Общество «Будем послушными»

Глава тринадцатая. Зубы дракона

Дядя Альберта снова уехал кататься на велосипеде. С того дня, как мы были пилигримами, и нас привезла домой леди, которая, как он утверждал, была его давно потерявшейся бабушкой из Индии, дядя Альберта совсем забросил свою работу, принялся бриться каждый день по утрам и все время выезжает куда-то на велосипеде, надев свой лучший костюм. Напрасно взрослые думают, что мы ничего не понимаем. Мы прекрасно понимали, что он ищет свою потерявшуюся бабушку. Конечно, все желали ему успеха в этих поисках. Освальд даже сам пытался найти эту леди. Все остальные тоже пытались. До сих было «отступление», потому что эта глава не про леди, а про зубы дракона.

Началось все с того, что померла свинья, та самая, которую мы приняли в цирк и которая так нас подвела. Умерла она, конечно, не от этого, хотя девочки попытались терзаться угрызениями совести говоря, что если бы мы так не гоняли ее в тот день, она, может быть, выжила бы. Но то, что она умерла, на взгляд Освальда вовсе ее не оправдывает и в конце концов, это не мы ее гоняли, а она нас и точка.

Свинью похоронили на заднем двор. Могилу рыл наш приятель Билл(тот самый, которому мы соорудили надгробье), а когда он пошел обедать, мы тоже взялись за дело, во-первых потому, что хотели ему помочь, а во-вторых, мало ли что можно найти, когда копаешь яму. Слыхал я о человеке, который рыхлил картофель и прямо на зубец своих вил подхватил золотое кольцо, да и мы в свое время нашли у себя в саду две полукроны, как вы, наверное, помните.

Освальд махал лопатой, а остальные сидели рядком на дорожке и руководили его действиями.

«Прилежней, прилежней!» — говорил Дикки зевая.

Алиса сказала: «Будь мы в настоящей книжке, мы бы давно чего-нибудь нашли. Например, тайный ход».

Освальд остановился, утер пот со своего благородного чела и сказал:

«Тайный ход уже не интересно, когда знаешь в чем дело. Это как с потайной лестницей. Она не годится даже в прятки играть, потому что скрипит. Лучше бы мы откопали тот горшок с золотом, который искали когда были маленькими». Как вы помните, это было всего год назад, но человек начинает взрослеть очень быстро, стоит ему миновать расцвет своей юности, то есть, десять лет.

«А что если ты наткнешься на разложившиеся останки роялистских солдат, подло убитых жестокими пуританами?» — сказал Ноэль, с трудом прожевывая сливу.

«По-настоящему мертвых я не боюсь», — объявила Дора, — «лишь бы только скелеты не разгуливали повсюду и не хватали нас за ноги как раз когда мы собрались ложиться спать».

«Скелет ходит не может», — поспешно сказала Алиса, — «ты говоришь глупости, Дора».

Она уставилась на Дору и Дора тут же пожалела, что ей вздумалось пошутить. Ма- лышам никогда не надо говорить о страшном, не то вечером они начнут плакать, и откажутся ложиться в постель и скажут, это из-за того, что ты им рассказал.

«Все равно ничего не найдем. Чего ты боишься?» — подбодрил ее Дикки.

Как раз в этот момент моя лопата наткнулась на что-то твердое и, судя по звуку, пустое. Я было понадеялся, что и впрямь нашел горшок с золотом, но этот предмет оказался чересчур узким и продолговатым и, когда я потащил его из земли, мне показалось, что одна из косточек, которые Пинчер любит повсюду зарывать. Освальд глянул на свою находку и объявил всем: «Тут лежит скелет».

Девочки отшатнулись, мальчики придвинулись поближе.

«Это голова дракона», — сказал Ноэль, внимательно разглядывая находку. Голова и в самом деле была узкой, вытянутой, очень костлявой, и в челюстях застряли большие желтые зубы.

Тут подоспел Билл, который сказал, что это голова лошади, но Г. О. и Ноэль ему не поверили, да и Освальд потом говорил, что в жизни не встречал лошади с головой такой формы (Освальд, как вы знаете, разбирается в этих благородных животных).

Спорить Освальд не стал, потому что он как раз заметил того человека, который научил его ставить ловушки на кроликов, и побежал к нему, потому что нам надо было обсудить некоторые вопросы. Дикки, Денни и Алиса последовали за ним, Дэйзи и Дора ушли дочитывать очередную книгу о хороших детях, а Г. О. и Ноэль остались наедине с черепом. Они подобрали его и унесли.

За ночь это событие успели изгладиться из памяти Освальда, но на следующее ут- ро, еще до завтрака, Ноэль и Г. О. отозвали его в сторонку. Вид у них был взволнованный, они почему-то еще не умывались, даже руки и лицо не мыли.

Повинуясь их секретным сигналам (все остальные тоже их видели, но из деликатности отвернулись) Освальд вышел вслед за братьями, и Ноэль спросил его:

«Помнишь, мы вчера нашли драконью голову?»

«Ну и что?» — спросил их Освальд, отрывисто, но совсем не сварливо — это очень разные вещи.

«Помнишь эту греческую историю о человеке, который посадил драконьи зубы?»

«Из них выросли вооруженные люди», — вставил Г. О., а Ноэль попросил его заткнуться, потому что хотел рассказывать сам. Освальд терпеливо повторил «Ну и что» — он чуял, что бекон уже подают на стол.

«Что, по-твоему, выросло бы, если бы мы посадили зубы того дракона, которого мы нашли вчера?»

«Ничего не выросло бы, дурачина», — ответил Освальд (ага, уже пахнет кофе). — «И это вовсе не настоящая история, враки. Мы завтракать будем?»

«Никакие не враки, — взвыл г. О. — Мы посадили их.»

«Заткнись, — снова сказал ему Ноэль. — Послушай, Освальд. Мы посадили вчера зубы дракона на лужайке Рэнделя, и что ты думаешь там выросло?»

«Поганки», — презрительно отвечал ему старший брат.

«Целый лагерь солдат! — сказал Ноэль. — Тысяча вооруженных людей, вот что. Значит, в той греческой истории все было по правде. Мы посеяли зубы дракона, как Кадм, и они выросли. Их очень много, потому что ночью шел дождь».

Освальд готов был усомниться либо в своем слухе, либо в правдивости своих братьев. Оставалось надеяться, что нос еще не подводит его. Он молча развернулся и повел всех к столу.

За едой я никому не стал об этом говорить, и Г. О. с Ноэлем тоже молчали. После завтрака, когда мы вышли в сад, Освальд предложил им:

«Может быть, стоит всем рассказать ваш греческий миф?»

Они рассказали и их история была встречена с заслуженным недоверием. Только Дикки сказал:

«В любом случае можно сбегать посмотреть на Ренделеву лужайку. Я там вчера зайца видел».

Идти было недалеко и мы пошли, по-прежнему не веря ни единому их слову. Любезный читатель, ваш благосклонный автор не в силах описать тех чувств, которые охватили его, когда он поднялся на вершину гора и увидел, что его братья рассказали чистую правду. Не то чтоб они у нас были вруны, но всем людям свойственно ошибаться.

Там внизу был лагерь, настоящие палатки и солдаты в серых и красных мундирах. «Здесь хватит места для двух полков», — объявил Освальд с проницательностью прирожденного полководца.

«Тс-с», — сказала Алиса и мы спустились вниз, чтобы смешаться с толпой в мундирах и добыть хоть какую-нибудь информацию.

Первый человек, на которого мы наткнулись на краю лагеря, сидел на земле и чистил песком котел, очень похожий на те, в которых ведьмы варят детей.

Мы подошли к нему и спросили: «Кто вы? Вы наши или враги?»

«Враги», — сказал он совершенно спокойно, как будто в этом не было ничего постыдного. Для врага у него было на редкость хорошее английское произношение.

«Враги!» — повторил потрясенный Освальд. Для мужественного и патриотичного юноши страшным потрясением было видеть, как враги преспокойно устроились чистить свои котлы посреди английской лужайки и даже английским песочком.

Враг, похоже, умел читать английские мысли. Он сказал:

«Англичане где-то там, по ту сторону холма. Мы постараемся выбить их из Мейдстона».

После этого наш план смешаться с солдатами уже не казался нам столь привлека- тельным. Этот солдат, хоть он и умел читать мысли, был не слишком-то умен, а то он не стал бы выбалтывать тайные планы своей армии, ведь по нашему произно- шению он должен был догадаться, что мы британцы и джентльмены(и леди). А вдруг (при этой мысли кровь Освальда застыла и закипела в его жилах, как это бывает у индийского дядюшки) — вдруг он считает поражение англичан неизбежным и поэтому неважно кому и что он расскажут? Пока Освальд раздумывал, что еще ему следует сказать и как выведать тайные планы врага, Ноэль спросил:

«Как вы попали сюда? Вас еще вчера вечером здесь не было».

«Быстрая работа, верно?» — ухмыльнулся враг. — «Целый лагерь за ночь словно из-под земли вырос».

Алиса, Освальд и все остальные переглянулись. Слова «вырос из-под земли» подтверждали худшие наши опасения.

«Вот видишь», — прошептал Ноэль, — «он сам не знает, как они попали сюда. А ты говорил, враки».

Освальд, так же шепотом, попросил брата увянуть и заткнуться, а сам спросил врага:

«Значит, вы армия вторжения?» (как видите, Освальд отменно владеет военной терминологией).

«Мы костяк армии», — с гордостью ответил солдат.

Тут кровь застыла в жилах у всех остальных (у Освальда, как самого сообрази- тельного, она застыла раньше, о чем я уже говорил). Даже Г. О. приоткрыл рот и лицо у него стало мыльного цвета — сильнее побледнеть он не может, потому что очень толстый.

Денни сказал: «Но вы вовсе не похожи на костяк. На вас и мясо есть и кожа и все остальное».

Солдат уставился на него, словно не сразу понял, а потом рассмеялся и сказал:

«Это наша военная форма. Видели бы вы нас на рассвете, когда мы умываемся!»

Воображению нашему представилась страшная картина. Скелет, с болтающимися костями, плещется водой из тазика — было о чем подумать.

С того самого момента как этот солдат сказал, что они собираются взять Мейдстон, Алиса все время дергала Освальда за полу жилетки, а он старался не обращать на это внимания, но тут он не выдержал и спросил:

«В чем дело?»

Алиса оттащила его в сторону (так резко, что он чуть не опрокинулся) и зашептала ему в самое ухо: «Идем скорее, нечего с ним болтать, он просто хочет выиграть время».

«Зачем?» — удивился Освальд.

«Чтобы мы не успели предупредить наших, идиот!» — сказала Алиса и Освальд так огорчился, что сам не подумал об этом, что даже не обратил внимания, как она его обозвала.

«Но сперва надо предупредить всех дома», — сказала она, — «а то они сожгут Моат-Хауз и заберут все припасы».

Алиса решительно обернулась к врагу. «Вы мирные дома жжете?» — спросила она.

«Обычно нет», — сказал он и имел наглость подмигнуть Освальду, но тот на него даже смотреть не стал. — «Последний раз мы сожгли ферму — даже и не помню, когда это было».

«В греческой истории, надо полагать», — сквозь зубы пробормотал Денни.

«Культурные солдаты домов не жгут», — строго сказала ему Алиса, — «чтобы вы там ни делали в греческой истории. Пора бы вам знать!»

Солдат согласился, что с греческих времен многое изменилось, так что мы пожелали ему доброго утра (надо быть вежливым с врагом пока дело не дойдет до штыков и пушек, а там уж держись!) и повернулись уходить.

Солдат сказал нам «пока», как будто он вовсе не был древним греком, да еще скелетом впридачу, и мы снова вошли в лес. На этот раз Освальд хотел затаиться там в засаде, но было влажно после прошедшего ночью дождя, да и Алиса и не дала бы устроить засаду: она мчалась вперед, поторапливая всех и таща одной рукой Г. О., а другой Ноэля.

Когда мы вышли на дорогу, Алиса обернулась и сказала: «Это мы во всем виноваты. Если б мы не посеяли эти зубы, не было бы никакой вражеской армии».

К прискорбию автора Дэйзи произнесла буквально следующее: «Не волнуйся, Алиса, лапочка. Ведь это не мы посадили эту гадость, правда, Дора?»

Денни тут же объяснил ей, что от этого ничего не меняется. Все равно отвечаем мы, раз один из нас что-то сделал, а тем более если он попал в беду. Освальд порадовался, что Дантист начал вникать в законы мужества и чтит честь дома Бэстейблов, хотя сам он всего навсего Фулкс.

Если вы, любезный читатель, уже очень взрослый или чересчур умный, вы может быть, и поняли, в чем тут было дело. Только не надо заявлять об этом вслух, тем более если вы читаете кому-то эту книжку. Ваши соображения ничего не стоят — важно, что мысами тогда думали.

«Если они такие же как те, в книжке, они должны начать сражаться друг с другом и всех себя перебить», — сказал Ноэль. — «Только для этого надо бросить между ними шлем».

Шлема у нас все равно не было. Г. О. порывался пойти к ним и бросить в них свою шляпу, но мы его отговорили.

Тут Денни предложил:

«Давайте поменяем местами указатели, чтобы они не нашли дорогу в Мейдстоун.»

Освальд понял, что настала пора вмешаться прирожденному полководцу.

«Тащи сюда все свои инструменты», — скомандовал он Денни. — «Дикки, пойди с ним и присмотри, чтобы он не поранил себе ноги пилой» (Денни однажды ухитрился споткнуться об нее). «Мы встретимся на перекрестке, там, где мы раздавали бесплатные напитки. Надежда и отвага и глядите в оба».

Они ушли, а мы поспешили к перекрестку и там очередная великая идея осенила Освальда. Он умело распорядился вверенными ему силами и вскоре мы установили посреди дороги на Мейдстоун знак «Проход воспрещен», который раньше стоял в глубине поля. Кроме того, мы навалили на эту дорогу целую груду камней.

Тем временем вернулись Дикки и Денни, Дикки вскарабкался на дорожный указатель, отпилил обе стрелки и прибил их наоборот, так что теперь «Мейдстоун» указывал в сторону Дувра, а «Дувр» на Мейдстоун. К тому же, как я сказал, дорогу на Мейдстоун мы завалили камнями.

Сделав все, что было в наших силах, мы поспешили в Мейдстоун. Кое-кто не хотел брать девочек, но сказать им об этом открыто было бы неудобно. Однако не только я один обрадовался, когда Дора и Дэйзи сказали, что они лучше останутся тут и будут предупреждать прохожих, где правильная дорога. «Ведь будет просто ужасно, если кто-нибудь поедет купить свинью или за доктором и вместо этого попадет в Дувр», — так сказал Дора, но к обеду они вернулись домой и по настоящему ни в чем не участвовали (с этими двумя почему-то всегда так получается).

Мы оставили с ними Марту, чтобы она присмотрела за ними, а Леди и Пинчер пошли с нами. Утро давно миновало, но никто не вспоминал об обеде, во всяком случае, вслух (мы не властны над нашими мыслями). Вечером мы узнали, что девочки ели жареного кролика и смородиновое желе — как раз то, что я люблю.

Мы шли по двое, распевая «Британский гренадер» и «Армия королевы», чтобы поддержать боевой дух английских войск. Враг говорил, что англичане ждут по ту сторону холма, но мы не видели еще ни одного красного пятнышка, сколько ни высматривали.

Наконец, за поворотом мы почти что налетели на большую группу солдат, только они были не в красном, а в сером. Они собрались на лужайке, возле перекрестка трех дорог, развалились на траве (почти все расстегнули ремни) и курили сигареты или трубки.

«Это не наши солдаты», — сказала Алиса, — «Это тоже враги. Г. О., милый, ты больше нигде не сажал эти зубы?»

«Нет, — твердо сказал Г. О. — но там, где мы их посеяли, могли вырасти еще и еще. Может быть, они уже всю Англию заполонили. Никто ведь не знает, сколько их вырастает из одного зуба».

Ноэль сказал: «Это я во всем виноват и я их не боюсь». Он подошел прямо к ближайшему солдату, который протирал свою трубку клочком травы и спросил его:

«Скажите пожалуйста, вы враги?»

А тот ответил: «Нет, командир, мы англичане».

Тут Освальд вновь взял командование на себя.

«Где генерал?» — спросил он.

«В генералах у нас сейчас недостача, господин фельдмаршал», — сказал солдат (по его манере разговаривать я понял, что он точно англичанин). «Майоры есть, и капитанов сколько угодно. Хорошие сержанты идут по дешевке, и полковник у на отличный».

В обычное время Освальд тоже не прочь пошутить, но сейчас ему было не до шуток.

«Можно подумать, вы сюда отдыхать пришли!» — с горечью сказал он.

«А для чего же еще!» — ответил солдат, раскуривая свою трубку.

«Вам все равно, даже если враг захватит Мейдстоун!» — вскричал Освальд. — «Будь я солдатом, я бы скорее умер, чем дал себя побить».

«Это делает честь вашим патриотическим чувствам», — сказал солдат, отдавая ему честь и при этом ухмыляясь во весь рот. Освальд не мог долее выносить это.

«Где полковник?» — отрывисто спросил он.

«Вон он — рядом с серой лошадью».

«Тот, который сигарету курит?» — уточнил Г. О.

«Он, — но послушай, малыш, он болтовни не любит. Человек он не вредный, но поддать может. Лучше отчаливайте».

«Отчаливайте?» — переспросил Г. О.

«Отчальте, сгиньте, испаритесь, пропадите, бегите», — затараторил солдат.

«Это вы испаритесь, вместо того чтобы драться!» — сказал ему ГО. Конечно, это было чересчур грубо, но в ту минуту мы все так думали, а этот солдат только смеялся.

Мы поспешно посовещались и в конце концов позволили Алисе поговорить с полковником. Она сама попросилась: «Какой бы он там ни был, он ничего не „задаст“ девочке», — сказала она и это, на мой взгляд, было верно.

Но мы все сопровождали ее. Мы договорились, что на «раз-два-три» мы все отдадим ему честь. Так мы и сделали, все, кроме Г. О., который как раз в этот момент споткнулся о винтовку (эти солдаты ужасно неряшливы, даже винтовки разбросали). Он бы перекувырнулся через голову, но какой-то человек в треуголке ухватил его сзади за жилетку и, можно сказать, спас.

«Пустите! — сказал ему Г. О. вместо благодарности. — Вы что, генерал?»

Прежде чем человек в треуголке сообразил, как ему ответить, Алиса заговорила с полковником. Я знаю, что она собиралась ему сказать, ведь мы все это обсудили по дороге. Но вместо заготовленной речи она сказала только:

«Как вы можете?!»

«Что как могу?» — свирепо отозвался полковник.

«Как вы можете курить?!» — сказала Алиса.

«Знаете что, детки, если вам вздумалось записаться в Юные Христиане и как там это называется, то поищите себе другое место для игр», — это сказал человек в треуголке.

«Сами вы юные христиане», — огрызнулся Г. О., но его почти никто не услышал.

«Мы не христиане, — заявил Ноэль, — мы англичане и тот человек сказал нам, что вы тоже. Мейдстоун в опасности, враг уже близко, а вы стоите тут и курите как ни в чем не бывало», — похоже было, что Ноэль вот-вот расплачется.

«Правда, правда», — повторила Алиса.

«Вздор!» — ответил ей полковник.

Но человек в треуголке спросил: «А как они выглядели?»

Мы описали ему все детали, и тогда даже полковник согласился, что это надо проверить.

«Покажите мне это место на карте!» — попросил он.

Мы сказали, что на карте не можем, а можем прямо на месте, поскольку идти туда каких-нибудь четверть часа.

Человек в треуголке глянул на полковника, тот так же пристально глянул на него, и тогда человек в треуголке, пожимая плечами, сказал:

«Должны же мы что-то сделать! Веди нас, Макдуф!»

Полковник пробудил свою армию от спячки и курения трубок. К сожалению, автор не успел запомнить, какими словами настоящий полковник отдает эту команду.

Он велел мальчикам показывать дорогу. Это было здорово — шагать во главе полка. Алиса поехала верхом вместе с человеком в треуголке. Он ехал на крепком рыжей кобыле, словно из старой баллады. По дороге он рассказал нам, что гнедых лошадей в Южной Африки называют «синими».

Мы повели британскую армию через долину к Сагденовскому выгону. Тут полковник тихим голосом скомандовал «стой!» и велел двоим из нас показывать дорогу и сам пошел пешком на разведку, взяв с собой ординарца, как и подобает безупречному командиру. Он выбрал в разведчики Дикки и Освальда. Мы привели его к той роще и постарались пройти сквозь нее как можно тише, но как раз когда выходишь на разведку сухие сучья и ветки ломаются со страшным треском. Больше всех шумел ординарец.

«Смотрите!» — сказал Освальд тихим, но отважным голосом. — «Они там, в поле. Надо выглянуть в эту щелочку».

Произнеся эти слова, Освальд первым выглянул в щелочку и чуть не свалился. Пока он пытался придти в себя, британский полковник тоже глянул в щелочку и произнес словцо, за которое нас бы выпороли. Хорошо быть полковником!

«Они были там еще утром!» — в отчаянии произнес Освальд. — «белые палатки вроде грибов, и там был враг, он чистил котелок».

«Песком чистил», — вставил Денни.

«Это звучит крайне убедительно», — признал полковник, но мне как-то не понравился его голос.

«Послушайте», — сказал Освальд, — «Давайте поднимемся до вершины холма. Оттуда видны обе дороги».

Мы добрались туда очень быстро, поскольку теперь уже не обращали внимания на трещащие ветки.

Мы вышли из лесу, и тут сердце подпрыгнуло в патриотической груди Освальда. Не сдержавшись, он крикнул: «Вон они — на Дуврской дороге!»

А подковник сказал: «И правда, малец! Ладно, мы их разделаем, ей-же-Богу разделаем!»

Я ни в одной книжке не видел, чтобы военный человек говорил «Ей-же-Богу», но, полковнику видней.

Наш полковник оказался человеком действия. Его ординарец уже бежал к майору передать приказ, чтобы часть войска подошла с левого фланга и засела в укрытии. Сам он велел нам быстро провести его через лес, чтобы присоединиться основной части армии. Основная часть армии, как мы обнаружили, уже успела подружиться с Ноэлем, Г. О. и всей компанией, и Алиса болтала с человеком в треуголке так, словно знала его всю свою жизнь. «Он, наверное, переодетый генерал», — шепнул мне Ноэль. — «Он столько шоколаду нам надавал — у него полно в седельной сумке». Тут Освальд вспомнил о жаренной крольчатине к обеду, и, хотя он стыдится этих чувств, он готов признать, что от девчонок на войне тоже может быть некоторая польза — братья о нас не позаботились, а Алиса сохранила по плиточке шоколада для Освальда и для Дикки.

Полковник влетел в ряды своего войска и скомандовал: «Все в укрытие». Все тут же бросились в канаву, а лошади, человек в треуголке и Алиса куда-то ушли. Мы тоже спрыгнули в канаву, там было грязно, но кто же думает о своих башмаках в такую минуту. Довольно долго мы просидели там пригнувшись и слышали только, как хлюпает вода в наших ботинках. Освальд приложил ухо к земле, как делают краснокожие. В обычное время не стоит так пачкать уши и волосы, но в час битвы настоящий патриот заботится о них не больше чем о башмаках. Тактика Освальда увенчалась успехом. Он поднялся, отряхнулся и сказал: «Они идут!»

Теперь уже все, а не только те, кто знакомы с обычаями индейцем, могли различить поступь приближающегося врага. Шагали они вразвалку, нимало не подозревая о страшной участи, которая их ждет от рук английских героев. Едва они завернули за угол и мы увидели их лица, полковник крикнул: «Правая сторона, пли!» и раздался оглушительный залп.

Вражеский офицер что-то скомандовал, и его войско рассеялось и попыталось удрать в поле, перепрыгивая через изгородь. Тщетно: наши герои стреляли уже и с левого фланга. Наш полковник поднялся из канавы, величественной походкой подошел к тому полковнику и велел ему сдаться. Тот ответил «Скорее я умру» (в точности я его слов, кончено, не знаю, но могу судить об этом по последующим событиям, как и вы сейчас увидите).

Наш полковник вернулся к нам и скомандовал «штыки примкнуть». Даже мужественное лицо Освальда побледнело при мысли о предстоящем кровопролитии. Никому неведомо, что произошло бы в следующее мгновение, но тут через изгородь перескочила пегая лошадка, а на ней сидел человек, так спокойно, словно воздух вокруг не было ни пуль ни штыков. За ним ехал еще один человек, с маленьким красным флажком. Я решил, что это вражеский генерал, который приехал сказать своему полковнику, чтобы он не жертвовал понапрасну жизнями своих людей. И едва он объяснил тому полковнику, что все потеряно, враги согласились сдаться. Вражеский полковник отдал честь своему генералу и снова построил своих людей. Должно быть, он и сам рад был, что все кончилось.

Он еще имел наглость свернуть себе сигарету и сказать нашему полковнику:

«На это раз вы меня разделали в пух и прах, старина! Разведчики у вас хорошо поработали!»

Наступил миг чести, когда полковник положил свою доблестную руку на плечо Освальда и сказал:

«Вот капитан моих разведчиков!» и Освальд даже покраснел от вполне заслуженной гордости.

«Стало быть, ты предатель, любезный мой юноша», — с непередаваемой наглостью заявил враг.

Освальд стерпел это, поскольку наш полковник не возражал. Я ничего не имею против благородства по отношению к поверженному врагу, но не знаю, по какому праву он может обзываться. Можно было бы встретить слова негодяя презрительным молчанием, но Освальд все-таки ответил:

«Мы вовсе не предатели. Мы Бэстейблы и один Фулкс. Мы смешались незаметно с войсками врага и узнали тайные планы его войска. Так и Баден-Пауэлл поступает в Южной Африке, а потом Денис Фулкс придумал поменять местами указатели на дороге, чтобы вести врага в заблуждение. Может быть, мы и виноваты в том, что произошла эта битва и Мейдстоун был под угрозой, но мы же не знали, что греческие дела могут произойти в Соединенном Королевстве и потом меня никто не спрашивал, стоит ли вообще сеять зубы дракона».

Тогда человек в треугольной шляпе подошел к нам и попросил рассказать все по порядку, и наш полковник тоже слушал, и вражеский тоже, у него и на это хватило наглости.

Освальд рассказал им эту историю в той сдержанной и благородной манере, которая ему присуща (во всяком случае, некоторые люди думают, что она ему присуща), и каждому воздал по заслугам. Его рассказ по меньшей мере четыре раза прерывался криками «браво!» (вражеский полковник и тут не мог промолчать). Так за разговором мы дошли до нашего лагеря и полковник пригласил нас выпить чаю в его палатке. С присущим английским воинам великодушием он пригласил и вражеского полковника, а тот, уж конечно, принял приглашение. Все мы к тому времени здорово проголодались.

Когда все выпили столько чаю, сколько может вместить в себя человек, полковник пожал руку каждому из нас, а Освальду он сказал:

«До свиданья, отважный разведчик. Я непременно назову твое имя в рапорте, который я должен послать в Главный Штаб».

«Его зовут Освальд Сесиль Бэстейбл, а меня Гораций Октавий», — хоть бы раз в жизни наш Гораций Октавий придержал свой язык! Если б не он, никто, в том числе и вы, любезный читатель, не узнали бы, что меня зовут еще и Сесилем. Разве это имя для мужчины?

«Мистер Освальд Бэстейбл», — продолжал наш полковник (он-то догадался не упоминать лишний раз то, другое имя), — «вы могли бы стать украшением любого полка. Без сомнения, Главный Штаб наградит вас за службу отечеству. Но пока я хотел бы, чтобы вы согласились принять крону от товарища по оружию».

Освальду жаль было так разочаровать доброго полковника, но пришлось ответить, что он всего-навсего исполнил свой долг и что ни один английский разведчик не согласился бы взять за это плату. «К тому же», — добавил он с присущим (да-да, присущим, мне нравится это слово) ему чувством справедливости, — «остальные сделали ничуть не меньше, чем я».

«Ваши чувства делают вам честь», — сказал полковник (он был самым вежливым и разумным из всех известных мне полковников). — «Однако, господа Бэстейблы и — и прочие (он не запомнил Фулкса, конечно, ведь эта фамилия звучит не так благородно, как Бэстейблы) — вы не откажетесь получить солдатское жалование?»

«Отличная плата, шиллинг за день!» — хором сказали Алиса, Денни и Ноэль, а человек в треуголке пробормотал что-то насчет старины Киплинга.

«Отличная плата, — подтвердил Полковник, — но мы вычитаем за питание. По два пенса за чай с каждого, как раз и остается пять шиллингов».

Всего два пенса за три чашки чая на каждого, и пару яиц, не говоря уж о банке клубничного варенья, бутербродах, и всех кусочках, доставшихся на долю Леди и Пинчера. Должно быть, с солдат берут за провиант дешевле, чем с гражданских, и на мой взгляд это только справедливо.

После всего сказанного Освальд охотно принял пять шиллингов.

Едва мы распрощались с отважным полковником, к нам подъехал велосипед, а на велосипеде дядя Альберт. Он спрыгнул с велосипеда и сказал:

«Что за безобразие? Опять пропали на весь день! Вы что, воинских учений никогда не видели?»

Мы рассказали ему обо всех происшествиях этого дня и он извинился за свои слова, но семя сомнения уже зрело в душе Освальда. Он был уже почти уверен, что весь этот знаменательный день мы вели себя просто как дураки. Он не стал ничего объяснять другим, но после ужина попросился на приватную беседу с дядей Альберта.

Дядя Альберта сказал, что он не может поручиться — быть может, зубы дракона по-прежнему дают обильные всходы, но все-таки и скорее всего, и наши и враги были обычными английскими солдатами на учении, а генерал был вовсе не генералом, а чем-то вроде арбитра в этой игре.

Освальд предпочел никому не рассказывать об этом. Пусть ликуют юные сердца Бэстейблов и Фулкса, пусть они верят, что спасли свое отечество и не ведают, какого дурака они сваляли. Освальд уже чересчур взрослый, ему не следовало так глупо попадаться. Но все же — кто знает. Дядя Альберта сказал ведь, что насчет драконьих зубов никто не может быть до конца уверен.