Оглушительные удары грома прокатились по долине, и вскоре все вокруг затянуло серебристой нелепой дождя. В холодном воздухе, наполненном запахами лесов и полей, разлилась свежесть.
Саймон разбил лагерь прямо у подножия холма в развалинах древнего римского укрепления. Он выбрал это место не случайно: отсюда хорошо просматривались окрестные болота, лес и долина. Само укрепление было построено римлянами на развалинах еще более древней крепости. Хотя бревенчатый потолок строения почти развалился, все же под оставшимся небольшим навесом можно было переждать непогоду. Ариана и Саймон расположились у стены некогда большой комнаты, греясь у костра, взметнувшего языки пламени до самого потолка.
На противоположной стене плясали яркие отсветы другого костра, который разожгли в соседней комнате трое стражников и оруженосец Саймона, предварительно соорудив там навес из сухих веток. Иногда язычки пламени достигали края стены — она разрушилась от времени и была теперь совсем невысокой. Дым от костра и густой дух мясной похлебки поплыли над развалинами крепости в дождливых сумерках.
Стражники сидели у костра, переговариваясь друг с другом. Время от времени было слышно, как они громко хохочут — должно быть, над своими грубоватыми шутками. В низкие мужские голоса вплеталось звонкое щебетание Бланш. Она то и дело заливалась дразнящим смехом — так любовница рукой проводит по бедру, останавливается, чуть-чуть не достигнув до цели… и вдруг неожиданно хватает свою добычу.
Саймон не сомневался, что Бланш была для его рыцарей лакомым кусочком. Несмотря на то, что днем она беспрерывно ныла и жаловалась на отсутствие всяческих удобств в пути и еле плелась на своей кобылке в хвосте их маленького отряда, вечером она без устали дарила стражников своей благосклонностью, проявляя при этом удивительную изобретательность.
Легкая доступность Бланш никогда не приводила к ссорам между воинами. Конечно, если бы она дразнила мужчин, заигрывая с одним и насмехаясь над другими, это неизбежно привело бы к распрям — именно так вела себя Мари с рыцарями Доминика во время их возвращения из Крестового похода. Но, к счастью, такие игры не привлекали Бланш. Ей гораздо больше нравилось уступать всем и каждому — кто именно ее согреет, ей было безразлично.
Ее заливистый смех звенел в сумерках, как колокольчик — Бланш подбрасывала старинную медную монету, а мужчины загадывали, на какую сторону та упадет:
— Чур, у меня — верх!
— И у меня!
— И у меня!
Девушка высоко подкинула монетку, так что даже из-за стены было видно, как она блеснула в отсветах пламени и перевернулась в воздухе. Бледные, перепачканные в золе пальчики Бланш мелькнули над прогалом — она ловко поймала монету и, невидимая из-за стены, звонко шлепнула ею по бедру.
— Надо же — верх! — весело воскликнула она.
Мужчины разочарованно загудели — теперь им снова надо будет выяснять между собой, кто первым ляжет с Блапш.
— Да ладно вам, — засмеялась она, — здесь всем хватит места. Ну-ка, поймайте меня! Ой! Хоть бы руки сначала погрели, вы, черти!
Пряча улыбку, Саймон присел у огня: Бланш, конечно, вела себя развязно, как нахальная борзая, но в то же время она никогда бы не стала яблоком раздора между его людьми.
Прислушиваясь к игривому хихиканью и возне, доносившимся из-за полуразрушенной стены, Саймон надеялся, что Ариаиа не догадается, чем вызвано такое буйное веселье, — уединиться в этих развалинах было почти невозможно.
— Ты согрелась? — спросил Саймон жену.
Ариана подняла на него взгляд. Золотистые блики костра плясали в темных глазах Саймона, кольчуга его мерцала и переливалась стальным блеском при каждом движении.
Ариана молча кивнула в ответ, и огненные блики скользнули по ее распущенным волосам, будто по ним ласково провели рукой. Мокрые кудри обрамляли ее лицо, слегка шевелясь от теплого воздуха.
— Правда согрелась? — недоверчиво произнес Саймон. — Ты ведь промокла до нитки.
Кому, как не Саймону, было это знать — он сам стянул с продрогшей девушки мокрое платье, оставив на ней только длинную нижнюю рубашку, и теперь ее одежда сохла перед огнем, развешенная на кольях, вбитых в растрескавшийся каменный пол.
Ариана снова кивнула — она знала, что стоит ей открыть рот, как ее зубы начнут выбивать дробь от холода.
Саймон склонился над ней и плотнее укутал ее своим меховым плащом. Когда он отнял руки, то случайно коснулся ладонью ее щеки.
Ариана вздрогнула, но не от холода.
— Да ты совсем замерзла, — сказал он.
— Н-нет. А вот на тебе уж точно нет ничего, кроме холодного металла. Возьми н-назад свой плащ — тебе он нужнее, а я и так с-согреюсь.
— Черт возьми! — пробормотал Саймон.
Он раздраженно дернул застежки кольчуги и с легкостью сбросил ее с плеч, несмотря на ее тяжесть. Конечно, это проще было бы сделать с помощью оруженосца, но Эдвард был уже занят — в соседней комнате.
А если бы парнишка и стоял поблизости, робко переминаясь с ноги на ногу в ожидании приказаний, Саймон и тогда не позвал бы его — ему совсем не хотелось, чтобы кто-либо из мужчин видел его жену полураздетой.
— Завтра наденешь свое колдовское платье, — сказал Саймон, стягивая с себя промокшую кожаную рубашку, которую он носил под кольчугой. — Оно отталкивает воду, точно его гусиным жиром смазали.
Ариана сверкнула на него глазами — она не надевала свое аметистовое платье с той поры, как узнала, что в нем скрыта какая-то тайна.
Впрочем, может быть, ей просто так казалось — Ариана поняла, что, когда речь идет о Посвященных, трудно быть в чем-либо уверенной.
Но так или иначе, а стоило ей только подумать о мягкой, теплой ткани, кошкой ластящейся к Саймону, ее сразу же охватывало странное, беспокойное чувство — начинало казаться, что это ее руки, а не волшебное платье ласкают Саймона.
— Что мне нравится, то я и буду н-носить, — пробормотала она.
Саймон буркнул что-то себе под нос, подбросил поленьев в костер и сел напротив Арианы.
Из веток, которые собрали стражники, получилась достаточно удобная лежанка. Сверху на нее было наброшено сухое покрывало. Плащ Саймона тоже ни капельки не промок — Посвященные чем-то обработали белый мех, и теперь он отталкивал воду. Когда шел дождь, Саймон просто выворачивал его вверх меховой подкладкой.
Ткань, из которой был сшит плащ Арианы, не отличалась таким чудесным свойством и промокла насквозь. Влажная одежда сохла перед огнем, слегка раскачиваясь на кольях, как приспущенное знамя.
— С вашего позволения, сударыня, — насмешливо сказал Саймон, забирая у Арианы свой плащ и накидывая его себе на плечи.
Ариана испуганно вскрикнула, когда Саймон неожиданно приподнял ее и усадил к себе на колени.
— Что-нибудь не так? — мягко спросил он, укрывая плащом их обоих.
— Я… ты сделал это так б-быстро — я даже забыла, какой ты проворный и сильный.
— А ты сейчас похожа на мокрую кошку — и я даже забыл, что у тебя острые коготки и надменный нрав.
— Ну что ж, кошка так кошка, во всяком случае, я хоть не линяю, — пробормотала она.
Саймон рассмеялся.
На мгновение между ними воцарилось молчание — только слышно было, как потрескивает огонь и шуршит дождь по крыше, да за полуразрушенной стеной раздаются голоса. Постепенно озноб, мучивший Ариану, прошел — она слегка вздохнула и доверчиво прильнула к Саймону, согреваясь его теплом.
Ее щека коснулась его мускулистой груди, и Ариана вспомнила, что Саймон снял рубашку — на нем были только штаны из мягкой кожи.
Эта мысль не то чтобы взволновала ее, но…
Но и не оставляла ее в покое.
Из прогала в стене послышался приглушенный женский вскрик.
— Как ты думаешь, Бланш согрелась, ей там тепло? — спросила Ариана спустя некоторое время.
Саймон прямо-таки затрясся от беззвучного смеха.
— Ей, пожалуй, теплее, чем ты думаешь, — заверил он жену.
— Почему?
— Да с ней там рядышком пристроились по крайней мере два дюжих молодца.
Ариана издала удивленное восклицание.
— Два? — выдохнула она.
Саймон замурлыкал в знак согласия, как большой ласковый кот.
— Двое сразу? — продолжала спрашивать Ариана.
— Ну да.
— А это… удобно?
— В каком смысле? — спросил Саймон.
Ариаиа никак не могла рассмотреть выражение его прищуренных глаз, но отчетливо слышала смех в его голосе.
— Ну, в смысле… В такой тесноте, — осторожно заметила она.
— Зато в тепле — как птенчики в гнездышке.
— И ты спал так?
— Конечно, нет.
Ариана вздохнула и снова прильнула к его груди.
— Когда я хочу согреться, то сплю с девицами, а не со стражниками, — вежливо пояснил Саймон.
Ариана открыла рот от удивления, и краска смущения залила ее щеки — она вдруг поняла, что ее супруг немилосердно издевается над ней.
Во всяком случае, так ей показалось.
Взглянув в ее обескураженное лицо, Саймон расхохотался: во всем, что касалось отношений между мужчиной и женщиной, Ариана была невинным ребенком.
«Но только не в том сне».
Огонь пробежал по его жилам, как только отголоски невозможного, необъяснимого сна эхом отдались в его памяти, одновременно сдерживая и разжигая его, — сдерживая, потому что во время Крестового похода он узнал, что его чувства могут стать оружием против него же.
В его снах Ариана отвечала ему взаимностью.
Но было ли это только во сне?..
Саймон не мог в этом разобраться, не мог отличить мечту от яви, и это мучило его, ибо он привык верить только в то, что можно взвесить, измерить и посчитать. Ему во что бы то ни стало нужно было знать, была ли Ариана на самом деле холодна как лед или же горяча, как в том волшебном сне.
«Нас влечет друг к другу. Я не мог ошибиться».
— Не волнуйся за свою служанку, — произнес Саймон, слегка вдыхая аромат мокрых распущенных волос Арианы. — Уж кому-кому, а ей-то уж точно не холодно.
— Но… — неуверенно начала Ариана.
— Ты слышала, чтобы она на что-нибудь жаловалась? — прервал ее Саймон.
Ариана растерянно заморгала.
— Я слышала только ее смех.
— Ну, так, значит, с ней все в порядке. В отличие от тебя Бланш не замедлила бы высказать свое неудовольствие, если бы ей было что-то не по нраву, — у нее прямо-таки королевские замашки.
— Да, это верно.
Ариана снова вздохнула и невольно еще теснее прижалась к Саймону. Последние три дня пути Бланш беспрестанно надоедала всем своими жалобами — и особенно Ариане, за которой, как подразумевалось, она должна была ухаживать.
— Как это любезно со стороны мужчин — согревать Бланш, — сказала Ариана спустя некоторое время. — Им, должно быть, очень неуютно.
Саймон удивленно хмыкнул и осторожно спросил:
— Почему это тебе пришло в голову?
— Но ведь Бланш промокла еще сильнее, чем я, — пояснила Ариана. — Ее одежду, наверное, хоть отжимай.
— Думаю, это не причинит мужчинам неудобства.
— Правда?
— Правда. Когда я видел ее, девчонка бегала в чем мать родила.
Ариана внезапно выпрямилась, едва не ударив Саймона головой под подбородок.
— И чем это ты там занимался с моей служанкой? — холодно спросила она.
Глаза ее так и метали аметистовые искры — леди была вне себя от возмущения.
Встретив ее горящий гневом взгляд, Саймон лениво усмехнулся.
— Ты что, спал с ней раньше? — продолжала допрашивать Ариана.
Он насмешливо приподнял брови.
—: Когда же, по-твоему, я должен был этим заниматься?
— Пока я была больна.
— Ошибаешься, соловушка. У меня и без того было дел по горло: обмыть тебя, натереть бальзамом, перевязать, напоить лекарством. Как, спрашивается, было мне улучить минутку, чтобы еще и флиртовать со всякими непригожими девицами?
Рот Арианы округлился от удивления.
— Непригожими? — осторожно переспросила она.
— Ну да.
— Но ведь Бланш… У нее волосы цвета меда и глаза голубые, как перья сойки, — неуверенно возразила девушка.
— А мне больше нравятся волосы темные, как полночное небо, и глаза, перед которыми меркнут даже драгоценные аметисты.
Ариана взглянула в темные глаза Саймона, в глубине которых вдруг жарко полыхнул огонь. И как это она раньше считала их суровыми и холодными?
Сейчас они казались ей прекрасными.
— Бланш тебе правда не нравится? — робко спросила Ариана. — Она… она ведь так и бегает за мужчинами.
— Как дворовая собачонка!
Ариана улыбнулась, потом вдруг засмеялась — она смеялась прямо до упаду, уткнувшись Саймону головой в плечо.
Саймон почувствовал, что напряжение и скованность покинули Ариану, и волна удовольствия затопила его душу: с тех пор как очнулась от своего заколдованного сна, девушка еще ни разу не вела себя с ним так свободно.
И надежда вновь ожила в его сердце и пробежала по его крови, как огненный поток.
Саймон осторожно передвинулся на лежанке, еще крепче прижимая к себе Ариану. Как и всегда, его тело сразу же откликнулось на ее близость, став более чувствительным и напряженным. Он вдыхал ее тонкий запах, и сердце бешено колотилось у него в груди — он был натянут, как струна арфы.
Как поведет себя Ариана, когда осознает его возбуждение? Возможно, в глубине ее сознания сохранилось смутное воспоминание о том целительном сне, и она не отшатнется от него с ледяной неприязнью.
А вдруг она найдет его тело привлекательным? Мысль об этом вызвала у Саймона волну острого желания.
— Почему ты дрожишь? Тебе холодно? — немедленно спросила его Ариана.
— Когда ты прикасаешься ко мне, я согреваюсь.
Ариана некоторое время раздумывала над его словами. Потом серьезно произнесла:
— Я не могу дотянуться до твоей спины — я даже и спереди не могу тебя всего обхватить.
— Ничего, сзади меня закрывает плащ.
— А спереди?
— Можешь растереть меня руками, если тебе это, конечно, не трудно.
Ариана вскинула было руки, чтобы начать растирать его плечи, но вдруг почувствовала, что ей неудобно это делать, сидя к нему вполоборота. Она заерзала у него на коленях, пытаясь переменить положение.
Саймон резко втянул в себя воздух, когда Ариана случайно коснулась его затвердевшей плоти.
— Мне очень жаль, но я могу дотянуться до тебя только одной рукой, — тихо проговорила она.
Рассудок твердил Саймону, что ему не следует делать то, что он намеревался сделать, но искушение было слишком велико.
— Позволь, я помогу тебе, — пробормотал он.
Ариана вскрикнула от неожиданности, когда руки Саймона обвились вокруг нее, приподнимая и усаживая ее одним быстрым движением. Миг — и она уже сидела верхом у него на коленях.
— Ну, теперь удобно? — любезно осведомился Саймон.
— Н-не знаю…
— А ты представь, что сидишь в седле.
Ариана нервно усмехнулась и прикусила губу — та часть ее души, которая была все еще скована ночным кошмаром, кричала ей об опасности, подстерегающей ее в мужских объятиях. Но другая, познавшая очарование бальзама и ласкающих рук Саймона, была готова не раздумывая броситься в омут страсти.
— В седле, говоришь… — неуверенно заметила Ариана.
— На мне одежда из кожи — вот и представь, что это твое седло, — молвил Саймон.
— А где же стремена?
В голосе Арианы явственно слышалось любопытство. Сердце Саймона учащенно забилось, и кровь прихлынула к его возбужденной плоти.
— Не бойся, я не дам тебе упасть, — заверил он ее. Затем мягко добавил: — И обещаю повиноваться любому движению твоей руки, лежащей на поводьях.
Когда Ариана поняла скрытый смысл его слов, глаза ее широко распахнулись.
— Саймон, что ты имеешь в виду?
— Я научил твое тело нежности и ласкам, когда ты была во власти волшебных сновидений, — прошептал он. — Но теперь, когда ты поправилась, неужели ты не позаботишься обо мне хоть немного?
— Я… — Голос ее замер.
Руки, которые она положила ему на грудь, были холодны как лед — они дрожали то ли от страха, то ли от любовного томления.
— Я тебе совсем отвратителен? — спросил он ее безразличным тоном.
— Нет-нет! Просто я…
Саймон молча ждал, что она скажет, — ему до боли хотелось, чтобы его жена наконец по своей воле подарила ему хоть одно ласковое прикосновение.
— Просто я ужасно волнуюсь, — призналась Ариана замирающим шепотом.
Она провела ладонями от его шеи к плечам.
— И ты такой большой, — добавила она еле слышно.
Саймон боролся с желанием погрузиться в мягкую глубину, которая теперь была открыта ему между бедрами Арианы.
— Дункан и Доминик гораздо крупнее меня, — рассудительно заметил Саймон.
— Да из тебя получится две таких, как я.
— Я лучше приготовлю из тебя божественное кушанье. А ты — из меня.
«Мы целовали друг друга, но было ли все это на самом деле?»
Ариана чуть не задохнулась от странного острого ощущения, пронзившего ее тело.
Саймон почувствовал ее дрожь и молча выругался.
— Ты меня не поняла, — шепнул он. — Тебе не будет больно — скорее приятно.
— Сказал волк ягненку.
Саймон рассмеялся.
Ариана робко улыбнулась в ответ.
— Где бальзам? — спросила она.
Саймон удивленно заморгал.
— Бальзам?
— Да, целебный бальзам. Ведь ты сказал, что я должна позаботиться о тебе, как ты однажды позаботился обо мне?
Когда он вспомнил последнюю ночь, проведенную у постели Арианы перед ее пробуждением, ему показалось, что внутри его вспыхнуло пламя.
«Она не знает, о чем говорит. Она не может ничего знать — она была тогда без сознания.
Но так ли это?»