Обучение

Чёрная Дыра — действительно аномалия. Ренство приносит много бед, с его последствиями всё время приходиться бороться. Но, одновременно, оно необходимо для существования этого мира. Не станет ренства — постепенно исчезнет жизнь. Без света погибнут растения, снизится температура, и возникнет ещё множество проблем. Раньше всё казалось как-то проще… но чем больше учусь — тем лучше понимаю, как мало знаю. И как много тайн хранит окружающий мир.

19 октября 617134 года от Стабилизации

Святоград, Миртар

Наша группа радостно выбралась на грузовой станции из поднадоевшего поезда. Нас уже встречали — поприветствовали и помогли донести вещи (поскольку поездка планировалась по кругу, в том числе в места с суровыми климатическими условиями, их набралось немало). По пути нам ещё раз рассказали правила поведения, которые следует соблюдать в Миртаре. В принципе, ничего страшного, и уж точно легче, чем в Тартаре. Сначала я подумала, что нас сопровождают сотрудники университета, но оказалось — студенты старших курсов аналогичной специальности, но миртарцы.

— Если возникнут какие-то проблемы — обращайтесь, — напоследок предложили провожающие и переслали номера телефонов.

Поселили нас в общежитии местного портально-дорожного университета, на подземном этаже, предназначенном для иностранных студентов. Как и в Тартаре, я, Вира и Ликрий расположились в одной комнате — из-за пересечения жизненных кодов — но здесь она уже была оборудована, и перестраивать ради нас её, естественно, никто не собирался. Помещение оказалось совсем небольшим, намного меньше, чем в Бурзыле, и потолки ниже. Отдельного санузла тоже не предусматривалось. А вот климатическая установка была и позволяла сильно варьировать влажность, температуру и даже состав атмосферы.

Вскоре в комнату заглянул ещё один незнакомец, поинтересовался, не требуется ли чего, и, убедившись, что всё в порядке, скрылся. К слову, понять, кто он: студент, сотрудник или вообще пробегавший мимо любопытный — не удалось. И вовсе не из-за моей безалаберности, а из-за отсутствия паспорта у неизвестного. Впрочем, сомневаюсь, что даже при наличии документа задача оказалась бы элементарной.

В Миртаре удостоверение личности кодировали иначе, чем в Тартаре. Естественно, программа всё равно общеизвестна, и даже дистанционно прочитать паспорт собеседника не составляет труда — вот только оформлен он иначе. И стоило подойти с привычными критериями, сразу появлялись сложности. Например, узнать имя собеседника по документу легко, но вот чтобы посмотреть видовую принадлежность или профессию, уже надо копаться… и не факт, что вообще удастся получить данную информацию без разрешения владельца. Зато на самом виду несколько странных характеристик. Например, критерий «общение», который меняется от «без ограничений» и вплоть до «полная изоляция, контакты запрещены». Впрочем, насколько удалось узнать из учебника, второе встречается чрезвычайно редко. Кроме этого, в паспорте всегда указан уровень допуска к информации, состояние здоровья, критерий законопослушности, положение в обществе и так далее. В принципе, приспособиться можно… если бы не одно «но». Если в Тартаре паспорт является обязательным аксессуаром, без него любое существо приравнивается к аллюсам, то в Миртаре удостоверение личности вполне могут оставить дома. А то и вовсе не потрудиться получить — ведь тут и без него любое законопослушное существо считается гражданином. Как при таком подходе здесь умудряются сохранять порядок — вообще непонятно. Впрочем… когда-то я дивилась на саму возможность выжить в Тартаре, но потом ничего, вполне приспособилась.

Кое-как запихав вещи в предназначенную для этого нишу, мы дружно отправились в столовую. Кормили тут ничуть не хуже, чем в Бурзыле, и значительно дешевле. Выбор блюд уже, но это с лихвой компенсируется количеством и высоким качеством. Кстати, сейчас, после окончательного формирования химерического тела, территория Святограда, располагающаяся ещё восточнее Белокермана, уже не является для меня смертельной и даже пограничной, хотя всё равно находится в дискомфортной зоне. Поэтому, чтобы компенсировать недостатки, мне ещё в поезде выдали специальные добавки. Кстати, не только мне — те или иные средства для сохранения здоровья и работоспособности получили почти все студенты.

Достав и проглотив рекомендуемую дозу таблеток, запила их очень вкусным фруктовым соком с мякотью. Потом обратила внимание на Ликрия, который тоже наслаждался нормальной едой и сейчас, судя по всему, собирался идти за второй добавкой.

— Не боишься объесться?

— Нет, — кратко ответил друг и, проводив его взглядом, я тоже решила прихватить ещё пару пирожков.

Не знаю, как остальные, а я всё-таки переела: местные блюда были на редкость хороши. Но от прогулки отказываться не стала: слишком уж большой соблазн наконец-то оказаться на улице.

Несмотря на то, что Миртар является гигантской и, соответственно, мультивидовой страной, её структура сильно отличается от тартарской. Если в Тартаре все разумные виды ходят, где хотят, то в Миртаре города и сёла чётко разделены по зонам. Например, Святоград и его окрестности предназначены для гуманоидов и близких к ним существ размером от метра до двух с четвертью, да ещё и соответствующих определенным нормативам. Другие жизненные формы тут встречаются очень редко — в результате ориентироваться гораздо проще и комфортней. Хотя заходить на территории, предназначенные для других жизненных форм, не запрещено, но на них рекомендуется всегда носить с собой паспорт. Впрочем, даже с ним, но без специальной предупреждающей символики, безопасность не гарантируется. А вот на подходящих или нейтральных территориях любой разумный защищается законом. Причём для этого ему нет необходимости иметь при себе удостоверение личности или что-то оплачивать — достаточно соблюдать правила поведения.

Святоград оказался светлым и удивительно приятным местом. Может, такое впечатление сложилось именно из-за ограничения обитающих в нём жизненных форм, но он мало напоминал мрачные и тяжёлые тартарские города. Широкие, свободные, озеленённые улицы для пеших прогулок, отдельные дорожки для примитивного транспорта: велосипедов, колясок, и даже запряжённых людьми или животными повозок. Через равные промежутки встречались спуски на станции метро. Благодаря ограниченному разнообразию видов и соответствующей обстановке, воздух казался удивительно свежим и очень приятно пах: лесом, чистой водой, зеленью, лишь иногда с легким оттенком навоза или чего-то ещё. После травмирующей атмосферы тартарских городов миртарский казался чуть ли не раем. Спокойное, чистое, гармоничное селение только для гуманоидов, да ещё и схожего размера. Место для отдыха душой и телом. Ну и пусть данная территория является для меня дискомфортной на уровне тела — зато насколько меньше нагрузка на психику! Кстати, при правильном питании, кое-каких компенсациях и соблюдении режима недомогания вполне возможно избежать.

Прогулка по улицам разбудила ностальгию о жизни в Белокермане. Там тоже было спокойно и чисто. Может, это вообще характерно для восточных стран? Невольно в голову закралась ещё одна мысль: а есть ли здесь, в Миртаре, что-то вроде тартарского института химеризма? Если рассуждать логично — должно быть. Всё-таки страна гигантская и вряд ли она хоть в чём-то захочет полностью зависеть от других — ведь тогда те смогут диктовать ей свою волю. А если здесь тоже изучают химер… то не сглупила ли я, поехав в Тартар? Впрочем, в любом случае поздно жалеть об ошибках прошлого.

Мы быстро разбрелись в разные стороны, и как-то само собой получилось, что я осталась наедине с Ликрием. Оглядевшись и подумав, решила всё-таки прояснить кое-какие вопросы, оставшиеся после просмотра шоу — их не хотелось поднимать при свидетелях.

— Ликрий, я спросить хотела, — обратилась к другу, помялась, но всё-таки продолжила. — Что представляет для тебя угрозу? В смысле — чего тебе стоит опасаться, от чего беречься?

Всё-таки, возможно, мы будем работать вместе — а значит, надо знать слабые стороны друг друга. После же просмотра записей мне начало казаться, что «слабых» сторон у Ликрия вообще не существует.

Мужчина окинул меня задумчивым взглядом, но ответил быстро.

— Из стандартных угроз — есть пределы показателей внешней среды, за которыми жизнь становится невозможной. Ещё — нехватка питательных веществ, но в этом случае обычно следует не гибель, а анабиоз, бессилие и замедление реакции.

Я кивнула — с первым очевидно (например, вряд ли даже Ликрий выживет в жидкой лаве), да и второе секретом уже не является. По крайней мере — для меня.

— Из разумных опасность исходит, в первую очередь, из-за слияния с Ри. Высокопоставленные арваны. Причём сейчас — не только самая верхушка, а все, кто умеет отдавать приказы… специфическим, арванским способом. Они могут очень быстро вывести меня из строя — либо придётся подчиняться, либо лишаться дееспособности. Кроме того, большой угрозой являются байлоги — тоже из-за воздействия на сознание Ри. И они тоже способны быстро меня обезвредить.

Лик немного помолчал и добавил:

— Если совсем точно, то приказы арванов на моё сознание не действуют вовсе, а вот байлогов я чувствую. Не в такой мере, как Ри, но сейчас они даже меня при желании способны выбить из нормального состояния. Хотя если под воздействие попадёт хотя бы один из нас — то этого уже достаточно.

— Только байлоги и арваны?

— Не только, — улыбнулся друг. — Но в прошлой жизни они мне почти не угрожали, в отличие от нынешней. Есть ещё много угроз — но они не являются специфическими и могут квалифицироваться как активное изменение внешней среды.

— То есть для тебя химеризм оказался невыгодным? В смысле — ты потерял в живучести, а не наоборот? — уточнила я.

— Приобрёл и очень многое, — заверил Лик. — Но приобрёл — в глобальном смысле. А вот к кое-каким мелочам, на которые раньше мог вовсе не обращать внимания, стал уязвим.

Я задумалась и слегка прикоснулась рукой к мягким, резной формы листьям куста, мимо которого проходила.

— Многие арваны умеют командовать?

— Меньшинство. Обычно — меньше, чем один из пятисот полноценных арванов. Этот народ хотя и вредный, но весьма разумный — поэтому много правителей им не требуется. Проблема была бы невелика, если бы не межвидовой конфликт, — пояснил друг. — И если бы не могло возникнуть ситуации, когда Ри придётся действовать против своих.

— То есть опять та же вечная проблема — байлоги, — фыркнула я, а потом серьёзно кивнула. — А что насчёт байлогов? Кто из них может тебя обезвредить? Что Эфисс или Асс могут — уже поняла.

— С этим видом гораздо хуже: все, без исключения.

— Даже Лисс? — удивилась я.

— Лисс — подросток. А обезвредить меня может даже ребёнок… только-только начавший осознавать себя. Иногда — вообще младенец. Более того, по информации от Ри, дети как раз опасней — у них влияние практически бесконтрольно и они не способны хотя бы частично его сдержать. Поэтому, хотя дети байлогов намного слабее взрослых, но на близком расстоянии — однозначно большая угроза. Поскольку взрослые могут пощадить… и, иногда, прислушаться к словам.

Да уж, сложная ситуация. Получается, эдакая абсолютная победа. Причём, насколько удалось понять, очень лёгкая.

— У всех арванов так?

— У всех, — подтвердил друг.

— А как же тогда Радий? Он же, вроде, вполне нормально общается с байлогами?

— Со взрослыми… или, по крайней мере, уже умеющими сдерживать себя, — уточнил Лик. — Но даже в этом случае ему приходится постоянно ходить на грани сумасшествия. Чем меньше расстояние между арваном и байлогом, чем сильнее или несдержанней последний — тем ближе эта грань и тем сильнее тянет за черту. Разум Радия крепок, стабилен, быстро восстанавливается… но это не отменяет того, что он уже многократно переступал допустимый предел. Причём иногда — сильно, до такой степени, что Радия приходилось изолировать.

Я посмотрела на друга — Лик не шутил. Впрочем, он никогда не показывал, что склонен к таким дурацким розыгрышам.

— Это действительно так серьёзно и страшно?

— Да. Очень. На уровне того, что мне пришлось пережить в подростковом возрасте. Для справки: все чиртерианы в это время проходят через стадию, напоминающую сильное сумасшествие, — подтвердил Лик. — А от байлогов постоянно веет безумием. Облаком безумия, которое так и норовит затянуть, проглотить… которое вызывает ужас, но, одновременно, некое животное притяжение — соблазн поддаться и раствориться. А это ещё страшнее, особенно когда понимаешь, какие будут последствия.

Мы помолчали.

— Если не учитывать межвидовые отношения, то это основная причина, по которой арваны избегают работать с байлогами. Потому что даже находится рядом, а уж тем более нормально соображать в присутствии этого народа… очень сложно.

— И поэтому арваны становятся такими раздражительными и несдержанными, — осенило меня. — Потому что почти все ресурсы, всю волю приходится тратить на то, чтобы сохранить себя. Из-за этого за остальным следить уже не получается.

— Ты права. Причём не всегда именно удаётся удержать от безумия — часто приходится цепляться, вытягивать себя из него. Ещё учти, что поле байлогов само по себе вызывает у меня очень сильные, а у Ри и вовсе непреодолимые эмоции.

На следующем перекрестке мы разошлись, но я ещё некоторое время думала над последним разговором. Байлоги не просто могут легко победить или обезвредить арванов. Наверняка для последних Лисс и его сородичи являются чуть ли не адом… воплощением самого страшного кошмара. Особенно учитывая, как много для арванов значит трезвость мышления и умение контролировать себя. Может, из-за этой особенности физиологии, пагубного влияния, и началась глобальная война? Но почему тогда Маджит пытается её остановить? И как вообще смогла выжить химера из байлога и арвана — ведь второй должен был спятить от постоянного присутствия первого? Хотя наверняка химеризм позволил как-то скомпенсировать «ауру ужаса и безумия» — иначе бы древтарский император погиб. И уж точно не достиг бы нынешнего положения.

Я бродила по городу ещё пару часов. Святоград чем-то похож, но всё-таки отличается от Белокермана. Например, тем, что здесь легче встретить детей. Группы ребятишек бегают и играют на улицах. Одна компания гоняла мяч на спортивной площадке, парочка где-то семилетних человеческих детей плела венки, ещё несколько расположились у фонтана и, высунув от напряжения языки, выводили буквы в тетрадях… в общем, вели себя как нормальные ребята. Да ещё и были при этом без паспортов и практически без присмотра взрослых! В Тартаре такое вообще сложно представить, по крайней мере, я ни разу не видела ничего подобного. А тут — дети гуляют сами по себе… и не боятся сгинуть. Не опасаются, что их ограбят, съедят или просто изувечат.

Более того. Когда один ребёнок на моих глазах упал и разбил коленку — то на него сразу же обратили внимание несколько прохожих. Помогли встать, осмотрели, утешили, а одна из женщин и вовсе пошла проводить хромающего мальчика в медпункт. То есть, не только безопасность, но и небезразличие к чужой судьбе. По крайней мере, к судьбе детей.

Может, именно из-за более спокойной обстановки, наличия социальных гарантий или сортировке по жизненной совместимости, в Святограде много счастливых людей. По крайней мере, большинство прохожих из тех видов, у которых я уже умела различать эмоции, не выказывали напряжения, как на улицах Бурзыла. И от этого меня тоже тянуло улыбаться. Ведь когда вокруг царит атмосфера дружелюбия, она передаётся и тебе. Точно так же, как в Тартаре — ощущение настороженности и недоверия.

20 – 26 октября 617134 года от Стабилизации

Святоград, Миртар

Если большая часть территории Тартара считается расположенной в относительно благоприятных нео-и климатических условиях, то почти все земли Миртара находятся в экстремальной, сложной для существования большинства существ нео-зоне. Именно по этой причине большая часть приезжих студентов вынуждена использовать какие-либо средства защиты. Причём на частой или даже постоянной основе, а не как, например, в Бурзыле — периодическими медосмотрами. Многим, в том числе Прию и Вире, выдали специальные элементы одежды (на самом деле — компенсирующие приборы), другим — нечто вроде дыхательных аппаратов или ингаляторов, третьим — вообще чуть ли не лёгкие скафандры. В связи с этим, я снова искренне радовалась своей живучести и тому, что удаётся обходиться всего лишь пищевыми добавками. Главное — даже без них мне не грозит гибель, лишь некоторое ухудшение самочувствия, отупение и снижение работоспособности. Но повезло не только мне — неожиданно оказалось, что Ирина тоже в зоне слабого риска. Как, кстати, почти все другие представители рода homo.

С первого взгляда Миртар может произвести впечатление глубоко религиозной страны. В каждой деревне обязательно есть хотя бы малый храм, а в городах как минимум крупный центральный и ещё несколько. Если не всё, то большая часть населения регулярно, ежедневно, ходит на нечто вроде служб в религиозные постройки. Кроме того, многие термины созвучны или синонимичны с религиозными, а ещё среди полноценных граждан наблюдается чёткое разделение на социальные слои. Три самых многочисленных: миряне, монахи и инквизиторы.

Но стоит копнуть глубже в законодательство Миртара, как начальное заблуждение рассеивается. Например, храмы являются не культовыми, а санитарно-гигиеническими сооружениями, их посещение — необходимым условием для сохранения здоровья, а так называемые «священники» и «служки» — особым видом врачей, психиатрами и работниками, обслуживающими соответствующую технику и здания. «Монахами» называют многих специалистов рабоче-крестьянского профиля, а термин «инквизиторы» вообще охватывает огромные слои населения. Государственные работники, такие как врачи, учителя, инженеры, библиотекари, военные и охрана правопорядка, начальство и бухгалтеры, логисты, программисты и многие другие — все они объединяются под единым термином «инквизитор». В общем, в чём-то ситуация схожа с тартарской — тоже наблюдается использование слов в ином значении. Но, в отличие от Тартара, здесь запутывают гораздо меньше — достаточно запомнить несколько общих понятий.

Как всегда, жесткие нормы нам не ставили — каталогизация закрытых коротких путей проходила на добровольной основе и самостоятельно. Другой вопрос, что времени хотя и с запасом, но ограничено, а в наших же интересах успеть обойти всё. Причём некоторые отмеченные на карте точки располагались не так уж близко к городу, в местах, где общественный транспорт не ходил, а специального не выделяли — так что придётся решать проблему своими силами. Посовещавшись, мы наметили оптимальные маршруты и решили чередовать доступные короткие пути с теми, до которых надо добираться. А заодно попытались узнать, нельзя ли как-то решить вопрос с транспортом. К сожалению выяснилось, что наём машины — не про нашу честь. И дело даже не столько в цене, сколько в необходимости специального разрешения, которого у нас нет. Получить его тоже не удалось. Инквизитор, работник местной администрации, радушно приняла нас, посочувствовала, посокрушалась насчёт непредусмотрительности тартарского начальства (типа, могли бы заранее о студентах подумать), а потом вежливо, но твёрдо попросила собрать целую папку документов — то есть, если учесть некоторые обычаи Миртара, отказала.

В этом плане Миртар вообще странная страна — её власти редко прямо говорят «нет» иностранцам. Гораздо чаще затягивают решение, ссылаясь то на неправильно оформленные документы, то на какие-то трудности, то на утерю данных, то на ещё какую-то ерунду до тех пор, пока просители сами не откажутся от идеи. И при этом каждый раз служащие сочувствуют и «понимают трудности». Разумеется, при таком подходе первая мысль о том, что с просителей вытягивают взятку… но она очень ошибочна. Взятками проблему не решить, а попытавшийся её сунуть будет сразу же арестован.

— Даже если в конце концов удастся получить документ — это отнимет слишком много времени, — подвела итог Ирина, буравя недовольным взглядом здание транспортной администрации. — Главное — было бы на что! Мы же не правами разжиться пытались, а всего лишь разрешение на найм машины получить. Бюрократы!

— Мне другое интересно, — вздохнула я, тоже рассматривая строгое белокаменное строение. — Почему? Что такого страшного в найме, из-за чего на него надо получать специальное разрешение?

— Зато понятно, откуда столько примитивизма, — заметила Вира. — Гужевой, вьючный и транспорт на мускульной тяге по закону можно использовать без всяких справок.

— Из мира высоких технологий — в каменный век, — проворчала Ирина. — Недаром у нас миртарцами тупых обзывают.

Кое-какой выход мы всё-таки нашли: в местном университете предоставляли услугу по аренде простых транспортных средств. Велосипеды различных конструкций, тележки и так далее. Цены низкие, так что хоть какая-то, но подмога. Честно говоря, я даже обрадовалась: когда-то, ещё во Вне, любила кататься на велосипеде, но потом состояние здоровья редко позволяло такое удовольствие. Так что теперь с наслаждением выбрала подходящий двухколёсный транспорт и отправилась на тренировку — восстанавливать прошлые умения. Девушки тоже остановили свой выбор на велосипедах и присоединились ко мне, Прий остался на складе в поисках хоть чего-то подходящего, а перед Ликрием и проблемы не стоит: он и на своих двоих любого догонит и перегонит.

Если Вира восприняла тренировки философски, то Ирина оказалась настроена не столь миролюбиво.

— Идиотизм, — ворчала она. — Могли бы хоть мотоциклы или мопеды выдавать! А тут… средневековье!

— Да ладно тебе, — улыбнулась я, совершая осторожный поворот. — Вспомни детство.

— Мне уже в полтора года[3] мопед подарили, — буркнула подруга. — А потом я была в числе лучших по вождению двухколёсной военной техники… дошла до школьных городских соревнований на скоростных мотоциклах. Вот они да, они — дело. А это… бардак и примитивизм!

— Ну ты даешь! — удивилась я. — В секцию какую-то ходила?

— При чём тут секция? — не поняла Ирина. — Хотя ходила, в секции тактики и снайперскую — подумала, в армии или на игрищах пригодится.

Я вильнула в сторону, затормозила и поспешно спрыгнула с велосипеда, чтобы не упасть. Подруга тоже остановилась и вытерла выступивший от напряжения пот. Для человека, в первый раз севшего на такой вид техники, у неё получалось не просто хорошо, а прямо-таки отлично.

— А как же мотоциклы? Вас что, этому в школе учат?!

Школьные соревнования на опасном скоростном транспорте как-то совсем не укладывались в голове.

— У нас вообще считается, что каждый должен суметь управлять самой распространённой в Калипе военной техникой, — снисходительно улыбнулась Ирина. — То есть мотоциклом, грузовиком, летающим транспортом и так далее. А как иначе?

— Вира, а у вас тоже такие требования? — жалобно поинтересовалась я, резко почувствовав себя ущербным рендером. Ещё бы — максимум, что умею, это велосипед, лыжи и роликовые коньки. И то не на таком уровне, чтобы в гонках участвовать.

— Нет, у нас не такие, — легкомысленно отмахнулась эрхелка. — Но моё государство и не зарабатывает, сдавая отряды наёмников или оказывая другим странам военную поддержку за деньги.

Кивнув, я задумчиво посмотрела вслед продолжившей тренировку Ирине. Если бюджет Калипа сильно зависит от таких доходов, то всеобщая воинская повинность неудивительна. Зато понятна отличная физическая подготовка подруги.

Как бы то ни было, труднодоступные маршруты пока пришлось отложить — всем ещё требовалось потренироваться. Прию так и не удалось найти подходящую технику, зато миошан договорился с каким-то частником о прокате верхового животного, отдалённо напоминавшего лошадь. Мне понравился добродушный скакун, и даже Ирина немного оттаяла, хотя всё равно постоянно высказывалась на тему местного колорита.

Только после того, как сама столкнулась с резким ограничением на использование транспорта, я заметила, что его действительно совсем не видно на улицах города — хотя дороги вроде бы позволяют. Из-за этого и ещё некоторых особенностей Святоград выглядит не городом будущего или современным — а удивительно, нарочито примитивным. Из всего высокотехнологичного транспорта — только метро, но и оно необычное. При поездке на нём не удастся полюбоваться на поезда. На станциях пути закрыты стеной со специальными автоматическими дверями, «входами» и «выходами», которые открываются одновременно с дверями вагонов, каким-то чудом останавливающимися строго в одном и том же месте. Внутренняя отделка тоже под здание, к тому же переходы между вагонами не предусмотрены. В результате создаётся почти полное впечатление большого лифта или комнаты ожидания, а не поезда.

Разумеется, практика по каталогизации коротких путей не означала, что мы освобождаемся от занятий — все нормы освоения оставались прежними. Поэтому, хотя у меня был запас, я решила не злоупотреблять: мало ли что случится. Так что обучение продолжалось. Доступ в сеть нам дали, и канал обеспечили хороший — но он работал только в учебных корпусах университета, на одном из этажей общежития (в специальном зале для занятий) и, как это не забавно, в ближайшем храме. В остальных местах телефонная связь работала, а интернет блокировался — то есть быть-то был, но вот воспользоваться им мы не могли. Некоторые самостоятельно оплатили дополнительную услугу, а я посмотрела на цены для иностранцев (в том числе тартарцев), подумала — и решила не пускать деньги на ветер. Их и так немного. Лучше что-то действительно нужное прикупить, а заниматься можно и в отведённых для этого помещениях. Тем более, что нам позволяли свободно перемещаться по университету.

Если в первый день я работала в зале для самостоятельных занятий, то уже во второй решила совместить приятное с полезным — прогуляться до храма и попробовать учиться там. Но на подходе к религиозной постройке пришлось задержаться: из-за угла резко выскочил встрёпанный незнакомец.

— Не ходи в храм! — предупредил он. — Там мозги промывают: будешь тупая и послушная!

Остановившись, я посмотрела на высокое здание, а потом — на молодого человека.

— У тебя есть доказательства?

— Зачем?! — нервно рассмеялся он и всплеснул руками, обводя ими начавший коситься на нас народ. — Оглянись вокруг! Полный город доказательств!

Я чуть отступила от перевозбуждённого человека и задумчиво посмотрела на прекратившего подметать улицу и с открытым ртом наблюдающего за нашим разговором дворника. Всё-таки что-то в словах незнакомца есть: ещё нигде не видела столько примитивных технологий, как в Святограде. Например, взять тех же дворников. Здесь они работают без техники, обычными мётлами. Аналогичная картина наблюдается во многом. Например, уже пару раз наблюдала, как во внутренних дворах у специальных колонок люди стирают бельё. Да и балконы с вывешенными влажными вещами являются прямым свидетельством отсутствия даже такой простой бытовой техники.

Пока я размышляла, со стороны храма к незнакомцу направились два служки. Заметив их, тот ещё больше занервничал, попятился, а потом с воплем «не ходите в храм, там мозги промывают!» бросился бежать. Служки — следом.

Проводив их взглядом, я снова посмотрела на храм. Нет, всё-таки не верю. Если бы всё было так просто и так опасно, то нас бы предупредили. Или, по крайней мере, не указывали бы храм как одно из рекомендуемых мест для занятий. Хотя… тартарцы такие тартарцы, они вполне могли не посчитать нужным рассказать очевидное. С другой стороны, те же вертарцы тоже ни разу не выказывали неодобрения, в том числе, когда при них заходила речь о храмах. И вообще, я уже не раз слышала, как местные студенты сообщают, чтобы если что, их искали в таком-то храме. Вряд ли миртарцы будут работать против своих же — в их интересах, чтобы студенты хорошо соображали, а вовсе не наоборот.

Решив так, я снова направилась к храму. Строение было большим, но строгим и без украшений — как почти все местные здания. Даже удивительно, откуда такой аскетизм: землетрясений и бурь здесь не бывает, и обстановка как будто сама предлагает развернуться — а ничего подобного.

Судя по всему, сейчас подходило время службы — по крайней мере, главный зал был почти полон.

— На молитву, к священнику или в читальный зал? — вполголоса поинтересовался молодой служка у входа.

Сразу вспомнилась информация, услышанная краем уха — тоже что-то про воздействие на мозг, причем именно во время служб. Мгновение поколебавшись, я тихо поинтересовалась:

— А молитва не опасна? И можно ли не на неё, но посмотреть?

Служка насмешливо фыркнул.

— Параметры всех наших молитв есть в сети, — ещё понизив голос, заметил он. — Для тебя ни одна не представляет угрозы. — Выглянул на улицу, кивнул каким-то своим мыслям и поманил за собой. — Идём, покажу, где можно посмотреть с минимальным воздействием. Только веди себя тихо.

Мужчина провёл меня куда-то вбок, по коридору и вверх по лестнице — на нечто вроде балкончика-лоджии, выходящего в общий зал.

— Тут воздействие минимально, — служка откровенно забавлялся моим опасением. — Хотя вообще-то надо меньше пропаганды смотреть, тартарка.

— Потеряв осторожность, легко потерять жизнь, — пожала плечами я.

— Смотря где, — улыбнулся мужчина и жестом велел соблюдать тишину. Началась служба.

Возможно, какие-то воздействия на лоджию действительно почти не попадали, но и оставшихся вполне хватило для впечатлений. Причём очень сильных.

В зале зазвучала тихая, странная музыка. В ней смешался шум воды и ветра, звуки духовых и струнных инструментов и даже как будто голоса. Изменилось освещение — но почти незаметно. Вроде бы что-то не так, а что — уловить не получается. То ли игра звука и света, то ли что-то ещё, но потихоньку меня охватывало спокойствие. Подозрения и негативные эмоции отступили, и в сердце воцарился мир. Воздействие «службы» лишь очень отдалённо напоминало поле покоя белорунов. Во время и после него не возникало желание соглашаться и подчиняться первому встречному, просто становилось лучше… словно ближе к гармонии с окружающим миром. Приятное ощущение затягивало, но не порабощало. Чуть позже я заметила ещё одну деталь. Голова стала ясной и соображала теперь лучше, чем до процедуры — хотя и до этого на тупость жаловаться не приходилось.

Народ уже разбрёлся по своим делам, а я всё ещё стояла на лоджии, любовалась необычно оформленным залом и наслаждалась отличным самочувствием. Если на других местные «молитвы» действуют хотя бы на треть так же, понимаю, почему на них полный аншлаг. Я бы тоже не отказалась ежедневно приходить в храм, чтобы получить заряд бодрости, оптимизма и хорошего настроения.

— Тартарка, ты в порядке? — отвлёк от размышлений снова подошедший служка.

— Да, — неохотно оторвавшись от изучения росписи на стенах, я повернулась к мужчине. — Спасибо. Это действительно… — замолчала, не зная, как выразить испытанные чувства.

Волшебно? Прекрасно? Возвышенно?.. Каждый термин казался не тем. Слишком слабым и искажающим смысл. Да и вообще появилось ощущение, что миртарцы не так уж и извращают смысл слов. По крайней мере — некоторых. Например, если другие храмы хотя бы частично такие же — то они достойны называться храмами. Действительно могут привести человека в гармонию с верой… и с самим собой.

— Кто может присутствовать на службе?

— Любой. Иностранцам — без ограничений… но не рекомендую даже тебе чаще двух-трёх раз в сутки. Может здоровью повредить, — искоса посмотрев на меня, добавил мужчина. — Своим — в зависимости от многих факторов. Но раз в сутки, хотя бы на облегчённую версию, можно и рекомендовано приходить всем.

— Сейчас была облегчённая?

— Нет, обычная. Теперь легкая будет, потом — стандартная, а после неё — интенсивная.

Поблагодарив, я прошла в другую часть храма — в так называемый читальный зал. Это помещение активно используется студентами, преподавателями и вообще работниками умственного труда. Впрочем, кроме них я заметила несколько человек, судя по всему, не занимающихся, а отдыхающих и просматривающих какие-то фильмы. Но в целом зал предназначался именно для работы.

После службы заниматься было приятней и легче обычного. Впрочем уже через несколько суток я поняла, что дело не только в неком воздействии в главном зале храма. Помещение для занятий само по себе способствовало работе. Причём наблюдалась чёткая зависимость: в своей комнате или на улице учиться сложнее, в университете или на специальном этаже общежития — уже лучше, а в храме — ещё комфортнее. Поискав в сети, поняла, что загадка имеет простой ответ: в некоторых заведениях специально меняли нео-природно-климатические условия, для того, чтобы обеспечить народу возможность полноценно работать и жить, чтобы скомпенсировать недостаток некоторых факторов.

Однако только в храме, в том числе в читальном зале, изменения настолько серьёзные, что практически все приезжие из нашей группы могут находиться там совсем без защиты без вреда, а то и с пользой для организма. Более того, условия для многих, в том числе меня, практически идеальны — благодаря этому обеспечивается такое повышение работоспособности. Даже обидно, что в Тартаре не встречала ничего подобного — а ведь в Бурзыле обстановка пусть подходит лучше, но тоже не оптимальна. Подумав, поинтересовалась на этот счёт у тартарского куратора.

— Я не справочное бюро, — привычно отмахнулась женщина. — Иди в сеть.

К сожалению, ответ в интернете оказалось найти непросто. Зато удалось узнать, что содержание каждого храма обходится Миртару в круглую сумму. А ведь за посещение тут денег не берут — причём это касается не только студентов, но вообще всех прихожан. Удивительно и приятно.

Не выдержав, я загрузила загадкой друзей. Выяснилось, что они тоже не знают ответа и тоже высоко оценили местные храмы. Ещё полазив по сети и устроив мозговой штурм, мы всё-таки пришли к кое-каким выводам. Вот только получились они не в пользу Тартара.

— По всему выходит, что дело упирается в деньги, — подвела итог приблизительным расчётам Ирина. — Банальную выгоду.

— Да уж, — неохотно потянула я, глядя на получившиеся числа. — Но Миртару тоже невыгодно строить и поддерживать храмы… а главное, пускать в них за спасибо.

— В Миртаре без храмов снижается не только комфортность существования: для некоторых возникает угроза для жизни или здоровья, — заметил Прий.

— Тем более, могли бы плату брать, — упрямо заметила я. — Народ бы всё равно посещал, никуда бы не делся — особенно если это не для расслабления, а реально необходимо.

— Я тоже не понимаю, — согласилась Ирина. — Не обязательно ведь три шкуры драть, но просто взять оплату…

— Вот этим и отличается государство, которое заботится о своих гражданах, — с укором посмотрела на нас Вира. — Даже тех, которые по какой-то причине не могут заплатить.

Мы переглянулись и замолчали. А потом мне в голову пришла неожиданная мысль, и я снова полезла в сеть.

Доходы каждого отдельного гражданина в Миртаре самые маленькие из гигантской четвёрки (Мориотар не участвует в рейтингах). Но на самом деле валовый доход на душу населения весьма значительный и вполне может конкурировать с тартарским. Однако на руках у народа денег нет — большая их часть принадлежит государству. Впрочем, последнее не удивительно. Из-за того, что Миртар расположен в неблагоприятной зоне, возникают большие сложности… которые требуется решать в государственном масштабе. Думаю, именно на них и уходят те огромные средства, которые держит в своих руках правительство. По крайней мере, люди тут живут и не так уж плохо. А если посмотреть на стандарт жизненных кодов, то многие должны были вымереть. Пусть не сразу, но патологии уже оказались бы очень заметны. Но их нет — народ в целом здоров. Причём даже малоимущие. А это многого стоит.

Ещё одной не сразу замеченной особенностью Святограда является наличие комендантского часа. С закатом обычный народ с улиц исчезал, зато выходили стражи порядка. Нас не предупредили заранее, поэтому внимание инквизитора к припозднившемуся иностранному студенту оказалось сюрпризом. К счастью, меня не прогнали, лишь предупредили, что если собираюсь ходить по улице в неурочные часы, то необходимо соблюдать тишину, не пользоваться дополнительным освещением и выполнять ещё кое-какие правила. В тот день я смутилась и поспешила вернуться в общежитие, но позже осмелела, на всякий случай убедилась, что к нам комендантский час не относится, и выбралась-таки на вечерне-ночную прогулку.

Удобно устроившись на лавочке сбоку от оживлённой улицы, наблюдала за прохожими и ждала часа икс. На закате обычный народ начал расходиться, зато появилось достаточно много инквизиторов — хранителей правопорядка. Они провожали по домам заигравшихся детей, а иногда и взрослых. Меня, как и ожидалось, не трогали и не гнали, хотя снова предупредили о правилах поведения. Город затихал… и в наступившей тишине отчётливо шелестел листвой поднимающийся ветер.

Когда стемнело, к усилившемуся ветру присоединились голоса ночных птиц и насекомых: не слишком громкие, наоборот, успокаивающие и навевающие сон. Создавалось впечатление, что я не в центре города, а где-то в лесу. Заслушавшись, не сразу заметила противоречие. Ветер активно шумел где-то в вершинах деревьев… но кожей ощущалось лишь лёгкое дуновение, ничуть не сильнее дневного. Да и над головой у меня крупных растений нет и птиц не видно. Отсюда вопрос: что шумит и поёт?..

Как и в Белокермане, в Святограде не предусмотрено ночного освещения, но это не помеха — на небе светила яркая луна. Пройдясь по улице, я окончательно убедилась, что звуки леса — лишь иллюзия. Зачем? Может, чтобы мирным жителям лучше спалось? По крайней мере, на меня звуки действовали успокаивающе. Примерно через час, когда уже собиралась возвращаться, улицы вдруг оживились. Но не так, как днём.

Люди выходили на дороги в темноте и тишине, к тому же детей среди них почти не видно. Ещё одно отличие: если в светлую пору суток многие ходили без паспортов, то теперь такого нет — наоборот, все прохожие с документами. Просмотрев несколько десятков, я чуть не присвистнула: мирян среди активных жителей не было вовсе. У всех социальное положение не ниже монаха, и минимум на этом же уровне разрешён доступ к информации. Вот она, тайная жизнь спокойного города.

Одновременно удалось убедиться в том, что наземный и воздушный транспорт существует и работает — в ночное время на улицах появлялись машины. Они двигались очень тихо, не пользуясь дополнительным освещением, но организованно — от этого возникало впечатление какой-то тайной военной операции, а не обычной городской жизни. Что самое удивительное, даже строительство зданий с помощью техники велось только по ночам и бесшумно… как будто таясь. Кстати, работники тоже передвигались тихо, не пользовались освещением и переговаривались шёпотом. Такое поведение вызывало недоумение. Почему бы всеми этими делами не заниматься, как все нормальные люди — днём? Почему двое мужчин, привезших на телеге и с помощью примитивных инструментов заменяющие дверь подъезда, или разносчик хлеба по мелким магазинам на грузовом велосипеде спокойно трудятся в светлое время суток, а строительные краны выходят из тени только в тёмное?

Чем дальше, тем сильнее я понимала, что только с помощью интернета сложно компенсировать недостаток информации. А ещё — предусмотренные образовательным минимумом сведения по гигантским странам явно недостаточны. Поэтому очень обрадовалась, когда в один из вечеров на почту пришло письмо от нашего миртарского куратора. Женщина предлагала всем желающим студентам походить на краткие курсы ликбеза по этой гигантской стране. Я, впрочем, как и друзья, решила не отказываться от таких занятий, даже несмотря на их платность. Может, хоть так удастся найти ответы?..

27 – 34 октября 617134 года от Стабилизации

Святоград, Миртар

Сидя на подоконнике у открытого окна, выходящего из коридора университета, я пыталась разобраться с очередной темой. Погода хорошая, поэтому в аудиторию не тянуло, а тут и лёгкий ветерок, и ветки ближайшего дерева так близко, что если протянуть руку, можно их коснуться. Чем дальше, тем сильнее понимаю, что в Святограде совсем иная обстановка, чем в Бурзыле. Приятнее.

В соседнее, тоже открытое, окно влетела небольшая сандалия. Через несколько секунд — вторая. Я насторожилась: второй этаж, потолки высокие… с чего бы кому-то обувью кидаться?

Скрипнула ветка дерева, и за соседний подоконник ухватились детские руки. Девочка шести-семи лет подтянулась и ловко перевалилась через преграду.

— Фух, — тихо выдохнула она, подобрала обувь и тут заметила меня. Быстро оглянулась и приложила палец к губам.

— Ты что тут делаешь? — шёпотом спросила я. — Сюда можно только по разрешению.

— Я… к дяде в гости, — так честно заверил ребёнок, что я сразу заподозрила ложь.

— А почему не через вход?

— Я на минутку, — отмахнулась девочка и босиком, с сандалиями в руках припустила по коридору.

Но далеко на ушла. Из-за поворота ей навстречу вышел преподаватель. Присел на корточки перед резко затормозившим ребёнком и с укором поинтересовался:

— Ну и зачем ты опять сюда залезла?

Девочка отступила и расстроено поникла.

— Я только птичек посмотреть хотела, которые вон в той комнате сидят. Тихонько, ничего бы не трогала. Дяденька инквизитор, не прогоняй, ну пожалуйста! — с надеждой попросила она. — Я только посмотреть.

— Одевай сандалии, чудо, — вздохнул мужчина, дождался, пока ребёнок, обиженно шмыгая носом, выполнит указание, а потом взял её за руку. — Где твои родители?

— Не надо к маме, — тут же упёрлась девочка. — Я больше не буду, правда-правда.

— Давай так. Сейчас мы сходим к маме, чтобы она не беспокоилась, поговорим с ней, а потом сможешь птичек посмотреть, — серьёзно предложил преподаватель. — Согласна?

Ребёнок задумчиво почесал царапину на руке. Тяжело вздохнул.

— А давай ты сам меня накажешь, а маме жаловаться не будешь?

— Не буду жаловаться. Слово инквизитора, — пообещал мужчина. — Хочу с твоей мамой познакомиться и поговорить, но жаловаться не собираюсь. И рассказывать, что ты уже не первый раз в окно залезаешь — тоже.

Девочка улыбнулась.

— Хорошо.

— Теперь идём?

— Идём. А потом точно можно будет птичек посмотреть?

В это время преподаватель завернул за угол, и ответа я уже не расслышала. Всё-таки здесь другие обычаи. И дети доверяют взрослым, по крайней мере, некоторым.

— Интересно, зачем говорить с матерью, если не жаловаться? — высказала вслух занимающий мысли вопрос.

— Познакомиться. Подготовить её к тому, что дочь станет инквизитором, — негромко ответили сзади.

Я обернулась — там стояла ещё одна преподаватель. Женщина грустно смотрела туда, куда ушли субъекты разговора.

— Я тоже когда-то лазила куда не следует. Только не в университет, а в малый храм — больше ничего интересного в моей деревне не было.

Вспомнив информацию с дополнительного курса, я сочувственно кивнула.

— Тебе пришлось расстаться с родителями?

— Зато у меня стало больше братьев и сестёр, — улыбнулась инквизитор и добавила: — И семью регулярно навещаю. Но мы и они всё равно принадлежим к разным мирам.

Устроенный для нас краткий ликбез по Миртару помог многое понять. И оценить впечатления от страны с учётом новых знаний.

Неблагоприятные нео условия в «голубых» землях (прозванных так по цвету флага), естественно, оказывают прямое влияние и затрудняют жизнь. Но гораздо более отрицательным и труднопреодолимым является их опосредованное воздействие — через вездесущую ксеру. В этой зоне внутриклеточный симбионт снижает плодовитость, причём очень значительно. Но действует не на всех в равной мере. Ксера использует определённую энергию и вещества, которые на востоке и без того в дефиците: организм их вырабатывает в небольшом количестве, а нуждается постоянно, но и извне нехватку компенсировать трудно и дорого — пришлось бы в скафандрах ходить или операции проводить, как у белокерманских защитников. Проблема в том, что дефицитные составляющие участвуют не только в процессе размножения, а необходимы ещё для некоторых типов работ, в первую очередь, интеллектуальных. Более того, у существ, занимающихся умственной деятельностью, физиология немного смещается и ксера становится агрессивней, превращая таких людей в бесплодных. Организму ещё хватает сил на регенерацию и возобновление собственных тканей, но о размножении можно забыть. Впрочем, в принципе восстановление фертильности возможно, но только в особых условиях или в западных землях. Но и в этом случае на это потребуется не меньше нескольких лет.

В результате, некоторые законы и обычаи Миртара направлены на то, чтобы хотя бы частично компенсировать негативное воздействие ксеры. Для этого существует особый класс населения — миряне. Эти люди получают минимальное образование, их специально ограничивают в информации и приставляют к примитивному физическому труду. Причём стремятся, чтобы работа и домашние дела занимали большую часть активного времени суток. Физические нагрузки не влияют на агрессивность ксеры, зато хорошо утомляют — в результате у мирян остаётся меньше сил и возможностей чтобы «слишком много думать». Казалось бы, жестокие меры… но именно миряне являются родителями, в том числе для всех остальных социальных классов. Только они могут выносить по шесть-восемь и более детей за жизнь, причём, если повезёт, один-два ребёнка будут собственными, а не «намоленными».

Впрочем, у монахинь, если перейдут на какую-то примитивную работу и подождут десяток лет, тоже есть возможность родить, но уже нет шанса зачать без помощи врачей.

Весь Миртар охватывает специальная медицинская сеть, занимающаяся закупкой, производством и вживлением здоровых зародышей. Причём материал поступает из специальных лабораторий. К сожалению, ситуация такова, что у инквизиторов и монахов брать генетику бесполезно. Даже после специальных обработок и внедрения в другую клетку результат получается либо нежизнеспособен, либо ущербен, недоразвит, слаб или с плохим потенциалом. А вот из материала мирян получить полноценных зародышей уже можно — хотя тоже приходится специальным образом и достаточно долго подготавливать исходные образцы.

Из-за низкой плодовитости и невозможности поддерживать население на должном уровне естественным образом, в Миртаре храмами оказывается специальная услуга для мирян и монахов. Можно «намолить» ребенка — то есть обратиться к священнику, чтобы он проверил готовность и назначил день операции по подсадке зиготы. Этот день выпадает из жизни мирян (обычно приглашают пару) и та чаще всего искренне считает, что ребёнок их — тем более, что выбирается зародыш, у которого будет схожий фенотип. Одновременно у будущих родителей (если они миряне) в свою очередь забирают образцы генетического материала. Изучают, сортируют, бракуют или вносят в золотой фонд и так далее. То есть дети пришедшей в храм пары могут родиться… но уже у кого-нибудь другого. И не факт, что оба родителя будут те же: в лабораториях стараются подбирать оптимальные комбинации генов.

Кроме того, вырастить младенца искусственным образом, «в пробирке», в условиях Миртара очень накладно — требуется серьёзная защита от внешней среды и создание специальных условий. С учётом этих и других факторов получается намного выгодней использовать в качестве инкубаторов людей, способных выносить потомство — их организм сам обеспечивает условия, на воспроизведение которых в другой ситуации требуется много средств.

Из-за жесткого ограничения в информации миряне не могут работать с техникой и, соответственно, не дают большого дохода. Но они всячески оберегаются законом и выполняют очень важную функцию воспроизводства населения. Казалось бы, проблему можно решить легче и дешевле: закупать детей или просто позволить иммигрантам свободное переселение, создать для них условия. В тартарских землях и западнее много народа, который наверняка с радостью перебрался бы на новое место жительства. Но не всё так просто. Хотя иммигранты есть, дети действительно завозятся, и закупаются зародыши, однако даже всё это в совокупности составляет лишь малую долю в восполнении населения. Будь иначе, Миртар попал бы в зависимость от других гигантских стран, ему смогли бы диктовать условия и сильно ослабить или практически уничтожить, прекратив поставки. Так что для поддержания суверенитета эта гигантская страна заботится о собственном дорогостоящем комплексе мер. Хотя, разумеется, не упускает случая закупить и немного снизить затраты. Но никогда — в ущерб собственному производству.

Кстати, ещё из-за особенностей мирян и того, что для них надо создавать особое, обеднённое информацией поле, одним из самых серьёзных и жёстко наказываемых преступлений считается распространение лишних сведений. Артисты, сказители, барды, поэты и художники — все они находятся под контролем государства. В связи с этим же в Миртаре часто недолюбливают тартарцев и некоторых других иностранцев: те легко способны сболтнуть лишнее и спровоцировать на размышления — а значит, на бесплодие и импотенцию. По этой же причине приходится дополнительно приглядывать за иммигрантами.

Но ближе к теме. Миряне являются всеобщими родителями, однако практически не дают дохода, а часто, наоборот, создают дополнительные расходы для бюджета. Зато поставляют один из главнейших, человеческий ресурс. Детей.

Хотя детёныши растут в семьях мирян, их часто навещают и за ними присматривают инквизиторы. Играют, наблюдают и выделяют тех, кто проявляет больше любопытства и сильнее склонен к размышлениям. Такие дети, даже если продолжат считаться мирянами, чаще всего сами перешагнут ту планку, за которой следует абсолютное бесплодие (то есть неспособность не только зачать, но даже выносить ребёнка). Кроме того, если оставить их любознательность без контроля, они могут сбить с пути остальных. Чтобы подобного не случилось, детей, склонных думать и фантазировать, осторожно забирают из семей либо в приёмные семьи (из инквизиторов), либо в специальные садики, а потом школы. Обычные миряне считают это честью и радуются, что их ребенок перейдёт на более высокую социальную ступень, станет инквизитором. Да и в целом это частое явление: из каждой второй-третьей (а то и первой) семьи кого-то «избирают», а в некоторых и не по одному ребёнку.

Социальная прослойка монахов выделяется частично тогда же, а частично — позже, уже в подростковом или ближе к зрелому возрасту, после специальных тестов. Это пограничные люди, те, кто уже потерял возможность зачать или послужить источником качественного генетического материала. Они могут продолжать жить с родителями, но чаще сами уходят в училища. Хотя этой прослойке всё ещё ограничивают доступ к информации, но уже гораздо меньше. В результате монахи могут получить какую-то относительно простую, однако качественную производственную профессию. Рабочие на заводах, водители, моряки и многие другие являются монахами. Кстати, если кто-то из данного социального класса продолжит самообразование, окажется сообразительным или ещё как-то проявит себя, он вполне может пополнить ряды инквизиторов. Даже если останется работать на том же заводе — но уже не простым токарем, а, например, главным, или специалистом по сложным задачам.

В свете новых знаний я вполне могла понять женщину. Она сама прошла через такой этап. И лишилась родителей.

— Можно задать личный вопрос?

— Задавай, — всё ещё глядя вслед ушедшим, разрешила инквизитор.

— Ты… тебе было очень плохо, когда забрали из семьи?

Женщина посмотрела на меня и неожиданно рассмеялась.

— Тартарка, — добродушно сказала она. — Вы привыкли, что каждый сам за себя, каждый поодиночке, и переносите эту точку зрения на остальных. Я не потеряла свою семью. Но обрела новую. А потом — ещё одну.

— То есть тебя взяли на воспитание сначала одни, а потом — другие? — перевела на нормальный язык я.

— Софья, ты же рендер. Не теряй те преимущества, которые даёт тебе приход из другого мира — их и так немного. Хочешь, живи в Тартаре, учись, работай, приспосабливайся, но не позволяй ему полностью перекроить твой образ мысли на свой лад.

— Ты не сказала, что я поняла неправильно, — заметила я. — То есть по сути…

— Ты поняла неправильно, требующая точного и однозначного ответа тартарка, — насмешливо заверила собеседница. — Вторая моя семья — те инквизиторы, которые взяли меня и ещё нескольких детей на воспитание. А третья… не уверена, что ты сможешь понять. Для тартарцев это слишком сложно.

Заметив мою обиду, женщина улыбнулась. И в этой улыбке мне почудилась чуть ли не жалость.

— Все инквизиторы, весь наш социальный класс — одна большая семья. В неё берут не всякого, но если принимают — то как близкого человека. Брата или сестру. Это… прекрасное ощущение. Но вряд ли ты поймешь.

Я задумалась. Попыталась представить, как такое возможно, и признала, что для меня вообразить подобное действительно сложно. Особенно если людям не промыли мозги, не выровняли всех под одну копирку, а оставили цельными самостоятельными личностями. Впрочем…

От внезапного понимания стало не по себе. Легко бросаться обвинениями, но очень трудно и страшно посмотреть правде в глаза. Любая система заставляет прогибаться, подстраиваться под себя. Или даже хуже — ломает и перекраивает так как пожелает, не считаясь с потерями. Можно много говорить про минусы Миртара, и при изучении этой страны в Тартаре явно делается такой акцент. Но если оглянуться вокруг и снять шоры, то легко увидеть, что Тартар точно так же переделывает людей. Хотя нет, не так же, а куда жестче и грубее. Сколько ни обманывай себя, не считай свободной и независимой личностью — это не так. Иначе тартарцев в других странах не могли бы так легко распознать по поведению. Мы схожи, будто слеплены по одному шаблону. А те, кто выбиваются или не подходят, оканчивают свою жизнь в рабах или на свалках.

Когда-то белокерманский посол упоминал о разнице между желающими что-то изменить и теми, кто пытается просто вписаться в существующее общество. Вот я как бы вписалась и теперь меряю окружающих уже привычными, тартарскими мерками. Но при этом потеряла какую-то часть себя. А ещё — так и не обрела семью. Есть друзья. Очень хорошие друзья. Но всё равно чего-то не хватает. Возможно, настоящей душевной близости? Когда хорошо просто посидеть рядом? В новой жизни я ощущала нечто подобное разве что в Белокермане с другом из вида слизняков, с Шасом и, в последние дни, с Лиссом. Но с первым уже давно расстались, у Шаса тоже свои дела, хотя и перезваниваемся, Лисс — не про мою честь. Можно утешать себя тем, что многие тартарцы одиночки и вообще, такова судьба всех взрослых людей… И старательно отрицать возможность другой жизни и отношений. Недаром в Тартаре так распространены шутки и критика миртарцев. Если их высмеять, обвинить или облить недоверием, то легче успокоить собственные комплексы. И глухую тоску, разливающуюся в груди, когда начинаешь думать, что могло быть и иначе.

— Ты права, мне сложно понять, — пересилив себя и подавив норовившие вырваться циничные замечания, признала я. — Здесь многое по-другому.

Инквизитор посмотрела мне прямо в глаза и улыбнулась:

— Главное — не зацикливайся только на Тартаре. И не пытайся мерить всех его мерками.

Я кивнула и вернулась к занятиям. Разговор продолжать не хотелось, как, впрочем, и требовать доказательств. Тем более, что много раз замечала, как тепло относятся друг к другу инквизиторы. А значит, если собеседница и искажала правду, то не так уж сильно.

Как и в Бурзыле, здесь большую часть материала приходилось изучать самостоятельно. Причём имелся существенный минус — консультанты, с которыми можно было бы посоветоваться, с нами не поехали. Аудио и видеосвязь усложнялась из-за аномалий с течением времени и по этой причине по умолчанию не предоставлялась — только за свой счёт. Оставалась переписка, но пользоваться ей не всегда удобно. Впрочем, я давно привыкла к самостоятельной работе, ответы на многие вопросы, пусть и с большей потерей времени, но можно найти в справочниках или учебных материалах. К тому же нам позволяли посещать занятия по аналогичной специальности в местном портально-дорожном университете. Единственная проблема — пусть специальность и аналогичная, но программа обучения, организация занятий и даже набор предметов несколько отличается. По этой причине мы очень редко пользовались великодушным разрешением местных властей.

В отличие от тартарской системы здесь един не только необходимый минимум, но и программа обучения для всего курса. Поэтому студенты идут ровно, занимаются совместно, соответственно, контролировать или помогать отстающим легче — и труд преподавателей сильно облегчается. Из любопытства я ознакомилась с расписанием пар соответствующего курса. Большинство из предметов не вызвали особого интереса или были аналогичными изучаемым, но краткое описание «философии портализма» привлекло, поэтому я решила посетить хотя бы одно занятие. И ничуть об этом не пожалела. Даже более того, теперь старалась по возможности не пропускать пары по этому предмету.

На философии портализма студенты изучали многие моральные, психологические, политические и иные вопросы, которые частично или полностью оставались за кадром по тартарскому минимуму. Занятия проходили следующим образом: сначала давали новый материал, а потом его обсуждали. Причём назвать эти знания лишними или бесполезными не поворачивался язык. Например, на одной из пар я наконец поняла, чем так опасны самоубийцы.

В тот раз студентам сначала показали документальный фильм, а потом мы долго беседовали и развивали тему. Фильм являлся записью лабораторных экспериментов в трёх зонах: восточной, центральной и западной. В крупном изолированном помещении создавали экосистему, которая должна быть устойчивой. И наблюдали, что с ней происходит с течением времени.

В восточной зоне за несколько поколений сначала вымерли более высокоорганизованные и при этом активные формы жизни (поскольку не оставляли потомства или оставляли его в недостаточном количестве и качестве), а за ними последовали и остальные. Дольше всех продержались долгоживущие растения: некоторые деревья и кустарники. Даже бактерии и грибы уже исчезли, а они ещё жили. Впрочем, в конце концов старые исполины тоже погибли… и жизнь прекратила своё существование.

В эксперименте западной зоны развитие оказалось совсем иным. Там с плодовитостью проблем не возникало, но каждое новое поколение всё сильнее теряло свои первоначальные признаки. Сначала такую адскую гибридизацию не выдержали более сложноорганизованные организмы: исчезли высшие растения и животные, а власть взяли простейшие, примитивные водоросли и плесневые грибы. Но постепенно и их разнообразие снижалось. Остатки жизни долго боролись за своё существование в виде почти однородной слизистой массы, однако и они потерпели поражение.

Центральная зона тоже не оправдала возложенных на неё надежд. Причём развитие шло по западному типу, просто более растянуто во времени. Но, в отличие от предыдущего опыта, в центре жизнь вымерла даже быстрее, поскольку сильно укоротилась последняя стадия — однородной массы.

Единственным организмом, который можно было считать выжившим и сохранившим себя, являлась ксера. Но она не могла размножаться и действовать без хозяина. В результате получался мертвый мир, густо усыпанный микроскопическими спорами ксеры.

Может показаться, что эти эксперименты имеют слабое отношение к реальной жизни: и в Святограде, и в Бурзыле вокруг города растут леса, да и сами города не пустуют и разнообразие не ограничено только деревьями или плесенью. Но на востоке за это надо благодарить власти Миртара (которые постоянно следят за обогащением окружающей среды), а главное — и тут, и в центре, и особенно на западе, на помощь приходит ренство. В Чёрную Дыру попадают отнюдь не только и даже не столько разумные. Огромное значение имеет ренство семян, спор, животных, растений, бактерий, грибов — именно благодаря ему экосистемы окрестностей Бурзыла продолжают своё существование, пусть иногда и претерпевая серьёзные изменения. Прекратись вдруг этот вид ренства — окружающая природа либо выродилась бы (в центре и западнее), либо вымерла (на востоке). И тогда всем пришлось бы тратить намного больше средств на искусственное поддержание экосистем, чтобы не допустить катастрофы. А ведь даже сейчас заводы и институты подобной направленности есть везде, играют очень важную роль и потребляют огромные ресурсы (особенно на востоке и западе). В итоге, исчезни постоянное вливание нового генетического материала, гигантские страны не справились бы с возросшей нагрузкой и привычный мир исчез бы. А вместе с ним — и разумные.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Когда-то, в Белокермане, меня ввели в заблуждение. Впрочем, неудивительно: большинство обывателей искренне считает, что выхода из Чёрной Дыры не существует. Но он есть… и именно мы, самоубийцы, можем преодолеть эту границу. Другой вопрос, что вернуться домой почти точно не получится — мир во Вне слишком огромен и к тому же не в единственном, а во множестве экземпляров — попробуй найти нужный и конкретное место в нём. Зато у самоубийц, и меня в том числе, есть реальный шанс снова увидеть настоящие звёзды, а не их отражение.

Итак, мы можем выбраться. Проблема в том, что без специальных техник и защиты мы можем не только пересечь границу миров сами, но и пронести с собой вездесущую ксеру. Этот организм прекрасно выживает и размножается во Вне, по-прежнему, как и в Чёрной Дыре, сохраняя свои особенности в зависимости от условий окружающей среды. То есть, чаще всего, вызывает на обитаемых планетах ту же картину. А учитывая, что ксера очень устойчивая к неблагоприятным факторам и её множество разновидностей, а на планетах во Вне ренства нет…

Например, попади ксера вдруг на Землю. В первую стадию заражения люди вообще могут ничего не заметить, разве что уменьшатся случаи аллергий и ослабнет действие ядов. А потом начнут появляться уродцы… и чем дальше — тем более массово. Исчезнет сама возможность естественного и искусственного отбора и отбраковки — ведь потомки уже не дети родителей, а, в том числе, происходят от ветроопыляемых растений, бактерий, грибов и клещей. Пройдут поколения, жизнь ещё некоторое время поборется за своё существование, но в конце концов исчезнет. Останется планета, некогда бывшая живой… и споры ксеры. Они мелкие, лёгкие и очень устойчивые к агрессивной среде. Ветер вполне может споры поднять в небо… и кто знает, не попадут ли какие-то из них в космос и не отправятся ли в межзвёздное путешествие. А уж если погибшую планету посетят инопланетяне, то они привезут на свою родину универсальную и непобедимую чуму.

Любой из самоубийц, сам того не подозревая, может оказаться хуже низшего арвана — те хотя бы действуют тонко, уничтожая только разумных или только ограниченное число видов и не вредя остальным. Мы же, даже призраки, легко принесём всеобщую чуму. Причём, если на отдельной планете или, лучше, в изолированном пространстве, с ней ещё сможет справиться большой штат специально подготовленных и снабженных дорогостоящим оборудованием арванов или несколько байлогов даже без оборудования (но они не способны полностью убрать загрязнение планет, зато гораздо легче зачистят, например, внутреннюю часть космического корабля), то стоит ксере выйти за эти пределы, как рано или поздно всеобщее вырождение станет неизбежным. И это, увы, не теоретические сведения. До того, как обитатели Чёрной Дыры поняли, какую опасность они представляют, первые самоубийцы уже заразили несколько миров. К счастью, не цельных, а притягиваемых к нашей аномалии обрывков, так называемых «пузырей». Но в каждом из них было множество звёздных систем, а иногда — и галактик. В них существовала жизнь и даже разум. А из-за ксеры они уже погибли или были обречены. Изоляция заражённых планет и звёздных систем не спасёт — лишь поможет отсрочить уничтожение. Пусть даже, если повезет, и на миллионы лет.

И ещё одно. Даже если бы жители Чёрной Дыры наплевали на гибель миров во Вне — на них она тоже скажется. Ведь если там не будет жизни, то и сюда перестанет попадать свежий, чистый генетический материал. А значит, жизнь Чёрной Дыры ожидает тот же конец. Утешает только то, что все известные заражённые миры являются пузырями и что все они постепенно притягиваются к Чёрной Дыре — поэтому есть надежда, что ксера не проберётся выше.

После этого занятия я поняла, что самоубийцы действительно опасны и должны находиться под тотальным контролем или уничтожаться. Как, впрочем, и соответствующая техника. Самые продвинутые технологии по контролю — у Древтара, и ради всеобщей безопасности другим странам приходится мириться с тем, что все самоубийцы и все портальные приборы находятся под присмотром этой страны. То есть, если смотреть цинично, все представители нашей профессии находятся под тотальной диктатурой Древтара. Впрочем, есть ещё один интересный исторический факт: когда другие гигантские страны (в первую очередь Тартар) пытались обойти это правило, агенты монополиста и мориотарцы на удивление дружно уничтожили все начинания. Впрочем, тартарцы и сами не идиоты и понимают, что при такой глобальной угрозе как заражение ксерой, риск не оправдан. Да и миры во Вне никакой экономической ценности для местных стран не представляют — безопасный перенос хоть чего-то получается слишком дорогим, да и неосвоенных территорий в Чёрной Дыре полно. Единственное, что коробит власти других стран — так это сам факт монополии Древтара по данному вопросу.

— Впрочем, это в каком-то плане тоже оправданно, — заметил преподаватель во время обсуждения. — Древтар лучше других стран поддерживает байлогов и арванов, и способствует их развитию, а также разработке их специфичных технологий. А значит — способен лучше нас, тартарцев и прочих обеспечить безопасность миров во Вне.

Хотя самоубийцы способны выбраться в настоящие внешние миры (не сразу, а постепенно, попрыгав по множеству пузырей), но обычно такой проход — случайность. Наша основная деятельность связана именно с поиском коротких путей в пределах Чёрной Дыры. Тоже гигантские неизведанные территории, но, в отличие от Вне, уже повсеместно зараженные ксерой — а значит, угрозы для них мы не несем. Другой вопрос, что редко когда полностью исключена ошибка, и нельзя гарантировать, что выбравшись на ту сторону короткого пути, я окажусь на «ядре» Чёрной Дыры, а не в каком-то из окружающих её пузырей.

Естественно, до того, как самоубийц допускают к самостоятельной работе, им проводят специальные изменения: во-первых, позволяющие очистить организм от ксеры (точнее — распознать её как нечто чужеродное и не взять с собой), а во-вторых, выжить без этого вездесущего симбионта в условиях Чёрной Дыры. Из-за сложностей таких модификаций каждый самоубийца нуждается с больших начальных затратах (которые включают в кредит). В этом плане химеры, причем любые, впереди всех: одной из наших общих особенностей является как раз неприятие организмом ксеры. То есть призрак-химера, в отличие от других призраков, даже без дорогостоящей подготовки не притащит с собой чуму. Иная ситуация произойдёт, если вдруг шагнуть выше по рангу (что у химер случается намного чаще, чем у остальных). В этом случае, пытаясь пронести, например, видеокамеру или паспорт, я почти точно прихвачу вместе с ними ксеру. Самый надёжный вариант — либо не брать ничего, либо оборудовать вокруг зоны перехода изолированную от окружающей среды лабораторию и полностью зачищать в ней и на багаже ксеру. Ну или ходить в уже знакомые пути, те, которые ведут не во Вне — а такая необходимость тоже бывает. Но как гарантировать, что все самоубийцы будут выполнять правила и среди них не попадётся небрежного или злонамеренного? Тут на помощь и приходит тотальный контроль.

Вот трудно было тартарцам нормально всё объяснить, а не посылать в сеть! Всего одна сдвоенная пара, а уже отпало всё возмущение принимаемыми мерами безопасности. Более того, теперь я полностью понимала, что если контроль надо мной всё-таки установить не удастся, то меня необходимо будет уничтожить. Необходимо! Даже если предположить, что сама по себе я нарушать правила не собираюсь, кто сказал, что меня не смогут заставить? Шантажом, пытками (ведь не везде есть короткие пути, чтобы сбежать), гипнозом или обманом! Стать причиной гибели целой планеты, миллиардов людей… множества планет. Слишком большая угроза. Ничья жизнь такого не стоит.

На данном предмете касались ещё многих тем, связанных с выбранной профессией. Даже частично прослушанный курс помог многое понять, смириться или посмотреть с другой точки зрения.

Кстати, от местного подхода к образованию я была в восторге. И по-белому завидовала миртарским студентам. Их занятия проходили куда эффективней и интересней, чем наши. Мне бы очень хотелось, чтобы в Бурзыле было что-то подобное.

— Зато если уж тартарец переживёт период обучения, то как факт сможет заниматься и дальше, самостоятельно. И ни от кого не зависеть, — цинично утешала я себя одним из плюсов тартарской системы образования. И старательно делала вид, что не замечаю в расписании портально-дорожного университета Святограда специальных предметов, предназначенных для того, чтобы помочь студентам освоить наиболее эффективные методы самоподготовки и самообучения.

35 октября – 7 ноября 617134 года от Стабилизации

Окрестности Святограда, Миртар

Однажды мне пришло предписание о посещении загородного научного центра: в рамках сотрудничества власти Тартара разрешили местным арванам исследовать меня — как необычное существо. Возражать или возмущаться не имело смысла. Во-первых, потому, что всё равно ничего не изменить. Во-вторых, вряд ли арваны будут истязать, как в тартарском институте химеризма. Скорее стоит ожидать банальных царапин, как с Радием — а это не пугает. Ну и в-третьих, я надеялась, что миртарцам удастся разрешить вопрос с излишней устойчивостью к изменениям — ведь в ином случае меры непременно примут, а погибать не хочется.

Только сейчас, после вызова, я обратила внимание, что ни разу не встречала местных арванов и байлогов. Вроде бы университет аналогичный, но ничего такого не видно. Заинтересовавшись, отправилась обходить учебный корпус, специально знакомясь с паспортами всех встречных (у кого они были) и высматривая черных и чешуйчатых. Но найти никого не удалось. Если арваны могут замаскироваться, то с байлогами теперь такой фокус не пройдёт — после освоения био-и пси-тел я легко смогу их выявить… если, разумеется, они не умеют менять облик и там. Но судя по записям, если на физическом и био уровне они способны изменить форму, то на пси — уже нет. Так что тёмный чешуйчатый кокон должен остаться таковым. Выходит, байлогов в университете нет? Как же так?

Когда я зашла на третий круг, на меня обратили внимание несколько инквизиторов-старшекурсников.

— Мы можем помочь?

От неожиданного вопроса я растерялась: в Тартаре можно было хоть сотню раз пройти мимо и заслужить разве что резкий комментарий, но не предложение помощи. Стало стыдно, тем более, что занимаюсь, по сути, ерундой какой-то.

— Нет, я просто мимо проходила.

— Не похоже, что просто, — продолжила настаивать девушка. — Мы уже заметили, что ты кого-то ищешь.

— Это не по работе, — смутившись, призналась я.

Студенты переглянулись и рассмеялись.

— Какая разница? Все равно, ты же иностранка, да ещё и бывший рендер — значит, можешь легче запутаться, чем коренные тартарцы.

Мгновение поколебавшись, я махнула рукой и рассказала о непонимании и поиске представителей двух видов.

— Всё просто, — весело пояснили старшекурсники. — Арваны работают в загородном корпусе, а сюда приходят редко, только по необходимости. А байлоги тоже в загородном корпусе находятся и тоже здесь лишь иногда появляются.

— А иностранцам можно в этот корпус? — заинтересовалась я.

В ответ получила подтверждение и два адреса, причем один располагался подозрительно близко к тому научному центру, в который меня вызвали. Любопытство разыгралось не на шутку, и теперь мне очень хотелось посмотреть на местных представителей опасных видов. А ещё поняла, как соскучилась по Лиссу.

Корпуса байлогов и арванов находились не просто за городом, а на противоположных сторонах, практически на максимальном удалении друг от друга. Поскольку арванский можно посетить одновременно с научным центром, то моей первой целью стал байлоговский. Тем более, до назначенного срока время ещё есть, поэтому, воспользовавшись метро, успею в один день посмотреть и то, и другое.

От остановки метро пришлось пройти ещё около километра по удобной, но почти пустынной дороге в лесу. За весь путь навстречу попался только один студент. Кстати, чем дальше я шла, тем гуще и более диким становился лес. Тут кроны деревьев часто смыкались, а кусты могли образовывать настоящие заросли — ничего подобного до сих пор в Миртаре не встречала.

Добравшись до «корпуса» на всякий случай сверилась с картой в компьютере — настолько он отличался от привычных строений. Не здание, а как будто огромная куча серовато-буроватых, густо переплетённых корней или засохших веток. Неровная, постепенно набирающая высоту и поднимающаяся над лесом (то есть на несколько десятков метров) масса побегов. А уж в диаметре этот «корпус» вообще огромен. Вплотную к своеобразной наклонной стене вдоль здания в обе стороны продолжалась дорога, а входа я не заметила — судя по всему, он где-то дальше.

Вблизи «стена» выглядела ещё менее привлекательно и совершенно не продуктом цивилизации. Корни или побеги оказались разной ширины, густо опушёнными, на многих «ветках» присутствовали бурые с красноватыми прожилками листья — хотя их цвет напоминал о мертвом растении, но судя по виду, они вполне живы, просто такой оригинальной окраски. Заинтересовавшись, я потянулась, чтобы потрогать… но не успела.

Ветви и корни взметнулись, откуда-то из зарослей будто выстрелило растительной плетью и она крепко обвила руку прежде, чем я успела отскочить. Рванувшись, только ухудшила положение — из «здания» выскочило ещё несколько плетей: одна поймала ногу, вторая — уже пленённую руку, а третья легла неудачнее всего, крепко обхватив шею — аж дышать стало сложно. Я замерла, судорожно пытаясь найти выход. Хватка «растения» чуть ослабла, но продолжала крепко удерживать. Скосив глаза, медленно согнула кисть пленённой руки и попробовала плеть на крепость. Твёрдая, как камень — при всём усилии ноготь не оставил даже следа. А вот реакция была — петля сжала руку сильнее, да ещё и наползла дополнительным витком.

Так. Значит дёргаться бесполезно, вряд ли удастся вывернуться или порвать — слишком крепкие побеги. А главное — очень нервирует удавка на шее, особенно учитывая, что стоит сглотнуть, как она ненадолго напрягается так, что начинает мешать дыханию. А если рефлекторно рвануться от нехватки воздуха — будет и вовсе конец. Нет, нас, тартарцев, на такую уловку не поймать. Приоткрыв рот, я позволила лишней слюне стекать наружу — плевать на «красоту», зато безопаснее. Теперь надо позвонить и вызвать помощь — благо для этого особо двигаться не придётся, очками вполне можно управлять с помощью глаз.

Но не успела я связаться с кураторами (а именно — Фуньянем, как самым знакомым и, на мой взгляд, безопасным), как из лесу по малозаметной тропинке вышли двое студентов с полными корзинами грибов.

— Опа, тартарка! — радостно сказал брюнет. — Влипла!

— Привет, — не менее весело обратился ко мне шатен. — Ты влипла!

— Сама зна… — стоило заговорить, как плеть на шее отреагировала очень агрессивно, так что пришлось снова замереть и постараться не дёргаться. Но на сей раз всё оказалось сложнее. Только когда уже начало темнеть в глазах, и я еле сдерживалась, чтобы не забиться в бесплодных попытках освободиться, растение ослабило давление, зато наползло ещё парой витков и притянуло ближе к стене.

Хорошо, что хоть на дыхание не реагирует. Так, учту, вслух с куратором общаться нельзя — только с помощью глаз.

— Ты лучше не говори — вешность этого не любит, — сочувственно посоветовал первый очевидную вещь.

— Ты серьёзно влипла, тартарка, — ехидно добавил другой. — Теперь тебя уже не выпустят — нечего на закрытые территории проникать! Так что попрощайся со своим любимым Тартаром!

— Если бы, — с некоторым разочарованием потянул брюнет, достав карманный компьютер и что-то на нем посмотрев.

— Вы уж слишком любите не в своё дело лезть, — не слушая его, продолжил шатен. — Плюёте на обычаи других стран! Вот только ты забылась, тартарка, — он подошёл ближе, безбоязненно, демонстративно опёрся о стену строения и заглянул мне в глаза. — Тут тебе не мелкая страна, которой можно вредничать. Здесь вам так разгуляться не дадут!

— Хватит уже, — остановил его товарищ.

— Что хватит?! — взорвался студент. — Тартарцы уже всех достали, я же тебе рассказывал, что они…

— Во-первых, у неё есть допуск на эти территории, — перебил брюнет. — Во-вторых, она — рендер, причём недавний, а не коренная тартарка.

Шатен явственно смутился.

— Смотреть надо до того, как радоваться, — укорил его приятель.

— Ты это… я, в общем, извиняюсь, — уже не с таким наглым и довольным видом сказал шатен. — Я тебя за тартарку принял, а ты там просто жить вынуждена.

Я с трудом сохранила неподвижность, но всё-таки не удержалась и слабо улыбнулась — к счастью, «здание» не отреагировало.

— Не паникуй, — распорядился брюнет. — Мы сейчас Юсису сообщим…

— Она — тартарка, пусть и рендер, — напомнил шатен. — Значит, надо тартарцам, а не Юсису.

— Тогда мы сообщим тартарцам, — легко согласился его приятель. — И там уж они разберутся. Если вдруг не захотят, то Юсис точно разберётся. Ты только не нервничай — и всё будет в порядке.

Я мигнула, а потом осторожно повела свободной рукой в жесте согласия белорунов.

— А ты ещё и порталист-разведчик, тьфу ты, извращенец-самоубийца… ну и извратят же всё тартарцы, — тоже достав компьютер, ознакомился с моим паспортом шатен. — Коллеги, стало быть. Прости, я, действительно, дурак, — снова покаялся он. — Просто тартарцев ну очень не люблю, они мою семью сгубили, я тогда ещё в мелкой стране жил.

— Идём уже, скоро занятия начнутся, — поторопил брюнет. — А тебе удачи! И жди.

После этого они прошли чуть дальше по дороге и удалились… прямо в расступившуюся перед ними стену. Я немного подивилась на необычную технологию, а потом всё равно сама связалась с Фуньянем. Может, студенты и обещали сообщить, но не сказали, когда. А ещё не исключено, что забудут или передумают.

— Ты знаешь кто? — не дав мне и слова напечатать, заявил Фуньянь. — Ты Радий-два, версия молодая и такая же безалаберная! Вот прямо тянет вас и тянет и всё не туда, и всё в вешность. Жди теперь — она вреда не причинит, если сама не напросишься. Местных беспокоить не будем, чтобы бюрократию не разводить, поэтому как Асс освободится — так придёт и тебя выпустит.

— «Когда ждать, и почему именно его»? — быстро набрала я глазами.

— Через два-три часа, у него там деловая встреча. Асс — байлог, остальные тебя просто из вешности достать не смогут, — пояснил эрхел. — Если местным позвоним, они помогут, зато потом заставят объяснительные писать.

— «Мне надо быть у миртарских арванов через три часа».

— Ладно, так и быть, насчёт этого позвоню, объясню ситуацию, — обнадёжил Фуньянь и рассмеялся. — Нет, ну что тебя так на всякую гадость тянет, а? Прямо профессионально выбираешь — то опекун, то друг, то ещё один друг… В общем жди, попоголовая наша.

На этой оптимистичной ноте куратор отключился. А я от нечего делать тщательно проанализировала своё сегодняшнее поведение: не нарушила ли какие-то правила? Получается, всё-таки нет. Любопытство, может, и свинство, но не преступление. Байлоговский корпус и его окрестности не являются закрытой для меня зоной, по крайней мере, про приближение к «зданию» нигде запретов не видела и при перепроверке ничего подобного не нашла. Тогда, может, это просто несчастливое стечение обстоятельств?

Шло время. Чем дальше, тем труднее было оставаться в неподвижности. А ещё стало заметно, что плети не просто удерживают, а постепенно притягивают к растительной стене. Уже через час меня прижало к зданию, но на этом побеги не успокоились, начав медленно запихивать внутрь. От этого я снова занервничала, несмотря на заверения студентов и Фуньяня о безопасности. Тем более, что периодически всё равно невольно дёргалась и двигалась — а вдруг это можно посчитать достаточной причиной для причинения вреда?..

Чтобы успокоиться, постаралась переключиться на другие мысли. Вот например… Все — и студенты и куратор — называли это необычное здание вешностью. Но Лисс называл вешностью те странные серовато-бурые растрёпанные тряпки-балахон, в который одевался его отец и другие байлоги. Это объясняется пересекающейся терминологией или тут что-то большее? Внимательно рассмотрела растительную стену. Цвет соответствует. Впрочем, не только цвет — самые тонкие корни-ветки-волокна (непонятно что) очень даже похожи на лохмотья балахона. Интересно… «одежда» тоже может ловить? Но даже если нет, то всё равно материал весьма универсальный: и для огромного здания годится, и в качестве тряпок, а если вспомнить вычитанное в сети, ещё и способ перевода неорганики в съедобную субстанцию.

Вешность уже оплела меня так, что внешний мир удавалось увидеть только одним глазом, да и то ветки и усики частично заслоняли обзор. Да уж, наверное, для стороннего наблюдателя это ужастик какой-то — растительная стена и завязший в ней, наполовину погружённый внутрь человек. Теперь отвлечься уже не получалось, снова нахлынул страх, и только усилием воли я не скатилась в позорную и опасную в данной ситуации истерику.

— Я уже здесь, — сообщил появившийся в поле зрения Асс, и в тот же миг растительные плети скользнули по телу, освобождая от захвата.

Сразу подкосились ноги — все-таки сколько времени стояла в одной неудобной позе. С трудом проковыляв несколько шагов, чтобы отодвинуться от коварного здания, я опустилась прямо на дорогу, вытирая слюну и слезы.

— Ну что такое? — присел рядом на корточки байлог.

— Страху натерпелась и устала в неподвижности находиться, — призналась я, а потом с опаской поинтересовалась: — Я точно ничего не нарушила? Вроде не было таких правил… или я их не нашла.

— Всё в порядке, — улыбнулся Асс. — Здесь ведь не Тартар, заранее бы предупредили о запрещённом. А почему в неподвижности-то находилась?

Облегчённо вздохнув, недоумённо посмотрела на байлога.

— Так меня же эта… вешность поймала, — пояснила очевидную вещь.

— И? — не понял он.

— Чтобы её не спровоцировать на причинение вреда.

Асс удивлённо посмотрел на здание, а потом на меня.

— А при чём тут неподвижность?

— Чтобы не спровоцировать, — раздражённо повторила я.

Байлог на некоторое время задумался.

— То есть ты считаешь, что малейшая смена позы может спровоцировать?..

— Так и есть, — ещё раз протерев лицо, я вытянула ноги и сменила позу, давая им отдых. — Даже когда говорить пыталась, это… оно агрессивность проявляло.

Асс снова взглянул на здание, а потом улыбнулся и потрепал меня по волосам.

— Выдумщица параноидальная.

— Выдумщица?! — мне стало обидно. — Эта ваша вешность, даже когда я говорить пыталась, душить начинала! И вообще, хотела в стену замуровать.

— Разве Фуньянь не предупредил? — тут же прекратив веселиться, серьёзно спросил байлог.

— Он сказал, что ты придёшь, и чтобы я не напрашивалась на вред. Разве не так?

Теперь древтарец смотрел на меня с сочувствием.

— Фуньянь — нехорошая личность, ехидная. Провокатор, — сообщил он, подошёл к зданию и позвал: — Иди сюда.

Я с опаской посмотрела на переплетение серовато-бурых побегов.

— Она не причинит тебе вреда, — заверил Асс.

Тяжело вздохнув, выполнила указание.

— Пощупай.

На всякий случай приготовившись к худшему, потрогала здание, но оно осталось неподвижно.

— Это вешность, — пояснил байлог. — Попробуй её на прочность.

— Да что пробовать, знаю уже, что ничего не выйдет, — пробурчала я. — Пробовала уже, когда надеялась вырваться.

— Она очень крепкая и устойчивая к внешней среде, — подтвердил Асс. — Ты сейчас, без оружия, не сможешь причинить ей вред — а значит, не сможешь и спровоцировать на агрессию.

Я уже смелее пощупала стену.

— Меня поймали, душили, тянули в стену — разве это не агрессия?

— Нет, — категорически заявил байлог. — Ты — незнакомое существо, поэтому она действовала типично — захват и удержание, — мужчина помолчал, а потом сочувственно добавил. — Я-то ещё удивился, что ты снаружи… Если бы ты немного подёргалась, то минут через пять была бы уже внутри, в изолирующей полости, и тебя бы отпустили — в смысле, уже не оплетали бы.

— И что? — настороженно поинтересовалась я.

— Там бы и ждала, сидя или лёжа или ещё как-то бы устроилась.

Теперь я посмотрела на произошедшее событие с другой стороны. Выходит, вместо того, чтобы мучиться в неудобной позе и с железобетонными побегами на шее, можно было эти несколько часов провести без особого дискомфорта, отдохнуть или даже позаниматься? А осторожность, подпитанная лёгкой провокацией Фуньяня (завуалированной — и обвинить-то не получится, не врал ведь!) и студентов сыграла против меня?

— То есть… то есть можно было ждать просто запертой в неком помещении, а не связанной и обездвиженной? — полуутвердительно уточнила неожиданное прозрение.

— Да, — согласился Асс. — Вообще-то так обычно и происходит.

От облегчения из глаз снова потекли слезы. Вот дура-то! Страху натерпелась, застоялась, аж судорогами тело сводило, а по сути…

— Ну что ты, не расстраивайся, — куратор ненадолго задумался, а потом перевёл тему. — Идём, тут рядом ручей — можно умыться и попить.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

Ноги уже немного отдохнули, так что без возражений пошла следом, напоследок ещё раз оглянувшись на вешность. И не удержалась от вопроса:

— Почему к ручью, а не в здание?

— Туда тебя не пропустят, — просто сообщил мужчина. — А если пропустят, то постараются уже не выпустить — в смысле, местные власти купят у тартарцев.

— Купят?! — споткнувшись от неприятной новости, рефлекторно схватилась за тут же поддержавшего Асса.

— В Тартаре очень многое продаётся, сама ведь знаешь.

Кивнула. Да, знаю и даже сталкивалась. Но почему-то надеялась, что теперь, после поступления, меня эти реалии уже обойдут стороной. Точнее — гнала прочь такие мысли. А ведь по сути на меня и сейчас могут устроить охоту, взять в рабство, убить — всё по закону, только стоит это «удовольствие» нынче гораздо дороже. Вот и вся разница. А того факта, что жертва тоже разумное существо, никто учитывать не станет.

— Хочешь, покажу фокус? — спросил байлог после того, как я умылась и привела себя в порядок.

— Зачем? — недоумённо вскинулась я.

— Может, отвлечёшься и расстраиваться перестанешь. Всё же хорошо — не надо переживать, — улыбнулся куратор.

После моего согласия, байлог протянул руку к небольшому кустику травы, и она тут же начала расти. Быстро… невероятно быстро. Всего за несколько минут растение стало почти с меня вышиной, выпустило множество бутонов и зацвело. Взглядом спросив разрешения, я потрогала это чудо.

— Но как… это же невозможно, — прошептала себе под нос. — Это ведь сколько энергии надо, воды, питательных веществ — да всего. Оно не могло вырасти так быстро.

Однако факт оставался фактом: цветущий куст уже прекратил рост и теперь выглядел так, словно достиг такого размера естественным путём. И на ощупь казался настоящим, и пах так же, как аналогичные цветы в городе.

— Это ведь невозможно, — повторила я, жалобно посмотрев на Асса. — Фантастика какая-то!

— Тебе понравилось? — вопрос прозвучал с какой-то детской гордостью и надеждой. Как у малыша, протягивающего рисунок и ждущего одобрения.

— Очень, — искренне призналась я, снова прикоснувшись к растению. Но загадка не давала покоя. — Это какой-то особый быстрорастущий вид?

— Нет, это я, — смутился байлог. — Если хочешь, выбери ещё что-нибудь — и тоже могу вырастить.

Решив не упускать такую возможность, я осмотрелась и указала на другое растение — оно даже во взрослом виде оставалось небольшим. А потом внимательно следила за действиями мужчины. И кое-что всё-таки увидела, но не на привычном уровне восприятия, а переключившись на биотело. Байлоги, включая Асса, на этом уровне выглядели похожими на свой стандартный облик на физ-уровне — чёрными, чешуйчатыми и когтистыми гуманоидами. Похожими, но не совсем — из глазниц, носа, рта, ушей и с кончиков пальцев на био-уровне у них истекал тёмный густой туман или дым. Сейчас наблюдалась почти такая же картина, вот только дым гораздо гуще, вытек дальше, окутал подопытное растение… и светился. Очень ярко, до боли в глазах. Самое удивительное то, что туман (или дым?) всё равно выглядел тёмным. Может, это парадокс восприятия?

В результате, если на физ-уровне я могла видеть необъяснимо быстрый рост травы, то на био не получалось — слишком слепило необычное излучение. Но больше удивило другое. Когда рост закончился, свечение ослабло, но туман не рассеялся, а втянулся обратно под когти чёрного и чешуйчатого гуманоида — то есть в скафандр.

Переключившись на обычное восприятие, задумчиво посмотрела на куратора. Если… скорее всего, скафандр существует не только на физ, но и на био-уровне. И если «туман» втягивается внутрь — то может, это и есть настоящий облик байлогов на том плане? На физическом-то никакого тумана ни разу не видела.

Как бы то ни было, одно точно — на растение как-то воздействуют. И, что самое поразительное, трава не погибает от такого стресса. Хотя…

— А сколько эти цветы теперь проживут?

Байлог пожал плечами.

— Не знаю, их же могут сорвать, съесть…

— Если никто их не тронет и внешние условия останутся нормальными, — тут же уточнила я.

— Долго. Эти два вида долгоживущие.

— То есть им не повредил такой экстренный рост?

Куратор задумчиво посмотрел на растения.

— Нет, они здоровы, сейчас перепроверил. Но они и до этого не выглядели больными, с чего ты решила, что с ними что-то не так?

Я только головой покачала. Удивительно.

— Совсем забыл, — опомнился Асс. — Арваны отложили срок на два с половиной часа. Так что тебе пора, чтобы еще перекусить успеть.

— Ещё раз спасибо, — искренне поблагодарила я перед расставанием. — И за чудо с цветами — тоже.

Уже в метро снова задумалась о «фокусе». Где растение берет питание, воду, кислород и энергию на такой бурный рост?.. Хотя насчет воды — рядом был ручей. Кстати, а почва вокруг не стала истощённой? Наверняка, байлоговскую стимуляцию уже исследовали, так что надо будет поискать материалы по этой теме.

На душе стало легко, и я рассмеялась. Всё-таки Асс добился своего, отвлек от пустых переживаний. А ещё повёл себя так, что теперь сложно воспринимать его как нечто страшное. Сразу вспоминается присевший на корточки мужчина, с надеждой ожидающий мнения и одобрения. В этот момент куратор сильно напоминал Лисса. Удивительно, но, похоже, какая-то детскость и наивность, что ли, остаётся даже у самых высокопоставленных байлогов. Однако если отвлечься от эмоций и задуматься о сути, то получается как раз наоборот: сегодня я получила подтверждение, что чёрные и чешуйчатые весьма опасные существа.

Купив пару пирожков и порцию блюда, напоминающего плов, перекусила прямо в кафе рядом со станцией. К счастью, в Миртаре, в отличие от Белокермана, термическая обработка пищи не является чем-то особенным. А потом вновь спустилась в метро.

Естественно, ни о каком походе в арванский корпус до посещения научного центра теперь и речи не шло. Впрочем, после пережитого у байлоговского корпуса я уже не уверена, что хочу ещё куда-то ходить и с кем-то знакомиться. Мало ли…

Но на здание снаружи всё-таки поглядела — тем более, что оно действительно располагается буквально по соседству с научным центром. Этот корпус университета выглядел совершенно нормально, и никаких аномалий заметить не удалось. Да и остановка метро находилась совсем рядом — буквально в нескольких десятках метров. Но кое-что всё-таки было: как и рядом с байлоговским зданием, вокруг арванского природа отличалась от обычной в пригороде. Но, если вокруг первого растительность бушует, то здесь такого нет. Зато видовое разнообразие поражает. Напоминает шикарный ботанический сад — единственный минус, что нет поясняющих надписей. Хотя впечатление всё равно сильное.

Когда я подошла к лаборатории, трудящийся в саду рядом с ней юноша оторвался от работы, поприветствовал и предложил следовать за ним. Работник устроил мне настоящую двухчасовую экскурсию по окрестностям, резко пересекая все попытки завернуть к зданию. Получив подтверждение его полномочиям, я перестала возражать, хотя всё равно недоумевала.

— Если захочется ещё что-то посмотреть — сообщай, — подвёл он итог прогулке и тихо добавил: — Все равно специалисты были заняты. А теперь тебе пора к ним.

— Но зачем было так отвлекаться, когда хватило бы просто указания подождать или передвинуть время на попозже? — удивилась я.

— Ха! И за это время ты бы куда-нибудь ушла, если без присмотра оставить. Или снова бы опоздала, — пренебрежительно сообщили мне, отчего стало одновременно стыдно и очень обидно. В конце концов, да, совершила ошибку, но не такую уж большую и впервые за долгое время — неужели этого достаточно, чтобы так относиться?

В лабораторию пришлось сходить ещё несколько раз. Относились ко мне вежливо, ничего плохого не делали — физический дискомфорт не превышал такой при работе Радия с Ликрием, но все вели себя… мягко, предупредительно, заботливо. Поясняя каждое действие и ведя себя как с какой-то умственно неполноценной, причем несмотря на то, что больше никаких сроков и правил не нарушала.

— Не стоит ждать разумности от тех, кто общается с байлогами, — ехидно сказал лаборант уже в конце исследований, провожая к выходу. — Каждый получает то, что заслуживает.

Переступив порог, я обернулась. Юноша стоял и улыбался.

— Да ты не нервничай, — с показным сочувствием добавил он. — Никто тебе вредить не станет — ты же будешь дорогим оборудованием.

Сдержав резкие слова, я вежливо попрощалась и поспешила уйти. Вот и первые отголоски межвидовой вражды. А ведь главное — совершенно ничего плохого не сделали, но комплексы неполноценности успели пышно разрастись — прямо как цветы под рукой Асса. Очень неприятное ощущение. Остановившись у станции, прислонилась лбом к стене. Надо было поблагодарить лаборанта за откровенность и честное указание причины. Зная её, легче справиться с ощущением собственной ущербности. Хотя всё равно непросто.

Как только все нормально освоили примитивный транспорт, мы начали совершать поездки ко всем известным не таким доступным коротким путям. В принципе их было не так уж много, и за неделю интенсивных походов удалось обойти и описать все. За время поездок мы побывали в нескольких деревнях.

По крайней мере, мне, со стороны, показалось, что в мелких селениях народ живет хотя довольно просто, но не бедствует. Что же до примитивности, то не удивительно — большую часть населения деревень составляют миряне. Люди в целом приветливы, общительны, часто не против угостить. Заметив, что я засмотрелась на картофельное поле (проснулась ностальгия), его хозяин гордо продемонстрировал аж целых трёх колорадских жуков — по его признанию, он специально перенес их на крайний куст, а то мальчикам будет сложно найти девочек.

— Вон, сосед тоже картошку выращивает, — хвастливо указал он, — но у него всего-то один полосатик — ко мне носил спариваться, и из яиц ничего не вылупилось. А у меня одного ребёночка вывели, может, и ещё смогут.

Невольно улыбнулась. Да, в каком-то плане даже примитивное сельское хозяйство в Миртаре очень выгодно — вредители, как и всё остальное, не могут размножиться — и с ними не приходится бороться. С другой стороны, здесь даже яблони все специальных сортов — те, которые завязывают плоды без оплодотворения — иначе урожая не дождешься. Яблоки без семечек, вишни без косточек, земляника без семян и так далее.

На эту ночь мы не стали возвращаться в город, попросившись переночевать к местному священнику. А я задумалась. Пусть миряне не получают высшего образования, но они вовсе не так глупы, как может показаться по краткой характеристике. Вон, мужик вполне понимает, как проходит цикл размножения насекомых, взгляд цепкий, лукавый, а не потерянный, движения четкие, уверенные. Все миряне отлично справляются со своим хозяйством, готовы помочь соседям… и в бытовом плане совсем не выглядят идиотами или опустившимися. Скорее, наоборот. То есть получается, что их уровень действительно сдерживают искусственно, физических же предпосылок для этого нет.

— Да, многие миряне знают, чего лишаются и что получают взамен, — подтвердил священник за ужином. — И осознанно выбирают такую жизнь.

Мужчина подложил себе жареной картошки и мечтательно добавил:

— Дети — это великое счастье. Если бы я не был таким глупым… если бы раньше понял, чего лишаюсь, и смог бы остановиться — то стал бы мирянином.

— Даже несмотря на то, что дети были бы не твои? — прямо спросила я.

— Может, какой-то и моим бы и по генетике был, — улыбнулся пожилой хозяин. — А даже если и нет — зато с гарантией здоровенькие, проверенные… и все равно мои.

— Так это ты, ты же инквизитор, — возразила Ирина. — Миряне наверняка думают иначе.

— Ага, я тоже, когда был молодой и горячий, считал себя самым умным, — рассмеялся мужчина. — Потом, когда здесь поработал — многое понял. Не только мы ограничиваем мирян — они и сами себя ограничивают. Причём вполне осознанно. Вот только получается не у всех.

— Это как? — заинтересовалась я.

— Да прямо так, — кивнул священник. — Вот, например, тут: семеро последних монахов, которые вышли из моей деревни… никто из них не хотел быть монахом.

Мы с Ириной недоумённо переглянулись.

— …Но они не смогли сдержать любопытство. Хотя и никуда не лезли, ничем лишним не занимались, однако всё равно слишком много думали — в результате стали бесплодными. А ведь среди них уже две пары было, о детях мечтали, — сочувственно добавил хозяин. — Домечтались до того, что сейчас даже намолить не получится — минимум лет семь. Вот и уехали учиться, чтобы от горя отвлечься.

Сначала я не очень-то поверила словам инквизитора, но невольно уделила ещё больше внимания местным жителям. И чем дальше, тем сильнее понимала, что, может, священник и лукавил, но не лгал прямо. Миряне выглядели счастливыми. Полностью удовлетворёнными той жизнью, которую ведут. Настолько, что невольно закрадывалась мысль — а, может, действительно, их не тиранят, и выбор жизненного пути идёт не по принуждению, а по доброй воле? Ведь миртарцам действительно приходится делать тяжёлый выбор: или продолжение рода, или образование и более продвинутая жизнь.

В последние двое суток пребывания в Миртаре нам пришлось отказаться от учёбы и заниматься только обходом ещё непосещённых, к счастью, близких, коротких путей — выяснилось, что мы недостаточно хорошо распланировали время. Но всё-таки успели уложиться в срок и за оставшиеся несколько часов удалось в последний раз посетить службу в храме, а потом прогуляться по Святограду. Прошло не так много времени, но я уже привыкла к спокойной жизни и мирной обстановке, поэтому покидать город и страну не хотелось. С другой стороны, сейчас мы тут в качестве гостей, а изнутри система может выглядеть иначе. Усмехнувшись, отогнала неуместные мысли. Тартарская привычка — чуть приходится делать нечто нежеланное, как тут же вылезают варианты и сомнения — в том числе для того, чтобы успокоиться, сделать более привлекательным и оправдать неизбежное. А если смотреть прямо — то сейчас у меня просто нет выбора. Вот если… когда доучусь, отработаю и смогу выбирать, где поселиться — тогда и стоит размышлять на эту тему. Пока же нас ждёт Древтар. Возможно, он покажется ничуть не менее привлекательным.

8 – 9 ноября 617134 года от Стабилизации

Орилес, Древтар

До следующей страны добрались на поезде всего за сутки и без каких-либо происшествий, если не считать таковыми несколько резких перепадов гравитации при переходе через короткие пути. Самое паршивое — почти все они собрались кучно и в конце поездки. Из-за них даже у меня самочувствие ухудшилось, многие студенты вообще слегли, и только Ликрий взбодрился и наслаждался жизнью. Поэтому и на перрон наша группа не вышла, а почти выползла, сразу усевшись отдыхать на брошенные тут же вещи или рядом с ними.

— Надо бы привыкать к такой жизни, самоубийцы, — посмеялся над нами возмутительно бодрый Фуньянь. — А то вот смотрю и вижу — подготовка тела у большинства недостаточная. Даже у некоторых живучих химер.

Сжав губы, я бросила на красавчика хмурый взгляд.

— Надеюсь, вы не думаете, что во время работы на другом конце короткого пути вас будет ждать безопасное место отдыха? — продолжал изгаляться эрхел. — Посмотрите хотя бы на Ирину — вроде самочка, более слабая по меркам своего вида, а держится лучше многих.

— Homo — вообще выносливые твари, — проворчал кто-то.

— Не в этом плане, — насмешливо возразил куратор. — Многие из вас к подобным перепадам лучше приспособлены, но вот подготовка явно страдает.

— Надо делать какие-то особые упражнения? — пересилив раздражение, поинтересовалась я.

— Вот, хоть кто-то мозги по назначению использует, — обрадовался Фуньянь. — Хотя и у неё только жалкие остатки — иначе бы помнила, что я не справочное бюро.

К счастью, в этот момент куратора отвлекли и почти все мы вздохнули с облегчением. Иногда он мог становиться совершенно невыносимым. Хотя и не бесполезным — пинок в верном направлении сейчас наверняка дал многим.

Если в Миртаре нас встречали, то здесь ничего подобного не видно. Большая часть кураторов сразу же удалилась, оставив наше устройство на древтарских коллег. Те, в свою очередь, кратко посовещались, после чего Радий ушёл в одну сторону, а Асс радостно сбежал в другую.

— Нет, и главное — почему-то эту дурную молодежь должен устраивать такой красивый я, — проворчал Фуньянь, недовольно оборачиваясь к нам. А потом в его облике появилось что-то, заставившее насторожиться. — О, придумал! — бодро заявил нам куратор и на мгновение замолчал. — Ага, никто из вас ещё не был в нашей прекрасной стране — это замечательно. Тогда давайте совместим приятное с полезным: будем считать всё это тренировкой и проверкой вашей самостоятельности. Итак, вот вам всем задание: найдите место, где поселиться, ну и всё остальное, что вам там для жизни необходимо. Всей толпой не ходить, законы не нарушать, — добавил эрхел. — Таможня и официальный пассажирский, а не грузовой вокзал вон там — заодно там же есть шанс оформить всё, что требуется. Сегодня к вечеру пришлю список и адреса местных коротких путей. Весёлого всем дня!

— А ты не боишься, что мы попадём в неприятности? — мрачно поинтересовался один из студентов, и мы его дружно поддержали. Поведение древтарцев возмутило всех.

— Да ладно вам, — безалаберно махнул рукой Фуньянь. — Если вы даже в нашей мирной стране… даже в этом особо мирном городе устроиться не сможете — то лучше сразу забраковать и на утилизацию, чем ещё деньги на обучение тратить. Вы же тартарцы — то есть по определению должны везде ориентироваться и во всём суметь разобраться. Разве не такой подход является негласным принципом Тартара?

Послав нам воздушный поцелуй, последний куратор тоже скрылся за поворотом. А мы, шокированные неожиданным заданием, некоторое время сидели и смотрели ему вслед.

— Как думаете, это действительно безответственное хулиганство или всё-таки спланированная акция? — с большим сомнением во втором варианте потянула Ирина.

— Это точно согласовано, — откликнулся один из сокурсников. — Иначе бы другие кураторы не посылали к древтарцам.

— А у тех вообще предлагается оставить сообщение — типа, когда-нибудь ответим, — поддержал второй, откладывая свою технику.

— Вместе идти не имеет смысла, — добавил ещё кто-то. — Этот выродок явно намекнул, что от нас ждут индивидуальной работы или разбиения на будущие группы.

— Весёлого нам дня, — вздохнула я, потирая гудящую голову.

— Ну что, тогда идём? — тут же обратилась к нам Ирина. — Или я типа индивидуально должна, потому что у меня другая группа?

— Решай сама, ладно? — простонала тоже не отошедшая от переезда Вира.

— Думаю — индивидуально, — улыбнулся Ликрий. — Кстати, мне тоже лучше не портить остальным тренировку.

— Вообще шикарно и очень по-арвански, — пробурчал Прий, глядя вслед удаляющейся химере.

— Чтобы нам не было слишком легко? — вздохнула я. В том, что Ликрий быстро сможет сориентироваться и устроиться, сомнений не возникало. Но вот такое поведение — бросил и ушёл, даже не поговорив, — возмущало.

— Да ладно, народ, что вы переживаете? — ободрила нас Ирина. — Думаю, вашему ходячему ужастику заранее дали инструкцию отделиться. Вспомните, его кураторы незадолго до приезда вызывали. Ладно, я тоже на вокзал, пока там очередь не выстроилась на проверку.

— И всё равно, по-арвански, — тихо повторил Прий.

Я пожала плечами — хотя слова подруги не смогли полностью избавить от обиды, но тем не менее успокоили.

Часть студентов тоже потянулась в сторону вокзала, а другие решили переждать, пока самочувствие станет получше. И я их понимала — в плохом состоянии легче совершить ошибку. Вира и Прий тоже придерживались аналогичной точки зрения, поэтому мы только оттащили вещи вбок, к стенке, чтобы не попасть под снующую туда-обратно грузовую технику, и устроились отдыхать.

Как и следовало ожидать, первой к нормальному самочувствию вернулась я. И тут же обнаружила неприятный сюрприз: работающая в поезде связь здесь оказалась заблокированной. Кроме экстренных вызовов, к которым почему-то относились и номера наших кураторов. Но интернета нет, а сведений, которые удалось почерпнуть из пройденного курса и при кратком знакомстве с законами Древтара, явно мало для того, чтобы застраховаться от ошибок.

— Могу сходить на разведку и попытаться решить проблему со связью, — предложила я.

Вира с Прием не стали возражать, поэтому уже через несколько минут я не только перешла на пассажирский вокзал, но и отыскала таможню. А вот дальше начались сложности. За столом дремал единственный служащий, который никак не отреагировал на моё появление.

— Ты — работник таможни? — поинтересовалась я.

Гуманоид зевнул, протёр глаза, сладко потянулся и лениво уточнил:

— Студентка? Тартарская?

— Да.

Таможенник снова зевнул.

— Сколько же вас… Нет, я всё, мой рабочий день закончился.

Я с сомнением перечитала расписание таможни, а потом посмотрела на часы в компьютере.

— Ещё больше двух часов до закрытия, — указала мужчине.

Тот удивлённо встал, обошёл стол и тоже перечитал расписание работы. Потом ненадолго задумался, вернулся на место, и набрал какую-то комбинацию. Сбоку от расписания появилось объявление «технический перерыв».

— И вообще, сегодня не моё дежурство, — закончил гуманоид себе под нос и явно собрался уходить.

— Эй, а где тогда регистрироваться? — старательно сдерживая возмущение, окликнула его я.

Мужчина небрежно дёрнул ногой — по обычаям его вида это действие аналогично пожатию плеч — и снова зевнул.

— А это уже не моё дело. К стражам в участок можешь попробовать сходить.

— Подожди, — сделала последнюю попытку я. — Где тут со связью можно проблему решить?

— На таможне, но я уже не работаю. И ещё вон там, — мужчина небрежно махнул рукой, — стоит бесплатный терминал для всяких разных.

— Спасибо, — после некоторых сомнений всё-таки поблагодарила. Даже такой совет лучше, чем никакого.

К счастью, терминал работал и информацию на нём найти удалось. В том числе, выяснить, что вообще-то нами должен заниматься именно работник таможенной службы. Других вариантов не предлагалось. Вот и что теперь делать? Тяжело вздохнула. У неработающей стойки сейчас как раз возмущалось ещё несколько студентов.

Немного поколебавшись, прошлась по вокзалу, интересуясь у всех подозрительных на служащих, как поступить в нашей ситуации. Нормальных ответов никто не дал: одни советовали подождать, пока таможня заработает, другие — наплевать на регистрацию и провести её когда-нибудь потом, а третьи вообще сетовали, что мы иностранные студенты — поэтому нас забирать нельзя. Последнее насторожило, поэтому я прекратила расспросы и вернулась к своим. К этому времени они уже тоже вполне оправились и оказались готовы действовать.

— Нет, я знала, что в Древтаре бардак, — покачала головой Вира. — Но не думала, что настолько.

— Или это для нас специальную встречу организовали, — добавил Прий, задумался, а потом сам опроверг своё предположение: — Нет, для нас такое подстраивать, слишком много чести и сил. Ладно бы ещё только пара человек, но Софья больше десятка опросила.

— Значит так, — сделала вывод подруга, когда мы ещё раз просмотрели добытые сведения. — Карта города у нас есть — это плюс. Законы — тоже есть…

— …И мы их нарушим, если выйдем с вокзала без посещения таможни, — мрачно заметила я.

— А вот и не факт, — тут же возразил Прий.

— «Все иностранцы обязаны пройти регистрацию прежде, чем покинут условно пограничную зону»… — процитировала я.

— Не сказано, что регистрация должна быть именно на таможне, — оскалился миошан. — Может, вообще достаточно регистрации в какой-нибудь сети или подобной мелочи.

— Слушай, Прий, — я раздражённо посмотрела на друга. — У нас какая цель — нормально устроиться или найти дыры в законе и пойти крутиться?