Обучение Элис Уэллс

Я не Тео. Это он должен был проделывать с Элис все эти штуки, не я. С ним ей бы понравилось больше.

Но я, словно жалкий, изголодавшийся нищий, всю неделю снова и снова вспоминаю то утро с Элис. Пытаюсь выбросить из головы ее запах, ощущение ее тела в руках, но потом замечаю ее в коридоре, вижу светлые волосы или чарующую улыбку, когда она смотрит на Тео… и вновь превращаюсь в чертову безнадежную катастрофу. Но припадаю к источнику воспоминаний опять, хоть это больше и не она, не ее руки или улыбка. Я знаю, что всегда буду томиться от жажды, ведь не меня она будет целовать, не со мной будет проводить время, есть и учиться. Не меня она будет держать за руку и не мне рассказывать о своих мечтах. Не мое лицо она будет гладить, лежа в постели. Не мне она отдаст свой первый раз. И не меня она будет любить.

Глава десятая

Элис

Шарлотта в тринадцатый раз пытается ударить меня подушкой.

— Не могу поверить, что ты до сих пор от меня что-то скрываешь! — визжит она, улыбаясь. — Спрашиваю тебя в последний раз, и если ты и сейчас не ответишь, расплата будет суровой. Итак, где ты провела ночь с пятницы на субботу?

— У друга, — хихикаю я, и это настолько нехарактерно для меня, что Шарлотта приходит в шок.

— Ты… Я так и знала! Это розовое сияние, то, как ты счастлива в последнее время… — Шарлотта ахает. — Да ты перепихнулась! О мой бог! Почему ты не сказала мне, что у тебя был секс с Тео?

Я вздрагиваю.

— Ничего не было. Клянусь!

— Конечно, конечно, — смеется Шарлотта. — Как скажешь. — Помолчав, она закидывает мне руки на шею и крепко обнимает. — Боже мой, поздравляю, Эл! Я так за тебя рада! Давно пора, черт возьми! Ты красотка, и я надеюсь, что вы очень счастливы.

— Шарлотта, остановись, — хмурюсь я. — Правда ничего не было.

— Нет, что-то было, — настаивает она.

— Ну хорошо, кое-что и правда случилось. Но это не то, что ты думаешь.

— Ладно, ладно! Не говори, если не хочешь. Но я все равно за тебя рада. Серьезно. Тео — самый везучий парень на свете.

Я не поправляю ее. Неведение лучше правды. Шарлотта встает и потягивается.

— Ты еще собираешься пригласить Раника на ярмарку?

— Уже пригласила.

— Что ж, по ходу тут уже ничего не поделаешь. Но когда ты расскажешь всем, что встречаешься с Тео?

— Я не…

— Ой, подожди, не говори мне. Пусть это будет сюрпризом, — смеется она.

Раздается стук в дверь, и Шарлотта вскакивает.

— Наверное, это Нейт, — подмигивает она. — Мы идем ужинать в «Маленький Ромео». Если хочешь, присоединяйся.

Улыбаясь, она открывает дверь, но встречается лицом к лицу не с Нейтом, а моей мамой. Мамины светлые волосы собраны в строгий пучок. Лицо напряжено, но на нем почти нет морщинок. Она была бы красивой, если б не выглядела настолько суровой. Безупречный синий костюм, что надет на ней, как всегда идеален.

Ее голубые глаза мгновенно находят меня.

— Элис, — говорит мама. — Вот ты где. Мы можем поговорить?

Я мгновенно вскакиваю на ноги.

— Д-да, — говорю, запинаясь.

Мы выходим из комнаты, оставляя Шарлотту с разинутым ртом. Я закрываю дверь, и мама немедленно нападает.

— Как ты? — спрашивает она.

— В порядке.

— Твоя комната выглядит неопрятно.

— Сейчас экзамены, — отвечаю. — Не было времени прибраться…

— Ты, вероятно, учишься очень усердно, раз у тебя не хватает времени убирать за собой.

— Это был очень тяжелый семестр…

— Нанять репетитора, чтобы на зимних каникулах ты закрыла пробелы в знаниях?

— Н-нет, — бормочу. — Мам, все в порядке. Зачем ты приехала?

Она фыркает.

— Была на конференции неподалеку и решила навестить заодно свою дочь. Это так странно?

— Нет, конечно нет. Я рада тебя видеть.

— Неужели? Ты даже не обняла меня.

— Ой. — Я неуверенно раскрываю руки и подхожу к ней. Но мама отстраняется от меня.

— Нет, я не хочу объятий по принуждению. Давай лучше прогуляемся.

Она поворачивается и идет по коридору, стуча каблуками по плитке. Проходящая мимо девушка с испуганным видом отскакивает с дороги — вот как мама влияет на людей. Я иду следом и виновато улыбаюсь девушке.

— Мама, недалеко есть хорошее кафе. Если хочешь, можем пойти туда.

— Нет. Я не в том настроении, чтобы есть университетскую еду.

Мы выходим во двор, и мама идет так быстро, что я едва поспеваю за ней. Я понятия не имею, куда мы идем, но в момент, когда она сворачивает к Фаррис-билдинг, становится ясно, куда: в кабинет Мэтерса. Мои ладони начинают потеть.

— Мама, почему мы…

— Шагай, Элис. Не отставай.

Я сглатываю и открываю для нее дверь. Она быстро заходит и поднимается в кабинет Мэтерса. Я плетусь следом. С каждым шагом ледяной узел страха, образовавшийся в моем животе, закручивается все сильнее и сильнее. В горле пересыхает, когда мама стучится в дверь, на которой висит полированная бронзовая табличка с надписью «А. Мэтерс, профессор истории».

— Входите, — слышится голос Мэтерса.

Мама заходит в его кабинет. Мэтерс сидит за столом, его лицо наполовину скрыто за стопкой тетрадок. Заметив нас, он отодвигает их в сторону и садится настолько прямо, насколько позволяет его толстый живот. Поросячьи глазки фокусируются на мне.

— Элис! И миссис Уэллс. Как приятно, что вы нанесли мне визит.

Я вздрагиваю, а мама сияет лучезарной улыбкой.

— Спасибо, что нашли для нас время, — говорит она. — Элис, садись.

Смотрю на нее, потом на Мэтерса. У профессора такая маслянистая улыбка, что я чуть не отшатываюсь, но, в конце концов, все же сажусь напротив него. Мама садится рядом.

Ничем хорошим это не кончится…

Мама откашливается и начинает:

— Элис, профессор Мэтерс связался со мной около недели назад.

— И с тех пор я каждый день хожу на его лекции, — защищаюсь я.

— Дело не в твоей посещаемости, — встревает Мэтерс.

Мама поворачивается ко мне.

— Профессор Мэтерс считает, что ты распускаешь о нем грязные слухи.

Мои взгляд перескакивает на профессора. Он выглядит довольным, как черт.

Я сужаю глаза.

— Это неправда.

— Слухи о сексуальных домогательствах, — продолжает мама, и я напрягаюсь, парализованная воспоминаниями о том жутком случае, которые сразу всплывают в моей голове. Он рассказал ей? Но она же поверит мне.

Мама хмурится.

— Ты хоть представляешь, как подобные слухи могут повлиять на карьеру профессора, Элис?

Я застываю. Улыбка Мэтерса становится наполовину притворно-терпеливой, наполовину притворно-святой. Он наклоняется через стол и похлопывает мою мать по руке.

— Ну будет вам, миссис Уэллс. Я не хочу, чтобы вы были с ней излишне строги. В конце концов, в этом есть и моя вина тоже. Я был в таком восторге от ее блестящей учебы и целеустремленности. Подобное восхищение нетрудно принять за флирт — особенно столь неопытной девушке, как наша Элис.

В мое сердце будто вонзается сотня ножей одновременно.

— Мама, — обретаю я голос, — ты не можешь поверить ему…

— Ты считаешь, что он правда пытался домогаться тебя?

Я стискиваю на коленях кулак.

— Да. Он пытался… он прикоснулся ко мне…

— И я прошу прощения, — виновато улыбается Мэтерс, — за то ободряющее объятие.

— Ободряющее объятие? — Мой голос становится тихим. — Вы так это называете?

— Достаточно, Элис, — рявкает мама. Наклоняется ко мне и шепчет, чтобы Мэтерс не слышал: — Как ты посмела поставить под угрозу свое обучение в университете?

Меня тошнит. Я хочу, чтобы меня вырвало прямо здесь, на его красный ковер. Потому что моя мать заняла его сторону, а не мою.

Он добрался до нее раньше, чем я смогла рассказать ей правду. И убедил в своей правоте благодаря их профессиональной связи, а она поверила ему, заглотила наживку, потому что всегда так и рвется найти повод, чтобы обвинить меня. В том, что не выбрала ее альма-матер. В том, что недостаточно хорошо справляюсь сама. В том, что отец ушел. Она хочет контролировать мою жизнь, причем полностью. Как в старшей школе. И звонок Мэтерса — прекрасный предлог, чтобы его вернуть этот контроль.

— Ты поверишь человеку, которого видишь первый раз в жизни, а не родной дочери? — произношу я громко, четко и медленно. Мама откидывается на спинку стула, взгляд у нее такой, словно я грожу ей ножом.

А я чувствую, как меня одолевает темная печаль.

— Все эти годы я очень старалась, чтобы ты меня полюбила, — начинаю и смеюсь над собой. — Я думала… думала, что смогу заставить тебя гордиться мной, если буду стараться. Но ты… Неужели ты так и не полюбила меня после всего этого времени и всех этих попыток? Ты до сих пор даже… не доверяешь мне?

Вытираю мокрые от слез глаза.

— Как ты можешь? После всех твоих правил, которым я безоговорочно подчинялась. Я же делала все, что ты хотела. Все, что просила. Пропускала все вечеринки, отказывалась от ночевок. Никогда не пила алкоголь и в жизни не прикасалась к наркотикам, а ты относишься ко мне так, будто я перепробовала все сорта! Ты ставишь меня на одну ступень с моими сверстниками, но я не такая! Я так старалась быть… лучше их! Чтобы ты мной гордилась!

Мама молчит, а вот Мэтерс вдруг заговаривает. Что не очень умно с его стороны.

— Элис, твоя мать просто хочет помочь тебе…

— Замолчите. — Я встаю во весь рост, голос становится властным. — Закрой свой рот, мерзкий червяк.

Мэтерс отшатывается. А мама тоже встает, ее взгляд холоден, как арктический лед.

— Вы сейчас же проявите немного уважения, юная леди.

— К нему? Или к тебе? Что важнее, о дражайшая мать? — интересуюсь я.

Она ощетинивается, глаза становятся похожими на два узких осколка льда.

— Да как ты смеешь? После всего, что я сделала для тебя… После всего, чем пожертвовала… — распыляется она, набирая обороты, чтобы после обрушиться на меня со всей высоты своего гнева. — Я столько сделала, а ты превратилась в лгунью, в наглую манипуляторшу! Этого не произошло бы, если бы послушалась меня и согласилась поступать в Принстон…

Я смеюсь. Громче, дольше и резче, чем когда бы то ни было. Запрокидываю лицо и позволяю смеху исходить из самой глубины живота. Мэтерс и мама смотрят на меня так, будто я спятила. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но в дверь кабинета стучат, и я замираю. Мэтерс не приглашает визитера войти, но тот все равно врывается внутрь.

Темные кудри, золотисто-зеленые глаза и гибкая, подтянутая фигура. Черная кожанка. Черные джинсы.

Раник.

Он смотрит на нас, весело ухмыляясь.

— Привет! Не помешал?

Его взгляд фокусируется на мне, на моем заплаканном лице. И мой смех, вызванный его нахальным вопросом, тает, словно сахар в воде. Потому что его глаза пронзают меня, читают, как открытую книгу, и все понимают.

Мэтерс встает и указывает на дверь, его лицо вмиг багровеет.

— Убирайся.

— Воу, воу, воу. — Раник вскидывает руки вверх. — Я же только пришел. Элис, не желаешь познакомить меня с этой красивой пожилой леди? Мистер Слизняк в представлениях не нуждается.

Мэтерс рычит. А мама заметно вздрагивает при слове «пожилая», и у нее оскорбленно перекашивается лицо.

— Раник, это миссис Александра Уэллс. Моя мама, — говорю я.

Раник улыбается ей.

— Вы хорошо потрудились над Элис, миссис А. Ей досталась и ваша внешность, и ваши мозги.

— Кто ты вообще такой? — вопрошает мама.

Раник подходит к столу Мэтерса и бросает на него свой телефон.

— Да просто парень, который пришел доставить посылку. — Он небрежно пожимает плечами и подмигивает мне из-под кудрей. — Кстати, возможно, вам стоит посмотреть первый видос у меня в галерее.

Мэтерс фыркает.

— Что за идиотизм? Сейчас же убирайся из моего кабинета.

Мама хмурит брови.

— Что на видео?

— Фиг его знает, — пожимает плечами Раник. — Посмотрите сама.

Кошусь на Раника. Для человека, который увидел мою мать в первый раз, он удивительно хорошо играет на ее слабостях. Если и есть одна вещь, перед которой мама не может устоять, то это ее собственное любопытство. Поэтому она берет телефон, открывает первое видео и включает его.

Пока она смотрит, Раник отходит и встает передо мной. Его ладонь сжимается и разжимается за спиной — просит вложить в нее руку. В ожидании он ухмыляется мне через плечо. Наконец я вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы, и он их крепко сжимает.

— В этом нет ничего особенного, сэр.

— Не глупи. Каждый семестр мои лекции посещают сотни студентов, но таких самоотверженных и талантливых, как ты, Элис, я еще не видел. Ты на самом деле удивительная девушка.

Голоса легко узнаваемы. Это я. Это Мэтерс и я.

Смотрю через руку Раника на экран — на нем видео, снятое через дверную щель аудитории.

— С-спасибо, сэр.

— И всегда такая вежливая.

Рука Мэтерса скользит с моих плеч вниз по позвоночнику и останавливается на пояснице.

Мама прикрывает рот рукой. Ее пальцы дрожат. Мэтерс же, не видя снятого, но слыша звуки, все больше и больше погружается в ужас.

А затем видео обрывается. Ровно перед появлением Раника.

Меня сразу охватывают облегчение и замешательство. Первое — от радости, что он все заснял, а второе — от непонимания, для чего он это сделал. Но времени, чтобы спрашивать, у меня нет, потому что Мэтерс наваливается на стол, пытаясь достать телефон.

— Отдайте его! Быстро отдайте!

Мама поднимает телефон выше и уводит его в сторону, подальше от Мэтерса. Раник смеется.

— Не беспокойся, старик, у меня куча копий. Попозже скину тебе.

Мои пальцы в его руке напрягаются, и он оборачивается. Берет мои щеки в ладони, выглядя чрезвычайно обеспокоенным.

— Эй, ты в порядке?

Хочу кивнуть, сказать «да», но лишь трясу головой и издаю сдавленный звук. Раник укоризненно фыркает и прижимает меня к груди, обвивая сильными руками.

— Теперь все в порядке, принцесса. Беспокоиться больше не о чем.

— Элис, — ровно говорит мама. — Элис, посмотри на меня.

Краешком глаза смотрю на нее. Ее лицо еще никогда не выглядело настолько серьезным, и поскольку я хорошо знаю ее, мне не составляет труда разглядеть под ее бледной кожей холодную ярость.

— Извини. Это явное доказательство того, что я была не права. — Она обращает свой взгляд на Мэтерса. — И что единственный лжец и манипулятор здесь — это вы, Мэтерс.

— Что ж, — весело говорит Раник, забирая у мамы свой телефон, — теперь мы, пожалуй, пойдем. Нам с Элис хочется подышать свежим воздухом.

Мама кивает, не отрывая разъяренного взгляда от Мэтерса.

— Да, идите. Думаю, дальше я справлюсь сама. Позже я зайду к тебе, Элис. Сходим в то кафе, про которое ты говорила.

— Я… я буду ждать, — говорю с жалкой улыбкой, и Раник уводит меня.

По пути я приникаю к нему — запах хвои и табака так успокаивает. В самом конце коридора поднимаю на него взгляд.

— Все это время видео было у тебя?

— Принцесса, а как иначе заставить людей плясать под твою дудку?

— Ты использовал меня. Вмешался только после того, как отснял достаточно материала для шантажа…

— Тогда я не знал тебя. Знал лишь одно: что какая-то милашка попала в сети препода-чмошника, которого я ненавидел. — Они всматривается в мое лицо и ерошит мне волосы. — Извини.

Облегчение, что накапливалось в моем теле, высвобождается успокаивающей волной тепла. Страх и чувство предательства в один миг исчезают, и все переворачивается с головы на ноги благодаря моему учителю. И другу.

Ранику Мейсону.

***

Мама не задержалась надолго, но провела со мной больше времени, чем когда-либо до сих пор. И наш один день превратился в неделю. Все это время мы были вместе — гуляли по кампусу, ходили в кафе и библиотеки. Пару раз к нам присоединялся и Раник — показывал город и водил поужинать. Мама, конечно, морщила нос от выбранных им баров и концертных площадок, но природное любопытство заставляло ее исследовать неизведанное. А еще она задавала Ранику вопросы о психологии, что разжигало между ними нешуточные споры. Парень на удивление хорошо противостоял моей матери, а ведь у нее была ученая степень.

Вообще, моя мать изменилась до неузнаваемости.

Из кабинета Мэтерса она вышла совершенно другой. А через четыре дня Мэтерс уволился. Шарлотта решила отпраздновать это событие, поэтому вместе с Нейтом присоединилась ко мне, маме и Ранику за ужином в суши-баре. И вот тогда-то я впервые и увидела маму пьяной — от саке. По настоянию Раника она даже спела со мной в караоке.

Мне впервые было грустно смотреть, как она садится в такси. Наше прощание было быстрым и окутанным тоннами напряжения — просто мы не из тех, кто любит сентиментальности. Но в самом конце она меня обняла. Я поначалу была слишком потрясена, чтобы ответить, но в последнюю секунду все-таки тоже ее обняла, и от этого она, казалось, расслабилась.

Мама? Расслабилась?

Я чуть не начинаю смеяться, вспоминая об этом. То была сюрреалистичная неделя счастья, которое заполонило собой все. Что бы ни случилось в кабинете у Мэтерса, это изменило маму и наши отношения. Но меня изменило другое.

Раник.

Эти несколько месяцев получения нового опыта и обучения изменили меня изнутри. И только стоя в том кабинете, я начала это принимать.

Тем временем, ярмарочные выходные подкрадывались быстрее, чем мне хотелось бы признаваться. Экзамены между семестрами — это своего рода барьер между студентами и трехдневными выходными, от одной мысли о которых у всех просто слюнки текут. Так что в момент, когда в эссе написано наконец-то последнее слово и заполнено последнее поле в бланке ответов, мы чувствуем, словно вырвались на свободу. Холодную, ноябрьскую свободу.

Я лежу на ступеньках корпуса биологии. Высоко поднятый шарф удерживает внутри горячие облачка воздуха, выходящие из моего рта. До того холодно, что я тру ладони, пытаясь согреться, и неожиданно их обхватывает и начинает растирать пара больших теплых рук. Смотрю вверх и вижу лицо улыбающегося Тео.

— Боже, твои пальцы превратились в сосульки! — добродушно восклицает он. Я смеюсь.

— Такое бывает с Ледяными королевами вроде меня.

— Ты определенно королева, — ухмыляется Тео. — Но не уверен, что Ледяная. Титул Королева знаний идет тебе больше. Ты как Афина.

— Тогда я должна называться Богиней, — поправляю его. — Но я не настолько могущественна.

— Позволь поспорить, — настаивает Тео. — Чуть ли не все на кампусе говорят, что ты в одиночку расправилась с извращенцем Мэтерсом.

— Это правда. За исключением того, что я сделала это в одиночку.

— Да? Кто помог тебе?

— Раник Мейсон, — выпаливаю, на что Тео приподнимает бровь.

— Хм. Я мог бы и догадаться. Неважно, вы молодцы. Так ты готова к ярмарке?

Киваю.

— Кого пригласила?

— Ну… если честно, то Раника.

Что-то в лице Тео вспыхивает, но он быстро подавляет это. А я вдруг понимаю, как, должно быть, прозвучали мои слова, и вспоминаю наш с Раником уговор молчать о нем перед Тео. Как мы могли упустить это из виду?

Судорожно начинаю заполнять напряженную тишину разными отговорками.

— Он помог мне с Мэтерсом, поэтому я подумала, что могу отплатить ему вечером развлечений. Если… если, конечно, ты не против.

Тео приходит в себя и, улыбаясь, качает головой.

— Не против. Он это более чем заслужил. Тогда увидимся вечером, да?

Я киваю, и он уходит, добродушно помахав мне рукой, но неожиданно в него врезается Грейс. Она оглядывается по сторонам и, заметив меня, тоже машет. А я смотрю на них, и они выглядят такими непринужденными и взаимодополняющими друг друга, что невозможно этим не восхититься. Отвожу взгляд и замечаю на другом конце кампуса Шарлотту и Нейта. Они сидят под деревом и кормят друг друга кислыми конфетами, что смотрится довольно комично. Смеясь, я снова тру руки, чтобы согреться. Все сегодня наполнено восторгом и радостью. Наверное, поэтому я не могу даже испытывать злость или беспокойство по поводу близости Тео и Грейс. Пусть сегодня случится то, что случится. Не все возможно спланировать наперед. Это нужно будет просто прожить.

Как меня и учил Раник.

Кстати, о нем. Его подруга Миранда идет мне навстречу, ее розовые локоны пылают в лучах первозданного осеннего солнца. Она перекидывает рюкзак с одного плеча на другое и ухмыляется мне.

— Здорово, гений.

— Миранда, — киваю я. — Как поживаешь?

— С тех пор, как Раник перестал быть подавленным стервецом, намного лучше.

— Он был стервецом?

— Ты даже представить не можешь, каким. — Миранда закатывает глаза. — Его поведение сделало дом просто непригодным для жизни. Уж не знаю, что ты с ним сделала, но все равно большое спасибо. Это приободрило его.

— Я ничего не делала.

— Ну конечно, — смеется она. — Как скажешь. Короче… я слышала, что ты пригласила его на ярмарку вечером. Уже знаешь, что наденешь туда?

Пожимаю плечами.

— Наверное, платье. Мама купила мне…

— Платье? Купленное мамой? — Миранда смеется. — Да ладно, сегодня же особенный вечер. Знаешь, ты ведь неплохо смотрелась в моих шмотках. Могу одолжить еще раз.

— Правда?

— Конечно!

— Да, трудно не выглядеть сексуально в черном, — соглашаюсь я, и Миранда шлепает меня по плечу.

— Вот видишь? Ты уловила суть. Поэтому решено. Вечером я закину кое-что из своих вещей тебе в общежитие, договорились?

— Ага. Было бы здорово. Спасибо, Миранда.

— Да не за что.

Она подмигивает мне и уносится прочь.

***

Нервно перебираю груду одежды с изображением черепов — то, что занесла мне Миранда. В комнате я одна, поскольку Шарлотта уехала на ночь, и я спокойно примеряю майки, юбки и платья, пока не останавливаюсь на черной кружевной юбке и топе на тонких бретельках. Это совсем не в моем стиле, но я чувствую, что изменения пойдут мне на пользу. Возможно, это даже привлечет внимание Тео… Качаю головой. Если у него есть хоть одна извилина в голове, он меня точно заметит.

Смотрю на себя в зеркало. Мои волосы заплетены в две косы, а на лицо нанесено минимум макияжа — только блеск для губ Шарлотты со вкусом клубники. Дополняю свой образ двумя черными лентами, вплетенными в волосы, и курткой оверсайз. И вуаля, я готова.

Пару минут изучаю свое отражение — вау, я так изменилась. Интересно, что бы подумала прежняя я об этой новой, улыбающейся и уверенной в себе Элис Уэллс? Той Элис, которая в отличие от нее не боится провала?

Гудит телефон, на нем сообщение от Раника.

эй, ты готова принцесса? погнали

Я еще раз улыбаюсь своему отражению, беру телефон, кошелек и ухожу.

***

Раник всю дорогу искоса поглядывает на меня.

— У меня что-то не то на лице? — наконец смеюсь я.

Он качает головой и крепче сжимает руль. На нем синяя клетчатая рубашка и черные джинсы. Спутанные кудри съехали набок, как и его ухмылка.

— Неа. Ты просто выглядишь… мило.

— Спасибо, добрый человек.

— Я просто… — Он делает паузу. — Просто боюсь, что Тео твоя одежда не особо понравится. Как и то, что ты пригласила меня.

— Я уже рассказала ему, что буду с тобой. Его все устраивает.

— Правда? — Он вздергивает бровь.

— Да. — Треплю его по руке, что лежит на рычаге переключения передач. — Да и потом, кого волнует, что он там думает.

Раник бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Ты это серьезно?

— Да. — Я опускаю стекло, и холодный воздух врывается внутрь. Ветер начинает играть с моими косичками, они бьют меня по лицу, но мне нравится это ощущение. Как и закат — красивый, огненный, окрашивающий город в тени. — Сегодняшний вечер будет особенным.

— Он уже особенный, — говорит Раник. — Ведь ты пригласила меня на ярмарку и все такое. Это настоящее чудо, которое, можно сказать, случается лишь раз в жизни.

Я усмехаюсь.

— Не говори глупостей. Ты заслужил это, ведь ты всю неделю играл роль нашего с мамой шофера.

— Знаешь, как только она сняла внешнюю оболочку бешеной суки, то стала довольно терпимой. Звучит знакомо, да?

Я показываю ему средний палец, и он хохочет. Наступившая затем тишина почти приятная… почти нормальная. Будто между нами установилось некое подобие мира. Наверное, так и есть. Как же иначе. Раник только и делал, что помогал мне и проявлял доброту. Сначала я вела себя с ним не особенно дружелюбно, но он терпел все и продолжал быть мягким на протяжении всех наших деловых отношений.

Деловых отношений?

Пока размышляю, мы въезжаем на парковку около ярмарки. Из-за деревьев видны силуэты волшебно мерцающего колеса обозрения и сверкающих американских горок под названием «Пасть дьявола». По мере того, как мы приближаемся к ярмарке, нас окружает, манит к себе аромат горячего жареного теста и хрустящего сахара.

Мы встаем в очередь за билетами — она большая, но не огромная.

— Я заплачу, — автоматически говорю Ранику.

— Что? Ни в этой жизни, — усмехается он. — За мой счет.

— Вообще-то, за твой счет уже были те ужины! Дай мне возможность отплатить тебе.

— Уверен, ты сможешь придумать способ поинтереснее. — Он подталкивает меня, указывая на парочку, которая обжимается у ограды.

— Отвратительно, — рявкаю я. — И не мечтай.

Он только смеется и покупает для нас ленту билетов. Я неохотно беру ее, но Раник, не замечая этого, сканирует взглядом толпу.

— Во сколько они обещали прийти?

— Около восьми, — отвечаю. — Да ладно тебе. У нас еще полчаса. Пойдем убьем время на аттракционах.

— Когда ты стала такой мятежной? — смеется он. — Что случилось с пунктуальной, никогда не отступающей от правил Элис, которую мы все знаем и любим?

Я краснею.

— Замолчи. Ты не любишь меня.

— Люблю. — В его глазах начинает светиться улыбка, дерзкое легкомыслие исчезает, и на лице появляется мягкое выражение. Я перестаю дышать. Но через секунду он уже треплет мне волосы, доказывая, что та серьезность была ненастоящей. — Да шучу я, шучу. Не смотри на меня таким грустным взглядом. Пошли прокатимся на аттракционах. Но на крутилке не больше двух раз, по рукам?

— Я не знаю ни один из аттракционов. — С трепетом оглядываюсь по сторонам. — Мама никогда не отпускала меня на ярмарки, так что введи меня в курс дела, учитель.

Услышав мои слова, какая-то пожилая пара начинает посмеиваться и бросать на нас понимающие взгляды. Раник смущенно чешет шею.

— Ладно, ладно. Только не называй меня так при людях.

Я следую за ним по аллее с играми, где он показывает мне монстров фальсификации: дартс с воздушными шариками, бросание колец на молочные бутылочки и зачерпывание золотых рыбок. Прикинув вероятности выигрыша в каждой из игр с точки зрения физики, я сообщаю их Ранику. Но он лишь отшучивается и продолжает стоять около дартса.

— Если б ты могла взять любого из них, — указывает на ряд мягких игрушек, — то какого бы выбрала?

Мой взгляд скользит к красной панде, но я с упрямством закусываю губу.

— Никакого. У всех слишком выпученные глаза.

Раник ухмыляется и, прищурившись, бросает дротик в двадцатиочковый шар прямо посередине. Затем кидает еще один, но тот попадает в шар не с двадцатью, а с десятью очками. А вот следующий — точная двадцатка. Последний дротик пролетает мимо всех десяток и попадает в единственный оставшийся двадцатиочковый.

Мы с парнем из будки с изумлением переглядываемся.

— Ты хоть знаешь, насколько ничтожно малы были шансы, что это случится? — спрашиваю я, пока Раник выбирает мягкую игрушку. — Одной аэродинамики недостаточно, чтобы…

Он сует мне красную панду.

— А-а, вот, держи.

Я понимаю всю курьезность ситуации и топаю ногой.

— Даже не знаю, чего я хочу больше: ударить тебя или посмеяться, — выпаливаю, и он хохочет за нас обоих.

Тарелкой «муравейника» и двумя молочными коктейлями позже я наполнена достаточным количеством глюкозы, чтобы прокатиться на чем-то повыше карусели, и мы уходим на «Фараон» — массивный аттракцион, основанный на центробежной силе. Страха, что содержимое моего желудка вот-вот выплеснется наружу, вполне хватает, чтобы на протяжении всего времени я не вспоминала о том, насколько мы высоко.

Когда выходим, я замечаю на руке Раника красные следы от ногтей.

— Боже мой, это я сделала?

Он отрывается от выбора другого аттракциона и смотрит на свою руку.

— О черт. Я и не заметил, что ты так сильно вцепилась в меня. Я, кстати, тоже немного нервничаю на большой высоте.

— У тебя идет кровь, — бормочу, дико оглядываясь по сторонам. — Пошли. Надо найти медицинскую палатку.

Он сопротивляется, но в итоге все-таки позволяет затащить себя к медсестре. В палатке нам дают пластыри, и я настаиваю на том, чтобы самой нанести заживляющую мазь. Пока я обрабатываю его ссадины, пальцы Раника касаются моего подбородка. Он медленно поднимает мое лицо, и его глаза — золотисто-зеленые, мерцающие теплыми отблесками ярмарки — встречаются с моими.

Пытаясь разорвать напряжение, я громко шепчу:

— У тебя кровь.

— А ты красивая. — Он тоже шепчет. — Мать твою, Элис, ты такая чертовски красивая…

— Эли-и-ис! — вклинивается между нами веселый голос Грейс, а затем в палатке появляется и она сама, одетая в сине-зеленый сарафан и шапочку с кошачьими ушками. — Вот вы где! Мы вас обыскались!

К ней сзади вразвалку подходит Тео. На нем свитер и удобные джинсы. Золотистые волосы, зачесанные набок, отливают розовым из-за отблесков заката. Он холодно кивает Ранику, и тот кивает в ответ.

— Тео, — говорит Раник, — рад тебя видеть. Ты ведь оставишь сегодня вечером немного дам и для нас, простых смертных, да?

— Он же не бог! — Грейс дуется, хватая Тео за руку. — Он просто большой идиот.

— Я же вроде был «придурком»? — хмыкает Тео, а Грейс фыркает.

— Неважно! Это одно и то же. Итак, на каком аттракционе прокатимся в первую очередь?

— Ну, нам стало скучно, — говорю я, — и мы проехались на «Фараоне»…

Грейс издает умирающий визг.

— Не-ет! Тьфу, ребята, вы чертовски отстойные.

— Зато мы еще не были в «Пасти дьявола», — говорит Раник. — Подумали, если и отправляться в ад, то большой компанией. Так веселей.

— Значит, идем туда, — произносит Тео. — Веди нас.

Раник и Грейс уходят вперед, и мы с Тео остаемся сзади. Он улыбается.

— Сегодня ты выглядишь… по-другому.

— Одолжила вещи из гардероба подруги, — отвечаю я. — Мне нравится.

— О. Ну, если тебе нравится, то все пучком, девчуля, — говорит он с деревенским акцентом и щелкает пальцами, а я в ответ закатываю глаза.

Раник и Грейс уже дошли до американских горок, она что-то орет нам, размахивая руками, однако из-за шума толпы мы ее не слышим. Когда Тео в очередной раз выкрикивает «что», она сдается, и они с Раником занимают соседние места. А мы с Тео остаемся вдвоем.

Очередь быстро сокращается, народ заполняет сиденья, и мы тоже садимся в самом конце. Вместе. Я чувствую, как в животе начинает бить крыльями нежная бабочка. Но когда оглядываюсь на Тео, чтобы завязать разговор, замечаю, что он с ужасно сердитым лицом смотрит в одну точку — на затылок Грейс. Его руки так сильно сжимают установленную впереди перекладину, что костяшки пальцев белеют.

— Тео? — спрашиваю его. —Ты в порядке?

— Что? — Он поворачивается ко мне, и его гнев почти полностью исчезает. — Да, все хорошо. Просто немного нервничаю.

— Это нормально. Я уже прикинула длину трека с учетом высоты «Фараона». Если мои подсчеты верны, то при двух заездах мы будем кататься около сорока восьми целых и трех десятых секунд.

Аттракцион запускается, и я вижу, как оборачивается Раник. Он стреляет в меня испуганным взглядом, словно говоря: «Твою ж мать, мы и впрямь на американских горках, помоги мне». Я показываю ему большой палец, и он закатывает глаза с выражением «ты не очень помогаешь».

А потом из меня выплескивается весь разум. И «муравейник».

Я еще никогда не каталась на горках, поэтому смогла лишь примерно представить, на что это будет похоже. Я знала скорость, но без учета кручений, поворотов и перевернутых петлей вся моя экстраполяция оказалась ошибочной.

Раник вопит как сумасшедший маньяк, Грейс пронзительно и громко визжит, а Тео молчит, но изо всех сил держится за перекладину. Я же вскидываю руки вверх и всю поездку издаю вскрики.

Одурманенные, истощенные, но полные адреналина, мы решаемся на второй заезд. Вот только Тео больше не хочет, а Грейс без него не идет, и мы с Раником уходим вдвоем. Садимся на самое первое сиденье, и работник опускает нашу перекладину.

— Готова, принцесса? — ухмыляется Раник.

Я толкаю его колено своим и отвечаю:

— Как никогда.

Глава одиннадцатая

Элис

Вечернее небо становится будто темнее и глубже, и звезды на контрасте с ним начинают сиять еще ярче. Луны нет, но света вполне достаточно от ярмарочных огней, которые почти ослепляют нас, пока мы идем к ресторанному дворику. Вооружившись начос, корн-догами и стаканами с «маргаритой», мы находим полянку с мягкой травой и плюхаемся на нее.

Раник забирает у меня недопитую «маргариту» и бросает ее в ближайший мусорный бак.

— Эй, — возмущаюсь я. — Ты чего делаешь?

— Тебе уже хватит, — ухмыляется он, садясь рядом. — Это твоя первая выпивка, так что сбавь обороты.

— Но мне она нравится, — говорю ему. — И я нравлюсь ей.

— И не ей одной, — щебечет Грейс. — Раник весь вечер пялится на твою задницу.

— Не-а! — горячо защищается он. — Замолчи!

— Эй! — Тео встает, и в его глазах снова появляется та странная внезапная ярость. Только теперь она усилена алкоголем. — Не затыкай ей рот.

Раник тоже поднимается на ноги и невозмутимо засовывает руки в карманы.

— Чел, угомонись уже со своими нападками на меня. — Он вздыхает. — Это было шесть лет назад. Не мог отпустить от себя хотя бы одну девчонку? Они за тобой толпами увивались.

— Ты… ты понятия не имеешь, что говоришь. — Тяжело дыша, Тео сжимает кулак. — Ты отнял ее у меня!

— Она сама тебя бросила, идиот, — рявкает Раник. — Я ничего у тебя не отнимал. Она сама приняла решение, так что не сваливай все на меня.

— Что происходит? — хмурится Грейс. — Вы о той девушке из старшей школы? Тео, неужели он… боже, неужели Раник и есть тот парень, который с ней переспал?

Тео вздрагивает, а потом со всей силы бьет в челюсть Ранику, не успевшему сказать в свою защиту ни слова. Тот отшатывается назад, и Тео замахивается, чтобы повторить удар, но тут уже вмешиваюсь я. Встаю между ними, отталкиваю Тео и говорю:

— Эй! Прекратите!

— Я пытался забыть прошлое, но оно постоянно ко мне возвращается, — кричит Тео. — Сначала Стейси, потом Рэйчел, а теперь ты добрался до Элис, мерзкий урод! Но тронуть Грейс я тебе не позволю. Не дам измарать ее, как ты измарал всех остальных…

Измарал.

Кровь стынет в жилах. Тео думает, что я замарана…

Не успеваю моргнуть, как Раник наносит удар, и Тео падает на траву. Взвизгнув, Грейс становится рядом с ним на колени, и Тео стонет, пытаясь сесть.

— Можешь избить меня, — говорит Раник, с хрустом разминая пальцы, — можешь злиться и оскорблять. Но никогда… ты слышишь, кусок дерьма? Никогда не говори плохо об Элис. Ты хоть представляешь… — На его лице появляется боль. — Хоть представляешь, как чертовски усердно она работала, чтобы ты заметил ее?

— Раник, — выдыхаю я. — Пожалуйста, остановись.

— Что? — выплевывает Тео. — О чем ты?

— Хочешь знать, почему я «замарал» ее? — смеется Раник. — Почему мы тусуемся вместе? Да потому, что она пришла ко мне. Пришла и попросила, чтобы я помог ей понравиться тебе.

Грейс и Тео переводят взгляд на меня, и я закрываю лицо. Стыд мгновенно обжигает щеки.

— Элис… это правда? — спрашивает Тео. Я киваю, будучи не в состоянии отрицать. — Но почему он? Почему Раник?

— Ага, принцесса, — подхватывает Раник, — почему я? Почему ты просто не подошла к Тео и не сказала, что чувствуешь? Почему выбрала испорченного, злого меня вместо этого золотого куска мужского мяса, а?

Его слова жгут, как пощечина.

Грейс помогает Тео подняться, и они вместе ковыляют к столику для пикника в нескольких метрах от нас.

— Почему попросила помощи у отброса? — продолжает напирать Раник. — Ты могла обратиться к любому парню на кампусе, и он научил бы тебя всему совершенно бесплатно. Наверное, ты просто пожалела меня, да? Увидела на той вечеринке у бассейна и подумала: «Черт, у него такой жалкий видок, бьюсь об заклад, он сделает для меня все, что угодно».

— Вовсе нет…

— Я, кстати, сделал бы. Все, что угодно. Ради тебя.

От его неожиданного признания мое сердце рвется из груди. Я не могу дышать.

Грейс и Тео уходят от столика для пикника к медицинской палатке, и я бы посмотрела им вслед, но не могу — мой взгляд прикован к его искренним золотисто-зеленым глазам. Пытаюсь встать, но меня шатает. Из-за «маргариты» сложно даже прямо сидеть. Тем не менее мне удается катапультироваться на ноги, и я сразу же ухожу от Раника прочь. Подальше от искренности в его глазах.

Я в замешательстве. В голове крутится вихрь неуверенности и сомнений. Я слышу, как Раник зовет меня, но не останавливаюсь, продолжаю бежать между полосатыми шатрами и киосками с едой.

Я люблю Тео. По крайней мере, так я считала. Он был самым красивым и умным парнем, которого я когда-либо встречала, и единственным, кто относился ко мне терпимо. Большинство парней либо боялись меня, либо придумывали мне обидные прозвища. Но не Тео. Он был единственным, кто обладал потенциалом полюбить меня такой, какая я есть.

До тех пор, пока не появился Раник.

Он такой же красивый, как Тео, но его красота — с этими его сигаретами и кожанками — более свирепая. И да, в учебе он не семи пядей во лбу, но все же умен. По-другому, по-жизненному. Сначала, из-за его репутации, я недолюбливала его, но на наших уроках он всегда был со мной терпеливым и нежным. Ввести в мир свиданий кого-то вроде меня — неописуемо сложно, но он взял на себя этот вызов. Приложил массу усилий, чтобы организовать наши уроки, передать мне свою мудрость, поделиться советами и всем, чем он мог.

Но тот наш урок все запутал. Я запутала все. Он-то сдержал свое слово и ни разу не начинал приставать ко мне, а я… Жажда обучения овладела мной, словно призрак, и я переступила границы, за которые нельзя было заходить. Или можно? Действительно ли это была просто охота за знаниями? Правда ли я была такой храброй лишь потому, что хотела учиться? Или в этом было нечто большее? Может, на меня повлиял вид его гибкого тела, одиночество в его взгляде или смех, всегда такой заразительный и веселый, даже когда парню больно? А, может, то, что он относился ко мне, как к принцессе? Или его поцелуи, прикосновения и наблюдение за ним с другими девушками, которым я не годилась в подметки?

Наверное, все это вместе.

— Элис! — Раник наконец догоняет меня, и я оглядываюсь. Ноги привели меня на возвышающийся над ярмаркой холм с одинокой сосной. Здесь так спокойно.

Раник выбился из дыхания, у него раненый взгляд.

— Прости меня, — говорит он. — Прости, что наболтал всю эту чушь. Я не имел в виду, то есть я не хотел…

— Как бы хорошо мы ни ладили, — начинаю я, — ничего не получится. Ты никогда не захочешь быть связанным лишь с одной женщиной, а я не смогу дать… тот секс, который тебе нужен. Опытный секс. Хороший. Я не смогу его дать. Я ведь даже не знаю, что это такое — секс. Я слишком неопытна, чтобы быть с парнем вроде тебя, Раник. И помнишь, я сказала тебе, что хочу любви? А ты ответил, что не способен на чувства? Вот потому-то у нас ничего и не получится. Никогда. Как бы мы ни нравились друг другу.

Мои слова превращаются в едва слышные всхлипы.

— Нам нечего предложить друг другу, кроме смеха и дружбы. — Странная сила скручивает мое сердце, болезненно сжимая его. — Думаю, если б мы не были такими разными, все могло бы сложиться иначе. Но все кончено, извини. Я больше не нуждаюсь в твоих уроках. Равно как не нуждаюсь в тебе. Ты свободен. Иди. Можешь быть, с кем пожелаешь.

Раник хмурится.

— С чего бы мне хотеть быть свободным?

Я обнимаю себя за плечи, пытаясь остановить поток слез. Раник подходит, будто хочет обнять меня, но в последний момент останавливается по какой-то причине.

— Послушай, — мягко произносит он, — еще не поздно. Ты еще можешь вернуться к Тео и рассказать ему о своих чувствах. Серьезно. Я знаю, что облажался, но ты ему правда нравишься. Он даст тебе еще один шанс. Твой еще один шанс стать счастливой.

— Я… я не хочу…

Стискиваю себя, и Раник, в конце концов сдавшись, обнимает меня.

— Эй, ну чего ты, ш-ш, все нормально. Не добавляй себе переживаний.

— Как я могу? Когда ты… когда ты там, у себя дома, рассказал мне о том, что хочешь, чтобы я была счастлива… — Смотрю на него. — Я хочу, чтобы Тео был счастлив, потому что люблю его. А ты… ты хочешь, чтобы я была счастлива, потому что… потому что…

— Ну же, принцесса. — Раник отодвигает меня от себя. — Просто иди уже в медицинскую палатку.

— Я н-не готова.

— Никто никогда не готов. — Он издает тихий смешок. — Но я в тебя верю. Ты прошла обалдеть какой долгий путь, и я чертовски горжусь тобой. Да любой парень продаст душу дьяволу, лишь бы ты принадлежала ему.

Мое уже и без того скрученное сердце скучивается еще чуть сильнее, и в нем что-то ломается. Боль мгновенная.

— Воу, стоп, ты в порядке? — Он быстро обнимает меня, чтобы я не упала. — Ты внезапно так побледнела…

— Почему? — бормочу ему в шею. — Почему много недель назад ты согласился помочь мне? Из-за оценок?

— Ну да, — говорит он, и у меня обрывается сердце, а он продолжает: — Поначалу поэтому. Мне нужны были хорошие оценки, да побыстрей. Но потом…

Он осекается и, отстранившись, ярко улыбается мне.

— Слушай, пошли найдем Тео? Ты чертовски много трудилась ради этого момента. Не хочу, чтобы ты упустила его, болтая со мной.

— Что случилось потом? — тихо спрашиваю я. Глаза Раника опасно вспыхивают, но затем его улыбка становится шире, и он снова подталкивает меня в сторону ярмарки.

— Иди, принцесса.

Я разворачиваюсь.

— Что случилось потом? — повторяю упорно. — Закончи свое предложение.

Глаза Раника темнеют.

— Да нету на все это времени, просто иди туда, пока Грейс…

— Я пойду. Пойду и признаюсь ему, но только после того, как ты закончишь фразу.

Руки Раника сжимаются в кулаки, а лицо становится белым.

— Д-да забей ты, — бормочет он. — Просто забудь.

— Перестань быть таким скрытным!

— А ты перестань быть такой странной! — парирует он. — Я просто ляпнул фигню, поняла? Никакого глубокого или важного продолжения нет! Это неважно. Не настолько важно, как то, что ты должна сделать. Как только ты поговоришь с Тео, то сразу забудешь про эту хрень. Так забудь про нее прямо сейчас.

— Нет, скажи, — продолжаю настаивать. — Я хочу знать. Пока ты не скажешь, я не уйду.

— Хорошо, — фыркает он. — Тогда уйду я.

Он успевает сделать четыре шага, прежде чем я встаю у него на пути. Моя непреклонная гордость уступает место мольбе.

— Ну пожалуйста. — Поднимаю глаза. — Пожалуйста, Раник. Что ты собирался сказать?

В его голове начинает происходить какая-то внутренняя борьба. Лицо искажается, а руки сжимаются в кулаки. И когда я уже готовлюсь к тому, что он оттолкнет меня в сторону и уйдет, Раник наклоняется и целует меня. Таким поцелуям он меня не учил — его интенсивность зашкаливает, лишает дыхания. Губы Раника словно нежно просят, умоляют меня дать ему больше кожи, больше тепла, больше времени.

Я пробую отстраниться, но его руки сразу обхватывают мое лицо, удерживая меня на месте. Он проводит губами по линии моего подбородка, подбираясь сначала к нежной шее, а потом к уху. И эти действия пленяют меня.

— Но потом, — хрипло бормочет он, — потом я будто спятил. Стал представлять, как целую тебя, как это делают влюбленные люди. Стал хотеть защищать тебя, постоянно смешить. А еще стал безумно ревновать тебя к Тео и всем парням, которым ты улыбалась, потому что хотел, чтобы ты улыбалась и мне. Я захотел тебя. Твоего ума, сладости, самоотдачи. Твоих непонятных терминов и, черт побери, твоего тела. Я трахал других лишь затем, чтобы выкинуть тебя из головы, но ничего не получалось. Кончая, я думал лишь о тебе.

Он качает головой.

— Я захотел тебе помогать. Захотел сделать тебя счастливой, заставить кончить, и однажды это у меня получилось, за что я очень тебе благодарен. Парень вроде меня просто обязан делать девушку вроде тебя счастливой. Ха. Это намного больше, чем я заслуживаю.

Он медленно проводит руками по моим ключицам, плечам, ребрам. Затем берется за мои бедрам и сильно толкает к своим. Теперь мы прижаты друг к другу. Я делаю резкий вдох, а Раник хмыкает.

— Подлый я, да? Удерживаю тебя, хотя тебя тянет на ярмарку. Вынуждаю целовать меня, а не Тео. — Он опускает руки на мою талию. — Как бы то ни было, мне очень жаль, принцесса. Извини, что не могу контролировать свои глупые чувства.

— Раник…

— А-а. — Он грозит мне пальцем, а затем им же указывает на ярмарку. — Тебе есть чем заняться. Иди.

Его губы произносят «иди», но натянутая улыбка умоляет остаться. Он усиленно это скрывает, но я знаю его достаточно хорошо и потому замечаю.

Тео в замешательстве стоит у подножья холма. Это мой шанс. Наконец я могу сказать ему то, что хотела все эти месяцы. Все мечты и фантазии о нем находятся в нескольких дюймах от воплощения. Но Раник… Без него я бы никогда не узнала, о чем эти фантазии на самом деле.

Я поворачиваюсь к Ранику и дарю ему свою самую яркую улыбку.

— Я хочу остаться здесь. Если ты не против.

Похоже, нет, потому что стоит мне это произнести, как Раник пришпиливает меня к сосне, а его горячий, нетерпеливый рот касается моей шеи. Он целует все, до чего только может дотянуться, но когда хочет прильнуть к губам, я отворачиваюсь и ухмыляюсь.

— Пожалуйста, Элис, — стонет он. — Позволь мне поцеловать тебя.

— Ты уже это сделал, — пою я.

Ахаю, когда он кружит меня, а затем крепко и страстно целует.

— Я тебе нравлюсь? — хрипло спрашивает он, словно не смея в это поверить.

— Неужели это так сложно представить? Ты добрый и умный, — говорю я, — и ты всегда заставляешь меня так много смеяться.

Его кулак сжимается, и я улыбаюсь.

— Ты терпелив со мной. С той Элис Уэллс, которой я на самом деле являюсь. С тобой мне не нужно притворяться кем-то другим. Ты знаешь, как я работаю, думаю, и всегда остаешься со мной милым и отзывчивым. А еще ты очень красивый. И да, ты единственный парень, которому я когда-либо нравилась. Настоящая я. Девушка-робот.

Он смеется и сжимает мою руку.

— С тобой я чувствую себя в безопасности. Мне так комфортно и хорошо. Я так много узнаю каждый день, просто находясь рядом. И ты… ты всегда повторяешь, что хочешь, чтобы я была счастлива. Ты первый, кто мне это сказал. Но я знаю, что я не в твоем вкусе. Я не разбираюсь в сексе — совсем, — и ты заслуживаешь девушку с опытом, которая хороша в этом деле. Я не интересная, не остроумная, не сексуальная. Ты заслуживаешь девушку, в которой все это есть.

Он наклоняется и целует меня: крепко и быстро.

— О, принцесса, здесь не о чем переживать. Ты самая лучшая девушка в мире, и мне чертовски повезло, что я нашел тебе. Или что ты нашла меня, я не знаю. Но ты должна мне доверять. Ты милая, красивая, великолепная. И охренительно сексуальная.

— Но я не…

Следующий его поцелуй неспешный, мучительно медленный.

— Секс — это не только опыт или знания. Я думал, что научил тебя этому. Я… я хочу тебя по-настоящему долго. Ты, знаешь ли, недооцениваешь эти свои острые как бритва инстинкты.

Руки Раника начинают блуждать под моей одеждой, пытаясь потрогать все, до чего только могут достать. Эти прикосновения кожа к коже наполняют меня статическим напряжением, и я выгибаюсь. Мои бедра прижимаются к его паху, и он, шумно вдохнув, прислоняется лбом к моему. Золотисто-зеленые глаза глядят из-под отяжелевших век.

— Еще есть время, — выдыхает он. — Уходи, пока я не растерял свой самоконтроль.

Я накрываю его щеку ладонью и целую по-своему: мягко и медленно. А затем опускаю вторую руку и тру ею твердокаменный бугор в его джинсах.

— Нет, — просто говорю я. — Все, чего я хочу, находится прямо здесь.

Не знаю, как, но в перерывах между поцелуями мы возвращаемся в его машину. А затем, тоже между многими поцелуями, добираемся до квартиры. Как только мы оказываемся внутри, Раник проверяет, что никого нет, и набрасывается на меня, снова прижимая к стене. Похоже, это его любимая позиция.

Я отвечаю тем, что скольжу рукой к бугру в его джинсах, и Раник издает тихий стон, от которого меня бросает в дрожь. Потому что от моей ласки стонет сам Раник Мейсон. Осознание этого опьяняет меня, наполняет невиданной силой. Прежде чем я успеваю остановить себя, я расстегиваю его ширинку, вытаскиваю все восемь дюймов его плоти наружу и медленно поглаживаю ее. Раник опускает лицо, чтобы следить за моими движениями.

— Ч-черт, — стонет он, — Элис, это действительно ты?

Я улыбаюсь и целую его в шею.

— Это действительно я.

Его бедра дергаются, он нетерпеливо толкается в мой сжатый кулак. Всю его прежнюю сдержанность сметает волна лихорадочной страсти. Интересно, как долго он сдерживался? Скольких сил ему стоило скрывать свою тягу ко мне от меня?

Продолжая ласкать его, с улыбкой опускаюсь на колени. Его затуманенные желанием глаза смотрят с недоумением.

— Давай, — игриво прошу его, — подойди ближе.

Мне не приходится повторять дважды — он сразу придвигает свои бедра ближе ко мне. Его пульсирующий член вжимается в мою шею, и я, смеясь, целую его в головку. Тело Раника содрогается — без сомнения, от удовольствия. Я провожу по стволу языком до самого низа и вверх, чувствуя его сладкий мускусный запах. Его пальцы погружаются в мои волосы, а вторая рука упирается в стену напротив. Я покрываю его легкими поцелуями, потом смотрю вверх. Восторженное лицо Раника поднято к потолку, но почувствовав, что я остановилась, он переводит взгляд вниз. Секунду молчит, сосредоточенно упивается моим видом. И какой это, должно быть, вид…

***

Раник

Она самая красивая девушка на Земле, и сейчас она стоит на коленях перед моим членом. Ее лицо раскраснелось, голубые глаза ярко сверкают, а эта легкая улыбка на ее губах… Она делает меня не просто болезненно твердым, а превращает в безумца.

Она счастлива. Она наслаждается моим членом. Мы с Элис Уэллс вместе, и она этому рада.

О большем я и просить не мог.

— В-выглядишь ужасно довольной собой, — успеваю произнести, и меня окутывает тугая и влажная глубина ее рта. Мне требуется вся сила воли, чтобы не начать лихорадочно трахать ее ротик прямо здесь и сейчас.

Но вдруг меня осеняет.

Это не ночь моих удовольствий, нет, сэр. Все должно быть наоборот.

Я отталкиваю ее, и она, сбитая с толку, встает.

— Что-то… что-то не так?

Я стягиваю с себя куртку и рубашку, а с нее — джинсы. Поцелуями прокладываю свой путь вверх по ее бедрам и животу, и Элис смеется. Остановившись, я смотрю ей в глаза.

— Я бы хотел, чтобы у нас с тобой все было правильно, Элис Уэллс. Больше никакого дерьма. Никаких игр. Никаких других девушек. Никого, кроме тебя. Только ты. С головы до пят и все, что посередине. Ты — моя, а я — твой.

Я краснею — слова звучат слишком слащаво, — но смущение моментально проходит, как только Элис улыбается мне.

— Я за, — произносит она.

А потом наступает конец света.

Я проникаю рукой в ее трусики и раскрываю ее, два моих пальца входят без особых усилий. Она мягко вздыхает, обнимает меня за плечи. Расстегнув джинсы, я позволяю им упасть на пол, а она нетерпеливо стягивает мои боксеры. Мы оба смеемся, но едва увидев меня целиком, она замолкает. И ей определенно становится не до смеха, когда мой член на долю секунды задерживается у ее входа, а затем глубоко погружается внутрь. Она ахает, и я целую ее в шею.

— Извини, — бормочу я. — Это может…

— Нет, я знаю. Будет больно, но очень недолго. Я быстро привыкну.

Я отстраняюсь и улыбаюсь ей, убирая со лба прядки золотистых волос. Затем наклоняюсь, стягиваю с нее футболку и, расстегнув лифчик, играю с ее сосками, пытаясь отвлечь от боли. Она ерзает, стонет, а когда я втягиваю сосок в рот, чуть ли не брыкается. Мой член чувствует эти движения, и я не могу сдержать мучительный стон.

— Принцесса, не надо…

Она ухмыляется, снова дергает бедрами, и от наслаждения у меня закатываются глаза.

— Назови меня Элис, — просит она.

— Элис, — говорю я, сходя с ума от ее невероятно тугой влажности.

— Снова, — требует она, вращая бедрами.

— Элис, Элис, Элис, Элис… — Я замираю и сквозь туман удовольствия заставляю себя вернуть себе ведущую роль. Завожу ее руки за голову и ухмыляюсь ей. — Не-а. Сегодня ты будешь повторять мое имя, принцесса.

От моего первого толчка ее глаза округляются, а от второго она тоненько ахает.

— Все хорошо? — нервно спрашиваю я.

Никогда не нервничал в постели с девчонкой, но каждая частичка меня хочет одновременно ублажить ее и защитить. А это чертовски сбивает с толку.

— В-все о-отлично. — Я возобновляю движение, и она запрокидывает лицо. — Еще. О боже, Раник, пожалуйста, еще.

— Как пожелаешь, — ухмыляюсь я и целую ее хорошенький маленький ротик.

Эпилог

Месяц спустя

Раник Мейсон — осторожный водитель, и в этом смысле он полная противоположность того, что вы могли бы ожидать от него, татуированного парня в кожанке. Но пока мы едем по узким, многолюдным улицам Сан-Франциско, направляясь к тюрьме, я рада, что он не лихач, больше, чем когда бы то ни было.

Он одаривает меня кривоватой улыбкой, солнце искрится в его золотисто-зеленых глазах.

— Нервничаешь, принцесса?

Я рассеянно тереблю лежащий на коленях пакет с надписью «Для папы».

Киваю Ранику.

— Я бы соврала, если б сказала, что нет.

— Ну, послушай, — начинает он, — волноваться надо только о чуваках с именем Ганнибал. Не подходи к ним. Особенно, если их фамилия Лектор.

Я закатываю глаза, а Раник останавливается на светофоре. Вдали уже вырисовывается тюрьма: полностью из серого камня и устрашающей высоты. Здесь моего папу держат последние десять лет. Скоро я наконец-то увижу его.

И мои нервы уже на пределе.

Раник, должно быть, чувствует, что я сильно волнуюсь, потому что протягивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Затем подносит их к губам и целует.

— Ты великолепна, Эл. Не волнуйся. Обещаю, он только увидит тебя и сразу начнет чертовски гордиться той красивой, потрясающей и дьявольски умной девушкой, которой ты стала.

— Это урок комплиментов? — дразню я.

Раник смеется и взъерошивает свои волосы.

— Только если тебе нужны уроки.

— Нужны, — отвечаю надменно. — Но другого рода.

Его глаза загораются порочным блеском. Когда мы подъезжаем к тюремному заграждению, он наклоняется и целует меня.

— Возвращайся скорей, поняла? Нам еще смотреть целый город.

— Правда? А я думала, мы собираемся разгромить гостиничный номер.

Раник смеется.

— Вернусь за тобой через час. Ну же, иди.

Выхожу из машины и машу ему рукой. Когда его больше не видно, сглатываю и подхожу к воротам. Охранник, здороваясь, касается кепки.

— Добрый вечер, мэм. Вы пришли кого-то навестить?

— Да, Бернарда Уэллса.

— А, вы, наверное, его дочь. Он много о вас говорит. Нам было интересно, когда же вы навестите его.

— До сих пор я была не готова, — говорю охраннику, и он кивает.

— Понимаю. Просто рад, что вы все же решились.

— Это заняло много времени, — я оглядываюсь на дорогу, — как и все лучшие вещи на свете.