Алекс
Доун ждет меня в постели — в нашей постели. Ее темные глаза прожигают меня, когда я вхожу в комнату, и мне становится тяжело просто смотреть, как она откидывается на подушки.
Вскоре я раздеваюсь и показываю ей своим телом, как много она для меня значит.
Она толкает меня в плечо, говоря, что сегодня хочет быть сверху. Я перекатываюсь на спину, притягивая ее на себя, затем провожу руками по ее растущему животу. Теперь, когда она носит нашего ребенка, она кажется мне еще более сексуальной. Она начинает двигаться, и из нее льются слова, говорящие мне, что мое тело принадлежит ей, что я нужен ей и что она чувствует себя собственницей. Поэтому мне в голову приходит мысль: «Как мне так повезло?»
— Не называй меня малышкой-мамочкой! Я не подросток, Алекс!
Доун понятия не имеет, как сильно я завожусь, когда она командует. На данный момент наша сексуальная жизнь зашкаливает, и пару раз мы были близки к тому, что Кэти могла нас застукать, вернувшись домой пораньше, когда ее подвозила мама Холли. Серьезно, мы делаем это по три или четыре раза в день: кому нужен тренажерный зал? Она сказала, что я не должен привыкать к этому, потому что после рождения ребенка мне нужно будет заново познакомиться со своей правой рукой.
Знаю, она боится, что я запаникую, когда родится ребенок, и начну пить, но я ни за что не позволю этому случиться. Я скорее перережу себе горло, чем снова их подведу. Это не значит, что этого чувства нет. Оно словно слон в комнате. Я не лгал, когда говорил, что желание выпить будет всегда. Но я справляюсь. Продолжаю посещать собрания анонимных алкоголиков, иногда со мной ходит Стелла. Она помогла мне, когда я упал на самое дно, так что проводить с ней время приятно. Какое облегчение, что они с Доун снова неразлучны.
Я чувствую себя защитником по отношению к Стелле. Она член семьи. От этого слова у меня все еще сводит живот, но теперь, думаю, в более хорошем смысле. У меня есть семья, и я часть чего-то замечательного. Это самое полное удовлетворение, которое я когда-либо чувствовал.
Каким-то образом мы выдержали городских сплетников. Хуже всего было, когда Кэти пришла домой из школы в слезах из-за дерьма, которое сказали другие дети — что я сумасшедший и урод, раз не могу нормально говорить. Они просто повторяли то, что дома говорили их родители, так что я мог сделать? Это даже не совсем ложь.
Доун пришла в ярость и была готова отправиться в школу и нажаловаться директору, но в конце концов, обсудив это всей семьей, мы решили, что будет лучше просто позволить всему идти своим чередом. Это была тяжелая пара недель для всех, но, в конце концов, это были не более чем старые сплетни.
Сейчас я работаю над проектом приюта, чтобы мы могли начать работу как можно скорее. Просто пытаюсь сделать как можно больше до рождения ребенка. Иногда Доун говорит, будто в день рождения сына наступит конец света. Я предложил назвать его Дэмиеном, как в «Предзнаменовании», но она не сочла это смешным.
Совместная жизнь оказалась трудной, это точно. Кэти действительно та еще неряха, а Доун ненамного лучше. Они сводят меня с ума, но в тоже время мне это нравится. Я вижу беспорядок вокруг, и знаю, что больше не одинок.
Я больше ничего не слышал о Шарлотте, даже когда бизнес, который я начал, развалился на куски. Я рад, что не получаю от нее вестей. Насколько понимаю, теперь эта дверь закрыта, и у меня есть будущее, которого я с нетерпением жду. Боже, это звучит отлично.
Сегодня особенный день. Хотя с моей семьей они все особенные. И прямо сейчас мы втроем мчимся по дороге в моем пикапе.
— Давай, малышка-мамочка, — говорю я снова, просто чтобы снова увидеть, как вспыхивают глаза Доун, когда я ее так называю.
— Не надо! — шипит она.
На что я просто смеюсь. А Кэти бросает на нее взгляд.
— Мама! Не будь груба с Алексом.
Да, Кэти прикрывает мне спину, и Доун это знает. Она пытается одарить меня своим лучшим взглядом: «Я зла», но не может этого сделать, и ее губы продолжают подергиваться, как будто она пытается сдержать улыбку.
— Куда мы направляемся? — в сотый раз спрашивает Кэти.
— Я же говорил тебе, Кэти-Кей, это сюрприз!
— Но сегодня мой День рождения, — ноет она. — Ты должен мне сказать!
Я просто поднимаю брови, глядя на нее, и она плюхается на заднее сиденье машины. Доун улыбается: она точно знает, куда мы направляемся.
После получаса езды Кэти начинает гадать.
— Мы едем в Питсбург?
— Вроде того, — отвечаю я.
— Мы едем в Океанариум?
— Нет.
— Мы едем на канатную дорогу?
— Нет.
— Ну что же тогда? Мы едем в Кеннивуд? Там целых шесть американских горок!
— Даже близко нет.
— Але-е-е-екс! — снова скулит она.
— Поверь мне, Кэти-Кей, тебе понравится. И я не собираюсь портить сюрприз.
— Прекрасно, — фыркает она, бормоча себе под нос. — Но ведь сегодня мой День рождения!
Наконец я подъезжаю к простому бетонному зданию и вижу, как Кэти хмурится, пока не читает большую вывеску перед входом.
— Это приют для животных? — говорит она, ее голос повышается от волнения.
— Да, — отвечает Доун. — Алекс подумал... ну, точнее мы подумали, что, возможно, ты захочешь завести собаку. Знаю, что никто никогда не сможет заменить Стэна, но все эти собаки нуждаются в доме. И есть два щенка, брат и сестра, которые очень нуждаются в любви и заботе. Что ты об этом думаешь?
Губы Кэти дрожат, и Доун бросает на меня встревоженный взгляд.
— Два щенка?
А потом она визжит так громко, что мне кажется, у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки. Улыбка Кэти — одна из лучших вещей в мире, уступающая только улыбке ее мамы.
— Ух ты! Это самый потрясающий подарок на свете!
Мы направляемся внутрь, и один из волонтеров пожимает нам руки. Я посетил все приюты в этом районе. Никто из них не работает с бывшими бойцовскими собаками так, как мы, но они тоже очень полезны.
— Добро пожаловать, мистер и миссис Уинтерс. А ты, должно быть, Кэти.
Я ухмыляюсь Доун, и она бросает на меня тяжелый взгляд. Но эй! Я не говорил парню, что мы женаты. Может быть, мы просто выглядим таковыми. Мне нравится эта идея.
Но как только мы оказываемся на территории питомника, моя ухмылка исчезает. Боже, у всех этих собак такой отчаянный взгляд, который говорит, что они просто хотят, чтобы их любили. Не так уж сильно отличается от людей, я думаю. Люди притворяются, что это так сложно, но на самом деле все просто. Мне жаль, что мы не заберем с собой одну из взрослых собак, такую, как Стэн. Но я подумал, что у Кэти должны быть собаки, с которыми она могла бы вместе расти. И прямо сейчас я не уверен, что смогу вынести, если у меня будет собака постарше и я потеряю еще одного друга.
Кэти выглядит расстроенной.
— Они выглядят такими грустными, — говорит она тихим, взволнованным голосом.
Волонтер вступает в дело.
— Прямо здесь есть одна парочка малышей. Это Жизель, а это Рокки.
Он показывает нам на клетку, где на нас уставились два самых странных на вид меховых шарика.
У них вытянутые тела, но короткие лапки. Их длинные хвостики от матери — лабрадора, но все остальное от отца — джека рассела. Я понятия не имею, как так вышло, но, очевидно, у них все получилось. Жизель белого окраса с коричневой мордочкой, а у Рокки коричневая и черная шерстка с белыми носочками. Они выглядят странно, определенно странно, но очень мило.
— Мы думаем, что они смесь болонки, джек рассела и лабрадора.
Интересное сочетание.
— Они любят бегать за мячом и играть, также они оба очень хорошие пловцы. Им были сделаны все прививки, и проведена стерилизация и кастрация.
Это заставляет меня вздрогнуть, а Доун ухмыльнуться.
— Почему они здесь оказались? — спрашивает Кэти.
— Их мама жила на улице, когда ее нашли, — объясняет волонтер. — На ней не было ошейника, и никто за ней так и не пришел. Им сейчас по пол годика, и они нуждаются в человеке, который будет заботится о них.
Кэти присаживается на корточки рядом с клеткой и просовывает пальцы сквозь решетку. Я присаживаюсь рядом, готовый оттащить ее назад, если собаки будут слишком возбуждены. Но вместо этого они толпятся перед клеткой, и Жизель исследует пальцы Кэти своим длинным розовым языком.
— Я им нравлюсь, — смеется она.
— У них хороший вкус, Кэти-Кей, — говорю я.
Она наклоняет голову набок, глядя на Рокки.
— Почему у него одно ухо вверх, а другое вниз?
— Экономия энергии, — серьезно отвечаю я.
Кэти прищуривается, бросая на меня взгляд, как будто не уверена, дразню ли я ее.
Полчаса спустя мы усаживаем Рокки и Жизель в машину рядом с Кэти. И вот так наша семья увеличивается за счет двух маленьких пушистых комочков.
Гордость наполняет мою грудь: моя семья.
Поездка домой проходит без происшествий. И щенки чертовски близки к совершенству. Они не Стэн, но они милые и уже обожают Кэти.
Стэн был особенным — он не раз спасал мне жизнь, так что ни одна собака никогда не смогла бы занять его место, но у щенков есть свое очарование. Жизель занята игрой с Кэти, но взгляд Рокки устремлен на меня в зеркало заднего вида, и мне кажется, что он спрашивает то же самое, что и я каждый день: «Как, черт возьми, мне так повезло»?
Конец