Очерки и почерки

О член одной из редколлегий,

тебя пою,

Чтоб знали все твои коллеги

судьбу твою.

Давно ты сиднем сел в журнале,

который толст,

Хочу, чтоб все тебя узнали,

где кисть и холст?

Иль схватит лучше карандаш их,

твои черты?

Давно на «наших» и «не наших»

нас делишь ты.

Поэт поет на двойку с плюсом,

еще он хил,

А ты с ним носишься, как с флюсом:

Гомер! Эсхил!

Мигнул ты критику: хвали, мол,

на пять страниц!

На что нам в небе журавли, мол?

Даешь синиц!

И критик «свой» вознес поэта

до неба аж.

Воспел ты критика за это

во весь тираж.

И, щебеча друг другу гимны,

сверх всяких мер,

Явили миру вы взаимной

любви пример.

Рассказ приятель отчекрыжил, —

бросает в дрожь.

Ты сам, читая, еле выжил,

но тиснул все ж.

К другому был бы ты построже,

по части виз,

Но «Дружба качества дороже!» —

был твой девиз.

Зато, касаясь репутаций

«чужих» фигур,

Ты был сторонник ампутаций

и ранних урн.

Теперь свидетель я улыбки

твоей кривой.

Признал ты наскоро ошибки

в передовой.

«Своих» там нежно пощипал ты,

подбив итог,

Зато на прочих наклепал ты,

как только мог.

Ох, вижу я, не стал ты краше

в передовой.

Твои ошибки стали «наши»,

а ты все «свой».

Говорят, прославленные барды

На широком творческом пути

Заводили раньше бакенбарды.

Что бы мне такое завести?

Докажу я всем своей судьбою,

Что питомцу муз не нужен вуз,

Отращу над верхнею губою

Константино-симоновский ус.

Подпишу четыре некролога,

Сочиню три песни для кино.

И добьюсь желанного итога,

Знаменитым стану все равно.

А чтоб критик на меня не цыкал

И редактор обожал меня,

Совмещу я свой «Интимный цикл»

С темпами сегодняшнего дня.

Отражу запашку и прополку,

Плавкой-ковкой начиню строку,

И хоть полюблю не комсомолку,

В профсоюз подругу вовлеку.

Мне бы только подыскать бы тему,

Вот тогда бы я расправил грудь

И загнул такую бы поэму,

Что никто не смог бы разогнуть.

Вот тогда бы поняли все вдруг вы

То, что всем давно пора понять:

Я — поэт! Поэт с огромной буквы!

Лучший! Главный! На большой! На ять!

Чиж редактировал павлина:

— Тут пышно! Пестро здесь! Там длинно!

Убрать! Подрезать! Снять!! Ура!

Теперь — ни пуха, ни пера!

«Отредактирован» на славу,

Стал наш павлин похож на паву.

Глядит и стонет: — Кто ж теперь я?

Отдайте хвост… верните перья…

Зачем редактор порет дичь?

Такой вот чиж — прискорбен раж его:

Где надобно слегка подстричь,

Там он ощипывает заживо.

Критик Икс невзлюбил поэта,

Скажем, Зет.

И узнали мы все про это

Из газет.

А которые не узнали,

Те могли прочесть в журнале.

Что-то Икса, видно, задело,

Бедный Зет!

Бац! За дело и не за дело

Много лет.

Что ни делает Зет — всё втуне:

Икс громит его на трибуне.

От приятельских отношений,

Дружбой вытянутых решений

Пользы нет.

Но от этаких «подношений»,

Неприятельских поношений

Тоже вред.

Два романа я прочла

Про колхозные дела,

Три деревни, два села,

Хоть бы разница была.

Мой миленочек со всеми

К современной рвется теме.

Вспомнил юность, вспомнил детство,

Написал для «Лит. наследства».

Полюбила я поэта,

Не скажу ему про это,

Обольюсь слезами аж:

Очень мал его тираж.

Пьесу пишет юморист,—

Ты к нему не подступись.

Он волнуется, спешит,

А кто спешит, тот насмешит.

Я девчонка без претензий:

Или любишь, или нет.

Неужели без рецензий

Ты не можешь дать ответ?

Наш писатель, наш издатель

Издают немало книг,

Отчего же наш читатель

Издает порою крик?