Очарованные

Глава 5

Последние месяца два Лиза жила с гнетущим чувством надвигающейся беды. Шли дни, ничего не происходило, но чутье ей подсказывало, а точнее, просто вопило о грядущей трагедии. Впереди ее ждет что-то страшное.

Но что? Временами в рабочей круговерти, в повседневных заботах эта тяжелая, надсадная боль, казалось, проходила, однако стоило ей остановиться, устать – сесть перед телевизором, с журналом или книгой, как сосущее нытье оживало. Оно росло, заполняло все уголки и извивы Лизиной души, подавляя все прочие чувства и желания. Становилось так тягостно и муторно, что порой было трудно дышать. Будто ее накрывала тень безжалостного, зловещего чудовища.

Сосущая тревога... Как тяжело носить ее, ожидая неведомой, но неотвратимой катастрофы.

Однако кончилась весна, наступило лето, а так ничего и не случилось. Боль не прошла, но притупилась, стала привычной. Лиза свыклась с ней, научилась не замечать, хотя на самом деле просто обманывала себя, что не замечает, что привыкла, потому что к такому привыкнуть нельзя. Она боялась остановиться, остаться одна, стала опасаться тихих семейных вечеров, минут отдыха и особенно выходных. Тогда она выдумывала себе множество неотложных дел – магазины, цветы, покупки...

Как-то утром они с мужем сидели вдвоем в столовой и неторопливо завтракали. В окна светило солнце, напоминая Лизе о ее беде.

Саша перелистывал иллюстрированный журнал, изредка комментируя его материалы:

– В этом году модными странами для вояжей будут... Знаешь какие? Индонезия, Новая Зеландия и даже Вьетнам. Может, и нам взять отпуск да махнуть куда-нибудь? Я так устал, и работать не хочется. Смотаемся во Вьетнам? Или в Африку? Сейчас это было бы очень кстати. Лиз, чего молчишь? Поехали?

Саша беззаботно улыбнулся. Лизе показалось, что ему легко и весело. Он явно не чувствовал никакой надвигающейся беды. Между ними зазияла пропасть.

– Вьетнам, Африка, все это так далеко, – отозвалась Лиза и вдруг согласилась: – Едем!

От нависшей беды, от тяжелого состояния можно уехать! Можно обмануть его, сбежав от этих стен, пропитанных гнетущими переживаниями.

– А ты помнишь, Саша, куда мы ездили с тобой в самый первый раз, когда все кончилось? – ностальгически пропела она.

– Когда закончилась детективная эпопея с Гришкиным наследством? – широко улыбнулся Саша.

– Именно тогда! – Лиза игриво посмотрела на него.

– Помню. – Он тоже ностальгически задумался и обнял жену. – В Лапландию...

– Лапландия! Какое было время! – очарованно вздохнула Лиза. Сейчас она точно знала, что делать. Бежать! И знала куда – на край географии, в самый тихий уголок Европы – в финскую Лапландию.

Тогда, шесть лет назад, все было наоборот – над ними висела реальная угроза в виде шантажиста Карташова, вынужденной работы на преступный фонд «Обелиск», который впутал в свои сети Сашу, и хитрой шпионки – оборотня Глинской. Но не было подавляющей безысходности, как сейчас. Напротив, была уверенность, что скоро все закончится, и закончится непременно благополучно. И когда действительно все закончилось благополучно, они с Сашей уехали в край тысяч озер – в Финляндию. После всех невзгод и опасностей хотелось покоя, забвения, тишины.

Финская Лапландия, пожалуй, самое подходящее для такого отдыха место.

Стоял декабрь. Они прибыли в затерянное среди снегов местечко Торнио. В ста километрах севернее от Торнио, за параллелью 66.33, начинался полярный круг. А там – таинственное царство Каамоса, финского Деда Мороза: полярная ночь, непостижимое сочетание темноты и полумрака, прерываемое сумерками в полуденные часы. Бледный свет луны и блеск снега заменяли там дневной свет.

В Торнио низко над горизонтом висело красное солнце. Кругом тишина, безбрежные просторы заснеженной тайги, замерзшие озера, реки и скованный льдом Ботнический залив.

Из туристов почти никого – только они с Сашей и группка американцев, настроенных на дурашливый детский лад, несказанно радующихся всему, что мало-мальски пахнет экзотикой.

Американцы частенько составляли им компанию, участвуя в ночных сафари на мотосанях или настоящих финских хаски – нартах, в которые впрягались ездовые лайки.

С американцами они катались наперегонки в санях, запряженных северными оленями. Но самым захватывающим – когда от ужаса замирал дух – был, безусловно, полярный виндсерфинг. Они вставали на лыжи, брали в руки небольшой парашют, и дальше – лови ветер, вперед! На заснеженной ровной глади Ботнического залива дули сильные ветры.

– Ты обогнала всех, но не знала, как остановиться. – Саша нежно и любовно поцеловал Лизу. Он вспомнил задорное, раскрасневшееся, но перепуганное Лизино лицо, когда она забыла, как изменять направление движения стропами. – Я думал, ты улетишь от меня.

– Я и сама была в этом уверена, – улыбнулась она и прижалась щекой к его щеке. – Казалось, все – взлетаю.

– Какие же мы были с тобой экстремалы! А помнишь путешествие на ледоколе «Сампо», который крошил лед восьмиметровой толщины? А потом купание в черной воде среди льдин под зелеными всполохами северного сияния...

– Зато после купания – ужин в «Снежном ресторане»...

– ...где даже столы и кресла изо льда, лишь застеленные оленьими шкурами. И ночь в холоднющем снежном отеле «Мамонт». Мы реально рисковали вымереть, как мамонты...

– ...но ведь там же была финская банька по-черному, в которой мы с тобой, мой милый, так славно попарились.

– Отсюда следует, – заключил Саша. – Мы как можно скорее берем отпуск и срочно улетаем в Индонезию!

– Мы срочно берем отпуск, – игриво кивнула Лиза, – и как можно скорее уезжаем в Лапландию!

– Ну, Лапландия так Лапландия, – легко согласился Саша. – Тем более что мы еще не видели ее летом.

Лапландия встретила их той же пустынностью, таинственной тишиной и незаходящим солнцем. Они остановились в отеле, в нескольких километрах от полярного круга, в городке Рованиеми, административном центре финской Лапландии, выросшем на месте зимних становищ древних саами, по-нашему лопарей.

Но нельзя войти в один поток дважды. Не успели они приехать в Лапландию, как Лиза уже начала томиться.

Делать было решительно нечего. Они гуляли в величественном сосновом бору, катались по озерам на лодке, несколько раз искупались в холодноватой протоке. Пытались даже удить рыбу, но, кроме двух речных форелей, ровно по сорок сантиметров каждая, не поймали ничего.

Малиновое солнце, всю ночь висящее над горизонтом, начинало нервировать. Ночью было трудно уснуть, в окна глядело и глядело солнце. И весь день потом они ходили разбитые, невыспавшиеся, как пьяные.

И со спиртным в финских ресторанах тоже было по-прежнему сухо: выдавалась стандартная норма – сорок граммов водки на человека.

Они пробовали податься к югу – там ночью не видно солнца, оно не высовывается из-за горизонта. Но белые ночи, действительно белые, каких никогда не бывает в Петербурге, тоже выматывали. Изнуряющее ощущение – кажется, что свет исходит со всех сторон и даже от каждого предмета.

На маленьком прогулочном самолете из Килписярви Лиза и Саша улетели опять на север, в Саллу.

Они потерянно бродили в этом краю диких, не тронутых цивилизацией рек и озер, точно искали оброненное ими семь лет назад и не могли найти. Взбираясь на очередной каменистый холм, поросший сосновым редколесьем, Саша и Лиза любовались красивой, величественной, но такой однообразной картиной: цепь озер с извилистыми берегами, а за ними – гряды лесистых холмов, возвышающихся среди озер, за которыми опять лесистые холмы среди цепи озер. Уходя все дальше на север, они добрались до самого края Лапландии – горной лесотундры. И там ночами под незаходимым неподвижным солнцем одиноко бродили по склонам Скандинавского нагорья, щедро усеянного снежно-белыми колокольчиками полярного вереска и красными цветами горной азалии.

Дальше идти было некуда, впереди, сразу за рекой Тенойоки, начиналась Норвегия. Отсюда Лиза с Сашей решили податься в Хельсинки, как шутят сами финны – в единственный город Финляндии с полумиллионным населением, расположенный в самой южной точке страны.

Бесцельно шатаясь по городу, они то и дело натыкались на мемориальные доски В.И. Ленину, часто бывавшему в Хельсинки, – финны бережно хранят память об этом человеке.

Окончательно сбив себе режим, они теперь отсыпались днем и вынужденно бодрствовали ночи напролет. Белые ночи в Хельсинки были сумрачные, хотя все равно светлее питерских.

Возвращаться домой было рано – они опять уехали на север, под красное полночное солнце Лапландии. И здесь все ночи напролет катались на лодке по пустынным озерам или, подплыв к молчаливому острову, подолгу лежали на его каменистом теплом берегу.

Было по-ночному тихо, только вода журчала под днищем лодки. От нескончаемых солнечных неподвижных ночей, когда землю все равно окутывал мягкий полумрак, точно серый свет сновидений, они потеряли счет времени.

Лежа в древней рыбацкой лодке, Лиза с Сашей загорали и с восторженным удивлением, словно увиделись сейчас впервые, рассматривали друг друга. Каждому было необычайно приятно под этим взглядом.

Потом осторожно, чтобы видение не исчезло, касались друг друга. Саша дотрагивался до ее груди, а Лиза гладила его ладони...

Но хорошо бы вначале познакомиться.

– А можно с вами познакомиться? – Приподнявшись на локте, он всмотрелся в ее совершенно новое, неведомое лицо и нежно поцеловал ее грудь.

– А стоит ли нам с вами знакомиться? – с сомнением отозвалась Лиза, глядя не отрываясь в его незнакомые, небывалые глаза. – Что это даст? – Привстав, она поцеловала его плечо.

– Мне страшно будет вас потерять. – Он гладил, целуя, ее тело. – Хотя бы скажите ваш телефон.

– Я не могу сказать. – Лиза села, обвила его спину, прижалась к нему.

– Не помните, счастье мое? – Саша ласкал ее ноги, живот.

– Прекрасно помню... – Обеими руками она гладила ему спину. – Но...

– Почему же но? – Саша поцеловал ее колени. – Почему?

– На это есть веские причины. – Лиза наклонилась над ним, прижалась щекой к его спине и услышала, как торопливо, часто-часто бьется его сердце.

Она провела пальцами по его спине:

– Потому что у вас больно гладкая спинка и округлые ягодицы. Вон какие! Нет, не могу дать. – Она водила языком по его позвоночнику.

– Но ведь у вас они еще более округлые. Мы два сапога пара. – Саша счастливо и трепетно гладил ее. – Ну, дайте же ваш телефон.

– Хотите честно? – Лиза дошла языком до его копчика. – Я не дам вам телефон потому, что у меня есть муж.

Она еще раз внимательно и сладко осмотрела его спину.

– И если вы позвоните мне, то к телефону может подойти мой муж. Будет пренеприятная сцена. Он очень огорчится. А я не хочу расстраивать его. Он хороший, добрый и умный. А из-за ваших пустых звонков уйдет от меня. Я этого не перенесу! Если он меня бросит... Я даже боюсь об этом думать.

Лиза распрямилась, подняла Сашину голову и всмотрелась ему в глаза.

– Слышите?! Я не вынесу, если он меня бросит. Не будет вам никакого телефона! – Она порывисто обхватила его за шею.

Саша обнял ее за талию и поцеловал.

– А давай тогда сделаем так... – Оторвавшись от ее губ, он дышал ей в шею. – Мы сделаем так. Звонить будешь ты мне.

Она повалила Сашу на спину и легла на него.

– А у тебя что, жены нет?

– Есть. Но звонить ты мне будешь на сотовый.

– Вот это хорошо. После ты мне дашь телефон. И если я его не забуду, то, может быть, позвоню.

Неприметным течением их лодку прибило к острову. Лодка села на мель и накренилась – они скатились к борту, и теперь Саша оказался сверху.

Здесь было комариное место. Комары начали садиться на гладкую Сашину спину. Под их укусами он заерзал, пытаясь согнать комаров. Лиза счастливо засмеялась:

– С тобой очень... очень приятно... Я даже... не знала! По тебе... и не скажешь!..

Он ничего не ответил, продолжая усиленно ерзать на Лизе. У него покраснело лицо, на лбу вздулась жила.

– Хвала комарам, моя радость! – Лиза замахала руками над ним, прогоняя комаров. – Но я сейчас думаю о другом. Значит, ты не боишься огорчить твою жену?

– Боюсь, – тяжело дыша, признался Саша.

– Но все же готов огорчить. Только что огорчил. Представляешь, если она узнает? Тебе не жалко ее?

– Жалко.

Новая стая комаров повисла над Сашей, а Лиза спрятала руки. Комарье облепило его. Саша опять энергично заелозил на ней. Она залилась хохотом.

– А ты любишь твою жену?

Он не отозвался.

– Глупый вопрос... – продолжала Лиза, прерывисто дыша. – Идиотский вопрос. Если бы любил, то не обнимался бы сейчас с чужой. Верно? Расскажи мне о ней. Вот именно сейчас. Ну? Что, нечего сказать? Слушай!.. – Лиза приподняла голову и увидела тучу комаров на его спине. – Какой кошмар! Отсюда надо срочно уплывать. Или давай войдем в воду и там продолжим. Что молчишь? Или-или?!.

– В воду войдем, – с трудом проговорил Саша. У него чесалась и зудела вся спина.

Они быстро поднялись и, бултыхаясь и брызгаясь, вбежали в озеро. Вода приятно холодила их разгоряченные тела. Саше показалось, что Лиза хочет уплыть от него, – он схватил, обнял ее. Она не вырывалась.

– А у вас с женой было когда-нибудь вот так, в море или в реке?

– Нет.

– И у нас тоже не было.

Они стояли обнявшись, и над водой были видны только их головы, точно слепленные мячики.

– Ты вернешься к жене или со мной останешься?

– Но я ведь ничего не знаю о тебе. – Саша окунулся, потому что комары стали садиться ему на лицо.

– Ну и что?! О своей жене ты, наверное, знаешь все. Однако собираешься из-за меня бросить ее. Поэтому я не скажу о себе ничего. Чтобы ты меня так же не бросил потом! Я для тебя буду тайной.

Саша опять нырнул. Под водой он открыл глаза и увидел тело своей незнакомки, таинственно колеблющееся в ночном озере. Хотелось смотреть на него, но Лиза тоже нырнула и открыла глаза. Саша под водой оказался еще смешнее, чтобы не всплыть, он забавно, по-лягушачьи, перебирал ногами и руками, а волосы у него стояли торчком, как у дикобраза. Лиза обхватила его туловище ногами и больше уже с ним не церемонилась...

Когда они вышли из воды, их объял космический холод. Лихорадочно дрожа и ежась под легким ветерком, который в момент делал кожу гусиной, они торопливо вытащили из лодки махровые полотенца и укутались в них с головой.

Пришлось носиться по берегу, прыгать, отплясывать дикий танец. Только опавшая хвоя больно колола ноги.

– Скорее разводи костер, – дробно стуча зубами, приказала Лиза.

А Саша невольно залюбовался ею: с посиневшим, искривленным судорогой ртом, Лиза напряженно смотрела на него темными расширенными глазами, на лицо ей падала мокрая прядь. Сколько в ней было сейчас непосредственного, трогательного, очаровательного.

– Не стой же, мой милый. Собирай скорее ветки в кучу. А дым прогонит комаров, – судорожно дернулась Лиза. От нее не укрылся Сашин восторженный взгляд. – Лучше бы так на жену свою смотрел. Ты смотрел когда-нибудь так на нее? Нет? Ведь нет же?! Я знаю, что нет!..

Саша бросился сгребать в кучу валежник.

Вскоре затрещал костер. Вкусно запахло сосновой смолой. Тонкие веточки прогорали быстро, хвоя на них ярко вспыхивала и тут же гасла. Смолистый едкий дым отогнал комаров.

– А жаль, – улыбалась Лиза. – От комарья нам есть большая польза. Правда, милый?

Она сидела у костра, скрестив ноги по-турецки. Лиза уже обсохла, согрелась, и полотенце съехало ей на колени. Саша ползал рядом, раскладывая закуски и устанавливая бутыль багрового финского ликера – одного цвета с солнцем, неподвижно висящим над горизонтом. Саша любовно посматривал на Лизины тронутые полярным загаром плечи и грудь.

Он разложил по тарелкам холодное жаркое из оленины и разлил по стаканчикам ликер.

– Выпьем, счастье мое, за всех нелюбимых, оставленных и забытых. – Лиза подняла стакан и залпом выпила.

Саша вспомнил, что у него с собою камера. Он кинулся к лодке, но Лиза остановила его:

– Хочешь щелкнуть меня на долгую память? Не удастся. Я не буду фотографироваться, тем более в таком виде...

И вдруг далеко-далеко, за лесом, прокричал петух. Его одинокий крик пролетел над спящей озерной гладью и затих, словно запутавшись в верхушках сосен. Потянуло утренним холодком.

Петух крикнул опять. Ему ответили петухи сразу из нескольких мест. Где-то залаяла собака. Зашумело по лесу, защебетало, засвистело. Наступало утро. Пора было возвращаться домой.

– Давай быстрее твой сотовый! – словно опомнившись, торопливо потребовала Лиза. – Дашь?

Саша начал сбивчиво называть хорошо знакомый ей семизначный номер, а она не могла его запомнить.

– Подожди же, милый. Не так быстро, – сосредоточенно попросила Лиза. – Я позвоню тебе сразу же, как приеду в Москву. Еще нам надо условиться о времени, чтобы рядом случайно не оказалось твоей глупой жены...

Но вдруг Лиза замерла, осознав смысл происходящего, жалобно посмотрела на мужа и зарыдала. Она рыдала безутешно, отчаянно и страшно, как рыдает мать по единственному сыну, погибшему на войне.