Обычное зло

Открытие сэра Бонда

Сэр Джеремия Бонд (из тех самых Бондов, господа, да-да!) сидел в кресле, откинувшись на спинку. Массивный стол перед ним был почти пуст. Почти, но не совсем: в высокой реторте венецианского стекла, под которой еле теплился огонек спиртовки, мелко дрожал и покачивался из стороны в сторону – насколько позволяли стенки – сгусток непонятной материи. По крайней мере, сэр Джеремия предпочитал считать явление материальным, а не духовным, иначе вовсе уж странно.

Рядом с ретортой возвышалась прозаичная бутылка виски всего–то на полгаллона и торчал недопитый стакан. Композицию завершала раскрытая на середине явно старинная книга с пожелтевшими от времени пергаментными листами.

Камин в углу комнаты бросал тревожные отсветы на обитые деревом стены, отражался в стеклянных дверцах шкафов, за которыми таинственно темнели корешки множества книг.

– Что ж ты за пакость такая? – прогудел джентльмен немного в нос. От проклятого лондонского смога у него был непроходящий насморк, что к делу, конечно, решительно не относится, но позволяет получить представление о прононсе мистера Бонда пытливому читателю, буде тому это надо.

Реторта, к счастью, была плотно заткнута сверху каучуковой крышкой. Именно поэтому сгусток метался туда-сюда, но исключительно в пределах стекла.

– И цвет, клянусь бородой пророка Исайи, странный! Слишком зеленый для живого существа, слишком…

Сэр Джеремия не договорил, наклоняясь, дабы рассмотреть результат опыта поближе. Все, как и обещал старинный манускрипт с – увы! – утраченными страницами. Как получить субъект там говорилось, а вот зачем он нужен и чем является – уже нет.

Сгусток сжался в крутящийся против часовой стрелки вихрь, уплотнился. На его верхней части, обращенной к пробке, проступили алые бусинки глаз. Потом сформировавшееся тельце вздрогнуло и открыло несомненную пасть. В оной виднелись мелкие острые зубы.

– Гуд афтенун, достопочтимый сэр! – негромко заявила… ну да, вне всякого сомнения, змейка. Теперь и чуть коричневатый на изумрудном рисунок чешуи был налицо, и болтающийся в растворе заостренный хвост у самого дна. Говорила странная тварь разборчиво, но с иностранным акцентом. – Или ивнинг. Мне отсюда не разобрать.

Пораженный происходящим, сэр Бонд вскочил, едва не уронив массивное кресло работы самого Конгрива, прижался носом к стеклу реторты, смешно выпучив глаза и сведя их к переносице, дабы лучше рассмотреть невиданное чудо.

– И тебе не хворать! – прогундосил он наконец. – Ты кто есть-то?!

– Змей, естественно, – подумав, ответил бывший сгусток. – Зеленый. Слушай, погаси спиртовку, жарковато что-то.

От неожиданности сэр Джеремия чихнул; пламя вздрогнуло и погасло. Змейка пытливо глянула в глаза джентльмена:

– Благодарствую. Могу исполнить за свое полное освобождение одно желание.

– Любое?

– Конечно, любое. Но в пределах разумного.

Сэр Бонд выпрямился. С этого ракурса змейка в реторте казалась сплющенной, но это, конечно, была исключительно игра света и следствие искажения перспективы. Схватил стакан и жадно, одним глотком, выпил содержимое. Сопя, долил из бутылки доверху и глотнул еще добрую треть.

– И каковы пределы?

– Весьма широки, сэр, – ответило существо и поджало губы, сделавшись похожим на экономку сэра Джеремии, миссис Дробсон. Не хватало только очков и багрового от увлечения джином носа.

Здесь следует сделать небольшое отступление, пояснив, кем был сэр Бонд. Как известно, для английских джентльменов мало путей для реализации себя. Или военная служба, благо поле деятельности там являлось бескрайним стараниями королевы Виктории, храни ее Бог. Либо служба короне на гражданском поприще. Либо… Да-да, вы угадали! Наука. Побеждающая все и вся в природе разумная деятельность, направленная на познание и совершенствование этого мира в угоду человеку.

Именно на этой стезе с детства и видел себя сэр Бонд. К несчастью, прожитые полвека показали, что ничего радикального он открыть или создать не может. Это очень беспокоило лично его, дражайшую миссис Дробсон, отпаивавшую постояльца огуречным рассолом по утрам с пугающей регулярностью, и сестру сэра Джеремии. Но от души веселило племянников, шалопаев и насмешников.

– Хочу стать великим ученым! – торжественно заявил сэр Бонд, взвесив pro et contra.

– Гм… Ну, стань, – заявила гнусная рептилия. – Это же не желание, а так. Пожелание. Могу предложить членство в Королевской академии наук.

– Уже.

– Публикации научных трудов?

– Тридцать два тома. С золотым обрезом и в обложках из черепаховой кожи. Только не читает никто. Говорят, нельзя купить значимость и репутацию.

– А надо?

– Очень!

Змейка взбаламутила смесь соляной и плавиковой кислот, бывшую питательной средой эксперимента, помотала аккуратной головкой и предложила:

– Не устроит ли дорогого сэра открытие нового вида энергии?

Сэр Джеремия потрясенно хрюкнул. Да простит меня читатель, но ничем иным изданный им звук быть больше не мог.

– Да! – взвизгнул он. – Да! Это обессмертит мое имя! Пар и электричество уйдут в прошлое, их заменит, заменит… Черт, надо придумать красивое название. Бондичество? Бондидариум?

– Это потом. То есть ты согласен?

– Всей душой!

– Как скажешь.

Ощущения сэра Джеремии после согласия оказались самые удивительные. Во-первых, ему показалось, что по голове сзади нанесли нечеловеческой силы удар, отчего он рухнул на пол. Во-вторых… А вот это еще интереснее: пола внизу не оказалось. Упитанное тело джентльмена будто бы провалилось в бездонный колодец, оно неслось на невиданной скорости, вращалось и время от времени отталкивалось от казавшихся приятно мягкими стен.

– А-а-а! – билось эхо беспрерывного вопля, стянутое окружностью колодца, обгоняло летящее туловище сэра Джеремии, задерживалось на выступах и иногда пропадало в провалах стенок, чтобы вновь нагнать его немного позже.

– Будь! Ты! Про! Клят! Ма! Ну! Скрипт! – вздрагивая на каждом слоге, выкрикивал падающий джентльмен. Эхо послушно вторило ему, дробясь в бесконечности.

Полет прервался столь же неожиданно, как и начался: сэра Джеремию с размаху приложило о гигантских размеров мягкую поверхность, подкинуло, перевернуло в воздухе и выкинуло в пещеру, полную удивительных, но совершенно непонятных устройств. Пятьдесят прожитых в изысканиях лет позволили ему осознать, что это некие приборы, но что, как, зачем и почему они делали, – оставалось неясным.

– Что это? – отряхиваясь и вставая, спросил сэр Бонд неведомо у кого.

– Трипсфлоктобифуркационный комплекс краптеризации материи, – гордо откликнулся один из приборов. Неуловимый акцент его напоминал таковой же у змейки в реторте.

– Ага, – сипло ответил сэр Джеремия. – И что?

– Мы присваиваем вам честь быть первооткрывателем данного феномена.

Джентльмен потер гудящую от удара голову. Надо было разобраться, но как? И с чего начать?

– То есть… Я это все придумал, да?

– Совершенно верно, – квакнул прибор. – Открыли. Но поскольку вы тупой и необразованный пенек, разобраться в сути вам не дано. Время!

Последнее слово словно кузнечный молот ударило сэра Бонда, сплющило его, втаптывая в пол, рассыпалось по залу металлическим хрустом и звоном.

Время? Какое время?! Он же открыл…

– …открыл. И гордись этим, – подтвердила змейка. – Можешь даже назвать своим именем.

Хозяин кабинета вновь очутился перед своим рабочим столом, напрочь уже ничего не понимая. Приник к стакану, допив его до дна. Суматошно звякнул о его край бутылкой, доливая последние капли. И только потом разозлился:

– Это мошенничество! Что я открыл, хвостатая гадина?

– Трипсфлоктобифуркацию, – ровно заметила змейка. – Отпускай меня, был же уговор.

Рыча от негодования, сэр Бонд схватил реторту и изо всех сил швырнул ее в камин. Там что–то хлопнуло, зашипело, изменив цвет пламени. В трубе загудело, будто нечто крупное взлетело в клубах дыма, задевая стенки.