Общение с пожилыми родителями. Как сохранить любовь и терпение

Глава 1 Нельзя воспитывать

Старики неряшливы. Они боятся сквозняков. Они подолгу хранят еду в холодильнике, а вместо того, чтобы вылить «задумавшийся» суп, предпочитают его прокипятить и съесть.

Всё это вас раздражает. Вам хочется объяснить им, как надо. В конце концов, вы просто злитесь!

В деревне, куда съезжались все мои родственники – родители, дети, внуки, – я резала салат на всю семью. Втыкала в него общую ложку. Подходила мама, пробовала салат той самой ложкой, говорила: «Ой, как вкусно!» – и возвращала облизанную ложку на место.

Я видела, какими взглядами провожали эту ложку мои дети и внуки, и понимала: никто из них салат есть не будет. Им неприятно, они брезгливы и имеют на это право.

Что делать? Поначалу я воспитывала своих стариков.

– Мамочка, давай сменим твой халат. Он грязный, его пора постирать.

– Ниночка, мне в нем удобно, он не грязный. И грязь мне не мешает.

– Мамочка, давай сменим, я не могу на это смотреть. Я сама его выстираю, выглажу и верну тебе завтра. А пока надень вот этот. Смотри, он такой же, как твой, только новый.

– Ниночка, ну мне уютно в моем!

Я все-таки настаивала, мама все-таки меняла халат. Но вместе с ним менялось и ее самочувствие. То ли ей было холодно, то ли жарко – она не понимала. Но понимала, что над ней совершено насилие. И, пока я с остервенением терла засохшую на халате грязь, мама переживала ощущение ненужности. Оно знакомо всем нам: каждому доводилось осознавать, что кто-то близкий будто бы видит перед собой не живого человека, не личность, а предмет. Как правило, мы заканчиваем такие отношения. Но родители не могут «закончить» отношения со взрослыми детьми!

…Родители приезжали к нам на дачу.

– Папа, давай я тебя подстригу, – говорила я. – Но сначала тебе надо сходить в баню, помыться.

– Мне там холодно, – ежился папа.

– Если хочешь, давай в душ.

– В душе еще холоднее.

– Папа, когда ты последний раз мылся? – спрашивала я и догадывалась: он сам не помнит когда.

– Да мне холодно мыться, – признавался он.

Я настаивала. Вела его за руку в баню. Он возвращался оттуда через час – такой уставший, что стричься у него уже не было сил. Почти в девяносто лет поход в баню совершенно изнурял папу. А мне казалось, так правильно: он должен быть вымыт и подстрижен.

Рано утром родители разговаривали у себя в комнате:

– Витенька, ты проснулся? – кричала мама. – Как ты спал? Как давление?

– Нелечка, я померил давление, оно нормальное! – кричал в ответ папа.

Папа плохо слышит, и мама привыкла говорить очень громко. Просыпался весь дом. А больше всего меня беспокоило, что просыпалась моя дочь Катя. Она приезжала к нам уставшая – и даже в деревне продолжала работать по ночам. Ее карьера шла в гору, но я точно знала: она легла не раньше двух часов ночи. А в шесть – эта утренняя перекличка стариков, которая, конечно же, разбудила ее.

Разбудила в том самом доме, который Катя на собственные деньги построила нам в подарок.

Я влетала в комнату родителей, прижимала палец к губам, просила каждого:

– Мамочка, папочка, Катя спит, пожалуйста, не шумите!

Они пугались. Они вовсе не хотели разбудить Катю – и после завтрака начинали собираться домой. Им было неуютно от обилия наших правил, таких естественных для нас и таких непредсказуемых для стариков.

А мне не хотелось, чтобы они уезжали: я мечтала, как мы будем все вместе разговаривать, шутить, смеяться… Мое сердце рвалось на части между родителями и детьми. А я сама оставалась посередине, на месте разрыва.

Спустя какое-то время я поняла, чтó не так. Нельзя воспитывать родителей. Просто нельзя. Они уже не изменятся, зато почувствуют свою «второстепенность». От такого воспитания ломается привычное распределение ролей в семье, а взамен не выстраивается ничего.

Но как же быть? Как быть с салатом, с халатом, с ранними подъемами?

Создать среду, в которой у родителей не будет шанса нарушить ваши правила, – и признавать за ними право на чудачества.

Мамин халат можно постирать, когда она уснет, а к утру принести ей высохший и выглаженный. Папе может помочь помыться сиделка (и так будет удобнее всем!). Салат лучше сразу положить маме в тарелку, чтобы не было нужды тянуться к общей ложке.

А что с шумом по утрам? Мы и это решили.

Я стала приглашать детей и родителей на дачу раздельно.

Мы жили на даче своей взрослой веселой жизнью. Гуляли с детьми, играли с внуками, подолгу засиживались в гостиной по вечерам и вдоволь спали утром. А дети по очереди ездили в гости к бабушке и дедушке в их нижегородскую квартиру.

Там старики чувствовали себя на своей территории. Внуки пили с бабушкой чай, слушали дедушкину музыку, делали с ними обоими селфи, общались – и мои родители чувствовали, что гости приехали именно к ним!

После, когда дети разъезжались, я приглашала на дачу родителей – и все внимание доставалось им. Но даже в этом случае я предпочитала брать на дачу помощницу, которая смогла бы подменить меня в бытовых делах и уходе за стариками.

Когда я перестала воспитывать папу с мамой, нам всем стало заметно легче. Хотя, надо отдать должное родителям, они никогда меня не критиковали: всё принимали, понимали и благодарили даже за то, за что не надо было благодарить.

Мы не можем вернуть старикам молодость. Но можем принять их старость как новую реальность – и не переделывать ее.

Глава 2 Нельзя спорить

Мой папа голосует на выборах совсем не за тех, за кого я. Так было всегда, как минимум с начала девяностых. И немудрено: это время больно ударило по фундаментальной науке, которой занимался папа. Финансирование научных исследований почти прекратилось, молодежь из НИИ ушла кто в бизнес, кто в «челноки», а кто и в криминал.

Папа глубоко это переживал. Еще недавно он был уважаемым академиком, окруженным учениками и последователями. Он чувствовал, что его работу ценит государство, что он нужен. Он был лауреатом Государственной премии СССР, его книги выходили на разных языках. Даже сейчас, когда папе девяносто семь лет, я иногда получаю в Академии наук деньги за его статьи.

А что он ощущал в начале девяностых? Для него демократическая Россия стала концом всего, с чем он работал и жил.

Конечно, он голосовал за традиционные советские ценности: новые его совсем не вдохновляли.

Папа очень силен в науке. Но в политике, как и во многих других вещах, мы с ним кардинально расходимся. Я давно поняла: спорить с ним не то что бесполезно – просто опасно. Опасно для наших отношений – папа заводится, нервничает, ему сложно принять такую разницу во взглядах с близким человеком. Я не смогу переубедить его, он – меня, так зачем тогда вообще нужен этот спор?

Мне повезло: в отличие от папы, мы всегда были близки в убеждениях с мамой. Она, когда работала учительницей физики, могла позволить себе то, чего никто не позволял: рассказывала ученикам, как ее отца безо всякой вины арестовали в 1937 году. Как она совсем девчонкой ездила к прокурору СССР Вышинскому – и смогла к нему пробиться! Ей не удалось спасти отца от тюрьмы, но как минимум от расстрела – удалось.

После этого мама не вступала ни в комсомол, ни в партию. Говорила: «Да, я могу. Но только после того, как с моего отца снимут бремя вины».

Я была совсем маленькой, но помню, как мама праздновала XX съезд партии (тот самый, на котором осудили культ личности). День смерти Сталина она отмечала каждый год – для нее это был «красный день календаря».

Когда я просила маму рассказать про Великую Отечественную войну, она вспоминала, как по ночам охраняла картофельное поле: вместе с соседями они по очереди выходили ночью сторожить картошку, чтобы ее не выкопали воры (такие же голодные, как они сами). Шестнадцатилетняя девочка дрожала от холода и страха и понимала, что совсем, ну совсем ничего не сможет сделать с ворами, если те появятся.

А папу в восемнадцать призвали на войну. И он воевал – конечно, за Сталина. За кого еще было воевать вчерашнему подростку? Верой во что поддерживать боевой дух?

Папа не может об этом забыть. Так же, как мама не могла забыть о том, как ее с семьей выгнали из квартиры и поселили в коммуналку, как они с сестрой выходили на улицу по очереди – на двоих было только одно приличное платье.

Так вот, на выборы мама и папа ходили вместе. Но никогда не заходили в одну и ту же кабинку. Мама знала, как проголосовал папа, но никогда не показывала ему свой заполненный бюллетень.

А когда они вместе смотрели программу «Время» и мама пыталась обратить папино внимание на явные нестыковки, папа злился: он всегда был на стороне пропаганды.

Мама прекращала разговор. Нет, она не спорила с ним о политике. Она шутила. Могла, к примеру, со смехом спросить:

– А что по этому поводу думают коммунисты?

И папа, совершенно не улыбаясь, обстоятельно отвечал на вопрос.

Когда началась специальная военная операция на Украине, я, еще не поговорив с папой, была уверена: мы на разных полюсах.

Приехала к нему в гости. Конечно же, он начал говорить про Украину – и, конечно же, я поняла, что наши с ним позиции не совпадают.

Я не спорила. Кивала и говорила:

– Спасибо, папа, что ты так откровенен со мной – рассказываешь мне, что думаешь.

– А что, ты несогласна? – прерывал себя папа.

– Да, несогласна, – я обнимала его. – Но мы же не будем с тобой спорить об этом. Мне даже кажется, тебе неинтересно, что я думаю. А мне интересно, что думаешь ты.

Я и правда не собиралась спорить: это бесполезно и опасно. Теперь – опасно уже для самого папы. Если вдруг случилось бы невероятное и я смогла бы его переубедить, папе пришлось бы пересматривать всю жизнь. Все основы, на которых строился его мир в детстве, в юности, в зрелости… Зачем ему такое потрясение в девяносто семь лет? Кому оно нужно? Никому.

Люди имеют право на разные убеждения. Я исповедую принцип, приписываемый Вольтеру: «Я не согласен с вашим мнением, но готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли его высказывать». Мне кажется, это и есть настоящая демократия.

…Через месяц после начала СВО папа признался, что почти не смотрит телевизор: там говорят слишком быстро и слишком тихо, слов не разобрать.

Он помолчал и спросил:

– Ниночка, а что там с Украиной? Кажется, всё плохо? Мы там застряли, да? Мы зря туда пошли?

– Да, папа. Кажется, застряли, – я посмотрела на него и добавила: – Но, думаю, Путин знает, что делает.

Папа перехватил мой взгляд, посмотрел на меня с огромной грустью и одновременно с благодарностью и теплом. И сказал:

– Ты права, не будем говорить об этом. Мы ни на что не можем повлиять.

Меня поразило, сколько горечи было в его словах.

В тот момент мы были с ним солидарны. Все кухонные споры о политике или о том, что нас не касается, – зачем? Ну зачем их заводить с родителями?

Зачем спорить с бабушкой-дедушкой, в какой вуз поступать внуку после школы? Это решение внука – и только внука. Зачем спорить, что готовить на ужин? Кто что хочет, тот пусть себе и готовит. Зачем с пеной у рта доказывать, что советское кино – скучное? Для вас, может, и скучное, а для стариков нет лучше фильмов, чем те, что они смотрели в молодости.

Споры о политике тоже сиюминутны. На моей памяти наша страна трижды меняла направление развития. И последний раз, я уверена, далеко не последний. Те, кто был в начале строя, внезапно оказываются в конце – и наоборот. Так стоит ли ломать копья?

Старики тратят на споры гораздо больше сил и эмоций, чем мы. Они сильнее нервничают, им намного труднее восстановиться после такого «обмена мнениями». Постарайтесь не нагружать их ненужными переживаниями. Воздержитесь от споров!

Глава 3 Нельзя жаловаться на жизнь

Когда вы стали взрослыми, а родители вашу взрослость приняли (не со всеми детьми случается такое счастье), вы могли обсудить с мамой и папой всё, что вас тревожит. Пожаловаться на ужасного главреда, который не принял ваш сценарий или зарубил ваше кино (а вы его так долго снимали, так рассчитывали увидеть в эфире!).

Я привожу примеры из своей жизни, но вы понимаете: у всех свое кино и свои главреды.

Но каждого из нас родители принимали, слушали, поддерживали. Они, уже зрелые, но еще не старые, отлично понимали: неприятности тоже жизнь. Она не состоит сплошь из белых полос, время от времени случаются и черные. Это не крах и не катастрофа, нужно просто поддержать человека, и он разберется со всеми сложностями.

Но наши родители становятся старше и старше, всё сильнее замыкаются в своих болезнях (а если не в них, то в самих себе) и уже с трудом понимают, что это такое – ваше кино и кто они такие – ваши главреды.

В психологии есть такой термин – «ригидность мышления». Он означает, что человеку очень сложно (а порой и невозможно) принять что-то новое. В реальности, где всё знакомо и понятно, человека ничего не затрудняет, но он теряется, как только сталкивается с чем-то новым. Он не может поменять свои взгляды, отношение к миру, не может встроить новую информацию в свою жизнь.

Наверняка, вы удивлялись тому, как быстро дети осваивают новое. А если пытались учить иностранный язык после сорока – вздыхали: как тяжело запомнить слова и выражения! Но наш мозг так устроен: чем старше мы становимся, тем больше он нацелен на то, чтобы сохранить существующее, а не заполучить новое.

Конечно, ригиднее всего мышление у стариков. Когда вы жалуетесь им на жизнь, они не понимают деталей, но отлично понимают, что с вами или вашими детьми что-то не так. У вас какая-то беда. А любовь к вам и тревога за вас «дорисуют» эту беду до масштабов вселенской катастрофы.

Вы уйдете – а старики? Они останутся переживать. И переживать будут еще очень долго.

Словом, как только вы почувствовали, что ваши пожилые родители перестали понимать суть ваших жалоб, прекратите жаловаться.

Да, дедушки и бабушки трепетно относятся к внукам и радуются, когда у них всё хорошо. Да, им интересна ваша жизнь!

Но они хотят (и могут!) слышать только о ваших успехах и об успехах ваших детей. Пусть и тут они не поймут деталей, но уловят общий тон: с детьми всё хорошо! Внуков хвалят в школе!

Разговоры же о том, что над вами нависла угроза увольнения, а внучка рассталась с бойфрендом, с которым дело шло к свадьбе, заставят сердца родителей сжаться. Возможно, до инфаркта.

Стариков, я уверена, можно и нужно обманывать. Говорите, что на работе всё отлично, даже если всё плохо и вас увольняют. Потом, когда найдете новую, расскажете, что и на старом месте было хорошо, а теперь – еще лучше. Рассказывайте, что у внучки отличный парень, но жениться они пока не планируют – у каждого на первом месте учеба и работа.

Пусть ваши визиты радуют стариков! Мне скажут: «Но как же так? Я хочу, чтобы мама меня успокоила!» Но я отвечу: «А не эгоизм ли это?» Для чего вешать на пожилую мать груз своих проблем? Она уже не может посоветовать ничего полезного. Она живет прошлым, не ориентируется в современных реалиях – чем она может вам помочь?

Разделить с вами вашу боль? Но не слишком ли много вы от нее хотите? С серьезными проблемами лучше идти к друзьям или к психологу, но не к родителям, чей «возраст силы» остался в прошлом.

Им и так непросто справляться со слабеющим здоровьем и мыслями о смерти. Стареть трудно.

Красивой женщине тяжело видеть в зеркале свои морщины и сознавать, что такой, как в молодости, она не будет никогда. Сильному мужчине досадно сознавать, что он уже «не орел».

Поэтому – да, проявите уважение. Рассказывайте старикам только хорошее. И переходите к безопасным для вас темам – здоровью родителей, их быту и привычкам. Об этом они готовы говорить с вами бесконечно.

Глава 4 Нельзя лезть в домашнее хозяйство

Вы приходите в гости к пожилым родителям, открываете холодильник, чтобы поставить специально приготовленную для них еду… И в ужасе закрываете дверцу. Потом открываете снова – уже с решимостью выбросить всё, что есть внутри, и вымыть холодильник с содой, чтобы вывести запах, от которого слезятся глаза.

Понятно, откуда этот запах: от бесконечного количества баночек, тарелочек, сверточков с чем-то недоеденным. Ваши мама и папа, которые всегда отличались любовью к чистоте и порядку, в старости стали буквально коллекционировать еду.

Вы начинаете выбрасывать «коллекцию» – и нарушаете, как говорят картежники, привычный ход мастей. Родителям хотелось, чтоб рука потянулась в холодильник – и взяла тарелочку с вчерашней котлеткой. А та была пожарена к остаткам позавчерашней картошечки. Вы оставляете котлетку (вроде еще съедобная), но выбрасываете картошечку – и всё, нет уже у стариков радости. Они планировали именно так: эту котлетку к той картошечке. А вы нарушили их пищевую идиллию.

Еда много значит для пожилых, она – один из немногих источников радости. Причем еда должна быть именно такая, какую они готовят себе сами. Старики могут попробовать модные ресторанные новинки, но чувство сытости (и чувство радости) ощутят только после котлетки и картошечки, приготовленных «как всегда».

Помню, мои бабушка и дедушка договаривались о том, кто из них и когда будет размораживать холодильник. Под это действо выделялся едва ли не целый день. Сначала бабушка доставала из холодильника бесчисленные пакетики с едой. Потом дедушка вынимал лед и бережно, как хрустальную посуду, обкладывал им бабушкину еду – чтобы сберечь ее, пока холодильник выключен. Это была настоящая церемония вокруг недоеденного пирога и «призадумавшегося» холодца!

И никто не мог бы отобрать у них право на эту церемонию.

Вмешательство в мир их еды ранит стариков даже больнее, чем вмешательство в мир их вещей.

Чтобы вы поняли, насколько это важно, расскажу о случае из жизни нашей семьи.

Однажды папа написал мне гневное письмо и потребовал (буквально потребовал!) уволить уборщиков, которые наводили порядок в их с мамой доме.

Как выяснилось, папа, научившись заказывать продукты в интернете (и страшно гордый этим), заказал три килограмма свеклы. Мама сварила ее, как он любит. Он ел вареную свеклу, а мама нахваливала:

– Витенька, надо же, какая хорошая свекла!

Папа, окрыленный успехом, заказал еще пять килограммов. Свеклу привезли. А через какое-то время родители ее не обнаружили.

Папа был уверен: свеклу выбросили уборщики. Я позвонила Сереже и Свете, замечательным мужу с женой, которые приходили к родителям, слушали папину игру на пианино, разговаривали с мамой о жизни… и потихонечку старались навести порядок в квартире.

Давалось это с трудом: за уборщиками по пятам ходила мама и говорила: «Это не трогайте, это тоже не трогайте». Папа был полностью согласен: убирать нигде не надо, у них и так все чисто.

Я очень сочувствовала Сереже и Свете, но помочь им ничем не могла.

Когда я спросила у них, что за история со свеклой, они растерялись: никакой свеклы не выбрасывали и даже не видели.

– Нет, а кто тогда?! – возмутился папа, когда я пересказала ему разговор.

Конечно, у меня есть брат, который иногда заходит к родителям. Но я категорически не могла представить себе его тихо выносящим из родительской квартиры пять килограммов сырой свеклы. С готовой едой, которую всучила мама, еще куда ни шло, но чтобы с сырыми овощами… нет!

Всё разрешилось через год, совершенно случайно. Мне позвонила доктор, которая вела маму и папу, и призналась, что больше не может уделять им столько внимания, сколько требуется: ей нужно часто уезжать на научные конференции и… все тяжелее бывать в родительской квартире: после того, как Сережа и Света перестали приезжать, запах в комнатах и на кухне становился все ощутимее.

– В последний раз, вы не поверите, я все-таки нашла, откуда пахнет, – сказала она. – В дальнем углу, заваленный каким-то хламом, лежал огромный пакет с протухшей свеклой. Я его выбросила, конечно, но уверена, что он такой не один…

Все встало на свои места. Скорее всего, мама перепрятала эту свеклу – и забыла о ней. Но я поразилась тому, как яростно папа требовал избавить их с мамой от уборщиков – только потому, что они, как он считал, покусились на продукты, которые он лично купил для своей жены.

Меня, конечно, родители к холодильнику допускали. Даже разрешали навести в нем минимальный порядок. Но я просто тонула в бесконечных пакетиках и сверточках, я проигрывала им по всем фронтам.

– Мамочка, зачем тебе эта старая еда?

– Это кошкам.

– Когда ты последний раз кормила кошек?

– Соседка придет и заберет, она любит кормить кошек.

Я знала: последний раз соседка заходила к родителям три года назад. Переубедить маму было невозможно.

Что нас спасло? Повторюсь: появление сиделок. Они находились в доме родителей круглосуточно. Они стали для стариков своими. Они аккуратно, бережно, незаметно подменяли старую еду свежей. А когда мы смогли убедить маму, что обеды и ужины, которые готовил повар, сварила для папы она сама, в доме настала идиллия.

Есть в этом что-то трогательное: даже в деменции, даже разучившись подогревать еду, мама все равно настаивала, что должна готовить для папы.

– Я тут жена! – постоянно напоминала она сиделкам.

Те не спорили. Лишь убеждали ее, что она потрясающе готовит, вот же, уже приготовила и суп, и второе!

Глава 5 Нельзя разговаривать по телефону при родителях

Приходя к родителям, я всегда, всё время была именно и только с ними. Они очень ценили это: я пила с ними чай, угощала вкусненьким, советовалась с мамой. Наши беседы могли продолжаться часами.

Я любила вытаскивать родителей из дома – в кафе, на прогулку по набережной. А потом появились сотовые телефоны.

Если телефон в жизни есть, он становится ее частью. Однажды случилось то, что должно было случиться: мне позвонили, когда я была в гостях у родителей, и звонок был важный, деловой. Я прервала беседу с мамой, вышла в соседнюю комнату, поговорила, вернулась… И застала маму в совершенно другом настроении.

– Ты пришла ко мне или работать? – Ее голос звучал холодно.

Однажды телефон зазвонил, когда папа играл на рояле. Просто зазвонил, – я выключила его через секунду, сбросила вызов! – но атмосфера в комнате изменилась безвозвратно.

Поэтому я быстро научилась выключать звук телефона перед тем, как зайти в квартиру родителей. Научилась просматривать входящие звонки и сообщения в ванной или в туалете и там же по-быстрому отвечать только на самые срочные.

Но старики не перестали следить за моим телефоном. Для них это был соперник в борьбе за мое внимание.

И тогда, чтобы телефон из врага стал другом, я сделала следующий шаг: начала фотографировать маму и папу на телефон и записывать интервью с ними. Это оказалось радостью для всех нас. Продумывая свой визит, я одновременно продумывала и вопросы, которые задам родителям. А потом мы все вместе смотрели, что получилось.

Да, папа с мамой не очень разбирались в соцсетях, им было сложно представить, что такое «двенадцать миллионов просмотров по всему миру». Но именно столько за первые три месяца собрало видео, на котором я спрашиваю маму:

– Мамочка, а что помогает вам прожить вместе семьдесят лет?

– Ты знаешь, Ниночка, ничто не мешает, – отвечает она.

А потом я задаю этот вопрос папе, но папа не слышит. Я кричу – он просит погромче. Тогда мама наклоняется к его уху, которым он еще может различать звуки, и спокойным голосом повторяет мой вопрос:

– Что помогает нам прожить вместе семьдесят лет?

– Ничто не мешает, – отвечает папа.

Нет сомнений – он не слышал мамин ответ! Но сказал то же, что она.

Я до сих пор записываю папины интервью. Как-то я спросила его:

– Папа, как дожить до девяноста семи лет и сохранить разум?

После небольшой паузы он ответил:

– Просто жить.

– А до какого возраста ты хотел бы дожить?

– Я никогда не думал об этом, – папа еще немного помолчал. – Ты знаешь, Ниночка, мне всегда было о чем подумать. Например, о науке.

Прекрасный ответ, согласитесь? Так и можно дожить в разуме до девяноста семи лет – думая о науке. А как папа рассказывал о своих пристрастиях и хобби! Как зажигались его глаза!

Я уверена, что должна создать кино, в основу которого лягут эти короткие видеозаписи – интервью моих стариков. Такое же кино может снять каждый – благо программы для монтажа видео есть в любом телефоне.

Да, при стариках нельзя пользоваться телефоном для работы или общаться по нему с кем-то другим. Но он может – и должен! – стать средством объединения.

Никогда не забуду историю, которую рассказала мне одна ученица. На тренинге я дала задание: найти в своем телефоне интересное фото и рассказать о человеке (или о ситуации) на нем.

– Нина Витальевна, я поняла, как неправильно живу, – воскликнула та девушка. – У меня в мобильнике четырнадцать тысяч фотографий. Полная чепуха – селфи, еда, природа, котики… А с отцом – всего один кадр. И тот – со спины. Я сфотографировала папу, когда он чинил мою машину.

Она обожала своего отца. Мама умерла, когда дочь была маленькой, отец ее вырастил. Они были по-настоящему близки. И вот он внезапно умер. Моя ученица страшно тосковала, но… у нее почти не осталось папиных фотографий.

Папа не любил позировать, а дочери не приходило в голову фотографировать его, пока он не видит. Теперь папы нет. И фотографий его – тоже нет.

Телефон – это возможность сохранить память о ваших стариках.

Глава 6 Нельзя критиковать их прошлое и друзей

Старость – это время, когда люди живут прошлым. Собственно, это и есть самый быстрый «тест на возраст». Молодые, зрелые, даже пожилые люди не зациклены на своем прошлом. Вероятно, оно их даже не интересует. Им интересно настоящее, их влечет будущее.

А вот старикам уже неинтересно «думать вперед». Они романтизируют прожитые годы, по много раз пересказывают, какие невероятные научные открытия совершали, какие производственные планы выполняли и какие необыкновенные чиновники жали им руку сорок лет назад.

Им это важно – точно так же, как вам важны мечты об отпуске.

Вам обидно слышать от мамы: «Да что ты забыл там, в своих Европах? Зачем тебе такие деньжищи вбухивать в отпуск? Вон, приезжай в деревню – там смородина, крыжовник, свежий воздух!»

Маме будет в сто раз обиднее услышать от вас: «Мамуль, да ведь тебя не поздравлял министр промышленности! Это просто была почетная грамота от министерства, ее давали всем хорошим работникам. Но руку-то он тебе не пожимал!»

Да, министр не жал вашей маме руку. Он вообще не знал о ее существовании. Но это совершенно не важно. Позвольте вашей маме в сотый раз рассказать вам об этом. Для нее это важнее, чем для вас – купить билеты в Рим или Париж.

Однажды я вместе с дочерью была на конференции, где спикерами выступали успешные женщины и их успешные родители. Нас было пять пар: мама с дочкой или папа с дочкой.

Конференция была интересная, с умными вопросами и яркими собеседниками. Но одна пара очень выделялась на фоне нашей «команды». Дочка – успешный эйчар крупной компании, очень уважаемый в профессиональном сообществе. А папа (несмотря на то, что он мой ровесник) – человек, давно отошедший от дел.

Фактически он один был среди нас пенсионером – не по возрасту, а по сути. С первых его слов стало понятно: мужчина давно не оказывался в центре внимания с микрофоном в руках. И его понесло.

Он начал рассказывать, что, мол, был такой министр – Иванов, знаменитый, потрясающий человек, он поднял с колен министерство, его знал каждый житель СССР. И этот Иванов сам (сам!) жал ему руку и говорил: «Андрей Афанасьевич, надо же, как вы этого добились!» А еще был такой замминистра – Петров. Замечательный человек! Он цены себе не знал, такой был замечательный! И однажды он сам (сам!) сказал: «Андрей Афанасьевич, да вы гений!» А еще другой замминистра, Сидоров…

Зал слушал этого папу в полном отчаянии. Ни одной фамилии никто не знал. Все тонули в нагромождении деталей и подробностей. Дочка, понимая, что он говорит не вовремя, некстати, совсем не то, что от него ждут, робко возразила: «Папа, но ведь это все прошлое»… Как он взвился!

– Для кого прошлое?! – стучал он кулаком по столу. – А вы на чем сидите? А вы почему сейчас процветаете? Это всё мы! Мы!

Неловко было всем, дочери – особенно. Мне же стало понятно: переубеждать или тем более винить Андрея Афанасьевича бесполезно. Он просто уже старик, хотя для пенсионера и молод.

Нередко старики ревнуют детей к их успехам. Однажды мою маму спросили:

– Нелли Матвеевна, вы, наверное, гордитесь своей дочерью?

– Вообще-то у меня немало поводов для гордости своими делами, – ответила мама.

Вроде бы она отшутилась, но было видно: ей приятнее говорить о собственных заслугах.

Поэтому дайте старикам возможность рассказывать о прошлом и даже хвастаться им. Для них такие разговоры как глоток свежего воздуха.

И, пожалуйста, не критикуйте их друзей и подруг, старых и новых. Да, с возрастом люди чаще начинают хвататься за людей, если так можно выразиться, «не своего уровня». Вы смотрите на новую мамину знакомицу (она сама так называет себя – «знакомица») и не понимаете: почему? Почему ваша умная, тонкая, интеллигентная мама вдруг завела дружбу с этой женщиной, неумной, необразованной, смешно одевающейся и смешно строящей фразы…

Вам хочется оградить маму от такой «подруги», но – не стоит.

Эти простые люди легко находят подход к старикам. Они восхищаются, слушают, расспрашивают: им действительно интересно поговорить с бывшим ученым или бывшим начальником. А вашим родителям лестно их внимание. Да и простота общения зачастую комфортна для стариков (особенно при начинающейся деменции).

Да, такие знакомства могут принести вам лишние расходы.

«Подруга» моей мамы то и дело приносила на продажу какие-то вещи. Ни одной из них мама потом не носила, все раздавала, но продолжала покупать и покупать их. Это был праздник: приходит подруга с ворохом вещей, мама их примеряет, крутится перед зеркалом. Подруга нахваливает ее фигуру, восхищается талией. Мама цветет и светится.

И мне совсем не жалко тех денег, что она тогда тратила: она получала столько удовольствия!

От кого стоит ограждать стариков, так это от воров и мошенников, которые тоже легко втираются в доверие. Мой друг, оператор Михаил Сладков, с ужасом рассказывал, что его мама потратила на «лекарство от старости» пять тысяч рублей (по тем временам – большие деньги!), которые он подарил ей на день рождения. Услышала по радио рекламу, купила. «Лекарство» оказалось чем-то вроде толченого мела.

Знаю я и пожилую женщину, которая очень долго отправляла все деньги мошенникам, которые обещали: еще один перевод – и она точно выиграет автомобиль!

Вот такие «знакомства» стариков нужно вовремя замечать и пресекать. А если мама или папа просто дружат с соседями по этажу (хотя папа был генеральным директором завода, а его сосед всю жизнь работал на том же заводе слесарем) – значит, им это нужно.

Я бы на вашем месте делала подарки таким соседям и всячески стимулировала их дружбу с родителями. Кто первым придет на помощь старикам, если что-то случится? Конечно, те, кто ближе всего живет: соседи.

Глава 7 Нельзя ссориться

Ссоры бесполезны в любом возрасте. Но для пожилых родителей они могут стать губительными. Старики уже не так быстро мыслят, как молодые, но, к сожалению, намного быстрее обижаются.

В сердцах они могут хлопнуть дверью и сказать то, чего не стоило говорить и что, самое неприятное, невозможно забыть. Ни вам, ни им.

Обидно, что ссоры чаще всего возникают буквально на ровном месте. Моя дочь Катя говорит: «У жизни много счастливых тропинок». Но и тропинок, ведущих к ссорам, у жизни не меньше.

– Ты всегда опаздываешь! – сердится мама, когда вы приходите на десять минут позже обещанного.

– Мама, я забежал в магазин, чтобы купить папе мороженого, он его любит.

– Папа не любит мороженого! – мама раздражается еще сильнее. – И вообще, уже двадцать минут третьего!

– Мама, не двадцать, а десять.

– Ты никогда меня не уважал и не уважаешь! – мама уже в гневе.

Все эти «ты никогда» и «ты всегда», которые, как мы знаем, ужасно вредят отношениям, из мамы вылетают прямо-таки автоматически. Наверное, она следила бы за своей речью, если бы знала, какой вред наносят обобщения: они не просто распаляют собеседника, но и возводят стену отчуждения между двумя родными людьми.

Но во времена маминой молодости не было книг по психологии (да и психологи еще не совершили тех открытий, что смогли сделать на рубеже XX и XXI веков). Мама и папа воспитывали вас как могли – и спасибо, что воспитали.

Можете ли вы сейчас изменить манеру общения восьмидесятилетней мамы? Конечно, нет. Можете ли остановить ссору в самом начале? Да.

Что для этого нужно сделать? Извиниться. С самого начала сказать:

– Да, я был неправ, прости.

Вы можете взять на себя ответственность за то, чтобы ссора не разгорелась.

А она, повторюсь, нередко разгорается там, где вы меньше всего ее ожидаете.

Тихий спокойный ужин на даче. Вы наливаете родителям чай, болтаете с ними о милой ерунде. И вдруг папа (ваш спокойный, добрый папа!) повышает голос:

– Почему ты всегда наливаешь мне чай до краев? Я даже не могу размешать сахар, чтоб ничего не пролить!

– Да! – поддакивает мама. – Вот я всегда правильно наливаю папе чай, а ты!..

Вы обескуражены. Что это было? Почему? За что?!

Очень хочется возмутиться, стукнуть кулаком, а то и вовсе вылить этот чай в раковину со словами: «Ну вот сами и наливайте!»

– Извини, папа, я буду внимательнее, – говорите вы.

И тем самым защищаете себя – от долгой стариковской обиды, от затянувшейся ссоры, от досады – «оказывается, родители совсем меня не ценят».

Ценят!

Просто папа заметил, что у него начинают дрожать руки. Он уже понимает, что это начало болезни Паркинсона, но еще не хочет с этим смириться. Дрожь в руках его злит, и он ищет (и тут же находит!) внешнюю причину тому, что пролил чай.

Просто маму папа давно не хвалил за заботу, а ей важно слышать добрые слова, нужно, чтобы ей говорили, какая она умелая хозяйка. И да – она ревнует вас к вашему быту: у вас и пирог вкуснее, и кухня уютнее, и посуда чище.

Кроме всего прочего, каждый из нас видит ситуацию со своей колокольни. И то, что кажется вам мелочью, для родителей может быть принципиальным. Мне нравится, как высказалась Елизавета II, когда принц Гарри и его жена Меган покинули Букингемский дворец и стали рассказывать в СМИ, как тяжело им жилось.

– У каждого свои воспоминания, – констатировала королева.

Так же, как воспоминания о детстве никогда не совпадают у детей и их родителей (слишком по-разному воспринимают события взрослые и дошкольники), не совпадают порой и взгляды молодежи и стариков.

Остается лишь смириться с тем, что мама или папа могут вспылить в любой момент. Нужно просто быть готовым к этому и на всё отвечать: «Извини, я был неправ». Одна фраза, которая погасит потенциальную ссору и вернет мир в ваши отношения.

Да, поссориться можно по любому поводу. Но есть темы, которые с почти стопроцентной вероятностью приведут вас к скандалу. Самая болезненная из них – наследство. Особенно если у вас есть братья и сестры, а у родителей – какой-никакой капитал (квартира, дача, гараж, что угодно).

Я была благодарна мужу, который однажды сказал:

– Тебя вообще не касается, кому и что завещают твои родители. Они нажили собственность своим трудом и могут распоряжаться ею как захотят. Хоть кошке оставить, это их право. И их завещание ничего не говорит о том, насколько они тебя любят и ценят.

Завещание – не признание в любви к детям. Это просто желание родителей, пусть и нотариально заверенное.

Конечно, хорошо, если родители пишут завещание. И вот об этом вы можете попросить. Но не просите, чтобы они вам рассказали, как распределили имущество. Пусть все знают: завещание есть. Но не знают, что в нем написано.

Отсутствие же завещания часто провоцирует ссоры между братьями и сестрами уже после смерти стариков. У каждого из нас в родительском доме есть любимые вещи. Что делать, если какая-то из них одинаково мила и брату, и сестре? Как разделить между двумя братьями семейную библиотеку родителей? Просто пополам – не выход: библиотека ценна своей цельностью. Отдать полностью кому-то одному? Но тут в спор вступает тетя, младшая сестра мамы, и просит передать книги ей:

– Это еще наш с Галочкой папа собирал библиотеку, а потом взял и отдал все книги Галочке, а я так по ним тосковала! Отдайте мне, ну пожалуйста. Вы молодые, у вас все равно электронные читалки…

И как тут быть? Такие вопросы лучше всего решать именно завещанием. Надеюсь, вы избавите своих детей от подобных ссор.

Глава 8 Нельзя навязывать заботу

Ссориться с родителями нельзя. Но позаботиться-то о них можно? Можно! Только следите, чтобы эта забота не была навязанной.

Представьте: ваша мама, как обычно, испекла к семейным посиделкам плюшки. Вы точно знали, что она их приготовит: это ее фирменное блюдо. И вы точно знали, что нынешние плюшки – не те, что раньше. Маме восемьдесят пять лет, она уже не так хорошо видит, ее подводит память, она стала рассеянной. В последние годы выпечка у нее уже не такая пышная и нежная.

И вы по дороге к родителям покупаете тортик. Вкусный тортик «Птичье молоко», папин любимый.

Приходите в гости, мама наливает чай, ставит на стол конфеты и плюшки, вы ставите тортик… Папа просит:

– Положи мне кусочек тортика.

Ваши дети наперебой кричат:

– И мне тортика, и мне!

И даже себе вы кладете на тарелку кусок «Птичьего молока».

Все его хвалят: тортик и правда удался. А про мамины плюшки никто ничего не говорит. Они стоят на красивой тарелке, разложенные так, чтобы никто не увидел подгоревшие бока. И ест их только ваша мама. И настроение у нее ужасное, даже если она не скажет об этом никому.

Что же делать? Если вы пришли с тортиком и видите, что на столе уже стоят мамины плюшки, уберите тортик в холодильник. Скажите родителям:

– А это вам на вечер!

И ешьте за столом мамины плюшки. Ешьте и хвалите – точно так же, как ели и хвалили их двадцать лет назад.

А чтобы в следующий раз не попасть впросак с тортиком, договоритесь заранее, что вы делаете и дарите.

Даже подарок лучше согласовать: многие старики уже плохо реагируют на сюрпризы. Вы можете от всей души подарить маме платье, а она отдаст его соседке (маме не понравилось, ей тяжело привыкать к новым вещам, она вообще не хочет платье – привыкла ходить в трикотажных брюках и олимпийке).

Людям трудно стареть – я писала об этом уже не раз и напишу еще. Особенно тяжело стареть умным, сильным, красивым людям. Они слишком остро ощущают разницу между своим «было» и «стало» – и держатся за привычный порядок вещей, чтобы чувствовать себя более-менее сносно.

Однажды я устроила генеральную уборку в мамином шифоньере: разложила все вещи по полочкам, так, чтобы с первого раза было понятно, где что.

По дороге домой позвонил папа – и сказал, что мама не может найти в шифоньере ни одной вещи, что всё нужно вернуть как было.

Это оказалось очень сложно – возвращать «как было». Мы с мамой справились, но больше я в ее шифоньере порядок не наводила. Мне казалось, своей уборкой я проявила заботу. А оказалось – это был упрек: дочь считает, что у нее беспорядок!

Зато мне удалось найти формат заботы, который пришелся маме по душе. Например, увидев, что ее ботинки совсем износились (а мама категорически не хотела покупать ничего нового), я действовала так: сначала заезжала в обувной магазин и выбирала три-четыре пары обуви, которые подошли бы на ее миниатюрную ножку. Потом звала маму в кафе (это была наша с ней традиция). По дороге туда мы заезжали с ней в этот магазин. Она примеряла эти три-четыре пары (не больше, она бы устала!) и сама выбирала, какую купить. Только после этого я оплачивала покупку – и была уверена, что мама станет носить новые ботиночки.

Не знаю, сработает ли это с вашими родителями: все люди разные. Например, я знаю девушку, которая в день рождения мамы отвела ее в магазин и сказала: «Выбирай всё, что хочешь, я заплачу́!» Мама выбрала какие-то брючки, отнесла на кассу… но на ее лице не было радости.

Дело в том, что магазин был для полных, а маме ужасно не хотелось причислять себя к таковым. Да, лишний вес у нее был, причем едва ли не с юности, но она всю жизнь его стеснялась.

Поэтому каждый раз, делая что-то для родителей, спрашивайте себя: «Чего я хочу – помочь им или переделать их?» И не обманывайте себя: в душе вы точно знаете правильный ответ. И ваши родители тоже.

Однажды в соцсетях я видела, как молодая умная девушка делала ремонт в квартире родителей. Она подробно рассказывала в сториз, как выбирала обои, сантехнику, плитку. Спрашивала подписчиков, какой цвет лучше подойдет. Показывала «было – стало»… А потом вдруг появилась сама, абсолютно растерянная.

– Родители мне сказали… – она едва находила слова. – Родители мне сказали: «Настя, ты душишь нас своей помощью! Нам не нужен этот ремонт, дай нам жить привычной жизнью!»

Что ж, я могу только поаплодировать родителям, которые смогли четко выстроить личные границы. И, надеюсь, Настя больше не будет «причинять добро и наносить непоправимую пользу» маме и папе.

Глава 9 Нельзя перевозить против воли

Как много печальных историй начинается со слов «и тогда я купил родителям квартиру»! Заканчиваются они тоже одинаково: «На новом месте они прожили всего несколько месяцев и ушли из жизни».

Хорошие, любящие дети. Умные, понимающие родители…

…У сорокапятилетнего мужчины была прекрасная карьера. В родном городе он добился всего, чего мог, – и его отправили на повышение в Москву. Но он никак не мог смириться с тем, что оставляет родителей одних.

Родителям было за восемьдесят. Сын – единственный и поздний. Других родственников нет.

Были друзья и соседи, которые за полвека жизни в доме стали практически родными. Все уверяли мужчину: ничего страшного, если родители останутся жить в провинции. Это их город, они тут всех знают, их тоже все знают. Им тут хорошо!

Но сын был непреклонен:

– Я не смогу спать, если буду знать, что родители за тысячу километров от меня. А вдруг с ними что-то случится?

И он купил отцу и матери квартиру в Москве, совсем близко от его дома. Выбрал планировку почти как в старой, обставил примерно так же…

Перевез родителей в столицу.

Часто приезжал к ним в гости. Они встречали его, благодарили за заботу, радовались, что он привозит продукты и лекарства. И… почти не выходили из дома. Так и сидели в новой, «неразношенной» квартире.

Папа умер через два месяца, а следом и мама.

Они не смогли привыкнуть к новой жизни. Как цветы, которые срезали с клумбы: вроде бы еще живут в новой квартире-«вазе», но уже видно: их дни сочтены.

Им не хватало их квартиры, их магазинов, их круга общения.

Сын потом говорил: он понял, что нельзя жить жизнью родителей (как и жизнью детей). И нельзя заставлять родителей жить так, как хотелось бы детям. От этого становится хуже всем.

Впрочем, я знаю и другие случаи. Моей однокласснице, когда она переехала жить в США, тоже было сорок пять, ее родителям – около семидесяти, и они сами искренне хотели уехать вслед за дочкой.

Она смогла это устроить! Через год ее мама и папа приземлились в Америке и поехали в их собственный дом – тот, который им купила дочь. Она тоже предусмотрела всё, даже учла, что мама обожает розы, поэтому купила дом с палисадничком, чтобы их выращивать.

Родители провели в Америке больше двадцати лет: мама дожила до девяноста трех, папа – до девяноста девяти. Они чудесно устроились: каждое утро возле их дома останавливался автобус и отвозил их в «дедский сад» – так подруга называла клуб для пожилых. Папа, пока был в силах, читал там лекции, мама играла на пианино…

Впрочем, чем больше я размышляю над этой историей, тем больше понимаю: она тоже подтверждает правило. В семьдесят лет люди умеют встречать перемены, но между семьюдесятью и восемьюдесятью большая разница. Кроме этого, родители моей одноклассницы сами хотели уехать в США. Личное желание – это очень важно.

И, увы, этот переезд был не последним. Уже в глубокой старости им пришлось еще раз переехать, уже внутри США. Из-за болезни они не смогли подниматься по лестнице в доме – и дочка купила другой, без лестниц. К нему они уже не смогли привыкнуть.

Боюсь, исключений здесь почти нет: люди старше восьмидесяти к переездам не способны. Им важно жить среди знакомых запахов, вещей, людей. Им нужно «свое». Им очень нужны соседи.

Моя тетя Зина жила в Москве, и для нее слово «соседи» означало абсолютную радость жизни. Ей с ними повезло: вместе они создали то, что молодежь сейчас называет «коливинг». Новый год они отмечали вместе, телевизор смотрели вместе, в магазины ходили вместе (и покупали продукты всем, кто не мог в тот день к ним присоединиться). Настоящая коммуна. Не коммуналка, а именно коммуна.

На этом тетя Зина один раз страшно погорела: племянник одной из соседок, узнав, что у той есть ключи от других квартир, сделал дубликаты и ограбил нескольких жильцов, в том числе и тетю Зину. Денег унес много, для тети Зины – очень много, все ее сбережения.

Она сказала:

– Ну что ж, если это цена за мое счастье жить с такими соседями, я согласна ее заплатить.

Глава 10 Нельзя принижать их значимость

Да, у папы деменция, а маму будто бы ничего не интересует, кроме ее болезней. Да, они всю жизнь проработали на рядовых должностях и, как вам кажется, были совершенно обычными людьми. Хорошими, но обычными, каких миллионы.

Но им очень важно гордиться прожитой жизнью. Часто это раздражает, особенно когда папа по десятому разу пересказывает, как сам директор завода вручил ему почетную грамоту за рацпредложение.

Да, это было полвека назад, но каждый раз, когда собираются гости, папа рассказывает эту историю. Вы начинаете усмехаться. И ваши друзья, чувствуя ваше настроение, тоже усмехаются.

А вместе с этими усмешками появляется пренебрежение к родительским успехам. Родители это чувствуют. И это ужасно.

Они уже «перешли свое поле». Им хочется верить, что они поступали правильно, что жили не зря, что их уважали – за труд, за терпение, за пользу, которую они приносили людям. Они уже ничего не могут переиграть, даже если бы и хотели. Так что мешает просто внимательно выслушать дедушку?

Пусть он медленно, по-стариковски, с кучей ненужных подробностей рассказывает, как работал в две смены и ночевал прямо в цехе, чтобы не тратить время на дорогу до дома.

Пусть он даже читает текст по бумажке на дне рождения внука.

Пусть вы знаете его рассказ наизусть.

Все равно – выслушайте еще раз. Поохайте:

– Надо же! Вот это да! Ой, как тяжело тебе пришлось…

Я считаю, что хихикать, отвлекаться, разговаривать по телефону или писать сообщения в такие моменты недопустимо.

Бывает еще хуже – над дедушкой начинают подтрунивать внуки:

– В прошлый раз история, кажется, звучала по-другому. Вроде бы вагон угля ты разгрузил не один, а с бригадой. Куда бригада-то делась?

Такими подколками, вполне допустимыми и даже милыми в кругу сверстников, дедушку можно расстроить так, что он обидится, уйдет в комнату и откажется общаться. Причем не только сегодня.

Увы, при совершенно разных характерах, уровне жизни, мировоззрении, уровне образованности практически всем, кто старше восьмидесяти, свойственно упрямство, даже упертость. Исключения из этого правила тоже крайне редки.

– Мама, папа, я вызову вам такси.

– Нет, дорого, мы поедем на троллейбусе.

– Мама, деньги спишутся с моей карты, вам не придется ничего платить.

– Нет, это дорого.

– Папа, это не дороже кофе и булочки в кафе.

– Я сказал, нет. Мы поедем на троллейбусе!

Знакомый диалог? Конечно. Думаю, каждый из вас хоть раз становился его участником. И каждый знает: чтобы отправить родителей на такси, надо сесть в машину вместе с ними и сказать: «Мне все равно по пути», а не иронизировать над их скаредностью и увлеченностью собственным прошлым, когда такси стоило дорого и ездить на нем было почти неприлично.

У моей свекрови довольно рано начались проблемы с оперативной памятью: она стала по много раз рассказывать одни и те же истории из своей жизни.

А у моей старшей дочки Нели память, напротив, феноменальная: один раз услышит рассказ – и запомнит навсегда. Поэтому, когда наша бабушка Фрома в очередной раз начинала рассказывать, как она каталась на катке, Неля на автомате подхватывала:

– И тут к тебе подошел Фима и предложил тебе выйти замуж. А ты взяла и стала чемпионкой города.

Бабушка с удивлением смотрела на внучку:

– Откуда ты все это знаешь?

Впрочем, ее дополнения как раз не обижали. Во-первых, Неля вовсе не насмехалась, во-вторых, свекрови даже льстило, что внучка так внимательно слушала ее истории, что запомнила их наизусть.

Так как же относиться к старикам? Я бы взяла пример с восточных народов. По их обычаям, когда пожилой человек входит в помещение, все встают. Лучшие куски и лучшее место за столом там – старикам. Почет и уважение – тоже им.

Да, дети принимают решения сами, но показывают, что считаются с пожилыми. Собственно, старикам нужно именно это: демонстрация уважения.

Это важно для всех. Дети, которые растут в такой системе отношений, понимают: придет и их время. Они тоже станут уважаемыми людьми, им тоже будут отдавать почести. В таком обществе нестрашно стареть: объективные недостатки старости перекрываются достойным отношением окружающих.