10

Что самая большая любовь коммунистов? Мировой пожар, митинги, запреты? О, нет, больше всего коммунисты любят халяву. Любят получить что-то из ничего. А ещё больше всего они верят в технологические чудеса. Вундервафли. Это по своей малограмотности, всё от недостатка образования – люди необразованные видят во всей науке великие чудеса, что-то непонятное, и чем проще для их скудного ума подана информация, тем им понятнее. В науке так не бывает. Порой решение великих проблем может понять от силы человек пятьсот во всём мире, в то время как всё, что ярко взрывается и красиво выглядит – возбуждает население, поскольку это обычные технологические фокусы. Вспомните хотя бы автомобили Тесла, как они орали, как орали… Все. Всё, новая эра настала, великое изобретение, бензин больше не нужен…

И это в то время, когда мода на электромобили уже прошла, все явные недостатки их выявились и встав в полный рост, уже показали себя. С печками электромобили не дружили, да и ресурс мотора и ресурс аккумуляторов несравним, а вот цена сравнима… Но вылез один такой фокусник от науки, который не умеет решать научные задачи, но очень любит показывать псевдонаучные фокусы, набрал из современных китайских банок – аккумуляторов, большую батарею, просто последовательно подключив эти самые банки, и всунув в электромобиль, сделал имидж, как будто он создал нечто невероятное. Обстановка, декорации, всеобщий восторг…

Ей богу, Выбегалло. Типичный. Всё равно что считать того парня, который предложил делать не суперпроцессоры, а набирать суперкомпьютер из крупносерийных процессоров – великим гением. Кто, кстати, знает его имя? Вот то то же. Потому что научная ценность всех этих «открытий» равна нулю – понятное дело, что ввиду наибольшего спроса, и развитие технологий, и стоимость производства простых аккумуляторных банок – на порядок меньше, и в какой-то мере выгоднее стало набирать большие аккумуляторы нестандартной формы из таких банок. Так почему же кто-то догадался взять банки от панасоник и набрать из них большущий аккумулятор, а другие нет?

Догадались, почему нет, например, пауэрбанки и многие другие крупные аккумуляторы набираются из дешёвых серийных банок. Вот только… Вот только… никакого открытия в этом нет. Это просто пауэрбанк, который делают китайцы и продают глупым широкоглазым, которые платят за них втридорога. Все разгоны про суперточную сборку – всё равно что разгоны ресторана про мраморную говядину убитого в полнолуние молодого бычка-девственника, которого убили самурайским мечом. То есть чистой воды маркетинг, когда товару пытаются придать привлекательность вещами, которые вообще с качеством никак не связаны, но выглядят для типичного лопуха заманчиво и глубокомысленно.

Ещё не забыть приплести промышленных роботов – тогда вообще усрутся от счастья.

Чего это я вспомнил то? На моей скромной ферме появились аккумуляторы. Да что там аккумуляторы – электроферма. Идея создать электроферму появилась довольно спонтанно, и я задумался над этой идеей плотно. Высокая стоимость оборудования компенсировалась моей способностью.


И началось… Началось…


Я выехал на ферму, начав грандиозное строительство – полноценной солнечно-ветряной электростанции. Оставалось огромное свободное пространство, и пять вообще ничем не использованных ангаров. Поверх имеющихся более чем тридцати.

И началась работа… Приблизительно прикинув срок службы, циклы заряда-разряда и возможность работы аккумулятора, признал, что лучший – это обычная варта. От грузовика. Батарейную ферму я сооружал самолично, перед этим создав удобную стойку – стойка состояла из последовательно соединённых ста аккумуляторов. Сколько таких поместится в гигантский ангар? А в четыре гигантских ангара? Много, очень много…

Но самая главная часть – это сами генераторы. В качестве основной модели был принят относительно небольшой – относительно остальных, конечно, ветрогенератор со стальной опорой высотой в сорок метров и размахом лопастей в тридцать пять метров. И мощностью всего мегаватт, при ветре в десять метров в секунду. Работать он мог вплоть до ветра в двадцать метров, выдавая при этом повышенную до полутора-двух мегаватт мощность. От строительства гигантов по пять мегаватт отказались по той причине, что если саму конструкцию я видел и мог бы сделать, то с монтажом будут проблемы – в то время как монолитный столб не требовал особо сложного фундамента и монтировался силами нашей строительной бригады, не прекращавшей обустраиваться.

Синхронно с ними, оставшиеся свободными около двадцати тысяч гектар, решили отдать под солнечные электростанции – ветрогенераторы же должны были окружать стеной всю территорию и проходить рядами через СЭС. Солнечные панели же…


Это особая, отдельная песня. Солнечные батареи располагались на невысоких подставках, с их монтажом справлялись вообще без особого труда – проблему представляло их соединение, у меня не было достаточно хорошего оборудования, а то, что было – позволяло соединить не более ста батарей, общей мощностью восемьдесят киловатт-час. В итоге решено было поставить будки с контроллерами питания, а солнечные батареи разделить на такие вот блоки. Постройка этой СЭС не вылилась в эпопею – вот с ветряками мучились строители, слава богу, у них были очень хорошие автомобильные и гусеничные краны, которые позволяли работать с ещё бОльшими высотами, чем те, что были. Но стреловые манипуляторы с корзиной для работников – уже не позволяли, а ведь монтировать и обслуживать ветрогенератор нужно было.

В итоге строительство ветряков пошло полным ходом, а солнечные панели заняли колоссальные площади. Мало кто представляет себе, что такое гектар. Сэс же… она производит примерно втрое меньше мегаватт, чем занимает площади в гектарах. То есть с площади в три гектара идёт пиковая мощность один мегаватт.

Под СЭС я отдал из имевшихся тридцати тысяч – двадцать тысяч гектар, между ними располагались промежутки с рядами ветрогенераторов. ВЭС создавали турбулентные потоки и уменьшали скорость воздуха, поэтому их плотность должна быть низкой… Из двадцати тысяч, только семнадцать занимали батареи – остальное технические постройки, проходы, ветряки и так далее. И монтаж солнечных панелей хоть и намного проще технически, чем ветрогенератора, особенно при наличии техники и средств, инструмента и умения, но требовал внимания и аккуратности.


Мало кто знает – да и сейчас, наверное, не вспомнили бы – но ВЭС это традиционная, почти что, для СССР, штука. Если кто думает, что ВЭС связана с европой и голландией, огромными белыми столбами с лопастями длинее, чем эйрбас, то пусть утрутся клюквенным вареньем – самая большая в мире ВЭС действовала в советском союзе. Как я уже говорил – коммунисты ничто так не любят, как халяву, а ВЭС для малограмотного человека – это халявная энергия. После войны советская ветроэнергетика испытала резкий рост – особенно популярной была для сельской местности, где электричество надо, а подвозить топливо не хочется. Ветряки мощностью до пяти киловатт – были очень популярны, но с развитием электросетей и АЭС, они уступили – всё-таки мощность одной относительно небольшой АЭС огромна, а себестоимость её энергии в разы меньше, чем у огромной, требующей постоянного обслуживания, ветроэнергетики.

В итоге лишь с появлением движения зелёных и экологии в восьмидесятых годах, на ВЭС обратили внимание – но уже как на экологически чистый источник тока, а не как на автономный, независимый от сетей электроснабжения…


Тем не менее, мне нужно было иметь на своей ферме именно чистый источник тока – пять мегаваттных генераторов, из которых один постоянно работал на освещение, меня не удовлетворяли. Даже энергосберегающие лампы не улучшали картины – чтобы освещать дороги, дома, гигантские ангары, уходил почти мегаватт энергии постоянно. Двадцать пять мегаватт-час в день.

Однако, проектируемая пиковая мощность СЭС колоссальна. Никто и никогда, и нигде в мире, не строил таких штук. И её строительство займёт значительное время. Но когда освободятся рабочие от ветряков, то смогут приняться за солнечные панели. В качестве подсобных рабочих привлекли даже трактористов – они выполняли транспортные работы на тракторах, бульдозерах, и управляли автокранами, всего над строительством СЭС трудились четыре тысячи человек, сооружая СЭС участками. Как ещё смонтировать почти тридцать миллионов солнечных панелей?

Зато с обслуживанием не придётся возиться – снести нахер сломавшуюся и заменить на новую – уж на создание новых я не поскуплюсь. Итого…

Подоровав население на новую работу, я бегал в разные стороны, пытаясь удержать у себя в руках все нити руководства процессом – слава богу, есть люди, которым можно доверить руководство работой – начальник стройотряда, бригадиры и так далее. Всё-таки в этом времени люди намного ответственней и порядочней, чем в годах последующих. Оно и понятно – получить путёвку на фронт при первом же запое – легче лёгкого! Вот и работали почти в идеале – не пили, не косячили, старательно и кропотливо.

Именно так, носясь от одного участка до другого, и подключая толстенные кабели, уложенные в траншеи, к контроллерам питания, трансформаторам и прочему оборудованию, я и встретил начало Августа – последнего летнего месяца.

Кажущаяся мне гигантской, ёмкость аккумуляторной фермы, таяла на глазах. Миллионы установленных аккумуляторов, постепенно заполнялись. Заполнение фермы показывали, помимо приборов на пульте оператора, ещё и огромный стрелочный индикатор, приделанный прямо над входом – его я сделал сам, по уже известной схеме из контроллера и шагового двигателя. Он одним оборотом ярко-красной, светящейся стрелки, показывал, сколько энергии хранится хотя бы приблизительно – и показатель этот уже пополз вверх, хотя в работу включилось всего пятая часть от проектной мощности СЭС и половина ветрогенераторов. Ну правильно, полгигаватта мощности – это не хрен собачий. Дизель-генераторы остановились, автоматика отключила их, поскольку они должны были автоматически включиться только когда напряжение в сети упадёт.

Но глядя на результат трёхдневной работы, я взволновался и позвонил Лаврентию Павловичу, по экстренному телефону.

– У аппарата, – судя по голосу, Берия не хотел со мной сейчас говорить.

– Если я вас оторвал – перезвоню позже.

– А, нет, не совсем, – успокоился Лаврентий Павлович, – что-то серьёзное случилось?

– Случилось, не слишком серьёзное, но срочное. Можно сказать, экстренное. Лаврентий Павлович, я тут ошибся в расчётах проектной мощности альтернативной энергетики и у меня на ферме случилось небольшое ЧП – образуется большой избыток энергии. Когда в действие войдёт вся СЭС, то в солнечный день, как сегодня, она будет вырабатывать… много.

– Много – это сколько? – нетерпеливо спросил Берия.

– Суммарная мощность ВЭС – четыреста пятьдесят мегаватт, СЭС – пять тысяч пятьсот мегаватт. Учитывая, что работают они не всегда и не в полную силу – годовая выработка будет плавать, но уже сейчас у нас собственные потребности полностью закрыты и аккумуляторная заполнена на пять процентов. Третий день со дня включения, прошу заметить.

– Так, а СЭС это…

– Солнечные панели. Говоря по простому – мы производим больше электричества, чем нам нужно, и будет замечательно, если излишек можно будет продать. После введения в строй в декабре, можно рассчитывать на излишек в пять-восемь миллиардов киловатт-часов.

– И куда я эту электроэнергию дену? – недоумённо спросил Берия, – её слишком много. Хотя постой… есть хорошая идея, ты же знаешь про единую энергосистему?

– Знаю, но её вроде бы ещё не существует.

– Будет. Есть мнение, что твоя электростанция нам сильно пригодится – а пока что давай установим её на резервное электроснабжение региона, ты у нас далековато и от Тулы, и от Москвы. Подключим к твоей электростанции окрестные регионы. Сколько ты хочешь за электроэнергию?

– Единственные затраты, которые я несу – это на персонал, двести человек по штату состоят, их нужно кормить. В остальном…

– Проблема в том, – перебил меня Берия, – что ветряная энергия очень полезна, но плюс её – это независимость от топлива, и она очень нужна, но в деревнях, особенно удалённых от центров снабжения электроэнергией. Отдельный ветрогенератор в деревне – штука полезная, но целая электростанция из них – это уже перебор.

– Мне нужна была чистая экологически энергия, у меня тут пшеница созрела уже, завтра убирать начнём, выбросы дизельных электростанций в почве и на зерне – последнее, что мне нужно. Это увеличивает риск развития онкозаболеваний, если вы не знаете, поэтому ВЭС и СЭС самое то.

– Но много.

– Потому и звоню. Я согласен с вашим предложением провести электричество в окрестные деревни и сёла, это можно. Хотя их суммарное потребление… – я задумался, – если только распространить в них электроприборы и прочее, что им нужно, тогда потребление увеличится.

– Вот ты уже сам всё и придумал. Оплату за электроэнергию получишь позже, по стандартному тарифу.

– Могу продавать втрое дешевле тарифа, у меня главная статья расходов – на ремонт и восстановление и обновление оборудования, отсутствует.

– Гораздо лучше будет, если ты поделишься опытом. Эти солнечные панели… я уже слышал о них, но как-то не придавал большого значения. И ветрогенераторы тоже – есть мысль, что если их распространить среди населения, нагрузка на наши электростанции существенно снизится.

– Неа. Рентабельность у них низкая, цена такой энергии выше, чем у дизельного генератора. Вдвое. К тому же мегаваттный ветряк стоит вчетверо дороже дизель-генератора, а его постоянное обслуживание – выходит чуть дешевле топлива, непостоянство работы и зависимость от метеоусловий, уязвимость в ураганы и прочее – боюсь… Так не выйдет. Люди предпочтут генератор, а ещё лучше – АЭС и ГЭС, у них себестоимость энергии самая маленькая.

– Понятно… Но всё равно, ты плохо, наверное, представляешь, как обстоят дела с энергетикой на участках. Нам остро нужны ветрогенераторы.

– С этим я могу помочь, но решение временное, их ресурс…

– Плевать на ресурс, если они проработают пару лет – уже хорошо.

– Договорились.

* * *

– Ура, товарищи! – коротко и ёмко провозгласил политрук завода в завершение длинной и скучной речи. Которую он, похоже, скопировал в тетрадках геббельса как пример неудачной пропаганды.

Вообще, наличие на производстве политического руководства – это необходимое зло. Я заметил, что мои гаврики уже не совсем слушают этого горлопана. Вернее, совсем не слушают – им то что до его побед коммунизма и прочих массовых мероприятий – они сытые, довольные, одетые, и получают много, и живут тепло и уютно, и вообще, руководство их любит и ценит, но спрашивает так, что половина сразу вылетает как неликвид. Несмотря на то, что гремит война и качество поступающего материала упало донельзя, на резкое улучшение я и не рассчитывал, но мой эксперимент по прививанию людям культуры труда – прошёл успешно. Чистота в помещении – чистота в голове. Вот наш лозунг. Нельзя плодить вокруг себя хаос и при этом не сталкиваться с ним на практическом, так сказать, примере в своей жизни.

Строгое соблюдение инструкций у тех, кто не вылетел с завода, вошло в привычку, а привычка – это такая штука, от которой трудно избавиться. И тем не менее, я им всем практически вдолбил в головы привычку делать всё строго и точно. Как говорят проклятые немцы – орднунг! Порядок.


И это повлияло. Я давно заметил, что в странах с высоким уровнем жизни и люди соответствуют. А те, кто приезжает – либо вливаются, либо отторгают культуру. Правда, там ещё педерастия в моде, но это лично их проблемы последних десятилетий. На самом же деле, сознание человека сильно меняется при полном удовлетворении повседневных нужд. И сознание, и меняется культура жизни. Правда, есть и такие люди, из которых уже никогда не вывести колхоз. Но это меньшинство. Большинство же быстро меняют свои ценности и приоритеты – они меньше слушают вот таких вот горлопанов, вообще меньше злятся и меньше нуждаются друг в друге. Они, если так можно выразиться, успокаиваются в политическом плане. Давно известно, что нищета и радикализм – две стороны одной медали. Коммунизм аппелирует к нищете. К нищим слоям населения – к тем крестьянам и рабочим, которые готовы порвать всех за идею, но при этом радуются, когда им обеспечивают если не роскошную, то хотя бы какую-никакую жизнь и совсем крохотные возможности.

Это не только не убивает крестьянский менталитет, но и существенно его расширяет. Барин. Вот кто занимает главное место в менталитете крестьянина. Это некая сверхсила, которая владеет всем – землёй, крестьянином, в руках Барина сосредоточены все нити власти над жизнью крестьянина и он, крестьянин, не против. Ему нравится жить под крылом могущественного барина, он не может без него, он теряется, он боится остаться один. Хозяин ему нужен как мамочка маленькому ребёнку.

Но если обеспечить людям достойный уровень жизни, технологически сложную работу, и без грохота и вони, грязи с головы до пят, а в чистеньком, уютненьком цеху, с дорогостоящим и тоже чистеньким оборудованием, с комнатой для релаксации, где шумоизоляция, классическая музыка, гигантский аквариум кольцом отделяет диваны, декоративные растения в кадках, столики и кофе по утрам в такой спокойной атмосфере…

Давно известно, что как к человеку относятся – таким он и будет. И если относиться к нему как к рабочей единице, хамить, грубить, в общем – как к последней гниде – то таким он и будет.

А как говорил Жванецкий – коммунисты постоянно кого-то судят. Зайдёшь на партсобрание – песочат кого-то публично, зайдёшь на другое – осуждают империализм янки, зайдёшь ещё раз – борются со стилягами и джазом, в общем – это такие крестьяне, для которых есть два развлечения – это гордиться общественным строем и линчевать неугодных, которые не уложились в их понимание светлого будущего.

Одним из замечательных маркеров для русского крестьянина стал шведский стол. Потому что человек с исконно русско-крестьянским менталитетом – он привык к тому, что его постоянно контролируют. И вот так, просто, свободно, без малейших ограничений, положить еду на столы и объявить халявой… Тут они меняются.

Эту ситуацию отлично описал классик – бедняк будет жадно объедаться, быдло – ещё и плюнет в общий салат, чисто из принципа – показать, что он в гробу видал такие правила.

И вот из таких людей, которые привыкли к палке, или даже плети, и состоит среднестатистическое советское общество. Процентов на шестьдесят-семьдесят. Внутри у них клокочет желание что-то нарушить. До того уровня, когда вместо продажи лично можно будет выставить в подъезде вещь и повесить бумажку с ценой, и коробочку для денег – ещё очень далеко. Да что там далеко – это пропасть размером в вечность. Что делает русский человек, увидев такую картину? Правильно, шестьдесят процентов населения просто спиздят вещь. Особенно если дорогая. Остальные пройдут мимо и посчитают это розыгрышем, потому что так не бывает. Не доверяют люди друг другу.


По капли выдавливать из себя раба, как говорил классик – вот чем я занимался с этими рабочими на ферме, аэродроме, на заводе. По капле выдавливал из них рабов. И даже если Берия внимательно следил через своего наблюдателя за всеми моими действиями, то вряд ли он, или кто-либо ещё из его аппарата, мог понять истинный смысл. Потому что истинный смысл подразумевает признание очень нелицеприятных тезисов.

Я же старался сделать своим рабочим, где бы они не работали, по настоящему человеческие условия. На заводе сделал комнаты отдыха, шведский стол – и это в годы войны то, и многое, многое другое. Дошло до того, что всерьёз начал заботиться о том, куда мне рабочих поселить? Нужно строить дома. Дома быстро не построишь – разве что панельные. Но панельные – та ещё залупендрия. Монолитные заливать? Будет готово через пару лет – а надо сейчас.


Квартирный вопрос в Москве – не то что остро стоит, он просто визжит и вопит. И поэтому я не мог пройти мимо таких монументальных вещей, как вопрос строительства. К счастью, тут всё было проще, чем в электронике.

Небольшая ретроспектива на полгода назад…

Планы домов, технологии их строительства, описание технологий, описание различных нюансов, вполне можно найти в интернете, вплоть до учебных пособий для строителей и тщательного описания всех нюансов строительства. И этот объёмистый материал ещё в прошлом году улетел к Берии на стол, от Берии, уже переизданный после цензурирования и удаления всех опасных ссылок и информации про будущее – в архитектурное бюро города Москвы. На стол к именитым архитекторам и строителям.

Кто бы мог подумать, но план обычного монолитного жилого комплекса на двадцать этажей просто взорвёт термоядерно мозг советских архитекторов, а технология панельного строительства домов… уже, к слову, вполне разработанная и опробованная, заставит их серьёзно озаботиться.


Но вопрос с жильём для сотрудников встал жёстко – требовались дома. Дома частные, то есть во владении завода, требовалось начать строительство. И мне нужны были квартиры, много квартир. Договориться с Берией и через него – властями Москвы, было не так уж и просто. А ещё сложнее было определиться с тем, что, как и где строить. Конечно же, военные и государственные объекты для Лаврентия Павловича – находятся на первом месте, куда важнее, чем частные дома, но… Мне нужно было. Причём – довольно быстро. Выход мог быть только один – строиться. Крупнопанельные дома, причём – малоэтажные. Концепция гигантских человейников мне нравилась – колоссальное количество квартир на относительно небольшой городской площади, но… Строительство такого дома – это морока. А нужно было расселить людей, причём расселить достаточно быстро. Выход был один – дома в три-пять этажей. Крупнопанельные. Строить в пятиэтажке лифт было бы излишним, а тащиться пешкодралом на пятый… Нет, максимальная этажность без лифта должна быть три этажа. Не более. Но у меня не было ни одного достаточно подробного описания и плана трёхэтажных панелек – и тогда я обратился к архитекторам, которые работали по заказу Берии над проектом массового строительства. Они покрутили пальцем у виска и сказали, что нужно просто… не строить два лишних этажа. А так же осведомились, а не оборзел ли я часом, ведь пять этажей – это утверждённый Лаврентием Павловичем стандарт, но я сказал, что не оборзел и вообще, пусть проработают план трёхэтажного здания – оплата налом, по три тысячи рублей на человека, или автомобиль.

К слову о деньгах…

После введения золотого стандарта, прошла так же деноминация валюты на десять, и «сталинские портянки» – крупные купюры, так же поменялись. Ну а что, Гознак всё равно ничем таким серьёзным военным не занят – поэтому чеканили золотые монеты общего качества и начали печатать новые деньги, с новым дизайном.

Я мог только представлять, какие глубокие изменения произошли в мозгах руководства страны, если с новых денег, образца сорок второго, убрали Ленина, Сталина и Маркса. И вообще, печатать портреты на банкнотах назвали нежелательным, поскольку это возвращает нас в тёмные времена царизма, когда каждый царь свою рожу на монетах чеканил, чтобы знали, кто тут главный.

Вместо традиционных портретов, появились живописные, и даже смелые, в каком-то смысле, изображения. Гознак расстарался очень сильно, ведь деньги, которые они выпустили, очень сильно отличались по качеству от прошлых. Они были меньше, компактнее, но не до хрущёвского абсурда. Добавили новых средств защиты, и что более важно – качество резко поднялось. Собор Василия Блаженного на десятке – аж пылал всеми цветами, очень ярко контрастируя с невзрачной на его фоне банкнотой. Причём краску использовали какую-то особую, которую меня попросил Берия размножить. Дали запечатанную герметично колбочку с мутной жижей, полученной лабораторным путём, а там… И так до тех пор, пока не создал семьдесят тонн.

В остальном, Сталин решил лично – что на банкнотах должна быть изображена архитектура. Не люди и не символика – архитектурные объекты или пейзажи. На коричневом рубле был изображён летящий во весь опор паровоз. Движение хорошо передавал стелившийся почти горизонтально за трубой дым. На пятёрке изобразили репродукцию знаменитой картины – мишки в лесу, на десятке – собор василия блаженного, на полтиннике – памятник затопленным кораблям в Крыму. Остались сотня и пятихатка – на ста рублях был изображён Казанский собор в Ленинграде… пятихатка же удивила народ ещё больше – на самой крупной купюре, котрая равнялась примерно шести-семи зарплатам рабочего, изобразили успенский собор во Владимире. Не знаю уж, может быть товарищ Сталин вспомнил, что по образованию он, вот сюрреализм, православный священник, но как бы то ни было – религия в СССР с выпуском банкнот практически официально была реабилитирована. Но… Под очень строгим контролем властей.

Нет, в союзе вполне себе работали церкви, народ ходил молиться и всё такое прочее – коммунисты воевали с религией, потому что те посягали на святое – на власть над умами населения. Но новый сдвиг по фазе в голове товарища Сталина можно озаглавить так – вместо борьбы с чем-то неугодным, он решил использовать это неугодное как свои инструменты. Рыночная экономика, религия, ведь последняя – сохраняла огромную популярность в стране. Я даже вывел закономерность, что руководству страны нужно от религии – послушание и прилежание населения.

Так, на чём я остановился? Ах, да, дома, дома-квартиры… Архитекторам я забашлял денег за то, что они переделали панельную хрущёвку удачной московской серии, сделав внутри только двух и трёхкомнатные квартиры – путём соединения однокомнатных с соседними двушками, и разработали это всё до готового строительного проекта, увеличив тепло и шумоизоляцию, улучшив бытовые качества – например, расширить санузел.

Решение строиться – было принято в марте, в апреле началось строительство. Как и всегда, алгоритм был прост – я создал технику. Бульдозеры, экскаваторы, автокраны, краны стационарные… Ребята создали и залили железобетонные блоки и панели для строительства, а дальше вопрос был лишь в том, чтобы это гигантское лего – размножить в нужных количествах. В итоге я это всё сделал, а так же самую длительную операцию – подготовку и отстой фундамента, взял на себя. В обстановке абсолютной секретности, создал прессовые блоки в котлованах. Два блока в высоту, пятьдесят два – на весь фундамент.

Масса этих блоков многократно превышала массу будущего дома – пятьдесят тысяч тонн, так то. А если сверху ещё нагрузить парочку блоков – то давление на землю превышало все разумные и неразумные пределы – за неделю отстоя, блоки почти на два метра ушли в землю, земля под ними спрессовалась, выдавило всю влагу из почвы, и больше проседать такой грунт не будет.

Строительство домов происходило быстро. Я бы даже сказал – очень быстро, монолитные жилые комплексы по стандартам будущего… тоже начали строить, но там всё шло очень медленно, неспешно. И туда, и сюда, нужны были квалифицированные кадры. Хорошие строители. И для строительства элитного двенадцатиэтажного жилого комплекса, состоящего из восьми крупных домов, привлекли едва ли не весь цвет нации.

Панельки же – возводились в рекордные сроки – на строительство каждого дома уходило меньше месяца. И ещё столько же – на отделку. Я капризная скотина – да, я это признаю. Поэтому дома строились уникальные, в какой-то мере – при небольших размерах – всего два подъезда, три этажа и три квартиры на каждом этаже, у этих домов были широкие лестницы, высокие потолки, фойе с местом для вахтёра и обслуживающего персонала, потолки два и семь, то есть довольно высокие. Панели толстые, прочные, их соединение тоже очень тщательное. Внешняя отделка – под каменный кирпич, оконные проёмы, просто прорубленные в железобетонных блоках, получили декоративные откосы, которые к тому же придавали домику весьма нарядный вид.

Но на этом чудеса не закончились – началось мучение с отделкой. Потому что заказчик, то есть я – придирчивая скотина, оказывается. Перила вместо советских традиционных, металлосварных, использовали трубчатые, которые мне видеть привычнее всего. Двери по умолчанию установлены стальные, качественные. В квартирах же по стоковому варианту имелось – хорошая, высококачественная сантехника. Латунная. Самая долговечная и надёжная. Туалет типа сортир, большая ванная. Вместо газовых – электрические, превосходные плиты. Мебель – столы, стулья, диваны и кровати, и фетиш всех советских людей – «стенка». Да, стенной шкаф с стеклянными полками.

На полу – уже старый знакомый, советский паркет. Не слишком дорогой, но и не дешёвый. Обои… Только флизелиновые, на кухнях – фотообои, с изображением тихого и уютного итальянского или хранцузского ресторанчика… Отдельной вещью стал холодильник, и кое-какая бытовая техника, необходимая для жизни – кухня, полноценная, качественная, со всеми кухонными принадлежностями, холодильник – в советском союзе вещь диковинная, как и пылесос. И стиральная машина марки «Конструкта». Образца пятьдесят первого года – первая в мире современная мне стиралка. С минимумом функций и возможностей, но уже привычным видом. Только шильдики пришлось снять, как и логотип, и всё.


На этом… всё. Отличная квартира из разряда въехал и живи – радуйся, так сказать, своему счастью. Я не хотел послужить началом к созданию гетто – гигантских человейников, с минимальным количеством необходимых культурных и социальных объектов, и максимальным количеством квартир. Но людей много, а жилого фонда – нет.

Поэтому я предпринял это трёхэтажное строительство, но один комплекс всё же, как я говорил, возводился отдельно. Особо. Это был особенный жилой комплекс, который по моему личному заказу, должен был быть построен на Раушской набережной. Это была калька с элитного жилого комплекса в ретро-стиле из будущего. Проект «ЖК Династия», и такой красивый дом решено было построить на набережной Москвы-реки, увеличив количество корпусов вдвое и поменяв их конфигурацию. Этот грандиозный, элитный, высотный дом, строили ударными темпами, но… медленно. Начав строиться весной, он должен быть построен к октябрю, и ещё до весны – проходить отделка. Тут уже я разгулялся ещё больше. Раз уж район хороший – центр города, с видом на Кремль, то и пользоваться нужно этим на всю катушку.

Стройка потребовала колоссального количества цемента, техники и прочего – в десять раз больше, чем все трёхэтажки вместе взятые. И для строительства Берия привлёк практически строительную элиту. Именно там будет моя квартира, а так же корпоративные квартиры, принадлежащие мне и предназначенные для временного или постоянного проживания подопечных.

Строительство потребовало от меня напрячь все силы, чтобы сделать достаточное количество материалов, техники, инструмента, даже солярки для заправки техники, и всего-всего-всего. От водяных насосов до последнего сортира.

Зато квартира в таком доме могла вполне сойти за резиденцию олигарха. В проекте были только квартиры на одну, три и шесть комнат, причём однушки шли довеском, потому что из изначальной планировки убрали двушки, и не сложилась чё-то красивая планировка. Либо оказывалось слишком мало, либо слишком много. Самая большая квартира – шестикомнатная, имела триста квадратов – то есть в среднем сорок квадратов на комнату, плюс переходы, санузел, кухня…

Я просто удалился от этой мегастройки. За неё пришлось заплатить золотом, но проект очень заинтересовал Сталина именно тем, что это вполне реализуемый, долговечный и симпатичный дом, и ему хотелось получить более полное, материальное представление о том, что это и как это выглядит.

* * *

– Выпей, выпей. Полезно будет, – я высыпал колдрекс в чашку чая и размешал ложечкой, передав Шесть на Девять.

Начал заболевать народ. И у меня тоже простуда только-только пошла на спад – так что живу на таблетках. Сильно меня продуло во время инспектирования строек коммунизма и прочих бесполезных вещей. Но Шесть На Девять… Лицо полуеврейской национальности, сын нэпмена и внук еврейского раввина по матушке и железнодорожного начальника по батюшке, хорошо разбирающийся в радиоделе, человек-легенда. Сидел и утирал сопли.

– Мы оказали огхомное влияние на ход войны, – хвалился он, – нам удалось наладить расшифровку немецких радиограмм – всё равно что семечки щёлкали шифры.

– О, думаю, это очень полезно оказалось.

– Ба, – гундосил Шесть На Девять, – расшифровка позволила существенно снизить потери кгасной агмии. Лавгентий Павгович очень высоко ценит работу шифговального отдела.

– На, пшыкни в нос, – я создал на ладони спрей и подал его нашему гению-радисту, – а как твои проекты?

– О, – он обрадовался, – не получилось.

– Что?

– Не получилось. Нет, я сделал роскошную передвижную радиостанцию, пять комплексов даже поступили на вооружение. Но серийное производство невозможно. Разве что когда закончат строить заводы радиоламп… Но и тогда стоимость каждой установки будет слишком большая.

– Понятно. Концентрированные радиоточки никому не нужны.

– Именно, – кивнул Шесть На Девять, запрыскав спрей в нос, – оххх… получшало. В общем, не получилось, мне намекнули, что лучше превратить это в станцию радиоперехвата.

– И?

– Сделал. По заказу контрразведки, тогда полетело – но там другие требования. В общем – всё получилось отлично. Вот что, командир, у меня возникла одна обалденная идея – давайте начнём развивать телевидение?

– Что? – я удивился, – телевидение?

– Да. Сейчас телеприёмники – большая редкость, можно сказать – уникальная штука. И встречаются редко, ещё реже – работают. Я видел телевизоры Беларусь-5 в тех документах, что вы мне дали – так это же шикарная вещь.

– Стоп, – я поднял руку, – понятно, что вещь шикарная, вопрос в другом – нафига козе боян? К тому же…

– Это же целая новая отрасль, – всплеснул руками Шесть-На-Девять, – и у нас есть все шансы не только стать первопроходцами, но и занять в ней определённое положение. Для производства надёжного телевизора нужны надёжные и качественные радиолампы – это да, но такие у нас есть. Сам по себе телеприёмник – вещь крайне полезная, представь себе – Развитие телевидения в годы войны. Новостные программы, репортажи, журналистика, разные развлекательные передачи… может быть даже кинофильмы…


Я задумался. Ну… создать телевизор-приёмник много ума не надо. Но передающую аппаратуру придётся проектировать с нуля. У меня может быть была возможность создать телекамеру, видеокамеру и студийный видеомагнитофон – последний, кстати, очень неплохое новшество. Но…

Шесть на Девять прав. Телевидение не развивалось, и это крайне наукоёмкая отрасль. Американские установки для производства радиоламп уже привезли и смонтировали. Вопрос лишь в том, справятся ли советские инженеры с…

– Слушай, Шесть На Девять, я могу сделать телевизор и может быть даже хорошую телекамеру – но у меня нет никакого передающего оборудования. Для этого ведь нужно иметь мощный передатчик, ретрансляторы… Ту же останкинскую башню не просто так строили.

– Это я сделаю сам, конечно, если будет финансирование, лампы, и примерно пара месяцев свободного времени. Кое-какие наработки тут уже имеются, можно сделать более мощные телепередатчики, усилители, ретрансляторы сигнала… Ты же можешь размножить это оборудование?

– Да, но сначала сделай его. А там будем размножать. И… потом, слушай, это же клондайк. Если мы сможем организовать нечто подобное технически…

– Было бы что снимать, покажи телекамеры, которые можно сделать.

Я создал две камеры. Это была американская и советская – обе старинных, годов шестидесятых-семидесятых. Шесть на девять подошёл к ним – камеры были на штативах, и решил вскрыть корпуса. Вскрыл отвёрткой, я же в это время думал над его предложением. Вообще, власть телевизора в СССР была близка к абсолютной. И если за дело взяться с умом… Это будет круче всего, что мы когда-либо делали.

Можно утереть нос даже би-би-си, если вместо горлопанной пропаганды делать качественные материалы. Журналистику, настоящую, а не загадку дыры…

Потерев руки, я удивил Шесть На Девять:

– План принимается. Я уже перегорел к всяким машинам, меня сейчас интересует скорее нечто более культурное, слоное, творческое… телевидение – вполне подходит. Кино – это не моё. Хочу, чтобы сняли хорошее – но не моё, – я помахал рукой в воздухе, – дорогой наш Шесть На Девять, пора начинать.

– Что начинать?

– Проектирование телепередающей аппаратуры. И вот что, я создам ещё пару камер, которые видел – если ты разберёшься, как они работают, и сможешь подключить их к своим машинам – это будет охрененно. Сколько тебе понадобится денег? Не считая затрат на лампы и всё такое прочее.

– Тысячи три, не больше, – удивил меня Шесть На Девять, – золотом, чтобы можно было где надо и кому надо забашлять. Не более того. А что?

– Ничего. Деньги получишь, мы принимаемся за работу! – я торжественно воздел бокал с чаем, – я не буду стоять у тебя над душой, моё дело – это крупносерийное производство телеприёмников…

Загрузка...