Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды.


Сара Вульф

Обучение Элис Уэллс


Перевод: Лиза Львова, Софья Запевалова

Редактор: Вика Коробко, Cloud Berry

Перевод группы: LOVEINBOOKS


Аннотация


В Университете Маунтфорд Раник Мейсон — король плохишей. Каждая чирлидерша изнывает от желания оказаться в его постели, вся подпольная торговля алкоголем для несовершеннолетних под его контролем. Он одинокий волк, который получает все, что хочет, но ничего не воспринимает всерьез.


В Университете Маунтфорд Элис Уэллс — королева заучек. Усердная, строгая и с острым умом. У нее никогда не было парня, она не напивалась и не ходила на вечеринки. Она хладнокровная идеальная студентка, которая неуклонно следует правилам и уставу, даже если это ее убивает. Ее единственная слабость — страстная влюбленность в Тео, зрелого, потрясающего местного диджея, и она намерена превратиться в девушку его мечты.


Если кто в кампусе и владеет искусством соблазнения, так это Раник Мейсон. И Элис предлагает ему сделку: он учит ее, как завоевать Тео, а она весь год делает за него домашку. Раник соглашается. Но чем дальше, тем горячее становятся его уроки с Элис, и они оба начинают понимать, что любовь — это не то, чему можно научить.


У всего есть цена. И Элис с Раником придется ее заплатить.


Глава первая


Элис


Уже в седьмой раз за день профессор Мэтерс обращается ко мне:

— Элис? Похоже, ты знаешь ответ.

Все взгляды класса истории Европы в двести четвертой аудитории устремляются на меня в скуке и ожидании, что я, как всегда, дам краткий и четкий ответ, ведь я — Элис Уэллс. И учеба — это единственное, в чем я хороша. В большинстве обычных студенческих увлечений я не блещу. Например, в ношении розовых вещей, распитии алкоголя и случайных связях, но на занятиях я само совершенство. И сама скромность.

Я откашливаюсь и поправляю свитер.

— Хубилай-хан, профессор. Его торговые пути открыли возможность для прямого взаимодействия между Европой и Дальним Востоком.

Мэтерс лучезарно улыбается мне, поправляя крошечные очки на своем круглом, всегда сальном лице.

— Очень хорошо, Элис. Такими темпами ты уже скоро будешь писать докторскую. А теперь, если вы откроете страницу пятьдесят четыре…

Когда я сажусь, моя подруга Шарлотта пихает меня локтем, ее каштановые кудри ниспадают на модную белую блузку.

— Он точно в тебя втрескался.

— Это крайне грубо и неуместно, — обрываю ее.

— Из вас получится замечательная пара, — ухмыляется она. — Спорим, что ты в его вкусе.

— И какие же девушки в его вкусе, скажи на милость? — вздыхаю я.

— Одержимые оценками заучки-девственницы.

С последним заявлением не поспоришь. В рядах девственников на школьном выпускном остались только я да прыщавый фанат «World of Warcraft». И я определенно единственная девственница здесь, в Университете Маунтфорд, известном своими вечеринками на всю южную часть Вашингтона.

— Я не одержима оценками, — бормочу в ответ.

Шарлотта бросает выразительный взгляд на мой ноутбук, на котором открыта экселевская таблица с расписанием на неделю. Указывает на один столбец: «Утро среды — учеба». Затем на другой: «Вечер пятницы — учеба». Третий: «Утро субботы — учеба». И так проходит пальцем по всему экрану, отмечая, что большинство полей заполнено словом «учеба». Я пинаю ее под партой, и подруга прыскает в кулак. Ее телефон уже в миллионный раз за сегодня вибрирует от входящего сообщения. Она берет его и шустро печатает ответ.

— Пс-с, — зовет она меня. Я игнорирую ее, сильнее концентрируясь на презентации Мэтерса. — Ой, да ладно тебе, не злись. Я всего лишь сказала правду! Нет ничего плохого в том, чтобы быть заучкой. Я все равно люблю тебя.

Я закатываю глаза, но она не лукавит. Мы с ней дружим с шестого класса и вместе прошли через огонь, воду и медные трубы.

— Только ты и любишь.

Шарлотта наклоняется ко мне, и ее улыбка становится шире.

— Так давай это исправим.

— Как? Если ты не забыла, все парни меня ненавидят.

— Ох, Элис, повторяю в последний раз: парни вовсе не ненавидят тебя! Просто ты…

Она окидывает меня взглядом, задерживая внимание на свитере и клетчатой юбке. Я поправляю свои тонкие очки и перекидываю через плечо светлые волосы, собранные в конский хвостик.

— Стерва, — подсказываю я.

— Немного требовательная, — поправляет Шарлотта.

— Ну уж извините, просто я предпочитаю не тратить время на идиотов, которые живут одним днем и думают только о сиськах.

— Ладно тебе, Эл. Мелисса пригласила меня на барбекю в «Тета Дельта Пи» на следующей неделе, у них такой потрясный дом, а ты из комнаты выходишь только на учебу и поесть. Это нормально, но я начинаю за тебя переживать, к тому же не хочу идти одна. Давай со мной, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Шарлотта, у тебя есть чем поделиться с группой? — вздергивает бровь Мэтерс.

Та краснеет, и ее голос срывается на писк:

— Нет. Извините.

Как только Мэтерс поворачивается обратно к проекционному экрану, Шарлотта наклоняется ко мне и начинает беспрерывно шептать:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Ладно, господи! — ворчу я. — У тебя упорство тасманского дьявола.

Шарлотта беззвучно вскидывает в воздух кулак в знак победы. Раздается звонок, она закидывает учебники в рюкзак и щелкает меня по носу.

— Увидимся вечером!

Не успеваю я моргнуть, а ее уже и след простыл. Мы дружим почти десять лет, и за это время она ни капельки не изменилась, всегда оставаясь популярной и гиперактивной. Да и я не изменилась. Все такая же скучная и сосредоточенная на учебе. Живя под одной крышей с матерью, которая смотрит на тебя, только если ты приносишь табель с хорошими оценками, невозможно вырасти другой. Школа была для меня всем. Пока мои сверстницы находили счастье в фильмах, моде и друзьях, я отдавала себя числам и фактам. Такой я была всегда. И завести армию друзей мне это не помогло. Шарлотта — единственное исключение. Чудо, что она все еще со мной дружит после того, как мы приехали в Маунтфорд. Она могла бы тусоваться с кучей других девушек, с которыми у нее общие интересы и которые не отличаются занудством. Отчасти я даже ожидаю, что к концу этого года она оставит меня в прошлом.

Вздохнув, я неспешно собираю вещи.

— Элис, можно тебя на минутку? — раздается голос профессора Мэтерса.

Я поднимаю взгляд.

— Да, конечно. Одну секунду.

Когда я подхожу к нему, в аудитории уже никого нет. Мэтерс смотрит на меня и улыбается.

— Знаешь, Элис, я глубоко впечатлен твоими знаниями о трансконтинентальном подразделе. Ты изучила его наперед?

Меня охватывает знакомая волна гордости за похвалу.

— Да, сэр. У меня есть привычка читать учебники от корки до корки сразу после получения. — Достаю из сумки учебник, чтобы показать. Страницы в нем промаркированы разноцветными стикерами. — Еще я делаю заметки, чтобы быстрее находить нужный материал.

Его рот слегка приоткрывается. Но профессор быстро смыкает губы и улыбается.

— Всегда считал алфавитный указатель в книгах слишком неудобным. У тебя элегантный метод решения этой проблемы.

В опустевшей аудитории не осталось свидетелей моей похвалы, но меня все равно распирает от гордости. Мои заметки не кажутся ему скучными, странными или заумными. Они исключительные.

— В этом нет ничего особенного, сэр.

Мэтерс встает и, подойдя ко мне, кладет руку на плечо.

— Не глупи. Каждый семестр мои лекции посещают сотни студентов, но таких самоотверженных и талантливых, как ты, Элис, я еще не видел. Ты на самом деле удивительная девушка.

Мне бы радоваться такому комплименту, но по какой-то причине мой живот сводит от ужаса, и страх медленно поднимается к легким. Дышать становится тяжело, а профессор тем временем крепче сжимает мое плечо.

— С-спасибо, сэр.

— И всегда такая вежливая, — продолжает он.

Его рука скользит с моих плеч вниз по позвоночнику и останавливается на пояснице. К горлу подступает тошнота, и я пытаюсь увернуться, но Мэтерс другой рукой берет меня за запястье. Его глаза блестят за стеклами очков, лицо серьезное-серьезное, ни тени былой улыбки. Меня сковывает ледяной ужас, но тут вдруг распахивается дверь, и входит какой-то парень.

— Мистер Мэтерс! — весело восклицает он.

Профессор спешно меня отпускает, я резко отскакиваю и, едва не срываясь на бег, устремляюсь к двери, но вошедший подтянутый парень преграждает мне путь.

— Воу, притормози, — просит он.

Я поднимаю голову и наконец вижу своего невольного спасителя.

И тут же об этом жалею, потому что передо мной стоит местный плейбой Раник Мейсон.

Выглядит он нарочито неряшливо. Спутанные черные волосы, выбритые на висках, обрамляют лицо с хитрыми, как у лиса, глазами цвета орехового дерева и густыми бровями. Тело у него сухощавое: жилистые руки, длинные пальцы. За воротником кожаной куртки виднеется украшающая шею татуировка змеи, которая обвивает кинжал. Улыбка слегка кривая, словно его широкий рот так и был выкован. Чернючие, чуть расклешенные джинсы потерты на коленях, будто в них часто падали. А пахнет от него виски, корицей и раскаленным металлом.

— Принцесса, ты в порядке? — спрашивает Раник. — Вид у тебя бледноватый.

— Я… я в порядке, — бормочу в ответ. — Мне нужно идти.

Взгляд его золотисто-зеленых глаз устремляется на Мэтерса.

— Эй, мистер, вы ведь не приставали к дамам снова?

Профессор выпрямляется во весь рост, но все равно остается на полголовы ниже Раника.

— Понятия не имею, о чем ты. Мы с Элис обсуждали ее блестящую успеваемость. Но что ты можешь знать о хороших оценках, хулиган.

Раник щелкает языком и медленно направляется к Мэтерсу. На удивление, профессор мгновенно теряет всю прыть и съеживается, пятясь к стене от приближающегося парня в кожанке и джинсах.

— Не трогай меня! — бубнит Мэтерс. — Я позову охрану.

— Ага, конечно, кобелина. Мы оба знаем, что никого ты не позовешь. Охрана меня обожает, ты в курсе? Серьезно, им так часто приходится со мной сталкиваться, что иначе и быть не может. Пусть я не самый умный в потоке и на отличника не тяну, но зато разбираюсь в том, что любят люди, ясно? Охрана любит меня, а ты — молоденьких девушек. Особенно своих гребаных студенток, которые полагаются на твое обучение и кураторство. Мужик, это заводит тебя как ничто другое, верно? Милые, невинные девушки, как вот эта. — Раник бросает на меня мимолетный взгляд. — Посмотри на нее! Она и понятия не имеет, какие больные фантазии скрываются за этими поросячьими глазками, потому что раньше бедняжке не попадались такие подонки, от которых бы зависели ее оценки!

— Пожалуйста, п-пожалуйста, — заикаясь, бормочет Мэтерс, — я больше не буду. Клянусь…

— Ты клялся в прошлый раз! — цедит сквозь зубы Раник. — И в позапрошлый! Черт, складывается такое ощущение, что вы водите меня за нос, мистер! Может, стоит уже кое-кому обо всем рассказать!

Мэтерс начинает потеть. Я прирастаю к месту в неверии. За каких-то тридцать секунд Раник заставил трястись от страха мужчину втрое старше себя. Но затем профессор вдруг расслабляется, а его лицо снова становится серьезным.

— Никто не поверит такому оболтусу, как ты, — огрызается он.

Раник наклоняется к нему, его глаза горят от ярости.

— А мне кажется, шансы равны. Давай проверим, раз ты так уверен, старый мудак.

Парень разворачивается и идет ко мне. Секунду Мэтерс молчит, а затем жалобно просит:

— Подожди! Стой!

Раник смотрит на меня и закатывает глаза, как бы говоря: «Этот чувак просто тратит мое время», после чего поворачивается к нему.

— Чего тебе, старик?

— Пожалуйста, не рассказывай. Чего ты хочешь?

Раник ненадолго задумывается, затем поднимает три пальца и начинает считать:

— Во-первых, перестань приставать к девушкам. Во-вторых, не занижай им оценки. И в третьих, если я еще раз увижу, что ты докучаешь принцессе, тебе несдобровать. Скажем так, работа будет наименее болезненной потерей, усек? Круто, вот и поговорили.

Раник с дружелюбной улыбкой грубо хлопает Мэтерса по спине и возвращается ко мне.

— Ладно, пошли. Даже падаль имеет право обделаться в тишине.

Я медленно следую за ним, отчасти оцепеневшая от домогательств Мэтерса, отчасти от поведения Раника. Парень посвистывает, шагая пружинистой походкой, будто только что выиграл в лотерею. Я замечаю на его затылке татуировку — роза с окровавленными шипами. Я видела его в кампусе курящим с компанией схожих друзей. И обычно он был в обнимку с очередной симпатичной, тощей и ярко накрашенной подружкой на неделю. Хотя в его вкусе не только готичные распущенные девушки. Иногда Раник тусуется с шикарными чирлидершами или блондинками из сестринств, которые, хихикая, виснут у него на локте, но даже они не задерживаются дольше пары дней. Я видела его в кампусе, но слышала о нем куда больше — он тот, к кому обращаются первокурсники за алкоголем, наркотиками или фальшивыми документами. Нет, сам он наркотики не продает, но знает всех в студенческом городке, а все знают его. Раник Мейсон обзавелся хорошими связями, подкупил нужных людей и накопал компромат на каждого важного человека в университете: от декана до уборщика. С Раником Мейсоном лучше не связываться. Если только ты не девушка, но и в этом случае стоит быть начеку.

Я вздрагиваю, все еще ощущая руку Мэтерса на том месте, где он меня касался. Как он мог? Я знала, что нравлюсь ему, но не так. Я всегда доверяла учителям. Легко находила с ними общий язык, в отличие от сверстников, которые считали меня «странной» и «тяжелой в общении». Учителя были моей опорой, моей единственной безопасной гаванью, где меня принимали такой, какая я есть, но теперь и это разрушено.

Передо мной внезапно возникает лицо Раника, и я от неожиданности отскакиваю.

— Воу, не хотел тебя пугать, — поднимает он руки. — Просто ты притихла, вот и все.

— Ну прости, что я притихла в момент, когда мой мир рушится, — язвлю в ответ.

— Неужели все так плохо? — Раник внимательно изучает мое лицо. — Если одно прикосновение этого недоноска разрушило твой мир, очевидно, он был отстойным.

От вспыхнувшей ярости у меня аж волосы на затылке встают дыбом.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— А мне кажется, понимаю! — весело улыбается он. — Ты ведь Элис Уэллс, верно? Средний балл четыре и две десятые или сколько там, все профессора хотят, чтобы ты изучала их предмет. Ты из Пенсильвании, но выбрала Университет Маунтфорд и свалила в Вашингтон, хотя могла поступить в любой универ Лиги плюща. И вот загадка: ты большая рыба, которая любит маленькие водоемы? Или ты просто испугалась, что недостаточно умна для Лиги?

Я пропускаю вопрос мимо ушей и отворачиваюсь. Мои мотивы — сугубо личное дело, он даже не представляет, насколько там все плохо. Никому нельзя знать, особенно ему.

Раник бежит за мной.

— Эй, стой, куда ты так торопишься?

— Ответа ты от меня не дождешься. Следовательно, разговор окончен.

— Ого! Значит, слухи правдивы. Ты и правда разговариваешь как робот.

«Робот». Слово звенит у меня в голове, будто сыгранная мимо нот мелодия на расстроенном пианино, и она возвращает воспоминания о старшей школе — ясные и четкие.

«Ты скучная, будто робот».

«Конечно, девочка-робот».

«Ты вообще что-нибудь чувствуешь в своем железном сердце робота?»

«Даже не пытайся с ней заговорить, она похожа на странного робота».

Боль уходит, как и все остальное. Я расправляю плечи, гордо поднимаю голову и смотрю Ранику прямо в глаза.

— Спасибо за помощь с Мэтерсом, но больше я в тебе не нуждаюсь.

— Ауч, а ты ледышка.

— Ты не первый, кто мне это говорит. Или называет меня роботом.

Раника мой ответ удивляет.

— О, тебя это задело? Разве ты не такая?

— Знаешь, людям не нравится, когда их сравнивают с бездушной машиной.

— Я не имел в виду тебя саму, просто, ну понимаешь, ты говоришь как робот. Я не хотел называть тебя роботом, принцесса, ты что…

Больше я не поизношу ни слова. Хватит с него и этого. Выхожу из здания на яркое солнце, но за леденящей яростью, покрытой налетом шока от поступка Мэтерса, я совсем не чувствую его тепла. Ноги на автомате несут меня к библиотеке. Запах старых книг, как успокаивающий бальзам, всегда снимает жгучий стыд и смущение. Я пытаюсь разобраться в своих заметках по истории Европы, но даже простое чтение материала напоминает о приставаниях Мэтерса. Учить что-либо другое тоже не выходит — никак не сосредоточиться, в голове полный сумбур.

В кармане вдруг вибрирует телефон, и несколько усердных старшекурсников недовольно косятся на меня. Я быстро выбегаю из зала и отвечаю.

— Привет, мам.

— Здравствуй, Элис, — звучит искаженный динамиком голос мамы. — Как твои дела?

— У меня… все отлично, — начинаю рассказывать я. — Еда здесь отменная. В центре кампуса есть замечательное вегетарианское кафе, а в спортзале куча разных…

— А как учеба?

— Я держу планку, — быстро отвечаю ей.

— Берешь у профессоров дополнительные задания, как я говорила?

— Да. Правда, много они не дают, но…

— Тогда проси лучше. Нельзя упускать этот шанс, Элис. Университет — твоя единственная возможность на хороший старт в жизни, к тому же весьма дорогая. Выжимай из него все, пока можешь.

— Верно. Я… надавлю на них сильнее.

Секунду она молчит. Редкий случай. Мама не выносит пустую тишину. Во мне все горит от желания рассказать ей о том, что случилось с Мэтерсом.

— Мам, — решаюсь я, — один профессор только что…

— Мне пора, Элис, — обрывает она меня. — Я на конференции.

— О, ладно. Удачи.

— Удача здесь ни при чем. Я работала на износ, чтобы получить эту должность, и вот теперь провожу конференции. И все это — результат моих стараний в университете. Ты должна стремиться к тому же.

— К-конечно, — бормочу я.

Мама отключается, и в трубке раздаются короткие гудки. Короткий вышел разговор, впрочем, как и всегда. Будучи одним из ведущих нейрохимиков в стране, она много времени отдает конференциям и лабораторной работе, и на глупую болтовню и дочь остается совсем немного. Когда я выбрала Университет Маунтфорд вместо Принстона, ее альма-матер, наши разговоры стали еще немногословней.

Но именно поэтому я и выбрала другой универ. Репутация мамы следовала за мной по всему Западному побережью. А здесь ни один профессор не сравнивает меня с ней. И она находится почти в пяти тысячах миль отсюда, поэтому не может неожиданно ко мне нагрянуть. В Маунтфорде я свободна. По крайней мере, свободнее, чем была бы в Принстоне.

Я возвращаюсь обратно к столу, который обычно занимаю в библиотеке. Пытаюсь снова заниматься, но учебники перед глазами кажутся просто мертвой бумагой, а не живыми словами и фактами. Ничего не усваивается.

Пробегаюсь взглядом по секции с художественной литературой, но тут же мотаю головой. Незаурядные романы я не читала со средней школы, когда учеба внезапно стала очень важна для моего будущего. И все же каким-то образом я оказываюсь в заветной секции и скольжу пальцами по знакомой фантастике, которую так любила: по книгам о драконах, космических кораблях, принцессах-воительницах. И буквально слышу в голове пренебрежительный голос матери: «От них у тебя атрофируется мозг, Элис. Вот, держи «Войну и мир», эта книга куда полезнее, в ней более реалистичные персонажи».

Это отбивает у меня всякое желание взять слащавый роман. Глаза щиплет от слез — не думала, что вообще на них способна. Каждое слово Мэтерса намертво отпечаталось у меня в голове. Почему я рыдаю из-за какого-то прикосновения? Он просто старый придурок, но еще и профессор, которому я доверяла. Я доверяла университету, академической среде и образованию, ведь тут все было ясно и просто, никаких ненужных человеческих эмоций и ошибок. Но дело не только в этом. Я плачу, потому что испугалась. Страшно представить, что могло бы произойти, не войди вовремя Раник.

— Элис?

Я поднимаю голову, спешно вытирая слезы рукавом свитера. Элис Уэллс не плачет. Рядом стоит симпатичный второкурсник и смотрит на меня своими добрыми, как у щенка, сияющими голубыми глазами. Его прямые золотистые волосы слегка ниспадают на лоб. Лицо открытое, ангельское, такое милое и дружелюбное. Он высокий, ростом с Раника, плечи широкие. Это Тео Моррисон, диджей местного радио и самый выдающийся студент в своем потоке.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Сквозь грусть румянец окрашивает мои щеки.

— Да. Я в порядке. Спасибо, что спросил.

Он ухмыляется.

— Просто хотел убедиться. Обычно я вижу тебя улыбающейся, а не плачущей.

Я хихикаю, но даже для моих ушей смех звучит неубедительно.

— Это был… интересный день.

— Тео! — громко шепчет девушка в нескольких рядах от нас. Сногсшибательная красотка с заразительной улыбкой. Ее черные волосы с фиолетовой прядкой, заправленной за ухо, сияют, как вороново крыло, а глаза темнее ночи. — Иди сюда, я нашла!

Тео улыбается ей, затем снова смотрит на меня.

— Извини, долг зовет. Мы готовим доклад. Но ты приходи на радио, когда захочешь, поболтаем. Не расстраивайся, ладно?

— Спасибо, — неуверенно произношу ему вслед и слышу, как его голос сливается с чириканьем девушки, их смех такой мягкий и тихий.

Кем бы ни была эта студентка, она не первая, кто пытается соблазнить Тео. Множество девушек с хорошим вкусом быстренько обратили на него внимание. Включая меня. Он всех отвергал, и я избежала этой участи лишь потому, что мне не хватило смелости пригласить его погулять. Я почти ничего не знаю о свиданиях, не говоря уже о том, как на них приглашать. Мы были отличными партнерами на занятиях по биохимии, но со мной он никогда так не смеялся, как с этой брюнеткой.

Следующие несколько дней я за ней наблюдаю. Ее зовут Грейс. Она первокурсница, как и я, живет этажом выше в общежитии Святого Георгия. На ее двери весит табличка с надписью: «Комната Грейс и Бренды. Грубиянам не входить». Одежду предпочитает яркую: радужные носки, милые толстовки с мультяшными персонажами, рваные джинсы. И она обожает лис. У нее есть кулон с лисой, и она рисует их на руках красной ручкой, к тому же довольно хорошо. Она смеется с большой компанией друзей и улыбается незнакомцам, а на переменах отдыхает на газоне, чтобы ощущать кожей траву. Она — моя полная противоположность, и Тео тянется к ней, как к солнцу, ищет ее за обедом, в библиотеке предпочитает ее компанию моей. Меня душит ревность, но суровая логика ее усмиряет: с чего бы ему выбирать такую, как я, вместо веселой, непринужденной, красивой девушки? Мне нечего предложить, кроме холодных замечаний, скучных разговоров и фактов об окружности спутника Юпитера. Я не отдыхаю на газоне. Не смеюсь с кучей друзей, которые находят меня дико забавной. Меня никто не считает забавной. Да даже сносной. Разве что Шарлотта.

Как-то после занятий я рассматриваю себя в зеркале в полный рост. Я не уродина, но и не красавица. Не такая, как Грейс, не свечусь изнутри. Под моими голубыми глазами — темные круги от недосыпа, потому что я занимаюсь до глубокой ночи. Волосы светлые, почти платиновые, но без здорового блеска, как у Грейс. Кожа мертвенно-бледная, ни намека на загорелый оттенок Грейс. Носик у нее вздернутый и очаровательный, а мой значительно уступает — он прямой и длинный. В сравнении с ее красотой я словно лишена красок, блеклая и невыразительная, без каких-либо уникальных черт.

«Не зацикливайся на своем отражении, Элис, — звучит в голове голос мамы. — У девушек, которые вечно крутятся перед зеркалом, нет будущего. Ты миленькая, но не красивая. Это сыграет тебе на руку, не будешь отвлекаться. Твое тело послужит разуму. Большего и не надо».

Я роюсь в шкафу, собираясь на дурацкое барбекю, пойти на которое пообещала Шарлотте. Мои джинсы идеально отутюжены и сложены, на них нет модных потертостей или рисунков. Однотонные шерстяные юбки не выше колен, никогда короче. Футболки простые и одноцветные, никаких мультяшных героев или остроумных цитат. Однажды на Рождество отец прислал мне футболку с дельфином на фоне радуги, она так мне понравилась, но мама назвала ее смехотворной и выбросила в мусорку на следующее утро. Я прорыдала несколько дней. И вот тогда-то узнала, что мои слезы ее раздражают.

И научилась не плакать, ради своего же блага.

Выбираю простую голубую футболку с джинсами и завершаю образ черным блейзером и балетками — совершенно неприметная обувь по сравнению с ярко-зелеными кедами Грейс с розовыми шнурками.

— Боже мой, Эл, — морщится Шарлотта, подъехав ко мне на своем красном «ниссане». — Выглядишь так, будто собралась на собеседование.

— А что, разве не так одеваются на вечеринки сестринства? — спрашиваю я. — Я на них никогда не была. Да и на других тоже.

Шарлотта хлопает себя по лбу. И от понимания, что я разочаровала ее своей прозаичностью, у меня сводит живот. Она качает головой и жестом зовет сесть в машину.

— Ничего страшного, нет времени переодеваться, мы опаздываем.

Я сажусь на пассажирское сиденье и замечаю, что подруга захватила с собой пляжное полотенце и купальник. Она стреляет в меня взглядом.

— Ты взяла купальник?

— Я не плаваю.

Она вздыхает.

— Мы обе знаем, что это не так. Ты просто не носишь бикини на людях, вот и все.

— Удивлена, почему ты это делаешь.

Шарлотта пожимает плечами и улыбается.

— Когда выглядишь так же потрясно, как я, почему бы нет?

Это вызывает у меня улыбку. Ее уверенность всегда производит такой эффект. Иногда она заразительна, но не сегодня. Я ни за что не покажусь в купальнике перед толпой незнакомцев, которые могут высмеять мою маленькую грудь. Особенно в обществе девушек из сестринства и парней из братства, а они там будут повсюду.

Шарлотта паркуется, и мы идем к белоснежному дому. Вокруг бассейна бегают девушки в ярких, цветастых бикини и танкини, стреляя друг в друга из водяных пистолетов. Другие пьют, устроившись на газоне, или, опустив ноги в воду, потягивают фруктовые напитки и оживленно болтают. Парни в плавках прыгают с трамплина, но не забывают следить за несколькими грилями, расставленными по территории. Стол ломится от готовых хот-догов, бургеров и соусов, жаль только там полнейший бардак: кетчуп размазан по скатерти, а кусочки булок клюют птицы.

Для этой вечеринки я слишком разоделась. Даже те, кто не плавают, расхаживают в легкой летней одежде, и все косо поглядывают на мои блейзер и балетки. Шарлотту тут же уводит Мелисса, чтобы представить какому-то Нику. Вздохнув, я наливаю себе стакан жутко сладкого лимонада и отступаю в тень дерева, чтобы сделать глоток и понаблюдать за хаосом. До боли очевидно, что мне здесь не место.

И тут я замечаю знакомое лицо: сбритые на висках темные волосы в беспорядке торчат во все стороны, ореховые глаза сияют от радости, а тело с кошачьей грацией плывет сквозь толпу. Раник в одних только шортах для плавания, его татуировки у всех на виду. Левую лопатку украшает крыло ангела. А набитая на шее змея на кинжале оказывается с хвостом, который обвивает всю его левую руку и заканчивается на запястье. Парень высокий и худощавый, как голодный волк, с рельефной грудью и прессом. За его бицепс цепляется какая-то рыжая, огромными буферами касаясь локтя. Они смеются и шутят, а когда девушке выпадает шанс, она толкает Раника в бассейн, но уже спустя секунду он всплывает и, встряхнувшись, мягко утягивает ее за собой.

Это выглядит почти весело. Почти. К сожалению, со мной ничего подобного никогда не случится. Мне в жизни не хватит смелости и развязности толкнуть кого-то вот так в бассейн. Да и навряд ли я понравлюсь кому-то настолько, что он простит меняз за это, а затем утянет за собой.

— Привет. — Ко мне с улыбкой подходит брюнет в кепке и джинсах с низкой посадкой. — Наслаждаешься одиночеством?

Мне сразу же хочется его отшить. Обычно такие, как он, заговаривают с девушкой только ради секса. Но затем я вспоминаю Грейс и думаю о том, как бы отреагировала она.


— Да, так и есть. Тут неплохой лимонад. — Нет, Грейс разговаривала бы более жизнерадостно. Беру на тон выше и делаю голос милее и счастливее. — Отличный лимонад!

Парень слегка настораживается.

— Э-э, да, я услышал тебя с первого раза.

— Извини, я… я не привыкла ходить на такие вечеринки.

— Ага, я заметил, — ухмыляется он. — На тусовщицу ты не похожа. С подругой пришла?

— Да, вон с той, которую за руку тащат знакомить с каким-то парнем.

Он вытягивает шею и смеется.

— А-а, подруга Мелиссы. Да, Мелисса из тех, кто заставляет всех делать то, что она хочет. Силой.

— Звучит ужасно.

Его улыбка становится масляной.

— Не всегда, если ты понимаешь, о чем я.

О сексе. Без него никуда. Он проникает и вплетается в любые взаимоотношения. Мои сверстники на нем помешаны, они гоняются за утолением низменных желаний, как обезумевшие собаки во время течки. На языке вертится колкое замечание, но я его проглатываю. Что бы об этом подумала Грейс? Она открытая и веселая. Наверняка ей нравится секс. И грубить в ответ она бы не стала.

— Ха-ха, — натянуто смеюсь я. — Да, я понимаю, о чем ты.

Парень потирает шею. Между нами воцаряется неловкая тишина, которую робот вроде меня не знает, как заполнить.

— Мне надо идти. А то подгорят бургеры. Дай знать, если захочешь один, ладно?

— Хорошо. — Нет, слишком формально. — В смысле, ага! Спасибо!

Он торопливо уходит, а я ругаю себя. Будь я легче в общении, менее холодной, то смогла бы выстроить интересный диалог. Парень бы так быстро не убежал. И, возможно, я бы завела нового друга.

Будь я больше похожа на Грейс, он бы и вовсе не ушел.


Глава вторая


Элис


Вздохнув, я отправляюсь в дом на поиски туалета. Не заперт только один, и в нем беспорядок: кругом валяются обрывки туалетной бумаги, а пол залит бог весть чем. Я быстренько заканчиваю свои дела и уношу ноги. Проходя мимо какай-то комнаты, слышу стоны. Секс. Всегда чертов секс. Неужели никто в радиусе пятнадцати миль не думает ни о чем другом? Дверь здорово так приоткрыта, и я замечаю татуировки. Раник прижимает рыжеволосую девушку к кровати и целует ее в шею. Мышцы его спины, омываемые золотистыми лучами закатного солнца, перекатываются под чернилами татуировок. Рыжая наслаждается каждым прикосновением: на ее красивом личике улыбка, а тело блаженно извивается. У меня под ногой скрипит пол, Раник резко вскидывает голову и ловит мой взгляд своими золотисто-зелеными глазами. На секунду я замираю как олень в свете фар, но живо беру себя в руки и убегаю на улицу, чтобы снова спрятаться в тени дерева.

Я знаю, что он бабник, и не должна удивляться, застав его с девушкой, но почему-то это меня взволновало. Успокаиваю сердцебиение и пишу Шарлотте, спрашивая, долго ли она планирует здесь тусоваться. Похоже, ей хорошо и без меня, так что мне оставаться больше незачем. У нее теперь есть новая подруга. А до кампуса можно добраться на автобусе. Еще не поздно, позанимаюсь немного. С тех пор как я впервые увидела Тео вместе с Грейс и после приставаний Мэтерса, у меня были проблемы с концентрацией. Нужно пару часов посидеть в спокойствии над учебниками, чтобы очистить голову от глупых мыслей и вернуться к привычной рутине. Нельзя допустить, чтобы мои оценки испортились из-за дурацкого увлечения парнем или неудавшегося сексуального домогательства. Мама будет в ярости.

— Привет, принцесса.

Я поднимаю голову. Передо мной с улыбкой стоит Раник. После бассейна его волосы стали жесткими и растрепанными. Солнце очерчивает его фигуру и окрашивает кожу в бронзовый цвет. Я игнорирую этого бабника, встаю и ухожу прочь, роясь по карманам в поисках мелочи.

— Эй, эй! Подожди!

Я не жду. Перехожу через дорогу, встаю на остановке и изучаю там карту. В кампус едет шестнадцатый автобус, прибудет он через тринадцать минут. Сажусь на лавочку и, достав телефон, открываю свое приложение для заданий по испанскому. Когда мне нужно убить время, я занимаюсь.

Спустя несколько минут рядом со мной бухается запыхавшийся Раник. Я смотрю на него краем глаза — он все еще в шортах, но надел черную футболку с эмблемой группы «Queens of The Stone Age» и потертые красные конверсы.

— Думал, ты убежишь дальше, — задыхаясь, говорит он.

— Я не бегаю, — отвечаю ему.

— О, я знаю. Ты типа паришь над землей, не касаешься ее, в отличие от нас, простых смертных.

— Будем теперь вести светскую беседу? — холодно язвлю я, чтобы погнать его. Большинство парней ушли бы, а он просто смеется.

— Ну, учитывая, что ты застала меня за очень интимным занятием, можно и несветскую.

— На что или на кого ты тратишь свое свободное время — твое личное дело. Кстати, поздравляю.

— С чем?

— С девушкой. Она очень красивая, и, похоже, ты ей нравишься. Из вас выйдет прекрасная пара.

Раник бросает на меня косой взгляд и заливается громким и звонким смехом.

— Что смешного? — разозлившись, огрызаюсь я.

— Ты… ты хоть понимаешь… да ладно, даже ты не настолько наивна. Мы не будем парой. И я ей не нравлюсь. Она просто меня хочет.

— Не знала, что есть разница.

Он фыркает, и в этом звуке слышится столько горечи.

— Что ж, позволь сообщить тебе: гребаная разница есть. — Он достает сигареты и, прикурив, выдыхает дым.

Я морщу нос.

— Они тебя убивают.

— Жизнь меня убивает, принцесса.

Странно слышать такое уже слишком глубокомысленное и мрачное заявление от парня, который улыбается, даже когда угрожает профессору.

— У них отвратительный запах, — не сдаюсь я. — Полчища твоих фанаток этого не оценят.

Он хохочет.

— У меня есть куча доказательств обратного.

— Восхитительно, — сухо отвечаю я.

— Что?

— Раник Мейсон использовал в одном предложении несколько слов более пяти букв. Во многих странах это приняли бы за чудо.

— Ха-ха. — Он выбрасывает сигарету. — Только посмотри на меня. Глянь, как я разрываюсь от смеха. Аж слезы выступили.

Я глупо улыбаюсь, но затем понимаю, что меня рассмешил Раник Мейсон, и, быстро стерев с лица все эмоции, концентрируюсь на испанском. Придвинувшись ближе, парень заглядывает в мой телефон.

— Ого, очень круто. Приложение есть в эпп-сторе?

— Нет.

— Хм, а где ты его скачала?

— Написала сама.

Его глаза округляются.

— Серьезно? — Ничего не отвечаю, тогда он повышает голос: — Серьезно, принцесса? Ты сама его сделала?

— Это несложно. Руби — нехитрый язык программирования. На нем легко написать учебную программу.

— Жаль тебя разочаровывать, но для большинства людей эта фигня сложна.

— Большинство людей способно изучить этот язык. Они просто не умеют концентрироваться, как мне кажется.

— Принцесса, умоляю, перестань скромничать, ты меня этим убиваешь.

— Тогда умирай быстрее.

Он шумно втягивает носом воздух.

— Есть ведь коэффициент интеллекта, и у всех он разный. Обычная концентрация тут не поможет. Возьмем меня: в начале года я по максимуму концентрируюсь и стараюсь, но все равно заваливаю предметы. Я просто тупой как валенок, безо всяких «если» и «но».

— А вот и первая вещь во вселенной, с которой мы оба согласны.

Теперь его очередь глупо улыбаться. Между нами повисает тишина, но другая, не как с тем парнем. Она менее напряженная и очевидная. Между нами будто дует ветерок, а не стоит глыба льда.

— Я должна тебя поблагодарить, — произношу я.

Раник чешет в затылке.

— За что?

— За Мэтерса. Если бы ты не вошел, то даже не знаю… — Я тяжело сглатываю. Еще один момент тишины, но теперь мрачнее. Весомее. — Не знаю, что бы произошло.

— Ты бы двинула ему по яйцам и доложила об инциденте, — отвечает Раник.

Я вздрагиваю и опускаю взгляд на землю.

— Я не такая смелая.

— Ты ведь пришла сюда, верно? На вечеринку. Я видел тебя с подругой, когда вы только приехали. Это место тебе явно не по душе, но ты все равно пришла. Ради нее. Это очень смело с твоей стороны. А еще мило.

Я фыркаю.

— Я не милая.

Раник смеется, и этот теплый звук отбивает у меня всякое желание прогнать парня.

— А по-моему, милая, принцесса. Можешь притворяться ледышкой сколько хочешь, но это не так. В тебе есть мягкость.

От такого комплимента я впадаю в шок. Меня еще никто не называл милой. Злой? Да. Язвительной? Определенно. Но никогда милой.

Смотрю Ранику в глаза. И тут меня осеняет.

У меня и раньше возникало множество гениальных идей, но эта ни с чем не сравнится. И по риску тоже, но он оправданный, потому что потенциальный выигрыш баснословный.

— Ты ведь опытный в общении с женщинами, — говорю я. — Знаешь, как ведут себя привлекательные девушки и что делает их такими.

Раник ухмыляется.

— Не буду скромничать — ты чертовски права.

— Но с учебой у тебя туго.

— Хоть вешайся.

— А я не умею быть привлекательной, зато в учебе мне нет равных.

Золотисто-зеленые глаза Раника сужаются.

— Не умеешь? Блин, я бы так не сказал. Ты просто другая. В хорошем смысле.

— Нет, именно не умею, — подвожу черту я. — Это не предмет спора, а факт.

— Не-а, но переубеждать тебя не стану — бесполезно, — вздыхает он. — Так к чему ты клонишь, принцесса?

— Мне нравится один парень.

Раник вздергивает бровь.

— Правда? И кто же этот везучий засранец?

— Неважно. Мне надо… стать более привлекательной. Хочу, чтобы он меня заметил, и как можно скорее, а то поздно будет.

— Почему? Какая-то девка уже запустила в него коготки?

— Все это детали, а их тебе знать не обязательно.

— Ладно, хорошо, значит, ты хочешь соблазнить этого парня…

— Привлечь его.

— Что в лоб, что по лбу, — отмахивается он. — И ты думаешь, я смогу тебя этому научить?

— А разве нет?

— О, конечно, смогу. У меня были лучшие из лучших, самые сливки. Я могу превратить тебя в самый лакомый кусочек по эту сторону Миссисипи. Я знаю все хитрости, что работает, а что нет. Черт, да мне по силам сделать так, что он голову потеряет.

Раник наклоняется ко мне, его глаза темнеют и сверкают от похоти. Я часто замечала такие взгляды в сторону других девушек.

— Но мне-то что с того, а? Что ты можешь предложить взамен?

Я пихаю ему под нос телефон с открытым приложением для испанского, и он от неожиданности резко отстраняется.

— Домашку, — отвечаю я. — Ты знаешь мой средний балл. Могу заверить, у тебя будут только отличные оценки.

Он щурится.

— То есть я учу тебя быть горячей штучкой, а ты делаешь за меня домашку? Почему бы просто не позаниматься со мной или типа того?

— Слишком много заморочек, — поясняю я. — Домашку делать куда легче. С репетиторством мы лишь зря потратим время.

— А с обучением соблазнению я, значит, не зря потрачу время?

— Тебе нужны хорошие оценки больше, чем мне этот парень.

— Ха. Сильно в этом сомневаюсь, принцесса.

— Это честная сделка.

— Ага, только ты, блин, упускаешь главное. Очевидно, этот парень тебе очень нравится, раз ты решилась заключить сделку со мной, чуваком, к которому явно не питаешь симпатию. Если я научу тебя быть той, кем ты не являешься, то и влюбится он не в настоящую тебя! Это плохое начало отношений. А ты же хочешь, чтобы все было хорошо, раз он тебе так нравится.

— Меня интересует только твоя компетентность в этих делах, а не моральные устои.

Раник долго и внимательно смотрит на меня, будто ищет в моем взгляде сомнение. И в итоге вздыхает.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, принцесса.

— Это значит «да»?

— Ага, блин, я пожалею об этом. Но да. Давай, не знаю, пожмем руки. Сделаем все официальным.

Он протягивает мне ладонь.

— Я составлю контракт, и мы оба его подпишем, при свидетелях. Это будет более законно.

— Принцесса, в этом нет ничего законного. Ты будешь делать за меня домашку. Это мелкое мошенничество.

Хмурюсь. Об этом я не подумала.

— Все еще хочешь это сделать? — ухмыляется Раник. — Даю последний шанс все отменить, назад дороги не будет.

В мыслях возникает образ Тео. Он — единственный парень, у которого хватило смелости подойти ко мне и поговорить как с равной, а не как с мерзкой инопланетянкой или куском мяса. Единственный парень, который улыбается мне и делает искренние комплименты.

Единственный парень, который заставляет меня смущенно краснеть.

Я вкладываю ладонь в руку Раника. Она грубая, на ней будто отпечаталась вся его жизнь, которая гораздо труднее моей. Парень сжимает мои пальцы, и его улыбка становится шире. На опаленный солнцем асфальт падает капля дождя, затем еще одна и еще. Раник встает и разминает тело, похрустывая шеей.

— Что ж, дождь испортил вечеринку. Пойдем, отвезу тебя в кампус. По дороге и начнем.

Пока мы идем к побитой черной «тойоте» Раника, я пишу Шарлотте и сообщаю, что меня подвезут. Дождь внезапно превращается в ливень, и вдали раздаются вопли толпы на барбекю. Возясь с ключами, Раник смеется и покачивает головой, а я хлюпаю промокшими ногами.

— Можешь поторопиться?

— Да, да, не нервничай. — Он открывает пассажирскую дверь, и я залезаю в салон, стряхивая воду с плеч. В машине стоит тонкий запах корицы, хвои и сигарет. Раник тоже садится. — Кстати, а какие трусики ты носишь?

Я бросаю на него свой самый холодный взгляд.

— Такие вопросы не уместны.

— Ну, теперь уместны. С сегодняшнего дня я буду задавать очень личные вопросы.

— Это вторжение в…

— Слушай, ты хочешь затащить его в постель или нет?

Я нехотя закрываю рот. Раник заводит двигатель и трогается с места.

— Так я и думал. Давай колись, какие трусики?

— Какие можно найти в «Таргет».

Его передергивает.

— Что? Нет! Типа такие упаковки с целым комплектом? Одни красные, одни белые, синие и серые?

— И черные. У меня черное нижнее белье, — гордо заявляю я.

— Ага, долбаные черные бабушкины панталоны. Смотри. — Притормозив на светофоре, он копается у себя за сиденьем и достает крошечные зеленые кружевные трусики. — Вот, что тебе нужно.

— Какая гадость. Давно они здесь валяются?

— Или такие, например! — Он вытаскивает более скромные трусики-бикини с голубыми полосками и маленьким белым бантиком. — Видишь этот бантик? Чертовски очаровательно. Куда лучше труселей-парашютов.

— Почему?

— Почему? — фыркает он и дает по газам, когда светофор загорается зеленым. — Запомни: парням нравится видеть голую кожу. Больше голой кожи — больше стояков.

— Мне уже кажется, что я совершила огромную ошибку.

— Можем прекратить все прямо сейчас. Только скажи.

Я вспоминаю о доброте Тео. Он — единственный парень, который смеется над моими саркастичными шутками, а не хмурится в ответ, который заботливо спрашивает, в порядке ли я.

Ну, Раник тоже спрашивал, но он не в счет.

— Нет, — сжимаю челюсти, — мы это сделаем.

— Молодчина, — довольно улыбается Раник. — Давай выстрелим этому парню прямо в сердце стрелой пухлозадого Купидона. Как его зовут?

— Не могу сказать.

— А стоит.

— Не вижу смысла.

— Смысл в том, принцесса, что я буду за ним следить.

У меня распахивается рот.

— По-дружески, — заверяет меня Раник. — Узнаю, что ему нравится, а что нет, какой он парень и чем увлекается. Нельзя применять общий метод ко всем парням. Мы все разные.

— Ну хорошо. Его зовут Тео, — признаюсь я. — Тео Моррисон.

Глаза Раника загораются.

— О-о, золотой мальчик, да? Ты выбрала настоящего ванильного парня.

— И что это значит?

— Что будет просто. Я уже его знаю: пиво по выходным, видеоигры каждый вечер, слушает «Neutral Milk Hotel» и прочие стремные инди-группы, ведет миссионерский образ жизни, встречался с одной девушкой все старшие классы, любит азиатское порно, мечтает о непосредственной девушке, которая будет его дополнять, конец.

— Это… пугающе конкретное описание.

— Я разбираюсь в людях, ясно? У меня уши повсюду, это помогло с некоторыми подробностями, но по большому счету я просто знаю, какие девушки в его вкусе. И ты не из них.

— Это очевидно.

— Нет… в смысле, черт, дорогуша, ты на самом деле не в его вкусе.

У меня сжимается сердце.

— Это еще почему?

— Ты слишком сильная, умная и независимая. А еще зрелая.

— Он лишь на год старше меня! — возмущаюсь я.

— Не-а, я имел в виду внутри. У тебя зрелое сердце. Трудно объяснить.

— О, так получается, зрелая — это «сухая и скучная».

— Нет, я так не говорил. Я сказал, что это трудно объяснить. Это значит, что ты… другая. Практичная, сдержанная. Ты не из его лиги. Повыше будешь.

— Бессмыслица какая-то.

— Верно, тебе так кажется, потому что ты никогда ни с кем не встречалась. — Раник поворачивается ко мне. — Я ведь прав? Ты ни с кем не встречалась? Просто хочу все прояснить.

От того, насколько жалко это звучит, я едва не вздрагиваю, но беру себя в руки.

— Я ни с кем не встречалась.

— Целовалась?

— Нет.

— Трахалась?

Я хмуро смотрю на него, и он отвечает мне невинным взглядом — мол, я интересуюсь для дела.

— Нет.

— И никому не дрочила?

— Я никогда не касалась пениса. — Я стараюсь держаться с достоинством, но мои щеки пылают.

— Петтинг был?

— Нет! Святой боже, нет, нет, нет, ничего из этого!

— Хм. — Он переключает внимание на дорогу. — Держалась за руки?

— Нет, даже этого не было. Я на самом деле жалкая.

— Эй, не будь так самокритична. Всякое бывает, иногда нас затягивает в трясину так глубоко, что до лучшего в жизни уже не достать. Дай мне руку.

Он протягивает свободную ладонь между нашими сиденьями. Его длинные пальцы застывают в ожидании, как шипы венериной мухоловки.

— И что мне с ней делать? — спрашиваю я.

Раник закатывает глаза.

— Просто вложи свою чертову руку в мою ладонь.

— И как это поможет?

— Ты всегда задаешь столько вопросов? В первую очередь тебе нужно привыкнуть касаться парней. Так что давай.

— Я привыкну к этому с Тео.

— Как пожелаешь, — говорит он, но руку не убирает. — Как ты собираешься держать за руку парня, который тебе нравится, если даже не можешь прикоснуться к тому, кого ненавидишь? Так мы далеко не уйдем, сразу могу сказать.

— Не используй это как предлог, чтобы затащить меня в постель, — огрызаюсь я.

— Воу, притормози. — Раник съезжает на обочину и с упреком смотрит на меня. Это так разнится с его обычным добродушным выражением лица. — Ты правда считаешь, что у меня такие намерения? Мы всего лишь подержимся за руки, принцесса, а не потрахаемся.

— Ну извини, просто у тебя репутация человека, который тащит в постель все, что движется. И почему ты все время называешь меня принцессой? Это дико раздражает.

— Потому что ты и есть принцесса! Ты никогда не трахалась, не целовалась и никого не касалась. Ходишь по университету с таким видом, будто ты из другого мира. Ты чертовски умная, высокая, красивая и величественная. Люди тебя побаиваются. Если не принцесса ведет себя так, тогда не знаю, кто.

Я открываю рот, чтобы возразить, но от шока слова не идут. Вот какой меня видят люди?

Раник фыркает.

— Слушай, я не… черт, я не пытаюсь затащить тебя в постель. Поверь, есть куча девчонок, которые жаждут со мной переспать, поэтому ты мне для этого не нужна, окей? Я изо всех сил постараюсь быть профессионалом, чтобы научить тебя. Но обучение включает в себя и опыт. Реальный опыт.

Я киваю.

— Лабораторные исследования доказали, что наиболее эффективной и долговременной является мышечная память.

— Вот и чудно. Рад, что мы пришли к согласию. Я знаю, что не нравлюсь тебе, ты считаешь меня глупым, мерзким, неприятным и еще бог весть каким, но доверять мне придется. Моя раскованность приведет тебя к Тео, ясно? Так что работай со мной, принцесса, пожалуйста.

— Тогда пообещай одну вещь.

— Какую?

— Что не попытаешься со мной переспать.

Раник вздыхает.

— Обещаю. Ты даже не в моем вкусе, окей?

— Хорошо, ты тоже не в моем вкусе.

Ухмыльнувшись, он вновь заводит машину и выезжает на дорогу.

— Похоже, теперь мы согласны с тремя вещами в этой вселенной. Кто бы мог подумать.

Через четыре светофора Раник, громко ругаясь, выключает радио, по которому играет классическая опера, и я несмело вкладываю в его руку свою. Моя кожа такая холодная по сравнению с его пылающим теплом. Я чувствую каждую мозоль на его ладони, каждый изгиб и линию. Это так отличается от нашего рукопожатия.

— Руки на самом деле очень чувствительны, верно? — произносит Раник, глядя на дорогу. — Касание ладоней заводит намного сильнее, чем ты думаешь. Все построено на держании и сжатии. Если он тебе нравится, не будь слишком очевидной. Но и не включай неприступность. Сожми мою руку.

Я сжимаю, и он резко ее отдергивает.

— Нет, не так. Слишком сильно. Ты должна быть нежной, но твердой, вот так. — Раник протягивает ладонь и легко переплетает наши пальцы. — Видишь? Теперь попробуй сама.

Я медленно повторяю все движения, но цепляюсь большим пальцем за рычаг переключения передач и в панике случайно тяну его на себя. Раздается визг тормозов, и в салон проникает запах горелых покрышек, но Раник быстро возвращает рычаг на место и останавливает машину.

— Я… мне так жаль…

Раник ухмыляется в ответ.

— Ха, только посмотри на свое лицо, это бесценно.

— Рада, что мой тихий ужас от приближающейся смерти тебя забавляет, — язвлю я.

— Расслабься. Я вожу с тех пор, как смог дотянуться до руля, мелкие перебои вроде этого — пустяки. Просто хотел тебя немного напугать. Было приятно увидеть, как ты изменилась в лице, знаешь ли. Настоящее выражение, а не то одинокое и грустное, с которым ты вечно ходишь.

Одинокое? Грустное? Я смотрюсь в боковое зеркало. Совершенно нормальное у меня лицо.

— В общем, — Раник откашливается, — у тебя почти получилось. Попробуй снова. В этот раз без попыток нас убить.

Мое сердце еще бешено колотится от пережитого опыта, но я снова вкладываю руку в его ладонь и с облегчением выдыхаю, когда наши пальцы переплетаются.

— Не все потеряно. — Его глаза искрятся, а пальцы, нежно скользя, усиливают хватку. — Вот так немного более интимно. Это означает, что между вами что-то есть. Типа любовь. Поэтому, может, ты захочешь приберечь это на потом.

— Понимаю, — задумчиво произношу я, глядя на наши сплетенные пальцы. — Даже не думала, что у простого соединения рук столько разных значений.

Я чувствую на себе взгляд Раника, но когда поднимаю голову, парень отворачивается к дороге и, прочищая горло, вырывает руку из моей ладони.

— Вот и первый урок. Ты его усвоила. Поздравляю. Напомни мне следующий урок не проводить в двухтонной махине на скорости семьдесят миль в час.

— Нам понадобится тихое место для дальнейших занятий. Как насчет моей комнаты в общежитии? Или твоей.

— Я живу не в кампусе, — отвечает он, — так что у меня было бы лучше. Но, черт, я хочу, чтобы тебе было максимально комфортно.

— Слушай, твоя забота обо мне не к месту. Ты мой учитель, а не мать.

— Пф-ф, как скажешь. Я просто хочу, чтобы тебе было удобно, так ты быстрее научишься и мы с этим покончим. Итак, встречаемся у тебя. Напиши мне, когда твоя соседка уйдет, и мы приступим ко второму уроку, окей?

Раник дает мне свой номер, а когда я предлагаю записать мой, он качает головой.

— Это твоя задумка, принцесса. Ты и решай, когда все будет проходить. Парню вроде меня лучше не сохранять твой номер в телефоне.

— Что это значит?

Он опять вздыхает.

— Это значит, я не хочу, чтобы ты рисковала своей королевской репутацией, будучи записанной в моем телефоне, вот и все. Кто-то может заметить. Я телефон никому не даю, но мало ли. Слухи распространяются так быстро и ни с чего, а ты, мне кажется, достойна лучшего, нежели эта грязь.

Я хмурюсь. По-моему, он к себе несправедлив. Но Раник просто смеется.

— Да и к тому же, черт. Мы на самом деле не можем рисковать, если ты хочешь заполучить Тео, ясно? Такой парень не станет встречаться с девушкой, которая, по слухам, спала со мной, и неважно, правда это или нет. Мы должны быть осторожны. Я сделаю все возможное, чтобы остаться незамеченным, когда прихожу к тебе и ухожу.

— Похоже, ты знаешь его лучше, чем показываешь, — подмечаю я, вылезая из машины и хлопая дверцей.

Раник пожимает плечами.

— У нас есть общее прошлое, вот и все. Увидимся позже. Я принесу тебе кучу домашки, ас. — Он шутливо салютует мне и уезжает.

А я не могу отделаться от ощущения, что совершила самую большую в жизни ошибку.


Глава третья


Элис


— Тебя подвез Раник Мейсон?! — едва не кричит Шарлотта.

К нам оборачиваются несколько студентов в столовой, и я рукой закрываю подруге рот.

— Тише ты.

Медленно убираю ладонь, и глаза Шарлотты загораются.

— Поверить не могу, из всех парней в кампусе… именно Раник?

— Если не сбавишь тон, я выдавлю тебе глаза.

— Ладно, блин, ворчунья, — шепчет она. — Но, Эл, Раник вовсе не милый парень. Он скорее из тех, кто поматросит и бросит. Жизель с тригонометрии сказала, что он сразу же после секса выгнал ее за порог. А на улице была гроза!

— Ужасный тип, — соглашаюсь я, — но шел дождь, и Раник предложил меня подвезти. Значит, что-то хорошее в нем все же есть.

Она с серьезным лицом берет меня за руки.

— Пообещай, что будешь осторожна. Пожалуйста. Раник — последний человек, с которым стоит спать, ясно? До меня доходили кое-какие слухи, и все они скверные. Так что, пожалуйста…

— Я не стану с ним спать, Шарлотта. Я не идиотка, и ты это знаешь.

Она облегченно выдыхает.

— Конечно, знаю. Для идиотки у тебя слишком много медалей математической лиги. Просто иногда ты бываешь немного наивной, вот и все.

Я уже хочу обидеться, но затем вспоминаю, как опростоволосилась вчера в таком элементарном деле, как держание за руки. Я и правда наивная, но это только подстегивает меня учиться больше, лучше, быстрее.

Я перестала посещать занятия Мэтерса. Видеть его не могу. Приду только на экзамен и успешно сдам его, ведь продолжаю заниматься по учебнику самостоятельно. Не хочу находиться с этим человеком в одном помещении. А в освободившееся время пишу Ранику.


На мне сейчас нет трусиков.


Я решила попрактиковать секстинг — услышала о нем от Шарлотты. Погуглив, выяснила, что эта фраза является очень популярной. Раник отвечает спустя пару секунд.


Кто это?


Понятное дело, что подобную фразу ему может отправить куча девчонок, не грех и запутаться в их именах и номерах. Подумываю написать «Элис», но вовремя вспоминаю, что все должно оставаться в секрете.


Твоя студентка. Пытаюсь секстить. Оцени меня.


Он очень быстро набирает ответ.


Раник: ахахах ты серьезно? ноль из десяти. и не пытайся снова. я не буду учить тебя секстингу. это для неполовозрелых малолеток и чертовски тупо

Я: Только посмотри на себя, используешь сложные слова. Кто-то умнее, чем притворяется.


Раник молчит. Перебарываю желание написать ему еще одно сообщение и сажусь за учебу. Занимаюсь и занимаюсь. И наконец спустя час и двадцать две минуты он отвечает.


Раник: сорри встретил друга


Я набираю текст быстрее него.


Я: Я последний человек, перед которым ты должен извиняться.

Раник: черт, эта идеальная грамотность пугает. короче зачем написала?

Я: Прости, если пугаю тебя.

Раник: я последний человек, перед которым ты должна извиняться


Он парирует моими же словами, но я почему-то чувствую не возмущение, а тепло.


Я: Я написала, потому что хочу начать второй урок. Моя соседка на парах, ее не будет еще часа два.

Раник: клево. буду через 10 мин

Я: Я не говорила тебе номер своей комнаты.


Он ничего не отвечает, но спустя несколько минут раздается тихий стук в дверь. Открываю — передо мной стоит Раник в свободной рубашке в клетку и черных джинсах. Его серебряная цепочка на шее и татуировки здорово выделяются на светлой коже. Он ныряет в комнату, и я закрываю за ним дверь.

— Как ты узнал, где я живу? Я тебе этого не говорила, — тут же спрашиваю парня, но ему не до ответа, он слишком занят изучением моей комнаты. Его взгляд скользит по кровати, шкафу и столу.

— Пофлиртовал вчера с вашей комендантшей. Офигеть! — восклицает он. — Никогда не задумывалась, что из-за гиперорганизованности ты похожа на серийного убийцу?

— Я не гиперорганизованная. Такого слова вообще не существует.

— Ты расставила книги по десятичной классификации Дьюи, принцесса.

— Многие так делают.

— Никто так не делает.

Я скрещиваю руки на груди.

— Проехали. И каков следующий урок?

Раник окидывает взглядом мой наряд: джинсы и футболку.

— Можешь переодеться?

— А что не так с моими вещами?

— Ничего, принцесса. Просто надень то, что легко снять. Например, юбку.

Я выгибаю бровь.

— Зачем?

Он ухмыляется, засунув руки в карманы.

— Затем, что мы идем по магазинам.

Когда Раник уходит в машину, я переодеваюсь в скромную черную юбку-карандаш. Будет подозрительно, если нас увидят вместе, поэтому я выжидаю пару минут и только тогда следую за ним. Заметив его «тойоту» у тротуара, быстренько залезаю в салон, и он заводит мотор.

— Можно узнать, куда ты меня везешь?

— Я ведь сказал уже: за покупками.

— Какой точный адрес!

Он смеется.

— Знаешь, с парнями вроде Тео не стоит острить. Это задевает их эго. С такими, как я, — пожалуйста. Это большой плюс для девчонки, так она выглядит дерзкой. Э-э, не в сексуальном плане. Или все-таки да? Черт, я сам себе вырыл яму.

— Я бы кинула тебе веревку, но ты скорее на ней повесишься.

— Ауч, а ты безжалостна.

— Это плохо? Мне сбавить обороты?

— Ага, Тео это точно не понравится, но, блин, когда ты со мной, не заморачивайся. Мне это вроде как нравится.

— Нравится? — вздернув бровь, переспрашиваю я. — Мой сарказм еще никому не нравился.

— Можешь считать меня чокнутым, но я не вру. Это как глоток свежего воздуха. Никаких приторных любезностей, красивой лжи и притворства, будто тебе нравятся люди, которых ты на самом деле ненавидишь. Это отличает тебя от большинства девчонок. — Раник издает короткий смешок и, включив на радио рок, поворачивается ко мне. — Не мешает?

— Нет, я нахожу ужасную какофонию звуков расслабляющей.

— Даже у «Coffins»? Теперь точно притормози, принцесса, твои странные фетиши мы будем изучать как минимум на десятом уроке.

Я закатываю глаза и открываю окно. Его «тойота» древняя, но внутри чисто и аккуратно, а едет она как по маслу. Мне казалось, у него должен быть мотоцикл или что-то такое же незрелое и опасное для жизни. Наконец мы заезжаем на парковку в центре городе, и Раник выскакивает из машины.

— Давай вытаскивай свою королевскую задницу и тащи за мной.

Простонав, я медленно вылезаю на улицу. Перед нами модный белый магазинчик с золотистыми дверьми. Раник открывает для меня одну из них, и мне в нос ударяет тошнотворный запах парфюма и ароматизатора воздуха.

— Думаю, сейчас самое время сообщить, что я ненавижу ходить за покупками, — произношу я, рассматривая ряд туфель на высоких каблуках и съеживаясь от того, какими неудобными они выглядят. — И мне совершенно не идет яркая девчачья одежда.

— Что? — морщится Раник. — Кто тебе сказал эту несусветную чушь?

Моя мама.

Вместо правдивого ответа я пожимаю плечами.

— Один человек.

— Ну, он тебе набрехал, ясно? С такой фигурой ты можешь надевать что угодно и снимать тоже.

Я снова выгибаю бровь, и Раник покашливает.

— Ну, не снимать, как стриптизерша, а… э-э, просто. Ух ты, неловко-то как. — Он смущенно потирает шею. — Язык мой — враг мой. Никогда еще так не лажал. Вообще.

— Может, у тебя микроинсульт? Поехали сделаем томографию мозга.

Он прыскает со смеху.

— Послушай, мы здесь всего ради пары вещей. Это не займет много времени, к тому же тебе не придется платить, так что попробуй получить удовольствие, окей?

— Что? С чего это мне не придется платить? Я хочу заплатить за свои…

— Раник! — К нам спешит грудастая кассирша в черных туфлях на высоких каблуках и тоненькой блузке. — Я та-а-ак рада снова тебя видеть.

— Я тоже, Холли, — улыбается он.

— Судя по всему, вы уже успели переспать, — выдаю я.

Холли заливается краской, а Раник пихает меня локтем в бок, после чего нервно посмеивается.

— Эта очаровательная и вежливая юная леди — Элис, моя, э-э, кузина, и ей нужен базовый набор. Ничего новомодного, но и не бабушкины панталоны.

Холли задумчиво окидывает меня взглядом и хлопает в ладоши.

— Я знаю, что ей подойдет.

Она провожает нас к дальней стойке, на которой красиво и аккуратно разложены носки, бюстгальтеры и трусики. Раник подходит к трусикам.

— Выбирай, принцесса.

Затем он поворачивается к Холли и заводит с ней непринужденную беседу. Я скольжу пальцами по нижнему белью: из мягкого шелка, высококачественного хлопка — не слишком маленькие, но и не такие большие как те, что сейчас на мне. Стринги и тонги смело пропускаю и нахожу пару, похожую на ту, что показывал Раник, только тут полосочки розовые, а бантик чуть больше. Но, увидев ценник, мигом кладу их назад.

— Нашла что-нибудь стоящее? — Раник возвращается ко мне.

— Черта с два я буду платить столько за белье.

— Я ведь сказал уже: ты не платишь. Так что выбери несколько и не переживай о цене.

— Я не позволю тебе платить, это нелепо. Такой суммы хватит на оплату аренды за месяц. Это пустая трата денег.

— Принцесса, — ворчит Раник, — завязывай, у нас уговор. Ты слушаешь меня, выполняешь задания и получаешь своего драгоценного Тео. Вот и второй урок: носи красивое белье и позволяй парням делать тебе приятное.

— Когда мужчина делает что-то хорошее для девушки, то ожидает чего-то взамен, — возражаю я. — Обычно интимной близости. Это наложит на меня обязательства, а я ненавижу чувствовать себя должником.

— Господи, — он втягивает носом воздух, — через какое дерьмо ты прошла, что у тебя сложилось такое мнение о парнях?

— Самое обычное, с которым в жизни сталкивается каждая девушка, — огрызаюсь я. — И ты бы это знал, если бы перестал думать, что весь мир вращается только вокруг тебя.

— Ладно-ладно. — Он миролюбиво выставляет перед собой руки. — Боже, принцесса колючек, я понял. Ты не хочешь, чтобы я тратил на тебя деньги. Хорошо, пусть так. Тогда подожди здесь.

Я снова просматриваю белье и замечаю розовые трусики. По бокам ткань соединяют ленточки, которые можно легко развязать. Это так необычно и пленительно, что во мне пробуждается трепетное волнение. Насколько же я жалкая, если какие-то замысловатые трусики вызывают у меня восторг? Любая нормальная девушка при виде них сказала бы: «Ну да, они милые», но не почувствовала бы ничего особенного. Я на самом деле до ужаса наивная.

Раник вразвалку возвращается ко мне.

— Окей, — говорит он, — выбирай четыре штуки.

— Я же сказала, что…

— Они бесплатные. Выбирай.

— Как это? Что ты имеешь в виду…

Он подцепляет пальцами розовые трусики, которые мне приглянулись.

— Эти симпатичные. Давай еще три.

— Раник…

— Если через пять секунд не выберешь еще, принцесса, то это сделаю я.

Пробегаюсь взглядом по стойке. Как ему удалось выбить их бесплатно? Выбираю дешевые белые, но Раник тут же отбрасывает их обратно, забраковав, и берет зеленые с черными отпечатками кошачьих лапок на заднице.

— Они детские! — возмущаюсь я.

Он пожимает плечами.

— Ты слишком долго думаешь. Пять, четыре, три, два…

Быстро хватаю голубые в горошек, и Раник одобрительно кивает.

— Еще одни. Пять, четыре…

Последними я выбираю черные трусики с белым кружевом по краям и бантиком спереди. Раник оценивающе выгибает бровь и гладит меня по голове, словно семилетнего ребенка.

— Видишь, не так уж и сложно, правда? Давай сваливать.

— Но нам надо заплатить…

— Пока, Холли, — подмигивает ей Раник, и та с улыбкой шлет ему воздушный поцелуй.

Я неуверенно волочусь за ним к машине.

— К твоему сведению, это была кража, а воровство — незаконно. Теперь мы преступники.

— Да не выпрыгивай ты из трусишек. Буквально. — Он смотрит на белье, которое лежит у меня на коленях. — Я просто заключил еще одну сделку с другом, вот и все.

— Но…

— Второй урок пройден! — восклицает он и, заведя машину, трогается с места.

И только когда мы заезжаем в кампус, до меня доходит, что это была за сделка.

— Ты… обменял секс на мое белье!

Ухмыльнувшись, Раник стряхивает пепел с сигареты и выдыхает дым в открытое окно.

— Но ты же не хотела, чтобы я платил за него, верно? Пришлось выкручиваться.

— И теперь ты…

— Вечером трахну Холли, ага.

— И она… заплатит тебе за это?

— Я знаю, как надо обращаться с девушкой, чтобы она сама хотела заплатить. — Его ухмылка становится шире. — И это лишь подтверждает то, что ты выбрала лучшего учителя в этом чертовом мире.

Я смотрю на белье, и внезапно у меня пропадает всякое желание его носить.

— Эй. — Раник останавливается и поворачивается ко мне. — Что не так?

— Для меня секс — это нечто важное и интимное. Огромная область, о которой я мало знаю, но к которой отношусь с бережным уважением. А для тебя это ничего не значит. Ты просто… используешь секс, когда тебе это выгодно. Как инструмент или игрушку. Ты когда-нибудь занимался им по любви? Хоть раз?

Проходит пару секунд, и он пожимает плечами.

— Не-а, эти сопли не для парней вроде меня.

— Звучит печально, — мягко говорю я. — Так, будто ты очень одинок.

Оставшийся путь мы молчим, в тишине заезжаем на парковку кампуса и выходим. В золотисто-зеленых глазах Раника отражается такая ранимость и усталость, будто на него навалилась вся тяжесть мира, но затем он издает смешок и тушит ботинком сигарету. Взгляд снова становится жестким и наполняется привычными озорными огоньками.

— Не трать на меня свою жалость, принцесса. Тебе и без того есть о чем побеспокоиться, не так ли? Например, об учебе или этом парнишке Тео. Сконцентрируйся. Это ведь у тебя получается лучше всего, верно?

— Но…

— Без «но». Примерь вечерком эти трусики и напиши, какие понравятся больше всего. Это твоя домашка.

И на этом он уходит, а я смотрю ему вслед со странным осадком на душе.

Кто такой Раник Мейсон на самом деле?

Вопрос из категории опасных, такие не задают в Университете Маунтфорд, но я все равно делаю это за ужином. Спрашиваю Шарлотту, пока мы в пижамах уплетаем пиццу, и она хмурится.

— Он третьекурсник, это все знают.

— Конечно, но кроме этого? Что еще ты о нем знаешь?

Шарлотта вздергивает плечами.

— Студенческие общества платят ему за то, что он приносит алкоголь на посвящения. Он приходит на каждую вечеринку с друзьями, у которых есть пикапы, чтобы перевозить кеги. Иногда девчонкам из сестринств хочется кокса или травки, в основном второго, тогда они звонят ему, и спустя минут пятнадцать у них на пороге появляется дилер. Вообще-то, в этом плане Раник довольно надежный.

— Откуда он?

— Кажется, из Кентукки. Или из Миссисипи. Короче, откуда-то с юга. Лучше узнать у его однокурсников. Но серьезно, Эл, он не тот, о ком стоит расспрашивать. Люди могут не то подумать.

— Есть другие идеи?

— Ага, — она тычет в меня кусочком пиццы, с которого сосулькой свисает сыр, — держись от него подальше. Лучше скажи, что там с Тео?

У меня внутри все сжимается.

— В последнее время он был немного занят.

— Ага, Грейс Томас. Боже, она такая странная.

Во мне вспыхивает злость.

— А по-моему, она потрясающая.

Шарлотта смущается.

— Ох. Я просто подумала, что раз она пытается окрутить Тео, то ты…

— Оценю твои подколы? Нет. Я считаю ее прекрасным человеком. Вообще-то, я пытаюсь стать похожей на нее. Более открытой и веселой.

Шарлотта указывает на мой хмурый вид.

— Оно и видно, отличная работа, умница-разумница.

После этого подруга уходит в библиотеку делать домашку, и я, доев пиццу, тоже сажусь за стол заниматься. Мне предстоит написать пятнадцатистраничное эссе Раника по психологии. Судя по домашке, которую он мне дал, его основной профиль — детская психология. Что удивительно, ведь он больше похож человека, который ладит с заключенными, а не с детьми.

Заканчиваю его работу и дважды проверяю все факты и ссылки. Убедившись, что эссе безупречно и вышло словно из-под руки Раника, перехожу к своим заданиям. Когда выполняю уже половину домашки по тригонометрии, у меня вибрирует телефон.


Раник: рассказывай, принцесса, какие трусики больше всего понравились


Закатываю глаза и отвечаю ему.


Я: Если бы не знала, что это ты, решила бы, что мне посреди ночи пишет какой-то извращенец.

Раник: ничего себе! я оскорблен. я твой учитель, а не какой-то извращенец. о, погоди, твой учитель и есть извращенец


Мэтерс. Я вздрагиваю, но тут же получаю новое сообщение.


Раник: кстати о нем. слышал ты больше не ходишь на его лекции. молодец. ты помудрей чем я думал


Усмехаюсь.


Я: Помудрей? Ты что, сомневался?

Раник: ха-ха. не, ты умная. это да


Только собираюсь ответить, как приходит еще одно сообщение.


Раник: но мудрость это нечто другое. вот я мудрый, но не умный, догоняешь?

Я: Нет, совсем не догоняю. Ты эксцентричный и ужасно неграмотный, а твои определения расплывчатые и смущающе запутанные.

Раник: знаешь что меня не смутит? если расскажешь какие трусики тебе больше понравились. давай


Потираю лицо руками и напоминаю себе, что делюсь такой личной и слегка непристойной информацией с местным плейбоем ради Тео.


Я: Розовые. С ленточками по бокам.

Раник: ха! так и знал

Я: Знал что именно?

Раник: хоть ты и поздний цветочек, у тебя есть вкус. а теперь контрольный тест: какие по-твоему понравились бы Тео?


Встаю и роюсь в пакете. Может, в горошек? Представляю образ Грейс, какое белье она могла бы носить. Что-то веселое и яркое.


Я: С кошачьими лапками.

Раник: бззззз, неверно

Я: Почему? Я знаю, что они бы понравились Тео. Уверена!

Раник: ну ты отчасти права. лапки это типа мило и невинно ему бы точно зашло

Я: Тогда почему ты сказал, что я ошиблась?

Раник: правильным ответом для любой девушки, которая ищет здоровых отношений, будет: его любимые трусики те, что у меня любимые

Я: Почему?

Раник: потому что достойным парням достаточно того, что их девушка счастлива


Я замираю, уставившись на сообщение, и вскоре получаю следующее.


Раник: но конечно же вы все стараетесь угодить такому парню поэтому скажете что вам нравятся с лапками даже если их ненавидите

Я: Разве в отношениях не это важно? Компромиссы?

Раник: хм. не знаю никогда не был в отношениях. но звучит чертовски скучно


Мое лицо вспыхивает от злости.


Я: Я читала много книг об отношениях авторства ведущих мировых антропологов. Компромисс — это признак зрелой любви. Очень жаль, что такие аспекты взрослых отношений кажутся тебе скучными.

Раник: принцесса, я ничего не знаю об этой фигне. это у вас с Тео будут зрелые отношения или как там, я же просто учу тебя грязным приемчикам. и вот мой совет: если на самом деле хочешь научиться, типа на реальном опыте, то выброси гребаные книги. эту часть жизни нельзя изучить по учебникам

Я: Что угодно можно изучить по учебникам.


Он присылает эмоджи-какашку. Я закатываю глаза, и приходит новое сообщение.


Раник: кстати ты сделала мою домашку?

Я: Да, можешь забрать ее после нашего следующего урока.

Раник: спасибо огромное, а то она мне нужна очень скоро


Возвращаюсь к своему заданию, но мне не дает покоя один вопрос. Поморщившись, пытаюсь сконцентрироваться, но не выходит. В конце концов сдаюсь и пишу Ранику еще одно сообщение:


А какие понравились тебе?


Его ответ приходит в виде звонка. Это до дрожи удивляет меня, но я откашливаюсь и отвечаю:

— Алло?

— Привет, кем бы ты ни была, можешь, черт возьми, оставить нас в покое? — говорит женский голос на другом конце провода. Я сразу же узнаю Холли. — Мы вроде как заняты.

Она бросает трубку, и я в полном шоке еще с минуту слушаю короткие гудки. Как я могла забыть? Он обменял секс на белье, которое сейчас лежит на моей кровати. Злобно смотрю на трусы и ловлю себя на непонимании, почему меня вообще это задевает. Раник принадлежит сам себе, и то, что он сумел получить нечто материальное за секс, лишь доказывает его опыт. Девушки готовы вознаградить его — по сути, заплатить — за секс. А это говорит о том, что я выбрала правильного учителя по искусству соблазнения. Так почему же при мысли об этом у меня во рту появляется привкус горечи? И почему перед глазами стоит выражение его лица в тот момент, когда я сказала, что он одинок?

Несколько часов спустя, когда вся моя домашка уже сделана, я возвращаюсь из душа и вижу два непрочитанных сообщения в телефоне.


извини за это, принцесса, выгнал ее как только смог


От второго сообщения тугой узел смятения в моей груди развязывается, давление уходит и на душе становится легче.


мне тоже понравились розовые


Глава четвертая


Раник


Ночное небо чистое и звездное. Я зажигаю сигарету и смотрю, как дым спиралью поднимается к полной луне. В полнолуние мне тревожно — всегда так было, еще со времен, когда я был ребенком и наблюдал за луной из окна трейлера. И в такие моменты меня охватывает какая-то дикая жажда воздуха, темноты и тишины. Не хочется видеть ни людей, ни прочей херни, только звезды и деревья. В полнолуние мне охота сбежать в лес и никогда не возвращаться.

Моя банда стоит у пикапа, ждет звонка из сестринства. Чуть ранее мы заехали в алкомаркет и набили машину Трента горой спиртного. Теперь осталось только проскользнуть в кампус и доставить все по адресу. Плевое дело: накрыл брезентом и жди сигнала от покупателей.

Трент опирается на свой красный пикап. Этот монстр еще больше и навороченнее моего, с хромированными дисками и светодиодной подсветкой. Мы с Трентом знакомы с детского сада. Две этакие противоположности: он мускулистый — я худощавый, он милый — я грубый. Мы дополняем друг друга. Он бреется налысо, глаза у него насыщенного зеленого цвета, а мощные руки четко вырисовываются под черной футболкой.

Мой телефон вибрирует от входящего сообщения. Я быстро достаю его и смотрю на экран.


Элис: Разве выполненная домашка нужна тебе не на завтра? Приди и забери ее. И к слову, есть мысли, когда состоится наш следующий урок? Не хочу давить, но я вроде как готова продолжить.

Я: конешн ты хочешь на меня надавить. боишься что Тео ускользнет у тебя из рук


Отвечает она сердито.


Элис: Мои страхи — не твоего ума дело.

Я: успокойся, принцесса. следующий урок будет скоро. обещаю


— Кто это там тебе постоянно написывает? — спрашивает Трент.

Я скалюсь и тоже прислоняюсь к пикапу.

— Не твое дело, очкозад.

— О-о-о, ты его уделал! Как всегда, оригинален в оскорблениях. Ну прям настоящий джентльмен. — Миранда перебрасывает свои розовые волосы через плечо и смеется. — Новая подружка?

Миранду я знаю меньше. Она — двоюродная сестра Трента, так что я видел ее только летом, когда та приезжала к нему на ежегодные семейные воссоединения. Она невысокая и предпочитает носить шипованные туфли на каблуках. Глаза у нее такие же ярко-зеленые, как у Трента, волосы длинные и выкрашены в конфетно-розовый цвет.

— Держу пари, это Кара. Ты давно пытался ее подцепить, — ухмыляется Сэм. Его темная кожа и татуировки буквально сияют в свете уличного фонаря. Сэм новенький в банде — встречается с Мирандой с первого курса, — но он клевый. Двигается как мускулистый тигр, носит большие очки в роговой оправе и футболки с группой «Metallica». Спокойный парень, если только разговор не заходит о музыке.

— Кара — это капитанша чирлидерш? Невероятно. Кто бы знал, что она так низко падет, — поражается Миранда, лениво массируя плечи Сэма.

— Никто никуда не падает, — огрызаюсь я. — Черт, просто забейте.

— Ты много с ней переписываешься, — задумчиво произносит Трент. — Мне уже стоит звонить репортеру? Так и вижу заголовок: «Раник Мейсон впервые в жизни парится из-за девушки — чудо или манипуляция?»

— Похоже, в Каре есть нечто большее, не только сиськи, — подмечает Сэм, зажигая сигарету.

— Не, только сиськи, — возражает Миранда. — Вы их видели? Они компенсируют как минимум четыре недостатка характера.

— Они не больше, чем у Холли, — хмурится Сэм.

— Холли — королева сисек, — усмехается Миранда. — Кара скорее герцогиня. А помните Хасфу? В красном хиджабе? Черт, она была близка к принцессе…

— Может, хватит уже вспоминать мою историю перепихов? — перебиваю ее, выбрасывая окурок.

— Вечности не хватит, чтобы всех перечислить, — смеется Трент.

— Да мы просто прикалываемся, — стебется Миранда, шутливо хлопая меня по руке. — На самом деле приятно видеть, что ты общаешься с девушкой, а не просто отправляешь ей сообщение с предложением переспать.

— С чего ты взяла, что это девушка? — ухмыляется Сэм.

— Это мужик, — заверяю я. — Огромный волосатый мужик.

— Этот огромный волосатый мужик заставляет тебя много улыбаться, — бормочет Трент.

— Отвалите, блин, ладно? Ничего интересного тут нет.

Сэм ржет и смотрит на хорошо освещенный дом сестринства, где полным ходом идет вечеринка.

— Ну что, заносим или как?

Проверяю телефон, и как раз приходит сообщение от Рейчел.


Все чисто.


Поворачиваюсь к ребятам.

— Ага, погнали. Трент, бери кег. Миранда, за тобой бутылки. А мы с Сэмом возьмем холодильник, — раздаю указания я.

Мы еле тащимся по лужайке. Вокруг снуют девчонки в жемчугах и обтягивающих платьях и парни в футболках поло и с уложенными гелем волосами. При виде наших рваных джинсов и черных кожаных курток все они морщатся. Я стучу в дверь, и та распахивается.

— Раник! — улыбается мне Рейчел. У нее короткие черные волосы и очаровательные румяные щечки. — Спасибо, что приехал так быстро!

— Пустяки, милочка. И какая сегодня тема вечеринки? Одеться как республиканцы?

Она хихикает.

— Нет, она в стиле пятидесятых.

Я киваю Тренту, и он заносит в дом кег. Рейчел отступает и выкрикивает указания сквозь грохот музыки:

— Просто поставь на кухне! Ага, прямо здесь!

Миранда надменно проходит мимо нее и ставит бутылки на стойку. Она никогда не притворяется, будто ей симпатичны мои подружки-однодневки. Не обращая на это внимания, Рейчел просит нас с Сэмом отнести холодильник в гостиную. Каждый новичок косится на нас. Даже играющие в пив-понг останавливаются, чтобы поглазеть на габариты Трента и мои татуировки.

— Эм, — Рейчел достает кошелек и протягивает мне сотню, — держи, еще раз спасибо. Никто не смог бы провернуть дело так быстро.

В гробовом молчании я обвожу взглядом комнату, бросая вызов всем, кому есть что сказать. Наконец Трент хлопает меня по плечу. Он всегда тактичен и желает удержать меня от драки. Чует мое напряжение, как ищейка.

— Нам пора.

— Пока, неудачники! — Миранда шлет всем воздушный поцелуй и выходит из дома. Сэм следует за ней по пятам.

Когда я разворачиваюсь, Рейчел ловит меня за рукав.

— Эй, ты можешь остаться, если хочешь.

Я вздергиваю бровь.

— Серьезно? Уверена?

Она решительно кивает.

— Никто к тебе не полезет. Обещаю.

Замечаю у нее за спиной знакомые светлые волосы и голубые глаза и улыбаюсь.

— Конечно, останусь ненадолго.

Трент заглядывает в дом.

— Чего так долго, чувак? Пошли уже. Подключим Xbox и сыграем в «Left 4 Dead».

— Идите без меня, встретимся дома.

Трент качает головой.

— Ладно, мужик. Ты покойник.

— Да что они сделают? Закидают меня облигациями? Все будет хорошо, валите уже.

Рассмеявшись, Трент уходит, и его пикап с громким ревом газует с подъездной дорожки. Вечеринка продолжается, и люди возвращаются к своим дурацким занятиям. Я наливаю себе выпить и направляюсь к знакомому лицу возле бассейна во дворе.

— Салют, — говорю.

Тео оборачивается, и при виде меня у него округляются глаза. Он протягивает мне руку, чтобы поприветствовать. Этот парень — сексуальная мечта каждой девчонки: точеный подбородок, добродушные голубые глаза и большая теплая глупая улыбка. Он выглядит безобидным и энергичным, как долбаный золотистый ретривер.

— Раник! Ну надо же, как ты? Давно не виделись.

— Уж три года, наверное. — Я прячу свободную руку в карман.

Его красивое лицо становится грустным.

— И мне очень жаль. Правда, я…

Пожимаю плечами.

— А-а, не парься. Когда люди идут в универ, они отдаляются. Это нормально.

— И все же, — хмурится Тео. — Мы ходили в одну школу, а теперь учимся в одном универе. Я должен здороваться чаще. Как поживаешь?

В школе мы вращались в разных кругах: он дружил с отличниками и геймерами, я — с отбросами. Но иногда наши пути пересекались на вечеринках. Мы разделили несколько бутылок пива и пару интересных пьяных разговоров, хотя в них всегда присутствовало некое напряжение. Наверное, это неизбежно. Именно так и бывает, когда общаются двое совершенно разных людей.

— Ну, знаешь, — снова пожимаю плечами, — предоставляю свои услуги, толкаю товар.

— Да, вижу, — смеется Тео. — Прямо как твой отец.

— Я совсем не похож на этого урода. — Грубость буквально срывается у меня с языка.

Тео вздрагивает.

— Верно. Черт, ты прав. Извини, фигню сморозил. Сплоховал. Вечно я говорю невпопад.

Я рассматриваю его модельное лицо. Очевидно, что-то правильное он все же сказал, раз Элис так на него запала. Или, может, все дело только в его лице. Кого я обманываю. Конечно же, все дело в его внешности. В лице, футболке поло, доброте и высоком среднем балле. С другой стороны, Элис не из тех, кто западает на поверхностных парней. Она слишком умна. Красивая внешность не удержит ее надолго. У него тоже есть мозги. Большие, здоровенные мозги, которые в пять раз умнее моих.

— Ерунда, — хмыкаю я. — Я тоже много где сплоховал, так что забей.

Тео расслабляется и, чтобы развеять напряжение, кивает на Рейчел.

— Так вы с ней вместе? Видел, как вы разговаривали.

— Я ни с кем не бываю вместе надолго, дружище, — ухмыляюсь я. — Ты же знаешь.

— Это точно, — хохочет Тео. — Даже жаль всех этих твоих девчонок. По-моему, они слишком глупы, чтобы держаться от тебя подальше. Или отчаянно жаждут внимания. Скорее всего, и то, и другое.

Он говорит таким снисходительным тоном, что мне хочется ему врезать, но я держу себя в руках. Его раздражают мои многочисленные связи — всегда так было. Он видел вереницу моих девушек в школе. Осуждал их и говорил гадости, потому что они спали со мной. Потому что его школьная любовь со мной трахнуться, и ему «пришлось» встречаться с запасным вариантом. Я — ходячий знак «Осторожно», и каждая девушка, которая спит со мной, навсегда марается в желтой краске и становится испорченной.

Не замечая, как во мне кипит гнев, Тео выхватывает за плечи девушку из толпы.

— Раник, это Грейс. Грейс, это Раник, мой школьный друг.

У Грейс блестящие длинные черные волосы с одной пикантной фиолетовой прядкой. Глаза цвета шоколада, круглые и добрые. В своих красных обтягивающих джинсах и большой армейской куртке она выделяется среди толпы светловолосых девушек из сестринства, одетых в коктейльные платья. Все в ней так и кричит о том, что она милая и эксцентричная — от солдатских ботинок до кулона с лисой и неонового лака на ногтях.

— Привет! — улыбается Грейс. — О, вау, у тебя крутые татухи!

Она не в моем вкусе. Вот прям совсем, если быть честным. Но, даже несмотря на это, ей удается заразить меня своим энтузиазмом.

— Черт, спасибо. На это ушло много времени и денег.

— Не сомневаюсь! У моего брата дракон на руке, и на него ушло целых два месяца. Ты наверняка застрял в тату-салоне на год с этой розой на шее! Было больно?

Я криво улыбаюсь.

— Адски, но в этом-то и вся соль, разве нет? — Она озадачено сводит брови. — В смысле, что бы ты ни набивал, это должно быть важным для тебя. Настолько, что ты готов преодолеть боль.

Она молчит. Могу поклясться, что такое происходит нечасто. Тео смеется и смотрит на нее.

— Эй, ты сегодня нормально поела?

Грейс кивает.

— Да! Семислойный дип — это настоящие семь граней райского блаженства. И жира. Но в основном райского блаженства. Я еще к нему вернусь.

Мы хохочем, и я осмеливаюсь задать повисший в воздухе вопрос:

— Так вы теперь вместе?

Грейс и Тео заливаются краской.

— Ч-что? — заикается Грейс. — Нет! В смысле, э-э. Как можно. Я типа отхожу от недавнего разрыва, так что…

Тео не смотрит на нее, он упирается взглядом в потолок.

Я натянуто смеюсь.

— Ну конечно, извините. Не хотел лезть не в свое дело. Просто не так понял.

Грейс прочищает горло и отступает к бассейну.

— Пойду помочу ноги. Э-э, увидимся позже, ребята.

Тео провожает ее взглядом, а затем с напряженным видом поворачивается ко мне.

— Не хочу быть грубым, но…

Я хлопаю его по спине.

— Не переживай. Да, у меня сложилась определенная репутация, но она не в моем вкусе, ясно? Она вся твоя. Мне просто было интересно, вот и все.

Тео заметно расслабляется.

— Ладно, просто это… трудно. У нее недавно закончились двухлетние отношения, но мы с ней друг другу очень нравимся. Она сама сказала, что я ей небезразличен.

Кто-то зовет Тео, и он машет в ответ, после чего снова смотрит на меня.

— Слушай, мне пора. Увидимся, ладно?

— Ага, мужик, до скорого.

Делаю глоток из стакана и пробираюсь сквозь толпу, люди сами расступаются передо мной. Девушки смотрят на меня как на кусок мяса, а парни так, будто хотят посадить на кол. Ничего нового. Однако первым ко мне никто не сунется — для этого они пока недостаточно пьяны. А значит, у меня еще есть время кое-что разнюхать.

Я наблюдаю за Грейс краем глаза. Вот какая девушка во вкусе Тео: миниатюрная, миленькая, недоступная; просто само воплощение непосредственности и полная противоположность Элис. Неудивительно, что та испугалась и попросила меня научить ее, как соблазнять парней. Вот только, увидев ее соперницу, я понимаю, что это проигрышное дело. Грейс из тех девушек, которые легко прыгают из одних отношений в другие, никогда не оставаясь одинокой подолгу, а с таким смазливым личиком, как у нее, уверен, она проворачивала это не единожды. Она знает, как все устроено, как играть с парнями в недотрогу и разыгрывать партию «я еще не готова к новым отношениям, но буду держать тебя рядом, чтобы ты все больше сходил по мне с ума». Она уже окрутила Тео, осознавая это или нет.

Рядом к стене прислоняется блондинка с шикарной задницей и улыбается мне. Я выгибаю бровь и продолжаю изучать Грейс. Я знаю ее типаж: всегда непостижима, встречается со слишком милыми парнями, готовыми умереть за нее и ослепленными любовью. В общем, с парнями, которых легко окрутить, потому что ей нравится чувствовать над ними власть. Она никогда не станет встречаться с кем-то вроде меня, черта с два. Ей нужны те, кем легко манипулировать и вертеть. Грейс понимает, что если у парня есть хоть немного мозгов, то он ее пошлет, и игре наступит конец, поэтому от таких ребят она держится подальше.

Элис же полный профан в этих делах. Да почти как и Тео, несмотря на его модельное лицо. Этот парень ищет девушку, которая будет обожать его как романтические героини фильмов, на которых он вырос. Он хочет спасти Грейс от боли, нанесенной разрывом прошлых отношений. Внутри нее есть дыра, которую он хочет заполнить. В прямом и переносном смысле.

У Элис нет никаких шансов. Она не знает правил этих сексуальных игр между парнями и девушками, а может, и вовсе не в курсе, что есть какая-то игра. Она самодостаточная и полноценная, чертовски организованная и сосредоточенная на своем будущем. Ей не нужен парень, но она его хочет. Одного конкретного. Она не станет кокетливо искать доверчивого парня, чтобы поиграть с его чувствами ради забавы. Она просто и ясно хочет Тео. Я даже немного завидую тому, насколько чиста и однозначна ее влюбленность. Многие из нас забывают это чувство, или оно искажается и извращается, потому что жизнь делает всех опытнее и ожесточеннее.

— Ты ведь Раник Мейсон? — спрашивает блондинка, как-то незаметно подойдя ко мне вплотную. Ее зеленое платье сочетается с ярко накрашенными глазами, а дыхание пахнет алкоголем и ванильным блеском для губ.

— Единственный и неповторимый, — дерзко улыбаюсь я.

— Наслышана о тебе, — мурлычет она, потираясь бедром о мою промежность. Слишком явный, типичный и скучный подкат. От такой безвкусицы я даже не возбуждаюсь.

— Плевать, что ты там слышала, — отвечаю я. — Мне больше интересно, что ты знаешь об Элис Уэллс?

— Элис? — Девушка постукивает пальцем по подбородку. — Никогда не слышала о… ой, погоди, это же та одиночка в очках с курса по мировой истории. Очень стервозная и подлая. Вечно подлизывается к профессорам. В смысле, да, она умная, но нельзя получить столько хороших оценок без… «дополнительных заданий», если ты понимаешь, что я имею в виду.

Как вообще люди до такого додумались? Элис пашет как лошадь ради оценок. Она никогда бы не опустилась до секса с преподавателем. Это ее извращенец-препод приставал к ней!

— Лучше вернемся к тому, с чего начали, — прижимается ко мне девушка. — Слухи о тебе куда интереснее.

Я освобождаюсь от ее объятий и ухмыляюсь.

— Мы закончили. И на заметку: можешь катиться к черту с такими слухами. Элис не делает ничего подобного.

— Раник Мейсон должен спать с девчонками, а не защищать их, — ворчит она.

Возвращаюсь к ней и замираю в паре сантиметров от накрашенных губ. У нее перехватывает дыхание.

— Ты этого хочешь? — шепчу я. — Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Можем сделать это прямо здесь. В этот угол никто не смотрит. Ты ведь хочешь узнать из-за чего весь сыр-бор, верно?

Голубые глаза девчонки загораются, и я склоняюсь к ее лицу, чтобы поцеловать. Ее грудь часто вздымается от едва сдерживаемой похоти. Придвигаюсь еще ближе, уже буквально ощущаю вкус ее губ и со злобной ухмылочкой резко отстраняюсь.

— Не сегодня.

— Эй! — К нам по коридору с важным видом шагает вылитый Капитан Америка в рубашке на пуговицах. — Отвали от моей девушки, придурок!

— От кого? — улыбаюсь я, оглядываясь по сторонам. — А, от блондиночки? Не, тут ты ошибаешься. Это она подкатывала ко мне, а не наоборот.

— Это ложь! — кричит девчонка у меня за спиной. — Брендон, он врет!

— Милочка, быть сплетницей и так скверно, не добавляй к этому еще и вранье, — говорю я.

Брендон бросается на меня, но я участвовал в стольких драках, сколько он не видел за всю свою жизнь. Я дрался с парнями в пять раз больше него и в два раза быстрее. Мой папаша был самым большим и быстрым ублюдком из всех. В два молниеносных удара я пинаю коленом его в живот и заряжаю локтем по спине. Он со стоном падает на перила. Девушка тоже тянется ко мне, пытаясь задеть ярко накрашенными ноготками, но я уворачиваюсь и мчусь со всех ног к черному ходу.

Обхожу бассейн, пока блондинка из дома выкрикивает проклятья мне вслед, и ощущаю на себе взгляд Грейс. Салютую ей.

— Будь помягче с Тео, дорогуша, — говорю я. — Мне знакома девушка, которой он нужен больше, чем тебе.

Она молча сидит, в любопытстве склонив голову набок. Я с легкостью перепрыгиваю через изгородь и исчезаю в ночи.


***


Элис


Пока несколько дней жду нового урока с Раником, я начинаю понимать, что у меня серьезные проблемы. Грейс очень миниатюрная. Прямо Дюймовочка, а я выше нее на добрых восемнадцать сантиметров. Тео не слишком много рассказывал о своей бывшей, но упоминал, что она тоже была невысокой.

Мой же рост сто семьдесят восемь сантиметров.

Миниатюрной меня не назовешь.

Разумно будет предположить, что я не подхожу под его критерии. Еще Грейс изящная, как птичка, хрупкая и нежная, а я занималась плаванием, поэтому у меня мощные торс и бедра. Невольно зациклившись на этом, я стала пропускать завтраки — мой любимый прием пищи. Этого недостаточно, но, надеюсь, у меня уйдет несколько лишних сантиметров.

Вот только стоит ли оно того?

Качаю головой. Конечно, стоит. Тео мне небезразличен. Он — единственный, кто не считает меня странной. Единственный, кому я в этой жизни могу понравиться. Нельзя все испортить.

Тео, как обычно, торчит на радио. Станция находится в аудитории рядом с главным входом. Пол в ней застлан красным бархатным ковром, а на стенах деревянные панели. Кабинка диджея оборудована навороченными микрофонами, дорогим микшерным пультом, компьютерами и мощными колонками. Повсюду расклеены флаеры.

Я тихонько стучусь в его кабинку. Спустя несколько секунд дверь открывается, и Тео приветствует меня лучезарной улыбкой. На нем бежевый свитер, который подчеркивает его идеальный торс, а на шее висят тяжелые наушники.

— Элис, привет.

— Здравствуй, — улыбаюсь я, и меня одолевает смятение. Здравствуй — слишком официально. Грейс никогда бы так не ответила. Перевожу дыхание и делаю голос мягче и веселее: — Привет!

Улыбка Тео становится шире.

— Входи.

Он закрывает за мной дверь. Возле пульта стоят кожаные кресла, а с миниатюрных железных краников свисают микрофоны. Я незаметно вдыхаю витающий в воздухе запах масла чайного дерева и кофе. Запах Тео. Он садится и что-то регулирует на пульте — его длинные пальцы двигаются изящно.

— Я не… надеюсь, не оторвала тебя от работы.

— Вовсе нет. — Тео похлопывает по креслу, предлагая мне сесть. — Просто проверял звук для эфира в понедельник.

Я нервно плюхаюсь в кресло прямо вместе с сумкой в руках, хотя обычно так не делаю.

Тео замечает это и хмурится.

— Все нормально?

— Да, все в порядке. — Слишком формально! Улыбаюсь. — Все путем!

— Хорошо, — ухмыляется он и возвращается к своим делам.

Я наблюдаю, как он работает, прогоняя песню через программу, настраивая басы и звук.

— Я… я знаю эту песню, — говорю я. — «Girl Sailor» группы «The Shins».

Он смотрит на меня, уже улыбаясь во весь рот.

— Ага, они тебе нравятся?

— Музыка у них очень атмосферная, — вздыхаю я. — Особенно мне нравится обертоновый звукоряд в их альбоме «Shoots Too Narrow». Техника сериализма, которую они использовали — это фантастическая адаптация додекафонии для современной музыки.

В комнате воцаряется тишина. Тео пару раз моргает, глядя на меня.

— В смысле… — Тяжело сглатываю, придумывая ответ попроще, в стиле Грейс. — Они мне ужасно нравятся. Потрясная группа!

Тео отходит от шока и смеется.

— Ага, мне тоже. Хотя у них больше нравится альбом «Wincing the Night Away», но «Shoots Too Narrow» тоже клевый. Я был на их концерте, когда учился в школе.

— О, здорово.

— Ты бывала на их выступлениях?

Мои щеки вспыхивают.

— К сожалению, нет.

— А на чей концерт ты ходила в последний раз?

— Я не… никогда не бывала на концерте. Моя мама их не очень-то жалует.

— Правда? — смеется он. — Мои родители тоже были строгими. Очень религиозными. Раник помог мне сбежать, чтобы попасть на выступление группы.

— Раник? — оживляюсь я. — Раник Мейсон?

— Он самый, — кивает Тео. — Мы знаем друг друга еще со школы. Он хороший парень.

— Хороший? — переспрашиваю я, вздернув бровь. — Уверена, ты говоришь о ком-то другом. Кто менее как… Раник.

Тео хохочет.

— Ты будешь удивлена. Просто из-за внешности многие не дают ему и шанса. Так было всегда, и он привык вести себя грубо, ведь его в любом случае осуждали.

Я хмурю брови. Тео что-то регулирует, а затем вдруг чертыхается.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Кажется, фейдер застрял. — Он высовывает кончик языка и пытается надавить на фейдер, но тот не сдвигается. — Можешь подержать пульт, пока я буду тянуть?

— Конечно. — Обхожу его кресло и сжимаю края пульта. Тео так близко — жар его тела проникает сквозь мою куртку и отдается в груди. Я могу разглядеть каждую щетинку на его лице, каждую маленькую морщинку вокруг глаз. Это меня так отвлекает, что, когда он тянет, моя хватка ослабевает, и пульт выскальзывает из рук, а я врезаюсь в кресло и падаю на колени Тео. Время словно замедляется, я чувствую его тепло и выпуклость в джинсах, нашу кожу разделяют лишь тонкие слои одежды, а меня обволакивает запах чайного дерева. Но затем я прихожу в себя и вскакиваю. — Извини! Я нечаянно!

Тео улыбается и ерошит волосы. Его лицо заливается краской.

— Все нормально, ничего не сломалось. — Он спешно наклоняется вперед и тянет фейдер — тот с легкостью поддается. — И видишь? Мы его починили. Методом проб и ошибок.

Он подмигивает мне, и я таю. Моя кровь будто закипает, я хватаю сумку и мчусь к двери.

— Извини! — выкрикиваю и убегаю.

Только когда мои смущенные ноги переносят меня через весь кампус к родной безопасной кроватке, я падаю на нее и снова начинаю нормально дышать. Что сейчас произошло? Я выбежала из кабинки как испуганный ребенок, даже ничего не объяснив. Такое поведение наверняка озадачило Тео, и если я не перестану ему нравиться, то это будет чудом. Грейс никогда бы так не сбежала. Она бы остроумно его подколола, а может, и вовсе храбро бы воспользовалась моментом и поцеловала.

Румянец вспыхивает с новой силой и расползается по всему телу. Моя одежда еще хранит на себе запах Тео. Он был таким теплым и крепким. Если закрою глаза, то смогу воспроизвести в памяти каждый мускул в его руках и ощущение его тела подо мной…

Вся разгоряченная и смущенная, я вырываюсь из объятий странной фантазии. Что я творю? Зачем предаюсь мечтам о парне, в которого влюблена? Сажусь за стол и пытаюсь отвлечь себя учебой, но мысли о Тео не дают мне покоя. Наконец, прибегая к последней отчаянной попытке выкинуть его из головы, я достаю свой дневник со стихами.

Обычно я не занимаюсь поэзией. После того, как отца арестовали, мама называла это пустой тратой времени и сжигала все тетради, в которых находила мое творчество. Тогда я научилась прятать стихи иначе: на внутренней стороне обложки учебников, на клочках бумаги в карманах, на стенах в школьном туалете, чего мама точно бы не одобрила. Но там я писала аккуратно, а спустя пару недель всегда возвращалась и все стирала. Это был осознанный риск, ведь мне оставили так мало безопасных мест, где можно держать мою тайную страсть в секрете.

Твердо решив показать все свои способности в первом семестре, я отложила поэзию в сторону ради усердной учебы. Ничего не изменилось, но я поймала себя на том, что на полях записываю случайные рифмы, слова, которые складываются в единый стих.


Мягкая и теплая скорая весна,

Распускаются цветы из семян добра.

Золотой орел, король сердец и умов, разрезает воздух,

А под ним воробей с раненым крылом.

И создает он клетку из когтей своих: крепкую, надежную,

Дабы сломленное исцелилось.


Дописав, я морщусь от осознания, что под орлом подразумеваю Тео, а под воробьем — себя. Почему я написала, что у меня ранено крыло? Сама не могу ответить на этот вопрос, и меня беспокоит то, что мой хорошо организованный ум не способен дать немедленного ответа, особенно на этот вопрос. Я закрываю дневник со своими стихами. Обложка черная, с фиолетовыми вставками и замочком. Запираю его и прячу ключ на тонкой цепочке обратно под блузку.

Пора ложиться спать, Шарлотта неизвестно где. Она пробормотала что-то о вечеринке и смылась, но обычно к этому времени подруга уже возвращалась. Еще я видела, как она писала некому Нейту, поэтому смею предположить, что сейчас они развлекаются вместе. Я рада, что она нашла того, кто ей нравится, но в то же время завидую. Вот бы мне было так же легко знакомиться с парнями, как Шарлотте. Быть может, тогда у меня было бы больше опыта и я не выбежала бы из кабинки Тео, как обезглавленный цыпленок.

На улице давно стемнело, и я с удивлением замечаю, что уже почти час ночи — за написанием стихов время пролетело незаметно. Надеваю пижаму: серую майку и удобные шорты. Мой взгляд падает на ночнушки Шарлотты: розовый камисоль и шелковые неглиже всех цветов радуги. Наверняка у Грейс до ужаса милые пижамы с мультяшными героями и, конечно же, игрой несочетаемых оттенков. Я смотрю на свою простецкую майку и падаю на кровать.

В тусклом свете лампы еще легче представить запах Тео и его тело. Густо покраснев, я позволяю пальцам спуститься вниз. Может, я и неопытна, но знаю, как доставить себе удовольствие. В старших классах я изучала свое тело и механически спускала пар при гормональном всплеске. У меня все еще играют эти гормоны, но сейчас совсем по-другому. Этот странный и томящий жар, напряжение в теле впервые возникли во мне из-за парня.

В комнате становится только горячее, а мне все труднее дышать.


***


Раник


Уставившись на окно Элис, я ругаю себя последними словами. Нужно было послушать Трента и не задерживаться на вечеринке. Тогда хотя бы женское общежитие было еще открыто, а теперь из-за того, что мне захотелось немного поболтать с ее драгоценным Тео, придется действовать по старинке.

Подбираю камешек и бросаю его в окно, но с моим отстойным прицелом промазываю. Выпитая водка с соком тоже не способствует меткости. Бросаю еще один, затем еще, и проклинаю того, кто решил построить это здание трехэтажным. Элис живет на втором, девятое окно слева. Я знаю, что она не спит — в ее комнате горит тусклый свет. Вот только на мои сообщения она не отвечает. Скорее всего, ее милая головка занята изучением биографии Александра Македонского или типа того. А может, она бесится из-за того, что я сказал ей успокоиться. Но мне нужна моя домашка, причем сегодня. Будет глупо, если ее сделает самая умная девчонка в универе, а я не принесу и получу низший балл.

Я замечаю в стене причудливо выступающие камни и пробую уцепиться за один. Кажется, крепкий. С помощью выступов и сточной трубы забираюсь по зданию к окну и уже собираюсь постучаться, но замираю. Взгляд падает в комнату, и у меня перехватывает дыхание.

Сквозь прозрачные занавески я вижу Элис на кровати: ее серая майка задрана, открывая грудь, а рука скользит в шортах. Золотистые волосы разметались по подушке — пару прядей прилипли к ее горящим щекам. Чувствую себя каким-то извращенцем, который подсматривает за девушками, но не могу отвести взгляд от ее обалденной груди и дрожащих бедер. Если бы меня сейчас убили, мой призрак наверняка бы продолжил пялиться до скончания времен, даже не поведя и бровью. И пленило меня не то, что Элис доставляет себе удовольствие, а то ее красота в этот момент. Без своего свирепого взгляда и очков, без строгого пучка на голове она до невозможности великолепна. Будто сошла с картины какого-то чувака из эпохи Ренессанса: молочная кожа, плавные изгибы, ангельская красота. Третий размер груди? Или четвертый? Да какая на хрен разница, они большие и идеально округлые, с такими милыми розовыми сосками, что мне едва не сносит крышу. Ее талия не тонкая, но все равно безупречна, чтобы обнять одной рукой. Губы слегка приоткрыты, а веки сомкнуты. Идиоты, с которыми она училась в школе, были не в своем уме, раз не обращали на нее внимания. Кто-нибудь отправьте Тео в психушку, потому что он самый настоящий безумец, если выбрал Грейс вместо нее. Ноги Элис — охрененно длинные и сильные — запутались в простынях, и я представляю их на своей спине, как они сжимают меня, словно оковы из слоновой кости, которые я бы никогда не попытался разорвать. Для неопытной девушки она очень хороша в самоудовлетворении — каждое движение руки приводит ее в неистовство.

Мой член дает о себе знать, натягивая чертовы джинсы. Если я и был пьян, то уже нет. Я во всеоружии, мой член тверд и пульсирует от желания. Я так отвлекаюсь — аж забываю, что стою на пятисантиметровом выступе. Поскальзываюсь, но успеваю зацепиться за трубу и потихоньку спускаюсь. В раздрае от несостоявшегося смертельного падения прислоняюсь к стене и беззвучно смеюсь, когда понимаю, что у меня все еще стояк, несмотря на то, что я чуть не разбился.

Она прямо там, надо мной — Элис Уэллс, жутко умная и красивая, как долбаная картина, трахающая себя тонкими пальцами, к которым я прикасался в машине. Опускаю взгляд на руку, в которой держал ее ладонь, и со стоном расстегиваю молнию на джинсах. Уже почти обхватываю себя, но резко встряхиваю головой.

— Черт! Проклятье! Что я творю?

Я серьезно собираюсь помочь себе прямо здесь, под ее окном? Ну что еще может быть более жутким и странным, чем это? Она доверилась мне, чтобы я учил ее, а не использовал. Дрочить на нее — все равно что использовать. Подглядывать в ее окно и возбуждаться от того, как она заводится, — все равно что использовать. Ее невинность, неопытность. Я ведь пообещал, что не стану пытаться ее трахнуть, так? Она заставила меня пообещать, в самый первый день. И передергивать, представляя, как трахаю ее, — ничуть не лучше, чем на самом деле попробовать затащить ее в постель.

Но она была бы идеальна. Элис потрясающе бы ощущалась подо мной, и я заставил бы ее умолять о большем, либо все было бы наоборот — столько в ней пыла. А может, мы бы по очереди умоляли друг друга, я, блин, не знаю, в отличие от моего члена. Зато я знаю, что за всей ее бравадой и остроумием кроется мягкая сторона — та, которую она бережет для Тео. Я видел, как она краснеет. И даже больше — как старается. Девушка, которая никогда не целовалась, должна быть напугана и смущена, но она все равно заставляет себя проходить мои уроки. Вот, как далеко она готова зайти ради парня, который ей нравится. Она готова пожертвовать всем ради него: комфортом, страхом и даже своим драгоценным достоинством.

Ни одна девушка не сделала бы такого ради меня.

Посмеиваясь, ерошу волосы. Я не из того типа парней, ради которых девушки совершают подвиги. Девушки не любят меня, а просто желают. Позволяют себя трахать — конечно, но не более того. Никаких чувств, никаких нежностей. Они никогда не остаются на завтрак или выталкивают меня до него. Они знают, что я из тех, кто рушит жизни, поэтому держатся на расстоянии, и правильно делают. Не хочу ломать чью-то жизнь так же, как свою. Меня не ждет большое будущее. Как говорил мой дражайший папаша: «Единственное, что тебя ждет в жизни, — это тюрьма, сосунок».

Трясу головой. Я придурок. А еще подвыпивший извращенец, если учесть, что сейчас стою под окном Элис. Кое-как добираюсь домой, поймав возле супермаркета машину пожилого мужчины с собакой. Вваливаюсь в квартиру и, путаясь в ногах, плетусь мимо стойки, забитой бутылками от пива и вина. В воздухе стоит тяжелый запах макарон и энергетиков, повсюду валяются геймпады от приставки. Прохожу комнату Миранды и Сета, комнату Трента и плюхаюсь на свою кровать. Белый потолок превращается в огромный экран для трансляции моих воспоминаний. Элис. Волосы Элис, изгибы ее дрожащих бедер, отблеск влаги на пальцах…

Вытаскиваю член и яростно сжимаю — у него нет и шанса.

— П-прости меня, — имею совесть произнести. — Правда прости, принцесса.

Одно последнее воспоминание о ее миленьком личике, раскрасневшемся и блаженном, и я кончаю в кулак — быстро, обильно, горячо, как разгорается летом лесной пожар.


Глава пятая


Элис


С утра пораньше мне пишет Раник и просит принести его домашку к корпусу F. Видите ли, она нужна ему на первую пару. Прибежав туда со всех ног, я подхожу к обусловленному железному столу. Раник, как всегда, в кожанке и рваных джинсах выглядит расслабленным и надменным.

— Держи, — передаю ему папку с домашкой. — Два доклада и одно эссе. С аннотациями и дубликатами, чтобы тебе было легче.

Раник достает из куртки буррито, берет несколько листов из папки и, пробежавшись золотисто-зелеными глазами по первым строчкам, улыбается.

— Да чтоб мне провалиться, ты даже скопировала мой стиль.

— Несмотря на отвратительный акцент, — подкалываю я, садясь напротив парня.

— Ты не находишь мой луизианский акцент очаровательным?

— Я не нахожу в тебе ничего очаровательного. Кроме перспективы, что ты скоро оставишь меня в покое.

Он с улыбкой качает головой, и его темные волосы падают на глаза.

— Ладно, проехали. Любишь пляж?

— Шутишь, да?

Раник ухмыляется, кусая буррито.

— Даже и не думал.

Я поправляю очки и недовольно смотрю на свой чай латте и шоколадный маффин.

— Ты прервал мой любимый прием пищи, чтобы позвать на пляж?

— Завтрак — твой любимый прием пищи? — спрашивает Раник с набитым ртом.

— Не съезжай с темы, — огрызаюсь в ответ. — Я не могу пойти с тобой на пляж.

Он проглатывает еду и удивленно смотрит на меня.

— Почему? Это урок. К тому же солнечные октябрьские денечки скоро закончатся, принцесса. Ты пожалеешь, что не пошла, когда пасмурная погода и дожди будут стоять круглые сутки.

— Я не могу, — повторяю упрямо.

— Все ты можешь.

— Тогда не хочу, — буркаю я. — Никуда я не пойду.

Раник вздыхает и выпрямляется, скручивая фольгу от буррито в шарик.

— Не встречал еще девушку, которая бы так ненавидела пляж. Даже милые книголюбки любят почитать, лежа на песочке.

— И я тоже. Просто не люблю океан. — А еще плавать перед парнями.

Раник вздергивает бровь.

— Почему? Боишься, что над тобой в купальнике будут смеяться?

Я вздрагиваю, и Раник шумно выдыхает.

— Какой-то членоносец смеялся над тобой на пляже или что?

— Нет, и не произноси это слово.

— Какое? Член?

Я вся заливаюсь краской. Раник поднимает бровь еще выше и ухмыляется.

— Хорошо, ладно. Найду другое место для урока.

Меня удивляет то, как быстро он отступает.

— Разве тебе не интересно, почему я не хочу идти? — спрашиваю я.

— Интересно, но это твое право. Не люблю лезть в чужие дела.

— И уверена, не любишь, когда другие лезут в твои.

Он кивает.

— Поверить не могу, — фыркаю я. — Раник Мейсон, шантажист, бабник и правонарушитель, чтит приватность.

— Что за намеки, моя драгоценная маленькая Снежная королева? — Его глаза загораются. — Где сказано, что парень с дурной славой не может быть закрытым? Я не раскрываю всех карт.

— И все же раскрыл парочку, запугивая Мэтерса.

— Мэтерс сам напросился. Он приставал к отличницам с прошлого года.

— А, ну да. Ты ведь здесь уже не первый год. Из-за твоей незрелости постоянно забываю, что ты на третьем курсе.

Большинство парней расстроились бы или обиделись, но Раник хохочет.

— Конечно, принцесса. Это я тут незрелый.

— Чего смеешься? Так и есть.

Он смотрит на меня, его острые скулы оттеняет свет утреннего солнца, которое выглядывает из-за здания.

— Это не я не могу произнести слово «член», не покраснев до корней волос.

— Я могу это произнести. Пенис. — На секунду поджимаю губы. — Пенис, пенис, пенис.

— Нет, «пенис» — не то же, что «член». «Пенис» — это по-научному. Конечно, ты можешь это произнести. А вот «член» звучит уже реальнее. — Он усмехается. — Более грязно.

Загрузка...