружьях не кончатся. Но сейчас его волновало не это, и он сказал:

— На прямое столкновение океанские, если они не самоубийцы, скорее всего, больше не решатся. Попробуют, конечно, нападать малыми группами на беззащитных или отбившихся, хотя… Наши тоже будут к этому готовы. Но что получится, когда бои примут сложный характер, в шхерах или даже в их городах, среди построек, где можно стрелять из укрытия?

— Это — впереди, — высказался Рындин. — А пока-то, командир, победа!

Ростик не успел ответить, за него отозвалась Вика.

— Пусть наши викрамы так и считают. — Немного помолчала, может быть, опять пожалела, что выскочила вперед со своим мнением. Но закончила она правильно:

— Им это будет полезно.

И добавить к этому Росту было нечего. Он и сам так думал.

11

Ростик держался со своими касатками у входа в великолепный фьорд. Это был самый узкий вход в шхеры, шириной едва ли более пары километров, и к тому же, как ему ощущалось, этот фьорд был самым разветвленным, большим по площади и густонаселенным океанскими викрамами.

Они уже миновали с десяток таких же входов во фьорды, которые чем-то не устраивали его войско. Оно сильно поредело, едва ли не треть бойцов пришлось оставить на дне у этих скал при продвижении на восток, но главное было впереди — следовало захватить базу океанских, чтобы заливным было где обосноваться, и к тому же следовало отыскать место, куда можно было вводить корабли с условной Тасмании.

Вообще внезапно и довольно резко все стало очень сложно. Да, они отвоевали этот берег у океанских, перебили их главные силы, заставили уцелевших укрыться в шхерах… Но главная цель этой войны еще не была достигнута. Следовало создать такие условия, чтобы даже теми малыми силами, которые Ростик привел сюда, можно было контролировать все шхеры, что протянулись тут на две-три сотни километров и где обитали еще многие тысячи океанских викрамов, может быть, до сотни тысяч. А у него осталось менее трех десятков тысяч бойцов. Пусть они были отлично вооружены, пусть выработали наилучшую тактику сражения в море, пусть даже контролировали берег у самых скал, обращенных в океан, по сути, войну они еще не выиграли.

К тому же Рост никак не мог избавиться от мысли — сила людей, как оказалось, заключалась в том, что они, даже побеждая в драке с местными племенами, не добивали эти племена, а включали их в свои экономические и прочие отношения. Так с людьми примирились пернатики, бакумуры, двары и даже сами викрамы, не говоря уж о пленных пурпурных. Вот то же самое теперь следовало проделать и с викрамами, разумеется, выбрав на главенствующую роль людей на берегу и заливных викрамов как их союзников в море. Но как это сделать сейчас?

Именно это предстояло объяснить заливным, чтобы они постепенно, не форсируя события, осуществили то же самое, попутно давая жесткий, иногда смертельный отпор всем океанским, которые, возможно, еще придут из открытого моря, чтобы вернуть себе господствующее положение. Как им объяснить, что только таким образом они выиграют войну, закрепят за собой этот берег?

Из истории человечества он знал, что такое бывает, такое возможно. Приходит какая-нибудь орда, завоевывает господствующее положение, и местные племена, даже если они гораздо многочисленней, как-то соглашаются с возникшим положением вещей.

Но все это имело смысл только при одном дополнительном условии — он должен был разом, к тому же без разведки, выбрать самый «правильный» фьорд, угадать то место, где строить крепость окажется удобнее и полезнее всего и где она всегда будет недоступной, с моря и с суши. Но почему-то, сколько Рост ни размышлял, он не знал, как решить эту проблему, просто ничего не приходило в голову. Хотя почему-то заливные викрамы, даже одолев местных силой человеческого оружия и с их поддержкой, вперед теперь не рвались, тоже выжидали, может быть, его решения.

Когда он объяснил свои сомнения остальным людям, они его отлично поняли. И даже попробовали помочь, высказав свои соображения.

— Может, ты вылезешь на берег, мы твоего Левиафана посторожим, а ты разведаешь, как тут и что? — спросила Самарха.

— Это можно быстро проделать только с антиграва, а как его сюда вызвать?

— Да, жалко, что та комнатка, про которую нам на берегу рассказывали, оказалась такой бесполезной, — вздохнула Вика.

— А она и не оказалась бесполезной, она….

Вот тогда-то Ростик задумался. То есть он чувствовал, что новое устройство Зевса не могло быть предназначено только для подглядывания, оно определенно было создано для связи, и связь эту могли осуществлять те, за кем из этой комнатки кто-то сколько-нибудь эффективный и подготовленный следил. Но что во время такого контакта требуется делать? Может, просто разговаривать с остальными погонщиками, но тогда следовало выбрать момент, когда за ними следили… А как это почувствовать? Ведь наобум этого не угадаешь, положение на корабле в озере, да в десятке других мест требовало участия командиров из Белого дома, а «окошко» только одно…

В общем, на связь с Зевсом не приходилось полагаться, следовало устраиваться самим, и очень точно все просчитать, без ошибок, которые дорого обойдутся всему каравану. По сути, ошибка обернется провалом всего, что они успели сделать.

Стоп, приказал себе Ростик, «по кругу ходишь», как говорил в таких случаях отец. Да и как было не «кружить», если не было у него уверенности, чтобы на что-то решиться.

— Может, какие-нибудь признаки существуют, где мы главный их город грохнем? — предположил Рындин. — Например, плотность защитных отрядов?

— Они все тут — как кильки в банке, — мрачно отозвалась старшая Просинечка, — не разберешь, где плотнее, где разреженнее.

— Да, атаковать и ошибиться — плохо будет, — соглашался и Михайлов.

— Ладно, — решил Рост, — попробую помедитировать викрамам, может быть, они уже знают, где тут и что. Уж они-то должны понимать, какое место им более всего подходит.

— И чтобы во время нашей атаки не добивали самок с детенышами, — добавила Вика.

— Это как раз не обязательно, — высказалась Самарха. — В любом случае тут столько океанских останется, что не один город можно заселить.

Аглор… хоть и маленькая, решил Ростик. Но сознание уже постепенно освобождалось от всех этих разговоров, он пробовал понять, как и на какой волне думают вожди оставшегося под его началом каравана заливных рыболюдей, врабатывался в них, хотя… Где-то возникала некая помеха, словно бы далекий, едва различимый шум, который висел на слуху и от которого не удавалось избавиться. Раньше его, кажется, не было.

Левиафан, вот ведь умница, все понял, может быть, даже быстрее, чем Рост, и откровенно отвлекся от него. Даже восприятие мира вокруг слегка пригасил… Чтобы не тревожить в себе этот груз — странно думающего человека. Каким-то сектором своего сознания Рост понимал, что они куда-то идут, чем-то кормятся, что-то еще делают, чтобы поддерживать жизнь в этом великолепном десятитонном теле… А потом и это ушло.

Ростик на этот раз не впадал в забытье, оставив в этом мире всего лишь тело, но обитая где-то в другом месте. Отличное самочувствие, возникающее при пребывании в гиганте, сработало так, что он… да, он почти видел, как между ним и какими-то викрамами возникает возможность совмещения, словно бы они вдруг, пусть на минуты, обитали в одном теле. И хотя даже это не обеспечивало им полного контакта, достаточного умственного тождества, все-таки Рост сумел что-то им сообщить при этом. В любом случае это было лучше, чем ничего.

Вот только этот звук, вернее, давление, осторожное, но ощутимое, продолжало висеть перед ним, как матовый светлячок, не слепящий, но все равно почему-то закрывающий своим светом едва ли не все остальное. Иногда он менял цвет, становился то белым, то зеленоватым, то опалово-желтым, хотя прежде, когда Ростик умел воспринимать нормальные человеческие цвета, такого оттенка он никогда не замечал.

А потом все кончилось, он понял, что приходит в норму, и сначала, как уже бывало, стал воспринимать вкус воды на губах. Вот ведь напасть, подумал он ненароком, кто же мог в том, обычном, мире придумать, что сначала ощущаешь пищу, хотя — это и правильно. Ведь от того, что ложится на губы и язык, зависит — не умрет ли он, не отравится ли. При этом Левиафан, разумеется, кормил его совершенно великолепно, сам оставался голодным, такое случалось, а его питал безо всяких ограничений, пожалуй, даже с избытком.

Самарха уже несколько раз что-то ему проговорила, она лучше других чувствовала его состояния. Ростик прислушался, ее слова звучали так:

— Командир, они уже пошли, в тот самый фьорд, который ты и раньше выделял… Вернись, командир…

Рост с трудом стал «возвращаться», пытаясь слышать отчетливо, фиксированно, а не проскальзывая мимо смысла слов, всплывающих в его сознании. Потом увидел дно под собой, устланное раковинами, выращивающими металлические шрапнелины, значит, рыболюдям, которые тут поселятся, будет чем заняться.

Потом он понял, что они с Самархой кружат километрах в трех от входа в залив, у которого болтались и раньше, не решаясь его штурмовать.

— Сколько меня не было?

— Недолго, часа три-четыре. Ты как?

— Где остальные?

— Викрамы пошли на штурм. Наши за ними.

Это может быть ошибкой, подумал Ростик. Касатки в относительно неглубоком и узковатом для них фьорде не смогут действовать в полную силу. К тому же их могут подстеречь и ударить из засады… Но вяло как-то думал, муть отвлеченности еще висела в мозгах.

— Тогда пошли и мы, — решил он.

Самарха рванула, словно стосковалась по драке, потом, виновато повиляв хвостом своей касатки, вернулась. Объяснила:

— Мне приказано тебя оберегать.

— Кем приказано?

— Ты же знаешь, когда ты отвлекаешься, командиров у нас полно, — она иронизировала, хотя обычно бывала в таких ситуациях серьезной, даже суровой, уж очень эта привычка людей всегда командовать ее раздражала, даже с ее-то аглорской дисциплиной. Может, она считала людей слабоватыми для командования?

Они прошли через проход, тут уже было немало трупов, тела океанских, сожженные выстрелами из ружей, иногда всплывали на поверхность, но иногда, если бывали сильно изуродованы, тонули. Пахло кровью, Ростик подумал, что скоро должны появиться акулы. Впрочем, их тут не может быть много, океанские употребляли их в пищу, это должно было сказаться на окрестном поголовье.

Там и сям на дне и между скал были устроены убежища, вроде неглубоких, но довольно замысловатых пещерок, обращенных входом в глубь фьорда, а к его устью смотровыми щелями. Стрелять из них, если бы у океанских имелись ружья, было удобно. Но сделаны они были, скорее всего, для замаскированного наблюдения, а не для стрельбы.

Потом возник какой-то боковой проход между двумя очень высокими скалами, он вел в очень узкий залив, оттуда вода выносила еще больше крови, чем было на… фарватере, которым Ростик сейчас двигался. И еще оттуда пахло большим количеством металла — один из складов оружия, решил Рост, чтобы не тащить издалека в случае нападения.

Скоро открылась здоровенная «поляна». Тут уже пахло едой. Молодцы океанские все-таки, решил Ростик, ведь ясно же, что загоняли сюда косяки из моря, чтобы местным было чем кормиться. Рыбы тут было очень много, вот только еще немало имелось и крабов. Рост вспомнил, что в шхерах Скандинавии на Земле тоже водилось очень много крабов, у викингов в старину даже такая казнь имелась — привязывали человека к столбу, и во время прилива крабы объедали его живьем. Почему-то вот вспомнилось…

Впрочем, викрамы и крабов любили, не стесняясь тем, что они были падалыциками. Интересно, продолжал размышлять Ростик, хотя уже пора было бы включаться в сражение, кипевшее впереди, будут ли заливные питаться этими крабами, которые уже пировали над телами павших океанских рыболюдей? Наверное, будут, ведь люди тоже едят, например, сомов, а те такие же падалыцики…

Впереди случилось что-то очень плохое. Самарха не выдержала, бросилась вперед, а вот он не сумел. Потому что все еще осматривался, ведь общее сражение разбилось на несколько отдельных боев… По крайней мере, вода пахла выстрелами сразу в нескольких направлениях. Все-таки пошел за Самархой.

Та вернулась, прежде чем он догнал ее, издалека прокричала:

— Рындин погиб. Кто-то из этих смышленых… — дальше что-то малопонятное, но не очень привлекательное, — подошел к нему сзади и проткнул копьем в пологе.

— Как погиб? — Рост даже это не сразу понял, настолько был отключен от действительности.

А когда понял, заголосил так, что его было слышно, наверное, даже в устье реки, вытекающей из Гринозера:

— Всем касаткам — назад!

Но в этом уже не было смысла. Касатки, то ли под воздействием эмоций своих наездников, то ли сами по себе, дрались так. что Рост отчетливо чувствовал в сознании их боевое напряжение. И жестокость, внезапную и сильную, как лавина в горах.

Он заметался, пробуя их удержать, как-то вернуть себе контроль над их поведением… Нет, ничего не получалось. Тогда он попробовал действовать самостоятельно.

Первым делом он прикрыл местных самок с детенышами от не в меру разбушевавшейся стаи стрелков, которые уже вознамерились всех перестрелять… И успел вовремя, заливные его поняли, отошли в сторону, а самки, прикрывая собой крохотных викрамчиков с еще не вполне оформившимися лицами, потянулись к выходу из фьорда.

Еще дважды ему удалось проделать это, прежде чем он, как и Самарха, добрался до того места, где погиб Рындин. Он даже нашел его. Его касатка, обливаясь кровью, лежала на дне, слабо шевелясь, но уже умирая. И умирала она не потому, что захлебнулась, и не потому, что ее слишком сильно изрезали океанские викрамы, она умирала от того, что кто-то в упор, раз пять или больше, прострелил ей голову из ружья. По ранам было понятно, что выстрелы были слабее и тоньше, чем из их, выращенных Зевсом ружей, но в упор, поэтому они и добили гиганта.

Потом кто-то издалека, так, что звук даже как-то немного отражался от скал и берегов, доложил:

— Они тут сдаются, командир.

— Не добивать их! — заорал Ростик. — Выпустить без ружей… Главное — ружья!

— Другого-то оружия вокруг много, они на отходе его столько соберут… — кажется, это была Вика.

— Не добивать, приказываю!

Мимо прошел еще один косяк океанских, теперь среди них были даже солдаты, их можно было определить по доспешным пластинам и общему виду. И пахли они иначе — страхом за тех, кого не сумели защитить, и сломленным гневом побежденных солдат.

Спустя пару часов совершенно неожиданно и очень нелепо погибла, атакуя какое-то нагромождение стен и пещер под ними, Вика Бабурина. Было непонятно, что ее туда понесло. На этот раз Рост оказался далеко, заливные викрамы пробовали вытащить ее из боя, но когда вынесли, она уже умерла. Что будет с ее касаткой, Ростик не понял, она могла и выжить, хотя пока была немногим лучше, чем мертвая. Видимо, гибель наездника превращала гиганта в марионетку, у которой разом обрезали все нити, или даже во что-то более скверное… Ведь в отличие от марионеток, гиганты были живыми.

А Рост пробовал не допустить полного истребления защитников фьорда, и иногда ему это удавалось. И только спустя еще час или даже больше он вдруг понял, что это осознали и победители — заливные рыболюди. Идея о том, что противник, если его не добиваешь, меньше сопротивляется, потому что ему оставляют возможность жить дальше, медленно проникала в их от природы чуждые милосердия души.

А потом они взяли цитадель океанских, выстроенную на дне самого глубокого и обширного в этих шхерах каньона. Он действительно оказался на удивление плотно застроен, как город.

Все касатки, осознав свою слабость в бою между постройками, уже отошли. С этим проблем, кажется, не было. Вот только в них еще не угасло желание мести. Кто-то, кажется, Просинечка пару раз бросилась и буквально растерзала с десяток защитников фьорда. Но общее настроение, к счастью, осталось неизменным.

И даже сами воины из океанских это, кажется, стали понимать. Интересно, грустно думал Рост, сдались бы они, если бы им это заранее предложили? Ведь и при поражении их солдатам все равно необходимо защищать своих детенышей, стариков, невооруженных женщин?.. И вынужден был ответить, что нет, викрамы из этого фьорда готовились драться и только драться.

Только понимание того, что им придется по-прежнему закрывать своих «домочадцев» от всякой опасности и беды, которая подстерегает их в море, заставляла даже самых стойких, самых упорных бросать оружие и сдаваться… Кстати, было непонятно, как это научились понимать заливные, ведь человеческого жеста сдачи на милость победителя — поднятых рук — рыболюди не знали.

И только потом он увидел — викрамы не поднимали руки, они опускали руки вдоль тела и поднимали хвост почти к груди. Некоторые при этом опускали головы, хотя это было бессмысленно, ведь они все равно ощущали пространство вокруг себя на сотни метров, даже в этой воде, уже безнадежно испачканной кровью, запахом выстрелов из ружей и смертью.

Но когда он это увидел, наступил уже следующий день, и фьорд был захвачен. Хотя отряд заливных уменьшился уже до того, что почти каждый из них, даже некоторые из женщин и подростков, мог найти себе ружье, разумеется, забрав его из рук павших.

12

Несколько дней у Ростика ушло на то, чтобы обойти весь завоеванный фьорд. Он был невероятно велик, и в нем было на что посмотреть. Города океанских, конечно, выглядели не такими сложными и по-своему красивыми, как город викрамов у берега бегимлеси, который Рост мельком видел, когда его туда пустили. Но зато тут города располагались на склонах, в несколько ярусов, и эту вертикальную развертку местные строители очень удачно использовали. Было тут и несколько… деревень, что упрощало понимание викрамской архитектуры, хотя, возможно, слишком уж упрощало.

Пару раз, когда Ростик осматривался, он натыкался на небольшие, в пару сотен душ, стайки океанских. Они состояли в основном из детенышей и самок. Эти океанские при виде его касатки расступались, иногда собирались в очень плотные косяки, словно боялись, что вот сейчас неведомый зверь бросится и растерзает их до последнего ребенка. Разумеется, Рост вел себя в таких случаях преувеличенно спокойно, чтобы никого не пугать. То, что они все-таки не ушли, было хорошим признаком. Их вождей перебили или изгнали, теперь им оставалось только подчиниться новым вождям, а уж в том, что заливные это используют, он не сомневался.

На второй день умерла касатка Вики Бабуриной, даже ее невероятных регенерационных способностей не хватило на то, чтобы на этот раз залечить свое тело, слишком тяжелыми и глубокими оказались ее раны. Она умирала молча, тихо рея в верхних слоях воды, но ее уже приходилось поддерживать едва ли не двум десяткам рыболюдей. Они сменялись время от времени, вероятно, это было даже для них тяжелой работой, но они ее выполняли. И все-таки касатка умерла. Она даже выпустила тело Вики, которое опустилось на дно, и тогда стало видно, что она получила два очень плохих ранения, одно от длинного, проникающего копья, в район груди, и второй выстрел разорвал ей мускулы у шеи.

И ей, и обеим касаткам, вместе с находящимся во второй Рындиным, устроили что-то вроде похорон. Это и в самом деле были похороны. Их осторожно, даже ласково вволокли к какой-то тесный грот, вход в который плотно замуровали.

— Крабы все равно найдут туда порогу, — буркнула Просинечка, кажется, сама жалея, что произнесла эти слова.

— Грубая ты, Ийка, — прошипел Шлех. И по тому состоянию, которое он при этом транслировал едва ли не на половину фьорда, стало ясно, что он совсем не просто присматривался к Вике, она ему нравилась, даже больше, чем нравилась, только он не считал себя вправе… Или думал, что она еще маленькая, надеялся, что она подрастет, и тогда он…

Что я скажу Бабурину и Аде, думал Ростик, привычно злясь на себя за то, что не сумел защитить эту девочку. Рындина, должно быть, потому, что тело его осталось в касатке, он воспринимал более отвлеченно. Хотя и его было жалко, он мог бы сделать много полезного для этих викрамов, для всего, что теперь тут предстояло устроить.

Еще Роста почему-то стала волновать возможность того, что океанские каким-нибудь образом устроят подземные ходы между соседними шхерами. Это грозило обернуться тем, что из соседних фьордов, где еще находились океанские, они начнут наносить незаметные удары в тыл заливным, особенно разрушительные тогда, когда их бойцы будут охотиться за пищей или охранять вход в этот фьорд, а сзади окажется мало бойцов.

Всего солдат насчитали менее двух тысяч, и хотя вооруженных рыболюдей было по-прежнему более трех тысяч, потому что почти ни одного ружья они не потеряли, это было опасно, ведь не оружие делает воином, а дух, способность сражаться, защищать свой дом, свое обиталище.

Да и выстрелов у каждого было совсем мало. Как викрамы их ни экономили, в редком ружье осталось более двадцати патронов. Рост сам видел, как в каком-то подобии мастерской, с массой металла и молотками разной формы, мощные на вид викрамши расплющивали человеческое ружье, видимо, потому что в нем не было теперь смысла, стрелять из него было нечем.

Вода в фьорде восстанавливалась медленно, может быть, еще и потому, что у победителей не хватало рук, чтобы вынести из этой воды всех павших, все трупы. Правда, как Рост ни пытался подсмотреть, он не понял, что делали со своими павшими его викрамы, может, и не хоронили так же, как касаток. Он только заметил, что их тела пропали раньше, чем стали уносить куда-то трупы океанских.

На третий день Самарха ему доложила, почти по

форме:

— Скалы тут жутко твердые, командир. Мы со Шлехом, ты же знаешь, как он дно чувствует, обошли весь периметр и решили, что никаких подводных пещер тут быть не может. Поэтому из соседних шхер не нападут.

— Вы обследовали? — удивился Ростик. — Неужто я давал такое задание?

— Ты его сам пытался выполнить… Только у тебя получалось хуже, чем у нас, — пояснил оказавшийся поблизости Шлех.

На четвертый день, когда Левиафан вдруг решил выйти в море, чтобы по-настоящему подкормиться, потому что рыбы в самом фьорде стало не хватать или осталась слишком мелкая, неинтересная, вокруг Ростика вдруг собралась огромная толпа заливных. Это все были ребята с оружием, плотные, даже суровые, если бы к их лицам можно было применить такое человеческое понятие. Ростик даже слегка обеспокоился.

Рыболюди взяли его в кольцо и медленно, едва шевеля хвостами, скорее торжественно, чем угрожающе, повели на небольшую отмель в один из самых неинтересных, с точки зрения Левиафана, заливчиков. Тут было много мелкой гальки, наверное, на такой даже человеку было бы приятно позагорать.

Ростик не понимал, что происходит, уж не награждать ли его каким-нибудь викрамским орденом вздумали, но тогда почему только его? Ведь все отличились, а уж те, кто погиб — Вика, Рындин и Настя Вирсавина, вообще, за эту победу своими жизнями заплатили. Но дело оказалось в другом.

— Командир, ты должен уйти… — Самарха смутилась, выражение «уходить» на едином могло означать и гибель, смерть. — Я хотела сказать, тебе пора выходить из гиганта.

— Что? Почему? — все-таки туповат он стал за последние дни, с того самого момента, когда попробовал внушить викрамам идею милосердия. Или на него давило это место, забивало его способности думать по-человечески…

И лишь когда Ростик увидел на этом бережку трех людей, он понял, что его снова, как уже было, вызывают. Может быть, для доклада или для чего-то еще.

Он на миг взгрустнул, слишком невероятным ему вдруг показалось оставить своего Левиафана, его мягкую поддержку, постоянно присутствующую в сознании, великолепное ощущение силы и радости жизни, которым гигант одаривал своего наездника. И все-таки, возможно, в мире людей, от которого он так давно и основательно отвлекся, что-то происходило, что требовало его присутствия. Если бы не это, наверное, его бы не вызвали, прислав сюда, на край континента, антиграв. Поэтому приходилось подчиняться.

Рост выполз из Лео с трудом, словно не только мыслями и ощущениями, но какими-то росточками нервов, как обычное дерево, врос в него, сделался его придатком. Но и это пришлось перебороть.

Все-таки уйти от гиганта, даже когда Ростик оказался в воде, пробуя ощутить свое новое… нет, обычное человеческое тело, было трудно. Он поплавал вокруг Левиафана, рассмотрел его новые шрамы, каждый из них вспоминая, словно он должен был остаться и на его теле. А потом Лео все-таки нырнул слишком глубоко, это было как дружеский толчок в плечо — мол, не затягивай расставания, все равно не поможет.

Рост доплыл до галечного пляжа, где стояли люди, которые пришли по его душу, и вышел, слегка покачиваясь. Встряхнулся и присмотрелся. Это были Мурад, Гартунг и Ким. Гартунг, кстати, уже раздевался, видимо, он должен был занять место Ростика в его гиганте.

А Ростик стоял по грудь в воде, которая теперь казалась на редкость соленой и холодной, и не решался выйти на берег. И тогда-то вдруг около него появился викрам. Он высунулся, телом опираясь на воду так, как Ростик никогда бы не сумел, и вытянул руку. В ней было что-то, похожее на обычный викрамский нож против акул, только его следовало не подвешивать к поясу, а носить на шее, на очень необычной, какой-то крученой цепочке. На клинке отчетливо читалось изображение касатки, внутри которой размещалось довольно причудливое, схематичное, но местами и слишком откровенное изображение человека.

— Т-во, — просипел викрам на едином, старательно опуская голос, чтобы Ростику было понятнее.

— Это ты, друг-переговорщик? — спросил Ростик, памятуя о том парне, с которым разговаривал в заливе перед началом войны, который служил ему переводчиком в разговорах с вождями. Викрам понял, сделал странный жест плечом.

— Тот пог’б, ще у реки, я — и-но. — Внезапно он поднял голову и посмотрел своими необычными глазами прямо Росту в лицо. — Ты д’мал, мы один… понима’т р-еч?

— Мне не хватало разговоров с вашими вождями.

— Ты, с берег, сл-шком значит р-еч. Мы те-ебя п’нимат. — Он помолчал, оценил, насколько внимательно Ростик разглядел подаренный нож. — Ты думат сил-но, д’же мешал нам.

— Вы все понимали? — Рост был даже не удивлен, а ошеломлен этим. А еще вернее, тем, что он за все время, проведенное с рыболюдьми, не осознал этого, ни на миг не усомнился, что они уклоняются от его советов или приказаний.

— Ит-от нож кажи люб-ом нас, как право ’казат. Нож вождя д’ля война…

Дальше было опять что-то непонятное. Но Ростик и так его отлично понял, кивнул, протянул руку, коснулся кончиками пальцев плеча викрама. Тот снова сделал странный жест и, подняв небольшой всплеск, ушел на глубину.

Рост направился к берегу. Гартунг уже стоял в воде по колено, привыкая к ее температуре, выискивая глазами Левиафана.

— Привет, — сказал он едва ли не будничным тоном, видимо, подробности войны, а уж тем более сам Ростик Гринев, его мало интересовали. Или он рассчитывал все узнать и увидеть, когда будет в гиганте.

— Здорово, — ответил Ростик. — Как там?

— Они расскажут, — и Гартунг, не размениваясь больше на разговоры, прошел чуть глубже и сразу нырнул, на миг показав над водой свои пятки.

Ростик вышел на берег, Ким сразу всучил ему что-то, похожее на полотенце, хотя на ощупь это больше походило на суконную дерюгу. Рост растирался и ежился, его кожа в гиганте стала слишком нежной для такого массажа.

— Что, брат, нелегко в нашей-то одежде ходить будет? — спросил Ким и улыбнулся своей знаменитой улыбкой.

— Зачем вы тут?

— Не журысь, хлопче, за тобой целый крейсер пригнали.

Ростик растерся, чувствуя, как его рассматривает Мурад, повернулся к заливу, чтобы увидеть, как в Левиафана входит Гартунг. Со стороны было похоже, что они сразу же нашли общий язык. Да и почему бы им не вспомнить друг друга, не обрадоваться, подумал Ростик с внезапно проснувшейся мелкой ревностью.

— Погибли Настя Вирсавина, Вика Бабурина и Рындин, — начал он на всякий случай рассказывать. — Также погибло более двух третей бойцовых викрамов из наших и почти треть тех, которых они тащили сюда обозом для поселения. Сейчас их и двадцати тысяч, наверное, не наберется.

— Так трудно пришлось? — зачем-то переспросил Мурад. Рост повернулся к нему.

— Нелегко, но теперь, вероятно, можно будет уже по проторенной дорожке привести еще рыболюдей из залива. Кажется, им тут должно понравиться, место на самом деле отличное.

— Ты и для крепости отличное место выбрал, — махнул куда-то в сторону Мурад. — И для порта… Прямо тут и устроим.

— Океанские утопили как минимум один из кораблей тех купцов, которые тащили сюда оружие. Оказывается, рыболюди все о ружьях знают, только не верят в них или опасаются пускать в ход. А мы-то думали, что наше изобретение будет для них полной неожиданностью.

— Но ведь так и оказалось? — со сдержанной убежденностью сказал Ким и вдруг вздохнул. — Эх друг, да за вами из комнатки под заводом следили чуть не круглосуточно. Мы все знаем об этой войне, даже больше знаем, чем ты. Например, как погибла Вирсавина.

Ростик повесил голову, вопреки всякой логике ему хотелось вернуться в воду, выгнать Гартунга и самому продолжить… Хотя зачем, почему? Кто бы ответил на этот вопрос, кто бы помог справиться с этим внезапным желанием?

— В этом не было твоей вины, ты все делал правильно, — проговорил Мурад. — Знаешь, Гринев, я бы не смог так воевать.

— Никто бы не смог, — высказался и Ким.

— Кто за нами следил?

— Как правило, Гартунг, но он оказался не очень хорошим наблюдателем, уставал быстро. Поэтому там почти безвылазно аймихо сидят, душ сорок. И меняются, если у кого-то что-то не получается, — доложил Ким. — Зато они обучаются, у некоторых из их старцев выходит уже очень хорошо, словно телевизор смотришь… То есть я имел в виду, как те телевизоры, которые у нас на Земле были.

— Только в цвете, — добавил Мурад.

— На Земле, наверное, уже и цветные есть, — процедил сквозь зубы Ким, он отчего-то нервничал или слишком отчетливо понимал, как Ростику не хочется уходить отсюда, из этого фьорда, который они с таким трудом завоевали.

И все-таки пришлось одеваться в одежду Гартунга, хотя она была явно мала, на пару размеров, как минимум.

— Нет, ты его тряпки не трогай, — вдруг зачастил Ким. — У меня для тебя халат есть, а вещи эти… Найдется кому позаботиться.

Он и в самом деле вытащил из сумки, которую Ростик не заметил раньше, подобие азиатского халата без пуговиц, зато с поясом. Еще он приволок что-то вроде войлочных, подбитых кожей, шлепанцев.

— А крейсер зачем пригнали? — спросил Ростик, чтобы хоть что-то сказать.

— Как зачем? — делано удивился Мурад. — Мы же сюда уже неделю назад пришли, место разведать, возможности доставки материалов и строителей… Или ты не заметил?

— А разве тут можно построить… Нет, крепость можно, в этом я не сомневаюсь. Но порт?

— И порт можно, я привез одного из Широв, он обещал, — Мурад снова куда-то взмахнул рукой. — Тут проложим отличную дорогу, в скалах этих выроем склады для товаров, укрепленные притом, и вообще — сделаем все, что угодно.

— Взрывать, что ли, их собираетесь? — удивился Ростик.

— У Широв, если ты еще помнишь, есть свои методы обращения с камнем, — высказался Ким. — Ты, парень, не расстраивайся, все уже придумано, кажется, даже планы рисуются, чтобы строителям все было понятно. Разве что вот только колышки не вколотили для разметки.

— Значит, считается, что и с крепостью все получится? Странно… Мне казалось… Понимаете, очень трудно было… Еще несколько дней назад трудно было выбрать фьорд, который следовало завоевать. А вы уже тогда решили.

— Нет, Гринев, тебе с помощью этой самой комнатки давали очень подробные инструкции, — суховато произнес Мурад. — И мы не сомневались, что ты их улавливаешь. Да так ведь и получилось.

Рост на миг сосредоточился и вдруг вспомнил тот режущий в воде, непонятный звук, который ему мешал иногда. Оказывается, это были инструкции, сигнал, который ему гнали из комнатки под заводом.

— Плохо старались, — буркнул он все-таки.

— Ребята работали, — заступился за связь Мурад. — Я там последнюю неделю перед вылетом жил и все видел своими глазами.

— А тебя, значит, по-прежнему держат за командира этой крепости? — Чтобы смягчить интонацию, Рост добавил:

— Как крепость назвали?

— Порт Дальний, — Мурад сдержался, многому научился за последние годы.

— Дальний, Далян… — Ким изо всех сил старался развеять Ростиково настроение. — Слушайте, а давайте назовем его Порт-Артур, ведь на Земле у нас был когда-то такой же. И Дальний тоже поблизости от него был. И героическое же название.

— Пошли, — предложил Ростик, оценивая, как он теперь, на плохо гнущихся ногах, будет преодолевать все эти скалы, да еще по гальке почти в домашних тапочках.

— Зачем? — удивился Ким. И посмотрел куда-то вверх, кого-то там заметил и поднял обе руки. Оказывается, за ними наблюдали. — Сейчас крейсер подойдет, места для посадки хватает, отсюда сразу и полетим.

— Вы полетите, — процедил Мурад. — А мне тут работы… теперь на годы хватит. — Внезапно он улыбнулся, видимо, тоже считал, что зря они так-то вот, сухо… Тоже пытался смягчить обстановку. — Порт-Артур буду возводить.

— Ага, тебе тоже понравилось, — улыбнулся ему Ким, видимо, за последние дни они неплохо спелись.

— Ладно, ребята, с этим покончено, как я понимаю, — Рост неопределенно обвел рукой залив перед собой. — Выкладывайте, зачем я начальству потребовался?

— Понимаешь, Рост, — Ким сразу стал каким-то отчужденным или испуганным даже, — беда у нас. — Помолчал. — Астахова его птерозавр… мертвым на алюминиевый возвратил. Начальство боится, что и других наездников… эти гиганты могут уморить. И никто ничего не понимает. — Снова помолчал. — Даже Зевс, кажется, не понимает. Или мы не умеем его расшифровать. Вот для этого ты и нужен — объяснить, что происходит и почему?

— Астахов? — только и спросил Ростик.

— В этом деле, Рост, очень много непонятного, — Ким взъерошил свои не очень короткие для офицера волосы, в которых неожиданно промелькнула седина. Он посмотрел на друга, глаза его были печальны, даже странно стало, что еще полминуты назад он улыбался. — Не завидую я тебе, ох не завидую.

Откуда-то из-за скал, разом сделавшись очень мощным, вывалился звенящий звук крейсера, который почему-то форсировал свои котлы. А потом Рост увидел, как на воде завоеванного заливчика появилась отчетливая, словно нарисованная тушью, тень. Но она уже направлялась к берегу, крейсер садился, чтобы подобрать их. Вернее, отправить его на новое задание.