Объятия незнакомца

Глава 1

Казалось, Максимилиан Волеран намеренно держит в страхе большинство горожан и в то же время как будто не ведает, какое беспокойство вызывает у окружающих. Высокий, ширококостный, он ступал тихо и мягко, как пантера, идя по улице так, будто вокруг никого нет. Он был замкнут и чрезвычайно устрашающ, хотя не имел привычки искать с кем-то ссоры. Его смертоносная шпага и способность проявлять редкий сарказм хорошо известны всем в Новом Орлеане. Волеран был красив как дьявол, с черными волосами и густыми темными бровями. Черты его лица были суровыми и безупречными, рот жестким и чувственным, а карие глаза – удивительно светлыми, так что казались золотистыми.

Стоит ему появиться на улице, как торговцы, обычно наперебой предлагающие уголь, пальмовые листья, соломенные метлы и фрукты, тотчас смолкают в тишине и уступают ему дорогу. В городе поговаривали: если кто-нибудь заглянет в глаза Волерану, на него тут же падет страшное проклятие.

Две креолки стояли у окна одного из многочисленных магазинов, выстроившихся вдоль улиц, и выглядывали наружу.

– Смотри, смотри, это он, – прошептала одна из них, в то время как другая дрожала от ужаса.

Стайка маленьких мальчишек прекратила играть на деревянном тротуаре для пешеходов и перебежала на другую сторону немощеной улицы. Дети подговаривали друг друга забросать камнями высокую фигуру в отдалении, но никто не осмелился, опасаясь, что гигант поймает их и оторвет головы. Ребята постарше незаметно наблюдали за Волераном, словно волчата – за вожаком стаи.

– Когда-нибудь, – проворчал один из мальчишек, – я стану тем, кто наконец возьмет верх над Волераном на дуэли.

Остальные засмеялись, но втайне каждый мечтал о том же самом. За последние десять лет Волеран участвовал почти в тридцати дуэлях. Число соперников, которых он убил, разумеется, было преувеличено, но правдой оставалось то, что его никто никогда не мог победить. Возможно, через пять или десять лет его рука ослабеет и реакция несколько притупится, но сегодня он был лучшим дуэлянтом, и вызов, брошенный им, означал смерть.

– Волеран! Волеран, постой!

Услышав, что его зовут, Максимилиан взглянул на дверь магазина, откуда раздался крик, и остановился. Это был Жак Клеман, человек, участвовавший в качестве секунданта во многих его дуэлях. Максимилиан вопросительно поднял черную бровь, не удостоив приятеля приветствием.

Клеман слегка улыбнулся. Макс – так называли Волерана в семье и близкие знакомые – не любил пустых разговоров и общепринятых церемоний, так ценимых другими креолами. Неприветливость являлась серьезным изъяном в его характере, но, по правде говоря, это был наименьший его недостаток.

– Я жду свою сестру Генриетту, – сообщил Клеман, прислонившись к стене галантерейного магазинчика в тени висячей галереи. – Где ты был? В порту?

Макс кивнул:

– Сегодня утром прибыл новый груз. – Никогда не полагаясь на помощников, он лично наблюдал за перевозкой тканей, пряностей, предметов роскоши с самого большого фрегата на один из своих складов.

Жак весело посмотрел на него.

– В связи с тем что сейчас американцы устремились в Новый Орлеан, твои дела должны процветать.

Макс пожал плечами.

– Удивляюсь, – пробормотал Жак, – зачем тебе проводить столько времени таким образом, если богатство твоей семьи уже и так… велико.

Макс раздраженно огляделся вокруг.

– Да потому что это интересует меня. – Тон его свидетельствовал, что разговор закончен. – Извини, Жак, я должен…

В этот момент из магазина вышла Генриетта Клеман, и Макс со вздохом замолчал. С его стороны было бы не по-джентльменски уйти, не обратив на нее внимания.

– Жак, – сказала Генриетта с приятной улыбкой, – я хочу приобрести прелестную шляпку, коричневую с зеленым, с перьями… – Она замерла, узнав приятеля брата.

– Мадемуазель Клеман, – мрачно приветствовал ее Макс, коснувшись края своей плантаторской шляпы. Сестра Жака, как все прочие молодые женщины Нового Орлеана, боялась Волерана. Казалось, от него можно ожидать какой-нибудь непристойности или неприличной выходки.

Генриетта в замешательстве покраснела, прижавшись к старшему брату. Макс не стал разуверять ее и успокаивать шутливыми замечаниями и добродушными улыбками. Он снова перевел свое внимание на Жака, как будто девушки для него вовсе не существовало.

– Генриетта, – сказал Жак, покровительственно отстраняя сестру, – почему бы тебе не вернуться в магазин и не выбрать какую-нибудь мелочь, например, новый веер или перчатки? Я скоро присоединюсь к тебе.

Девушка тотчас послушалась его, с облегчением оставив общество Максимилиана Волерана.

Жак повернулся к Максу:

– Ты слышал недавние новости, касающиеся Этьена Сажесса?

Макс, собравшись уже уходить, остановился.

– Нет.

Радость Жака от того, что он может поделиться последними сплетнями, быстро угасла. При упоминании имени Са-жесса глаза Макса постепенно суживались. Казалось, приятель превращается в хищника, готового наброситься на свою жертву.

– К нему из Натчеза приехала невеста, – продолжал Жак. – Через две недели они должны пожениться. Я слышал, девушка необычайно прелестна. Учитывая разницу в летах, полагаю, что инициатива в выборе невесты принадлежит Сажессу. – Он понизил голос. – Слава Богу, теперь девушки Нового Орлеана, надеюсь, будут в безопасности. Склонность Сажесса лишать их невинности всем известна. Это не такие девушки, как Генриетта, которая боится его, но несчастные дочери торговцев и моряков, прельстившиеся видом золота, шелка и духов.

– Жена не изменит Сажесса и его привычек, – решительно заявил Макс. Холодная, задумчивая улыбка тронула его губы. – Спасибо за информацию, Жак. Она может быть полезной.

Клеман затрепетал: Макс очень редко улыбался, и это не предвещало ничего хорошего.

– Делфайн, ты можешь идти, – сказал Этьен Сажесс, указывая на дверь и не отрывая при этом глаз от Лизетты. – Мадемуазель Керсэн и я хотим остаться одни.

Лизетта была готова к этому. С того момента, как она, Гаспар и Делфайн прибыли вчера в Новый Орлеан, Этьен откровенно ждал минуты, чтобы остаться с ней наедине. Он мало разговаривал с ней, но зато внимательно наблюдал, как и в Натчезе, когда приезжал к ним. И сейчас под его неотрывным взглядом по спине девушки пробежал холодок.

Гостиная была маленькой, но хорошо обставленной, как и другие комнаты в особняке Сажесса. Гаспар бродил по дому с едва скрываемым восторгом, трогая руками прекрасную резную мебель, серебряные и медные украшения, столы с мраморным верхом и расписные гобелены. Лизетте обстановка тоже очень нравилась, но она понимала, что вся эта роскошь едва ли компенсирует бремя жизни с нелюбимым человеком.

Делфайн взволнованно попыталась возразить Этьену:

– Понимаете… как сопровождающая дама, я не могу оставить Лизетту. Это противоречит правилам приличия. Если я…

– Она моя невеста, – резко оборвал ее Этьен. – Полагаю, я имею право поговорить с ней наедине.

Делфайн в испуге отступила к двери.

– Лизетта, я вспомнила. Надо распаковать кое-какие вещи. Я скоро вернусь. – Она поспешно вышла, оставив дверь слегка приоткрытой.

Лизетта посмотрела на Этьена с чувством глубокого отвращения. Возможно, некоторые женщины посчитали бы его интересным мужчиной. Высокий лоб, густые брови, такие же светло-каштановые, как и волосы. Однако лицо казалось слишком мясистым, припухшие нижние веки полуприкрывали в общем-то красивые голубовато-зеленые глаза. Кожа красноватого оттенка была пронизана паутиной выступающих кровеносных сосудов от частого употребления крепких спиртных напитков.

Обеспокоенная Лизетта спросила:

– Месье, вам не нравится моя тетушка Делфайн?

Этьен продолжал разглядывать ее алчным взором. Тон, каким он ответил девушке, казался равнодушным, но выражение лица заставило Лизетту содрогнуться.

– Я не испытываю к ней особых симпатий. Она из того же разряда, что и ты.

– Не… понимаю.

– Женщины в основном легкомысленные создания, твоя тетушка не исключение.

Лизетта слегка нахмурилась.

– Разве не эта наша черта привлекает мужчин, месье? Или вас интересуют очень умные женщины?

– О, умные женщины – это особый сорт. Они хитры и своевольны, как дети.

Не дразнит ли он ее? А может, пытается разозлить ради какой-то неизвестной цели? Однако Этьен казался серьезным. Просто он, как и Гаспар, не любит женщин, решила Лизетта. Она быстро опустила глаза, прежде чем Этьен успел заметить их выражение.

– Ты раздражена, – сказал он.

Лизетта знала, что ей следует помалкивать, но слова сами сорвались с ее губ:

– Полагаю, вы считаете, что женщины также слишком чувствительны.

Этьен рассмеялся:

– За твоим притворно-скромным видом скрывается непокорный дух. Я понял это, как только увидел тебя в первый раз. – Он слегка коснулся ее пальцами. – Сядь рядом со мной. – Сердце Лизетты тревожно забилось. Видя, что она не двинулась с места, он приблизился, загнав ее в самый угол дивана. – Помнишь, как мы остались наедине в Натчезе? – прошептал он, обнимая девушку.

Лизетта ничего не ответила, но все ее тело напряглось. Она старалась оставаться неподвижной, хотя ей хотелось оттолкнуть его. Помнит ли она? Как можно забыть ощущение от его влажных, омерзительных губ, прижимающихся к ее губам и шее? И алчные руки на ее теле? Тогда он грубо порвал рукав ее платья и, что хуже всего, видимо, получал удовольствие от ее унижения. Он наслаждался ее беспомощностью!

– Я долгие годы мечтал о жене, – сказал он, – но в каждой девице находил какой-нибудь изъян. Только не в тебе. – Его раскрытые губы коснулись шеи Лизетты. Она почувствовала резкий запах, отдающий кислым вином. – Ты, несомненно, станешь украшением дома, – самодовольно произнес он. – После того как я укрощу твой дух. Поверь, я знаю, как это делается, и потому прошу угождать мне.

Лизетта отвернулась и закрыла глаза.

– Не надо, – с трудом проговорила она, чувствуя, как к горлу подступила тошнота.

– Теперь ты моя, и я буду делать то, что пожелаю. – Он жадно и неуклюже провел рукой по лифу ее платья.

Задыхаясь от отвращения, Лизетта попыталась оттолкнуть его, но он навалился на нее всем своим весом. Его губы прижались к ее губам, он снова нащупал упругие груди. Вдруг Лизетта осознала, что Этьен определенно знает, какое отвращение вызывает у нее своими заигрываниями, и тем не менее продолжает наслаждаться сопротивлением девушки. Изогнув пальцы наподобие кошачьей лапы, Лизетта впилась ногтями в его руки и неожиданно оказалась свободной. С легким криком она вскочила на ноги и бросилась к двери, но он удержал ее за юбку.

Сжимая в руке кусок ее платья, Этьен перевел взгляд со своих исцарапанных докрасна запястий на пылающее лицо Лизетты. Его губы скривились в медленной жестокой улыбке, напугавшей девушку больше, чем проявление гнева.

– Отпустите мое платье, – потребовала Лизетта срывающимся голосом. Подбородок ее дрожал, девушка с трудом сдерживала слезы. Ей необходимо освободиться от него! Как она могла думать, что стерпится с ним? Она чувствовала себя запачканной от его прикосновений. Быть его женой и вынашивать его детей… Это немыслимо!

– Мы договоримся обо всем позже, вечером, ты и я, – сказал Этьен, игриво дернув пару раз ее за юбку.

Лизетта поняла, что он намерен прийти к ней вечером в спальню.

– Со мной будет Д…Делфайн…

– Д…Делфайн, – насмешливо передразнил он, – не помеха моим планам относительно тебя. Никто не помешает мне.

Лизетта лихорадочно перебирала в мыслях тех, кто бы мог вмешаться, если Этьен попытается взять ее силой. Гаспар, конечно, поддерживает его. Пожилой отец Этьена слишком слаб и телом, и рассудком, чтобы оказать ей помощь. Его сестра Рене и ее муж Северин Дюбуа, жившие в огромном доме вместе с остальными родственниками Сажесса, как заметила Лизетта, во всем одобряют Этьена.

– По твоему виду легко читаются твои мысли, дорогая, – сказал Этьен. – Ты думаешь, как бы сбежать, не так ли? Запомни: тебе некуда бежать, и никто не поможет тебе.

Ухватившись за юбку обеими руками, Лизетта выдернула ее из его руки и выскочила из комнаты, слыша, как он тихо хихикает вслед. «Я не вынесу этого. Не могу больше оставаться здесь ни минуты. Возможно, Этьен прав – бежать глупо, но я без борьбы не подчинюсь. Я должна сама себе помочь!»

Макс придержал лошадь, приблизившись к большому двухэтажному дому с двойной лестницей у входа. Фешенебельный особняк вызывал у него большое чувство гордости. Его построил отец Виктор сорок лет назад. Вся плантация стала достижением человека, который начинал, не имея ничего в кармане, но благодаря практичности и напряженному труду накопил значительное состояние.

Подобно другим особнякам привилегированного района, расположенным в дельте реки, дом Волерана был обращен фасадом к маленькой речушке, вытекающей из озера Понтчартрейн и впадающей в Миссисипи. Виктор выбрал его местоположение, исходя из разумных соображений: отсюда легко добраться до города по озеру и речке, вместо того чтобы бороться с коварными течениями Миссисипи. Пироги, небольшие плоскодонные лодки, позволяли контрабандистам и пиратам тайком добираться до рынков Нового Орлеана. Хотя Макс сейчас и не имел дел с контрабандистами, в прошлом Волераны частенько финансировали незаконные рискованные предприятия, получая от этого значительную выгоду.

Печально улыбаясь, Макс слегка пришпорил коня. В последнее время возвращение домой перестало вызывать у него чувство радости. Размышляя почему, он не находил ответа, но отчетливо сознавал, что какая-то неудовлетворенность жизнью появилась у него и растет с каждым днем.

Нахмурившись, он слез с лошади и протянул поводья худому темнокожему мальчишке, соскочившему со ступеней лестницы. Потом прошел мимо дворецкого в библиотеку. Не успел он сесть за свой письменный стол и открыть книгу счетов, как его прервали.

– Макс, – позвала его Ирэн от двери. В ее обычно мягком голосе чувствовалось раздражение. После смерти мужа двенадцать лет назад Ирэн Волеран перестала притворяться беспомощной и теперь в свои шестьдесят лет, как утверждали ее ровесницы, выглядела более энергичной, чем в юности, – Макс, я хочу поговорить с тобой, – сказала она, – и нартаиваю на том, чтобы ты закрыл эту книгу и уделил мне внимание.

Макс неохотно поднял голову.

– В чем дело, мама?

– Я хочу поговорить о близнецах.

Он тяжело вздохнул:

– Они опять причиняют вам беспокойство?

– Ну конечно! Они постоянно устраивают шумные ссоры в доме, и я выставила их за дверь. – Она поморщилась. – По-моему, Филипп не склонен к такому поведению, но Жюстин подстрекает его.

Макс пожал плечами.

– И что я, по-вашему, должен делать? Пятнадцатилетние мальчишки обычно ссорятся. Разве я не был таким? Или Алекс и Бернар?

– Нет, конечно. Вы были другими. Ты и наполовину не был таким необузданным, как Жюстин и Филипп. А когда я попыталась отругать их, они не обратили на меня никакого внимания и ничуть не раскаялись.

Лицо Макса сделалось непроницаемым.

– Я тотчас накажу их.

– Нет, нет, – поспешно возразила Ирэн. – Хватит их наказывать, они и так ужасно боятся тебя, мой сын.

– Есть разница между страхом и уважением. Я все же склонен к тому, что мои сыновья должны дрожать, когда я их ругаю, и смиренно принимать порку. Как вы только что заметили, они ужасные озорники. Я не хочу калечить их души, мама, но мягкость может испортить детей.

– Мальчики видели так мало доброты. Они могут подумать, что это качество недостойно мужчины. А примером тому служит их собственный отец.

В раздражении Макс начал постукивать своими длинными пальцами по столу.

– Я уже не могу измениться.

Ирэн задержала взгляд на красивом лице сына. Как же он далек от того добросердечного, чувствительного мальчика, каким был когда-то. Мать часто проклинала обстоятельства, так резко изменившие его. Если бы он не являлся ее сыном, она избегала бы его, как и все в Новом Орлеане. Макс стал чрезвычайно замкнутым, безжалостным и порой бесчувственным, как дьявол. И сыновья следовали его примеру, особенно Жюстин, самый своенравный ребенок, какого Ирэн когда-либо встречала.

– Макс, ведь это случилось десять лет назад, – произнесла Ирэн мягким тоном. – Когда же ты наконец освободишься от своей горечи? Как можно снова доверять тебе, если ты отгородился от людей, даже от своей семьи?

– Снова доверять? – Он язвительно улыбнулся. – А зачем?

– Твоя жизнь не будет такой одинокой, – с тоской сказала она.

Макс засмеялся.

– А я не одинок.

Действительно, все его потребности удовлетворены. У него – работа, которая целиком занимает его и умственно, и физически, а также любовница – красивая квартеронка, ублажающая его. Он имеет двоих взрослых сыновей для продолжения рода, значительную собственность и деньги. Много денег, значительно больше, чем кто-либо в Новом Орлеане.

После смерти Виктора он умножил состояние Волеранов, купив землю по другую сторону города, включавшую значительную полосу леса сразу за озером Понтчартрейн. А недавно вложил деньги в лесопилку и в небольшое дело по экспорту древесины кедра, клена и кипариса, очень нужной в Вест-Индии.

В последнее время Макс предпринял шаги, чтобы добиться такого же влияния в политике, как и в финансовой сфере. Он сумел обеспечить двум своим друзьям место в законодательном совете, который основал недавно избранный губернатор Нового Орлеана Уильям Клейборн. Имея поддержку среди креольского населения города, а также вновь прибывших американцев, Макс знал, что в его положении он может достичь всего, чего желал.

– Лучше бы вы побеспокоились о других своих сыновьях, – сказал он матери. – Они нуждаются в ваших советах больше, чем я.

– Макс, ты даже не представляешь, как ты изменился.

– Если и изменился, то к лучшему.

– К лучшему? – с тревогой повторила Ирэн. – Разве хорошо насмехаться над теми, кто заботится о тебе, и относиться ко всем с явным презрением? Неужели ты видишь в людях только плохое?

– Это они видят во мне только плохое, – сказал он с циничной улыбкой. – И не пытайтесь отрицать это, мама. Даже вы не хотите показываться со мной в городе, если только в этом нет крайней необходимости. И, видит Бог, я не виню вас. Я чертовски устал от наглых задир, которые пытаются заслужить уважение, бросая мне вызовы. И как бы я ни старался избежать стычек, меня вынуждают участвовать в дуэлях в порядке самозащиты. Каждый раз, когда я убиваю или раню противника, другие стремятся занять его место.

Его тон был спокоен и холоден. Он давно уже знал, что люди боятся его, и это заставляло Макса скрывать свою способность на глубокие чувства.

– Почему ты всегда такой озлобленный?! – воскликнула Ирэн.

Макс взглянул на обеспокоенное лицо матери, затем усмехнулся:

– Вы не можете лишить меня права быть озлобленным, мама. А сейчас скажите: что мне делать с мальчишками?

– Ничего, – ответила Ирэн ледяным током. – На самом деле я хотела поговорить о тебе, но до твоего сердца невозможно достучаться. Вероятно, потому, что его у тебя нет… – И она ушла с выражением боли на лице.

Макс посмотрел ей вслед. Его губы чуть приоткрылись, будто он хотел позвать ее. Однако что-то не дало ему попросить мать вернуться.

Филипп и Жюстин миновали лес и спустились к речке, обходя заболоченные впадины среди сосен и платанов. Мальчики, довольно высокие для своего возраста, долговязые и худощавые, еще не достигли плотного телосложения, как у отца.

Черты лица юношей носили врожденный надменный характер, присущий Волеранам. Густые черные волосы схожими беспорядочными волнами ниспадали на лоб, а голубые глаза были обрамлены длинными темными ресницами. Посторонние люди никогда не могли различить их внешне, однако внутренне они были совершенно разными. Филипп обладал повышенным чувством достоинства, которое заставляло относиться доброжелательно к слабым и беззащитным. Жюстин, напротив, был безжалостен и эгоистичен, злопамятен и властолюбив.

– Что будем делать? – спросил Филипп. – Не взять ли нам пирогу и не поискать пиратов внизу по реке?

Жюстин презрительно усмехнулся:

– Лучше займемся чем-нибудь другим. Сегодня я собирался навестить Мадден.

Мадден Сипион – хорошенькая черноволосая дочь городского торговца. Лукавая кокетка, она в последнее время проявляла повышенный интерес к Жюстину, хотя знала, что Филипп также приударяет за ней. Казалось, девушке доставляло удовольствие натравливать братьев друг на друга.

Чувственное лицо Филиппа вытянулось от досады.

– Ты влюбился в нее? – спросил он. Жюстин ухмыльнулся и фыркнул:

– Влюбился? Кого это волнует? Разве я не рассказывал тебе, что Мадден позволяла делать с ней во время нашей последней встречи?

– И что же? – спросил Филипп с растущей ревностью.

Глаза их встретились. Неожиданно Жюстин шлепнул брата по голове и, засмеявшись, побежал между деревьями, Филипп бросился в погоню за ним.

– Я заставлю тебя рассказать! – Филипп схватил ком грязи и бросил его в спину Жюстина. – Я заставлю тебя…

Внезапно оба брата остановились, заметив какое-то движение около их пироги. Маленький мальчишка в потрепанной одежде и в измятой шляпе неуклюже возился с лодкой. Веревка, которой была привязана пирога, выпала из его рук, когда он понял, что его обнаружили. Мальчишка быстро подхватил узелок и бросился бежать.

– Он пытался украсть нашу лодку! – воскликнул Жюстин, и близнецы с воинственными криками кинулись вдогонку убегающему вору, забыв о своей ссоре. – Окружай его! – скомандовал Жюстин. Филипп свернул влево и исчез в зарослях кипарисов, свисающих над грязной коричневатой водой. Через несколько минут он настиг мальчишку, столкнувшись с ним лицом к лицу в кипарисовой роще.

Видя, как отчаянно дрожит мальчик, Филипп победно усмехнулся, вытерев рукой вспотевший лоб.

– Ты пожалеешь о том, что прикоснулся к нашей пироге, – сказал он, тяжело дыша и приближаясь к своей добыче.

С испуганным криком воришка повернулся, чтобы убежать в противоположном направлении, но натолкнулся на Жюстина, который схватил его и поволок по тропинке. Мальчишка бросил свой узелок и пронзительно закричал, отчего близнецы только засмеялись.

– Филипп! – крикнул Жюстин, отражая слабые удары юнца. – Посмотри, кого я поймал! Маленького замарашку, который не уважает чужую собственность! Что мы сделаем с ним?

Филипп осуждающе посмотрел на злополучного воришку.

– Эй, ты, – рявкнул он, выступая с важным видом перед извивающимся чертенком, – как тебя зовут?

– Пустите меня! Я ничего не сделал!

– Только потому, что мы помешали тебе, – сказал Жюстин, растягивая слова.

Филипп присвистнул от удивления, увидев красные рубцы и кровоточащие царапины на руках и шее мальчика.

– Да ты решил устроить сегодня пир для москитов, не так ли? Как долго ты бродишь по болоту?

Мальчишка ухитрился пнуть Жюстина ногой в колено.

– Эй, больно! – Жюстин откинул волосы с глаз и посмотрел на мальчика. – Мое терпение лопнуло!

– Пусти меня, мерзавец!

Раздраженный Жюстин поднял руку, чтобы ударить пленника в ухо.

– Я научу тебя хорошим манерам.

– Подожди, Жюстин, – прервал его Филипп. Невозможно было не испытывать сочувствия к ребенку, который выглядел таким беспомощным в цепких руках брата. – Он слишком мал. Не будь таким жестоким.

– Какой ты мягкий, – насмешливо сказал Жюстин, однако опустил руки. – Как, по-твоему, мы заставим его говорить? Может быть, макнуть его в речку?

– Пожалуй, не стоит… – начал Филипп, однако брат уже направился к кромке воды, волоча за собой визжащего ребенка.

– Знаешь, здесь водятся змеи, – сообщил Жюстин, раскачивая мальчишку и намереваясь бросить его в воду. – Причем ядовитые.

– Нет! Пожалуйста!

– И крокодилы тоже. Все они ждут, когда можно будет ухватить кусочек… – Внезапно он умолк, когда шляпа мальчишки упала в воду и медленно поплыла по течению. Его взору открылись длинные огненно-рыжие волосы, ниспадающие почти до земли шелковистым каскадом.

Их воришка оказался девушкой одного с ними возраста и даже немного старше! Она обхватила шею Жюстина своими тонкими руками и прижалась к нему, будто он держал ее над ямой с огнем.

– Не надо бросать меня, – взмолилась она. – Пожалуйста. Я не умею плавать.

Жюстин повернул ее к себе и пристально посмотрел в маленькое грязное личико. У нее были изящные, благородной формы скулы, а дрожащие губы имели утонченный изгиб.

– Ладно, – медленно произнес Жюстин изменившимся голосом. – Кажется, мы ошиблись, Филипп. – Он встряхнул протестующую девушку, успокаивая ее:

– Тихо. Я не собираюсь бросать тебя в реку. Думаю, я найду для тебя более подходящее применение.

– Жюстин, отдай ее мне, – сказал Филипп. Жюстин мрачно улыбнулся и повернулся к брату.

– Найди себе другое развлечение. Она моя.

– Она в такой же степени моя, как и твоя!

– Я первый поймал ее, – сухо сказал Жюстин.

– С моей помощью! – возмутился Филипп. – Кроме того, у тебя есть Мадлен!

– Возьми Мадлен себе, а я хочу эту.

Филипп нахмурился.

– Я буду драться с тобой из-за нее, – сказал он. Жюстин покачал головой.

– Глупый, тогда она убежит, и никто из нас не воспользуется ею.

– В таком случае пусть она сама выберет!

Они вызывающе смотрели друг на друга, и неожиданно Жюстин усмехнулся.

– Хорошо, – сказал он, и свирепое выражение его лица постепенно сменилось добродушием. Он встряхнул девушку, продолжая удерживать ее. – Ну, чертовка, кого из нас ты выбираешь?

– Вы… выбираю? – прошептала она, не понимая, что происходит. – Зачем?

– Чтобы пойти с одним из нас, – раздраженно пояснил Жюстин. – Кого ты предпочитаешь? – Она начала бороться, и он крепче сжал ее, пока девушка не затихла, раскрыв рот от боли.

– Мой Бог, не надо причинять ей боль, – сказал Филипп.

– Я и не делаю этого, – возмущенно ответил Жюстин. – Просто сжал ее немного. – Он посмотрел на девушку пронзительным взглядом. – И снова повторю то же самое, если она не успокоится.

Взмахнув ресницами, она посмотрела на властное мрачное лицо державшего ее парня, затем на светлое лицо мальчика, стоявшего рядом. Они братья, подумала она, схожие по внешнему виду. Однако тот, которого звали Филипп, кажется, немного мягче, и в его голубых глазах чувствуется сострадание к ней в отличие от другого брата. Возможно, ей удастся убедить его отпустить ее.

– Выбираю тебя, – отчаянно сказала она, глядя на Филиппа.

– Его? – Жюстин усмехнулся и поставил ее на землю. – Предпочла его мне? Да у него совсем нет опыта! Он, вероятно, даже не представляет, что делать-то с тобой.

«Надеюсь, что так», – подумала она, когда ее передавали из одних рук в другие.

– Вот, делай с ней что хочешь, – угрюмо сказал Жюстин. Он поднял с земли узелок девушки и, обследовав его, обнаружил горсть монет, завязанных в носовой платок, свернутое платье и янтарный гребень.

Филипп опустил девушку на землю и положил руки на ее узкие плечи.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Его голос оказался неожиданно мягким. Она закусила губу, чувствуя, что вот-вот заплачет.

– Лизетта, – прошептала она, опустив голову.

– Зачем тебе понадобилась пирога?

– Этого я не могу сказать.

Голубые глаза Филиппа внимательно разглядывали ее, начиная от блестящих рыжих волос и кончая истоптанными, непомерно большими ботинками на ногах. Несмотря на ее диковинный наряд, она выглядела не так, как простые девушки, да и сумасбродкой ему не показалась. Она выглядела наивной и испуганной.

– Пойдем со мной, – сказал Филипп, беря ее за запястье. – Если у тебя неприятности, может быть, мы сможем помочь тебе.

– Нет, пожалуйста, – взмолилась она, пытаясь освободить свои руки.

– У тебя нет выбора.

Эти слова вызвали новый взрыв сопротивления, Лизетта снова начала пронзительно кричать.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал Филипп, взваливая девушку на плечо и зажимая рукой ее колени. Она беспомощно молотила его по спине.

Жюстин внимательно наблюдал за ними.

– Куда ты ее тащишь? – насмешливо спросил он.

– К отцу.

– К отцу? Зачем? Он заставит тебя отпустить ее.

– Есть что-то необычное в этой девушке. Я почему-то чувствую, что она вызовет интерес у него.

– Дурак, – проворчал Жюстин, однако неохотно последовал за братом, когда тот понес свое приобретение от берега медленно текущей речки.

Лизетта продолжала безвольно болтаться на плече Филиппа, решив не сопротивляться, чтобы сэкономить силы, которые ей могут еще пригодиться в дальнейшем. Бежать от этих двух парней не было никакой возможности. Она закрыла глаза, чувствуя тошноту. Если то, что сказал Филипп, правда и он направляется к своему отцу, ее непременно вернут в особняк Сажесса и больше убежать от него она не сможет.

– Пожалуйста, – простонала она. – Не несите меня вниз головой. Мне… мне будет плохо.

Жюстин, следуя позади, заметил:

– Она совсем позеленела, Филипп.

– В самом деле? – Филипп остановился и поставил Лизетту на ноги. – Предпочитаешь идти пешком?

– Да, – сказала она, неуверенно покачиваясь, и братья, взяв ее под руки, повели вперед. Ошеломленная, она вертела головой то вправо, то влево, поняв, что ребята, должно быть, из богатой семьи. Земля и строения были гораздо лучше ухожены, чем на плантации Сажесса. Жгучее полуденное солнце ярко освещало белый особняк и прочие светло-серые постройки. Широкие галереи с колоннами выходили в сад, окаймленный густыми зарослями магнолий, дубов и мирта.

Неподалеку виднелись часовня, коптильня и различные склады. Позади густых зарослей кипариса возвышалась колокольня, по соседству с которой располагались жилища рабов – небольшие хижины, образующие маленькую деревеньку.

Лизетта почувствовала, что тошнота немного прошла и голова прояснилась, когда они поднимались по ступенькам, ведущим в главный особняк. Они прошли через огромную входную дверь и вошли в большой, темный, холодный холл, уставленный узкими скамьями красного дерева.

– Где отец? – спросил Филипп. Удивленный слуга жестом показал на комнату позади одной из двух гостиных, соседствующих с холлом. Самодовольные мальчики провели свою подопечную в библиотеку, где за большим письменным столом красного дерева сидел отец. Комната была роскошно обставлена, подушки на креслах и диване обтянуты дорогим желтым шелком, гармонирующим с желто-голубым ситцем, покрывающим стены. Окна обрамляли тяжелые портьеры.

Внимание Лизетты переключилось на фигуру человека за письменным столом. Его голова склонилась так, что она могла видеть только блестящие черные волосы и большое мощное тело.

– В чем дело? – донесся низкий хрипловатый голос, от которого по спине у нее пробежали мурашки. Она не удивилась бы, если бы он, подняв голову, предстал в облике самого дьявола.

– Отец, – начал Филипп, – мы поймали воришку у реки, где он пытался украсть нашу пирогу.

Человек за столом сложил несколько бумаг в аккуратную стопку.

– Да? Надеюсь, вы объяснили ему, какие последствия ждут человека, покусившегося на собственность Волеранов?

– Конечно… – подтвердил Филипп и беспокойно закашлялся. – Разумеется, отец…

– Это девушка, – выпалил Жюстин.

Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание Волерана. Он поднял голову и посмотрел на Лизетту.

У него были тонкие черты лица, а золотистые глаза, обрамленные густыми черными ресницами, казались удивительно светлыми по сравнению с темным бронзовым лицом. Красиво очерченные насмешливые губы говорили о жестокости. Подобное бессердечие Лизетта заметила и в чертах Жюстина, но в отце оно проявлялось в полной мере.

Сердце девушки тревожно забилось. Когда мужчина встал, она зачарованно, с ужасом смотрела на него.

Это был стройный гигант с широченными, как церковные двери, плечами. Одежда его, простая, но превосходно сшитая, являлась воплощением элегантности. Лизетта съежилась и прижалась к Филиппу, когда мужчина приблизился к ней. Она вздрогнула, когда его теплая рука взяла ее за подбородок, приподняв его кверху. Девушка почувствовала шершавые подушечки его пальцев, когда он поворачивал ее лицо то вправо, то влево. Что это за джентльмен, если руки его покрыты мозолями?

– Кто ты? – спросил он.

Жюстин взволнованно ответил за нее:

– Она не хочет разговаривать с нами, отец!

Лизетта не могла выдержать его пронизывающий взгляд, но также не могла закрыть глаза.

– Зачем тебе понадобилось воровать пирогу? – задал он следующий вопрос.

– Я… я должна была сделать это.

– Как тебя зовут? – Она снова не ответила, и его пальцы приподняли ее подбородок еще чуть выше. – Из какой ты семьи?

– Пожалуйста… Я не могу сказать.

– Ты потерялась?

– Н…нет, нет, – ответила Лизетта, чувствуя, что он вытягивает из нее ответы помимо ее воли.

– Тогда, может быть, ты убежала от кого-то?

– Да, – прошептала она.

– От кого же?

– От такого же, как вы, месье. – По ее мнению, между ним и Этьеном Сажессом было много схожего. Макс слегка улыбнулся.

– Сомневаюсь. Ты знаешь, кто я?

– Нет, – едва слышно произнесла она.

– Я Максимилиан Волеран. Ты что-нибудь слышала обо мне?

– Нет.

– Значит, ты не из Нового Орлеана?

Лизетта облизала языком пересохшие губы и снова пробормотала невнятное «нет». Макс перевел свой взгляд на ее рот. Лизетта едва сдерживалась, чтобы не закричать и не броситься бежать, зная, что это бесполезно.

– Сколько тебе лет? – спросил Макс.

– Восемнадцать, месье.

Он с оскорбительной наглостью бросил взгляд на ее плоскую грудь.

– Лжешь.

Лизетта покачала головой. Она знала, что выглядит моложе своих лет. Но не могла же она объяснить ему, что ее грудь плотно стянута тряпкой.

– Так сколько же тебе лет? – повторил он.

– Восемнадцать. Это правда, – сказала она, и его губы скептически скривились.

– Куда же ты собиралась отправиться на пироге?

– У меня есть кузина, которая живет в Бьюволете, и…

– В Бьюволете? – повторил Жюстин, с презрением глядя на нее. Этот маленький церковный приход находился почти в пятидесяти милях. – И ты собиралась отправиться туда в одиночку? Ты слышала что-нибудь об индейцах из племени чокто? Или о речных пиратах? Ты представляешь, что могло случиться с тобой на болоте? Что ты о себе возомнила? Ты просто глупая девчонка…

– Хватит, Жюстин, – прервал его Макс. Сын мгновенно замолчал.

– Путешествие в такую даль в одиночку… в самом деле весьма рискованное предприятие, – заметил Макс Лизетте. – Но вероятно, ты не собиралась плыть одна. Может быть, мы помешали твоему свиданию с каким-нибудь поклонником?

Лицо девушки побледнело, а в глазах промелькнула ярость. Как он мог подумать, что она пошла на это ради тайной встречи с любовником! Задавая подобные вопросы, он ее оскорбляет – это невозможно вынести. Прежде чем Лизетта поняла, что делает, ее рука изогнулась, чтобы нанести удар по его лицу. Он легко поймал ее за запястье, как будто предвидел такую реакцию. Девушка в бешенстве закричала и начала отчаянно бороться с ним, пытаясь ударить другой рукой.

Он развернул ее и завел ей руку за спину. Лизетту пронзила боль, и она вскрикнула. Макс тотчас отпустил ее запястье и обхватил, зажав ей руки. И тут у него возникло мрачное подозрение. Выражение его лица тотчас стало ледяным.

– Полегче, – проговорил он. – Успокойся. Я не причиню тебе вреда.

Он взглянул на близнецов, которые, как зачарованные, наблюдали эту сцену.

– Уходите оба, – сказал он.

– Но почему? – горячо запротестовал Жюстин. – Это мы ведь обнаружили ее, и кроме того…

– Сейчас же, – сухо произнес Макс. – И скажите бабушке, я жду ее в библиотеке.

Нет! Лизетта хотела в панике закричать, когда увидела, что мальчики уходят, нехотя волоча ноги и поглядывая на нее через плечо. Не оставляйте меня с ним!

– У него мои вещи! – воскликнула она, осуждающе глядя на Жюстина.

– Жюстин, – обратился к нему Макс тихим голосом, в котором звучало предупреждение.

Юноша усмехнулся, достал из кармана носовой платок с монетами и бросил его на ближайший стул. Затем выскользнул за дверь, прежде чем отец успел сделать ему выговор.

Оставшись наедине с Волераном, Лизетта сбивчиво заговорила:

– Месье Волеран, я ужасно сожалею, что нарушила право вашей собственности, но так как я не нанесла вам ущерба, позвольте мне исчезнуть. Я никогда не побеспокою вас снова, потому что уверена, у вас есть более важные дела, чем возня со мной, и… – Лизетта запнулась и удивленно взвизгнула, почувствовав, что он поднимает сзади ее рубашку. Кожей она почувствовала влажный воздух. – Нет! – вскрикнула девушка в ужасе и попыталась освободиться от удерживающей ее руки. – Вы не смеете… не можете…

– Разумеется, могу, – сухо сказал Макс, засовывая край рубашки ей за воротник. – У вас нет причины опасаться меня, мадемуазель. Меня не интересуют ваши… – он сделал паузу и насмешливо добавил:

– женские прелести. И мне нет никакого дела до вашей девичьей скромности.

Если бы Лизетта не была так шокирована, она, возможно, и возразила бы, но девушка понимала, что захватившему ее человеку ничто не мешает делать все, что ему захочется.

– Я презираю вас, – сказала она слабым голосом и вздрогнула, когда он обнаружил конец тряпки, зажатый под мышкой правой руки. На мгновение его рука мучительно приблизилась к ее груди. – Вы не джентльмен, – пробормотала она, изгибаясь, когда он ослабил повязку. – Вы бессердечный, бесцеремонный… грубый, наглый, жестокий и бесчувственный…

Пока она излагала свое мнение о нем, Макс развязал повязку. Лизетта в панике прикрыла руками свою грудь, дрожа от унижения.

– Я так и думал, – услышала она голос Макса и почувствовала его взгляд на голой спине. Он словно обжигал ее нежную кожу. Лизетта покраснела. Ни один мужчина не видел прежде ее обнаженного тела. Она неуверенно попыталась отстраниться, но его рука обхватила ее за талию. – Перестань дергаться, – строго сказал он. – Я не собираюсь приставать к тебе, к тому же моя мать в любой момент может появиться здесь.

Застыв от унижения, Лизетта терпеливо переносила его обследование. Она знала, что на теле у нее много следов от укусов комаров через одежду. Места, которые она расчесала, сильно болели. Синяки недельной давности от побоев Гаспара покрывали все ее тело разноцветными пятнами. Что мог подумать об этом Волеран? Почему он ничего не говорит?

В затянувшемся молчании Лизетта слегка покачивалась в стальном кольце его рук и, что удивительно, была едва ли не благодарна за их поддержку. Внезапно она так ослабла, что с трудом стояла на ногах и изо всех сил старалась держать глаза открытыми. В конце концов подбородок ее опустился и глаза закрылись. Чувствуя свою беспомощность, она ждала, что будет дальше. Все происходило помимо ее воли. Странно, но она не испытывала неприятных ощущений от его твердых, сильных рук. Может быть, это был сон… Ну конечно, сон: легкое прикосновение кончиков его пальцев к ее спине, их движение от синяка к синяку, которое, казалось, обжигало кожу. Соски ее груди набухли и стали до боли твердыми. Ей хотелось уклониться от этой властной, но дающей утешение руки.

Макс медленно опустил конец задранной рубашки и прикрыл хрупкое тело девушки. Затем повернул ее лицом к себе, держа руки на ее плечах. Выражение его лица было бесстрастным, почти нечеловеческим, неподвижным, подобно граниту.

– Кто это сделал?

Она поняла, что он спрашивает о синяках. И как прежде, непреодолимая сила заставила ее говорить:

– Мой отчим.

– Кто он?

– Гаспар… Гаспар Медар.

– А… Значит, месье Медар имеет склонность к подобным делам?

И хотя его тон был небрежным, почти безразличным, Лизетта почувствовала, что ее ответ имел для него важное значение.

– Мы приехали из Натчеза… для бракосочетания. Я отказалась выйти замуж за человека, которого отчим выбрал для меня, и он очень разозлился.

Брови Макса слегка приподнялись. Пока креольская девушка не вышла замуж, отец или отчим считался ее полновластным хозяином, каким затем становился муж. Не повиноваться воле родителей, особенно в деле бракосочетания, для этих мест немыслимо.

– При таких обстоятельствах большинство людей не стало бы осуждать хозяина за то, что он наказал свою непокорную дочь, – сказал Макс.

– А… а вы?

– Я не уважаю человека, который бьет женщин. Независимо от обстоятельств.

– Это… – Слова застряли у нее в горле. – Это большое счастье для вашей жены, месье.

То ли ей показалось, то ли на самом деле в его глазах внезапно промелькнула веселая искорка.

– У меня нет жены, малышка.

– О… – Лизетта отвернулась, и щеки ее порозовели. Неожиданно для самой себя она смутилась.

– Где сейчас твой отчим? Полагаю, не слишком далеко отсюда.

– Пожалуйста, месье, умоляю вас…

– Можешь не рассчитывать, что я отпущу тебя, поскольку, как ты уже догадалась, я не намерен делать это, – сказал Макс с улыбкой. – Где остановился Медар?

– Он в доме месье Сажесса. – Лизетта опустила голову, не заметив, какая вспышка злобы внезапно промелькнула в золотистых глазах ее пленителя.

– Твой нареченный Этьен Сажесс?

– Да.

– А твое имя? – быстро спросил он.

– Лизетта Керсэн, – прошептала она и почувствовала слабость.

Ситуация приняла неожиданный оборот. Макс пристально смотрел на нее с каким-то диким удовлетворением.

Невеста Этьена Сажесса в его власти! Наконец-то у него в руках появилось орудие мести, которое вручили ему его сыновья. Теперь отпала необходимость что-либо предпринимать, все произошло само собой. Его мысли прервал голос матери:

– Макс! Кто это? – Ирэн резко остановилась при виде в руках сына маленькой жалкой фигурки, которая выглядела подобно овечке в пасти волка.

– Мадемуазель Лизетта Керсэн, мама, – спокойно сказал Макс. – Она приехала из Натчеза. По-видимому, девушка сбежала от своих родственников. Мальчики случайно натолкнулись на нее и привели ко мне. Кажется, ей пришлось испытать немало неприятностей и требуется наша помощь. Надеюсь, вы позаботитесь о ней и найдете для нее подходящую одежду.

Ирэн испытывала острое любопытство, но решила, что Макс все подробно объяснит ей в более подходящий момент. Она с искренней жалостью посмотрела на девушку, которая, казалось, готова была упасть в обморок.

– Пойдем, детка, – сказала Ирэн. – Я подыщу что-нибудь из одежды для тебя.

– Мадам, – начала Лизетта дрожащим голосом. – Я должна…

– Поговорим позднее, – сказала Ирэн и взяла ее за руку. – Пойдем со мной.

– Благодарю, мадам, – пробормотала Лизетта и охотно пошла за ней, стремясь поскорее избежать общества Максимилиана Волерана. Она ощущала на себе его жадный взгляд. Лизетта была еще неопытной и не знала повадок мужчин, но чувствовала, что он проявляет к ней необычайный интерес, и потому не могла быть спокойной, пока не избавится от него.

Спустя несколько часов Ирэн с трепетом приблизилась к Максу. Он стоял у окна в библиотеке со стаканом в руке.

– Как она? – спросил сын, не поворачивая головы.

– Искупалась, немного поела и сейчас отдыхает. Ноэлайн наложила мазь на царапины и укусы насекомых. – Ирэн встала рядом с ним у окна и задумчиво посмотрела на реку. – Я помню, как познакомилась с ее матерью Жанной много лет назад. Она из прекрасной семьи Мэгниеров, которая когда-то жила в Новом Орлеане, но, к сожалению, не имела сыновей для продолжения рода. Жанна была очень привлекательной женщиной, но после рождения дочери красота ее несколько увяла. – Ирэн сдвинула вместе свои прекрасные брови. – Лизетта старалась спрятать от меня синяки, Макс. Ты знаешь…

– Да, – прервал он ее. – Ничего. Они не так серьезны.

– Мне кажется, они очень болезненны.

Макс пожал плечами:

– На молодых все быстро заживает.

Ирэн удивленно посмотрела на него:

– Макс, ты ведь не такой бездушный на самом деле? Успокой меня, иначе я начинаю бояться… – Голос ее замер, когда Макс повернулся к ней лицом. В сгущающихся сумерках его лицо было дьявольски мрачным.

– Ты знаешь, кто она? – тихо спросил он.

– Да, она рассказала мне. Ее обещали отдать Этьену Сажессу.

– Вот именно… Сажессу. Человеку, обесчестившему мою жену и мое имя.

– Это не только его вина! – воскликнула Ирэн, готовая говорить на тему, которой Макс никому не позволял касаться. – Корин сама навлекла на себя бесчестье.

– И тем не менее мне представляется удобный случай оплатить Сажессу тем же, только обесчестив его невесту.

– Что?!

– А затем, – задумчиво сказал он, – неизбежно состоится дуэль. Этьен очень обидчив.

– Нет! – Ирэн задохнулась от ужаса. – Я не позволю!

– Вы не можете помешать мне.

– Ты собираешься лишить девушку невинности только для того, чтобы нанести удар Этьену Сажессу?

Глаза Макса насмешливо блеснули.

– Конечно.

– Но девушка не виновата, Макс. Она еще скорее дитя, чем женщина. Она не причинила тебе никакого вреда. Неужели тебя не будет мучить совесть всю оставшуюся жизнь?

– У меня нет совести.

Ирэн глубоко вздохнула:

– Сын мой, ты не должен делать этого.

– Вы предпочитаете видеть ее замужем за таким человеком, как Сажесс?

– Да, если это единственная альтернатива тому, чтобы видеть ее опозоренной и выброшенной на улицу!

– Она не будет выброшена на улицу. Я в состоянии обеспечить ее. Это небольшая цена, с учетом возможности, которую она мне предоставляет.

– Ее отец тоже вызовет тебя на дуэль.

– Если он глуп, то, возможно, так и сделает. Это будет не первая дуэль, на которой мне придется драться.

– О Боже, ты намерен осквернить невинную девушку, поместить в дом, где ее будет презирать все порядочное общество, и драться на дуэли со старым отцом, пытающимся отомстить за честь своей дочери…

– Не с отцом, а с отчимом, который избивает ее.

– И ты полагаешь, что она поблагодарит тебя за убийство отчима? Как я могла воспитать такого ужасного сына? Я не хочу иметь дело с человеком, способным на такую низость!

Макс холодно посмотрел на нее:

– Предупреждаю вас, мама, не вмешивайтесь. Я несколько лет ждал случая отомстить и не собираюсь отступать ради кого бы то ни было. Не сожалейте о девушке. Она получит достаточную компенсацию, когда все кончится.