Глава двенадцатая

– Если он состоял в преступном синдикате, а, похоже, так оно и было, он бы оказался нам куда полезнее живым, – задумчиво проговорил Каннингем.

Конечно, слова Каннингема были вполне правильными. И тем не менее где-то на задворках сознания Шейна уже дня два копошились какие-то неясные подозрения, какие-то кусочки головоломки, которые он никак не мог расставить по местам.

– Возможно, в этом-то и причина. Его убили, чтобы он молчал.

– Эту загадку мне еще предстоит разгадать.

– Киллер мог быть профессионалом, и тогда его уже давно нет в городе, – принялся вслух размышлять Шейн, меряя шагами комнату. Он старался рассуждать логично, но перед мысленным взором то и дело возникало лицо Блисс – когда она узнала правду, – и логика плохо шла на ум. – Но это мог быть и кто-то из местных.

– Тот, кто знал обоих Форченов! – подхватил Каннингем.

– Именно. Что сильно сужает круг подозреваемых. К примеру, это могла быть Зельда. Или, скажем, Найджел Черчилль.

Насчет Зельды, конечно, абсурд, подумал Шейн. Но вот антикварный дилер почему-то вдруг оказался у него первым в списке подозреваемых.

– Я не знал, что Черчилль и Форчен были знакомы.

– Они старые друзья. Блисс говорила, что это именно Алан познакомил ее с Черчиллем. – Шейн замолчал, задумчиво глядя в окно на раскинувшийся внизу Французский квартал, хранивший куда больше темных тайн, чем могли себе вообразить наводнявшие улицы туристы, стекающиеся в этот час в джаз-клубы и кабаре. – Проблема в другом, если Черчилль участвовал в преступном синдикате, почему тогда он не переправлял похищенные драгоценности через собственные магазины?

– Возможно, это было слишком опасно, – предположил Каннингем. – Раз он стремился прибрать к рукам бизнес этой женщины, было бы естественно предположить, что он следил за всеми ее зарубежными поездками и перемещениями. Нетрудно было устроить так, чтобы контрабанда доставлялась вместе с ее товаром.

– И тогда, если бы таможня обнаружила провозимую контрабанду, Блисс одна оказалась бы под огнем, – заключил Шейн. Что ж, не лишено смысла, решил он. – Но все-таки довольно неудобно – что, если бы какой-нибудь случайный человек приобрел контрабандный товар прежде, чем это успел сделать специальный агент?

– Это бы сильно усложнило дело, – признал Каннингем.

– Слишком рискованно, – пожал плечами Шейн.

– Если бы воры и шпионы не совершали ошибок, мы бы не могли их ловить.

– Тоже верно.

И опять у Шейна возникло чувство, что в этой схеме что-то не так. Словно какая-то фальшь в мелодии. Но он никак не мог уловить, откуда она исходит, и решил уточнить:

– В любом случае с Блисс сняты подозрения.

– Было бы гораздо проще, если бы воровкой оказалась она. Можно было бы спокойно закрыть дело и двигаться дальше.

Так они всегда и делали. И обычно к тому времени, как одно дело было закончено, Шейн уже сгорал от нетерпения сменить обстановку и перейти к другому. Но на сей раз все было иначе, и хотя он с самого начала всеми силами противился этому ощущению, но в глубине души все равно знал: причина в том, что он серьезно привязался к Блисс. Куда больше, чем бы ему хотелось. И несравненно больше, чем входило в его планы.

Он считал себя таким хитроумным, плетя сеть интриги, в которую должна была попасться эта женщина. Но вышло так, что сам угодил в собственные сети, – вот где была вся загвоздка.

– Считаю, что теперь необходимо нанести визит этому Черчиллю.

– Полностью с тобой согласен. Однако, поскольку сейчас он уехал в Саванну, где у него тоже магазин, предлагаю переждать до завтра. В данном случае один день не играет большой роли.

– Еще как сыграет, если ему вздумается покинуть страну.

– Это верно, но я приставлю к нему человека для слежки. – Каннингем откинулся в кресле и двумя пальцами аккуратно снял микроскопическую пушинку, приставшую к его безукоризненно отглаженным светло-серым брюкам. – Нет, не тебя, другого. Догадываюсь, что тебе понадобится свободный денек, чтобы уладить личные дела с мисс Форчен.

Глаза Шейна сузились. За три года совместной работы он ни разу не замечал в своем начальнике каких-либо человеческих эмоций.

– С чего такая трогательная забота?

– Ничего особенно трогательного, О'Мэлли. Хочешь верь, хочешь нет, но я и сам раз оказался в подобной ситуации. – Глаза Каннингема, взявшегося было за сигару, затуманились воспоминаниями. – То было во времена «холодной войны», она была русской шпионкой, которую мне поручили перевербовать. Боюсь, что тогда я позволил эмоциям взять верх над холодным рассудком.

– И чем же все кончилось?

Мимолетное облачко набежало на лицо Каннингема, затуманив на миг колючие, холодные как сталь серые глаза.

– Она погибла в авиакатастрофе несколько месяцев спустя.

Шейн знал: начни он задавать новые вопросы, например была ли та катастрофа случайной или специально подстроенной, Каннингем все равно не скажет правды. И его нельзя в этом винить. Все они лжецы, ложь неразрывно связана с их профессией, именно за умелую ложь им и платят деньги.

Когда-то, получив двойной диплом специалиста по международным связям и бизнесу и только начиная работать в тайном мире отдела расследований, Шейн гордился своей способностью заставить кого-либо поверить во что бы то ни было. По словам начальства, он был изобретательным и одаренным притворщиком.

Разумеется, постепенно первоначальный юношеский восторг и приятное возбуждение от собственных успехов поугасли, но он сохранил внутреннее стремление неустанно совершенствоваться в своей профессии. В те редкие минуты, когда закрадывалось сомнение, всегда ли конечная цель оправдывает беззастенчивые методы, с помощью которых она достигается, Шейн сознательно старался закрыть на это глаза, отвлечь разум от глубокого проникновения в суть вещей.

Теперь он давно уже не верил, как в те пылкие, юношеские годы, что его служба направлена на благо и защиту свободного мира. Но в то же время моральная сторона деятельности не очень-то его беспокоила. Это была просто работа, так же как и всякая другая, и он умел выполнять ее очень и очень хорошо.

А потом на его пути повстречалась Блисс и, сама того не ведая, разрушила броню, в которую он упрятал свою совесть, вытащила ее во всей неприглядности на свет Божий, заставив Шейна свежим взглядом окинуть не только то, чем он занимался, но и во что превратился.

На его беду, Шейну не понравилось увиденное. И сейчас, невольно сравнивая своего шефа Каннингема со своим братом, он понял, что Майкл был прав, несколько дней назад резко высказав младшему брату неприятие его замыслов, его работы, всей его жизни. Майкл всегда был, что называется, правильным парнем, и теперь Шейн понимал, что сам он, напротив, незаметно для себя перешел в диаметрально противоположную категорию.

Он обязан это исправить, положить этому конец, решил младший О'Мэлли, выходя из своего номера. Но сначала необходимо прояснить отношения с Блисс.


Дверь отворила Зельда.

– Вы – Шейн О'Мэлли?

Она посмотрела на него долгим, тяжелым взглядом, вызвавшим неприятное воспоминание о школьной наставнице – старой карге, нагонявшей священный ужас на всех девятилетних сорванцов их третьего класса.

– Да, мэм, это я, – ответил он как можно вежливее. Будь у него на голове шляпа, он бы непременно приподнял ее.

– Вы хоть понимаете, что разбили сердце моей внучке?

– Да, мэм. И, поверьте, я глубоко сожалею об этом.

Зельда устремила на него еще один долгий, испытующий взгляд, и Шейн готов был поклясться, что она видит его насквозь.

– Я как раз собиралась приготовить себе чаю со льдом. Не хотите ли присоединиться?

– Да, мэм, – поклонился Шейн, даже не пытаясь скрыть облегчение, довольный, что сумел преодолеть первую линию обороны – обойти огнедышащего дракона, охраняющего вход в чертоги. Само собой, вожделенное сокровище в лице Блисс по-прежнему находилось вне пределов его досягаемости. – Благодарю вас. Это было бы очень кстати.

Пожилая женщина провела его в залитую светом комнату, обставленную плетеной, обитой ситцем мебелью. Комната выходила окнами в сад, поражающий буйством весенних красок.

– Подождите минутку.

– Благодарю вас, – смиренно повторил Шейн, у которого и впрямь, как у напроказившего девятилетнего мальчишки, язык точно прилип к нёбу.

Быть может, то была просто игра его воображения или рвущийся наружу любовный порыв, но, сидя в этой светлой, жизнерадостной комнате с ярким убранством, глядя на веселых, красочных бабочек, беззаботно порхающих с цветка на цветок, Шейн с необычайной силой ощущал во всем незримое присутствие Блисс.

– Скажите, ведь отделка этой комнаты – дело рук Блисс, не правда ли? – спросил он у Зельды, когда та вернулась с плетеным подносом, на котором возвышались два узких стакана.

– Да, она приобрела мебель на барахолке в Хоуме, – кивнула старушка, подавая ему стакан. – А потом сама сшила чехлы. – Зельда опустилась в плетеное кресло, отозвавшееся легким скрипом. – А вот сад – это мое детище.

– Значит, вы бы нашли общий язык с моей мамой. Садоводство всегда было ее страстью. Помню, она не раз говорила, что, работая в саду, человек ближе к небесам, чем где-либо еще на земле.

Зельда понимающе покивала красиво причесанной головой.

– Мне кажется, ваша мама – мудрая женщина. Тем более непонятно, как у нее мог вырасти такой дурак сын.

– Я сам недавно задавался этим вопросом, – с покаянной вежливостью ответил Шейн и отпил глоток чая, который оказался на редкость вкусным – свежезаваренным и с привкусом мяты. – Великолепный чай.

– Я всегда придерживалась мнения, что, если задумал что-либо сделать, не пожалей времени и усилий, чтобы выполнить это как следует… Итак. Значит, вы в самом деле считали, что моя внучка занимается кражей бриллиантов?

– Нет, мэм. – Первым порывом Шейна было скрыть правду, но он тут же вспомнил, что поклялся себе начать жизнь с чистой страницы. – Во всяком случае, в последнее время.

– Хотелось бы верить, что вы убедились в ее невиновности прежде, чем уложили ее в постель.

– Да, мэм. – Шейн чувствовал неловкость, обсуждая столь интимные вещи с женщиной, которая по возрасту годилась ему в бабушки. Но понимал, что играет на ее поле, а потому если надеется перетянуть Зельду на свою сторону, то должен играть и по ее правилам.

– Вы любите мою внучку?

Час от часу не легче! Это было еще хуже, чем обсуждать со старушкой вопросы секса.

– Она занимает все мои помыслы.

– Это не ответ на вопрос. – Голубые глаза Зельды прожигали его насквозь, не хуже лазеров. – Вам, конечно, известно, что Блисс вас любит?

– Да, мэм.

– Поэтому, прежде чем решить, стоит ли выступать в роли вашего адвоката, я должна убедиться, что вы чувствуете к ней то же самое. Хоть я не люблю плохо отзываться о мертвых, приходится признать, что Алан Форчен проявил себя бесчестным человеком, низким предателем. Но после разрыва с ним у Блисс была уязвлена гордость. Вы же разбили ей сердце.

– Я понимаю, мэм. – Эх, нелегко это было – вот так, напрямую, выслушивать нелицеприятные отзывы о своих поступках. Но Шейн понимал, что сам заслужил это. Да он, кажется, готов нагишом пройтись по всей Бурбон-стрит, лишь бы вернуть Блисс. – И пусть это уже не меняет дела, но мне стыдно, что я не сумел повести себя иначе с самого начала.

– В этом-то и беда всех лжецов, – глубокомысленно отозвалась пожилая женщина. – Стоит раз соврать, и твоя ложь, разрастаясь, как снежный ком, тебя же и придавливает… Итак, – продолжала она, – вы любите Блисс?

Шейн решил, что это именно тот случай, когда надо говорить правду.

– Не знаю, – нехотя сказал он. – Могу только подтвердить: я никогда не чувствовал к другим женщинам того, что испытываю к вашей внучке.

– А вот мой Дюпре всегда говорил, что в ту самую минуту, как увидел меня, он понял, что влюбился.

– По-видимому, ваш супруг был не в пример мудрее.

– Не то чтобы мудрее, а, наверное, просто больше прислушивался к внутреннему голосу, – задумчиво проговорила Зельда. – Вы ведь знали многих женщин, не правда ли?

Вопрос заставил Шейна невольно поежиться. Что, если Блисс находится где-то поблизости и слышит весь этот допрос?

– Да, мэм, боюсь, что так.

– Вам незачем извиняться. Меня бы встревожило, если бы красивый и холостой мужчина, вроде вас, не умел сорвать куш. Но в конце концов наступает пора, когда мальчик должен стать взрослым. Стать настоящим мужчиной. Перебеситься и остепениться. Надежно обосноваться и обзавестись семьей.

– Я готов к этому. – Странное дело, как только слова сорвались с его губ, Шейн совершенно ясно понял, что это правда. – До недавнего времени я и сам не осознавал, как много значит для меня Нью-Орлеан. Как сильно я истосковался по родине, по дому.

– Порой требуется изрядное время, чтобы понять: самое верное счастье поджидает тебя у собственных ворот, – согласно кивнула Зельда. – Блисс тоже сначала казалось, что она без ума от разъездов по стране, путешествий и приемов. Но… даже не окажись Алан таким ничтожеством, уверена, ее бы скоро утомила столь искусственная жизнь.

– Я никогда еще не встречал женщины более оптимистичной, находящейся в большем согласии с собой и со своей жизнью, чем Блисс. – Во всяком случае, подумал он, таковой она была до последней поездки в Париж и их встречи.

– К ней еще вернется былая жизнерадостность, – сказала Зельда, будто прочитав его мысли. – Блисс обладает поразительной способностью чудесным образом возрождаться после перенесенных горестей. Таков был и мой Дюпре. Бог свидетель, этот человек потерпел много неудач в своих начинаниях, но всякий раз умел загораться новой идеей.

– Думаю, ему это удалось, миссис Зельда. Когда он женился на вас. – Это было второе правдивое заявление Шейна за время визита.

Красивый, звучный смех, так похожий на смех его Блисс, был ему ответом. На щеках женщины заиграли милые ямочки, а глаза озорно заблестели. В который уже раз Шейн отметил, что здесь все напоминает ему о возлюбленной.

– А вы умеете говорить комплименты. Вы истинный сердцеед, Шейн О'Мэлли. В этом отношении вы совершенно не похожи на своего брата.

Шейн подозревал, что в данном случае Зельда вовсе не собиралась сделать ему комплимент.

– Майкл всегда отличался прямотой и открытостью характера.

– Да, этот человек тверд и неколебим, как скала, – согласилась Зельда. – И коли уж мы решили играть в открытую, должна признаться, я надеялась, что Блисс полюбит Майкла.

– Для нее, несомненно, это было бы куда лучше, – признал Шейн.

– После их разрыва с Аланом мне так и казалось. Теперь же я начинаю думать, что была не права. – Она помолчала. – Блисс все еще остро переживает боль от вашего вероломства. Вы должны понимать, что после Алана все это кажется ей повторением дурного сна.

– Я понимаю. Но вопреки сходству внешних обстоятельств я ни в малейшей степени не похож на Алана. Это так, поверьте.

– Вижу. И знаю, что со временем Блисс тоже увидит это – как только у нее будет возможность хорошенько задуматься. Все, что сейчас от вас требуется, Шейн, – дать ей время. – И Зельда поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. – А я, со своей стороны, постараюсь убедить ее по крайней мере переговорить с вами.

– Благодарю вас, мэм.

– Не благодарите, я стараюсь не ради вас, а ради своей внучки. С виду она воплощение легкости и молодого задора, но у нее крепкий внутренний стержень, который помогает ей справляться с вызовами и превратностями судьбы. Да и голова у нее на удивление трезвая и холодная. Вам будет не просто завоевать ее вновь. Но Блисс отнюдь не враг себе, и, если мы дружно возьмемся за дело, я уверена: она разберется, где ложь, а где правда.

Повинуясь внезапному импульсу, что случалось с ним крайне редко, Шейн, не обращая внимания на протестующе выставленную вперед руку, в благодарном порыве схватил старушку за плечи и расцеловал в обе щеки – на удивление гладкие, почти не тронутые морщинами.

– Теперь я понимаю, почему дедушка моей Блисс когда-то потерял из-за вас голову.

Она так мило и забавно покраснела, сделавшись при этом на добрый десяток лет моложе, что в который раз напомнила его возлюбленную.

– Дамский угодник, – покачала она головой, тем не менее польщенная. – Но таков же был и Дюпре. А этот человек подарил мне самые прекрасные годы моей жизни. – Ее сияющие глаза вновь приобрели строгое и решительное выражение. – От вас я жду того же самого для Блисс.

– Да, мэм, – без колебаний ответствовал Шейн.

Разговор, к сожалению, завершился не так, как ему рисовалось в мечтах. Он-то надеялся, что Блисс выбежит из соседней комнаты и в слезах бросится ему на шею. И все-таки, покидая маленький уютный домик на колесах, Шейн чувствовал, что смотрит в будущее с таким оптимизмом, с каким уже давно не смотрел.

Выходя на улицу, он был так погружен в нахлынувшие на него мысли, что не заметил в окне второго этажа Блисс, которая с мокрым от слез лицом смотрела, как он удаляется прочь.

Вернувшись в отель, Шейн застал там в украшенном мрамором и позолотой вестибюле обоих своих братьев.

– Привет, малыш! – сильным толчком в плечо приветствовал его Рорк, и Шейну пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержаться на ногах. – Ну-ка давай выкладывай, сколько времени ты собирался провести в родном городе, прежде чем повидаешься с любимым братцем?

– Видишь ли, дела приняли непредвиденный оборот…

Плечо здорово болело от удара, но Шейн не собирался его растирать и тем самым доставлять Рорку желанное удовлетворение. Быть младшим братом, подумал он, иногда просто отвратительно.

– Да, Майкл уже просветил меня. Как я понял, твои дела с Блисс складываются неважно.

– Все будет в порядке, – заверил братьев Шейн. Те при этой новости обменялись взглядами.

– Хочешь сказать, что говорил с ней? – спросил Майкл.

– Пока нет. Но я имел обстоятельную беседу с Зельдой. И она – на моей стороне.

– Это уже кое-что, – признал Рорк. – Блисс просто боготворит свою бабку.

– И, надо сказать, имеет на это все основания, – добавил Майкл.

– Не стану спорить. Эта старая дама даст сто очков молодым, – с готовностью согласился Шейн.

– Думаю, Блисс со временем станет во многом на нее похожа, – высказал предположение Рорк. – Должен заметить, для мужчины не самый плохой вариант провести лучшие годы жизни рядом с женщиной такого склада.

Шейн почел благоразумным никак не отреагировать на слова брата.

– Кстати, насчет лучших лет: я слышал, ты собираешься остепениться?

– Ты правильно слышал. Я отказался от кочевого существования, повесил походные ботинки на гвоздь и обзавелся домом и хозяйкой, такой, о которой давно мечтал. Кстати, что вы оба делаете в первую субботу сентября?

– Я еще ничего не планировал, – отозвался Майкл. – А что, Дэрия собирается устроить вечеринку в честь Дня труда?

– В некотором роде. – Рорк изобразил ту самую обаятельную и гипнотическую улыбку, что в бытность военным корреспондентом помогала ему пробираться через строго охраняемую линию фронта во время многочисленных военных конфликтов далеко за пределами родины. – Мы сочетаемся законным браком.

– Браком? – воскликнул Шейн, изумленно уставившись на брата. Это превзошло все его опасения. Но, увидев довольное, сияющее лицо Рорка, замолчал.

– Черт побери, я давно ждал этого! – Настал черед Майкла дружески ткнуть кулаком Рорка. – Поздравляю, братишка! Ты превращаешься в достойнейшего члена общества.

– Сам знаю, – подмигнул Рорк, сверкая белозубой улыбкой, которая чудесным образом освещала его темное от загара лицо.

– И смотри у меня, – продолжал Майкл, – если не станешь относиться к Дэрии так, как она того заслуживает, я тобой займусь.

– Ну так что, – вмешался Шейн, – когда же я сподоблюсь узреть этот бриллиант в образе женщины?

– Завтра.

– Почему бы не сегодня вечером?

– Потому что сегодня, – терпеливо начал объяснять Рорк, – мы с вами едем куда-нибудь в город, чтобы выпить за грядущие перемены в моем общественном статусе. И, дабы утопить в вине все скорби и печали по поводу вашего собственного никчемного существования, вам сегодня разрешается надраться до поросячьего визга.

– Как великодушно с твоей стороны, – обронил Шейн.

– Ха! – вскричал Рорк и отвесил ему еще один дружеский удар. – Так для того же и существуют старшие братья!

Они отвергли богато украшенный ресторан отеля и обосновались в уютном Ирландском пабе на Бурбон-стрит. Шейн заказывал вторую кружку пива, когда зазвонил сотовый телефон Майкла.

– Мне нужно срочно бежать обратно в отель, – объявил тот после короткого разговора. – Пришел пакет на мое имя.

– В отель? Почему не к себе в офис?

– Потому что после гибели Форчена я не уверен, что в офисе так же безопасно, как и прежде. А не зная точно, куда мы сегодня отправимся, я избрал простейший способ – велел присылать донесения в отель.

– А в чем дело? – заинтересовался Рорк.

– Это имеет какое-то отношение к Блисс Форчен? – одновременно с ним спросил Шейн.

– В пакете должны быть фотографии от моего друга из одного информационного агентства в Атланте, которое специализируется на подборе газетных вырезок. По всей видимости, Форчен пользовался услугами той же самой службы, чтобы следить, как часто и где именно его имя фигурирует в прессе. Мой знакомый обещал подобрать материал и прислать с курьером.

– Отличная мысль, – одобрил Шейн, стирая с губ остатки пены. – Право же, ты меня удивил.

– А вот это уже странно слышать, – пожал плечами Майкл. – Я как-никак частный детектив.

– Ну об этом-то я помню, – ухмыльнулся младший. – Просто не думал, что такой хороший.

И вовремя увернулся от нацеленного прямо в челюсть увесистого кулака. Продолжая ухмыляться, он отодвинул кружку, и все трое покинули паб.

– Прости, что испортили торжество, – обратился Шейн к Рорку, пока троица двигалась к отелю.

– Ничего, не смертельно. Будут у нас и другие вечера. Я ведь никуда не уезжаю, да, похоже, и ты тоже.

Шейн уловил в тоне брата вопрос.

– Да, хочется немного поболтаться здесь, в городе, – ответил он с нарочитой небрежностью.

– Наш младший братец попался на крючок, – пояснил Рорку Майкл.

– И, судя по всему, крепко, – отозвался тот. Объект их подначек лишь проворчал что-то себе под нос.

Газетные вырезки лишь подтвердили то, что Шейн и так уже знал: Алан был знаком со множеством женщин. На снимках, сделанных в Монако, он был запечатлен вместе с разведенной наследницей нефтяного магната из Оклахомы; несколько статеек отражали его горнолыжные похождения в компании бывшей жены крупного финансиста с Уолл-стрит; на одной из фотографий он был заснят танцующим в манхэттенском клубе с дамой, затянутой в умопомрачительный наряд из черной кожи. Она оказалась восходящей звездой шоу-бизнеса, транжирящей доходы от трастового фонда, оставленного ей родственниками.

– Вот интересное фото, – сказал Рорк, обращая внимание Шейна на вырезку из нью-орлеанской газеты.

– Это снимок со свадьбы Блисс, – бросил Майкл.

Шейн взял в руки фотографию и уткнулся взглядом в изображение молодой женщины, не сводившей глаз со своего новоиспеченного мужа. Она выглядела здесь неправдоподобно, немыслимо юной! Нет, не юной, решил он, а до крайности невинной.

До встречи с Блисс Шейн не знал за собой такого качества, как ревность. Ему просто в голову не приходило, что он способен ревновать. Но, даже несмотря на это непривычное и малоприятное чувство, он ощутил облегчение оттого, что не увидел в ее глазах, обращенных к жениху, того света любви, каким они лучились при свидании с ним.

– И впрямь чертовски хороша, – пробормотал Рорк. – Не будь я уже помолвлен, очень возможно, приударил бы за ней.

– За моей девушкой? Попробовал бы только! – угрожающе парировал Шейн.

– Что значит – за твоей? – возмутился Рорк. – Насколько я понял, у тебя нет на нее никаких особых прав.

– Это еще не значит, что ты можешь…

– Эй, эй, вы! – прикрикнул Майкл. – Прекратите этот детский сад и давайте займемся делом. – Он выложил перед ними еще одну фотографию. – Вот здесь запечатлен Форчен, а с ним – тот антикварный дилер… как бишь его…

– Черчилль, – подсказал Шейн.

– Точно.

Снимок был сделан на борту парохода, на фоне пристани, в которой Шейн без труда узнал порт в Каннах. Оба мужчины сидели на палубе за карточным столом.

– Постойте, – проговорил Шейн, вглядываясь в женщину, стоявшую за спиной Алана. Рука ее, украшенная очень крупным бриллиантом, покоилась на плече Алана. – Я ее знаю.

– Серьезно? – Майкл наклонился над столом. – И кто же она?

– Имени не скажу. Но я видел ее… постой, постой… когда она разговаривала с Форченом в Париже. Ну да, на том самом приеме!

– На котором были украдены драгоценности? На том, где ты познакомился с Блисс?

– Именно! И она же вчера разговаривала с Черчиллем после аукциона на стоянке машин!

Было очень похоже, что эта женщина как раз и похитила ожерелье на парижской вечеринке. И что, скорее всего, она сделала это для Найджела Черчилля.

– Я же говорил тебе, что Блисс тут ни при чем.

Но, пропуская мимо ушей замечание Майкла, Шейн склонился над фотографией еще ниже.

– А кто это там, на заднем плане? Кого-то мне этот тип напоминает.

– Слишком смазано, не разобрать, – прищурился Майкл.

– Попробуй вот это. – Рорк достал из кармана швейцарский складной армейский нож и вытянул из него приспособление с миниатюрной лупой. – Не очень сильная, но, может, сойдет.

Шейн поднес увеличительное стекло к газетной бумаге и досадливо чертыхнулся – изображение оставалось неразборчивым. Но стоило ему отодвинуть лупу подальше, как в глазах вспыхнуло узнавание.

– Бог ты мой! – выдохнул он, сам себе не веря. – Это же Каннингем!

– Кто это – Каннингем? – спросил Рорк.

Майкл с Шейном обменялись быстрыми тревожными взглядами.

– Мой босс, – ответил Шейн и, схватив телефон, принялся лихорадочно нажимать кнопки. – Да, я помню, что вы просили меня дать ей время, – толковал он в следующую минуту старой леди на том конце провода. – Но возникли непредвиденные обстоятельства! Это касается убийства Форчена… Что?! – Он сделал рукой полный отчаяния жест. – С чего ей вздумалось туда ехать?!

– Дай-ка мне. – Майкл забрал у брата трубку. – Зельда, как вы себя чувствуете, дорогая?.. Вы просто молодец. А я звоню вот зачем… Особых причин для беспокойства нет, но у меня к вам просьба. Мы с братьями сейчас спешно едем в «Обретенный клад», а вы на всякий случай немедленно позвоните в Службу спасения и от моего имени попросите выслать к магазину бригаду оперативников. Скажите, что, возможно, придется иметь дело с освобождением заложников… Нет, – быстро добавил он после паузы, – вам нечего переживать, дорогая. Вы же знаете: я ни за что не допущу, чтобы с Блисс что-нибудь случилось. С ней все будет в порядке. Просто подстраховка не повредит. – Он опять кивнул несколько раз. – Сидите на месте, скоро мы доставим вашу внучку в целости и сохранности. – Дав отбой, он повернулся к братьям, уже в готовности поджидавшим у двери: – Поехали!

Загрузка...